Ричард плюхнулся в кресло перед камином в читальне клуба «Брукс». Он заказал бутылку бренди и устремил взгляд в огонь, словно в языках пламени мог найти ответ на свою дилемму. Тело ныло, жаждая освобождения от желания, которое Ли расшевелила в нем.

К своему раздражению, он не только не погрузился в жаждущее лоно Маргарет, но и неожиданно для себя разорвал с ней отношения без какой-либо веской причины, он никак не мог изгнать из памяти преследующий его взгляд Ли.

Или сладкий, нежный вкус ее губ.

Ее смелая атака на врага восхищала его теперь, когда туман от виски рассеялся. Зато воспоминание о собственном низком поведении и грубых словах заставляло ежиться от стыда.

У Ричарда не было ни малейших сомнений, что она девственница. Даже нападая на ее добродетель, он знал, что она совершенно невинна. Хотелось бы только знать, так же она невинна в отношении презренного шантажа своего папаши, как невинно ее тело. И имеет ли это значение?

Через два дня они поженятся.

– Хей-хо, Ричард! У тебя такой вид, будто ты только что похоронил своего закадычного друга. – Пирс Деймонт плюхнулся в вертящееся кресло по другую сторону камина. Он провел рукой по волосам, отводя со лба песочные пряди. Проказливая улыбка сочеталась с добродушным блеском в глазах. – А поскольку твой закадычный друг – я, то это не так. По крайней мере, думаю, что я все еще жив, но после вчерашней попойки я вполне мог оказаться покойником, просто еще не понял этого.

Ричард поневоле улыбнулся, несмотря на отвратительное настроение.

– Похоже, эту ты уже осушил, – сказал Пирс, хватая бутылку со столика, стоящего между ними. Он сделал знак слуге принести еще, затем сверкнул кривой усмешкой: – Настроен покутить ночку или топишь свои печали?

Ричард поднял бокал:

– Топлю печали. Хочешь присоединиться?

– Конечно. – Пирс забрал графин и стакан у подошедшего слуги, затем взмахом руки отпустил его. – Видок у тебя и правда – краше в гроб кладут. Что случилось?

Ричард пожал плечами, почему-то не испытывая желания рассказывать эту историю даже тому единственному человеку, которому мог бы доверить свою жизнь. Их крепкая и прочная дружба выковалась еще в те дни, когда они вместе учились в Итоне. Они делили друг с другом все свои радости и печали, победы и горькие трагедии. Ричард знал человека, скрывающегося под маской беспечного повесы, и гордился тем, что называет его другом.

– Давай сначала свои новости. Когда вернулся в Лондон?

– Только что. Заехал к тебе домой, но Джеффри не знал, где ты. А поскольку никаких других встреч у меня не намечалось, я решил совершить обход и отыскать тебя.

– Ну же, не томи, расскажи, что было в Грейдон-Холле. Зачем тебя так срочно вызвали туда?

– Ни за что не поверишь. – Пирс глотнул виски. – Помнишь, сын Грейдона упился до смерти? Это было как раз перед смертью моего отца. Ну, так на прошлой неделе его внук и наследник был убит на дуэли из-за какой-то рыжей девицы, по крайней мере, мне так сказали. Старый козел не вынес потрясения. Услышав об этом, он закрыл глаза и больше уже не открыл их.

Пирс смотрел в стакан, который держал между ладонями.

– Знаешь, это кажется печальным – пережить своих детей и внуков. Я никогда раньше не задумывался об этом, но это как-то… неправильно, что ли, – сказал он, проведя ладонью по лицу, а потом расплылся в улыбке: – А поскольку я ближайший родственник мужского пола, то ты сейчас смотришь на нового виконта Грейдона.

– Полагаю, теперь мне следует обращаться к тебе «милорд», – протянул Ричард.

– Естественно. Ожидаю от тебя должного уважения теперь, когда нахожусь, как и ты, в рядах птиц высокого полета. Кто бы мог подумать…

Ричард понял, что друг терзает себя мучительными воспоминаниями, и поспешил вернуть его в настоящее. Он поднял бокал:

– За вас, милорд.

– Точно. За меня, – со смехом отозвался Пирс. – А теперь твоя очередь. Что случилось?

– Через два дня я женюсь.

Пирс поперхнулся выпивкой.

– Ты шутишь!

– Да нет, я вполне серьезно.

– Прости меня, Ричард, но ты должен признать, что это довольно неожиданно. Перед моим отъездом в Грейдон-Холл ты и словом не обмолвился.

Ричард стиснул зубы, стараясь не дать выход ярости, которую удерживал под жестким контролем, но не сумел замаскировать горечь в голосе, когда рассказывал неприглядную историю.

– С тех пор как умер Эрик, мне приходилось сталкиваться и с более возмутительными интригами и предложениями – такими, что даже вспоминать противно, но это… это был умный ход. Этот сукин сын использовал мою семью в качестве наживки для своей ловушки.

– Проклятие! – бросил Пирс. – Как он узнал…

– Джеффри, разумеется. Наклюкался до потери пульса и проболтался. – Ричард потер рукой лоб. – Говорю тебе, Пирс, я уже не знаю, что делать.

– Оставь его в покое, пусть губит себя, – угрюмо посоветовал Пирс, взглянув на Ричарда. – Он все равно не остановится, что бы ты ни сказал и ни сделал.

Ричард бросил на друга суровый взгляд:

– Ты знаешь из собственного опыта, разумеется.

– Разумеется, – весело согласился Пирс. – С тех пор как ты встал на путь истинный, разве ты не пытался исправить меня? Повести по прямому и узкому праведному пути, как какой-нибудь евангелистский священник? И разве я послушал тебя?

– Проклятие, не могу я оставить его в покое. Он мой брат. – Ричард сжал в кулак руку, лежащую на подлокотнике кресла. – Нелегко сидеть и наблюдать, как тот, кого ты любишь, убивает себя.

У Пирса хватило такта покраснеть.

– Расскажи мне о своей невесте, – попросил он. – Как ее зовут? Она красивая? Какое у нее тело? Расскажи мне все.

Красивая? Да, но не в классическом понимании безупречности черти утонченности. Красота Ли, с ее дымчато-зелеными глазами и золотыми волосами, пленительная, чувственная и земная. Господи, от одной лишь мысли о том, какой она была в его руках, кровь вскипает в жилах.

– Ее зовут Ли Джеймисон.

– Ли Джеймисон? Никогда не слышал этого имени.

– Возможно, ты знаешь ее семью. Они родом из Ланкашира. В сущности, думаю, их имение не очень далеко от Грейдон-Холла.

– Вероятно, но я не думаю, что… – Пирс постучал себя по подбородку. – Ах да, один из приятелей Рэндалла постоянно талдычит о некой мисс Джеймисон, о ее красоте, ее христианской добродетели, ее глазах, ушках, носике, губках… может, это та самая девушка?

Ричард поморщился.

– Ты помнишь цвет ее глаз?

– Как я могу забыть? Зеленые. Но, заметь, не просто зеленые, а цвета сочной листвы, сияющие, как искрящаяся водная гладь весной. Мальчишка явно по уши втюрился в нее.

– Это она, – пробормотал Ричард. Теперь ему придется иметь дело с каким-то влюбленным щенком. Ричард вспомнил, как Ли говорила ему, что хочет выйти замуж за какую-то деревенщину, и его охватил необъяснимый гнев.

Какое ему дело до того, что она хочет выйти за другого? Она выйдет за него, желает того или нет.

Он стиснул руку в кулак, затем заставил себя разжать ее.

– Как зовут этого хлыща?

– Александр Прескотт. Сын сэра Джона. Они с Рэндаллом познакомились в Грейдон-Холле несколько лет назад. Джеффри должен его знать. Они, должно быть, вместе ходили в школу.

– Уверен, что знает. – Ричард смотрел в огонь. – Хочешь быть моим шафером?

– Не могу, старик. Утром мне надо встретиться с поверенными и, самое позднее, во второй половине дня отправляться в Грейдон-Холл. Утомительное это дело. Может, ты повременишь недельку? К следующей пятнице я наверняка вернусь.

– Нет, – ответил Ричард. – Я хочу заключить эту дьявольскую сделку как можно скорее. Заезжай, когда вернешься, и я представлю тебя своей жене. А теперь подай-ка мне бутылку и закажи еще одну. Я хочу забыть о сегодняшнем дне, о завтрашнем и о вчерашнем. По сути дела, я хочу так напиться, чтобы вообще не думать.

Ее приход на кухню был ошибкой, запахи кипящего жира и жарящегося мяса вызвали у нее тошноту. Но все равно она не могла сидеть в своей комнате, упиваясь жалостью к себе, или оставаться в постели с приступом меланхолии, как тетя. Хотя был такой соблазн.

– Вы нездоровы, мисс Джеймисон? Вид у вас что-то бледный, – сказала кухарка, шаркая к большому деревянному столу с дюжиной буханок свежевыпеченного хлеба в руках. Ее волосы были засунуты под чепец, но несколько прядок прилипли ко лбу, подчеркивая озабоченность в глазах. – Согреть вам чаю? Это займет всего несколько минут.

Ли послала кухарке дрожащую улыбку.

– Нет, нет, миссис Хокинс, я здорова, просто немного устала. – Что, в сущности, было правдой, поскольку она почти всю ночь проворочалась в постели, преследуемая черными глазами дьявола. И вкусом его губ. И чувственным прикосновением рук. – Не могли бы вы выделить мне несколько баночек своего знаменитого желе из смородины? И быть может, кусочек вашего лучшего сыра?

Повариха кивнула, ее пухлые щеки покраснели от удовольствия.

– Для вас, мисс, все, что угодно. Я мигом.

Ли сложила теплые буханки в большую проволочную корзину на столе. Когда отец объявил о своих планах взять дочь в Лондон, Ли следовало заподозрить, что он замышляет, но она думала только об Александре. Как ужасно скучала она по нему с тех пор, как он присоединился к своей семье в Лондоне на время светского сезона! Как боялась, что он влюбится в кого-нибудь! А теперь она сама выходит замуж за другого. Конец всем девичьим мечтам.

Завтра день ее свадьбы.

Она потерла руками горящие глаза, затем прижала кончики пальцев к щекам, словно могла прогнать пылающий жар. Завтра день ее свадьбы!

День, который Ли столько лет рисовала в своем воображении.

Она представляла себя с розами в волосах и в самом красивом и элегантном на свете платье. Счастье переполняет ее, она улыбается и плачет, идя по церковному проходу об руку с отцом туда, где жених ждет ее с гордо сияющими любовью глазами. Всегда в ее мечтах Александр был тем, кто стоял и ждал. Теперь она не видела ни лица Александра, ни часовни, ни роз.

Она видела лишь глаза герцога, сверкающие от эмоций, горящие желанием. Ощущала лишь жар его рук, обнимающих се, прикасающихся к ней так, как никто никогда не прикасался. Грезила лишь о его поцелуе.

Прошел уже целый день, а она до сих пор ощущала вкус того поцелуя.

Ли застонала, когда от наплыва воспоминаний участились дыхание и сердцебиение. Она не могла понять этого своего влечения к нему. Он завладел ее мыслями, завладел ее душой. Но он не любит ее.

Неужели это так плохо – хотеть выйти замуж по любви? Неужели так глупо надеяться, что когда-нибудь герцог полюбит ее? И неужели она хочет выйти за него?

Если уж быть абсолютно честной с собой, то Ли вынуждена была признать – да. Но не так. Если бы только они встретились на каком-нибудь вечере или суаре. Если б только он хотел жениться на ней ради нее самой, ради ее убеждений, ее мечтаний… если б он любил ее!

Он так красив с этими своими вьющимися черными волосами и угольно-черными глазами, с твердыми, точеными скулами и захватывающей дух улыбкой, но не только внешность влечет ее к нему.

С того мгновения как он заключил ее в объятия, с того мгновения как они поцеловались, она чувствовала какую-то странную связь с ним, которой не понимала и не могла объяснить.

Его боль была ее болью, его желание – ее желанием, а под всем этим – скрытая потребность в любви, которая взывала к Ли, словно она и только она одна могла облегчить его одиночество.

Или, быть может, это она ощущала вкус своего собственного одиночества, своей собственной потребности. Она бранила себя за глупые мысли, но все равно не могла избавиться от этих ощущений.

Звяканье стекла о стекло вырвало ее из мучительных раздумий, но сосущая боль под ложечкой осталась.

– Ну вот, – проговорила миссис Хокинс, расставляя баночки с вареньем в корзине. Прикрыв корзину куском муслина, она велела лакею отнести это в поджидающую карету.

– Миссис Хокинс, вы просто чудо. Спасибо, – сказала Ли. Она вернулась в свою комнату и взяла перчатки и шляпку. Обернув плечи шалью, направилась к двери.

Отец преградил ей путь:

– Ли, на несколько слов.

На короткое мгновение она захотела пройти мимо, но опыт давно научил ее, что отец не колеблясь сделает ей выговор в присутствии слуг.

Она вошла в библиотеку и скрестила руки. Быть может, когда-нибудь она и простит его. Когда-нибудь в отдаленном будущем, когда боль от его предательства ослабеет.

Но не сегодня. Его затянувшееся молчание вырвало у нее усталый вздох.

– Ты что-то хотел?

– Только побыть несколько минут со своей дочерью, прежде чем отдам ее замуж. – Он тяжело опустился на мягкую скамейку в оконной нише, его объемистый живот навис над поясом панталон. Он потер руки и широко ухмыльнулся: – Завтра к этому времени ты уже будешь герцогиней Уэкстон. Превосходное имя превосходного старинного рода. Я тут навел справки, Ли. Ты знаешь, что мальчик может проследить свою родословную до самого Вильгельма Завоевателя?

У отца просто ни стыда ни совести.

– Едва ли он мальчик, папа. Но не важно. Думаешь, мне есть дело до его происхождения?

– А должно быть. – Он ткнул в нее пальцем. – Подумай о родословной. Подумай о крови Джеймисонов и Уэкстонов, слившейся воедино. Подумай о детях, которые у тебя будут. Тебе следовало бы благодарить меня, а не хандрить.

– Я не хандрю. Я, как всегда, занимаюсь своими обязанностями. – Она устремила взгляд в окно, на грозовые тучи, собирающиеся на небе. Воздух был влажным и зябким. – Как тебе удалось заставить герцога согласиться на этот брак? Я пыталась выяснить это, но у меня ничего не вышло.

– Я же говорил тебе. Поманил его твоим приданым, и он клюнул.

Неужели она на самом деле полагала, что отец скажет ей правду?

– Папа, зачем я тебе понадобилась? Чего ты хочешь?

– Хочу видеть тебя счастливой.

Она покачала головой:

– Тебе нет дела до того, счастлива я или нет.

– Я хочу, чтобы ты смирилась со своей судьбой.

– А разве у меня есть выбор? – сдавленно спросила она. – Ты же не изменишь своих намерений, значит, если он до завтра не передумает, я окажусь замужем. Что еще может сделать дочь? Если, конечно, я не решу сбежать.

– Ты не посмеешь! – Он прищурился, вглядываясь в ее лицо, затем чуть слышно выдавил: – Ведь нет?

Вряд ли Ли могла всерьез обдумывать мысль, которая промелькнула у нее в голове. К несчастью, ей слишком хорошо известна печальная участь женщины, оставшейся без защиты, даже если эта защита исходит от подлого отца, который готов против воли выдать свою дочь замуж. Тихий голосок в сознании сказал ей, что она кривит душой, что она хочет выйти замуж за герцога. Она всерьез опасалась, что влюбилась в пего, будь он неладен. Что это, любовь с первого взгляда? Что означает это бурное смятение чувств, эта щемящая потребность?

– Завтра к этому времени ты будешь герцогиней – а когда-нибудь мой внук будет герцогом. – Отец хлопнул себя ладонью по бедру, его смех эхом разнесся по комнате, отскакивая от лепного потолка. – Никогда не думал, что доживу до этого дня.

Дыхание вырвалось из легких Ли, руки сжались от охватившего ее гнева.

– Мне уже до смерти надоело слышать это! Ты, похоже, забыл. У тебя уже есть внук.

– Нет!

– Есть! – закричала Ли, устав от тайн, от лжи, от необходимости молчать, словно ничего не произошло. – Но это правда. Где-то есть ребенок, в жилах которого течет твоя кровь, а мы даже не знаем, мальчик это или девочка.

Она прижала ладони ко лбу и зашагала по комнате.

– О Боже, ему сейчас уже должно быть четыре года. А как же Кэтрин? Неужели ты никогда не задаешься вопросом, где она? И вообще, жива ли она еще?

– Замолчи! – проорал он. – Я запретил тебе упоминать ее имя в моем доме. Для меня она мертва.

– Но не для меня. И я не буду молчать. Больше не буду. Не проходит и дня, чтобы я не думала о них, не молилась за них и не презирала тебя за то, что ты с ними сделал. – Ли резко втянула воздух. Она не могла поверить, что у нее вырвались эти слова.

Отец тоже был потрясен, щеки горели огнем, глаза широко открылись, губы шевелились.

– Что ж, можешь презирать меня, – наконец сказал он, поднимаясь и надвигаясь на нее со сжатыми в кулаки руками. – Но это ничего не меняет. Завтра ты выйдешь за Сент-Остина.

Порыв убежать был силен, но она не двинулась с места. Теперь он не посмеет ударить ее.

– Да, наверное, выйду. И буду молить Господа простить твои грехи. А теперь, с твоего позволения, мне надо идти. Я опаздываю.

Поездка в карете была пыткой. Каждая выбоина на дороге, каждый скачок колес болезненно отзывались в теле, но посещение детей – именно то, в чем Ли нуждалась, чтобы хоть на время избавиться от мучительных мыслей и чувств.

Однако даже здесь, в окружении дюжины мальчишек, которые все разом смеялись и болтали, их забавных мордашек, испачканных в варенье, сомнения и страхи продолжали терзать ее.

Настроение поднялось только тогда, когда в дверях кладовой появился Томас. Красноватая пелена болезни все еще стояла у него в глазах, но температура спала и озноб прошел.

Господь милостив, в конце концов.

– Кое-что случилось, – сказала Ли миссис Бристолл. – Кое-что… срочное.

Она не могла заставить себя говорить о предстоящем замужестве. Она пока еще не сдалась судьбе.

Ли вложила кошелек в руку миссис Бристолл.

– Я хочу, чтобы вы взяли это. На еду и лекарства. Я не знаю, когда смогу вернуться. Возможно, не раньше чем через неделю. А может, даже через две. – Если вообще когда-нибудь вернется.

Ли понятия не имела, что принесет будущее и даже где будет ее дом. По телу распространилось холодное оцепенение, хотя воздух вокруг был удушающе жарким. Но нельзя волновать миссис Бристолл и детей. Ли поплотнее закуталась в шаль, чтобы скрыть дрожь.

– Я не оставлю вас, миссис Бристолл, – заверила она. – Когда устроюсь, я пришлю вам свой адрес. А теперь, дети, – бодро обратилась она к мальчикам и порылась в корзине в поисках книги, спрятанной там, – кто хочет послушать сказку?