Песок на берегу желтый и пахнет летом. Облепил мои ступни, а пальцы ног ласкает теплая вода.

Обожаю это место. Не знаю, кто придумал его и дал мне ключик, но оно будто создано для меня. Низкие, белые облака почти касаются животами покрытой мелкой рябью поверхности озера. Справа шумят ивы — раскидистые, пышные. Тихо так, что различим каждый всплеск.

И шепот на ухо:

— Ты всегда сюда сбегаешь.

Голос мне знаком, и я улыбаюсь. Несмотря на то, кем является его обладатель, я рада, что он пришел. Хотя, признаюсь, черное ему к лицу больше, чем белый балахон и мех.

Он расслаблен. Откинулся назад, темные глаза смотрят в небо. Уголки губ приподняты в ироничной улыбке. Спокоен. И будто бы помолодел на тысячелетие.

— Иногда хочется сбежать, — отвечаю.

Ветер теплый и ласковый, играет с моими волосами.

— Не получится. — Тан настолько уверен, что это заставляет напрячься. Облака на небе темнеют, набухают влагой, и он качает головой. — Сольвейг…

— Ты что-то знаешь? О Креге?

Кивок. И улыбка сползает с его лица.

— Не здесь. — Он воровато оглядывается, будто нас могут подслушать. — Ты не умеешь даже элементарную защиту ставить.

— А где?

Я пропускаю критику своих способностей защитницы. Тану явно есть, что сказать.

Он склоняется ниже, его лицо — напротив моего, и я вдруг понимаю, что глаза у него не совсем черные. Темно-карие, теплые, с широкими зрачками. Дыхание колдуна опаляет щеку, когда он шепчет:

— Приходи…

Я проснулась и села на кровати. За окном было темно, рядом размеренно дышал Эрик.

Что значил этот сон? Неужели Тан знает, как победить Крега? Ведь наверняка знает, иначе зачем бы звал к себе? И откуда только? Неважно. Информация лишней не бывает, а Тан всегда помогал мне. А это значит… у нас есть шанс!

Шанса не было — это я поняла, когда подошла к окну.

Он стоял напротив входа, ладони касались купола защиты. Высокий, светловолосый. Густо облитый светом фонарей. Широкие плечи, распахнутая куртка на меху, алый свитер. Глаза закрыты, губы шевелятся, а сам будто улыбается, и от улыбки этой по спине у меня пробежала дрожь. Блондин поднял глаза и…

Задрожали стены. Еле слышно, будто дом проснулся от векового сна и вздохнул. Меня дернули назад, уводя от окна. Эрик тряхнул за плечи и грозно приказал:

— Сиди здесь! — И скрылся за дверью.

Ну уж нет, не собираюсь я отсиживаться наверху! Пусть из дома выйти не могу, но драться еще в состоянии. Не собираюсь сидеть здесь, как…

Стены снова застонали. Показалось, дом ожил и противился вторжению, ворочался, скрипел половицами. Защита пропитала камни и, разрушаясь, ранила дом. А он плакал, жаловался, просил отвадить незваного гостя.

Не медля ни секунды, я выскочила в коридор. Сначала ринулась в детскую, но там и без меня было полно людей. Эрик давал указания защитницам, Глеб что-то настойчиво объяснял Диме, и тот морщился, но кивал.

Когда я вошла, Эрик бросил в мою сторону недовольный взгляд, но скандалить не стал. Понимал, наверное, что резоннее мне быть внизу, со всеми.

Детей собрали в спортзале. Решили оставить с ними сильных воинов и защитниц — Тому, Иру, Алекса, Дарлу, Дашу и Лару. Дима с Майей вызвались тоже, никто не возражал. По сути, они и сами в какой-то мере были еще детьми, несмотря на раннее взросление хищных.

— Какого черта, Эрик! — возмутилась Тамара. — Доколе я тебе нянькой буду? Может, хватит уже меня задвигать?

— Ты охраняешь моего сына, — спокойно, но твердо ответил Эрик. — Это твой долг, как скади, если ты не забыла.

— Я — воительницы, а не цепной пес! — Тома тряхнула головой, и каштановые кудряшки смешно подпрыгнули. С Аланом на руках она смотрелась скорее смешно, чем грозно. — Ты знаешь, что я могу, так какого лешего мне тут сидеть?! Нам прекрасно известно, что чокнутому плевать на всех, кроме нее. — Она указала на меня пальцем.

Эрик нахмурился, подумал пару секунд, а затем кивнул.

— Хорошо.

— Я могу сменить Тамару. — Алиса появилась, как всегда, эффектно и вовремя. Она что, под дверью все это время стояла? Защитница плавно прошла в центр, повела плечом, отчего бретелька облегающей майки сползла с загорелого плеча. — Твой сын будет в безопасности со мной, Эрик.

— Нет уж, — ответила я и взяла Алана на руки. Обвела взглядом комнату и нашла того, кто понадежнее будет. — Глеб?

— Я останусь, — вздохнул он. — Хотя, по большому счету…

— Спасибо! — перебила я.

Оставлять Алана на Алису совершенно не хотелось. Да и за Глеба здесь будет спокойнее.

— Держись ближе к лестнице, — велел мне Эрик, когда мы вышли в коридор. — Роб подстрахует. И, Полина… — Он остановился, развернул меня к себе лицом, сжал плечи и настойчиво добавил: — Не высовывайся.

Не буду. Крег был очень убедителен в прошлый раз.

Радовало, что Ира осталась наверху. Не думаю, что ей было бы комфортно драться с Крегом. Да и он не пожалеет, если…

Если войдет. А он войдет — это я поняла, когда увидела дверь.

Она замерцала. Вспыхнула голубым, затем ярко-белым, затрещало, ломаясь, дерево, а через мгновение дверь сорвало с петель.

В проеме заклубился туман, как в дешевых фильмах ужасов, и из него, как в лучших традициях этих самых фильмов, шагнул Крег. Вернее, тот, кто был нынче Крегом, потому как сознание напрочь отказывалось признавать в этом перекачанном смазливом типе жреца андвари.

Он был достаточно высок. Широкоплеч. Светло-русые, почти пепельные волосы стянуты резинкой, и лишь одна-единственная прядь спадала на лоб. Совсем как… как…

— Прочь от двери! — скомандовал Эрик, шагая навстречу Крегу и складывая пальцы в защитный пасс.

— Мы не будем сегодня драться, — спокойно ответил Крег-блондин и провел рукой по воздуху впереди себя. Эрик дернулся и застыл, будто попавшая в мед муха. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом, да и сами движения были медленными, словно Крег остановил время в том месте, где находился Эрик.

— Жаль, не получится держать тебя так вечно, — с сожалением в голосе сказал охотник. Затем перевел на меня взгляд и улыбнулся: — Привет, Полина.

Улыбка явно не сулила мне ничего хорошего. Ни мне, ни Эрику, ни Владу с Тамарой, которые замерли в коридоре, ведущем на кухню. Ни Мирославу, притаившемуся у камина. Даже Алиса, почему-то оказавшаяся рядом со мной и Робом, ахнула. Не поверила, наверное, что Эрика можно вот так устранить.

Разговаривать с врагами я не особо любила. Прошлый опыт говорил: ничего хорошего из разговоров этих не выйдет. Куда действеннее — ударить без предупреждения.

Кен послушно потек по венам — к ладоням, жила копила много дней, и там сейчас было достаточно, чтобы драться долго. Не дожидаясь, пока Крег начнет воплощать в жизнь задуманное, я ударила. Как учил Барт — дозировано, не расплескивая, не тратя лишнего, потому что лишнего в драке с таким, как Крег, не бывает…

Он успел прикрыться рукой. Рукав на куртке обгорел полностью, алый свитер обуглился, и, показалось, завоняло паленой кожей…

— Я же сказал, мы не будем драться, — обиженно бросил он и шагнул к Наташе, целительнице скади, замершей у окна.

И откуда она там взялась? Эрик же сказал, предупредил… Я ее и не заметила-то сразу — смотрела лишь на Крега. Надо было спрятаться на кухне или наверху, ведь что может целительница против обезумевшего охотника?

Я резко выдохнула, и в унисон с моим выдохом Крег рванул ее жилу. Девушка побледнела, распахнула глаза, а через миг рухнула на пол, к ногам охотника.

Охотник — в первую очередь убийца, говорил Эрик…

Эрик дернулся в облепившем его невидимом коконе Крега. Наверное, он бы зарычал, если бы не был скован. Но рукой шевельнуть у него получилось и даже сделать шаг — один маленький шаг — в направлении охотника.

Нет, Эрик, ты не дойдешь. Крег пришел убивать не просто так и явно рассчитал силы.

Правда, мои не учел. Я — сольвейг и убивала древних.

Злость буквально вела меня. Сознание затуманилось, мысли рассыпались осколками, страх отошел на второй план. Это мой дом, и я буду защищаться! А убийства соплеменников не прощу.

Шагнула вперед, одновременно выпуская очередную порцию кена. На этот раз Крег ловко увернулся, и пострадала лишь стена у двери. Одновременно на охотника со спины бросились Влад и Тамара, но он взмахнул рукой, и их отбросило на несколько метров назад. Тома стукнулась головой о дверную арку и обмякла на пороге. Я не стала ждать — ударила снова. И снова. Свитер на груди Крега обуглился, кожа покрылась волдырями. Охотник пошатнулся, отступил на шаг и покачал головой. А через мгновение мою голову заволокло туманом — непроглядным, плотным. Жила дернулась, поток кена прекратился, и я, пошатнувшись, чуть не упала. Чьи-то руки подхватили меня, оттаскивая наверх, и усадили на ступеньку. Тело окутало теплом, будто кто-то завернул меня в пуховое одеяло.

Штормило. Перед глазами бегали противные темные мошки, и происходящее я воспринимала с трудом.

Вот Алиса в двух шагах шепчет что-то на древнем языке ар. Ей вторит Роб, именно его руки обнимают меня, не давая окончательно потеряться. Словно в замедленной съемке, позади Крега встает Влад.

«Не надо, — хочется крикнуть мне. — Уходи!». Но я молчу. Голоса нет, и кен застыл в венах. Непослушный, ледяной — он обжигал жилу изнутри. Что сделал со мной охотник?

— Побереги себя, девочка. — Голос Крега трескучий и назойливый, как насекомые в жару. В нашу сторону летит очередное заклинание, и Алиса падает, как подкошенная. Пытается схватиться рукой за перила, но не успевает.

Глаза слезятся, и я часто моргаю, пытаясь избавиться от слез. Они текут горячими ручьями по лицу. Только я замерзла. Окаменела. Сижу, вцепившись пальцами в ступеньку. Дышу, вернее, пытаюсь, так как дышать невероятно сложно. Воздух обжигает изнутри, горло сжимается, спазмы идут по всему телу — болезненные, частые.

И вот падает еще один воин — на этот раз альва. Странно, но я не помню его имени…

Крег улыбается, но улыбка эта злая. Оскал чудовища, только вот я не верю в сказки. Он поворачивается к Владу, и картинка замирает. Секунды текут медленно, каждая из них впивается в сознание неконтролируемым страхом, когда охотник касается плеча вождя атли.

Влад никогда не боится. А если и боится, не покажет этого. Но мне показалось, в тот момент на его лице мелькнул страх. Ведь то, что дороже всего, всегда бережешь.

Влад любит жизнь…

Крег обернулся ко мне.

— Как считаешь, пора?

Его голос спокоен. Движения уверенны. И раны, казалось, совсем не тревожат.

— Не надо…

Губы шевелятся, но звуков нет. Звуки исчезли, как и смысл. Зачем мы здесь? Строим планы, деремся, умираем? Спасаем… Кого?

Эрик сделал еще один шаг. Далеко. Слишком далеко, чтобы успеть…

— Он или кудряшка? — насмешливо спрашивает Крег.

Тамара пытается встать. У нее почти получилось, только ноги подводят, и она хватается рукой за стену, чтобы удержаться на ногах.

— Выбирай, Полина.

В голове шумит сильнее, и я почти не разбираю слов.

Смотрю на Эрика, он — на меня. И когда успел повернуться? А может, Крег ослабил силу кокона?

— Выбирай, или выберу я.

Щупальца охотника, подобно древним, держат на крючке две жилы.

Две жизни.

Влад или Тома?

И голос палача звучит громогласно в накрывшей гостиную тишине:

— Выбирай!

Сердце билось сильно, даже болезненно. Рука Роба крепко сжимала мое плечо. Крег ждал. Ждали и остальные, наверное, но я на них не смотрела, только на него. Чего он ждет? Действительно думает, что я буду выбирать?

В происходящее верить не получалось. Ситуация отдавала терпким сюрреализмом: и застывший в невидимой паутине Эрик, и бессильные воины, рассредоточенные по гостиной, и Тома с округлившимися от ужаса глазами, нервно цепляющаяся за стену.

Влад стоял спокойно. Смотрел перед собой, но не на Крега, а на щупальца, от которых зависела его жизнь. Побледнел слегка, но испуганным не выглядел.

— Сложно решить, не так ли? — Веселость из голоса охотника улетучилась, тон поменялся на высокомерный, а глаза сверкнули злобой. — Что ж, не буду тебя мучить — решу за тебя.

Я не успела выдохнуть, когда он рванул щупальцами жилу. Тамара опустила глаза, пошатнулась и…

Нет-нет, не хочу в это верить! А для того, чтобы не верить, нужно закрыть глаза. Просто не смотреть.

Жаль, что от голоса не спрячешься за завесой век.

— Завтра выберешь ты. А если откажешься, умрут оба кандидата.

— Зачем?

Я не ждала, что он ответит, вопрос просто сорвался с губ.

— Для мотивации. Ты ведь хочешь, чтобы близкие люди выжили? — спросил Крег и тут же сам ответил: — Естественно, хочешь. На тебе печать первого жреца ар. Сними ее и приходи. Больше предупреждений не будет, Полина.

Он исчез быстро — я даже моргнуть не успела. Влад попятился, будто спасаясь от невидимого удара. Эрик комично взмахнул рукой — сдерживающая магия рассеялась, и он пошатнулся. Помедлил всего секунду и бросился к Тамаре.

Поздно…

Для нее, для Наташи, для воина альва, имени которого я не помнила. А завтра будет поздно еще для двоих. В том, что Крег сдержит обещание, я не сомневалась. Впрочем, как и в том, что выбрать я не смогу.

Алиса рядом громко вздохнула и схватилась руками за живот. Казалось, она вот-вот расплачется. Только такие, как Алиса, не плачут…

— Больно? — машинально спросила я. Прозвучало жутко фальшиво, и голос сорвался на писк.

Все они здесь по одной причине. Конкретно Алиса — из-за Эрика, но это неважно. Защищать-то приходится меня.

— Справлюсь! — огрызнулась защитница и встала.

Роберт отпустил мое плечо и прикрыл рот ладонью. Смотрел на Эрика, покачивающего Тамару на руках и, казалось, не дышал. А я все думала, зачем она спустилась. Ведь если бы осталась с Аланом, если бы…

Слез не было. Стылость только в груди, и конечности заледенели.

В дверной проем медленно вползала осень. Стелилась по полу, льнула к плинтусам и основанию лестницы, ластилась к ногам. Промозглая, влажная, пахнущая гнильем и смертью.

Эрик поднялся, Роб встал вслед за ним — как по команде. Шагнул со ступеней вперед и бережно взял у него из рук тело Томы.

— Защитниц соберите, — рассеянно сказал Эрик, непонятно к кому обращаясь. Но Мирослав откликнулся, пошевелился и отправился наверх. Проходя мимо меня, потрепал по плечу.

А я не могла встать. Буквально примерзла к ступеньке. Кто-то накрыл мои плечи пледом и сунул в руки чашку с ароматным чаем из трав. Я отхлебнула — машинально, но ни капли не согрелась. Вокруг суетились люди, говорили о чем-то, спорили. Делегация из нескольких человек склонилась над вышибленной дверью.

Тамару унесли. Я не знала, куда. Возможно, наверх, ведь теперь нужно готовится к похоронам. Нарисовать на груди ритуальный рисунок скади — подношение богам, которые помогут ей переродиться. Отвезти ее к очагу и закопать там, в холодной, липкой земле, пропитанной кеном. Отдать последнюю дань предкам. Зажечь свечи.

Эрика в гостиной не было. Он вышел сразу, как приказал позвать защитниц — на улицу, во тьму. Туда, где недавно колдовал Крег.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, — глухо сказал Влад, присаживаясь рядом со мной. В глаза не смотрел, буравил взглядом темную поверхность ковра. — И я рад, что Эрик поставил защиту.

— Я должна пойти. Драться с ним…

— Ты не сможешь, — перебил он. — Как не смогла сегодня.

— Рано или поздно придется что-то решать, — спокойно ответила я. — Не хочу, чтобы вы за меня умирали, это неправильно.

— Что и для кого правильно, решать не тебе.

— А кому? Тебе, что ли? — Я дернулась, чашка выскользнула из рук, с глухим звуком приземлилась на ковер. Чай вылился, оформившись в кляксообразное пятно. — Ты чуть не погиб.

— Но не погиб. И ты выживешь, слышишь! — Цепкая рука больно впилась в плечо, но даже боль эта была далекой и нереальной. — Ты. Будешь. Жить.

— Мне нужно к Тамаре, — устало сказала я, высвобождаясь. На самом деле мне хотелось на улицу — в осень, где ветер рвет последние листья с деревьев. Где морось и воздух свеж настолько, что не можешь надышаться. Стены дома давили. Смыкались вокруг меня кольцом, липли проклятой защитой к коже.

И не выбраться, не уйти, не освободиться, разве что…

Решение пришло на ступенях — между первым и вторым этажом. Такое простое и такое логичное. Я еще раз оглянулась — хищные рассеянно бродили по гостиной. Алекс с Мирославом пытались приделать обратно дверь. Влад у окна разговаривал по телефону. По комнате рассеянно бродил Филипп и почему-то качал головой.

Алиса протиснулась в дверной проем и исчезла на улице. Конечно, она-то может выйти. А я сейчас даже Эрика не могу обнять, потому что он там — за пределами защиты, которую мне не преодолеть.

Нужно отдохнуть. Немного, полчаса или час. Дождаться, пока починят дверь, и хищные разойдутся по спальням. Не все. Защитницы останутся на страже…

На втором этаже меня встретил Глеб. Не говоря ни слова, обнял, и в груди резко стало горячо. Захотелось плакать — громко, навзрыд. Но я понимала: расплачусь сейчас, отпущу себя — не хватит сил и воли воплотить задуманное. Поэтому я настойчиво отстранилась и отступила на шаг.

— Что ты задумала? — нахмурился Глеб, но я помотала головой.

— Ничего.

Нельзя говорить. Даже ему. Эрик умеет читать мысли…

— Но придумаешь, да? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Я пойду с тобой.

— Дурак, — устало выдохнула я. — Никуда мы не пойдем. Я и из дома-то выйти не могу. Защита, забыл?

— Да, точно. И что теперь?

— Спать хочу, — соврала я. — А еще Тому увидеть. Не знаешь, где… — Я замолчала. Слово «тело» застряло в горле, как рыбная кость.

— В спальне, — махнул рукой Глеб в сторону комнаты Тамары. — Там девчонки собрались…

— Спасибо.

Внутри царил сумрак. Горела свеча на прикроватной тумбочке. Рядом на светлой войлочной салфетке кто-то приготовил кисти и краски. Тяжелые шторы закрывали окно. Там же, у окна, стояла бледная Даша. У кровати полукругом застыли девушки. Эля плакала, обняв себя за плечи. Алла хмурилась. Юлиана обнимала ее за плечи. В кресле у детской кроватки Алана сидела Лариса. Она прижимала пальцы к вискам и не шевелилась.

На бледно-зеленом покрывале со сложенными на груди руками лежали Тома и Наташа. Бледные лица, веер ресниц на щеках. Волосы — каштановые, кудрявые Томы и прямые светло-русые Наташи — смешались.

Когда я шагнула внутрь, девушки расступились. Плюшевое покрывало было мягким, рука Томы — холодной. Сколько же я просидела на лестнице?

— Прости, — шепнула я едва слышно. И добавила уже мысленно: «Я остановлю это». Главное, чтобы все получилось.

— Нам нужно… ритуальный рисунок, — тихо сказала Алла, и в голосе ее скользнул холод. Мне показалось, или фраза прозвучала обвиняюще? Впрочем, я и так все знаю. Вслух этого никто не скажет, но Тома погибла из-за меня. Странно, но воспринималось это спокойно. Наверное, шок еще не прошел.

Я обернулась. Юлиана смотрела ненавидяще, но она всегда так смотрит. Эля все так же плакала, а Алла стояла, потупившись. Даша отвернулась к окну и нырнула за занавеску.

Должно быть, друзей в этой комнате у меня не осталось.

Алана я нашла все там же, в спортзале, с Майей. Она водила погремушкой по наспех застеленному меховым покрывалом полу, а Алан пытался ее поймать. Я присела рядом, рыжая положила голову мне на плечо.

— Я не провидица, но чувствую плохое, — сказала она, улыбаясь моему сыну, но в голосе явно ощущался страх.

— Плохое случилось. Но ты не бойся, хорошо, малышка?

— Хорошо.

Майя боялась, но была достаточно смела, чтобы не выказывать страха.

— Я могла бы взять его ауру, — предложила девочка. — Если он придет в следующий раз. У папы сильный жрец, он удержит.

— Если придет, ты обязательно попробуешь, — соврала я и улыбнулась. — И Алекс проведет кроту. А пока побудешь с Аланом?

— Отдыхай, — кивнула Майя и повернулась к Алану.

Отдохнуть пока в планы не входило. Когда я подошла к нашей спальне, Эрик был уже внутри. Голос его — тихий и шипящий — вытекал в коридор из полуоткрытой двери.

— И не подумаю даже. А ты уходи, если хочешь! Я никого насильно не держу.

— Ты пойми, я пекусь не только о тех, кто в доме. Полина — главная мишень, так давай ее спрячем. Влад говорил, у сольвейгов безопаснее.

— Ты видел его, Теплов. В мире не осталось безопасных мест. Мы будем драться, а не прятаться. Влад согласен со мной, а ты, если боишься, уходи. Уводи альва, ведь завтра безумец придет снова.

Мирослав молчал. Возможно, обдумывал слова Эрика, а может, давно уже решил. Я прислонилась щекой к дверному полотну, не решаясь ни сбежать, ни войти, оцарапанная словами, произнесенными не в глаза. Впрочем, какая разница? Могу ли я винить их? Они боятся. Не хотят умирать. Ведь, по сути, в этом доме по-настоящему защищены лишь я, Эрик и Алан — печатью Арендрейта, которая, казалось, сжимает жилу тисками. Остальные — пушечное мясо, и Крегу плевать, кто из хищных погибнет завтра.

Только вот мне не плевать.

— Альва останутся, — наконец, сказал Мир.

Ответ, процеженный сквозь зубы. Которому противится разум, но требует долг. После таких решений рассыпаются привязанности. Сегодня Мирослав лишился воина, завтра может лишиться двоих.

Если у меня получится осуществить задуманное, у хищных Липецка все останется по-прежнему. Почти у всех.

Я прокашлялась, привлекая внимание. Глубоко вздохнула и вошла.

Спальня встретила тенями. Мрачностью. Безысходностью. И ненавязчивым карамельным ароматом.

Мирослав побледнел, когда я появилась. Испугался, наверное, что я услышала. Обиды не было — каждого, кто испугался сегодня, можно было понять. Я и сама испугалась. Не думала, что будет вот так. Что придется уйти без борьбы. Впрочем, конец никто предугадать не может.

Эрик вздохнул, и в виде его ощущалось бессилие. Оттого, наверное, он не смотрел мне в глаза. Оттого и сбежал на улицу прежде, чем я успела что-либо ему сказать. Были ли важны слова?

Мирослав вышел, не проронив ни слова, и его стыд еще долго путался в паутине теней. На Эрика из провала окна смотрели тучи. Необычно серые в предрассветном небе, они будто опускали ему на плечи небо, и спина прогибалась под неподъемной ношей. Сложно принимать трудные решения, когда имеешь личный интерес.

— Тома… — сказала я и прикрыла дверь, отрезая нас от внешнего мира. Прислонилась к ней спиной, преодолевая сильное желание присесть на корточки. Словно кусочек неба упал и мне на плечи.

— Отвезу ее и Наталью к источнику, как только Алла закончит рисовать.

Голос тих и печален, но обвинения в нем нет. Облегченный выдох вырвался вопреки воле, и Эрик поднял на меня глаза. Выражение лица тут же изменилось, он шагнул ко мне от окна, оставляя позади размазанное по стеклу небо.

В его объятиях тепло, оно ползет мурашками по коже, но кожа будто одеревенела, и внутрь тепло не пускает. Внутри все занемело. От страха, сошедшего на «нет». От отчаяния, которое лопнуло, подобно мыльному пузырю. От неизвестности, что впереди.

— Прости, что ушел, — выдохнул он мне в волосы, и я зажмурилась от удовольствия. — Сложно понимать, что слаб. И Тамара… мы многое пережили вместе. Я боялся сорваться.

— Понимаю.

Мне не нужны объяснения, и оправдания тоже не нужны. Стоять бы так вечность, остановить время, запутаться в коконе, подобном тому, что сотворил Крег. Только я и Эрик. Навсегда.

— Я должен был остаться с тобой.

— Со мной все хорошо. Видишь, жива…

Ответ горчил на губах. Эрик отстранил меня и внимательно посмотрел в глаза.

— Если бы могла, ты ушла бы, верно?

На кивок у меня не хватило смелости. Но кивок был и не нужен.

— Тогда хорошо, что ты не можешь.

Хорошо. Только вот кому? Изнутри рвется, скребет острыми когтями вина. И обида поднимается, вскипает — детская и глупая. Она рождает вопросы, ответов на которые не будет никогда. Ну за что? Почему всегда я? Разве мне это по силам, ведь я обычная девчонка?

Когда решаешься на безумство, думать нельзя. Нельзя оценивать, анализировать, колебаться. Потому что итог предсказуем — передумаешь.

Я не колебалась.

Эрик уехал ближе к обеду. Тому и Наташу подготовили к похоронам, и скади отправились к очагу. Я единственная осталась — из-за той треклятой защиты, которая мешала больше, чем помогала. Ведь толку от нее, когда Крег может войти?

После похорон, ушли воины. Эрик, Влад, Ира, Алиса, Мирослав, Алекс, Игорь. Даже Рита ушла, хотя бледнела и тряслась перед тем, как шагнуть за порог. Рита боялась нижних слоев. Существ, которые там обитают. Трясин, что заманивают кеном, а затем оставляют там навсегда, превращая в бесплотные тени. Рита боялась не вернуться. Она, один из сильнейших воинов атли, чистокровная воительница, мечтала о покое. Сидеть у окна и вязать шарфы. Выйти замуж, родить детей, готовить обеды и ужины, встречать любимого с работы. Забыть об охотниках и кене, об ответственности за племя. Просто быть.

Поэтому Рита завидовала другой, слабой, которая заняла ее место. Аделаида была целительницей. Говорила мало, во всем слушалась Филиппа и почти не выходила из комнаты. А когда выходила, Рита бросала на нее ненавистные взгляды, а не самого Филиппа — взгляды сожаления.

А когда ей приказали идти, а он остался, на лице Риты мелькнула досада, которую она быстро спрятала за испуганными, неестественными улыбками, прикосновениями к руке Игоря, в которую она вцепилась, как в спасительный круг.

Перед тем, как они ушли, Эрик проверил печать. Амулет пощупал, словно за время, пока я его носила, он мог испортиться. А потом обнял — крепко, удушливо. Горло свело спазмом от мысли, что, возможно, я его больше…

Нет, нельзя поддаваться. Внутри меня росла и крепла уверенность: все получится. Что именно получится, я не знала, но инстинктам пророчицы привыкла доверять.

Если бы я знала тогда, как все выйдет, разве пошла бы?

Когда дверь — надломленная, торчащая щепками, наспех поставленная после варварского прихода охотника — закрылась, я выдохнула. Оставшиеся в доме хищные разбредались по комнатам — бессонная ночь и испуг дали о себе знать. Перед очередным приходом Крега нужно выспаться и набраться сил. Подумать. И, возможно, сбежать, пока не поздно.

Впрочем, больше всех из дома хотелось сбежать мне.

Внизу остались лишь защитницы — Лара у главного входа. Даша на кухне, у большого витражного стекла, и Дарла у черного входа.

Я поднялась наверх, немного побыла с Аланом, который крепко спал после сытного обеда. Мягкий пушок на голове скользит между пальцами. И кожа в районе затылка теплая и пахнет молоком.

В нашей с Эриком спальне, на тумбочке у кровати я оставила оба амулета. Металл и дерево. Кен Арендрейта и вождя сольвейгов. Мне они больше не нужны…

Провела рукой по велюру серого свитера — Эрик снял и как обычно забыл в корзину бросить.

— Прости, — прошептала. — Так нужно.

Затем развернулась и резко вышла за дверь.

В коридоре было пусто. Молчаливые двери стерегли спящие комнаты со спящими в них обитателями. Лишь в конце коридора, у окна, завешенного плотной серой шторой, шептались две защитницы альва. Завидев меня, они замолчали, одна из них юркнула в комнату, а вторая скрылась за шторой, будто одно мое присутствие или брошенный ненароком взгляд могли обернуться для них проклятием.

Я вытащила из кармана телефон и набрала в смс всего два слова: «Нужна помощь». Не очень рассчитывала на ответ, но попробовать стоило — на войне все средства хороши и не стоит пренебрегать возможностями.

Ответ пришел быстро — на полпути к заветной двери: «Через полчаса у ворот». «С этим проблемы», — набрала я. «Так реши».

Будто это так просто — пробить защиту Эрика. Впрочем, план у меня был. Главное, чтобы времени хватило.

Постучала я резко и решительно. И телефон спрятала, словно его могли изъять и приравнять к улике. А когда дверь открылась, выпалила:

— Проведи для меня ритуал.

Просьба не была невинной, и Филипп страдальчески вздохнул. Оглянулся назад, шикнул на маячащую за спиной Аделаиду и вышел в коридор. Аккуратно прикрыл за собой дверь и посмотрел на меня снисходительно.

— Что ты задумала?

— Вожди сейчас переживают не столько о том, что придет Крег, но и о том, что выкину я, да? — заискивающе улыбнулась.

— Мы просто хорошо тебя знаем, — тоном учителя ответил Филипп. — О каком ритуале ты говорила?

— Тана хочу увидеть, — как можно беззаботнее сказала я. — Делов-то…

— Делов-то?! В прошлый раз после подобного ритуала ты чуть не погибла!

— Тан снился мне. А ты знаешь, что не стоит пренебрегать вещими снами. Вдруг Крег до меня доберется? Иметь при этом какой-то план будет очень кстати.

— У Эрика наверняка есть мысли на этот счет.

— Эрик ушел. У него своих дел хватает, нечего его еще и этим нагружать.

— Я так и знал. Иди спать, Полина!

— Вожди такие всезнайки, — надулась я. — Но ты… Ты из народа. Я думала, ты другой.

И отвернулась для усиления эффекта. Губы поджала и за плечи себя обняла, изображая смертельную обиду и разочарование. Эрик говорил, я — хорошая актриса. Сейчас этот талант может пригодиться. Всю жизнь меня учили играть на слабостях людей, используя меня как подопытную крысу. Немудрено, что я сама теперь умею.

Подтверждением стал растерянный ответ Филиппа:

— Неправда, я не заносчивый…

Рука скользит по моему предплечью вверх, к плечу, касается ключицы. От прикосновений хочется вздрогнуть, сбросить надоедливые пальцы. Но я стою, не шевелясь, и терплю. Мне нужна его помощь — ни один жрец в этом доме не согласится помогать без разрешения Эрика. А на Филиппа надежда есть — если не получится сыграть на чувстве вины, придется играть на инстинктах.

Дыхание у него горячее и согревает затылок. Обернусь — окажусь с ним лицом к лицу. Мне противно. Стыдно отчего-то и хочется сходить в душ. А еще зубы почистить от слов, с помощью которых я манипулирую этим слабым мужчиной. А где-то на задворках сознания ждут другие слова — гораздо более подлые и бесчестные. И я знаю, что скажу их. Пойду до конца. Иначе завтра умрет кто-то еще, а этого допустить нельзя.

— Я просто не могу сидеть без дела, — вздыхаю почти искренне, и вторая рука Филиппа ложится мне на другое плечо. — Должна что-то делать, чтобы не свихнуться. Тома погибла, и я… Это ведь всего-навсего ритуал. Выйти за пределы дома я все равно не могу. Когда-то мы с тобой были друзьями. Понимаю, надеяться на это в будущем не имеет смысла, но все же…

— Неправда! — яростно перебивает он и разворачивает меня к себе лицом. Филипп стоит слишком близко, и я едва сдерживаю дрожь отвращения. Поднимаю глаза и пытаюсь изобразить отчаяние. Потерпеть. Недолго — у меня всего-то полчаса в запасе. Да и Эрик с остальными могут вернуться в любую минуту.

— Я думал, ты меня ненавидишь, — шепчет он почти обреченно, и я мотаю головой.

— Нет. Не ненавижу.

Это правда. Ненавидеть можно лишь того, кого уважаешь. Филиппа же мне просто жаль.

— Мне нужен круг, — наконец, сдался он.

— У нас есть, — решительно киваю. — В кабинете на полу. Идем.

Было светло, но мы все равно крались, словно громкие шаги могли разбудить спящий дом. А он и правда спал. Расслабился после насильного проникновения охотника, и защита сонно колебалась у дремлющих стен, стелилась по скрипящим половицам невидимыми коврами, нависала куполом под потолком.

Гостиная была пуста, и я уже почти обрадовалась, что есть возможность отсрочить вынужденную подлость, но из коридора нам навстречу выплыла Лара с чашкой чая в руках.

— Не спится? — едко спросила защитница и настороженно сощурилась. — Что задумали?

— Да вот, Филипп почитать хотел перед сном, — попыталась соврать я. Только Ларису, в отличие от Филиппа, не проведешь.

— Думаешь, я дура, пророчица? Что вы задумали?

Я вздохнула. Кивнула Филиппу.

— Подожди в кабинете, ладно?

Смотрела на удаляющуюся спину бывшего жреца атли и боялась повернуться к защитнице. Впрочем, Лара не из робкого десятка.

— Так что? — нетерпеливо поинтересовалась она и нетерпеливо постучала ложечкой о блюдце.

Я вздохнула. С Ларой всегда сложно. Нет, у меня не осталось к ней негатива, просто мы настолько разные, что никогда не поймем друг друга. Так стоит ли объяснять?

— Мне нужно увидеть Тана, — наконец, сказала я. И, увидев, как она ожидаемо закатила глаза, добавила: — Знаю, что ты об этом всем думаешь, но мне все равно.

— Какое мне дело вообще? — Лара поставила чашку на старинный комод и сложила руки на груди. — Делай что хочешь.

— Рада, что ты настроена так демократично. Потому что потом мне нужна будет твоя помощь тоже.

— Моя? Извини, но в безумных ритуалах я не участвую.

— И не придется, — уверила я. — Ты — защитница и отвечаешь за входную дверь.

Я не сводила с нее пристального взгляда. Красивое лицо окрасилось непониманием, затем осознание сказанного, наконец, пришло, и Лара рассмеялась.

— Ага, как же. Ничего умнее не придумала?

— Нет времени думать, — спокойно ответила я. — И этот план сойдет.

— Этот план мне решительно не нравится. Эрик мне голову оторвет, а я недавно реконструкцию волос сделала. Так что извини, но нет.

— А придется.

— Знаешь, я лучше расскажу Эрику о том, что ты собиралась уйти. И прическа испортится уже не у меня.

— Не расскажешь, — уверенно кивнула я. — И дверь откроешь.

— Вот как? Заставишь меня, что ли? — усмехнулась защитница.

Лара мне никогда не нравилась, но мне все равно было противно говорить это. Наверное, поэтому я в глаза ей смотреть не смогла.

— Если не откроешь, Роберт узнает подробности твоей последней ночи у атли, Лара.

Эти слова оставили на языке противный, липкий налет. Он горчил, как протухшая еда, и вызывал тошноту. Шантаж не мой метод, но что делать, если других методов не осталось?

Поднять на нее глаза оказалось чертовски сложно. Защитница побледнела и прижала ладонь к губам. Не ожидала от меня, видимо. Я и сама от себя не ожидала. Говорят, перед смертью нужно исправляться и каяться в грехах, а не совершать новые. Даже с этим у меня промашка вышла.

— Оставайся в гостиной и никому ни слова, — пригрозила я и, пока не передумала, направилась в кабинет, к Филиппу.

Лишь внутри, оперевшись спиной о дверь, выдохнула. Глаза закрыла и попыталась избавиться от ощущения грязи на коже. Тщетно. Теперь даже мочалка не поможет.

Надеюсь, Лара не пойдет признаваться в грехах мужу. Иначе мой план не сработает, и все будет напрасно.

Но в глубине души я была уверена: не пойдет. Ведь то была не просто интрижка, и мы обе понимаем это.

— Поцапалась с Ларисой? — вяло поинтересовался Филипп, увлеченно изучая роспись рун на полу. Ковер он аккуратно свернул и подвинул к письменному столу.

— Мы никогда не ладили, — уклончиво ответила я и оторвалась от двери. — Так что там? Ты готов?

— Интересная трактовка легенд. Всегда было любопытно, как колдуют скади.

— Роб — замечательный жрец.

— Раньше ты считала хорошим жрецом меня.

— И сейчас считаю. Потому и попросила о помощи.

Филипп странно улыбнулся и велел:

— Садись в круг.

Я подчинилась. Глаза закрыла. Расслабилась настолько, насколько вообще могла расслабиться в напряженной обстановке дома. Мне в руки сунули флягу — металлическую, в кожаном чехле — и я послушно хлебнула. Коньяк. Паршивый, к слову, который тут же пожелал выйти наружу. Я поморщилась, помотала головой и отдала Филиппу флягу.

Он заговорил. Сначала шепотом, и шепот этот обволакивал, пьянил, и я проваливалась в спасительную темноту, где не было ни страхов, ни сожалений, ни обид.

А потом близко, у самого уха кто-то сказал:

— Бу!

В комнате темно, только из окон льется серость затянутой тучами ночи. Тени ветвей мажут по стеклу, словно просятся внутрь. Я сижу, вернее, утопаю в кресле-каталке, и оно скрипит подо мной, едва заметно покачиваясь.

Я оборачиваюсь и, наконец, вижу его. У окна, сгорбленный, обнимающий себя за плечи — это не тот хищный, которого я знала. Всех меняет время…

— Тан, — окликаю, и спина его вздрагивает. Он резко поворачивается, приставляет указательный палец к губам.

— Тсссс!

Колдун наклоняется вперед и щурится, словно старается внимательнее меня рассмотреть.

— Я тебя знаю.

— Это же я, Полина.

Встаю. Пол холодный, а я почему-то босиком. Осень за окном бушует — треплет деревья, брызгает холодным дождем, и от окон по полу ползут вечные ее спутники — промозглые сквозняки. Пасть камина темна, и мне кажется, оттуда скалятся чудовища выдуманного колдуном мира.

Тан качает головой.

— Этот мир не для тебя.

— Знаю. Ты снился мне, помнишь? Звал…

— Ты в беде, — кивает он. — И времени мало.

— Мне бы сейчас не помешал яд, который мы использовали на Теде. Кстати, где он? Он разве не…

— Ушел. Теодор был неплохим парнем и заслужил перерождение.

— А ты нет?

Он улыбается.

— Я слишком много грешил.

Так и тянет улыбнуться в ответ. Несмотря на холод в его доме, рядом с колдуном уютно. Но я точно знаю, что вижу его в последний раз…

— Яд не нужен тому, кто его изобрел. У меня есть рецепт, Полина. — Он подносит указательный палец к виску, и улыбка его становится полубезумной.

— Да, но как…

— С печатью будет сложнее, — перебивает он. Шагает ко мне, ладонь бесцеремонно ложится на живот. — И времени мало.

— Мало, — соглашаюсь. — Поможешь?

— Крепкая, так просто не снимешь. — Он будто меня не слышит вовсе. — Одно неверное движение, и прощай, Тан. Не видать тебе перерождения больше никогда.

— Я слышала, печать Арендрейта может снять тот, кто носит.

— Если хочет, то может, конечно, — усмехнулся колдун. — Ложись.

За моей спиной, будто из воздуха сотканная, возникает кровать. Розово-зефирная, с высокими стойками под балдахин и сиреневым пологом. Мягкая. И я утопаю в ней, как в пуху.

— Подсознание даже тут пошутило, — смеется мой собеседник.

Мужчина, склонившийся надо мной, будто мне не знаком. Глаза светятся предвкушением и интересом. Таким был Альрик на берегу Дуная. И я уже не знаю, чего больше хочет Тан: помочь мне или снять печать Арендрейта. Имеет ли это значение, когда итог все равно один? И цель у нас одна…

Его ладонь — шершавая и прохладная — касается живота. Жила послушно откликается на прикосновения, хоть я уже давно не атли, а Тан — не вождь. Все это было когда-то: мгновение торжества и всплески страха. Единство крови. Проклятие, которое я разрушила.

Сегодня все по-другому.

Шепот пьянит, хоть его губы и не шевелятся:

— Откройся…

Поднимаю глаза. Под потолком — вспышки, фейерверки, мириады ярких ощущений. Главное из них — свобода. Она опьяняет, и, кажется, я смеюсь.

Тан берет мою руку, кладет туда, где только что лежала его собственная.

— Вот так, девочка, сними ненужное, — проникновенно шепчет колдун. И словно побеги пробиваются сквозь растрескавшуюся от жары землю — так и кен рвется наружу. Жила беззащитна и оболочка ее тонка. Под ней бьется, пульсирует средоточие сил сольвейга.

Я дышу. Перед глазами плывет, слезы катятся по щекам.

— Еще не все, — говорит Тан. — К сожалению, не все…

Взгляд его глубок и темен. Пучина, водоворот, и соваться не стоит, но…

— Готова?

Я слышу его мысли. Ему жаль и не терпится уйти. Этот мир ему мал, Тан из него вырос, как ребенок из старых колгот. Он больше себя не винит и ни о чем не жалеет. Ждет лишь. Чего?

Киваю, облизывая слезы.

И тут же взрываюсь болью. Боль вползает в жилу, тянется щупальцами к венам, растекается чернотой по организму. Закусываю губу, чтобы не закричать. Так надо.

Яд во мне, и если не успею завершить задуманное — умру.

Тан помогает мне сесть, поддерживает за руку и обнимает за плечи. Дышать трудно. Воздух тяжелый и пахнет плесенью.

— Страшное случится не сегодня, — устало говорит колдун. Кажется, ему с трудом далась эта вынужденная помощь.

— А когда? — спрашиваю машинально, пытаясь осознать, что же только что натворила.

— Последствия.

— Последствия чего? Ритуала? Крег сделает что-то? Или я?

— Сегодня сольвейг прольет кровь, и откроются врата всех миров. Я буду свободен! А они придут, чтобы очистить землю от скверны, — пафосно изрекает он.

— Они? Кто, Тан?

— Будто ты не знаешь…

Он склоняется ко мне, и выглядит безумным. Ониксовые глаза горят предвкушением, руки трясутся, как у наркомана в ломке. Бледные щеки впали, и скулы потемнели. Худой. Несчастный. Одинокий.

И неестественно воодушевленный.

Ухо обжигает прикосновением сухих, истрескавшихся губ. А слово, произнесенное колдуном, заставляет замереть и похолодеть от ужаса.

— Первые…

В кевейн из мира искупления Тана меня буквально выпихнуло. Я тут же зажмурилась, привыкая к яркому свету, дышала часто, хватая воздух родного дома, как панацею, лекарство. Только вот никого уже не вылечить — ни меня, ни этот мир… Если то, что сказал Тан, правда, всему конец. Так стоит ли бороться?

Всегда стоит. Наверное, в этом и смысл.

— Поля…

Прикосновения Филиппа жглись, и я выбралась из удушливых объятий. Меня тут же качнуло, и я схватилась рукой за столешницу.

— Ты в порядке?

— Я… мне нужно… идти.

Перед глазами все еще плыло, жила болела от впрыснутого колдуном яда. Времени мало. Нужно поспешить.

— Ты ведь все равно выйдешь, да? — В голосе бывшего жреца атли скользнула горечь.

На ответ сил не хватило, и я просто кивнула.

— Как?

— Лара, — прохрипела.

— Ты ведь погибнешь.

Я посмотрела на него. Не понимает. Не спорит, потому что знает — спорить бесполезно. Но мотивы от него ускользнули.

— Зато вы будете жить, — сказала я спокойно.

Страх и малодушие заставили его отступить. Хорошо быть вождем, когда не нужно принимать трудные решения. Не нужно отпускать на смерть или идти самому. Филипп получил власть, а что делать с ней, не знал совершенно.

Что ж, Кесарю — кесарево…

— Мне пора.

Он за мной не вышел. Остался в кабинете, возле окруженного рунами магического круга скади. Окруженный собственным страхом и слабостью.

Лара ждала на диване. С прямой спиной и сложенными на коленях руками. Защитница смотрела в одну точку и не повернулась, когда я присела рядом с ней.

— Это подло, — тихо сказала она.

— У меня не из чего выбирать…

— Ты умрешь.

— Здесь, там — какая разница? Сегодня Крег убил Тому, что помешает ему завтра убить тебя или Роба?

Лара вскинулась, полоснула злым взглядом. Но даже в нем я прочла — она боится, пусть и не показывает этого. Как и все они.

— Открой защиту всего на минуту — большего не прошу. И твоя тайна умрет со мной.

— Как и я, когда Эрик узнает, — мрачно бросила защитница, но встала. К двери подошла и провела рукой по щербатому дереву. Нажала на ручку, отворяя, впуская внутрь мутный осенний день. Я тоже встала и последовала за ней.

— Эрику необязательно знать, как я вышла. — Положила руку ей на плечо. — Спасибо…

— Иди уже, геройствуй, — отмахнулась она и вытолкнула меня на улицу. Воздух был стылым и волглым, но дышать было намного легче, чем в доме.

Лара подошла к границе, тронула пальцами волосы и закрыла глаза. Я покорно ждала у защитницы за спиной. Через минуту она обернулась и поманила меня.

Касаться воздуха на границе ступеней было страшно, но я пересилила себя. Никаких разрядов, электричества, боли — ничего. Холодный воздух полузимнего дня. Не раздумывая, я шагнула за пределы защиты. Глубоко вдохнула. Голова слегка закружилась от неожиданной свободы.

— Одного никогда не понимала, — мрачно сказала Лариса, — тебе разве не страшно?

— Страшно, — кивнула я, не оборачиваясь. — Но мне всю жизнь страшно — привыкла.

И, пока не передумала, зашагала прочь. Дом провожал меня осуждающим взглядом, к нему жались голые деревья и стекались тропинки, будто ища в его лице укрытие. Мне укрытие было не нужно, и я решительно шагнула за ворота, где меня уже ждали.

— Холодно сегодня, да? — нервно улыбнулся Дэн. — Не айс денек, чтобы умереть.

Я не спрашивала, откуда он знает. Наверняка у Барта было видение, а Дэн здесь для поддержки. Одиночка, которому нечего терять. Улыбается вроде, но на лице испуг и обреченность. Не хотелось бы, чтобы он со мной шел, но у меня нет выхода, если хочу выжить. Хотя бы попытаться.

Наверное, моя улыбка тоже вышла нервной, а голос дрогнул, когда я ответила:

— Я и не собираюсь.