– Благодарю, Майкл. Вечер был просто чудесный.

Опершись на протянутую ей Майклом руку, Сапфира вылезла из серого «пежо», остановившегося на небольшом дворе перед домом, где находилась ее квартира, найденная для нее агентом Тэйна.

Несмотря на кажущуюся банальность, сказанные ею слова были искренними. Поездка на автомобиле в Афины, беззаботная прогулка по магазинам, за которой последовал неспешный ужин на свежем воздухе в ресторане, помогли ей на время сбросить с себя груз невеселых мыслей, продолжавших тяготить ее с тех пор, как она возвратилась с Константиноса, и Сапфира была благодарна Майклу за то, что он предложил ей провести с ним несколько свободных дней.

Последние пять дней со времени ее возвращения, как это и было обусловлено решением суда, она не виделась с детьми. Все это мучительное для нее время, бессонными ночами, а особенно в тяжелые предрассветные часы, она пыталась убедить себя, что благополучие детей намного важнее ее эмоционального смятения.

– Мы должны встретиться снова. Сапфира, – небрежно обняв ее одной рукой за плечи, сказал брат Лорны, ведя ее через каменную арку во внутренний дворик. – Я бы предложил это гораздо раньше, но опасался кривотолков, ведь ты была все еще замужем.

Не говоря уже о нежелательном столкновении с Тэйном, если бы тот узнал об этом, с грустно подумала Сапфира, но успокоила себя, заявив вслух:

– Я все еще замужняя женщина, Майкл.

– Но это не одно и то же! – сердито воскликнул Майкл. – Ты не обязана считаться с его чувствами только потому, что эта свинья не хочет дать тебе полную свободу. И все из-за его ослиного упрямства! К тому же, что мешает тебе жить собственной жизнью? Он ведь не может отнять у тебя детей, ты же сама отказалась от них!

– Я вовсе не отказалась от них! – возмущенно возразила Сапфира. – Я лишь временно и по собственной воле отказалась от своих притязаний ради того, чтобы мои дети могли жить вместе в одном доме. Я уверена, что в любой момент смогу изменил" это решение, если у Тэйна не будет сомнений, что я в состоянии позаботиться о Виктории. По-твоему, это одно и то же? – спросила она, как бы ища у него поддержки. – Я смогу жить отдельно от них, зная, что таково мое решение, однако, если Тэйн посчитает, что у него есть основания изменить ситуацию в официальном порядке… для меня это будет просто неприемлемо!

– Сапфи, ты вся дрожишь, – мягко сказал он. – Прости, я не хотел тебя расстраивать, но все же я не могу понять, почему ты не попыталась доказать, что Тэйн как отец несостоятелен?

– Потому что, потому что предполагала, что как мать я автоматически получу право на опеку; в любом случае, я бы не смогла доказать его неверность, а если бы и смогла, не уверена, что это ему как-то повредило бы. Мне кажется, в этой стране мужчины считают, что не обязаны быть верными своим женам, а их измена служит лишь доказательством их жизненной силы!

Это было лишь частью правды. Сама мысль о том, чтобы публично выдвинуть обвинения против Тэйна, была ей отвратительна. Ведь он нико1да не утверждал, что Сапфира плохая мать, хотя ее поведение вскоре после рождения близнецов и после того, как она увидела его в объятиях Эбби, могло быть использовано другим человеком, более низким, как подтверждение нарушения ее психики. Проявленная им в этом отношении сдержанность склонила чашу весов, на которых кое-как удерживался их брак, в его сторону; к тому же в греческом правосудии он разбирался намного лучше ее…

– Догадываюсь, что в твоем представлении большинство мужчин чувствуют точно так же, – добродушно усмехнулся Майкл, прервав ее мысли. – Но я хочу заметить, что не вхожу в их число.

– Ты чудесный парень, Майкл, – похлопала она по обнявшей ее за плечи руке. – Странно, как это какая-нибудь прелестная гречанка еще не влюбилась в тебя.

– Никакой проблемы! – рассмеялся он. – Случается, какой-нибудь греческий клан принимает в свою семью невесту-иностранку, предполагая, что под влиянием мужа она усвоит культурны" традиции страны. Ты это знаешь не хуже, дорогая, лучше меня, но это абсолютно исключено в отношении иноземцев-мужчин, пытающихся умыкнуть их дочерей. К тому же, – мягко добавил он, слегка сжимая ее плечо, – на любовном рынке мне делать нечего, так как я уже нашел свою женщину.

– Прошу тебя, Майкл, не нужно об этом. Пожалуйста. – Сапфира вскинула на него испуганный взгляд и увидела, как серьезно его лицо; они остановились перед подъездом многоквартирного жилого дома. – Я не знаю, что бы я делала без тебя и Лорны, ведь вы для меня самые близкие друзья, и я… но я пока не готова к иным отношениям.

– Пока не готова, – произнес этот уверенный в себе, хорошо сложенный молодой человек лет под тридцать, которому многие девушки были бы счастливы отдать свое сердце. – По правде говоря, я надеялся, что теперь, когда у тебя есть своя квартира… – он замялся.

Сапфира с грустью покачала головой.

– Если бы я даже хотела, так сказать, сбросить постромки, это не так просто. Я не хочу, чтобы меня считали блудницей. – Ее нежные губы тронула кривая усмешка.

– Ну а если бы не дети? – настаивал он.

– Нет, это совсем не то, чего я хочу, поверь мне, Майкл. – Ей вдруг стало трудно дышать. – Честно говоря, мне кажется, лучше нам больше не встречаться наедине. – Она отвернулась, не в силах видеть выражение боли на его лице. – Я, пожалуй, пойду. Я чувствую себя ужасно уставшей.

Сапфира шагнула назад, но Майк неожиданно для нее быстро обхватил пальцами ее развеваемые ветром волосы и, притянув к себе голову Сапфиры, в гневном, отчаянном поцелуе приник к ее губам.

– К черту Таноса Ставролакеса! – выдохнул он, отпустив ее и чувствуя глубокое смятение от собственной выходки. – К черту его тиранические замашки! Ты ведешь себя так, будто он раскаленным железом поставил на тебе свое клеймо! Поступай как знаешь, Сапфи. По крайней мере я приму твое «нет» как должное. Только помни, если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти!

Она смотрела, как он, повернувшись и ссутулив плечи, направился к машине. Никогда еще Сапфира не видела его в такой ярости, да и вообще, разве она разбиралась в мужской психологии? С глубокой грустью она потрогала все еще болевшие от его грубого поцелуя губы. Изза своей глупости она даже не подозревала о глубине его чувства к ней, в чем он только что признался. Если отчаяние и гнев способны разбудить в нем дикого зверя, тогда она права в своем решении больше не видеться с ним. Так будет лучше для них обоих. Сапфира вздохнула. Тем не менее она умудрилась обеспечить еще один разрыв в ткани собственной жизни.

Вставив в дверь ключ, она повернула его и, толкнув дверь, оцепенела от страха, увидев треугольник неяркого света, идущего из наполовину открытой двери гостиной. Усилием воли отогнав панику, она подождала, пока перестанет бешено колотиться сердце. Все объяснялось легко: по-видимому, она просто забыла повернуть выключатель перед уходом. Теперь, когда ей приходится жить одной, следует держать в узде свое воображение.

Она решительно распахнула дверь и едва не вскрикнула, увидев знакомую высокую фигуру, шагнувшую ей навстречу.

– Где, черт побери, ты таскаешься до такого позднего часа? – услышала она уверенно-властный голос Тэйна.

– Гуляла, – с вызовом ответила Сапфира, стараясь справиться с шоком, вызванным его внезапным появлением. – А какого черта ты вломился сюда среди ночи?

– Вряд ли можно сказать, что я вломился, любовь моя, – ответил он с презрением, от которого ей стало не по себе. – Раз я оплачиваю квартиру, стало быть, у меня, как ты догадываешься, должен быть и ключ от нее, не так ли?

– Это вовсе не значит, что ты можешь являться сюда без приглашения! – Ее охватила нервная дрожь. Он был в ярости, и у Сапфиры не было никаких шансов выиграть в могущем возникнуть между ними споре, и все же какойто дьявол внутри так и подталкивал ее к ссоре. – Зачем ты пришел сюда, Тэйн? – гневно выпалила она.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, в то время как в глазах читалось предостережение.

– Чтобы забрать тебя назад, на виллу Андромеда.

– Что? Ты это всерьез?

Его высокая фигура вдруг стала терять четкость очертаний и воображение и явь слились воедино. В какой-то момент ей показалось, что он пришел, чтобы вновь признать ее своей женой, своей любимой, женщиной, без которой он не мыслит своей жизни… Затем мираж рассеялся, и по его грозному лицу Сапфира поняла, что все обстоит несколько иначе.

– К моему большому сожалению, да, – горько усмехнулся он. – Поверь мне, я прошу тебя об этом не ради себя. Для меня последние пять дней оказались самыми спокойными за все время, что ты в Греции.

Его презрение было подобно пощечине, но Сапфира держалась достойно, ничем не выдав своих чувств под жестоким взглядом Тэйна.

– Тогда почему же ты хочешь нарушить свой покой?

– Со Стефаносом произошел несчастный случай.

Позднее она спрашивала себя, не было ли его жестокое заявление задумано как наказание для нее? Если так, то он должен быть очень доволен результатом, подобным разорвавшейся бомбе.

– Боже мой! Что произошло? Где он? – В отчаянии она схватила его за руку, чуть повыше локтя, не замечая всей иронии того, что повторяет типичный для Тэйна жест. Из-за волнения она перестала контролировать себя и, вцепившись в его руку, попыталась добиться от него ответа. – Он жив?

– Разумеется, жив. Он даже не слишком сильно ушибся. – Холодноватая сдержанность его ответа не сразу успокоила Сапфиру, так как ей пришлось бороться с накатившей на нее головокружительной слабостью. – Пару дней назад я распорядился установить в саду качели, – мрачно продолжал он. – Мне казалось, это както развлечет их. Вместо того чтобы, как им было велено, закрепить ремни, наш сын попробовал покачаться стоя, а Спиридоула в это время занималась Викторией. Ну и, как и следовало ожидать, он свалился с качелей на землю.

– У него нет сотрясения мозга? Он ничего себе не сломал? – разволновалась Сапфира, схватившись за Тэйна, чтобы не упасть.

– Перестань, Сапфи! – Впервые она уловила нотку сочувствия в низком голосе Тэйна. Он осторожно снял с себя ее руки и сжал их в своих сильных ладонях. – Успокойся и выслушай меня. Его намного больше испугало и расстроило то, что я могу наказать его за непослушание. Естественно, я отвез его в больницу, чтобы сделать рентгеновский снимок. Ничего такого, что не могло бы восстановиться за несколько дней само по себе, с ним не произошло, если не считать…

– Если не считать чего? – в глубокой тревоге спросила она.

Тэйн пожал плечами.

– Если не считать того, что он хочет видеть свою мать. Он знает, что не может видеться с тобой каждый день, но отказывается понимать, почему ты не приходишь к нему, когда с ним приключилось несчастье. Он думает, что его наказали за какой-то проступок, и постоянно твердит, что очень жалеет об этом, и спрашивает, когда ты его простишь.

– Я еду немедленно. – По ее лицу текли слезы. Смахнув их тыльной стороной руки. Сапфира позволила Тэйну проводить ее вниз и усадить в машину. Странно, что она не заметила ее знакомых очертаний, стоя несколько минут назад во дворе дома. Хотя в тот момент она была занята тем, как повежливее отвергнуть домогания Майкла.

Она позволила Тэйну усадить себя на переднее сиденье, рядом с водительским местом, и вспомнила гневные филиппики Майкла против тирании ее мужа. В этом с ним нельзя не согласиться, с холодной отрешенностью подумала Сапфира. Ее мозг терзала тревога за сына. Только где-то в отдельных уголках ее сознания настойчиво звучали мотивы из прошлого: Тэйн, властелин, повелитель, хозяин…

Несколькими минутами позже, не успел Тэйн повернуть ключ в замке, как Спиридоула распахнула передние двери.

– Он сейчас спит. Оба они спят. – Ее широкая улыбка была адресована Сапфире. – Теперь, когда вы здесь, с ним будет все хорошо, вот увидите!

– Я должна подняться и увидеть его. – Не обращая внимания на добродушное ворчание Тэйна и одобрительный кивок Спиридоулы, Сапфира устремилась наверх, перепрыгивая через две ступеньки, полная невыразимой тревоги и холодной решимости во что бы то ни стало увидеть сына, обеспокоенная, несмотря на заверения Тэйна, тем, что ее ожидает в детской.

Оба малыша мирно спали в своих кроватках, разделенных столом, на котором тускло светила ночная лампа.

– О мой Стефанос, мой дорогой малыш! – пробормотала она, опускаясь на колени рядом с мальчиком и ощупывая кончиками пальцев его прохладный лобик, как бы пытаясь своими прикосновениями к его нежной коже успокоить его и в то же время не разбудить. – Мамочка с тобой, мой родной.

Она осторожно приподняла простыню и, увидев на нем легкую хлопчатобумажную пижамку, с волнением стала разглядывать ничем не прикрытую часть тельца, пытаясь увидеть какую-нибудь ссадину, синяк или ушиб, но не нашла ничего. Она колебалась, ей хотелось, как бы это ни было эгоистично, разбудить его, почувствовать, как его ручки обвиваются вокруг ее шеи, и она все время убеждала себя, что ничего страшного с ним не произошло.

– Оставь его, Сапфи. Пусть он спит, – услышала она тихий, но решительный голос и, резко обернувшись, почувствовала устремленный на нее отстраненный взгляд Тэйна, будто она была здесь непрошеным и чужим человеком. Сердце у нее сжалось от боли. Он вовсе не желал ее присутствия в доме. Если бы Стефанос заснул чуть раньше, она так бы ничего и не узнала.

– Пожалуй, ты прав. – Было невероятно трудно подавить в себе материнский инстинкт, но в то же время бессмысленно тревожить ребенка, когда он наконец успокоился. Вздохнув, Сапфира вновь укрыла малыша простыней и, наклонившись, прикоснулась губами к его мягкой щечке. После этого она подошла к другой кроватке и поцеловала Викторию.

Она с трудом поднялась, чувствуя во всем теле слабость и усталость от пережитого шока, и, подняв глаза, увидела устремленный на нее твердый и оценивающий взгляд Тэйна.

– Ну что, оказалось, мое присутствие вовсе не так уж обязательно! – с наигранной веселостью сказала Сапфира, но, к своему ужасу, она почувствовала, как глаза ее наполнились влагой и по щекам покатились две безжалостные, непрошеные слезы. Ей стоило усилий сделать вид, что ничего не произошло. – Я позвоню тебе утром, чтобы узнать, как он себя чувствует, если ты не возражаешь. – Сапфира не стала дожидаться ответа, зная, что Тэйн не будет возражать. – А сейчас я была бы тебе более чем благодарна, если бы ты вызвал для меня такси.

– Насколько более… Сапфи? – спокойно, без всякого выражения на лице спросил ее Тэйн. – Достаточно для того, чтобы попрощаться со мной столь же страстно, как со своим провожатым сегодня вечером?

– Ты шпионил за нами! – с негодованием воскликнула Сапфира, чувствуя, как кровь прихлынула к ее лицу.

– Тише! – Тэйн вывел ее из детской и закрыл за ними дверь. – Дети достаточно наслышались наших ссор, им хватит на всю жизнь. Ради всего святого, дай им спокойно поспать. – Он мягко подтолкнул ее к лестнице. – Мы закончим наш разговор внизу, если ты этого хочешь.

– Нет-нет, я просто хочу вернуться к себе, – запротестовала она, очутившись внизу и не в силах противостоять Тэйну, твердой рукой направившему ее в гостиную.

– Если ты предпочитаешь миловаться со своим ухажером под хорошо освещенной аркой, то должна знать, что рискуешь быть замеченной, – сказал он с холодной и презрительной усмешкой на губах. – Твое счастье, что ты не пригласила его к себе на ночь.

– Об этом не могло быть и речи, – ледяным тоном отрезала она. – Но если уж ты так печешься о моей морали, то могу порадовать тебя, сообщив, что больше не буду встречаться с ним.

– Прекрасно, – спокойно ответил Тэйн. – Хотя почему ты думаешь, что я поверю этому, в то время как ты не устаешь обвинять меня, без всякой причины и несмотря на мои многократные отрицания, в неверности, убей Бог, не знаю! Надеюсь все же, что ты говоришь мне правду, Сапфи, так как я хотел бы знать еще кое-что. Какие у тебя соображения насчет Стефаноса?

– Что ты имеешь в виду? – с недоумением уставилась на него она.

– Я имею в виду, когда он проснется утром и станет плакать, увидев, что тебя нет рядом, – нетерпеливо бросил он.

– Все будет хорошо. Ты же сам сказал: ничего серьезного у него нет!

– Я не говорю о его физическом состоянии. Меня тревожит то, что эмоционально он разрывается на части! Ради всего святого, как ты можешь быть настолько слепой? До последнего времени, в течение девяти месяцев, ты навещала детей каждый день. Им трудно понять твое отсутствие, как бы ты им это ни объясняла. Theos mou! – взорвался Тэйн, не слыша ее немедленного ответа. – Самое меньшее, что ты можешь сделать, – это остаться здесь на ночь и быть радом, когда малыш утром позовет тебя.

– Я не могу! – с трудом выдавила из себя Сапфира. Продолжать эти мучения было бы слишком жестоко как для нее, так и для детей.

– Но почему же, Сапфира? Почему? – с агрессивной настойчивостью требовал он. – Есть какая-то причина или тебе просто доставляет удовольствие делать все наперекор мне?

– Это нечестно! – бросилась она на свою защиту. – Я тоже могу спросить тебя, доставляет ли тебе удовольствие унижать меня?

– Унижать тебя? – он вскинул брови, разыгрывая изумление. – Когда же я унижал тебя, Сапфира?

– Все это время! – возмутилась она. – С того самого момента, как я вошла в этот дом, ты все время помыкал мной, как если бы… если бы…

– Как если бы я любил тебя и хотел, чтобы ты освоилась в этом новом и незнакомом для тебя окружении с наименьшими трудностями? – тихо продолжил он, глядя на ее непокорное лицо сквозь полуопущенные веки.

– Нет! – в отчаянии выкрикнула она, пытаясь объяснить ему свои тогдашние чувства. – Как если бы я была строптивым ребенком, нуждающимся в строгой дисциплине!

– В самом деле? – напустил он на себя озадаченный вид. – Должен признать, что не могу припомнить ничего подобного.

– Ты помнишь тот день, когда мы все утро собирали полевые цветы и, когда я нечаянно опрокинула корзину, ты настоял, чтобы я ползала по полу, подбирая каждый цветок, и клала их опять в корзину?

– Первого мая, через год после нашей женитьбы?

Сапфира кивнула, и Тэйн нахмурился, как бы силясь припомнить тот случай.

– Мы собрали большую корзину. Я помню, какой это был чудесный день, и я хотела после завтрака спуститься с тобой на берег…

– А я сказал тебе, что у меня нет времени и я должен поработать над очень важной программой. – По его веселому и ироничному взгляду Сапфира поняла, что его забывчивость – не что иное, как поза. Внезапно она почувствовала пробежавший у нее по спине холодок – запоздалое предупреждение, что она была неосторожна, вспомнив именно этот инцидент. Если он помнил все с такой же ясностью, как она…

В тот раз она была раздражена и злилась на него, потому что хотела полностью насладиться чудесным весенним днем. Безумно любя Тэйна, она не желала делить его ни и кем и ни с чем, тем более с бездушным компьютером. Теперь-то она понимала, что была тогда эгоистичным и испорченным ребенком. Почувствовав себя обделенной его вниманием, она фыркнула и с гордым видом прошествовала по комнате, задев своей широкой юбкой корзину с дикими хризантемами и рассыпав цветы по всему отполированному деревянному полу.

Сапфира уже подошла к двери, когда Тэйн окликнул ее и потребовал, чтобы она собрала цветы и поставила их в воду.

– С какой стати? – разозлилась она. – Это всего лишь сорняки. Пусть Эфеми подберет их и выбросит. В конце концов, мы за это ей платим!

Она помнила холодную отповедь Тэйна так ясно, как будто это было вчера.

– Мы платим ей за уход по дому, а не за то, чтобы она убирала за тобой после твоих детских выходок, Сапфи. А теперь возьми и подбери их.

Она смотрела на него, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, и испытывая целый вихрь самых разнообразных эмоций. С одной стороны, ей хотелось взбунтоваться и выйти, гневно хлопнув дверью. Интересно, как бы он себя повел? С другой, она понимала, что есть пределы, которые она не может переступить, не рискуя разрушить их общее счастье. И все же полная сдача на милость его не терпящей возражения воли была бы невыносимой для ее гордого нрава!

В конце концов она нашла компромиссный вариант. Одарив его улыбкой, полной невинного очарования, она опустилась на колени и с милым усердием стала подбирать цветы. Пусть он заставил ее склониться перед ним, став на колени, но в конце концов она заставит его сделать то же самое и выйдет из их поединка победительницей! Она не спеша собирала цветы, тихо напевая себе под нос и ощущая на своей склоненной голове его пристальный взгляд, замечая тоскующие по работе, а сейчас лениво лежащие на бедрах пальцы его сильных рук, чувствуя, как ее длинные светлые волосы касаются пола, а груди, упругие и полные, распирают низкое декольте ее ситцевого платья.

– Ты все сделала тогда, как я просил. Ты собрала все цветы. – Он думал о том же, о чем и она, прошлое в его воображении было таким же четким, как и у нее. И стоило ей заметить огонек, осветивший его прекрасные глаза, и улыбку, чуть тронувшую уголки рта, чтобы понять, что он мысленно видит перед собой сцену, разыгравшуюся между ними тем знойным весенним полуднем. В конце концов ей пришлось разрушить магию общих воспоминаний и вернуться к печальной действительности их теперешнего положения.

– Это было так давно… – начала она, но вынужден" была туг же прервать себя, почувствовав такую сухость в горле, что ей стало трудно говорить.

– Уже четыре года, – согласился с ней он. – Ты уже носила под сердцем моих детей, но мы не знали, – мягко сказал он глуховатым от переполнявших его чувств голосом. – И ты склонилась передо мной на коленях и подняла свои прелестные глаза…

– Тэйн, прошу тебя! – Она не хотела, чтобы он продолжал, чтобы описывал, что произошло потом, так как все это было уже в прошлом, волшебный сон, рассеявшийся как дым в свете суровой реальности.

– И ты сказала мне, что тебе очень жаль, что ты не хотела мешать моей работе… – он заметил, как легкая краска на ее лице сменяется ярко-пунцовым цветом, -… а потом твоя рука скользнула по моему бедру туда, и ты положила свою прекрасную голову мне на колени…

С расширившимися от глубокого смущения глазами, чувствуя, как дрожат ее руки, она запахнула на себе края кофты. Ее тело откликнулось на его слова так же, как когда-то оно откликалось на призыв его тела: оно стало наполняться теплом, болезненным томлением и излучать потоки любви, которые, как она считала, иссякли навсегда.

– Во всем этом нет никакого смысла! – в отчаянии вырвалось у нее.

– Я думаю, ты не права, – с издевкой усмехнулся он. – Я хотел бы убедиться, что ты помнишь, чем это все закончилось.

Как будто она когда-нибудь могла это забыть.

Она тогда победила, в чем никогда не сомневалась, только потому, что Тэйн был не в силах сопротивляться ей в те головокружительные, те первые дни их счастья. Повинуясь ее молчаливому приглашению, он повалил ее на пол, и вслед за нею повалился сам, прижав ее к жесткой, оливкового цвета поверхности всем весом своего великолепного сильного тела. И вновь цветы разлетелись по полу, падая ей на лицо и на тело, обнаженное там, где Тэйн успел расстегнуть пуговицы на платье.

Она протестующе закричала, почувствовав терзавшие ее спину жесткие половицы, а он лишь рассмеялся торжествующим и радостным смехом мужчины, наслаждающегося собственной силой и уверенностью в неминуемом утолении своей страсти. Рывком подняв ее с пола, он на руках понес ее к заветной двери их спальни. Уже на пороге она не преминула подчеркнуть свою победу, сладко промурлыкав, прижавшись к любимому лицу: «Как же насчет цветов?» Ее триумф стал полным, когда он громко заявил в ответ: «Пусть Эфими сама подберет их, мы за это ей платим!»

В тот день он больше не садился за компьютер. Уже потом, позднее, она нашла у себя на груди маленькую раздавленную хризантему, пахнущую ее духами и напитанную ласками Тэйна, и осторожно вложила цветок между страниц Библии, в Книгу Деяний, ту самую книгу, которая первой поведала историю ее тезки Сапфиры.

– Я помню, – наконец сказала она, стараясь говорить бесстрастным, лишенным всякого выражения голосом, прилагая отчаянные усилия, чтобы не провести языком по сухим от волнения губам под пристальным взглядом Тэйна. – Я также помню, что случилось с цветами. Эфими поставила их в воду, и позже вечером я сплела из них венок и украсила им парадную дверь, чтобы таким образом благословить на счастье наш дом и нашу семью в новом году. – Несмотря на все самообладание, было заметно, как дрогнул у нее голос. – Он должен был засохнуть и сохраняться в таком виде еще долгое время… вместо этого через пару недель венок распался на части, и ветер унес с собой его остатки.

Это оказалось предсказанием их будущего, но тогда Сапфира в своей слепоте не придала этому значения.

– Сядь, Сапфи, – спокойно сказал Тэйн, указывая на стул. – В этой ситуации есть один выход, который мы должны рассмотреть.

Сапфира послушно села, не столько из-за боязни не подчиниться его уверенной и властной силе, сколько из-за того, что ноги отказывались ее слушаться, и стала с тревогой наблюдать, как Тэйн с озабоченным видом вышагивает по комнате, пока наконец он не остановился прямо перед ней.

– Я решил отказаться от твоей квартиры, чтобы ты смогла вернуться на виллу Андромеда и пожить здесь несколько месяцев.

– Это просто смешно! – Совершенно сбитая с толку, Сапфира впилась взглядом в его лицо, стараясь уловить хоть какую-то логику в его абсурдном заявлении. – После этого все будет выглядеть нелепым фарсом…

– Разве это не то, что ты и так уже сделала? – с горечью спросил он.

От прозвучавшего в его словах обвинения ей стало не по себе, но в них, призналась она, была настоящая правда.

– Но ведь… – машинально начала она, понимая лишь то, что каждый раз, когда она будет смотреть ему в лицо, ей все трудней будет залечивать свои сердечные раны.

– Для начала выслушай меня! – оборвал ее Тэйн, сердито глядя на нее с высоты своего роста, воинственно скрестив руки на широкой груди и весь подавшись вперед, в любую минуту готовый к атаке и все же полностью владеющий собой. – Мой план состоит в следующем: мы поделим виллу так же, как это было с домом на Константиносе. В твоем распоряжении будет большая спальня, а я буду спать на кушетке в своем кабинете. Днем, когда я нахожусь на работе, ты будешь полновластной хозяйкой в доме. По вечерам ты сможешь уединяться в своей комнате. Согласись, она достаточно велика, чтобы одновременно служить неплохой гостиной.