— Я так соскучилась! — прошептала я, утыкаясь носом в пахнущую молоком и лавандой макушку. Закусила губу, чтобы не расплакаться. Все вокруг родное. Близкое. Запахи, звуки, вид из окна… Голубые рюши на колыбельке. Аккуратно заправленная постель и парчовые подушки сверху возвышаются холмами. Только я другая. Измененная, и от изменений этих хочется выть.

— Где ты была? — строго спросила Тамара, усаживаясь на стул у окна и заглядывая в глаза — словно в душу смотрела.

— Далеко. Нужно было кое-что… решить.

— Это решение связано с Эриком?

Имя резануло слух. Странно, ведь я и сама его произносила совсем недавно, много думала о нем, сидя у костра сольвейгов. Люсия танцевала, и юбки ее взмывались вверх, словно языки пламени. Но мысли мои были не с ними — не с людьми из моей общности. Мыслями я была в Липецке, в том самом доме, где мучилась та, которую я призвана спасти.

От противоречивых чувств к незнакомой женщине кружилась голова. Я жалела ее. Сочувствовала. И ненавидела. Потому что именно там, вдали от дома поняла, насколько мне плохо оттого, что Эрика рядом нет.

И вроде все, как всегда. Вот я — две руки, две ноги, голова и даже сердце бьется, только кажется, будто из груди его все же вынули, а стучит не оно, а его призрак, который скоро рассеется во мгле и не останется ничего. И меня не останется.

— Не совсем, — уклончиво ответила я. Вспомнился момент у валуна. Ванильный кен, которому сложно сопротивляться. Мне тоже пришлось отдать — ровно столько, чтобы ради спасения Лидии не нужно было жертвовать другим ясновидцем. Мне-то что — сольвейги все равно рано или поздно восстанавливаются сами. Только вот… кажется мне, стало только хуже. И поцелуй тот — неожиданный — жег губы, заставлял щеки гореть, а мысли путаться. Рождал ненужные, неправильные мысли об ошибках.

— Что будешь делать теперь? — Тома не отставала, засыпая меня новыми вопросами, на которые у меня не было вопросов и на которые совершенно не хотелось отвечать. — С Эриком?

— Замариную и отнесу в кладовку, — ядовито пошутила я и усадила Алана в манеж. — Сама подумай, ну что я могу сделать? У него своя жизнь, у меня — своя. Мы не венчались, чтобы контролировать друг друга. Я — скади и Алан — мой сын. Это все, что сейчас связывает меня с Эриком.

— Не думала, что ты так легко сдаешься! — выдохнула она обиженно и отвернулась. — Считаешь, я не поняла, что происходит?

— Эрик сделал свой выбор. Сам. Ты его знаешь — он редко просит совета.

— У него до этого не было таких женщин.

— Таких?

— Любимых, — едко ответила она и снова повернулась. — Вижу же, что мучаетесь оба! И упрямые настолько, что…

— Дело не в упрямстве, — перебила я. — С любимыми так не поступают. Есть такая вещь, как доверие. Эрик мое предал. Не уверена, что хочу за него бороться. Не уверена, что вообще хочу думать об этом даже. Других проблем полно.

— Эрик любит тебя, Полина. Он мало кого так любит. Когда-то он любил одного человека, и после ее смерти… — Она замолчала и опустила глаза.

Мне показалось, она пожалела о том, что сказала. Бывает, слова сами вырываются и голоса разума не слышат. Но историю Эрика я уже слышала и не раз. От Даши, которая пыталась убедить меня в том, что он неадекватен. Затем от Влада. И от Барта — туманные предположения и страхи. Только вот веры им нет, а Эрика я знаю. Пусть он предатель, пусть я зла на него настолько, что внутри все сжимается и горит от этой злости. Пусть меня съедает ревность оттого, что он там… с Лидией… в той комнате с мольбертом… Но я знаю его, и он никогда не станет тем монстром, которым его описывали. Не со мной.

— Я не собираюсь умирать, Тома, — сказала ласково и взяла воительницу за руку. — За годы после посвящения я научилась выживать. Я не умру, как Божена.

Не умру. Я не могла обещать этого, но уж то, что бороться буду до последнего — это точно.

С Глебом мы встретились на нейтральной территории — в том самом липецком парке, где я впервые поняла, что не смогу питаться. Беседки, увитые диким виноградом, манили уютным полумраком. Лавочку, которую царапал выпитый ясновидец, покрасили ярко-синей краской. На полу дети рассыпали песок, он кучковался в углах и расступился в середине, будто пуская в некий тайный круг, защищающий от злых духов.

Глеб сидел на лавочке, понурившись, и курил. За те дни, что я его не видела, он похудел и осунулс-я, а глаза потеряли былой блеск. Интересно, я сейчас выгляжу так же?

— Ты говорил с ней? — спросила я тихо, боясь потревожить рассеявшуюся в воздухе тоску. — С Никой?

— О чем? — бесстрастно поинтересовался он. — Поступки говорят за нее сами. Красноречиво.

— Это так, но ты сам недавно уверял меня в том, как тяжело ясновидцу без клана. Как трудно пришлось Нике, когда она…

— Хватит! — оборвал он меня и встал. Прошелся до выхода и обратно. — Я делился с ней всем. Рассказывал. О вас с Эриком в том числе. Она спрашивала, а я… Думал, могу доверять. Идиот!

— Глеб…

— Ты понимаешь, что я в какой-то мере тоже виноват?

— Ты не виноват, — решительно возразила я. — Гектор давно это спланировал. Он даже Влада околдовал, чтобы меня контролировать. Или, думаешь, кроме Ники, у него не было шпионов?

— Плевать мне на его шпионов! Она лгала. Мне лгала, Полевая. Да ты и сама понимаешь, не так ли? Эрик тоже врал. Не умеем мы выбирать себе спутников жизни, блин. — Он помолчал несколько секунд, а затем спросил: — Почему он не сказал? Почему именно так… грубо?

Я пожала плечами.

— Мужчины, которых я выбираю, не умеют по-другому выражать заботу. — Они почему-то думают, что я — ваза из фарфора, и правда меня разобьет.

— Ты не ваза, — воинственно кивнул Глеб. — Ты, скорее, кувалда, готовая по этой вазе треснуть.

— Не хочу я никого трескать. Хочу довести это до конца. Просто… помочь Лидии.

— Новый дар не принесет тебе счастья, — поморщившись, повторил он слова Влада.

— Новый дар спасет человека, — возразила я. — А может, и двух. Кстати, ты не знаешь, где сейчас Теплов? Влад звонил ему с утра, но у него телефон выключен. И альва не в курсе, где он. Алекс у руля сейчас, они готовятся к переезду в Тверь.

— Понятия не имею. — Глеб пожал плечами. — Давно его не видел. Ты не думала о том, что Гектор уже мог…

— И не хочу думать. Не хочу предполагать, что кто-то из моих друзей погиб. Пока могу, буду пытаться его выручить.

— А Эрика выручишь? — Любопытный взгляд, серьезное выражение лица. Правда, хочет знать. А я что… Я об Эрике вообще не думаю сейчас, разве что самую малость. Разве что иногда ловлю себя на мысли, что представляю, как он все еще обнимает меня, а нелепый обман между нами не стоит. Ничего не было — все лишь приснилось мне. Нет ни Лидии, ни Гектора, ни разрушительных слов, которые Эрик бросил мне в лицо в гостиной ясновидца.

Есть только мы и солнце. Оно появляется на востоке — неизменно по утрам, и я лениво смотрю, как оно ползет вверх от горизонта. Окно заливает светом комнату, а пальцы Эрика путаются у меня в волосах.

— Выручу, — шепнула я, глотая колючий ком. — Он мой вождь.

— А Влад тебе кто?

Глеб меня не щадил никогда. Правда бывает немного неприятной, особенно когда хочешь ее скрыть. Влад был той самой правдой, которую не хочешь открывать миру. Воспоминанием, за которое стыдно. И вроде ничего такого не произошло, а все равно стыдно. И отвечать совершенно не хочется.

Только вот Глеб ждет. В глаза заглядывает. И я все равно расскажу. Я могу врать себе, а вот Измайлову так и не научилась.

— Он… все сложно. Там, у сольвейгов, мы менялись кеном, а ты знаешь, как это… сближает.

— Только менялись? Потому что он так ведет себя, будто вы… ну, ты поняла.

— Ничего не было. Почти ничего. А вообще, знаешь, мне сейчас не до любовных переживаний.

— Просто я думаю о том, как бы обида на Эрика не толкнула тебя совершить ошибку.

— Мы каждый день их совершаем. Даже пророки, знающие будущее, потому что никто из нас не может утверждать с уверенностью, что именно то будущее правильное. У меня есть дар — возвращать ясновидцам разум. Это ответственность, в первую очередь. Хищные не научились восстанавливаться, не питаясь, а мне для того, чтобы дар сработал, нужен кен Влада. — Я тяжело вздохнула и сложила руки на коленях. — Сначала мне хотелось спасти всех. Думала, в этом смысл моей жизни. Но потом поняла, что всех не спасешь. Каждый день с мире сходят с ума ясновидцы. Это наша суть — суть хищных. Мы не выживем без этого.

— Ты вполне выживешь, — поправил меня Глеб. — Ты ведь сольвейг.

— Неважно. Я скади. И пока живу со скади, буду принимать их такими, какие они есть.

— Если ты не хочешь спасти всех, зачем помогать дочери Гектора?

Я улыбнулась. Солнце пробивалось через спутанные лозы, оставляло пятна на листьях, а лучи его плясали на усыпанном песком полу. Солнце впитывалось в кожу, порождая воспоминания о минувшем лете. Счастливом лете, в которое возврата нет.

— Потому что она попросила, — улыбнулась я.

— Или потому, что Эрик сможет вернуться к тебе?

— Нет, не поэтому. Эрик сам виноват, это именно он выпил Лидию. И помочь ей я хочу вовсе не из-за него.

— То есть все так и закончится? Ты и Эрик?

Я пожала плечами.

— Устала бороться. Устала в принципе. Иногда нужно остановиться и принять настоящее таким, какое оно есть.

— Настоящее — это обжималки с Владом? Как по мне, это шаг назад, Полевая. Особенно если учесть, что ни ты, ни он принципов своих не меняли. Влад изменился, конечно, но не настолько, чтобы поступиться всем. Пока он тебя хочет, постарается выглядеть няшкой, но когда получит, ты вернешься к тому, с чего начинала. Да и Иру еще никто не отменял. Когда Владу надоест играть в благородство, он ее вернет. Она его жена, от этого никуда не деться.

— Я помню об Ире, Глеб. И Влада знаю достаточно хорошо, чтобы не вестись на его уловки. Но он помог мне, я не могу этого отрицать. Да и собачиться больше не хочется — надоело. Мы взрослые люди, живем в одном городе, он тесно общается с Дашей и бывает у скади. Мне что, делать вид, что его не существует, из-за какого-то там прошлого? Суть в том, Измайлов, что прошлого нет. Как и будущего. Есть только настоящее, и его я в силах изменить. Эрик — вождь скади, а я скади. И поэтому я помогу Лидии.

Думала ли я о том, что будет, когда все закончится? Думала. И представляла. Дом, каменный фундамент которого порос мхом. Сад, сбрасывающий листья с деревьев, которые в предчувствии надвигающейся зимы цеплялись друг за друга ветвями, жались друг к другу, обдуваемые порывами холодного сентябрьского ветра. Кровавые закаты, проступающие через эти ветви напоминанием, что ничего уже не будет как прежде… Что-то внутри меня изменилось, сдвинулось с места, треснуло и пролилось горечью нового разочарования. Это я переносила проще. Наверное, все те, прошлые, были не напрасно…

И Глеб слукавил — прошлое настигало меня не только в атли. Не только с Владом. С Эриком все получилось так же: я, мой вождь и предательство. Карма, наверное. Рок. Фатум. Только дело в том, что я не верю в фатум.

Знаю, что все можно изменить.

Даже себя.

Перед решительным шагом всегда хорошо сделать передышку. Побыть в месте, где тебе комфортно и легко. Где не нужно думать об опасностях и неприятных моментах. Для меня таким местом была комната Алана. Разбросанные по полу игрушки. Запах детской присыпки. Огромный плюшевый ягуар на полу. Погремушка, выскальзывающая из детских ручонок. Тихое кряхтение, когда ручонки эти тянулись, чтобы ее поднять.

Я могла бы сидеть так часами. Только рядом с сыном покой возвращался, и все становилось на свои места. И я была на своем месте, словно вросла в этот дом, а он поглотил меня, растворяя в себе. Куча энергетик, переплетенных между собой. И уже не различить, где кто. Целое. Единое. Семья. А я будто всю жизнь здесь жила. Словно родилась здесь.

Только я не родилась. И мой новый дар не даст об этом забыть.

Андрею я позвонила еще утром и договорилась о встрече. Время поджимало и пора было вызывать такси, а я все никак не могла подняться.

Перед решительным шагом слишком расслабляться вредно…

Я не сразу заметила, как он вошел. Так и сидела, уткнувшись взглядом в никуда и думала. Наслаждалась покоем. Мнимым, потому что он вошел.

Серебряный амулет тут же полыхнул и обжег, заставив вздрогнуть. Второй раз я вздрогнула от льдистого взгляда.

Он тоже не ожидал меня тут увидеть — на миг отпрянул и моргнул, словно пытаясь сбросить наваждение. Конечно же, ему было бы проще, если бы мы вот так не встретились — случайно, в доме, где множество комнат и где всегда точно знаешь, кто и когда приходит в каждую из них.

Эрик меня не ждал. Удивился и, пытаясь это удивление скрыть, буднично произнес:

— Тамара сказала, ты уехала.

Сердце пропустило удар, в сознании сложился в общую картину разлетевшийся на мелкие осколки образ. Небрежная поза, прямая спина, широкие плечи. Он всегда был таким большим? Волосы, собранные в хвост, из которого выбилась непослушная прядь. Глаза — ясные, почти прозрачные — смотрят в упор. И не выдохнуть от этого взгляда — воздух обжигающей лавой опалил легкие. Комната качнулась, расплылась, а потом очертания вновь обрели резкость.

— Вернулась, — хриплым стоном вырвался ответ.

Алан упрямо захныкал в попытке удержать игрушку, и я повернулась к нему. Смотреть на сына было легче, чем на Эрика. Это давало иллюзию стабильности, некое умиротворение, опору, которой так не хватало.

Эрик шагнул внутрь, хлопнула дверь, и я ощутила себя мышью в мышеловке, загнанной в угол зверушкой. Странно, ведь мы не враги. Не друзья.

Кто мы?

— Я уже ухожу, — сказала я зачем-то и встала. Комната снова качнулась, колени дрогнули, воздух сгустился, стал темным и вязким, как кисель, и решительно не желал выдыхаться.

— Тебе необязательно уходить, — глухо ответил Эрик. — Я ненадолго. Дела.

Дела. Работа? Или… Лидия ждет? Лучше бы первое, потому как не знаю, как выдержу еще одну встречу в доме Гектора. А ведь в голове все казалось таким простым. Вот я прихожу, выманиваю ясновидицу из убежища, касаюсь ее жилы. По сторонам не смотрю, голову держу прямо. Уверена в себе, ни от кого не завишу. А через минуту Лидия здорова и можно уходить, громко хлопнув дверью. Нет, для начала нужно кое-что сказать Гектору — еще одна причина, по которой я должна пойти туда, в его дом, вылечить ее.

Но именно сейчас в груди жжет ненависть — к ясновидцу, к женщине этой, отнявшей у меня Эрика, к самому Эрику. И кричать хочется, громко, чтобы стекла треснули, чтобы он почувствовал, наконец, что мне больно. Чтобы ему тоже было… и воздух чтобы закончился не только для меня.

— Мне все равно нужно уже… Не только у тебя дела.

Я шагнула к Алану, подняла, чем вызвала недовольное кряхтение. Поцеловала в щеку, теплую, пахнущую молоком. Уходить не хотелось, оставаться — тем более. Эрик с места не двигался, смотрел внимательно и молчал. Впрочем, о чем тут говорить?

Я усадила сына в манеж и решительно шагнула к выходу.

Он стоял у самой двери, прошлось пройти мимо. Затылок опалило жаром, ладони наоборот, словно в холодную воду сунули. Я уже почти спаслась позорным бегством, дверь маячила перед носом долгожданным выходом в коридор, где темные бра и белые стены. Где потолки с лепниной и до лестницы рукой подать. А оттуда через гостиную на улицу, где ветер и тучи гнездятся на небе, собираются в стаи, нависают тяжелыми, полными влаги животами над притаившейся землей.

Дверь совсем рядом, осталось сделать шаг и потянуть за ручку…

Путь мне преградила широкая фигура, и я буквально уткнулась носом в грудь Эрику. Знакомые запахи окружили и заманили в западню. Меня и хватило лишь на то, чтобы попятиться и поднять на него глаза. Устал. Вблизи это особо было заметно. Тусклый цвет лица, под глазами мешки. И в глазах этих тоска и сожаление — такое не подделаешь. К тому же Эрик плохо умеет притворяться…

В груди теплым комком шевельнулось сочувствие. Безумно, почти непреодолимо захотелось обнять его. Прижаться, уткнуться носом ему в грудь и разреветься, как маленькая.

Вся суть в том, что я уже выросла. Поэтому так и осталась стоять, не сводя с него взгляда. Ожидая, что же он скажет мне. Скажет ли?

Сказал.

— Я не хотел, чтобы так вышло.

— Никто не хотел, — вырвалось у меня. — Но так вышло.

Злость проснулась так же неожиданно, как и сочувствие. Откликнулась в груди горячими взрывами, заколола кончики пальцев, ударила в виски. Я шагнула вперед, решительно отодвинула Эрика в сторону и вышла. Дверью хлопнула, кажется. Десяток шагов по коридору, лестница, просторная гостиная и входная дверь.

Воздух, свежий, влажный, наполнил легкие, голова закружилась от такой долгожданной и ненужной свободы. Я кое-как добрела до знакомой скамейки под ивой и присела. В груди давило от невысказанной, гнетущей обиды, на глаза навернулись слезы. Он был так близко, руку протяни — достанешь. И так далеко, как еще никогда далеко от меня не был.

Все просто… кончилось. Глупые интриги Гектора разрушили все. Впрочем, бред! Мы сами все разрушили — я и Эрик. Мы были недостаточно близки.

Не к месту вспомнился тот поцелуй в палатке. Там все было просто — никаких обязательств, никакой ответственности. И думать не надо было ни о чем. Просто наслаждаться. Кеном, диктующим волю, теплыми губами, объятиями, в которых уютно. И не нужно ничего решать. Не нужно действовать, придумывать планы, просчитывать варианты.

А здесь, дома… Я думала, будет легче. Думала, что смогу и… не смогла. Чуть не сорвалась накануне опасного шага. Нельзя позволять себе раскиснуть. Не сейчас. Но суть была в том, что рядом с Эриком я все еще ощущала себя маленькой и беззащитной. Перед ним никогда не приходилось прятаться, не нужно было притворяться. Все было… идеально. Жаль, что идеально не бывает вечно.

— Полина… — Теплая рука легла на плечо, заставляя поднять голову. — Холодно, а ты даже куртку не надела. На вот, держи.

Роберт накинул мне на плечи свою куртку, и я перестала дрожать. Я дрожала? Тучи на небе опасно сгустились и стали почти черными. Дождь пойдет скоро.

— Я сейчас скажу тебе то, что не имею права говорить, — мягко продолжил Роб, обнимая меня за плечи. — Я дал слово Эрику, а слово для меня очень много значит.

— Тогда, может, не стоит говорить… — устало сказала я и опустила глаза.

— Гектор был в кане вместе с ним. В кане ты не можешь спрятаться, укрыться за мыслями. Там твои мысли может услышать любой. Там-то Гектор и узнал, что именно Эрик выпил Лидию. Как и то, что Эрик чувствует вину перед ней. Перед всеми, кого он… Когда знаешь слабости человека, легко им управлять.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Потому что вы мне близки. Вы — скади, моя семья, и мне трудно смотреть, как вы мучаетесь. Оба. И если ты хотя бы попытаешь его понять, ведь он спасает тебя.

— Я понимаю его. Как и тебя. Тамару. Всех скади. И я знаю, почему он так поступил. Хотелось бы, чтобы поступил иначе, но… Эрик такой, какой есть.

— Ты представляла его другим? — горько улыбнулся жрец. — Никто не идеален, Полина. У каждого есть недостатки. Эрик не пьет ясновидцев уже много лет. Из-за той девочки, в частности. Он достает кен иными — гораздо более опасным способами. Он бывал в местах, где лучше не бывать, и встречал существ, которых лучше не встречать. Несколько раз чуть не погиб там, а однажды застрял на два года. Это был сложный период для скади, многие погибли. Но ни разу он не задумался о том, чтобы вернуться к потребительству. Потому что это угнетает Эрика не меньше, чем тебя. Но ты восстанавливаешься самостоятельно, а он не может. Судьба не подарила ему способностей сольвейга.

— Эрику не придется больше жертвовать собой, — пообещала я. — Но и давить на себя я не позволю. Ни ему, ни Томе, ни тебе, ни кому бы то ни было. Сама решу, что делать. А тебе… тебе лучше начать готовиться к свадьбе. Подумай о себе, а с Эриком мы разберемся сами.

— Не думаю, что Влад Вермунд отпустит Ларису, — нахмурился Роб, — а отрывать ее от племени силой я не имею права.

— А если отпустит? — Я поймала недоверчивый и полный надежды взгляд и добавила: — Потому что, мне кажется, так и будет. Скоро.

— Ты… говорила с ним? — Голос его сорвался на хрип. Казалось, об Эрике он и думать забыл.

Я кивнула.

— И еще поговорю. Поверь интуиции пророчицы, Роб, Влад отпустит Лару. А теперь мне нужно позвонить. И уехать на время — закончить дела.

Несколько секунд Роб все еще сидел рядом, молча, сжимая мое плечо, и о чем-то сосредоточенно думал. Затем кивнул и поднялся.

Он уходил, а я смотрела ему в спину. Ива над головой шумела листвой, то ли возмущаясь, то ли предостерегая. Было от чего — я собиралась вновь совершить безумство.

Нужный номер телефона был забит в записной книжке давно — Глеб оставил на всякий случай. Естественно, подписан он был другим именем, конспирация — наше все. Впрочем, набирать мне его еще не приходилось. До сегодня. Именно поэтому, видимо, девушка, которая взяла трубку, сильно удивилась:

— Полина? Что-нибудь случилось? — Затем понизила голос до шепота и со страхом добавила: — Что-нибудь с Глебом?

— Глеб в порядке, — соврала я. Хотя, по сути, не врала — физически ему ничего не угрожало. В отличие от Мирослава. — Дело во мне. И в Лидии. Мне нужна помощь, Ника. Твоя помощь. И не думаю, что ты вправе отказать.

Мы встретились в небольшом кафе на окраине. Рискованно было вот так встречаться, но не рискованнее, чем идти в дом к Гектору. Особенно, если учесть его охранников. Особенно, когда у меня всего один шанс сделать все, как задумала.

Хотелось именно так. Резко. Неожиданно. Чтобы Гектор удивился, растерялся даже. Чтобы не знал, что сказать. Чтобы не улыбался больше так надменно и не смотрел свысока. И больше не лез в чужие жизни.

Ника выглядела напуганной. Постоянно оглядывалась по сторонам и косилась на официантку, словно та могла вдруг превратиться в Петра или самого Гектора и уличить ее в предательстве. Андрей, напротив, казался спокойным и заинтригованным — молчал и ждал, когда же я объясню, зачем их тут собрала.

А когда я рассказала, посмотрел на меня, как на психа, и выдал:

— Совсем с ума сошла?

— Я же помочь хочу! Я могу помочь. — Я вздохнула и наклонилась ниже, словно нас действительно мог кто-то подслушать. На нас внимания не обращали — обычный будний день, люди обедают, в углу изредка взрывается смехом компания подростков, которым пиво слишком рано, но здесь продают, и поэтому они пришли хорошо провести время. Пахнет кофе и булочками, а через присобранные занавески виден кусок улицы, заштрихованной серым дождем. На тротуаре мелькают разноцветными шляпками раскрытые зонты. Смеркается, вечер на пороге, и успеть бы до ночи, но Андрей, похоже, не согласен с моим безумным планом. Ника побледнела и смотрит пристально, а темные глаза ее лихорадочно блестят на красивом и испуганном лице. — Мне некого больше просить о помощи. Я не пройду одна — у Гектора мощная защита, а после того, как мы с Владом вломились к нему в прошлый раз, уверена, он ее усилил еще больше.

— Поля, я не могу. Это не услуга даже, это… Будет скандал! Альрик…

— Альрик только обрадуется! Представь, как он заинтересуется, когда узнает, что я могу.

— И снова начнет тебя изучать. Ты хоть представляешь, что случится потом? Тебя не оставят в покое никогда.

— Меня и так не оставят, — мрачно ответила я. — Рано или поздно кто-нибудь узнает. А Лидия… Неужели ты не хотел бы, чтобы кто-то из твоих близких вновь стал таким, как прежде?

Андрей помрачнел и покачал головой.

— Я не верю в чудеса, Полина. Больше нет. Повзрослел, перестал искать выходы. Если ты против системы, она убьет тебя. А ты сейчас хочешь пойти против. Хочешь, чтобы я пошел.

— Гектор против системы, — тихо сказала Ника, до этого сидевшая неподвижно. Она тут же оживилась, приосанилась, поправила волосы, темным полотном струящиеся по спине. — Он не верит в то, что охотники принесут нам добро. Гектор знает, как влиять на Петра. — Она повернулась ко мне и прищурилась, словно не доверяла. Словно хотела убедиться, что мои слова — не пустой звук. — Ты действительно вернешь ее? Лидия… снова станет прежней?

— Верну, — пообещала я. — Только помоги. Вы оба мне нужны, иначе ничего не выйдет.

— Я помогу, — решительно заявила ясновидица и посмотрела на Андрея. — Можешь сказать, это все я придумала. Я пришла к тебе и наговорила ерунды. Но ты смотритель, пусть и не ее. — Она махнула на меня рукой. — Ты должен проверить. По закону. А Гектора я возьму на себя. Если проведешь ее, тебе ничего не будет.

Андрей колебался. Смотрел на свои руки, обнимающие чашку с давно остывшим чаем, и молчал. Молчали и мы. Я ловила заинтересованные взгляды Ники — похоже, ясновидица до конца не верила, что я говорю правду. Не думала, что так бывает. Наверняка у нее тоже были друзья, близкие, которые пострадали. Да и сама она… Я помнила рассказы Глеба. Если бы не ее способность восстанавливаться, где бы она была? Впрочем, я не могла назвать эту способность благом.

— Хорошо, — наконец, ответил Андрей. — Я проведу тебя. Только прошу, не облажайся. Второго раза мне не простят.

— Не облажаюсь, — пообещала я, а Ника улыбнулась как-то странно, словно ждала, когда он согласится. Ждала ли? Предвидела? И как они вообще это делают — узнают будущее? Является ли оно обрывочными видениями, как мне, приходит ли во сне или постоянной картинкой маячит на задворках сознания?

Спрашивать я не стала. Не до того было, да и какая разница? Все равно это больше проклятие, чем дар. Иногда будущего лучше не знать…

Мы притормозили у знакомых ворот. Воспоминания часто приходят неожиданно и сбивают с толку. Мои поджидали у калитки, спрятались в кустах сентябрины и набросились на меня, как только я вышла из машины. За кованым забором кипела жизнь. Дождь закончился, и пожилая женщина гуляла с детьми — двое, в ярко-синих плащах, играли на детской площадке, а третьего она методично покачивала в коляске, что-то напевая себе под нос. Молодая и стройная шатенка развешивала белье на сушке. Охотник, тот самый, которого Влад так внезапно усыпил, разговаривал с кем-то по телефону, сидя на окрашенных перилах крыльца. Он смешно болтал правой ногой, уперев левую в пол, и казалось, что качнись он хоть на градус, свалится в кусты. Не свалился. Завидев нас с Андреем, насторожился, отрывисто сказал что-то в трубку и убрал мобильный в карман.

— Я очень рискую, — шепнул Андрей мне на ухо и сжал мой локоть. Довольно сильно сжал, к слову, и я поморщилась.

— Знаю, — ответила так же шепотом. — Все получится, Ника подстрахует.

Ника уехала раньше. Вернулась домой и ждала нас. Во всяком случае, мне хотелось так думать. Хотелось надеяться, что Глеб в чем-то ошибся, и ясновидица не предаст.

— Очень на это надеюсь. А теперь… если умеешь, играй, Полина.

Охотник во дворе сказал что-то ясновидцам. Они покосились на нас с опаской, затем девушка бросила белье в таз и побежала в дом, а женщина принялась собирать детей.

Они боялись. Несмотря на то, что дом охранялся, как лучшая тюрьма, а Гектор был сильнейшим ясновидцем в мире, они все еще боялись меня. Считали врагом. Той, что может лишить каждого из них разума.

Что ж, я люблю удивлять! Я глубоко вздохнула и позволила Андрею вести себя. Тут он главный, а я обвиняемая. Эту роль я привыкла играть, справлюсь.

Калитка жалобно всхлипнула, тень ее метнулась к нашим ногам, словно молчаливый страж, и мы шагнули внутрь. Витая дорожка, мощенная плиткой, по которой скользили кроссовки, мокрые клумбы с яркими бутонами, брошенное в песке ведерко с пасочкой. Мы в детстве готовили с помощью таких пирожки и продавали их в магазине, а деньгами нам служили сорванные с ближайшего тополя листья.

Охотник ждал нас у входа. Приосанился, сложил руки на груди и выглядел отнюдь не дружелюбным. Прожигал меня ненавидящим взглядом а-ля «Явилась? Ну-ну!». По позвоночнику пробежала противная дрожь, в голове зароились сомнения.

Андрей же выглядел уверенным. Подошел к охотнику и, не отпуская моего локтя, протянул руку в приветственном жесте.

— Привет, Игорь. Гектор у себя?

Лицо Игоря посветлело, на нем даже наметилась доброжелательная улыбка, которая тут же померкла, когда он перевел на меня взгляд.

— У себя. Случилось чего?

— Звоночек от Вероники. Похоже, я нашел ту, кого Гектор искал много лет.

— Ту, что Лиду того? Так это… Гектор вроде сам… ну, ты понял. — Он еще раз посмотрел на меня злобно и замолчал. Порыв ветра рванул ветви, и с них посыпались холодные, противные капли — прямо мне за шиворот. Я поежилась. Белье на сушилке взвилось и спуталось, слиплось влажными боками.

— Это Стейнмод, что ли? — насмешливо спросил Андрей и выпихнул меня вперед. — Очевидно же, что он ее выгораживает. Они любовники, она — скади. Все сходится. Но Вероника всегда видит точно, ни одной промашки. Или сомневаешься?

— Я… ну не знаю… Столько лет прошло.

— И, тем не менее, остатки кена не затрешь!

Охотник несколько секунд молчал и о чем-то сосредоточенно думал, а затем снова посмотрел на меня, и, уверена, если бы взглядом можно было убить, я бы упала замертво на мокрую плитку у крыльца. Но увы, охотники убивают лишь одним способом, а на моей жиле печать Арендрейта, так что ему ничего не светит, вот совсем.

— Проходи, — процедил он и отступил в сторону, открывая нам путь в дом.

Ступеньки скрипели под ногами. Семь шагов наверх, деревянные половицы, совсем недавно выкрашенные темно-коричневой краской, перила. Дверь. Она поддалась сразу, впуская нас в теплую, пахнущую кофе веранду.

Сердце гупало, в ушах шумело, и если бы я могла сейчас вцепиться в Андрея, непременно сделала бы это, несмотря на дискомфорт. Но я не могла у меня была другая роль. Роль загнанной зверушки, попавшей в западню, с испуганным взглядом и трясущимися руками. Что ж, это мне даже играть не придется — настолько я волновалась. Мне нужно не просто все сделать, но сделать правильно. Я сюда не только Эрика пришла выручать, есть другие люди, которые мне дороги и которых хотелось бы спасти.

Только бы Ника не подвела…

А потом Андрей распахнул дверь в гостиную и втолкнул меня внутрь. Выпустил. На миг я потеряла равновесие, качнулась и чуть не полетела на пол, прямо под ноги тому, кого собиралась обмануть. Гектор стоял близко и улыбался.

— Припоздали вы что-то, — произнес спокойно, и в груди у меня образовался ледяной ком отчаяния. Неужели Ника предала? Неужели…

Позади ясновидца бледной тенью стоял Эрик. Мы встретились взглядами, и я впервые подумала, а вдруг то, что говорили Влад с Дашей хоть на толику правда? Вдруг он сейчас настолько разозлится, что для него перестанет иметь значение спасение чьей-то там жизни? Особенно, если это жизнь той, которая ослушалась… Я заставила себя собраться и вновь посмотреть на ясновидца — с ним во всяком случае все понятно.

— Я к тебе с подарком, — холодным тоном, невозмутимо сказал Андрей и шагнул вперед. Эрик дернулся в сторону, и страх заполонил меня всю — от макушки до пяток. Но он остался стоять на месте, молча, за спиной у того, кто здесь главный.

— Вот как? — невозмутимо улыбнулся Гектор и еще раз окинул меня насмешливым взглядом. — Уверен, что он мне нужен?

— Слышал, ты искал ее много лет.

— Ее я не искал, — раздраженно ответил ясновидец, и веселость его как ветром сдуло. — К чему этот концерт, Андрей? Что ты думаешь, это поменяет?

— Вероника пришла ко мне. Она утверждает, что именно эта девушка выпила твою дочь.

— Она не делала этого, — покачал головой Гектор. — Лидия выпита давно и не ею.

— Вероника утверждает обратное. Это уже личное. — Андрей опустил голову, словно ему скорбно было признавать слова, которые приходилось говорить. А затем повернулся и взглянул на меня исподлобья, и я увидела охотника, которого впервые встретила в квартире с незаконченным ремонтом, рядом со связанным Глебом и напуганной Ритой. Злого. Разочарованного. Готового убить. — Мне нужно знать.

Амулет Эрика опалил кожу, и я была рада, что они не видят другой — тот, что смастерил для меня Барт. На действии которого держится наш незамысловатый обман. Другим способом я к Лидии не приближусь — Гектор не позволит. Эрик не позволит. А раскрывать карты раньше времени не хотелось.

Ясновидец пожал плечами.

— Позови Нику, — велел охотнику, охраняющему вход, который неслышно скользнул у нас из-за спин и быстро поднялся по лестнице наверх.

— Лидия тоже пусть придет, — бесцеремонно сказал Андрей. — Хочу видеть это сам.

Гектор вздохнул, и на скулах у него заиграли желваки. Он злился, как обычно злится человек, которому лезут в душу и трогают личное, то, что он никому не открывает и не показывает.

— С каких пор ты смотришь за скади? — угрожающе тихо спросил Эрик. За его видимым спокойствием крылась ярость — бурлящая, дикая, неконтролируемая. И если она вырвется наружу, всем будет плохо.

— Тебя не должно это волновать, зверь, — холодно ответил Андрей. — То, что ты ночуешь в этом доме, не делает тебя подобным нам.

Он выплюнул эти слова с ненавистью, и мне показалось, на этот раз она не была наигранной. Андрей ненавидел. Все еще ненавидел хищных… Этого не изменит ничто, ведь он один из них — из ясновидцев, чьи близкие лишились разума. Никогда мы не станем похожи. Но тогда… зачем он помогает мне?

Эрик с шумом выдохнул и шагнул вперед. Перед глазами у меня потемнело от напряжения, и я чудом не закрыла их. Смотрела на Гектора, а он — на меня. Якорь, удерживающий меня в реальности. И, может, мне не стоило ненавидеть его, все же он спасал дочь, но я ненавидела. Ненависть не даст мне расклеиться. Не даст опустить головы.

Не знаю, что случилось бы в гостиной дальше. Предположить сложно, ведь Эрик, когда злится, способен на многое. Но Гектор вдруг поднял руку и жестом заставил его остановиться. Верхняя губа ясновидца пренебрежительно дрогнула, но голос остался спокойным, когда он произнес:

— Эрик, приведи Лидию.

Эрик колебался между «отступить» и «ударить». Колебание это я чувствовала в воздухе, напитавшемся напряжением. Отступил. Опустил голову и кивнул.

— Хорошо.

Кожу опалило его взглядом, тут же бросило в жар, и я слышала собственное дыхание, со свистом вырывающееся из горла. Ника медленно спустилась по лестнице, они переглянулись, и Эрик направился наверх. Ясновидица, как и Андрей, выглядела спокойной. На слегка бледном лице читалась уверенность. И я впервые подумала, что понимаю Глеба. Сильные выбирают сильных. Верные верных. Ника была верна сама себе, а предать себя всегда страшнее, чем предать другого.

Гектор обернулся, гневно посмотрел на нее, но она выдержала. Спустилась и встала рядом с Андреем. На меня не смотрела, подбородок держала высоко поднятым. Глеб гордился бы.

— Ты прекрасно знаешь, кто выпил Лидию, — прошипел Гектор, уже не скрывая злости. — И я знаю. К чему это представление?

— Даже ты можешь ошибаться, — спокойно ответила она.

— Но не в этом. Я искал его много лет. Лидия узнала его, несмотря на… несмотря ни на что.

— Лидия потерялась, ты не можешь принимать ее слова на веру. А Эрик слишком силен, чтобы ему доверять.

— Я нашел тебя, напуганную и одичалую. Использованную охотниками. Приютил. Дал кров и покровительство. Так ты отплатишь мне?

— Я лишь хочу восстановить справедливость.

— Лидия придет, и я покажу охотнику. Покажу, что ты лжешь!

— Не покажешь, — тихо ответила Ника.

«Не сможешь», — добавила я про себя. Не до того будет. Если все получится. Если…

Она была в белом. Просторная ночнушка в пол облегала грудь и свободно струилась вниз от талии. Она липла к ногам, когда Лидия спускалась, крепко держа Эрика под руку. Бледная. Глаза блуждают, не находя ничего знакомого в этом мире. А потом ее взгляд остановился на мне, и на лице расцвела улыбка. Совершенно искренняя улыбка ребенка, увидевшего игрушку, о которой он давно мечтал. Лидия выпустила руку Эрика и, не обращая внимания на возмущенный взгляд отца, подошла ко мне. От нее пахло ландышами. Каштановые волосы курчавились на концах, а на запястьях розовели шрамы от порезов. Она проследила за моим взглядом и пояснила беззаботно:

— Пыталась их вырезать.

— Кого? — спросила я хрипло, сглатывая горечь и часто моргая, чтобы не расплакаться.

— Мысли. Они муравьями ползали, мешали рисовать. Плохие мысли. Смерти, много смертей… Война.

— Война давно закончилась, милая. — Поддавшись необъяснимому порыву, я взяла ее за руку, сжала измазанные краской пальцы.

— Нет, светлячок, — покачала она головой. Между бровями пролегла морщинка скорби. — Она еще не началась. Дышит, сопит мне в спину. Холодно… Они говорят со мной, шепчут постоянно.

— Они?

— Мертвые… Те, кто погибнет на войне.

— Я выпил ее! — резко сказал Эрик Андрею, шагая к нам. На охотника он смотрел с ненавистью, граничащей с безумием. — Это легко доказать.

— Ты пришла меня вывести? — спросила Лидия, которую, похоже, ничуть не тронула злость Эрика. — Я видела тебя во сне…

— Пришла, — кивнула я.

— Пахнешь ванилью. — Она закатила глаза, будто бы удовольствие, которое я ощущала в палатке, ночью, когда Влад делился со мной, передалось и ей. А затем она, не стесняясь мужчин, находившихся в гостиной, среди которых был и тот охотник, Игорь — он незаметно стоял у самой лестницы и смотрел на нас во все глаза — не стесняясь нас с Никой, задрала рубашку, обнажая белый, покрытый лиловыми шрамами живот. Я непроизвольно вздохнула, а она ласково сказала, будто пыталась меня успокоить: — Я должна была попробовать вырезать и ее. Она болит… Так больно, что даже мысли не ползают…

— Больше не будет, — пообещала я и положила ладонь ей на живот.

Кажется, Гектор говорил что-то, даже кричал. Возмущался. Андрей отвечал — твердо и резко. Около нас метнулась тень, еще одна. Я не смотрела. Имело значение лишь одно — жила Лидии. Изорванная в клочья, с рваными рубцами, пористая, как губка, и сухая.

Болит. Всегда болит. И вот ее боль я уже чувствую физически. Мысли из будущего, которые она не может трактовать. Ужас. Война. Груды тел в грязи. Стеклянные, застывшие навсегда глаза… Не предотвратить. Это будущее наступит.

И мы… мы умрем.

Я отпрянула и пошатнулась, и кто-то, кажется, Андрей, поддержал меня за плечи.

— Гореть тебе в аду! — выкрикнул Гектор. Он не понимал, что произошло. Лидия не шевелилась, стояла с закрытыми глазами и молчала. Ясновидец шагнул ко мне и выдохнул в лицо: — Я видел твое будущее. Один из близких тебе мужчин умрет, и случится это очень скоро!

И тут же развернулся к дочери.

— Лидия, родная…

— Ммм, — промычала она.

От слов ясновидца на миг стало страшно, а затем тело заполнила слабость. Я облокотилась на Андрея и прикрыла глаза.

— Что ты, к чертям творишь?! — прошипел Эрик мне в самое ухо. — Он убьет тебя.

— Не сможет, — устало ответила я. Руки потянулись к амулету Барта, и через секунду я уже держала его так, чтобы Гектор видел. — Его кена больше нет во мне.

— Ты сделала это… — подала голос Ника. Она глаз не сводила с Лидии, которая глубоко дышала и осторожно осматривалась. Траектория взгляда была простой. Лестница. Игорь, приоткрывший рот от удивления. Потолок, где сверкала гранями хрустальная люстра. Столик с задвинутыми под него стульями. Истертый пол. — Ты вернула ее.

— Лидия… — прошептал Гектор, приподнимая ее подбородок. Вдруг он перестал казаться опасным и злым. Лицо ясновидца смягчилось, нос покраснел, а по щекам потекли слезы.

— Что это было? — ошарашено спросил Эрик. Она подняла на него глаза…

Воздух взорвался оглушительным криком. Громким. Истошным. Лидия смотрела на Эрика и, вцепившись побелевшими пальцами в плечо отца, кричала. Взгляд ее, осознанный и чистый, был наполнен ужасом.

Лидия боялась того, кто много лет назад выпил ее…

— Отойди, — сказала я, собирая последние силы. Похоже, мы с Владом не рассчитали, потому как кена пошло гораздо больше, чем задумывалось. Меня штормило и безумно хотелось спать.

— Что?

— Отойди, она тебя боится!

Эрик послушался, отступил на шаг. Гектор обнял Лидию, одной рукой вытирая слезы, а другой судорожно гладя ее по плечам. Она замолчала и тихонько всхлипывала, испуганно косясь на Эрика. Ника зажала рот ладонью и смотрела на них, будто боялась поверить.

А в моей голове поселились мысли Лидии, роящиеся, как муравьи. Обрывочные, яркие образы осыпались крошевом на границе сознания. Рушились. Но не настолько быстро, чтобы я не разглядела…

Смерти. Много смертей. Страх, металлическим вкусом осевший во рту. Неизбежность, невозможность ничего изменить.

— Как? — наконец, выдавил из себя Гектор. Отстранил дочь, будто пытаясь убедиться, что она действительно нормально. — Как так вышло?

— Я видела ее во сне, — дрожащим голосом ответила она и указала на меня рукой. — Ее и мужчину с ванильным кеном. В одном из тех снов, которые не сводили с ума.

Гектор повернулся ко мне — усталый мужчина с едва высохшими на щеках слезами. Беззащитный и тихий. Счастливый и не осознающий еще собственного счастья.

Мне стало жаль его. Ее. Многих из них, которые никогда не испытают того, что испытала Лидия и тот ясновидец из поселения Барта. Никогда не выйдут на свет.

Потому что меня не хватит на всех.

— Спасибо, — тихо произнес Гектор, и на миг мне показалось, он тоже видел. Те страшные отрывки из далекого будущего, пугающие силой, которую мы еще не встречали. В его глазах мелькнуло понимание, и он слегка качнул головой, как бы призывая никому не говорить. Да и что я могу сказать? — Спасибо тебе!

— Мирослав Теплов. Альва… — выдохнула я, с трудом борясь с навалившейся усталостью. — Если он еще жив, не тронь…

— Он будет жить, — пообещал Гектор и снова повернулся к дочери.

Ну вот и все. По-настоящему все. У меня получилось. У нас получилось!

Я поймала восхищенную улыбку Ники, встревоженный взгляд Андрея. Мир завертелся вокруг миллиардами разноцветных огоньков, комната рассыпалась и снова собралась в единую картинку. В глазах зарябило, во рту пересохло, в висках бешено стучал пульс. На Лидию ушло гораздо больше кена, похоже, восстанавливаться придется долго…

— Никто не должен знать, что мы были здесь, — сквозь ватную, плотную пелену пробился голос Андрея. — И о том, что Полина умеет, ни слова. Альрик слишком жесток в своих экспериментах.

— Понимаю. — Гектор повернулся к нам и снова стал Гектором — жестким и сильным. Словно и не было тех минут слабости, в которые он позволил себе слезы. Дочь он прижимал к себе, как самое главное сокровище. Словно ее снова могли отнять, лишить разума, оставить там, в бескрайней степи, в траве, под высоким, немым небом. — Никто не станет трепаться, а если станет… — Он недобро улыбнулся. Продолжать не стоило — Гектор умел устранять врагов.

Он посмотрел на Эрика. Я ждала ненависти, ведь теперь, когда Лидия здорова, ничто не мешало ему поквитаться с тем, кто лишил его дочери на столько лет. Но увидела другое. Тревогу. И тревога эта с вдыхаемым воздухом передалась мне — странная субстанция смешалась с усталостью и на удивление прибавила сил. Мир снова обрел очертания, гостиная заиграла красками. Только пить все еще хотелось, но попросить у Гектора я не посмела. Я вообще казалась себе теперь тут лишней…

— То убийство. Ты знаешь, что это может быть. Знаешь, чем это грозит ей. — Гектор указал на меня пальцем. — Нам всем. Мы не можем это просто оставить.

— Не можем, — глухо ответил Эрик.

— Так ты пойдешь со мной?

— Пойду.

Я не понимала, о чем они говорят, и понимать не хотела. Внезапно стало безразлично, что там будет дальше. Если не высплюсь хорошенько, просто умру от усталости, и будущее для меня не наступит.

— И я пойду, — пробормотала и, поймав недоуменный взгляд Гектора, добавила: — То есть мы. Домой. Здесь нам больше нечего делать.

Ника догнала нас на крыльце. Развернула меня к себе, крепко обняла и прошептала на ухо:

— Спасибо!

Это было, наверное, самое искреннее спасибо за сегодняшний день. Потому что Гектор, пусть и был благодарен за возвращение Лидии, все же гордость перебороть не смог.

Плевать. Надеюсь, я никогда больше его не увижу.

— Он скучает по тебе, — улыбнулась я и потрепала ее по плечу. — Он никогда не покажет, но он скучает.

Она кивнула и опустила глаза. Привязалась. Может, даже любит. Но для некоторых долг важнее любви. Ника свой долг отдала.

Эрик за нами так и не вышел. Я ждала. Делала вид, что все по плану, но в душе теплилась надежда, что он догонит нас хотя бы у машины. Захочет поговорить, объясниться, но… Он не вышел. И крыльцо, на которое я бросила последний взгляд перед тем, как сесть в машину, пустовало. Ветер трепал белье на сушилке, а фонари отбрасывали молочного цвета круги на дорожку. Даже охотник-страж не вышел нас проводить.

Мы были свободны. Я свободна…

Только вот почему так пусто в груди? Почему он так и не вышел?..

— Ты как? — поинтересовался Андрей и хотел было убрать прядь волос, упавшую мне на лоб, но вовремя отдернул руку. Все же природа позаботилась о том, чтобы между охотником и хищным никогда не возникло связи. Никакой.

— Нормально, — устало ответила я. — Пить только хочется.

— На вот, держи. — Он протянул бутылку минералки, и я долго и с жадностью пила.

Отлипнув от нее, я посмотрела вперед. Впереди была дорога, ведущая в город. Туда, где жизнь кипит и где еще не знают, что я умею и чего это стоит.

— Еще хочешь чего-нибудь? — спросил Андрей.

Я улыбнулась.

— Хочу. Безумно хочу пить чай с бутербродами у тебя на кухне. И пусть Петр катится со своими запретами!

Андрей улыбнулся в ответ и повернул ключ зажигания. Мотор заработал, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза…