Марат на взводе. Ощущаю его напряжение взмокшей кожей. Наблюдаю за резкими, отрывистыми движениями, улавливаю заметную перемену в повадках дикого зверя. Также начинаю переживать. Чисто автоматически.

Впечатление, точно воздух пронизан электрическими разрядами. Чуть что — мигом закоротит. От удара током никто не застрахован.

В чем дело? Неужели его безумный папаша действительно отдал приказ уничтожить жертву без долгих церемоний?

— Тебе нужно переодеться, — бросает Марат. — Быстро.

— В смысле? — суть и правда доходит с трудом. — Зачем?

— Все мужики вокруг пялятся на твои сиськи, — поворачивается и окидывает тяжелым взглядом, к полу припечатывает. — Слюной исходят.

— Что? — роняю еле слышно. — Ты же сам это платье купил.

— Купил, — криво усмехается, хватает под локоть, тащит в сторону. — Но уж точно не для того, чтоб другие мою бабу глазами жрали.

— Бред, — выдаю судорожно. — Никто не смотрит. Ну, почти… просто вечерний наряд плохо вписывается в подобное место. В дорогу принято надевать удобные вещи.

— Ну, значит, оденем тебя удобнее, — хмыкает. — Вперед.

Черт. Почему любая, даже самая безобидная фраза в его устах звучит жутко? Готова поспорить, ему ничего не стоит содрать мой наряд прямо тут. Посреди терминала. Только присутствие других самцов удерживает от моментальной расправы.

И почему я опять виновата? Сам выбрал. Сам нарядил. Теперь кипит от ярости. Мрачнеет сильнее с каждой прошедшей секундой.

Марат заталкивает меня в женский туалет. Тянет к свободной кабинке. Толкает дверцу ногой.

— Переодевайся, — бросает холодно.

— Здесь? — шумно сглатываю. — Во что?

— В сумке посмотри.

Никто не делает ему никакого замечания. Даже не пытается рот открыть и хоть пару фраз произнести. Хотя тут хватает женщин. Успеваю отметить как минимум семь фигур. Кто-то руки моет. Кто-то поправляет макияж у зеркала. Да и несколько кабин занято.

Однако никого как будто и не смущает столь внезапное вторжение мужчины в дамский туалет. Ни тени возмущения. Ни единого возмущенного возгласа. Словно происходящее ничем не выбивается из привычной рутины. Все воспринимается как должное.

Они с ума сошли?!

Дрожащими пальцами осматриваю содержимое своей сумки. Вероятно, Замира собрала самые необходимые вещи. Пара легких платьев, нижнее белье.

Я выполняю распоряжение своего тюремщика.

А может, стоит заорать? Попросить помощи?

Дурацкая идея.

По дороге обратно нас провожают неодобрительными взглядами. Точнее — меня. На Марата же взирают с неподдельным восхищением. А на меня как на какое-то недоразумение. Даже странно, почему нахожусь рядом с таким обалденным мужчиной.

Он может насиловать меня. Избивать. Убивать. Его никто не осудит. Каждый поступок будет принят и одобрен.

Альфа-самец.

Никто ему и слова против не скажет. То, что никому другому не спустят, ему простят в момент. Преклонят колени, послушно уступят, проявят абсолютную покорность.

Я чувствую, как он действует на женщин, и это пугает.

* * *

Стюардесса флиртует с Маратом. Мило и ненавязчиво. Можно было бы принять подобное поведение за особое расположение к пассажирам бизнес-класса. Однако остальные люди не вызывают у девушки такого интереса. Ни ухоженная дама в изысканной шляпке, ни пухлый крепыш с лоснящейся лысиной. Даже два высоченных молодых человека, явно известные спортсмены, оставляют ее равнодушной. Интеллигентного вида брюнет тоже оказывается за бортом.

Я беру журнал и утыкаюсь в пестрые страницы, делаю вид, будто внимательно изучаю рекламу. Стараюсь не вникать в разговор.

— Могу ли я быть вам полезна? — воркует стюардесса, склоняется ниже, словно случайно нарушая допустимые границы. — Предложить что-нибудь еще? Только скажите. Любое пожелание будет тут же исполнено.

Впечатление, точно предлагает секс. Причем открытым текстом. Прямо. Еще бы расстегнула ему брюки и уселась сверху. Или встала бы на колени и в рот взяла.

Проклятье. О чем я думаю?

Между бедер становится жарко. До чертиков. Невольно свожу ноги плотнее. Прикрываю веки, четко представляю, как я сама опускаюсь на колени, а потом…

— Нет, — ледяным тоном отрезает Марат. — Благодарю.

Девушка едва сдерживает разочарованный вздох и уплывает дальше, следует вперед по проходу.

Ощущаю странное удовлетворение. Мстительное. Будто то, что мой палач никакой реакции не проявил, имеет значение.

Это ничего не меняет. Увы. Ровным счетом ничего.

Журнал выскальзывает из пальцев. Наклоняюсь поднять, задеваю мускулистую ногу своей головой, прохожусь щекой по крепкому бедру. Слегка, невзначай, чуть мазнув, моментально отстраняюсь.

Выпрямляюсь и сталкиваюсь с горящим взглядом.

Ох. Жарко. В пекле прохладнее будет.

Даже дышать боюсь. Не знаю, кто там меня в аэропорту глазами жрал. После такого пронизывающего и прожигающего взора ничего не чувствую.

По жилам электричество льется. Чистый ток. До судорог прошивает плоть. Входит в кровь сокрушительной волной. Топит в токсическом возбуждении.

Марат молчит. Накрывает запястье горячими пальцами, сдавливает. Тянет к себе, не позволяя уклониться.

Что он… что?..

Мысль тает.

Меня поднимают и уводят за плотную синюю штору. В туалет. В узкую кабину, которая с трудом вмещает нас двоих.

Дьявол. Теперь все гораздо хуже. Переодевать незачем да и не во что. Значит, грядет совсем другой расклад. Нетрудно догадаться.

— Марат, — только и успеваю выдохнуть.

Щелчок закрываемого засова. Снаружи загорается лампа «занято».

— Ты, — запинаюсь. — Я не…

Крупные ладони опускаются на плечи, заставляют присесть на унитаз.

— Давай, — выразительный кивок вниз.

Отшатываюсь. Дергаюсь, как от удара.

Боже, лучше бы он и правда меня ударил. Врезал посильнее. Без жалости. Лучше бы убил на месте. Оборвал бы эту пытку.

— Чего ждешь? — спрашивает резко.

Огромный бугор. Прямо передо мной. Натягивает ткань брюк до предела. Растет и наливается мощью. Жаждет покарать и разрушить.

Я понимаю, что не могу отказаться. Не могу сказать «нет». Нет смысла сопротивляться, изображать оскорбленную невинность.

Это не поможет. Ничего не поможет.

Наоборот. Нужно радоваться. Ведь я жива, пока пробуждаю в нем все эти дикие желания, пока будоражу кровь, растравляю голод.

Покорно подаюсь вперед, берусь за ремень.

— Без рук, — хрипло произносит Марат.

«А как?» — немой вопрос читается в моих глазах.

— Ртом, — ухмыляется.

Тупо моргаю, перевариваю полученную информацию. Судорожно втягиваю раскаленный воздух. Почти задыхаюсь.

Он не шутил. Когда обещал выдрессировать первоклассную шлюху. В красках расписывал мое новое предназначение.

Хорошо. Хочет — получит. Все. Абсолютно. Так, чтоб подавиться.

Я смыкаю зубы на его ремне, вытягиваю из шлеек. Непривычно. Необычно. Однако справляюсь. Расстегиваю брюки без помощи пальцев.

Мое учащенное дыхание заставляет громадный член твердеть, пульсировать кровью, рваться в бой.

Медлю и обхватываю окаменевшую плоть губами. Накрываю прямо через ткань трусов. Дразню, лаская языком.

Утробное рычание служит наградой. Ладонь опускается на макушку, притягивает плотнее, вдавливает в пах.

Зверь заведен.

Цепляю резинку, оттягиваю вниз, обнажая гигантский эрегированный орган. Медленно облизываю побагровевшую головку, втягиваю напряженно подрагивающую плоть в рот, заключаю в кольцо своих губ.

Грязно. Развратно. Горячо.

Отключаюсь от реальности. Вхожу во вкус. Проникаюсь ощущением, будто ласкаю любимого мужчину.

Марат вдруг отстраняет меня, тянет за волосы назад.

Закусываю губу.

Что-то не так?

Перед моими глазами возникает сверкающая фольга. Понимаю без слов. Без приказов. Поражаюсь собственной развращенности. Порочность порабощает сознание.

Послушно киваю. Облизываюсь. Ухватываюсь за уголок упаковки зубами. Надрываю обертку. Осторожно ухватываю презерватив. Поддеваю языком, вбираю в рот. После надеваю на закостеневший от вожделения член, раскатываю по жилистому стволу.

Получается практически сразу. Отрабатываю идеально. Учусь на лету, исполняю извращенные желания жестокого хозяина.

Марат поднимает меня. Вздергивает рывком. Настолько грубо и неожиданно, что голова идет кругом. Задирает платье до талии. Стягивает мое нижнее белье. С поразительной осторожностью. Прячет в карман брюк.

— Т-ты, — выдаю сбивчиво.

И уже не успеваю договорить, сформировать хоть мало-мальски осмысленную фразу.

Ладони крепко обхватывают ягодицы, сжимают и насаживают на здоровенный орган, вбивают раскаленную дубину до предела в мое истекающее влагой лоно.

Кто-то стучит в кабинку. Кажется. Точно не знаю.

Или это стучит кровь во взмокших висках?

Самолет качает из стороны в сторону. Безумные рывки. Безжалостные. Мы входим в зону турбулентности. Явно.

Или… или это что-то совсем другое?

Марат вбивает меня в стену, буквально размазывает по поверхности кабины. Входит все резче и жестче. Зажимает мой рот ладонью, заглушая дикий, неистовый вопль, рвущийся на волю из рвано вздымающейся груди.

Похоть пропитывает каждую клетку. Животная. Низменная. Примитивная. Разнузданная. Рефлекторная. Порабощает разум в огне.

Похоть. Просто похоть. Повторяю раз за разом. Стараюсь впитать эту мысль. Но впитываю совсем другое.

Дурею. Его запах. Пьянящий. Острый. Резкий. Стирающий из памяти запахи всех остальных мужчин. Бешеный бой его сердца. Так близко к моему. И так далеко.

Черт. Что я творю?

* * *

Все понимают, чем мы занимались. Все абсолютно. Без исключения. И модная дама в замысловатой шляпке. И лысый мужичок. И тот лощеный интеллигент. И здоровенные спортсмены. Даже стюардесса испепеляет взглядом.

Но никто ничего не говорит. Разумеется.

Марат не тот, кому можно сделать замечание. Безнаказанно. Окружающие улавливают опасность, исходящую от него. Сразу. В момент. На уровне первобытного инстинкта. Угроза физически ощутима.

Я поправляю безнадежно измятое платье. Кусаю и без того распухшие губы. Хватаю журнал, пустым взглядом изучаю рекламные предложения.

Мои ноги до сих пор мелко дрожат. Странно, как я умудрилась спокойно пройти по проходу и не потерять равновесие, не упасть, не растянуться на полу с позором.

— Хочешь это? — спрашивает Марат.

— П-прости? — уточняю сбивчиво.

— Ну, эту хрень.

Показывает на открытую страницу в журнале. Безумно дорогая бижутерия. Реально сумасшедшая цена.

— Нет, — качаю головой.

— А чего хочешь? — продолжает он. — Что тебе купить?

— Ничего не нужно, — отвечаю ровно. — Спасибо.

Он хмурится. Будто недоволен. Будто ему не наплевать на мои желания. Будто мое мнение вообще его хоть немного волнует. Будто…

Господи. Пожалуй, он готов потратиться на меня. Без шуток. Скупить все товары из магазина на борту. Даже в мыслях звучит бредово.

Зачем такая щедрость?

Ему не надо оплачивать мои услуги. Можно взять в любое время суток. Найти мне достойное применение.

Шлюха всегда к его услугам.

Прикусываю язык, чтобы не наболтать лишнего. В моем положении глупо язвить и откровенно нарываться на неприятности.

А я бы многое хотела сказать. До жути многое.

— Тебе не нравятся побрякушки, — говорит Марат, чуть прищурившись, выглядит как сытый хищник, лениво разглядывает добычу. — А что тогда?

— У меня все есть, — пожимаю плечами.

Все. Кроме свободы. Но это вряд ли стоит заказывать.

— Может, духи? — небрежно интересуется он.

А может, сдохнуть?

— Это лишнее, — горько усмехаюсь, закрываю журнал, откладываю обратно, отворачиваюсь к окошку.

Неужели он не понимает?

Нет. Понимает. До мелочей. До деталей. В том и проблема.

Я не знаю, куда мы движемся. Подозреваю, что ни к чему хорошему. Слишком уж сильное притяжение. Неукротимое. Безнадежное.

* * *

В аэропорту Валлетты у меня достаточно времени, чтобы осмотреться, изучить взглядом окружающее пространство. Марат не спешит к выходу. Ждет чего-то.

Возможно, будет еще один перелет? Это не конечный пункт нашего назначения?

Рядом раздается хриплый возглас на неизвестном языке. И в следующий момент в поле моего зрения возникает здоровенный бугай. Проходит мимо, врезает кулаком по плечу Марата.

Сейчас будет драка. Жестокая и кровавая. Беспощадная. Сейчас этому странному типу руку поломают. Выдерут с мясом.

Конечно, он высокий и крупный. Внешне ничем не уступает моему палачу. Но уж слишком миролюбивый у него вид. Одет во все белое. Длинные волосы заплетены в косички.

Этого беднягу казнят прямо тут. И плевать на охрану, полицию и таможенный контроль. Плевать на камеры и живых свидетелей.

Марат такой фамильярности не потерпит.

Но… вообще-то он терпит. Сжимает челюсти так, что желваки напрягаются. Стискивает кулаки. Только никаких действий не предпринимает. Молчит.

Что происходит? Откуда столько самоконтроля?

— А ты совсем не изменился, — смеется незнакомец. — Весельчак.

— Ты тоже прежний, — цедит сквозь зубы Марат. — Покойник.