Глава 1

Лондон, 1821 год

– К вам герцог Сент-Остин, сэр, – нараспев объявил дворецкий.

– Так чего же ты ждешь? Проводи его.

Таддеус Джеймисон стоял в центре своей библиотеки, полки которой ломились от книг в кожаных переплетах, он собирал фолианты как свидетельство своего богатства. Сердцебиение участилось, нахлынувшая волна предвкушения стеснила грудь. Он играет в опасную игру с могущественным человеком, и все его мечты зависят от результата этой встречи. Он должен оставаться спокойным, должен владеть собой, иначе проиграет еще до того, как все начнется.

Когда дверь распахнулась, Джеймисон глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и повернулся навстречу гостю, приближавшемуся к нему быстрым, решительным шагом.

Ричард Уэкстон, шестой герцог Сент-Остин, являл собой верх аристократической элегантности – все, чем Джеймисон жаждал быть. Сила и власть были выгравированы в каждой черте его лица – от твердых высоких скул до сильного квадратного подбородка. Волосы цвета воронова крыла ниспадали вокруг лица в дерзком беспорядке, и в этом была какая-то небрежная грация, а надменный наклон головы и гордый разворот широких плеч говорили об укоренившемся за века высокомерии.

Не было ни малейшего сомнения, что этот аристократ породит превосходных сыновей, и Джеймисон хотел заполучить его для своей дочери.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной так скоро, – сказал герцог. Его баритон зазвучал со спокойной самоуверенностью, как и следовало ожидать от человека его положения, и Джеймисон не мог не улыбнуться.

– Не за что, ваша светлость. Не желаете ли чего-нибудь выпить? Быть может, кларета?

– Нет, благодарю. Я бы хотел перейти прямо к делу, если позволите.

– Конечно. – Джеймисон жестом указал на кожаное кресло, стоящее перед высоким письменным столом красного дерева. Солнце, вливающееся через окна, отсвечивало от полированной столешницы. Джеймисон подвинул гроссбух, дабы этот яркий блеск не бил в глаза. – Чем могу помочь, ваша светлость?

– Я здесь от имени своего брата, – сказал герцог. – Как я понимаю, вчера вечером он проиграл вам значительную сумму в карты. Я бы хотел уплатить его долг.

Джеймисон схватил перо с чернильного прибора. Пробегая пальцами вверх-вниз по мягкому перьевому кончику, он осторожно подбирал слова для ответа.

– Он ваш брат, говорите?

Искра изумления вспыхнула в черных глазах герцога.

– Вы хотите сказать, что не знали, кто он?

– Нет, не знал. Говоря по правде, вплоть до теперешнего момента я думал, что он – это вы. Он назвался Сент-Остином.

Ни малейшего намека на эмоции не промелькнуло на лице герцога.

– Это весьма серьезное и огорчительное заявление. И, должен добавить, в это несколько трудно поверить.

Джеймисон швырнул перо на пол и вскочил на ноги.

– Вы смеете намекать, что я лгу?

– Ни в коей мере, – без колебаний ответил герцог. – Просто мой брат, похоже, не удосужился снабдить меня всеми подробностями вашей с ним встречи. Быть может, вы возьмете на себя труд просветить меня?

Джеймисон чопорно кивнул и снова сел в кресло.

– Парень утверждал, что он Сент-Остин. Я еще подумал: странно, чтобы герцог и вдруг в таком месте – «Голубиное гнездо» не пользуется особой популярностью у титулованной публики, как вы знаете, – но у меня не было причин сомневаться в его словах.

– Ясно. – Слово прозвучало отрывисто, сдержанно, и едва заметно напрягшаяся челюсть герцога была его единственной видимой реакцией. Затем он холодно продолжил: – Пожалуйста, позвольте мне извиниться за то неудобство, которое могло вам причинить это недоразумение. Можете не сомневаться, я разберусь с братом, когда приеду домой. Если вы передадите мне его расписки, я оплачу их.

Джеймисон прижал дрожащие ладони к коленям, горячо молясь, чтобы эта дрожь не прокралась в голос.

– Боюсь, все не так просто.

– Что вы хотите сказать?

Слова, произнесенные с ледяным презрением, разрезали воздух словно кинжалы, нацеленные в грудь Джеймисона. Шея у него мгновенно вспотела, хотя температура в комнате, казалось, упала градусов на двадцать. Он выхватил из жилетного кармана носовой платок и быстро промокнул лоб.

– Ну, он выдавал себя за вас, поэтому подписался вашим именем. Если вы мне не верите, у меня есть расписка, доказывающая это! Таким образом, ваша светлость, мы имеем случай подлога и мошенничества, уж не говоря об оскорблении, нанесенном мне этим обманом.

– Понятно. Сколько конкретно проиграл вам Джеффри?

– Тридцать тысяч фунтов.

– Сумма и в самом деле весьма значительная. – Герцог махнул рукой. – И хотя это, безусловно, не оправдание, но вы должны понимать, что Джеффри еще молод и, как все молодые люди, склонен к безрассудству и опрометчивым поступкам. Какая сумма поможет исправить эту ситуацию и смягчит боль, причиненную вам этим обманом? Достаточно ли будет, скажем, шестидесяти тысяч фунтов?

– Вы опять меня оскорбляете!

– Прошу прощения, – протянул герцог голосом, ни в малейшей степени не подразумевающим никакого сожаления. – Но я не понимаю, почему предложение шестидесяти тысяч фунтов может быть истолковано как оскорбление.

– Мне не нужны ваши деньги.

– Это просто компенсация за те неудобства, которые вам пришлось вынести из-за этого обмана.

Снисходительность, сквозившая в голосе герцога, заставила Джеймисона вскипеть.

– Я не желаю ваших денег, – огрызнулся он. – Я в них не нуждаюсь. Мне принадлежит значительная часть бумагопрядильных фабрик в Ланкашире. Не сомневаюсь, что денег у меня побольше вашего!

Герцог расслабился и скрестил ноги. Черты его загорелого лица были абсолютно невозмутимы, но глаза, изучающие Джеймисона поверх сложенных домиком пальцев, – жесткими и безжалостными, словно зазубренные скалы, изрезавшие северное побережье Девона, где вырос Джеймисон. В его мозгу вспыхнули горькие воспоминания о грызущем голоде и рваной одежде.

В этот момент он ненавидел герцога за его аристократическое происхождение почти с той же силой, с которой жаждал его дворянского титула и завидовал его холодной невозмутимости. Господи помилуй, почему этот человек может выглядеть и вести себя так, словно они говорят о погоде, а не о преступной выходке, которая опозорит и запятнает честь его благородного семейства?

Внезапно герцог улыбнулся. Это было похоже, скорее, на звериный оскал, чем на выражение веселости.

– Так чего же вы хотите?

Джеймисона пробрала дрожь. Вот он, момент, которого он ждал всю свою жизнь. Он выпрямился на краешке кресла.

– У меня есть дочь. Красивая девушка восемнадцати лет. Милая и послушная. – Он ткнул пальцем в воздух. – Я хочу, чтобы вы женились на ней. В обмен на это, после рождения наследника, я отдам вам расписку вашего брата. В случае вашего отказа мне ничего не останется, как обратиться к властям.

Герцог усмехнулся:

– Вы поразительный человек. Считаете, что не способны на ложь, однако умудрились превратить шантаж в настоящее произведение искусства.

Джеймисон сдержал гневный ответ.

– Итак, что выбираете, ваша светлость? Скандал? Или свадьбу?

Герцог не ответил. Он просто вскинул одну густую черную бровь. Сент-Остин, по-видимому, нимало не встревоженный молчанием, повисшим между ними, ждал, не сводя с Джеймисона глаз.

Джеймисон поборол желание заерзать под неумолимым взглядом герцога. Он зашел слишком далеко, чтобы теперь идти на попятный. Он сжал руку в кулак.

– Так что вы выбираете?

Герцог рассмеялся:

– Хоть я и восхищен вашей изобретательностью, но боюсь, что вынужден отказаться. Дочь фабриканта едва ли является подходящей партией для герцога.

– В Ли нет ничего неподходящего, – резко отозвался Джеймисон. – Она вполне привлекательна, но настоящая награда – ее приданое. Плюс еще двести пятьдесят тысяч фунтов при рождении наследника. Такое богатство делает ее желанной даже для самых знатных господ, а, ваша светлость? Если вы не согласитесь, ваш брат окажется во Флите.

Герцог пожал плечами:

– Несколько месяцев в тюрьме Флит не убьют его. Хотя, с другой стороны… – Он удостоил Джеймисона кривой улыбкой. – Пусть Джеффри женится на девчонке в качестве уплаты своего долга. Это в высшей степени подходящее наказание, и, будучи поставлен перед выбором: свадьба или тюрьма, – он предпочтет свадьбу…

– О нет, ваша светлость, так не пойдет. Мальчишка – пьяница и игрок. Не имею ни малейшего желания смотреть, как мои деньги проигрывают за карточным столом. Кроме того, я хочу, чтобы мой внук имел титул. Либо вы, либо никто.

– Значит, никто.

Джеймисон стукнул кулаком по столу.

– Если мошенничество вашего братца станет достоянием гласности, имя Уэкстон станет синонимом скандала и бесчестья.

– Скандал для имени Уэкстон не внове, так что эта угроза не имеет веса. – Герцог поднялся с кресла. Он вытащил из кармана длиннополого сюртука светло-коричневые лайковые перчатки и медленно натянул их. – И не такие, как вы, потерпели неудачу в своих попытках притащить меня к алтарю со своими «милыми и послушными дочерьми». Отправляйтесь к властям, благословляю. Но помните, что принуждение – тоже преступление. Вы можете оказаться во Флите вместе с Джеффри.

Он развернулся и направился к двери.

– Не думаю, что вы захотите скандала! – со спокойной уверенностью крикнул ему вслед Джеймисон.

Герцог резко повернулся и пригвоздил его холодным, тяжелым взглядом.

– Ваш брат был сильно пьян. – Джеймисон в притворном беспокойстве покачал головой, затем испустил тяжелый вздох. – А вино, как вы знаете, развязывает язык. Под его воздействием человек может выбалтывать такие вещи, о которых лучше бы умолчать. Вещи деликатного свойства. Весьма деликатного, я бы сказал. А стоит лишь пойти малейшему слуху… тогда его уже не остановить.

Герцог сделал два шага вперед и оперся ладонями о стол. Глаза его вспыхивали опасным огнем, когда он навис над Джеймисоном.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – проговорил он убийственным голосом, в котором больше не было и намека на мягкость. – Но будьте осторожны, если осмеливаетесь угрожать мне.

– Угрожать вам? – Джеймисон вскинул руки. – Да нет же, вы меня не так поняли. Я говорю о правде. А разве правда может навредить? Только тому, кто боится правды. Скажите мне, Сент-Остин, вы боитесь правды?

Глаза герцога сузились.

Уверенный, что теперь-то, наконец, этот человек в его руках, Джеймисон улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

– Прежде чем отказываться от моего предложения, вам следует задуматься об этом скандале… а потом подумать о леди Элисон.

 

Глава 2

– Может, послать за доктором? – Ли Джеймисон отвела рыжевато-каштановую прядь со лба мальчика. Кожа его, скользкая и липкая от пота под ладонью, с каждой минутой становилась горячее, а он все дрожал.

Миссис Бристолл, с красными от горячего пара щеками, поставила чашку с поссетом из молока и эля на буфет рядом с самодельной кроватью. Они перевели Томаса в кладовую в надежде не дать болезни распространиться.

– Не беспокойтесь, мисс. Это всего лишь детский грипп. Пройдет.

Сомнения Ли, должно быть, отразились у нее на лице, ибо дородная матрона потрепала Ли по плечу, словно она была одной из ее подопечных. От фартука кухарки исходил запах щавеля и шалфея.

– Посет выгонит из него температуру. Уже к завтрашнему дню Томас поправится и будет бегать, обещаю вам.

Болезнь нагрянула очень неожиданно, и Ли сильно опасалась, что это гораздо серьезнее, чем простая детская простуда, но у миссис Бристолл был многолетний опыт заботы о детях. Наверняка она знает, что говорит.

Ли со вздохом взяла свою накидку. Уходить не хотелось, хоть Ли и понимала, что надо. С отцом случится припадок, если она не появится к вечерней трапезе. Пока она ведет себя как послушная дочь, он, кажется, особо не вникает в то, как она проводит свои дни, хотя Ли не без содрогания думала, что случится, если он узнает о ее посещениях детского приюта.

Нет, она не может рисковать. Надо ехать.

Она бросила последний, долгий взгляд на Томаса. Съежившийся под одеялами, он выглядел таким маленьким, таким беспомощным. Если б только ее отец был другим, она бы взяла мальчика на руки и отвезла домой. Ли накинула на голову капюшон.

– Вы пошлете за мной, если ему станет хуже?

– Конечно, – ответила миссис Бристолл. Она проводила Ли до двери, дождалась, когда та сядет в карету, и снова скрылась в доме.

Карета с грохотом покатила по булыжным мостовым, и вскоре ветхие перенаселенные жилища Сент-Джайлса уступили место прекрасным домам на Блумсбери-сквер.

Резкий контраст никогда не переставал поражать Ли.

Первый признак, что она отсутствовала слишком долго, – вечернее солнце уступило место сумеркам. Второй – в дверях ее встретила тетя.

– Где ты была? Ты опоздала, – нервно жестикулируя, сказала Эмма. Пучки ее седых волос выбились из узла на затылке и теперь беспорядочно завивались вокруг щек. – Отец желает видеть тебя в библиотеке. Он в таком состоянии. Скорее, дорогая, скорее.

Явное тетино беспокойство так не вязалось с ее обычной уравновешенностью, что Ли съежилась. Папа, должно быть, просто рвет и мечет. Она отдала накидку ожидающему лакею и направилась через холл.

– Он очень сердит?

Эмма покачала головой, едва поспевая за Ли:

– Нет, но он отправил слуг на твои поиски полчаса назад. А поскольку Александр выбрал именно этот момент, чтобы заехать, можешь понять, что твой отец отнюдь не был доволен.

Да уж, она представляет, ведь папе не нравится Александр, хотя Ли не понимает почему. Более доброго, более уважаемого молодого человека, наверное, не сыскать во всем свете.

– Я не ждала Алекса вечера так рано. Он оставил записку?

– Милый мальчик ужасно извинялся, – сказала Эмма с нежной улыбкой, смягчившей встревоженное выражение. – Он завтра не может сопровождать нас в театр. Бабушка срочно вызывает его в Суффолк.

Ох, вот это и в самом деле плохая новость, но у Ли не было времени поразмыслить, поскольку дверь библиотеки резко распахнулась и отец гневно воззрился на дочь, сжав губы при виде ее заляпанного грязью платья.

Когда он поднял руку, Ли отступила назад, но он все равно схватил ее за локоть и потащил в комнату. Он подтолкнул ее к джентльмену, который разглядывал книжные полки у дальней стены.

Незнакомец не повернулся и никак не дал понять, что слышит возню позади себя. Изысканный покрой одежды обнаруживал мощное телосложение и длинные ноги, блестящие черные волосы лихо завивались над поразительно широкими плечами. Скрестив руки за спиной, незнакомец держал голову высоко, а спину – прямо, в небрежной, грациозной позе в высшей степени уверенного в себе человека.

Магнетическая привлекательность его личности заставила все органы чувств Ли встрепенуться. Ноги понесли ее к нему словно по собственной воле, или, быть может, это отцовская ладонь подталкивала ее в спину. Когда незнакомец, наконец, повернулся, Ли обнаружила, что смотрит в глаза самого дьявола.

У кого еще, кроме сатаны, могут быть такие безжалостные черные глаза, темные, как полуночное небо без единого проблеска света? Кто еще мог пленить ее чувства настолько быстро, настолько бесповоротно, что она была не в состоянии ни заговорить, ни разобрать слова отца сквозь шум в ушах?

Наверняка нет другого объяснения тому, что она таращится разинув рот, словно первый раз в жизни увидела красивого мужчину, что решительно неправда. Александр – очень красивый мужчина, но его красота словно купается в солнечном свете, а не утопает в колдовском, таинственном, мрачном облике властелина преисподней.

– Ли, – сказан отец, резким тоном выдавая гнев за ее опоздание, но именно нотки с трудом скрываемого торжества заставили ее поднять глаза.

Широкая улыбка и блестящие глаза никак не предвещали тех слов, которые он произнес дальше.

– Ли, дорогая, позволь представить тебе герцога Сент-Остина. – Его грудь раздалась, когда он сделал глубокий вдох. – Твоего жениха.

Ли заморгала. В голове у нее стало пусто, словно мозги внезапно разлетелись, как дождевые капли на ветру. После вероломного поступка в прошлом Ли считала, что ничто из того, что может сказать или сделать отец, больше никогда не удивит ее.

Она ошиблась.

Стало нечем дышать. Она повернулась к герцогу, но мозги по-прежнему отказывались служить ей. Его тяжелый взгляд опустился к ее губам, затем прошелся по лицу в медленной, чувственной ласке и снова вернулся к глазам.

Боже милостивый, она ощутила покалывание, как будто он провел по щекам костяшками пальцев. Она ожидала, что он опровергнет возмутительное заявление отца, но герцог молчал. Просто смотрел на нее этими своими непроницаемыми глазами, не выдающими никаких эмоций.

Она вскинула руку.

– Это шутка, да?

– Уверяю вас, мисс Джеймисон, нет. – Глубокий тембр его голоса разостлал горячий трепет по уже пылающей коже, затем герцог поклонился: – Позвольте пожелать вам приятного дня.

Она не смогла отыскать изъяна в его изысканной вежливости, а он повернулся и вышел из кабинета.

Слова застряли у Ли в горле. Впрочем, она и не знала, что хочет сказать. То же удушающее ощущение, та же острая боль в животе, то же тошнотворное головокружение, которые она испытала в тот день, когда отец выгнал из дома ее сестру.

Спустя пять долгих лет Ли все еще ощущала боль от его предательства. А теперь это!

– Что ты натворил?

Отец чуть ли не выплясывал, направляясь к буфету.

– Поймал для тебя лучшую рыбу во всей Англии, вот что. Он высший сорт, говорю тебе, и нечего дуться. Другая на твоем месте плясала бы от радости, если б ей повезло так, как тебе.

– Повезло? Ты видел его лицо? Он ненавидит меня! Он меня даже не знает, так почему хочет, на мне жениться?

Отец плеснул в стакан янтарной жидкости.

– Из-за твоего приданого, моя дорогая. – Джеймисон перемежал каждый глоток бренди удовлетворенным вздохом. Наконец, опустошив стакан, вытер влажные губы ладонью. – Когда у человека достаточно денег, он может купить все, что хочет – даже герцога, – а у меня деньжата водятся.

Был в его глазах какой-то особый блеск, который подсказал Ли, что он лжет.

– Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня за это, – довольно закончил отец.

– Поблагодарю? Зато, что ты принудил меня выйти замуж?

Ли сомневалась, что отец услышал ее слова, настолько он был счастлив, бросаясь именами, датами и титулами.

– Пожалуйста, папа, – сказала Ли, трогая его за руку. – Не делай этого. Умоляю тебя. Я готова выполнить свой долг, но хочу выйти за мужчину, которого люблю. Который любит меня… за такого, как Александр Прескотт.

– Ты бы предпочла этого сопливого щенка герцогу?

– А что ты имеешь против Александра? Он прекрасный человек. И я небезразлична ему.

– А при чем тут все это?

– При том, что я хочу выйти замуж за мужчину, который меня любит. Как ты любил маму.

Отец отвернулся, чтобы она не видела его глаз.

– То было другое, – мягко, почти нежно сказал он, на один короткий миг вновь став тем человеком, которого она помнила с детства, каким он был до того, как умерла мама, до того, как деньги стали его единственной страстью. – Подумай, девочка. Ты будешь герцогиней.

Жесткая линия выступающего вперед отцовского подбородка дала понять Ли, что дальнейшие возражения бесполезны.

– С твоего позволения, отец, у меня есть дела, которыми я должна заняться немедля.

От лихорадочного биения сердца на коже выступила липкая испарина. Ли направилась к двери.

– Я знаю, ты не веришь, – сказал отец, выходя за ней следом, – но я сделал это для тебя. Я не мог тебе позволить растрачивать себя на этого неудачника Прескотта. Он тебе не подходит.

Надо идти. Не следует позволять ему втягивать себя в дальнейший спор. Но и позволить отцу оскорблять единственного человека, которому она небезразлична, Ли тоже не могла.

– Нет. Он не подходит тебе. Александр – прекрасный человек и замечательный друг. И если бы он попросил, я сочла бы за великую честь выйти за него.

– Но он ведь не просил?

Ли подобрала юбки и со спокойным достоинством стала подниматься по лестнице. Она не позволит отцу увидеть, что его слова попали в цель. Ли давно лелеяла в сердце нежные чувства к Александру, но они оставались друзьями, не более.

Правда, не раз после приезда в Лондон Ли ловила на себе его взгляд, настолько напряженный, что ее лицо заливалось краской. В своей глупости она позволяла себе надеяться, мечтать о будущем.

А теперь, вместо солнца и смеха, она помолвлена с мужчиной с черными, как у дьявола, глазами, которые, казалось, пожирали ее, заглядывали в самые потайные уголки ее души. После слов отца его глаза сделались жесткими, холодными и безжалостными, сверкающими яростью.

Неужели ей придется выйти за человека, который ее ненавидит?

Всю жизнь сносить его презрение?

Нет, это нестерпимо. Ли всегда старалась быть послушной дочерью, но этого она сделать не может. Не может выйти за человека, который ее презирает.

 

Глава 3

Ричард поднялся по ступеням своего особняка на Парк-Лейн. Он распахнул дверь прежде, чем до нее дошел дворецкий, и зашагал через холл.

– Где леди Элисон?

– В саду, ваша светлость, – ответил слуга, семеня с ним рядом. – С миссис Пэрриш. Этим вечером они обедают на открытом воздухе. – В тоне дворецкого не было никаких тревожных ноток, никакого указания на то, что все не так, как должно быть.

Давящая тяжесть в груди Ричарда постепенно ослабла. Разумеется, он знал, что она дома. Разумеется, знал, что она в безопасности. И все же был один момент холодящей душу паники, когда этот ублюдок Джеймисон упомянул ее имя. Будь у Ричарда в тот момент оружие, фабрикант был бы уже покойником.

Хотя, конечно, Ричард никогда не подозревал, что его истинный враг живет с ним рядом, в одной семье.

– Сообщите лорду Джеффри, что я желаю видеть его. Немедленно.

Не дожидаясь ответа, Ричард распахнул дверь в библиотеку и промаршировал прямиком к буфету, где его ждал выбор превосходнейшего виски. Герцог выбрал крепкий шотландский скотч и покатал жгучий напиток во рту. Пожалуй, потребуется целая бутылка, чтобы вытравить горький привкус отвратительных событий сегодняшнего дня.

Ричард мерил шагами комнату, и первобытный гнев гнал по жилам кровь. Он не мог не испытывать невольного восхищения хитроумными интригами своего противника, хоть и поклялся отомстить.

В голове один за другим возникали бесчисленные способы мести. Но ни один, не считая смерти, не гарантировал того, что фабрикант будет держать язык за зубами. Будь он трижды проклят! Но как бы ни чесались руки убить мерзавца, Ричард знал, что никогда не опустится настолько низко, чтобы застрелить человека в спину, даже если ублюдок того заслуживает.

Остается одно: жениться на его дочери.

Ричард развязал галстук, швырнул его на стол и потер ладонью шею. Она либо величайшая актриса из всех, когда-либо рожденных в Британии, либо ни сном, ни духом не ведает о низких отцовских интригах. Испуганный взгляд широко раскрытых глаз, когда отец объявил об их помолвке, казался непритворным, как и цвет лица, сменившийся со здорового загорелого сияния на болезненную бледность.

Нет, «испуганный» – слишком мягкое слово, чтобы описать ее лицо в тот момент. Словно она проснулась посреди ночного кошмара и обнаружила, что это вовсе не сон. Ощущение, с которым Ричард слишком хорошо знаком. Кто же она – добровольная сообщница или невинная жертва? Да и имеет ли это значение? Он должен жениться на ней.

Должен защитить Элисон. Черт бы побрал Джеффри с его безрассудством! Как он мог втянуть Элисон в свои эскапады?

Ричард задержался у камина. Положив руку на каминную полку, он устремил взгляд в огонь, но не видел пламени. Он видел лишь бронзово-золотые волосы мисс Джеймисон.

О да, она красива, этого не отнять.

Когда их глаза встретились, все его чувства разбежались, мозг прекратил работу, и единственное, что Ричард видел, – это ее глаза, губы и чувственные очертания груди, вздымающейся и опускающейся под этим кошмарным платьем. В те несколько коротких мгновений неожиданное, непрошеное, желание прокатилось по телу сильнее и острее, чем когда-либо прежде.

Но потом ее отец заговорил, и чувства Ричарда вернулись вместе с воспоминанием о том, где он и почему.

Шаркающие шаги Джеффри, вошедшего в комнату, оторвали Ричарда от видения этих огромных зеленых глаз, присыпанных янтарем.

Все дело в ее глазах, решил он. Ее глаза околдовали его.

– Ты хотел меня видеть, – сказал Джеффри, останавливаясь в шаге от двери. Его мутный взгляд все еще нес в себе свидетельство вчерашнего кутежа, как и запах сигарного дыма и эля, которым провоняли его непричесанные волосы.

Пожалуй, лучше было бы повременить с этим разговором.

В своем теперешнем настроении Ричард сильно опасался, что может не сдержаться и поколотить брата.

Он быстро запретил себе это и налил виски. На этот раз дурак заслужил хорошую взбучку.

– Да, Джеффри, хотел. – Ричард схватил бутылку виски и подошел к столу. Он пригвоздил брата пронизывающим взглядом. – Я только что вернулся с крайне увлекательной встречи.

Джеффри провел ладонью по лицу.

– И?..

– Похоже, ты забыл рассказать мне о нескольких совсем незначительных подробностях. Не желаешь просветить меня сейчас?

– Не понимаю, о чем ты.

Ричард вскинул бровь, но ничего не сказал. Он был слишком занят тем, что сражался с желанием схватить брата за шею и придушить.

– Полагаю, ты имеешь в виду расписку, – сказал Джеффри, медленно подходя ближе, и его тихий голос растворился в дальних уголках просторной комнаты.

– Да, Джеффри: Расписка. Подлог. Мошенничество. Обман, в результате которого вокруг твоей шеи затянулась петля.

Джеффри сжал губы. Он потер ладонью шею и опустился на стул.

– Я… я не виноват.

– Ты вечно не виноват. Бога ради, скажи мне, как ты мог запамятовать, что отправился в ту чертову дыру под моим именем?!

– Это была ошибка, – поспешно забормотал Джеффри. – Я не выдавал себя за тебя. Ты дал мне денег, поэтому я купил для всех по кружке эля и джина и сказал: «От герцога Сент-Остина». А они решили, что я – это ты. Я не виноват.

– Поразительно. – Ричард взмахнул стаканом. – Давай, Джеффри, продолжай. Ты возбудил мой интерес.

– Ну, игра пошла серьезная. Потом все ушли, остались только мы с Джеймисоном… остальное ты знаешь. Я проиграл кучу денег, и мне пришлось дать ему расписку.

– И ты подписал свою расписку моим именем.

– А что мне оставалось? – Джеффри вскочил. – Не мог же я сказать ему, что я не тот, за кого он меня принимает.

– А тебе не пришло в голову, что он узнает? – взорвался Ричард, вскакивая, чтобы быть с Джеффри лицом к лицу, сжимая в руке стакан. – Иисусе, Джеффри. Ты попросил меня уплатить долг. Джеймисон же не идиот. Если б он раньше не докопался до истины, то, думаешь, сегодня не понял бы?

Джеффри вскинул руки:

– Ну и что такого? Ты же заплатил ему?

– Я скажу тебе, что такого, ты, безмозглый, безответственный дурак! Ты рассказал ему об Элисон! – Ричард потер руками лицо, потом метнул в брата разъяренный взгляд. – Так бы и убил тебя. Не будь мы братьями, сейчас бы дрались на дуэли вместо этого разговора.

Джеффри ссутулился. В глазах заблестела влага.

– Я был так пьян, что думал, это мне пригрезилось. Помню, он задавал мне вопросы, один за другим, но я так плохо соображал…

– Уверяю, тебе не пригрезилось. И можешь не сомневаться, этот вымогатель точно знал, как использовать полученные сведения.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что мне пришлось продать свою душу, чтоб гарантировать его молчание. – Ричард наполнил стакан и поднял его в глумливом тосте. – Можешь меня поздравить, братец. Я женюсь на дочке мельника.

Джеффри вытаращил глаза:

– Ты это серьезно?

– А что, по-твоему, я должен был позволить ему выбалтывать направо и налево все грязные подробности нашей семейной истории? Клянусь Богом, если б дело было только в тебе, я бы дал тебе гнить в кутузке.

– Прости, – пробормотал Джеффри. – Я не хотел.

– Слишком поздно для сожалений, – резко бросил Ричард. Внезапная усталость навалилась на него. – Я и не представлял, что тебе известно… Как ты узнал?

Джеффри затравленно смотрел на него.

– Я ведь жил с ними. Рейчел похвалялась этой новостью перед Эриком при каждом удобном случае. И ей было наплевать, в комнате я или нет. Не понимаю, если она его ненавидела, зачем вышла за него?

Ричард фыркнул:

– Ради титула, разумеется.

– Она сделала его несчастным. Клянусь, это она довела его до смерти.

– Несомненно, – сказал Ричард, стискивая стакан. Он смотрел на золотистую жидкость, пытаясь отгородить сознание от воспоминаний и предательств, приведших к несчастью. – Зачем тебя понесло в тот притон? Почему ты не пошел в какой-нибудь клуб?

Джеффри не ответил. Лицо его было таким же уныло-серым, как и мраморный памятник на могиле старшего брата. Тиканье каминных часов осталось единственным звуком в комнате.

Ричард прошел к окну.

Солнце отбрасывало последние неяркие лучи, прежде чем погрузиться во тьму. Он уже не знал, что делать. Знал только, что Джеффри ищет несчастья на свою голову и, похоже, вознамерился потянуть за собой в пропасть всю семью.

Ричард уже потерял одного брата и не может потерять другого.

– Подойди сюда, Джеффри. Скажи мне, что ты видишь?

Джеффри закатил глаза, но притащился к окну.

– Факелы. Слуги. Летний домик. Розы.

– Да, а в домике маленькая девочка, которая нуждается не только в твоей осмотрительности, но, что важнее, в твоей защите. – Ричард встретился с братом взглядом. – Если не можешь исправиться ради себя, подумай об Элисон. Подумай обо мне. И помни вот что: если ты еще раз поставишь под угрозу ее благополучие, словом ли, делом ли, я сам убью тебя.

Джеффри прижал ладони к глазам и кивнул. Грудь его поднялась и опустилась раз, другой.

– Клянусь тебе, Ричард. Я обязательно исправлюсь.

Ричард мог лишь надеяться, что это правда, но слишком много раз он уже слышал эти слова. И все же брат сейчас являл собой жалкое зрелище человека, достигшего самого дна своего личного ада и осознавшего, что на своем пути вниз он погубил всех, кого любит.

Возможно, в этот раз надежда есть.

Джеффри сдавленно вздохнул.

– Итак, когда ты наденешь хомут?

– Как можно скорее. Хочу заткнуть рот этому ублюдку. – Ричард на мгновение задумался. – Через два дня Рейчел устраивает бал.

– Да. Ровно год со дня смерти Эрика.

– Не терпится поскорее сбросить траур, да? – пробормотал Ричард, сделав глоток виски. – Думаю, что достану специальное разрешение и совершу сделку в этот день, а потом представлю свою жену свету на суаре Рейчел.

Он улыбнулся, впервые найдя малую толику юмора во всей этой отвратительной ситуации.

– Недурное будет развлечение, полагаю. Должен признать, эта мысль доставляет мне немалое удовольствие.

Джеффри рассмеялся:

– Прекрасно. Ты сообщишь Рейчел о своих планах?

– Нет. – Ричард устремил взгляд на свое отражение в окне.

– Это может быть опасно для твоей молодой жены. А как насчет леди Монтегю?

Ричард поморщился. Да уж, Маргарет едва ли будет довольна.

– Пусть узнает от кого-нибудь другого. Не думаю, что она способна сохранить секрет.

– Ты, в самом деле, собираешься жениться на этой девушке? А какая она?

Ричард подумал о золотых волосах, словно поцелованных солнцем, и атласной коже, тронутой прелестным румянцем.

– Понятия не имею, но уверен, что узнаю, как это ни прискорбно.

– Зачем? Зачем ты должен жениться? Эрик никогда не отказывался от Элисон. Даже если Джеймисон распустит слухи, никто не докажет, что это правда.

– Но вред тем не менее будет нанесен, – ответил Ричард, вновь наполняя свой стакан, прежде чем растянуться в кресле. – Тебе не хуже моего известно, что истина не имеет значения перед лицом последних сплетен. Элисон станет предметом толков и пересудов. А когда она достаточно повзрослеет, чтобы выходить в свет, все это начнется снова. Перешептывания будут предшествовать ее появлению и лететь ей вслед. Всю жизнь она будет предметом злых сплетен и досужих домыслов, страдая от сознания того, что родители предали ее, как предали всех вокруг.

Ричард не может этого допустить.

Он лучше женится на этой девице Джеймисон, а после того, как дело будет сделано, просто отправит ее с глаз долой в свое корнуоллское поместье и забудет, что они вообще встречались. И все же, едва эта мысль обрела очертания, вернулось видение волнующих зеленых глаз, и он заподозрил, что ее не так-то легко будет забыть.

Стук в дверь нарушил молчание.

– Войдите, – приказал Ричард. В комнату ступил дворецкий.

– Прошу прощения, ваша светлость. Тут некая мисс Джеймисон. Она просит вас уделить ей несколько минут по срочному, как она говорит, делу.

Ричард сказал себе, что внезапный толчок под ложечкой – это гнев. У него, разумеется, нет ни малейшего желания видеть се снова.

– Где она, Харрис?

– В золотой гостиной, ваша светлость.

– С твоего позволения, Джеффри. Моя нетерпеливая невеста ждет. – Он допил оставшееся виски, затем поднялся и пошел к двери.

Проклятие! Он, кажется, немного пьян. Прекрасно.

 

Глава 4

Едва герцог вошел, Ли осознала, что совершила ужасную ошибку. Сардонически поднятые брови, оскорбительный изгиб губ, несдержанная резкость в движениях – все предостерегало ее, что от утонченной вежливости не осталось и следа.

Его нахальный взгляд окинул ее с нарочитой медлительностью, которая была столь же возмутительной, сколь и ошеломительной, и кожа загорелась, как будто ее укутали в горячие угли.

Он шел не останавливаясь до тех пор, пока носки его сапог не коснулись носков ее кожаных туфель, пока она не вдохнула экзотический запах его кожи – чувственная, загадочная смесь жасмина, амбры и пряностей. При всем нежелании показать слабость Ли отступила на шаг, ибо необходимо было увеличить расстояние между ними.

Скрестив руки на груди, он наблюдал за ее отступлением своими дымчато-черными глазами.

Золотисто-красные отблески огня в камине плясали у него на лице, делая герцога еще больше похожим на властелина потустороннего мира. Волосы были взъерошены, словно их трепал ветер.

– Мисс Джеймисон, – сказал он. – Должен признаться, я… удивлен.

Это был ее шанс убедить его, что они совершенно не подходят друг другу, но до нее только сейчас дошло, что он снял галстук и рубашка у него не застегнута.

Она заставила себя перевести взгляд влево, на отливающую золотом камчатую ткань на стенах, на алую парчу оконных портьер. Роскошная обстановка подтверждала ее худшие опасения.

Герцог не нуждается в ее деньгах.

Отец обманом добился его согласия на этот брак. Но как?

– И несколько озадачен, – холодно и насмешливо продолжал герцог, но его голос был пронизан затаенной чувственностью. – Ваш отец заверил меня, что вы «милая и послушная».

Это был непродуманный план, теперь Ли это понимала. Но все равно она должна убедить его забрать назад свое предложение.

– Боюсь, он ввел меня в заблуждение, – сказал герцог. Он взял ее правую руку в свою, кончиками пальцев слегка касаясь чувствительного изгиба запястья; – Какая же послушная, благовоспитанная мисс пришла бы к мужчине домой вечером?!

«Одетая в лохмотья», – говорил его взгляд, хотя вслух это герцог не произнес.

Так много изменилось за последние несколько часов, что она забыла, на ней по-прежнему то простенькое пестрое платье, которое она надела утром, помятое и заляпанное после посещения приюта. Без сомнения, герцог обычно окружен элегантными дамами в атласе и кружевах.

В этот момент женского тщеславия она пожалела, что не надела какое-нибудь более привлекательное платье, которое бы подчеркивало золото волос и зеленый цвет глаз.

Ли отбросила глупую мысль. Она здесь не для того, чтобы привлечь его внимание. Ей нужно убедить его забрать свое предложение, но он своими разговорами не дает ей сосредоточиться.

Большим пальцем он рисовал круги на ее ладони. Это чувственное движение порождало тупую, ноющую боль в животе, а скачущий пульс и участившееся дыхание вызывали легкое головокружение.

– Это решительно опасный и глупый поступок, – сказал он низким, обволакивающим голосом. – Хотя, с другой стороны, какое значение имеет ваша репутация, если мы уже помолвлены?

Он думает, что она пришла соблазнять его. Ну разумеется, что еще он мог подумать, если она не сказала ни слова?

– Ну-ну, мисс Джеймисон, не стесняйтесь. Нет ничего постыдного в желании лучше узнать своего жениха.

– К вашему сведению, – произнесла Ли, наконец овладев своими чувствами, – я пришла, чтобы сказать вам, что не могу выйти за вас замуж. – Она высвободила свою ладонь и сцепила пальцы, дабы он не попытался снова завладеть ее рукой.

– Почему же, мисс Джеймисон? Мой титул недостаточно высок? Вы, быть может, мечтаете стать королевой? К несчастью, наш дорогой король уже женат. – Он склонил голову и потер потемневший от пробивающейся щетины подбородок. – Дважды, в сущности, хотя он отрицает один брак и старается отлынить от другого. Так что, возможно, у вас все-таки есть надежда. Может, эта партия и не слишком разумна, но, думаю, ваше приданое соблазнит его.

Возмутительно! У Ли возникло искушение рассмеяться.

Хотелось бы ей придумать что-нибудь такое же сардоническое, язвительное и остроумное, но она не намеревалась обмениваться колкостями с этим человеком.

– Я не хочу выходить за вас, сэр, и совершенно убеждена, что вы тоже не имеете ни малейшего желания жениться на мне. Если бы вы только забрали назад свое предложение…

– Вот тут вы ошибаетесь, мисс Джеймисон. Я очень хочу жениться на вас.

– Почему? С какой стати вам хотеть жениться на мне? Вы ведь меня даже не знаете.

– По обычным причинам, Ли. Я могу называть вас Ли? Поскольку мы скоро поженимся, нам нет нужды соблюдать формальности. Пожалуйста, называйте меня Ричардом.

– Что это за «обычные» причины, ваша светлость?

Ее отказ называть его по имени вызвал у него низкий смешок.

– Как ваш отец красноречиво изложил, Ли, вы достаточно привлекательны… – Его знойный взгляд совершил ленивое путешествие от ее глаз к шее, к выпуклости груди, которая внезапно показалась слишком открытой, хотя Ли знала, что вырез платья вполне скромный… – Но ваше приданое – вот истинная награда.

Лицо его не выдавало ни малейшего намека на эмоции, но голос стал хриплым и низким. Его частые вдохи и выдохи, казалось, совпадали с ее лихорадочным дыханием.

Она со значением оглядела комнату, отмечая фламандские гобелены, персидские ковры, роскошную мебель, антикварные безделушки.

– Да, я вижу, как отчаянно вы нуждаетесь в моих деньгах.

Коварный дьявол улыбнулся. Жесткие линии и грозные черты холодного, надменного аристократа растворились, обнаруживая мальчишку, озорного проказника с ямочками и морщинками смеха вокруг глаз.

– Признаю, что нужда мне не грозит, но лишние деньги еще никому не помешали…

Его голос опустился до шепота, когда герцог наклонился вперед, приблизив лицо настолько, что она ощутила его дыхание на своих губах.

– Ли.

Она обнаружила, что не в силах пошевелиться. Прекрасно понимая, что ни к чему хорошему это не приведет, Ли осознала, что ей нравится слышать звук своего имени, произнесенного этим низким, рокочущим голосом.

Внезапно она испугалась. Этот мужчина опасен.

Она как можно быстрее должна вернуться под защиту своего дома.

– Я знаю, мой отец вынуждает вас жениться на мне, но если мы будем держаться вместе и настаивать…

– Вы ошибаетесь. Я женюсь на вас ради вашего приданого, а не по какой-то иной причине.

– …но если мы будем держаться вместе и настаивать, – продолжала она, – то сможем заставить его понять, что совершенно не подходим друг другу. Или я просто откажусь. Тогда вся вина будет на мне. – Эти слова вылетели у нее прежде, чем она задумалась над их значением. Отец будет взбешен.

Черные брови взлетели вверх.

– Вы бросите меня? Вас не привлекает стать герцогиней? Уверяю вас, это престижный приз.

– Только не для меня. Я никогда не мечтала об этом, – ответила Ли, не в состоянии скрыть неприязнь в голосе. – Я хочу выйти замуж за скромного сельского джентльмена и жить тихой деревенской жизнью.

Его ноздри раздулись, когда он наклонился вперед, сократив то малое расстояние, которое еще оставалось между ними.

– И у тебя есть поклонник, Ли? Нежный возлюбленный, дожидающийся тебя в деревне?

– Да, но…

В его глазах вспыхнул безжалостный блеск.

– И ты воображаешь себя влюбленной в своего воздыхателя?

Горло перехватило, поэтому Ли кивнула.

– И ты уже отдалась ему?

– Я… я не понимаю, что вы имеете в виду…

– Я спрашиваю: ты уже подарила ему свою добродетель?

Его вульгарные слова прорезались сквозь туман влечения.

У нее зачесалась рука влепить герцогу пощечину, но она уже достаточно опозорилась одним своим приходом сюда, поэтому не будет позориться еще больше.

Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица. Она ясно уловила в его дыхании запах крепких напитков. Почему она не заметила этого раньше?

Да потому что была слишком занята тем, что разинув рот глазела на его красоту, с отвращением подумала Ли.

– Ну, так как? – прорычал он. Она до боли стиснула зубы.

– Как вы смеете оскорблять меня?!

– Думаю, ты что-то уж слишком протестуешь.

– А я думаю, вы вообще не в состоянии думать. Вы пьяны, ваша светлость. И отвратительны.

Он опускал голову до тех пор, пока его рот не оказался на расстоянии вздоха.

– Я не так уж пьян… Ли. – Ее имя сорвалось шепотом, когда он коснулся ее губ своими.

О, это не было невинным прикосновением. Его губы, горячие и твердые, двигались на ее губах. Разум кричал, что надо упереться руками ему в грудь и потребовать отпустить, но Ли обнаружила, но не может – не хочет – это сделать.

Его руки скользнули ей за спину, большие ладони прижались к плечам, притягивая до тех пор, пока груди не расплющились о его грудь. Вместо боли Ли ощутила странное покалывание, физическое томление, острое желание, не похожее ни на что, испытываемое ею прежде. Опаляющий жар его поцелуя казался языками пламени, лижущего кожу. Это было больше чем соприкосновение губ.

Это было утверждение прав. Клеймо.

Тихий звук вырвался из ее горла, и герцог оторвался, он долго смотрел в ее глаза, словно искал ответы на неизвестные вопросы, а потом вновь завладел ее губами в поцелуе настолько требовательном, что мир закружился, и она уже не чувствовала ничего, кроме его губ на своих губах; твердых, неумолимых и в то же время податливых. А потом, о Господи помилуй, его язык проник к ней в рот, и это было за пределами того, что она когда-либо представляла.

Это была страсть, стремительный натиск ощущений. Ее рука поднялась, гладя удивительно мягкие, чувственно гладкие волосы. Его пьянящий запах – смесь жасмина и амбры, – наполняющий ощущения. Его дыхание, горячее и сладкое, со слабым привкусом меда, смешанного с пряностями. Тянущая боль, горящая внизу живота.

Ли не понимала своей тяги к этому мужчине, но было что-то правильное в этом мгновении, что-то невероятно трогательное. А потом все изменилось, его поцелуй сделался более настойчивым, более благоговейным, более волнующим, и ладони погладили ее щеки, легким прикосновением пробежались по подбородку.

Дыхание герцога было неровным, глаза – темными и требовательными.

Она испугалась, не его, а того, что чувствует. Она подумала, что должна что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова. Она попыталась отвернуться, но он поймал ее рукой за подбородок.

– Ты выйдешь за меня, – сказал герцог, – через два дня.

Ли покачала головой, попытавшись ускользнуть от него, но он схватил ее за руку, не дав сбежать. Она не могла заставить себя посмотреть на него. Было слишком стыдно, и все, о чем она могла думать, – это два дня, два дня…

Удерживая за руку, он повел ее через переднюю. Спустя несколько секунд появился дворецкий с ее накидкой в вытянутой руке.

Ричард схватил накидку и набросил ей на плечи. Сопротивляться было бессмысленно, Ли даже и не пыталась.

Неужели вид у нее такой же растрепанный, как и чувства? Видно ли по ней, что ее только что целовали?

Ли украдкой взглянула на дворецкого. Он стоял, высокий и прямой как палка, старательно отводя глаза.

– Проводи мисс Джеймисон домой и позаботься о ее безопасности, – отдал распоряжение Ричард, затем наклонился и прошептал ей на ухо: – Два дня.

Ричард видел, как она пулей вылетела в дверь и понеслась вниз по лестнице, а полдюжины лакеев помчались нагонять ее. Как только она благополучно скрылась в карете, он потащился обратно в гостиную, опустился на канапе и уронил голову на подушки.

Из-за того, что он заставил Ли дрожать от страха, у него просто чесались руки двинуть кулаком в стену. Она права. Он отвратителен. Слова его были гадкими и вульгарными, поступки – грубыми.

Какой злой демон завладел им, чтобы вот так наброситься на нее? Почему он почувствовал такую ослепляющую, примитивную ярость, представив ее в руках другого мужчины?

Ричард не понимал этой странной реакции.

Он ведь не любит Ли и не хочет жениться на ней. Она – неудобство, которое ему навязали хитростью и обманом. Так почему ему не все равно?

И все же она казалась такой искренней, когда говорила, что не хочет выходить за него, что они никак не подходят друг другу.

И вновь на него нахлынули сомнения. Кто она – святая невинность или хитрая интриганка?

Он понятия не имел, что побудило его поцеловать ее. Он старался не думать о вкусе ее губ, о невинной несдержанности, с которой она отдалась его поцелую, о потемневших от страсти глазах, о руках, гладящих его по волосам. Лишь осознание, что всего несколько мгновений отделяет его от того, чтобы придавить ее к полу и изнасиловать, дало ему силы оторваться от нее.

О Господи, это, должно быть, виски.

Или сумасшествие.

Слабый запах роз задержался в комнате. Он глубоко вдохнул, позволяя этому аромату наполнить легкие. Святое небо, а теперь он ведет себя как полоумный идиот.

Итак, она прекрасна, и что с того?

Она та, на которой он вынужден жениться.

Коварная интриганка или святая невинность, ему плевать. Ему не нужна жена. Особенно та, что навязана ему хитростью и обманом. Что с того, что ее волосы цвета червонного золота и на ощупь как тончайший шелк? Что с того, что ее глаза цвета сверкающих изумрудов и кожа гладкая и чистая, не тронутая румянами? А губы… ее губы…

Ричард вскочил на ноги. Ему нужна женщина. Подойдет любая. Короткий визит к любовнице излечит от лихорадки, которую Ли зажгла в его крови.

 

Глава 5

Ричард плюхнулся в кресло перед камином в читальне клуба «Брукс». Он заказал бутылку бренди и устремил взгляд в огонь, словно в языках пламени мог найти ответ на свою дилемму. Тело ныло, жаждая освобождения от желания, которое Ли расшевелила в нем.

К своему раздражению, он не только не погрузился в жаждущее лоно Маргарет, но и неожиданно для себя разорвал с ней отношения без какой-либо веской причины, он никак не мог изгнать из памяти преследующий его взгляд Ли.

Или сладкий, нежный вкус ее губ.

Ее смелая атака на врага восхищала его теперь, когда туман от виски рассеялся. Зато воспоминание о собственном низком поведении и грубых словах заставляло ежиться от стыда.

У Ричарда не было ни малейших сомнений, что она девственница. Даже нападая на ее добродетель, он знал, что она совершенно невинна. Хотелось бы только знать, так же она невинна в отношении презренного шантажа своего папаши, как невинно ее тело. И имеет ли это значение?

Через два дня они поженятся.

– Хей-хо, Ричард! У тебя такой вид, будто ты только что похоронил своего закадычного друга. – Пирс Деймонт плюхнулся в вертящееся кресло по другую сторону камина. Он провел рукой по волосам, отводя со лба песочные пряди. Проказливая улыбка сочеталась с добродушным блеском в глазах. – А поскольку твой закадычный друг – я, то это не так. По крайней мере, думаю, что я все еще жив, но после вчерашней попойки я вполне мог оказаться покойником, просто еще не понял этого.

Ричард поневоле улыбнулся, несмотря на отвратительное настроение.

– Похоже, эту ты уже осушил, – сказал Пирс, хватая бутылку со столика, стоящего между ними. Он сделал знак слуге принести еще, затем сверкнул кривой усмешкой: – Настроен покутить ночку или топишь свои печали?

Ричард поднял бокал:

– Топлю печали. Хочешь присоединиться?

– Конечно. – Пирс забрал графин и стакан у подошедшего слуги, затем взмахом руки отпустил его. – Видок у тебя и правда – краше в гроб кладут. Что случилось?

Ричард пожал плечами, почему-то не испытывая желания рассказывать эту историю даже тому единственному человеку, которому мог бы доверить свою жизнь. Их крепкая и прочная дружба выковалась еще в те дни, когда они вместе учились в Итоне. Они делили друг с другом все свои радости и печали, победы и горькие трагедии. Ричард знал человека, скрывающегося под маской беспечного повесы, и гордился тем, что называет его другом.

– Давай сначала свои новости. Когда вернулся в Лондон?

– Только что. Заехал к тебе домой, но Джеффри не знал, где ты. А поскольку никаких других встреч у меня не намечалось, я решил совершить обход и отыскать тебя.

– Ну же, не томи, расскажи, что было в Грейдон-Холле. Зачем тебя так срочно вызвали туда?

– Ни за что не поверишь. – Пирс глотнул виски. – Помнишь, сын Грейдона упился до смерти? Это было как раз перед смертью моего отца. Ну, так на прошлой неделе его внук и наследник был убит на дуэли из-за какой-то рыжей девицы, по крайней мере, мне так сказали. Старый козел не вынес потрясения. Услышав об этом, он закрыл глаза и больше уже не открыл их.

Пирс смотрел в стакан, который держал между ладонями.

– Знаешь, это кажется печальным – пережить своих детей и внуков. Я никогда раньше не задумывался об этом, но это как-то… неправильно, что ли, – сказал он, проведя ладонью по лицу, а потом расплылся в улыбке: – А поскольку я ближайший родственник мужского пола, то ты сейчас смотришь на нового виконта Грейдона.

– Полагаю, теперь мне следует обращаться к тебе «милорд», – протянул Ричард.

– Естественно. Ожидаю от тебя должного уважения теперь, когда нахожусь, как и ты, в рядах птиц высокого полета. Кто бы мог подумать…

Ричард понял, что друг терзает себя мучительными воспоминаниями, и поспешил вернуть его в настоящее. Он поднял бокал:

– За вас, милорд.

– Точно. За меня, – со смехом отозвался Пирс. – А теперь твоя очередь. Что случилось?

– Через два дня я женюсь.

Пирс поперхнулся выпивкой.

– Ты шутишь!

– Да нет, я вполне серьезно.

– Прости меня, Ричард, но ты должен признать, что это довольно неожиданно. Перед моим отъездом в Грейдон-Холл ты и словом не обмолвился.

Ричард стиснул зубы, стараясь не дать выход ярости, которую удерживал под жестким контролем, но не сумел замаскировать горечь в голосе, когда рассказывал неприглядную историю.

– С тех пор как умер Эрик, мне приходилось сталкиваться и с более возмутительными интригами и предложениями – такими, что даже вспоминать противно, но это… это был умный ход. Этот сукин сын использовал мою семью в качестве наживки для своей ловушки.

– Проклятие! – бросил Пирс. – Как он узнал…

– Джеффри, разумеется. Наклюкался до потери пульса и проболтался. – Ричард потер рукой лоб. – Говорю тебе, Пирс, я уже не знаю, что делать.

– Оставь его в покое, пусть губит себя, – угрюмо посоветовал Пирс, взглянув на Ричарда. – Он все равно не остановится, что бы ты ни сказал и ни сделал.

Ричард бросил на друга суровый взгляд:

– Ты знаешь из собственного опыта, разумеется.

– Разумеется, – весело согласился Пирс. – С тех пор как ты встал на путь истинный, разве ты не пытался исправить меня? Повести по прямому и узкому праведному пути, как какой-нибудь евангелистский священник? И разве я послушал тебя?

– Проклятие, не могу я оставить его в покое. Он мой брат. – Ричард сжал в кулак руку, лежащую на подлокотнике кресла. – Нелегко сидеть и наблюдать, как тот, кого ты любишь, убивает себя.

У Пирса хватило такта покраснеть.

– Расскажи мне о своей невесте, – попросил он. – Как ее зовут? Она красивая? Какое у нее тело? Расскажи мне все.

Красивая? Да, но не в классическом понимании безупречности черти утонченности. Красота Ли, с ее дымчато-зелеными глазами и золотыми волосами, пленительная, чувственная и земная. Господи, от одной лишь мысли о том, какой она была в его руках, кровь вскипает в жилах.

– Ее зовут Ли Джеймисон.

– Ли Джеймисон? Никогда не слышал этого имени.

– Возможно, ты знаешь ее семью. Они родом из Ланкашира. В сущности, думаю, их имение не очень далеко от Грейдон-Холла.

– Вероятно, но я не думаю, что… – Пирс постучал себя по подбородку. – Ах да, один из приятелей Рэндалла постоянно талдычит о некой мисс Джеймисон, о ее красоте, ее христианской добродетели, ее глазах, ушках, носике, губках… может, это та самая девушка?

Ричард поморщился.

– Ты помнишь цвет ее глаз?

– Как я могу забыть? Зеленые. Но, заметь, не просто зеленые, а цвета сочной листвы, сияющие, как искрящаяся водная гладь весной. Мальчишка явно по уши втюрился в нее.

– Это она, – пробормотал Ричард. Теперь ему придется иметь дело с каким-то влюбленным щенком. Ричард вспомнил, как Ли говорила ему, что хочет выйти замуж за какую-то деревенщину, и его охватил необъяснимый гнев.

Какое ему дело до того, что она хочет выйти за другого? Она выйдет за него, желает того или нет.

Он стиснул руку в кулак, затем заставил себя разжать ее.

– Как зовут этого хлыща?

– Александр Прескотт. Сын сэра Джона. Они с Рэндаллом познакомились в Грейдон-Холле несколько лет назад. Джеффри должен его знать. Они, должно быть, вместе ходили в школу.

– Уверен, что знает. – Ричард смотрел в огонь. – Хочешь быть моим шафером?

– Не могу, старик. Утром мне надо встретиться с поверенными и, самое позднее, во второй половине дня отправляться в Грейдон-Холл. Утомительное это дело. Может, ты повременишь недельку? К следующей пятнице я наверняка вернусь.

– Нет, – ответил Ричард. – Я хочу заключить эту дьявольскую сделку как можно скорее. Заезжай, когда вернешься, и я представлю тебя своей жене. А теперь подай-ка мне бутылку и закажи еще одну. Я хочу забыть о сегодняшнем дне, о завтрашнем и о вчерашнем. По сути дела, я хочу так напиться, чтобы вообще не думать.

Ее приход на кухню был ошибкой, запахи кипящего жира и жарящегося мяса вызвали у нее тошноту. Но все равно она не могла сидеть в своей комнате, упиваясь жалостью к себе, или оставаться в постели с приступом меланхолии, как тетя. Хотя был такой соблазн.

– Вы нездоровы, мисс Джеймисон? Вид у вас что-то бледный, – сказала кухарка, шаркая к большому деревянному столу с дюжиной буханок свежевыпеченного хлеба в руках. Ее волосы были засунуты под чепец, но несколько прядок прилипли ко лбу, подчеркивая озабоченность в глазах. – Согреть вам чаю? Это займет всего несколько минут.

Ли послала кухарке дрожащую улыбку.

– Нет, нет, миссис Хокинс, я здорова, просто немного устала. – Что, в сущности, было правдой, поскольку она почти всю ночь проворочалась в постели, преследуемая черными глазами дьявола. И вкусом его губ. И чувственным прикосновением рук. – Не могли бы вы выделить мне несколько баночек своего знаменитого желе из смородины? И быть может, кусочек вашего лучшего сыра?

Повариха кивнула, ее пухлые щеки покраснели от удовольствия.

– Для вас, мисс, все, что угодно. Я мигом.

Ли сложила теплые буханки в большую проволочную корзину на столе. Когда отец объявил о своих планах взять дочь в Лондон, Ли следовало заподозрить, что он замышляет, но она думала только об Александре. Как ужасно скучала она по нему с тех пор, как он присоединился к своей семье в Лондоне на время светского сезона! Как боялась, что он влюбится в кого-нибудь! А теперь она сама выходит замуж за другого. Конец всем девичьим мечтам.

Завтра день ее свадьбы.

Она потерла руками горящие глаза, затем прижала кончики пальцев к щекам, словно могла прогнать пылающий жар. Завтра день ее свадьбы!

День, который Ли столько лет рисовала в своем воображении.

Она представляла себя с розами в волосах и в самом красивом и элегантном на свете платье. Счастье переполняет ее, она улыбается и плачет, идя по церковному проходу об руку с отцом туда, где жених ждет ее с гордо сияющими любовью глазами. Всегда в ее мечтах Александр был тем, кто стоял и ждал. Теперь она не видела ни лица Александра, ни часовни, ни роз.

Она видела лишь глаза герцога, сверкающие от эмоций, горящие желанием. Ощущала лишь жар его рук, обнимающих се, прикасающихся к ней так, как никто никогда не прикасался. Грезила лишь о его поцелуе.

Прошел уже целый день, а она до сих пор ощущала вкус того поцелуя.

Ли застонала, когда от наплыва воспоминаний участились дыхание и сердцебиение. Она не могла понять этого своего влечения к нему. Он завладел ее мыслями, завладел ее душой. Но он не любит ее.

Неужели это так плохо – хотеть выйти замуж по любви? Неужели так глупо надеяться, что когда-нибудь герцог полюбит ее? И неужели она хочет выйти за него?

Если уж быть абсолютно честной с собой, то Ли вынуждена была признать – да. Но не так. Если бы только они встретились на каком-нибудь вечере или суаре. Если б только он хотел жениться на ней ради нее самой, ради ее убеждений, ее мечтаний… если б он любил ее!

Он так красив с этими своими вьющимися черными волосами и угольно-черными глазами, с твердыми, точеными скулами и захватывающей дух улыбкой, но не только внешность влечет ее к нему.

С того мгновения как он заключил ее в объятия, с того мгновения как они поцеловались, она чувствовала какую-то странную связь с ним, которой не понимала и не могла объяснить.

Его боль была ее болью, его желание – ее желанием, а под всем этим – скрытая потребность в любви, которая взывала к Ли, словно она и только она одна могла облегчить его одиночество.

Или, быть может, это она ощущала вкус своего собственного одиночества, своей собственной потребности. Она бранила себя за глупые мысли, но все равно не могла избавиться от этих ощущений.

Звяканье стекла о стекло вырвало ее из мучительных раздумий, но сосущая боль под ложечкой осталась.

– Ну вот, – проговорила миссис Хокинс, расставляя баночки с вареньем в корзине. Прикрыв корзину куском муслина, она велела лакею отнести это в поджидающую карету.

– Миссис Хокинс, вы просто чудо. Спасибо, – сказала Ли. Она вернулась в свою комнату и взяла перчатки и шляпку. Обернув плечи шалью, направилась к двери.

Отец преградил ей путь:

– Ли, на несколько слов.

На короткое мгновение она захотела пройти мимо, но опыт давно научил ее, что отец не колеблясь сделает ей выговор в присутствии слуг.

Она вошла в библиотеку и скрестила руки. Быть может, когда-нибудь она и простит его. Когда-нибудь в отдаленном будущем, когда боль от его предательства ослабеет.

Но не сегодня. Его затянувшееся молчание вырвало у нее усталый вздох.

– Ты что-то хотел?

– Только побыть несколько минут со своей дочерью, прежде чем отдам ее замуж. – Он тяжело опустился на мягкую скамейку в оконной нише, его объемистый живот навис над поясом панталон. Он потер руки и широко ухмыльнулся: – Завтра к этому времени ты уже будешь герцогиней Уэкстон. Превосходное имя превосходного старинного рода. Я тут навел справки, Ли. Ты знаешь, что мальчик может проследить свою родословную до самого Вильгельма Завоевателя?

У отца просто ни стыда ни совести.

– Едва ли он мальчик, папа. Но не важно. Думаешь, мне есть дело до его происхождения?

– А должно быть. – Он ткнул в нее пальцем. – Подумай о родословной. Подумай о крови Джеймисонов и Уэкстонов, слившейся воедино. Подумай о детях, которые у тебя будут. Тебе следовало бы благодарить меня, а не хандрить.

– Я не хандрю. Я, как всегда, занимаюсь своими обязанностями. – Она устремила взгляд в окно, на грозовые тучи, собирающиеся на небе. Воздух был влажным и зябким. – Как тебе удалось заставить герцога согласиться на этот брак? Я пыталась выяснить это, но у меня ничего не вышло.

– Я же говорил тебе. Поманил его твоим приданым, и он клюнул.

Неужели она на самом деле полагала, что отец скажет ей правду?

– Папа, зачем я тебе понадобилась? Чего ты хочешь?

– Хочу видеть тебя счастливой.

Она покачала головой:

– Тебе нет дела до того, счастлива я или нет.

– Я хочу, чтобы ты смирилась со своей судьбой.

– А разве у меня есть выбор? – сдавленно спросила она. – Ты же не изменишь своих намерений, значит, если он до завтра не передумает, я окажусь замужем. Что еще может сделать дочь? Если, конечно, я не решу сбежать.

– Ты не посмеешь! – Он прищурился, вглядываясь в ее лицо, затем чуть слышно выдавил: – Ведь нет?

Вряд ли Ли могла всерьез обдумывать мысль, которая промелькнула у нее в голове. К несчастью, ей слишком хорошо известна печальная участь женщины, оставшейся без защиты, даже если эта защита исходит от подлого отца, который готов против воли выдать свою дочь замуж. Тихий голосок в сознании сказал ей, что она кривит душой, что она хочет выйти замуж за герцога. Она всерьез опасалась, что влюбилась в пего, будь он неладен. Что это, любовь с первого взгляда? Что означает это бурное смятение чувств, эта щемящая потребность?

– Завтра к этому времени ты будешь герцогиней – а когда-нибудь мой внук будет герцогом. – Отец хлопнул себя ладонью по бедру, его смех эхом разнесся по комнате, отскакивая от лепного потолка. – Никогда не думал, что доживу до этого дня.

Дыхание вырвалось из легких Ли, руки сжались от охватившего ее гнева.

– Мне уже до смерти надоело слышать это! Ты, похоже, забыл. У тебя уже есть внук.

– Нет!

– Есть! – закричала Ли, устав от тайн, от лжи, от необходимости молчать, словно ничего не произошло. – Но это правда. Где-то есть ребенок, в жилах которого течет твоя кровь, а мы даже не знаем, мальчик это или девочка.

Она прижала ладони ко лбу и зашагала по комнате.

– О Боже, ему сейчас уже должно быть четыре года. А как же Кэтрин? Неужели ты никогда не задаешься вопросом, где она? И вообще, жива ли она еще?

– Замолчи! – проорал он. – Я запретил тебе упоминать ее имя в моем доме. Для меня она мертва.

– Но не для меня. И я не буду молчать. Больше не буду. Не проходит и дня, чтобы я не думала о них, не молилась за них и не презирала тебя за то, что ты с ними сделал. – Ли резко втянула воздух. Она не могла поверить, что у нее вырвались эти слова.

Отец тоже был потрясен, щеки горели огнем, глаза широко открылись, губы шевелились.

– Что ж, можешь презирать меня, – наконец сказал он, поднимаясь и надвигаясь на нее со сжатыми в кулаки руками. – Но это ничего не меняет. Завтра ты выйдешь за Сент-Остина.

Порыв убежать был силен, но она не двинулась с места. Теперь он не посмеет ударить ее.

– Да, наверное, выйду. И буду молить Господа простить твои грехи. А теперь, с твоего позволения, мне надо идти. Я опаздываю.

Поездка в карете была пыткой. Каждая выбоина на дороге, каждый скачок колес болезненно отзывались в теле, но посещение детей – именно то, в чем Ли нуждалась, чтобы хоть на время избавиться от мучительных мыслей и чувств.

Однако даже здесь, в окружении дюжины мальчишек, которые все разом смеялись и болтали, их забавных мордашек, испачканных в варенье, сомнения и страхи продолжали терзать ее.

Настроение поднялось только тогда, когда в дверях кладовой появился Томас. Красноватая пелена болезни все еще стояла у него в глазах, но температура спала и озноб прошел.

Господь милостив, в конце концов.

– Кое-что случилось, – сказала Ли миссис Бристолл. – Кое-что… срочное.

Она не могла заставить себя говорить о предстоящем замужестве. Она пока еще не сдалась судьбе.

Ли вложила кошелек в руку миссис Бристолл.

– Я хочу, чтобы вы взяли это. На еду и лекарства. Я не знаю, когда смогу вернуться. Возможно, не раньше чем через неделю. А может, даже через две. – Если вообще когда-нибудь вернется.

Ли понятия не имела, что принесет будущее и даже где будет ее дом. По телу распространилось холодное оцепенение, хотя воздух вокруг был удушающе жарким. Но нельзя волновать миссис Бристолл и детей. Ли поплотнее закуталась в шаль, чтобы скрыть дрожь.

– Я не оставлю вас, миссис Бристолл, – заверила она. – Когда устроюсь, я пришлю вам свой адрес. А теперь, дети, – бодро обратилась она к мальчикам и порылась в корзине в поисках книги, спрятанной там, – кто хочет послушать сказку?

 

Глава 6

– Твоя невеста, похоже, не спешит на бракосочетание, – заметил Джеффри, и голос его был едва слышен из-за боя больших настенных часов. – Интересно, с чего бы это?

Ричард смотрел в огонь. Ему хотелось поскорее покончить с этим фарсом, но невеста, похоже, вознамерилась заставить его ждать, а брат весело болтал, словно это была обычная свадьба, а не бедствие, вызванное его пьянством и игрой. Мышцы плеч напряглись, когда Ричард стиснул мраморную каминную полку.

– Джеффри, если тебе дорога жизнь, ты больше не скажешь ни слова.

Угли в камине рассыпались. Сноп искр вспыхнул так же ярко, как золотистые крапинки в глазах Ли, когда она заявила, что не выйдет за него. Минута шла за минутой, и Ричард вынужден был задуматься, уж не сказала ли она это всерьез. Что, если она убежала из города, чтобы ускользнуть от него?

Нет, она не совершит подобной глупости. Ей бы все равно это не удалось. Он отыскал бы ее и силой притащил к алтарю, если бы пришлось. Ему нужен этот брак, чтобы купить молчание ее отца и оградить Элисон от опасностей.

Джеффри пошаркал ногами по ковру, и этот звук подействовал на нервы Ричарда, словно царапанье ногтями по стеклу. Даже тетка Ли выглядела обеспокоенной, украдкой поглядывая на дверь. Он посмотрел на часы.

Невеста опаздывает уже почти на четверть часа. Он даст ей еще минуту, а потом пойдет искать ее и, когда найдет, преподаст ей урок послушания мужу.

– Герцог уже здесь. Пора.

Ли старалась не обращать внимания на предательскую дрожь в желудке, вызванную словами отца. Она сегодня еще ничего не ела. И почти не спала. Ее вынуждают выйти замуж за мужчину, который, вне всякого сомнения, презирает ее. Естественно, горло сжимает судорога и в голове гулко стучит, а отцовские слова, словно набат, гудят в голове: «Он здесь. Пора».

– Ты так похожа на свою мать. – Морщинки вокруг глаз отца смягчились, он смотрел на нее с нежностью, словно был любящим родителем, а она – счастливой невестой.

Платье и вправду было потрясающим: отливающий серебром шелк, расшитый жемчужными бусинами. Оно было сшито для ее матери, но ни разу не надевалось.

Сейчас, как никогда, Ли так нуждалась в матери. Или в сестре.

Тоска по сестре грозила вылиться в слезы, тоска по ее силе, по ее руководству, по ее любящей поддержке. Но более всего Ли хотелось знать, что сестра в безопасности. Как бы ни старалась Ли не терять надежды, становилось все труднее верить, что она когда-нибудь увидит сестру, а тем более ребенка.

Нет, Ли отодвинула предательские мысли в сторону. Она не будет поддаваться отчаянию.

Отец откашлялся, потеребил складки шейного платка, затем выпалил:

– Поскольку твоя тетка незамужняя, а твоей матери нет в живых, придется мне проинструктировать тебя насчет твоих супружеских обязанностей.

– Пожалуйста, не надо, – выдавила Ли, прижав ладони к щекам. Сознание тут же наполнилось воспоминаниями, от которых стало горячо: смелая, чувственная ласка губ герцога на ее губах, ответная тянущая боль внизу живота, тревожащее томление, которое с тех пор преследует ее.

Разумеется, отец не обратил внимания на ее протесты. Его единственной целью была забота о том, чтобы она знала, как наплодить ему будущих знатных внуков. О внучках даже не упоминалось, когда он бормотал ей свои бесполезные инструкции, которые сводились к тому, чтобы «лежать неподвижно, выполнять свой долг и не протестовать, что бы ни было».

Именно это «что бы ни было» вызвало у нее неподобающую леди испарину на ладонях и судорогу в животе.

Где-то в глубине души она на самом деле верила, что этот момент никогда не наступит, что герцог одумается. Но он здесь.

Пора.

Она последний раз оглядела свою комнату, приятные оттенки и гармоничное сочетание голубого с золотым. По всему этому она скучать не будет, решила Ли. Скучать она будет только по тете.

Ли вздохнула и стала спускаться по лестнице, предоставив отцу идти следом. Пусть этот брак не по ее выбору, но она встретит его с достоинством и честью.

Что еще она может сделать?

Ли нашла некоторое утешение в том, что ее карманных денег, ежегодной суммы, положенной ей герцогом для личных трат, будет вполне достаточно, чтобы дети из приюта миссис Бристолл больше ни в чем не нуждались.

Это казалось слишком холодной и расчетливой причиной для брака, но ведь герцог женится на ней только ради денег или, по крайней мере, так утверждает, хотя она ему не верит. А колотящееся сердце предупреждало, что и ее собственные ошибочные резоны тоже являются ложью.

Неужели это любовь с первого взгляда? Эта щемящая потребность, так непохожая на все то, что она когда-либо испытывала?

У дверей в гостиную она приостановилась, ноги отказывались идти вперед, глаза заволокло пеленой, образы проплывали мимо, словно фрагменты сна: ее тетя у окна, прижимающая к губам платочек; за окном уныло-серое от нависших туч небо и заходящее солнце; викарий, сидящий на краешке канапе с зажатым в руках молитвенником; какой-то молодой человек, которого она не знает, но, судя по сходству с герцогом, видимо, его родственник.

Затем глаза Ли отыскали его. Ричарда. Стоящего у камина. Широкая спина и длинные ноги, облаченные в строгий черный костюм. Черные волосы блестят в свете огня.

Дьявол в вечернем наряде, освещенный языками пламени.

Она не издала ни звука, однако спина его напряглась, голова повернулась, и непроницаемые черные глаза встретились с ее затуманенным взглядом. Внезапно стало нечем дышать от злости на то, что она вынуждена выйти замуж против своего желания, по крайней мере, так Ли сказала себе, но когда он направился к ней, когда все ее ощущения наполнились запахом жасмина и амбры, щемящее сердце вновь предупредило, что она себя обманывает.

– Ваша светлость, – пробормотала она поразительно твердым голосом.

– Мисс Джеймисон, – сказал он и поклонился. Его губы слегка изогнулись в неком подобии улыбки. Он протянул руку и выжидающе вскинул бровь.

Изысканная вежливость вернулась, а безжалостный взгляд дерзкого мужчины, который поцеловал ее, остался.

Несмотря на напряжение, сжимающее внутренности, Ричард почувствовал, как улыбка приподнимает уголки губ: Ли встретила его взгляд с мерцающим в глубине глаз вызовом – золото, спрятанное в зелени, отражающей свет огня.

Неужели он на самом деле ожидал женской истерики? Подрагивающих ресниц, обморока? От женщины, которая осмелилась ворваться к нему в дом и швырнуть предложение ему в лицо?

Правда, нельзя сказать, что он делал ей предложение, напомнила его совесть. Нет, он заявил ей, что она выйдет за него через два дня, словно она какая-нибудь наемная мелкая сошка, обязанная выполнять его приказания.

И, тем не менее, вот она, стоит перед ним с высоко поднятой головой и без колебаний кладет ладонь ему на руку. Пока они шли, чтобы встать перед священником, Ричард поймал себя на том, что его восхищение растет, и рука под ее ладонью сжалась.

Он не хочет ничего испытывать к этой женщине. Определенно, ни восхищение, ни жалость. И уж конечно, не желание, которое все еще терзает его, не это слишком отчетливое, болезненное ощущение ее близости и слабый аромат роз, окутывающий волосы. Кожа его сделалась горячей, потом снова холодной, эмоции, от ярости до смирения, стремительно сменяли, друг друга.

Он пытался внимать происходящему, но единственное, о чем мог думать, – это о женщине с ним рядом. Невозможно отрицать, что она красива и все же выглядит такой юной, такой уязвимой – едва заметное подрагивание рук, бусины на платье, мерцающие в свете свечей, отражающие червонное золото волос.

Как может он желать эту женщину?

По праву он должен ненавидеть ее и, наверное, ненавидит. Но желает, желает с того самого мгновения, как впервые увидел. Пожалуй, следовало бы радоваться, что он испытывает вожделение к женщине, к которой скоро окажется прикованным на всю жизнь. В конце концов, она будет матерью его детей, если, конечно, он решит спать с ней. Является ли она участницей этого вероломства? Или она жертва отцовских амбиций?

С опущенными глазами и покрытыми испариной щеками Джеффри занял свое место рядом с Ричардом. Ее папаша адресовал Ричарду широкую улыбку, словно все они – одна счастливая семья, собравшаяся на торжество.

Ричард прижал ладони к бедрам, чтобы удержаться и не придушить ублюдка прямо на месте. Этого удовольствия придется подождать, по крайней мере, пока.

Викарий произносил слова, которые связывали Ричарда с этой женщиной на всю оставшуюся жизнь, с этой красивой храброй женщиной, которая смело предстала перед ним, не дрогнув, встретилась с ним взглядом, а он думал только о том, что ему не нужна жена.

А потом все закончилось так же быстро, как и началось.

Только что в комнате стояла тишина, не считая монотонного, бесконечного бормотания викария, а теперь все, казалось, заговорили одновременно. Брат радушно принимал жену Ричарда – его жену! – в семью. Тетка обнимала Ли, всхлипывая у нее на плече. Викарий произносил свои поздравления.

Джеймисон подошел к Ричарду и хлопнул его по спине:

– Прекрасная церемония, а, сынок?

Ей-богу, этот человек не осознает грозящей ему опасности.

Стиснув руки в кулаки, чувствуя неимоверное напряжение в ногах, Ричард улыбнулся.

– Джеффри, будь так любезен, проводи… – Господи, пришлось стиснуть челюсти, чтобы протолкнуть слова между зубов… – мою жену в карету. Я бы хотел переговорить с ее отцом с глазу на глаз.

– Пожалуйста, зовите меня Таддеус, – сказал Джеймисон, и его порозовевшие щеки слились по цвету с жилетом. – Или «папа». Мне нравится, как это звучит.

– Да, не сомневаюсь, – отозвался Ричард, стараясь, чтобы голос прозвучал мягко, предвкушая предстоящий момент и чувствуя, как злость гонит кровь по жилам. – Напоминаю, я женился на вашей дочери по одной-единственной причине. Я выполнил свою часть сделки. Теперь позвольте мне объяснить вашу. Вы никогда больше не приблизитесь ни ко мне, ни к членам моей семьи.

– Имейте в виду, – зашипел Джеймисон. – Если вы нарушите наш договор, я всему свету расскажу об Элисон…

Ричард схватил его за грудки и рывком дернул кверху.

– Если ты хотя бы прошепчешь ее имя во сне, я об этом узнаю. Моя месть будет быстрой и безжалостной. Я раздавлю тебя сапогом, как поганого червя. Я брошу твою дочку на съедение волкам, как ненужный хлам. Я устрою очень публичный, очень безобразный развод. И если ты думаешь, что я этого не сделаю, валяй, проверь. Мне будет нечего терять, а это сделает меня воистину опасным. – Он наклонился вперед. – Теперь я выразился достаточно ясно?

Джеймисон стал красным как рак, но сжал губы и согласно кивнул.

– И еще одно, – сказал Ричард, сжимая и разжимая руки после того, как оттолкнул от себя ублюдка.

Джеймисон потер пальцами горло.

– Что, сынок?

– Больше никогда не называй меня сыном, или мне придется убить тебя за оскорбление.

Ли в последний раз обняла тетю. Порыв прильнуть к плечам Эммы и не отпускать был силен, но она заставила себя отступить.

– Пожалуйста, тетя, не плачь. Я буду часто приезжать к тебе, а ты должна навестить меня в моем новом доме.

– Ты права, конечно, – сказала Эмма, притрагиваясь тыльной стороной ладони ко лбу. Она подняла залитые слезами глаза на герцога: – Вы будете относиться к моей племянницей по-доброму, милорд?

Он не поправил ее неверное обращение – небольшой акт сострадания, вызвавший слабую улыбку на губах Ли.

– Заверяю вас, мадам, я буду относиться к ней с крайним уважением и вниманием, – сказал он с поклоном, затем помог Ли сесть в ожидающую карету и забрался вслед за ней.

Дверца захлопнулась с громким стуком.

– А ваш брат не поедет с нами? – прерывающимся голосом спросила Ли. С каждой секундой ей все труднее было сдерживать нарастающее напряжение.

Она одна в тускло освещенной карете с мужчиной, и не просто с каким-то мужчиной, а со своим мужем! Направляется к нему домой. Где они останутся одни. В темноте. В его спальне.

Боже милостивый, что она наделала?!

– Джеффри поедет впереди, дабы убедиться, что все готово к нашему приезду.

Его грозное присутствие тяжело давило на все ее органы чувств, он вальяжно развалился на сиденье напротив, своими длинными ногами задевая ее колени, носками сапог касаясь туфель.

Тусклый свет единственной лампы отбрасывал причудливые тени на твердые, точеные линии его подбородка, на изгиб чувственных губ, на таинственный, опасный блеск глаз.

Карета слишком мала. В ней недостаточно воздуха. Ли вжалась в спинку кареты. Черные брови герцога изогнулись.

– Ли, уверяю, тебе нечего меня бояться.

Она выдавила смешок, хотя он прозвучал еще неувереннее, чём презрительный тон, которого она надеялась достичь.

– Я не боюсь вас, сэр. И не давала вам разрешения называть меня по имени.

– Поскольку мы теперь женаты, – пробормотал он, своими черными глазами вглядываясь в ее лицо, словно хотел запомнить каждую черточку, каждый изгиб, – было бы несколько странно придерживаться формальностей, по крайней мере наедине. Но может, ты предпочитаешь, чтобы я обращался к тебе «ваша светлость»?

«Ваша светлость»? Нет, она просто мисс Джеймисон, а не герцогиня Сент-Остин, но это, к сожалению, не сон.

У нее на пальце его кольцо. Красивое золотое кольцо.

– Да, предпочитаю, – ответила она, стискивая руки, спрятанные в складках юбок. Это глупый разговор, но Ли не могла придумать ничего сколько-нибудь важного. Она совершила ужасную ошибку. Она влюбится в него, она уже знает это.

Ей грозит серьезная опасность. Надо бороться со своим рискованным влечением к герцогу. Она должна защитить свое сердце.

Кучер прикрикнул на лошадей и быстро щелкнул поводьями. Внезапный крен кареты вновь вызвал у Ли то ощущение тошноты под ложечкой.

Не успела Ли хоть как-то возразить или запротестовать, как герцог сократил расстояние между ними и взял ее дрожащие руки в свои ладони. И хотя они оба были в перчатках, она чувствовала силу его пальцев, крепкую хватку и жар кожи, который зажег ответный жар у нее в животе.

– Ваша светлость, – сказал он, вытягивая губы в линию, словно пытался сдержать улыбку. – Мы не первые, кто поженился ради долга, чести и семейных обязательств. И безусловно, не последние. Мы должны найти путь, по которому будем двигаться дальше.

Это было совершенно разумное, рассудительное высказывание.

– Я бы предпочла найти выход, – проворчала она, что было не вполне разумно и ни капельки не рассудительно, но он держал ее за руки и смотрел на нее этими тревожащими дьявольскими очами, а его соблазнительный запах окутывал се. А потом герцог сделал нечто неожиданное.

Он рассмеялся глубоким, рокочущим смехом, от которого у нее по коже побежали мурашки. Глаза его потемнели. Взгляд опустился на ее губы, и Ли поняла… что герцог сейчас опять ее поцелует. Она хотела отклониться назад, но подалась вперед, веки медленно опустились.

Он совершает большую ошибку.

Но, даже понимая это, Ричард не мог остановиться.

Он заставил себя удерживать руки у Ли на спине, только на спине, и привлек ближе, вдыхая аромат роз и лосьона, чувствуя тепло дыхания на своих губах. Теперь он понял. Не виски побудило его поцеловать ее.

 

Глава 7

Карета остановилась, прежде чем он успел углубить поцелуй, прежде чем страсть смела рассудок, прежде чем он овладел своей женой, своей девственной женой, прямо здесь, в холодной темной карете, не думая ни о ее удовольствии, ни о собственном душевном покое.

Пульс быстро маршировал под стук сердца. Ричард убрал руки и откинулся на жесткую кожаную спинку. Причиняющее неудобство напряжение сжало ноги. Когда страсть пошла на убыль, янтарно-зеленая мягкость глаз Ли потемнела. Бордовый румянец залил щеки, растекся по шее, притягивая его взгляд к часто вздымающейся и опускающейся груди, Ли пыталась выровнять дыхание.

– Не целуйте меня больше, – сказала она. – И не дотрагивайтесь до меня.

– Ты намереваешься отказывать нам обоим в удовольствиях супружеской постели? – Зачем он сказал это, Ричард не знал, поскольку вообще не собирался спать с ней – хотя тяжелая боль в паху опровергала это намерение. А если подумать, почему бы, черт возьми, и нет?

Может, он и не хотел жену, но она у него есть. Следует ли ему воспользоваться теми выгодами, которые он получил? Разве не заплатил он за них своей гордостью? Своим достоинством? Самой душой?

Кроме того, пора ему обзавестись наследником. Нельзя допустить, чтобы имения попали в руки Джеффри. Этот дурак разорит их в пух и прах, если еще раньше не проиграет за карточным столом. Ричард не может позволить этому случиться. Его долг – сохранить титул и собственность для грядущих поколений Уэкстонов.

А что, если Ли в сговоре со своим вероломным папашей?

– Если вы хотели удовольствий, – проговорила Ли дрожащим голосом, но от гнева или от желания, трудно было сказать, – тогда надо было жениться по любви, а не ради денег.

Он засмеялся, хотя на самом деле хотелось презрительно усмехнуться, но не над ней, а над собой, – правда наконец прояснилась. Она наивная жертва подлых интриг своего отца, ибо только наивная, неопытная глупышка может верить, что любовь – если она вообще существует между мужчиной и женщиной – является основой для брака. Чувство сродни ненависти или, быть может, вина царапали горло, переворачивали внутренности. Он хотел ненавидеть Ли, но не мог.

Она не заслуживает этого. Как не заслуживает его гнева и презрения. Ибо разве не оказалась она, так же как и он, в ловушке этого постылого брака?

Милостивый Боже, какая неразбериха! Какая ужасная неразбериха!

Ричард провел руками по лицу, потом по волосам. Не успел он ничего сказать, как дверца распахнулась.

Ливрейный лакей опустил подножку. Ричард выпрыгнул из кареты и повернулся, чтобы помочь Ли – своей жене, черт бы подрал все на свете – спуститься на землю.

Звуки смеха привлекли его взгляд к дому, где каждое окно было ярко освещено сотнями свечей, а комнаты полны элегантно одетых дам и джентльменов.

Как он забыл про бал Рейчел?

То, что одно время казалось хорошей идеей – пресечь слухи в отношении его поспешной женитьбы, смело бросив свою свадьбу в лицо обществу, – теперь оборачивалось ужасным наказанием для гордой красавицы, которая шла с ним бок о бок. Конечно, когда он замышлял этот план, в его жилах текло больше виски, чем крови, не говоря уж о неукротимой, дикой ярости. На ее отца, на Джеффри, на себя и на эту ситуацию.

Он взял Ли за руку, намереваясь обогнуть угол дома и войти через черный ход. Оттуда недалеко до лестницы, ведущей в личные покои, что позволит им избежать толпы. Но брат ждал их прибытия.

Джеффри распахнул парадную дверь и махнул рукой дворецкому, который громко возвестил:

– Герцог и герцогиня Сент-Остин.

– Нам надо станцевать всего один танец, – прошептал ей на ухо муж, этот нехороший, порочный человек, губами щекоча нежную кожу шеи. – А потом можно будет уйти.

Единственное, чего хотелось Ли, – это уединиться в своих покоях, где бы эти покои ни находились, но она приклеила на лицо ослепительную улыбку, словно была самой счастливой из невест в счастливейший день своей жизни, и он повел ее в дом, а затем в бальный зал, где толпились человек триста или четыреста, и все смотрели на нее. Что она могла сделать? Повернуться и выбежать из комнаты?

Никто не говорил. Никто не шевелился. Даже слуги застыли с подносами в руках.

Ли могла бы счесть эти ошарашенные физиономии с разинутыми ртами и вытаращенными глазами весьма забавными, если б не ощущение бездонной пустоты в желудке и не головокружение, настигшее ее. Зал был ошеломляюще большой, с куполообразным потолком высотой в три этажа. Свет от люстр мерцал на позолоте и мраморе, придавая сказочное сияние.

Будь она наивной девочкой, еще не вышедшей из классной комнаты, то могла бы вообразить, что темный, опасный мужчина, шагающий с ней рядом, – заколдованный принц, унесший ее в свое королевство.

Реальность же была не такой привлекательной и не так легко объяснимой. Ли даже не могла наскрести сил, чтобы ненавидеть его за то, что он навязал ей эту неловкую ситуацию. Нет, она ненавидит его за то, что он снова поцеловал ее, за то, что заставляет желать его… нуждаться в нем… любить его… нет, она ничего этого не испытывает.

Какая-то красивая женщина в персиковом полупрозрачном шелке заскользила через зал навстречу им. Ее медового цвета волосы блестели в свете свечей. Изящные локоны обрамляли идеальный овал лица.

Она на ходу взмахнула руками и музыка возобновилась, прерывая тишину, которая накрыла толпу. Дамы, по крайней мере, попытались скрыть свои тайные взгляды и перешептывания за веерами. Мужчины же открыто таращились, разинув рты, их голоса сливались с грохотом оркестра.

– Сент-Остин, противное чудовище, – проговорила женщина, остановившись перед Ричардом. Казалось, кожа ее сияет тем же персиковым оттенком, что и чувственное, воздушное платье. Улыбка ее не дрогнула, но было в выражении ее глаз что-то такое, что Ли нашла смущающим. – Почему ты не сказал мне, что сегодня вечером приведешь домой жену? Ты что, даже не собираешься познакомить нас? – Не дожидаясь ответа Ричарда, женщина повернулась к Ли: – Ох, не обращайте на него внимания. Нам нет нужды придерживаться формальностей и условностей, поскольку мы с вами сестры. Я Рейчел, герцогиня Сент-Остин. О Бог мой, – она очаровательно рассмеялась, – теперь вы герцогиня Сент-Остин, что делает меня вдовствующей герцогиней. Я всегда представляю пожилых дам, когда слышу это слово. Никогда не воображала, что скажу это про себя. Боюсь, потребуется время, чтобы привыкнуть.

На какое-то ужасное мгновение Ли растерялась. Боже милостивый, она даже не знает, как теперь называть себя, так много изменилось.

– Я Ли, – наконец сказала она, решив не добавлять ни фамилии, ни титула. Она оставила без внимания глухой звук, который издал мужчина с ней рядом, этот звук походил на низкое рычание или на сдавленный смех.

– Добро пожаловать в семью, дорогая. – Рейчел взяла руки Ли в свои. Она твердо сжала ее пальцы, потом так же быстро отпустила. – Как чудесно будет иметь сестру в доме… – Она продолжала говорить, но Ли не слышала ни слова.

Она устала, ноги у нее начали дрожать, а жар от свечей и толпы, бросившейся приветствовать их, вызвал лихорадочный румянец на коже. Разумеется, это не имело никакого отношения к «несносному чудовищу», которое находилось к ней слишком близко.

Несмотря на все усилия оставаться надменной и холодно отстраненной, глаза искали его снова и снова. Он отвечал на ее взгляд своим загадочным, непроницаемым взглядом, и выражение его лица не говорило ей ничего ни о его мыслях, ни о чувствах. Он выглядел таким гордо-элегантным, таким прекрасно-изысканным и статным, а она всего лишь невзрачная деревенская мисс. Ей не место в его мире. Она никогда не впишется в него. О, она не сомневается в своих достоинствах, она уверена в своих способностях, но она ничего не знает о том, как вращаться в этих кругах.

Она пыталась предупредить его, но он отказался слушать.

Чтобы исполнить какое-то неизвестное обязательство перед ее отцом, он женился на ней. Его достоинство сохранено. Теперь ей надо найти способ освободить его. Но что она может сделать?

Какое-то смутное воспоминание начало терзать ее.

Обрывки разговоров, подслушанных, когда она была еще ребенком.

Она кусала губы, пытаясь вспомнить, чувствуя тупую боль внизу живота. Ли заморгала, прогоняя слезы. Как только она смирилась с тем, что должна выйти за него, то сразу же начала мечтать об их совместном будущем. Будущем, наполненном детьми, счастьем и любовью. Особенно любовью.

Хотя Ли и пыталась отрицать это даже перед собой, она осмеливалась надеяться, что когда-нибудь он полюбит ее. Она такая мечтательница – это слабость, которая мучает ее всю жизнь.

– Ваша светлость? – произнес Ричард удивительно мягким, быть может, даже дразнящим тоном, и склонился перед ней. – Не окажете ли честь потанцевать со мной?

Не дожидаясь ответа, этот несносный гордец обхватил ее за локоть и повел в танцевальный круг, обвив рукой ее талию, когда первые трепещущие звуки вальса наполнили воздух. Чувственная мелодия, казалось, обволакивала Ли, уменьшала невыносимое напряжение, по крайней мере на этот момент. Волнующий запах амбры и жасмина пробуждал воспоминания, которые лучше бы оставить дремлющими.

– Ты ведь знаешь, – проговорил он своим глубоким, рокочущим голосом, окутывающим ее, – что должна льстить мне, пока мы танцуем. Строго говоря, это надлежащий танцевальный этикет.

Его неожиданный флирт вызвал удивленную улыбку на ее губах, отодвигая в сторону терзающие мысли и мучительные планы до тех пор, пока не осталось только это мгновение.

– Мне кажется, вы ошибаетесь, сударь. Это вы должны льстить мне.

– Согласен. Я попробую. Но имей в виду, что обычно не я льщу, а мне льстят.

– О, в этом я ни капельки не сомневаюсь. – Ли окинула взглядом бальный зал. Она чувствовала жгучую зависть женщин, с нескрываемым вожделением пожирающих глазами ее мужа. – Все девушки в этом зале завидуют мне.

Его губы изогнулись в улыбке, озаренной тем же мальчишеским обаянием, которое она уже видела два дня назад, когда так глупо заявилась к нему домой. А теперь она его жена!

Он, конечно же, играет на публику. И все равно его шутливое поддразнивание казалось таким странным, таким успокаивающим, словно они могли стать друзьями, встретившись при других обстоятельствах.

– Должна ли я похвалить покрой вашего сюртука? – Она захлопала ресницами и понизила голос, как она надеялась, до соблазнительного шепота, хотя сильно подозревала, что ее сдавленный смех испортил весь эффект. Это было шокирующе смело и так не похоже на ее обычную сдержанность, но казалось таким забавным, словно она снова беззаботная девушка, какой была до того, как сестра ушла из дома и отец предал ее. – Или замысловатый узел вашего шейного платка? Или то, как залихватски шаловливо падают на лоб ваши локоны цвета воронова крыла?

Он рассмеялся, и ее сердце пустилось вскачь, обгоняя дыхание, стуча в нарастающем ритме танца. Слова пропали, мысли улетучились, и все ее чувства сосредоточились на всепоглощающем влечении к герцогу, на его волнующем запахе, его большой ладони, в которой лежала ее ладонь, на жаре, исходящем от его кожи, и на этой дьявольской улыбке, которая буквально околдовывала.

Пока музыка наконец не закончилась.

Он держал Ли еще мгновение, как будто не хотел отпускать. Потом отступил назад и предложил ей руку.

– Вы не исполнили свой долг, сэр, – попыталась поддразнить его Ли.

Он вскинул бровь.

– Как так?

– Вы не отдали должное моему тщеславию.

– Я уделю внимание твоему тщеславию позже, – пообещал он, поднося ее затянутую в перчатку руку к губам и целуя кончики пальцев. – Когда ты позволишь мне еще раз поцеловать тебя.

Это чувственное обещание разослало обжигающий жар по жилам. Задыхаясь от напряжения, которое было трудно вынести, Ли заставила себя отвести взгляд и заметила женщину, облаченную в мерцающий бледно-желтый шелк.

– Вот ты где, Сент-Остин, – прерывистым шепотом пробормотала незнакомка, пробежав веером по его руке. Она склонила голову к плечу, чтобы ее золотисто-рыжие волосы чувственно упали на лоб. Пухлые накрашенные губы капризно выпятились. – Ты не собираешься представить меня своей жене?

Несколько секунд назад было поддразнивание и смех, а сейчас его подбородок напрягся, а черты твердели прямо на глазах, пока с лица не исчезли все до единой эмоции.

Это был холодный, надменный герцог, который взял Ли за локоть и подтащил к себе. Прошло несколько мгновений, он словно обдумывал эту мысль, потом представил их друг другу, выбирая слова с изысканной вежливостью, дабы указать, что это Ли оказывает честь, снисходя до леди Маргарет Монтегю, представительницы более низкого ранга. Ли нашла бы эту чопорную формальность смешной, если б она не причиняла ей такой боли.

– Ваша светлость, – пробормотала леди Монтегю, царственно кивнув подбородком в сторону Ли и придвинувшись к Ричарду так близко, что ее юбки обвили его лодыжки.

Рядом с Ли возник Джеффри.

– Могу я иметь честь потанцевать со своей обворожительной новой сестрой?

– С удовольствием, – поспешно ответила Ли, и быстрый жар, побежавший по жилам, вступил в состязание с внезапным желанием вцепиться в рыжие волосы леди Монтегю и выдрать их.

Кто эта женщина с её цепкими руками и осязаемой враждебностью? От внезапного подозрения озноб пробежал по коже Ли и засосало под ложечкой. Все произошло так быстро. Без предупреждения или времени узнать друг друга.

Может, Ричард любит эту женщину и женился бы на ней, не вмешайся отец Ли со своими интригами?

Ли прижала ладонь к животу, чтобы унять боль, накапливающуюся под ребрами. Кое-как ей удавалось удерживать улыбку на губах. Они не покажет своих эмоций перед этими людьми, поджидающими с едва скрываемым злорадством, когда она оступится и упадет.

– Не беспокойтесь о ней, – сказал Джеффри, как будто прочел ее мысли. – Она ничего не значит для Ричарда.

Ли не поверила. Будь это так, Джеффри не посчитал бы нужным упоминать об этом. Она наблюдала за Ричардом, беседующим с Маргарет в углу бального зала. Леди Монтегю была высокой, стройной и холодно-сдержанной. Она принадлежала этому миру и, судя по тому, как льнула к Ричарду, явно считала, что он принадлежит ей.

Внезапное жжение в глазах предупредило Ли, что нужно убежать отсюда.

– Вы не будете против, если мы не станем танцевать? – спросила она, отрывая взгляд от Ричарда. Джеффри наблюдал за ней с мягкой озабоченностью в карих глазах.

– Вам нехорошо? Вы выглядите немного осунувшейся.

– Нет, нет, все в порядке. – Она выдавила бодрую улыбку. – Просто я чувствую, что мне нужен глоток свежего воздуха. Правда. Вот и все.

– Такие мероприятия могут быть жутко утомительными, – сказал он, ведя ее к французским дверям, через которые была видна терраса, освещенная цветными фонарями. – Но не бойтесь, вы привыкнете. Принести вам лимонаду?

Ли кивнула. Она поискала Ричарда в море незнакомых лиц. Улыбка ее не дрогнула, но в груди поселилась тяжесть, когда она нашла его, все еще разговаривающего с леди Монтегю. Ей нечего привыкать к таким утомительным приемам.

После сегодняшнего ноги ее больше здесь не будет.

С легкостью, отработанной годами практики, Ричард принял небрежно-безразличную позу, которая противоречила злости, кипящей у него в душе. Он дождался, когда Джеффри уведет Ли подальше. Возможно, он не хотел жениться на Ли, но теперь это не важно. Она его жена, и будь он проклят, если позволит хоть кому-то обращаться с ней неуважительно.

Ричард даже не заметил приближающейся опасности. Только что он тонул в ясных зеленых глазах, мерцающих золотыми искорками, а в следующее мгновение леди Маргарет Монтегю уже скользила своим веером по его руке. Будь на месте Маргарет кто-то другой, он, пожалуй, был бы даже рад этому вмешательству, которое дало возможность здравому рассудку и благоразумию восстановить если не телесное, то по крайней мере душевное равновесие.

Прежде чем исчезнуть в толпе, Ли бросила последний взгляд на Маргарет, придвинувшуюся к Ричарду еще ближе. Выразительные глаза Ли слегка сузились, брови сошлись, но не в гневе, а в каком-то озадаченном недоумении.

– Что это значит? – потребовала ответа Маргарет, понизив голос и сохраняя на лице выражение спокойной сдержанности.

Прелестная вдова склонила голову к плечу. Уголки губ слегка приподнялись в намеке на улыбку – поза, предназначенная для того, чтобы завлечь и заинтриговать его.

– Потанцуй со мной, дорогой.

– Не играй со мной, Маргарет. – Ричард взял бокал с шампанским. – Я думал, ты знаешь, что такое благоразумие, а ты выставляешься перед моей женой, трогаешь меня за руку, гортанно мурлычешь. Будь я менее благородным, не удержался бы перед соблазном придушить тебя.

Она замахала веером, потом провела им по своей шее, явно намереваясь привлечь его взгляд к чересчур пышной груди, едва прикрытой скандально низким декольте.

– Извини, Ричард. Просто я так соскучилась по тебе.

Он увидел, как ее ореховые глаза наполняются слезами, и испустил раздраженный вздох. За месяц их любовной связи он убедился, какой талантливой актрисой может она быть. Сейчас, очевидно, это было ей нужно.

Но для чего? В конце концов, он разорвал их отношения.

– Я никогда ничего тебе не обещал. Как и ты мне. Нам было просто удобно вместе – факт, с которым мы оба согласились, когда ты впервые пригласила меня к себе в постель. Не говоря уж о тайном характере нашей связи. На котором настоял он.

Хотя Маргарет, как вдова, обладала большей свободой заводить любовников по своему выбору и желанию, Ричард питал сильнейшее отвращение к вероятности неожиданно оказаться пойманным в ловушку брака.

Какая горькая ирония! Если б Маргарет только знала…

Слезы исчезли так же быстро, как и появились.

– Ты говорил, что никогда ни на ком не женишься, и вдруг появляешься сегодня об руку с женой. Что случилось, Ричард? Попался со спущенными штанами?

– Позволь мне кое-что прояснить, Маргарет. Я ожидаю, что ты со всем должным уважением отнесешься к моей жене.

Внезапно отхлынувшая от ее лица краска показала, что она отлично поняла холодную угрозу, прозвучавшую в его тоне. Допивая оставшееся в бокале шампанское, он проклинал себя за глупость. Учитывая поспешность его брака, Ричард знал, что домыслов и сплетен не избежать. Теперь же, похоже, слухи поползут самые разные – от банальных до откровенно порочных.

Ему следует изображать влюбленного глупца. Видя земную красоту Ли, эти хищники высшего света без труда поверят, что похоть взяла верх над его разумом. В очередной раз окидывая взглядом толпу в поисках жены, Ричард почувствовал, как огонь желания забурлил в жилах, и подавил вздох отвращения. Он уже с успехом выполняет свой план.

– Ты свинья. Ты знаешь это?

– Знаю. – С тех пор как встретил Ли, он ведет себя скорее как грубая скотина, чем как благовоспитанный английский джентльмен.

– Я постараюсь простить тебя, – сказала Маргарет, захлопав ресницами. Она понизила голос до сладострастного шепота. – И если ты придешь ко мне сегодня, я приложу все силы, чтобы ты не скучал.

И он по опыту знал, что она приложит. Но, к своему удивлению, не испытал ни малейшего соблазна.

– Не растрачивай на меня понапрасну свои уловки. Побереги их для своего следующего завоевания.

– Не будет никакого «следующего завоевания». Ты – все, чего я хочу. Только ты мне нужен. Твоя женитьба не должна встать между нами.

– Вы дешево себя продаете, мадам. Вам следует расставлять сети на мужа.

– Я и расставляла сети… на тебя. Но, похоже, наживка была не та. Ой, ради Бога, – бросила Маргарет, обмахиваясь веером, – не смотри ты так свирепо. Да, я признаю это. Я знала, что ты не хочешь жениться на мне. Но я хотела тебя и по-прежнему хочу. Не понимаю, почему мы не можем продолжать то, что у нас было.

Ричард отыскал глазами Ли. Она шла рядом с Джеффри, улыбаясь его словам, и красота ее улыбки, такой искренней и чистой, манила Ричарда, словно песнь сирены. Околдовывающая, обольстительная… опасная.

– Нет, все кончено.

– Кто она? – спросила Маргарет, вынуждая Ричарда оторвать взгляд от жены. – Где ты с ней познакомился? Давно знаешь ее?

– Зачем тебе это знать?

– Любопытство? Ревность? Полагаю, любая женщина захотела бы знать, на кого ее променяли. Ты должен, по крайней мере, объяснить мне это.

– Нет, не должен. Мы договорились.

Маргарет – это задача, которая может подождать до завтра. Сегодня же ему предстоит решить более насущные вопросы. Например, что делать со своей прелестной юной женой. Он отдал свой бокал слуге.

– Прощай. Я должен найти свою жену.

– Давай беги, – прорычала Маргарет, когда он отошел. – Но ты вернешься ко мне, Ричард, обещаю тебе.

Надежда хоть немного побыть одной, пока Джеффри принесет лимонад, растаяла, как только Ли вышла на террасу и увидела маячащий в тени силуэт мужчины. Факелы, отражающие темное золото его волос, были слишком далеко, чтобы освещать лицо.

Ли оглядела террасу. Она была пуста. Сад, простирающийся за ней, утопал во тьме. Но прежде чем Ли повернулась и убежала в дом, подул напоенный розовым ароматом ветерок. Облака, закрывающие луну, расступились. Неясный свет пролился на террасу.

– Александр? – Колени ее задрожали. – Это ты? Александр кивнул, словно не доверяя своему голосу. Дрожь пробежала по коже Ли. Она понимала, что должна что-то сказать, но не могла найти слова. Александр напряженно молчал. Белые линии, прорезавшие лоб и кожу вокруг рта, портили безупречную красоту лица. Солнечные голубые глаза наполнились болью предательства. Ли думала, что это ее сердце в опасности от отцовского вероломства. Значит, Алекс все-таки любит ее?

– Я только что вернулся, – наконец сказал он, приближаясь к ней. Движения его были скованными, натянутыми. – Отправился прямо в дом к твоему отцу. Он сказал мне то, во что я не могу поверить. Это правда? Ты вышла за него?

Сердце так больно сжалось, что Ли удивлялась, как оно вообще еще бьется, удивлялась, что еще способна вдыхать и выдыхать воздух через судорожно стиснутое горло. Ей не хотелось добавлять боли, но Александр заслуживает того, чтобы услышать из ее уст правду, а не какую-нибудь ложь, которую скажет ему ее отец.

– Да, я замужем.

– Я убью его! – прорычал Александр, поворачиваясь к дому.

Ли схватила его за руку.

– Алекс, не будь глупцом!

– Вот, значит, кто я для тебя? – Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, и лицо его было призрачно белым в бледном лунном свете. – Глупец?

– Ох, ты же знаешь, что я не это имела в виду! – воскликнула она и повернулась к балюстраде. Ли почувствовала холод камня. Она не заплачет. Не станет усугублять его боль своими слезами. Он подошел и встал позади, так близко, что Ли чувствовала тепло его дыхания у себя на затылке.

– Что произошло, Ли? Расскажи мне.

Голос его был таким, мягким, таким нежным, побуждающим поделиться своими тревогами и страхами, но она не могла. Александр уже не поможет ей, слишком поздно. Правда только причинит ему еще больше боли.

Кроме того, если Ричард согласится на ее план, репутация Ли будет погублена, бросая тень на всех и каждого, кто будет искать ее общества.

– Рассказывать особенно нечего. Отец сам все устроил. Я оказалась обрученной и замужней так быстро, что голова до сих пор идет кругом.

– И ты… согласилась? – выдавил Алекс. Он схватил ее за руки и развернул. Его пальцы больно вонзились в кожу, но Л и сдержала вскрик, который мог привлечь толпу сплетников.

– Отец был доволен этим браком.

– А ты? Ты довольна этим браком?

– А какой у меня был выбор?! – воскликнула Ли, давясь словами. – Дочерний долг – слушаться отца.

– Я спрашивал не об этом. Ты хотела выйти за него?

– Я его даже не знаю…

– Я спросил не об этом.

– Ты не понимаешь.

– Ты хотела выйти за него, да? – Грудь его тяжело вздымалась, когда он резко втягивал в себя воздух. – Значит, ты никогда не любила меня? И твое нежное отношение было всего лишь уловкой, чтобы держать меня на привязи, дожидаясь, когда попадется рыбка покрупнее? Простой сын баронета был недостаточно хорош для тебя? Тебе нужен был титул, которого я не мог тебе дать? – Александр сверлил ее холодным, презрительным взглядом. – Что? Нечего сказать?

Ли понимала, что его слова вызваны болью, но они резали, словно кинжал, вонзенный в сердце.

– Я никогда не держала тебя в подвешенном состоянии. До этого момента я даже не знала, что ты относишься ко мне не как к сестре. Ты всегда был моим дорогим, близким другом, Алекс. С твоей стороны жестоко так обвинять меня.

– Жестоко? – презрительно оскалился он. – Я скажу тебе, что такое «жестоко». Обнаружить, что женщина, которую ты всю жизнь любил, не что иное, как обман, – вот это жестоко! Обнаружить, что ее нежная улыбка и ласковые слова всего лишь маска, за которой скрывается расчетливая сука, – вот это жестоко!

Ли молчала. Не было таких слов, которые она могла сказать. Она устремила взгляд в сад, на деревья, утопающие в тени, нечетко вырисовывающиеся в темноте. Она сжимала перила, радуясь этой твердой опоре, не дающей ногам подкоситься, и слушала шелест ветра, играющего с листвой.

Внезапный взрыв смеха привлек внимание Ли к дому, к Александру, стоящему перед ней и глядящему на нее так, словно она горгона Медуза со змеями вместо волос.

Грудь болела, а горло жгло. Ли прерывисто вздохнула.

– Поскольку ты всегда был моим самым дорогим другом, я прощу тебе резкие слова. А теперь, я думаю, тебе лучше уйти, пока мы не причинили друг другу еще больше боли.

Прошло несколько долгих, напряженных мгновений, прежде чем он резко развернулся и исчез в ночи. Ли закрыла глаза, потирая пальцами лоб. Всю жизнь, сколько Ли себя помнила, они были друзьями. Матери познакомили их, когда они были еще маленькими. Даже после того, как ее мама умерла, перед лицом растущей отцовской враждебности у Ли всегда была безмолвная поддержка Александра.

А теперь он ненавидит ее. Ей хотелось плакать. Хотелось опуститься на пол и заплакать как ребенок, но слезы были заперты внутри, там, где и должны оставаться.

Ночное небо простиралось над головой, звезды неясно вырисовывались на полуночном гобелене. Но Ли не видела ничего, кроме бездонных глубин глаз Ричарда, их загадочной, преследующей ее тьмы.

Согласится ли он на ее план? А почему бы и нет? Он ведь не хотел жениться на ней. Нет, она должна благодарить вероломство своего отца за те муки, которые вот-вот падут на ее голову, и за те скорбные складки, которые залегли у рта Александра.

– Ли, вы здесь? – Лорд Джеффри вышел на террасу, держа по стакану в каждой руке. Он улыбался непринужденной, искренней улыбкой неотразимо обаятельного джентльмена, и Ли не могла не почувствовать к нему симпатию. – Я принес вам лимонад.

Ли даже удалось улыбнуться, а потом рассмеяться над его игривым подшучиванием, так, словно она была счастлива. Словно ее сердце не разрывалось на части. Словно самый дорогой друг не возненавидел ее. Словно мужчина, которого она любит, в этот момент не беседует в бальном зале с другой женщиной. Словно не собирается освободить его.

* * *

Ричард нашел ее на террасе. Золотистые локоны поблескивали в свете факелов, она стояла в обрамлении полуночного неба рядом с Джеффри.

Она чуть наклонила голову в сторону ветерка и закрыла глаза. Таинственная улыбка играла у нее на губах, как будто Ли предавалась приятным мечтам – или замышляла побег.

Джеффри пробормотал что-то ей на ухо, и она рассмеялась.

Этот простой звук, который, казалось, воспарил над музыкальными аккордами, плывущими из бального зала, полностью окутал Ричарда, и он уже не мог сказать, вина или желание сжимает его внутренности. Он заставлял ее дрожать от страха, потом от желания, но еще ни разу не рассмешил ее.

Он прислонился плечом к стене, скрестил руки на груди и позволил себе полюбоваться ею – своей женой, черт побери.

Привыкнет ли он когда-нибудь к этому слову?

Впервые он видит ее спокойной и расслабленной. Роскошный золотой шелк волос струится по плечам, вызывая нестерпимое, до зуда, желание намотать их на запястья, погрузить пальцы в локоны, удерживая ее для поцелуя.

Господи, помоги, он же должен ненавидеть ее. Она дочь его врага, но Ричард обнаружил, что не может ненавидеть. Как не может отрицать свое растущее восхищение. Разве она плачет и причитает? Нет, она держит голову высоко и идет в будущее храбро и уверенно.

Оказавшись перед лицом высшего света, разве она испугалась и лишилась чувств? Нет, она решительно вошла в бальный зал и бросила им всем вызов: «Ну давайте, осудите меня, если посмеете!»

Она прекрасна, прекраснее всех известных ему женщин, но именно глаза сражают его своей глубиной, своей выразительной честностью, которая, казалось, проявляется во всех ее эмоциях.

Хотел он того или нет, но дело сделано.

Теперь они должны найти способ двигаться дальше.

Самосохранение предостерегало, что следует отослать Ли в Корнуолл.

Вожделение требовало затащить ее в постель.

Словно почувствовав присутствие Ричарда, Ли опустила голову. Улыбка сникла. Лицо стало бледным, как звезды, мерцающие на ночном небе. Она медленно обернулась, встретившись с Ричардом недрогнувшим взглядом, и в ее зеленых глазах отразился свет факелов и что-то еще, налет страдания или боли.

Ричард перевел взгляд на брата и увидел стаканы, зажатые в его руках. Ярость вспыхнула в нем, заставив пульс бешено заколотиться, а руки сжаться в кулаки.

Джеффри, который всего минуту назад смеялся как беззаботный мальчишка, стал серым, как каменная балюстрада, к которой он прислонялся.

– Дорогая сестра, я должен пожелать вам доброй ночи, – сказал он, учтиво склоняясь перед Ли. – Увидимся за завтраком.

Проходя мимо Ричарда, Джеффри замедлил шаг.

– Это лимонад, – сказал он низким, скрипучим голосом, словно царапнул железом по стеклу. – Я уже три дня не пил ничего крепче кофе, чая или этого… отвратительного пойла.

Только теперь, с близкого расстояния, Ричард разглядел сероватую бледность кожи Джеффри, тонкий налет испарины на лбу, дрожащие руки. И все же не совсем поверил ему.

– Я же сказал тебе, что намерен измениться. Кстати, – добавил Джеффри, словно только что вспомнил. – Мне нравится твоя жена. Она совершенно очаровательна.

И он скрылся в бальном зале, оставив Ричарда наедине с Ли. С его женой.

Ли не могла больше вынести ни секунды невероятного напряжения, непроницаемого взгляда этих черных, бездонных глаз, загадочного выражения лица. Его безучастной позы.

– Я бы хотела отдохнуть, – проговорила Ли, не узнавая своего осипшего голоса. После столкновения с Алексом она чувствовала неимоверную усталость. Остался только один разговор. Но самый трудный. Быть может, лучше отложить его на завтра. – Если вы попросите кого-нибудь показать мне мои комнаты.

– Конечно. Я сам провожу тебя. – Ричард предложил ей руку. Истинный джентльмен. Изысканно вежливый.

Он повел ее вниз по ступенькам, в темноту, и от стремительного темпа, который он установил, сердце заколотилось быстрее. Хотя напрасно Ли беспокоилась. Как только они сошли вниз, он просто открыл дверь и провел ее через отдельный вход, минуя гостей, все еще толпящихся в бальном зале.

Через лабиринт коридоров и лестниц супруги прошли в семейные покои. Ли мучительно отчетливо чувствовала каждый вдох Ричарда. Хотела бы она придумать, что сказать, – что-нибудь остроумное и очаровательное, что привлекло бы его внимание к ней как к личности, но, как всегда, едва он приближался к ней, все до единой мысли вылетали из головы.

В дальнем конце коридора Ричард остановился.

– Вот твои покои, – сказал он голосом, в котором слышалась какая-то странная хрипотца, трепетом пробежавшая по се коже. На ум пришли отцовские слова: «Лежи не шевелясь, выполняй свой долг и не возражай, что бы ни было».

Сердце, казалось, подскочило к горлу. Она не могла сглотнуть. Не могла даже дышать.

Ричард ведь не собирается заявить о своих супружеских правах? Он же не знает ее. Она даже ему не нравится, в этом нет сомнений, хотя что-то в его глазах заставило Ли задуматься.

Время как будто остановилось, все связные мысли растворились в напряжении, и скоро она уже не видела ничего, кроме Ричарда, стоящего перед ней. Не слышала ничего, кроме биения собственного сердца и равномерного шелеста его дыхания, поднимающего и опускающего грудь.

Ричард опустил голову, губы, теплые, пряные и, ах, такие манящие, застыли всего в нескольких дюймах от ее губ. Ли подняла руку, то ли чтобы оттолкнуть его, то ли притянуть ближе, она и сама не знала.

Он издал приглушенное проклятие и открыл дверь.

Греческие урны и египетские столы. Китайские картины и турецкие ковры.

Должно быть, это кошмар, ибо все это слишком уродливо, чтобы быть просто сном.

И все же осмотр меблировки немного унял дрожь и придал храбрости, чтобы произнести нужные слова.

Ли старалась не замечать, как Ричард красив, с полуночно-черными локонами, падающими на лоб. И игру света свечей на его бронзовой от загара коже, и пылающий жар его глаз, неторопливо скользящих от ее лица к носкам туфель, затем обратно, отнимая дыхание, пробуждая болезненное томление.

– Я хочу, чтоб вы знали, что я вышла за вас не из-за вашего неотразимого предложения, – сказала Ли, подходя к окну, дабы проложить расстояние между ними.

– Счастлив это слышать. – Ричард медленно приближался к ней с мягкой улыбкой на губах, от которой перехватило горло, а в желудке вспыхнул пожар.

– И не потому, что мой отец… принудил меня к этому браку.

Его глаза потемнели еще больше, но не от желания, а от жесткого, безжалостного блеска.

– Он ударил тебя?

От холодной угрозы в его голосе Ли вскинула брови, но не испугалась. Неужели он думает защитить ее?

Не доверяя своему голосу, она покачала головой. Однако курс установлен, и теперь она не может пойти на попятный.

– Я вышла за вас, потому что хотела этого.

Он кивнул, но в глазах застыло недоверие. Ли глубоко вздохнула.

– А теперь я хочу получить развод.

 

Глава 8

Если у Ричарда еще и оставались какие-то сомнения в отношении ее невиновности, они постепенно растворились в убийственной ярости на ее папашу-подлеца, который наверняка добился от нее подчинения с помощью рукоприкладства.

Еще один грех, за который мерзавцу придется ответить.

Ричард сам грозил отцу Ли разводом, но никак не ожидал услышать эти слова от своей жены.

– Прошу прощения?

– Я хочу получить развод. – Голос ее дрожал, но взгляд оставался твердым. Она подошла к каминной решетке и встала слишком близко к огню.

Янтарные крапинки в красивых зеленых глазах мерцали в свете пламени с искренностью, честностью, твердой решимостью.

– Разве вы не видите? Это же идеальное решение. Я знаю, вы не хотели жениться на мне. – Мягкий шелест шелковых перчаток сливался с потрескиванием огня. – Знаю, что мой отец принудил вас к этому браку.

Порыв пересечь комнату, взять ее дрожащие руки в свои и успокоить был очень силен, но Ричард заставил себя оставаться на месте. В голове зазвенели предостерегающие колокольчики. Пульс колотился, дыхание жгло в груди.

Или, быть может, это чувство вины рвало горло.

Он оказался не готов к этому моменту. К растущему восхищению. Дабы спасти его честь, она готова пойти на скандал развода?

Она заслуживает правды, но Ричард не может сказать правду.

– Это не так, Ли. Мне необходимо твое приданое, я уже говорил тебе. Мы с твоим отцом пришли к полюбовному соглашению…

– К полюбовному соглашению? Ха! Ни на минуту не поверю в это. – Она заходила взад-вперед перед камином, притягивая взгляд Ричарда к мягкому покачиванию бедер. Освещенные пламенем, ее ноги были отчетливо видны под мерцающим шелком. – Сегодня вечером ваши глаза метали в него молнии. Не сомневаюсь, что если б не присутствие духовного лица, вы бы придушили его.

Когда она двигалась, платье то раздувалось, то вновь обвивалось вокруг ног, лаская ее изгибы в чувственном танце.

– И нельзя сказать, что у вас не было на то оснований, – продолжала она, не догадываясь о страсти, разгорающейся в Ричарде, о неодолимом желании дотронуться ладонями до ее груди.

Он тяжело сглотнул, ничего так не желая, как прижаться губами к ее шее, пробежаться пальцами вдоль изгиба бедер и скользнуть под платье.

– Вы выполнили свои обязательства перед моим отцом, женившись на мне. – Она вытянула одну дрожащую руку. – А теперь мы оба можем получить свободу через развод. Это идеальное решение, и отец не сможет остановить нас.

Ричард силился внимать ее словам, но думал только о мягком повороте шеи, о нежной белизне плеч, спины… и груди – того немногого, что виднелось над скромным вырезом платья.

– Развод получить нелегко, – не без труда проговорил Ричард вялым, отяжелевшим голосом. – Какие основания мы предъявим?

Ли учащенно дышала, и Ричард терял разум.

– А какие основания приемлемы?

Ричард пристально разглядывал ряд пуговиц у нее на платье и прикидывал, как быстро сможет снять его.

– Я не знаю. Но полагаю, адюльтер одной из сторон мог бы послужить таким основанием. Ты совершила адюльтер?

Ее гневный взгляд сказал ему, что она не находит это забавным.

Неудивительно. Его мозги отказывались работать, язык еле ворочался, чтобы произносить разумные слова.

– Есть еще одна причина, которую я знаю и о которой предпочел бы не упоминать.

– Да?

Он кивнул. Поддавшись соблазну, пересек комнату и взял ее дрожащие руки в свои.

– И она тоже к нам не относится. Но даже если бы и относилась, на это уйдут годы.

– Годы? – Испуганное придыхание в ее голосе вызвало у него улыбку. Взгляд Ли опустился на его губы, зеленые глаза потемнели от желания, которого она пока не понимала. Может, она и говорит о разводе, но желает его так же сильно, как и он ее.

Она его жена на всю жизнь. Им ничего не остается, как строить будущее вместе.

И все же будущее уже не казалось таким тягостным теперь, когда он знает наверняка, что она непричастна к отцовским интригам. И более того. Она твердо намерена исправить то зло, которое причинил ее отец. Она потрясающая женщина, решившая прожить свою жизнь с храбростью, честью и достоинством – черты, воистину достойные восхищения. И теперь она его жена.

– Да. Годы, – повторил Ричард, поглаживая пальцами запястья, скользя ладонями к локтям. – Чтобы пройти через суд. А потом предстать перед парламентом.

Его жена. От этой мысли горло сдавила странная судорога. И он стащил перчатки с ее рук. Пальцы погладили нежную кожу на внутренней стороне запястий.

– И нельзя забывать о скандале, – добавил он, и это была последняя связная мысль.

– А как насчет аннулирования? – выдохнула Л и, пытаясь сосредоточиться на текущем моменте, а не на шуршании шелка. Разумеется, она знала, какому риску подвергается.

В конце концов, она вспомнила соседские сплетни и всеобщее возмущение, когда лорд Грейдон хотел развестись со своей молодой женой. У него умер сын, и он обезумел от горя, но это не послужило оправданием в глазах света. Осуждение было жестоким. Даже викарий присоединился, читая проповеди о пагубности смертного греха.

Скандал будет преследовать Ли всю оставшуюся жизнь, но она пойдет с высоко поднятой головой. В глубине души она будет знать, что поступила правильно, благородно.

Но когда кончики его пальцев поглаживали запястья, становилось все труднее и труднее думать. Мысли разлетались, как камешки, брошенные в океан.

– Где ты слышала о подобных вещах? – Улыбка его была решительно порочной, как и блеск в дымчато-черных глазах, которые в данный момент не казались такими уж черными.

Нет, прожилки серебра, быстрые вспышки молнии таились в глубинах этих дьявольских глаз.

– Мы женаты, – проговорил он мягко, нежно, словно ему были небезразличны ее чувства, небезразлична она сама. – В горе и в радости. Нам надо принять это и строить нашу жизнь дальше.

Хотя глаза его задержались на ее губах, он не сделал ни одного движения, чтобы поцеловать или привлечь в свои объятия. Единственным прикосновением были его руки на ее руках, пальцы, ласкающие ладони.

– Должно же быть что-то, чего ты хочешь от этого брака.

«Я хочу твоей любви», – подумала Ли.

– Я хочу свободы, – сказала она, и он рассмеялся.

Смех был резким, переполненным мукой и скрытым отчаянием. Какие секреты таит Ричард? Какая боль преследует его прошлое?

– Нет на свете ни одного человека – ни мужчины, ни женщины, – который был бы свободен.

Он сказал это с такой злостью, что внезапный стыд опалил кожу. Тревожась о себе и оплакивая свою судьбу, Ли ни разу не подумала о Ричарде. О том, как изменилась его жизнь. Какие жертвы он принес, чтобы жениться на женщине, на которой не хотел жениться.

Но она больше не могла думать. Ни о разводе, ни об аннулировании, ни о чувстве вины. Он стоял слишком близко, держал ее за руки, и его большие теплые пальцы рисовали круги на ее ладонях, а легкое царапанье ногтей рассылало трепет вверх по рукам. Ли обвела языком губы, которые казались такими пересохшими, словно она бродила в пустыне.

Его взгляд проследовал за движением ее языка.

– Ты позволишь мне поцеловать тебя? – хрипловатым шепотом спросил Ричард.

Ее слова в карете, должно быть, причинили ему боль, осознала Ли. Он не станет заявлять о своих супружеских правах. Он не возьмет то, чего она сама не захочет дать; Он предлагает ей выбор.

«Ты позволишь мне поцеловать тебя?»» Разум говорил «нет», но сердце сказало «да». Ричард – ее муж. В горе и в радости. Он прав. Несмотря на неудачное начало их брака, они должны строить совместное будущее, и она любит его. Она не понимает, как, когда, где и почему. Только знает, что это правда.

Возможно, с первого мгновения их встречи или, быть может, с момента первого поцелуя, когда Ли почувствовала все его желание и одиночество, которое перекликалось с ее собственным отчаянным томлением.

«Ты позволишь мне поцеловать тебя?»

– Да. – Не успело слово слететь с ее губ, как его рот уже завладел ее ртом, и все мысли о разводе и аннулировании растворились вместе со страхами. Ничто больше не имело значения, кроме Ричарда и этого мгновения, его губ, неистово пленяющих ее губы.

Она прильнула к его плечам, грудь расплющило о его торс. Ричард притянул ее к себе, большой ладонью обхватив за затылок. Все мысли разметались, затерялись в ощущениях, головокружительном жаре его кожи, пряном запахе волос, безумной скачке пульса.

Ричард – ее муж, с его бездонными глазами, жадными поцелуями, языком, дразнящим и вкушающим, теплым дыханием. Из ее горла вырвался стон. Этот звук, казалось, воспламенил Ричарда, руки соскользнули на спину, пальцы стали тянуть за ленточки и расстегивать пуговицы платья. Когда оно соскользнуло с плеч, мягкий шелк растекся вокруг ног, и Ли задрожала, но не от холода, а от невыносимого желания.

Остальные предметы ее туалета последовали, один за другим, за платьем, пока она не осталась в одной тонкой рубашке. Ричард подхватил Ли на руки и, вновь прильнув ртом к ее губам, понес к кровати. Ли следовало бы бояться, но она, к своему удивлению, чувствовала себя в безопасности. Даже когда его длинные ноги скользнули по ее ногам, прижимая к покрывалу. Свет от камина играл на резких чертах его лица, в таинственных глубинах глаз.

Подняв руку, Ли обвела его щеки, скулы, изучая очертания колючего подбородка. А потом Ричард отстранился. Зачарованная, Ли наблюдала, как он медленными, мучительно медленными движениями стаскивает с себя сюртук, развязывает галстук. К тому времени, когда на пол полетел жилет, она не могла дышать, словно в комнате не стало воздуха. Ли закрыла глаза.

Паника пыталась завладеть ею, подстрекала соскочить с кровати и убежать из комнаты, из дома, от Ричарда, от опасности, манящей ее к нему. «Он не любит тебя!» – кричал разум. «Но полюбит», – говорило сердце.

Ричард опустился рядом, скользнул ладонью вдоль скулы, лаская и дразня большим пальцем.

– Ли, – проговорил Ричард, словно пробуя ее имя на вкус. – Ли.

Господи, помоги, как же ей нравится звук своего имени, произнесенного этим звучным голосом, глубоким и соблазнительным!

– Я не понимаю, – прошептала она.

– Ты должна довериться мне в этом. Именно так все и должно быть между нами, – сказал Ричард, но было в его глазах какое-то изумление, которое смущало ее.

А потом он потянул вверх край ее рубашки, и паника таки заставила Ли схватить его за запястья, останавливая. Он не засмеялся над ее девичьими страхами.

– Ли, ты не должна бояться того, что произойдет между нами здесь, в нашей постели.

Она хотела заговорить, но голос не слушался. Накрыв руку Ричарда своей, она поцеловала его в ладонь, говоря без слов, что хочет его в своей постели, в своем теле. Это правильно. Это любовь.

Когда он стащил рубашку с ее плеч, холодный воздух дрожью прошелся по коже, но жар его рук вскоре изгнал озноб.

Дыхание Ричарда было прерывистым, а ее кожа пылала как в огне.

– Ты совершенство, – сказал он, прежде чем приблизил губы к ее шее, прокладывая поцелуями дорожку к груди. Исследуя Ли руками, губами и языком, он спустился через живот к бедрам.

Странное тревожащее томление нарастало у нее в животе, И груди, где-то между бедер. Она зарылась пальцами в волосы Ричарда, выгнула спину, вжимая груди в его ладони.

Она не знала, даже не представляла, где он прикоснется к ней, не могла даже вообразить ту степень плотского желания, которую он пробудит в ней. Его палец скользнул внутрь, потирая самую чувствительную плоть медленными, захватывающими кругами, лаская, дразня, соблазняя, вырывая дрожь и стоны у нее из горла.

Когда стыдливость покинула ее, желание побудило положить руки ему на плечи, а губы прижались к шее, изучая на ощупь, на вкус его кожу, твердость тугих мускулов, перекатывающихся и напрягающихся под ее ладонью. Когда их взгляды встретились, Ричард улыбнулся медленно, соблазнительно, и Ли поняла, что доставила ему удовольствие.

Осмелев еще больше, она заскользила ладонями по его рукам, по груди, обводя темную поросль волос, ниже и ниже.

Когда он, наконец, навис над ней, раздвигая ее ноги своими, ей не было страшно. Взгляд его был напряженным, темным, с поволокой. И в нем читалось желание такой же силы, что испытывала и она.

– Ричард, – прошептала Ли. Она впервые назвала мужа по имени, и сильнейшая дрожь сотрясла его. Он простонал ее имя и овладел ее телом одним быстрым, мощным толчком.

Она ахнула, хотя боль была совсем не такой сильной, как она ожидала, скорее обжигающей, а вскоре даже жжение исчезло, сменившись изумительнейшими ощущениями, когда он медленно отстранился, затем скользнул еще глубже. Его рот накрыл ее губы. Руки стиснули волосы. Его запах наполнил легкие. Тело звенело и покалывало, напряжение нарастало, а потом Ли задрожала, душа ее воспарила, когда неземное наслаждение растеклось по телу. Ли выкрикнула его имя.

– Ты моя жена, – прорычал Ричард сквозь зубы. – Больше никаких разговоров о разводе или аннулировании. Ты поняла?

Она попыталась кивнуть, но он захватил ее губы в неистовом, яростном поцелуе, сделал резкий толчок и задрожал, а потом повалился на нее, орошая своим семенем.

С лихорадочно колотящимся пульсом Ричард скатился на бок. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой в его руках, кожа ее все еще пылала после их жаркого соития, от волос исходил сладкий аромат роз. Язык все еще хранил вкус ее губ и кожи, но Ричард хотел еще. Еще и еще.

Хотелось продвигаться медленно, неторопливо, растягивая наслаждение, ведь она же девственница, черт возьми. Но он чувствовал себя так, будто это он девственник с дрожащими руками и неуверенными пальцами, готовый пролить свое семя от одного лишь поцелуя. Что такого в Ли, что заставляет его терять ум? Рассудок? Самообладание?

Собственные слова вернулись, чтобы преследовать.

«Именно так все должно быть между нами», – сказал он ей, но это неправда. Ричард солгал. Бессмысленное слияние тел, быстрый прилив освобождения, и все.

Но не рискованное путешествие, наполненное эмоциями. Не эта безумная жажда обладания. Не этот опасный уклон его мыслей.

Его жена. Его… жена. Его.

Он должен был прислушаться к логике и разуму.

Он должен был отправить ее в Корнуолл.

 

Глава 9

Когда Ли проснулась, ей с трудом удалось побороть желание натянуть одеяло на голову и не выходить из своей комнаты.

В этом желании она без труда узнала трусость, волнующее смущение. Пробормотав что-то об утренней верховой прогулке, Ричард ушел час назад, но не раньше, чем привлек к себе и поцеловал до захватывающего дух изнеможения.

Боже милостивый, что он должен думать о ней?

Она определенно не последовала отцовскому совету лежать неподвижно и исполнять свой долг. Нет, она вела себя как распутница, стонала, когда его руки гладили грудь, дрожала, когда его пальцы ласкали чувствительную плоть. Одна лишь мысль о его губах у нее на шее, о языке, дразнящем и пробующем на вкус, вызывала томительный жар внизу живота, опаляла кожу огнем желания.

Но все равно она не трусиха. Она не будет прятаться.

И не будет стыдиться того, что отвечала своему мужу.

Она любит его. Сегодня ей понятно это не больше, чем вчера, но это уже не имеет значения. Она любит его. И он тоже полюбит ее. Возможно, не сегодня и не завтра, но скоро полюбит ее так же, как она любит его. Но она не завоюет его любовь, прячась в своей комнате.

Ли решительно обкинула одеяло, набросила халат и позвонила своей горничной. Пока ждала, не спеша обошла свои покои. То, что выглядело ужасно в свете камина, показалось еще более чудовищным в лучах утреннего солнца, отсвечивающего от желтых стен. Причудливый набор столов и стульев напоминал одновременно китайскую пагоду, турецкий храм и египетскую гробницу.

Пришла молодая девушка, примерно такого же возраста, Как и Ли, с несколькими свежевыглаженными платьями, переброшенными через руку.

– Доброе утро, ваша светлость. Я Мариэлла. Я распаковали большую часть ваших сундуков и принесла воды.

«Ваша светлость». Ли поежилась. Она никогда к этому не привыкнет.

– Спасибо, Мариэлла.

Она помылась и с особым тщанием оделась в муслиновое платье, расшитое узорами в виде веточек. Это было глупое тщеславие, но ей хотелось, чтобы Ричард увидел в ней элегантную леди, а не ту растрепанную девицу в старом замызганном платье, какой она предстала перед ним в самом начале.

Благодарение Богу, что он не послушал ее глупого лепета о разводе. Это был непродуманный план, теперь Ли это сознавала, но она была так напугана, она была почти в отчаянии.

Обжигающий румянец вспыхнул на щеках. Ей надо прекратить думать о Ричарде, иначе она так никогда ничего не сделает.

Она написала записки тете и миссис Бристолл, указав свой новый адрес, и вручила послания служанке.

Быстро пригладив волосы и сделав несколько глубоких вдохов, дабы унять учащенное сердцебиение, Ли открыла дверь и стала спускаться по лестнице. Один лишь взгляд на массивный холл с его позолотой и мрамором напомнил Ли, что она понятия не имеет, где находится и куда идти. Ричард обещал, что представит ее челяди и проведет по дому, когда вернется.

Возможно, ей все-таки следовало остаться в своих комнатах.

К счастью, вслед за ней в холл спустился Джеффри. Он был одет для верховой езды, его карие глаза поблескивали.

– Доброе утро, сестра. Вы как будто в замешательстве. Быть может, ищете завтрак?

Ли рассмеялась:

– Вы снова спасли меня, Джеффри. Я начинаю думать, что вы мой рыцарь-спаситель.

– К вашим услугам, – проговорил он с царственным поклоном и широким взмахом рук.

Весело болтая о чудесном дне и прекрасной погоде, Джеффри взял ее под руку и повел по коридору. Когда они проходили мимо библиотеки, Ли поймала себя на том, что озирается вокруг, как путешественник в незнакомой стране. Каждая комната, которую они проходили, была меблирована элегантнее и изысканнее предыдущей.

Хотя дом ее детства был достаточно красив, он не шел нив какое сравнение с этим величественным дворцом, выдающим себя задом. Испуганный ребенок, живущий в Ли, хотел убежать обратно в свои комнаты и спрятаться, но она отказывалась поддаваться своей неуверенности. Она теперь хозяйка этого дома.

– А это столовая, – сказал Джеффри и повернулся, чтобы уйти.

– Подождите! А вы разве не будете завтракать?

– Не могу. У меня назначена встреча с друзьями, я опаздываю.

Ли на мгновение стиснула руки, медленно и глубоко вдохнула, затем вошла в комнату. Господи помилуй, что же это с ней? Надо взять себя в руки.

Ли думала, что столовая по крайней мере будет маленькой и уютной, но она оказалась огромной, обшитой самыми роскошными панелями вощеного красного дерева. И все же это была приветливая комната, светлая от множества арочных окон с ниспадающими алыми портьерами, украшенными золотой бахромой.

Привлеченная соблазнительным запахом жареного мяса, Ли подошла к буфету.

– Доброе утро, – сказала Рейчел, впорхнув в столовую. Подле нее возник лакей. – Просто чай. – Она взглянула на тарелку в руках Ли, и ее губы чуть заметно поджались, а брови приподнялись в удивленном неодобрении.

Ли вздохнула. Дома завтрак был делом неофициальным, Можно было поесть, когда захочешь. Здесь же все было чопорным и формальным, от еды до одежды. Платье Рейчел из легкого, тонкого шелка цвета масла, казалось, больше подходит дни грандиозного бала, чем для утренней трапезы, отчего Ли почувствовала себя плохо и безвкусно одетой. Но Рейчел улыбнулась, ее голубые глаза были мягкими и располагающими. Ну, по крайней мере, хоть одно приветливое лицо.

– Я знаю, все это может казаться несколько подавляющим, – сказала Рейчел. – Но не волнуйтесь, я все время буду рядом, чтобы в любой момент помочь советом и поддержать. Мы начнем сегодня с осмотра дома и знакомства с челядью. Вторник у нас домашний день. В этот день мы принимаем посетителей. Значит, до следующей недели об этом можно не беспокоиться. Кстати, дорогая, это место Джеффри. Вам следует сидеть через одно место или во главе стола. Мне неловко говорить все это, но, с другой стороны, если я буду молчать, вы так никогда и не узнаете наш жизненный уклад.

Ли взглянула на длинный блестящий стол красного дерева, за которым могли свободно разместиться пятьдесят человек, потом перевела взгляд на Рейчел, улыбающуюся ей пустой улыбкой.

– Интересно, почему я никогда не встречала никого из вашей семьи, – сказала Рейчел. Вообще-то, если уж на то пошло, она заняла место герцогини, по правую руку Ричарда, но Ли промолчала. Ей не хотелось настраивать против себя новую сестру в первый же день знакомства.

– Мой отец редко приезжает в Лондон.

– Вы состоите в родстве с майором Джеймисоном из Королевской гвардии?

– Нет, – ответила Ли, разворачивая салфетку.

Рейчел нахмурилась:

– Не будьте такой таинственной, Ли. Мы теперь сестры. Расскажите мне о своей семье, дорогая. Кто ваши родственники? Откуда вы?

– У меня только одна тетя, мамина сестра, Эмма Бартон, которая стала жить с нами после маминой смерти…

– Ох, как печально, что ваша мама умерла! Но расскажите мне побольше о вашем отце, дорогая. Откуда он знает Сент-Остина? Где его имения? Какой у него титул?

Теперь суть любопытства Рейчел стала ясна. Пропала иллюзия, что Ли нашла друга в своей новой сестре.

– У моего отца нет титула, – прямо сказала Ли, отказываясь стушеваться под пристальным взглядом Рейчел. – Он владеет бумагопрядильнями. В Ланкашире.

– Ваш отец торговец? – Глаза Рейчел широко распахнулись, а на лице отразилось такое выражение ужаса, как будто на стол залезла крыса.

Ли рассмеялась бы, если бы не поняла, что реакция Рейчел вскоре повторится в каждой светской гостиной.

– Ну, не важно, – проговорила Рейчел, когда Ли не ответила. – Расскажите мне о вас с Сент-Остином. Где вы познакомились?

– Все устроили отец с Ричардом, – ответила Ли. Она не собиралась обсуждать с Рейчел свое замужество. Может, она и мило улыбается, но ее вопросы больше похожи на допрос, чем на искренний интерес.

– Именно так и должно быть, дорогая, но меня больше интересуете вы с Сент-Остином. – Наклонившись вперед, Рейчел понизила голос до заговорщического шепота: – Вы, конечно же, должны сознавать, что несметное множество женщин из года в год пытались женить на себе Сент-Остина, но безуспешно.

Образ леди Маргарет Монтегю неожиданно возник перед глазами Ли. Та собственническая манера, с которой Маргарет льнула к руке Ричарда. Ее шелковые юбки, кокетливо колышущиеся вокруг его ног.

Любит ли он ее? Собирался ли жениться на ней?

Это не имеет значения, сказала Ли себе, безжалостно отметая подобные мысли. Также как не имеет значения, что она когда-то думала выйти за другого. Они женаты. Им надо теперь строить совместное будущее, как сказал ей Ричард.

– Естественно, мне любопытно узнать о женщине, которой, наконец, удалось поймать его в брачную ловушку. Это была любовь с первого взгляда или медленное ухаживание? Мне не терпится узнать.

Вошедший в комнату Ричард избавил Ли от необходимости отвечать. Он посмотрел на нее как-то испуганно, словно вообще забыл, что у него есть жена. От внезапной нервозности в животе сделалось как-то пусто, а в груди словно что-то сдавило, затрудняя дыхание. Ли не знала, что говорить или делать, украдкой бросив на Ричарда взгляд из-под ресниц.

Безупречный покрой его костюма для верховой езды привлек ее внимание к широкой спине и узкой талии. Неужели она и вправду проводила руками по этим скульптурным мышцам, спрятанным под бутылочно-зеленым сюртуком и светло-желтыми панталонами? Зарывалась пальцами в шелковистую массу волос? Прижималась к его мощным бедрам, когда он входил в ее тело?

Ли сцепила пальцы на коленях. Жар стал растекаться по коже, словно внезапно подскочила температура.

Рейчел рассмеялась:

– Ричард, у твоей юной жены такой вид, будто она вот-вот лишится чувств.

Ли схватила вилку и с ожесточением набросилась на яйца. Она молча проклинала свою кожу, которая краснела от малейшей неловкости или смущения. Ей не было нужды беспокоиться о своей одежде или искусно уложенных волосах, поняла Ли, когда Ричард повернулся, чтобы приветствовать ее.

После вежливого «мадам» он поклонился, сама чопорная формальность и вежливое равнодушие. Без следа исчез мужчина из плоти и крови, который так нежно прикасался к ней ночью, перед Ли был холодный и надменный герцог Сент-Остин, и его изысканная вежливость резала на куски ее внезапно заболевшее сердце.

Мысли смешались, руки похолодели.

На короткое мгновение Ли почувствовала себя так, словно она в отцовском доме, снова там, где впервые встретила Ричарда, и его непроницаемые черные глаза окинули ее пристальным, безжалостным взглядом. Она не ожидала, что он перед Рейчел будет ласкаться, как какой-нибудь глупый телок, но ожидала некоторого тепла, какого-нибудь.

Кое-как Ли удалось улыбнуться и кивнуть.

– Я спросила Ли, как вы с ней познакомились, – сказала Рейчел. – Быть может, ты расскажешь, Сент-Остин? Естественно, мне интересно узнать о ребенке, которого ты взял в жены. – Она обратила невинный взгляд голубых глаз на Ли: – Кстати, дорогая, сколько вам лет?

Дворецкий подошел к столу и встал рядом с Ли.

– Прошу прощения, ваша светлость?

Она отодвинула в сторону яйца. Ее невыносимо замутило, тошнота подступила к горлу. Глаза жгло от подступивших слез. Ли не понимала, почему ей хочется плакать. Это же просто глупо. Ричард – сама вежливость и обходительность.

– Ли, – проговорил он тем же глубоким баритоном, который дрожал на ее коже ночью, только теперь этот баритон был полон холодного безразличия.

Ли сложила руки на коленях и улыбнулась мужу, словно была счастлива. А потом увидела это. Короткая вспышка чувственного жара в глазах. Взгляд, скользнувший по ее губам, от которого Ли затрепетала точно так же, как если бы он провел по ним кончиком пальца. Как ни старался Ричард сохранять безразличие, безразличным он не был. Это начало.

– Да?

– Полагаю, Харрис обращается к тебе.

– Ах да, конечно. Что такое, Харрис?

– У вас посетитель, ваша светлость.

– О, Бога ради! – проворчала Рейчел. – Кто это, Харрис?

– Мистер Александр Прескотт, ваша светлость, – неуверенно сказал дворецкий Ли. – Попросить его прийти позже?

Александр? Ли прижала ладонь к животу, горячая краска вновь стала заливать шею. Вчера Александр говорил ей такие ужасные вещи, что же еще он хочет сказать?

– Нет, спасибо, Харрис. Я бы хотела увидеться с ним сейчас.

– Хорошо, ваша светлость. – Дворецкий поклонился и удалился.

Брови Рейчел взлетели вверх, бледно-голубые глаза ошеломленно распахнулись.

– Джентльмен с визитом в это время дня? В первый же день после свадьбы? И без разрешения супруга? Это не дело, Ли, совсем не дело.

Вспышка гнева обратила взгляд Ли к Ричарду.

– Мне требуется ваше разрешение, чтобы видеться с друзьями?

* * *

Ричард видел огонь, пылающий в ее глазах, словно она бросала ему вызов: мол, посмей только отказать мне. Был некоторый соблазн подразнить ее, но Ричарду хотелось, чтобы она поскорее вышла из комнаты, пока он не совершил какую-нибудь глупость, например, не повел себя как ревнивый дурак и не запретил ей видеться с другом. Или не притянул ее к себе на колени, не забрался руками под это прелестное воздушное платье и не стал ласкать ее прямо на глазах у Рейчел, сидящей через два стула.

– Разумеется, нет, – пробормотал он, пытаясь не обращать внимания на неожиданно зачастивший пульс и напрягшиеся мышцы рук. Если б он не знал, что это не так, то мог бы поклясться, что это ревность. – При условии соблюдения приличий.

О Господи, это прозвучало так педантично, и щеки Ли вспыхнули от гнева. Она стиснула зубы и прищурила глаза, словно хотела пронзить взглядом насквозь.

Натянуто кивнув, Ли повернулась и пошла прочь, и, глядя, как ее юбки кокетливо покачиваются при каждом шаге, Ричард с трудом удержался, чтобы не последовать за ней. Он знал имя ее посетителя из разговора с Пирсом. Это тот самый мальчишка, который по уши влюблен в Ли, и теперь он здесь.

Это беспокоило Ричарда, и он не хотел даже задумываться почему. Как ему удавалось сохранять вежливое равнодушие, когда ничего не хотелось больше, чем притянуть ее в свои объятия?

Он считал, что владеет собой, что глупые мысли вчерашнего вечера задвинуты в самые темные уголки его сознания, где им самое место. А потом, когда он в тревоге гадал, запил его брат снова или нет, Ли появилась перед ним прежде, чем он успел подготовить себя к ее присутствию.

И вот теперь кровь, несущаяся по жилам, говорила Ричарду, что эта его чопорная сдержанность была ложью. Снова звенели предупреждающие колокольчики, но похоть упорно игнорировала их.

Он не узнавал себя. Должно быть, в нем пробудились какие-то первобытные, примитивные инстинкты. Мужское удовлетворение от того, что он у Ли первый. Но конечно же, не любовь. Это глупую выдумку лучше приберечь для поэтов, школьниц и желторотых юнцов, настигнутых первыми волнениями плоти. Прежде чем правда обрушится на них. Любви не существует, есть страсть.

Нет, это не любовь. Но что, он не знает.

Ли определенно не важна для него и не нужна ему для счастья. Эта дорога ведет прямиком в ад, и нет ни малейшего желания идти по ней. Но Ли – его жена. Он должен обращаться к ней с уважением и вниманием, которого она заслуживает.

Вежливость и обходительность – вот ключевые слова.

И безудержная страстность, подумал он с печальным вздохом, взмокнув от воспоминаний о прошедшей ночи. Ричард подавил стон, осознав, что глазеет на свою жену, как какой-то слабоумный дурак, а Рейчел наблюдает за ним, с трезвой расчетливостью прищурив голубые глаза.

Проклятие, он и забыл, что она тоже здесь.

– Какие еще дьявольские интриги рождаются в твоих расчетливых мозгах?

– Ричард, ты грубиян. Разве ты не знаешь, что обижаешь меня?

Он углубился в газету.

– Неужели тебе ни капельки не любопытно, чего хочет этот джентльмен? Ты знаешь, что он был вчера на балу?

Это захватило его внимание, а вместе с ним явилась вспышка непрошеного напряжения, какого-то давления в груди. Это злость на Рейчел, сказал себе Ричард, отвращение к ее козням.

Это не ревность, направленная на юную жену.

– Насколько я понимаю, они друзья.

– Друзья, – повторила Рейчел с притворной невинностью. – Да, полагаю, это все объясняет. Я видела их вместе на террасе. Они были поглощены довольно напряженной беседой.

Ричард хлопнул газетой по столу.

– Ты опять шпионила? Сколько раз тебе говорить, чтобы занималась своим делом и не лезла в то, что тебя не касается.

– Все, что происходит в этом доме, меня касается. – Рейчел пробежала указательным пальцем по краю чашки. – Хочешь знать, что я видела?

Ричард встал. Он должен уйти, пока не сказал что-нибудь, о чем потом пожалеет. Или не придушил Рейчел.

– Я видела, как он схватил ее за руки и притянул к себе! – прокричала она ему вслед. – А потом…

Ричард хлопнул дверью и направился в библиотеку.

Если по пути ему случится пройти мимо комнаты для приемов, где Ли разговаривает со своим приятелем, это ведь не будет подглядыванием… правда?

Ричард потер лицо руками. О Боже, он сейчас рассуждает прямо как Джеффри!

 

Глава 10

– Мистер Прескотт, – объявил Харрис из двери гостиной. Прежде чем Ли успела подняться со стула, Александр влетел в комнату. Его сюртук и бриджи были помяты и испачканы, как будто он спал в них, влажные волосы облепили голову.

Александр опустился на колени у ее ног и схватил за руки. Его теплое дыхание касалось кончиков ее пальцев.

– Ли, прости меня. Я знаю, что не заслуживаю прощения. Мои слова были злыми, жестокими и несправедливыми, но мне было так больно и хотелось причинить боль и тебе.

Ей невыносимо было видеть любимое лицо, искаженное такой болью. Она закрыла глаза, борясь со спазмами, сдавившими горло.

– Ох, Александр, мне нечего прощать. – Она потянула его за руки, помогая встать. – Никудышной была бы наша дружба, если бы не могла вынести нескольких резких слов. Пожалуйста, присядь рядом, и мы поговорим.

День был чудесным, и в камине не горел огонь, но ей было жарко, на коже выступила испарина. Алекс обессилено опустился на диван. Опершись локтями о колени, он обхватил голову руками.

– Я не мог уснуть. Только и слышал свои мстительные слона, снова и снова, я подумал, что сойду с ума. Я должен был увидеть тебя. Должен был все исправить.

– Не нужно больше ничего говорить. Давай просто забудем, как будто ничего этого и не было.

Облако, должно быть, набежало на солнце, ибо свет, вливающийся в окна, внезапно померк. А потом засиял снова, больно ударив по глазам.

Александр провел рукой по волосам.

– Я должен сказать это, Ли. Я не могу жить в мире с собой, зная, что обидел тебя. Я знаю, что ты никогда не лгала мне и не говорила фальшивых слов любви.

Он судорожно вздохнул, затем вытащил из кармана сюртука носовой платок.

– Мне следовало сказать тебе о своих чувствах, но я считал, что в двадцать два еще слишком рано жениться. Я и помыслить не мог, что кто-то украдет тебя у меня. Но, приехав в Лондон, я понял, что стоит мужчинам увидеть тебя, и они захотят тебя так же сильно, как я. И все равно ждал слишком долго.

Давая ему время возможность овладеть собой, Ли поднялась и подошла к камину, взглядом обводя золотистые прожилки в белом мраморе. Две одинаковые вазы с розами наполняли воздух ароматом лета.

Ли оборвала несколько увядших цветков и бросила их в камин. Если б вот так же легко можно было смягчить боль Александра, облегчить его страдания, наказать отца за его вероломство.

– Прошу тебя, перестань извиняться, – проговорила она, проводя дрожащей рукой по каминной полке. – Все забыто. Вчера вечером я поняла твою боль и понимаю твою печаль сегодня. Я тоже их испытываю. Когда я думала о том, что потеряла твою дружбу и уважение, было невыносимо больно.

Александр прижал ладони к глазам и глубоко, прерывисто вздохнул.

– Значит, ты счастлива в этом браке?

– Пока еще рано говорить, – мягко отозвалась Ли, стараясь не причинить ему еще больше боли. – Но герцог добр ко мне, и его семья встретила меня радушно. Я верю, что буду здесь счастлива.

Он вскочил с дивана.

– Ли, я люблю тебя. Мне невыносима мысль о тебе с другим мужчиной. Пожалуйста, пойдем со мной. Мы убежим в Шотландию.

– Ох, ты не понимаешь, о чем говоришь. – Она вскинула руку, останавливая его приближение. – Я замужем за другим.

– Он не любит тебя так, как я.

– Уверена, что он вообще меня не любит. Но это не имеет значения. Я его жена.

– Мне все равно. – Он понизил голос до умоляющего шепота: – Пойдем со мной, Ли. Я с радостью претерплю скандал, если это означает, что мы будем вместе.

Все произошло так быстро. Только что он смотрел на нее покрасневшими, затуманенными глазами, а в следующее мгновение схватил за руки и притянул к своей груди, целуя со всей силой страсти и глубиной отчаяния.

Ли вырвалась из его объятий.

– Алекс, прошу тебя, прекрати это безумие. Да, я люблю тебя. Всегда любила, И всегда буду любить. Но теперь я знаю, что это любовь сестры к брату, друга к другу. – Она вытянула дрожащую руку. – Теперь моя очередь умолять, Алекс. Пожалуйста, будь моим другом.

Он посмотрел на ее руку.

– Значит, ты любишь его?

– Я нужна ему, Алекс. Я не могу это объяснить, но чувствую. Нам суждено быть вместе.

Равномерное тиканье каминных часов казалось в тишине ужасно громким. Плечи его поникли, и он испустил тяжелый вздох, потом улыбнулся кривой, самоуничижительной улыбкой:

– Похоже, я опять должен просить у тебя прощения. В своем безумии я растерял все мозги. Если они постучат в твою дверь, пожалуйста, отправь их ко мне.

Его шутка вызвала у Ли бледную улыбку, несмотря на подступившие слезы. Они оба сознавали, что их дружба уже никогда не будет прежней.

В затянувшейся тишине Ли услышала звук, очень сильно похожий на шаги в коридоре. На нее навалилось какое-то оцепенение, возникло странное ощущение остановившегося времени. Потрясенная и растерянная, она взглянула через плечо на тени, двигающиеся за дверью.

Леди Монтегю зачерпнула чайных листьев из деревянной коробочки и всыпала их в чайник из веджвудского фарфора.

– Должна сказать, я удивлена – нет, потрясена вашим приходом сюда.

Не более потрясена, чем сама Рейчел. Она никогда и помыслить не могла, что придет в дом к Маргарет.

Рейчел присела на краешек стула, держа спину очень прямо, как учила мама, за годы тренировки она достигла в этом совершенства. Кто бы ни вошел в комнату, ни за что не догадался бы, что пульс ее колотится так же неистово, как ноги Элисон, когда она закатывает истерику.

Руки в перчатках сложены одна поверх другой на коленях, выражение лица безмятежное, спокойное, царственное. Все, что должно быть в герцогине. Все, чего нет в той девчонке, в жене Ричарда. Маргарет долила в чайник кипятка из серебряного кувшина, затем закрыла крышечкой, чтобы дать настояться.

– Разве теперь, когда он женат, вы не вдовствующая герцогиня?

– Не стоит язвить, дорогая Маргарет, – сказала Рейчел с отработанной улыбкой – вежливой, равнодушной, в высшей степени уверенной. – Я пришла, чтобы предложить вам свою помощь.

Используя ситечко, дабы задержать разбухшие листья, Маргарет налила две чашки и подала одну Рейчел.

– He могу представить, в какого рода помощи, по-вашему, я нуждаюсь.

– Удержать привязанность Сент-Остина, разумеется.

Маргарет рассмеялась, и этот смех был таким же раздражающим, как и цокот лошадиных копыт по булыжной мостовой за окном.

– Не думаю, что мне нужна ваша помощь, чтобы завлечь его обратно в свою постель.

– Если вы готовы довольствоваться этим, то, полагаю, нам больше не о чем говорить. – Рейчел поставила свою чашку на маленький столик. С изящным достоинством она поднялась, зацепившись шелковыми юбками о потертую обивку из малиновой парчи.

Ковры были выцветшими, обои отстали от стен. Но хотя обстановка выглядела убогой, платье Маргарет цвета весенней зелени, украшенное оборками и пуговицами, было сшито по последней моде. Охотясь на мужа, Маргарет явно знала, на что потратить свои средства.

– Я просто подумала, что вас больше интересует положение жены, а не любовницы. Не будете ли вы так добры позвонить, чтобы подали мою карету?

Маргарет отпила чаю.

– У Сент-Остина уже есть жена, которую он, кстати сказать, весьма театрально продемонстрировал свету. Хотя держалась она неплохо, как ни жаль.

– Не играйте со мной в наивную глупышку. – Рейчел снова села, расправив вокруг себя юбки. – Вам прекрасно известно, что брак можно разрушить… имея правильные… доказательства.

– Но скандал…

– Он более губителен для женщины, чем для мужчины. Ричард обладает властью и положением, дабы смягчить остроту, и, как пострадавшей стороне, ему все будут сочувствовать. Особенно мужчины, которые всегда боятся, что их драгоценные земли унаследует незаконнорожденный. Поскольку все женщины жаждут заполучить Ричарда в свои постели, они рады будут посмотреть на это сквозь пальцы.

– Я не сомневаюсь, что и сам он, в конце концов, будет бесконечно рад, что удалось избавиться от такого унизительного мезальянса.

Твердый взгляд Маргарет был таким пристальным, что заставил бы женщину послабее заерзать на месте. Рейчел же просто вздернула подбородок и отпила чай. Как Ричард мог находить Маргарет привлекательной? Волосы у нее цвета видавших виды кирпичей, а щеки усыпаны веснушками. Бюст, правда, довольно пышный, подчеркиваемый слишком тугим корсетом. Мужчины – рабы своих страстей.

Рейчел каждый день благодарила Создателя, что он наградил ее роскошными золотистыми волосами и глазами настолько голубыми, что они могли бы соперничать с летним небом. Не многие женщины могут сравниться с ее красотой.

И не многие мужчины могут устоять перед ней.

Она отодвинула в сторону свои воспоминания, дабы они не нарушили ее тщательно отработанной невозмутимости. Впервые в жизни Рейчел здорово опасалась, что может потерять все и годы тайного замысла и интриг окажутся напрасными.

Она не может позволить этому случиться.

Маргарет встала и подошла к окну.

– Раньше вы никогда не считали меня подходящей кандидатурой на роль жены Ричарда. Что изменилось теперь?

– Совершенно ничего, – ответила Рейчел, последовав за ней через комнату. – Просто это меньшее из двух зол. Если выбирать между вами и девчонкой, я бы, вне всяких сомнений, предпочла вас.

Маргарет снова рассмеялась, как будто скрипучие колеса прогрохотали по камням.

– Если это должно было стать комплиментом, то он не достиг своей цели.

– Не глупите. Мы не нравимся друг другу и никогда не будем нравиться, но в этом можем быть союзницами. – И на Маргарет падет вся вина, в то время как Рейчел пожнет все плоды. Какой восхитительно порочный замысел! Она чуть не рассмеялась вслух от собственной изобретательности.

Маргарет поджала губы.

– А чем плоха девчонка?

– Ничем не плоха, – ответила Рейчел, делая вид, что крайне заинтересовалась клавикордами. Она постучала по клавишам. Сильно расстроены. – Насколько я могу судить, она милое создание. Просто она не одна из нас. – Она наклонилась вперед, чтобы доверительно прошептать: – Ее отец торговец. Бумагопрядильни, представляете? Прядение, плетение и все такое. – Она изящно передернулась. – О чем думал Сент-Остин, приводя такую девицу в мой дом? То, что он вынуждает меня жить под одной крышей с представительницей низших классов, просто переходит все границы. Он хочет, чтобы моя дочь общалась с буржуа. Это ужасно.

– И все же, – проговорила Маргарет, устремив взгляд на улицу, словно завороженная зрелищем проезжающих мимо экипажей, – ее отец, должно быть, довольно богат. Возможно ли, что Ричард женился на ней ради приданого? Он не испытывает финансовых трудностей? Если он действительно нуждается в ее состоянии, то ему не понравится никакое вмешательство с нашей стороны.

– Вряд ли, – отозвалась Рейчел, отметая это предположение взмахом руки. – У Сент-Остина денег столько, что хватит на дюжину жизней. Нет, скорее всего он скомпрометировал девчонку, а ее отец узнал об этом.

В комнате было нечем дышать от сильного запаха приторных духов Маргарет. Медленный жар растекался по коже Рейчел. Гнев? Ревность? Отвращение? Она не знала, да это и не имело значения. Ничто не удержит ее от осуществления своей мечты.

Рейчел достала из сумочки веер и помахала им перед лицом.

– Он так чертовски благороден, что женился даже на такой, как она, дабы исправить положение. Но я спрашиваю вас: разве из-за какой-то незначительной неосторожности с его стороны все остальные обязаны всю жизнь терпеть ее присутствие?

– Разумеется, нет, – ответила Маргарет, и широкая улыбка сделала ее почти хорошенькой, осветив глаза восхитительным злорадством. – И я хочу быть женой Ричарда больше всего на свете.

«Ты и сотни других», – подумала Рейчел, но улыбнулась и, взяв Маргарет под руку, повела к дивану, словно они были лучшими подругами.

– У меня есть план. Видите ли, есть один молодой человек…

Ли шла по садовой дорожке, и гравий хрустел у нее под ногами мрачным напоминанием о шагах, которые она услышала в коридоре за дверью золотой гостиной. Неужели кто-то стоял там, подслушивая ее разговор с Александром? Видел, как … – о Боже, она с трудом могла заставить себя даже думать об этом! – поцеловал ее? Или ей все это показалось?

Весь разговор был безумным, и его так легко неправильно истолковать. И этот поцелуй!

Пусть даже и против воли, но целовать мужчину, который не является твоим мужем, немыслимо. Кожа покрылась испариной, но от солнца ли, от бурных ли переживаний, Ли не знала.

Она опустила руку в фонтан и потерла мокрой прохладной ладонью затылок. Бедный, милый Александр. Глубина его горя потрясла ее. Все эти годы, что она лелеяли нежные чувства к нему, он ни разу не дал понять ни словом, Ни делом, что считает ее больше чем другом. Неужели он на сомом деле просил ее убежать из страны? Или она неправильно поняла его слова?

Нет, мысль была слишком безумной, слишком абсурдной, чтобы она неверно ее истолковала. Он пошутил, что растерял мозги, и Ли была склонна согласиться с ним. Он был явно не в себе и плохо соображал. Он слишком хороший человек, чтобы так жестоко страдать.

Это ее отец виновен в тех страданиях, которые теперь переживает Алекс, но не скрывалось ли за его жестокостью благо? Не вмешайся отец так беспардонно, они с Алексом могли пожениться.

Александр заслуживает много большего. Он заслуживает женщины, которая будет любить его страстно, всем сердцем. Безо всяких сомнений и оговорок.

Как она любит Ричарда. Что вновь вернуло мысли к терзающему кошмару: кто подслушивал за дверью? Ричард? Нет, этого Ли не могла представить. В нем слишком много благородства. Слишком много достоинства.

Скорее всего это Рейчел. Утром за завтраком она предложила ей дружбу, при этом исподволь, очень вежливо разрывая сердце Ли на части. Друг или враг?

Ответ казался очевидным, но Ли не могла этого понять. С чего Рейчел ненавидеть ее? И действительно ли она ее ненавидит? Или это все воображение? Последние несколько дней нервы были в напряжении, этого нельзя не признать. Все произошло так быстро.

Может, Ли чересчур возбуждена и неверно истолковала расспросы Рейчел? И стоял ли кто-нибудь за дверью?

Теплый ласковый ветерок принес аромат роз, жужжание пчел, кружащихся над цветками… и звуки визгливого детского смеха. Ли наклонила голову и прислушалась.

Влекомая этими звуками, она пошла по дорожке за поворот, мимо английского сада с его геометрическими клумбами, к летнему домику, прилегающему к садовой стене. Он был увит плющом, обсажен розами. Высокий дуб сторожил вход.

Подойдя к двери, Ли успела заметить какое-то движение, потом кто-то выпрыгнул из тени и прокричал: «У-у!»

Когда сердце перестало колотиться и она пришла в себя, то обнаружила, что смотрит на пухлощекого ангелочка лет четырех, хотя ее озорная улыбка была отнюдь не ангельской.

На девочке было простое муслиновое платье с кружевами вокруг шеи. Она смотрела на Ли необычными глазами, яркими, как поле колокольчиков, которые представляли разительный контраст с пушистыми черными локонами. – Я тебя напугала?

– Еще как, – ответила Ли, вздрогнув от не совсем приторного удивления. Опустившись на колени, чтобы их глаза были на одном уровне, она вытянула руку ладонью вверх, словцо цыганка, предсказывающая судьбу. – Видишь? Моя линия жизни укоротилась на несколько дюймов.

Озорница грязными пальчиками провела по линии, на которую указывала Ли, и ее глазки быстро наполнились огромными серебристыми слезами.

– Прости. Я просто играла.

– Ох, милая, не плачь! – Ли обхватила детскую ладошку. – Я пошутила. Как тебя зовут?

Малышка вытерла ладошками щеки, и слезы пропали так же быстро, как и появились.

– Я леди Элисон Уэкстон, – сказала она, надменно склонив головку, но смех ее был по-детски непосредственным. – Мне пять лет. Ну, почти.

– Почти пять. Так ты уже большая девочка, – сказала Ли. Не знакомая боль сдавила горло.

Ребенку ее сестры было бы столько же.

– Вот вы где, леди Элисон. – Круглолицая седовласая женщина, отдуваясь, подошла к летнему домику. – Вы меня здорово напугали, убежав так быстро. Простите, что она потревожила вас, мадам. Она такой импульсивный ребенок.

– Ничего страшного, – успокоила Ли няню, потом снова перевела взгляд на малышку.

– Я знаю, кто ты, – заявила Элисон, накручивая золотистый локон Ли на пальчик. – Ты жена моего дяди Ричарда. Моя мама мне все про тебя рассказала.

Ли могла себе представить, что Рейчел рассказала ребенку.

– Я не только жена твоего дяди, но теперь и твоя тетя, – сказала Ли, удивляясь, что голос ее звучит так твердо: слишком долго училась она скрывать свою боль, не имея позволения даже произнести имя Кэтрин. – Хочешь называть меня тетей Ли?

Рейчел, скорее всего, станет возражать против такого неформального обращения, но ведь это глупо, чтобы ребенок называл ее тетей Сент-Остин.

– Ты будешь дружить со мной? – весело прощебетала Элисон, – Я должна пить чай alfresco. Это значит на воздухе. Будешь со мной?

– Это самое чудесное предложение, которое я сегодня получила. – Ли засмеялась, все ее тревоги моментально отступили перед лицом этой милой непосредственности.

Она взяла Элисон за руку.

– А потом мы можем во что-нибудь поиграть и нарвать цветов, чтобы украсить библиотеку твоего дяди.

 

Глава 11

У Ричарда были важные дела, требующие его внимания, но вместо того чтобы углубиться в гроссбухи и контракты, он мерил шагами библиотеку, преследуемый образами Ли и жеманного молодого хлыща, уютно сидящих вместе на диване.

Пальцы сжались при этом воспоминании, руки вздулись от напряжения. Ричард не расслышал их слов, но нежное выражение на ее лице зажгло в душе ярость, которую можно было описать лишь как неразумная ревность.

Он не мог придумать никакого другого оправдания тем дурным мыслям, которые теснились у него в голове. Неужели Ли не лучше всех остальных представительниц своего пола? Неужели думает наставить ему рога в его собственном доме?

Холодная логика говорила, что это крайние мысли. Ли не сделала ничего, что бы подтверждало его подозрения. Мальчишка узнал, что женщина, которую он любит, вышла за другого. Разумеется, он расстроен. Разумеется, она старается утешить его, но холодная логика не останавливала желания Ричарда ворваться туда и разорвать щенка на куски.

Только сознание, что у него нет оправдания за шпионство, наконец, заставило Ричарда уйти. Он не шпионил. Дверь была открыта. Он просто повернул голову, проходя по коридору, и волей-неволей увидел их вместе. Он не виноват.

Ричард потер руками лицо, чтобы заглушить стон. Он и вправду тронулся умом, ибо теперь рассуждает, как Джеффри. Нужен свежий воздух, чтобы проветрить голову.

Открыв окно, Ричард краем глаза уловил на террасе какое-то движение. Он отодвинул в сторону тонкую муслиновую занавеску и вытянул шею, чтобы лучше видеть.

Ли и Элисон, держась за руки, не спеша шли к дому, каждая держала в руке по букету цветов. Букет Элисон больше походил на пучок поломанных стеблей и придушенных цветочных головок, чем на что-то хоть отдаленно напоминающее цветы. Они подошли достаточно близко, чтобы Ричард мог слышать их голоса. Элисон болтала без умолку. Ли взъерошила ей волосы.

Обе засмеялись. Нежный, женственный голос Ли, сливающийся с детским хихиканьем, застиг Ричарда врасплох, перехватив дыхание, выпуская опасно соблазнительные мысли из их темницы. Ли опустилась на колени и заключила девочку в объятия, а Элисон прижалась к ней так крепко, что цветы выпали у нее из руки.

Ричард затаил дыхание. Эта материнская сцена породила такую волну желания, которой он никогда еще не знал. Не физического желания, а тоскливой жажды присоединиться к этой счастливой группе.

Мать, отец, ребенок… семья.

Глупые, глупые мысли.

Счастливых семей не существует, за исключением тех выдуманных историй, которые Ричард сочиняет дня Элисон, когда укладывает ее в постель.

И все же насколько иной была бы жизнь Элисон, если б ее матерью была Ли. Он видел искреннюю любовь, которую Ли изливала на Элисон, видел в этом объятии, видел в улыбке.

В этот момент Ричард понял, что его дети будут осчастливлены редким и особенным даром: материнской любовью. Вслед за этой мыслью пришел образ Ли с большим животом, в котором растет его ребенок. Эта картинка наполнила Ричарда чисто мужским удовлетворением и первобытным, примитивным порывом идти создавать этого ребенка – немедленно!

Силы небесные, прилив желания застиг его врасплох, бросив в пот. Это плохо, очень плохо. Они женаты не более двадцати четырех часов, а она уже тревожит его мысли, мешает работать и заставляет тосковать о таком будущем, которого, он знал, никогда не будет, потому что оно не существует.

Здравый смысл велел ему держаться на расстоянии. Ни к чему воскрешать давно забытые мечты.

То, что мертво, лучше оставить похороненным.

Ричард прошагал назад к столу, схватил приходно-расходную книгу и попытался заняться подсчетами. По мере того как минута тикала за минутой, порыв найти ее становился невыносимым. Ричард хотел…

Хватит думать о ней! Ему нужно сосредоточиться на этих цифрах. Он перевернул несколько страниц, вернулся к началу, затем вскочил на ноги и зашагал прямо к ее комнате.

Вот и вся его решимость держаться на расстоянии. Он желает ее. Она нужна ему. И, видит Бог, он ее получит.

Отведя Элисон в детскую, Ли направилась к своим покоям. Повернув за угол, она увидела Ричарда, который стучал в ее дверь, и эхо его стука отскакивало от обшитых дубовыми панелями стен.

Горячая краска залила щеки, когда Ли подошла к нему. Она ничего не сказала. Он тоже. Воздух вокруг них, казалось, сделался неподвижным, безмолвным, заряженным напряжением, пронзительный взгляд Ричарда медленно продвигался по ее лицу.

Ричард не пошевелился, даже не притронулся к ней, но она чувствовала себя опаленной, будто стояла слишком близко к огню.

Когда он поднял руку и провел костяшками пальцев вдоль скулы, у Ли из горла вырвался стон. С ответным стоном он притянул ее к себе, сильными руками обхватив за бедра, прижимаясь неистово, ртом находя ее рот и на ощупь отыскивая ручку.

Ли льнула к нему с тем же пылом, когда он втащил ее в комнату и ногой захлопнул дверь. Он держал ее лицо в ладонях, и, зажатая между его грудью и стеной, Ли оказалась окружена его жаром, его запахом, его властным присутствием.

Стремясь поскорее почувствовать жар его тела, прижимающегося к ней, она стащила сюртук с его плеч, развязала шейный платок. Ричард улыбнулся, и она засмеялась, а потом затрепетала, когда он быстро избавил ее от платья и корсета. Ладони скользнули вниз по ногам, и он наклонился, чтобы снять с нее туфли. Он присел перед ней на корточках, обхватив одной рукой за лодыжку, и замер не шевелясь на долгое, ужасно долгое мгновение. Дыхание толчками вырывалось из горла, пока Ли ждала его прикосновений, изнывая от желания.

Сжав руками край рубашки, он потянул ее вверх, своим горячим дыханием опаляя кожу. Ли ахнула, ноги задрожали. Он втиснул плечо ей между ног, раздвигая колени, давая место своим рукам, губам и языку. Судорожные всхлипы вырывались из ее горла.

Мягкие волосы Ричарда щекотали бедра. Он продвинулся выше, рассылая невыносимую дрожь по ногам. Судорожно вздыхая, чувствуя, как нестерпимо нарастает жар внутри, Ли потянула его рубашку, побуждая заключить ее в объятия.

Успокаивающее бормотание было его единственным ответом. Он продолжал свое медленное мучительное путешествие вверх по ее телу.

Наконец он добрался до груди, неторопливо обведя соски и с рыком, терзая ее каждым втягивающим движением губ, рассылая ответное напряжение к низу живота и в лоно. Его рубашка тоже исчезла, и он увлек Ли к кровати.

Живот его был тугим и узким, бронзово-золотистым в угасающем свете. Волосы, такие же черные, как и на голове, покрывали грудь, стрелой сужаясь книзу и уходя под бриджи.

Когда он завозился с пуговицами, Ли подняла взгляд, захваченная шаловливой улыбкой на его губах и дьявольским блеском глаз.

А потом уже не осталось места ни для сомнений, ни для мыслей, ни для страхов. Был только Ричард, двигающийся над ней, скользящий в нее, нашептывающий греховно-порочные слова ей на ухо.

Это было горячее, дерзкое, отчаянное желание. Быстрое утверждение прав, страстный жар.

Она пылко прильнула к нему, вонзаясь пальцами ему и руки, ее губы двигались по его плечам, шее. Мышцы живота сжимались, груди ныли, а ноги дрожали, она обвила их вокруг Ричарда, принимая его в свое тело. Напряжение росло, поднималось до немыслимых высот, и он задрожал и прижал ее к своей груди, зарывшись лицом ей в волосы.

– Я люблю тебя! – вскрикнула она ему в шею.

Он застыл, одеревенел над, ней. Даже шелест дыхания не достигал ее ушей. Единственными звуками, которые она еще слышала, были бешеный стук ее сердца и эхо слов, повисших в знойном, тяжелом воздухе.

Когда, наконец, он приподнялся на руках и взглянул на нее своими невыносимо черными и холодными, как гранит, глазами, даже звук ее собственного сердцебиения стих, не осталось ничего.

Желваки заходили у него на шее. Он стиснул челюсти с такой силой, что зубы просто чудом не треснули.

– Никогда больше не говори этого. Ты меня слышишь?

Ли не могла вымолвить ни слова, иначе дрожащий голос выдал бы ее растущее страдание. Губы покалывало.

Она сжала их. Она не заплачет. Она не станет позориться еще больше.

Их глаза встретились. Черты его смягчились.

– Ли, прости. Я не хотел обидеть тебя. – Его голос звучал странно, отдаленно, словно он вырывал его из своей груди. – Я постараюсь быть тебе хорошим мужем, но больше этого я не могу предложить.

Его руки вонзились ей в плечи.

– Проклятие, не смотри на меня так. Ты молода. Ты еще не знаешь, что любовь – это миф, фантазия, выдуманная поэтами для романтических девушек.

Ли обнаружила, что ее голос может преодолеть ком в горле.

– Пожалуйста, не трудись. Ты выразился более чем ясно. А теперь, когда нам больше нечего сказать, не мог бы ты уйти?

Что-то вспыхнуло в его глазах, что-то дикое и опасное, как в глазах тигра, запертого в клетке.

– Есть еще кое-что, – сказал он голосом низким и холодным, царапающим ей кожу. – Ты больше не будешь принимать джентльменов в этом доме. Ясно?

Он рывком встал с кровати и вышел через соединяющую их комнаты дверь.

Ли закрыла глаза и свернулась калачиком на постели. Вот и конец мечтам о любви.

Утром он уехал. Был вызван в Йоркшир по срочным делам имения, если верить коротенькой записке, оставленной на прикроватной тумбочке. Он подписался просто «Сент-Остин».

И все. Ничего больше. Такая холодная, такая безличная записка. Когда же он заходил к ней в комнату? Как она не услышала? Ли могла бы поклясться, что за всю ночь не сомкнула глаз, не в силах забыть его резкие слова.

Как ни странно, но она не плакала, наверное, слишком оцепенела.

Слишком была ошеломлена. Слишком снедаема горем.

Утром она даже умудрилась заняться своими обязанностями: встретилась с домоправительницей, чтобы просмотреть опись белья и посуды, с поваром, чтобы составить меню на неделю, с Харрисом, чтобы организовать переделку своих комнат. Она организовала доставку в приют миссис Бристолл, выпила с Элисон чаю на воздухе, что, похоже, являлось ежедневным развлечением. Ужасно хотелось навестить тетю, но Ли боялась, что Эмма разглядит за напускной веселостью ее истинные чувства и начнет беспокоиться за нее.

Единственная свеча на письменном столе не спасала от туч, быстро закрывающих солнце. Внезапный порыв ветра ударил дождем по окнам и загрохотал ставнями. Резкий, неистовый и непредсказуемый, точно как Ричард.

Ли была рада, что он уехал. Ей не хотелось видеть его, не хотелось говорить с ним. И больше всего ей не хотелось, что бы он дотрагивался до нее. Ибо, окажись он в этот момент здесь, она вряд ли сумела бы устоять против неодолимого влечения, которое горело между ними. Теперь она хорошо понимала, что такое желание.

Как оно заставило ее сестру даже за пределами брачных уз отдаться мужчине, которого она любила. Как заставило Ли любить мужчину, желать мужчину, нуждаться в мужчине, который считает себя неспособным на ответную любовь.

Что же произошло, что сделало Ричарда таким циничным? Что стало причиной угрюмых складок, залегших вокруг рта? Отчаяния, которое пронизывало голос? Холодной пустоты глаз, говорящей о такой сильной боли? Кто причинил ему эту боль в прошлом? Боль настолько невыносимую, что он закрыл свое сердце, похоронил все чувства и эмоции, отверг надежду, поклявшись никогда больше не любить?

По крайней мере, так думает он.

Ли же считает иначе. Она любит его. Она знает это так же верно, как то, что сердце бьется у нее в груди, но она не будет обременять Ричарда словами. Он прав. Он ведь на самом деле не хотел жениться на ней, не просил ее любви. Ее презренный отец каким-то образом принудил его к этому браку. Когда-нибудь она непременно узнает, как отцу это удалось. Но не сейчас. Сейчас она должна найти средства вернуть своего мужа к жизни и исцелить его душу. Она пока еще не знает, как сделает это, но битву проигрывать не собирается.

 

Глава 12

Ричард похлопал себя по ногам, стряхивая дорожную пыль с бриджей. Жаркое солнце, припекающее затылок, было ничто в сравнении с сожалением, сжимающим сердце. Образ мягких зеленых глаз Ли с янтарными крапинками, едва заметными под поблескивающими слезами, преследовал его каждый час каждого дня, пока он был в отъезде. Или это чувство вины заставляло плечи сжиматься, а дыхание застревать в груди?

Ричард обещал ей вежливость, а сам взял и растоптал ее чувства, как какой-нибудь тупой, бессердечный громила. Как, должно быть, она ненавидит его теперь, но не больше, чем он ненавидит сам себя за то, что так сильно обидел ее.

Он протянул руку к дверной ручке, но тут дверь открылась и на дорожку вышла Рейчел.

– Слава Богу, ты вернулся.

Развевающееся голубое платье оттеняло ее глаза, и она мило улыбалась. Никто, глядя на это воплощение прелестной женственности, ни за что бы не догадался, какое зло таится внутри.

Она что, каждый день все эти три недели стояла у окна, дожидаясь его приезда? Придумывала, как лучше насолить?

Ричард прошел мимо нее и направился к лестнице. Он должен найти Ли. Правда, он понятия не имел, что сказать. Что угодно.

– Мне надо поговорить с тобой, – заявила Рейчел, не отставая от него ни на шаг. – Ты не знаешь, что здесь произошло в твое отсутствие.

– Уверен, ты расскажешь мне все и даже больше, но не сейчас. Я устал. Единственное, что мне сейчас нужно, – это горячая ванна и горячая еда. – «И Ли», – добавил предательский внутренний голос.

Рейчел преградила ему путь, скрестив руки на груди.

– Боюсь, я должна настаивать на том, чтобы поговорить с тобой немедленно. Если хочешь, я велю приготовить тебе ванну. Мы можем поговорить в твоей комнате.

Иисусе, дальше она предложит снять с него бриджи.

Без сомнения, она потащится следом за ним и будет нудить всю дорогу. Он никогда не причинял женщине физического вреда – и не собирался делать это теперь, – но боялся, что соблазн может оказаться слишком сильным.

Ричард повернулся и зашагал в библиотеку.

– Ты должен что-то сделать со своей женой, – заявила Рейчел, входя вслед за ним в комнату. – Она переворачивает весь дом вверх дном, устраивает погром…

– Стоп. – Ричард вскинул руку. – Я вижу, вы собираетесь играть в игры, мадам, а я нет. Изложи свои претензии быстро и внятно. Я слушаю.

Рейчел вздернула подбородок:

– Очень хорошо. Я хотела рассказать как можно деликатнее, но ты не оставляешь мне выбора. Она не знает, как вести себя в обществе, и не слушает моих советов.

– Возможно, она чувствует, что не нуждается в твоих советах. – Ричард схватил с буфета бутылку виски. Был соблазн отхлебнуть прямо из горла, просто чтобы шокировать Рейчел и заставить замолчать, но Ричард плеснул немного в стакан и сделал вежливый глоток.

Рейчел следила за каждым его движением, словно запоминала взмах руки, движение губ.

– Она ничего не смыслит в визитных карточках и нанесении визитов, – продолжала Рейчел, слегка запыхавшись, как будто только что провальсировала по комнате. – Она принимает всех подряд. Особенно эту свою ужасную тетку и того молодого человека, Эндрю, Алекса или как там его зовут.

Ричард надел на лицо маску безразличия, но ему не удалось скрыть напряжения, от которого побелели костяшки пальцев, когда он стиснул стакан. Ревность – черта, которую он никогда не одобрял.

Когда же она так решительно поселилась в его душе?

– Ты, конечно, не хочешь сказать, что ее тетя – нежеланный гость?

Рейчел вздернула подбородок еще выше.

– Она говорит все, что приходит в голову, не заботясь о приличиях.

– Тебя послушать, так она прямо какая-то рыночная торговка.

– Тебе обязательно выражаться так грубо? Мне нравится это дитя. Правда нравится. Но она своевольна и упряма. Она притащила грызуна в качестве домашнего зверька для Эдисон. Грызуна, представляешь? Я этого не потерплю. Я выбросила его из детской. А потом вынуждена была выслушать истерику Элисон.

Ричард сдержал смех, но ничего не сказал. Гораздо разумнее дать Рейчел выдохнуться, как грозе. Тогда она оставит его в покое, по крайней мере, на несколько часов.

Он устал, тело его болело от долгих часов в седле и нескончаемого желания.

«Я люблю тебя». Эти ласковые слова вернулись, чтобы терзать его, как терзали каждую секунду каждого дня с тех пор, как Ли простонала их на вершине наслаждения. Он все еще видел ее глаза, потемневшие от желания, янтарные прожилки, поблескивающие в свете камина. Все еще чувствовал ее тело, трепещущее под ним, руки, обнимающие его, ноги, обпивающие за талию, приглашающие, влекущие его глубже, ближе к опасности.

Когда самая долгая, самая эмоционально опустошающая кульминация вдребезги разбила его чувства, рассудок, самоконтроль, на Ричарда обрушилось осознание истинных масштабов опасности.

Ли небезразлична ему, глубоко небезразлична. Она затрагивает чувства, которые он не желает испытывать, возрождает надежды и мечты на будущее, по которому он не желает томиться, в возможность которого даже не верит. Она представляет угрозу его старательному самообладанию, на котором он заново построил свою жизнь после смерти Эрика. Дистанции, которую он удерживал по отношению к окружающему миру.

Безопасности его ожесточившегося сердца.

Ричард не мог позволить этому случиться, поэтому отверг те чудесные слова. Самым жестоким из способов, которые только можно представить. Она такая юная, такая доверчивая, щедрая и полная надежд. Для нее так естественно вообразить себя влюбленной в своего мужа, а что же сделал он?

Он разжевал ее слова и выплюнул их ей в лицо.

Боже, какая же он скотина! Как мог он быть таким жестоким? Разве не мог он найти лучшее время и место, чтобы разрушить ее мечты? Вкус стыда во рту был неприятен, и никакое количество виски не в состоянии смыть его.

Судорога стискивала внутренности всякий раз, когда Ричард вспоминал ее прекрасное лицо, вначале освещенное страстью и надеждой на будущее, которого он никогда не сможет ей дать, а затем быстро превратившееся в тень и боль, когда он лишил ее иллюзий.

«Я люблю тебя». Как же эти слова до сих пор терзают его!

Рейчел не собиралась отступать.

– Она подрывает мой авторитет у челяди, распределяет обязанности слуг и планирует меню, даже не спросив меня.

– А зачем ей твое разрешение? – спросил Ричард, радуясь тому, что можно отвлечься от своих мучительных мыслей. Он оперся о стол. – В конце концов, она хозяйка дома.

– Но она не понимает всей сложности задачи. – Рейчел взмахнула рукой. – Ох, ну да, она говорит, что у нее были наставники и все такое…

Сколько горя и сердечной боли причинила ему Рейчел за прошедшие годы, но Ричард никогда не видел ее такой взволнованной, даже когда умер ее муж, и из-за чего! Из-за домашней борьбы за власть. Ричард рассмеялся бы, не знай он Рейчел так хорошо.

– Я начинаю понимать суть вопроса. Моя жена занимает принадлежащее ей по праву место хозяйки дома, и тебе не нравится быть задвинутой на полку.

– О, дело вовсе не в этом, – сказала она, приближаясь к нему мягкой, изящной поступью. Всегда истинная леди. Даже в порыве раздражения. – Мне следовало догадаться, что ты так или иначе обернешь это против меня. Прекрасно. Она портит твой дом, но тебе все равно.

Она подошла так близко, что он чувствовал тошнотворный запах ее сиреневых духов, от которого ему делалось плохо. Ему хотелось найти Ли, зарыться носом в пахнущие роза ми волосы, смыть грязное пятно своего прошлого в ее нежной, доверчивой невинности, пробежать ладонями по гладким плечам, изгибу груди и молить о прощении.

Силы небесные, откуда взялась эта мысль?

Он потер пульсирующие виски.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она «портит дом»?

– Она ломает голубую комнату. Пробивает стену и делает проход в оранжерею. Она отдала распоряжение, чтобы теперь все семейные трапезы подавались там, как будто мы слуги, чтобы нам приказывать.

– Ну и что?

– Ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Она ломает стены и портит комнаты. Она полностью уничтожила спальню герцогини. После того как я потратила столько лет, чтобы сделать ее идеальной. Это была моя последняя связь с Эриком.

Она притронулась кончиками пальцев к уголкам глаз. Ричард сжал кулаки от бессильной ярости, пульсирующей в жилах.

– Как мило ты смотришься с этими изящными слезами на черных ресницах. Если б я не знал тебя, то мог бы даже поверить в твое притворство.

– Я действительно любила Эрика! – закричала Рейчел, вскинув руки, словно собиралась схватить его за лацканы сюртука. Свирепый взгляд Ричарда заставил ее остановиться. – Но я совершила ошибку. Одну ужасную ошибку. Неужели ты до конца жизни будешь наказывать меня?

– До конца жизни и после нее, – поклялся Ричард, подходя к окну. Он выглянул в сад, желая увидеть Ли и Эдисон, гуляющих рука об руку, – еще один образ, который преследовал его все то время, что он был в отъезде.

Элисон заслуживает матери, которая любила бы ее, которая не использовала бы жизнь дочери как средство добиться своего, такой матери, как Ли.

– Ты не будешь знать ни минуты покоя даже в смерти, как Эрик не знал ни минуты покоя при жизни.

Рейчел сократила расстояние между ними, подойдя так близко, что юбки коснулись его ног.

– С твоей стороны жестоко так меня ненавидеть после того, что мы значили друг для друга в прошлом.

– Прошлое умерло восемь лет назад…

– Прошлое никогда не умрет.

– …в тот день, когда ты вышла замуж за моего брата.

– Ты же знаешь, почему я это сделала, – сказала Рейчел, и в голосе ее прозвучало пронзительное отчаяние. Она схватила Ричарда за руку. – Родители заставили меня.

Ричард отцепил ее пальцы от своего рукава и скривил губы в тонкой, жестокой улыбке.

– Надо же, какая ты искусная лгунья. Я даже начинаю думать, что ты сама веришь в свои слова. Ты вышла за Эрика по одной-единственной причине: ты думала, что сможешь иметь и любовника, и герцогскую тиару. К несчастью, ты ошиблась.

– Это неправда. Я любила тебя. Я…

– Ни слова больше. – Ричард грозно надвинулся на нее. – Или, клянусь, я тебя придушу.

Он направился к письменному столу и услышал, как Рейчел идет за ним. Ричард хотел, чтобы она ушла, но знал, что это невозможно. Да, он никогда не даст ей покоя, но и она тоже будет преследовать его.

Они товарищи по несчастью.

– Хотя ты мне и не веришь, – сказала она, становясь с ним рядом, – я любила тебя всем сердцем. Но и Эрика полюбила после того, как вышла за него. Он был таким добрым и благородным. Его нельзя было не любить.

Ричард повернулся к ней лицом.

– Прибереги свою ложь для друзей. Прошлое здесь ни при чем. Тебя раздражает, что моя жена занимает свое законное место в качестве хозяйки этого дома. Поскольку ты находишь свое положение здесь таким невыносимым, я повторяю предложение предоставить тебе собственный дом и солидное содержание. Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться.

– Это мой дом. Почему ты хочешь, чтобы я покинула его?

– Во-первых, ты освободишься от моего присутствия. Раз я такой гнусный, жестокий и не уважаю твои нежные чувства, уже одной этой причины должно быть достаточно.

– Вряд ли. – Рейчел скрестила руки на груди. – Я научилась терпеть твою враждебность. Я теперь редко замечаю, что ты дурно воспитанный грубиян.

– Если ты не можешь принять свой новый статус, переезд будет лучшим решением для всех нас.

Ее голубые глаза сузились, Рейчел задумалась над его словами, потом улыбнулась холодной, расчетливой улыбкой:

– Разумеется, я сделаю так, как ты хочешь. Но если я уйду, то заберу и Элисон.

Ричард схватил с ближайшей полки книгу в кожаном переплете. Ему пришлось это сделать, чтобы не придушить Рейчел прямо на месте. Он не ответил. Это, был старый аргумент, который Ричард слышал сотни раз.

Он никогда не позволит даже намеку на скандал затронуть Элисон и запятнать имя покойного брата. Даже если это означает, что он никогда не освободится от Рейчел.

– Если ты попытаешься забрать ее у меня, – продолжала Рейчел, – я, конечно же, слезно пожалуюсь своим ближайшим друзьям, что ты чудовище, что лишаешь меня дочери… и объясню, почему ты так поступаешь, Я знаю, ты не хочешь, чтобы это произошло. Как иначе ты объяснишь, что забираешь ее у любящей матери?

– У любящей матери? Это самая жестокая шутка столетия. – Он бросил книгу на стол, и глухой стук эхом разнесся по комнате. – Тебе наплевать, жива Элисон или нет.

Рейчел вскинула руку. Ричард схватил ее за запястье и вывернул. Он приближал лицо до тех пор, пока они не оказались нос к носу.

– Элисон не покинет этот дом. Если ты когда-нибудь попытаешься увезти ее, я буду преследовать тебя как суку, которой ты и являешься. Нет такого места, где ты сможешь спрятаться и спастись от моей мести.

Рейчел провела свободной рукой по его колючему подбородку.

– Ты никогда не причинишь мне вреда, – прошептала она, а затем приподнялась на цыпочки и закрыла глаза, томно приоткрыв губы.

– Только попробуй, – процедил Ричард сквозь зубы, – и я убью тебя.

Рейчел на мгновение заколебалась, глаза встретились с его глазами. Она уронила руку, отступила назад, но не ушла. Грудь вздымалась и опускалась, словно ей трудно было дышать.

Рейчел медленно провела языком по губам. В невежестве молодости Ричард нашел бы эту сцену чувственной, соблазнительной. Теперь же руки сжались в кулаки при мысли о глубине той глупости, которая заставила его так сильно подпасть под чары Рейчел. Он был таким молодым, таким влюбленным. Ричард презрительно усмехнулся, вспомнив об этом. Он почти слышал шум воды, бегущей по камням в тот день, когда утратил свою идеалистическую наивность, когда узнал, что любовь не что иное, как похоть, завернутая в красивую обертку.

Головокружительный запах полевых цветов и горячей кожи пьянил его, когда Ричард уложил Рейчел на спину. Безумное биение ее пульса под мягкой кожей воспламеняло кровь.

Его первое вкушение страсти. Во время учебы в университете он так ни разу и не переспал ни с кем, ибо его сердце давно принадлежало Рейчел. Инстинкт подвел его ко входу в ее тело, или, быть может, это была рука Рейчел. Он не обратил внимания ни на отсутствие у нее боли, ни на отсутствие невинности. В последний возможный момент Ричард отстранился. Он не оставит ее с ребенком в утробе. А три недели спустя она вышла замуж за его брата Эрика, и Ричард ушел воевать с французами, надеясь умереть.

Он приезжал домой только раз, сразу после Ватерлоо, но обнаружил, что есть место хуже ада для таких грешников, как он. Теперь ему никогда не спастись.

Воспоминание об этом предательстве уже давно перестало. Причинять ему боль. Нет, что ужасало его сейчас, так это легкость, с которой он поддался на ее ложь.

Руки чесались от нестерпимого желания врезать кулаком в стену. Пройдя к окну, Ричард потер пальцами лицо. Как искусно она заманила его, поймала в ловушку крепче, чем охотник ловит зверя в капкан, увлекла под предлогом неумирающей, вечной любви….

Никогда в жизни Ричард не мог представить такого обмана.

Он устремил взгляд в сад, но память вытащила на свет божий образ Рейчел, она стояла перед ним в клубах тумана, поднимающегося с моря на вершине утеса, освещаемая со спины синевато-серым небом. Протягивающая руки, умоляющая его понять. Ее голубые глаза были как собирающиеся тучи, она клялась в своей любви, даже признаваясь, что должна выйти за Эрика – его брата! – но между ними ничего не изменится.

Как будто Ричард стал бы спать с женой брата.

Рейчел молча наблюдала за ним, глядя из-под соблазнительно полуприкрытых век, как будто думала, что Ричарда одолеет страсть и он привлечет ее в свои объятия.

Неужели она действительно верит, что он еще когда-нибудь прикоснется к ней? Он винит свою глупую наивность и неблагоразумие молодости, похоть, не знающую удержу, но не прощает Рейчел ложь и предательство, которые случились позже, которые погубили всех, кого он любил.

Проходя мимо голубой комнаты, Ричард решил посмотреть, какие перемены произвела Ли. Последнее, что он ожидал увидеть, – это свою жену, висящую на лестнице у стены, – Ли возилась с драпировкой.

– Что ты там делаешь?

Его рык эхом прокатился по комнате. Ли взвизгнула. Руки ее замелькали в воздухе, когда она покачнулась на краю ступеньки.

С выскакивающим из груди сердцем Ричард ринулся вперед и поймал Ли. Она сжала его шею, обвила руками за плечи, пропуская волосы сквозь пальцы. Его тело сжалось и напряглось. Он пригвоздил ее каменным взглядом.

– Что ты делала на этой лестнице?

Колдовские глаза встретились с его глазами, и Ричард затерялся в их зеленых глубинах, а россыпь золотистых крапинок околдовала его так же быстро, как волшебные чары.

– Я соскучилась, – проговорила она мягким шепотом, и ее теплое дыхание запорхало у него на щеках. Губы изогнулись в нежной улыбке. Золотистые волосы обрамляли лицо, а глаза искрились от отражающегося в них дневного света – лучик солнца в его одиноком, пустынном мире.

Ричард искал в лице Ли какие-нибудь следы обмана. После того как они расстались, она должна бы швыряться в него цветочными горшками, но единственное, что отражалось в ее улыбке, – это счастье и любовь. Ричард растоптал нежные чувства, пробуждающиеся в его душе, и придал голосу суровость. Он не поддастся ее чарам.

И все же плотина вокруг его сердца дала трещину. Чувства, которые Ричард отвергал годами, забурлили в крови. «Не будь дураком! – кричал внутренний голос, голос ожесточенного мужчины. – Оставь этот дом. Оставь Ли. Хватай Элисон и Джеффри и беги без оглядки».

Но как одержимый Ричард медленно опустил жену на ноги и обвил руками за талию.

– Ли, – простонал он, зарывшись пальцами ей в волосы, и накрыл ее рот своим.

 

Глава 13

Ли чувствовала его отчаяние и прижималась к нему так же пылко и неистово, вонзаясь пальцами в мягкую шерсть куртки.

Какие демоны терзают Ричарда? Какие муки движут его отчаянием? Если б он только впустил ее в свое сердце, она бы стерла его прошлое. Наверное, ей следовало наказать его за резкие слова, но у нее просто не хватило духу. Душа ее болела за того мужчину, которым он был когда-то, до того как предательство заставило его наглухо закрыть свое сердце, оставило мертвым, не нуждающимся ни в ком, кроме себя самого. Его одинокая жизнь полна ответственности перед семьей, перед арендаторами, перед всеми нуждающимися, зависящими от его благодеяний, жизнь без капли нежности или любви.

Ее план обманчиво прост. Она будет доказывать ему свою любовь каждым вздохом, каждым прикосновением, каждым поступком, но не станет обременять его словами. Их она будет бережно хранить в своем сердце. Только когда Ричард полюбит ее так же сильно, как она любит его, Ли произнесет их снова.

Она пробежала ладонями по его спине, чувствуя, как бугрятся и вздуваются мускулы плеч. Желание спиралью сворачивалось и поднималось в ней, сжимая живот, напрягая бедра, порождая ноющую боль.

Запах нагретой на солнце кожи наполнил ей ноздри, когда Ричард прижал ее спиной к стене и ногой раздвинул ноги. Она притянула мужа ближе, желая почувствовать его, жаждая почувствовать.

Одежда его была помятой, волосы покрыты слоем дорожной пыли, но никогда еще он не казался красивее. Он прижал ее спиной к стене, затем опустился на колени. Его горячее дыхание просачивалось сквозь хлопковую ткань платья. Языки огненного желания лизали тело Ли, воспламеняя чувства, кожа покалывала и горела от его прикосновений.

Ли делала резкие, шумные вдохи и выдохи, и все равно ей нечем стало дышать, когда его ладони прошлись по бокам, спустились по ногам и забрались под платье. Она запустила пальцы ему в волосы и закрыла глаза, но ей хотелось поцеловать его.

Нежно обхватив лицо ладонями, Ли потянула Ричарда вверх и нашла его губы своими. Язык заскользил вдоль зубов, горячий и жадный под ее мягким, робким исследованием, и эти прикосновения как будто порождали неистовую бурю.

Ладони Ричарда странствовали по ее груди, опаляя своим жаром, зажигая ответный огонь. Губы следовали по пути, проложенному руками, оставляя влажную, чувственную, горячую дорожку на мягких холмиках, возвышающихся над корсетом. Язык нырнул в ложбинку между грудями, а пальцы скользнули под ткань, лаская соски.

Пусть он не любит ее, но вот в этом они равны.

Равны в этой отчаянной потребности, в этой неоспоримой, неугасимой жажде.

Какой-то малой частью сознания, которая еще работала, Ли услышала где-то на расстоянии, где-то в холле голос Рейчел. Он становился громче и ближе. Ричард оторвался от жены. Он посмотрел в ее глаза, и его взгляд был темным, грозовым и полным страстного желания, потом он вновь завладел ее губами в требовательном поцелуе, который прогнал остатки разума и здравомыслия.

Они разъединились, потом снова слились, словно никак не могли оторваться друг от друга. Языки соприкасались и исследовали, углублялись и вкушали. Ноги переплелись, пальцы искали до тех пор, пока она едва не взмолилась отнести ее в постель.

Наконец он оперся локтем о стену, но не сделал ни одного движения, чтобы проложить приличествующее расстояние между ними.

Его бездонные глаза пристально вглядывались в черты Ли, потом он улыбнулся своей дьявольски неотразимой улыбкой.

– Значит, ты скучала по мне? А я-то думал, что ты собиралась воспользоваться тем молотком, что лежит наверху лестницы, чтобы огреть меня по голове.

– Без сомнения, ты этого заслуживаешь, – отозвалась Ли. – Но ты, хитрец этакий, так искусно отвлек меня, что я и думать об этом забыла.

Он рассмеялся, и звук его глубокого, зычного голоса, зазвенев на нервных окончаниях, растекся по ее телу, как шоколад на языке, похоронив неловкость их последнего расставания под веселостью и непринужденностью.

Горло болело от сдерживаемых слов, которые так хотелось сказать, но она не станет надоедать ему своими желаниями или требованиями, которые он не хочет, не может исполнить. По крайней мере в данный момент. Она терпелива. Она подождет.

Ричард отступил назад как раз в тот момент, когда Элисон вбежала в двери.

– Это мой дядя, герцог! – прокричала она, прыгая в его протянутые руки.

Он закружил ее, прижал к груди, и лицо его было открытым, незащищенным. Выражение глаз говорило о глубокой любви и о какой-то отчаянной, глубоко запрятанной тоске.

Низкий проникновенный голос звучал мягко и успокаивающе, когда Ричард нес Элисон к канапе.

– Я скучал по тебе. А ты по мне?

– Мм, – сказала Элисон, и ее черные кудряшки запрыгали вокруг личика. – Но я ездила по магазинам с тетей Ли.

– Правда? А мне ты что-нибудь купила?

– Да нет, глупый. Мы покупали ткань для платьев. Розовую для меня и зеленую для тети Ли. Тетя подарила мне ручную мышку, но мама говорит, что она грязная.

Ричард улыбнулся ребенку, смеющемуся в его руках. Отпечатки крошечных ладошек появились на покрытой дорожной пылью куртке.

Когда Ричард поднял взгляд и его черные глаза встретились с глазами Ли, чувство, горящее в них, было таким глубоким и неистовым, что у нее перехватило дыхание. Неужели он так страстно хочет собственного ребенка?

Она погладила ладонями живот. Благодаря отцовским чопорным объяснениям она знает, как зачинают детей и где они растут. Единственное, чего Ли пока не знает, – это как определить, беременна ли она. Быть может, его ребенок уже растет в ней. О, как же она молилась, чтобы так оно и было!

Ибо из Ричарда получится чудесный отец. И ребенок поможет облегчить боль прошлого. Ей так отчаянно хотелось знать, кто причинил Ричарду боль, что произошло, кто нанес ему такую рану в сердце.

Несколько раз она едва не поддалась соблазну спросить у Рейчел, но всегда вовремя останавливала себя. Она дождется и услышит правду из его уст, а не ту ложь, которую, без сомнения, швырнет в нее Рейчел, чтобы сделать больно.

Минуты шли, и Ли почувствовала на себе пристальный взгляд Рейчел. Несомненно, Ли совершила непростительную, вопиющую бестактность, позволив мужу поцеловать себя за пределами спальни, но ей было наплевать.

И наплевать, что румянец у нее на щеках свидетельствовал о пылкой страстности объятий, во время которых Рейчел бесцеремонно вторглась в комнату.

Ли отказывалась съежиться под молчаливым неодобрительным взглядом невестки. Подойдя к канапе, Ли села рядом с Ричардом.

Он убрал прядку со лба Элисон.

– Хочешь посмотреть, что я привез тебе? А потом покататься в парке? И быть может, мороженое?

– Подарок? – Элисон запрыгала у него на коленях. – Покажи скорее! Покажи!

– Я бы очень хотела поехать с вами, Сент-Остин, – мягко, вкрадчиво промурлыкала Рейчел, и глаза Ли сузились. Ричард, кажется, не заметил, поскольку Элисон как раз в этот момент взвизгнула.

– Я бы предпочел провести время наедине с Элисон, – отрезал Ричард, вставая и прижимая девочку к груди. Потом повернулся к Ли: – Если, конечно, вы не возражаете, мадам.

– Разумеется, нет. – У нее еще полно дел, немаловажным из которых является поездка в приют миссис Бристолл – надо навестить Томми. Вчера у него в третий раз за последние несколько недель снова поднялась температура. Какая-то загадочная болезнь, которая время от времени возвращалась, но в промежутке между приступами лихорадки мальчик чувствовал себя прекрасно. Доктор, у которого они консультировались, прописал слабительное и рвотное – лечение, после которого ребенок становился еще слабее, чем после приступа болезни.

Элисон спрятала личико на шее Ричарда. Он поднес руку Ли к губам. Мозолистые подушечки пальцев вызвали трепет в руке, затем быстро последовала вспышка жара, губы Ричарда прижались к запястью, гладкие и мягкие на ее чувствительной коже.

– До встречи, – пробормотал он, затем повернулся и вынес малышку из комнаты.

– Ну и ну, – сказала Рейчел. – Какую нежную сцену мы прервали! Разумеется, ты понимаешь, что благовоспитанные леди не показывают таких страстных чувств на людях.

– Я не видела своего мужа три недели, – парировала Ли, поднимаясь с канапе. – И мне не требуется твое позволение, чтобы приветствовать его дома так, как я считаю нужным.

Рейчел стиснула подлокотники кресла, глядя вслед глупой девчонке. Она, может, и выглядит спокойной и застенчивой, но по их последним стычкам Рейчел поняла, что Ли обладает своеволием и упрямством, таким же коварным, как отлив на Темзе.

Не этот ее тихо высказанный укор вызвал у Рейчел с трудом сдерживаемое желание последовать за ней и столкнуть с лестницы. Нет, плачевное состояние ее платья, смятый лиф, юбки, помятые и покрытые дорожной пылью от смелых ласк Ричарда, – и это в комнате, куда любой мог войти! Рейчел даже отметила отпечаток большой мужской ладони на лифе, прямо над правой грудью.

От бессильной ярости губы Рейчел сжались. Она понимали, почему так удивлена. В конце концов, он мужчина страстный, насколько она знает по собственному опыту. Но знать – это одно, а видеть своими глазами бесспорное свидетельство его страсти к другой женщине так же болезненно, как удар шомпола по спине.

Нет, Рейчел не боится, что он любит девчонку. Ричард больше никого в своей жизни не полюбит, Рейчел – единственная женщина, которую он любил. Ей только надо убедить его, что она такая же жертва их мучительного прошлого, как и он. И тогда все будет хорошо. Когда-то же любил он ее, и опять полюбит.

Они предназначены друг другу самой судьбой.

Нет, он, конечно же, не любит свою жену. Она для него не больше чем податливое тело. Но это должно прекратиться, и поскорее.

Мысль о Ричарде, прикасающемся к Ли, ласкающем ее так, как он когда-то ласкал Рейчел, подстегнула ее к действию. Она должна встретиться с Маргарет. Нельзя терять времени. Рейчел была твердо убеждена, что Ли захочется покрасоваться перед светом в качестве герцогини Сент-Остин, но она ошиблась.

Ли отказалась выходить в свет без мужа. И Ричард, как назло, уехал сразу после свадьбы. Теперь, когда он, наконец, вернулся, пришла пора развязывать войну. Боевой порядок четко установлен, враг определен. У Ли нет ни единого шанса.

– Ну как, понравилась Элисон прогулка в парке? – поинтересовалась Ли, надеясь, что светская беседа успокоит ее безумно колотящееся сердце. Ричард осматривал заново декорированные ею комнаты.

Его крупное тело и властная поступь казались такими же неуместными на фоне шератонской мебели и мятно-зеленых стен, как и пантера, прогуливающаяся в Гайд-парке.

– Да, – отозвался он, – хотя ей бы понравилось больше, если бы с нами была ты.

Он адресовал Ли печальную улыбку.

– Ты, насколько я понял, хорошо разбираешься в утках и селезнях, а плоский камень прыгает у тебя по воде, по крайней мере, пять раз. Боюсь, мой бросок был отнюдь не таким впечатляющим.

Ли рассмеялась. Открытое выражение его лица было таким неожиданным и приятным, что у нее перехватило дыхание. Черные глубины глаз не выдавали никаких тайн, которые он так тщательно скрывал, но она не донимала его вопросами Она будет узнавать все, что ей нужно знать, медленно, постепенно, по мере того как он начнет доверять ей, любить ее, нуждаться в ней так же, как она нуждается в нем.

Волосы у него отросли, пока он был в отъезде, и лежали черным бархатом на воротнике синего сюртука. Солнце позолотило лицо до бронзового оттенка, делая его похожим скорее на греческого бога, чем на властелина преисподней.

Когда он пощупал стеганое покрывало цвета слоновой кости, Ли едва сдержалась, чтобы не броситься к нему на грудь.

– Мне нравится, что ты сделала с этой комнатой, – сказал он, не сводя глаз с кровати, и грудь его вздымалась чуть сильнее обычного, заставляя Ли гадать, не испытывает ли он такое же неистовое желание.

Комната, достаточно просторная, чтобы вместить дюжину человек, внезапно показалась такой маленькой, что стало трудно дышать.

– Да? – Ли закусила губу, чтобы скрыть улыбку или, быть может, чтобы заглушить стон желания в горле. – Я боялась, что ты будешь возражать, но тебя не было так долго, а я просто не могла больше вынести ни одной ночи среди этого жутко желтого и кричаще красного, слепящего глаза.

Его низкий смех прокатился по ее коже, глубокий, как раскат грома, и такой же интригующий.

– Кричаще красный. Удачное описание, но он прекрасно устраивал предыдущую герцогиню.

Ричард подошел к письменному столу атласного дерева, расположенному между высокими окнами. На нем стояла проволоченная клетка, в углу которой сидела мышка.

– Я так понимаю, это тот самый ужасный грызун?

– Боюсь, что да, – вздохнула Ли, подошла и встала рядом, так близко, что запах жасмина и амбры наполнил легкие. Жар Ричарда обжигал сквозь сюртук и рассылал трепет по рукам. – Я подумала, что мы могли бы держать ее в оранжерее. Тогда у Элисон будет возможность навещать ее, когда она захочет.

– Да, отличная идея. – На столе стояла ваза с нарезанными фруктами. Ричард взял кусочек яблока и протянул его мышки. Черные глазки-бусинки блеснули, а потом мышка метнулась вперед и схватила яблоко. – Когда я был маленьким, у меня тоже была ручная мышь.

– И у меня, – сказала Ли, пытаясь представить его маленьким мальчиком, но у нее ничего не вышло. Он такой сильный, такой властный, что просто невозможно представить его другим. – Расскажи мне о своем детстве, – выпалила она, несмотря на свою решимость дождаться, когда он сам захочет рассказать ей о своем прошлом.

Лицо его потемнело, глаза сузились, и она пожалела о своих поспешных словах. У них впереди многие годы, чтобы узнать все то, что нужно знать друг о друге. Ей не хотелось, чтобы мучительные воспоминания вторгались в этот вечер, в их первый совместный вечер за долгое время.

Молчание затянулось, и единственными звуками были частое дыхание Ричарда и ветерок, дрожащий на портьерах.

– Особенно рассказывать нечего, – пробормотал Ричард, но резкий тон подсказал, что это не так. – Эрик был старшим сыном, а мы с Джеффри – гарантия того, что род продолжится, в случае если Эрик… – он перевел взгляд на клетку, – если Эрик умрет раньше, чем произведет на свет сына.

Ли накрыла его ладонь своей.

– Прости. Я не хотела…

– Не беспокойся, – сказал он, сжав ее пальцы. Господи, что же это с ним?

Глаза горели, а горло болезненно сжалось. Лучше бы она швырялась в него посудой и обвиняла в бесчувственности. Что угодно, но только не это нежное отношение. Это мягкое понимание всего, что он пережил, угрожало лишить его мужества, а ведь она не знает и половины всего. И он никогда ей не расскажет. Некоторые тайны слишком глубоко разъедают душу.

Некоторые тайны никогда не стоит открывать.

В глазах у нее заблестели слезы.

– Как он умер?

– Упал с лошади. – Ричард сглотнул вставший в горле ком. – Чуть больше года назад.

Ричард не мог думать об этом. Его воспоминания были все еще слишком горькими, слишком болезненными. Он вернулся к более насущным заботам. Он еще не видел Джеффри, и никто из слуг, похоже, не знает, где брат.

– Когда ты последний раз видела Джеффри?

– Два дня назад, – ответила Ли, и в ее мягкой улыбке не отразилось и намека на озабоченность. – Он уехал в гости к друзьям. Какая-то вечеринка в Эдинбурге, он сказал.

Господи помилуй, Ричард – дурак, если полагал, что сможет устоять перед Ли, такой тихой, и в то же время сильной. Пожалуй, лучше было остаться в Йоркшире.

– А он не говорил, у кого будет?

– У лорда Эглстоуна и лорда Ишервуда. – Нотка паники закралась в ее голос. Пальцы сжали его ладонь. – Что-то не так? Мне трудно судить, потому что у меня нет братьев, но Джеффри и в самом деле уходит из дома когда ему заблагорассудится и часто отсутствует по нескольку дней. Рейчел говорит, что это совершенно нормально для джентльмена высшего света, поэтому я не…

– Нет, ничего страшного. – По крайней мере Ричард на это надеялся. Он поцеловал кончики ее пальцев, вдохнул знакомый запах кожи, роз, мыла и мягкой женственной плоти. – Но спасибо, что беспокоишься.

Во взгляде, который Ли бросила на него, отчетливо читалось: «Разумеется, я беспокоюсь, я же твоя жена, идиот».

Он провел ладонью по губам, чтобы спрятать улыбку. Напряжение, сжимающее шею, ослабело. Эглстоун и Ишервуд молодые и глупые, в этом нет сомнений, но не такие безрассудные, как многие приятели Джеффри. Не увлекаются чрезмерно выпивкой и азартными играми. Вряд ли общение с ними доведет Джеффри до большой беды. А утром Ричард отправит своего помощника убедиться, что все хорошо и что Джеффри там, где, по его словам, должен быть.

Сегодня же вечером Ричард уже ничего не может сделать. Его мыслительные способности быстро исчезают, все органы чувств стремительно сосредотачиваются на жене. Ее золотые волосы распущены и струятся по плечам. Зеленые глаза мерцают в свете свечей.

Фривольное платье обнажает ровно столько груди, чтобы соблазнить его, бросить вызов нырнуть за корсаж и исследовать прелести, скрытые от глаз.

Ли застенчиво улыбнулась:

– Я произвела еще кое-какие изменения, пока тебя не было.

Он спрятал ухмылку.

– Да, я слышал.

Ее брови взлетели вверх.

– Ясно. Полагаю, Рейчел не теряла времени даром. Смею сказать, я ужасно ее раздражаю.

– Не сомневаюсь, но не волнуйся. Всё и вся раздражает Рейчел.

– Почему у нее нет собственного дома? – Ли прикрыла рот ладонью, словно не собиралась задавать этот вопрос.

Что Ричард мог сказать? Что готов сделать все, что в его силах, чтобы избавиться от Рейчел, за исключением одной вещи, которая совершенно точно разобьет сердца им всем?

Он сжимал и разжимал кулаки.

– Если Рейчел уйдет, то заберет с собой Элисон. – И у Ричарда не будет причин отказать ей в этом. За исключением тех, которые нельзя произнести вслух. – Она еще такая маленькая. Слишком много всего случилось в ее жизни. Ее отец… – Голос дрогнул. Ричард набрал полную грудь воздуха, провел рукой по волосам, откашлялся. – Как ее опекун, я хочу, чтобы она была здесь, со мной.

От пристального взгляда Ли ему стало не по себе, возникло желание заерзать и отвести глаза от ее пронизывающего взгляда. Она, кажется, считает, что он какой-то герой, благо роднейший человек, а не тот презренный трус, который принудил ее к браку, чтобы спасти свою душу и сохранить свои секреты. Боже, неужели он не лучше ее отца?

– Элисон, – произнесла Ли, улыбнувшись с искренней, неподдельной нежностью. – Она просто прелесть. Ей понравился подарок?

– А ты как думаешь? Кстати… – Ричард сунул руку в карман и нащупал украшение, которое купил в поездке. – У меня есть кое-что и для тебя. А теперь закрой глаза.

– Обожаю сюрпризы, – сказала она, закрывая лицо ладонями, чтобы не подглядывать.

Он взял ее левую руку в свою. Нервное хихиканье рассмешило его, или, быть может, это он сам так нервничал, что дрожала рука. Это безделица, сущий пустяк, по крайней мере, так он говорил себе, когда она открыла глаза и воззрилась на кольцо – большой квадратный изумруд в окружении мерцающих топазов.

Это подарок в знак примирения за то, как отвратительно обошелся с ней Ричард перед отъездом. Ни больше ни меньше.

Но она посмотрела на него глазами, в которых светилось то глубокое чувство, которое он уже видел раньше, глазами, которые побуждали его заглянуть к себе в душу, сказать правду.

И вновь ее чудные слова пришли, чтобы терзать его. «Я люблю тебя».

– Запоздалое обручальное кольцо, – прошептал Ричард. Он не мастер красивых слов. Он не мог сказать, что оно напоминает ему ее глаза, золотые крапинки, мерцающие в зеленых глубинах, завораживающую улыбку с обещанием «навсегда» во взгляде. Еще слишком невинна и идеалистична, чтобы понимать, что навсегда – это всего лишь мечта.

Господи, как же Ли прекрасна! Ричард не смог бы вымолвить больше ни слова, даже если б от этого зависела его жизнь. Он обвил Ли руками за шею, опустил голову и привлек ближе.

Он накрыл ее рот своим и почувствовал, как мир взорвался. Каждая мышца, каждое сухожилие сжались и напряглись. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не разорвать на ней платье и не швырнуть на постель, не вонзиться в ее тело неистово, безудержно.

Он заставил свои руки медленно развязать завязки платья, легчайшим движением руки обнажить округлые плечи для своих прикосновений, губами следуя по дорожке, проложенной кончиками пальцев. Исследуя. Пробуя на вкус.

Контуры плеч. Изгиб шеи. Гортанные стоны Ли грозились сломать его хрупкое самообладание. Когда ладошки пробрались к нему под сюртук, широко распластав пальцы на груди, Ричард пропал. Рывком сорвал с себя жилет, и пуговицы разлетелись по полу. Господи, помоги! Ли засмеялась. Засмеялась тихим, робким, нервным смехом, который затронул какую-то струну в его душе и обжег дыхание. Ли потянулась к его рубашке, вытащила ее из бриджей, затем стащила через голову. А потом Ли подняла взгляд, и Ричард подумал, что может утонуть в зеленых глубинах этих глаз, до краев наполненных желанием. К нему. Только к нему.

– Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, – сказала она дрожащим голосом. Лицо ее пылало нежнейшим румянцем, когда она схватилась за край своей рубашки и медленно, так мучительно медленно стала поднимать ее выше и выше.

К тому времени, когда рубашка полетела на пол, Ричард уже весь дрожал от неукротимого желания. Но Ли еще не закончила мучить его. Встретившись с ним взглядом, она потянулась к поясу бриджей и стала расстегивать пуговицы, костяшками пальцев касаясь тугих мышц живота.

Болезненно возбужденный, Ричард думал, что пропадет еще до того, как она дотронется до него. Он потянул ее на кровать. Ноги обвились вокруг него, губы заскользили по шее. Запах Ли обволакивал, пылкие, нетерпеливые бормотания воспламеняли кровь.

Возможно, позже он подумает обо всех тех причинах, по которым должен держаться на расстоянии, по которым не должен прикасаться к ней, не должен так отчаянно желать ее – нуждаться в ней.

Но не теперь, когда им движет лишь это безрассудное желание пропустить ее волосы сквозь пальцы, вдохнуть аромат розовой воды, омывающий кожу, вкусить солоноватой плоти, устремиться в будущее, а не держаться за прошлое. Он скользнул в ее узкий проход, погружаясь глубоко, медленно и в то же время неистово, пока ее внутренние мышцы не сжались вокруг него, втягивая его сильной, властной пульсацией. Ее ногти царапали ему спину.

«Я люблю тебя». Эти восхитительные, ласковые слова терзали его, но Ли не произнесла их. Они звучали только у него в голове.

Ему следовало радоваться, ведь это именно то, чего он хотел. Тогда почему же ему стало так холодно, когда все закончилось и он прижал Ли к своей груди? Когда лихорадочное сердцебиение улеглось и вялая истома охватила тело? Когда в комнате повисла тяжелая тишина?

Рейчел уже сидела за столом когда на следующее утро Ли вошла в столовую. Чувство грусти на какой-то миг замедлило шаги Ли. Она могла только представить, как тяжело, должно быть, потерять мужа.

Однако Рейчел, похоже, переживает потерю на удивление хорошо. Она никогда не говорит о муже и не показывает скорби о его кончине. Нет, единственное, что она показывала, – это враждебность по отношению к Ли и странное собственническое чувство по отношению к Ричарду.

По крайней мере теперь Ли понимала, почему Рейчел живет в доме. Привязанность и любовь Ричарда к своей племяннице – восхитительные качества, которые Ли находила неотразимыми. Это давало ей надежду, что он так же легко примет в свой дом ребенка Кэтрин, если… нет, не если, а когда она найдет его, даже с пятном незаконнорожденности.

– Что ты там топчешься у меня за спиной? – вызывающе бросила Рейчел, даже не потрудившись оторвать глаза от чашки с чаем.

В течение этих трех недель Рейчел внешне изображала дружбу и поддержку, при этом потихоньку подрывая авторитет Ли у слуг. О, Рейчел всегда делала это с улыбкой на лице, но злоба в ее голосе была безошибочной, как и высокомерный наклон головы и покровительственная улыбка.

Раньше Ли прикусила бы язык, предпочитая не ссориться с невесткой, но не теперь.

Пришло время занять полагающееся ей по праву место в этом доме.

Она глубоко вздохнула.

– Я жена Ричарда. В качестве таковой я должна сидеть во главе стола во время официальных трапез и по правую руку от него в менее официальных случаях. Словом, ты сидишь на моем месте, и я вежливо прошу тебя пересесть.

Возможно, это прозвучало грубо, может, даже по-детски, но на карту поставлено гораздо больше, чем место за столом, и злобный взгляд Рейчел свидетельствовал, что она знает об этом.

– Нет, – ответила Рейчел, вскинув брови. – Ты приказываешь мне пересесть, но я не подчиняюсь твоим приказам, дорогая. Этот дом был моим задолго до твоего появления и будет моим еще долго после твоего ухода. А теперь будь умницей и сядь вон там.

– Я никуда не собираюсь уходить, – сказала Ли, борясь с желанием поправить платье под неумолимым взглядом Рейчел.

Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем Рейчел перевела взгляд на свою чашку.

– К чему поднимать шум? Обеденный стол – не место, чтобы устраивать детские истерики.

– И вот еще, – проговорила Ли. – Я не ребенок, и мне не нравится, что ты называешь меня так при каждой возможности.

Рейчел расширила свои бесцветно-голубые глаза.

– Бог мой, да мы сегодня не в духе. И что ты сделаешь, если я не пересяду? Упадешь на пол и начнешь брыкаться и визжать, как Элисон?

– Я никогда не видела, чтобы твоя дочь брыкалась и визжала, – возразила Ли.

Они сверлили друг друга взглядами до тех пор, пока Рейчел, в конце концов, не поднялась.

– Ты ведь понимаешь, что ведешь себя как тот самый ребенок, которым, по твоему утверждению, не являешься?

– Я не знаю, чем обидела тебя, – тихо проговорила Л и, – но знаю, что ты меня невзлюбила. Я надеялась, что мы станем сестрами. Если нет, то не могли бы мы, по крайней мере, оставаться вежливыми?

Рейчел выпятила нижнюю губу.

– В чем дело, дорогая? Не выспалась сегодня? Или просто проголодалась, потому что пропустила вечернюю трапезу? О, прости, надо полагать, ты была слишком занята тем, что удовлетворяла голод иного рода, и не стала утруждать себя посещением ужина, который я устроила в честь возвращения Сент-Остина.

Ли не удостоила ответом это грубое замечание. Она не могла взять в толк, никак не могла понять причину враждебности Рейчел. Садясь на место, она оперлась ладонью о стол, но быстро отдернула руку, когда взгляд Рейчел остановился на обручальном кольце, подаренном Ричардом. Камни мерцали, подобно зелено-золотому огню в утреннем солнце, струящемся сквозь окна. Губы Рейчел вытянулись в тонкую линию, а глаза сузились в поразительно злобном взгляде, ведь она всегда сохраняла на лице маску сдержанности, безо всяких следов эмоций.

Появление Ричарда за столом пресекло то ядовитое замечание, которое Рейчел явно собиралась сделать.

– Надеюсь, ты скучала по мне сегодня утром, – прошептал он возле уха Ли, обдавая кожу шеи своим теплым дыханием.

Он поднес ее руку к губам и прижался долгим поцелуем к кончикам пальцев. Улыбка Ричарда была такой же лукавой, как у самого дьявола. Он вытворял что-то невообразимое с Ли, одним лишь жарким взглядом своих бездонных глаз рассылая трепет по всему телу.

– Просто ужасно, – призналась она.

– Это весьма забавная, – подала голос Рейчел, – но, возможно, не вполне застольная беседа?

Ли вспыхнула. Все благоразумие и рассудительность улетучивались, стоило Ричарду только приблизиться к ней. Ли крепко запуталась в сетях соблазна, но не собирается бороться со своими чувствами или пытаться скрыть их.

Она прошла к буфету и наполнила две тарелки омлетом с ветчиной, пряным подрумяненным хлебом с маслом, копченой сельдью, колбасой и сыром. Когда она ставила тарелку перед Ричардом, он нахально подмигнул ей, чем заработал пылающий румянец на щеках у Ли и пристальный взгляд сузившихся глаз Рейчел. Дабы скрыть ответную улыбку, Ли занялась раскладыванием салфетки.

– Сегодня утром я осмотрел голубую комнату, – сказал Ричард, подцепляя вилкой кусок омлета. – Признаю, что вчера был несколько поглощен другим и не увидел ничего, кроме тебя на вершине лестницы. Должен сказать, это не совсем то, что я ожидал, принимая во внимание описание Рейчел.

Хлеб во рту Ли обратился в пыль.

– И что она сказала?

– Что ты сломала стену, смежную с оранжереей.

Ли поперхнулась.

– Рейчел преувеличивает. Я бы никогда не посмела!

Рейчел фыркнула, но Ли оставила ее без внимания.

– Я встречалась с архитектором и разработала планы, ожидающие твоего одобрения.

Ричард кивнул.

– Расскажи о своих планах, – попросил он, – и запомни, что я больше никогда не желаю видеть тебя на лестнице.

Его свирепый вид вызвал у нее улыбку. Она ему небезразлична. Ли знает это, даже если он сам еще не понял.

Не зная, что наговорила ему Рейчел, но уверенная, что это не сулит ей ничего хорошего, Ли поведала о своих планах превратить голубую комнату в неофициальную столовую и соединить ее с оранжереей.

– Мне нравится эта комната, – заключила она, – и будет так мило устраивать там тихие семейные трапезы. Еще мне хотелось бы расширить розарий – я обожаю розы, – но ничего больше, – торопливо добавила она, чтобы он не подумал, что ей не нравится его дом. – Твой дом чудесный.

– Наш дом, Ли.

– Бог мой, да вы двое сегодня просто сочитесь патокой, – протянула Рейчел. – Мне уйти?

Ли стиснула салфетку. Она начинала думать, что Рейчел и в самом деле ненавидит ее, но не могла представить почему.

– Рейчел сказала, что в мое отсутствие у вас было довольно много посетителей, – сказал Ричард, не поднимая глаз от тарелки. Он крутил сосиску кончиком вилки. – Встречалась с кем-нибудь интересным?

Его тон, слегка раздражительный, озадачил Ли, как и вытянутые в тонкую линию губы. Как будто он не собирался задавать этот вопрос, но не смог удержаться.

– Рейчел преувеличивает. У меня не было никого, кроме моей тети…

– А как же тот молодой человек? – вмешалась Рейчел. – Не помню, как его зовут, но разве он не заходил?

Что еще за выдумки? Ли бросила гневный взгляд на Рейчел, потом посмотрела на Ричарда. Губы его были так плотно сжаты, что казались белыми на загорелом лице.

Ли дотронулась до его руки и подождала, когда он встретится с ней взглядом.

– Его зовут Александр Прескотт. Он приходил сюда только один раз, наутро после нашей свадьбы. Он дорогой для меня друг детства. Друг, от которого я не хочу отказываться.

К ее облегчению, Ричард кивнул, но напряженная поза осталась.

– Тетушка была моим единственным посетителем, – продолжала Ли, – но она вернулась в Ланкашир. Как оказалось, один из наших соседей уже много лет уговаривает ее выйти за него замуж. Теперь, когда я выросла, она наконец приняла его предложение. После свадьбы они планируют отправиться на континент.

Отъезд тети из Лондона оказался неожиданной и удручающей потерей для Ли, ибо теперь она осталась одна в городе, где у нее нет настоящих друзей. Но она так рада, что Эмма нашла свое счастье, что не может эгоистично скорбеть о том, что лишилась ее общества. Кроме того, у Ли есть Элисон и дети в приюте, на которых она может изливать свою любовь.

Ричард взял ее руку в свою.

– Возможно, они смогут нанести нам продолжительный визит, когда мы уедем из города.

– В самом деле, Ричард, о чем ты думаешь? – презрительно усмехнулась Рейчел. – Может, ты еще и мельника пригласишь поселиться с нами?

– Если ты не одобряешь, – отрывисто бросил Ричард, – то можешь остаться в городе.

– И дышать всем этим дымом и копотью? Не думаю. Элисон зачахнет и умрет.

– Элисон поедет со мной.

– А я поеду с Элисон. Наше милое маленькое семейство.

– Расскажи о своей поездке в Йоркшир, – попросила Ли, спеша ослабить напряжение, которое быстро нарастало. – Что там случилось?

– Пожар. Загорелось в кухне, затем огонь распространился на конюшни и дом…

– И ничего не осталось? – взвизгнула Рейчел, со звоном поставив чашку на блюдце. – А как же обстановка? Там одни ковры стоили целое состояние!

Ричард наколол на вилку кусочек селедки.

– Все сгорело, но, к счастью, обошлось без жертв.

– Ты хочешь сказать, – съязвила Рейчел, – что слуги оказались настолько трусливы, что даже не попытались спасти обстановку?

Ли ахнула.

– Не считаешь же ты, что они должны были рисковать жизнью, чтобы спасти несколько безделушек?

– Безделушек? Полотна Рубенса и Рембрандта не безделушки…

– Хватит, – оборвал Ричард. – Давайте радоваться, что никто не погиб, и закончим на этом.

Тяжелая тишина заполнила комнату и прерывалась лишь позвякиванием вилок о тарелки, пока в дверях не появился дворецкий.

– Прибыл мистер Петерфилд, ваша светлость. Как вы просили, я проводил его в библиотеку.

– Спасибо, Харрис. – Ричард отодвинул свой стул, поклонился Ли: – Прошу меня извинить, я должен встретиться со своим управляющим.

– Постой! – прокричала вслед Рейчел. – Сегодня бал у Каннингемов. Вы должны пойти.

– Я не хочу идти, – сказала Ли, почувствовав внезапную тяжесть в груди. Одного появления перед высшим светом было достаточно, чтобы убедить Ли в том, что невозможно пережить эту пытку еще раз.

– Если ты не будешь посещать светские мероприятия, на которые ее приглашают, – настаивала Рейчел, – люди подумают, что ты стыдишься ее или что-нибудь похуже, помня поспешность, с которой вы поженились. Ты же прекрасно знаешь сплетников и можешь себе представить, какие поползут слухи.

Черные глаза Ричарда сделались еще темнее.

– Ты, разумеется, права. Мы пойдем.

– Но, Ричард…

– Не возражай, Ли. В этом Рейчел права. Мы должны сегодня посетить раут у Каннингемов. – Он быстро поцеловал жену в лоб. – А теперь, с твоего позволения, мне надо решить срочные деловые вопросы.

Рейчел улыбнулась Ли:

– Я надеюсь, у тебя в гардеробе есть что-нибудь подходящее.

 

Глава 14

– Взгляни на него, – прошептала Рейчел Маргарет, которая наклонилась поближе. – Из-за этой девицы он выставляет себя на посмешище.

Рейчел раскрыла веер.

Ладонь Ли лежала на руке Ричарда, их продвижение замедлялось людьми, наперебой старающимися подольстится к Ричарду. Всякий раз, когда его внимание отвлекалось, женщины, как со злорадством отметила Рейчел, открыто не замечали Ли или просто смотрели сквозь нее, как будто ее и нет.

Рейчел было почти жаль девчонку. Она не представляла, как можно пережить открытое неприятие общества. Этой ужасной мысли было достаточно, чтобы вызвать неизящную, неподобающую леди дрожь.

Девчонка выглядит неплохо, на щеках играет милый румянец, вызывая у Рейчел непреодолимое желание расцарапать ногтями ее безупречную кожу. Удивительно, что Ли выглядит так хорошо, ведь она так мало спала ночью.

Рейчел знает это, потому что стояла в гардеробной девчонки и слушала звуки плотских утех, доносящиеся из-за двери спальни. Не то чтобы она собиралась шпионить. Действительно, последнее, что ей хотелось видеть или слышать, – это как мужчина, которого она любит, ублажает другую женщину. Она только хотела предложить Ли помощь в выборе правильного туалета для сегодняшнего вечера. Неожиданные звуки гортанных стонов Ричарда, смешанные с прерывистыми вскриками Ли, потрясли Рейчел. Ноги приросли к полу.

Этого было достаточно, чтобы вызвать неукротимое желание поколотить свою соперницу, или исхлестать ее кнутом, или сделать что-нибудь еще, лишь бы причинить ей такую же боль, какую сейчас испытывает Рейчел. Легкое чувство паники заставило ее кровь бежать быстрее, а сердце беспорядочно забиться.

Но она улыбалась, внешне ничем не выдавая того смятения, которое охватило ее.

В отличие от Ли, все эмоции которой сразу отражались у нее на лице. Глупой простушке еще так многому нужно учиться.

Маргарет нахмурилась, убрав со лба прядь рыжеватых волос:

– Не знаю. Думаешь, он действительно неравнодушен к ней?

– Не глупи, – осадила ее Рейчел. – Его петушок кукарекает, и он просто идет на зов, как любой похотливый самец.

И все-таки Ричард, кажется, увлечен девчонкой. Слишком увлечен, чтобы списать это на простую похоть. Возможно, так даже лучше. Когда они отправят Ли в объятия другого мужчины, Ричард будет убит горем, и Рейчел окажется рядом, чтобы утешить его.

Сдавленный смех Маргарет привлек к ним внимание нескольких пар. Судя по их взглядам, они были удивлены этим тет-а-тет Рейчел с Маргарет.

– Держи себя в руках, – процедила Рейчел сквозь стиснутые зубы, что не нарушило ее безупречной улыбки. – Мы же не хотим возбудить подозрений Сент-Остина. Другого такого шанса у нас может не быть. Ты знаешь, что делать?

Маргарет незаметно одернула лиф платья, опустив свое вызывающее декольте еще ниже. Просто удивительно, как ее соски еще не показались над брюссельскими кружевами.

– Этот мальчик так убивается из-за ее замужества, что оказался самым легким завоеванием из всех, имеющихся на моем счету. Можешь не сомневаться, если тебе удастся в нужный момент отправить жену Ричарда на террасу, я устрою все остальное.

Рейчел спрятала усмешку за веером.

Ричард заставлял себя улыбаться, ведя разговор с просителями, толпящимися вокруг него, наперебой добивающимися от него либо финансовой помощи, либо политической поддержки. Пока их супруги радушно принимают Ли в своем кругу, он будет сносить лесть мужей и призывные взгляды, бросаемые в его сторону их развратными женами.

Ладонь Ли сжала его руку. Он послал жене успокаивающую улыбку, на которую она ответила чуть заметным изгибом дрожащих губ.

Она так красива, что у него зудят ладони и сердце так распирает, что оно с трудом умещается в груди. Россыпь золотых локонов, обрамляющих лицо, делает заметнее янтарные искорки в ярких зеленых глазах. Эти прекрасные глаза широко открыты, но не от испуга, а от непривычности окружающей обстановки. Ричард опустил взгляд на вырез платья из тонкого зеленого шелка, который скрывал больше, чем обнажал, и все равно необузданное желание вспыхнуло, воспламенив кровь и бросив в пот. Ему хотелось привлечь Ли в свои объятия. Хотелось пропустить волосы сквозь пальцы, погладить выпуклость бедер.

Хотелось врезать кулаком по физиономии каждого щеголя, глазеющего на ее грудь.

Сила собственных чувств потрясла Ричарда. Ожившие в памяти предательства открыли старые раны, воскресили былые желания, которые он считал давно похороненными.

Когда Рейчел вышла замуж за его брата, потрясение, сжигавшее Ричарда, казалось невыносимым, но по мере того как боль растворилась в предельном безразличии, он осознал, что на самом деле никогда не любил ее. Он любил всего лишь свои юношеские мечты, которые она воплощала.

Мечты о семье. Мечты о собственном доме.

Его родителей не интересовал никто, кроме Эрика, наследника владений Сент-Остинов. Пока родители порхали по светским раутам и разъезжали по миру по разным делам, именно Ричард заботился о Джеффри.

Он утешал его, когда тот болел, успокаивал, когда он был напуган, и смеялся вместе с ним, когда ему было весело.

Но кто заботился о Ричарде? Он был сам по себе. Ричард с горечью думал, как несправедливо иметь много детей, если любви на всех не хватает.

Он взглянул на Ли. Она наблюдала за ним с дрожащей полуулыбкой на губах. Он хорошо представлял, как мрачнеет его лицо, когда он в очередной раз протаскивает себя по камням прошлого. Ричард улыбнулся.

Ее ответная улыбка осветила лицо такой радостью, что ему захотелось заключить жену в объятия и утонуть в ее сладости. Имеет ли значение, как они поженились? Смогут ли они построить будущее, основанное на обмане? Может ли он поведать Ли правду? Неприглядные тайны своего прошлого? И сможет ли Ли понять? Или глаза ее потемнеют от отвращения? Может ли он так рисковать?

В том, что она любит его, Ричард не сомневался. Он видел эту любовь, светящуюся в глазах, слышал ее в мягком тембре голоса, чувствовал в нежности прикосновения. Он не знал, заслужил ли это, но был уверен в трех вещах.

Он хочет ее любви. Он нуждается в ее любви.

И сильно, просто ужасно боится, как ребенок, дрожащий от привидевшегося во сне кошмара.

Он взял Ли за руку.

– Потанцуем?

– Мне бы хотелось этого больше всего на свете, – призналась Ли с прерывистым вздохом, коснувшимся его губ, словно нежнейший поцелуй.

Единственное, чего хотелось бы Ричарду, – это вскинуть ее на плечо и утащить в постель. Однако пришлось прокладывать путь через толпу к танцевальному кругу, оркестр заиграл вальс.

– Я много раз думал о нашем с тобой последнем танце, пока был в отъезде, – признался Ричард. Заключив Ли в объятия, он вознес безмолвную благодарность тому, кто придумал этот чувственный танец.

Румянец розами расцвел у нее на щеках. Как же она очаровательна! Ричард прижал ладонь к спине, привлекая Ли чуть ближе, чем дозволяли приличия. К черту приличия, свирепо сказал он себе. Она его жена, и он хочет обнимать ее.

– И часто мечтал об этом, – хрипловато проговорил он. – Посмотри на меня, Ли.

Улыбаясь, словно зачарованный, он закружил ее по бальному залу, утопая в колдовских зеленых глазах.

Если б не эти мгновения, Ли была бы несчастна. Если б не этот танец, когда Ричард почти прижимал ее к своей груди, а его ладонь, обнимающая за талию, обжигала даже сквозь одежду. Томная музыка, чувственные чары его черных глаз. Если б только она могла попросить его отвезти ее домой и отнести в постель, но Ли все еще стеснялась быть такой смелой.

– Сколько нам еще нужно пробыть здесь? – спросила она, надеясь, что ни глаза, ни голос не выдают ее желания.

Ричард привлек ее ближе, просто скандально близко, ее грудь едва не касалась его груди, всего лишь вдох разделял их лица. Изумленные взгляды благородных лордов и леди, только и дожидающихся удобного случая, чтобы подвергнуть Ли остракизму, прожигали дыру у нее в спине, но ей было наплевать. Ну и что, если никто не разговаривает с ней и не смотрит на нее? Ли никому не позволит увидеть, какую боль ей это причиняет.

Это его мир, и если она хочет стать частью его жизни, значит, должна приспособиться.

– Я пошлю за каретой, – пробормотал Ричард, когда музыка подошла к концу. Взгляд Ли встретился с его глазами, и она увидела в них горящее желание. Осознание, что он желает ее так же сильно, как и она его, дало ей восхитительное ощущение власти.

Но тут им преградила путь леди Маргарет Монтегю. На ней было темно-голубое платье со скандально низко вырезанным лифом, который едва прикрывал ее пышные формы. Она с наигранной скромностью захлопала ресницами.

Ли охватила неуверенность. Она вцепилась в руку Ричарда, но не могла поднять на него глаз из страха увидеть в его взгляде желание другой женщины.

– Ваша светлость, – пробормотала Маргарет низким, сладострастным голосом.

– Леди Монтегю, – отозвался Ричард вежливо, но не фамильярно, теплом и твердостью своей руки словно бы подбадривая Ли. – Надеюсь, вы помните мою жену.

– Конечно. – Маргарет слегка кивнула своей царственной головкой куда-то в сторону Ли. Затем повернулась к своему кавалеру: – Позвольте представить вам своего друга.

Когда Ли взглянула на мужчину, который стоял рядом с Маргарет, комната как будто уменьшилась в размерах, мысли смешались, а воздух, казалось, замерцал, как летнее солнце, отражающееся на озерной глади.

– Мистер Александр Прескотт, – продолжала Маргарет. – Герцог и герцогиня Сент-Остин. – Ее глаза прямо-таки заискрились недобрым весельем. – Мистер Прескотт, насколько мне известно, вы и герцогиня родом из одних мест в Ланкашире. Возможно, вы уже встречались…

Ее слова повисли в неловком молчании. Ли не видела Александра с того утра после свадьбы. С того дня, когда он поцеловал ее и умолял убежать с ним. С того дня, когда их старая теплая дружба зачахла и умерла, оставив в место себя чопорную формальность.

И все же перемены, произошедшие с ним за эти несколько коротких недель, потрясли Ли. Пропала солнечная улыбка, На ее месте появились угрюмо кривящиеся губы. В глазах отражались все его страдания, вся сердечная боль, все потерянные надежды и мечты.

То, что его внимание обратилось на другую, должно было бы порадовать Ли. Она хотела, чтобы он нашел женщину, которая будет любить его, как он того заслуживает, но что нужно леди Маргарет Монтегю от такой невинной, доверчивой души, как Александр?

– Мы с ее светлостью знакомы, – чопорно проговорил Александр. – Леди Монтегю, начинается еще один вальс. Потанцуем?

– Почему бы вам не станцевать этот танец с герцогиней? – помахивая веером, предложила Маргарет. Ее острый взгляд обратился на Ли, в улыбке – расчетливый вызов. – Вы могли бы возобновить знакомство…

Ли не могла придумать причины, чтобы отказаться от танца.

– …а мы с герцогом постараемся развлечь себя.

«Вот этого-то я и боюсь!» – хотелось вскричать Ли. Напряжение в воздухе было таким плотным, что она чувствовала, как оно давит ей на грудь. Ли не могла дышать. Ей надо уйти.

Она послала Ричарду безмолвную мольбу увести ее. Маргарет вскинула брови.

– Если, конечно, герцог не возражает.

«Нет!» – хотелось взреветь Ричарду, когда чувство, которое он отчетливо распознал как ревность, затуманило зрение и отравило мысли. Это тот самый молодой человек, за которого Ли хотела выйти замуж.

Ричард никогда раньше не встречал его, видел только мельком, издалека, в тот день, когда он приходил к ним домой.

Какая-то противная, неуверенная часть натуры Ричарда, о существовании которой он даже не подозревал, надеялась, что мальчишка окажется долговязым, неуклюжим юнцом с прыщавой физиономией, но в действительности все оказалось совсем не так. Это был Адонис с волнистыми золотыми волосами, ясными голубыми глазами и прошлым, без сомнения, таким же незапятнанным, как первый снег. Именно тот тип мужчины, за которого каждая женщина мечтает выйти замуж.

Как будто всего этого было мало, чувство вины за то, что он разрушил мечты Ли, сверлило дырку в его груди – факт, о котором он старался не задумываться вплоть до этого момента.

Правда в том, что если б не Ричард со своим грязным прошлым, Ли вышла бы замуж за Александра и подарила бы ему прелестных золотоволосых малышей, – мысль, от которой Ричарда скрутила убийственная ярость.

Без сомнения, этот мальчишка осчастливил бы ее домом, полным счастливого смеха, а не стенами, пропитанными молчанием, тайнами и грехами.

Руки Ричарда сжались. Горло сдавило, когда он сказал себе, что это не имеет значения. Она его жена. Она принадлежит ему. Но она вышла за него против воли.

Дабы исполнить отцовские династические амбиции и уберечь Элисон от сплетников. Впрочем, Ли ничего об этом не знает. И все равно сказала, что любит его. Как такое возможно?

Он почувствовал себя физически плохо: желудок скрутило, когда все вокруг навострили уши, чтобы расслышать ею слова.

Ричард понимал, что не существует вежливого способа возразить против танца, поэтому проглотил отказ.

– Я принесу тебе бокал шампанского, пока ты будешь танцевать.

Прескотт заключил Ли в объятия. После нескольких мгновений неловкого молчания мальчишка сказал что-то, что рассмешило Ли. Юноша привлек ее ближе, слишком близко, он взирал на нее с таким неприкрытым желанием, что Ричард начал свирепеть, как бешеный пес. Ему хотелось продраться сквозь толпу и разорвать щенка зубами.

Лишенный этого удовольствия, он обратил свою ярость на Маргарет:

– Что означает эта шарада?

Она провела веером по его руке.

– Ричард, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Не прикидывайся невинной овечкой! – прорычал Ричард, оттолкнув ее руку. – В какую игру ты играешь?

– Говори потише, – прошептала Маргарет, поворачивая голову к плечу, дабы скрыть движения губ. – На нас смотрят. И прекрати метать в свою жену убийственные взгляды. В самом деле, можно подумать, что ты ей не доверяешь. Что, их дружба больше чем дружба?

– На что ты намекаешь? – Ричард с такой силой стиснул зубы, что услышал хруст.

– Ни на что, Ричард. Ни на что, правда. Я просто хотела немного побыть с тобой наедине.

– Я же сказал тебе, что между нами все кончено.

– И я приняла это. Правда приняла. Но все равно скучаю. Ты совсем никогда не думаешь обо мне? – Маргарет вскинула руку. – Нет, не отвечай. Я не хочу знать.

Она пробежала кончиками пальцев по краю своего веера, Мотом энергично замахала им перед лицом.

– Бог мой, как здесь жарко! Кажется, мне нехорошо… – Она покачнулась.

Ричард чертыхнулся, схватил ее за руку и подтолкнул в сторону дверей на террасу. В прошлом ему не раз приходилось видеть, как она падает в обморок. Глупая кукла целый день ничего не ест, а потом из-за угнетающей жары и духоты вкупе с голодом валится на пол, по крайней мере, один раз за ночь.

Какое ужасное неудобство и дьявольская скука! Почему он вообще это терпел?

Ответ на вопрос был настолько очевиден, что наполнил Ричарда отвращением к себе.

– Ты никогда не поумнеешь? – пробормотал он, выводя ее через французские двери на террасу.

Глоток свежего воздуха прочистит ей голову, а потом он покончит с этой шарадой. В отдалении прогремел гром. Из-за угла дома вырвался порыв ветра, хлестнув его по ногам юбками Маргарет. Тихий стон сорвался с ее губ, она обмякла и тяжело привалилась к его боку. Проклятие! Какая досада!

Он подхватил ее на руки и отнес на каменную скамейку, тянущуюся вдоль балюстрады, затем поискал в ее сумочке пузырек с нюхательной солью. Не найдя, опустился на колени и похлопал Маргарет по руке. Минута шла за минутой, а она все никак не приходила в себя.

– Маргарет. Очнись. Дождь идет.

Из сада поднимался тяжелый запах мокрой травы ниже балюстрады. Мелкий дождь набирал силу. Наконец веки Маргарет приоткрылись.

– Где я? Ричард? Это ты? Ты вернулся ко мне. Дорогой. Я знала, что ты вернешься.

Не успел Ричард догадаться о ее намерениях, как она обвила его руками за шею и прижалась губами к его губам. Он схватил ее за плечи, чтобы оттолкнуть, но она еще крепче обняла его, сцепив запястья у него на затылке, ногтями вонзаясь в голову.

Когда он скользнул ладонями по ее рукам, чтобы расцепить их, то услышал за спиной голоса, затем резкий возглас.

Со странным чувством обреченности Ричард понял, что это Ли.

Он отодрал руки Маргарет от своей шеи, вскочил на ноги и развернулся. Мгновения пролетали перед его глазами короткими, нечеткими вспышками, словно молния, за которой следует непроницаемая тьма. Его взгляд метнулся мимо Рейчел к Ли, стоящей с ней рядом. Ее золотистые волосы мерцали в свете факелов, щеки были пепельно-бледного цвета луны. В широко распахнутых глазах, когда они встретились с его взглядом, читалась боль предательства.

Ричард сделал шаг к Ли, по крайней мере думал, что сделал, но время двигалось так замедленно.

Она подхватила юбки и шагнула назад, словно собиралась убежать в дом или в сад за террасой. Но Ли стояла слишком близко к ступенькам. Нога ее, не найдя опоры, соскользнула вниз.

А потом Ли исчезла. Короткий, испуганный вскрик, подхваченный ветром, донесся до Ричарда прежде, чем он услышал глухой стук падения.

 

Глава 15

Ричард пробежал пролет ступенек, стуча каблуками по скользким камням. Он нашел Ли на площадке внизу, лежащую на спине. Волосы ее рассыпались по грязной земле, глаза были закрыты. Дождевые капли стучали по лицу.

Сердце тяжело и болезненно сжалось в груди. Он опустился на колени, склонившись над ней, чтобы защитить от непогоды, отводя со лба мокрые грязные волосы.

Кожа Ли была такой же холодной, как и дождь, колотящий его по спине. Кровь вытекала из раны на виске, шишка на затылке увеличивалась прямо на глазах, а на руках виднелось несколько царапин и ссадин. Ли была жива, но без сознания.

Он сорвал с себя шейный платок, обернул им голову, чтобы остановить кровь, затем поднял Ли на руки и понес ее в дом. Паника пыталась завладеть его мыслями, пока Ричард прислушивался к слишком поверхностному, сиплому звуку ее дыхания.

Маргарет стояла у дверей террасы.

– Давай я помогу тебе.

– Ты, сука! – прорычал Ричард, проходя мимо нее. Ему было наплевать, что его могут услышать. – Ты хотела, чтобы это случилась. Ты и Рейчел. Вы вместе замыслили это.

– Нет, – запротестовала Маргарет, но Ричард не слушал ее.

Он прошагал через бальный зал, смутно сознавая ошеломленные взгляды и потрясенные возгласы окружающих, но ему было наплевать. Все его мысли, все его чувства были сосредоточены на холодной, неподвижной Ли у него в руках.

– Принеси одеяла и позови врача, – рявкнул он лакею, который тут же побежал исполнять приказ.

Леди Каннингем бросилась навстречу:

– Что случилось?

Не успел Ричард ответить, как вмешалась Маргарет:

– Ее светлость была на террасе, когда началась гроза. Она поскользнулась на мокрых ступеньках.

– О Боже! Это ужасно. Сюда, пожалуйста.

Леди Каннингем отвела их в спальню на верхнем этаже, затем пошла отдать необходимые распоряжения и успокоить гостей.

Ричард осторожно положил Ли на середину кровати. Руки его дрожали, когда он убирал мокрые волосы у лее со щеки.

– Ли? Ты меня слышишь? Открой глаза…

Маргарет подошла и встала сзади.

– Пожалуйста, позволь мне помочь тебе…

– Убирайся! – прорычал Ричард, не сводя глаз с лица жены, такого же белого, как простыни у нее под головой. – Мало тебе того, что ты сделала? Гордишься тем, что натворила твоя ревность и злоба?

– Ты ведь не думаешь, что я замышляла это? – вскричала Маргарет, потянувшись к его плечу, но убрала руку, когда он метнул в нее взгляд, обещавший убить, если она дотронется до него. – Ричард, поверь, я не знала, где я. В замешательстве я подумала, что мы снова вместе. Я правда не хотела, чтобы твоя жена увидела нас или чтобы она ушиблась.

Вид слез, струящихся по щекам Маргарет, вырвал Ричарда из тисков ослепляющей ярости. Маргарет может быть бесстыдной, невежливой и даже грубой, но он никогда не считал ее ни мстительной, ни намеренно жестокой. Он тяжело вздохнул:

– Я верю тебе, Маргарет. Просто я очень встревожен.

Маргарет закусила губу и кивнула. Мгновение спустя он услышал ее удаляющиеся шаги. Казалось, прошел целый час, прежде чем леди Каннингем вернулась с охапкой одеял и в сопровождении дородного мужчины лет пятидесяти, который представился как доктор такой-то. Ричард не расслышал его имени, да оно ему было и не нужно.

Ни о чем, кроме своей жены, он думать не мог.

Доктор снял накидку и подошел к кровати.

– Что случилось?

– Моя жена упала и ударилась головой.

Доктор поцокал языком, но ничего не сказал, приступив к осмотру.

– Так много крови… – Комната, казалось, завертелась вокруг Ричарда. Это было нелепо, и по коже его прокатился озноб. Ричард был невосприимчив к виду крови, ибо нагляделся на нее во время войны. Но это другое. Это его жена.

– Раны на голове, как правило, сильно кровоточат, даже если повреждение незначительное, – прозаично пояснил доктор. – А у нее довольно сильный порез на затылке, без сомнения, от удара о камень или о бордюр. Порез на виске менее глубокий, просто ссадина, полученная во время падения. Нет, не кровопотеря представляет для нее опасность, а травма головы.

Доктор отрезал прядку великолепных волос Ли. Кровотечение замедлилось до тоненькой струйки. Доктор наложил какую-то густую мазь на порез, потом забинтовал голову чистыми полосками перевязочной ткани. Повернув Ли на бок, осмотрел руки, спину, бедра на предмет повреждений. Она так и не открыла глаза.

Какое-то сверхъестественное ощущение застывшего времени овладело Ричардом. Сердце, казалось, остановилось.

Кожа, которая еще совсем недавно была такой холодной, теперь как будто онемела.

– Что я могу сделать?

Доктор нахмурился:

– Тут никто ничего не может сделать, только наблюдать и ждать. Если она в скором времени придет в себя, можно будет надеяться на лучшее…

– А если нет? – заставил себя спросить Ричард.

– Давайте подождем и посмотрим, хорошо? Нет смысла строить предположения.

Ричард потер пальцами подбородок. Ли была такой неподвижной, такой бледной. А вдруг он потеряет ее, когда только-только нашел?

– Я бы хотел забрать ее домой, – сказал он дрожащим, сиплым голосом, царапающим горло.

– Я бы не советовал, ваша светлость. Тряска в карете последнее, что ей сейчас нужно.

Леди Каннингем подошла к Ричарду и положила ладош, ему на руку.

– Позвольте мне помочь, ваша светлость. Мы с моей горничной снимем с нее мокрую одежду.

– Нет! Я сам. – Он поднял взгляд на леди Каннингем. – Простите мою грубость, мадам, но я беспокоюсь. Я не оставлю ее.

– Я понимаю. – Леди Каннингем успокаивающе сжала его руку, затем выпроводила всех из комнаты.

Ричард расстегнул пуговицы платья. Он растер Ли руки, ноги, затем завернул в одеяла как в кокон.

– Пожалуйста, дорогая, открой глаза. Я хочу видеть твои прекрасные зеленые глаза.

Леди Каннингем вернулась, неся поднос с исходящей паром чашкой бульона, чайником и несколькими бутылочками с лекарствами.

Следом вошел лакей, неся в руках еще одеяла и смену мужской одежды.

– Это Роберт, – сказала леди Каннингем, кивнув на слугу, и поставила поднос на прикроватный столик. – Он будет за дверью на случай, если понадобится вам. Доктор согласился остаться на ночь. Я отправила слугу к вам домой, чтобы собрать кое-какую одежду. А пока возьмите вот эту. Надеюсь, она подойдет. Она принадлежала моему мужу, когда он был гораздо моложе и гораздо стройнее.

Ричард слабо улыбнулся:

– Спасибо за вашу доброту, леди Каннингем.

– Да, ну что ж… если я вам понадоблюсь… – Ричард кивнул. Он подождал, когда леди Каннингем и лакей уйдут, потом снял с себя мокрую одежду и схватил одолженные вещи. Рубашка натянулась у него на плечах, бриджи не прикрывали коленей, но по крайней мере они были сухими, а остальное не имело значения.

Ничто не имело значения, кроме жены.

Ричард подтащил стул поближе к кровати и погладил щеки Ли кончиками пальцев. Кожа ее была такой холодной, несмотря на одеяла и ярко горящий огонь в камине. Не зная, что еще сделать, он забрался на постель и заключил ее в объятия.

– О Боже, Ли, я не хочу потерять тебя!

Рейчел улыбнулась Маргарет, они обе стояли под портиком, дожидаясь своих карет. Ничто не могло испортить приподнятого настроения: ни пропитанный влагой ночной воздух, который превратит волосы в спутанную массу, ни угрюмое лицо компаньонки.

– Да что с тобой, Маргарет? Наш план удался просто идеально, а ты стоишь тут с таким видом, будто у тебя украли любимую брошь.

Маргарет оперлась рукой о ближайшую греческую колону. Ну, словно гладкий мрамор помогал ей устоять на ногах.

– Я хотела привести девчонку в объятия другого мужчины, а не убить ее.

– Не говори ерунды. Ничего ей не сделается. – Порыв ветра ударил дождем по каменному полу. Рейчел поплотнее закуталась в свою кашемировую шаль. – Подумаешь, набила шишку на голове. Да Элисон то и дело падает, и ничего. К завтрашнему дню девчонка уже поправится и только парочка царапин и синяков будут напоминать о ее падении.

– Надеюсь, ты права, – сказала Маргарет, понемножку продвигаясь к ступеням, ведущим на подъездную аллею, чтобы оказаться подальше от Рейчел. – Ты видела его лицо? Он любит ее, даже если сам этого еще не понял.

– Чушь! – Рейчел даже думать об этом не хотела. Животная похоть – да, но не любовь. Рейчел – женщина, которую Ричард любит, а не какая-то там никчемная девка, вытащенная из рабочей среды. – Она просто вертушка, которая захватила его воображение.

Во взгляде темных глаз Маргарет заключалось больше, чем легкое подозрение. Губы ее зашевелились, затем она покачали головой, словно не смогла произнести вслух обвинение, вертящееся на языке. Ее голос опустился до шепота.

– Но я не хочу причинять ей боль. Это в наш план не входило.

– Разумеется, нет, – пожала плечами Рейчел. – Я тоже не хочу. Но мы не можем позволить этому неприятному случаю сбить нас с курса. Мы должны настойчиво двигаться к цели.

Маргарет угрюмо кивнула.

– А что Прескотт? После того как я покинула бальный зал с Ричардом, я его больше не видела.

Факелы вдоль стены дрожали на ветру. Золотистое пламя плясало на коже Рейчел. Сколько еще придется ждать, прежде чем она почувствует ладони Ричарда, ласкающие ее груди?

– Прескотт ушел сразу после того, как потанцевал с Ли. Этот мальчишка еще так зелен, все его чувства были написаны на лице во время вальса. Лучше не придумаешь. – Рейчел громко рассмеялась. – Попомни мои слова, Маргарет. Сплетникам будет о чем почесать сегодня языки.

Ли слышала голоса, плывущие в темноте. Она попыталась открыть глаза, но веки словно опухли и не разлеплялись, как будто кто-то их зашил. Она упорно продолжала попытки, и наконец, ей удалось разлепить их.

Комната поплыла перед глазами в туманной дымке.

Над Ли появилось лицо Ричарда, хмурое и угрюмое. Ей хотелось сказать, чтобы он не хмурился так свирепо – он такой красивый, когда улыбается, – но голос, кажется, не слушался ее. Во рту пересохло, язык распух. Единственным звуком, который она слышала, был рев в ушах, словно рокот растревоженных ураганом океанских волн, свист ветра и оглушающий грохот прибоя о скалистый берег.

Полог над кроватью, подхваченный ураганным вихрем, быстро кружился вокруг головы. Ли затошнило, сердцебиение участилось, а горло конвульсивно сжималось до тех пор, пока тошнота не прошла.

Ричард исчез. Над Ли появилось другое лицо. На этот раз кто-то незнакомый. Он разговаривал с ней, но она не могла разобрать слов. Ричард, страстно обнимающий Маргарет, – это видение проплыло перед глазами. Ли застонала и с готовностью погрузилась в манящую, безболезненную пустоту, которая маячила прямо за светом.

В следующий раз, когда Ли открыла глаза, комнату заливали лучи утреннего солнца. В открытое окно влетал влажный ветерок… и слышался топот лошадиных копыт по булыжной мостовой на улице под окном. Это неправильно. Ее комната выходит в сад, не на улицу, китайские обои и малиновые драпировки тоже смущали Ли. Это не ее комната. Где она?

«Не паниковать», – приказала она себе и глубоко вздохнула. Сердце заколотилось, а по коже побежали мурашки от холода и страха. Ли подняла голову, но в ней так пугающе застучало, словно в мозгу долбили зубилом. Малейшее движение грозило вывернуть наизнанку бунтующий желудок.

Ли быстро сглотнула, сдерживая тошноту.

Кто-то сжимал ее руку. Ли очень медленно повернула голову, глубоко вдыхая после каждого мучительного дюйма, и увидела Ричарда, сидящего на стуле, придвинутом близко к кровати. Положив голову на руки, он сжимал ладонь Ли в своей.

Ли пошевелила пальцами, и даже от этого легкого движения по руке побежал спазм боли. Налитые кровью глаза распахнулись. Темная щетина покрывала щеки Ричарда. Под глазами у него залегли тени, впалые щеки пересекали глубокие морщины, вокруг губ залегли складки.

А потом он улыбнулся. Медленно. Мягко. Нежно.

Рука потянулась и погладила ей лоб.

– Как ты себя чувствуешь?

Какое-то смутное воспоминание не давало ей покоя, пробивалось сквозь путаницу в голове, но Ли никак не могла ухватиться за него. Она попыталась улыбнуться в ответ, но голова болела слишком сильно, чтобы шевелить губами. Должно быть, этот страх отразился у Ли в глазах.

Он погладил ее по щеке костяшками пальцев. Взгляд на мгновение скользнул в сторону. Когда Ричард снова посмотрел на жену, угрюмые складки вокруг рта и глаз стали жестче.

– Ты упала и ударилась головой. Ты не помнишь?

Еще одна короткая вспышка воспоминания, затерявшаяся в тумане. Ли попыталась поймать ее, но она исчезла. Трепет нехорошего предчувствия пробежал по коже. Раздался мягкий стук в дверь.

Ли ожидала увидеть радостное тетино лицо, а не высокую, статную женщину, стоящую в дверях с подносом в руках. Она казалась смутно знакомой, но Ли не могла вспомнить, где они встречались.

– Как сегодня наша пациентка? – поинтересовалась женщина.

– Наконец-то пришла в себя, – ответил Ричард. – И в животе у нее недовольно урчит, что кажется мне добрым знаком, как вы считаете, леди Каннингем?

Щеки Ли вспыхнули, но она даже не смогла сформулировать мысль.

Леди Каннингем улыбнулась:

– Ну что ж, тогда я оставляю этот поднос. Боюсь, правда, на нем нет ничего особо существенного. Бульон и чай с медом. Если днем вы почувствуете себя лучше, я могла бы почитать вам.

– Это было бы чудесно, – выдавила Ли, но была слишком сбита с толку, чтобы понимать слова.

– Значит, увидимся, – сказала леди Каннингем и вышла из комнаты.

Ричард взял со стола салфетку и подсунул ее Ли под подбородок, налил в стакан воды и добавил несколько капель из бутылочки на столе, затем поднес стакан к ее губам.

– Пей медленно. Здесь опий, чтобы облегчить боль и помочь тебе уснуть. Сон – вот что тебе сейчас нужно.

Ли послушно выпила. Уже через несколько минут успокаивающее действие опия притупило ее сознание. Она почувствовала, что начинает проваливаться в дремоту.

– Давно я больна?

Ричард нахмурился:

– Мы были на балу. Ты поскользнулась на ступеньках террасы. Не помнишь?

Ли покачала головой и тут же поняла, что это было ошибкой, ибо перед глазами все помутилось и вновь подступила тошнота.

– Не важно. – Он поцеловал тыльную сторону ее руки, затем прижал ладонь к своей щеке. Прикосновение к его колючей щетине было таким знакомым. – Отдыхай и поправляйся. Сейчас это главное.

К концу недели Ли думала, что закричит, если Ричард и дальше будет так суетиться вокруг нее. Как бы она ни наслаждалась его заботой и доказательством того, что ее благополучие ему небезразлично, Ли устала от ничегонеделания, словно была каким-то инвалидом, неспособным даже причесаться.

Опухоль на затылке прошла. Корка, покрывающая рану, больше не чесалась. Как Ли повредила голову, оставалось загадкой. Смутные образы терзали ее во сне, но Ли не могла их истолковать. Ричард сказал, что она поскользнулась на ступеньках террасы, но почему она ушла с бала в разгар грозы? И почему он всякий раз отводит глаза, когда она спрашивает его?

С раздраженным вздохом Ли поднялась с кровати и направилась к большому зеркалу. Волна головокружения чуть не бросила ее на колени.

Ли приподняла волосы, которые приспускала на лоб, чтобы прикрыть рану. Порез уже начал затягиваться, но все еще был красным и саднящим, несомненно, останется шрам.

Простое муслиновое платье, которое Ричард помог надеть перед уходом, терлось о ноющие ребра. Ли закрыла глаза, поежившись при воспоминании, как его руки скользили вдоль изгиба ее спины, движения быстрые, холодные, бесстрастные.

Быстрый стук в дверь вызвал прилив виноватой краски к щекам, но это была всего лишь леди Каннингем, пришедшая с утренним визитом.

– Я так понимаю, что Сент-Остина нет, – с озорными искорками в глазах заметила она, – иначе он бросил бы вас назад, на кровать.

Единственным намеком на возраст леди Каннингем, который Ли определила как лет пятьдесят, были серебристые нити в волосах цвета красного дерева.

Ли засмеялась и тут же поморщилась от стремительной атаки боли. Наверное, она все-таки еще не совсем выздоровела.

– Доктор сказал, что я могу вернуться домой, поэтому Ричард поехал распорядиться насчет кареты.

– В этом не было нужды. – Леди Каннингем села на канапе у окна. – Я бы с радостью отправила вас домой в своей, хотя, должна сказать, мне грустно, что вы уезжаете. С тех пор как моя дочь с мужем отплыли в Индию, я просто места себе не нахожу. Я буду скучать по нашим беседам, ваша светлость.

– Я тоже. И прошу вас, зовите меня Ли. Я еще не очень свыклась с титулом.

– Ли. Какое чудесное имя! А я Абигайль. Для друзей Эбби. – Она оглядела комнату, словно ожидала, что Ричард выскочит из тени и разбранит ее за то, что Ли встала с постели. – Знаете, каждую весну я устраиваю благотворительный бал, чтобы собрать средства для воскресных школ в беднейших районах – Сити, Севен-Дайалс, Ковент-Гарден и прочих. Возможно, вам будет интересно присоединиться к моему комитету? Работа начнется еще только через несколько месяцев, но я подумала, быть может…

– С огромным удовольствием, – сказала Ли и опустилась на диванчик напротив Эбби. Ее мягкая доброжелательность была как бальзам на израненные чувства Ли. Она почти не помнила бал, закончившийся ее падением, но очень хорошо помнила враждебность высшего света, холодный отказ включить ее даже в тривиальную беседу, не говоря уж о планировании благотворительного мероприятия, которое так идеально перекликалось с ее филантропическими усилиями.

Следующий час дамы провели в приятной беседе. Эбби делилась подробностями нескольких последних балов: что прошло хорошо, что не получилось. Ли вносила предложения для следующего.

До тех пор, пока в дверях не появился Ричард. Он помрачнел и неодобрительно нахмурился после того, как посмотрел вначале на кровать, потом окинул взглядом комнату и наконец нашел глазами Ли.

В глазах его было то же затравленное выражение, которое она видела у него с того момента, когда впервые пришла в себя после падения.

«Что произошло?» – хотелось ей вскричать, но она заставила себя неуверенно улыбнуться и осторожно поднялась, чтобы не показать головокружения. Его сузившийся взгляд дал понять, что она не обманула его.

Ему хотелось выбранить ее, Ли видела, но он сложил руки за спиной и улыбнулся:

– Доброе утро, дамы.

– Ваша светлость. – Эбби разгладила складки своего муслинового платья. – Я как раз говорила вашей жене, какое огромное удовольствие получила от ее общества. Если она скоро не поправится, то пропустит оставшуюся часть сезона. Ли, я оставляю вас в надежных руках вашего супруга.

– Спасибо за все, Эбби, – сказала Ли. – Я никогда не забуду вашей доброты.

Ричард с задумчивой улыбкой посмотрел на закрывшуюся дверь, затем вскинул брови. – Ли? Эбби?

– Мы подружились, – ответила Ли. Ей так хотелось, чтобы Ричард обнял ее, но он не сделал ни одного движения, чтобы сократить расстояние между ними. Со смелостью, о которой даже не подозревала, Ли пересекла комнату и скользнула пальцами ему в волосы. – Поцелуй меня, – попросила она и мягко потянула за шею, пока его губы не коснулись ее губ. Ей так хотелось сказать ему о своей любви, но она говорила своим поцелуем, скользнув языком по губам, потом погрузившись в рот.

– Не сейчас, – проворчал он, убирая ее руки со своей шеи, хотя голос его дрожал от того же желания, которое горячило кожу Ли. – Кроме того, у меня сюрприз. Подожди здесь. – Он вышел из комнаты, поговорил с кем-то в коридоре и вернулся с хихикающей Элисон на руках.

Ли склонила голову набок, глядя на них – щека к щеке, с одинаковыми улыбками на губах, словно играют в какую-то очень забавную игру. Ли даже не пыталась определить чувства, забурлившие в ней, когда Ричард свободной рукой привлек ее в свои объятия. Как и не смогла объяснить слезы, подступившие к глазам, когда они стояли, обнимая друг друга, и пальчики Элисон играли с волосами Ли.

– Мы приехали забрать тебя домой, – сказала Элисон, беря лицо Ли в свои пухленькие ладошки.

«Домой». Еще никогда это слово не звучало так чудесно.

– Ох, как я соскучилась по тебе! – сказала Ли, прижимаясь губами к детской щечке, вдыхая запах мягкой детской кожи.

В улыбке Ричарда была нежность, которой Ли не видела никогда прежде, и чувства, светящиеся в его глазах, ослепляли, как будто она смотрела на солнце. Крепко прижимая Элисон к груди, он помог Ли спуститься по лестнице.

Как только они устроились в открытом экипаже, Ричард дал указание кучеру ехать через парк.

Теплое солнце приятно согревало лицо Ли. Легкий ветерок приносил запах свежескошенной травы.

Когда малышка, пристроившаяся под боком Ли, задремала, Ли потянулась к руке Ричарда. Его теплые пальцы сомкнулись вокруг ее пальцев, твердо и крепко сжав их. Он улыбнулся, но жесткая линия подбородка, тени, омрачающие глаза, заставили Ли поежиться от дурного предчувствия.

 

Глава 16

– Где герцогиня? – потребовал ответа Ричард, входя в кладовую дворецкого. Его голос отскакивал от обшитых панелями стен.

Харрис уронил тряпку, пропитанную чем-то с запахом нашатыря, которой протирал подсвечники. Дворецкий поднялся со стула, придав своему лицу бесстрастность, словно появление Ричарда в кладовой было обычным делом.

– Не знаю, ваша светлость. Возможно, вышла?

– Я знаю, что она вышла, – сказал Ричард, стиснув зубы и старательно контролируя свой голос, чтобы не наорать на дворецкого, который вовсе не являлся объектом его ярости. – Я пошел к ней в комнату, но обнаружил лишь пустую кровать. Я осмотрел весь дом и сад, но герцогини нигде нет, так что я знаю, что она куда-то вышла. Теперь я хочу знать, где она.

Дворецкий поморщился:

– Что касается этого, боюсь, я не могу сказать.

– Тогда скажи мне, Бога ради: кто-нибудь в этом доме может знать, где она?

– Возможно, ее горничная, – предположил Харрис. – Или кучер.

Бормоча себе под нос проклятия, Ричард раздраженно вышел и решительно зашагал в сторону конюшни. Дыхание его со свистом вырывалось между зубов, когда он делал глубокие вдохи, чтобы сдержать нарастающее напряжение.

Наверняка существует какое-то совершенно разумное объяснение ее исчезновению, хотя Ричард и уложил ее в кровать и строго-настрого наказал не двигаться, пока он не вернется со встречи со своими поверенными. Прошло всего каких-то двадцать четыре часа, как он привез ее домой, и она уже ослушалась его. Будь он проклят, если позволит ей опять заболеть!

Ее все еще мучают приступы головокружения. Это ли не доказательство того, что она еще не вполне оправилась?

Похоже, она не помнит о том событии, которое предшествовало ее ужасному падению, и Ричард был очень этому рад. Разве она когда-нибудь поверит, что он против воли оказался втянут в ту, выглядевшую со стороны страстной, сцену с Маргарет?

Он стремительно вошел в конюшню и грозно зыркнул на конюхов, чистящих стойла.

– Где ее светлость?

На него уставились четыре пары непонимающих глаз.

– Герцогиня, – нетерпеливо бросил он, с каждой секундой раздражаясь все больше и больше. – Кто-нибудь знает, где она?

Один из конюхов выдвинулся вперед. Лицо его было такого же бледного оттенка, как и солома, торчащая из шапки.

– Она поехала к миссис Бристолл, ваша светлость. Обычно я езжу с ней, но вчера я ушиб ногу, потому сегодня с ней поехал Джек.

– Кто такая эта миссис Бристолл и где она живет?

– Она владелица приюта, – ответил грум. – Того, что на Сент-Джайлс…

– Что? – переспросил Ричард обманчиво мягким голосом, наполненным холодящей душу яростью. – Кто с ней поехал? А, не важно. Оседлайте мою лошадь. Немедленно!

Какого дьявола она делает в Сент-Джайлс?! Это самые жуткие трущобы в городе, его улицы кишат идиотами, которые могут перерезать горло меньше чем за фартинг.

Не обращая внимания на пыль, летящую в глаза, Ричард нервно мерил шагами конюшенный двор. Струйка пота стекла по спине и намочила рубашку, хотя по коже пробегал ледяной озноб.

Да поможет ему Бог – когда он доберется до Ли, то придушит собственными руками за этот страх, который терзает его… если, конечно, она уже не мертва.

Один из грумов вывел Каддара из конюшни. Но не успел Ричард вскочить на лошадь, на подъездную дорожку въехало ландо. Запыленные окна отражали заходящее солнце и делали неразличимыми черты того, кто находился внутри, но Ричард разглядел массу золотых локонов, которые могли принадлежать только Ли.

Он бросил поводья конюху, затем промаршировал к экипажу и рывком распахнул дверцу.

Щеки Ли впали, глаза покраснели от боли и недосыпания – яркое доказательство того, что она все еще не оправилась от сотрясения. Она открыла было рот, но Ричард свирепым взглядом заставил ее замолчать, подхватил на руки и понес в дом.

– Если вам дорога ваша жизнь, сударыня, не говорите ни слова.

– Но…

– Ни слова!

Во взгляде ее широко раскрытых глаз промелькнул страх, отчего ему захотелось врезать кулаком в стену. Ли следовало бояться, но не его.

Безрассудное пренебрежение своей безопасностью могло стоить ей жизни, а ему рассудка.

Оказавшись в библиотеке, он опустил Ли на стул. Ее волосы были уложены таким образом, чтобы прикрыть красный шрам на виске – мрачное напоминание обо всем, что она пережила.

Ричард прислонился к эбеновому столу, скрестил руки на груди и пригвоздил Ли холодным, суровым взглядом.

– Не желаешь сказать мне, почему ты не в постели?

Она вгляделась в него из-под золотистых бровей. Заходящее солнце заиграло в янтарных крапинках глаз. Крошечные морщинки вокруг губ выдавали ее замешательство.

– А почему я должна быть в постели?

Он вскинул брови и сделал глубокий вдох в безуспешной попытке обуздать страх и злость, клокочущие в голосе.

– Я ошибаюсь, и это не ты получила травму головы меньше недели назад?

Ли вскинула руки.

– Но я чувствую себя прекрасно, и доктор сказал…

– Плевать мне на то, что сказал доктор, – процедил Ричард сквозь стиснутые зубы. – Я сказал, чтобы ты отдыхала.

Он пробежал ладонями по волосам и по лицу. Она выглядит такой красивой и невинной в этом прелестном муслиновом платье винно-красного цвета, от которого в волосах играют блики. Идеальный соблазн для каждого похотливого мерзавца и подлеца, которыми кишат грязные, перенаселенные, наводненные преступниками всех мастей улицы.

– Ты ездила в Сент-Джайлс? Мне наплевать, зачем ты туда ездила и что там делала. С этого момента я запрещаю тебе туда ездить.

– Что ты сказал? – Голос ее задрожал от боли предательства или, быть может, от гнева.

Ричард заходил взад-вперед перед окнами, с каждым шагом сознавая, что в нем сейчас говорит паника, но не смог сдержать слов:

– Я сказал, что запрещаю тебе туда ездить!

– Ты не имеешь права, – сказала Ли, вскакивая на ноги.

– Я имею полное право, – возразил он, – перед Богом и перед законом. – Ричард склонился к ней, пока они не оказались нос к носу. Соблазнительный запах розовой воды окутал его, затмевая рассудок и прогоняя все разумные мысли, которые еще оставались. Ричард тревожился за ее жизнь, а она смотрит на него так, будто он сам сатана, явившийся украсть ее бессмертную душу. – Если ты посмеешь ослушаться меня, я приму любые необходимые меры, даже если придется привязать тебя к кровати и насильно заставить лежать.

– Правда всегда выходит наружу? – проговорила она дрожащим от ледяного негодования голосом. Руки ее сжались и кулаки. Щеки вспыхнули таким же гневно-красным цветом, что и заходящее солнце. – У меня есть сестра, вы знаете об этом? Нет, я уверена, не знаете, потому что вы ничего обо мне не знаете.

Ее горький смех прокатился по комнате.

– Вы такой же, как мой отец. Для него я не более чем племенная кобыла, которую можно продать за самый высокий титул. Для вас я представляю не большую ценность, чем вот этот стул. Что ж, позвольте мне сказать вам кое-что… – Она ткнула указательным пальцем ему в грудь. – Вы можете запрещать мне все, что хотите, но я все равно буду делать так, как считаю нужным, и вы не сможете остановить меня. Что бы вы ни думали, ваша светлость, я не ваша собственность.

Не сказав больше ни слова, Ли развернулась и гордо удалилась.

Ли рылась в своей корреспонденции, небольшой горке приглашений и визитных карточек, которые прибыли за ту неделю, что она провела у Эбби Каннингем. Смешно, но любой из этих женщин было все равно, жива она или мертва, но они не осмеливались игнорировать ее совсем и навлекать на себя ярость могущественного герцога Сент-Остина. Этого заносчивого, эгоистичного, напыщенного осла!

Кем он себя возомнил, чтобы вот так командовать?

Его претенциозный приказ оскорблял Ли своей двойственностью. С одной стороны, Ричард утверждал, что заботится о ее безопасности, а с другой – заявлял, что владеет ее телом, как будто она какой-нибудь предмет мебели. Ну точно как отец!

Нет, он хуже отца, который, по крайней мере, честно признается в своих злокозненных намерениях. Ричард же прячется под маской внимательности и заботы. Во время болезни он не отходил от Ли ни на шаг, не позволяя никому заботиться о ней. Она осмелилась надеяться, что он полюбил ее, хотя бы немного.

Сегодня он разбил эти надежды своими жесткими приказами и бессердечными словами. Впрочем, ей все равно.

В данный момент главным для нее было найти компетентного врача. Со времени ее последнего посещения приюта состояние Томми очень сильно ухудшилось, от него остались кожа да кости, завернутые в теплое одеяло. Эта страшная перемена усилила боль, все еще пульсирующую в голове Ли.

Так и не найдя единственную карточку, которая была ей необходима, Ли отодвинула бумаги в сторону. Как она может послать лакея за доктором, который лечил ее, когда даже не помнит его имени, не говоря уже об адресе? Что с ней такое?

Почему она не может вспомнить ничего о своем падении – ни то, что предшествовало ему, ни то, что было после? Это невыносимо. Она схватила накидку и направилась к двери.

Как бы ни было неловко признаваться в том, что она ничего не помнит, но Эбби Каннингем сможет дать ей необходимые сведения.

Ричард бросил салфетку на стол и взял стакан с бренди под неумолчный поток болтовни Рейчел, как будто ее эскапады о магазинах на Бонд-стрит представляли хотя бы малейший интерес. Он насупился, взглянув на пустой стул Ли.

То, что она не появилась на вечерней трапезе, не удивило его, учитывая силу ее праведного гнева. Ричард хотел пойти к ней в комнаты, но не желал провоцировать еще одну сцену, которая едва ли будет способствовать покою, который ей так необходим. Отвращение к себе жгло Ричарда изнутри, более сильное, чем огненный бренди, от которого по жилам растекался жар.

Как мог он объяснить ту сжимающую горло панику, которая вынудила его вести себя сегодня так отвратительно? Или страх, который затмевал разум в течение тех дней, пока Ли балансировала между жизнью и смертью? Она его жена. Разумеется, он волнуется за нее. Разумеется, он хочет, чтобы она отдыхала и восстанавливала здоровье. Почему она не может этого понять? И какое отношение ко всему этому имеет то ее загадочное замечание о сестре?

Ричард смотрел в свой стакан, словно ответы на вопросы таились в его темных глубинах. Ему хотелось заключить Ли и объятия и обнимать так всю ночь, но он боялся обвинений и том, что использует ее.

Разве она не знает, как много значит для него? Как дорога ему?

Дверь с треском распахнулась и в комнату вбежал помощник конюха.

Последовали изумленный возглас и возмущенное бормотание Рейчел. Ричард вскочил на ноги. С колотящимся от внезапного дурного предчувствия сердцем он направился к мальчишке.

– Что случилось, парень?

– Ваша светлость, кучер прислал меня за вами. Быстрее.

 

Глава 17

– Спасибо, что пришли так быстро, доктор Эшкрофт, – Проговорила Ли, с трудом сдерживая растущее беспокойство. Томми был так слаб, что не мог открыть глаза. Она сомневалась, что он переживет еще один приступ лихорадки.

– Ваша светлость, – сказал доктор, отвесив официальный поклон. – Надеюсь, вы не страдаете от осложнений после ушиба?

– Со мной все в порядке. – Она кивнула на импровизированную кровать, приютившуюся среди кастрюль, сковородок и консервов в кладовой: – Ваша помощь требуется вот тому мальчику. Вы третий медик, с которым мы консультируемся с тех пор, как он заболел. Поскольку последний предложил паутину и амулеты, мы в полном отчаянии.

– Понятно. – Доктор сдвинул очки на кончик носа. – Пожалуйста, опишите симптомы.

Миссис Бристолл из-за слез не могла говорить. Она вытирала глаза платком, зажатым в кулаке.

Тыльной стороной ладони Ли убрала со лба влажные волосы.

– Первый приступ случился четыре недели назад. – В тот день, когда она впервые встретила Ричарда и узнала об отцовском вероломстве.

Святое небо, как же сильно изменилась ее жизнь за эти короткие четыре недели!

– Вначале это выглядело как инфлюэнца с сопровождающими болями и ломотой, после чего он много дней был совершенно здоров. А в последнюю неделю, по словам миссис Бристолл, приступы лихорадки стали случаться все чаще и чаще. А я сама была слишком больна, чтобы позаботиться о нем.

– Его трясет от холода, – наконец охрипшим от сдерживаемых всхлипов голосом вымолвила миссис Бристолл. – Потом он по многу часов горит. Наконец потеет так, что вся постель мокрая, после чего слабеет. На следующий день все повторяется сначала.

– Согласно рекомендациям первого доктора ему давали слабительное, – добавила Ли, – но это лечение не возымело действия, только ослабило мальчика еще больше, чем лихорадка, которую должно было побороть.

Доктор кивнул:

– Малярийная лихорадка, судя по всему. Ее даже самые опытные доктора часто принимают за обычный грипп, поскольку между приступами пациент, кажется, прекрасно себя чувствует.

Ли обняла миссис Бристолл за плечи. Миссис Бристолл места себе не находила, виня себя за то, что не поняла раньше всю серьезность положения.

– Невозможно сказать наверняка до тех пор, пока перерывы между приступами не становятся более четкими, – продолжал доктор, – более предсказуемыми. И даже тогда только время и реакция на лечение помогут увидеть полную картину. Не будете ли вы так любезны провести меня к пациенту?

– Конечно. – Ли указала в сторону кладовой.

В доме было неестественно тихо, лишь миссис Бристолл поднялась по лестнице, чтобы уложить остальных детей в кровать.

Пока доктор ощупывал живот Томми, Ли гладила лоб мальчика. Он был прохладным, без признаков изнуряющей лихорадки, забирающей волю бороться за жизнь. Через несколько часов, если не наступит облегчение, Томми весь взмокнет от пота и будет трястись так, словно лежит на ложе из снега.

– Мне понадобится теплая вода, – наконец сказал доктор. Ли взяла с полки тазик и поспешила на кухню, чтобы наполнить его.

Доктор снял очки и протер их концами шейного платка.

– Ему надо сделать кровопускание, дабы удалить излишек жидкости из легких.

– Кровопускание? – Ли сжала ладонью горло. – Но он же такой слабый.

Доктор Эшкрофт мягко улыбнулся:

– Будь он моим собственным ребенком, я лечил бы его точно так же, ваша светлость. Как видите, его дыхание затруднено. Кровопускание сбалансирует количество жидкости и облегчит страдания. Хинная кора избавит от лихорадки. Ему потребуется несколько доз в течение следующих нескольких дней. Хотя, должен уведомить вас, это лекарство не дает гарантий и… оно очень дорогое.

– О цене можете не беспокоиться, – сказала Ли, присаживаясь на табуретку возле кровати.

Доктор вытащил три склянки из своего саквояжа. Насыпав ложку какого-то порошка в чашку, добавил две разные жидкости. Приподняв голову Томми рукой, влил эту смесь в рот мальчика.

– Ну вот, теперь не беспокойтесь, пока он не проснется. Хинный порошок горький, поэтому я примешал несколько капель опия, чтобы мальчика не вырвало.

Ли прикрыла глаза.

– Как мы узнаем, помогает это или нет?

– Если он останется прохладным, когда наступит время следующего приступа лихорадки, значит, все в порядке. – Доктор сделал крошечный надрез между двумя костяшками пальцев левой руки мальчика и окунул руку в тазик, чтобы смыть кровь.

Ли взяла правую руку Томми в свою. Ладошка была такой маленькой, такой безжизненной, что глаза Ли заволокло слезами. Она уговаривала себя не привязываться слишком сильно. Шансы, что кто-то из этих детишек проживет год, самое большее два, никогда не были особенно велики. Правда, теперь, когда дети живут под крышей миссис Бристолл, шансон больше, но все равно они не слишком велики. Когда дети попали сюда, то были недокормленными, слабенькими, чахлыми. Надломленные стебельки, которым едва ли когда-либо суждено расцвести.

Ли старалась не думать о ребенке сестры, но, едва выпущенные на волю, мысли нескончаемо кружили в голове. Накормлен ли он? Одет ли? Держит ли его кто-нибудь за руку, когда его кровь наполняет тазик? Накрывает ли одеялами? Гладит ли лобик? Она закрыла глаза, когда комната завертелась вокруг. Кто-то позвал Ли по имени. Голос похож на Ричарда, но этого не может быть. Он принадлежит другому миру, другому месту, где жизнь чиста и упорядочена, а маленькие дети не умирают от голода и заброшенности.

Сквозь шум в ушах Ли услышала отдаленный стук каблуков по деревянному полу и устремила взгляд на дверь. Это Ричард.

Он придвинул еще один табурет. В его черных глазах не было ни малейшего намека ни на прежний гнев, ни на презрение или отвращение к жалкой душе, съежившейся в маленькой кроватке. Ричард ничего не сказал, просто сел рядом и погладил Ли по руке.

Она повернула руку ладонью вверх, ища тепла его кожи, чтобы унять озноб в сердце. Ричард переплел ее пальцы со своими, и вот так, бок о бок, они сидели и ждали всю ночь.

Когда первые бледные лучи рассвета просочились серым светом через кухонное окно, доктор улыбнулся:

– Думаю, мы с уверенностью можем предположить, что мальчик теперь вне опасности.

Словно не поверив его словам, Ли пробежала пальцами по лбу Томми. Мальчик по-прежнему дышал, кожа не горела.

Ли спрятала лицо в ладонях. Мысли были странно отстраненными, какими-то разрозненными, как будто она двигала во сне. Она услышала, как заговорил Ричард, почувствовала, как его звучный голос задрожал у нее на коже, но не смогла разобрать слов.

Когда Ричард подхватил ее на руки, Ли обвила его за шею и прижалась к его твердой груди, впитывая в себя силу, которую он предлагал.

Ричард держал Ли на коленях всю кажущуюся бесконечной поездку по улицам, теплыми ладонями гладя спину, и бормотал на ухо мягкие, успокаивающие слова.

Когда они приехали домой, он отнес Ли в комнату, быстро снял с нее одежду, надел ночную рубашку и, взяв жену на руки, сел в кресло у окна.

Утреннее солнце припекало кожу, но все равно сильная дрожь сотрясала тело. Ли спрятала лицо у Ричарда на груди, ища его тепла, силы, безмолвного утешения. Он поцеловал жену в лоб, ее слезы пропитывали его рубашку.

Ли не знала, отчего плачет: от радости, что Томми еще жив, или от скорби о потерянной сестре, но, начав, уже не могла остановиться.

Когда же слезы наконец иссякли, сойдя на редкие всхлипы, ее охватил порыв спрятаться от стыда за свою несдержанность, но Ли наклонила голову и встретилась со взглядом Ричарда. Его полуночные глаза вглядывались в нее, их дымчатые глубины были полны таких чувств, о которых она не осмелилась задумываться в своем теперешнем состоянии.

Он угрюмо улыбнулся:

– Как ты себя чувствуешь?

– Примерно так же, как в тот день, когда ударилась о камень. – Она не узнала свой осипший голос.

Губы Ричарда дернулись, но улыбка не скрыла озабоченности в глазах.

– Смею сказать, сейчас ты выглядишь лучше, чем тогда. – Ритмичное биение его сердца успокаивало Ли.

– Поговори со мной.

Его глубокий голос рокотал в груди. Этот звук тоже был успокаивающим. Ли судорожно вздохнула.

– У меня есть сестра. Ее зовут Кэтрин. Она милая, добрал и красивая, и я не видела ее почти пять лет.

Ричард погладил ее по руке.

– Что с ней случилось?

– Обычная печальная история… – Горло сжалось. Боль, словно тиски, сдавила грудь. Ли закрыла глаза. – Какой-то негодяй соблазнил ее, пообещал ей любовь и верность, а потом бросил, когда Кэтрин забеременела. Отец выгнал ее из дома и запретил даже произносить ее имя.

Объятия Ричарда стали крепче, словно стальные обручи, чтобы защитить ее, пока она пробиралась сквозь боль прошлого и отцовское предательство. Ли разгладила ладонью его шейный платок, теперь безнадежно измятый.

– Я не знаю, где она. Не знаю, племянник у меня или племянница. И вообще, живы они или нет.

– Сколько тебе было в то время?

– Четырнадцать. – Она прижалась к его плечу, ища тепла, чтобы прогнать холод, просачивающийся под кожу. Чириканье птичек, гнездящихся в деревьях за окном, казалось несовместимым звуком с тем смятением, которое творилось у нес в душе. – Кэтрин было семнадцать. Я не понимаю, почему она ни разу не связалась со мной. Разве она не знала, что и буду беспокоиться? Что я люблю ее и никогда не стану осуждать или презирать? Я бы нашла какой-нибудь способ помочь ей, если б только знала, где она.

– Я понимаю, почему ты сердита на нее…

– Я сердита не на нее. Я зла на отца.

– Ну конечно. – Взяв лицо Ли в ладони, Ричард в успокаивающей ласке погладил большими пальцами щеки. Утренняя щетина покрывала его точеные скулы и подбородок. Ричард нежно улыбнулся, глядя на Ли своими черными, загадочными глазами. – Она оставила тебя в неведении и тревоге о своей судьбе. Ты имеешь полное право сердиться. И обижаться, и переживать. Но у тебя нет причины испытывать чувство вины. Ты ничего не могла сделать.

Ли начала было возражать, затем обмякла в его руках.

– Возможно, ты прав. Наверное, я сердита на нее. Я уже не знаю. Все так запуталось.

– Расскажи мне о приюте.

– Когда я думаю о Кэтрин и ее ребенке, то не могу не гадать, хорошо ли с ними обращаются. Или ее малыша презирают, потому что он незаконнорожденный? – Ли стиснула пальцами его рубашку. – Незаконнорожденный! Какое отвратительное слово! Как будто у ребенка есть выбор, когда, где и от кого появиться на свет.

Что-то загадочное, непонятное вспыхнуло в его глазах, прежде чем он прижал Ли к своей груди так крепко, что между ними больше не осталось расстояния. Знакомый запах жасмина и амбры успокоил Ли, равно как и теплое дыхание, овевающее лоб.

– Так много детей в этом мире страдают от обстоятельств своего рождения, – проговорила Ли, губами касаясь его шеи, пробуя на вкус солоноватую кожу. – Особенно среди бедных. Дома, в деревне, я считала, что у них суровая жизнь, но это ничто в сравнении с условиями, в которых они живут здесь, в городе. Грязь, убожество, нищета. Это плохо и для взрослых, но еще хуже для детей, потому что их никто не любит и они не понимают почему. У каждого ребенка должен быть кто-то, кто любит его.

Ее невысказанные слова повисли в воздухе. Любит ли кто-нибудь ребенка ее сестры? Заботится ли о нем, когда он болеет? Утешает ли, обнимает ли его, когда он плачет? Как его зовут? Какого цвета его глаза?

Замужем ли сестра? Вдоволь ли у них еды? «Думает ли она обо мне?» – Ли поежилась, словно от внезапного холода. Она загнала свои мысли обратно в темноту, где они не могли причинить ей боли.

– Миссис Бристолл – добрая душа. Она тратит свои деньги на еду и жилье, ну а как же одежда? Визит доктора стоит очень дорого. Кто заплатит за это?

– Как случилось, что ты выбрала именно это заведение?

– Миссис Бристолл – сестра нашего викария. Когда он узнал, что я еду в Лондон, то попросил меня передать от него посылку. Я встретилась с ней и узнала о ее добрых делах. Как я могла не помочь ей?

– Я понимаю твое желание помочь, но не могла бы ты ограничить свои благотворительные дела каким-нибудь менее опасным районом города?

Ли чуть не рассмеялась, но боль в сердце была еще слишком чувствительной.

– Ох, я не знаю. Полагаешь, в Мейфэре много бездомных детей, которые нуждаются в моей помощи?

Он угрюмо усмехнулся:

– Сомневаюсь. А как насчет воспитательного дома? Они буду рады твоей поддержке.

Ли покачала головой:

– Не пойми меня неправильно. Воспитательный дом чудесное заведение, но там достаточно людей, которые заботятся о детских нуждах. А есть тысячи таких, которым некому помочь, не к кому приклонить голову. Вот они-то как раз и нуждаются в моей поддержке. Именно эти дети…

Ричард прижал пальцы к ее губам.

– Достаточно. Я убежден и обращен. По крайней мере, теперь я понимаю, почему это так важно для тебя. Ты можешь продолжать свои визиты при условии, что всегда будешь брать городской экипаж и ездить с четырьмя верховыми. – Когда Ли угрюмо кивнула, он улыбнулся, словно не ожидал, что она так легко сдастся. – Мне трудно представить, чтобы отец позволял тебе разъезжать по Сент-Джайлсу.

Ли пожала плечами:

– Он не знал. И вообще ему было наплевать, лишь бы я не упоминала ни о Кэтрин, ни о ее ребенке, ни о бедных, ни о чем-то другом, что он считает неприятным. – Она затеребила воротник его рубашки и бросила нерешительный взгляд из под ресниц. – Ричард, я… я ужасно сожалею о тех ужасных вещах, которые наговорила тебе вчера. Кажется, я немного вышла из себя.

Ричард рассмеялся:

– Я заметил. В отличие от меня, разумеется, обладающего самым ровным темпераментом. И это, моя дорогая, самые извиняющиеся слова, которых ты от меня добьешься. У нас, мужчин, видишь ли, существуют правила: никогда не извиняться. Никогда не признавать поражение. И никогда ничего не обсуждать, если можно просто отдать приказ.

– Придется нам над этим поработать.

Он снова рассмеялся, его улыбка была мягкой и нежной. Никогда еще не казался он таким красивым со своими взъерошенными волосами, в помятой одежде, с пятнами от ее слез на рубашке. Слова, которые Ли так безумно хотелось произнести, жгли горло.

– Я не собиралась обманывать тебя, – вместо этого проговорила она. – Я так долго держала это в тайне, что мне просто не пришло в голову упомянуть о своих поездках в приют. Я просто полагала, что тебе все равно.

– Мне не все равно, – горячо возразил он. – Меня волнует твоя безопасность.

Но он не любит ее.

Это не имеет значения, сказала она себе, прижимаясь губами к его шее. Он застонал и накрыл ее рот своим, горячим языком скользнув между зубами, затем обхватил Ли покрепче И понес на кровать. Дрожа в его объятиях вначале от невыносимого желания, потом от невыносимого наслаждениями говорила себе, что это не имеет значения. Он ее муж, он очень добрый и заботливый. Безупречно вежливый. Изысканно выдержанный. Благородный до мозга костей. Этого должно быть достаточно.

Но пустота в груди опровергала эту ложь, которую Ли пыталась внушить себе. Как бы ни бранила она себя за глупые мечты, ей хотелось, чтобы он любил ее так же, как она любит его. Ладони скользили по животу, по ногам, губы оставляли огненные дорожки на груди, вырывая из горла прерывистые вздохи и стоны.

Ли льнула, прижималась к нему, обвивая ногами за пояс, притягивая ближе, удерживая крепче, пока он в своем освобождении не излил семя глубоко в ее лоно, пока она не зажала ладонью рот, чтобы удержать слова, которые так и рвались наружу: «Я люблю тебя».

– Еще! – Хихиканье Элисон эхом разнеслось по огромному холлу, и этот звук был Ли милее, чем сонаты Генделя, особенно когда за ним последовал рокочущий смех Ричарда.

Он нахально подмигнул Ли, от чего щеки ее вспыхнули, но Элисон, кажется, не заметила. Она была увлечена тем, что перескакивала с ноги на ногу, держа их за руки, пока наконец они не вскинули руки и ее ноги не оторвались от пола.

Элисон пронзительно взвизгнула. К несчастью, ее радостный крик привлек Рейчел, которая была в золотой гостиной. Сузив голубые глаза и поджав губы, она зыркнула на Ли. Даже ее осязаемая неприязнь, которая, казалось, становится все сильнее с каждым днем, не могла испортить Ли удовольствия, которое она испытывала от нескольких послеобеденных часов, проведенных вместе с Ричардом и Элисон, что в последние две недели вошло у них в привычку.

Ричард каждое утро проводил вне дома или уединялся и своем кабинете, а Ли делила свое время между Элисон, детским приютом и другими благотворительными заведениями, нуждающимися в ее поддержке.

Приблизительно к двум Ричард заканчивал свои дела и вел Ли и Элисон на прогулку по городу. Каждый день они выбирали новый маршрут: Гайд-парк, Тауэр, Воксхолл-Гарден. Они смеялись, ели и сближались. Ли думала, что ее сердце захлебнется любовью, которую она испытывала к Ричарду и Элисон. Только одно могло сделать ее теперешнее счастье более полным – услышать хоть что-нибудь о своей сестре, узнать, что Кэтрин и ее ребенок живы и здоровы.

Как странно было открыто и без боязни отцовских обвинений и упреков обсуждать все то, что произошло с ней в прошлом. Грехопадение сестры. Кончина матери. Детские надежды и мечты.

Мало-помалу Ричард тоже начинал делиться своей жизнью, хотя большая часть его прошлого оставалась тайной за семью печатями. Он очень глубоко переживал из-за смерти старшего брата и из-за продолжительного отсутствия Джеффри. Ворча на то, что «Джеффри совсем не думает о спокойствии своих родных», Ричард поклялся спустить шкуру с этого мота и бездельника, когда тот соизволит вернуться. Но за его словами скрывался какой-то глубинный страх, что-то мрачное, что Ли не могла определить, но слышала в его голосе, видела в жесткой линии подбородка и тенях, омрачающих глаза.

Ричард подхватил Элисон на руки.

– Может, лапочка, завтра отправимся в зверинец? А сейчас пора в постель. Рассказать тебе сказку на сон грядущий?

– Но я не хочу спать, – возразила Элисон, обиженно надув губки и похлопав Ричарда пальчиками по щекам. – Я хочу пойти с тобой и тетей Ли.

Рейчел пробежала пальцами по руке Элисон, кончиками пальцев коснувшись руки Ричарда.

– Ну, ну, дорогая, не капризничай. Мама с дядей отведут тебя в твою комнату.

Материнская нежность в голосе Рейчел так не соответствовала ее обычной холодности что Ли нахмурилась. Не то чтобы она считала Рейчел плохой матерью. Просто до этого момента Ли не доводилось видеть ничего, хотя бы отдаленно напоминающего привязанность.

Скорее, снисходительная терпимость к своему отпрыску. Холодное убеждение, что детям место в детской, среди слуг и всяких вещей, которые могут пригодиться в будущем, но пока в них нет надобности.

Элисон тряхнула головкой. Один черный локон зацепился за ресницы.

– Я хочу, чтобы со мной пошла тетя Ли. Ее истории смешные.

– Смешнее, чем мои? – Ричард в притворном ужасе вздернул брови. – Придется мне наказать тебя за такое коварное предательство.

Он пощекотал ей бок. Элисон взвизгивала до тех пор, пока ее хихиканья не заставили его закрыть глаза и откинуть голову назад. По лицу Ричарда пробежал спазм какого-то чувства, которое Ли не смогла определить.

Недобрый взгляд, который Рейчел бросила на Ли, был ясен. Элисон – дочь Рейчел, и Ли лучше не вмешиваться.

Рейчел, разумеется, права. Как бы Ли ни наслаждалась мгновениями, проведенными с Ричардом и Элисон, она не должна вставать между Рейчел и ее ребенком.

– Я расскажу тебе историю утром. – Ли поцеловала Элисон в щечку, извинилась и вернулась в свои покои, где ее ждала горячая ванна. Горничная помогла раздеться и залезть в сидячую ванну. Теплая вода, ароматизированная розовым маслом, успокоила и расслабила Ли.

Она думала о Томми, о том, с какой быстротой он поправляется, вновь превращаясь из больного ребенка в проказливого мальчишку. Это было так же поразительно, как и щедрость Ричарда. Он не только несколько раз сопровождал ее в приют, но даже произвел тщательную оценку здания и сделал некоторые финансовые приготовления к его ремонту и усовершенствованию.

Только одно темное облако омрачало счастье: постоянная враждебность Рейчел, подчеркиваемая бесконечными светскими обязанностями – балами, раутами, обедами, которые Ли ненавидела всей душой. Но это было неотъемлемой частью жизни Ричарда, поэтому Ли помалкивала.

Со вздохом она выбралась из ванны, надела простое муслиновое платье, окаймленное изящным кружевом, и села к туалетному столику, чтобы расчесать волосы. Она наклонилась вперед, чтобы повнимательнее разглядеть шрам на виске, от которого теперь осталась тонкая белая линия.

Со временем, надеялась Ли, он исчезнет совсем. А еще она надеялась изгнать демонов, преследующих прошлое Ричарда, чтобы он вновь был волен любить. Волен любить ее.

Ли подумала, что уже продвинулась в этом направлении. И все же порой она ловила на себе его загадочный мрачный взгляд, от которого у нее по спине пробегала дрожь страха и сомнения.

И спит Ричард беспокойно. Ли уже потеряла счет, сколько ночей он просыпался, весь в поту, затравленным взглядом отыскивая в темноте ее глаза.

Дурной сон, объяснял он, притягивая Ли к своей груди. Но отчаяние, с которым Ричард прижимался к ней, лихорадочный стук сердца у нее под ухом говорили, что тут нечто большее.

И все равно Ли не собиралась поддаваться этой неуверенности, когда будущее внезапно стало казаться таким светлым. Непоколебимая поддержка Ричарда и его понимание давали Ли силу посмотреть в лицо своему прошлому, смириться не только с отцовским предательством, но и с исчезновением сестры.

И хотя Ли по-прежнему очень хотела найти сестру, но больше не испытывала того страха, который отягощал ее так долго, тайного стыда, что она каким-то образом виновата в судьбе Кэтрин. Ричард прав. Ли была еще ребенком. Она ничего не могла сделать.

Смежная дверь распахнулась. Объект ее мыслей вошел в комнату и остановился позади ее стула. Ричард выглядел греховно красивым в своем вечернем наряде: белоснежной рубашке и шелковом шейном платке, которые великолепно контрастировали с черным фраком и брюками. Соблазнительный аромат жасмина и еще какой-то запах, решительно мужской, присущий только ему одному, окутал Ли, когда они встретились глазами в зеркале. Улыбка Ричарда была мягкой, обворожительной и пробудила желание. Ли испугалась бы той власти, которую он имеет над ней, если б не была уверена, что он чувствует ту же потребность, ту же неутолимую жажду.

– Почему ты еще не одета? Мы должны быть у Эллиотов меньше чем через час.

– Я не пойду, – ответила Ли. Как бы ей хотелось хоть раз остаться надменной, холодно отстраненной и чопорной, как настоящие аристократки, о которых Рейчел ей все уши прожужжала, женщиной благородного происхождения, которая не тает от одного лишь жаркого взгляда, шепотом произнесенного слова!

– Почему? – Он легонько прикусил ее ушко.

Ли с силой сжала губы, чтобы заглушить стон, пожала плечами и закрыла глаза.

Ричард обошел стул, опустился перед ней на колени, чувственным жестом положив свои большие ладони ей на бедра.

– Ответь мне.

Как могла она описать те мучения, которые испытывает среди его так называемых друзей?

– Просто я устала, вот и все.

Он вскочил на ноги.

– Я пошлю за доктором.

– Я не больна. – Она схватила его за руку. Он присел на корточки.

– Тогда что случилось?

Ли с нежностью взирала на это любимое лицо со сдвинутыми в одну линию бровями, с черными сузившимися глазами, напряженно вглядывающимися в нее. Она не могла сказать ему всего, но и не хотела, чтобы он беспокоился, поэтому остановилась на полуправде.

– За последние десять дней у нас было шесть выходов, – сказала Ли. – Все эти приемы длятся до рассвета. Я пока еще не привыкла к жизни, которую ты ведешь. Наверное, я принадлежу к скучному типу людей, но с гораздо большим удовольствием я осталась бы дома и почитала… или еще что-нибудь…

Его ладони пробрались ей под платье, пальцами скользнув по лодыжкам. Ее трепет вызвал у него улыбку на губах и опасный блеск в глазах.

– Еще что-нибудь? – пробормотал Ричард. Его глубокий голос, казалось, замедляет движение времени, рассылая томительный жар щекам, покалывающую тяжесть в груди, тянущую боль между ног.

Ли ощущала, как вздымается и опускается его грудь, чувствовала его соблазнительный, манящий запах и жар пальцев, гладящих нежную кожу под коленками.

– А это «что-нибудь» имеет отношение ко мне?

Это было соблазнение – скольжение ладоней, поднимающих подол платья выше колен, пальцы, прокладывающие медленные дорожки вдоль бедер. Ли вздохнула:

– Боюсь, что самое непосредственнее.

– Ты такая сладкая, Ли. Я никак не могу насытиться тобой.

– Мне бы очень хотелось остаться дома, с тобой.

Она откинула голову на спинку стула и закрыла глаза. Один палец скользнул внутрь, гладя и дразня ее до тех пор, пока она больше не могла сдерживать стоны.

– Но сегодня мы должны пойти…

С каждым медленным кругом в животе и груди растекалась щемящая сладкая боль. Ли не улавливала смысл слов. Она закусила губу, дыша часто и прерывисто.

Второй палец присоединился к первому, растягивая ее, наполняя. Но ей хотелось большего. Она сжала плечи Ричарда руками, пытаясь притянуть на себя.

Его гортанный смех слился с ее стоном.

– Хочу тебя кое с кем познакомить. – Его горячее дыхание обожгло чувствительную плоть, когда он зажат ее рубашку в кулак и собрал на талии. – Он пишет, что будет сегодня на приеме.

– Ричард, пожалуйста… – Ли была открыта для его взгляда. Она попыталась сжать ноги, но Ричард не позволил.

– Ш-ш, – приказал он. – Ты так прекрасна… – Он убрал пальцы и медленно опустил голову.

– Ричард! – ахнула Ли. – Что ты делаешь?

Она закрыла глаза, дыхание застряло в горле, когда его рот коснулся самой чувствительной плоти, а язык стал лизать, ласкать и пробовать на вкус ее желание. Ее голова металась из стороны в сторону. Это было так бесстыдно, так шокирующе.

Должно быть, это грех, потому что было очень приятно. Каждое прикосновение губ, каждая ласка языка рассылали языки пламени, наслаждения и желания по всему телу, к груди, к животу. Ли всхлипывала и стонала, пока уже больше не могла вынести этой сладкой пытки.

– Ричард, я хочу почувствовать тебя внутри.

Он встал на колени и расстегнул брюки, потом обхватил ее бедра и притянул к краю стула. Напряжение, словно воронка, поднималось по спирали, закручиваясь все туже и туже, затягивая все глубже и глубже, пока весь мир не разлетелся на осколки.

Ли прильнула к плечам Ричарда и стиснула зубы, чтобы не дать вырваться словам, которые так жаждала сказать, хотя с каждым днем становилось все труднее удерживать их. Любовь, которую она испытывает к Ричарду, полностью поглотила ее. Будущее простиралось вдаль и наполняло необъяснимым страхом.

 

Глава 18

– Ты видишь его?

– Нет. – Ричард окидывал взглядом дам и джентльменов, толпящихся в бальном зале Эллиотов, но их лица сливались в одно неразличимое пятно под слепящим светом люстр. От слишком большого количества людей, собравшихся на небольшом пространстве, в зале было душно и жарко. Шуршание атласа и шелка и голоса гостей, говорящих одновременно, делали атмосферу еще более удушающей. – Наверное, он еще не приехал. Потанцуем, дорогая?

Ли покачала головой:

– Тебе не обязательно все время оставаться рядом со мной. Иди поищи своего друга. Или сыграй партию-другую в карты.

«Партию-другую в карты»? Он сцепил пальцы за спиной, чтобы не притянуть Ли в объятия, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих. Наивная душа, она не имеет представления об образе жизни светских повес, которые пьют, играют, охотятся и распутничают двадцать четыре часа в сутки. «Партию-другую в карты»?

Взгляд, который он послал ей, был таким откровенно чувственным, что Ли раскрыла веер и помахала им перед лицом.

– Здесь невыносимо жарко, – сказала она. Глаза ее мерцали в свете свечей. – Может, ты найдешь своего друга и присоединишься ко мне на террасе?

Ее щеки и в самом деле пылали соблазнительным розовым румянцем. А когда Ричард найдет ее на террасе, то, возможно, им удастся выскользнуть в сад, где он отыщет уединенный грот…

Ричард вскинул руки:

– Хорошо, сударыня, ваша взяла. Но не обещайте свои танцы никому, кроме меня.

– Это ужасно бестактно с твоей стороны, Ричард! Рейчел говорит мне, что неприлично танцевать только со своим мужем.

– Рейчел – безмозглая, пустоголовая старая карга, у которой не все дома. Ее мнение…

Ли рассмеялась и направилась к дверям, ведущим на террасу. Ниспадающий золотистый шелк ее платья обтекал бедра, словно руки любовника. Она бросила взгляд через плечо, невинный и соблазнительный; ее зеленые глаза манили Ричарда подойти ближе, излить душу, признаться во всех своих грехах. Но он не мог.

Его грехи слишком тяжки, слишком грязны, чтобы покаяться в них.

Желание влекло его к Ли, но он заставил себя уйти. Он обошел бальный зал, осмотрел игровые комнаты, заглянул в курительные. Пирса нигде не было, разрази его гром! Если б не его записка, в которой говорилось, что он сегодня будет здесь, Ричард остался бы дома со своей женой.

А не торчал бы среди этих подхалимов и неудачников.

Боже, как он ненавидит эти приемы! Не обращая ни на кого внимания, он отправился на поиски Ли. Пусть свет думает, что Ричард как воск в ее руках, – ему наплевать. Она его жена, и он хочет ее. Восхищается ею – ее благородством, храбростью, преданностью сестре. У них есть общая боль, каждый страдает от потери родного человека, но Ричард надеялся облегчить страдания Ли. Изрядное количество людей, работающих на него, сейчас разыскивают Кэтрин Джеймисон, но Ли он об этом не скажет. Не станет зарождать в ней надежды или страхи, пока не получит точных сведений о судьбе ее сестры.

Ричард старался не слишком глубоко вникать в то желание, в ту потребность, которую испытывал к своей жене. Или в опасность, которую она представляет для его сердца. Или в страх, который преследует по ночам, пока Ричард не просыпается, весь в поту, с колотящимся сердцем и напряженными мышцами. Но даже этот страх, это постоянное напряжение не мешают Ричарду желать ее так, как он никогда никого не желал.

А в этом-то и таится опасность. Он слишком желает Ли, слишком дорожит ею, слишком нуждается в ней.

– Потерял жену? – прошипел голос, который Ричард ненавидел превыше всего. Рейчел преградила ему дорогу. Она изогнула брови, ожидая ответа. Роскошное голубое платье подчеркивало голубизну глаз. Пшеничные волосы обрамляли лицо искусно уложенными ниспадающими локонами.

Как бы ни противно было Ричарду признавать это, но она красива, хотя ее красота – это иллюзия. Душа Рейчел уродлива, как садовый слизняк, и такая же скользкая. Напоминание обо всем дурном в мире Ричарда и о том, что он рискует потерять.

Но необходимо соблюдать видимость приличий, сказал он себе, изображая вежливую улыбку.

– Оставь меня, Рейчел. Я не в настроении обмениваться с тобой ударами.

– Ты в настроении уединиться со своей женой? – съязвила Рейчел. – Как жаль, потому что она снова танцует с тем молодым человеком. Бог мой, они умудряются найти друг друга буквально повсюду.

Ричард стиснул зубы, когда теперь уже знакомое чувство ревности охватило его, затмевая рассудок. Он вглядывался в вальсирующие пары, пока наконец не заметил Ли и ее молодого хлыща.

Разумеется, это был Прескотт. Всегда Прескотт.

Куда бы они ни пошли, он тоже был там, в элегантно сидящем вечернем платье, с упавшим на лоб локоном, словно Байрон или Шелли. Меланхоличная аура отчаяния разбитого сердца, сквозящая в улыбке, лишь усиливала его привлекательность для незамужних мисс, приходящих в трепет за своими веерами.

Ричард почувствовал, как скрутило кишки, но тщательно проконтролировал себя, чтобы не вскинуть брови, не сжать руки в кулаки и не напрячься ни одним мускулом, наблюдая, как танцуют Ли и Прескотт. Мальчишка держал ее слишком близко, улыбался слишком нежно, и его голубые глаза потемнели не то от стремительности танца, не то от огня желания.

Затихли последние аккорды музыки. Губы Ли изогнулись в нежной улыбке, она что-то сказала Александру.

Когда Ли повернулась и направилась к дверям на террасу, Прескотт смотрел ей вслед тем же одурманенным взглядом, которым, Ричард знал, смотрит на нее и он сам.

Несколько мгновений спустя Прескотт последовал за ней в ночь.

Ли, высоко держа голову, шла к дверям на террасу. Все дамы наблюдали за ее приближением, а затем отворачивались, когда она подходила достаточно близко, чтобы приветствовать их.

Ли понимала, что из-за своего неблагородного происхождения никогда не будет принята высшим светом. И хотя это уязвляет гордость, она не даст им увидеть свою боль. Ли держала подбородок высоко, спину прямо и улыбалась царственно, как сама королева.

Она облегченно выдохнула, пройдя через французское окно, и подошла к балюстраде. Ночной воздух был прохладным, напоенным ароматом роз и жимолости приятно остужал разгоряченные щеки. Скорее бы Ричард нашел своего друга, чтобы они смогли уйти.

– Опять загадываешь на звезду?

– Александр, – проговорила она, послав Прескотту неуверенную улыбку. Они возобновили дружбу, пусть и чуть более чопорную и формальную, чем их прежние отношения. Никто из них не вспоминал безумия того отчаянного поцелуя или предложения убежать.

– Чудесная ночь, правда? – сказала Ли, останавливаясь на теме погоды как на самой безопасной. – Не могу понять, почему всем так нравится тесниться в душном зале, когда здесь их ждет такая красота.

– Да, красота.

Голос Александра задержался на слове «красота», и Ли вынуждена была отвести взгляд, устремив его на сад, освещенный бумажными фонариками.

Шаги и хихикающие голоса, приблизившиеся к дверям на террасу, развеяли надежду Ли на несколько минут покоя.

Она потерла лоб дрожащей ладонью.

– Еще один неодобрительный взгляд в мою сторону я просто не вынесу.

– Кто тебя не одобряет? – нахмурился Александр. – Скажи мне.

Ли не собиралась произносить эти слова вслух. Она схватила его за руку.

– Мне не следовало этого говорить, Алекс. Они не одобряют меня. Они просто считают меня неподходящей женой для герцога. Пожалуйста, я не хочу никаких неприятностей. Я просто хочу немного покоя и свежего воздуха.

Коротко кивнув, Александр схватил Ли за руку и потащил в тень за угол дома. Несколько мгновений спустя четыре женщины вышли на террасу, залитую пурпурным лунным светом. Ли узнала по голосам леди Монтегю, леди Эллиот, леди Ричмонд и леди Каннингем.

По словам Рейчел, которая не преминула поведать Ли все грязные светские сплетни, все они, за исключением леди Каннингем, пытались женить на себе Ричарда.

Ли огляделась. На этом конце террасы не было лестницы, и никак нельзя было улизнуть незамеченной. Мало того что ей придется выслушать то что эти женщины будут говорить, так она, ко всему прочему, еще и оказалась, как в ловушке, в темном углу с мужчиной, который не является ее мужем. Неприглядность ситуации потрясла Ли. Отлично. Просто отлично.

Она прислонилась к стене дома, спиной ощущая холод кирпичей, и вознесла безмолвную молитву, чтобы они не задержались надолго.

– Какая ужасная девица, – проговорила леди Эллиот.

– А мне она кажется очаровательной, – возразила Эбби Каннингем.

– Очаровательной? Вы что, перепили пунша?

– А чего еще ждать от низших классов? – усмехнулась леди Ричмонд. – Они могут одеваться по последней моде, но нельзя купить хорошее воспитание и манеры. Она – осквернение для всех нас.

– Она купила его своими деньгами, – снова подала голос леди Эллиот. – Муж сказал мне, что за ее приданое можно было купить самого короля.

– Какая чушь! – фыркнула леди Ричмонд. – Сент-Остин – богатейший человек Англии. Нет, она в интересном положении, и ее папаша под дулом револьвера заставил герцога идти в церковь.

Леди Эллиот рассмеялась:

– О, какая прелесть! Думаете, у нее affaire de coeur с тем молодым человеком? Он всегда бросает на нее влюбленные взгляды…

Ли схватила Александра за руку. Его туго натянутые мускулы предупредили ее, что Александру ничего так не хочется, как швырнуть их сплетни им в лицо, но Ли крепко удерживала его. Обнаружив свое присутствие, они лишь подольют масла в уже и без того жарко пылающий костер.

По крайней мере, теперь она знает, о чем шепчутся у нее за спиной. И хотя было ужасно больно, Ли постаралась не издать ни звука.

– Вы ошибаетесь, – вмешалась Эбби. – После падения они провела неделю в моем доме. Она прелестная девушка, и Сент-Остин ее обожает. Он не отходил от нее ни на шаг, пока опасность не миновала, и оставил ее только однажды, когда отправился за каретой, чтобы отвезти домой. Говорю вам, он любит ее.

– Чепуха! – Это была леди Маргарет Монтегю.

Ли почувствовала, как похолодела кожа, а желудок скрутило. Она не хотела слышать, что еще собирается сказать леди Монтегю.

– Бедняжка леди Маргарет, – проворковала леди Эллиот. – Как ужасно неосмотрительно с нашей стороны не подумать о ваших нежных чувствах!

– Да, – подхватила леди Ричмонд, – как тяжело вам, должно быть, видеть Сент-Остина вместе с женой, когда вы ближе всех нас подошли к тому, чтобы самой носить этот титул.

– Как, должно быть, обидно сознавать, что он покинул твою постель ради другой, – добавила леди Эллиот.

Ли затаила дыхание в ожидании ответа леди Монтегю, но единственными звуками были музыка, льющаяся из дверей на террасу, и стрекотание насекомых в кустах.

Леди Эллиот нарушила тишину:

– Но ведь не хотите же вы сказать, что Сент-Остин по-прежнему делит с вами постель?

– Я не говорила ничего подобного.

– В том-то и дело, – парировала леди Ричмонд. – Вы не сказали ни слова. Расскажите нам все. Нам не терпится узнать.

– Сент-Остин – воплощенное благоразумие, – сказала Маргарет. – Вы должны пообещать мне, что это останется строго между нами.

С болезненно сжимающимся сердцем и ревом крови в ушах Ли выглянула из-за угла и увидела, как три головы, украшенные перьями и драгоценностями, закивали.

Маргарет взглянула на каждую по очереди.

– Он и не покидал мою постель.

Все ахнули. Ли затошнило, мысли разлетелись. Только боязнь быть обнаруженной притаившейся в темном уголке вместе с Алексом не дала ей выдать себя каким-нибудь звуком.

Еще болезненный ком, застрявший в горле. Ей не давало покоя какое-то знакомое ощущение, какой-то мимолетный образ, ускользающий прежде, чем сделаться ясным. Она потерла ладонью затылок. Маргарет кивнула:

– Это правда. Он женился на ней ради денег, в этом нет никаких сомнений. Эрик тратил деньги направо и налево, как и их отец. Сент-Остин унаследовал огромные долги. Я знала, что он собирается жениться.

Дамы смотрели на Маргарет широко открытыми глазами.

– Мы несколько раз обсуждали это, – продолжала она. – Конечно, я хотела выйти за него, но у меня нет капитала, который ему требуется. Это я предложила ему поискать наследницу среди нуворишей, тем паче, что она все равно не помешает нам вести прежнюю жизнь…

– Ты лжешь, – заявила Эбби и с негодованием удалилась.

– Как она смеет так оскорблять меня?! – возмутилась Маргарет. – Можете верить чему угодно, мне абсолютно все равно.

Маргарет прошествовала в бальный зал, разгневанно топая по каменному полу. Леди Эллиот и леди Ричмонд последовали за ней более умеренным шагом, склонив друг к другу головы и тихонько переговариваясь.

Ли подошла к балюстраде. Она ухватилась за перила, шершавый камень вонзился ей в ладонь, когда слова леди Маргарет эхом зазвучали в голове: «Он и не покидал мою постель… не покидал мою постель… мою постель…»

Пульсация в голове усилилась, проясняя образы, преследующие ее в снах. Откуда-то из глубин сознания всплыла другая ночь, другой балкон.

Начинается дождь. Ричард стоит на коленях у ног леди Маргарет, лежащей на каменной скамье, ее руки обвивают его за шею. Он ладонями сжимает ее запястья. Рот прижимается к ее губам, сливаясь в страстном поцелуе.

Земля покачнулась под ногами Ли. Она прижала кулаки к глазам, но видение осталось.

Александр схватил ее за плечи, отнял руки от лица и привлек к себе на грудь.

– Тише, тише, – пробормотал он, когда Ли стала всхлипывать ему в жилет, стискивая руками кружево рубашки. – Не обращай на них внимания. Эти злобные сплетницы не стоят одной твоей слезинки…

– Убери руки от моей жены, – загремел позади них голос Ричарда. Ричард схватил Александра за плечо и оттолкнул Ли в сторону.

– Не трогай его! – вскричала она, когда кулак мужа впечатался в челюсть Александра. Алекс полетел на дорожку.

Ли упала на колени и обхватила лицо Александра ладонями. Крови не было, но глаза его казались пустыми, слегка ошарашенными. Она помогла ему подняться, затем зыркнула на Ричарда и в бешенстве стиснула руки в кулаки.

– Как ты смеешь?! Что он тебе сделал?

– Он осмелился прикоснуться к тому, что принадлежит мне, – сжав зубы, прорычал Ричард. Ноздри его раздувались, руки и ноги были напряжены, как будто он силился удержаться от дальнейшего насилия. – Немедленно отойдите от него, сударыня, и я покажу ему, как волочиться за чужими женами.

Ну и наглость! Ли втянула воздух, чеканя шаг, подошла к Ричарду и изо всей силы залепила ему пощечину.

Его глаза опасно заблестели в неярком свете. Но Ли не испугалась. Даже когда пальцы занемели и жалящая боль пронзила руку, Ли расправила плечи и вздернула подбородок.

– Я уезжаю домой, – ровно проговорила она, – но если хоть один волосок упадет с его головы, я вырежу твое развратное сердце охотничьим ножом!

 

Глава 19

«Развратное сердце»?

Ричард потер ладонью горящую щеку, глядя вслед жене, удаляющейся за угол дома. Ее слова пробились сквозь пелену ярости, все еще застилающую разум.

Что она хотела этим сказать? И почему плачет?

Это не имело смысла, именно она флиртовала с другим мужчиной, прятала лицо у него на груди. И не просто с каким-то мужчиной, а с тем, за которого когда-то собиралась замуж. Его ладони гладили ей спину, его рот касался уха, воркуя нежности.

Сжимая и разжимая кулаки, Ричард стал надвигаться на Александра. Мышцы одеревенели, кожа натянулась.

– Назови своих секундантов.

– С удовольствием, – прорычал Александр, и его красивое лицо исказилось в свирепой гримасе. Он расправил плечи, сверля Ричарда взглядом. – Я давно хотел бросить тебе вызов, но ты нужен был Ли. Ты и сейчас ей нужен, хотя, видит Бог, ты не стоишь такого бесценного дара.

Несомненно, мальчишка прав, но это не имеет значения. Ли – его жена, и будь он проклят, если позволит кому-то другому прикасаться к ней.

– А ты полагаешь, что можешь тягаться со мной?

– Возможно, я на несколько лет тебя моложе, но уверяю, милорд герцог, что умею обращаться с дуэльными револьверами и готов продемонстрировать это.

Ричард не мог поверить, что намеревается застрелить молодого повесу, лишить жизни юношу, которому от силы стукнуло двадцать два. Перед глазами встало искаженное мукой лицо Ли, ее выразительные глаза, блестящие от непролитых слез. Пронизанный страданием голос эхом отозвался в голове: «Если хоть один волосок упадет с его головы…»

Как же Ричард скажет ей, что убил ее лучшего друга?

Он потер ладонями лицо.

– Она никогда не простит меня.

– И меня, – сказал Александр. Свет факелов играл на твердых линиях его скул. – Но я не упущу этот шанс. Она заслуживает лучшего.

– Без сомнения, ты прав, но она моя.

Губы Александра изогнулись в презрительной усмешке.

– Она для тебя как собственность, не больше. Ты таскаешь ее по приемам, а потом бросаешь стервятникам и позволяешь им пировать на ее плоти!

Глаза Ричарда сузились.

– Что ты имеешь в виду? Если кто-то сказал ей хоть одно недоброе слово, он за это ответит!

– «Недоброе слово»? Смешно, ей-богу. Если б дело обстояло так, она смогла бы защитить себя. Но у этой стаи волков и овечьих шкурах есть гораздо более тонкие способы нанести рану.

– Что ты имеешь в виду? – выдавил Ричард сквозь стиснутые зубы.

– Они никогда ничего ей не говорят. Они смотрят мимо нее, как будто ее не существует. О, они ждут, когда ты отвернешься, разумеется. Они не могут быть честными в своей кампании против нее.

Завуалированное неприятие. Ему бы следовало понять. Ли не хотела ехать сюда, но не сказала почему. Не хотела, чтобы он знал, как она несчастна. Холодный вкус презрения к самому себе жег, словно ком желчи в горле.

– И разумеется, – уничтожающе продолжал Александр, и его слова были смертельнее любого дуэльного револьвера, стреляющего с холодной точностью, – когда все остальное терпит неудачу, всегда остаются слухи. Но слухи имеют действие лишь в том случае, если ты следуешь за ней на террасу, чтобы она услышала твою ложь.

Ричард зло выругался, подошел к перилам и вонзил костяшки пальцев в камень.

– И что за слухи?

– Гм… ну, во-первых, что она купила тебя своими деньгами. Нет? Этот не нравится? Тогда вот тебе другой: она забеременела, и ее отец притащил тебя к алтарю под дулом револьвера. Но возможно, этого маловато, чтобы повредить ее репутации, тогда давай скажем, что у нее интрижка со мной. A если и этого недостаточно, то, дабы сделать ей побольнее, давай сообщим ей, что ее муж держит любовницу. О, но и это недостаточно плохо, поэтому давай добавим пикантную новость, что ее муж и эта потаскушка вместе замыслили обмануть ее.

– Хватит! – бросил Ричард, вскинув руку. Как он мог быть настолько слеп, чтобы не видеть? Настолько глуп, что бы не догадаться? Кому лучше его знать о жестокости света? Напряжение сдавило грудь, заставило стиснуть кулаки и зубы.

Больше никто не обидит ее.

– Кто распускает эти подлые выдумки?

– Эта последняя сценка была разыграна леди Монтегю и ее подругами, леди Эллиот, леди Ричмонд и леди Каннингём. Разумеется, они слышали это от своих супругов.

– Леди Каннингём? – Ричард до некоторой степени мог понять причину недоброжелательности трех других, но не леди Каннингём.

– Признаю, что леди Каннингём – единственная, кто встал на защиту Ли. – Голос Александра утратил язвительность. Алекс сделал глубокий вдох, потом с шумом выдохнул. – Ты любишь ее?

Музыканты в бальном зале заиграли веселый контрданс. Ричард перевел взгляд на декоративные подсвечники, освещающие садовые дорожки, и их мерцающий золотистый свет напомнил ему глаза Ли, блестящие от злых слез.

– Кажется, я должен извиниться перед тобой. Ты был добрым другом моей жене, тогда как я был слепым…

– Не жди слишком долго, чтобы сказать, что любишь ее, – проговорил Александр голосом, таким же унылым и холодным, как штормовые ветра, бушующие на корнуоллском побережье. – Я совершил эту ошибку и буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

Ричард встретился со взглядом Александра и увидел в нем отражение собственной утраченной юности, утраченной наивности. Прескотт силится понять, почему женщина, которую он любит, вышла за другого. Пусть и не по своей вине, но мальчишка страдает.

Весь гнев и ревность, испытываемые Ричардом, отступили перед внезапным, непрошеным сочувствием. Он протянул руку:

– Ради Ли я молю простить меня и прошу быть моим другом.

Несколько долгих, напряженных мгновений Александр смотрел на протянутую руку Ричарда. Затем вздохнул, плечи его поникли. Алекс был похож на человека, потерпевшего полное поражение, но рукопожатие его было твердым и сильным.

– Что ты собираешься делать?

– Есть у меня несколько идей. Не хочешь оказать поддержку?

– Безусловно. – Александр усмехнулся, потом поморщился и потер подбородок. – Знаешь, для герцога у тебя мощный удар.

Ричард потер щеку.

– У герцогини тоже.

Алекс рассмеялся, хотя глаза оставались печальными.

– Я никогда не видел ее в таком гневе. Не удивлюсь, если она наградит тебя еще парочкой тумаков, когда ты вернешься домой.

– Я тоже, – с усмешкой отозвался Ричард. Но веселье его быстро сменилось стыдом, едва он вспомнил свои опрометчивые слова и ярость, вспыхнувшую в ее налитых слезами глазах. Он должен найти ее, но вначале должен отомстить.

Ричард и Александр вошли в бальный зал. Идя рядом с Александром, Ричард нацепил на лицо маску безразличия и придал взгляду холодную ясность, которая никак не вязалась с бешенством, бушевавшим у него в крови.

При его приближении Маргарет шагнула вперед, изогнув губы в своей самой соблазнительной улыбке.

– Ваша светлость, – пробормотала она.

Ричард подошел к ней так близко, что носками своих туфель коснулся ее атласных туфелек. Он удерживал ее взгляд достаточно долго, чтобы все вокруг них поняли, что он смотрит ей в глаза, а потом повернулся спиной, не сказав ни слова.

Все вокруг ахнули, затем в зале повисла неестественная тишина, словно четыре сотни человек разом затаили дыхание, напрягая слух, чтобы расслышать слова Ричарда.

Он поднес к губам руку Эбби Каннингем. Улыбка его была теплой, как и блеск глаз.

– Как всегда, леди Каннингем, удовольствие от вашего общества – единственное светлое пятно отвратительного во всем остальном вечера.

С легким поднятием бровей и кивком головы леди Каннингем улыбнулась в ответ:

– Ваша светлость. И мое почтение вашей прелестной жене.

Ричард повернулся к мужчинам:

– Милорды Эллиот, Ричмонд, я вынужден отказаться от поддержки предложенного вами производства паровых судов. – Голос его был спокойным, слова отрывистыми.

– Что? – разинул рот лорд Ричмонд и затрясся своим двойным подбородком. – Без вашей поддержки не будет никакого производства.

– Вы, конечно же, понимаете, что паровые двигатели – будущее судостроения, – подал голос лорд Эллиот, сжимая грудь и оттягивая шейный платок, словно ему было трудно дышать. – «Саванна» доказала это два года назад, когда за двадцать девять дней пересекла Атлантику. Подумайте, Сент-Остин, это же уникальный шанс.

– Да, – согласился Ричард, и эхо его голоса прокатилось по залу и отскочило от стен. – И мне очень жаль. Но, тем не менее, я не могу объединиться с двумя бесхребетными подкаблучниками, которые не могут держать в узде своих жен и их длинные языки. А теперь, с вашего позволения, у нас с дорогим другом Прескоттом есть развлечения поинтереснее.

– Что он имел в виду, Элис? – прошипел лорд Эллиот. – Если вся эта неприятность по твоей милости…

Ричард улыбнулся, удаляясь. Он даст им несколько дней, чтобы как следует прочувствовали масштабы бедствия, а потом милостиво предложит пересмотреть свое решение при условии, что мужья приструнят своих жен и окажут Ли очень громкую, очень публичную поддержку в обществе.

Специально для сплетников Ричард смеялся и шутил с Прескоттом, когда они направлялись к двери. Ни у кого наблюдающего за ними не возникнет ни малейшего сомнения, что они добрые приятели, и слухи о связи между мальчишкой и Ли будут пресечены.

Разве это может быть правдой, если Ричард дружит с ним?

Улыбка пропала с лица, когда Ричард вышел на улицу. Ли взяла карету, поэтому он отправил лакея нанять кеб. Пока Ричард ждал, вышагивая взад-вперед под уличными фонарями, полные муки слова Прескотта, его вопросы не давали ему покоя.

«Ты любишь ее?»

Ли стремительно подошла к смежной двери, схватилась за ключ и остервенело крутанула его.

Ну и наглость! Обвинить ее в заигрывании с другим мужчиной, когда сам все это время держал любовницу на стороне!

Боль сжимала грудь до тех пор, пока не стало трудно дышать. Каждое тиканье каминных часов отмечало мучительный удар сердца. Ли привалилась к стене, прижала кулаки к глазам, но не смогла остановить видения Ричарда, сжимающего Маргарет в объятиях, сливающегося с ней в страстном поцелуе.

Теперь Ли понимала тот затравленный взгляд Ричарда всякий раз, когда она спрашивала его, как упала. Он боялся разоблачения, боялся, что она вспомнит его нежничанье и поцелуй с Маргарет.

О Боже! Кожа похолодела, даже несмотря на бушующую в крови ярость. Ли поднесла дрожащую руку к губам и ощутила губы Ричарда на своих, как будто он сейчас целовал ее, – горячее движение языка, пробующего и дразнящего ее, скольжение ладоней по груди. Физическая сторона брака такая особенная, такая личная!

Как Ричард может отдавать другой то, что должно принадлежать ей?

Как будто мало было одних мучительных мыслей, воображение терзало Ли образами Маргарет в постели с Ричардом, ласкающую его обнаженное тело, прижимающуюся к его мощным бедрам, поглощающую его стон, его дрожь освобождения.

Никогда Ли не думала, что он будет неверен ей. Ей это даже в голову не приходило. Как могла она быть такой глупой? Такой наивной? Ли думала, что он начинает дорожить ею, но ошиблась. Она для него не больше чем податливое тело.

Ну что ж, этому надо положить конец. Она его жена. Ричард принадлежит ей. И она не собирается его ни с кем делить.

Дверь его спальни с треском распахнулась, и Ли подпрыгнула. Сердце колотилось, пока она прислушивалась к его приближающимся шагам.

Ручка смежной двери дернулась, потом он постучал.

– Ли, я хочу поговорить с тобой.

Ли не ответила. Она думала, что стоит подождать до утра, когда к ней вернется способность рассуждать.

А может, он и прав. Может, лучше посмотреть в лицо его измене сейчас, когда гнев еще поддерживает ее.

Ли повернула ключ, распахнула дверь и отошла к противоположной стене, проложив между ними расстояние в длину комнаты. Невыносима была мысль о том, чтобы он прикасался к ней после того, как его руки ласкали другую. Но он не позволил Ли отойти. Он направился к ней, гибкий, как пантера, преследующая свою добычу.

Когда Ли повернулась, чтобы бежать, он поймал ее руками за талию. Ли открыла рот, чтобы возмутиться, но он ладонью закрыл ей рот.

– Я знаю, что ты слышала сегодня у Эллиотов, – нежно проговорил Ричард, большим пальцем гладя щеку. Глаза его были непроницаемы, как ночное, небо. – И мне ужасно жаль. Я был глуп. Слеп в своем высокомерии. Я думал, что раз ты моя жена, тебя будут принимать с тем уважением, которого ты заслуживаешь. Мне следовало быть умнее. Вежливое общество. Какая насмешка! Но я положил конец слухам.

Ли вдохнула его запах, запах жасмина и амбры, и острая боль пронзила подреберье. Маргарет так же, как и ей, нравится его запах? Он целовал ее волосы, гладил кожу, шептал на ухо обольстительные слова?

– Я знаю правду, – сказала Ли дрожащим голосом. – Знаю о тебе и леди Монтегю.

– Ли, я не могу изменить прошлое.

Собственная слабость разозлила ее. Ли в отчаянии вцепилась в его руки, желая убежать.

– Я видела вас вместе. В ночь своего падения. Видела тебя. Как ты обнимал ее, целовал!

– Это не то, что ты думаешь. – Он повернул ее в своих руках, заставил встретиться с ним взглядом. – Ли, я понимаю твой гнев, но ты ошибаешься. Маргарет не моя любовница.

– Я видела вас вместе на балу у леди Каннингем.

Ей, хотелось, чтобы он отрицал это. О Боже, как же ей этого хотелось! Но в его глазах она видела правду. Ли попыталась оттолкнуть его, но он не дал ей уйти.

Нет, его хватка стала крепче, ладони гладили спину.

– Это не то, что ты думаешь, – прошептал он, овевая шею дыханием. – Маргарет не моя любовница, хотя она и очень старалась. Она выманила меня на террасу под предлогом, что у нее кружится голова. Я много раз видел, как она лишалась чувств. Я даже не догадывался, что она притворяется, пока она не поцеловала меня.

Ли попыталась засмеяться, но всхлип застрял в горле.

– Ты ждешь, что я поверю в эту сказку?

– Это правда. Я не отрицаю, что когда-то она делила мою постель. – Ричард обхватил ее лицо ладонями. Улыбка его была такой нежной, взгляд таким напряженным, что Ли почти поверила ему, – Но с тех пор как мы поженились, у меня не было других женщин. Зачем мне другая, когда все, чего я хочу, здесь, в моих руках?

Она прижалась к его ладони, заставила себя улыбнуться, хотя было такое чувство, будто душа умирает.

– А когда я надоем тебе, Ричард? – сквозь слезы прошептала Ли. – Тогда другая будет греть твою постель?

– О, Ли, ты никогда не надоешь мне!

 

Глава 20

Ли хотела верить ему, но не могла.

– Раскрой губы, дорогая, – пробормотал он у ее рта, пальцами погружаясь в волосы, распуская спутанные локоны по плечам и спине.

Ли почти верила, что небезразлична ему, когда его рот пленил ее губы яростно, безудержно, неистово требуя ответа, когда его руки задрожали, освобождая ее от платья. Когда он сбросил с себя одежду и она встретилась взглядом с его глазами, этими страстными, бездонными глазами, в которых мерцало какое-то глубокое, безымянное чувство…

– Я не собираюсь тебя ни с кем делить, – заявила она, подталкивая его к кровати, толкая на спину. Оседлав его бедра, она взяла в ладони лицо, чувствуя, как колючая щетина царапает кожу. – Я брошу тебе назад твои же слова: ты – мой муж, я – твоя жена, и даже если ты никогда меня не полюбишь, я ни с кем не буду делить тебя.

– Я твой, Ли, и я сдаюсь добровольно и с радостью.

Его голос, низкий и хриплый от желания, породил покалывающее томление у нее в животе, пылкую жажду глубоко в лоне. Ричард обвил ее руками за спину, но у Ли были иные планы. Ей так давно хотелось исследовать его тело, но она не осмеливалась, боялась, что он сочтет ее распутной и бесстыдной. Но не сегодня. Сегодня он полностью в ее распоряжении, и она будет делать с ним все, что пожелает.

Она схватила его за руки и отвела их в стороны, а потом вверх, высоко над головой.

– Держись за изголовье и не двигайся.

– Не думаю, что выдержу такую сладкую пытку, – простонал он, но схватился за, тяжелую дубовую доску, и на руках от плеч до кистей рельефно обозначились туго натянутые мышцы.

Ли обвела языком его приоткрытые губы, попробовала на вкус его вздох, с удивительной смелостью исследуя сладострастные глубины рта. Царапанье ногтей о плечи вырвало низкий рокот из глубины его груди – неясный земной звук, от которого восхитительный трепет пробежал по коже. Ли скользнула губами вдоль скулы, спустилась на шею, потираясь грудью о его грудь, и от этого мягкого скользящего прикосновения соски ее превратились в твердые, болезненные вершины.

– Мне нравится твой вкус, – пробормотала Ли в изгиб шеи, затем ахнула от распутности собственных слов. Ли никогда еще не чувствовала себя такой живой, такой сильной.

Как же она любит вкус его кожи! Обжигающий жар плоти. Мускулы, вздувающиеся и напрягающиеся под кончиками пальцев. Костяшками пальцев Ли легонько пробежалась вдоль боков и улыбнулась, когда мышцы живота сжались.

Ричард был весь как натянутая струна: твердые плоскости и выпуклые мускулы, горячая кожа. Комната была в тени, освещаемая лишь светом луны и угасающим огнем в камине. Красно-серебристые блики играли на сильном точеном подбородке, на широком развороте плеч. Боже, как он прекрасен!

Жажда Ли росла, кожа горела, бедра ныли, и глубоко в теле зародилась пылкая, страстная потребность почувствовать его в себе. Медленно проложила она дорожку еще ниже, пока не обхватила ладонью его напрягшуюся плоть.

Его тело дернулось, но от удивления или от удовольствия, Ли не знала, пока он не застонал. Она повторила ртом путь, пройденный руками, желая познать Ричарда, желая подарит! ему такое же наслаждение, которое он всегда дарит ей.

– Нет… не надо, – простонал он, но она не обратила внимания на его слова и взяла кончик раздувшейся плоти в рот.

Его протесты умерли в полувсхлипе-полувскрике, когда он стиснул пальцами ее волосы. Она смаковала его реакцию, его солоновато-сладкий вкус, его мускусная мужская сущность захватила ее целиком, развеяла страх. Этот мужчина ее муж, и она любит его так, что, кажется, сейчас заплачет. Она неуклюжая, неловкая и немного робеет, но он, похоже, не замечает.

– Ли, Ли… – Он выгнул спину и с надломленным стоном схватил ее за руки и потянул к себе на грудь. Она ахнула от удивления, потом от наслаждения, когда он приподнял ее и опустил на себя.

Какую восхитительную власть она чувствовала, двигали, сверху, устанавливая ритм, скорость, угол скольжения! Это вырывало у него нетерпеливые стоны и этим горячим скольжением кожи о кожу зарождало нарастающее удовольствие глубоко внутри ее. Медленно наклонившись вперед, она в блаженстве откинула назад голову.

Он резко дернулся кверху, руки скользнули на спину и схватили ее за волосы, рот сомкнулся на груди, посасывая вначале один ноющий сосок, затем другой, и каждый дерзкий выпад его языка рассылал пульсирующую дрожь по животу, каждый толчок плоти наполнял и растягивал ее до тех пор, пока она не задрожала, рассыпавшись на тысячи осколков.

– Я люблю тебя, Ричард, – вырвались у нее из горла слова, когда безумный, почти невыносимый восторг завершения подхватил и унес ее.

Словно капли, упало несколько мгновений, прежде чем она услышала эхо собственных слов. Боясь взглянуть на Ричарда, она спрятала лицо у него на шее.

Признание сорвалось с губ непрошеным, и все равно она не заберет его назад. Не станет отрицать свою любовь к нему. Он перевернул Ли на спину. В полуночных глазах горела какая-то напряженность, которую она не могла распознать. Время растянулось в вечность, пока он смотрел в ее глаза. Затем Ричард опустил голову, накрыл губы Ли своими и медленно, благоговейно привлек к себе. Она слышала, как безумно колотится его сердце под ее ладонью.

Какой-то громкий стук разбудил Ли.

Она прижала одеяло к подбородку. Широко раскрытыми глазами посмотрела в темноту, прислушиваясь к шуму, который потревожил ее. Не было слышно ничего, кроме тишины и ровного дыхания мужа. Должно быть, это ей приснилось.

Она села, взглянула на Ричарда. Он лежал, распластавшись, На спине, одеяло сползло и сбилось на бедрах. Лунный свет играл на бронзовой груди, обнаженной для ее взгляда. Она пробежала пальцами по мягкой черной поросли, покрывающей грудь. «Я люблю тебя».

Слова вернулись, чтобы преследовать. Ли не собиралась произносить их, но нервы были слишком натянуты, чувства расстроены. Глаза его сурово и опасно мерцали в лунном свете, лицо было напряжено, но Ричард не отверг ее признания. Нет, он целовал ее и ласкал с такой нежностью, что Ли почти поверила, что он любит ее так же сильно, как и она его.

Может, это и иллюзия, но такая приятная, такая желанная.

Когда Ли снова опустилась на подушку, внезапный приступ тошноты заставил ее прижать ладонь ко рту. Ли конвульсивно сглотнула, и комната, казалось, закружилась у нее над головой.

Надо выпить чего-нибудь покрепче воды, чтобы желудок успокоился, несколько глотков бренди или, быть может, кларета.

Или съесть ломоть хлеба, решила Ли, когда тошнота вновь подступила к горлу. Ли подумала было разбудить Ричарда, но не захотела тревожить его спокойный сон, не терзаемый никакими ночными кошмарами.

Она высунула голову в коридор. Настенные канделябры все еще горели, и их слабый свет отмечал дорогу к лестнице. Когда Ли завернула за угол коридора, её нога ударилась о какой-то темный предмет, лежащий поперек лестничной площадки.

Кто-то застонал. Длинные пальцы схватили Ли за лодыжку, потянули на пол. Она упала на четвереньки, поцарапав ладони о твердый деревянный пол. Кожа похолодела, сердце за колотилось, Ли набрала воздуху в легкие, но не успела закричать, как знакомый голос позвал ее:

– Ли?

– Джеффри? – Она подползла к нему, положила его голову к себе на колени, руками ощупывая ее в поисках возможного повреждения. – Ты ушибся?

Его каштановые волосы были влажными от пота и провоняли дымом. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого громко и длинно рыгнул.

– Ох, прошу прощения.

Только однажды на сельской ярмарке Ли видела человека, который был настолько пьян, что не мог стоять на ногах, и она узнала признаки: кривая усмешка, покрасневшие глаза, стойкий запах бренди, поднимающийся от одежды, словно дымка от булыжной мостовой в летний день.

– Люблю тебя, представляешь? – проговорил Джеффри, как, по-видимому, думал, шепотом, а на самом деле так громко, что звук ударил Ли в висок, в котором уже и без того пульсировала боль. – Лучшее, что когда-либо случалось с этой семьей.

– Спасибо, милорд. Я тоже люблю тебя. – Она подсунула руки ему под мышки, но Джеффри был для нее слишком тяжелый. – Ты сможешь сам встать? Или мне позвать лакея?

– Я сам. – Он перевернулся на живот и встал на четвереньки. – Ноги не кривые.

– Знаю. – Ли тоже поднялась из своего не слишком приличного положения на полу. – Чашка кофе и хороший сон – и твои ноги будут как новенькие. Идем, тебе нужно лечь в постель.

Положив его руку к себе на плечи, Ли оперлась о его бок. Джеффри был слишком тяжелый, и ноги у него подкашивались. Поэтому Ли сильно опасалась, что они могут полететь назад и покатиться по лестнице, но он покачнулся вперед. Вместе они ковыляли, спотыкаясь, по коридору, натыкались на стены, наступали друг другу на ноги.

– А теперь прислонись к стене, пока я… открою… дверь.

– Не стоит, – пробормотал Джеффри, опускаясь на пол. – Неприлично, разве ты не знаешь?

– Глупости. – Схватив Джеффри за руку, чтобы не дать упасть, Ли повела его через комнату, освещенную лишь лунным светом, струящимся в окна, и слабым огоньком лампы, мерцающей через открытую дверь. – Нет ничего дурного в том, что сестра помогает брату лечь в постель, когда он сам не в состоянии сделать это.

Ли сдернула стеганое покрывало и опустила Джеффри на кровать. Глаза его закрылись. Ли поправила подушки у него под головой, отвела со лба влажные от пота волосы.

– Спокойной ночи, милорд. Увидимся завтра.

Он схватил ее за запястье.

– Не уходи… пожалуйста… не оставляй меня одного.

– Господи помилуй, что случилось? – Ей надо привести Ричарда, но она не может оставить Джеффри в таком состоянии. – Что произошло? Пожалуйста, расскажи мне.

Он смотрел на нее затуманенными глазами.

– Я пропащий человек, герцогиня. Не могу объяснить. Ричард должен благодарить меня, но не-ет… он бранится и читает нотации…

Его невнятные слова застигли Ли врасплох. Сердце заколотилось. Шея стала скользкой от пота, но от тревоги или от жары в комнате, Ли не знала. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Следовало уйти, ведь Джеффри сам не понимает, о чем говорит, но Ли не могла.

– Что ты имеешь в виду? Почему Ричард должен тебя благодарить?

– Потому что он любит тебя, – кивнул Джеффри. – И Элисон. Не Рейчел. Она – зло. Убила Эрика, знаешь…

Ли со вздохом отмахнулась от его бессвязных слов. Она не знала, испытала ли облегчение или больше испугалась, что за его пьяным бормотанием может скрываться правда.

– Пожалуйста, Джеффри, спи.

– Я погиб, Ли. Пропал.

– Ты просто пьян, – мягко возразила Ли, гладя его влажный лоб. – Утром жизнь покажется гораздо веселее.

Джеффри покачал головой, закрыл глаза.

– Нет. Ричард убьет меня. Я проигрался.

– Глупости. Ричард поможет тебе.

– Слишком поздно. – Он покачал головой из стороны и сторону. – Надежды нет. Я никогда не исправлюсь.

Ричард смутно сознавал, что спит. Он силился заставить себя проснуться, но бесполезно, слишком глубоко он увяз и ночном кошмаре. Толпа гуляющих собралась за столом, ломящимся от яств, виски капает на стол, как мрачное эхо вытекающей из его сердца крови.

Бесконечные тосты приветствуют возвращение домой усталого солдата. Эрик во главе стола, Рейчел с ним рядом, изображает послушную жену.

Ричард осушает свой стакан, а Эрик страстно целует жену. Сплетающиеся языки. Блуждающие руки. «Почему бы не овладеть ею прямо здесь, на столе, чтобы мы все смогли насладиться зрелищем», – кричит Ричард, хватая бутылку, затем уплывает прочь на пушистом белом облаке эйфории, за которой следует лишь благословенное оцепенение.

Белое облако превращается в гневный черный гром. Ричард мечется, оглушенный грохотом бесконечных взрывов, ослепленный вспышками режущего белого света, пока небо не раскалывается и он с размаху не приземляется прямо на свою кровать. Руки и ноги поломаны, но боли нет. Возможно, он все-таки умер, в конце концов.

Бесконечный сон. Ричард закрыл глаза и прекратил бороться. Теплые руки гладят. Язык, острый, как змеиное жало, лижет его снизу вверх, вновь возвращая разбитое тело к жизни.

Он в постели с дьяволицей, но его одурманенному сознанию все равно. Он хочет освобождения. Он погружается между ее раздвинутых ног. Женщина-демон стонет под ним, называя его по имени.

– Пожалуйста… нет… пожалуйста… нет… Скрип двери. Звук шагов.

Голос брата, уже давно покойного, вопль отчаяния.

– Ричард!

Рука тянется, злобные глаза светятся в темноте красным.

– Рейчел.

Весь в поту, с колотящимся сердцем, Ричард резко сел на кровати. От прохладного ночного воздуха по влажной спине пробежал озноб. Сквозь тягучую вязкость затянувшегося сна Ричард услышал голос Ли. Оглядевшись, он нашел ее, стоящую рядом с кроватью со свечой, зажатой в одной руке. Другую руку Ли прижимала к горлу.

– Я п-пыталась разбудить тебя. – Глаза ее были широко распахнуты, волосы в беспорядке рассыпаны по плечам и вокруг лица, неясно вырисовывающегося в тусклом свете. – Но не смогла. Ты метался и звал…

– Это был дурной сон, – прервал ее Ричард и провел ладонями по волосам и по лицу. – Тебе не о чем беспокоиться. Возвращайся в постель.

Она кивнула, но, судя по всему, он не убедил ее. Потом она схватила его за руки и потянула.

– Джеффри дома, он так пьян. Слышал бы ты, какие безумные вещи он говорил…

Ее слова попали в цель, словно град отточенных стрел, ударив по самым тайным страхам Ричарда. Сердце на какой-то миг остановилось, но он заставил себя оставаться спокойным, встал и натянул бриджи и рубашку.

– Что именно он говорил?

Она взмахнула рукой:

– Ничего определенного. Какие-то бессвязные слова, но потом он начал плакать и говорить то, чего я не поняла. О том, как ты разозлишься, когда узнаешь правду. Я сидела с ним, пока он не уснул, но по-настоящему забеспокоилась. Он говорил что-то про десять на сотню. Что это значит?

Ростовщики назначили такой процент? Возмутительно!

Если Джеффри был в таком отчаянном положении…

Ричард оттолкнул Ли в сторону и вылетел из комнаты. Ли что-то закричала ему вслед, но он не ответил из-за паники, сдавившей горло. Ноги казались слишком тяжелыми, шаги слишком медленными, когда он бежал по коридору. Пожалуйста, только бы не опоздать!

Ричард распахнул дверь в комнату брата и увидел, как Джеффри подносит к виску револьвер.

 

Глава 21

На какое-то мгновение в воздухе повисла ужасная тишина, отсчитывая секунды лишь оглушительными ударами сердца Ричарда. Он узнал в оружии один из пары дуэльных револьверов. Ему место в ящике, в запертой на ключ оружейной, а не в руке Джеффри.

Мысли Ричарда стали вялыми, кожа похолодела и, тем не менее, покрылась потом, когда паника попыталась завладеть им. Преодолевая удушающее чувство вины, он смотрел на Джеффри, который был настолько пьян, что не мог стоять прямо, не качаясь. С заряженным револьвером в руке.

Натянутый как струна, на дрожащих ногах Ричард сделал шаг вперед, решительно отодвинув в сторону панический страх. Сейчас нужна ясная голова и рассудительность.

– Положи револьвер, – сказал Ричард строго контролируемым голосом, который ничем не выдавал тот ледяной страх, державший сердце в тисках.

Красивое лицо брата с текущими по щекам слезами и с глазами, полными отчаяния, отпечаталось в мозгу Ричарда. Он сделал еще один медленный, осторожный шаг.

– Не двигайся! – пронзительно и отчаянно прокричал Джеффри.

Ричард вскинул руки:

– Давай поговорим, Джеффри.

– Слишком поздно. Как ты не понимаешь?

Ричард незаметно продвинул ногу вперед.

– Я понимаю, что тебе плохо. Я хочу помочь. Но ты должен положить револьвер.

– Я не хочу, чтоб ты и дальше расплачивался за мои пороки. Этого больше не будет. – Спазм исказил губы Джеффри, сдавил опухшие веки, его черты стали напоминать мрачную маску смерти. – Я не хотел говорить ему. Он хитростью вытащил это из меня.

– Я знаю, – отозвался Ричард, продвинувшись еще чуть-чуть вперед, чувствуя, как озноб охватывает тело, пробирается внутрь. – Это не имеет значения. Никогда не имело. Главное для меня – это ты.

Джеффри взмахнул рукой, револьвер опасно закачался рядом с головой.

– Я не приношу тебе ничего, кроме горя. Как ты должен ненавидеть меня!

– Нет! Я люблю тебя. Ты нужен мне. Ты мой брат.

– Уходи. Я не хочу, чтобы ты это видел.

– Ты застрелишься на моих глазах? – спросила из дверей Ли, и ее голос прозвучал успокаивающе мягко, как колыбельная. Ли сделала два шага в комнату. – Я думала, ты мой друг, мой брат. Сегодня ты сказал, что любишь меня, но теперь я сомневаюсь, что ты сказал правду. Неужели ты так мало меня любишь, что вынудишь смотреть на самоубийство?

Джеффри с трудом перевел на Ли полный муки взгляд.

– Ты не понимаешь. Я больше не заставлю Ричарда страдать!

– Ты шутишь. А сейчас, по-твоему, он не страдает? Или ты, в самом деле, веришь, что он будет счастливее, если ты умрешь? Хочешь, чтобы он похоронил еще одного брата? А как же Элисон? Ты правда думаешь, что она будет счастливее без своего дяди? Ты думаешь…

Ричард не вслушивался в ее слова. Он молился, чтобы Ли как можно дольше отвлекала внимание Джеффри, давая ему возможность незаметно, понемножку продвигаться на ватных ногах вперед. Дыхание жгло горло, как кислота. Он подобрался уже достаточно близко. Еще десять шагов, и все будет хорошо.

Взгляд Джеффри метнулся к нему.

– Я никогда не хотел причинить тебе страданий, Ричард. – Его палец на спусковом крючке сжался.

– Нет! – закричал Ричард и прыгнул вперед, когда услышал выстрел. Грохот оглушил, а от запаха крови затошнило. Ричард упал на четвереньки и пополз по полу.

Где-то на расстоянии он услышал испуганный вскрик. Расширяющееся кровавое пятно растекалось по рубашке Джеффри, но Ричард не мог разглядеть рану из-за того, что глаза заволокло дымом, слезами и горем, настолько огромным, что оно грозило поглотить его. Он снова потерпел неудачу.

– Приведи доктора! – закричал он, но Ли уже выбежала из комнаты. Он слышал ее голос, удаляющийся по коридору отдающий распоряжения. Ричард сдернул с кровати покрывало и прижал к груди брата. Ресницы Джеффри дрогнули.

– Почему, черт побери? – выдавил Ричард, ничего не видя от обжигающих слез. – Разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя?

– Я не стою твоей любви…

– Заткнись, чертов дурак. Я не позволю тебе умереть. Ты меня слышишь? Ты крепкий, выживешь. А потом я как следует отделаю тебя за то, что заставил меня пройти через это.

Сдавленная сиплость голоса противоречила гневным словам. Сколько еще страданий должна вынести семья? Сколько еще должна вытерпеть боли за грехи одного человека? Разве того, что будущее ребенка омрачено тайнами и ложью, недостаточно? Разве смерти Эрика недостаточно? Теперь еще и это?

Джеффри слабо засмеялся, потом от боли резко втянул воздух.

– Ничего не могу сделать как следует. Даже это.

В комнату вбежали два лакея, а вслед за ними Ли. Щеки ее были бледными, но она отдавала распоряжения так же четко и спокойно, как Веллингтон на поле боя.

– Помогите герцогу положить его на кровать. Осторожнее с головой. Приведите доктора сразу же, как он приедет, и принесите чистого полотна для перевязки.

Горничная внесла таз с чистой водой. Ли смочила в ней полотенце и протерла лоб и щеки Джеффри. Но он, поддавшись боли и алкоголю, уже не осознавал ее присутствия.

– С ним все будет хорошо, – сказала она, схватив Ричарда за руку.

Тепло ее, казалось, вытекает из кончиков пальцев и распространяется по его телу. Ее успокаивающее присутствие было единственной опорой в этом водовороте боли и страха, кружащемся вокруг Ричарда.

Он чувствовал себя каким-то странно отдаленным от этого момента, словно наблюдал за событиями с очень большого расстояния, через подзорную трубу или телескоп, перед глазами стояли темнота и туман.

Стало холодно, мозг оцепенел. Ричард не сознавал времени, ему казалось, что прошли часы, но, возможно, всего лишь минуты, прежде чем доктор, который лечил Ли, стремительно вошел в комнату. Парик криво сидел у него на голове, жилет был застегнут только наполовину, словно доктор одевался в спешке и в темноте, но весь его облик и решительный шаг говорили о едва сдерживаемой энергии, которая не вязалась с дородной фигурой.

Он начал снимать с Джеффри рубашку.

– Если хотите, можете уйти, – сказал он Ли. – Зрелище будет не из приятных.

Ли покачала головой:

– Нет, я останусь и помогу вам.

Ричард бы сильно удивился, ответь она иначе. Если он что и узнал о своей жене, так это то, что под ее мягкой женственной внешностью скрывается стальной стержень.

Доктор коротко кивнул. Он освободил рану Джеффри.

– Пуля разорвала мягкие ткани левого плеча, – сказал он, осторожно прощупывая зияющую дырку каким-то инструментом, который выглядел так, словно предназначался для того, чтобы пытать невинные души во времена испанской инквизиции. – Оторвала кусок кожи, кусок мышцы, но кость, кажется, не задела.

Желудок Ричарда запротестовал, но Ли, похоже, это не вывело из равновесия. Она забрала у доктора окровавленный инструмент и подала ему следующий.

Доктор щурился, очки соскользнули ему на кончик носа, он доставал из развороченной плоти кусочки ткани.

– Если инфекция не попала, то рана затянется быстро и он скоро снова будет как огурчик. Хотя болеть будет изрядно и, возможно, придется ограничить движения. А в целом очень везучий молодой человек.

Промыв рану, доктор зашил ее, приложил мазь и забинтовал полосками ткани.

– Секрет в том, чтобы держать рану чистой и должным образом забинтованной. Дайте ему опия от боли и свяжитесь со мной при первых признаках ухудшения.

– Спасибо, что пришли, – сказала Ли, ведя доктора к двери. – Я провожу вас.

Ричард подтащил стул к кровати и сжал руку брата. Джеффри лежал неподвижно, как мертвый. Лицо его было такого же белого цвета, как подушки под головой. Если б не ритмичное движение груди, Ричард поверил бы, что Джеффри уже умер.

Дверь скрипнула. Ричард понял, что это Ли, понял безо всяких слов. Он услышал ее мягкие шаги по полу, почувствовал, как ее рука обняла его за плечи. Ричард притянул Ли ближе, ища ее тепла, ее силы и здравомыслия в этом внезапно обезумевшем мире. Ли взяла его руку в свою, и они сидели вместе, ничего не говоря, всю ночь.

Спустя восемь часов Джеффри все еще лежал без сознания и дрожал от макушки до пяток, словно в малярии. Дыхание его было поверхностным, руки и ноги беспрестанно дергались.

Ричард сдвинул повязку, чтобы осмотреть рану. Не было ни признаков нагноения, ни покраснения, ни жара. Ничего такого, что объяснило бы испарину на его пылающих щеках.

– Температуры у него нет, – сказала Ли, приложив ладонь ко лбу Джеффри. – Думаешь, все-таки инфекция?

– Нет, – ответил Ричард. Он закрыл глаза и потер виски кончиками пальцев. – Это похмелье. Он борется не только с инфекцией, но и со своим пристрастием к выпивке.

– Ты видел такое раньше?

– Несколько раз, любовь моя. В армии.

Его терзало недовольство собой, но он отрешился от этого. Ему требовалось сосредоточиться здесь и сейчас. Ричард привлек Ли в свои объятия. Глаза ее были ясными и яркими, хотя под ресницами залегли тени, а вокруг губ – морщинки усталости, и еще одна стрела вины пронзила его истерзанную душу.

Единственным утешением во время этого ночного кошмара была для него тихая сила Ли, ее непоколебимая поддержка и сознание, что Элисон благополучно спит в своей комнате.

– Воды, – прохрипел Джеффри.

Ричард приподнял брата за плечи, а Ли поднесла к его губам стакан. Губы и язык дрожали так сильно, что жидкость потекла по подбородку. Ли схватила с прикроватной тумбочки ложку и влила воду в рот Джеффри.

С бесконечным терпением она ждала, когда он проглотит, потом повторяла процесс, пока он не сжал губы.

Ричард потер лицо руками. Отросшая за ночь щетина царапала ладони. Шли часы. День перешел в ночь.

Затем снова день. Время смешалось, чувства притупились, а Джеффри то приходил в сознание, то снова отключался. Временами он казался почти в ясном уме, потом метался и бредил.

Сначала он требовал выпить, затем просил, потом умолял.

Они дали ему опия, чтобы облегчить страдания.

– Если он не перестанет так метаться, – наконец на третий день сказал Ричард, – то повредит раненое плечо. Нам придется привязать его.

Ли разорвала простыню на полоски и подала их Ричарду, чтобы привязать руки и ноги Джеффри к кроватным столбикам.

Потом обвила Ричарда руками за талию и прислонилась лбом к его плечу. Ноги у него дрожали почти так же сильно, как и у Джеффри, но он твердо прижал ее к груди, чувствуя, как бьется сердце в ее теле, теплом, сильном и живом. Он приник губами к ее шее, глаза горели от слез, но он винил усталость.

– Пустите меня! – закричал Джеффри. – Развяжите меня, вы, грязные дикари, или мой брат убьет вас!

Ричард потер пальцами горящие глаза.

– В молодости мой дед много путешествовал по колониям. В тех редких случаях, когда он снисходил до нас, дед забивал наши головы историями о кровожадных дикарях. В детстве у Джеффри это было любимой игрой.

– Ясно. – Ли погладила тыльной стороной ладони щеку Джеффри. – Это просто сон, милорд. Мы с Ричардом здесь, с тобой.

– Мои ноги! – закричал Джеффри, натягивая удерживающие его полоски ткани. – Мои ноги в огне. Ричард, помоги мне…

Ричард заставил брата выпить немного чая с опием. Через несколько минут лекарство оказало свое действие и Джеффри погрузился в беспокойный сон. Ричард повернулся к Ли. Она почти не отходила от Джеффри, только чтобы поесть, помыться или взглянуть, как там Элисон. Кожа стала мертвенно-бледной, глаза запали, и все равно Ли была так красива, что сердце Ричарда ныло, а горло сжималось.

– Тебе надо поспать.

Она покачала головой:

– Я не оставлю…

– Я настаиваю, Ли. Ты выглядишь измотанной и смертельно усталой. Я не хочу, чтобы ты опять заболела. Ты должна отдохнуть.

– Я, должно быть, похожа на пугало, – проговорила она с усталой улыбкой на губах и дразнящими искорками в зеленых глазах. Потом пригладила руками волосы, скрученные на затылке в тугой узел. – Нам обоим нужно отдохнуть. Может, будем спать по очереди?

– Хорошая идея. Ты первая.

Она смотрела на Джеффри так долго, что Ричард подумал, что она станет возражать. Но затем она повернулась к нему и просто кивнула. Мягко велела позвать, если Джеффри проснется, Ли привстала на цыпочки и поцеловала мужа. Когда отступила, Ричард схватил ее за талию, притянул к своей груди и спрятал лицо у нее на шее. Тепло ее тела просачивалось до самых костей успокаивающим бальзамом для той мучительной агонии, которая медленно разрушала его.

– Я люблю тебя, – сказала Ли, отклоняясь назад и заглядывая ему в глаза.

Он накрыл ее губы своими. Он поглощал ее слова, смаковал дыхание. Она нужна ему сейчас больше, чем когда-либо, но ей нужно отдохнуть.

– Иди поспи. Я позову тебя, если он проснется. – Повернув голову, он поцеловал ее ладонь.

Она на мгновение заколебалась, затем кивнула и вышла из комнаты.

Ричард тяжело опустился на стул рядом с кроватью. Ему хотелось сказать что-нибудь успокаивающее, но горло так сдавило, что он едва мог дышать. Поэтому он просто сжал руку брата в своей.

Джеффри открыл глаза и посмотрел прямо на него. Какое-то мгновение взгляд его казался ясным, словно брат был в здравом рассудке, потом он снова бессвязно забормотал:

– Эрик, осторожнее… не хотел говорить… Ричард, где ты… – Голова его металась по подушке. Щеки были теплыми и красными.

– Рассказал Джеймисону, и вот что случилось. Ричард, прости меня, прости…

С того момента как Джеффри начал бредить, Ричард боялся того, что он может сказать, а Ли услышать. Он старался успокоить себя, что это не страшно, даже если она и услышит слова Джеффри. Они бессмысленны. Бессвязны. Она не поймет их значения.

– Ричард, где ты?

– Я здесь, Джеффри. Я здесь. – Ричард положил на лоб брата полотенце, смоченное в экстракте белены. Он был настолько погружен в сожаления и самобичевание, что не слышал, как подошла Рейчел. Ричард понятия не имел, что она в комнате, пока запах лавандовой воды не достиг его ноздрей. Рейчел положила ладонь ему на плечо.

Он оттолкнул ее руку и встал, чтобы у Рейчел не было соблазна дотронуться до него еще раз.

– Чего ты хочешь, Рейчел?

– Посмотреть, как дела у моего дорогого брата, разумеется.

Как будто ее это волнует. Нет, она здесь для того, чтобы посмотреть, как повернуть эту трагедию к своей выгоде.

На Рейчел было изящное утреннее платье персикового цвета, который оттенял естественный румянец на щеках. Глаза были светлыми и ясными, не тронутыми усталостью. От недостатка сна Рейчел явно не страдала.

– Я не понимаю твоего гнева по отношению ко мне, Ричард. Правда не понимаю. Если, как ты говоришь, прошлое мертво и похоронено, почему бы тебе, по крайней мере, не быть со мной вежливым? Или же… – она накрыла его ладонь своей, провела кончиками пальцев вверх-вниз по руке, – ты лжешь и по-прежнему любишь меня, как и я тебя.

– Едва ли, сударыня, – проворчал Ричард. – От твоего вида меня тошнит так, что приходится искать ночной горшок, иначе меня вывернет прямо на месте. При звуках твоего голоса я жалею, что меня не поразила глухота, а от твоего прикосновения по коже бегут мурашки. А теперь убери свою руку, или это сделаю я.

– Мурашки бегут от неприязни? Или это дрожь желания, которое ты пытаешься отрицать?

Он сверлил Рейчел взглядом до тех пор, пока она не убрала руку.

– Сейчас не время и не место для подобных споров. Не хочу, чтобы Джеффри страдал еще больше, чем уже страдает.

– Ты пытаешься сказать, что мое присутствие может причинить ему страдания? Но я всегда была исключительно добра к Джеффри.

Ричард фыркнул:

– Ты искренне веришь, что все вокруг считают тебя ангелом, сошедшим с небес, дабы осчастливить нас своим неземным присутствием? Джеффри видел, как ты обращалась с Эриком, слышал все твои колкости, насмешки и издевательства. Он винит тебя в смерти Эрика. Как и я.

В ее глазах вспыхнул гнев и что-то еще, что-то темное и неясное, что Ричард не смог распознать.

– Вы оба ошибаетесь, – парировала она. – Я не приставляла ту бутылку к его губам. И не сажала его на лошадь, и не заставляла нестись сломя голову среди ночи.

– Ты сделала его жизнь невыносимой. Он пил, чтобы сбежать от тебя!

– А как насчет тебя, святой ты наш? Считаешь, во всем этом нет твоей вины?

– Я знаю, какую роль сыграл я. – Ричард подошел к окну. Он устремил взгляд на горизонт, на облака, усеивающие вечернее небо, на экипажи, наводняющие улицу, – представители высшего света спешили с одного суаре на другое. – И нет такого дня, когда бы я не испытывал чувства вины.

– Я услышала слова Джеффри, когда вошла. – Рейчел подошла, встала рядом и воззрилась на него со злорадным блеском в глазах. – Теперь я знаю, почему ты женился на девчонке. Ты сделал это, чтобы защитить Элисон. Как восхитительно! Как благородно! И крайне уместно! Мне только интересно, что скажет твоя жена, когда узнает правду. Будут ли ее глаза все так же светиться любовью и обожанием, как сейчас? Или и ее взгляде зажжется ненависть?

– Если ты расскажешь ей, – сквозь зубы процедил Ричард, чувствуя, как напрягается спина и от ледяной ярости кожа покрывается холодной испариной, – клянусь всем святым, я убью тебя!

Рейчел улыбнулась из под ресниц деланно застенчивой, соблазнительной улыбкой, как будто и не слышала смертельной угрозы в его голосе.

– Ну, ну, Ричард, разве так разговаривают с матерью своего единственного ребенка?

 

Глава 22

Ли не собиралась спать, она хотела лишь немножко отдохнуть, но когда в следующий раз открыла глаза, прошло двенадцать часов. Молча проклиная свою слабость, она быстро накинула одежду и заспешила по коридору. Войдя в комнату Джеффри, увидела, что он, похоже, спокойно спит.

Хотела бы Ли сказать то же самое о Ричарде, чьи длинные ноги свешивались с подлокотника кресла, а черные волосы резко контрастировали с красной парчой обивки и заливающим комнаты солнечным светом. Щеки, хотя и заросшие щетиной казались резче очерченными. Голова его свесилась под таким необычным углом, что Ли подумала, он наверняка проснется с затекшей шеей.

И все же впервые с тех пор, как начался этот кошмар, он спит, и Ли не станет тревожить мужа, хотя ей и хочется привлечь его в свои объятия и предложить утешение, в котором он так нуждается, но никогда не попросит. Он такой сильный, такой смелый для всех вокруг, однако, похоже, думает, что должен страдать в одиночестве.

Еще никогда ей не доводилось видеть такой глубины чувств, такой любви брата к брату. Отцовский пример семейной привязанности всегда был печально далек от образцового. Она приложила пальцы к уголкам глаз, удивившись, что на них осталась влага.

У течение ночи Ричард развязал путы, удерживающие руки и ноги Джеффри. Она приложила ладонь к щеке раненого. Кожа была прохладной и сухой. Глаза, когда они открылись и встретились с ее взглядом, казались ясными, свободными от замешательства и боли. Ли улыбнулась.

– Хочешь воды?

Джеффри попытался заговорить, но получился только сип. Он кивнул, затем поморщился, и губы его скривились, как будто живот скрутило.

Она поднесла ему стакан.

– Пей медленно. И не обращай внимания на вкус. Тут опий, чтобы облегчить боль.

– Хватит, – пробормотал Джеффри. – Что случилось? Я заболел?

Ли прикусила нижнюю губу.

– Ну… ты вернулся домой несколько дней назад, довольно поздно. Ты что-нибудь помнишь?

Мышцы у него на шее напряглись.

– Смутно. Продолжай.

– Ты был… расстроен. Кажется, проиграл довольно крупную сумму и…

– Вспомнил, – хрипло прошептал он. Правая рука пробралась вверх по груди, провела по повязке на левом плече.

Он окидывал взглядом комнату, пока не обнаружил Ричарда. Джеффри испустил сдавленный стон. Глаза закрылись, губы напряглись. – Боже, он никогда не простит меня!

– Не говори ерунды, – мягко пожурила его Ли, хотя у самой горло перехватило. Она убрала его руку от раны и накрыла до подбородка. – Ты очень сильно напугал нас всех, но больше всего Ричарда. Не делай ему еще больнее, сомневаясь в его любви к тебе.

Джеффри прижал костяшки пальцев к глазам, но это не помогло остановить слезы, покатившиеся по щекам.

– Я знаю, ты права, но мир казался таким унылым. И до сих пор кажется.

– Ш-ш, – прошептала Ли. Горло ее сжималось все сильнее. – У тебя еще будет время для беспокойства. А пока ты должен отдыхать и поправляться.

– Джеффри! – воскликнул Ричард, вскакивая с кресла. Улыбка была одеревенелой, а глаза быстро моргали. Ричард упал на колени рядом с кроватью, схватил руку брата и сжал с такой силой, что Джеффри поморщился.

Ли поднялась и на цыпочках вышла из комнаты, оставив братьев наедине проливать слезы.

Ричард потер руками глаза. Гора бумажной работы покрывала стол. Банковские счета и сделки. Контракты и закладные.

Ричард рылся в документах, пытаясь решить, что сохранить, а что ликвидировать, дабы покрыть чудовищный долг Джеффри.

Имения и неотчуждаемую собственность нельзя трогать, как нельзя изменять условия брачного контракта или доверительные суммы, выделенные на приданое Элисон. Доля Рейчел тоже должна оставаться нетронутой.

Со вздохом раздражения он отодвинул бумаги в сторону. Как сосредоточиться на финансах, если он только и может думать, что о Ли? Больше не в состоянии усидеть на месте, он вскочил и начал мерить шагами комнату. Ладонью потер затекшие мышцы шеи, ноющие от с трудом сдерживаемого напряжения.

В течение последних семи дней состояние Джеффри продолжало улучшаться. Рана не показывала признаков инфекции, а тело медленно привыкало к отсутствию алкоголя. Но Ричард все равно оставался рядом с братом.

Когда он покидал спальню больного, то либо уединялся с Элисон, заверяя малышку, что дядя скоро поправится, либо под предлогом усталости уходил к себе. Один.

Как худший из трусов, бегущий с поля боя, Ричард избегал своей жены и знал это, но не мог посмотреть ей в лицо. Не сейчас, когда его эмоции так открыты, так обнажены.

Все то время, пока Джеффри бредил, Ричард боялся того, что брат может сказать, а Ли услышать. Единственный раз, когда Джеффри бредил о прошлом, Ли в комнате не было. Кажется, будто Господь ответил, наконец, на молитвы Ричарда.

Но Рейчел узнала причину поспешной женитьбы. Рейчел настолько порочна, что на самом деле верит: Ричард однажды простит ее и вернет в свою постель.

Теперь только вопрос времени найти какое-то средство, чтобы погубить его, погубить Ли, даже если при этом погубит собственную дочь – ребенка, которого Ричард любит больше жизни.

Ребенка, которого он зачал с женой брата.

Господи помилуй, это звучит отвратительно. Можно лишь представить ту злобную радость, с которой общество будет смаковать этот скандал. Пока Элисон еще слишком мала, чтобы понять, но однажды наступит день, когда его прелестная малышка узнает правду.

Как и его жена. Его милая, доверчивая, невинная жена.

Страх, больший, чем когда-либо, выбил дыхание из легких, пронизал холодом тело, вызвал дрожь в руках. Слишком поздно осознал Ричард опасность. Он полюбил свою жену. Нет, свирепо подумал Ричард. Он осознал опасность уже давно, но не прислушивался к собственным предостережениям. Почему он впустил Ли в свое сердце, ведь поклялся же больше никогда никого не любить?

Он должен был защититься от нее. Он и намеревался, да ничего не вышло. Его с самого начала восхитила ее смелость, едва Ли ворвалась к нему в дом и швырнула в лицо его брачное предложение. И потом, когда она стойко сносила презрение света ради него и когда отказалась подчиниться запрету ездить в приют, и хотя она горевала по своей утерянной сестре, но не позволяла отчаянию овладеть собой. Нет, Ли взяла на себя миссию в одиночку спасти всех сирот Англии.

Ли неминуемо узнает отвратительную правду, и восхищение, горящее в ее взгляде, превратится в отвращение, а отвращение – в ненависть. И кто станет винить Ли за это?

Как она сможет понять, почему Ричард спал с женой брата – зачал ребенка с женой брата, – когда он сам этого не понимает? Как сможет простить его, когда Ричард сам никогда себя не простит?

Он знал, что потеряет Ли, и сомневался, что переживет это. Он должен защитить себя. Должен проложить некоторое расстояние между ними. Немедля. Прежде чем станет зависеть от ее любви. Тогда будет не так больно, если Ли в отвращении отвернется от него. Еще не поздно спастись.

Он провел рукой по волосам и укрепился в своей решимости. У него нет выбора! Он должен защитить себя. Послышался стук в дверь. На пороге возник Харрис, хотел заговорить, но громкий голос прервал его:

– Нет нужды объявлять меня, дружище. Я знаю дорогу.

Пирс, виконт Грейдон, вошел в комнату. Он бросил свой стек и перчатки на ближайший стул, потом снял шляпу, выпуская на волю буйную шевелюру песочного цвета, выгоревшую на солнце.

– Привет, Ричард. Ты чего тут корпишь в такой отличный денек?

Ричард выдавил улыбку, хотя губы его онемели, а ребра болели, как будто сердце вырезали из груди.

– Пора тебе объявиться в Лондоне. Я уж начал думать, что ты предпочитаешь деревенскую жизнь.

– Это я-то? – усмехнулся Пирс, приподняв в беспутной улыбке уголок губ. Зубы блестели на фоне бронзового лица. – Да никогда! Меня на несколько дней задержали в «Белом олене» захромавшая лошадь и грудастая блондинка. Ты же меня знаешь, Ричард. Я никогда не пройду мимо дамочки с перезрелыми дынями, которая рада угостить ими.

Ричард рассмеялся. Веселый юмор друга был словно долгожданный бальзам для его натянутых нервов.

– Пирс, надеюсь, ты никогда не изменишься, ибо печален будет тот день для одиноких девиц на всем свете. Садись, Друг.

– А как насчет тебя? – с лукавыми искорками в глазах поинтересовался Пирс, плюхаясь в вертящееся кресло. – Ходят слухи, что ты так увлечен своей молодой женой, что все киприотки и жрицы любви уже оставили всякую надежду, что ты когда-нибудь снова удостоишь их вниманием. Я слышал из достоверных источников, что на всех раутах и балах ты не отходишь от нее ни на шаг, рыча и фыркая на любого, кто осмелится хотя бы взглянуть на нее.

Чересчур точная картина поведения Ричарда, нарисованная Пирсом, заставила герцога поморщиться. Он ведет себя как влюбленный дурак, потому что и есть влюбленный дурак. Его мысли полностью поглощены Ли, запахом ее кожи, вкусом губ, жаром страсти. Его тело пробуждается к жизни от одного лишь вида ее улыбки.

– Чистейшее преувеличение, – как можно небрежнее отозвался Ричард, и горло сжалось от этой лжи. – В эти последние недели неприятностей у меня было с лихвой, а в твое отсутствие просто не было подходящего компаньона для того, чтобы как следует разгуляться. Готов сегодня вечером освободить меня от домашних цепей?

– Конечно, – весело согласился Пирс, потом улыбка его сникла, брови сдвинулись, искры веселья исчезли из глаз. Он пальцами обвел край своей шляпы. – Ну, как там твой брат?

– Значит, ты слышал? – Ричард потеребил кончик носа. – И что болтают?

– Что он пытался застрелиться.

– И ему, дурню, это чуть не удалось.

– Значит, он поправляется?

– Благодарение Богу и моей жене. – Ричард провел дрожащей рукой по лицу, он вспомнил брата, приставившего револьвер к голове, – картина, которая будет преследовать Ричарда до конца жизни. Он до сих пор ощущал запах дыма, крови, едкого пота собственного страха. – Он прозрел, по крайней мере, так говорит, и клянется, что исправится, а поскольку почти неделю был привязан к кровати и не мог добраться до шкафа с выпивкой, то по этой причине я не могу предложить тебе, бренди. Я приказал все убрать подальше. Когда Джеффри начнет ходить, не хочу, чтобы у него перед глазами был соблазн.

– Судя по всему, мальчик готов повзрослеть, – тихо заметил Пирс, встречаясь с Ричардом взглядом. – Ради тебя я надеюсь, что это так. Вид у тебя такой изможденный, прямо как у обезумевшего Гамлета.

– Спасибо за сравнение, – невесело усмехнулся Ричард, потерев ладонью небритый подбородок. – Но хватит о моих проблемах. Расскажи мне новости из Грейдон-Холла. Какие у тебя планы в отношении имения?

Пирс сосредоточенно разглядывал носки своих черных ботфорт.

– Боюсь, новости не слишком хорошие. Сундуки пусты. Имение выжато досуха. Я вынужден добывать деньги весьма банальным и тяжелым путем. Контракты подписаны. Объявление скоро последует. Я женюсь на наследнице.

Глаза Ричарда потрясение расширились. Затем потрясение сменилось весельем. Он фыркнул и рассмеялся, и смеялся до тех пор, пока не заболели бока. Лицо Пирса оставалось мрачным, словно он сидел верхом на лошади с петлей на шее, ожидая, что животное вот-вот выдернут из-под него.

– Значит, это не шутка? – все еще смеясь, спросил Ричард. – Кто же счастливица?

– Леди Джулия Хотон.

Ричард поежился.

– Надменная красавица, холодная как лед. Ну, давай выкладывай, дружище. Я хочу знать все ужасные подробности.

– Имение Хотонов граничит с моим, – с горечью проговорил Пирс. – У маркиза единственный ребенок, дочь, которая, к его великому огорчению, по какой-то непостижимой причине решила, что хочет выйти за меня. После трех сезонов, без какой-либо перспективы брака на горизонте, ее отец оказался в таком отчаянии, что готов удовлетвориться даже простым виконтом, новоиспеченным, к тому же беспутным. Жалованная грамота, похоже, позволяет передавать состояние по женской линии. Перед тобой, Ричард, племенной жеребец.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – тихо проговорил Ричард, передвигая ручку с чернильницей к краю стола, потом возвращая их обратно на середину. – Меня самого купили с потрохами.

Пирс заворчал:

– Полагаю, твоя ситуация разительно отличается от моей. Ты принес себя в жертву на алтарь отеческой любви. Я же, напротив, элементарно и пошло продаю себя за деньги.

– Значит, ты в хорошей компании, – сказал Ричард, борясь с непреодолимым желанием врезать кулаком в стену или еще во что-нибудь, лишь бы прогнать чувство вины и боли, терзающее душу, образ Ли, преследующий его в снах, неотступное желание, которое испытывает к своей жене. – Половина мужей высшего света куплены своими женами. Так что давай-ка возобновим наши холостяцкие пирушки и утопим все свои горести в виски.

– С радостью, – согласился Пирс, обретая обычную бодрость духа.

Раздался тихий стук в дверь.

До этого момента Ричард и не подозревал, насколько сильно он трусит. Руки у него задрожали, дыхание сбилось. Комната внезапно показалась намного меньше, стены давили, и не было никакой надежды на спасение. Ему хотелось запереть дверь, забаррикадировать дверь. Все что угодно, лишь бы не смотреть Ли в лицо.

Вместо этого он сунул руки за пояс бриджей, крикнул «войдите» и затаил дыхание.

Вначале дверь чуть-чуть приоткрылась. Потом появилась ее изящная ладошка. Потом заглянула сама Ли, вся сплошь золотистые локоны и сияющие глаза. Ее улыбка осветила лицо, как солнечный луч в пасмурный день, ослепляя своей яркостью.

– Прошу прощения, – сказала Ли, встречаясь с Ричардом взглядом и приподнимая уголки губ в робкой улыбке, словно не была уверена, что ей рады. – Я не знала, что ты не один.

Мелодичный голос, мягкий и волнующий, окутал Ричарда, притягивая ближе, ноги двинулись по собственной воле. Он забыл и про свою решимость держать оборону, и про Пирса, как желторотый юнец пожирая жену глазами. Напряжение охватывало Ричарда, растекаясь от кончиков пальцев до самых стоп, сжимая мышцы спины, мешая понять, что Ли говорит, пока дверь не стала закрываться.

– Нет, подожди! – крикнул он и сам услышал, с каким отчаянием это прозвучало, как будто если дверь закроется, он больше никогда не увидит Ли. Какие глупые мысли!

Она шагнула в комнату. Золотистые волосы растекались по плечам блестящими ниспадающими локонами. Простое зеленое платье бледнело в сравнении с ясной зеленью глаз, и их янтарные крапинки улавливали свет, струящийся в окна, придавая им какое-то колдовское сияние, порабощающее его.

Горло Ричарда сжалось, а во рту так пересохло, что выпил бы, наверное, целое ведро воды, чтобы утолить жажду. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не поддаться безудержному порыву, схватить Ли в объятия, впиться в губы, овладеть ею прямо здесь, на полу библиотеки. Он сошел с ума.

Какой-то сдавленный звук заставил Ричарда взглянуть и сторону Пирса. Пирс стоял, одеревенелый, словно окоченевший труп, лицо белое, глаза широко раскрыты и устремлены на Ли. Его губы зашевелились, но он не издал ни звука, потом чуть слышно прошептал имя.

Ричард бросил быстрый взгляд на Ли, но она, похоже, не услышала. Он озабоченно нахмурился.

– Может, послать за доктором? – проговорила Ли. Звук ее голоса вырвал Пирса из тех чар, которые завладели им. Дыхание вырвалось судорожным вздохом. Щеки стали такого же малинового цвета, как и его жилет. Пирс поклонился:

– Прошу прощения, что напугал вас, ваша светлость. Это просто усталость с дороги, ничего больше, уверяю вас.

С чопорной формальностью Ричард представил их друг другу. Ему надо как можно скорее удалить Ли из комнаты, пока он не поддался соблазну и не схватил ее в объятия, наплевав и на приличия, и на благоразумие, и на присутствие Пирса.

– Счастлива, наконец, познакомиться с вами, лорд Грейдон. Знаете, я слышала о вас столько плохого.

– Боюсь, все это правда. – Пирс взял ее руку и поднес к губам. – Насколько я понял, вы родом из Ланкашира.

– Верно, – ответила Ли. – А вы новый лорд Грейдон. Тетя писала мне, что старый лорд умер. Она намекала на какие-то скандальные слухи и древние тайны. У тети склонность к мелодраматизму. Как и у меня, боюсь, – с тихим вздохом добавила она.

– А вы, случайно, не состоите в родстве с Бартонами из Хилл-фрит-Мэнора?

– Бартон – девичья фамилия моей матери, – ответила Ли. – Но мама умерла, и осталась только ее сестра…

– А больше никого нет? – резко спросил Пирс, отчего брови Ли поднялись, глаза расширились.

– Что вы хотели, мадам? – вмешался Ричард, торопясь удалить ее из комнаты, пока Пирс не высказал подозрения, Которые лишь причинят ей боль.

От такой грубости Ли заморгала. Повернувшись к Ричарду, склонила голову набок, и теплый румянец залил щеки.

– Мы с Элисон хотели пригласить тебя поужинать с нами в саду. Или распорядиться, чтобы тебе отнесли поднос в комнату Джеффри?

– Сегодня я поужинаю с Грейдоном, – сказал он, беря ее за руку и ведя к двери, и тут же пожалел, что дотронулся до жены, поскольку жар ее кожи, запах роз, исходящий от волос, заставили его кровь вскипеть, а сердце сбиться с ритма. – Что-нибудь еще?

Ли покачала головой.

– Тогда я попрощаюсь с тобой.

Замешательство от его отрывистого тона отразилось у нее в глазах.

– Да, конечно, – сказала Ли. – Прости, что побеспокоила тебя. Приятно было познакомиться с вами, лорд Грейдон.

Она сделала быстрый книксен и с достоинством удалилась. Без нее комната сделалась унылой. Ричард потер ладонью грудь, словно мог стереть пустоту там, где когда-то было сердце. Он должен проложить расстояние между ними, и как можно скорее, потому что желает Ли так, как никогда никого в жизни не желал, и это убивает его.

Он повернулся к Пирсу.

– Ричард, – сдавленно проговорил друг, стоя с белым, как шейный платок, лицом. – Ты ни за что не поверишь. Твоя жена похожа на нее как две капли воды. Сходство просто порази тельное. Как будто они сестры.

 

Глава 23

Ричард прислонился спиной к двери и мутными глазами смотрел на голую шлюху в постели. Еще никогда ему не доводилось видеть таких огромных грудей. В комнате стоял стойкий запах эля и пота. Ими провоняла постель, стены, сам воздух. Тошнота подступила к горлу.

Что он делает в этой вонючей, кишащей крысами клоаке, когда может быть дома, со своей женой, единственным глотком свежего воздуха в его мерзкой, несчастной жизни?

Ли… От одной лишь мысли о ней жар желания забурлил в жилах. Но это не просто физическое влечение, хотя, конечно, она есть всегда, эта пылающая жажда, эта отчаянная потребность обладать ею. Но есть и другое. Нечто такое, чего он никогда прежде не испытывал. Желание лелеять Ли на своей груди, вдыхать запах ее волос и кожи, слышать милый, успокаивающий голос, рассказывающий о том, чем она занималась в течение дня, каким детям в приюте нужна одежда, какие еще приюты просят ее о помощи, какие блюда она планирует на неделю.

Он хочет знать обо всех ее заботах и радостях. О печалях и боли. Он желает Ли, черт побери! Только ее.

Желудок сжался, снова грозя тошнотой, подступающей к горлу. Ричард вытащил из кармана соверен, бросил его на кровать, затем, покачиваясь, вышел и подошел к следующей комнате дальше по коридору.

Постучал в дверь.

– Я ухожу! – прокричал он сквозь деревянную створку. – Потом пришлю за тобой карету.

– Так быстро управился? – пьяно удивился Пирс. – До утра о карете не беспокойся. К тому времени мы с милашкой должны накувыркаться.

Махнув рукой, Ричард спустился по лестнице и прошагал через пивную, полную пьяных матросов и шлюх, чей грубый хохот был слышен даже на улице. Оказавшись в карете, Ричард потушил все лампы и позволил темноте окутать себя. Колеса, грохочущие по неровной булыжной мостовой, усилили пульсирующую боль в голове.

Многие люди недоумевали, почему он водится с таким распутником, как Пирс, который, похоже, с дьявольским упорством стремится к саморазрушению. Только Ричард знал, что за человек скрывается под маской беспечной испорченности. Они родственные души, преследуемые грехами своего прошлого.

В редких случаях доброе сердце того человека, которым Пирс когда-то был, проступало через эту маску. Как в тот раз, когда он проницательно сказал Ричарду, как, должно быть, ужасно пережить своих детей. Но, по жестокой превратности судьбы, жизнь Пирса повернется совсем по-другому.

Если подозрения Ричарда верны, Пирс – отец ребенка Кэтрин Джеймисон. Нет сомнений, что они были знакомы. Пирс много времени проводил в имении дяди, расположенном не так далеко от родительского дома Ли, но Пирс не из тех мужчин, которые могут соблазнить невинную девушку, а потом бросить на произвол судьбы. Он ограничивает свои недозволенные связи шлюхами и куртизанками, женщинами, которым хорошо платит за их услуги.

Нет, если это правда, случилось что-то более злополучное. Ричард мог бы побиться об заклад на тысячу фунтов, что это отец Ли запустил в движение всю эту грязную историю. Вот еще один кусочек головоломки, которую Ричард пытался решить, хотя пока его поверенным ничего не удалось найти. Отсутствие следов неудивительно, ведь столько лет прошло.

Карета, дернувшись, остановилась. Ричард поднялся по лестнице, вошел в свою комнату и направился прямо к Ли.

Кровь ревела в ушах, стучала в венах, виски туманило мозг до тех пор, пока желание не сделалось неистовым. Ричард стиснул руки в кулаки и прижал их к двери. Крепко зажмурился и застонал.

Сколько ему потребуется времени и сил, чтобы вырвать Ли из своего сердца? Изгнать из своей души?

Коварный голос внутри его насмехался: «Открой дверь или ты боишься?» Он схватился за ручку, повернул. Только один взгляд, пообещал он себе.

Ему нужно только взглянуть. Ну какой от этого вред? Он тихонько приоткрыл дверь. Ли спала на кушетке. Золотистые волосы рассыпались по подушкам – золотой огонь на сочном зеленом бархате. Рядом на столике – раскрытая книга. Свеча почти догорела.

Пальцы дрожали, когда Ричард отводил мягкие локоны со лба, обводил тонкую линию скулы. Жар взметнулся вверх по руке, прожег до кости. В голове пульсировало.

Это безумие. Он знает, что обречен на поражение. Стараясь не разбудить, Ричард осторожно взял ее на руки и понес на кровать. Но когда должен был отпустить ее, не отпустил. Не смог.

Нежным поцелуем Ричард прижался ко лбу. Он понимал, что если поцелует в губы, то уже никогда не отпустит ее. Он окидывал жадным взглядом все ее тело, запоминая очертания, формы. Длинные стройные ноги, очерчиваемые шелком платья. Мягкая выпуклость бедер. Нежный изгиб лебединой шеи. Ричард хотел заключить Ли в объятия и прижать к груди. Хотел любить ее.

Невероятным усилием воли он оторвал взгляд от ее лица, выжигая ее образ в своем мозгу. Позолоченные солнцем волосы. Овал лица. Скулы, рдеющие нежным румянцем радости, которую не омрачить даже во сне. Губы, которые так часто раскрывались для его поцелуя, слегка изогнутые в улыбке. Ричард надеялся, что ей снится он, но потом молча обругал себя дураком.

Он натянул покрывало ей на плечи, повернулся и пошел к двери. Но прежде чем переступить порог, приостановился. Еще один взгляд. Ему нужен еще один взгляд. Он знал, что больше никогда не увидит Ли такой.

Рейчел спрятала улыбку, входя в голубую комнату и обнаружив Ли и Ричарда уже сидящими за столом. Никто из них не заговорил и не поднял взгляда от своей тарелки. Единственным звуком был стук серебряных приборов о фарфор.

Рейчел хотелось рассмеяться, но она придала лицу выражение хладнокровной сдержанности и села за стол со всей грацией и достоинством своего положения. Она должна быть осторожна, чтобы не показать своих чувств. Но это так трудно. Слишком трудно.

Всякий раз, когда она смотрела на Ричарда, чувствовала, как подводит живот, а грудь набухает, томясь по его прикосновению. Ей так хотелось обвести твердую линию его скул, поцеловать неулыбчивые губы, пробежать пальцами по всей длине плоти, принять его в свое тело.

Боже милостивый! Пульс лихорадочно забился, и неподобающее леди ощущение влажности покрыло кожу.

Рейчел заставила себя перевести взгляд на стену.

Неделю за неделей вынуждена была она наблюдать, как Ричард и его глупая жена становятся ближе, попытки Рейчел вбить между ними клин терпели неудачу. Каким бы нелепым это ни казалось, Рейчел уже даже начала бояться, что Ричард влюбился в девчонку.

Эта мысль настолько сводила Рейчел с ума, что из-за ревности и страха она теряла способность соображать. Но теперь всему этому пришел конец.

Последние две недели Ричард проводил каждую ночь в клубах или пьянствовал с этим своим непутевым дружком Грейдоном, а Ли оставалась дома с Элисон и Джеффри.

И хотя Ли пыталась скрыть растущее беспокойство, ее выразительные глаза выдавали всю боль, все замешательство, а лицо стало застывшим и бледным, как луна.

И подумать только, Рейчел обязана всем этим неудачной попытке Джеффри лишить себя жизни и бессвязному бреду этого пьяного недоумка. Истинная причина поспешной женитьбы Ричарда удивила Рейчел, а с другой стороны, это так логично.

Он такой чертовски благородный, что пожертвует своей жизнью ради тех, кого любит, а Элисон он любит превыше всех. Она его плоть и кровь. Теперь Рейчел знает, что делать.

– Сегодня бал у Хотонов, – сказала Рейчел, нарушая тишину. – Вы обещали быть там.

– Боюсь, я не могу, – тихо, почти хрипло, проговорила Ли, словно от сдерживаемых всхлипов у нее саднило в горле.

Рука Ричарда стискивала вилку до тех пор, пока костяшки пальцев не побелели.

Итак, подумала Рейчел, он все еще что-то чувствует к девчонке. Надо действовать быстро, пока он не отбросил осторожность и не признался во всем своей юной жене. Рейчел не может этого допустить. Она сильно опасается, что Ли может простить ему все.

– Глупости, – бросила Рейчел, словно наставляя своенравного ребенка. – Ты должна пойти. Это бал по случаю помолвки близкого друга Ричарда. Если ты не пойдешь, все подумают, что ты не одобряешь леди Джулию. Тебе всего-то и нужно, что станцевать танец-два, а потом сможешь уйти. Это ведь не так трудно, правда?

Ричард отодвинул свой стул, встал и поклонился в сторону Ли:

– Я вернусь, чтобы отвезти тебя на бал. А сейчас, с вашего позволения, у меня дела. – Он развернулся и стремительно вышел из комнаты.

Ли смотрела в тарелку.

– У тебя какой-то осунувшийся вид, – пробормотала Рейчел, делая глоток чаю. – Тебе нездоровится? Послать за доктором?

– Не беспокойся обо мне. – Ли промокнула губы салфеткой, затем сложила ее и положила на тарелку, собираясь уходить.

Но Рейчел еще не закончила.

– Но я вижу, что ты расстроена. Жаль. Почему-то я думала, что в этот раз все по-другому. Думала, он действительно любит тебя. Но теперь вижу, что ошиблась. Похоже, Сент-Остин все-таки не способен на длительное чувство. – Она помолчала, словно не хотела продолжать, упиваясь болью, от которой глаза Ли закрылись, а щеки сделались пепельно-серыми, затем наклонилась вперед и прошептала: – Когда-то он любил. Очень сильно.

Брови Ли поднялись, но она не ответила, а перевела взгляд на оранжерею за дверью, на высокие пальмы и декоративные деревья, серебристо-зеленые в утреннем свете.

Молчание затянулось, пока Ли наконец не удержалась и спросила:

– И что случилось?

Рейчел скорбно вздохнула:

– Печальная история, достойная шекспировских трагедий. Двое безумно любящих людей разлучены родителями и обстоятельствами рождения. Видишь ли, она была дочерью маркиза. Слишком высоко для второго сына герцога. Родители вынудили ее выйти за другого. Ричард так и не оправился от этого удара. Боюсь, он больше никогда никого не будет любить, кроме нее.

Ли положила ладони на стол, затем медленно поднялась. Лицо ее стало таким же белым, как скатерть под руками.

На мгновение Рейчел показалось, что девчонка может лишиться чувств, но она сделала глубокий успокаивающий вдох.

– Прошу меня простить, – сказала она, расправляя плеч и встречаясь со взглядом Рейчел. – Мне и в самом деле что-то не очень хорошо. Но не бойся, это пройдет.

Рейчел улыбнулась. Ей было почти жаль девчонку.

 

Глава 24

Это последний бал, на который она пошла, решила Ли, продвигаясь к двери с намерением найти карету и вернуться домой. Ее движение замедлялось тем, что каждая женщина казалось, была решительно настроена поприветствовать ее, а каждый мужчина – пригласить на танец. Если раньше Ли была парией, то сегодня – самой популярной и желанном гостьей.

Несомненно, она обязана этой вновь обретенной популярностью своему мужу, идущему рядом, надменному герцогу Сент-Остину, весь вид которого словно говорил: «Пусть кто-нибудь только посмеет бросить в адрес моей жены оскорбительное слово или недобрый взгляд». Как Ли ни старалась оставаться равнодушной, она вдыхала головокружительный запах его кожи, ощущала жар пальцев, прикасающихся к руке. Требовалась вся сила воли, чтобы не кинуться к Ричарду на шею. Но она не опозорит себя такой жалкой демонстрацией своего желания, своей нужды в нем.

Он едва ли взглянул на жену с тех пор, как они приехали, лишь бросил испепеляющий взгляд на декольте платья, когда она сняла накидку. Платье, хоть и скромное в сравнении с нарядами окружающих дам, было более вызывающим, чем все, что Ли надевала раньше. Корсет, затянутый так туго, что было трудно дышать, приподнимал и подчеркивал грудь. Если Ли надеялась добиться какой-нибудь реакций от Ричарда, то потерпела полный крах, но твердо удерживала улыбку на лице и смеялась остроумным шуткам своих собеседников.

Через весь зал Ли ощущала на своем лице напряженный взгляд лорда Грейдона, тот же ищущий взгляд, которым он удостоил ее, когда они впервые встретились в библиотеке мужа, и потом, когда она проходила через цепочку встречающих, чтобы познакомиться с его нареченной. От этого Ли чувствовала себя неуютно и не понимала почему. Нельзя сказать, чтобы это был хищный взгляд с целью соблазнить ее. Скорее, создавалось впечатление, что он пытается решить какую-то загадку или как будто пытается заглянуть ей в душу. Что он надеется там найти, Ли не имела представления. Его невеста, кажется, ничего не замечала. Леди Джулия Хотон чуть склонила голову набок. Свет свечей отражался от бриллиантовой тиары, водруженной поверх каштановых локонов, темные глаза блестели, когда Джулия улыбалась Пирсу. Все вокруг Ли шепотом называли леди Джулию холодной, надменной, сухой. Ли же видела очаровательную леди, наделенную богатством и красотой, невинную девушку, пылко увлеченную Пирсом, который непременно причинит ей боль, но она пока об этом не знает. Когда-то и Ли была такой же доверчивой, такой же невинной.

Теперь же она просто самая распоследняя дура. Она любит Ричарда, который не отвечает на ее чувство и даже не желает спать в одной с ней комнате.

Вначале Ли не заметила ничего странного. Естественно, что он оставался рядом с Джеффри, пока не миновал кризис. Но когда Джеффри начал выздоравливать, когда жизнь должна была вернуться в свою обычную колею, Ричард стал холоднее, отчужденнее, начал Избегать ее, избегать ее постели, даже отдаленно не напоминая того мужчину из плоти и крови, который преследовал ее во сне.

О, всякий раз, когда их дорогам случается пересечься, он вежлив и обходителен, словно они чужие, словно только что познакомились, словно не он целовал и ласкал каждый дюйм ее тела, словно не его тело пульсировало от нестерпимого желания. Ревность и подозрения не давали Ли покоя, путали мысли, туманили разум.

Что произошло, что сделало Ричарда таким отчужденным? Почему он не смотрит на нее? Не разговаривает с ней? Что она сделала?

– Потанцуем? – От его хрипловатого голоса в животе вспыхнул жар. Губы его были так близко к изгибу ее шеи, что Ли чувствовала, как слова вибрируют у нее на коже.

Моментальный порыв молить его о прощении за какое бы ни было совершенное ею преступление грозил завладеть Ли, но гордость и гнев взяли верх. Она не собирается ни перед кем унижаться.

Над оглушающим гулом голосов поплыли первые нежные аккорды вальса. Ли велела себе оставаться холодной, равно душной к прикосновению Ричарда, но когда вложила затянутую в перчатку руку в его ладонь, сердце безумно заколотилось в груди. Воздух в зале сделался вдруг невыносимо горячим, буквально обжигая легкие. Или, быть может, все дело было во взгляде, задержавшемся на ее губах, в иссиня-черных локонах, шаловливо упавших на лоб, в мягкой улыбке, такой вежливой, такой обходительной – притворство ради сплетни чающей толпы.

Ли попыталась отстраниться от губительного воздействия этого прикосновения.

– Так мило, что ты пригласил меня на танец, но не стоило беспокоиться.

– Я улавливаю в твоем голосе нотки сарказма, любовь мои.

«Любовь моя». Не имеющие никакого значения ласковые слова, произнесенные соблазнительно низким голосом, вызвали покалывающую боль в горле.

– Вовсе нет. Просто у меня партнеров для танцев больше, чем танцев…

Пальцы сжали ее руку.

– Ты играешь в опасную игру, если пытаешься заставить меня ревновать.

– Я и не мечтала об этом, – парировала Ли, глядя на расплывчатое пятно лиц вдоль стены, на канделябры и греческие статуи, расставленные по сверкающему залу. Куда угодно, только не на Ричарда, привлекшего ее к себе слишком близко. Его запах затягивал ее, словно в омут, глаза жгли слезы. – В конце концов, ревность – это страх потерять того, кого любишь. А поскольку я тебе в высшей степени безразлична, чего тебе бояться?

– Если вы решили испытать мое терпение, мадам, то будьте готовы к последствиям.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. В чем ты меня обвиняешь?

– Если ты предложишь свою благосклонность одному из этих пустоголовых бездельников, пялящихся на твою грудь, то очень скоро пожалеешь об этом.

Маска вежливой обходительности упала, сменившись грубостью, которая потрясла Ли. Она попыталась вырвать у него свою руку, но он лишь усилил хватку.

– Возможно, тебе трудно в это поверить, – сказала Ли, выдавливая улыбку, – но не все женщины шлюхи. А теперь отпусти меня. Я не желаю продолжать этот фарс.

– Зато я желаю. – Он окинул плотоядным взглядом выпуклость ее груди. Глаза его потемнели, губы сжались. – Ты будешь улыбаться мне, хлопать ресницами и смеяться, откинув назад голову, чтобы я мог упиваться видом твоей кремовой плоти, твоими розовыми сосками под этим прозрачным платьем точно так же, как весь вечер упивались этим зрелищем все чертовы щеголи в зале. Ты оставила их чуть ли не пускающими слюни, жаждущими обхватить ладонями твои груди…

Ее испепеляющий взгляд заставил его замолчать. Ли жалела, что на ее бальных туфельках нет шпор, чтобы вонзить их ему в икры. Она жалела, что у нее нет дуэльного револьвера, чтобы пустить пулю в его черное сердце. Скорее бы закончился танец. Что она сделала, чем заслужила такое недоброе обращение?

Такие злые слова и гнусные обвинения? Ничего! Она не сделала ничего, кроме того, что предложила ему свою любовь, идиотка. Что ж, этому конец. Ричарду не нужна ее любовь, никогда не была нужна. Он с самого начала категорически заявил об этом. Хватит валять дурака. Она не может, не станет состязаться с демонами из его прошлого. Если он не хочет ее любви, это его потеря, не ее.

Тогда почему она чувствует себя такой несчастной? Такой заброшенной и одинокой?

Они дотанцевали в молчании. Когда музыка кончилась, Ли выдернула свою руку и оставила мужа посреди танцевального круга. Ли увидела Александра и приклеила на лицо улыбку, надеясь, что он догадается, что на самом деле скрывается за этой маской веселья.

Она почти не сомневалась, что Рейчел преградит ей путь и «поделится» еще какими-нибудь болезненными для Ли подробностями из жизни Ричарда или с улыбкой прошепчет какое-нибудь оскорбление.

Однако сегодня Рейчел, похоже, довольствовалась тем, что наблюдала издалека, как разрывается на части сердце Ли. Кто та женщина, которую любил Ричард? Она сейчас здесь, в этом зале?

Все еще любит Ричарда? Может, обеспечив мужа требуемым наследником, теперь делит с ним постель?

Ли чувствовала себя полубезумной, как будто у нее из груди вырвали сердце, оставив болезненную пустоту, но никто вокруг, кажется, не заметил, что ее смех был замаскированным всхлипом.

Усилием воли Ли сложила губы в улыбку. Отбросив мысли об уходе, взяла Александра под руку.

– Кажется, вы обещали этот танец мне, мистер Прескотт.

Это было ужасно дерзко с ее стороны, в духе леди Маргарет Монтегю, но Ли было наплевать. Она не даст Ричарду увидеть, какую боль он ей причинил. Она спасет свою гордость. Сегодня она будет танцевать с Александром и лордом Деррингтоном и любым другим лордом или мистером, который пригласит.

Сегодня она будет веселиться. Даже если это убьет ее.

В комнате было темно. Огонь в камине едва теплился. Тени кружили вокруг, Ричард стоял в дверях, соединяющих его комнату с комнатой жены, прислонившись лбом к гладкой дубовой створке, чувствуя, как на шее выступает пот. Голова пульсировала, как и сердце. Должно бы становиться легче, но, да поможет ему Бог, с каждым днем становилось все тяжелее.

– Ее нет, – послышался в темноте голос брата. Ричард проглотил проклятие. Его взгляд метнулся в тень.

Джеффри сидел в кресле, омытый призрачным лунным светом.

– Почему ты здесь?

– Ты дурак, – сказал Джеффри. На лице его не отражалось никаких признаков боли. Халат из алой парчи свободно висел на плечах, прикрывая рану. – Ты ведь это знаешь, правда?

– Не ты первый говоришь это, – проворчал Ричард. Джеффри издал раздраженный звук.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать. Вижу, как ты пытаешься оттолкнуть ее. Вижу страх в твоих глазах. И любовь. Ты дурак.

– Я еще больший дурак, что стою здесь и слушаю тебя. – Ричард прошагал через комнату и наклонился к брату, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Как ты себя чувствуешь?

Джеффри пожал плечами, перевел взгляд в окно.

– Лучше, и в то же время еще никогда не чувствовал себя паршивее.

– Я горжусь тобой. – Глаза Ричарда горели, пересохшее горло запершило. – Я знаю, у тебя есть силы побороть это.

Джеффри передернулся.

– Господи, надеюсь, ты прав. Должно стать легче, потому что тяжелее просто невозможно.

– Не знаю, что бы я делал, если б тебе удалось пустить себе пулю в голову. – Ричард выпрямился и заходил по комнате. Он зажег свечи на столе, подумал было разжечь огонь, но в комнате было тепло, воздух казался душным и тяжелым. Ричард потер ладонями лицо, словно мог прогнать преследующий его образ. – Если бы не Ли, я бы опоздал и ты был бы мертв.

Джеффри не отрывал взгляда от своих рук, стиснутых на коленях, чтобы не дрожали.

– Я никогда не прощу себя за то, что так напугал вас. Бедная Ли. Она заслуживает лучшего после всего, через что прошла. Я уж не говорю о твоем отвратительном поведении.

Ричард снова провел руками по лицу. Ли. При одном лишь упоминании ее имени в груди возникала колющая боль.

Со свирепой решимостью он оторвал свои мысли от Ли и вернул их к Джеффри.

– А как насчет игры?

– Это безумие прошло, – сказал Джеффри, положив голову на спинку кресла. – Или, быть может, я просто его не заметил, потому что все еще слишком сильно хочу выпить. Но я не собираюсь начинать. Больше я никогда не подвергну тебя такому. Надеюсь только, что когда-нибудь смогу отплатить тебе за то, что ты пережил.

– Забудь, – сказал Ричард, потом покачал головой: – Нет, никогда не забывай. Но извлеки из этого урок, Джеффри. И больше никогда не сомневайся во мне. Приходи ко мне всегда, когда тебе что-то понадобится.

Джеффри вскочил с кресла.

– А как быть с твоим безумием? Я знаю, что движет тобой, и знаю, какие демоны преследуют тебя, но ты, возможно, разрушаешь свой единственный реальный шанс на счастье в этой жизни. Расскажи ей все, Ричард. Ли любит тебя. Она поймет.

Ричард горько рассмеялся, но ничего не сказал.

– Ты слепой, тупой идиот. Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты наказываешь себя тем, что отвергаешь ее. Думаешь, Эрик этого хотел бы от тебя? Думаешь, он винил тебя…

– Разумеется, он винил меня, – взорвался Ричард, рубанув рукой по воздуху, и ринулся в противоположный конец комнаты. – Он застал меня в постели со своей женой. Уверяю тебя, этот момент я никогда не забуду. Боль предательства на его лице…

– Он ненавидел ее, – сказал Джеффри, следуя за братом по пятам, не давая ему ни секунды покоя, неумолимо преследуя. – Ричард, ты убедил себя, что он любил ее, но это не так. Я жил там, я знаю. Он ненавидел ее, а она его. Он никогда не был достаточно хорош для нее, потому что он не ты.

– Перед смертью Эрик приходил ко мне, – тихо проговорил Ричард, потирая затылок. – Ты об этом знал?

– Что он сказал?

Ричард покачал головой и подошел к окну. Тяжелый туман висел над садом, мрачно мерцая в серебристом предрассветном свете. Предательства прошлого, агония будущего столкнулись в одной короткой вспышке перед глазами.

– Я уже знал, что Элисон моя, – наконец ответил он, проталкивая слова сквозь ком в горле. – Рейчел не могла дождаться, чтобы поделиться этой новостью. В ярких подробностях она описала свои отношения, точнее отсутствие таковых, с Эриком. Как будто думала, что это имеет какое-то значение, что я вернусь к ней…

– Ричард…

Ричард вскинул руку:

– Пожалуйста, не пытайся оправдать мое поведение. Эрик уже сделал это. Это был последний раз, когда я видел его живым, и первый после той кошмарной ночи. – Он стащил с себя шейный платок, бросил его на кровать.

Опершись рукой о каминную полку, Ричард устремил взгляд на последние тлеющие угольки. Кожа стала такой же холодной, как земля на могиле Эрика. Возможно, следовало развести огонь, в конце концов.

– Он сказал, что знает, что Элисон моя. Что будет защищать ее. Что если мне нужно его прощение, оно у меня есть. И он ни в чем не винит меня.

Ричард взглянул через плечо:

– Как ты не понимаешь? Он так любил меня, что простил бы мне непростительное, только чтобы спасти мою драгоценную шкуру. Могу ли я осквернить его память, объявив перед всем светом рогоносцем? И хуже того, мужчина, наставивший ему рога, его собственный брат. Могу ли я подвергнуть Элисон сплетням и насмешкам? Ты в самом деле ожидаешь, что я сделаю это только для того, чтобы спасти свою душу?

Потирая рукой рану, Джеффри опустился на край кровати.

– Разве ты не можешь просто принять его слова? Он знал, на какую низость способна Рейчел. Она предала вас обоих. Он не винил тебя.

– Я сам виню себя. Мне не следовало возвращаться туда.

– Господи помилуй, Ричард, это же был твой дом.

– Не важно. Я не желаю это обсуждать.

– Как мне заставить тебя понять…

– Хватит, я сказал. – Невозможно это обсуждать. Только не сейчас, когда сердце болит так, что хочется заплакать.

Джеффри пошел к двери, но прежде чем открыть ее, обернулся:

– Ты совершаешь величайшую ошибку в своей жизни. Ты недооцениваешь свою жену и принижаешь ее любовь к тебе. Расскажи ей правду. Немедля. Пока еще не поздно.

Он рывком распахнул дверь и захлопнул ее за собой. Гром кий звук сотряс тишину комнаты. Ричард опустился в кресло перед камином, посмотрел на дымящуюся золу. Может, Джеффри прав? Надо ли обнажать душу?

Можно ли рассказать Ли отвратительную правду об Эрике, Рейчел, Эдисон и той роли, которую он сыграл в разрушении их жизней?

Сможет ли Ли понять? Простить этот страшнейший из грехов? Нет, Ричард не думал, что она будет винить ребенка. Ричард знал, что Ли любит Элисон так будто она ее дочь. Но все гораздо сложнее. Намного сложнее и так мерзко, так грязно.

Разве он просил Рейчел забираться к нему в постель, когда был слишком пьян, чтобы прогнать ее? Разве просил предавать своего брата? И разве Бог уже не достаточно наказал его, дав ребенка, которого Ричард никогда не сможет назвать своим?

Неужели он должен расплачиваться всю оставшуюся жизнь?

Облака закрыли восходящее солнце, и неровный, прерывающийся свет осветил окна. Ночные тени медленно отступали вдоль стен, открывая взору насыщенно-малиновую обивку стен, малиновые с золотом драпировки, фамильный герб, вырезанный в штукатурке над мраморным камином.

Ричард потер лицо руками. Сегодня в глазах Ли вспыхивало что-то сродни ненависти. Нежный аромат туманил ему разум, а собственные злые слова жгли и ранили.

В платье из роскошного золотистого шелка Ли сияла словно солнечный луч среди грозы, а глубокий вырез обнажал атласные выпуклости грудей, оставляя Ричарда изнывающим от желания. Неудивительно, что повесы так и толпились вокруг нее, не поднимая глаз выше ее груди.

Каждое тиканье каминных часов рождало какую-нибудь новую мрачную картину, питающую ненасытное чудовище в мозгу. Минуты тянулись невыносимо медленно. Прошел час, и Ричард наконец услышал, как Ли вошла к себе. С бурлящей в жилах ревностью он распахнул двери и вошел к ней в комнату.

 

Глава 25

Разум предупреждал Ричарда, что он совершает ужасную ошибку. Ему следовало вернуться к себе, но один лишь взгляд на вздымающуюся над возмутительным декольте грудь прогнал прочь все благоразумие. Она стояла перед своим туалетным столиком, стаскивая с рук длинные перчатки. Медленное чувственное шуршание шелка, скользящего по запястьям, пробудило воспоминания об их первой брачной ночи, о руках, порхающих по ее коже.

Ли была так невозможно красива, что Ричард задрожал от нестерпимого желания заключить ее в объятия, прикоснуться к ней, вкусить сладость плоти. Руки сжались в кулаки.

Он упер их в бедра, чтобы удержаться и не сгрести Ли в охапку.

– Вы имеете представление, который час, мадам?

Она вытащила из волос шпильки, пробежала пальцами по голове, волосы рассыпались по спине мягким шелком, который Ричард жаждал ощутить растекающимся по своей груди. Запах ее духов просочился в легкие.

– Где вы были?

Сжав губы в тонкую линию, Ли наконец повернулась к нему. Глаза ее казались огромными, мерцающими, словно озера, и золотистые крапинки, прячущиеся среди зелени, улавливали утренний свет.

Ричард помимо воли наклонился вперед, взгляд скользнул по плечам. Провокационный покрой ее платья, прозрачность ткани, воспоминание обо всех мужчинах на балу, которые пускали слюни, пялясь на едва прикрытую грудь, взбесили Ричарда. Он вел себя неразумно и понимал это, но не мог остановиться. Ревность завладела им полностью.

– Я задал вам вопрос, мадам. Где вы были? И с кем?

Ли отошла в другой конец комнаты и только потом повернулась к нему. Ричард позволил ей это, потому что боялся, что не устоит перед соблазном, швырнет ее на кровать и погрузится в нежное тело. Но он не мог дотронуться до нее. Только не в гневе. И определенно не в тумане ревности. И даже не в страсти.

Где же все его строгое самообладание? Предельное уважение и доброта, с которыми он обещал обращаться с женой? Он потер пальцами лоб, потом задеревеневший затылок.

Она наконец заговорила, мягко, словно увещевала капризного ребенка:

– Я не понимаю твоего вопроса, Ричард. Бал у Хотонов продолжался до рассвета, и ты это хорошо знаешь. Тебе надо быть точнее в выборе слов. Полагаю, на самом деле ты хочешь знать, нарушила ли я брачные обеты.

– Ну и как? Нарушила?

Холод, дохнувший от ее улыбки, заставил Ричарда поежиться. Губы Ли дрожали, но она вздернула подбородок.

– Раз уж мы заговорили о супружеской верности, возможно, ты не станешь возражать, если я поинтересуюсь, в чьей постели ты теперь проводишь ночи?

Голос ее был холодным. Умная девочка, оборачивает против мужа его же слова.

– Определенно не в моей, – продолжала Ли. – И ограничиваешься ли ты одной? Выбор у тебя так велик, по крайней мере, как сообщила мне Рейчел, если брать во внимание всех оперных певичек и танцовщиц, всех киприоток и куртизанок, не говоря уже о благородных леди, которые с радостью нарушат свои брачные обеты, если ты бросишь на них хотя бы один зазывный взгляд своих эбеновых глаз.

– Мы говорим сейчас не обо мне.

Она скрестила руки на груди.

– Ну конечно. Какая я глупая. Ты волен делать все, что пожелаешь, а я должна оставаться преданной, верной женой, с жадностью подбирающей крошки твоего внимания, если ты сочтешь нужным бросить их мне. Едва ли это справедливо, милорд.

– Если кто-нибудь прикасался к тебе, – проговорил он полным угрозы голосом, потом наклонился к ней, опуская голову, пока их глаза не оказались на одном уровне, – он покойник.

Ли не отступила. Напротив, стиснула в кулаках лацканы его сюртука, но чтобы притянуть ближе или чтобы оттолкнуть, Ричард не знал.

– Ты сумасшедший.

– Ты права. Я схожу с ума. От ревности! Ужасно неприятное чувство, съедающее меня заживо, но, похоже, я не могу его контролировать. Сегодня я наблюдал, как мужчины пожирают глазами твои груди… – он опустил взгляд на ее тяжело вздымающуюся грудь, – и желание убить их всех было таким сильным. Так скажите же мне, мадам. Есть у меня причина убить Прескотта или кого-то другого из этих волков в человеческом обличье?

Она покусала нижнюю губу, но не ответила. Не отрывая взгляда от ее рта, он схватил Ли за руки повыше локтей и тут же пожалел об этом – жар ее кожи обжег ладони.

– Ответь мне!

– Нет.

Его брови взлетели.

– Нет? У меня нет причины кого-то убивать? Или нет, ты не ответишь мне?

Глаза ее были широко открыты, лицо побледнело. По коже пробежала дрожь. То, что из-за него она дрожит от страха, заставило Ричарда покраснеть от стыда, презрения к себе и крайнего отчаяния.

Он развернулся и выскочил из комнаты. Ли права. Он сошел с ума. Но это она – его безумие.

Ли приложила прохладное, влажное полотенце к припухшим глазам. Горло саднило, бока болели, но она не плакала.

И не открыла глаз, когда услышала скрип двери. Это мог быть только Ричард, а Ли не хотела говорить с ним. Возможно, если он подумает, что она спит, то оставит ее в покое.

Это был трусливый поступок, но она слишком устала для еще одного противоборства, еще одного гневного требования объяснений, как будто она сделала что-то дурное, как будто это она изменилась, а не он.

Ли могла почти точно определить момент, когда ее брак стал разваливаться. Это был третий день выздоровления Джеффри, когда крайняя усталость в конце концов вынудила ее пойти спать. Что произошло в ее отсутствие в комнате больного? Что послужило причиной того, что Ричард отвернулся от жены? Почему он изгоняет ее из своей жизни?

Порой Ли казалось, что он боится, но это же бессмысленно.

Какая же она дура! Вчера ночью поклялась, что покончила с ним, но это ложь. Она по-прежнему любит его. И всегда будет любить. Он с самого первого мгновения оставил неизгладимый след в ее душе.

Персидский ковер заглушал тяжелый стук сапог, Ричард шел через комнату. Он снял с ее лица полотенце. Вот тебе и притворилась спящей.

Окунув полотенце в тазик на прикроватной тумбочке, он отжал излишки воды и положил ей на лоб.

– Почему ты не сказала мне, что больна?

– Ничего страшного, – отозвалась Ли. Ей не нужна его жалость или притворная забота. – Со мной все в порядке. Просто нужно отдохнуть.

– Доктор будет здесь с минуты на минуту. Ли, я… – Ричард смолк, поднял глаза и устремил взгляд в окно, на темнеющее небо. Первые капли дождя застучали в стекло. Темные тени сделали отчетливее впадины под глазами. Глубокие морщины залегли на лбу и вокруг рта.

Гордый, надменный герцог взглянул на потолок, словно не знал, что хочет сказать. Ли поймала себя на том, что заворожено смотрит на него, не в силах оторваться.

Он откашлялся.

– Боюсь, мое поведение как вчера вечером, так и сегодня рано утром было…

– Предосудительным? Лицемерным? Непростительным?

– Именно. – Он ни на секунду не отводил взгляда, и его темные глаза были тревожащими. – Я оказался в крайне неловком положении, я вынужден… просить у тебя прощения.

Последние слова он выпалил поспешно, и Ли, несмотря на пульсирующую от боли голову, не сдержала смеха. Он склонил голову набок, глаза его расширились, на лице появилось выражение оскорбленного юноши, который признался девушке в любви, а она рассмеялась ему в лицо.

– Представляю, каких огромных усилий тебе это стоило, – проговорила Ли чуть осипшим голосом. – Уверена, ты не часто произносишь эти слова.

Он коротко кивнул:

– По-моему, это впервые.

– Не сомневаюсь, – отозвалась Ли, прикасаясь пальцами к губам, чтобы спрятать улыбку. Он взглядом проследил за этим движением.

Тоскливое желание, которое она прочла в его глазах, пустило сердце в галоп, а кожа вспыхнула. Его теплый знакомый запах манил ближе, искушал обхватить ладонью щеку и прижаться губами к губам. Натянутость в их отношениях так резко отличалась от прежнего игривого подшучивания, что на глаза навернулись слезы.

Его улыбка сникла.

– Правда, моим злым нападкам на тебя нет оправдания, и мне ужасно стыдно. К своему великому удивлению, я обнаружил, что ревнив, – неприятное чувство, которое я до встречи с тобой никогда не испытывал. Но обещаю, такого больше не случится. Надеюсь, ты простишь меня.

Его признание должно было порадовать Ли, ибо означало, что она небезразлична ему – ведь если бы была безразлична, с чего бы он ревновал? Но голова слишком болела, чтобы беспокоиться об этом.

Должно быть, Ли задремала, потому что когда в следующий раз открыла глаза, Ричард разговаривал с доктором Эшкрофтом. Коренастый доктор, слушая Ричарда, поправлял свой парик, но они говорили слишком тихо, чтобы разобрать слова.

После ухода Ричарда доктор придвинул к кровати стул.

– Его светлость сказал мне, что вам нездоровится. Давайте посмотрим, сможем ли мы установить, что с вами. Похоже, вы плакали. Это часто случается?

Ли кивнула. Вообще-то она редко плачет, но в последнее время кажется, будто каждый новый день приносит причину для слез. Обычно Ли удается сдержать их. Но бывают дни, как сегодняшний.

– И от вида еды вас тошнит?

– Да, – подтвердила Ли, чувствуя, как лоб покрывает липкая испарина, подогреваемая растущим беспокойством. Она затеребила край одеяла. – Вы знаете, что со мной?

– Еще два вопроса должны подтвердить мой диагноз. Как давно вы замужем? Два, три месяца?

– Почти три.

– А когда у вас последний раз были месячные? Еще до свадьбы, полагаю. Так?

Интимный вопрос заставил ее щеки вспыхнуть.

– Не нужно стесняться меня, ваша светлость. Вы должны рассказать мне все, если хотите, чтобы я поставил диагноз.

Ли задумалась. Доктор прав. Женского недомогания у нее не было уже несколько месяцев. А она и не заметила.

Святые небеса! Она приложила ладонь к своему плоскому животу и взглянула на доктора. Смеет ли она надеяться?

Дыхание перехватило. Лихорадочное биение сердца разгоняло кровь по чреслам. Пальцы покалывало, стопы занемели. Она смотрела на доктора.

Он кивнул, и очки соскользнули на кончик носа.

– Мои поздравления, ваша светлость. Полагаю, ваш ребенок должен появиться на свет примерно через семь месяцев.

Ли прижала к губам ладонь. Глаза медленно закрылись, мысли обгоняли дыхание. Она представила черноволосого мальчика, точную копию отца. Потом перед глазами возникла темноволосая девчушка с черными как угольки глазками. Как удивительна жизнь! Как раз когда мир стал таким унылым, Господь послал ей самый бесценный дар.

Ребенок. Ли поклялась, что будет самой замечательной матерью, и ни капли не сомневалась, что Ричард станет чудесным отцом.

– Теперь вы не должны забывать про еду, – говорил доктор, – даже если вначале вас будет подташнивать. Это пройдет. И побольше отдыха. – Он поднялся и одернул жилет. – Герцог будет очень доволен.

Ли схватила его за руку:

– Постойте. Не надо рассказывать ему.

– Почему? Его светлость ужасно беспокоится. Я должен заверить его, что все в порядке.

– Но я хочу сама рассказать ему. Вы ведь понимаете?

Он потрепал ее по руке:

– Конечно. Я просто сообщу ему, что беспокоиться не о чем, а вы сами поведаете ему добрую весть.

– Спасибо, – дрожащим голосом проговорила Ли. Она дождалась, когда дверь за доктором закроется, затем засмеялась.

Ребенок! Ли соскочила с кровати и быстро оделась.

Быть может, теперь призраки прошлого больше не будут стоять на пути будущего.

Ричард стоял в оранжерее и смотрел на мышку, съежившуюся в углу клетки. Мышка тоже смотрела на него своими большими карими глазками-бусинками. Она была окружена красотой – розами, орхидеями и восточными камелиями, – но все равно была животным, запертым в клетке. Так же как Ричард заперт в клетке своего прошлого. Своих грехов.

Страхом, настолько огромным, что подгибались колени, дрожали руки. Жарким стыдом, жгущим горло. Нет оправдания его отвратительному поведению, за это он потихоньку лишается рассудка.

Стук дождя по стеклянной крыше, оглушающий по своей силе, разносился по оранжерее. Неистовый порыв ветра сотряс рамы. Ричард закрыл глаза, вызывая в памяти образ златовласой Ли, трепещущей на пике наслаждения.

Желание было настолько сильным, что он начал дрожать, но это было больше чем физическая боль. Ему хотелось держать спящую Ли в объятиях, утешать, когда плачет. Хотелось любить ее. Проклятие, да ведь он любит ее.

Боль ударила в середину груди, нестерпимая в своей силе. Долгая одинокая жизнь простиралась перед ним. Невыносимо представить ее без Ли. У него только два пути.

Он может оставаться запертым в клетке теперешних страданий или рискнуть всем ради возможности счастья со своей женой.

Решение казалось достаточно простым, но Ричард боялся, что легче будет отрубить себе руку, чем облечь свой стыд в слова.

Позади него послышались мягкие шаги. Запах лавандовой воды наполнил ноздри. Ричард раздавил в кулаке лепестки орхидеи, когда Рейчел обошла стол и остановилась перед ним. Он никогда не будет знать ни секунды покоя, пока эта дьяволица живет с ним под одной крышей. Инструмент Божьей кары. Цена его грехов.

Он яростно выругался себе под нос. Надо уйти, пока он не поддался низменным инстинктам и не придушил ее прямо на месте.

Ли отправилась вначале в библиотеку, где Ричард проводил много времени над гроссбухами и документами. Там мужа не было, поэтому она заглянула в кабинет, комнату управляющего, столовую и даже в конюшню, где ее настиг внезапный порыв ветра с дождем. Все это время Ли репетировала слова, которые скажет: «Ричард, у нас будет ребенок. Ричард, я беременна. Ричард, ты будешь отцом».

Все это казалось неподходящим, чтобы выразить восторг момента. Как отреагирует Ричард? Завопит от радости? С бесконечной нежностью заключит жену в объятия? Воззрится на нее в потрясенном молчании?

Вернувшись в большой холл, она встретила дворецкого, стоящего на часах у дверей.

– Ты не видел герцога?

Слуга церемонно поклонился:

– Полагаю, он в оранжерее, ваша светлость.

– Спасибо, Харрис, – поблагодарила Ли с такой широкой улыбкой, что, без сомнения, выглядела немного глуповатой, особенно с влажными волосами, в беспорядке обрамляющими пылающие щеки. Но ей все равно. Она слишком счастлива. Направляясь по коридору в сторону оранжереи, Ли подавила свой малодушный страх, что Ричард может не обрадоваться. В конце концов, каждый мужчина хочет иметь ребенка, который будет носить его имя. А такой мужчина, как Ричард, имеющий дома, имения, титулы, особенно.

У дверей в оранжерею Ли приостановилась, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Сквозь листву она видела сюртук Ричарда – зеленый кашемир, облегающий широкую спину, и ноги в черных панталонах. Перед ним стояла Рейчел в шелковом персиковом платье, достаточно элегантном, чтобы предстать перед самим королем. Голубые глаза Рейчел были широко открыты и устремлены на Ричарда с явным обожанием.

Дыхание Ли застряло в горле, пока она не почувствовала, что вот-вот задохнется. Дождь, колотящий по крыше, заглушал все слова, которые они говорили, но невозможно было ошибиться в том, как накалена была атмосфера между Ричардом и Рейчел, почти чувственная энергия висела в знойном, душном воздухе.

Прежде чем Ли успела подойти к ним, Ричард сорвался с места и стремительно вышел через дверь, ведущую в сад. Дождь ворвался в проем, зашлепал по каменному полу, пока резкий порыв ветра не захлопнул дверь.

Ли стояла не шелохнувшись, застыв на месте от ошеломляющих подозрений, зародившихся у нее в голове. Затем ноги сами понесли ее, увлекая ближе к Рейчел.

– Ты влюблена в моего мужа, – сказала Ли, поражаясь, что ее голос звучит так твердо, так спокойно и уверенно, ведь внутри у нее все дрожит. Она подумала о ребенке и постаралась успокоиться.

Рейчел вскинула брови и выпятила губы, но не в смятении или удивлении, а, скорее, в довольной усмешке.

– Конечно. А он любит меня.

Это ложь, и Ли не станет отвечать на нее.

– Я хочу, чтобы ты покинула этот дом. Можешь устроить все сама, или это сделаю я, но ты уйдешь. Сегодня же.

– Бедное, несчастное дитя. – Рейчел покачала головой. – Ты не понимаешь. Полагаю, ты мечтаешь о долгой счастливой жизни в любви и согласии. Беда в том, Ли, что мечты рано или поздно рушатся. Он любит меня. А ты просто средство для достижения цели.

– Это ты размечталась, – проговорила Ли с большей убежденностью, чем чувствовала. – Ричард ненавидит тебя.

Рейчел рассмеялась мягким, мелодичным смехом. Всегда истинная леди, даже когда крушит врагов.

– О, это он сказал тебе?

– Ему не нужно говорить. Я вижу это в его глазах всякий раз, когда он смотрит на тебя. – Или это притворство?

Эта предательская мысль лишила Ли дыхания, но она отбросила ее прочь.

– Ты видишь ненависть… или желание?

Ли силилась совладать с бурей, разразившейся в ее душе. Что-то определенно произошло, что-то заставило Ричарда покинуть ее постель, но только не это.

По крайней мере, теперь она понимает причину враждебности Рейчел. Все ее оскорбления, облаченные в ласковые слова, все высказанные шепотом намеки, целью которых было вызвать трения между Ли и Ричардом. Рейчел скажет что угодно, сделает что угодно, чтобы причинить Ли боль.

– Я больше не намерена слушать твои злобные наветы. Я распоряжусь насчет твоего отъезда. Ты уезжаешь. Сегодня же.

Высоко подняв голову и расправив плечи, Ли пошла к двери. Рейчел обогнала ее, быстрая как угорь, и преградила путь.

– Если бы не ты со своим презренным папашей, мы бы с Ричардом уже поженились.

Ли ахнула.

– Я тебе не верю. Даже если бы он хотел жениться на тебе, он не может. Ты вдова его брата. Его сестра! Перед Богом и перед законом.

– Это не имеет значения. Он бы послал приличия к черту. Или мы уехали бы из страны. Разве ты не видишь? Он всегда любил меня, а я его. В детстве мы были неразлучны. А когда повзрослели, поженились бы, если бы не мои родители. Они обручили меня с Эриком против моего желания. Ричард был безутешен. Он вступил в армию, чтобы сражаться с французами, но на самом деле убежал из дома, чтобы не видеть меня со своим братом.

– Дешевая же твоя любовь. Гроша ломаного не стоит. – У Ли защемило сердце при мысли о тех душевных муках, которые пережил Ричард после такого хладнокровного предательства. Неудивительно, что он замкнулся в себе. Как он мог полюбить снова, после того как предложил свое сердце этой стерве, а она растоптала его, как какую-нибудь ненужную безделушку? – Если б ты его действительно любила, то не послушалась бы своих родителей и вышла за него.

– Это не так просто, и тебе это хорошо известно, – парировала Рейчел, пожав изящным плечиком. – Женщина не властна над своей судьбой. Я ничего не могла сделать. Но Ричард не понял. Он был уязвлен. Да, ты права, одно время он ненавидел меня. Но все изменилось, когда Эрик умер. Я стала свободна, и мы бы воссоединились, если б не твой отец со своими интригами и шантажом.

Рейчел – лгунья. Ни единому ее слову нельзя верить, однако это не мешало злым, жестоким словам безостановочно крутиться в голове Ли: «Интриги и шантаж, интриги и шантаж, интриги и шантаж».

Она силилась заставить себя уйти, нет, убежать от ядовитых миазмов, скапливающихся вокруг, но ноги не двигались, как будто были привязаны к полу ползущим плющом.

– Что ты имеешь в виду?

Рейчел пожала плечами:

– Не могу поверить, что ты не догадалась. Но не мне это рассказывать. Давай просто скажем, что у Ричарда есть тайна и он страшно боится, что общество узнает правду. Твой отец узнал секрет от Джеффри, представляешь? И заставил Ричарда жениться на тебе.

Ли хотела убежать, спрятаться от ужасных слов, которые атаковали ее самые потаенные страхи, но она как будто превратилась в камень и не могла пошевелиться. Она пыталась отгородиться от жестоких откровений Рейчел, но они прорывались сквозь ее оборону и хлестали своим вероломным значением.

– Почему он женился на тебе? – вопрошала Рейчел. – Не можешь же ты, в самом деле, верить, что он хотел этого? Просто он должен быть защитить того, кто для него дороже жизни. Это меня он любит. Никогда не забывай об этом. Почему, по-твоему, он с такой страстью набросился на тебя в гостиной в тот день, когда вернулся из Йоркшира?

Ли покачала головой. В голове все смешалось, мысли путались.

А Рейчел все продолжала свое безжалостное нападение:

– Не тебя он хотел тогда, а меня. Мы были вместе в библиотеке, но я сказала, что не могу спать с ним, когда в доме его жена. Из-за твоего отца он не может отослать тебя прочь. Поэтому я отправила его израсходовать свою похоть на тебя. Каково это знать, что он спит с тобой, но закрывает глаза и представляет меня?

С отстраненно-скучающим видом Рейчел изучала орхидею справа от себя.

– Хочешь знать, на чем основывается твой брак? Ричард женился на тебе и спит с тобой, а твой отец гарантирует молчание после рождения первого ребенка мужского пола. Как только Ричард получит наследника, он бросит тебя. Даже не сомневайся.

Ли прижала ладонь к животу.

– Нет, я тебе не верю.

Рейчел встала позади Ли, своими гнусными словами обжигая ей шею.

– Подумай, каково это для него. Вынужден спать с женщиной, которую ему навязали подлым обманом. Но он стискивает зубы, закрывает глаза и выполняет свой долг. Ты нужна ему лишь до тех пор, пока не родишь ребенка. Тогда его тайны будут в безопасности и он выбросит тебя. И если не веришь мне, спроси его. Давай, – с издевкой бросила Рейчел. – Попроси его отослать меня прочь. Заставь его сделать выбор между нами. Или ты боишься?

 

Глава 26

Смех Рейчел несся вслед Ли, но она держала спину прямо и заставляла свои дрожащие ноги идти вперед. Ее тошнило, кровь стремительно неслась по жилам.

Усилием воли она придала лицу безмятежность, не давая слугам увидеть свое отчаяние. Если б только мысли так же онемели, как кожа, но они терзали ее с каждым шагом, который Ли делала в поисках Ричарда. В том, что ее отец мог опуститься до шантажа пэра Англии, Ли ничуть не сомневалась.

Но что он мог узнать? Что может быть за тайна, настолько страшная и грязная, что Ричард сделает что угодно, дабы защитить ее? И как же Ричард? Как же все те нежные слова и страстные мгновения в его объятиях? Все они были лишь забавой? Притворством для того, чтобы умиротворить жену, пока она не родит наследника?

Нет, Ли в это не поверит. Этого не может быть.

Пусть он не хотел жениться на ней и не любит ее, но за время их брака она стала дорога ему. В этом Ли уверена. Поверить в иное – значит поверить, что каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый миг в его объятиях были притворством, а этого она не может сделать. Он слишком честен, слишком благороден, чтобы совершить такой гнусный обман.

Но как тогда быть с его теперешним отдалением? Он уже знает, что она носит его ребенка? Что его семя проросло? Что его миссия исполнена? Может, и в самом деле любит Рейчел?

Ли крепко зажмурилась от воспоминания, которое так старательно пыталась отгонять от себя. В ночь попытки самоубийства Джеффри, когда Ли пошла, чтобы привести Ричарда, он метался во сне. Он тогда сказал, что ему приснился кошмар.

Боясь думать иначе, Ли приняла его слова. Но больше не может притворяться. Он выкрикивал имя.

Рейчел, Рейчел, Рейчел. Снова и снова слышала Ли, как он со стоном повторяет ненавистное имя. Тем же соблазнительным голосом, которым часто шептал имя Ли, когда входил в ее тело. То, что он любил Рейчел когда-то, Ли могла понять. Но не сейчас. Она видела ненависть, которая вспыхивала в его глазах всякий раз, когда он смотрел на Рейчел. Слышала презрение в голосе всякий раз, когда он произносил ее имя. Какие бы чувства Ричард ни питал к ней, все это в прошлом. Но Рейчел по-прежнему любит Ричарда, поэтому выплюнула свой яд на Ли, чтобы причинить ей боль, ранить, заставить убежать без оглядки.

Но Ли не даст Рейчел выиграть. Она не позволит ей отравить свою душу, настроить против мужа, отца ее будущего ребенка. Мысль о ребенке подлила масла в огонь гнева.

Она никогда не позволит использовать своего ребенка как пешку в битве между ее мужем и отцом.

Ли вновь обошла все комнаты и наконец нашла Ричарда в библиотеке. Он стоял перед, окном, устремив взгляд в сад. Его волосы, мокрые от дождя, блестели в сланцево-сером свете за окном. Сюртук и жилет висели на спинке стула вместе с шейным платком. Ричард подвигал плечами. Влажная рубашка натянулась на бугристых мускулах спины. Должно быть, Ли издала какой-то звук, возможно, сдавленный вздох, вспомнив жар этих мускулов под своими ладонями. Ричард развернулся, встретился с ней взглядом, и в его черных глазах, омраченных усталостью и болью, промелькнуло какое-то чувство, названия которому она не знала.

Ей захотелось убежать, скрыться в убежище своей комнаты, но Ли заставила себя подойти к мужу. Попыталась заговорить, но слова застревали в горле. Она сделала глубокий вдох, попробовала еще раз, но снова не произнесла ни звука. Смелость пропала вместе с голосом, и Ли слегка покачнулась. Испугавшись, что может лишиться чувств, она пошла к ближайшему стулу. Ричард схватил ее за локоть, и жар его ладони успокаивающе действовал на заледеневшую кожу. В камине горел небольшой огонь, разгоняя прохладную сырость грозы. Ричард опустился перед Ли на колени. Любимое бронзовое от загара лицо было хмурым, глаза озабоченно сузились.

– Доктор сказал, что с тобой всё в порядке. Я этому шарлатану голову оторву.

– Нет. – Всхлип вырвался из горла, но она проглотили его. – Я здорова, уверяю тебя.

– Ты не выглядишь здоровой. Кожа у тебя пепельно-серая, а под глазами круги.

Она выдавила слабую улыбку, дрожащий смешок, чтобы прикрыть всхлипы.

– Каким пугалом я, должно быть, кажусь!

Ричард держал ее руку в своей, чертя круги на ладони. От этого движения, такого мягкого, соблазнительного и, ах, такого знакомого, глаза затуманились от слез. Ли прикусила губу. Она не заплачет. И не будет слушать слова Рейчел, этот ужасный рефрен, кружащийся у нее в голове.

Так хотелось обхватить ладонями лицо Ричарда, потереться щекой о шею, прижаться губами к его губам.

Но она призвала на помощь смелость и достоинство.

Пришло время посмотреть правде в лицо.

– Я знаю, почему ты женился на мне, – сказала Ли. – Знаю, что мой отец шантажировал тебя.

Она увидела, как его кадык заходил вверх-вниз, потом Ричард закрыл глаза. Губы его сжались, подбородок затвердел, как неподатливый кусок гранита.

На какой-то миг Ли показалось, что Ричард станет это отрицать. Затем он открыл глаза, и их зрачки были такими же бурными, как гроза за окном, и такими же суровыми. Что Ли видит в его глазах: жалость или сожаление?

– Да, это правда, – хрипло проговорил он и сжал ее пальцы. – Как ты узнала?

Она встала со стула. Ричард приближался к ней медленно, осторожно, словно боялся, что она выскочит из комнаты или выпрыгнет в окно. Неужели вид у нее настолько дикий и необузданный, что она похожа на ветер, сотрясающий ставни, или на дождь, барабанящий в стекло?

– Как ты должен ненавидеть меня!

– Нет, – тихо проговорил он. – Я хотел ненавидеть тебя. Я пытался, но мне понадобилось совсем немного времени, что бы осознать, что ты невинная жертва грандиозной интриги своего отца. Ты слишком неиспорченна, слишком невинна, чтобы участвовать в таком обмане.

Не в силах вынести сочувствие в его глазах, она отвернулась. Ее жизнь – обман, ее брак ненастоящий. Какой он, она не знает. Кожа горела от стыда, от отчаяния, от страшной усталости. Ли поднесла ко лбу дрожащую руку. Ричард подошел сзади и схватил ее за плечи.

– Кто тебе рассказал? – Когда она не ответила, он вонзился пальцами в ее плечи. – Рейчел? Что она сказала?

Ли покачала головой. Она отступила от него, затем повернулась лицом.

– Расскажи мне об отцовском обмане.

Она заметила проблеск какого-то чувства в его обсидиановом взгляде, возможно, вспышку облегчения или ярости. Она промелькнула так быстро, что Ли подумала, ей показалось, ибо когда Ричард снова открыл глаза, взгляд его был ясным и твердым. Он сложил руки за спиной.

– Это не имеет значения.

– Для меня имеет, – возразила она. – Я имею право знать. Разве ты не видишь? Моя жизнь основана на лжи, мой брак – на обмане. Как я должна с этим жить?

Он рубанул рукой воздух.

– Ты не виновата в злодеяниях своего отца. Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Это имеет ко мне самое прямое отношение. Я пыталась освободить тебя. Я предлагала тебе развод, но ты отказался.

Ричард ничего не сказал, только кивнул.

– А сейчас? Если я предложу сейчас, ты согласишься?

– Никогда. – Он схватил ее за руки и притягивал до тех пор, пока не прижал к своей груди, пока его горячее дыхание в нежной ласке не коснулось ее лица, пока его чувственный запах не обжег легкие.

– Почему? Из-за моего отца?

– Нет. Из-за тебя. Потому что ты моя жена. И твой отец здесь совершенно ни причем.

К ее стыду, по щекам потекли безмолвные слезы.

– Тогда что произошло, что так изменило тебя? Почему ты стал таким чужим, таким холодным?

– Потому что дурак, о чем мне не раз говорили. Любовь моя, – прошептал он и коснулся губами ее губ.

О Боже, она почти верила, что все будет хорошо, когда он целовал ее вот так, горячо и требовательно. Язык жадно блуждал по рту, и ей хотелось, чтобы руки Ричарда с тем же неистовством блуждали по ее телу. Разум боролся с отчаянным желанием, растекающимся внутри, когда Ричард прижимал ее к своей груди.

Как же давно он не прикасался к Ли в страсти! Но ей нужно больше чем страсть. Ей нужна его любовь.

Словно змий, искушающий Еву в райском саду, Рейчел насмехалась над Ли: «Меня он любит… если не веришь, заставь, его сделать выбор».

Ли покачала головой:

– Не сейчас. Нам нужно поговорить.

Ричард не обратил внимания на ее слова, вновь прижавшись ртом к ее губам, просовывая язык внутрь, медленной, восхитительной лаской вырывая стон из ее горла и зарождая и крови огонь желания. Хотелось повалиться вместе с Ричардом на пол, притянуть мужа на себя, позволить его рукам задрать юбки до талии и почувствовать его в своем жаждущем теле. Но Ли должна посмотреть правде в лицо.

Ли толкнула его в грудь, вырвалась из объятий. Отойдя к окну, устремила невидящий взгляд на мокрый от дождя сил Ричард подошел к ней сзади.

Сердце и душа в страхе кричали: «Не делай этого!» Но ужасные слова Рейчел вторили: «Заставь его сделать выбор. Заставь его сделать выбор. Заставь его сделать выбор».

Ли понимала, что совершает страшную ошибку, обращай внимание на злобную ложь Рейчел, но, кажется, не могла остановить себя.

– Я хочу, чтобы ты нашел дом для Рейчел. Я больше не могу жить с ней ни дня.

Лицо его побелело.

– А как же Элисон? Я ее опекун. Я хочу, чтобы она была со мной, чтобы я мог заботиться о ней.

Ли смотрела в пол. Когда слова Рейчел подняли в ее душе такую бурю, она ни разу не подумала об Элисон. Ли любит эту малышку всем сердцем, но не может выносить ее мать. Она больше не может жить с Рейчел в одном доме. Не может больше выносить ее злобу и мстительность и спокойно наблюдать, как она бегает за ее мужем.

– Быть может, она согласится оставить Элисон с нами?

Ричард рассмеялся невеселым смехом.

– Нет, она никогда не согласится, и у меня нет причины отрывать Элисон от матери, по крайней мере такой причины, которая не вызвала бы волну слухов и сплетен. Я этого не сделаю.

– Если она заберет Элисон с собой, мы сможем каждый день навещать ее. Заботиться о ней, как и прежде. Ведь не все дети живут под одной крышей с опекуном.

– Я думал, ты любишь ее.

– Конечно, люблю. Я не могла бы любить ее больше, даже если б она была моей дочерью. Но она не моя дочь. И не твоя. Она дочь Рейчел.

Он смотрел на нее глазами, лишенными каких-либо чувств. И молчал. Каминные часы отсчитывали секунду за секундой. Каждое проходящее мгновение добавляло новой боли к уже истекающему кровью сердцу.

Грудь Ричарда тяжело поднялась, он глубоко вдохнул.

– Ты же видела, какая из нее никчемная мать, и все равно просишь об этом?

– Я никогда не видела, чтобы она обижала Элисон. Ты хочешь сказать, она дурно с ней обращается?

– Нет, она не обращается с ней дурно. В физическом плане. Ей просто наплевать, есть она или нет. И поверь мне, это ранит куда больнее, чем пощечина. – Ричард стиснул руки в кулаки. – Проклятие! Зачем ты говоришь об этом со мной?

– Я дважды предлагала освободить тебя. Ты дважды отказался, Я не могу жить с Рейчел… – Ли закусила губу, чтобы остановить сумятицу слов, но бесполезно. Она уже не могла здраво рассуждать, и сейчас не разум, а бушующие в душе эмоции управляли ею. – Я твоя жена. Либо она уйдет, либо я.

Глаза его вспыхнули пугающей яростью.

– Ты смеешь предъявлять мне ультиматум?

– Выбор за тобой, – сказала Ли, вздернув подбородок. Теперь уже слишком поздно идти на попятный.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

Она взглянула в окно. Непроницаемый туман окутывал сад, серебристый и призрачный, волнообразно покачивающийся от дождя.

– Значит, ты так сильно любишь ее? – Голос ее был не громче сдавленного шепота.

Ричард схватил ее за руки, заставил встретиться с ним взглядом.

– Конечно, люблю. Она же моя племянница.

– Я имела в виду Рейчел.

Ричард оттолкнул ее.

– Мне нет никакого дела до Рейчел. Только Элисон…

– Ты шепчешь ее имя во сне, ты знаешь это? – Она пыталась не замечать этого, убеждала себя снова и снова, что это не имеет значения, что ему просто приснился кошмар. Ли рассмеялась колючим смехом. – Я слышала. Ты шепчешь ее имя по ночам. Тебе нечего сказать?

Черты его лица затвердели, словно обратились в камень.

– Поскольку вы уже осудили меня и вынесли приговор, мадам, я, похоже, мало что могу добавить.

Ли покачала головой. Ее мечты облетали, словно лепестки с поздних роз. Она собрала остатки своего разорванного в клочья достоинства и направилась к двери. Открыла ее, но на мгновение приостановилась и обернулась:

– Знаешь, Рейчел сказала, что ты никогда не дашь ей уйти. И кажется, она оказалась права.

Ричард прокричал ее имя, потребовал, чтобы она остановилась, но Ли бежала до тех пор, пока не оказалась в безопасности своей комнаты. Она повернула ключ в замке, затем побежала к смежной двери и замкнула и ее. Дверь в его комнату с треском распахнулась.

Нервно стискивая руками складки платья, Ли смотрела на дверь. Ручка задребезжала. Через дверь до нее донеслось грязное ругательство.

Секунду спустя дверь с треском ударилась о стену, и перед Ли появился Ричард, разъяренный Арес, свирепый бог войны.

Ли не съежилась, хотя дрожала так сильно, что пришлось сжать колени, чтобы не свалиться на пол. Она сама создала эту ужасную ситуацию и теперь не будет прятаться от собственной глупости.

– Больше никогда не закрывайся от меня, слышишь? – проговорил Ричард спокойным тоном, который противоречил застывшему напряжению в руках и ногах. – Я выразился достаточно ясно?

Из-за кома в горле Ли даже не пыталась что-то произнести. Глядя на Ричарда расширившимися глазами, она просто кивнула.

– Отлично. А теперь, если мы поняли друг друга, можешь идти собирать вещи. Раз жизнь со мной делает тебя такой несчастной, можешь удалиться в мое корнуоллское имение.

Ли вздернула подбородок. Нижняя губа задрожала. Надо поскорее закончить этот разговор, пока она не опозорилась еще больше. Господи, что она наделала?!

Ричард сверлил жену взглядом.

– Тебе больше нечего сказать?

– А что говорить? – с трудом выдавила она сквозь ком в горле. – Ты отдал приказ. Я должна отправиться в ссылку…

– Как? Разве не ты этого хотела? Не об этом просила? Разве не в этом состояла цель той сцены в библиотеке? Вынудить меня отослать тебя? Добиться драгоценной свободы, которой потребовала себе в день свадьбы? Ты просто воспользовалась Рейчел как предлогом, чтобы вынудить меня на это.

Ли сжала губы. Ну и наглость! Нет, ну каков нахал! Взялся судить о ее мотивах. Слышал бы он ужасные слова Рейчел.

Ричард отвел взгляд, словно ему невыносимо было смотреть на Ли.

– Ли…

– Если ты не возражаешь, – проговорила она, удивляясь, что голос звучит так спокойно и уравновешенно, – я бы хотела подготовиться к путешествию.

Ричард сделал к ней шаг, словно притягиваемый невидимой рукой, затем коротко поклонился и стремительно вышел. Ли опустилась на колени и спрятала лицо в ладони. О Боже, что она наделала?!

Ричард, прячась в тени, стоял за дверью детской и видел, как Ли присела на корточки перед Элисон. Руки ее дрожали, когда жена привлекла девочку к себе. Голос тоже дрожал, когда Ли прощалась. Каждое слово, произнесенное этим мягким, мелодичным голосом, хлестало Ричарда как плеть. Он сделал глубокий вдох, наполняя воздухом легкие в отчаянной попытке вытеснить из груди боль.

Ричард был рад, что не видит глаз жены.

Элисон вырвалась из рук Ли и попятилась назад, потом ударилась спиной о нянины ноги. Мокрые от слез щеки противоречили обиженно надутым губкам.

Надо уйти. Надо уйти, пока он еще владеет своими чувствами, но ноги как будто приросли к полу, и он не мог ими пошевелить, не мог оторвать взгляд от своей жены.

– У меня к тебе просьба, – сказала Ли, держа в руке тряпичную куклу и протягивая ее Элисон. – Не могла бы ты позаботиться о моей подружке, пока меня не будет? Ее зовут Мэри, и она очень дорога мне. Моя мама подарила мне ее, когда я была ненамного старше тебя.

Элисон выпятила нижнюю губу.

– Ты обманула меня. Ты сказала, что будешь моим другом. Сказала, что никогда не уедешь и не бросишь меня. Я ненавижу тебя! – закричала она и повернулась, чтобы бежать. Потом остановилась, выхватила куклу из рук Ли и убежала и смежную комнату, откуда донеслись ее всхлипывания.

Ли спрятала лицо в ладонях. Плечи ее вздрагивали от беззвучных всхлипов.

Ричард ринулся к лестнице. Он не мог позволить себе думать, что его черное сердце разобьется и осколки разлетятся по полу. Рейчел преградила ему дорогу. Коварный блеск в глазах, злорадное торжество улыбки не оставляли сомнений, что она наслаждается каждым разрывающим душу словом, которое только что услышала.

– Если ты откроешь рот, если посмеешь сказать хоть слово, – прорычал Ричард, отталкивая ее, – я убью тебя.

Джеффри стоял внизу лестницы, небрежно одетый в свободный халат, наброшенный на рубашку, и сверлил Ричарда взглядом.

– Насколько я понимаю, тебя можно поздравить. Тебе наконец удалось оттолкнуть ее.

– Джеффри, ради всего святого, не надо. Не сейчас. Не сегодня. – Ричард прошагал по периметру весь холл, под колоннами в виде арок к двери, затем вернулся назад. Эхо от стука его сапог заполнило пропасть между ними.

От звука легких шагов, приближающихся к повороту лестницы, у Ричарда перехватило дыхание. Секунду спустя появилась Ли.

В холле стало тихо, влажный воздух вдруг показался невыносимо душным. Единственным звуком, который Ричард слышал, было биение собственного сердца. Он был поражен, что оно все еще бьется, ибо был уверен, что уже умер. Ему хотелось заключить ее в объятия, прижаться губами к волосам, умолять остаться, но гордость и гнев, сглаживаемые отчаянием, удерживали слова запертыми в горле.

Джеффри заключил Ли в объятия. Поцеловал. Обнял. Что-то прошептал. Ричарду хотелось врезать брату кулаком между глаз. Бросив еще один, последний, испепеляющий взгляд в сторону Ричарда, Джеффри ушел, оставив его наедине с женой.

Она подняла взгляд. О Боже, ее глаза, обычно такие живые, светящиеся внутренним светом, сейчас были зелеными озерами пустоты, без чувств, без жизни в их глубинах. Гнетущая, невыносимая тяжесть поселилась в груди Ричарда.

Он украл смех и радость из ее глаз.

– Ричард, я… – Голос Ли дрогнул и смолк, когда она вытащила из своей сумочки несколько писем. Дрожащей рукой протянула Ричарду письма, стараясь не коснуться его пальцами.

Дабы отвлечь свой мозг от пьянящего запаха ее духов, он просмотрел письма: одно тете, второе миссис Бристолл и еще одно для него, с подробными инструкциями относительно детского приюта и нескольких других благотворительных заведений, которым она помогала.

Даже в горе она думала прежде всего о других, не о себе. Как не мог не дышать, так не мог Ричард и остановить себя от того, чтобы не взять ее руку в свою, не ощутить нежную кожу в своей огрубевшей ладони.

Ли потянула руку, но он не мог отпустить ее. Он вывел жену в дверь и повел вниз по ступенькам, где стояли в ряд две элегантные дорожные кареты. Дворецкий, экономка и горничная Ли стояли возле второго экипажа, дожидаясь погрузки. Кучер и грумы, все красиво одетые в официальные бордово-золотистые ливреи герцогов Сент-Остинов, выстроились вдоль дюжины верховых, готовых сопровождать кареты.

Антураж, достойный члена королевской семьи. Ничтожный, бессмысленный жест, который Ли не поняла. Это символ любви к ней.

«Не думай! Просто двигайся!»

Ричард подвел ее к карете, помог подняться на подножку. Ли, устраиваясь на обитом бархатом сиденье, не отрывали взгляда от пола. Ричард стиснул дверцу, запоминая мягкий изгиб подбородка, изящную линию носа, темные круги под глазами, морщинки боли, прорезавшиеся вокруг рта. Это он – причина этой боли. Ричард захлопнул дверцу.

– Пошел!

Карета покатила вперед, расплываясь неясным пятном и глазах. Ему хотелось побежать и вытащить из нее Ли. Хотелось целовать ее, обнимать и умолять остаться, но карета катилась прочь, набирая скорость, и вскоре исчезла в утреннем тумане. Слишком поздно. Ли уехала.

 

Глава 27

Ричард растянулся на кровати лицом вниз. Звук открывшейся и закрывшейся двери гулко прогремел в его притуплённом алкоголем мозгу.

На мгновение сердце екнуло, кровь забурлила. Потом Ричард вспомнил, что Ли нет, а он в аду. Ему требуется выпить еще. Крепкого бренди, обжигающего глотку. Или шотландского виски, дабы выжечь из головы все мысли. Чертовски жаль, что в доме ничего нет. Разрази гром Джеффри и его безрассудство!

Если бы не этот дурень, Ричард пошел бы сейчас в библиотеку и напился бы до бесчувствия.

Грубые руки схватили его за ноги и перевалили на спину.

Ричард с трудом разлепил веки и увидел своего чертова братца, стоящего возле кровати. Его лицо расплывалось и двоилась перед глазами.

– Теперь я знаю, как я выглядел после ночной попойки, и зрелище не из приятных, – сказал Джеффри, стаскивая с Ричарда сапоги. Он швырнул их на пол с громким стуком, который отдался болью в голове Ричарда. Он потянул на голову подушку.

– Уходи, Джеффри. Мне плохо.

– И неудивительно. Мало того что все эти четыре месяца ты молчишь как камень, так теперь еще и пьяные загулы?

Неужели прошло всего четыре месяца? А кажется, будто он уже тысячу лет не видел Ли. Горло сжалось. Пылающие, распухшие глаза защипало от пота, стекающего по лбу.

– Это называется: горшок котел сажей корил.

– Но я исправился. Особенно с тех пор, как ты ударился в запой. Теперь я знаю, что ты чувствовал, когда я приволакивался домой на рогах и по уши в долгах. Я беспокоюсь о тебе.

– Не о чем беспокоиться, – пробормотал Ричард, – просто сегодня чуть-чуть перебрал.

– Сегодня и каждую ночь за последние две недели. Это совсем на тебя не похоже, Ричард, ты должен остановиться. Пока не закончил, как я, с револьвером, приставленным к голове.

Как объяснить брату, что он пьет, чтобы прогнать своих демонов? Правда, это не помогает. Ничего не помогает. Они все равно здесь, притаились на краю сознания в ожидании, когда он протрезвеет. Неделями Ричард пытался похоронить себя в делах имения, но мысли о Ли преследовали его днем и ночью.

Что она делает сейчас, в эти мгновения? С кем разговаривает? Думает ли о нем? Скучает ли по нему так, как он скучает по ней? Любит ли его так же, как он ее? Или он убил все нежные чувства, которые она питала к нему?

Как раз когда Ричард думал, что может и вправду сойти с ума, в город вернулся Пирс. Склонность к выпивке, неисчерпаемое остроумие и умение не лезть в душу делали его идеальным компаньоном для страдающего человека. В пьяном забвении Ричард, наконец, нашел передышку, в которой так отчаянно нуждался.

– Почему бы тебе не поехать к ней, – проговорил Джеффри, – не рассказать ей все? Она поймёт.

– Она уже знает и ненавидит меня.

– Чушь. Она так любит тебя. – Джеффри махнул рукой. – Она знает лишь часть истории, к тому же версию Рейчел. Ты должен поехать к ней.

– Ты не понимаешь. Я не могу!

– Тогда ты заслуживаешь свою пустую кровать.

Джеффри, кажется, хотел еще что-то сказать, но Ричард закрыл глаза и захрапел. Он подождал, когда дверь со стуком захлопнется, и только потом проковылял через комнату и во шел в спальню Ли. Он почти ожидал, что увидит ее вышагивающей перед камином, как было в их первую брачную ночь, когда ее чувственное платье из серебристого шелка раскачивалось вокруг ног в игривом танце, который сводил его с ума. Золотистые волосы, сияющие в свете огня. Вкус ее дыхания у него на губах, жар кожи, руки, обнимающие, привлекающие ближе.

Ричард повалился на кровать, зарылся лицом в подушку, пытаясь убедить свой притуплённый пьянством мозг, что он все еще может чувствовать запах розовых духов, хотя прошли месяцы с тех пор, когда Ли в последний раз входила в эту комнату.

Он думал о том, чтобы поехать к Ли. Каждую минуту каждого дня думал о том, чтобы поехать к ней, но всегда отметал эту мысль.

Зачем? Ли все равно отвергнет его теперь, когда ей известны его самые мрачные тайны. Но она знает не все, говорил он себе. Она не знает правду об Элисон.

Голос Ли до сих пор эхом звучал у него в ушах: «Я не могла бы любить Элисон больше, даже если б она была моей дочерью. Но она не моя дочь и не твоя…»

Почему Рейчел решила не рассказывать об этом? Пощадила чувства Ли? Ричард сильно сомневался в этом. Чтобы защитить Элисон? Возможно, но маловероятно. Значит, припасла это на тот случай, когда Ричард помирится с женой?

Наверняка. Рейчел не остановится ни перед чем, чтобы сделать ему побольнее, даже если при этом придется разрушить жизнь Элисон.

Рейчел мерила шагами галерею, опоясывающую центральную лестницу. Услышав, как дверь Ричарда открылась, Рейчел вжалась в стену, надеясь, что тени скроют ее.

С колотящимся сердцем и покалывающей от предвкушения кожей она выглянула через перила. Из комнаты Ричарда вышел Джеффри, хлопнул дверью, затем прошагал к своей спальне и тоже захлопнул дверь с такой силой, что звук эхом прокатился по куполообразному холлу, вдребезги разбив тишину.

Пузырьки смеха щекотали горло до тех пор, пока Рейчел не почувствовала головокружение. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, чтобы успокоить нервы. Хотя она и знала, что ее брак с Эриком до глубины души потряс Ричарда, но и помыслить не могла, что он будет злиться на нее всю жизнь. Теперь она осознала, что сильно недооценила его преданность и любовь к брату.

Почему он не может понять, что Рейчел вышла за Эрика исключительно ради титула? Что она поступила так не только ради себя, но и ради Ричарда? Разве не устроила она все наилучшим образом?

Разве титул теперь не принадлежит Ричарду, как она и планировала?

Она была так близко. Все, что ей было нужно, – это еще немного времени. Как только скорбь Ричарда прошла бы, он бы обратился к ней за утешением, как всегда делал в прошлом, до Эрика, до Элисон, до того, как этот плебей Джеймисон со своей жалкой дочкой вошли в его жизнь. Но Рейчел восторжествовала и над этой глупой девчонкой. Несколько нашептанных словечек. Несколько намеков. Но самым лучшим ее маневром было просто поведать голую правду, лежащую в основе их брака.

Ли слишком наивная, слишком доверчивая душа, чтобы не попасться в ловушку Рейчел. Побежать к Ричарду и потребовать правду. Потребовать, чтобы он сделал выбор между женой, которую не хотел, и женщиной, которую любит всю жизнь.

Наблюдая за отъездом Ли из окна гостиной, Рейчел с трудом сдерживалась, чтобы не издать торжествующий вопль.

Но она никак не ожидала, что Ричард замкнется в молчании, в ледяной вежливости, холодящей душу. Как будто и в самом деле любит свою жену, как будто скучает по ней.

Но как такое возможно?

Она не более чем помеха, брошенная на его пути, неудобство, которое Рейчел вынуждена терпеть, дабы защитить Элисон. Порой Рейчел забывала про самое мощное оружие, имеющееся у нее в арсенале. Но с нее довольно.

Наконец она выработала план, который, безусловно, увенчается успехом.

План достаточно прост. Она не представляла, почему не додумалась до этого раньше. Она была так возбуждена, что едва могла дышать. Дрожащими руками Рейчел разгладила морщинки на халате, поправила кружево на шее.

Свеча в настенном канделябре зашипела и погасла, и этот звук, резко прозвучавший в тишине, заставил Рейчел вздрогнуть. Она оттолкнулась от стены и выглянула из-за угла.

Коридор был пуст.

Рейчел сделала глубокий вдох и направилась к комнате Ричарда.

Ричард не знал, сколько прошло минут, а быть может, часов, прежде чем он наконец погрузился в сон. Но даже и тогда он висел на краю сознания, мысли о Ли дразнили чувства, вызывая на коже трепет, словно ее нежные руки вытаскивают его рубашку из бриджей, словно ее ладони гладят плечи, прикасаются к спине, словно постель прогибается и Ли прижимается к его телу.

Но что-то было не так.

Эти руки были холодными, а пахло не розами, а… лавандовой водой?

Это не сон.

Это кошмар, вернувшийся, чтобы преследовать его.

Ричард открыл глаза.

– Рейчел.

 

Глава 28

Она улыбнулась ему, чувственно приподняв уголки губ, томно захлопав ресницами, сладострастно прошептав:

– Ричард, как же долго я ждала этого. Поцелуй меня, дорогой.

Возможно, он слишком набрался. Возможно, в конце концов, сошел с ума. Или, может, просто устал бороться со своими основными инстинктами, устал от мучений и лжи.

Какова бы ни была причина, но он скользнул ладонью вверх по ее руке, затем по плечу. Рейчел застонала и подняла лицо.

Он широко растопырил пальцы, обхватил ее за шею и медленно; о, так восхитительно медленно начал сжимать.

Рейчел смотрела на него широко раскрытыми, вызывающими глазами, словно говорила: «Ну давай, сделай это».

Это было бы так легко. Несколько минут, и он освободился бы от нее навсегда. Ему так сильно, так давно этого хотелось. Она – проклятие его жизни, и он до смерти устал от нее и ее козней. Если б не ее обман, он бы никогда не предал Эрика. Если б не ее злопыхательство, он бы никогда не потерял Ли.

Кожа его похолодела, дыхание сделалось резким. Ошеломляющее открытие ударило Ричарда с безжалостной жестокостью, словно стена рухнула, обнажая ту часть его самого, которую он никогда не видел.

Рейчел – зло, в этом нет сомнения, но не ее вина, что он потерял Ли. Это его собственный страх прогнал Ли прочь. Страх, что она отвергнет его, как только узнает все его тайны. Страх, что он полюбит ее.

Любовь делает человека уязвимым. Любовь причиняет боль.

Поэтому Ричард оттолкнул Ли, но это не остановило боли, потому что слишком поздно. Он уже полюбил ее.

С рычанием он столкнул Рейчел с кровати.

– Убирайся отсюда и не вздумай проделать такое еще раз. Или в следующий раз я и в самом деле убью тебя.

Рейчел подхватила с пола свой халат.

Когда она выбежала из комнаты, Ричард встал с кровати и рухнул в кресло возле камина. Спрятал лицо в ладони. Господи, как же он любил Ли! С каждым вздохом, с каждым ударом сердца он томится по утешению, которое может дать лишь Ли. Она – все, что есть хорошего и порядочного в его жизни, а он отослал ее прочь.

Дыхание его стало прерывистым, в груди заболело, все страхи накинулись на него, отнимая волю, побуждая вновь вернуться в темноту, но он решительно оттолкнул их. Ну и что, если Рейчел расскажет всему свету, что Элисон – его дочь?

Он любит Элисон больше жизни и жаждет признать ее своей. Да, это вызовет скандал, но они переживут. Жизнь будет продолжаться, возможно, даже лучше, чем прежде, когда правда выйдет наружу.

Ричард не предавал своего брата. Никогда ни словом, ни делом он не предавал брата. Чувство вины и стыда чуть не погубило Ричарда, но теперь он видит истину. Эрик понимал это и любил его до конца. Он никогда не винил Ричарда, не питал к нему ненависти. Он искренне, всем сердцем любил Элисон и признал ее своей, чтобы защитить от мира.

Образ милого лица встал перед глазами, и Ричард с поражающей ясностью увидел истину. Он может рассказать Ли все. Об Эрике. О Рейчел. Даже об Элисон, и Ли поймет. Потому что любит его.

И любит Элисон. Ли никогда не будет ни презирать ребенка, ни меньше любить его, потому что она незаконная дочь Ричарда.

Почему ему понадобилось так много времени, чтобы понять? Зачем он сделал их жизни несчастными? Потерял так много времени?

Ричард поднялся с кресла, вернулся в свою комнату и позвонил камердинеру. Кое-какие страхи все еще не отпускали, ослабляли волю, предостерегали, что уже слишком поздно, но Ричард не слушал.

Осталось только одно: поехать в Корнуолл и вернуть свою жену.

– Небо нахмурилось. Скоро пойдет дождь, ваша светлость. Нам лучше вернуться в дом.

– Еще минутку, Мариэлла, – ответила Ли, наблюдая за соколом, летящим против ветра.

Пурпурные взъерошенные волны, разбивающиеся о камни внизу, швыряли через край пенистые брызги. Пропитанный солью воздух оставлял во рту острый привкус.

Поднявшийся ветер вырвал волосы из шпилек, и Ли рассмеялась. Она сунула руки под накидку, потерла ладонями живот и улыбнулась, почувствовав шевеление ребенка. Она плохо помнила свою дорогу в Корнуолл, лишь смутные впечатления о длинных, утомительных днях, за которыми следовали длинные, утомительные ночи. Пейзаж, расстилавшийся за окном, должен был очаровать ее, но она ничего не замечала в своих страданиях, все вокруг сливалось для нее в одно размытое пятно.

Вначале она чувствовала себя так, словно душа ее умерла, а тело продолжает жить. Не имея иного выбора, она поднималась каждое утро, надевала платье, причесывалась и проживала день. Но когда прошел месяц, потом другой, а за ним третий, случилось чудо. В ней зашевелился ребенок.

Вначале движения были легкими, словно шипучие пузырьки, щекочущие кожу, но с каждым днем толчки становились сильнее, наполняя Ли радостью и надеждой на будущее. Теперь Ли стала слишком большой и неуклюжей, чтобы забираться высоко, но любила сидеть на низком утесе и наблюдать, как море плещется о берег.

Темная бурлящая вода была такой пьянящей, такой напряженной, что напоминала ей глаза Ричарда.

Кожа вспыхнула, несмотря на резкий ноябрьский ветер, чувство стыда нахлынуло на Ли вместе с воспоминаниями об их последней ссоре.

Ли не могла постичь, что заставило ее поддаться злобным насмешкам Рейчел и выдвинуть мужу ультиматум, который он не мог не отвергнуть. На самом деле Ли ведь не поверила ни единому слову Рейчел. Ли знает, что Ричард презирает свою невестку.

Но он человек гордый и волевой. Его реакция была порождена уязвленной гордостью и мужским самолюбием. Никто не будет указывать ему, как жить, даже жена. Поэтому она оказалась сосланной в самый дальний уголок Корнуолла.

Боже, как она скучает по Ричарду! Но у нее тоже есть гордость. Упрямство не позволяло написать ему, попросить прощения.

Возможно, он прав. Возможно, она просто ухватилась и Рейчел как за удобный предлог, когда на самом деле хотела, по-настоящему хотела его полной капитуляции. Его признания в любви.

Какова бы ни была причина, Ли знала, что должна написать Ричарду. Он имеет право знать, что скоро станет отцом, но всякий раз, когда она бралась за перо, страх останавливал ее руку, убеждая, что можно подождать до завтра, на следующий день снова до завтра, и так письмо оставалось ненаписанным.

Ли старалась не думать, где Ричард и что делает, с кем проводит время. От таких мучительных мыслей лишь учащался пульс и сердце колотилось как сумасшедшее, а ей ради ребенка необходимо сохранять спокойствие.

Коварные слова Рейчел пришли снова: «Как только Ричард получит наследника, его секреты будут в безопасности… он выбросит тебя… бросит тебя».

Сколько бы здравый смысл ни говорил Ли, что Рейчел – лгунья, которая искажает правду, подгоняя ее под свои замыслы, гадкие слова вытаскивали на поверхность глубоко запрятанную неуверенность. И пусть страх потерять Ричарда терзал Ли день и ночь, она не позволит использовать своего ребенка для исполнения злокозненных отцовских замыслов.

Со вздохом она поплотнее закуталась в подбитую мехом накидку. Как бы там ни было, скоро она напишет Ричарду.

Она должна рассказать ему о ребенке.

Ли поднялась с камня на котором сидела, и взяла горничную под руку. Они пошли по извивающейся тропе назад, к дому, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться на скользком мху, покрывающем камни.

Дворецкий встретил их в дверях.

– У вас посетитель, ваша светлость.

Ли улыбнулась:

– Посетитель? Как таинственно, Харрис. Это викарий? Я думала, мы встречаемся с ним завтра.

– Ли. – Голос, низкий, глубокий и до боли знакомый, донесся из сумрака малиновой гостиной.

В дверях появилась какая-то фигура, медленно принимая знакомые очертания. Широкие плечи, обтянутые бордовой шерстью. Длинные ноги в замшевых бриджах, скроенных так искусно, что каждый мускул от лодыжки до бедра обрисовывался с ясной отчетливостью.

– Ричард. – Ли еле выдохнула.

Толстая, подбитая мехом накидка закрывала ее тело от плеч до пят и давала некоторую защиту от озноба, который пробирал до костей. Ее ноги словно примерзли к мраморному полу, в то время как оглушенный мозг отметил тот факт, что Ричард здоров и действительно здесь.

Ли часто представляла себе их встречу. Она воображала себя на коленях, умоляющую простить ее за резкие слова. Она рисовала в своем воображении на коленях его, умоляющего простить за то, что отослал ее. Но никогда не представляла она, что он все еще будет сердит.

Что, если он хочет положить конец их браку?

Ли знала, что должна держать в узде свои бурные эмоции, но колотящееся сердце гнало кровь по жилам. Спазм сжал живот, обвиваясь вокруг позвоночника, едва не согнул ее от боли, но Ли подобрала полы накидки и юбки и стала подниматься по лестнице со всем достоинством, на которое была способна. Ли знала, что Ричард идет за ней, потому что слышала стук его сапог по мраморным ступенькам.

Нельзя дать ему увидеть, насколько она уязвима. Нельзя дать ему увидеть, как сильно она любит его.

При дождливой погоде и размытых дорогах поездка из Лондона заняла у Ричарда больше недели. У него было предостаточно времени, чтобы отрепетировать то, что он хочет сказать. То, что ему нужно сказать.

Теперь, когда момент настал, Ричард не мог вспомнить ни слова.

Ли прошла к окну, словно ей необходимо было проложить расстояние между ними. Он встал у камина, сцепив руки за спиной, чтобы удержаться и не заключить ее в объятия.

Щеки ее пылали, волосы были растрепаны ветром и беспорядочно вились вокруг лица. Никогда Ли не выглядела красивее или ранимее. Ричарду хотелось сгрести ее в охапку и прокричать о своей любви, но язык распух и не ворочался. Глаза, которые блестели во время разговора с Харрисом, стали тусклыми и невыразительными, когда Ли поняла, что приехал Ричард. Давящее ощущение в груди стало еще тяжелее.

– Ты… хорошо выглядишь, – проговорил он, потом молча отругал себя за внезапную нервозность, которая заставляет его заикаться как ребенка.

Ли отвела в сторону взгляд широко раскрытых глаз, потом снова посмотрела на Ричарда, стиснув накидку у горла, словно боялась чего-то. Внезапно щеки ее побледнели.

– Зачем ты здесь? – тихо и сдавленно спросила Л и.

Он шагнул к ней, как будто притягиваемый невидимой рукой. Его сотрясала дрожь от потребности прикоснуться к ней, обнять, зарыться губами ей в волосы.

– Я приехал из-за тебя, – ответил Ричард, хотя в словах не было и намека на те эмоции, что сжимали ему грудь.

Чуть склонив голову набок, Ли сдвинула брови, пытаясь понять, что он хочет сказать. С блестящими от подступивших слез глазами она открыла рот, чтобы что-то ответить, но он вскинул руку:

– Пожалуйста, не надо. – Он нервно провел рукой по волосам. Неуклюжий, заикающийся болван, надеющийся завоевать сердце леди, леди которая теперь наверняка должна ненавидеть его. – Пожалуйста, выслушай то, что я хочу сказать тебе.

Ричард пересек комнату и взял ее руку в свою. Он услышал, как Ли резко втянула воздух, увидел, как на лице отразились замешательство и страх.

Она высвободила свою руку и сцепила пальцы перед собой, словно не хотела, чтобы Ричард дотрагивался до нее, словно его прикосновение причиняло боль.

Ком размером с кулак образовался у него в горле. Ричард развязал шейный платок, бросил его на пол.

– Я знаю, что был несправедлив к тебе, – наконец произнес он. – Знаю, что причинил тебе боль, но я приехал просить – нет, молить тебя о прощении. И умолять тебя принять меня обратно. Я, конечно, не подарок, но это все, что я могу тебе предложить.

Ричард вглядывался в ее глаза, полные мерцающих слез. Он отчаянно искал слова. Он понимал, что не может ничего утаить, даже если это означает обнажить перед ней душу. Время полуправды прошло.

– Ты – Божий дар, посланный грешнику, и хотя я тебя не стою, но никогда не откажусь от тебя. Я так долго жил во тьме, мне потребовалось время, чтобы понять. Ты нужна мне, Ли. Я хочу, чтоб ты была рядом со мной каждый день, всю оставшуюся жизнь. Но главное… – Он протянул руку ладонью вверх. – Ли, я люблю тебя.

Зажмурившись, затаив дыхание, он ждал, и тишина в комнате была мучительной в своей напряженности.

Прошла секунда. Затем другая. С каждым болезненным ударом сердца рука дрожала все больше, Ричард ждал. Он услышал легкое, неровное дыхание, затем дрожащий вздох, затем покалывающе мягкое скольжение ладони, накрывающей его ладонь.

Ричард со стоном привлек жену в свои объятия. Мысли разбежались, дыхание перехватило. Он опустился на колени и распахнул полы ее накидки.

– О Боже!

 

Глава 29

– О Боже! – повторил он, потому что не мог придумать, что еще сказать. Мозг его отказывался работать, он стоял перед ней на коленях и смотрел на ее живот, выпирающий под шерстяным платьем, большой, круглый живот, тяжелый его ребенком.

Воздухе шумом вырвался из легких, напомнив Ричарду, что нужно дышать. Неудивительно, что Ли казалась испуганной.

Он вскочил на ноги, чуть не потеряв равновесие, кровь прилила к голове.

– Почему ты не сказала мне?

Ли прижала кулак к губам. Рука дрожала так же сильно, как и ноги.

Ком у него в горле все рос и рос.

– Ты должна была сказать мне.

– Я хотела сказать. Я пыталась… – Ли поперхнулась всхлипом, но вскинула подбородок, глядя ему в лицо недрогнувшим взглядом влажных от слез глаз; – Я искала тебя по всему дому. Ты был в оранжерее с Рейчел. После того как ты ушел, Рейчел рассказала мне о вероломстве моего отца. После этого я уже не могла рассказать тебе. Не могла позволить использовать ребенка в качестве оружия между тобой и моим отцом…

Она говорила так тихо, Ричарду пришлось напрягать слух, чтобы расслышать ее слова.

– Я спал с тобой не из-за своей сделки с твоим отцом, – выдавил он сквозь зубы. Мучительное чувство вины прожигало дыру в животе. – Если ты не веришь ничему другому, пожалуйста, поверь в это. С самого первого мгновения нашей встречи ты стала светочем в моем черном мире.

Как какому-то курильщику опиума, Ричарду все было мало. Всегда будет мало. Он дрожал от власти, которую Ли имела над ним, но знал, что в ее руках он в безопасности. И все же он должен заставить Ли понять.

– Я никогда не презирал тебя, никогда не хотел, чтобы ты уезжала. Ли, я люблю тебя.

– Тогда почему ты отослал меня?

Он провел костяшками пальцев по ее щекам, стер слезы подушечками пальцев.

– Что Рейчел тебе сказала?

– Что ты любишь ее. Что всегда любил. Что женился бы на ней, если б не мой отец. И ты признал, что мой отец вынудил тебя жениться на мне. Я с самого начала знала это. Почему еще такой мужчина, как ты, мог решить жениться на такой как я? Пожалуйста, расскажи мне, Ричард. Я имею право знать какое оружие использовал мой отец?

Большего страха он, наверное, еще никогда в жизни не испытывал. Было сильное желание солгать, но Ричард больше не хотел иметь тайн. Все будущее зависит от этого момента.

Момента, которого Ричард так страшился. Момента истины.

– Элисон мне не племянница, – сказал он. – Она – моя дочь.

«Моя дочь». Впервые Ричард произнес эти слова вслух. Такие чудесные слова, которые причинили ему так много боли.

Ли спрятала лицо в ладонях. Плечи ее затряслись от сдерживаемых слез. Грудь сдавило с такой силой, будто железные обручи сжались вокруг ребер.

Потом Ли опустила руки и подняла взгляд на Ричарда, янтарные крапинки мерцали в слезах.

– Как ты можешь говорить, что любишь меня? То, что отец использовал эту дорогую малышку для достижения своих целей, гадко. Отвратительно. Как ты должен ненавидеть меня! – всхлипнула она и отвернулась:

Бледный из-за надвигающейся грозы свет отбрасывал резкие тени на ее лицо, морщинки боли разбегались от глаз. Возмущение, дрожащее в голосе, нацелено не на Ричарда, а на отца? Смеет ли он надеяться?

Ричард подошел сзади, так близко, что ощутил каждый ее вдох, каждый выдох. Ли не воспротивилась, когда он обвил ее руками за талию, привлек к себе на грудь, прижался щекой к волосам и вдохнул восхитительно знакомый запах роз, который преследовал его даже во сне.

– Я никогда не винил тебя, – проговорил Ричард. – И не считал, что ты в ответе за злодеяния своего отца. Как-то я сказал, что хотел тебя ненавидеть. Но я не смог. Ты была глотком свежего воздуха в моей прогорклой жизни, и я испугался. Потому что знал, с самого начала знал, что могу полюбить тебя. Видит Бог, я делал все, чтобы этого не случилось. – Он нежно убрал волосы у нее со лба. – Я люблю тебя, Ли.

Ли повернула голову так, что щека легла ему на плечо, и Ричард теперь не мог видеть ее лица, только отражение в окне.

– После того, что мой отец сделал с тобой, разве это может быть правдой?

– Ты, похоже, не удивлена, что Элисон – моя дочь. Рейчел уже сказала тебе?

Ли покачала головой.

– В этом доме, в длинной галерее, есть замечательный портрет твоего брата. Едва только увидев его, я сразу поняла, что она не может быть его дочерью. Не представляю, как я не поняла этого раньше. В конце концов, она – твоя копия.

– Хочешь знать, как случилось, что у меня ребенок от жены брата?

– Ты так сильно любил ее?

Он отпустил Ли, прошел к камину и стукнул кулаком по мраморной облицовке.

– Нет. Думал, что люблю. Когда мы были молоды. Но с тех пор я осознал, что любил мечту, которую она воплощала. Я собирался жениться на ней. Конечно, это было до того, как она вышла за моего брата.

Огонь в камине угасал. Ричард присел на корточки и подбросил полено, рассыпав искры, снопом полетевшие в дымоход.

– Поэтому я вступил в армию. После Ватерлоо дома устроили торжество, чтобы отпраздновать мое возвращение. Пир горой, вино рекой и все такое. Я очень много выпил. Так много, что, в конце концов, обнаружил, что лежу голый на своей кровати. Даже не помню, как попал туда. Следующее, что я помню, – это Рейчел подо мной. Я думал, это сон. Я думал, что сплю и вижу сон. Пока она не прошептала мое имя. Тогда я понял. Но мой ночной кошмар только начался. – Ричард прижал ладони к глазам, но ничто не могло остановить муку, терзающую его тело. Ничто не могло остановить воспоминание, выжженное в его мозгу. – Я услышал, как открылась дверь. Услышал голос Эрика. Никогда мне не забыть выражение его лица.

– Что было потом? – прошептала Ли.

– Девять месяцев спустя родилась моя дочь. Эрик никогда не отказывался от нее. Джеффри говорит, он обращался с ней как с собственным ребенком. Мне бы следовало радоваться этому, но я жил в аду. Зная, что предал брата. Зная, что у меня есть дочь, которую я не могу видеть, не могу прикасаться, не могу обнимать.

Ричард встретился с ее взглядом, блестящим от непролитых слез. Хотелось положить голову ей на грудь, но Ричард боялся дотрагиваться до Ли, боялся потерять те остатки самообладания, которые у него еще были.

– Я ни разу не видел ее, пока ей не исполнилось четыре годика. О, иногда я наблюдал за ней издалека, когда няня выводила ее гулять в парк. Но я не мог пойти домой. Не мог посмотреть в лицо брату, зная, что предал его. А потом Эрик умер.

Иисусе, глаза его были горячими и влажными, словно он вот-вот заплачет.

– Моя дочь – моя чудесная, прелестная, невинная дочь – живет со мной, в моем доме, и я не могу назвать ее своей.

Дыхание его стало резким. Он заходил по комнате.

– И как будто этого мало, я украл твою невинность, не дал тебе выйти за Александра… – Господи, он даже не может облечь это в слова. Ричард стиснул зубы. – За Александра, которого ты любила, – мне нужно было прикрыть свои грехи. А потом я отослал тебя, беременную моим ребенком, одинокую и беззащитную. Я такой же негодяй, как и твой отец.

Ричард закрыл глаза, провел ладонями по лицу. Он знал о ее приближении. Слышал мягкие шаги по ковру, но не мог заставить себя встретиться с ней взглядом. Ричард чувствовал себя таким незащищенным, уязвимым, раскрывшим все свои самые тайные, самые страшные грехи.

– Я так давно люблю тебя, – прошептала она, пробежала кончиками пальцев вдоль его щеки.

Его страхи, должно быть, отразились в глазах, ибо Ли кивнула. Погладив ладонями плечи, грустно улыбнулась:

– Я хотела выйти за тебя. Правда хотела. Да и как могли быть иначе, когда ты ворвался в мою жизнь со своими черными, как у демона, глазами и жадными, горячими поцелуями, которые раз и навсегда прогнали все мысли о любом другом мужчине?

Тон ее был поддразнивающим.

– Думаю, вначале это было страстное увлечение. Меня влекло к тебе с самого первого мгновения нашей встречи. Ты был таким красивым, таким властным, таким сильным. Как же я могла устоять и не влюбиться в тебя? Потом я убедила себя, что, должно быть, люблю тебя из-за интимной стороны нашего брака. Но все это были недостаточные причины. Теперь я знаю, какой ты человек, какие жёртвы ты принес… и это я не стою твоей любви.

Она остановила его протесты кончиками пальцев.

– И все же ты говоришь, что любишь меня, и я благодарю Всевышнего за этот подарок, который он даровал мне. Я благодарю Бога за дар твоей любви.

Ричард привлек ее в свои объятия. Ее слезы капали ему на щеки, смешивались с его слезами, а его язык сплетался с ее языком. Ричард скользнул губами вдоль ее скулы.

– Я люблю тебя, – простонал он, и слова эти стали еще слаще от вкуса ее дыхания у него на губах, затем от шепотом произнесенного ответа: «И я тебя».

Он стащил накидку с ее плеч, медленно развязал ленты, удерживающие платье под грудью. Ли поймала его руку, но перевела взгляд на стену.

– Я стала такой большой. Я тебе не понравлюсь.

Ричард приложил пальцы к ее губам.

– Я думал, ты поняла, но, полагаю, выразился недостаточно ясно. Я всегда считал тебя красавицей, но я люблю тебя не за твое лицо и не за твое тело или волосы. Я люблю тебя как личность, люблю тебя за твою душевную красоту. Ты носишь моего ребенка, и я хочу видеть тебя. Всю.

Твердо удерживая ее взгляд, Ричард вернулся к завязкам платья. Пальцы его дрожали, когда он стащил платье с плеч и дал ему соскользнуть на пол, отправив туда же и мягкую хлопковую рубашку. Ричард никогда раньше не видел беременной женщины. Он затаил дыхание, сглотнул ком, вставший в горле, затем опустил взгляд.

Живот Ли был круглым и выступал высоко под грудью. Грудь увеличилась, соски казались огромными. Взгляд метнулся к лицу, и Ли улыбнулась, взяла руку мужа и приложила ладонью к своему животу, пока он не почувствовал это.

Твердый, быстрый толчок. Ричард засмеялся и опустился на колени, благоговейно пробежав руками по животу.

– Наш ребенок, – прошептал он, боготворя Ли.

Она погрузилась пальцами ему в волосы, Ричард встретился с ней взглядом.

– Спасибо за этот дар, который ты носишь в себе. – Ричард поцеловал ее живот, затем поднялся на ноги и приблизил губы к ее губам. – Спасибо за то, что любишь меня.

Ричард подхватил жену на руки, удивившись ее легкости, затем мягко положил Ли на кровать. Она приподнялась на локтях.

Ее взгляд не отрывался от его рук, пока он снимал сюртук, потом жилет, потом рубашку. Он застонал и стащил бриджи. Глаза Ли потемнели, любуясь его прекрасным, возбужденным телом. Ричард лег на кровать с ней рядом, потом потянул ее руку к своей груди.

– Прикоснись ко мне. Пожалуйста, прикоснись ко мне.

Он резко втянул воздух, когда она пропустила между пальцев густую поросль черных волосков, покрывающих грудь. Прикосновения Ли были мучительно нежными и самыми чувственными на свете. Не было больше между ними ни преград, ни тайн.

Жизнь, наполненная любовью, манила Ричарда домой.

Он опустил Ли спиной на подушки и прижался губами к шее, упиваясь сладостью кожи. Ли ухватила его за плечи, и ее стон удовольствия подтолкнул Ричарда слишком близко к краю. Как давно, как чертовски давно он не прикасался к ней. Хотелось, чтобы это продлилось, но едва ли он выдержит слишком долго.

Он проложил ленивую дорожку к груди, втянул один дымчато-розовый сосок в рот, руки исследовали ее, дивясь переменам в теле. Ли всегда была прекрасна, но сейчас выглядела цветущей, соблазнительной, светящейся от удовольствия.

Ричард взглянул на ее пылающее лицо и улыбнулся:

– Скоро наш ребенок будет сосать твою грудь.

– Ты чудесный отец для Элисон, – сказала она и пропустила его волосы сквозь пальцы, убирая упавший на лоб локон. Голос ее дрожал от волнения, восхищения и желания. – Нашему ребенку повезло.

Отец. Этой мысли еще предстояло до конца проникнуть в сознание Ричарда. Он снова будет отцом, только на этот раз в этом не будет ни стыда, ни позора, ни боли предательства. Не будет отчаянной тоски по ребенку, которого он никогда не сможет назвать своим.

Только любовь. Только радость.

Потом Ричард отодвинул в сторону все мысли о ребенке и, спустившись ниже, прижался губами к ее бедрам. Он лизал, покусывал, целовал, прокладывая путь вниз по ноге, задержался на чувствительном местечке под коленом, засмеявшись, когда Ли задрожала, потом стащил с нее чулки, ртом повторяя путь, пройденный руками.

Ричард чувствовал, как бешено стучит пульс, как колотится сердце, когда пустился в обратный путь по другой ноге.

Он притянул жену в свои объятия, прижал к груди, дыша глубоко, чтобы успокоить бешеный стук сердца.

– Я хочу доставить тебе удовольствие, – проговорила Ли знойным, низким голосом. Глаза блестели, волосы чувственно рассыпались по его груди. Дыхание ее затрепетало на его все еще пылающей коже.

– Ты не можешь доставить мне большего удовольствия, чем уже доставила…

Его кожа туго натягивалась под каждой нерешительной лаской. Все мысли о возражениях улетучились в одно мгновение. Ее не нужно было учить темпу, ритму, напряженности. Она училась этому по его мычанию и стонам.

От самообладания не осталось и следа. Хотелось широко раздвинуть ей ноги, приподнять бедра и погрузиться глубоко в ее тело, хотелось почувствовать, как она смыкается вокруг него, но Ричард боялся причинить вред ребенку. Затерявшись в ощущениях острого желания и любви, он запутался пальцами в ее мягких волосах, а когда кульминация, словно гигантская волна, накрыла его с головой, притянул ее губы к своим и прошептал:

– Я люблю тебя.

 

Глава 30

Рейчел была утомлена дорогой, покрыта пылью, руки и ноги болели от долгих дней, проведенных в трясущейся, раскачивающейся карете. Последнее, что ей хотелось увидеть, – это любимого ею мужчину, милующегося со своей женой в комнате для завтрака Уэкстон-Мэнора. Звуки затяжных поцелуев казались неприличными среди запахов свежих булочек и взбитых сливок. Должно быть, он просто рехнулся!

Жаль, что у Рейчел нет хлыста. Она бы охаживала Ричарда по спине до тех пор, пока он не пришел бы в чувство. Свободное шерстяное платье Ли не могло скрыть ее раздувшегося живота.

Желчь, подкатившая к горлу Рейчел, едва не задушила ее. Воздух вокруг стал таким холодным, словно окна были распахнуты настежь. Даже дыхание в легких, казалось, замерзло.

Она почувствовала, что начала дрожать, но ей нужно было время, чтобы подумать. Поэтому она стиснула зубы, нацепила улыбку и со спокойным достоинством вошла в комнату.

– Наконец-то мы нашли вас.

Кровь отхлынула от лица Ли, щеки стали белыми, как из морозь на окнах. Ли испугалась, и правильно сделала. Однако Ричард не испугался. Его испепеляющий взгляд сузившихся глаз мог бы растопить замерзшую землю.

– Иди поздоровайся со своим дядей! – крикнула Рейчел через плечо, развязывая ленты шляпки.

Топот бегущих ножек эхом разнесся по холлу, Элисон влетела в комнату в сопровождении едва поспевающей за ней няни. Ричард подхватил Элисон и прижал к груди. Ее веселый смех слился с его смехом, Ричард подбросил ее высоко в воздух.

Потом поставил малышку перед своей женой.

– Поприветствуй тетю Ли.

Рейчел, затаив дыхание, ждала, что Элисон сейчас бросит Ли полные ненависти слова, как это было при отъезде. Когда же дочь кинулась в объятия Ли, шепча слова любви и извинения, Рейчел едва сдержала вскрик.

Эта продажная девка не только пытается украсть ее мужчину, но замыслила украсть у нее и дочь; Рейчел не позволит Ли выиграть, но ей нужен план. Последняя попытка провалилась. Рейчел была убеждена, что нужно лишь напомнить Ричарду о той страсти, которая пылала между ними, поэтому она проскользнула к нему в постель. Не следовало этого делать, теперь Рейчел это понимает. Во всяком случае, не раньше, чем он будет готов принять ее любовь, понять, что по-прежнему любит ее. Рейчел желала его так сильно и так долго. Но прежде чем смогла вновь увидеться с ним, он сбежал от нее из города, А теперь это!

Что Рейчел может сделать? Он слишком благороден, чтобы бросить беременную жену. Даже после рождения ребенок будет соединять их всю жизнь.

И как будто всего этого мало, они торчат в этой дыре, на корнуоллском побережье с его продуваемыми со всех сторон, скалами, сланцево-серым небом, с его удаленностью от Лондона, здесь ничто не станет отвлекать Ричарда от жены – ни светские развлечения, ни дела.

– Ричард, ребенок горячий, – сказала Ли, прижав губы к лобику Элисон.

Ричард дотронулся до щеки Элисон тыльной стороной ладони.

– Миссис Пэрриш, леди Элисон больна. Вы что, не заметили?

– Заметила, сэр. Я говорила ее светлости, что нам не следует отправляться в дорогу.

– Позаботьтесь, чтобы вызвали доктора. Немедленно. – Он подождал, пока няня унесет девочку из комнаты, потом приблизился к Рейчел. Ей пришлось сжать колени, чтобы не попятиться. – Я желаю получить объяснение этой глупости.

Она стащила перчатки, придала голосу небрежности:

– Это всего лишь простуда, Ричард, ни больше ни меньше. Этот ребенок вечно простужен. Не могу же я ждать, когда она выздоровеет, всякий раз, когда желаю отправиться в дорогу.

– Значит, надо было оставить ее в Лондоне с Джеффри.

– Глупости, – фыркнула Рейчел. – Элисон всегда ездит и будет ездить со мной.

– Только с моего разрешения! – угрожающе прорычал он и наклонился к ней: – Если ты еще хоть раз выкинешь подобную глупость, я лишу тебя права заботиться о ней. И на случай, если ты сомневаешься в серьезности моих намерений, позволь заверить тебя, что я подниму скандал, который будет сотрясать высший свет не один год, ты никогда не оправишься.

Когда он стоял так близко, она ощущала запах его кожи, и от томительного желания, зарождающегося в животе, ноги подкашивались, а пульс лихорадочно колотился в ушах. Сколько еще Ричард будет продолжать притворяться? Сколько будет делать вид, что Рейчел безразлична ему?

– Ты не посмеешь, – парировала она, испытывая непреодолимое желание приложить ладонь к его щеке, провести языком по губам, погладить горячее и твердое мужское тело. Рейчел сглотнула. – А как же твоя драгоценная Элисон?

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем прокричать всему миру, что она моя. Тогда я получу двойную выгоду, ибо заодно освобожусь от тебя.

Рейчел бросила взгляд на Ли, чтобы посмотреть, слышала ли она его слова, но глупая девка отошла в дальний конец комнаты, без сомнения, чтобы дать им поговорить наедине.

Рейчел глубоко вздохнула, не зная, как именно ответить, до какого предела можно надавить на Ричарда. От необходимости ответа ее избавил Харрис, который вошел в комнату и приблизился к Ричарду.

– Прибыл мистер Эндерсон с Боу-стрит, Ваша светлость! Он ждет вас в вашем кабинете, – сказал дворецкий.

– Отлично. Сейчас подойду.

Хоть сердце Рейчел и колотилось как безумное, а дыхание участилось, она призвала на помощь годы тренировки и придала лицу и даже голосу безмятежность.

– Зачем тебе понадобился сыщик?

– По одному делу, касающемуся бизнеса, – ответил Ричард, но Рейчел по глазам видела, что он лжет. Зачем он нанял сыщика с Боу-стрит? Неужели она допустила какую-то ошибку? Ричард что-то подозревает? Это невозможно. Слишком много времени прошло.

По прошествии такого срока невозможно отыскать никаких доказательств.

Ричард пробормотал что-то своей жене и вышел. Рейчел послушала удаляющиеся по коридору шаги, прежде чем приблизиться к Ли, которая безмятежно наблюдала за ней, явно не сознавая опасности.

Ли сложила руки на своем выпирающем животе. Рейчел проследила за этим движением, затем с усилием перевела взгляд в окно, на лужайку, окаймленную деревьями. Куда угодно, лишь бы не думать об этом ребенке.

– Значит, ты помирилась со своим мужем, да? А он, случайно, не упоминал…

– Остановись, – прервала ее Ли, вскидывая руку. – Если ты надеешься изумить меня, заявив, что Элисон – дочь Ричарда, то не утруждайся. Мне известна эта грязная история, и знаешь, мне жаль тебя. Так отчаянно желать заполучить назад мужчину, которого ты бросила, что забраться к нему в постель, Когда он был пьян до бесчувствия… Ты погубила его жизнь и опозорила его брата.

«Она жалеет меня?» Безмозглая дурочка. Рейчел чуть не рассмеялась.

– Все эти месяцы мы были вместе. Он тебе не рассказывал? – Она наклонилась к Ли, понизила голос: – Вижу, что нет. Это меня он желал и меня имел. Он был горячим, тяжелым и огромным. Он брал и брал меня в твоей постели в лондонском доме. – Рейчел многозначительно взглянула на живот Ли. – Если б он не узнал, что ты понесла, мы бы все еще были вместе. Похоже, в конце концов, он выиграл сделку с твоим отцом.

Ли покачала головой:

– Мне правда очень жаль тебя.

– Побереги свою жалость для себя, – огрызнулась Рейчел, – он любит меня и всегда будет любить. У нас общее прошлое. Общая история.

Ли улыбнулась:

– Хочешь знать, что самое забавное в этом прошлом? Оно прошло. Закончено. Мертво. А настоящее и будущее еще предстоит написать. Возможно, у тебя общее с Ричардом прошлое… – она провела рукой по животу, – но мы – его будущее.

«Наглая дрянь!» – Рейчел взглянула на буфет, увидела нож с резной рукояткой, лежащий на доске для нарезки хлеба. Пальцы так и чесались схватить его и вонзать снова и снова прямо в пузо этой бесстыжей девки. Но Рейчел сдержала порыв. Ей надо подумать! А потом вернулся Ричард. Не обращая внимания на Рейчел, он подошел к Ли, взял ее руки и прижал к губам.

– Кое-что произошло, – сказал он. – Мне нужно уехать.

Она сжала его пальцы.

– Что-нибудь с Джеффри? С ним все в порядке?

Он поцеловал тыльную сторону ее ладоней, задержавшись на костяшках пальцев. Рейчел думала, ее стошнит.

– Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, любовь моя. Просто кое-какие дела. Однако мне было бы спокойнее, если б я смог отложить свой отъезд до выздоровления Элисон.

– Не волнуйся об Элисон, – сказала Ли. – Я прослежу, чтобы о ней хорошо заботились.

– Вы забыли, что у нее есть мать, – с приторной слащавостью вмешалась Рейчел. – Поезжай, Ричард. Ты же знаешь, я никогда не допущу, чтобы с твоей дочерью что-нибудь случи лось.

Оставив без ответа ее колкость, он заключил жену в объятия и поцеловал так неистово и горячо, что Рейчел захотелось опрокинуть ему на голову кувшин с водой.

Не в силах видеть мужчину, которого она любит, в объятиях другой женщины, но решительно настроенная не показывать этого, Рейчел развернулась и с ледяным достоинством удалилась.

– Дядя Ричард дома! – закричала Элисон, вбегая в малиновую гостиную. Щечки ее раскраснелись от бега по лестнице, кудри выбились из косичек. Ли встала и прошла за ней к окну. Элисон указала на длинную подъездную аллею, обсаженную деревьями. Спустя несколько мгновений на ней показалась карета. – Вот видишь. Я же говорила тебе.

– Правда говорила. – Ли засмеялась, обняв Элисон за плечи, но улыбка быстро пропала, спазм сжал низ живота. Ли сделала глубокий вдох, стараясь, чтобы боль не отразилась у нее на лице. Вытерев рукой лоб, удивилась, что он влажный от испарины.

Ли думала, что у нее в запасе еще месяц, но этим утром повитуха сказала, что едва ли ребенок будет ждать долго.

Повитуха заверила, что бояться нечего, что некоторые дети рождаются на несколько недель раньше срока, а некоторые – позже. Ли пыталась успокаивать себя этим, но все равно боялась.

Она была рада, что Ричард вернулся. Прошло две долгих недели с тех пор, как он уехал, и Ли уже начала бояться, что он пропустит роды. Ей хотелось, чтобы он был с ней, когда придет время. Не то чтобы он мог помочь ей, но уже одна мысль о том, что он рядом, будет для нее утешением. Теперь она хорошо его понимала. У нее болела душа за его одинокое детство с холодными и неприступными родителями. Болела душа за горечь предательства Рейчел, которую он любил. Но больше всего душа болела из-за тех мук, которые он выстрадал, поневоле предав брата, и чувства вины, которое терзало Ричарда много лет.

В комнату стремительно вошла Рейчел. Она зыркнула на Ли, пройдя к окну, но ничего не сказала.

Какое злобное нападение планирует Рейчел на этот раз?

На расстоянии Ли не слышала стука лошадиных копыт по замерзшей земле. Карета остановилась, лакей спрыгнул с козел, открыл дверцу, и Ричард вышел. Выражение его лица невозможно было различить под бобровой шляпой и поднятым от холода воротником пальто. Легкие клубы пара поднимались от его дыхания и уносились ветром.

– Это он! – закричала Элисон. – Можно мне выйти? Пожалуйста!

– Сейчас же прекрати шуметь и возвращайся в детскую! – прикрикнула на нее Рейчел. – Почему ты вечно носишься по всему дому? Где эта чертова нянька? – Она обратила резкий взгляд на Ли: – Где, по-твоему, он был? Или, что важнее, с кем?

Ли обнаружила, что лучший способ справиться с Рейчел – это просто не обращать на нее внимания. Она расплела растрепавшиеся косички Элисон и пригладила пальцами мягкие пряди, позволив локонам свободно рассыпаться по плечам.

– Теперь ты будешь выглядеть совсем как взрослая, когда поздороваешься с дядей Ричардом.

Ричард тем временем повернулся и протянул руку, чтобы помочь кому-то выйти из кареты. Показалась тонкая, затянутая в перчатку рука, за которой последовала изящная ножка к сапожке. Ветер, свистящий вокруг дома, толкнул незнакомку, и она покачнулась, нога соскользнула со ступеньки. Ричард схватил гостью за талию, чтобы придержать, потом опустил на землю. Ее капюшон упал, открывая красивое лицо юной леди с огненно-рыжими волосами и сливочной кожей.

Рейчел хмыкнула. Не дожидаясь, когда она предпримет свою очередную злобную атаку, Ли взяла Элисон за руку и повела из комнаты. К тому времени, когда они спустились с лестницы, Ричард стоял в холле и тихо разговаривал с незнакомкой.

Элисон кинулась вперед и обхватила дядю за ногу в своем традиционном приветствии. Он рассмеялся и поцеловал ее, за тем с таинственной улыбкой на губах поманил Ли.

Издалека незнакомка выглядела прелестно, но вблизи оказалась потрясающе красивой. У нее была кожа цвета сливок и широко посаженные глаза, васильково-синие, с более темными краями и серебристыми крапинками, поблескивающими как бриллианты, составляющими поразительный контраст с огненно-рыжими волосами.

От мгновенного укола ревности шаг Ли получился нерешительным, но она отогнала глупую мысль. Она верит своему мужу. Да, верит.

Ли приблизилась к нему чуть более сдержанно, чем Элисон.

– С возвращением.

Ричард поставил Элисон на ноги. Уголок рта приподнялся в сдержанной улыбке.

– Ли, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Когда Ли была уже в паре шагов от мужа, он отступил в сторону.

Рядом с незнакомкой, сжимая ее руку, стоял мальчик. У него были песочного цвета волосики и ямочки на щеках, но именно от его глаз у Ли перехватило дыхание, а сердце как будто перестало биться. Это были серо-зеленые глаза ее сестры.

Ли прижала ладонь к горлу.

– Ли, – мягко проговорил Ричард, – позволь тебе представить Мэтью Джеймисона, сына Кэтрин Джеймисон.

 

Глава 31

Ли смутно сознавала, что время движется вперед, что вокруг происходит какое-то движение, почувствовала руку Ричарда на своем локте, когда она упала на колени. Она слышала, как произносились какие-то слова, но не понимала ничего из сказанного. Она как будто стояла на краю скалы, и порывистый ветер заглушал все звуки, кроме оглушительного грохота волн, разбивающихся о камни внизу.

Она не видела ничего, кроме этого ребенка. Ребенка своей сестры, глядящего на нее глазами Кэтрин, с запыленными волосиками, закрывающими бледный лобик. Мэтью спрятал личико в юбках незнакомки, но через несколько мгновений выглянул из-за складок:

– Почему ты плачешь?

– Плачу? – Она провела ладонями по щекам и удивилась, обнаружив, что они мокрые. Можно себе представить, каким пугалом она, должно быть, выглядит. В конце концов, она для него чужая.

Ли сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться.

– Просто я очень рада познакомиться с тобой. Я так давно хотела этого.

Она стискивала ткань своего платья в кулаках, чтобы не схватить Мэтью в охапку и не прижать к своей груди. Ей хотелось пробежать руками по его плечам, убрать влажные волосики со лба. Что угодно, лишь бы убедиться, что он на самом деле существует, что это не сон.

– Ты похожа на мою маму.

Ли кивнула:

– Я сестра твоей мамы. Твоя тетя.

– Моя мама умерла, – сказал он, сжимая в кулачках нянины юбки. Няня погладила его по спине.

Ли закрыла глаза. Она давно это подозревала, но услышать, что худшие опасения подтвердились, было мучительно больно, словно кинжал воткнулся в грудь. Покалывающее онемение растеклось по пальцам рук и ног. Ли почувствовала, как Ричард присел с ней рядом, его руку, поглаживающую ее по спине.

– Я этого не знала, – сказала Ли, протягивая руки. Ей необходимо обнять этого ребенка. Ребенка ее сестры. – Ты не мог бы обнять меня?

Она затаила дыхание, пока он смотрел на нее серьезным, угрюмым взглядом. Затем сделал к ней шаг, и Ли схватила его в объятия. Она целовала его в щечку, гладила лобик, запоминая его запах: непоседливого мальчишки, коврижки, которую он, по-видимому, ел на завтрак, морозного зимнего воздуха, приставшего к одежде. Ли слышала, что Ричард что-то говорит ей, но боялась, что это сон, и если она откроет глаза, ребенок исчезнет.

– Ли, – проговорил Ричард возле ее уха: – Пожалуйста, позволь Харрису проводить наших гостей в их комнаты. Дорога была длинной, и, думаю, юный Мэтью захочет перекусить, а потом поспать. Что скажете, молодой человек? Хотите есть?

Ли почувствовала, как головка кивнула у нее на плече. Она последний раз прижала Мэтью к себе, потом отпустила.

– Ну беги, Мэтью.

Элисон подбежала к ним:

– Не волнуйся, тетя Ли. Я поделюсь с ним своими игрушками. Дядя Ричард сказал, что он мой кузен. У меня еще никогда не было кузена. – Она взяла Мэтью за руку, и, не переставая болтать, они стали подниматься по лестнице следом за Харрисом и няней.

Рейчел открыла рот, словно собиралась что-то сказать, но потом развернулась на каблуках и демонстративно удалилась.

В своем потрясении Ли даже забыла про Рейчел. Ли повернулась к Ричарду и прижалась щекой к его груди, пальцами царапая его жилет. Ричард привлек жену в свои объятия. Плечи ее затряслись, безмолвные слезы покатились по щекам, промочив шейный платок, а Ричард все обнимал ее, пока она плакала.

В доме было тихо, детей давно уложили спать. Ричард слушал, как потрескивает огонь в камине, наслаждаясь простым удовольствием обнимать любимую женщину. Ее голова лежала у него на плече, волосы соблазнительно рассыпались по груди. Округлость живота прижималась к его боку, но ребенок лежал тихо.

Свет от единственной свечи на прикроватной тумбочке поймал янтарные крапинки у него в глазах, когда Ли приподняла голову и поцеловала Ричарда.

– Ты такой чудесный, Ричард. Ты подарил мне самый замечательный подарок. Как ты нашел его?

Он поднес ее руку к своим губам. Пальцы подрагивали в его ладони.

– После того как ты рассказала мне о своей сестре, я нанял сыщиков с Боу-стрит, чтобы найти ее.

– Но ты ни разу и словом не обмолвился.

– Не хотел понапрасну обнадеживать. – Он провел кончиками пальцев вдоль изгиба ее руки. – Я же понятия не имел, удастся ли им отыскать ее спустя столько лет.

Ее вздох легкой бабочкой вспорхнул с его груди.

– Ты знаешь, что с ней случилось? Как она… умерла?

Если б только существовали какие-то средства избавить Ли от этой боли, но она заслуживает правды.

– Некоторое время она скиталась с места на место. Наконец осела в Холдхэне, где работала на прядильной фабрике.

– Холдхэн? – Ли приподнялась на локте, и глаза ее, похожие на осколки зеленого стекла, отразили смятение чувств. – Это одна из фабрик моего отца, да? Не пытайся отрицать это, я вижу ответ по твоим глазам. Он все время знал, где она, и не сделал ничего, чтобы помочь ей. Не знаю, почему меня это так удивляет.

Ричард легонько провел костяшками пальцев по ее щеке, стирая слезы. Если б он мог вот так же легко успокоить ее сердечную боль.

– Похоже, у нее там было много друзей. Если это тебя хоть немного утешит, она часто говорила о тебе.

Ли прижалась лицом к его ладони.

– Ты можешь сказать мне… когда она умерла? Как?

– Год назад, – тихо ответил Ричард, почувствовав, как сдавило горло. – От инфлюэнцы. Мне сказали, это довольно распространенная болезнь среди фабричных работниц.

Ли упала в его объятия, спрятала лицо у него на шее. Ее слезы обожгли Ричарду кожу, сердце сжалось. Он слишком хорошо знал, как тяжело потерять близкого, родного человека. Если б он мог избавить любимую от этой боли, если б мог взять ее на себя.

– Мне бы хотелось поехать к ней на могилу – о Боже, у нее ведь есть могила, да?

– Она была похоронена как полагается, – поспешил заверить Ричард. – Ее упокоили на церковном дворе. Я отвезу тебя туда после того, как ты оправишься после родов.

Ли так долго молчала, что Ричард подумал, она уснула.

– А кто заботился о Мэтью после ее смерти? – с мукой в голосе прошептала она наконец.

Он вздохнул. Нелегко это сказать, но придется.

– Он был в приходском работном доме.

– О Господи! – воскликнула она. – Ему повезло, что он жив.

– Ему там не было плохо, – твердо сказал Ричард. – Это чистое, приличное заведение. Детей там хорошо кормят и сносно одевают. А теперь он с тобой.

– Ох, Ричард, я и думать не могла, что когда-нибудь увижу его и…

– Ш-ш, – прошептал он. – Теперь спи, любовь моя. День был тяжелый. Мы еще поговорим об этом завтра. – Он бормотал успокаивающие слова, пока она не уснула.

На следующее утро Ли стояла у окна гостиной, наблюдая за играющими детьми. Под присмотром нянь они гонялись друг за другом по садовым дорожкам, не замечая ни зимнего ветра, ни мрачных черных туч, затягивающих небо.

– Она красива, – проговорила Рейчел, подойдя и встав рядом. – Эти огненно-рыжие волосы. Слишком красива, чтобы быть нянькой. Слишком утонченна. Попомни мои слова, Ли, все это неспроста.

Ли стиснула зубы, но ничего не ответила. В голове у нее стучало от недосыпания, воспоминания о сестре преследовали во сне. О ссорах, которые случались у них по всяким пустякам, о секретах, которыми они делились, о взаимной скорби по умершей маме. Теперь Кэтрин умерла, а Ли осталась горевать одна.

Наблюдая, как Мэтью кувыркнулся на твердой, утрамбованной земле, Ли думала о том, что Кэтрин не суждено увидеть сына. Не ей целовать ободранные коленки. Успокаивать после страшного сна. Встречать, когда он приведет в дом свою жену. Ли прижала к губам стиснутую в кулак руку. Нельзя показывать свое горе, чтобы не напугать сына Кэтрин.

Усилившийся ветер поднял с земли маленькие завихрения пыли. Дети помчались к террасе, когда первые капли дождя упали на траву. Вознеся быструю молитву, чтобы Рейчел не пошла за ней, Ли расправила юбки и поспешила навстречу ребятишкам так быстро, как позволял ей ее большой живот.

– Ты знаешь, что сегодня утром прибыл лорд Грейдон? – крикнула ей вслед Рейчел, и голос ее отозвался от стен и высокого потолка.

Ли продолжала идти и никак не дала понять, что слышала слова Рейчел, хотя у нее перехватило дыхание.

Ли уверяла себя, что его присутствие ничего не значит, но сама не верила в это. В тех редких случаях, когда она встречала лорда Грейдона, он смотрел на Ли таким пристальным, напряженным взглядом, что у нее мурашки бегали по коже. С ощущением дурного предчувствия, сосущим под ложечкой, Ли направилась к библиотеке. За дверью шел горячий спор на повышенных тонах. Мгновенный страх побудил Ли развернуться и уйти, но она быстро толкнула дверь.

Разговор резко смолк. Ли не смотрела на лорда Грейдона. Она не хотела видеть его реакцию или выражение лица.

Она видела лишь Ричарда, он шагал к ней.

Его черные глаза сузились. Напряженное лицо, когда он взял ее за локоть, подтвердило ее опасения.

– Зачем он здесь?

– Я послал за Грейдоном, потому что мне надо с ним по говорить. – Прикосновение его руки было теплым и знакомым, голос тихим и низким. – Почему бы тебе не подождан, меня в наших покоях?

Она покачала головой:

– Нет. Я хочу знать.

Ричард чуть крепче сжал ее локоть, ведя к двери.

– Я бы предпочел поговорить с тобой наедине, после того как поговорю с Грейдоном.

– Нет. – Она решительно остановилась и вырвала локоть. – Я знаю, это имеет отношение к Мэтью. Я хочу знать. – Ли схватила мужа за руку. – Пожалуйста, Ричард. Я больше не вынесу никаких тайн, которые выскакивают, словно джинн из бутылки, и причиняют боль.

Черные прядки волос упали ему на глаза, когда он натянуто кивнул.

В комнате стояла необычная тишина, даже огонь казался смиренным, угасая на колосниках. Сознание Ли отмечало дождь, колотящий в окна, но она не слышала его.

Она не слышала ничего, кроме громкого стука собственного сердца.

Лорд Грейдон тяжело опустился в кресло напротив. Она видела его длинные ноги, затянутые в светло-коричневые панталоны, локти, облаченные в зелёную шерсть.

Когда он, наконец, поднял на нее взгляд покрасневших глаз, Ли безмолвно закричала, что не желает знать, не вынесет того, что он собирается ей сказать.

На лбу у него выступила испарина. Он было заговорил, но раздался только сип. Тогда Грейдон откашлялся и начал снова:

– Знаете, я подумал, что вы – это она. Когда впервые увидел вас, я подумал, что вы – Кэтрин.

Лорд Грейдон закрыл глаза, и Ли поняла, что он представляет Кэтрин. Перед глазами поплыло, казалось, не хватает воздуха, чтобы как следует дышать. Ричард крепче сжал руку жены.

– Я познакомился с Кэтрин, когда гостил у дяди в Грейдон-Холле, – наконец проговорил Пирс прерывающимся голосом. – Я увидел, как она идет с корзинкой в руках. Кэтрин была так красива. – Пирс потер глаза ладонями. – Я не хотел напугать ее, выскочив на коне, поэтому привязал его к дереву и побежал догонять ее. Думаю, вначале она все же испугалась. Не хотела поговорить со мной или назвать свое имя. Но я был очарован и пленен. Я настаивал и неотступно следовал за ней до тех пор, пока она не сказала, что ее зовут Кэтрин Бартон.

Он поднял взгляд на Ли, глаза у него были красными, как горящие в камине поленья.

– Почему она не назвалась своей настоящей фамилией?

Ли смотрела в огонь. Она не хотела ничего чувствовать к лорду Грейдону, соблазнителю ее сестры.

– Мой отец… – Ли всхлипнула, – он был бы против вашего знакомства.

Пирс ничего не сказал, лишь глубоко вздохнул.

– Я в течение недели каждый день ходил на это поле в надежде хоть одним глазком увидеть ее. И когда я уже отказался от надежды встретить ее снова, она появилась. Кэтрин улыбалась, и я понял, что она рада меня видеть.

– Она помогала викарию разносить еду бедным, – сказала Ли, но Пирс, кажется, не слышал ее. Он устремил взгляд в окно, словно завороженный дождем.

– Мы проговорили несколько часов. Она согласилась встретиться со мной назавтра. После этого мы встречались каждый день. – Пирс устремил на Ли суровый, смущающий взгляд. – Я не использовал ее. Не бросал. Я хотел жениться на ней. Я получил от матери письмо с просьбой срочно приехать. Отец был тяжело болен, ему оставалось жить не больше недели. Я отправился на место, где мы обычно встречались. Ждал, ждал, но Кэтрин так и не пришла! Я откладывал отъезд насколько мог, но мне нужно было возвращаться домой.

– Ну конечно же, – с тихим сочувствием проговорил Ричард.

Ли прикрыла глаза. Как жестока судьба! Если б не болезнь отца Пирса, Кэтрин могла бы выйти за человека, которого любила. Если б она вышла за него, то сейчас была бы жива.

– В сущности, я едва успел, – прошептал Пирс. – Отец умер через несколько часов после моего приезда. Потом мне нужно было позаботиться о маме и ее делах. Только через два месяца я смог вернуться. Я обошел все окрестные деревни к поисках Кэтрин Бартон. Никто не знал ее. – Он рассмеялся резким и горьким смехом, похожим на ветер. – По крайней мере, теперь я знаю почему. Наконец какой-то старый чудак указал мне на дорогу и сказал, что Кэтрин Бартон живет и Хиллфрит-Мэноре. Должно быть, он имел в виду вашу тетю, но я тогда подумал, что он говорил о Кэтрин.

Пирс стиснул дрожащие руки в кулаки.

– Я постучал в дверь. Когда дворецкий открыл, я сказал, что мне нужно срочно встретиться с хозяином. Я все время называл хозяина мистером Бартоном. Как он, должно быть, смеялся надо мной, так и не потрудившись исправить ошибку. Он не радовался моему визиту, хотя, кажется, не выглядел удивленным…

Ли закрыла глаза, отгораживаясь от нарисованной Пирсом картины хладнокровной отцовской жестокости.

– Я сказал ему, что люблю его дочь и хочу жениться на ней, – продолжал Пирс голосом, полным муки. – Ваш отец только рассмеялся, сказал, что Кэтрин не желает меня знать, что она никогда не свяжет себя с таким человеком, как я, – без положения. Я не поверил ему. Я потребовал встречи с Кэтрин, но он ответил, что она уехала, чтобы выйти замуж за другого, и показал записку, подтверждающую это. Теперь-то я, разумеется, понимаю, что записка была написана не ее рукой.

Пирс стукнул кулаками по коленям.

– Что мне оставалось делать? Я ушел. Все эти годы я убеждал себя, что ненавижу Кэтрин, но на самом деле никогда не переставал любить. – Он вытер руками лицо, но слезы возвращались быстрее, чем он успевал стирать их. – Я больше никогда ее не видел. Не знал, что она продолжала любить меня. Не знал о нашем ребенке. Если б только я знал…

– И все это время, – проговорила Ли, с трудом продравшись сквозь ком в горле, – моему отцу было известно, где она, и он не сказал ни слова, ни разу не предложил помочь ей.

Непрошеное, но глубокое сочувствие к Пирсу, который так сильно любил ее сестру, пробудило желание произнести слова утешения, но не успела Ли заговорить, как он опустился на колени и схватил ее за руку:

– Ваша светлость… Ли… я хочу забрать своего сына.

 

Глава 32

Ли оттолкнула его и встала.

– Нет. – Она прошла к окну и устремила взгляд вдаль, на деревья, склоняющиеся под ветром, кажущиеся размытыми за стеной дождя. Ричард подошел, поднял руки, собираясь обнять, но Ли не могла проявить слабость.

Она отступила и повернулась к Пирсу, ожесточив сердце против муки в его глазах. Она не отдаст своего племянника.

– Он мой сын, – сказал Пирс, становясь перед ней.

– Так вы говорите, но откуда мы можем знать, что это правда, а не какая-нибудь выдуманная вами история…

– Вы что, считаете меня дураком? – зло и отрывисто бросил он. – Думаете, я бы явился сюда, чтобы предъявить права на чужого сына? На ублюдка?

– Не произносите это слово! – Ли зажала уши руками. Она понимала, что должна преодолеть свой страх, иначе это чудовище воспользуется ее слабостью, но была беспомощна и растеряна, погружаясь в болото вязкого замешательства.

Только одно было ясно: она не отдаст своего племянника. Ричард отнял ее руки от ушей, прижал к своей груди. Ли хотелось упасть в его объятия и притвориться, что все это страшный сон.

– Как мы можем быть уверены, что он отец Мэтью?

– Я видел приходскую книгу, – мягко отозвался Ричард, успокаивающе поглаживая ее руки. – Он записан как Мэтью Пирс Деймон Джеймисон. И хотя она никогда не говорила, что отец ребенка – Пирс, думаю, это достаточное доказательство.

Ли бросила гневный взгляд на Пирса, который все это время тихо стоял в стороне, потом снова посмотрела на Ричарда. Колотящееся сердце и растущий страх путали мысли, сбивали дыхание. Ли начало трясти, и когда ужасное подозрение закралось в голову, ей с трудом удалось облечь обвинение в слова:

– Это заговор? Вы двое нашли способ забрать его у меня?

– Ли, немедленно прекрати, – резко сказал Ричард.

На одно безумное мгновение Ли даже показалось, что он может дать ей пощечину. Возможно, это прекратило бы поднимающуюся истерику. Неужели она выглядит такой же обезумевшей, какой чувствует себя? Такой же буйной, как корнуоллские ветра, беснующиеся среди скалистых утесов?

– Я не хочу, чтобы ты расстраивалась, – мягко, успокаивающе проговорил Ричард. – Подумай о ребенке.

Ли кивнула. Он, разумеется, прав. Сделав глубокий вдох, она повернулась к Пирсу.

Его напряженно выпяченный подбородок, темно-карие глаза, которые горели безжалостной решимостью, сказали ей, что Пирс никогда не сдастся. Что ж, она тоже. Ли пыталась найти логический аргумент, чтобы разубедить его.

– Не можете же вы на самом деле признать его, – наконец сказала она. – Что подумает ваша будущая жена?

Пирс подвигал плечами, словно отметая эту неприятную мысль.

– Это не имеет никакого отношения к Джулии.

– Разумеется, имеет. Ей придется растить вашего ребенка от другой женщины, рожденного вне брака. Думаете, она примет Мэтью с распростертыми объятиями?

– Она сделает так, как я скажу, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

– Но признает ли она его? – Сильная дрожь прошла по Ли, слезы закипели в горле. – Будет ли любить его как своего собственного? Или будет оскорблена его присутствием в доме?

– Она сделает, как я скажу.

– Она возненавидит вас!

– Мне плевать, пусть ненавидит, – бросил Пирс, стиснув зубы. – Это брак по расчету не только для меня, но и для нее. Вы, как никто другой, должны понимать это.

Ли резко втянула воздух и метнула испепеляющий взгляд на Ричарда. На его щеках вспыхнула краска вины, и Ли поняла, что ее муж рассказывал Пирсу об обстоятельствах их брака. То, что Ричард обсуждал с кем-то такие интимные подробности, в особенности с этим повесой, было невыносимо. Как кролик, попавшийся в силки, она чувствовала себя беспомощной, но не собиралась сдаваться.

Ли презрительно рассмеялась:

– Ваша репутация опережает вас, милорд. Вы живете в борделях и проводите дни в беспробудном пьянстве. Как вы будете растить ребенка?

– Может, я и пускался во все тяжкие, – тихо отозвался Пирс, ни на мгновение не отводя взгляда, – но я был в отчаянии. Я думал, что потерял любимую женщину из-за того, что у меня нет титула. Я ведь не знал правды. Я страдал, злился и упивался своей злостью целых пять лет. Но теперь это закончилось.

Пирс протянул дрожащую руку к Ли.

– Я не знаю, как объяснить, но я чувствую себя… другим человеком. Словно заново рожденным. Словно Кэтрин воззвала ко мне из могилы и подарила этот подарок – чтобы спасти меня.

Не в силах вынести обнаженную правду в его глазах, Ли отвернулась. Прижав кончики пальцев ко лбу, она покачала головой:

– Вы смотрите на меня и видите Кэтрин. И он видит ее, когда смотрит на меня. Слишком много страданий выпало Мэтью в его короткой жизни. Здесь у него семья, которая любит его. Вы не можете сказать то же самое. Не можете гарантировать, что ваша жена будет любить его. О Боже…

Ли спрятала лицо в ладони.

Ричард привлек ее в свои объятия. Она слышала стук его сердца, слышала, как воздух входит и выходит из его груди. Она стиснула плечи мужа, словно тонула, а он был ее единственным в мире спасательным кругом.

– Пирс, подожди меня здесь. – Голос Ричарда прозвучал успокаивающим звуком, который прорезался сквозь боль и смятение.

Ричард отвел Ли в ее комнату, уложил в постель, подложив под спину подушки, дабы уменьшить давление большого живота, затем налил в стакан бренди.

Ли выпила все. Ричард убрал волосы с ее лица. Глаза его были мрачны, губы сжаты от напряжения, когда он присел на край кровати и обнял жену. Она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза:

– Почему ты ничего мне не сказал?

– Я собирался, но думал, что у меня есть еще несколько дней. – Он вздохнул, его теплое дыхание коснулось ее уха, за тем поцеловал в лоб, погладил спину. – Я послал Пирсу письмо перед отъездом из Холдхэна, но не думал, что он приедет так скоро. Следовало бы догадаться. Мне очень жаль, что тебе пришлось узнать все вот так. Чертовски жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я хотел сказать тебе с глазу на глаз.

– Ты не виноват, я сама настояла. Как глупо с моей стороны! Мне надо всегда прислушиваться к тебе.

Ричард выдавил усталую улыбку.

– Да, надо, но я знаю, что ты не будешь. – Он снова уложил Ли на подушки, поправил волосы. – Если это тебя немного утешит, я знаю Пирса много лет. Он хороший человек. Он сказал правду. Он любил твою сестру и запил от отчаяния.

– Я услышала правду в его словах. – Ли теребила одеяло. Сердце стучало так же громко, как дождь в окна. – Но я не хочу потерять своего племянника. Думаешь, Мэтью должен быть с ним?

Она затаила дыхание в ожидании ответа.

– Вопрос не в том, что я думаю, – проговорил Ричард, проведя костяшками пальцев вдоль ее скулы. – Вопрос в том, что лучше для ребенка. По закону отец имеет абсолютную власть над своими детьми. – Он вскинул руку, заглушая протесты Ли. – Я знаю, что тебе это не нравится, но таков закон. Правда, я не знаю, распространяется ли он на данный случай, поскольку они не были женаты. Но я точно знаю, что Пирс – хороший человек. Он будет хорошим отцом. – Он приложил два пальца к ее губам: – Ш-ш, выслушай меня. Пирс признает, что вел не слишком достойную жизнь, но он намерен измениться. Ради ребенка, я надеюсь, ему это удастся. – Ричард переплел их пальцы. – Видишь ли, я понимаю его чувства. Не так давно я тоже предавался пьянству и разгулу, раздираемый горечью и чувством вины. Если бы Эрик не умер, я бы, наверное, уже был в могиле. Но я остепенился. Ради Элисон.

Ли закрыла глаза, пытаясь отгородиться от безжалостного чувства стыда, охватившего ее.

– Ох, Ричард, прости!

– За что?

– За мою глупость. За…

Его рот, накрывший ее губы, заглушил все остальные слова, которые она еще собиралась сказать. Язык проник внутрь в нежнейшей ласке, как безмолвное предложение любви.

Ричард обхватил ее щеки ладонями.

– Ты всего лишь пыталась защитить своего племянника. Я просто хотел сказать, что Пирс тоже может измениться. Может исправиться. Когда это произойдет, он будет образцовым отцом.

Ли хотела отвести взгляд, но его ладонь на щеке вынуждала смотреть на него.

– Но пока рано, и, полагаю, он понимает это. И в глубине души знает, что лучшее место для Мэтью здесь, с нами. Я так же считаю, что мы не можем отказать ему занять место в жизни Мэтью. Это было бы слишком жестоко, ты согласна?

Ли хотелось сказать «нет», но она кивнула.

– Я люблю тебя, – прошептал Ричард, приникая к ее губам в благоговейном, успокаивающем поцелуе.

Когда Ричард прервал поцелуй, Ли протестующе застонала, но он встал и подоткнул вокруг нее одеяло, затем провел тыльной стороной ладони вдоль скулы. Ли думала, он снова поцелует ее, но Ричард развернулся и вышел из спальни.

События последнего часа отняли у Ли все силы, но она не могла спать. Она не находила покоя, вновь и вновь прокручивая в голове противостояние с Пирсом, каждое слово, каждый нюанс, каждую надрывающую душу подробность.

В комнате было темно, черные тучи непогоды заволокли небо. Дождь стал тише, капли струйками стекали по стеклу. Небольшой огонь, горящий в камине, отбрасывал тусклые тени по всей комнате. Ли сжимала пальцами край одеяла. Глаза ее горели, но не от слез.

Дверь открылась. Ли ожидала увидеть Ричарда, но это была Рейчел.

Одетая в тяжелую шерстяную накидку василькового цвета с низко надвинутым налицо капюшоном, с муфтой в руке, Рейчел поспешно приблизилась к кровати.

– Ли, мне не хочется тебя беспокоить, но тебе придется встать. Мэтью пропал.

– Что? – Ли села на кровати. Из-за перекрутившегося вокруг выпирающего живота платья было трудно спустить ноги вниз. – Что значит пропал?

Рейчел обхватила Ли за руку и помогла встать.

– Он слышал, как ты и Ричард обсуждали его будущее с лордом Грейдоном. Все слышали. Вы разговаривали довольно громко, но дело не в этом. Он подумал, что не нужен вам, что вы хотите избавиться от него, и поэтому убежал. Я пыталась остановить его, но он слишком быстро бегает. Бедный ребенок, он плакал так безутешно. Он побежал в сторону скал.

Скал? С колотящимся сердцем Ли обулась в полуботинки, оставив их незашнурованными. Она не могла дотянуться до ног и не собиралась просить Рейчел о помощи.

Ли не поверила Рейчел, но и не могла так просто отмахнуться от ее слов до тех пор, пока своими глазами не увидит, что Мэтью, живой и невредимый, находится в детской.

Тяжело ступая, она направилась к двери, но Рейчел с мрачной улыбкой на губах преградила ей дорогу. Муфта съехала по руке, оказавшись между запястьем и локтем, и из нее прямо в живот Ли был нацелен револьвер.

 

Глава 33

– Прости, что расстроил твою жену. – Пирс оперся о стол, заваленный книгами и картами. – Я был просто не в себе с тех пор, как получил твое письмо. Правда, мне очень жаль.

Ричард прошел к шкафу с напитками и отыскал среди бренди и кларета бутылку виски, спрятанную в уголке. Перед приездом Джеффри он собирался убрать все виски из дома, но сейчас порадовался, что оно есть.

Эта ситуация тяжела и огорчительна для них всех, и легкого выхода не видно. Ричард сунул стакан в руку Пирса.

– Еще раз ее расстроишь, и, клянусь, я убью тебя.

Пирс со стуком поставил стакан на стол.

– Я же сказал, мне очень жаль, но поставь себя на мое место. Что бы ты чувствовал, если б узнал, что у тебя есть сын, о существовании которого ты даже не подозревал? И что женщина, которая, по-твоему, предала тебя, никогда этого не делала? И теперь она умерла? Я чувствую себя так, будто лошадь лягнула меня в живот. Не могу дышать. Не могу есть.

Ричард проглотил виски, и обжигающая жидкость, растекающаяся по жилам, никак не умерила той злости, которую он держал в крепкой узде.

– Я слишком хорошо знаю, что ты чувствуешь, поскольку сам когда-то пережил подобное, и только поэтому ты еще дышишь.

– О Боже, я забыл! – Пирс провел руками по волосам. Под глазами у него залегли темные круги, щеки ввалились, выступающий подбородок был напряжен. – Похоже, все вылетело у меня из головы, кроме того факта, что у меня есть сын и Кэтрин никогда не переставала любить меня…

Ричард прошел к окну. Душа болела за Ли, за Пирса, за ребенка и за все страдания, которые еще предстоят.

– Я счастлив за тебя, Пирс, но моя жена подняла несколько важных вопросов, над которыми тебе надо подумать.

– Какие, например?

– Во-первых, твоя невеста. Леди Джулия, возможно, красива, но она ледяная принцесса. Не могу представить, чтобы она с радостью приняла твоего незаконнорожденного ребенка в своем доме. И не пытайся отмахнуться от меня, утверждая, будто это ни для кого не имеет значения, потому что Мэтью всего лишь ребенок. Джулия из богатой и влиятельной семьи, которая на эту ситуацию не посмотрит благосклонно. Не говоря уж о том, что ребенок будет зримым доказательством и постоянным напоминанием о женщине, которую ты когда-то любил. О женщине, которую ты все еще любишь, хоть она и в могиле.

Пирс горько рассмеялся:

– Какое Джулии дело до этого? Я ей совершенно безразличен.

– Возможно, она и не питает к тебе нежных чувств, но едва ли захочет, чтобы ей тыкали в нос тем, что ты когда-то любил другую, даже если Кэтрин уже нет в живых. – Пирс собрался было возразить, но Ричард остановил его. – Тебе не хуже моего известно, что видимость соблюдения приличий превыше всего. А то, что ты приведешь в свой дом незаконнорожденного, едва ли можно назвать приличным.

– Я же сказал, что объясню, – прорычал Пирс, схватив стакан и залпом проглотив виски, потом вытер губы ладонью. – Она поймет, но даже если и не поймет, договор уже подписан. Слишком поздно кому-либо из нас идти на попятный.

– Я знаю, – мягко проговорил Ричард, – Но не будет ли она винить ребенка? Вот вопрос, над которым тебе следует подумать. И как насчет твоего пристрастия к выпивке? Я не думал, что ты исправишься ради жены, но если собираешься растить ребенка…

Пирс испустил рычание – низкий, животный звук отчаяния.

– Я же сказал, что изменюсь. Зачем ты мучаешь меня?

– Но откуда ты знаешь, что у тебя получится? – с грубоватой прямотой спросил Ричард. Он встал со стула и снова подошел к окну. – Посмотри на Джеффри. Глупый мальчишка чуть не угробил себя. А Эрик? А я сам? Страшно даже думать, что бы случилось с Элисон, будь она в то время на моем попечении.

– Что ты хочешь сказать?

Что бы они ни сделали, как бы ни поступили, кто-то все равно будет страдать. Ричард вздохнул:

– До тех пор пока ты не приведешь в порядок свою жизнь и не уладишь дела с Джулией, думаю, ребенок должен оставаться с нами.

– Я не знаю, что делать, – простонал Пирс. Он потер руками лицо, потом посмотрел на Ричарда глазами, такими же пустыми и одинокими, как продуваемые ветрами пустоши. – По крайней мере, позволь мне увидеть его, Ричард. Я даже не знаю, как он выглядит.

Ли сжимала накидку у шеи, тяжело шагая по извилистой садовой дорожке. В нескольких шагах позади нее шла Рейчел. Как только Ли приостанавливалась, чтобы перевести дух, Рейчел подталкивала ее в спину дулом револьвера.

Они прошли под каменной аркой, увитой жимолостью, сейчас арка стояла голой и казалась застывшей под зимним небом. Тяжелый моросящий дождь пропитал капюшон и намочил волосы. Ветер задувал в широкие рукава, холод пробирал до костей. Если б только мысли так же онемели, но Ли не могла позволить страху овладеть ее душой, иначе не останется надежды на спасение.

Она оперлась руками о колени.

– Рейчел, мне надо отдохнуть.

– Не останавливайся. – Голос ее звучал как мягкое мурлыканье, но металл, прижимающийся к спине Ли, был твердым.

Легкость, с которой Рейчел похитила ее из дома, потрясла Ли. Со стороны они выглядели как две подруги, отправившиеся на дневную прогулку по саду: Рейчел взяла Ли под руку, прижала свою муфту со спрятанным внутри револьвером к ее животу и провела невестку по коридорам.

Разумеется, никому и в голову не могло прийти, что Рейчел опасна. Ли надеялась предупредить кого-нибудь о своей беде, но они никого не встретили. Все слуги были заняты своими делами по дому, дети с нянями находились в детской, а Ричард с Пирсом – в библиотеке, в другой стороне дома. С револьвером, направленным в ее ребенка, Ли не осмелилась отбирать оружие.

Она поскользнулась на островке мокрого мха, взмахнув руками, чтобы удержать равновесие. Каждый шаг приближал их к бушующему океану, с ревом разбивающемуся о черные скалы. В воздухе резко и остро запахло солью. Ли остановилась и повернулась к Рейчел. Разрази ее гром, если Ли позволит Рейчел сбросить себя со скалы.

– Ну, что она сказала?

– Ее нет в комнате. – Ричард потер ладонью горло, пытаясь прогнать образовавшийся там ком. В детской с детьми ее тоже не оказалось. Ричард говорил себе, что для паники нет причины, но когда взглянул на полное надежды лицо Пирса, дрожь дурного предчувствия охватила его. Ли была крайне расстроена, их ребенок вот-вот должен родиться.

С колотящимся сердцем Ричард вышел в холл. Это глупо, говорил он себе. Для страха нет причин. Дом большой, в нем много комнат, а она все время приводит в исполнение какою-нибудь свою задумку: то составляет опись, то подновляет обивку.

Если он не найдет Ли в одной из гостиных, то соберет слуг и обыщет дом.

Он нашел Харриса в большом холле, инструктирующего нового лакея относительно его обязанностей.

– Ты не видел герцогиню?

– После ленча нет, ваша светлость. – Харрис слегка приподнял брови, безмолвно вопрошая о дальнейших приказаниях.

Хорошенькая служанка в чепчике подошла к Ричарду и присела в быстром книксене:

– Прошу прощения, сэр, но я видела ее светлость.

– Где ты ее видела? – Слова, пронизанные паникой, вышли громче и резче, чем Ричард намеревался.

– Я вытирала пыль на галерее и видела, как ее светлость и вдовствующая герцогиня вышли из дома через садовую дверь. Они шли быстро, сэр, как будто спешили.

Ли и Рейчел? В саду? В дождь?

– Харрис, принеси мое пальто.

– И мое, – сказал Пирс.

– Когда ты видела их? – спросил Ричард служанку.

– Совсем недавно, сэр.

– Спасибо, ты свободна.

Служанка снова присела и вернулась к стиранию пыли. Харрис принес пальто, и через несколько минут друзья уже были в саду, следуя по цепочке шагов, оставленных на грязной земле. Следы вели через лужайку и поднимались вверх по склону холма.

– Мне это не нравится, – сказал Пирс, сдвигая шляпу пониже, чтобы дождь не попадал в глаза. – Чего ради им пришло в голову гулять по парку в дождь? Я, честно говоря, не могу представить Рейчел, подставляющую щеки ветру.

Ричард покачал головой, оглядывая уходящие вперед следы:

– В этой стороне нет ничего, кроме…

Скалы. Он ринулся вперед, крикнув через плечо:

– Приведи помощь!

А мгновение спустя услышал слабый, но безошибочный звук выстрела, разнесшийся ветром.

Пуля вонзилась в землю в нескольких дюймах от ног Ли, и колени ее так задрожали, что она с трудом устояла.

– Изумительное оружие, – промурлыкала Рейчел, погладив револьвер. – У него барабан с шестью револьверными путями. Это означает шесть выстрелов, Ли, так что осталось еще пять. Поэтому предлагаю тебе пошевеливаться, пока я не пристрелила тебя прямо на месте.

– А какая разница? – отозвалась Ли, ее было почти не слышно из-за ветра. – Ты все равно меня убьешь.

Надо попытаться дышать ровнее. Сердце колотилось так часто, что казалось, она вот-вот свалится на землю. Но ради ребенка она не может сдаться.

– Да, – весело согласилась Рейчел. – Но я бы предпочла не стрелять в тебя. У меня другие планы по поводу твоей смерти. И разумеется, всегда есть крошечный шанс, что ты можешь убежать. – Она ткнула Ли дулом револьвера в живот. – А теперь делай, как я говорю.

Ли, спотыкаясь, пошла по проторенной тропинке. К счастью, дождь прекратился, но успел сделать свое дело. Вся одежда промокла насквозь, а ветер был таким ледяным, что тело промерзло до костей. Но теперь новый, более пугающий страх начал терзать Ли.

Тупая боль в спине, мучившая ее последние две недели, стала сильнее, интенсивнее и теперь растекалась внизу живота. Несколько секунд назад Ли почувствовала, как по бедрам потекла жидкость, а за ней какое-то липкое вещество, которое могло быть кровью.

Каждые несколько минут сильнейший спазм хватал мышцы живота и невыносимая огненная боль простреливала спину, словно пальцы невидимой руки сжимали позвоночник.

Они шли, пока тропинка не стала слишком крутой и опасной для того, чтобы подниматься по ней. Резкий порыв ветра вспенил волны в бешеный водоворот и бросил Ли на колени.

Она подползла к расщелине, немного защищенной с обеих сторон от жестокого ветра двумя скальными зубцами. Используя твердую опору для равновесия, с трудом поднялась на ноги.

Прилив высокий. Волны, разбивающиеся о скалы снизу, обдали лицо солеными брызгами. От камней под руками тошнотворно воняло гниющей рыбой, неровную поверхность усеивали ракушки и водоросли. Накатило головокружение, к желудку подступила дурнота. «Не смотри вниз. Не паникуй!»

– Ричард, должно быть, уже ищет нас! – прокричала Ли Рейчел. – Ты ведь это понимаешь? Даже если тебе удастся убить меня, Ричард узнает правду.

– Ты думаешь, что он любит тебя, – отозвалась Рейчел ровным, скучным голосом, словно предлагала Ли чаю. – Но это не так. Ты для него всего лишь шлюха, подстилка. Он использовал тебя, как кобель сучку во время течки. Или как жеребец кобылу. Ты и вправду думала, что я позволила бы тебе забрать его у меня? Думала, я буду закрывать глаза на то, что ты спишь с мужчиной, которою я люблю?

Пока Рейчел зло выплевывала эти слова, Ли украдкой оглядела тропу впереди. Ей был виден полуразрушенный сарай заброшенного оловянного рудника, приютившийся на краю скалы. Ли могла бы попытаться убежать, но тяжелый живот и скользкие камни делали быстрый бег невозможным. Или она могла бы напасть на Рейчел, побороться за револьвер, но тогда они обе скорее всего свалятся через край. Ни один из вариантов не был слишком обнадеживающим, но не могла же Ли просто стоять и ждать смерти.

Выхватить оружие казалось лучшим шансом. Ли сделала шаг к Рейчел, пока та выплевывала на нее свою злобу. Ветер хлестал волосами по щекам, жег глаза, но Ли продолжала двигаться.

Рейчел обеими руками обхватила револьвер.

– Я знаю, ты не поверишь, но я правда не хочу убивать тебя. Я просто хочу, чтоб ты ушла с дороги.

– Согласна. – Ли вскинула руки. – Если ты положишь револьвер, я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь.

– Нет! Слишком поздно для этого.

– Пожалуйста, Рейчел. Подумай о моем ребенке. Ты же мать. Ты знаешь, как дорога жизнь ребенка. Как ты можешь причинять вред моему малышу?

Безумный смех Рейчел разнесся ветром.

– Это как раз то, что привело нас сюда. Теперь Ричард никогда не позволит тебе уйти, ведь в твоем животе растет его семя. Так что видишь – у меня нет выбора. Ты должна умереть.

Руки Рейчел начали дрожать. Револьвер был слишком тяжелым, а пальцы замерзли. Она должна покончить с этим сейчас же, а потом вернуться в дом, прежде чем кто-то обнаружит, что они исчезли.

Скользкая тропа, покрытая льдом и лишайником, замедляла шаг, Рейчел приближалась к Ли. Золотистые волосы Ли, съежившейся среди камней, рассыпались по спине, развевались ветром. Широко распахнутые зеленые глаза смотрели на Рейчел со страхом, в котором угадывался оттенок вызова. От одного лишь взгляда на соперницу у Рейчел чесались руки всадить ей пулю в сердце, но она не могла.

Все должно выглядеть как несчастный случай, иначе всякая надежда будет потеряна.

Все будут оплакивать смерть Ли, и горше всех Рейчел.

Что она делала в скалах, будут недоумевать они, да еще с таким большим сроком, когда ребенок со дня на день должен был появиться на свет? Ох, глупая женщина! Ходить по горной тропе в грозу.

Не имея никаких доказательств убийства, никто ничего не заподозрит. И Ричард в своем горе, бедняжка, обратится за утешением к Рейчел. План настолько безупречен, что она даже рассмеялась вслух.

Но вначале она должна столкнуть эту глупую девку с обрыва.

– Положи револьвер, Рейчел.

Рейчел резко развернулась, сердце заколотилось как молот, кровь заревела в ушах. Прищурилась от ветра, но ничего не увидела среди камней. А потом появился Ричард, словно возник из клубящегося тумана, в длинном сером пальто, с всклокоченными ветром волосами и чертами, резкими и зазубренными, как скалы позади него. Он казался огромным, устрашающим ночным существом, этот отмеченный дьяволом мужчина с волшебными руками, которые пробуждали животную жажду в ее душе и теле.

– Ты должна положить револьвер, – сказал он.

Рейчел продолжала целиться в Ли. Бессильная ярость сотрясала ее. Рейчел обнаружена, она в ловушке, но не намерена страдать одна.

Оглушающий ветер перекрывал хруст камешков и ракушек под сапогами, Ричард подбирался ближе. Колени его дрожали, спина промокла от пота и дождя.

Быстрым взглядом Ричард оценил ситуацию, не позволяя панике завладеть им. Ли находится в опасной близости к краю скал, а Рейчел придвигается к ней. Револьвер безудержно дрожит в ее руке, пронзительный крик разносится эхом, отскакивал от скал.

В тусклом свете Ричард узнал оружие – револьвер, известный как «перечница», потому что его цилиндрическое скопление стволов напоминало крышку от перечницы. Оружие тяжелое, неуклюжее и крайне ненадежное. Очень часто, когда выстреливает один патрон, другие взрываются. Ричард купил его для своей оружейной коллекции и никогда даже вообразить не мог, что увидит его нацеленным. Нацеленным на свою жену.

Обезумевший взгляд Рейчел метнулся от Ричарда к Ли, словно она не могла решить, на кого первого напасть, потом снова вернулся к Ричарду.

– Это все ты виноват. Тебе не надо было жениться на ней.

– Я знаю, – отозвался Ричард, чувствуя, как дикая ярость выпускает на волю жажду крови, от которой руки сжимаются в кулаки, ноги напрягаются, готовясь к прыжку. Но, продолжая незаметно продвигаться вперед, Ричард старался, чтобы голос звучал спокойно, ровно. – Ты права. Теперь я это понимаю. Но ты должна положить револьвер.

– Я люблю тебя, – сказала Рейчел, – всегда любила, но все пытались нас разлучить. Мои родители, Эрик. Теперь она.

Надо поддерживать разговор, чтобы она сосредоточила свое внимание на нем и отвлеклась от Ли.

– Я понимаю, Рейчел. Ты любишь меня. Ты всегда меня любила. Давай пойдем домой. Здесь холодно и дует. И Элисон ты нужна. И мне нужна.

Он с трудом выдавил эти слова. Быстрый взгляд на Ли подтвердил, что она невредима, по крайней мере пока.

Съежившаяся между двух валунов, в промокшей накидке, облепляющей живот, с руками, прижатыми к горлу, Ли выглядела такой маленькой, такой хрупкой. Широко распахнутые испуганные глаза блестели серебром в грозовом свете. Страх за жизнь мужа был словно высечен в угрюмых линиях вокруг губ.

О Боже, доселе неведомый страх грозился поглотить Ричарда, и он уже не знал, дождь это или слезы текут по его щекам. Он не даст ей умереть.

Он не потеряет Ли или их ребенка.

– Я никогда не хотела выходить за Эрика, – продолжала Рейчел, дрожащей рукой удерживая револьвер. – Я сделала это ради тебя. Чтобы ты мог иметь все.

От того, что скрывалось за этими словами, кровь застыла к жилах, словно обратилась в лед.

– Что ты такое говоришь?

Рейчел заплакала громко, с подвыванием вторя ветру, потом рассмеялась сквозь слезы.

– Мне пришлось это сделать, ведь иначе ты бы не вернулся ко мне. А теперь это.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Ричард едва заметно придвинулся к ней, глазами удерживая ее взгляд. – Эрик умер в результате несчастного случая. Упал с лошади.

Она только рассмеялась:

– Это бы тоже выглядело как несчастный случай. Отправилась на дневную прогулку, заблудилась в тумане и свалилась с обрыва. Но теперь это бесполезно. Безнадежно.

Ее взгляд метнулся на скалы – безумный взгляд пойманного в ловушку зверя, отчаянно и безнадежно пытающегося найти выход, сбежать, спастись.

В эти несколько мгновений, показавшихся Ричарду нереальными, он почувствовал себя душой без тела, парящей вне времени и пространства. Он увидел, как Рейчел подняла револьвер, нацеленный на Ли. Увидел, как напряглись ее руки, когда палец нажал на спусковой крючок. Словно со стороны увидел себя в прыжке с вытянутыми, пытающимися дотянуться руками, но даже это, казалось, происходило слишком медленно, как будто ветер задерживал, мешал ему.

Затем, словно осознав опасность, Рейчел развернулась, и револьвер оказался нацеленным на Ричарда. Приготовившись принять пулю, он вознес безмолвную благодарность Господу, который так часто покидал его.

Потом какая-то вспышка движения, быстрый серебристый свет, разрезавший темноту, отражение лунного света на волосах, и Ричард понял, что это Ли, бросившаяся вперед с поднятыми руками.

– Нет! – заорал Ричард. Он хотел умереть, хотел принять пулю, спасти Ли жизнь. Но Ли толкнула Рейчел в спину, отчего они обе полетели к обрыву.

Ричард увидел вспышку света, револьвер выстрелил, клубы черного порохового дыма взметнулись в воздух, и земля обсыпалась под ногами Ли.

 

Глава 34

Ричард прыгнул к обрыву и схватил Ли за талию. Инерция чуть не перебросила их через край, но Ричард уперся ногами в камни, сомкнул колени и отклонился назад, вытаскивая их на твердую землю. Руки и ноги дрожали, мышцы болели, пальцы закостенели, но он держал Ли мертвой хваткой. Ветер бил в спину, но ничто не могло заставить Ричарда отпустить ее.

Разъяренные волны, подхлестываемые ветром, с грохотом разбивались о скалы внизу. Соль щипала щеки, и ледяная вода обжигала кожу как огонь. Время ползло, отмечаемое безумным биением сердца. Казалось, они целую вечность висели на краю, хотя в действительности прошли какие-то секунды, прежде чем Ричард повалился спиной на землю, потянув Ли на себя.

Перекатившись, встал возле нее на колени. Она была без сознания, лицо белое, как только что выпавший снег, и такое же холодное. Ричард отыскал на шее пульс. Он был тонким, Нитевидным, но был.

Камень под Ли был в крови, но Ричард отказывался задумываться, откуда кровь. Его мозг сосредоточился на единственной цели: как можно скорее доставить ее домой.

Кто-то кричал, звал Ричарда по имени, но он плохо соображал, обезумевшие мысли кружились в голове, словно ветер, и эта нескончаемая литания сводила его с ума: доставить Ли домой, доставить ее домой.

Ричард поднял ее на руки и побежал по тропе, чувствуя, как горят мышцы. Потом рядом с ним возник Пирс.

– Ты, должно быть, без сил. Давай я понесу ее.

Ричард покачал головой. Он не мог говорить из-за сдавившей горло паники и не мог отпустить Ли.

Впереди он увидел лакеев, грумов и, слава Богу, лошадей. Он заставлял ноги идти, кровь – продолжать пульсировать, сердце – не терять надежду.

– Помоги мне поднять ее на лошадь! – прокричал он в ветер. – Пошли за доктором. Встреть меня у сторожки. Это ближе.

– А Рейчел? – спросил Пирс.

– Она упала с обрыва. Без сомнения, она мертва, но все равно отправь людей на ее поиски.

Когда они добрались до лошадей, Ричард переложил Ли на вытянутые руки Пирса, чтобы сесть в седло. Потом прижал жену к груди и пустил коня вперед. В голове не было никаких мыслей, кроме единственной, бесконечно повторяющейся: «Пожалуйста, не умирай. Пожалуйста, не умирай. Пожалуйста, не умирай».

– У нее несколько небольших царапин и ссадин на руках, ваша светлость, но самую большую угрозу для ее жизни представляет кровотечение.

Ричард прижал руку Ли к груди. Ли еще не согрелась, хотя он навалил на нее целую гору шерстяных одеял. Она не пошевелилась, не издала ни звука, пока доктор тыкал своими инструментами, и все это время из ее тела текла кровь.

– Неужели вы не можете остановить его? – Ричард чувствовал дурноту и головокружение. Комната покачивалась перед глазами.

На лбу у доктора блестели капельки пота. Он нащупал пальцами запястье, проверяя пульс.

– Я сделаю все, что в моих силах, но и мать, и ребенок в опасности. До тех пор пока она не родит, и как можно скорее, у них обоих шансы невелики. С вашего разрешения я дам ей отвар, ускоряющий роды.

– Делайте все, что считаете нужным, только спасите мою жену.

Лицо Ли было таким бледным, а дыхание таким поверхностным, что его даже не было слышно. Горло Ричарда сдавило, глаза горели.

Она лежала неподвижно, словно мертвая, даже во время схваток, когда тело силилось освободиться от ребенка. Как сможет она пережить такую боль?

Как Ричард будет жить без нее?

Нет, не думать об этом. Ли не умрет. Он этого не допустит.

Спустя несколько часов на свет, крича, появился их сын. Ричард даже не видел его. Все, что он видел, – это целый поток крови, хлынувшей из ее тела вместе с ребенком.

– Сделайте же что-нибудь! – закричал он. – Ради всего святого, сделайте что-нибудь…

Комната закружилась вокруг него, словно он снова очутился на скале, на краю обрыва, сжимая жену в руках. Воздух в комнате казался невозможно холодным, хотя в камине жарко горел огонь.

Ричард упал на колени, схватил ее руку и прижал холодные безжизненные пальцы к губам. Крепко зажмурившись, чтобы не видеть, как кровь вытекает из ее тела, нежно убрал волосы с лица.

Доктор смешал отвары пастушьей сумки и тысячелистника и влил ей в горло.

– Чтобы остановить кровь, – пояснил он.

Он повторил процедуру с корой белой ивы, настоянной на вине, затем обмыл Ли отваром пиретрума для борьбы с инфекцией.

Слишком много крови, думал Ричард. Сможет ли Ли выжить?

Но пока сердце продолжает биться и она дышит, он не потеряет надежды.

Ричард прижал ее ладонь к своим губам и стал мысленно повторять все молитвы, которые знал, надеясь, что на этот раз Бог услышит.

К утру поднялась температура. Ли простонала:

– Ричард, прости меня…

Ее слова, словно плеть, хлестали тело, хлестали душу.

– Любимая, мне нечего тебе прощать.

Еще никогда Ричард не чувствовал себя таким беспомощным. Все, что он мог делать, – это протирать влажным полотенцем лоб, держать за руку и слушать бессвязные бормотания, которые Ли произносила в бреду. Она звала свою сестру, тетю, племянника. Звала Элисон и Джеффри. Умоляла Рейчел пощадить жизнь ее ребенка.

Но чаще всего Ли звала Ричарда. Снова и снова произносила она его имя, умоляя простить ее за то, что убила их ребенка.

Ричард думал, что умрет от невыносимой муки, слыша голос жены, надломленный горем и отчаянием. Разве он станет ее за что-то винить?

Это себя он проклинал, ненавидел и винил. Если б не он с его грязным прошлым, она бы никогда не оказалась в опасности.

Он должен был защитить Ли, но нет, это она защитила его. Это она спасла его жизнь там, в скалах. Он бы с радостью отдал жизнь, лишь бы жила Ли.

Сзади подошел доктор. Заколебался на мгновение, потом положил на плечо Ричарда ладонь.

– Боюсь, что больше ничего не могу сделать, ваша светлость. – Голос дрогнул. Доктор прокашлялся. – Кровотечение почти прекратилось, но она очень слаба. Теперь остается только надеяться и молиться.

Ричард потерся щекой о ее ладонь. Он слышал слова доктора. Но они не имели смысла.

– Я бы хотел побыть наедине со своей женой.

Доктор потрепал его по плечу.

– Я буду за дверью, если понадоблюсь.

Не осталось ничего, только надеяться и молиться. Умом Ричард понимал это, но сердце отказывалось слушать. Он оперся о кровать и прорычал Ли в ухо:

– Ты не умрешь! Ты меня слышишь? Я этого не допущу. Ты нужна мне… – Он не мог остановить слез, катящихся по щекам. Да и не пытался, – Ты нужна мне, Ли. Ты всем нужна: Элисон, Мэтью, Джеффри, нашему малышу. Ты ведь еще даже не видела нашего мальчика. Я даже не знаю, как ты хочешь назвать его. Мы никогда не обсуждали это. Ты должна вернуться к нему, ко мне. Без тебя мы не можем быть семьей.

Он уже открыто плакал, спина вздрагивала от всхлипов.

– Ли, любовь моя. Пожалуйста, открой глаза. Я не смогу жить без тебя. Ты должна вернуться ко мне. Без тебя меня нет…

Она слышала голос Ричарда, сдавленный от горя, надломленный от безнадежного отчаяния, зовущий сквозь темноту, тянущий назад, к боли. Всхлипывающий. Просящий. Умоляющий.

«Не покидай меня. Не уходи».

Но Ли устала. Очень сильно устала. Ей хотелось спать.

Но Ричард не позволял. Каждый раз, когда она погружалась в сон, он сжимал ее руку, обтирал лоб, шептал слова, которых Ли не понимала, пока наконец она не открыла глаза.

Перед глазами все расплывалось. Комната завертелась вокруг. Ричард сидел рядом, прижимая ее ладонь к своей щеке, плечи вздрагивали, а по лицу текли разрывающие сердце слезы.

– Ричард, – выдавила Ли. Из-за болезненной сухости в горле слова вышли такими тихими, что он, кажется, не услышал ее, но сил повторить попытку не было. Ли начала дрожать.

Она сжала руку мужа, ища тепла, ища утешения. Плечи его напряглись, он вскинул голову, и черные глаза сквозь слезы встретились взглядом с Ли. Брови приподнялись, рот приоткрылся, на лице появилось слабое выражение неуверенности, словно Ричард не мог поверить, что это наяву, а не во сне, а возможно, это она спит и видит сон. Ричард испустил вздох откуда-то из глубины груди и поцеловал ладони Ли.

– Я люблю тебя, – шептал он дрожащим голосом снова и снова, прижимаясь губами к рукам. Запах жасмина и амбры наполнил ее покоем, уменьшил тревогу.

Но потом нахлынули воспоминания.

Яркие вспышки света. Рейчел. Скалы.

Ли приложила ладонь к животу. Он был пустым и плоским, и Ли застонала. Боль, сильная и ослепляющая, пронзила спину, растеклась по ногам. Горло сжалось. Ричард накрыл ее руку своей, но Ли отвернулась к стене. Сердце разрывалось на части. Душа истекала кровью.

Она своей глупостью убила их ребенка. Убила его там, на утесе, так же верно, как если бы пронзила ему сердце.

Как она переживет эту боль?

Ричард погладил щеку Ли кончиками пальцев.

– Ты не хочешь познакомиться со своим сыном? Ему так не терпится познакомиться с тобой.

Легкие обожгло. Она не могла вдохнуть.

– У нас сын? Он жив?

Ричард улыбнулся своей дьявольски неотразимой улыбкой, не скрывшей, однако, дрожания губ.

– Да, мэм. Жив и громко вопит. Красный, сморщенный, орущий сверток. Хочешь увидеть его? – Не дожидаясь ответа, он выбежал из комнаты.

Секунду спустя он уже сидел возле нее на кровати, держа в руках спеленатый, извивающийся сверток. Взявшись за край одеяльца, Ричард показал жене прекрасного новорожденного малыша. Он был пухлощекий, розовый и кричал так, что и мертвого мог поднять.

– Наш сын, – прошептала она, изумляясь густой шапочке черных волосиков на голове. Дрожащей рукой Ли обвела контуры его личика, ручек, кистей, подивилась крошечным пальчикам, миниатюрным ноготкам, длинным черным ресницам. – Он – совершенство.

Ричард осторожно положил ребенка ей на грудь.

– Разумеется. Зная, кто его мать, меньшего я и не ожидал. – Влажный блеск в глазах противоречил игривому тону. Ричард отклонился назад. – У него только один недостаток, мадам. У него нет имени.

– Эрик, – тихо сказала Ли, пробегая кончиками пальцев по мягким как пух волосикам. – Я бы хотела назвать его Эриком. Если ты не против.

Она взглянула на мужа, и Ричард подумал, что утонет в ясных глубинах ее глаз, ярко-зеленых глаз, присыпанных янтарной крошкой, они и сейчас зачаровывали его точно так же, как в первую встречу.

– Это будет просто замечательно, – отозвался он неровным, срывающимся голосом. – А теперь тебе надо отдохнуть. – Ричард держал жену и сына в объятиях, пока они не уснули.

 

Глава 35

Ли сидела на скамейке в саду вместе с тетей и своим трехмесячным сыном, мирно спящим у нее на коленях. Золотистые полосы утесника тянулись вдоль скал в поразительном контрасте с бесконечным голубым небом.

– Ты, должно быть, устала держать его, дорогая. Давай я возьму.

Ли улыбнулась, мягко вложив Эрика в протянутые тетины руки.

– Осторожнее, придерживай головку.

– Не волнуйся, дорогая. Я знаю, как драгоценно это дитя. – Эмма чмокнула малыша в лобик. Легкий вздох сорвался с ее губ.

Она вытерла щеку рукавом своего хлопкового зеленого платья, в котором выглядела такой молодой, такой миловидной, или, быть может, причиной тому любовь к мужчине, за которого она вышла замуж.

– Прости, что меня не было рядом, когда ты нуждалась во мне.

Ли знала, что Эмма винит себя за все, что Ли пришлось пережить от рук Рейчел, как будто могла остановить ее.

– Пожалуйста, не надо.

– Я люблю тебя как родную дочь. Если бы я только знала, что ты в опасности.

Тетя печально покачала головой. Седые завитки волос вокруг лица всколыхнулись. Губы задрожали.

– Откуда же ты могла знать? Правда, Эмма, я люблю тебя. Ты для меня больше чем мать. Ты мой самый близкий друг. – Ли выдохнула, чтобы облегчить растущую ноющую боль в горле. – Только посмотри на нас. Две плаксы в такой прекрасный день.

Эмма вытерла глаза.

– Я знаю, ты права, дорогая, но всякий раз, когда я думаю об опасности, в которой ты была, мне становится плохо. И Мэтью… кто бы мог подумать, что ребенок Кэтрин будет жить с нами? Если бы только наша дорогая Кэтрин… – Она прижала дрожащую руку к губам.

– Я знаю, – отозвалась Ли, обняв тетю за плечи. Ее взгляд обратился к детям, которые прятались среди азалий и хихикали, ожидая, когда отцы найдут их.

Мэтью выскочил из-за живой изгороди, стремительно промелькнув среди розовых цветов, и был подхвачен Пирсом.

Мальчик радостно завизжал, когда Пирс закружил его, держа под руки. Ли перевела взгляд на океан, виднеющийся вдалеке. Отражающееся от воды солнце слепило глаза.

– Мэтью, похоже, счастлив здесь, – заметила Эмма, – и Элисон его обожает. Она такой прелестный ребенок. Она очень тяжело пережила потерю Рейчел?

Элисон налетела на Пирса и толкнула его в ноги, чтобы помочь Мэтью сбежать. Дети взялись за руки и побежали к фонтанам, своими криками вспугивая воробьев и скворцов.

– Она печалится, конечно, – ответила Ли, почувствовав, как по рукам пробежал озноб. Она старалась никогда не думать о той ночи на скале, когда Рейчел свалилась с обрыва и разбилась о камни. – Рейчел была не слишком хорошей матерью, но Элисон любила ее.

– Ей повезло, что у нее есть ты и герцог, не говоря уж об этом пареньке. Он только за сегодняшний день набрал фунтов пять, ей-богу.

Ли погладила шелковистую щечку сына. Рот дернулся в улыбке, но Ли испустила тихий вздох. Каждый раз при мысли, как близка она была к тому, чтобы потерять Эрика, она вздрагивала, как будто сильнейший озноб пробегал по коже. Она и не представляла, насколько глубока будет ее любовь к этому ребенку.

– Он так похож на своего папу.

– Ты так считаешь? А мне кажется, он больше похож на тебя.

Ли рассмеялась:

– С этими черными волосиками и темными глазками?

– А он очень красивый, правда?

– Греховно красивый, – отозвалась Ли, думая об отце Эрика, о его дерзкой, неотразимой улыбке. О бездонных черных глазах, резких точеных скулах, твердом подбородке, и о губах, и о языке, и о руках, этих дерзких, настойчивых, нежных руках, которые точно знают, где прикоснуться к ней… О Боже, горячая краска залила щеки.

Взгляд ее отыскал Ричарда. Они с Пирсом стояли рядом. Наклонившись друг к другу и обнимая детей, словно вели серьезный разговор или сговаривались о чем-то.

Ричард поднял глаза и поймал взгляд жены. На таком расстоянии она не могла разглядеть выражение его лица, но представила, как его глаза потемнели и вспыхнули, а взгляд неторопливо окинул ее лицо, вызывая в ней жар и покалывание.

Она увидела, как блеснули в солнечном свете зубы, и поняла, что Ричард улыбается, словно прочел ее мысли.

– Ли, что-то ты раскраснелась. У тебя не температура?

– Нет, нет, – покачала головой Ли, не в силах встретиться с понимающим тетиным взглядом.

– Но ты выглядишь усталой, дорогая. Почему бы тебе не прилечь?

Ли успокаивающе улыбнулась:

– Да нет же, я прекрасно себя чувствую.

– Я настаиваю. Ступай, отдохни немного. В усталости нет ничего зазорного.

Ли взглянула на тетю и прищурилась:

– Если б я так хорошо не знала тебя, то подумала бы, что ты пытаешься от меня избавиться.

– Чепуха! Я беспокоюсь о твоем здоровье. Мы все беспокоимся. Особенно твой муж. Он просил меня проследить, чтобы ты сегодня отдохнула. Он считает, что ты переутомляешь себя.

Ли начала возражать. Ей надоело, что с ней обращаются как с какой-нибудь фарфоровой куклой, которую легко разбить. Но обиженное выражение тетиного лица устыдило ее.

– Ты права, – уступила Ли. – Думаю, я все же полежу часок-другой.

– И правильно сделаешь, – сказала Эмма с чуть заметной улыбкой, которая говорила, что она ни на секунду не поверила племяннице. – А теперь беги, дорогая. И не беспокойся об этом бесценном ангелочке. Когда он проснется, я отнесу его няне.

По дороге в свои покои Ли вновь ощутила на сердце тяжелый груз. Не потому, что была несчастна, нет, совсем наоборот. Она каждый день благодарила Бога за то, что сохранил ее жизнь и жизнь ее ребенка, но сейчас предстояло принять трудное решение.

Не в состоянии спать, Ли достала из прикроватной тумбочки томик стихов лорда Байрона. Устроившись на кушетке у окна, открыла книгу на своем любимом стихотворении, но слова расплывались перед глазами. Ли прислонилась щекой к окну, почувствовав успокаивающую прохладу стекла на своей разгоряченной коже.

Дверь открылась. В комнату вошел Ричард с растрепанными волосами и тлеющим в глазах огнем. Ли опустила взгляд на свои руки, чтобы скрыть внезапно закипевшие слезы.

– Ли? – Ричард сел рядом, привлек ее к себе, и она ощутила сильное и ровное биение его сердца. – Что стряслось? Что тебя тревожит?

Она высвободилась из его объятий, встала и прошла к камину. Не надо, чтобы желание отвлекало ее.

– Ты был прав насчет Пирса, – сказала она, чувствуя, как эти слова царапают горло, словно песок стекло. – Он прекрасный человек.

– Я всегда так считал. – Ричард подошел к ней сзади так близко, что она спиной почувствовала тепло его тела. – Ли, пожалуйста, поделись со мной своими тревогами.

Она повернулась к нему лицом. Хотелось прислониться к его груди, позволить ему прогнать боль, но Ли заставила– себя выпрямиться.

– Ему удалось привести свою жизнь в порядок. Я вижу того мужчину, которого любима Кэтрин, и считаю, что он чудесный отец для ее сына. – Она выпалила эти слова поспешно, пока не передумала. – Думаю, Мэтью должен жить с ним.

Он привлек ее в свои объятия, прижал щекой к груди. Ли обвила его руками за шею, прильнув в отчаянии, принимая правду своих слов.

С того момента как Пирс узнал, что у него есть сын, он практически жил с ними. Любовь к мальчику была так же очевидна, как и твердая решимость заново построить свою жизнь. Пирс боролся со своим пристрастием к выпивке так же, как Джеффри, и добился своего. И хотя лорду Грейдону предстоял еще очень долгий путь к исцелению всех своих ран, начало было положено. Мэтью должен быть со своим отцом. Это правильно.

– Кэтрин хотела бы этого, – проговорила Ли, и как только слова сорвались с губ, она поняла, что это правда.

– Ты такая чудесная, – пробормотал Ричард, поцелуями стирая слезы, бегущие по ее щекам и стекающие на шею.

Аромат жасмина дразнил, манил Ли, зажигая неукротимое желание, отчаянную потребность, которая наполняла счастьем и любовью все ее существо. Ли пропустила волосы Ричарда сквозь пальцы. Мягкое движение приблизило их губы на расстояние вздоха, но он почему-то медлил. Тогда Ли привстала на цыпочки и обвела его губы языком, пробуя на вкус до тех пор, пока Ричард наконец не приоткрыл рот. С диким рычанием он прижал ее к себе, блуждая руками по спине, бедрам, пока Ли не замурлыкала от удовольствия.

Она улыбнулась, когда он подхватил ее на руки, не прерывая безумного, неистового поцелуя. Когда же Ричард прошел мимо кровати и вышел из спальни, Ли ахнула:

– Что ты делаешь? Поставь меня.

Он только рассмеялся, продолжая нести ее вниз по лестнице, мимо хихикающих служанок. Каблуки его сапог стучали по твердому деревянному полу.

– Ты знаешь, какой сегодня день?

Ли начала было качать головой, потом улыбнулась:

– Наша годовщина.

– Да. Год назад в этот день мы поженились. – Он вышел через переднюю дверь и спустился по ступенькам. Подошвы захрустели по ракушечнику, устилающему подъездную дорожку. – Под покровом секретности и стыда.

Ли прикрыла глаза. Ей не хотелось вспоминать об обстоятельствах, которые свели их вместе, о вероломстве отца, о тяжелом прошлом Ричарда. Он прошагал по узкой тропинке мимо оранжереи и не останавливался, пока не дошел до каменной часовни, построенной одним из далеких предков Уэкстонов. Шиферная крыша поблескивала на солнце.

Глаза Ричарда были черными, как полуночное небо, и такими же загадочными, он открыл дверь часовни. Прямо за дверью стояла Элисон. Мэтью вертелся рядом.

Дети нарядились, словно собрались на вечернее суаре. Гирлянды, сплетенные из тепличных роз, свисали с рядов скамеек.

Ли растерялась, оглядев выжидающие лица тех, кто занимал скамейки. Эмма, Джеффри и леди Каннингем, миссис Бристолл и Томми, и все дети приюта. Даже Александр был здесь. И викарий.

Ли повернулась к Ричарду:

– Я не понимаю.

Он опустился перед ней на колено и прижал ее руку к губам. Любовь, светившаяся в его глазах, горела так ярко, что Ли не сомневалась: она видит самые сокровенные уголки его души.

– Ли, я люблю тебя и не стыжусь сказать об этом. Я люблю тебя и хочу жениться на тебе, вручить тебе себя и подарить целую жизнь счастья.

Она подняла дрожащую руку и стерла выступившие на глазах слезы. Губы подрагивали, когда Ли в безмолвном изумлении смотрела на него.

Он нежно улыбнулся, в глазах у него тоже блеснули слезы.

– Ли… ты выйдешь за меня? Дашь мне слово навсегда быть моей, здесь, сейчас, перед Богом и нашими друзьями?

– Глупый, – пробормотала она, улыбаясь сквозь слезы, потом обняла его за шею и поцеловала.

Они все еще целовались, когда он подхватил ее на руки и понес по проходу к алтарю.