Ли не собиралась спать, она хотела лишь немножко отдохнуть, но когда в следующий раз открыла глаза, прошло двенадцать часов. Молча проклиная свою слабость, она быстро накинула одежду и заспешила по коридору. Войдя в комнату Джеффри, увидела, что он, похоже, спокойно спит.

Хотела бы Ли сказать то же самое о Ричарде, чьи длинные ноги свешивались с подлокотника кресла, а черные волосы резко контрастировали с красной парчой обивки и заливающим комнаты солнечным светом. Щеки, хотя и заросшие щетиной казались резче очерченными. Голова его свесилась под таким необычным углом, что Ли подумала, он наверняка проснется с затекшей шеей.

И все же впервые с тех пор, как начался этот кошмар, он спит, и Ли не станет тревожить мужа, хотя ей и хочется привлечь его в свои объятия и предложить утешение, в котором он так нуждается, но никогда не попросит. Он такой сильный, такой смелый для всех вокруг, однако, похоже, думает, что должен страдать в одиночестве.

Еще никогда ей не доводилось видеть такой глубины чувств, такой любви брата к брату. Отцовский пример семейной привязанности всегда был печально далек от образцового. Она приложила пальцы к уголкам глаз, удивившись, что на них осталась влага.

У течение ночи Ричард развязал путы, удерживающие руки и ноги Джеффри. Она приложила ладонь к щеке раненого. Кожа была прохладной и сухой. Глаза, когда они открылись и встретились с ее взглядом, казались ясными, свободными от замешательства и боли. Ли улыбнулась.

– Хочешь воды?

Джеффри попытался заговорить, но получился только сип. Он кивнул, затем поморщился, и губы его скривились, как будто живот скрутило.

Она поднесла ему стакан.

– Пей медленно. И не обращай внимания на вкус. Тут опий, чтобы облегчить боль.

– Хватит, – пробормотал Джеффри. – Что случилось? Я заболел?

Ли прикусила нижнюю губу.

– Ну… ты вернулся домой несколько дней назад, довольно поздно. Ты что-нибудь помнишь?

Мышцы у него на шее напряглись.

– Смутно. Продолжай.

– Ты был… расстроен. Кажется, проиграл довольно крупную сумму и…

– Вспомнил, – хрипло прошептал он. Правая рука пробралась вверх по груди, провела по повязке на левом плече.

Он окидывал взглядом комнату, пока не обнаружил Ричарда. Джеффри испустил сдавленный стон. Глаза закрылись, губы напряглись. – Боже, он никогда не простит меня!

– Не говори ерунды, – мягко пожурила его Ли, хотя у самой горло перехватило. Она убрала его руку от раны и накрыла до подбородка. – Ты очень сильно напугал нас всех, но больше всего Ричарда. Не делай ему еще больнее, сомневаясь в его любви к тебе.

Джеффри прижал костяшки пальцев к глазам, но это не помогло остановить слезы, покатившиеся по щекам.

– Я знаю, ты права, но мир казался таким унылым. И до сих пор кажется.

– Ш-ш, – прошептала Ли. Горло ее сжималось все сильнее. – У тебя еще будет время для беспокойства. А пока ты должен отдыхать и поправляться.

– Джеффри! – воскликнул Ричард, вскакивая с кресла. Улыбка была одеревенелой, а глаза быстро моргали. Ричард упал на колени рядом с кроватью, схватил руку брата и сжал с такой силой, что Джеффри поморщился.

Ли поднялась и на цыпочках вышла из комнаты, оставив братьев наедине проливать слезы.

Ричард потер руками глаза. Гора бумажной работы покрывала стол. Банковские счета и сделки. Контракты и закладные.

Ричард рылся в документах, пытаясь решить, что сохранить, а что ликвидировать, дабы покрыть чудовищный долг Джеффри.

Имения и неотчуждаемую собственность нельзя трогать, как нельзя изменять условия брачного контракта или доверительные суммы, выделенные на приданое Элисон. Доля Рейчел тоже должна оставаться нетронутой.

Со вздохом раздражения он отодвинул бумаги в сторону. Как сосредоточиться на финансах, если он только и может думать, что о Ли? Больше не в состоянии усидеть на месте, он вскочил и начал мерить шагами комнату. Ладонью потер затекшие мышцы шеи, ноющие от с трудом сдерживаемого напряжения.

В течение последних семи дней состояние Джеффри продолжало улучшаться. Рана не показывала признаков инфекции, а тело медленно привыкало к отсутствию алкоголя. Но Ричард все равно оставался рядом с братом.

Когда он покидал спальню больного, то либо уединялся с Элисон, заверяя малышку, что дядя скоро поправится, либо под предлогом усталости уходил к себе. Один.

Как худший из трусов, бегущий с поля боя, Ричард избегал своей жены и знал это, но не мог посмотреть ей в лицо. Не сейчас, когда его эмоции так открыты, так обнажены.

Все то время, пока Джеффри бредил, Ричард боялся того, что брат может сказать, а Ли услышать. Единственный раз, когда Джеффри бредил о прошлом, Ли в комнате не было. Кажется, будто Господь ответил, наконец, на молитвы Ричарда.

Но Рейчел узнала причину поспешной женитьбы. Рейчел настолько порочна, что на самом деле верит: Ричард однажды простит ее и вернет в свою постель.

Теперь только вопрос времени найти какое-то средство, чтобы погубить его, погубить Ли, даже если при этом погубит собственную дочь – ребенка, которого Ричард любит больше жизни.

Ребенка, которого он зачал с женой брата.

Господи помилуй, это звучит отвратительно. Можно лишь представить ту злобную радость, с которой общество будет смаковать этот скандал. Пока Элисон еще слишком мала, чтобы понять, но однажды наступит день, когда его прелестная малышка узнает правду.

Как и его жена. Его милая, доверчивая, невинная жена.

Страх, больший, чем когда-либо, выбил дыхание из легких, пронизал холодом тело, вызвал дрожь в руках. Слишком поздно осознал Ричард опасность. Он полюбил свою жену. Нет, свирепо подумал Ричард. Он осознал опасность уже давно, но не прислушивался к собственным предостережениям. Почему он впустил Ли в свое сердце, ведь поклялся же больше никогда никого не любить?

Он должен был защититься от нее. Он и намеревался, да ничего не вышло. Его с самого начала восхитила ее смелость, едва Ли ворвалась к нему в дом и швырнула в лицо его брачное предложение. И потом, когда она стойко сносила презрение света ради него и когда отказалась подчиниться запрету ездить в приют, и хотя она горевала по своей утерянной сестре, но не позволяла отчаянию овладеть собой. Нет, Ли взяла на себя миссию в одиночку спасти всех сирот Англии.

Ли неминуемо узнает отвратительную правду, и восхищение, горящее в ее взгляде, превратится в отвращение, а отвращение – в ненависть. И кто станет винить Ли за это?

Как она сможет понять, почему Ричард спал с женой брата – зачал ребенка с женой брата, – когда он сам этого не понимает? Как сможет простить его, когда Ричард сам никогда себя не простит?

Он знал, что потеряет Ли, и сомневался, что переживет это. Он должен защитить себя. Должен проложить некоторое расстояние между ними. Немедля. Прежде чем станет зависеть от ее любви. Тогда будет не так больно, если Ли в отвращении отвернется от него. Еще не поздно спастись.

Он провел рукой по волосам и укрепился в своей решимости. У него нет выбора! Он должен защитить себя. Послышался стук в дверь. На пороге возник Харрис, хотел заговорить, но громкий голос прервал его:

– Нет нужды объявлять меня, дружище. Я знаю дорогу.

Пирс, виконт Грейдон, вошел в комнату. Он бросил свой стек и перчатки на ближайший стул, потом снял шляпу, выпуская на волю буйную шевелюру песочного цвета, выгоревшую на солнце.

– Привет, Ричард. Ты чего тут корпишь в такой отличный денек?

Ричард выдавил улыбку, хотя губы его онемели, а ребра болели, как будто сердце вырезали из груди.

– Пора тебе объявиться в Лондоне. Я уж начал думать, что ты предпочитаешь деревенскую жизнь.

– Это я-то? – усмехнулся Пирс, приподняв в беспутной улыбке уголок губ. Зубы блестели на фоне бронзового лица. – Да никогда! Меня на несколько дней задержали в «Белом олене» захромавшая лошадь и грудастая блондинка. Ты же меня знаешь, Ричард. Я никогда не пройду мимо дамочки с перезрелыми дынями, которая рада угостить ими.

Ричард рассмеялся. Веселый юмор друга был словно долгожданный бальзам для его натянутых нервов.

– Пирс, надеюсь, ты никогда не изменишься, ибо печален будет тот день для одиноких девиц на всем свете. Садись, Друг.

– А как насчет тебя? – с лукавыми искорками в глазах поинтересовался Пирс, плюхаясь в вертящееся кресло. – Ходят слухи, что ты так увлечен своей молодой женой, что все киприотки и жрицы любви уже оставили всякую надежду, что ты когда-нибудь снова удостоишь их вниманием. Я слышал из достоверных источников, что на всех раутах и балах ты не отходишь от нее ни на шаг, рыча и фыркая на любого, кто осмелится хотя бы взглянуть на нее.

Чересчур точная картина поведения Ричарда, нарисованная Пирсом, заставила герцога поморщиться. Он ведет себя как влюбленный дурак, потому что и есть влюбленный дурак. Его мысли полностью поглощены Ли, запахом ее кожи, вкусом губ, жаром страсти. Его тело пробуждается к жизни от одного лишь вида ее улыбки.

– Чистейшее преувеличение, – как можно небрежнее отозвался Ричард, и горло сжалось от этой лжи. – В эти последние недели неприятностей у меня было с лихвой, а в твое отсутствие просто не было подходящего компаньона для того, чтобы как следует разгуляться. Готов сегодня вечером освободить меня от домашних цепей?

– Конечно, – весело согласился Пирс, потом улыбка его сникла, брови сдвинулись, искры веселья исчезли из глаз. Он пальцами обвел край своей шляпы. – Ну, как там твой брат?

– Значит, ты слышал? – Ричард потеребил кончик носа. – И что болтают?

– Что он пытался застрелиться.

– И ему, дурню, это чуть не удалось.

– Значит, он поправляется?

– Благодарение Богу и моей жене. – Ричард провел дрожащей рукой по лицу, он вспомнил брата, приставившего револьвер к голове, – картина, которая будет преследовать Ричарда до конца жизни. Он до сих пор ощущал запах дыма, крови, едкого пота собственного страха. – Он прозрел, по крайней мере, так говорит, и клянется, что исправится, а поскольку почти неделю был привязан к кровати и не мог добраться до шкафа с выпивкой, то по этой причине я не могу предложить тебе, бренди. Я приказал все убрать подальше. Когда Джеффри начнет ходить, не хочу, чтобы у него перед глазами был соблазн.

– Судя по всему, мальчик готов повзрослеть, – тихо заметил Пирс, встречаясь с Ричардом взглядом. – Ради тебя я надеюсь, что это так. Вид у тебя такой изможденный, прямо как у обезумевшего Гамлета.

– Спасибо за сравнение, – невесело усмехнулся Ричард, потерев ладонью небритый подбородок. – Но хватит о моих проблемах. Расскажи мне новости из Грейдон-Холла. Какие у тебя планы в отношении имения?

Пирс сосредоточенно разглядывал носки своих черных ботфорт.

– Боюсь, новости не слишком хорошие. Сундуки пусты. Имение выжато досуха. Я вынужден добывать деньги весьма банальным и тяжелым путем. Контракты подписаны. Объявление скоро последует. Я женюсь на наследнице.

Глаза Ричарда потрясение расширились. Затем потрясение сменилось весельем. Он фыркнул и рассмеялся, и смеялся до тех пор, пока не заболели бока. Лицо Пирса оставалось мрачным, словно он сидел верхом на лошади с петлей на шее, ожидая, что животное вот-вот выдернут из-под него.

– Значит, это не шутка? – все еще смеясь, спросил Ричард. – Кто же счастливица?

– Леди Джулия Хотон.

Ричард поежился.

– Надменная красавица, холодная как лед. Ну, давай выкладывай, дружище. Я хочу знать все ужасные подробности.

– Имение Хотонов граничит с моим, – с горечью проговорил Пирс. – У маркиза единственный ребенок, дочь, которая, к его великому огорчению, по какой-то непостижимой причине решила, что хочет выйти за меня. После трех сезонов, без какой-либо перспективы брака на горизонте, ее отец оказался в таком отчаянии, что готов удовлетвориться даже простым виконтом, новоиспеченным, к тому же беспутным. Жалованная грамота, похоже, позволяет передавать состояние по женской линии. Перед тобой, Ричард, племенной жеребец.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – тихо проговорил Ричард, передвигая ручку с чернильницей к краю стола, потом возвращая их обратно на середину. – Меня самого купили с потрохами.

Пирс заворчал:

– Полагаю, твоя ситуация разительно отличается от моей. Ты принес себя в жертву на алтарь отеческой любви. Я же, напротив, элементарно и пошло продаю себя за деньги.

– Значит, ты в хорошей компании, – сказал Ричард, борясь с непреодолимым желанием врезать кулаком в стену или еще во что-нибудь, лишь бы прогнать чувство вины и боли, терзающее душу, образ Ли, преследующий его в снах, неотступное желание, которое испытывает к своей жене. – Половина мужей высшего света куплены своими женами. Так что давай-ка возобновим наши холостяцкие пирушки и утопим все свои горести в виски.

– С радостью, – согласился Пирс, обретая обычную бодрость духа.

Раздался тихий стук в дверь.

До этого момента Ричард и не подозревал, насколько сильно он трусит. Руки у него задрожали, дыхание сбилось. Комната внезапно показалась намного меньше, стены давили, и не было никакой надежды на спасение. Ему хотелось запереть дверь, забаррикадировать дверь. Все что угодно, лишь бы не смотреть Ли в лицо.

Вместо этого он сунул руки за пояс бриджей, крикнул «войдите» и затаил дыхание.

Вначале дверь чуть-чуть приоткрылась. Потом появилась ее изящная ладошка. Потом заглянула сама Ли, вся сплошь золотистые локоны и сияющие глаза. Ее улыбка осветила лицо, как солнечный луч в пасмурный день, ослепляя своей яркостью.

– Прошу прощения, – сказала Ли, встречаясь с Ричардом взглядом и приподнимая уголки губ в робкой улыбке, словно не была уверена, что ей рады. – Я не знала, что ты не один.

Мелодичный голос, мягкий и волнующий, окутал Ричарда, притягивая ближе, ноги двинулись по собственной воле. Он забыл и про свою решимость держать оборону, и про Пирса, как желторотый юнец пожирая жену глазами. Напряжение охватывало Ричарда, растекаясь от кончиков пальцев до самых стоп, сжимая мышцы спины, мешая понять, что Ли говорит, пока дверь не стала закрываться.

– Нет, подожди! – крикнул он и сам услышал, с каким отчаянием это прозвучало, как будто если дверь закроется, он больше никогда не увидит Ли. Какие глупые мысли!

Она шагнула в комнату. Золотистые волосы растекались по плечам блестящими ниспадающими локонами. Простое зеленое платье бледнело в сравнении с ясной зеленью глаз, и их янтарные крапинки улавливали свет, струящийся в окна, придавая им какое-то колдовское сияние, порабощающее его.

Горло Ричарда сжалось, а во рту так пересохло, что выпил бы, наверное, целое ведро воды, чтобы утолить жажду. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не поддаться безудержному порыву, схватить Ли в объятия, впиться в губы, овладеть ею прямо здесь, на полу библиотеки. Он сошел с ума.

Какой-то сдавленный звук заставил Ричарда взглянуть и сторону Пирса. Пирс стоял, одеревенелый, словно окоченевший труп, лицо белое, глаза широко раскрыты и устремлены на Ли. Его губы зашевелились, но он не издал ни звука, потом чуть слышно прошептал имя.

Ричард бросил быстрый взгляд на Ли, но она, похоже, не услышала. Он озабоченно нахмурился.

– Может, послать за доктором? – проговорила Ли. Звук ее голоса вырвал Пирса из тех чар, которые завладели им. Дыхание вырвалось судорожным вздохом. Щеки стали такого же малинового цвета, как и его жилет. Пирс поклонился:

– Прошу прощения, что напугал вас, ваша светлость. Это просто усталость с дороги, ничего больше, уверяю вас.

С чопорной формальностью Ричард представил их друг другу. Ему надо как можно скорее удалить Ли из комнаты, пока он не поддался соблазну и не схватил ее в объятия, наплевав и на приличия, и на благоразумие, и на присутствие Пирса.

– Счастлива, наконец, познакомиться с вами, лорд Грейдон. Знаете, я слышала о вас столько плохого.

– Боюсь, все это правда. – Пирс взял ее руку и поднес к губам. – Насколько я понял, вы родом из Ланкашира.

– Верно, – ответила Ли. – А вы новый лорд Грейдон. Тетя писала мне, что старый лорд умер. Она намекала на какие-то скандальные слухи и древние тайны. У тети склонность к мелодраматизму. Как и у меня, боюсь, – с тихим вздохом добавила она.

– А вы, случайно, не состоите в родстве с Бартонами из Хилл-фрит-Мэнора?

– Бартон – девичья фамилия моей матери, – ответила Ли. – Но мама умерла, и осталась только ее сестра…

– А больше никого нет? – резко спросил Пирс, отчего брови Ли поднялись, глаза расширились.

– Что вы хотели, мадам? – вмешался Ричард, торопясь удалить ее из комнаты, пока Пирс не высказал подозрения, Которые лишь причинят ей боль.

От такой грубости Ли заморгала. Повернувшись к Ричарду, склонила голову набок, и теплый румянец залил щеки.

– Мы с Элисон хотели пригласить тебя поужинать с нами в саду. Или распорядиться, чтобы тебе отнесли поднос в комнату Джеффри?

– Сегодня я поужинаю с Грейдоном, – сказал он, беря ее за руку и ведя к двери, и тут же пожалел, что дотронулся до жены, поскольку жар ее кожи, запах роз, исходящий от волос, заставили его кровь вскипеть, а сердце сбиться с ритма. – Что-нибудь еще?

Ли покачала головой.

– Тогда я попрощаюсь с тобой.

Замешательство от его отрывистого тона отразилось у нее в глазах.

– Да, конечно, – сказала Ли. – Прости, что побеспокоила тебя. Приятно было познакомиться с вами, лорд Грейдон.

Она сделала быстрый книксен и с достоинством удалилась. Без нее комната сделалась унылой. Ричард потер ладонью грудь, словно мог стереть пустоту там, где когда-то было сердце. Он должен проложить расстояние между ними, и как можно скорее, потому что желает Ли так, как никогда никого в жизни не желал, и это убивает его.

Он повернулся к Пирсу.

– Ричард, – сдавленно проговорил друг, стоя с белым, как шейный платок, лицом. – Ты ни за что не поверишь. Твоя жена похожа на нее как две капли воды. Сходство просто порази тельное. Как будто они сестры.