Господин

3 сентября (День 5)

Рабыня Диана отстранена. Сбита с толку. Ее сопротивление временно исчезло, пока она остается погруженной в свои мысли. Изредка, она провоцирует меня, наблюдая за моей реакцией. Она хочет, чтобы я заклеймил ее опять, но я отказываюсь делать это так скоро. Не после того, как я в приступе ярости оставил на ней синяки и ссадины. И их много, они покрывают ее спину, задницу и ноги. Первые пару дней, она едва могла лежать или сидеть.

И все это случилось из — за Розы и нашего ребенка. Наши отношения не были типичным браком по любви, скорее сделка или одолжение ей и ее брату; таким образом, она смогла стать гражданкой США. Если бы я не задолжал Раулю собственную жизнь, то никогда бы этого не сделал, но мне понравился ее покорный характер, так что я женился на ней. Годы, проведенные вместе, сделали нас хорошими друзьями и любовниками, но не в том традиционном смысле, о котором говорят другие люди. Потеря ее и нашего ребенка — уничтожили меня. Я отодвигал большую часть горя вплоть до этого момента, но желания моей рабыни, слишком близки к моим худшим кошмарам. Они снова возобновились от желания соединиться с Дианой.

Из — за сочетания ее упрямства и страсти, я не в силах сдержать монстра, который притаился внутри. Зверь полностью поглотил меня. Это смертельная комбинация. Если я твердо намерен ее спасти, а не убить. Я потерял контроль первый раз в своей жизни; превратившись в человека, которого я даже не знаю. На мгновение мне стало страшно… и небезосновательно.

Теперь, из — за моей сдержанности, Диана сердито отворачивается от меня. Она хочет тайну, которую я храню под замком, и я не могу отрицать, что меня все больше привлекает мысль рассказать ей. Но гнев, который она испытывает, слишком хорош. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Переварить то, что я сделал. Ее молчание предоставит мне его.

И хотя я уже все обдумал, я настроен скептически относительно того, как поступить. Я не могу спасти ее так, как сделал с другими. Я не доверяю ей за пределами своего дома. Она знает, как нужно себя вести. Как притвориться. Если я смогу заставить рабыню выбрать жизнь, то не думаю, что когда — нибудь действительно поверю, что эта ее счастливая маска настоящая. Это больше не настоящая она. Она темная и разрушительная. Боль — это то, на что она начинает полагаться. Я бы хотел оставить ее для себя, и возможно, она переродилась бы в мазохистку для садиста, живущего во мне. Но мы не прекрасная пара, которой возможно могли бы стать, если бы встретились при других обстоятельствах.

В другой жизни, возможно. В этой же… она будет толкать меня к моим пределам. Попробует заставить меня убить ее. Я это знаю. Так почему же я с нетерпением жду ее провокаций? Потому что у меня есть свой собственный план; план, который принесет мне пользу, точно так же, как и ей. Если я смогу воплотить его, возможно, появится что — то, что можно будет спасти в ней, когда я закончу. Или, может быть, я снова ищу предлог, чтобы, в конце концов, удержать ее. Намеренно удержать ее в темноте. Эта мысль так заманчива.

Звуки заставляют меня поднять взгляд к монитору. Кошмар. Из — за меня? Эта мысль вызывает у меня улыбку. Это лучше, чем смерть, которая ее мучает. Крик прекращается, и она переворачивается на живот. Не осталось ничего, что Диана сможет использовать против себя, она в безопасности.

Не отрывая свой пристальный взгляд от экрана, я двигаю рукой, чтобы взять антикварный нож, которым она пыталась себя зарезать. Имя "Ронни" выгравировано на деревянной ручке. Мой палец потирает углубления. Оружие не принадлежало ее мужу, оно принадлежало его отцу. Почему оно было в комплекте с ее платьем, было тем вопросом, ответ на который я получил спустя два дня после того, как мы трахнулись. Мне потребовались часы, чтобы вытащить его из нее, но она наконец — то призналась, что спрятала его там, чтобы потенциальные покупатели дома не украли вещицу, в один из осмотров. Это имело смысл, но я ненавижу то, что пропустил его во время своего обыска. Что если бы нож был более острым? Что если бы я не подоспел вовремя?

Я открываю ящик, прячу нож и закрываю его за собой. Ей пришло время начать свой день, и я с нетерпением этого жду. Мои методы не сработали, но я знаю, что должно подействовать. Страх. Он станет ключевым моментом. Засов благодаря мне скользит в обратном направлении и мягкое сияние освещения, льющегося из моей комнаты, падает на бежевый ковер, который покрывает ее пол. Сейчас только четыре утра, и я знаю, что она крепко спит. Это сработает в мою пользу. В этот момент, она не может увидеть, что приближается опасность.

Звучит щелчок, когда я закрываю нас. Мелкими шагами, я приближаюсь к кровати. Бинт натягивается напротив моей кожи, когда я стягиваю футболку, которая идет в комплекте с моими шелковыми пижамными штанами. Мой член уже твердый от одной только мысли, что меня ожидает.

Мне не требуется много времени, чтобы рассмотреть спрятанное под одеялом тело. Одним рывком, я срываю его с нее и наваливаюсь сверху обнаженной грудью, прижимая руку к ее рту, чтобы заглушить крик, который я знаю, она издаст.

— Свет, — командую я. — Доброе утро, рабыня. Ты хорошо спала? — гневные слова рвутся из нее еще сильнее, когда я прижимаю свою ладонь крепче к ее рту. — Ты серьезно собираешься отвечать? Ты думаешь, я не знаю, как ты спала? Я наблюдаю за тобой, — мое дыхание скользит по щеке девушки, — почти постоянно. Скажи мне, что ты видела в своем кошмаре? Это был я?

На какое — то мгновение она замирает, прежде чем снова начать свое сопротивление.

— Ты думаешь обо мне так же, как я думаю о тебе?

Какого черта, я творю? Я понимаю, что мне нужно внушить страх… и я хочу, чтобы он не был лишен эротического подтекста, но, черт возьми, я чересчур этим наслаждаюсь.

До меня доносится ее приглушенное мычание, а потом я ощущаю боль, когда она впивается ногтями мне в бок. Не так сильно, как я знаю, она может, но достаточно, чтобы оцарапать кожу до крови. С рычанием я убираю руку с лица рабыни, но продолжаю удерживать ее руки.

— Ты хочешь снова оказаться в наручниках?

— Нет, — тяжело выдыхает она.

Я прижимаюсь своими губами к губам Дианы, и девушка не сопротивляется. Раньше, она сказала бы мне не трогать ее. Или плюнула бы мне в лицо. Что — то изменилось.

— Расскажи мне свой сон, — я толкаюсь своим твердым членом в ее центр, и она пытается отодвинуться, избегая нашего контракта. Внутри, это заставляет меня улыбаться. Ну, по крайней мере, она не набрасывается прямо на меня с мольбами трахнуть ее снова. Кажется, это интересует Диану не так сильно, как произошедшее избиение.

— Ты знаешь мои сны. Я скучаю по своей семье. Мы можем перейти к той части, где я делаю доброе дело, а затем смогу покончить с этим?

Моя рука сжимается вокруг ее запястья так сильно, что она вскрикивает.

— Я передумал. Ты не готова ступить на этот путь. Ты все испортила своим небольшим инцидентом с ножом. Не говоря о том, что ты должна обращаться ко мне правильно.

— Но… ты сказал… — она немного отклоняется, угрожающе продолжая, — ты, бл*дь, сказал, что я смогу умереть, если сделаю это, — сила, которой я и не знал, что она обладает, выливается в сопротивление. Я сильнее вжимаю Диану в кровать, когда смотрю на нее сверху вниз.

— Твоя смерть наступит тогда, когда решу я. Может, это случится раньше, чем ты думаешь. А может, перед этим пройдут годы. Ты самая худшая рабыня, которая когда — либо у меня была. Дерьмо, ты не слушаешься. Почему я должен дать тебе то, что ты хочешь? Ты ничего не заслужила. Что дает тебе право на чувство собственной избранности? Ничего, — взрываюсь я. — Ты уже мертва, помнишь? Я, черт возьми, убил тебя, когда ты вошла в эту дверь. То, что ты пережила со своей семьей — это паршиво, но не хуже, чем оказались способны вынести другие. Я хотел показать тебе это, но ты все испортила.

Прорывающееся рыдание, переходит в крик. Ее голова покачивается назад и вперед, и я сжимаю ее, удерживая так, чтобы она смотрела на меня.

— Ты хочешь стать свободной, так стань моей рабыней, по — настоящему. Подчиняйся каждому моему приказу. Называй меня, как тебе положено, — я облизываю ее нижнюю губу, и она начинает подо мной дрожать. — Ты подчинишься мне, и я исполню твое желание.

— Я ненавижу тебя, — взрывается она. — Я ненавижу тебя!

Меня действительно распирает смех.

— Я не ожидаю, что ты облегчишь мне задачу, но если ты хочешь умереть, то сначала пройдешь через все круги ада. Единственный способ познать истинный смысл — это пережить то, что я тебе уготовил. Настоящий я. Тот, кого ты увидела только мельком. И он не такой сексуальный. Выбирай: это, или ты будешь гнить в этой комнате до тех пор, пока не умрешь от старости. Никто не будет искать тебя, Диана. Все заинтересованные уверены, что ты или сбежала, или покончила с собой там, где никто не сможет тебя найти. Они ожидают от тебя именно этого. Они никогда не догадаются, что нужно искать тебя здесь. Если в твою безмозглую голову пришла мысль о Джейми, и ты думаешь, что он заберет тебя, или приведет полицию туда, где ты, то не трать впустую свое время. Он высадил тебя у твоей новой съемной квартиры. Дорин скажет, что ты вернулась. А потом снова ушла.

Она дергается.

— Ты ушла и пропала, рабыня. Ты мертва, — шепчу я. — Точно так, как ты и хотела.

— Я хочу, чтобы ты сдох. Я убью тебя, — взрывается она. — Я, бл*дь, буду…

— Ты будешь что? — мои пальцы впиваются сильнее, пока она кричит. — Ты будешь повиноваться — вот что ты будешь делать. Сейчас, скажи. Скажи, что я твой Господин.

Ее рыдание превращается в продолжительный, душераздирающий вой.

— Говори! — шлепаю рабыню рукой по лицу, не достаточно сильно, чтобы причинить боль, но наверняка достаточно, чтобы вернуть ее внимание.

— Никогда. Бл*дь, никогда.

Стаскивая ее с кровати, я оборачиваю руку вокруг хрупкого горла, пока пальцы ног пытаются нащупать пол в качестве опоры. Я знаю, что душу рабыню, но она все еще может вдохнуть воздух. Ее ногти впиваются в мою руку, когда я подхожу и хватаю пульт. Пока я нажимаю на кнопки, меняя диск, Диана по — прежнему остается в моих руках. Я знаю, что она думает, что я заставлю ее смотреть на самые отвратительные самоубийства, но она ошибается. Так сильно ошибается.

Смех наполняет комнату сладким голоском ребенка. Ее ребенка. Рукой я ощущаю ее вес, когда она ненадолго перестает дергать ногами. Будто кто — то отключает от нее аппарат, поддерживающий жизнедеятельность. А потом, она превращается в сумасшедшую, пытаясь вырваться, и борясь со мной так отчаянно, будто от этого зависит ее жизнь.

— Мамочка! Смотри! — темные кудряшки подпрыгивают, когда Кейли подходит ближе к переносной камере, держа новую куклу. Оберточная бумага разбросана по полу, везде виден свет: синих, красных, зеленых, и белых огоньков, от дерева, запечатленного на заднем плане.

— Посмотри на это, Кейли, — Диана появляется на экране, а мужчина смеется. Голос слышится достаточно близко, и становится очевидно, что он тот, кто держит камеру.

— Не надо больше, — медленно произносит она. Рыдания сотрясают ее так сильно, что я ощущаю их глубоко в своей душе. Пальцы, впивающиеся в мою чертову кожу, будто пытаются ухватиться за собственную жизнь. Боль, которую мне пришлось испытать несколько минут назад, теперь кажется несущественной в сравнении с тем, что я вижу, как передо мной разрывается ее сердце.

Мой захват ослабевает, когда я толкаю девушку на колени и встаю позади нее, все еще сжимая ее горло рукой, на всякий случай.

— Стоять на коленях крайне важно. Я ожидаю, что ты будешь делать это для меня. Теперь, прими свои воспоминания, рабыня. Это твоя дочь. Повернуться к ней спиной — это худшая вещь, которую ты можешь сделать. Столкнись со своими страхами, — говорю я, превращая свой голос в шепот. — Посмотри, как она прекрасна.

В это время, опираясь на меня всем весом, она продолжает сдерживаться и смотреть. Борьба в ней заканчивается, когда она начинает пялиться на экран, рыдая. Контраст смеха и плача прорывается сквозь мои стены, и я оборачиваю свою вторую руку вокруг ее живота, притягивая ближе к себе, чтобы усадить девушку между своими бедрами. Увидеть ее, узнать ее, в ее счастливом прошлом, подобное которому, когда — то могло быть и у меня…

Мои глаза закрыты, я утыкаюсь лбом в ее макушку. Возможно, у Розы и меня, могло быть что — то подобное, если бы наш ребенок остался жив. Она была так взволнована по поводу родов. Появления нашего сына. Так же, как и я. Шесть дней. Вот и все, чем мы смогли насладиться, прежде чем "синдром внезапной смерти младенца" забрал его у нас.

— Вот, открой один из этих, — голос Дианы эхом раздается вокруг меня. — Ронни, положи камеру и садись с нами.

Темнота, которая окружает меня, кажется, буквально обхватывает мое тело. Мои веки открываются шире, и я прижимаюсь к ее щеке, пытаясь оставаться тихим, пока перед ней разворачиваются события.

— Я так по ним скучаю. Боже… — кончики ее пальцев на мгновение впиваются в меня. — Зачем он их отнял?

Я не знаю, что ответить. Это один из тех вопросов, который я задавал себе слишком много раз.

— Я не знаю. Но ты не одинока, рабыня.

Она дергается.

— Как ты можешь так говорить? Без них, у меня никого нет.

— У тебя есть я, — я считаю свой тон нейтральным, когда возвращаю свое внимание назад к экрану. — Твоя боль… — я расскажу ей о себе? Поделюсь частичкой себя, что не делал ни с одним рабом, которого брал? Моя рука сжимается вокруг нее еще крепче, когда я обнимаю ее изо всех сил. Слова не выходят, независимо от того, насколько сильно я пытаюсь их произнести.

— Ты потерял кого — то, не так ли? — в ее голосе слышится почти надежда. Желание установить эту связь, и я хочу помочь ей.

— Да, — я обхожу подробности, так как смотрю вперед и наблюдаю за тем, как Диана притягивает дочь, усаживая на свои колени. Муж садится рядом с ней, когда они раскладывают перед собой подарки. Какими счастливыми они выглядят. Нет… какими счастливыми они были. В них нет поддельных эмоций. Их любовь очевидна, как белый день.

Из — за заложенного носа, мне приходится промаргиваться. Моя рабыня не выпытывает у меня ответы, и я благодарен ей за это. Но то, что она выудила, из меня частичку личной информации… не разделили ли мы что — то слишком личное? Я начинаю думать, что возможно, мне стоило держать свой рот на замке.

— Дорогой, тебе не следовало, — рука Ронни тянется к Диане, только чтобы прижать пальцы к ее губам. Слезы сияют в глазах девушки, когда она смотрит на ожерелье, лежащее в длинной коробке, которую она держит в руках. Поверх колен Кейли.

— Я запомнил, как долго ты рассматривала его, когда мы шли через торговый центр. Оно будет отлично на тебе смотреться.

Она достает его вручая ему, когда мужчина убирает с пути ее волосы и застегивает вокруг шеи. Бриллианты искрятся на свету и сердце, которое находится в середине, наполняется бликами.

Рука Дианы покидает мою руку, скользя вниз, ощупывая пальцами грудь.

— Где оно? — спокойно спрашиваю я.

Ее голова немного поворачивается в мою сторону, и она отвечает глубоко вздыхая.

— С Ронни. Я… у него… было мое сердце. Он имел право забрать его с собой, — немного дрожа, она оборачивается назад, чтобы взглянуть на экран. — Не надо больше. Пожалуйста.

— Я не могу его выключить. Ты должна его смотреть. Каждый день.

— Нет! — слова выпускают гнев, внезапно прорывающийся из нее назад. — Не делай этого. Закончи это прямо сейчас. У тебя есть сила. Сожми крепче мое горло. Позволь мне уйти, наблюдая это. Это было бы прекрасное окончание, учитывая, что я возвращаюсь к ним. Господин, пожалуйста.

Мой пульс ускоряется от ее правильного обращения. Однако она стремится уступить, чтобы добиться желаемого. Неприемлемо.

— Нет. Ты знаешь мои правила. Дай мне то, что я хочу, и взамен, я исполню твое желание, — я отпускаю ее и поднимаюсь на ноги. Диана не встает с колен, когда я покидаю комнату. Что касается оставшейся части дня, то она проведет его со своей семьей. Всем, что от нее осталось.