Очнулась я утром, стоя напротив витрины одного из городских бутиков. Замершие за стеклом манекены призывно подмигивали, приглашая зайти и померить, а потом и купить понравившуюся вещь. Скосив глаза на ценник, скептически хмыкнула. Такое могли себе позволить купить не многие. Хотя я бы и могла. Раньше. Например это симпатичное вязаное платье изумрудно-зеленого цвета. Оно неплохо бы подошло к моим глазам, тоже зеленым.

За спиной проносились машины, спешили на работу люди, а я наблюдала за рассветной суетой, отражающейся в стекле. Колокольчик на двери дернулся и задребезжал, это вышла хмурая уборщица, закутанная с сизый халат. Поправив косынку на голове, поставила рядом ведро и быстро-быстро начала елозить тряпкой по стеклу, убирая малейшие признаки грязи. Почти дойдя до меня, женщина вздрогнула и оглянулась, обшаривая глазами небольшой пустой пятачок.

— Тьфу ты! Чертовщина какая-то, — поежившись, она кинула тряпку в ведро и, озираясь, направилась ко второй витрине.

Проследив за нервными движениями уборщицы, грустно улыбнулась и, обхватив себя руками, побрела по проспекту, уже не замечая, как толпа вокруг непроизвольно расступается, а потом сливается снова в единый человеческий поток.

— Девушка?

Отрешившись от действительности, не сразу заметила преграду. Высокую, мощную, одетую в строгий костюм, явно сшитый на заказ.

Глаза, опущенные вниз, медленно поползли вверх. Остановились на черной пуговице с вензелями, двинулись выше. Затормозили на мощной шее и уперлись в гладко выбритый подбородок с уже наметившейся черной щетиной.

— Долго будем меня разглядывать?

Резко вскинув глаза вверх, испуганно отшатнулась. Прямо на меня смотрели пронзительные темно-серые глаза с пульсирующим черным зрачком. Сглотнув, отступила на шаг назад. Брови мужчины нахмурились, а сам он напрягся. Быстро оглянувшись, посмотрел на запястье, на спрятанными под манжетой часы, и снова на меня.

— Интересно…

Новый шаг назад. Пытаясь охватить взглядом всю фигуру мужчины, нервно облизнула губы, и, как только он двинулся ко мне и протянул руку, пытаясь схватить, резко развернулась и бросилась бежать, подгоняемая странным иррациональным страхом. Не оглядываясь, петляя по улицам словно заяц, я бежала вперед, выжимая из своего призрачного тела последние силы.

Мне было страшно. Очень. Страх застилал глаза, оглушал, заставлял бежать все быстрее и быстрее. Почему? Не знаю. Наверное потому, что он увидел меня. Именно меня, а не кого-то за моим лицом. И я бежала, искренне желая оказаться как можно дальше, оказаться там, где меня любят, там, где ждут.

Тьма вняла моим мыслям и метаниям, закружила, окутала белой дымкой и выкинула. На кладбище.

Сделав пару шагов вперед, остановилась и огляделась, боясь заметить за плечом мрачную фигуру незнакомца. Но кроме разбегающихся в разные стороны дорожек, да замерших за оградками памятников, тут ничего не было. Даже березы и сосны, привычные в старой части кладбища, тут не росли.

Обхватив себя руками, с тоской посмотрела на стройные ряды мраморных изголовий.

Куда идти?

Я снова оглянулась. Мне все казалось, что сероглазый мужчина вывернет из-за поворота и…

И что?

Я не знала, я ничего не знала.

Машинально перебирая ногами, старалась не смотреть на венки и надписи, но краем глаза все равно замечала: «От любящих детей», «От семьи Павленко», «От брата». Таких «от» было великое множество, и даже смотря строго вперед, под ноги, я видела покрытые зелеными листьями и цветами овалы с черными траурными лентами и надписями «От мамы и папы», «От старшего брата», «От скорбящего мужа».

Не выдержав, я снова побежала, взметая за собой хороводы из листьев. Я неслась в глубь, к деревьям, в старую часть кладбища. Я бежала к людям, их тихим голосам и горячим сердцам.

Мимо мелькали одинокие скорбные лица, а я все бежала, пока не заметила многочисленную группу, сгрудившуюся возле вырытой ямы.

— Мама? — пальцы вцепились в кованную ограду чужого памятника, а я вглядывалась в усталое любимое лицо самого дорого человека, — Мамочка…

Какие-то незнакомые люди тихо переговаривались, с любопытством поглядывали на нее и снова шептались. Но я видела только ее и стоявшего рядом отца. Окинув безумным взглядом людей, нашла брата. Он стоял возле закрытого гроба и нервно курил, периодически поправляя белые рюши, выглядывающие из под крышки.

— Готово, давайте начнем, — невысокий, жилистый мужчина, выбравшийся из ямы, подошел к родителям, — Время.

— Я не могу, — мама всхлипнула и зарыдала.

— Ну что, Вы, Ольга Алексеевна, не стоит, нам ее уже не вернуть, — светловолосый мужчина, стоявший поодаль, подошел ближе.

Вадим.

Я смотрела во все глаза на свою убийственную любовь и поражалась его лицедейству.

Это нужно уметь так красиво врать, так честно смотреть и так правдиво успокаивать.

Мразь! Какая же ты мразь, любимый!

Пока мой гроб плавно опускали в яму, он говорил слова любви, он страдал на публику, изображая убитого горем вдовца, пока мама молча рыдала, пока у отца разрывалось сердце, пока губы брата что-то беззвучно шептали.

Говорили другие. Много, разное, но я уже не слушала восхваления себя любимой, я молча глотала слезы, смотря на свою семью. Меня неудержимо тянуло к ним, и я подошла ближе, почти коснулась волосами лица мамы, почти увидела страдание в глазах отца, когда резко посмотрела вниз, в мрачную глубину ямы.

Темная, зовущая, она жарким шепотом обещала поведать все тайны мироздания. Она тянула к себе лишая воли и мыслей. Ничего не видя перед собой кроме черной глубины и полированной крышки гроба, с припорошенными землей белыми кружевами, я сделала шаг вперед, и еще шаг, и еще.

Крышка дрогнула и медленно отодвинулась, пропуская ладонь с длинными пальцами. Бледная до голубизны, полупрозрачная рука с синими лунками на ногтях придавила кружева, и пошарив по бортику, вцепилась в край крыши, пытаясь отодвинуть ее еще дальше.

— Мама, нет! — резкий окрик брата вернул контроль над сознанием и я в ужасе отшатнулась и, озираясь, пыталась понять, что же сейчас было.

Хватая ртом воздух, широко распахнутыми глазами смотрела на маму, обессилено опустившуюся на колени и чуть не упавшую в яму, навстречу бледной мертвой руке.

— Нет, нет, — мотая головой, попыталась вцепиться в ее тело и оттащить от края. Но руки прошли сквозь плечи и я, не удержавшись, снова сделала шаг вперед, к бездне, — Мамочка, нет!

Но там ничего не было. Ни рук, ни выползающего мертвеца. Только мягко поблескивающая, плотно закрытая крышка гроба. И уже грязные кружева, совсем недавно бывшие кипенно белыми.

Показалось?

— Мама, я тут, пойдем.

Обернувшись, заметила, как брат, обнявший маму за плечи, попытался аккуратно развернуть ее и увести.

— Максим, я не могу, — мама закрыла лицо ладонями и, тяжело вздохнув, сгорбилась, становясь маленькой и хрупкой, — Она там. Моя девочка осталась там.

Брат напрягся, с силой стискивая челюсть и беспомощно посмотрел на отца.

— Оленька…

— Ольга Алексеевна, ее там уже нет, там только тело.

С ненавистью посмотрев на мужа, сжала кулаки.

Да! Там только тело! А я стою рядом! Ну же, обернись! Посмотри на меня!

Но он не слышал, он только недовольно глянул в сторону работников кладбища, и те, подгоняемые его холодным взглядом усиленнее заработали лопатами, забрасывая яму землей.

Меня никто не слышал, ни родители, ни брат, ни гости. Только земля. Сзади, за спиной, она как будто бы снова пошевелилась и позвала, и я почувствовала, как холодные, липкие пальцы коснулись лопаток, провели по позвоночнику, заставляя сжиматься и ежиться. Резко обернувшись через плечо, с ужасом заорала. Крышка гроба снова шевелилась, как будто ее кто-то толкал с низу, изнутри, пытаясь отодвинуть, пытаясь выбраться.

Отвернувшись, побежала вперед, расталкивая локтями зазевавшихся гостей. Я не видела, как они, останавливаясь, с недоумением оглядывались и непонимающе перешептывались. Спотыкаясь, я бежала к выходу, к высоким решетчатым воротам, виднеющимся вдалеке. Узкие дорожки превращались в тропинки и странно заворачивались, возвращая меня к расходящимся гостям, к моей могиле.

Обессилено упав на колени, сжала пальцами сухую землю и листья, и закусив губу, посмотрела на небо, густого, синего цвета. Всхлипнув от бессилия, оглянулась назад. Рабочие почти закончили, закидывая на свежую горку последние комья чернозема и схватившегося в камень песка.

— Аккуратнее кидайте, — спиной ко мне стоял Макс, неотрывно следя за работой мужчин.

— Есть, кэп, — один из рабочих утер лоб рукавом длинной футболки и усмехнулся.

— Говорят, ее убили? — это спросил второй, с любопытством поглядывая на брата.

— Не ваше дело, — отрезав, брат вздохнул и засунул руки в карманы. Он так всегда делал, когда нервничал, когда хотел эмоционально задавить противника. Еще он приподнимал подбородок и щурил глаза, окидывая оппонента неприязненным взглядом.

— Да ладно, не кипятись, не наше, так не наше. Все парни. Готово.

На могила легли последние комья земли и рабочие разошлись, переговариваясь и поглядывая на застывшего на месте Макса.

Он еще долго стоял, разглядывая памятник и могилу, а я сидела, сверля взглядом напряженную спину. Потом, поднявшись, протянула руку и тихо позвала:

— Максик? Макс?

Он замер и медленно обернулся, хищным взглядом осматривая пустые улочки и холодные камни памятников. Прислушавшись к чему-то, мотнул головой и устало провел ладонью по волосам.

Встрепенувшись, подошла ближе и уже громче позвала:

— Макс? Слышишь?

— Мариш? — он удивленно приподнял брови и снова оглянулся. На мой памятник, — Ты там?

Качнув головой, отвернулся и, словно отбрасывая бредовые мысли, прошептал:

— Да нет. Послышится же.

— Макс? Максик!? Я перед тобой! Ну же, посмотри на меня! Макс! Я живая! Почти! Макс?

Он уставился сквозь меня и зашарил глазами по ближайшим захоронениям.

— Да не там. Ну Макс, же?

— Мариша? Где? — он вцепился в голову обоими руками и зажмурился, — Млять…

— Ты же слышишь меня? Да же? Да? Кивни головой!? Макс? Или скажи. Максик, скажи что слышишь меня! Ну же? — я зачастила, захлебываясь словами, и с безумной надеждой глядя в ошарашенные глаза брата, — Максюнечка?

— Вот только без Максюнечек! Мариша, ты же знаешь, что… — возмутившись, он захлопнул рот и отступил на шаг назад, — Марина?

— Да, да, да! Боже, спасибо!

— Жесть, надо выпить, послышится же такое.

— Не надо Макс! Только вздумай мне!

— Так, стоп! — он выставил ладонь и несколько раз глупого вздохнул и выдохнул, а потом не надеясь ни на что, спросил, — Ты тут?

— Да-а-а!

— Не кричи, я слышу. Млин, я тебя слышу. Как так то?

— Фантастика! Максик, — всхлипнув, вытерла набежавшие слезы.

— Все, мелкая все, иди ко мне, — он раскинул руки в попытке обнять, а я подалась вперед, по привычке стараясь оказаться в теплых объятьях, но прошла мимо, сквозь него.

— Ма-а-кс…, - не выдержав, заревела в голос.

— Вот теперь узнаю свою мелкую, — пошутив, он усмехнулся и потер грудь, — Мариш не реви, и пожалуйста, больше так не делай. Марин?

— Что? — шмыгнув носом, переспросила, — Как?

— Сквозь меня не проходи, неприятно, знаешь ли.

— Прости, я не знала.

— Верю, — он выругался и поискал меня взглядом.

— Я прямо перед тобой.

— Ага. Спасибо, — снова взъерошив волосы, покосился на памятник и спросил: — Мариш? Ты как вообще?

— Плохо.

— Это понятно, но… Как? Ты сейчас появилась, здесь?

— Нет. Вчера вечером, в городе.

— Понятно, — протянув, брат кивнул головой, а потом резко выдохнул, — Млин, ничего не понимаю.

— Я тоже, — скорбно вздохнув, пожаловалась, — Макс? Я выйти отсюда не могу. Вот как появилась с часа два назад здесь, так и не могу.

— Плохо, — прищурившись, он весь подобрался, — Мы придумаем и ты выберешься. Обязательно, я тебе обещаю.

И мы пробовали. Макс, предварительно расспросив меня о появлении на кладбище, буквально фонтанировал идеями. Предлагая то одно, то другое. Он даже был готов выйти за ворота со мной в обнимку, как бы плохо ему после этого не было, но меня каждый раз отбрасывало обратно и возвращало к металлической оградке, увитой плющом. Той самой, за которую я недавно держалась в начале церемонии.

— Не понимаю, — взъерошив волосы, он поморщился и, достав вибрирующий телефон, рявкнул, — Да?

Прищурив глаза, втянул воздух и прошелся по дорожке, прижимая трубку к уху.

— Нет, я занят. Посмотри там сама. Да. Нет, не скоро. Нет, не смогу. Юля? Я же сказал… Черт!

Скинув вызов, потянулся в карман, достав пачку сигарет, и, бессмысленно повертев ее в руках, смял и убрал обратно.

— Юля? Все плохо?

— М-м-м? — встрепенувшись, он посмотрел в мою сторону и кисло усмехнулся, — Не обращай внимания. Кажется, я скоро буду свободен как ветер.

— Из-за меня? — задав вопрос, затаила дыхание. Я прекрасно помнила подругу брата, и если честно, она никогда мне не нравилась. Слишком манерная, слишком пафосная, она требовала от Максика того же. Всегда. Пусть это был ночной клуб, или круглосуточный супермаркет в семь утра.

— Нет, мелкая, конечно нет. Но ты вроде как рада?

— Может быть, ты же знаешь, что…

— Да, я помню. Господи, как будто и ничего не произошло… Как будто и, — он обернулся в сторону свежего холмика и моей фотографии, окаймленной черной лентой, и замолчал.

— Макс? Я устала, — напомнив о себе спустя долгие пару минут, со вздохом опустилась прямо на землю и уселась, обняв колени. Я действительно устала, но не физически, а скорее морально. Мне казалось, что чужие памятники давили на меня, а рисованные лица смотрели хмуро и осуждающе. Хотелось спрятаться от этого неприятного, свербящего взгляда, свернуться клубочком и исчезнуть.

— Я тоже, мелкая, я тоже, — брат отмер и начал перебирать пальцами по широкому экрану телефона, — Давай-ка посмотрим, что в инете пишут, наверняка ведь что-нибудь да пишут.

— Давай, — согласившись просто для проформы, положила голову на колени и закрыла глаза, а потом передернула плечами, пытаясь унять раздражающий зуд, — И что пишут?

— Ну-у-у, секунду подожди. Это не то, не то, — он бормотал и перелистывал виртуальные страницы, — Вот. Слушай, Мариш, а что ты знаешь про хозяина кладбища?

— М-м-м? — приподняв голову, с удивлением посмотрела на брата, — Первый раз слышу.

— А зря. Вот, слушай, — и он, откашлявшись, прочитал несколько предложений, — «Хозяин кладбища — так называют обрывки сознания покойных, слившихся воедино. Можно сказать, что это разумная сущность, не обладающая материальным телом. В ее задачи входит обеспечение покоя похороненных на кладбище людей».

— Здорово, — я лениво кивнула и, поднявшись, пересела ближе к брату, а потом оглянулась, высматривая наблюдающего за мной, — А чем я нарушаю покой? Почему меня не выпускают?

— Слушай дальше. «Хозяин Кладбища всегда наблюдает за происходящем в границах погоста. Хозяин наделён разумом и хранит многие знания, которые доступны для познания при определённых усилиях. Хозяин наделён всеми знаниями и умениями, какими обладали покойники, захороненные на его кладбище. К хозяину нужно относиться уважительно, в противном случае могут случиться неприятные вещи».

— Да уж, — я удрученно скривилась, — Уже случились. И что делать?

— Мариш? Вот куда ты торопишься?

— Прости, — вздохнув, подняла валяющийся рядом камешек и несколько раз подкинула его в руке.

— Марина!

— Что?

— Давай ты так не будешь делать? Хотя бы пока я не привыкну.

— Да что опять? — откинув камень, подпрыгнула и уперла руки в бока, — Я просто сижу! И все!

— И все? — возмутившись, он невольно отзеркалил мою позу.

— Знаешь, как это выглядит со стороны? Я слышу голос умершей сестренки, а перед глазами двигаются вещи, сами по себе. Магия, чтоб ее! — рявкнув, брат взлохматил волосы и вновь покосился на мою могилу. Проследив за взглядом парня, сглотнула.

— Максик?

— Извини, Мариш, — он потер ладонями лицо, — Это сложно. Но давай пока остановимся на голосе? Окей? А потом уже все остальное.

Соглашаясь, тяжело вздохнула и шмыгнула носом, мысленно представляя расплывчатое «все остальное». Что там может остальное то? Ну вещи могу двигать иногда, если не задумываюсь, ну лампочки вроде взрываются, опять же почему, не понятно. И все. К чему такие мелочи оставлять на потом? И вообще, мне то еще тяжелее, я вообще непонятно кто такая, и неизвестно сколько смогу продержаться в этом состоянии. А если я завтра исчезну? Уже навсегда? А если тут застряну? Возле могилки. Вот радость то! А если останусь такой навсегда? Кошмар.

Представив все перспективы, ужаснулась. Ни одна из них меня не привлекала.

— Ты меня вообще слушаешь?

— Что? — удивленно посмотрев на брата, заметила его недовольную мордаху и палец левой руки, нервно постукивающий по экрану телефона.

— Мда уж, я так и понял. Тогда еще раз повторяю. Ты не поприветствовала хозяина кладбища, не попросила разрешения на посещение и не поднесла дар. Ну это вкратце.

— А-а-а…

— Приветствуй давай.

— Вслух? — скептически приподняв брови, поежилась и огляделась. Показалось, что тени вокруг встрепенулись и подобрались ближе.

— Вслух. А потом разрешение.

— Ага, — сглотнув, еле слышно проблеяла, — Здравствуйте? Э-э-э, можно?

— Мда, Марина, я бы на его месте не разрешил.

И словно вторя его словам, тени всколыхнулись и придвинулись.

— Ты заметил? — косясь на живую серую массу, прикрывающую траву неподалеку, опасливо поежилась.

— Марина? Не болтай. Приветствие и разрешение!

— Здравствуйте! Меня зовут Марина и сегодня меня хоронили. Можно я тут немного побуду? Совсем немного и уйду? — выпалив на одном дыхании, во все глаза уставилась на тень. Мне показалось, или она согласно мигнула?

— Уже лучше, теперь подарок.

— Какой?

У меня ничего не было. Совсем ничего. Даже карманы, спрятанные в платье были пусты.

Хотя, пошарив в них на всякий случай, с удивлением достала мятую сотню, заляпанную грязью и кровью.

— Тут пишут разное, кто-то советует мясо, кто-то вино, кто-то сладости или деньги. А лучше что-нибудь дорогое, что тебе самой необходимо. Что у тебя кстати есть?

— Сто рублей грязные, — с находкой я бы рассталась не задумываясь. Зачем мне эти сто рублей. Но ведь Макс сказал что-то о нужном.

— Не густо. Посмотри еще что-нибудь. На себе?

Итогом моих поисков стало обручальное кольцо на пальце, тоненькое колечко, подаренное братом на совершеннолетие и пара невидимок в волосах.

— Уже лучше, — резюмировал братец и задумчиво оглянулся, — Интересно, где оно?

— Что где? — удерживая в руках свое «богатство», тоже осмотрелась. Тени, словно притаившийся хищник, встрепенулись и с интересом взирали на мои руки.

— Самое старое захоронение. Должно быть где-то здесь. Мне еще привратник говорил — якобы место престижное у тебя, гм-м-м, у нас.

Поморщившись от оговорки, тоже оглянулась, но сама, в отличии от брата, быстро нашла искомое. Им оказалось захоронение за той самой оградкой, за которую совсем недавно я держалось как за родную. Именно там наблюдалась самая плотная тень.

— Сюда, Макс, — беспрепятственно зайдя на участочек, посмотрела на выщербленный непогодой камень. На нем уже нельзя было разобрать почти ни одного слова, только даты, да и те с трудом читались. Странно что при таком старом надгробии такие относительно молодые кованые оградки.

Подойдя ближе, почти вплотную к камню, наклонилась и выложила свое богатство, вновь тихонько здороваясь и извиняясь за беспокойство.

Тень, пристально следившая за мной, вытянулась в верх, стала плотнее и подалась вперед, накрывая мои руки и украшения темным покрывалом. Миг. И отхлынула обратно, забирая подношения и чувствительно щелкнув меня по носу.

— До свидания? — с трудом удержавшись и не отшатнувшись, подняла взгляд с пустых рук на надгробие.

Ответил ветер, он взъерошил волосы и наклонил ветви ивы, закрывая темный от времени камень.

Кажется, мне разрешили уйти?

— Знаешь, Мариш, а я все же выпью, как выберемся. Что-то мне не по себе.