— Какого хрена?!
Я вырубил видео и схватил брата за ухо, намереваясь вытолкать за дверь поскорее. Малец опять влез куда нельзя. Дорвался до записи, которую ему рано смотреть.
— Марат, — пробормотал пацан. — Там… там сестра? Она уехала от нас, чтобы играть в кино? В фильмах ужасов?
— Потом поговорим, — отрезал я.
— Марат…
— Пусть смотрит, — произнес отец, входя в комнату. — Включи.
Я никогда не ставил под сомнение его приказы. Выполнял каждый. Не спрашивал, не уточнял. Просто делал. Он глава нашей семьи. Ему и решать, что правильно.
Но в тот момент я застыл. Это видео. Показать Рустаму?
— Включай, — повторил отец.
Мальчишке только исполнилось девять лет. В его возрасте я многое успел повидать. Боль. Смерть. Кровь. Насилие во всех проявлениях. Однако та самая запись… даже у меня от нее кишки выкручивало. Нельзя такое ребенку показывать.
— Он уже не ребенок, — угадал мои мысли отец. — Он должен понимать, за какие грехи последует возмездие.
Я нажал на кнопку воспроизведения. Отложил пульт и отошел в сторону. Подчинился, ведь это единственный путь. Слово старшего не обсуждается. Как сказал, так и будет.
— Рустам, твоя сестра никуда не уезжала, — заявил отец. — Это видео не фильм ужасов, а реальная жизнь. Амину похитили и убили.
— По правде? — пацан вздрогнул. — По-настоящему?
— Да. Она мертва.
— Но почему? — его глаза заблестели. — Кто?
— Смотри.
Кадры кошмара. Яркие. Четкие. Сочные. Голос моей сестры. Крики. Мольбы. Стоны боли. Хрипы. Звук врезался в память. Кромсал разум на части.
Ублюдок заботился о качестве видеосъемки. Стремился к своему больному идеалу, не скупился на аппаратуру, использовал только лучшую технику.
Хорошо, что его не оказалось в доме. Тогда. Иначе бы все закончилось быстро. Слишком быстро. В секунду.
Я бы его убил. Прямо там. Без разбора. На месте пришиб. Раздавил бы его башку голыми руками. И ничто, никакая сила на свете меня бы не удержала. Даже приказ отца. Я бы загрыз этого урода. Зубами бы ему жилы выдрал. Перекусил. Разодрал.
Ха. Легкая смерть. Почти пощада. Милость. Такого он не заслужил.
— Скажи, Рустам, чем должен заплатить виновный? — спросил отец, когда видео подошло к завершению и экран телевизора почернел. — Чем должны платить те люди, которые даже не пробовали его остановить?
Мой брат давно не дрожал и не плакал. Молчал. Сидел смирно. Прямо. Точно как столб. Каменный. Был белее полотна.
— Скажи, чем взять такой долг? — продолжал отец. — Скажи, сын.
— Кровью, — еле шевельнул губами мальчишка.
* * *
Я никогда столько крови не видел.
Горячей. Кипучей. Родной.
Алой. Ослепляющей.
Я обнял Амину. Сгреб в кольцо рук. Осторожно и бережно. Целовал ее скрюченные пальцы. Я чувствовал дыхание. Биение сердца. Думал, что чувствую. Хотел отогреть. Изгнать холод.
Реальность сгорала. Таяла. Плавилась на глазах.
Моя сестра была мертва. Дольше суток. А я не замечал. Не осознавал. Отказывался принимать истину до последнего.
Я верил, что еще успею. Сумею спасти. Помочь.
Держал бездыханное тело. Качал как собственное дитя. Как ребенка. Как в детстве, когда она плакала. То ли разбудить надеялся, то ли убаюкать пытался.
Унять боль. Забрать на себя. Весь ужас. Все страдание. Отобрать. Выбрать до капли. В свою грудь вогнать.
Вот чего я желал.
Выл. Ревел. Землю жрал.
Я бы свою жизнь за нее отдал. Не раздумывая. Обменял.
Да только кому эта черная жизнь нужна. Дьявол же чистое жаждет. Невинное. Непорочное. Гнилое мясо ему не подходит.
Парни уже подъехали, но в стороне держались. Никто из моих людей приблизиться не рисковал. Не окликал. Не отвлекал. Каждый понимал: раненного зверя трогать нельзя. Зашибу любого. Не замечу. Забью.
Я же бешеный был. Едва соображал что к чему. Границы потерял. Ничего толком не различал. Ясность потом пришла.
Ясность и ярость. Дикая. Шальная. Неутолимая. Такая, что аж кости мои ломала и жилы до предела натягивала.
* * *
Антон Стрелецкий. Тридцать два года. Безработный.
Черное пятно на репутации благополучной семьи. Вылетел из трех университетов, прогулял свою часть наследства, раскручивал на деньги брата и многочисленных любовниц. Патологический лжец. Убийца. Психопат.
Он пользовался успехом у женщин. Умел войти в доверие. Расположить. Очаровать. Глядя на его смазливую рожу, было трудно догадаться о том, что в свободное время ублюдок пытал девушек до смерти, а потом закапывал их на заднем дворе.
Тридцать семь могил. Тридцать семь видеокассет.
Амина стала тридцать восьмой.
Он наглел. Подошел поговорить со мной. Знал чей я брат. Кайфовал от этой беседы, упивался моим отчаянием и бессилием. Щекотал себе нервы.
Если бы я сразу схватил его, подчинился рефлексу, не дожидаясь доказательств, если бы прямо тогда сдавил горло, вжал бы урода в стену, выбил признание…
Амину бы это не спасло. Она уже была в гробу. В земле. Провела там всю ночь. Смерть наступила от удушья.
Моя сестра хотела жить. Боролась. Сражалась до последнего. Царапала крышку. Рвалась на волю.
Гад не дал ей ни шанса.
Я просмотрел запись первым. В одиночестве. Я не хотел делиться этим. Ни с кем. Я должен был увидеть сам. Понять, что ей пришлось вытерпеть. Как. Она ведь тоже оказалась одна. Тогда.
Я заперся в кабинете. Включил видео.
Я никогда прежде такого не видел. Ни на войне. Ни в бандитских разборках. Чтоб так медленно и методично истязали. Не ради мести. Не в устрашение. Не ради получения информации. Для удовольствия. Искреннего. Извращенного. Больного.
Еще и с такими разговорами.
Ох, он обожал говорить. Наслаждался звуком собственного голоса. Его грязный рот служил отдельным пыточным инструментом.
— Моя темная принцесса, — шептал ей на ухо.
Камера снимала крупный план.
— Венец моего творения, — широко улыбался.
И брал скальпель.
— Лучший среди моих экспонатов, — продолжал издеваться. — Твой брат высоко бы оценил подобный труд. Залюбовался. Даже вмешиваться бы не стал.
И совершал очередной надрез.
Он делал ей уколы. Постоянно. Накачивал препаратами. Наркотиками. Всякой дрянью, которая позволяла сочетать эйфорию и боль, замуровать на границе шока, удерживать человека в сознании.
У него хватало возможностей потренироваться. Провести опыты. Понять принцип действия разных веществ.
— Антон даже муху не обидит, — уверяла Стрелецкая. — Он медицинский бросил, потому что не выносил вида крови.
Глупая баба. Хреново же она знала мужниного брата.
Его возбуждала кровь. Дико. Он не боялся руки замарать. Знал толк в своем ремесле, пускай и не доучился до конца. Чертова мразь.
— Я не представляю, как она выживала так долго, — заключил доктор после осмотра тела моей сестры. — На ней живого места нет. Признаюсь, подобный случай впервые за мою практику.
Те гребаные препараты держали. И жажда жизни. Амина верила. До последнего. Сопротивлялась. Цеплялась. Такая маленькая и хрупкая девочка была сильнее всех.
Он снял с нее кожу. Практически полностью. За несколько дней. Он записывал пиковые моменты. Монтировал в проклятый фильм. Четко. Точно. Как по откатанной схеме. Его никто не остановил.
Антон Стрелецкий умолял о смерти.
И я шел за ним. Мечтал о расправе. Долгой. Мучительной. Я был уверен, что сумею заставить его страдать. По правде. По-настоящему. Так, чтоб он участи собственных жертв позавидовал.
Но мой отец настиг его раньше.
* * *
— Где он? — взревел я, врываясь в отцовский кабинет, бросился вперед, ярость затопила настолько, что разум помутнел. — Отдай. Сейчас. Или сам заберу.
— Нет, — прозвучал холодный ответ.
— Нет?
Я схватил отца за плечи, навис над ним, задыхаясь от гнева, и тряс как одержимый. Перестал себя контролировать. Даже не пытался. Позабыл об уважении. Обо всех существующих традициях и правилах.
Такое оскорбление можно было и смертью покарать. Разве кто-то осудит хозяина за выстрел во взбесившегося пса?
Но отец проявил милость.
— Если отдам, что ты станешь с ним делать? — спросил прямо. — Будешь пытать? За день или два прибьешь? Да ты сразу с цепи сорвешься. Хватит одного взгляда. Ты собой не управляешь. Как сумеешь взыскать долг?
— Как-нибудь сумею, — заявил я. — Отдай. Он мой.
— Придет время и ты свое возьмешь. Клянусь. А пока мой черед вершить правосудие и воздавать каждому, кто виновен, по грехам его.
— Когда? Когда я получу этого урода?
— Этого урода, — усмехнулся и припечатал: — Никогда.
— Что? — даже хватку разжал, отшатнулся в сторону. — Ты должен… ты не можешь…
— Я могу все, — отрезал холодно. — Сядь.
Подчинился.
— Я глава нашей семьи, — продолжил отец. — Мое слово — единственный закон. Других нет и не будет. Твое поведение непростительно. Ты будешь наказан позже. По всей строгости. Но пока поможешь мне. Загонишь ярость глубже в пасть. Потерпишь. Подождешь своей очереди.
— Я… дай хотя бы поговорить с ним!
Воскликнул и замолк, понял, насколько глупо и наивно звучит подобное заявление. Стоило бы мне оказаться рядом с этим гадом, я бы любую темницу разнес. Железные прутья повыдергивал, решетки разворотил и до подонка добрался.
— Он свое отговорил, — хмыкнул отец.
— Ты… убил его?
— У каждого есть уязвимое место. Слабость. Болевая точка, на которую можно успешно воздействовать.
— И что?
— В чем его слабость? — пронизал взглядом. — Ты изучал его досье, прочел обо всем, узнал всю историю. Так в чем его слабость, сын? Куда бы ты бил?
— Нет у него слабых мест, — отмахнулся. — Вытворял, что хотел. Брата своего не выносит, друзей не заводит. Никогда и никого не любил. Надо кожу с него содрать. Нечего там выдумывать.
— Он твоего ножа не достоин, — улыбнулся. — Не подарю ему такой чести. Есть у меня идея получше.
— Какая?
— Мы покажем ему свое кино. Пусть смотрит и наслаждается. Пусть наблюдает за тем, как то единственное, что для него важно и дорого, берет другой.
— Да ему плевать на всех.
— Ошибаешься.
Отец воткнул окровавленный кинжал в стол.
Я замер. Только теперь оружие заметил. Но урод жив. Верно? Иначе бы не было никакого обсуждения.
— Вечером поедем к Стрелецким. Собирай братьев. Рустама тоже возьми.
* * *
Я бы вырезал их всех. Сразу. В ту ночь. Быстро. Без жалости. Мужика. Бабу. Сынка их. Разве что мелкую дочку оставил. Сдал бы в детский дом.
Одна семья. Один долг. Дурная кровь, которую не жаль пустить. Они были в ответе. Все до единого. Монстр жил здесь. Его никто не заметил. Не покарал. Не удержал. При этом бездействии вершились темные дела.
— Я понимаю, брат совершил нечто ужасное, — сказал Виктор Стрелецкий. — Но мы не имеем к этому никакого отношения. Поверьте, моя супруга просто…
Просто дура. Но вина от этого не становится меньше. Так?
Смешной. Он лопотал бред про поддержку следствия, взаимовыручку, свидетельские показания. Клял непутевого братца, отрекался от родства.
Да только что это меняло?
Я подошел к его жене, взял за руку, не удержался от ухмылки, разглядывая тонкие пальцы. Кольцо сверкало на прежнем месте. Кожа вокруг раскраснелась.
Я чувствовал взгляд Стрелецкого. Испуганный. Затравленный.
— Пыталась снять? — спросил дрожащую женщину. — Надеть легко, а вот избавиться нельзя.
— Мы пригласим ювелира, — затянул новую песню Стрелецкий. — Я уверен, способ…
— Легче срезать, — усмехнулся и взял со стола первый попавшийся нож.
— Вы… вы… вы не посмеете, — пролепетал чуть слышно. — Это варварство.
— А как думаете, ваш брат снял кольцо с моей сестры?
— Марат.
Голос отца срабатывал на меня как строгий ошейник. Всякий раз принуждал подчиниться и отступить. Покориться приказу.
— Эти люди не знают, что совершил член их семьи. Даже не подозревают о тяжести его преступлений. Нужно показать им запись, а после продолжать обсуждение.
— Я готов пойти в милицию, — заявил Стрелецкий. — Я напишу заявление.
— Не стоит беспокоиться, — улыбнулся отец, взял свободный стул и занял место во главе стола. — Мы разберемся без постороннего вмешательства.
— Мой брат невыносим. Своими бесконечными гулянками он загнал нашу бедную мать в могилу. Я как мог пытался пристроить его, найти работу, а вместо благодарности Антон украл дорогую технику, прямо со склада наших клиентов. Когда у него очередной запой, может пропасть на неделю и дольше. Вообще не появляется и… послушайте, моя жена правда поверила в ту его историю с тайной женитьбой. Она наивна, легко обманывается, ведется на сказки. Надеюсь, девочка найдется в самое ближайшее время. И надеюсь, мой проклятый брат не…
— Тише, — оборвал отец. — Мы знаем, вашей вины здесь нет.
Я установил телевизор прямо на столе, перед этой долбаной семейкой, включил видео и отошел подальше, чтобы не искушать собственное терпение. Рустам держался рядом.
Трое моих младших братьев следили за четой Стрелецких, за их сынком. Не позволяли никому прикрыть глаза, отвернуться от экрана, отвести взгляд. Следили, чтобы каждый сполна насладился зрелищем, впитал кадры.
Повезло лишь их мелкой девке. Отец сразу велел запереть ее наверху. Остальных ожидал очень долгий ужин.
Ужин, который просился на волю от просмотра видео.
Первым стошнило сынка. Вторым его папашу. Женщину не вырвало. Но она трижды теряла сознание. Тогда запись останавливали, приводили бабу в чувство, продолжали снова.
— Вашей вины здесь нет, — повторил отец. — Но вам придется ответить.
— Мой брат, — бормотал Стрелецкий. — Я не верю… не верю… как…
— Он погубил тридцать восемь девушек, — произнес отец. — У нас есть все его записи. Тела также найдены.
— Но как?.. Как?! Я не могу поверить…
— У вас будет время, чтобы понять это и принять.
— Он… чудовище… монстр… он… я не…
Мужик причитал. Рыдал. Чуть волосы с башки не повыдергивал. Расклеился, сразу сопли да слюни распустил. Сынок оказался ему под стать. Бормотал что-то под нос и трясся как припадочный.
Жалкое зрелище. Даже смотреть на такое стыдно.
Баба держалась лучше. Бледная. Дергалась от каждого шороха. Глаза на мокром месте, но не выла и не ревела. Сразу видно, не их кровь. Зато часть семьи. Еще и убийце подсобила.
— Что вы теперь сделаете? — спросила она. — С нами.
— Алина! — воскликнул ее муженек. — О чем ты спрашиваешь… мы же не знали даже… да если бы я знал, разве бы не сдал этого гада?! Да я вообразить не мог… в страшном сне…
— Мы возьмем долг, — ответил отец. — Кровью.
— Что? — Стрелецкий затрясся еще сильнее. — О чем вы?
— Ваш брат у нас, — проговорил ровно. — Ну, о нем-то вы сожалеть не станете. А вот с другим расстаться будет труднее.
— Я не… не понимаю… должен быть суд. Расследование… все по закону надо сделать, иначе ведь…
— Вот суд, — развел руками. — Вот закон.
— Нет… я не…
— Моя семья считает, что вас нужно казнить. Всех. До единого. Все мои люди того же мнения. Кровь за кровь отвечает.
— Но я даже не знал… я…
— Это ничего не меняет.
Верно. Будь мой брат гребаным убийцей, я бы за него отвечал. Собственной головой. Глоткой. Хребтом. Плотью. А как еще?
Ты главный. Ты семью держишь.
Бейся. Сражайся. Отвечай.
— Я сохраню вам жизнь, — сказал отец. — Тебе. Сыну твоему. Дочке. Красавица растет. Уже видно. Как такую тронуть. Я даже помогу по бизнесу. Слышал проблемы есть. Наезды. Я это все быстро решу.
— Но…
— Я возьму твою жену.
— Нет, — мотнул головой и вскочил, аж стул перевернул. — Моя жена невиновна, она ничего такого не…
— На ней кольцо жертвы.
— Жертвы? — задрожал пуще прежнего. — Какой жертвы?
Заслонил собой женщину, будто даже что-то мужское в нем проснулось. Попытался занять боевую стойку.
— Той, что твой брат выбрал.
— Нет-нет… я не дам…
Отец поднялся, подошел вплотную.
— Я разве спрашивал?
— Я не… не позволю…
— Витя, пожалуйста.
Баба вцепилась в локоть своего мужика.
— Алина…
— Я пойду, — кивнула она. — Я виновата. Я все сделаю, что скажете. Только не трогайте мужа и детей.
— Не трону, — усмехнулся отец. — Долг по женской линии пойдет. Придет час, и мой сын за твоей дочкой придет. Пусть растет для него смелая и сильная. Как ты. С такой плату брать гораздо слаще.
— Вы, — всхлипнула. — Вы хотите забрать мою дочь?
— Вы же мою забрали, — как отрезал. — Мы ваших возьмем. Поколение за поколением. Если дочки не найдется, расплатитесь женой сына. Мы проследим, чтобы ваш род длился долго и чтобы до капли все было оплачено.
— Это… это безумие! — закричал Стрелецкий. — Вы хотите отнять мою жену и дочь. Вы с ума сошли… это… это просто…
— Я не хочу, — оборвал мрачно. — Я забираю. Жену прямо сейчас. А дочь вашу возьмем после того, как ей исполнится восемнадцать.
— Я не отдам! — завопил и кинулся вперед.
Мощный удар в грудь. Еще и еще. Ни мне, ни братьям вмешаться не пришлось. Отец справился сам. Как всегда.
— Пожалуйста, — умоляла баба. — Прошу, хватит.
Его сынок жался в углу. Рыдал громче всех. Угомонив Стрелецкого-старшего, отец подошел к этому сопляку, потрепал по затылку и бросил:
— Если сестру отдавать не захочешь, то всегда сможешь отдать жену. Когда мы закончим с твоей матерью, получишь кольцо жертвы. Сам выберешь на кого надеть.
— Закончите? — взвизгнул. — Что это значит?
— Твоя мать подарит нам всю свою кровь.
Пацан застыл. В стену вжался. Отец рассмеялся, пошел за его матерью, подхватил за талию, перебросил через плечо и понес к выходу.
Я забрал запись и двинулся следом.
— Эй! — раздался возглас Рустама.
Он ринулся вперед, за чем-то светлым. Видно, за кошкой. Мелкой. Юркой. И… не слишком везучей.
Ха. Да это не кошка. Их девчонка.
Сбежала из своей комнаты и подслушивала?
— Я тоже себе принцессу поймал, — заявил Рустам, наматывая ее волосы на кулак. — Я хочу забрать этот долг.
Девчушка остолбенела. Даже не дрожала и не вырывалась. Только глаза вылупила, рот раскрыла, но не орала.
— Рано, сын, — усмехнулся отец и вышел из дома со своей ношей.
— Пустил, — произнес я. — Быстро.
— Нет! — глаза сузил. — Хочу ее.
Пришлось силой отдирать. Хватка у моего братца уже тогда была крепкая. И как только он девчонку углядел. Как почуял. Рефлекс.