На следующее утро после памятного разговора с Лейном Гровеном последний отбыл из Драмланрига, удовлетворившись устным обещанием новоиспечённого герцога Беркли обратиться за помощью к всемогущему Ордену Вопрошающих, когда в том придёт нужда. И Эдмунд, да и, похоже, сам Ллевеллин тайком вздохнули с облегчением, когда тёмно-фиолетовая ряса последний раз мелькнула за огромными двустворчатыми дверями Большой залы. Что и говорить — сам облик вопрошающего, несмотря его на тихий голос, разумные слова и понимающие взгляды, вселял какую-то непонятную тревогу, а во всём, что говорил епископ, невольно подозревался некий тайный смысл.

Зала сразу стала пустой. В буквальном смысле она была почти пустой и до этого: три человека в огромном помещении в сотню футов длиной и полсотни шириной, с высокими каменными колоннами, капители которых терялись во мраке, роскошными шпалерами и стенами, увешанными церемониальными доспехами и оружием. В креслах возле колоссальных размеров камина пять минут назад здесь сидели сам герцог, Эд и епископ Гровен, но последний как будто заполонял собой всё пространство. Другие звуки в его присутствии замолкали, а всё внимание обращалось только на рослого монаха в тёмных одеждах. Гровен ушёл, и в зале сразу стало тихо и пустынно.

— Эм-м… — пробормотал герцог, обращаясь к Эдмунду, — непонятный человек… как и все они. В целом я представляю, что именно он мог наговорить тебе вчера, но я бы… да, я бы не советовал принимать за чистую монету всё, что ты услышал от этого господина. Хотя придраться мне не к чему: его доказательства безупречны, а побуждения благородны. С другой стороны, говорят, что проще подружиться с тенью, чем понять, о чём в действительности думает Вопрощающий.

Эдмунд задумчиво кивнул. Что ж, оказывается, не только у него, даже принимая во внимание его полную неопытность во всех этих делах, сложилось такое представление. От Гровена веяло затаившейся опасностью. Несмотря на его складные речи, юноша и сейчас не мог бы с уверенностью утверждать, что епископ со всеми его «благородными побуждениями» — его друг.

Вскоре к ним присоединился и Лотар, с интересом выслушавший как рассказ Эдмунда, так и предположения своего деда по этому поводу. Видно было, что герцог Ллевеллин души не чает в своём внуке, а тот отвечает ему уважением и почтительной любовью; оба они вели разговор почти на равных, с вниманием друг друга выслушивая и обмениваясь соображениями, несмотря на солидную разницу в возрасте. Герцог, суровый сухопарый старик с благородной внешностью, отличался немногословием и замкнутостью, но сейчас лёгкая улыбка нередко озаряла его лицо, а разговор с Лотаром более напоминал общение с ещё молодым, но уже уважаемым другом. В душе у Эдмунда даже шевельнулось какое-то неведомое ему прежде чувство: это то, мелькнуло сожаление, чего у него никогда не было и, по всей видимости, уже никогда не будет. Ни деда, ни отца, ни матери. Только сестра.

Эта мысль вернула юношу на землю: да, у него есть дела, которые сейчас имеют для него куда более важное значение, чем все Роберты Даннидиры вместе взятые. Только тогда, когда Алиенора будет в безопасности — щемящее воспоминание о Бланке он старался задвинуть куда-то вглубь, хотя это плохо получалось, — только тогда он даст себе труд подумать обо всех тех отвлечённых делах, про которые толковал епископ.

О том, где находится Бланка, он уже знал: один из шпионов герцога Ллевеллина донёс, что при дворе в Лонхенбурге объявилась некая леди Оргин, которая, судя по неподтверждённым слухам, ходатайствует о графине Хартворд, и приехала она в столицу в сопровождении какого-то молодого человека. Слава богам, думал Эдмунд, его возлюбленная хотя бы в безопасности, а тот молодой человек — наверняка Томас. Уж он-то в обиду её точно не даст. Юноша хотел поначалу отправить ей весточку о себе, о том, что он жив, но по здравому размышлению отказался от этой мысли: при королевском дворе факт знакомства с Эдмундом Беркли почти наверняка стал бы опасен для любого человека, и уж совершенно точно не смог бы помочь в заступничестве за Алиенору. Он тяжко вздохнул: увы, как бы этого не хотелось, пока всё же лучше оставить её в неведении.

— За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! — внезапно произнёс Ллевеллин, подняв вверх бокал с вином; на его пальцах сверкнули многочисленные перстни.

— За Эдмунда Даннидира, герцога Беркли! — улыбаясь, повторил за ним Лотар. — Несмотря ни на что, я рад за тебя, дружище…

Эдмунд только развёл руками.

— Дедушка… — Лотар поднялся с кресла. — Надеюсь, вы поймёте мои слова и мои побуждения… Я знаю своего брата меньше месяца, но этого достаточно. Эдмунд, — он торжественно повернулся в сторону последнего, — я предлагаю тебе не только уверения в моей дружбе, но и моё обещание… сделать всё для того, чтобы на твоей голове засияла своими каменьями корона Корнваллиса.

— Я… — несколько ошарашённо протянул Эдмунд, но от необходимости продолжать его избавил успокаивающий жест старика.

— Нет нужды что-либо говорить, — произнёс Ллевеллин. — Эдмунд, прими это как должное, хотя, как я понимаю, тебе сейчас трудновато это делать. В своей жизни каждый из нас должен сделать какой-то выбор, и я не могу сказать, что выбор моего внука неправильный. Граф Рутвен, да упокоит Телар его душу, был прекрасным человеком. Благородным воином, честным и преданным другом. А сам ты, слава богам, избавил меня от беспокойств относительно качеств его сына. Я поддержу решение Лотара.

Мысли вихрем закрутились в голове у Эдмунда. Похоже, решение действительно уже принято. Без него. В этом Гровен оказался прав — у него есть предназначение, которое мало зависит от его личных желаний. Молодой человек растерялся. Он что-то должен сказать в ответ?! Что-то торжественное?

В дверь громко постучали, и он облегчённо посмотрел в ту сторону. В то же мгновение высокие створки распахнулись и в залу стремительно вошла знакомая щуплая фигура в красной хламиде до пят. Миртен.

Вслед за лекарем чуть не в припрыжку бежал Гуго, огрызаясь на стражников, не желавших, судя по всему, пускать незнакомого им парня в простой одежде.

— Мастер Миртен! Гуго! — радостно произнёс Эдмунд.

— Джош! — улыбаясь во весь рот, вскрикнул Гуго, но тут же осёкся, мельком глянув на застывшие фигуры Пемброка Ллевеллина и Лотара, — то есть Эдмунд…

Гуго окончательно смешался.

— … то есть ваша светлость…

— Дурень… — фыркнул в его сторону Миртен. — Я же объяснял тебе: ваше высочество.

— Ох, — сокрушённо покачал головой юноша. Впрочем, было заметно, что Гуго не особенно сильно переживает по поводу своей ошибки. Наказание, может, и будет — говорила его физиономия, — но очевидно, не такое, которого следовало бы ожидать в обычной ситуации.

Маг Огня тем временем приблизился к собравшимся.

— Похоже, я вовремя, — улыбнувшись, сказал он. — Эдмунд, это правда… Ты — герцог. Первый среди эорлинов Корнваллиса.

В тот же день, чуть позже, Лотар высказал идею о том, что, может, Гуго стоит произвести в рыцари? Потому как дружеские отношения между бароном королевства и немытым парнем из прислуги — ну, «немытым» — это образно, пояснил он, — слишком уж бросаются в глаза всем окружающим. Гуго, когда Эд сказал ему об этом, чуть не поперхнулся.

— Уж увольте, — пробормотал он, откашлявшись, — извини, конечно, но твоя герцогская крыша немного протекает… Я уже всё понял про тебя: ты действительно сын своего отца, сиятельный граф и всё такое. Или герцог? — я, право слово, уже запутался… Но я-то? Как ты себе это представляешь? Лорд Гуго? Чушь. Знаешь ли, у меня и фамилии даже нет. Гербер рассказывал, что меня на улице подобрали, завернутого в тряпки.

К Гуго, однако, невозможно было относиться серьёзно. Спустя всего пару минут он, хохоча над своими мыслями, дёрнул своего друга за рукав.

— Хотя нет, знаешь ли… — давясь от смеха, пробурчал он, — давай, я согласен. Сделаю предложение леди Айрис Гленгорм. Очень даже ничего цыпочка. Представляю, какие глаза будут у его высочества герцога Ллевеллина…

Эдмунд ещё раз мысленно усмехнулся. Делать нечего, но Гуго, по всей видимости, никогда не научится должному почтению к власть предержащим. Пока не поймёт это на собственной шкуре. На самого Эдмунда лекции Ирмио на эту тему, прочитанные в то время, пока он больной лежал в постели, произвели несколько тяжёлое впечатление.

Сама манера Ирмио говорить сильно отличалась от Миртеновской. Если маг Огня был человеком решительным и импульсивным, склонным к принятию быстрых решений, то его собрат больше напоминал каменную скалу: спокойный и рассудительный, с медленной и исключительно правильно поставленной речью. Ростом на полголовы ниже Эдмунда, с непроницаемым выражением лица, совершенно неопределённого возраста, как, впрочем, и Миртен — внешне магу Воды вполне можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет, но кожа его оставалась гладкой и молодой — такой, какая бывает у семнадцатилетних юношей. Вместе с тем Эдмунд, слушая рассказы и поучения Ирмио, иногда с удивлением подмечал в них некоторые оговорки — как будто лекарь, уже будучи во цвете лет, лично знал некоторых людей, давно умерших от старости. И если с Миртеном можно было хотя бы иногда поспорить — тот отличался живостью ума и суждений, то перед Ирмио юноша непроизвольно вытягивался в струнку: маг говорил плавно и тоном, не допускавшим возражений; каждое его слово ложилось в голову Эдмунда, как очередной кирпич в каменную кладку.

Эорлин Корнваллиса — почти бог, говорил Ирмио. Бог на земле.

Эорлин Корнваллиса не может быть судим ни за какое преступление, кроме измены королю и своим собратьям, да и то — судить его могут только эорлины. Если пожелают, но это происходит чрезвычайно редко. Эорлин может безнаказанно убить любого человека, кроме равного ему эорлина. Эорлин не может быть приведён к присяге, ибо то, что говорит эорлин, изначально является истиной. Если эорлин говорит, что солнце зелёного цвета — значит, зелёного, а с глазами плохо у тебя, а не у него. Эорлин может отказаться от подчинения королю, если сочтёт, что король поступил неправильно. В каждом эорлине течёт кровь древних богов, отцов народов и основателей королевства, хранителей равновесия и защитников устоев, и именно поэтому любое преступление против эорлина — это ещё и преступление против основ государства. А является ли какое-то действие преступлением или нет — это может решать только сам эорлин.

Всё это Эдмунд зазубрил, как урок, однако ощущения того, что сказанное имеет к нему непосредственное отношение, у него не появилось. Наверное, подумал он тогда, ещё появится, когда я перестану есть из чужой миски и ночевать в чужих домах. И, наверное, появится наверняка, когда он найдёт Бремя Власти. Бремя.

Речь об этой штуковине зашла случайно, когда после отъезда Гровена, расспрашивая Миртена и Гуго о новостях, он внезапно вспомнил про странную карту, найденную в доме Финна — в том же небольшом ларце, в котором хранилось письмо лекаря, рассказывавшее о событиях двадцатилетней давности. Миртен отрицательно покачал головой — он не знал, о чём речь.

Эд быстро сбегал в свои комнаты, чтобы показать собравшимся этот клочок пергамента, который он с того времени всегда носил с собой. Тогда он поместил карту в миниатюрный берестяной футляр и повесил на шею — увы, это не помогло сберечь ценную вещицу. Широкий наконечник копья, войдя в грудь Эдмунда, порвал и смял карту, залив её кровью. Хорошо ещё, Ирмио не выкинул футляр после того, как находившегося в беспамятстве молодого человека доставили в Драмланриг. Он просто небрежно швырнул пергамент на стол вместе с другими мелочами, которые нашлись в карманах, впоследствии поинтересовавшись только происхождением большого кольца с зелёным камнем — того самого, что Эд получил в подарок от Урк’шахха.

Когда Эд пришёл в себя, пергамент восстановили — настолько, насколько это оказалось возможным. Увы, кровь и вода сделали своё дело, а оторвавшаяся часть карты, по всей видимости, осталась валяться в траве возле замка Грейнсторм, но, тем не менее, большую часть надписей из сохранившихся всё же можно было разобрать.

Пергамент бережно расселили на столе в герцогском кабинете, осветив двумя свечами в тяжёлых бронзовых канделябрах. Ни герцог Ллевеллин, ни, понятное дело, Лотар ничего не смогли сказать об изображённых на карте землях, но Миртен с Ирмио, переглянувшись, согласно покачали головами. Эдмунд однозначно прав, заявили они. Это — карта той части Корнваллиса, что двести лет назад оказалась за Стеной. Карта редкая и, вполне возможно, существующая сейчас только в одном экземпляре, и оба мага, по их признанию, видели её впервые.

— У вас наверняка найдётся «История правления каменного короля Мередидда Уриена», — полуутвердительно спросил Миртен, обращаясь то ли к герцогу, то ли к Ирмио.

Маг Воды кивнул. Спустя четверть часа двое слуг принесли требуемый фолиант, осторожно положив огромную книгу на стол. Миртен, несколько минут полистав толстый том, ткнул пальцем в одну из страниц.

— Вот, — удовлетворённо произнёс он, оглядев собравшихся, — память, слава богам, не подвела. Это единственное место, где об этом говорится. Мередидд Уриен, собиратель королевства и первый из монархов Корнваллиса, до того, как он стал таковым, носил титул герцога Эервена. А теперь посмотрите сюда.

Лекарь осторожно указал пальцем на еле видную на побуревшей от крови поверхности пергамента надпись: «герцогство Эервен».

— Дабы ничего не напоминало о тех временах, когда королевство было раздроблено и, чтобы подтвердить своё исключительное право и право своего рода на корону, — продолжил Миртен, — Мередидд после восшествия на трон намеренно отказался от всех своих прежних титулов, оставив только один — «король Корнваллиса». А после того, как эти земли оказались потеряны для людей, многие названия, и в том числе «Эервен», и вовсе забыли.

— Откуда Финн Делвин взял эту карту? И зачем положил вместе с вашим письмом в один ларец? — изумился Эдмунд.

— Откуда взял? — Маг Огня пожал плечами. — Право, не знаю. У торговцев широкие связи. Купил, выменял у кого-нибудь. Но вот зачем он положил её в ларец…

Вдруг голос Миртена осёкся. Он поднял голову, встретившись взглядом с Ирмио. Тот медленно кивнул в ответ.

— Бремя Власти, — одновременно выдохнули оба мага.

— Что это?

— Бремя Власти — это древний артефакт, коснуться которого может только истинный монарх Корнваллиса.

— Про это я слышал, — усмехнулся Эд, — все слышали про Бремя. Но что это такое?

Переглянувшись, оба мага уселись в свои кресла и, как по команде, развели руками.

— Этого не знает никто, — сказал Ирмио, — ну, или почти никто. Сведения о Бремени, которые можно почерпнуть из манускриптов, я бы сказал, несколько… неопределённы. Древние авторы писали о том, что якобы именно с его помощью король Мередидд победил всех своих врагов. Но как именно — это совершенно непонятно. Кто-то говорит, что некая сила встала на его сторону и, воспользовавшись ею, король сокрушил противников, другие пишут, что узрев могущество этого артефакта, враги пали ниц и признали верховенство и превосходство Уриена. Но, кроме этих размытых фраз, конкретно ничего не говорится. Может, это какой-то невиданной мощи меч, или какой-то магический скипетр.

— Наверное, — добавил Миртен, — некогда существовали книги, а может, и до сих пор существуют, в которых о действии Бремени говорилось более понятно, но я этих книг не встречал. Со времён Мередидда Бремя Власти передаётся в королевском семействе от отца к наследнику. Никому, кроме них, даже не удавалось увидеть этот артефакт. Удивительно, что о такой замечательной вещи не сохранилось более внятных упоминаний. Что это, как выглядит, откуда взял её король Мередидд и где она хранится — об этом нет ничего ни в одной книге.

— Именно, — задумчиво добавил Ирмио, — а когда я раз за разом как будто наталкивался на каменную стену, пытаясь добыть хотя бы крохи сведений об этом артефакте, у меня даже появлялась мысль о том, что все знания о нём намеренно уничтожили. Или спрятали от людских глаз…

— Значит, — задумчиво произнёс Эдмунд, — никто, кроме истинного короля, не может коснуться Бремени? Любой другой человек, дотронувшись до него, умрёт?

— Так говорят.

— Я не понимаю. — Молодой человек оглядел собравшихся. — Бремя Власти в настоящее время у Роберта III? Значит, он истинный король? Так к чему все эти разговоры о правах семьи Беркли?

Герцог Ллевеллин тяжко вздохнул.

— Эдмунд, ты требуешь ответов, которые никто тебе сейчас не может дать. Но всё не так просто. В чьих руках сейчас Бремя — это тайна. Бароны молчаливо предполагают, что в руках Роберта. Но…

— Что — но?

— Дело в том, именно сейчас многие хотят убедиться в этом. И в этом главная причина сложных отношений нынешнего монарха с эорлинами королевства. Роберт II не имел детей. Поэтому Бремя, без всяких сомнений, он должен был передать уж никак не своему племяннику, нынешнему Роберту III, а своему следующему по старшинству брату — Эвану Даннидиру, герцогу Когару, твоему прадеду и моему брату. Но Эван уже давно пропал за Стеной, как говорят, погибнув в неравной битве. Было ли Бремя с ним — вот в чём вопрос.

— А зачем мой прадед отправился за Стену?

Герцог развёл руками.

— Неизвестно. Думаю, что ответ на этот вопрос тебе смог бы дать только покойный Роберт II. Ну и, разумеется, сам Когар.

— Может быть, он хотел победить чудовищ Застенья, воспользовавшись волшебной силой артефакта?

— Кто знает… — помолчав, задумчиво произнёс Ллевеллин. — Но, если Бремя Власти действительно было с ним и сейчас находится где-то за Стеной, то появление этой карты у тебя не может быть случайностью. Тот самый торговец по имени Финн один из немногих знал тайну твоего рождения и именно тебе он передал эту карту, но не просто так, а положив её в один ларец с важнейшим документом. Очевидно, что это больше чем совпадение, а вашему Финну известно нечто такое, о чём мы и не догадываемся.

— Это не совпадение! — возбуждённо воскликнул Лотар, до этого не принимавший участия в беседе. — Это — чёткое указание. Очевидно, что его высочество герцог Когар погиб за Стеной, и Бремя Власти осталось где-то там. Права на трон Корнваллиса у Эда есть в любом случае, но если он добудет артефакт — они станут неоспоримы. Среди баронов не останется ни одного, кто бы продолжал поддерживать Роберта Даннидира. И тот торговец положил карту специально для того, чтобы помочь найти артефакт…

Переглянувшись, собравшиеся замолчали.

— То есть я должен… — наконец хмуро произнёс Эдмунд.

— Это решать только тебе, мой мальчик, — сказал герцог. — Лотар прав. Безусловно, многие противники Роберта III встанут на твою сторону, но многие из знати останутся в стане короля. Потому что им так выгодно, либо они понадеются извлечь из этого какую-нибудь пользу для себя. Для большинства эта война — это всего лишь война одного претендента против другого. Но, если ты предъявишь миру Бремя Власти…

В кабинете вновь воцарилось тяжёлое молчание. Чтобы «предъявить миру Бремя Власти», для начала нужно отправиться за ним туда. Туда, куда последние двести лет люди избегали ходить по доброй воле.

Ирмио задумчиво поднял руку, обратив на себя внимание.

— Мы не должны упускать из виду еще одну возможность. А что, если эта карта имеет какой-то другой смысл, или вовсе не имеет никакого? Ну, предположим, что Финн вовсе и не думал отдавать карту сиру Эдмунду, а просто не нашёл лучшего места, чтобы спрятать этот чрезвычайно редкий документ? Ведь этот пергамент, без сомнения, стоит кучу денег. Что, если герцог Когар не брал с собой Бремя за Стену? Мы же не знаем, с какой целью и по какой причине он отправился туда четверть века назад…

— Я не считаю это разумным, — пожал плечами герцог Ллевеллин. — Тот торговец целых двадцать лет хранил письмо Миртена как зеницу ока: спрятал его в драгоценный ларец, а сам ларец тоже старательно укрыл от чужих глаз. Вряд ли он просто так стал бы класть туда ещё и карту. Это во-первых. А во-вторых, если у тебя есть могущественный артефакт, способный сокрушить орды врагов, то отправляться за Стену без него просто глупо. Но, если всё же допустить такую мысль, и если Эван действительно оставил его в Корнваллисе, то Бремя Власти в любом случае не могло оказаться в руках у Роберта III. К тому времени у Эвана уже были наследники: Аэроннуэн нарожала ему кучу внуков от Лайонела Беркли. Он не имел ни одной причины для того, чтобы отдавать Бремя своему брату Эмли или, тем паче, племяннику Роберту. Если он не брал с собой Бремя, — герцог на мгновение задумался и решительно закончил: — тогда он должен был оставить его одному из Беркли. Но не Лайонелу — тот ведь не мог быть его наследником.

— И не графу Рутвену, — произнёс Миртен. — Я думаю, что если бы артефакт находился в Хартворде, я бы знал об этом. Или, по меньшей мере, подозревал.

— Тогда Камберу, — сказал Эдмунд, — моему дяде Камберу, герцогу Беркли. Старшему из внуков Эвана Когара.

— Хм… — Пемброк Ллевеллин погладил свою бороду. — Забавно. Всё так просто. Если есть на свете более пустынный замок, где никогда не встретишь гостей, то это — Крид. Замок герцогов Беркли. Никто никогда не ездил в гости к моему больному племяннику…

— Ну, тогда он еще не сошёл с ума, — пожав плечами, сказал Миртен. — Это случилось после тяжёлой болезни уже после того, как Когар отправился за Стену. Но, должен согласиться, Крид — это оин из самых укреплённых замков на севере. Лучше места для того, чтобы спрятать артефакт, не найти, не говоря уже о том, что Камбер, действительно — старший внук герцога Когара и имел на Бремя Власти безусловное право.

За спиной Миртена возникла, переминаясь с ноги на ногу, фигура Гуго. С той стороны дверей выставили целых шесть стражников: двое перед входом, двое в коридоре и ещё двое — на единственной лестнице, ведущей к покоям герцога Ллевеллина. Его высочество не желал, чтобы хоть что-то из того, что будет здесь сказано, просочилось за пределы кабинета, находившегося на самом верху донжона. По недолгому размышлению решили, что оставят в кабинете Гуго: ворошить угли, докладывать в огонь поленья и приносить вино. Раз уж Эдмунд ручался за друга детства, его кандидатура — с одной стороны, как доверенного лица, при котором можно говорить без опасений, с другой — как мальчика на побегушках, — всех более чем устроила. В течение всего вечера Гуго старательно изображал из себя призрака, в молчании сидя на полу возле камина или незаметно разливая напитки, так что сейчас его появление не осталось незамеченным.

— Что?! — довольно грозно спросил Миртен.

— Ежели позволят ваши светлости… — Гуго нерешительно взглянул на герцога Ллевеллина.

— Говори, — произнёс тот.

Юноша кивнул.

— Если это совпадение, то оно, с позволения сказать, ещё более дрянное, чем первое…

— Будь добр, выражайся яснее.

— Если Бремя не за Стеной, а в замке у герцога Беркли… и ежели Беркли действительно имеют на корону больше прав, чем все прочие, то этот ваш Камбер помер очень вовремя.

Собравшиеся ошарашенно замолчали, подняв глаза на Гуго.

— А что? Никто ведь не знает, где это самое Бремя, я правильно понимаю? Если не за Стеной, то очень может быть, что у Камбера. Он, конечно, сумасшедший, и его меньше всего во всяких интригах подозревают, но рассудите сами: вы ж говорили, что нынешний король может занять престол, только если не останется никого из Беркли, так? Сира Рутвена казнили, про Джоша, то есть, простите, сира Эдмунда, никто не знает, что он жив, так кто следующий в очереди на тот свет? Камбер, ясен пень. Тем более что очень может быть, что у него дома Бремя. Раз уж у Рутвена его нет. Есть, конечно, ещё Рич Беркли, но к тому на драной козе не подъедешь. С этим посложнее будет справиться. Я его всего один раз в жизни видел, но сразу понял, что это за жук…

— Достаточно, — поднял руку Миртен. Все молчали, обдумывая услышанное.

— Мальчишка может быть прав… — задумчиво сказал Ллевеллин.

— Пф-ф, — фыркнул Гуго, — как белый день. Ставлю последнюю рубаху на то, что если посмотреть на труп эдмундова дядюшки, то у того окажется горло перерезано. И, если ваши светлости позволят… по скудости ума своего могу попробовать догадаться, кто это горло перерезал. Ищи, кому выгодно, как говаривал мастер Гербер. Не иначе, как наш любимый государь Роберт. А что? Камбера нет, Рутвена нет, Рич — ну да, это проблема, но как-нибудь справимся, — и всё. Мы, Роберт III — законный государь всея Корнваллиса. Раз уж других претендентов не имеется. Есть, конечно, ещё леди Алиенора, но её тоже можно в один мешок с Ричем — и в воду.

Герцог с хмурым видом постучал пальцами по столу.

— Дьявольщина… Кажется, всё логично выглядит. Хотя, если мальчик прав, от самого Роберта III я ожидал бы этого меньше всего. Он разумный и относительно порядочный человек. Но вот его отец, Оуэн Эмли…

Гуго, воспользовавшись всеобщим замешательством, тихонько плеснул себе вина в один из бокалов и, чрезвычайно довольный собственной догадливостью, нырнул в тень камина, где опять уселся на пол, скрестив ноги.

Эдмунд поднял голову и, оглядев собравшихся, с решительным видом положил обе руки на стол.

— Я должен поехать туда. В замок Крид. Надо постараться узнать всё о том, как умер мой дядя…

— …и, — продолжил Миртен, — если нас не опередили, постараться найти Бремя Власти. Если, конечно, оно было у герцога Камбера, как это ни маловероятно. Но попробовать стоит.

* * *

Уже на следующее утро Эдмунд, Гуго, Миртен и Ирмио покинули Драмланриг. Лотар, почувствовав дух приключений, пытался настоять на том, чтобы отправиться с ними, но его дед эту идею не поддержал.

— Я, конечно, должен думать о том, кому после моей смерти и смерти моего сына достанутся короны Ллевеллина и Гленгорма, — сказал он, положив руку на плечо Лотару. Последний, чрезвычайно расстроенный отказом герцога, даже не поднял голову, — но, с другой стороны, слава рода Даннидиров никогда не заключалась в том, что мужчины сидели в своих замках, прячась от опасности.

Лотар непонимающе взглянул на деда.

— Да, — тот кивнул, — на севере от тебя будет немного проку. А это время тебе понадобится, чтобы подготовиться. И если ты, после их возвращения, решишь исполнить своё обещание и помочь брату в его тяжёлом, но справедливом деле, я готов дать своё согласие на то, чтобы ты отправился с ним туда. Но тебе нужно ещё будет уговорить своего отца…

Глаза Лотара загорелись.

— Спасибо, ваше высочество, — сказал он.

— Да будет так. Во славу дома Ллевеллин.

Тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами, путники направили своих лошадей по длинному каменному мосту, соединявшему Драмланриг с сушей. Путь на север предстоял неблизкий: с учетом всех изгибов дороги, говорил Миртен, это около сотни лиг, но, если через горы Тумана, получится почти на треть короче. Да уж, усмехнулся Эдмунд, до Стены куда ближе — всего-то перебраться на ту сторону Гриммельна.

Маг согласно кивнул.

— Пожалуй. Но ты прав — нам необходимо узнать всё, что произошло в замке Крид. И, если Бремя Власти действительно там, этот путь покажется нам значительно более коротким и простым. Одна миля за Стеной стоит пары сотен лиг здесь.