У ясновидцев свои порядки. Они живут кланами, по утрам приносят молитву богам, становясь на колени и кланяясь восходящему солнцу. Они шумные. Веселые. Пугливые, как лани, и немного наивные.

Испуг был. Он отпечатался на лицах подопечных Гектора. Они ступали осторожно, оглядывались по сторонам и тушевались под пристальными взглядами обитателей дома, крепче прижимали к себе немногочисленные пожитки — спортивные сумки, рюкзаки, клетчатые баулы и просто пакеты, набитые вещами.

Законы свергнутой власти больше не действовали, и теперь больше ничто не сдерживало хищных Липецка от охоты на улицах города. Ничто и никто.

Кроме Эрика.

Хищные охотились. Выезжали кучками — в город было опасно, но в соседних деревнях можно было найти ясновидца вне клана. Мало кто отказывал себе в пополнении жилы — в теперешней ситуации это было вопросом выживания. Уверена, Гектор понимал это, когда пришел просить Эрика о помощи.

На прошлой войне мы охотились, несмотря на угрозу. Даже Глеб, хотя сейчас он нашел альтернативный способ, природа его не изменилась — чтобы жить, нужно питаться. Мы не выбирали, кем рождаться. Даже я не смогла сдержаться, когда Гектор предложил свой кен — манящий, сладкий, чарующий. И я выпила, несмотря на то, что сольвейг.

Однако сегодня люди Гектора пришли к нам в дом.

Хищные подобрались. Опасно сверкали глазами и перешептывались. Кучковались у входа в коридор, ведущий в кухню, у каминной полки, у лестницы. На их лицах читалась заинтересованность и осторожность, но, уверена, подсознательно они считали новых гостей добычей.

И тогда я впервые мысленно согласилась с Владом — Эрик безумец. А Гектор действительно отчаялся, раз привел своих сюда.

— Да это же просто праздник жизни! — довольно ухмыльнулся Влад, материализовавшись у моего правого плеча и плотоядно глядя на двух девушек, жмущихся друг к дружке у входной двери. Кажется, одна из них заметила его взгляд и теперь что-то горячо шептала подруге на ухо. Скорее всего, готовила план побега, пока путь к выходу еще не отрезан.

— Прекрати, — сердито ответила я. — Они — наши гости.

— Не гости, а обед, — невозмутимо поправил Влад, опираясь спиной на перила.

— Гости, — упрямо заявила я, хотя в душе не верила. Действительно ведь обед. Одна ссора, один неправильно истолкованный взгляд, и голодные, испуганные хищные сорвутся — даже запрет Эрика не удержит. И тогда… Что? Гектор силен, он будет мстить. А мстить он умеет — я проверила на личном опыте. Спасибо, больше не хочется. Но вслух все же сказала: — Смотрел «Маугли»? Это водное перемирие.

— Мне близка идеология Шерхана. — Влад лениво потянулся, словно кот на солнышке, отлип от перил и сделал обманчиво крадущийся шаг по направлению к входной двери. Одна из девушек вздрогнула и побледнела. Попятилась, прижимая к бедру черную, набитую вещами сумку. Уверена, она была готова бежать хоть сейчас.

— Даже не вздумай! — прошипела я, хватая Влада за рукав. — Забыл, что Андрей здесь? К тому же, Гектор обещал помочь с защитой против Хаука.

— Ну раз король ясновидцев обещал… — усмехнулся Влад и хитро на меня посмотрел. — Кстати, принцесса, похоже, отошла. Даже похорошела как-то. Ты больше не ревнуешь?

«Принцесса» действительно похорошела. Причесалась, накрасилась и оделась в облегающие джинсы и пушистый белый свитер. Стройная, и глаза большие. Они все еще расширены от подсознательного страха, хотя она и стоит за спиной отца. Эрик близко, и Лидия замерла затравленным зверьком.

— Впрочем, какая она теперь соперница? — Голос Влада вкрадчивый и звучит у самого уха. — Трясется вся, будто ее прямо здесь разделают на глазах у папаши. — То ли дело, защитница…

Я невольно проследила за его взглядом. Алиса, конечно, блистала. Черное платье, прекрасно подчеркивающее изгибы и стройные ноги, глубокий вырез, яркий, хотя и не броский макияж. Плавные движения, манящая улыбка. Она всегда старалась быть рядом с Эриком и, если честно, меня это жутко злило. И ее тихий, слегка хрипловатый голос, и хищный взгляд, который она прятала под пушистыми ресницами, и манера одеваться.

— Алиса мне не соперница, — бесстыдно соврала я.

Влад резко посерьезнел и странно на меня посмотрел. Я уже и забыла, какие у него бывают взгляды — пристальные, изучающие, настораживающие. Будто он знает то, чего не знаю я.

— Ты права.

И тембр голоса затерся в памяти. В последнее время он все чаще язвит, словно защищается. От меня? Глупо. Наши баталии всегда заканчиваются резко, словно тумблер отключается, когда секундная стрелка подходит к максимуму, отмерянному нам на пререкания.

Мгновение — и все прошло. И муть в глазах, и серьезность. Ироничная улыбка, взгляд ушел в сторону до сих пор мнущихся у порога ясновидец. А потом и улыбка сползла с лица, сменяясь недовольством.

— Измайлов, похоже, решил, что у него медовый месяц, — проворчал Влад и сложил руки на груди.

Я проследила за его взглядом, и улыбнулась Глебу, вносящему вещи Ники в дом. Вот кто точно рад гостям. Вернее, гостье.

Ника смеялась одной из его шуток и выглядела не менее довольной. Громко стучала каблуками, стряхивая остатки снега на коврик у двери. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, а улыбка невероятно красила и без того симпатичное лицо.

Ника заметила меня и подмигнула.

— Альрик мертв, так что не вижу проблем, — пожала я плечами.

— Ну да, а еще удобно — личный источник кена всегда под рукой.

— Глеб — не ты, — сердито ответила я. — Он не думает о Нике… в таком ключе.

— Думает или нет, неважно. Результат все равно один. Хотя, наверное, так будет лучше — хоть не подставится.

— Не надоело быть циником?

— Циником быть проще, — усмехнулся он, продолжая рассматривать шатенку с черной сумочкой. — Помогает избавляться от иллюзий.

— Иногда мне кажется, ты родился уже без иллюзий, — проворчала я.

— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое, — усмехнулся он. — Кто-то же должен быть в трезвом уме, когда ты сходишь с ума и бросаешься на амбразуру. Иначе кто будет тебя спасать?

— Тебя никто не просит спасать меня, Влад.

Ника махнула мне рукой, подзывая. Разговор снова зашел не в то русло, насмешки порядком надоели, поэтому я без зазрения совести приняла ее приглашение. И уже в спину услышала горькое:

— В том-то и беда. Ты даже не просишь…

…Я любила широкие подоконники. Тот, что в кабинете — особенно. Подушка, пушистый плед, книга — и на несколько часов можно забыть о туманном будущем с разъяренными охотниками и таинственными Первыми.

Похоже, уединяться любила не только я.

Она скользнула в дверь незаметно, полупрозрачной тенью. Закрыла ее и прислонилась спиной к косяку, облегченно выдыхая. Глаза закрыла ладонями, будто пыталась спрятаться за ними от мира. Мне даже неловко стало, что я нарушаю своим присутствием гармонию ее пристанища.

Но лишь на секунду. Потом она убрала руки от лица и увидела меня.

— О… — Громкий выдох, смущение и вина. Эти эмоции ей не шли. — Привет.

Неловко не было. Я вложила закладку между страниц и захлопнула книгу. Кутаясь в полумрак, Лидия осторожно сделала шаг по направлению ко мне и остановилась.

— Не бойся, — сказала я. — Здесь тебя никто не съест.

Прозвучало двусмысленно. Она покраснела и опустила глаза, а мне почему-то вспомнился Влад и взгляды, которые он бросал на молодых ясновидец. Странно, что именно он, ведь Эрик выпил Лидию…

Давно. Почти что в прошлой жизни.

— Да, я… знаю. Ваше племя дружелюбно. — Она нервно улыбнулась мне из-под полуопущенных ресниц.

— Не только скади. Уверена, остальные тоже рады.

Рады, конечно. Бесплатной закуске. На лицах хищных сегодня читалось удивление и подозрительность, правда, эти эмоции хищные научились прятать после запрета Эрика.

— Глеб очень милый, — выпалила Лидия и улыбнулась еще шире.

— Глеб милый, — согласилась я. — Ника тоже это заметила.

Лидия тихо всхлипнула, а потом резко собралась и подняла глаза. Нет, не затравленный зверек смотрел на меня в тот момент. Львица. Испуг остался, но испуг она научилась маскировать. Горечью. Сожалениями об утрате бесценных минут жизни, которые Лидия провела почти овощем. Злостью. На себя, на Эрика. На мир.

— Все равно он хищный!

Злость сдержать не вышло, и она обидой вырвалась на волю.

— И это неправильно, — подсказала я.

— Страшно!

— В юности ты так не думала.

Злость заразна. Вспомнился столик на резных ножках, плетеные стулья, цветы на подоконнике, аромат кофе и корицы. Краски. Мольберт…

— Я была глупа…

Львица исчезла, вернулась пугливая лань. Пятящаяся, жмущаяся маленькая девочка.

— Твой отец достаточно мудр. И если дал добро Глебу с Никой, не нам их судить. К тому же…

— Первые пришли, — спешно перебила Лидия. — Знаю. Тебе нужно опасаться охотника.

— Всем нам нужно, — устало улыбнулась я и встала. Пол холодил босые ноги, пока я искала тапочки.

— Тебе особенно. И ясновидца. — На этот раз Лидия шагнула ко мне решительнее, и в глазах горело опасение. Страх. За меня. — Не ищи встреч с Гарди, Полина.

А затем, будто бы сболтнула лишнее, нечто интимное, потупилась, отступила к двери. Эти ее хороводы по комнате раздражали. Возможно, я не до конца ее излечила?

Негромко хлопнула дверь, ведущая в кухню, но этого хватило, чтобы Лидия вздрогнула, повернулась к выходу. И уже наполовину просочившись в коридор, обернулась.

— Извини. И… спасибо.

Она ушла, а плохое предчувствие осталось. Тенями от высоких стеллажей стелилось по полу, забивало горло спертым воздухом. Темно и душно. Рука сама тянется распахнуть окно. Стылый воздух сковывает плечи, забивает снег в складки брошенного на подоконнике пледа, рвет страницы в недочитанном романе.

Зачем мне бояться Гарди?

Выпитый ясновидец, сумасшедший, почти беспомощный. Разве он может что-то мне сделать?

Пророчить?

Противные мурашки по спине — наверное, от холода. И отдышаться не получается — на языке противный, металлический привкус страха. Или поражения? Почему кажется, что оно так близко? Это все Лидия со своими предсказаниями! Я ведь никого не трогала. Сидела тут… одна.

Прикосновение к плечу заставило вздрогнуть.

— Чего мерзнешь?

Спине тепло от груди, к которой меня прижали. В голосе — забота.

Обнимать его приятно. Но мне все равно кажется, что мы на краю мира, в шаге от бездны. Нет, не хищные в целом. Мы. Я и Эрик.

— Все хорошо?

Тревогу он скрыть не пытается. Ладонь по щеке — слегка шершавая, пахнущая карамелью и свежей выпечкой.

— Лидия заходила…

Голос дрожит. Отчего?

— Замерзла, — констатировал Эрик и закрыл окно. На реплику о ясновидице не отреагировал никак. — Через пятнадцать минут все собираемся тут.

С минуту мы еще стояли в обнимку, я слушала его сердце, а дыхание Эрика согревало мне макушку. А потом он отстранился и недовольно пробурчал:

— Твой… друг уже в состоянии встать с постели?

— Андрей? — удивилась я. — Да, он давно…

— Прекрасно! — отрезал Эрик. — Пусть тоже приходит.

Ого! Эрик позвал на совет охотника. Дела, наверное, совсем плохи.

…Андрей стоял у окна, сцепив руки за спиной. Смотрел в нависшие над двором сумерки и о чем-то думал. За эти несколько недель он заметно осунулся, даже взгляд, некогда лукавый, померк. Он будто ждал. Чего? Перемен, думаю. Действия, которое разбавит болотную однообразность его заточения.

Действие случилось — в виде приглашения на совет.

Андрей хмурился. Сидел, сутулясь, теребил рукава мятой рубашки и в глаза не смотрел. Молчал. Обдумывал предложение Эрика, видимо, и искал в нем подводные камни.

Я не хотела их искать. Эрик, бесспорно, относился к Андрею с предубеждением, но на подлость не способен. И если позвал, значит, взвесил все «за» и «против» и решил, что от Андрея будет профит. Не ради меня же, в самом деле. Эрик прекрасно умел разделять эмоции и дело.

— Идем, — потянула я за руку. — Хуже не будет. Хватит себя изводить.

Ясно, что Андрею здесь плохо и неуютно. Но что с ним будет там, за порогом этого дома? Убьют же! Этого я допустить не могу.

— Не уверен, — пробормотал он, но руку не отнял. Поднялся даже, оправляя рубашку. Странно, но дискомфорта больше не было — ни от его близости, ни от прикосновений. И ведь нет уже давно! Когда исчез? Я уж и не припомню. Не заметила, как перестала обращать внимание, а после и затерлось все. Пропало. — Зачем я там… ему?

— Нам, — поправила я. И уточнила: — Мне.

— Безумие…

Он все же отнял руку и запустил обе пятерни в слегка отросшие и поэтому неопрятные волосы, взъерошил. Выглядел при этом как непризнанный, фанатичный ученый: глаза горят, волосы дыбом, рубашка помята и сбоку выдернута из брюк. Очков на переносице не хватает и белого халата с разъехавшимися полами.

— Гектор здесь, — сказал он так, будто я могла не знать и сейчас обязательно этому факту удивлюсью Нет, ужаснусь даже. — Здесь, в доме, полном хищных!

— Ты тоже здесь. И останешься… останешься ведь?

Он пожал печами. Совершенно искренне.

— Не знаю.

— Первые придут. Хаук придет! Ты нужен мне. Пожалуйста…

— Зачем? — Во взгляде не то обида, не то немая просьба — и не разобрать. А мне впервые нечего сказать. Как объяснить, что мне просто страшно и хочется, чтобы рядом были близкие. Все. Он близок, несмотря на то, что нас разделяет его благодать.

Странно, что я никогда не думала об Андрее… так. Не ассоциировала его с теми охотниками, с которыми имела несчастье познакомиться. С Мишелем. Беном. Альриком. С Богданом, которые привел своих людей в мой дом убивать тех, кто мне дорог.

— Просто нужен…

Он громко вздохнул, видимо, смирившись.

— Хорошо.

В кабинете собралось много народу — не продохнуть. Из-за духоты окна распахнули настежь, и холодный, по-зимнему колючий воздух шатал занавески. Хищные разбились по кучками и приглушенно шептались.

Эрик скользнул по нам холодным взглядом и снова повернулся к Гектору. Рядом с ними стоял еще один незнакомый мне ясновидец и говорил горячо, быстро и настойчиво. Гектор кивал и коротко отвечал, изредка поглядывая на сидящую у стеллажей дочь. Лидия была не одна, а с Никой, потому выглядела немного спокойнее, чем накануне.

— Это Викар, приближенный Гектора, — шепотом пояснил мне Андрей, кивая на второго ясновидца. — Поговаривают, Гектор готовит его в преемники.

Я заметила Иру у письменного стола и хотела было подойти, но рядом с ней из ниоткуда возник Влад, и я передумала. Словесных перепалок не хотелось, настроение плавно переросло в мрачно-лиричное, а дымка пророчества Лидии все еще не рассеялась в воздухе. Зависла над головой туманным предостережением.

В кабинете мы просидели почти до ночи. Говорили много, спорили, соглашались, искали плюсы и минусы будущего альянса. Гектор обещал свой кен для постановки защиты. Хищные, в свою очередь — приют и знания. Несколько раз похвалили Майю, и девочка краснела, прячась за плечом отца. Выросла. Совсем взрослой стала. И красивой по-своему. Она не была моим ребенком, но я невольно гордилась ею.

Всем было ясно, что Хаук придет. Ему нужны жертвы, и те, в ком течет кровь Херсира — лучшие кандидаты на эту роль. Хотя Гектор уверял, что Хаук будет искать самого Первого хищного, в процессе пострадают те, кто так или иначе имеет отношение к ар. К племени, созданном Арендрейтом, отношение имели все мы, так или иначе. Охотники тоже были под ударом — ведь власть, созданная Альриком, буквально надругалась над законами богов. И ясновидцы не должны восстанавливаться и мстить. Это неправильно, а значит, требует наказания.

Так считал Гектор, Эрик с ним соглашался, а остальные спорить не спешили. В конце концов, именно эти двое побывали в кане.

Ситуацию с охотниками Липецка тоже затонули, но вскользь. Не придали значения, сосредоточившись на главной проблеме. И, как потом оказалось, зря.

Охотник пришел ночью. Его я почувствовала заранее, будто в мозгу сработал тумблер, и кто-то крикнул в ухо: «Проснись!». Я села в кровати — сон как рукой сняло. Одна. Эрика не было, комната плавала в мутном полумраке, в камине тлели почти догоревшие поленья. Уютно. Тихо. Тепло. И все же чувство опасности никак не хотело выключаться.

А потом я увидела его. Он замер неподвижной тенью в углу и смотрел на меня с ненавистью. Нет, глаз его я разглядеть не могла, но ненависть ощущала явно — жадную, горячую, обжигающую. А потом он, видимо, понял, что разоблачен, и шагнул в центр комнаты, в размытое, ржавое пятно света, льющегося из камина. Высокий, сильный. Уверенный в себе.

Усмехнулся криво и проскрипел:

— Ну привет, зверек.

Охотник выглядел торжествующе. Нет, он не ухмылялся пошло, не было показной бравады и ненужных разглагольствований, как в дешевых фильмах. Просто стоял и смотрел на меня, и всем видом показывал уверенность в победе.

«Алан!», — мелькнуло в мозгу, и взгляд невольно метнулся к двери. Охотник, видимо, расценил это как попытку к бегству.

— Испугалась? За себя не бойся, тебя-то трогать чревато.

Не за себя — за сына. Но его тоже тронуть не посмеют — печать Арендрейта защищает нас обоих. И все же лучше, когда он со мной, рядом, и я могу обнять, пощупать. Защитить.

Где, черт возьми, Эрик?!

Я осторожно встала, не спуская глаз с охотника, будто он мог передумать и попытаться меня убить.

Ударить? Странно, но я медлила. А ведь могла же — открыться, излить кен сольвейга на этого выскочку. Хотела ведь в прошлый раз, но слишком вымоталась. А теперь… А что теперь? Андрей говорил, Богдан неплохой парень, но я видела перед собой убийцу. Но, наверное, именно из-за Андрея медлила.

— Уходи, Богдан.

Я дала охотнику шанс. Наверное, я все еще верила в них…

Выйти из комнаты, в коридор, к детской, найти Алана, прижать к груди! Шаг, еще один. Дверь близко, а охотник смотрит, улыбается. От улыбки его жутко, но я не позволю страху владеть мной больше.

— Уйду, — кивнул он. — Но сначала ты посмотришь, как умирают твои люди.

Последние слова он буквально выплюнул. Глаза свернули злобой, а руки сжались в кулаки.

— Или твои, — спокойно сказала я и взялась за ручку. Разговорами он лишь отвлекает. Нужно идти, понять, что происходит. Странное оцепенение отпускать не спешило, тормозило и раздражало жутко. Давай же, иди, Полина.

— Я лично позабочусь, чтобы многие погибли, — пообещал он мне вдогонку.

— Как Мишель?

Разозлить его я не боялась. Почему-то хотелось побольнее уколоть. Для этого я даже обернулась — чтобы лицо его видеть.

— Не смей… — прошипел Богдан и побледнел.

— Ты имеешь право мстить. Но скажу я тебе, наставник у тебя был тот еще козел! И я не жалею, что он мертв.

— Спустись вниз, блондиночка. Спустись и посмотри, как мои люди убивают тех, кто тебе дорог.

После этих слов оцепенение, как по волшебству, рассеялось. Я метнулась в коридор, оттуда — в детскую. Пусто. Игрушки по полу в беспорядке, на кресле — небрежно брошенные ползунки… Противный холодок сполз по позвоночнику.

А потом чья-то ладонь легла на плечо. Обернулась — Глеб.

— Они в подвале, — сказал он. — Все хорошо.

— Где охотники? — кратко осведомилась я.

— Пока на улице. Но их много. Слишком много.

Не все на улице. О Богдане я вспомнила сразу и сразу вернулась проверить. В спальне было пусто. Окно наглухо закрыто, значит, он еще в доме. Все же не стоило его отпускать. Чертова сентиментальность!

Соберись, Полина!

Алана я нашла с остальными детьми. С ними два воина и десять защитниц — Эрик подстраховался, за что я была ему безмерно благодарна. Сына я прижимала к себе долго, боясь выпустить из рук. Боролась с желанием остаться, хотя и понимала: наверху я нужна больше, чем здесь. А потом все же заставила себя отдать Алана Эльвире, велев Антону беречь его, как зеницу ока.

В гостиной было шумно. Суетно. Беготня, давка, попытка организоваться. Дверь то и дело открывалась, а затем хлопала, отрезая от дома рвущуюся внутрь зиму. Эрика и многих других воинов я нашла там, в зиме. Эрик был зол. Напряжен. Застыл статуей, обливаемый светом фонарей, а за ним, будто ожидая приказа, стояли наши воины. Влад — обманчиво расслабленный и скучающий, Ира — мрачная и яростная, Мирослав, Дима, Алиса, трясущаяся от страха Рита… Кто вообще ее сюда выпустил?

Воины атли, альва, скади. Даже хегни тут.

А напротив — охотники. Нет, не отряд даже — армия. Казалось, они заполонили весь двор — так их было много. Богдан не блефовал, когда выказывал веру в победу. Между ними и нашими не более двух метров пространства. И каждая сторона готова ударить первой… Только не решается.

Алекс, Филипп и Майя затаились на крыльце, окруженные пятью защитницами.

— Охотник в доме. Найди его, — бросила я через плечо Глебу и шагнула за порог.

Завьюжило. Снег роился над головами воинов, ложился им на плечи, ластился к курткам. Он заштриховал воздух белым, бросался в лицо, жалил. Снег готовился замести следы.

Я замерла на ступеньках, не дойдя несколько шагов до своих. Нет, не от страха — от усталости. Буро-зелеными пятнами перед глазами плескалась злая обида. Когда же это кончится? Будет ли спокойная жизнь? Заслужила я, наконец, медовый месяц?!

— Мы должны прекратить это.

От неожиданной реплики, обращенной ко мне, я вздрогнула. Гектор, казалось, не заметил моего испуга — он смотрел туда же, куда только что смотрела я — на охотников.

— Извини, но я как-то не научилась останавливать войны, — устало ответила я. Ясновидец, если и обиделся на резкость, вида не подал.

— Сейчас мы должны объединиться, а не воевать, — продолжил он тем е спокойным тоном.

— С охотниками? Серьезно?

Мой скептицизм его ни капли не смутил. Он взял меня за руку и несильно сжал, от прикосновения теплой и сухой ладони меня передернуло. Касаться его кожи было неприятно — воспоминания еще не затерлись, кололись былыми обидами.

— Я видел единство, а не хаос. Ну же, девочка, не противься. Сейчас не время для разногласий.

Я расслабилась, подавляя желание вырвать руку. Гектор прав, не время для размолвок. Да и сюда он пришел, чтобы помочь, и, если придется подавить неприязнь, чтобы выжили родные, я не стану колебаться.

— Что теперь? — спросила я с пробуждающимся интересом — Гектор больше обеспокоенным не выглядел и смотрел на меня лукаво.

Вместо ответа мне в вены хлынул кен. Тот самый, серый, от которого я так долго избавлялась на Тибете.

Голова закружилась. Во рту возник сладкий привкус, колени превратились в вату, сознание заволокло дымкой. Кен Гектора откликнулся во мне, направил. Он не пытался командовать — лишь подталкивал.

— Теперь ты, — шепнул старик, и я без колебаний открылась. Отдала. При прямом контакте. Ладонь в ладонь, смесь кена на коже, как с Эриком. Нет, не так. Тут не было ни капли интимности, только цель. Общее дело.

Время останавливается на полусекунде…

Вьюга возмущается тому беспределу, что мы творим — хищная и ясновидец, объединяющиеся против общего врага. Колючий снег слепит, лезет за шиворот, будто противится этому союзу. Интересно, у Эрика с Гектором в кане было так же?

Я не заметила, когда напали охотники. Поддавшись эйфории, пропустила этот момент. А когда открыла глаза, щупальца благодати уже пытались достать воинов хищных, стоящих впереди. Немая сцена: наводненный людьми двор, метель, будто разбуженная богами стихия, нападения невидимым оружием охотников, быстрые защитные пассы, оберегающие жилу.

Вот Эрик поднимает руки над головой. Он стоит ко мне спиной, и я не вижу его лица, но, уверена, он улыбается. Волосы серебрятся под холодным светом фонарей. А я прекрасно знаю, что значит этот его пасс — видела во время драки с ауной.

Охотников сорвало в воздух — десятерых, а то и больше. Завертело воронкой над головами у растерявшихся собратьев, а те застыли, не зная, как реагировать. Охотники смешно дергали ногами в воздухе, пытаясь выбраться из водоворота, но тщетно — их вертело все быстрее и быстрее, наматывая на невидимый вертел секретными умениями аун.

Не давая опомниться остальным, Влад скрестил руки на уровне груди и что-то неслышно шепнул. Охотники, стоящие в первом ряду, так и не опомнившиеся от увиденного, попятились, тесня последующие ряды.

Вперед шагнула воинственная Ира…

А потом Гектор выпустил мою ладонь.

В груди образовалась тяжесть. Давила. Невыносимо хотелось избавиться от серого, вязкого кена, от волнения, от удушливого дыхания надвигающейся войны. Небо спустилось низко, цеплялось пухлыми тучами за верхушки деревьев и сыпало снегом.

Казалось, прошла вечность между моментом, когда ясновидец перестал меня касаться, и тем, когда он вскинул ладони, обращая их в сторону дерущихся.

А потом из его рук излился свет. Клянусь, это был чертов световой поток! Он накрыл сначала хищных, затем охотников, заставил Эрика громко, с сожалением выдохнуть и опустить руки. Влад нахмурился и недовольно взглянул в нашу сторону. Затем недовольство сменилось удивлением, граничащим с опаской.

Охотники застыли. Все, как один. Вернее, те из них, кто остался стоять — «добыча» Эрика, избавившись от плена магической воронки, перестала быть одним целым. Повинуясь неизменным силам инерции, они крутнулись еще раз вокруг невидимой оси, а затем разлетелись в стороны, рухнув в заботливо подстеленный природой снежный ковер. Впрочем, больно им все же было, что я отметила со злорадством.

— Безумцы! — неожиданно раздраженно выкрикнул Гектор и шагнул с крыльца вниз, оставив растерянную меня одну. Хотя ненадолго — через миг около меня возник Глеб, держащий за руку Нику. Рядом с девушкой Глеба застенчиво мялась Лидия.

Что, черт возьми, задумал Гектор?!

— Война ослабит нас, — продолжил он уже спокойнее, но не менее настойчиво. — Ты знаешь это, Эрик.

— Они пришли в мой дом! — зло выдохнул Эрик и направив магический пасс на копошащегося в снегу неподалеку охотника. Тот дернулся, будто от удара током, и затих. — Пришли убивать. Если ты думаешь, я это так оставлю…

— Оставишь, — жестко перебил Гектор. — Вспомни, чему ты учился в кане. Мы здесь для того, чтобы выжить — твое племя и мой клан. Мы больше не враги. И тем, кто прислушается ко мне, я дам свой кен. Мы поставим защиту, которой еще не видел мир. Возьми мою руку, Эрик!

Эрик колебался, и колебания эти были видны. Желание убивать, уничтожить всех, кто напал сегодня на дом скади, было сильным. Желание читалось в складке на переносице, в недовольно поджатых губах, в напряженной позе, которая означала борьбу. Борьбу мудрости с яростью, которую Эрику все тяжелее было одолеть.

А потом прошло. Схлынуло, и я не смогла сдержать облегченный выдох. Лицо Эрика смягчилось, кулаки разжались, а сам он шагнул к крыльцу и вложил свою руку в ладонь Гектора.

Ника улыбнулась и крепче стиснула ладонь Глеба. А Лидия, совсем еще недавно забитая и дерганная Лидия, смело ступила с крыльца в метель. Ветер швырнул ей в лицо горсть снега, но ясновидица даже не поморщилась. Настойчиво шагнула в круг воинов хищных и подошла к… Владу. Что… что она собирается… она же не…

— Поделишься со мной? — робко спросила она и протянула руку.

Конец света, видимо, наступил!

Я перевела взгляд на Гектора. Искала на его лице испуг или хотя бы тень опасения, но не нашла — ясновидец выглядел расслабленно. Влад, естественно, тоже на него посмотрел. А потом перевел взгляд на Лидию и хитро усмехнулся. Слишком хитро. Если он сейчас все испортит, это будет провал.

Я дернулась, чтобы спуститься к ним, пока еще не поздно, пока Лидия здорова, и не надо копить кен, чтобы ее вернуть.

Но меня остановил Глеб. Схватил за рукав и тихо сказал:

— Все хорошо.

Ничего не хорошо, когда Влад держит за руку дочь Гектора! Они свихнулись все, что ли?

Охотники опешили окончательно. Если те, кто валялся в снегу, медленно приходили в себя, кое-кто вставал и отряхивался, а кое-кто пытался встать, то те, которых не коснулась сила аун, просто застыли. Таращились на Гектора, на Эрика рядом с ним, на Лидию, бесстрашно держащую за руку Влада. И, естественно, молчали. Ждали.

И я ждала.

— В свете последних событий, я и мой клан решили присоединиться к Эрику Стейнмоду и его людям и найти укрытие в этом доме, — громогласно произнес Гектор. — Мы больше не враги. Единое. Союзники в борьбе со стихией. Тот, кто придет к нам, как враг, умрет. Но если вы хотите защиты от надвигающейся катастрофы, наши двери открыты для вас.

Некоторые охотники отреагировали странно. Не сговариваясь, в один прекрасный момент они начали пятиться к воротам, не сводя испуганных глаз с нашей разношерстной компании. Расталкивали локтями застывших статуями собратьев и методично пробирались к выходу. Где-то на середине пути один из них развернулся и со всей прыти побежал, остальные — как по команде — за ним, дезертировали, оставив оставшихся решать, что делать дальше. И я вдруг поняла: битва кончилась, толком не начавшись. Без единой жертвы, без утрат. Мы просто… победили.

Оставшихся было около тридцати. Один из них, судя по всему, достаточно старый, чтобы вскоре стать древним, но пока до этого уровня силы не доросший, выступил вперед и обратился к Гектору.

— Ты знаешь, я глубоко уважаю тебя и твой клан. И если ты говоришь, что мы зря побеспокоили твоих… друзей, я прошу прощения, но… О какой катастрофе ты говоришь? Чего боишься? Если новой власти, которая нестабильна после смерти Альрика, то я могу гарантировать…

— Слепцы! — резко перебил Гектор. — Не видите дальше собственного носа. Тешитесь амбициями, когда баланс кена в городе нарушен. Разве ты не чувствуешь? Разве не понимаешь, что происходит?

Пристыженных охотников редко доводится видеть, потому я наслаждалась. Тяжесть резко прошла, в голове царил покой и умиротворение, страха оказаться под властью Гектора не было. Был триумф. Радость необъяснимая, почти детская, что мы победили. И более взрослая — оттого, что никто из близких не погиб. Усталость еще и небольшая сонливость, которую, благодаря стылому ветру, контролировать удавалось успешно.

— Что грядет, Гектор? — тихо спросил охотник, и на небольшой площадке, заполненной людьми, воцарилось минутное молчание. Лишь снег шелестел, бился в окна, сыпал за шиворот наспех накинутых курток. И ветер — могу поклясться, выл диким волком, и мне подумалось, что это плохой знак.

— Первые, — мрачно ответил ясновидец, и голос его потонул в гуле разбушевавшейся метели. Впрочем, я была уверена — охотник услышал. Его лицо меняло маски: недоверие, подозрительность, страх.

А потом мир качнулся, потерял резкость, меня сорвало с места, и, кажется, кто-то в последний миг успел меня удержать. Или нет? Важно ли?

Картинки проносились перед глазами диафильмом — выдернутые мгновения будущего, которые мне, как пророчице, суждено было увидеть. Я поняла две вещи, которые положат конец всему этому кошмару.

Первая — Хаука можно убить. Ритуальный нож — с виду простенький, но насквозь пропитанный древностью, хранящий отпечатки кена многих хищных, ясновидцев и охотников, созданный самим Арендрейтом, ведь именно его знак украшал костяную рукоять. Лив, сжимающая в хрупкой руке эту самую рукоять. Лезвие в крови.

Хотелось смеяться и плакать одновременно. Смеяться — оттого, что будущее больше не выглядело безнадежным. А плакать — потому что будущего для меня не существовало.

Я хохотала, как сумасшедшая, глотая слезы, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони, стараясь ощутить боль, ведь боль — это жизнь. Я дышу, вижу, слышу, касаюсь холодного, липкого снега. Я жива. Жива!

Жива ведь?

Кто-то гладил меня по голове, вокруг гомонили люди, пытаясь выяснить, все ли со мной в порядке.

Я не знала сама.

Потому что вторая вещь, которую я увидела, была фатальной. Необъяснимой. Нереальной и глупой, потому что так не бывает, не должно быть…

Люди, пусть и пророки хищных, не должны знать такого. Потому что как же теперь жить? Как верить? Как принять будущее, когда знаешь страшную правду?

Принять свою смерть…