Ангелов Илья
Аниска
Ангелов Илья
Аниска
Часть первая
Аниска поняла, что ненавидит мужа в тот момент, когда в лифте офиса Дима вдруг погладил ее по заднице, рука его скользнула вниз, между прекрасных, стройных ног девушки, а средний палец игриво уперся Аниске прямо в…
Тут она развернулась и со всего маху врезала наглецу по щеке.
— Блин, ты с ума сошел что ли, урод?!!
…Нет-нет! Аниска очень любила эту утонченную ласку, особенно когда милый Петя, выпив пару рюмок коньяка и раскрасневшись, садился в огромное кожаное кресло, расстегивал ширинку, вытаскивал свой чудный большой член и, призывно поглаживая его, приглашал:
— Иди сюда, Анисочка, покатайся на лошадке!
Аниска тут же включалась в игру — мигом скидывала с себя одежду и пристраивалась милому Пете на колени, лицом к лицу, нет, грудью к жадным петиным губам, с восторгом насаживаясь на петиного "коника". Руки любимого ложились на совершеннейшие анискины бедра, сжимая их, лаская, и немного спустя его палец, смоченный слюной или анискиными соками оказывался прямо у нежного бархатистого кружочка.
Ах как умел это делать милый Петя! И как он чувствовал Аниску! Его пальчик мог долгие, бескрайние минуты, растягивая удовольствие на вечность, слегка массировать нежную анискину дырочку, лишь изредка надавливая на нее, но не делая попытки проникнуть внутрь. А иногда, подчиняясь неясному, но спонтанному анискиному зову, петенькин пальчик почти сразу врывался в сладкую девичью пещеру, доверчиво и с радостью распахивающую свои врата. О, милый Петя!
…Аниска жила с Петей почти десять лет, с 15-ти. Когда она окончила школу, молодой успешный бизнесмен Петя снял квартиру и влюбленные поселились вместе. Правда, их жизнь не всегда была безоблачной и иногда они ссорились и расходились. Это случалось, когда Петя, известный в городе повеса, уходил налево. В такие моменты звериным чутьем Аниска мгновенно распознавала измену и она не могла не вызвать у нее ответной реакции — Аниска остервенело пускалась в загул. Потом были объяснения, слезы, букеты цветов, Петя, ползающий на коленях в ногах у девушки и…они снова воссоединялись, со счастливыми, хоть и опухшими от плача лицами, просветленные, нежные, восторженные от вернувшейся (или никуда не уходившей?) любви…
В девятнадцать Аниска совершила, первый в своей жизни, как ей казалось, глупый поступок. Она решила навсегда привязать к себе Петю и забеременела он него. Узнав об этом Петя…
О, Петя!!!
Нет-нет! Он не выказал недовольства, не ругал, не порицал, не наливался гневом, нет! Просто в глазах его Аниска уловила испуг, мимолетную тень отвращения, усталости, неприязни и нежелания изменить сложившиеся отношения. Поэтому, опережая события, за мгновение до того, как Петя решился что либо ответить, Аниска прикрыла рукой его полуоткрывшийся изумленный рот и виновато прошептала:
— Забудь, Петя, это я неудачно пошутила, извини…
А через несколько дней она сделала аборт. Операция прошла не совсем удачно и Аниске пришлось провести в больнице десять дней. За это время она много передумала и поняла, что ее пути с Петей окончательно разошлись…
Потом было несколько месяцев пьянства, случайные партнеры, оргии, слезы, слезы и…
…опять Петя.
Так, сходясь и расходясь, Аниска прожила с ним еще четыре года, когда счастливо, когда по инерции…
* * * * *
— Аниска! Я…я не хотел тебя обидеть! — испуганный Дима стоял с поднятыми руками, прикрывая лицо.
— Слушай, урод! — гневно ответила девушка. — Если ты еще хоть раз, один-единственный раз ко мне пристанешь, я пожалуюсь мужу! Понял?
…мужу…Эх, Митрий Палыч, законный муж Минька… Но это случилось потом….
* * * * *
…Порвав с Петей, Аниска вернулась жить к родителям, оставив бывшему любовнику все его подарки, драгоценности и машину. С собой она унесла лишь котеночка Пуську, найденного в подворотне пару месяцев назад. Аниска была гордой. А еще она знала силу своей красоты и ума. Верила, что не пропадет.
Утешить одинокую красавицу нашлось много желающих. Над кем-то Аниска откровенно смеялась, кого-то смело унижала, прямо в глаза бросая резкий отказ. Кому-то отвечала туманным намеком, а кого-то наоборот — одним взглядом повергала к своим ногам и отдавалась потом яростно и ненасытно, но лишь на одну ночь. Баньки, тусовки, дискотеки, студенческие пьянки — много где оставила Аниска свой след, но удовлетворения так и не нашла. Потому что всех своих случайных знакомых сравнивала Аниска с Петей, своим первым мужчиной, и ни к одному из них не испытала истинного, всеохватного влечения ее душа. Иногда, вернувшись под утро домой, пьяная Аниска долго плакала в подушку, прижимая ее к лицу, чтобы не услышали родители и младший брат Сашка, невинно посапывающий на соседней кровати. Так проходили день за днем и предчувствие грядущего счастья, неизбежное ожидание которого так долго крепило Аниску, капля за каплей истекало в неотвратимую бездну отчаяния и депрессии.
Эх, счастье!
Если бы Аниску спросили, как она представляет себе его, она бы ответила: "Лежать на толстом пушистом ковре рядом с любимым где-нибудь далеко-далеко от родного города в тихом уютном домике на берегу маленького озера, со стаканом вина в руке. И заниматься любовью."
Нет, только не подумайте, что заграничная вилла была для Аниски чем-то запредельно недоступным. Нет. 178 сантиметров роста, помноженные на 55 килограммов веса, стройнейшие ноги, натуральные русые волосы, тонкий аристократический нос, загадочные, табачного цвета глаза и почти законченное высшее образование возносили Аниску на заоблачные высоты по сравнению с другими девушками. И все ее знакомые мужчины были людьми обеспеченными, а некоторые, взять того же Петю, даже богатыми.
Хорошие рестораны, ежегодная Турция, Египет, иномарка, переданная ей Петей в постоянное пользование — все это имела Аниска, только понимала она, что в конце концов не в иномарке и собственном доме заключается смысл жизни и ее радость. Нужен человек. Самый-самый. Чтобы был частью твоего сердца, частью твоего тела, частью твоего ума и всей оставшейся жизнью. Мог им стать милый Петя, только не захотел…
А потом был Станислав Сергеич, шизанутый и гениальный Слава-художник…
Часть вторая
"Цифровая Ева"
* * * * *
Однажды Аниска с девчонками сидела в ресторане — отмечали сданный экзамен. Ждали мальчишек, а пока взяли для разгона водки, закусок и шампанского. Аниска хлопнула стопку беленькой и уцепила рукой маринованый помидорчик. Девушка жадно впилась в него крепкими белыми зубами и тут же на новую кремовую блузку брызнула веселая розовая струйка сока. Аниске почему-то стало смешно и совсем не жалко испачканной блузки — она звонко расхохоталась, а потревоженные капельки томата нехотя слетели с ее нежного подбородка на скатерть. Тут краем глаза девушка уловила чей-то взгляд с соседнего стола. Там одиноко сидел мужчина лет сорока с аккуратно подстриженной острой бородкой, оттененной благородной сединой. Глаза мужчины походили на прозрачные синеватые льдинки — острые, насмешливые, внимательные.
"Ну вот, еще один вздыхатель, — подумала Аниска, — Только почему это лицо кажется мне знакомым?" — тут однако подъехали мальчишки и мужчина сразу же забылся. Правда, не раз в этот вечер Аниска чувствовала, как незнакомец снова и снова оглядывает, изучает ее, будто примеряя к чему-то своему, непонятному, заветному, сравнивая с чем-то.
В ресторане было шумно. Лабухи наяривали что-то залихватское и на дансинге жарко отплясывало человек двадцать. Аниска ни капельки не удивилась, когда при первых аккордах медленного танца мужчина с бородкой встал, одернул шикарный коричневый в красную клеточку пиджак и направился к их столику. На шее, под желтой рубашкой, вместо галстука у него с артистической небрежностью был намотан ярко-красный платочек. "Ну дает, — усмехнулась про себя Аниска. Пидарас, что ли? Но все равно смелый, ведь скажи я одно слово, ребята ему так наваляют…". Аниска не сомневалась, что незнакомец идет именно к ней.
Загадочный мужчина остановился у их стола, кивнул парням и вежливо произнес: "Здравствуйте! Молодые люди, вы не позволите пригласить вашу даму на танец?" И он слегка поклонился в сторону Аниски.
Разговоры за столом смолкли и парни уставились на мужчину. От подошедшего, несмотря на его вздорный вид, веяло корректностью и приятностью, чем-то странным, но не опасным. И никому не хотелось его обидеть.
Аниска встала и ответила вместо ребят: "Конечно позволяют! Пойдемте!"
Мужчина с благодарностью кивнул и повел Аниску к дансингу. Его руки уверенно, но внимательно обняли девушку и медленно закружили в танце.
— Вы наверное поняли, что я не случайно пригласил вас? — спросил бородач спустя некоторое время, чуть насмешливо и в то же время пытливо глядя Аниске в глаза.
— Еще один папик? И что вы мне предложите, папа? — фыркнула Аниска.
— О-о-о, нет! — засмеялся незнакомец и покрутил головой. — А что, вас многие папики хотят удочерить?
— А вы сомневаетесь? — улыбнулась Аниска.
— Я хочу извиниться, наверное мне сначала следовало представиться…, - мужчина аккуратно снял правую руку с анискиного бедра, чуть отстранился от девушки и осторожно достал из верхнего кармана пиджака визитную карточку. — Пожалуйста!
Аниска усмехнулась и взяла ее. Буквы внезапно зарябили перед глазами девушки. Станислав Лома…Ломакин! Художник! Так вот почему он показался ей таким знакомым!
Имя Станислава Ломакина знали все культурные люди их города. Модный художник, он с правом считался местной достопримечательностью. Скандальные картины Ломакина в стилях поп-арт и пин-ап, изображающие в основном голых женщин, исполненных эротизма, неприкрытого секса и даже с намеком на порнографию, покупали коллекционеры из Европы, Японии, США. "Нда…, - подумала Аниска. — Ничего себе папик…".
— Судя по вашей реакции, вы обо мне слышали? — улыбнулся художник.
— Да читала где-то, — ответила Аниска. — Ну и…?
— Я долго наблюдал сегодня за вами. Помните, когда вы надкусили помидор и сок брызнул вам на кофточку? — Блузку, — машинально поправила Аниска. — Не имеет значения. Но именно в этот момент я понял, что вы — лучшая модель для моей будущей картины. Не согласились бы вы мне позировать? Нет-нет, предвижу ваш вопрос — ничего "такого" не будет, не бойтесь! Если хотите, приходите на пробу с вашим парнем, ну а если очень страшно, приводите родителей! — усмехнулся Ломакин.
— А что за картина? — Аниске стало интересно.
— Вам придется позировать голой или почти раздетой, — ушел от прямого ответа Ломакин. Вас это не смущает?
— Да нет, я как-то вышла из того возраста, когда смущаются. Да и стыдиться за фигуру мне нечего, — хмыкнула Аниска. — Так что это за картина?
— "Цифровая Ева", — ответил Ломакин. Эротика. Нео- пин-ап. Хотите попробовать? Я плачу своим моделям приличные гонорары и вы останетесь довольна…
— Ева? Да еще цифровая? — озадачилась Аниска. — Это как?
— Я хочу изобразить женщину 21-го века, эры компьютеров и цифровой связи. Эталон красоты и секса, идеал современного мужчины — длинноногую, дерзкую, смелую, развратную, женщину, которую самец не может не возжелать и которую даже прилюдно осуждая, самый откровенный ханжа втайне мечтал бы сделать продолжительницей своего рода. Каждый мужчина, глядя на мою Еву, должен захотеть стать ее Адамом. Как вам идея?
Стать современной Евой? Позволить нарисовать себя голой? Наверное еще несколько месяцев назад услышав такое, Аниска покрутила бы пальцем у виска. Но сегодня…Эх, Петя, Петя-дурак…Ты еще пожалеешь обо всем!
— Да, мне интересно будет попробовать! — ответила Аниска.
— Тогда давайте встретимся в центре в среду. Надо будет вместе подобрать в магазине соответствующий реквизит! — обрадовался Ломакин. — Я думаю, из вас выйдет невероятная цифровая Ева!
…Без пяти три в среду Аниска стояла у здания почты и поджидала Ломакина. Конечно же она волновалась, но еще больше ее занимал вопрос — что за реквизит они с художником будут выбирать?
Ломакин был точен как часы. Ровно в три к зданию почты подкатило шикарное "вольво" ("Небедный папик", — подумала Аниска), откуда с большим букетом цветов выбрался художник.
— Огромное спасибо, что вы не испугались и пришли! — сказал Ломакин и вручил цветы Аниске. — Нет-нет! Это не свидание, просто маленький жест уважения с моей стороны!
Польщенная Аниска ничего не ответила, но все равно ей стало приятно.
— А теперь пойдемте! Нам сюда, недалеко, — и Ломакин с легкостью подхватил девушку под локоть.
"Недалеко" оказалось недавно появившимся в городе новым супердорогим магазином "Интим". Искусственные члены, вагины, надувные куклы, плети, комплекты эротического белья…чего здесь только не было! Судя по всему, художника тут знали как постоянного и щедрого клиента. Аниску и Ломакина мигом отвели в специальную вип-примерочную, куда продавщицы бегом приносили заинтересовавшие художника вещи.
Вначале, когда Ломакин предложил Аниске раздеться догола и натянуть на себя узенький латексовый купальник с вырезами для грудей, она покраснела и застеснялась, но потом отбросила ненужную стыдливость и дело пошло на лад. Кожаные юбочки, бюстгальтеры, нашейники с шипами, отливающие металлом легчайшие туфли на высокой прозрачной подошве, сапоги… — примеряя хитрые аксессуары Аниска постепенно увлеклась, а когда представила себе, как бы она выглядела в таком прикиде в кровати, в объятьях мужчины, жаркая волна прошла по телу девушки и сладкая истома подступила к низу живота…
Час спустя Аниска и Ломакин покинули магазин, нагруженные разноцветными пакетами. Они уносили несколько комплектов эротичных чулок с поясами и подвязками, множество колготок разных цветов в крупную сеточку, две пары туфель, латексовые черные рукавицы, плетку из натуральной кожи и три обтягивающих комбинезона с аккуратными прорезями на самых заманчивых местах.
"Интересно, сколько он получает за картину, если сейчас не торгуясь выложил за эти фишки почти две тысячи долларов?" — размышляла Аниска. Ее уважение к Ломакину резко возросло.
— Десять, двадцать, иногда тридцать тысяч долларов, — словно читая анискины мысли вдруг произнес Ломакин. — Да, Аниска, сегодня я очень востребованный художник. Правда, я не забываю, что "сегодня" — это сегодня, а завтра ветер может подуть в другую сторону и мода резко изменится. Ну а пока спасибо новым русским, покупающим красивых жен и любовниц и заказывающим их голые портреты, которые вывешиваются в спальне или, хе-хе, в комнате для отдыха в личном офисе. Красота женщины, гордость обладания ею, подчас толкают мужчину на странные поступки, хе-хе…
…А на следующий день Аниска уже стояла в студии Ломакина, которая больше походила на порностудию, чем на мастерскую художника. Огромный белый экран, прожектора, фотографии голых девушек, гигантские передвижные зеркала, камера, дорогие фотоаппараты…
"А где же кисточки? Краски? Холсты? — удивилась Аниска. — А, вот они, в углу…Как все странно…"
— Ну что, давайте начнем, — потирая руки, весело произнес Ломакин. — Может, для начала вот это? — и он протянул Аниске металлического цвета узкий латексовый костюм. — Скидывайте лифчик, трусики, вот тальк, не забудьте посыпать кожу тальком, иначе костюм не налезет, хе-хе…
Аниска с непривычки аж вспотела, пока влезала в тугую холодную резину и разглаживала ее по всему телу. "И все-таки, как можно ебаться в этом чертовом скафандре и испытывать кайф?" — подумала она.
— Сюда, встаньте сюда! — художник тем временем подволок к белому экрану круглую высокую пластмассовую тумбу и указывал теперь на нее Аниске. — Вот приступочка!
Аниска покорно взобралась на тумбу.
— Ну-ка — ну-ка…, - Ломакин, все так же потирая руки, принялся расхаживать вокруг. — А ну-ка…, - и он включил один из прожекторов, направив свет на фигуру Аниски. — Нет, не нравится. Давайте попробуем второй костюмчик!
Минут через десять выбор сделали. На Аниске оказались черные колготки, доходящие до щиколоток, сиреневые туфли на десятисантиметровой прозрачной подошве и черный корсет на завязочках. Груди были выпущены наружу.
— Встаньте в полоборота спиной ко мне. Вот так. Да! Да! Да!
"А и как не сказать "да"? — усмехнулась Аниска, глядя на пустой экран. — Таким-то колготкам…"
Дело в том, что зада у колготок не было. Вместо него из выреза на Ломакина вызывающие смотрели голые, упругие ягодицы девушки.
— Да! Именно это! — воодушевился художник. — А теперь возьмите, — и он протянул Аниске большое спелое яблоко. — В левую руку! Откусите кусочек! Поверните голову ко мне! Руку в сторону! Вот так! Смотрите на меня! Улыбайтесь! Ноги! Раздвиньте чуть-чуть ноги! Да! А теперь плетку — в правую руку. Руку вниз, держите ее свободно, чтобы ремень касался вашей правой ноги! Да! Да! Да!
И тут до Аниски дошло — яблоко! Полуголая вызывающая женщина! Ева! Она — Ева! Но цифровая?
И опять художник словно прочитал анискины мысли.
— У картины не будет рамки. Точнее, я нарисую рамку, представляющую собой экран монитора. Посередине экрана, в ореоле металлического света, переходящего вокруг фигуры в белый, будете стоять вы — с этой прекрасной голой попой, в суперколготках, туфлях, с плеткой и надкушенным яблоком! Из кармашка, пришитого сбоку к корсету, будет торчать "айфон". Эппл — яблоко! И вы будете загадочно и в то же время вызывающе улыбаться! Понятно?
"Черт возьми, а ведь здорово может выйти, — подумала Аниска, окончательно зауважав художника. — Ненормальный, но…но…это…я сама сейчас стою и возбуждаюсь при мысли о том, как бы повел себя Петя или другой мужчина, увидев подобную картину…А ты на самом деле гениален, старый черт Ломакин!"
Аниска еще чуть-чуть раздвинула ноги, их мышцы напряглись, рельефно очерчиваемые тугими колготками. Ягодицы девушки слегка качнулись. "Какая я чертовка! Волшебница! Ева, первая женщина на Земле. Как ты выразился тогда, Ломакин? Эталон красоты и секса? Да, это я!" — довольно подумала Аниска.
Тем временем Ломакин схватил в руки навороченный фотоаппарат и защелкал им вокруг Аниски. Затем он отставил его и взялся за видеокамеру.
— А разве вы не будете делать эскизы карандашом? — удивилась девушка. — Рисовать меня?
— Нет-нет! Не сегодня! — ответил увлеченный съемками художник. — В основном я работаю по фотографиям. Мне надо отобрать лучшие, я распечатаю их во весь рост и начну рисовать, сверяясь. Конечно сеансы позирования у нас обязательно будут, но не сегодня, нет! А теперь идите сюда, на диван, садитесь вашей прекрасной попой, нет, не переодевайтесь, лучше так! Хотите шампанского?
Аниска спустилась с тумбы и приняла из рук художника высокий, пенящийся фужер.
— За "Цифровую Еву"! — поднял свой бокал Ломакин.
— За "Цифровую Еву"! — улыбнулась Аниска.
— А…не хотите ли…? — художник достал из кармана маленькую изящную коробочку, — снежка-с?
— Кокаин? — удивилась девушка. — Нет, спасибо!
— Ну как хотите, а я немного…, - Ломакин ловко насыпал на столик дорожку белого порошка и с наслаждением вынюхал ее через золотую трубочку.
— Вы волшебница, Аниска! Я уверен, у нас с вами получится шедевр.
— Я рада, если так оно и будет, — честно ответила девушка…
* * * * *
А через несколько дней они стали любовниками.
Нет, Ломакин ни разу не покусился на нее, нет! Художник вел себя подчеркнуто уважительно и никогда не забывал обращаться к Аниске на "вы". Нет! Она сама не выдержала.
А и можно ли выдержать? Здоровая анискина плоть, облеченная в скудные одежды и согреваемая светом прожекторов волновалась, чувствуя на себе взгляды мужчины. Аниска знала, что Ломакин ее желает. Она сама его хотела. Не только физически — как женщина хочет мужчину ради секса. Нет! Аниска вдруг осознала — этот худой, насмешливый сорокалетний человек с полуседой бородкой и льдистыми синими глазами вводит ее, Аниску, в бессмертие, вечную цифровую жизнь — ведь пройдет десяток-другой лет и лицо ее покроет сеть морщинок, затем гладкая кожа начнет вяхнуть, морщиться, станет дряблой, прекрасные сочные груди обвиснут, опустится упругая атласная попа. А на картине, плакатах и экранах компьютеров благодаря Ломакину она останется вечно молодой. И быть может спустя сто, двести, триста лет какой-нибудь симпатичный юноша будет горько вздыхать по давно ушедшей в мир иной цифровой Еве-Аниске и яросто дрочить на нее…
…Поэтому не удивительно, что однажды Аниска молча спустилась с тумбы, стремительно подошла к рисовавшему ее художнику и жадно впилась в его губы. А затем увлекла на диван…
…Ломакин оказался исключительно умелым и опытным любовником. Да, его член, к сожалению, не имел тех размеров, какие были у милого Пети, ему уже не доставало былой крепости, выносливости, но Ломакин знал и умел делать женщину счастливой. Да, с ним нельзя было надеяться на почти ежедневное петино "раз-два-три", а иногда "четыре и пять". Но Аниска от этого особо не страдала, так как ее оргазмов наоборот стало больше. Из часового поединка с художником девушка выходила гораздо более истощенной, чем из любовных утех с одаренным Петей, длившихся порой почти до утра. Мог Ломакин. Умел…
Месяц, проведенный за созданием "Цифровой Евы" показался Аниске одним из самых счастливых в ее жизни. И даже Петя стал забываться. Дурак ты, Петя…
И вот наконец Ломакин закончил картину. Обнявшись, Аниска и художник сидели с бокалами шампанского на диване и смотрели на чудное полотно.
Аниска. Нет, неужели это Аниска? Эта длинноногая, в черном, красавица, чья вызывающе вздернутая голая попа взирает на зрителя с холста? Неужели эта загадочная, развратная улыбка тоже анискина? И эта дерзкая фигура, окутанная ореолом синеватого, с металлом, света — ее? Спасибо тебе, милый Слава! Слава-художник! Слава-гений…
— Наверное это лучшее, что я когда-либо рисовал, — почему-то грустно сказал Ломакин и потянулся за своей коробочкой…
…А еще через несколько дней картина исчезла. Когда Аниска после лекций привычно забежала в ломакинскую студию, художник лежал на диване и молча пил шампанское. На столике перед ним виднелись следы не одной и не двух дорожек, а посередине возвышалась нехилая горка зеленых банкнот.
— Ты продал ее? Никому не показав? — ошеломленно спросила Аниска.
— Пятьдесят тысяч. Неделю назад отправил фотку картины одному коллекционеру из Японии. Он не торговался. Вот твои пять тысяч — гонорар. Мне надо уехать, развеяться. Двинули со мной на пару недель в Турцию, хочешь? Я плачу за все…
…И через три дня Аниска с Ломакиным проснулись в огромной светлой комнате на берегу теплого, приветливого моря…
Аниской овладело какое-то опустошение. Было грустно. Девушка уныло лежала на пляже в красном, ничего не скрыващем купальнике-стринг. Ломакин чувствовал себя гораздо лучше — еще в первый вечер в Турции он сумел наполнить свою заветную коробочку снежком.
— Грустно, да? — спросил художник.
— Не знаю, душа абсолютно пустая. Неужели так бывает всегда, когда завершаешь что-то значимое для тебя и расстаешься с ним?
— А ты как думаешь, почему я нюхаю?
— Слава, но это же не выход!
— Но ведь помогает, поверь!
— Слава, а мне? Мне что может помочь? Ты ведь знаешь, я наркотиками не балуюсь…
Услышав анискин вопрос, Ломакин как-то странно усмехнулся и ответил:
— Сейчас принесу шампанского, потом узнаешь…, - и он отправился за бутылкой.
Минут через двадцать, когда шампанское вставило обоим, Ломакин посмотрел на девушку и спросил:
— Вот скажи, тебя ведь нравятся красивые, одаренные мальчики, а?
— Ну…нравятся конечно, — удивилась вопросу Аниска.
— А ты никогда мысленно не представляла себе как ебешь какого-нибудь симпатичного парня, которого случайно встретила на улице, пляже или в лифте?
— Конечно представляла. Только не забывай, что я при желании реально могу снять любого парня. Если захочу. Что я и делала не раз.
— Так-так, а почему ты не спишь со всеми, кто тебе симпатичен? Не осуществляешь наяву свои фантазии?
— Ну…, - задумалась Аниска. — Наверное нельзя спать с каждым понравившимся. Их же множество. Извини, это блядство.
— Или свобода? — ухмыльнулся художник. — Свобода поступать так, как хочешь.
— Не знаю, — честно ответила Аниска.
— Хорошо, ты видишь как вокруг нас по пляжу бродит множество турков — парней, симпатичных мужчин и мальчиков. Они уже предлагали тебе трахнуться?
— Тьфу, ну и напасть, — плюнула Аниска. — Только пока ты ходил за шампанским, тут двое отметилось…
— И тебе ни один из них не понравился?
— Ну почему…Симпатичные мальчики…
— А ты хотела бы кого-нибудь из них?
— Слава! Я же с тобой!
— Аниска! — Художник наклонился над лежащей на животе девушкой и нежно провел пальцем по ее позвоночнику вниз, к попе. — А если я хочу сделать тебе подарок? Выбери любого приглянувшегося тебе мальчика и пойдем в номер. Выеби его, изнасилуй, почувствуй себя животным, грязной блядью, сделай с ним все, о чем ты мечтаешь. А если захочешь, мы с ним будем любить тебя вдвоем! Никакой ревности. Ты очень много для меня значишь и я определенно к тебе не равнодушен. Я хочу, чтобы тебе сегодня было очень, очень хорошо!
Аниска ошеломленно посмотрела на Ломакина.
— Ломакин, ты пьян?
— Нет, я снова предлагаю тебе — наслаждайся. Ощути настоящую свободу. Попробуй. И тебе сразу полегчает…
В этот момент Аниска случайно повернула голову и увидела, как в нескольких метрах от нее стоит симпатичный смуглый мальчик лет восемнадцати. У него была фигура атлета и спереди плавки вздувались так, будто внутрь кто-то засунул небольшого размера грейпфрут. Турок улыбался и жадно смотрел на Аниску.
Ломакин поймал ее взгляд и снова нежно пощекотал Аниску по попе, проведя вниз пальцем по узкой веревочке стрингов. Горячая волна залила девушку.
— Ну что, хочешь его?
Аниска покраснела, уткнулась лицом в песок и молча кивнула…
…В номер они пришли, загрузившись шампанским. На ломаном английском художник предложил мальчику раздеться до плавок. Тот быстро подчинился. Аниска сидела на гигантской кровати, ее била мелкая дрожь.
— Сними с него плавки. Возьми его хуй в рот, лижи ему яйца, страстно, вульгарно, как самая последняя нимфоманка! Не сдерживай себя, делай все, что тебе захочется, — приказал девушке Ломакин и, открыв шампанское, уселся на диван. — Я присоединюсь попозже.
Аниска дотронулась до бедер мальчика и почувствовала, что и он страшно напряжен и его тоже бьет мелкая дрожь. "О, значит не я одна так волнуюсь? — Эта мысль почему-то успокоила девушку. — Посмотрим, что там в плавках и сколько стоит этот турчонок"
Она стянула с мальчика плавки и ей прямо в лицо уткнулся огромный, совсем не юношеский хуй с большими набухшими яйцами. "О? Да он больше, чем у Пети!" — приятно удивилась Аниска и осторожно лизнула вишневую, налившуюся кровью головку. А потом, отбросив всякий стыд, глубоко надвинулась на нее ртом…
…Мальчик оказался настоящим чудом. Почти четыре часа он без устали ебал, лизал, целовал и сосал Аниску, то рыча как зверь и гневно долбая ее своим горячим поршнем, то — в мгновения перед оргазмом и во время его — издавая жалобные стоны насмерть раненого лебедя. Иногда к ним присоединялся Ломакин. Вдвоем с турком они замыкали Аниску в горячий, потный сандвич, поочередно или одновременно работая над ее соседними отверстиями, или наоборот, молча, без слов понимая друг друга, по-братски распределяли анискино горло и таз.
А Аниска? Если бы кто-нибудь спросил потом, как чувствовала себя в те мгновенья Аниска, она бы ответила одним словом — улет! И добавила бы — полный улет! Правда, пару раз она чуть не захлебнулась фонтаном спермы мальчика, а под душем, куда несколько раз бегала мыться, исключительно трудным оказалось смыть с себя запах терпкого турецкого пота, но зато какие были ощущения! "Прав, прав милый Слава! — счастливо думала Аниска, стоя под мощными струями воды. — Какая это свобода и кайф!" — и она снова шла в комнату и осатанело бросалась на кровать в объятья ненасытных любовников…
Под конец, когда мальчик совсем обессилел и больше уже ничего не мог, он упал лицом на взмыленное от езды анискино лоно и принялся сосать маленький, опухший от непрерывного наслаждения бутон. У Аниски сил тоже не осталось, она лишь тихо постанывала от наслаждения, поглаживая кудрявые волосы любовника. Слава за эти часы не раз заряжался кокаином. Несколько раз он включал камеру и снимал как турок дерет Аниску, но никто их них не протестовал — наоборот — им это нравилось и дико возбуждало, поэтому каждому хотелось показать себя более талантливым и умелым актером и завоевать симпатии несуществующих (пока?) зрителей…
А потом Аниска отрубилась и все исчезло…
Проснулась она аж на следующий день около полудня и разбудил ее аромат кофе, плывший по номеру. Губы опухли, низ живота и попа слегка болели, но особенно сильно ломило мускулы бедер. Сознание однако было чистым и ясным, и девушка не чувствовала никакого похмелья. "Да, погуляли, милая, поскакали на кониках… — подумала Аниска. — Вот и вышло, что ты настоящая блядь и вроде этим открытием не стесняешься…"
— Ээй! Открой глазки, соня! Я ведь знаю, что ты уже не спишь! — прозвучал хриплый, нежный голос Славы.
Аниска открыла глаза. Художник стоял, наклонившись над ее кроватью, а рядом на столике пестрел тарелочками поднос с завтраком и дымящаяся чашка кофе.
— Кушать подано, мадемуазель, извольте, я вас покормлю! — Слава взял в одну руку чашечку, а в другую бутербродик.
Аниска поела с большим аппетитом, а потом так и осталась валяться на кровати, потягивая кофе. В отличие от нее художник выглядел довольно бодро, он напевал приятным баритоном какую-то песенку и быстро рисовал карандашиком в блокнот пейзаж за окном. Однако Аниска чувствовала, что от Славика попахивает шампанским, да и движения у него отличались резкостью. "Уже успел нанюхаться", — с огорчением подумала девушка.
Вдруг художник бросил блокнот на стол и сел к Аниске на кровать. Его глаза пытливо уставились на девушку.
— Ну и как ощущения? Понравилось?
Аниска задумалась, подмигнула и показала Славке язык.
— Ах ты, моя баловница! — засмеялся художник, а потом почему-то сделался серьезным и откинул низ простыни, которой были укрыты ноги девушки. Он взял в руки правую анискину ступню, длинную и изящную, поднял ее, медленно перебирая пальчики, и нежно поцеловал.
— Аниска, выходи за меня замуж, а? — сказал он.
Аниска от неожиданности чуть не поперхнулась кофе.
— Слав, ты это серьезно? — спросила она, откашлявшись.
— Да, предлагаю на полном серьезе — выходи за меня. Нам ведь так хорошо. И вдвоем, и втроем. Правда, мне сорок, а тебе всего двадцать пять. И если я через пару лет не буду давать тебе то, чего ты ожидаешь от меня в постели, ты обязательно в какой-то момент пойдешь налево. Поэтому лучше уж делать все вместе, как мы это делали вчера. Быть одной командой. Что скажешь?
— Знаешь, Слав, я не могу вот так сразу все решить, — осторожно ответила Аниска. — Можно я подумаю?
— Конечно подумай! — обрадовался художник и добавил:
— Так если тебе понравилось вчерашнее, хочешь повторим? Завтра? Послезавтра? Как и договорились — мальчиков выбираешь ты!
— Ну, Слав, ты и развратник! — протянула, смеясь, Аниска и накрылась подушкой. Через секунду она высунулась, снова подмигнула художнику, открыла рот и медленно стала водить языком по воздуху, будто вылизывая что-то…
…До конца отдыха оставалось еще десять дней и Аниска с художником провели их максимально полноценно…
* * * * *
…И снова зарядили трудовые будни. Аниска вспомнила, что она еще студентка и принялась ходить на лекции. Станислав Сергеич, Слава, рисовал.
Правда, поведение его начало тревожить девушку.
Художник крепко подсел на кокаин. Как он признался однажды по пьянке, в Турции за две недели он надышал порошка на двадцать тысяч долларов. Аниска охнула и схватилась за щеки.
— Ничего! Не бойся, это был стресс и я должен был с ним справиться, но теперь все наладится, я обязательно уменьшу дозу! — успокаивал Аниску художник, но ей не особо верилось.
О свадьбе Ломакин почему-то больше не заговаривал, да и секса в их жизни стало гораздо меньше.
Там, в Турции, под горячим южным солнцем, расцвела и распустилась пышным цветом анискина чувственность. Секс-марафоны, одаренные партнеры, десятки оргазмов — именно в Турции Аниска ощутила себя по-настоящему сильной женщиной, готовой щедро дарить и принимать в ответ море любви. А тут…
Слава стал нервным, а если и соглашался лечь в постель, обязательно выстраивал на столике белые дорожки кокаина — без них он просто уже не мог любить. Утро он начинал, по его признанию, с бутылки шампанского, в обед выпивал между делом еще две, штуки три оставалось на вечер. Плюс порошок, порошок, порошок. Деньги таяли, а новых почему-то стало гораздо меньше. Или богатые больше не хотели платить десятки тысяч за портреты голых красавиц и перешли на бесплатную дрочку в Интернет? Кто знает…
Резко улучшить финансовое положение Славы могла лишь выставка-продажа за рубежом, которую он и принялся пробивать…
…Однажды вечером в проливной дождь Аниска приехала в славину студию. Художник нервно вышагивал по комнате и сразу было видно, что он сильно навеселе и нанюхавшись.
Аниска поняла, что случилось что-то гадкое.
— Что произошло? — спросила она.
— А…Привет! — нехотя ответил художник. Он был настолько под газом, что только теперь понял, что рядом кто-то есть.
— Так что произошло, скажи? — упорствовала девушка.
— Видишь этого? — художник протянул Аниске фотографию, на которой был изображен жирный, неприятного вида мужчина.
— Ну и? — ответила девушка.
— Это Мальцев. Человек, от которого зависит выставка. Он спонсор, дает деньги, много денег. И улаживает все формальности с вывозом картин…
— И что?
— Мальцев хочет спать с тобой. Он видел "Цифровую Еву". Иначе ни подписей, ни денег я не получу. На днях ты пойдешь к нему домой вот по этому адресу, — и художник попытался сунуть в руку Аниске визитную карточку.
— Слушай, Слава, и запомни раз и навсегда! — еле сдерживаясь, заговорила Аниска. — Я сплю только с теми, кто мне нравится и кого я хочу! Так было и будет! Свои дела устраивай сам, — Аниска постепенно расходилась, — Если до того дошло — иди и предложи Мальцеву, чтобы он тебя выебал, раз по другому ты не можешь продать свои картины, чертов наркоман!
— Чтоооо? — Ломакин задохнулся от возмущения и глаза его сделались круглыми, как у кота. — Что ты сказала??? Ты, блядь и шалава, вот ты кто! Сука, уебанская соска!
— Ах, сука, так? — заорала в ответ Аниска. — А кто еще месяц назад предлагал суке и бляди выйти за него замуж, урод?!!
— Какой замуж??? Ты совсем охуела, чертова блядь! Ах ты, паскудная уебина! — и художник с бешеным криком бросился на девушку. Он схватил Аниску за волосы, пригнул ее голову и стал тыкать ею себе в ширинку.
— Ты мне сейчас отсосешь, сука! Прямо тут! А завтра я отвезу тебя Мальцеву и он будет дрючить твои задницу, пизду, рот, пока ему не надоест, а ты будешь кланяться ему и говорить за это "спасибо", тварь!
Аниска визжала от боли, метаясь в руках наркомана, и вдруг ей вспомнилось, как они с Петей изредка шутя боролись и милый Петя показывал ей приемы борьбы самбо, которой занимался несколько лет.
Подсечка!
Со всех сил Аниска подсекла художника и одновременно с этим резко нагнулась, чтобы Славка, упав, не вырвал ей волосы. Художник рухнул на пол, рука его автоматически разжалась и Аниска оказалась на свободе. Тут в глаза ей бросилась плетка, та самая, которую они купили пару месяцев назад для "Цифровой Евы". Аниска схватила ее и яростно хлестнула художника по голове. Потом еще раз. И еще. И еще. Ломакин приподнялся и грохнулся головой об пол, полностью отрубившись.
Прежде чем сбежать из студии, у Аниски хватило ума забрать из ящиков стола компакт-диски со своими голыми фотографиями, а также кассеты, записанные в Турции…
…Пять тысяч долларов, полученных еще недавно в виде гонорара от Станислава Сергеича Ломакина пришлось отдать ментам. Но Аниска ни капельки об этом не жалела. Сам же Станислав Сергеич в принудительном порядке отбыл в дурку. Как намекнули врачи — надолго, если не навсегда…
Часть третья. "Highway star"
…На подоконник с шумом приземлился залетевший в форточку большой черный жук. Некоторое время он ползал, шевеля усиками и внимательно изучая странные ландшафты человеческого жилья, а затем в комнате послышалось мягкое "туп" — это запрыгнул на окно Пуська.
За последние месяцы кот сильно вырос, раздался вширь и заматерел. Шерсть его пушилась, а лапы стали толстыми и сильными. Пуська уселся в углу подоконника и принялся внимательно наблюдать за пришельцем. Потом он приблизился к жуку и легонько тронул его лапой.
Жуку это явно не понравилось. Насекомое зажужжало, расправило крылья и попыталось взлететь, но не тут то было! Стремительным, неуловимым и в то же время элегантным движением Пуся ударил жука и тот со стуком врезался в стекло. Кот наклонился над жертвой, раскрыл пасть и…
— Фу! Пуська! Фу! Немедленно прекрати! — закричала Аниска. Она лежала на диване, читая книжку, и наблюдала за происходящим на окне.
Пуська покосился на хозяйку и снова нагнулся над жуком, намереваясь его съесть.
Тут над его головой просвистел анискин тапок и кот заполошно метнулся вниз, на пол, под диван.
— Пуська! Ну зачем тебе жук? Отравишься ведь! Неужели тебе мяса не дают? — в сердцах спросила Аниска и захлопнула книжку. Опять хотелось курить.
Пуся сидел под диваном и обиженно зыркал на Аниску. "Вот жмотина! Подумаешь, жука пожалела! А может я тебе его в подарок хотел принести, чтоб не грустила!" — думал кот.
Аниске стало жалко Пуську и она похлопала ладошкой по одеялу рядом с собой.
— Ну иди сюда, Пусечка! Не сердись!
Любезный друг Пуся только этого и ждал. Он мигом вылез из-под дивана и прыгнул к Аниске на кровать. Кот пристроился под боком у девушки, повертелся, прижался, закрыл глаза и почти сразу же замурлыкал от удовольствия — как хорошо греться рядом с хозяйкой!
Аниска погладила Пуську и задумчиво посмотрела на книжку. Нет, надо резко менять жизнь, пора менять…
* * * * *
…Вот уже несколько недель, с того памятного вечера, когда Аниске на такой драматической ноте пришлось расстаться со Станиславом Сергеевичем, девушка почти не выходила из дому.
Аниска вспомнила, как прибежала она тогда домой — в слезах, растрепанная, с синяками и царапинами на руках, сжимающих порванный полиэтиленовый пакет с видеокассетами и дисками — терпкий плод двухмесячного общения с искусством и его видными представителями.
Родители потребовали объяснений и о бурной сцене прощания с Ломакиным пришлось рассказать, умолчав конечно о том, что находится в пакете…
Мать охнула и зашлась плачем, а отец, огромный, всегда невозмутимый Алексей Семеныч, услышав слово "наркотики" сжал зубы и побледнел, но ничего не сказал. Когда Аниска закончила, он резко поднялся и направился к телефону — звонить знакомым ментам, пробивать ситуацию. Минут через пятнадцать он засобирался, взял ключи от машины и позвал Аниску в комнату.
— Говори адрес! — потребовал отец. — И еще — у тебя есть деньги? Да, сейчас! Там ждут… Сказали завезти…
Аниска отдала отцу все свои пять тысяч долларов и он уехал. Вернулся Алексей Семеныч через час, уже спокойным.
— Все, проехали, — ответил он на немой вопрос Аниски и ушел на кухню. Через несколько минут оттуда, вытирая слезы, вышла мать.
— Иди, дура, благодари отца, отмазали! — сказала она и всхлипнула. От нее сильно пахло валерьянкой.
Аниска открыла дверь кухни. Отец сидел за столом, перед ним стояли бутылка водки и стакан.
— Папа…, - только и смогла прошептать Аниска, потому что пережитый ужас снова всплыл у нее перед глазами, она разревелась и бросилась к отцу на шею.
— Ничего, ничего, доча, — бормотал отец и гладил Аниску по голове. — Проехали. Больше никто тебя беспокоить не будет. Но предупредили! — и отец наставил на Аниску указательный палец: — В ближайшие месяцы чтобы никаких кабаков, дискотек, ресторанов! Не светиться. И никаких торчков, художников-мудожников! Потому что еще один такой танец с плетками и заплатить придется столько, сколько мы с тобой за всю жизнь не заработаем…
Аниска плакала и кивала.
— Хе-хе, а памятка-то у мудожника на роже на всю жизнь останется, — вдруг заперхал смехом отец. — Крепко ты его приложила, молодец, доча…, - Алексей Семеныч в ранах толк знал, недаром работал хирургом…
…Аниска встала и вышла на балкон, вытянув из пачки "Парламента" последнюю сигарету. Ничего не хотелось — ни веселья, ни мужчин, ни посиделок в кафе с подругами. "Вот уж не думала, что так задепрессую, — размышляла девушка. — А ведь жизнь-то продолжается! И нельзя месяц за месяцем лежать на диване с книжкой, просить у родителей деньги на мелочи, те же сигареты, и одиноко выкуривать на балконе по пачке в день, ожидая, когда судьба смилится над тобой и пошлет в эту маленькую комнату на пятом этаже луч долгожданного счастья."
Тут размышления Аниски прервал скрежет колес и удар — метрах в тридцати от дома она увидела подержанную "Ладу", въехавшую в зад дорогого "Лексуса". Из "Лексуса" с криками выскочила троица смуглых парней и теперь они стояли, ругаясь, и хватали за грудки водителя "Лады", по виду славянина — тот испуганно жался к дверце своей машины и что-то пытался объяснить.
"А ведь это подстава! — подумала Аниска. — Звери специально подставились, чтобы лох в них врезался и теперь стребуют с него хуеву кучу денег!" В последние годы в городе появилось множество выходцев с Кавказа, в обиходе "зверей". Свое произвище они оправдывали на все сто, так как большинство самых жестоких преступлений совершалось именно ими. Но особо звери любили наезжать на лохов, тех, кто не мог самостоятельно защититься. Аниске вспомнилось, как Петя не раз рассказывал ей о случаях спланированных катастроф, предупреждая, что если она попадет в подобную передрягу, следует тут же звонить ему, а уже потом в ментуру. О своей персоне Петя не беспокоился — бывший самбист мог за себя постоять, имел множество связей и исправно платил крыше, "защищавшей" его бизнес. А вот Аниска…
"А ведь я теперь совсем одна! — спохватилась девушка. — И никто меня не защитит. Папкин лимит у ментов похоже исчерпан, да и не всю же жизнь просить у отца помощи…Идея! Вот! Запишусь-ка я лучше на курсы экстремального вождения!"
Аниска водила машину с восемнадцати лет. Она была сравнительно опытным шофером, да и Петя когда-то потратил не час и не два, терпеливо показывая подруге разные тонкости управления автомобилем. Теперь машины у нее было, если не считать старой отцовской "Тойоты Королла". Но ведь для учебы-то и десятилетняя "Королла" сгодится! Остается попросить у отца денег на курсы, вряд ли он откажет…
Вечером, вернувшись с работы, усталый Алексей Семеныч молча выслушал просьбу Аниски, подумал и ответил:
— Ну что ж, дело полезное. Денег я тебе дам, машину тоже. Учись…
Аниска благодарно поцеловала отца, а про себя решила: "Когда закончу универ и начну работать, стану копить деньги и куплю ему в подарок новую западную машину. И себе на тачку накоплю, хватит на чужих ездить. Только бы побороть депрессию и выплыть. Но я справлюсь, обязательно справлюсь, спасибо тебе, папочка!"
* * * * *
И начались трудные, но славные дни учебы. Освоение техники скоростного вождения на тренажерах, прохождение разного вида препятствий, провокация аварий — раннее обнаружение и способы ухода, приемы торможения на скользкой дороге, "полицейский разворот", стабилизация автомобиля при заносе, повороты при управляемом заносе, обретение "мышечной памяти", разворот передним ходом на 180 градусов — чему только не обучали курсистов-экстремалов опытные инструкторы…
Бедная отцовская машина! Вряд ли ей осталось долго жить! Зато какой счастливой вновь почувствовала себя Аниска! И как мощно пер в крови адреналин! Нет, думала девушка, если и считают еблю самым классным нехимическим кайфом, то экстремальное вождение, бешеные гонки с визжащими разворотами на полигоне следует поставить на второе место!
На курсах вместе с Аниской обучались только парни, человек семь. Вначале приходила еще одна девушка, но после первого дня занятий на полигоне, скачек по ухабам и стремительных разворотов, горе-водительница еле выползла из своей машины, проблевалась и больше на занятиях не появлялась.
Сперва никто из однокурсников не принимал Аниску всерьез. Парни подшучивали над высокой, красивой блондинкой и ее прихотью стать шофером-экстремалом, кадрили, предлагали встретиться. Аниска отругивалась, била по рукам особо наглых и думала лишь об одном — как стать лучшей. А для этого нужно было учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил когда-то один известный вождь мировой революции. Учиться, выкладываясь по полной, не обращая внимание на подъебы, и применять полученные знания…
После курсов Аниска ехала за город и раз за разом отрабатывала каждое упражнение. Бедная "Королла" скрипела, шины ее дымились, но машина также, как и Аниска, крепилась и не сдавалась. Они обе стоили друг друга…
И результаты не заставили себя ждать. Впервые за всю свою практику вождения Аниска почувствовала, как сливается с автомобилем. Движения ее сделались четкими, экономными, мышцы научились "помнить", срабатывать на автомате, мозг, этот безграничный человеческий компьютер, разгонялся на новых оборотах, моментально просчитывая возможные ситуации и безошибочно выдавая правильное решение, тут же передающееся импульсами конечностей в руль, педали и рычаг. Парни попритихли и стали смотреть на Аниску с уважением. Да…вот тебе и блондинка за рулем…
* * * * *
Среди однокурсников Аниски был один двадцатилетний парень по имени Витя. Пару месяцев назад Витя вернулся из армии, где служил моряком, в первую же неделю познакомился на танцах с девушкой и сразу же предложил ей выйти за него замуж. Девушка заартачилась, но Витя очень настаивал и в конце концов она согласилась.
Свадьбу должны были сыграть через пару недель. Витя ужасно гордился предстоящим событием и в первые дни часто вытаскивал из бумажника фотографию будущей жены — похвастаться. Девушка была серенькой, с ничем не примечательным личиком. Парни издевались над Витей.
— Признайся, чувак, ты небось два года бабу не видел, а? И теперь женишься на первой, которая дала? Витька, мудила, а если тебе через год другая понравится? Разведешься? Или налево пойдешь?
— Неа! Я Вареньку очень люблю и мне другая баба ну никак не нужна, понятно? — самоуверенно отвечал Витя под хохот пацанов.
Прошло несколько дней и Витя почему-то погрустнел. Аниска часто ловила на себе его взгляды. Парень Аниске нравился — он был простым, открытым, бесхитростным и положительным. Его чугунная, крепкая фигура моряка с мощными ногами и литыми бицепсами рук и груди дышала силой и обещала надежность.
Как-то, почувствовав, что он на нее смотрит, Аниска повернула к парню голову и улыбнулась. Витя густо покраснел и отвел взгляд.
"Никак влюбился?" — удивилась Аниска и даже чисто по-женски обидилась за витину невесту. Неужели и в самом деле парни, высмеивавшие витину поспешную свадьбу, правы? Бедная Варя…
На выпускном экзамене на полигоне Аниска уделала всех. Бешеной лисой носилась она по полю, улепетывая от двух машин однокурсников, которые по условиям игры должны были сделать ей "подставу". А "полицейский разворот" девушка выполнила настолько лихо и четко, что даже инструкторы поприветствовали ее аплодисментами.
Вечером после экзамена собрались и выпили. Кто из парней пришел на встречу в одиночку, кто-то привел подругу. Витя на удивление всем пришел один. Весь вечер он молчал и только пил, односложно отвечая на вопросы новых друзей. Потом, когда водка подействовала, Витя вдруг поднялся и предложил компании выпить за Вареньку, его будущую супругу, а когда все дружно выпили, пригласил собравшихся на свадьбу.
— Подарок! А что мы ему подарим? — загалдели собравшиеся. Тут кто-то прыснул и предложил:
— Пацаны, а давайте скинемся, устроим мальчишник и пригласим Витьку классную телку! Пусть побалуется перед свадьбой, ведь потом-то капец! Варенька на всю оставшуюся жизнь!
Парни захохотали, а Витя сделался красным как помидор и жутко смутился.
Начались танцы. Внезапно Витя встал и пригласил Аниску. На дансинге он по-пионерски, совсем неумело обнял девушку и замолчал. Аниска чувствовала себя страшно неудобно, понимая, что последует…
— Аниска, знаешь…, - выдохнул Витя, — Знаю, Витя, не надо, — осторожно перебила парня Аниска. Да, я знаю, что я тебе нравлюсь, но пойми, Витя, сегодня ты видишь меня в последний раз. Мы очень, очень разные и дорога у каждого своя. Витя, я хочу попросить тебя…Брак — серьезное дело. И каждому хочется, чтобы это было на всю жизнь. Пожалуйста, если ты на самом деле любишь Вареньку, женись на ней и никогда ей не изменяй. Ну а если ты чувствуешь, что что-то не так — опомнись, Витя, беги! Попроси у нее прощенья и не ломай ей жизнь! Пока еще есть время, поверь! Потом уже будет поздно! Но знай, даже если ты на ней не женишься, мы все равно не будем вместе. Витя, хороший мой, я тебя не люблю. Я вообще никого не люблю, такая уж я злая и дура…
Витя закаменел, а Аниска чуть не расплакалась — так ужасно она себя чувствовала, обижая этого хорошего, но неискушенного парня. Ну почему жизнь такая???
Потом они вернулись на место и больше не общались. Под конец вечера кто-то предложил обменяться телефонами и теперь встречаться почаще — выпивать или вместе кататься на машинах. Идею единодушно одобрили и Аниска дала новым знакомым свой телефон, по-быстрому набив в мобильнике их номера. В том числе, чисто автоматически, и витин…
И хотя на душе от сегодняшнего объяснения с парнем остался неприятный осадок, впервые за много недель Аниска заснула спокойно. Депрессия уходила…
* * * * *
Прошло несколько дней. Как-то Аниске вздумалось уехать далеко за город, километров за пятьдесят — посмотреть на цепь озер, охватывающих полукругом предгорье, и пофотографировать. Еще в дни любви Ломакин подарил Аниске один из своих фотоаппаратов и показал, как им пользоваться. Ей понравилось и девушка не раз развлекалась, щелкая им Пуську. И вот теперь Аниске захотелось попробовать себя в съемке пейзажей. Древние озера, оставшиеся как память о далеких временах, когда много миллионов лет назад равнину, где жила Аниска, покрывало праисторическое море, были невероятно чистыми и красивыми, но места там были пустынные, нетронутые цивилизацией, и кроме как в выходные народ на озера не ездил. Было уже часа четыре дня, время для путешествий позднее, но девушка решила не откладывать задуманное на потом и сразу же тронуться в путь. "Часа за три обернусь", — самонадеянно подумала она и села в машину.
Бензина в баке оставалось мало. У заправки на выезде из города вилась очередь и Аниска допустила вторую ошибку — решила залить горючего где-нибудь по дороге, благо бензозаправки в округе вырастали как грибы. "Если километров через тридцать не найду бензина — поверну обратно", — заверила она себя.
Захотелось музыки, но не попсы, а чего-нибудь тяжелого.
Покопавшись в бардачке "Короллы", Аниска выудила на белый свет одну из любимейших кассет отца — сборник "Deep purple" — и вставила ее в магнитофон. Девушка нажала на кнопку, из динамиков врезало органом и барабанами, а затем над уральскими перелесками поплыл божественный голос Яна Гиллана, исполнявший "Highway star":
Nobody gonna take my car
I'm gonna race it to the ground
Nobody gonna beat my car
It's gonna break the speed of sound
Oooh it's a killing machine
It's got everything
Like a driving power big fat tyres
and everything
— I love it!.. I need it! — орала Аниска вместе с Гилланом. — I bleed it! Yeah!..
All right! Hold tight!
I'm a highway star!!!
Во втором куплете Гиллан пел про свою девушку — какая она "киллинг машин" и как он love her, need her и seed her. Эх…ну почему у Аниски нет сейчас любимого, который смог бы так спеть о ней? Эх…цифровая Ева…Но все равно она — highway star! А не верите — подите вначале выучьтесь рулить как Аниска…
…Километр за километром убегали под днище машины, а заправка все не появлялась. Аниска уже собралась поворачивать, когда увидела вдали небольшой придорожный комплекс — три колонки, зачуханную кафешку и парковку.
"Ну вот, а ты боялась! Все будет в порядке!" — успокаивала себя девушка, подъезжая к заправке. Из окошка будки-кассы, забранного решеткой, на нее уныло смотрел пожилой продавец-башкир, а из старинного обшарпанного кассетника, пылившегося у него на столе и помнящего наверное еще времена Перестройки, тихо лилась тягучая восточная музыка. Кафе не работало, парковка пустовала.
"Грустно что-то живете, ребята", — отметила про себя Аниска, расплачиваясь за бензин и открывая бак.
Но тут откуда-то издали, постепенно нарастая и приближаясь, возник ритмичный гул, а через несколько секунд к заправке подлетела черная торпеда "БМВ" седьмой серии. "Классная тачка, хочу такую же", — машинально подумала девушка. Дверь машины открылась и грохот стал невыносимым. Дико ухали бочка и бас-гитара, а на их фоне кто-то тараторил речевку на незнакомом, гортанном языке.
Из машины вышли два заросших трехдневной щетиной зверя, парни лет двадцати пяти. "Чечены", — подумала Аниска и внутренне сжалась. Бензин капал в бак невыразимо медленно.
Первый из парней направился к продавцу, а второй подошел к Аниске.
— Вах! Какой красивый дэвушка! — сказал он и цокнул языком, изображая восхищение. — И в такой старий машина ездыт! Хочэшь, вот в такой будешь кататса, а? Бросай свою машина тут, сажайса к нам! Иса тэбя не абидит, красавица!
Аниска ничего не ответила и даже не повернула к чечену головы. Струйка бензина будто разложилась на капли. Они парили в воздухе и никак не хотели падать в бак. "Ну же! Ну давайте быстрее!" — молила их Аниска.
Чечен не отставал.
— Ну чего ти малчиш? Настаящих мужчин не любиш? Чечен не любиш? Обижаешса, да? Это меня обижаешса? Да ты сама миня абижаешь! Чего не смотришь? Я тибе гаварю! Эй, Ваха, сматри, она не хочит слюшат!
Из купе семерки тянуло тяжелым, сладковатым дымом. "Черт! Да они же укуренные!" — с ужасом поняла девушка.
Бензин наконец-то залился. Аниска закрутила крышку резервуара и быстро скользнула в машину, не забыв заблокировать дверцу. Чечен не сдавался. Он обошел "Короллу", встал у спущенного стекла и гневно заявил:
— Коза! Русская коза! Дура! Биляд! Я тибя в рот ебал!
Тут Аниска не вытерпела. Она подняла голову, смело глянула прямо в черные, сузившиеся от ненависти и наркотика зрачки чечена и ясно, четко, с расстановкой заявила:
— Коза — твоя мать, урод! Сколько баранов ее ни ебло, из жопы все равно вылезают одни козлы, как ты! — и плюнула чечену под ноги. А затем вдарила по газам.
Чечен отскочил от взвизгнувших колес машины и заматерился вслед. И тут Аниска совершила третью ошибку. Вместо того, чтобы повернуть обратно в сторону города, к людям, она полетела дальше — к горам…
Через несколько минут в зеркальце показалась черная "БМВ". Аниска увеличила скорость, но торпеда неотвратимо ее догоняла. Мимо пролетели хрустальные глаза озер, начиналось предгорье Урала. Шоссе сузилось до двух лент и стало загибаться вверх. И ни одной машины!
Аниска посмотрела на спидометр — сто километров в час. Разве может меряться силами ее старушка-японка с новейшим германским чудом автомобилестроения? Единственная надежда на то, что в горах никто быстро не ездит. Надо продержаться еще километров пятьдесят до ближайшего города. Или использовать приобретенные в школе экстремального вождения умения и попытаться резко повернуть назад? На этом узком горном шоссе? Над пропастью?
"Семерка" совсем приблизилась. Стекло справа опустилось и в окошке показался Иса. В руке он держал длинный нож и что-то кричал, размахивая им. Водитель тем временем пытался прижать анискину машину к склону, но ему никак не удавалось это сделать — Аниска умело увертывалась.
Вжжжк! Нож свистнул в нескольких сантиметрах от лица девушки, ударив острием о стекло. Аниска вскрикнула, руль в ее руках дернулся, но она тут же вернула контроль над машиной.
— Стой! Стой, биляд! Останови тачку! — орал Иса. — Стой или совсем зарэжу, сука!
Предгорье резко перешло в горы. Машины мчались по тонкой змейке шоссе почти впритык. Слева чередовались пропасти и ущелья, справа вздымались острые скалы. Аниска рискнула и еще сильнее вдавила педаль. "Королла" взвыла и застучала. Изношенный двигатель боролся из последних сил, но никто не собирался сдаваться — ни Аниска, ни ее машина.
Ни чечены. Иса, борясь с ветром, чуть ли не до пояса высунулся из окна. — Убью! Убью, биляд! Русский биляд, твар! — вопил зверь, пытаясь ткнуть ножом в окошко "Короллы". Аниска съежилась за рулем.
А потом решилась.
"Я вам покажу сейчас "русский биляд", твари", — прошептала она.
Зря, ох зря думали звери, что Аниска — один из трусливых лохов и безропотных рабов, над которыми они привыкли издеваться и которыми с таким наслаждением помыкали. Вот и сейчас они пытаются взять ее на понт — запугать, сломить ее волю, заставить снизить скорость, прижаться к скале, чтобы не вылететь на повороте в пропасть. Хотят они, чтобы красивая наглая русская блондинка остановила машину и плакала, ползая на коленях и вымаливая пощаду.
Только не бывать этому. Никогда!
И Аниска, видя, что приближается очередной крутой поворот, из последних сил надавила на педаль. Вперед, родная "Королла"! Помоги! Вынеси!
Чеченская "семерка" почти синхронно рванула туда — в поворот, пытаясь обойти "японку". Аниска мгновенно сбавила скорость, но совсем чуть-чуть, на волосок, на микрон. Прямо на повороте бээмвуха оказалась впереди на пару метров, Иса, высунувшись, продолжал размахивать своим клинком и тут…
…тут Аниска резко повела рулем влево, в сторону чечена и снова нажала на педаль. Увидев буквально под носом стремительно налетающий передок "Короллы" Иса на автомате, не думая, отшатнулся, вваливаясь обратно в купе. Как и рассчитывала Аниска — прямо на водителя Ваху. Черная торпеда вильнула влево, взмыла в воздух и начала свой последний полет над ущельем и тонкими сосенками, росшими на скалах. Затем машина врезалась в гигантский утес, полыхнувший взрывом и медленно, распадаясь на тысячи частей, стала кувыркаться вниз, в пропасть.
"Тормози! Резко тормози и поворачивай назад! Беги!" — услышала Аниска тоненький голосок, вынырнувший откуда-то из недр сознания.
Но нет, так бы поступила прежняя Аниска, та, что лежала дома многие недели на кровати с книжкой, страдая от депрессии.
"А сейчас медленнее, понемногу сбавляй, сбавляй…только не тормози сразу! Тормозной след! Тебя вычислят по нему! Не останавливайся!" — глубокий, приятный мужской голос уверенно заглушил писклявого советчика. Ян Гиллан! Это уже обращались к новой Аниске, экстремалу-водителю Аниске, и она послушалась совета.
Постепенно сбавляя скорость она плавно проехала еще с километр-полтора, аккуратно развернулась и понеслась обратно.
Из ущелья валил дым. Где-то далеко внизу начинался пожар. Горы вокруг молчаливо провожали Аниску. И в их безмолвии девушка чувствовала одобрение…
* * * * *
…Когда до родного города оставалось всего несколько километров Аниску затрясло. Она съехала на обочину, остановила машину и разревелась. Захотелось выскочить наружу, кричать и бежать, бежать, бежать, неведомо куда, бежать, пока хватит сил.
И еще хотелось, чтобы рядом был мужчина — сильный, смелый, большой. Защитник. Любовник. Чтобы обнял, взял на руки, поднял, прижал к своему телу. Нестерпимо хотелось почувствовать его терпкий аромат, целовать ему грудь, слизывая с нее капельки пота, взять в руку его хуй и чтобы он до отказа заполнил рот, кричать под ударами его члена, снизу, сверху, сбоку, раком, жадно глотать его семя, до последней сладкой капельки. Быть любимой. Хотя бы на час…
Аниска утерла слезы и достала телефон. Вот он, номер Вити. Ну что ж, Витек, сегодня ты получишь свадебный подарок, только не отказывайся, пожалуйста, пожалей бедную Аниску…
— Але! — услышала девушка удивленный голос Вити. — Это ты, Аниска? Что случилось?
— Привет, — ответила Аниска. — Витя, приезжай, а? — и объяснила, где она находится.
…А потом была березовая роща, маленькая лужайка, заросшая зеленой-зеленой, мягкой травой, заботливо разостланный витин плащ и сам Витя — смущенный, не верящий своему счастью, неловкий, сильный, такой сильный…
— Ничего не спрашивай, — предупредила его Аниска. — Это будет только один раз. Сейчас. Потом просто обо всем забудь…
…И была широкая витина грудь с выпуклыми мускулами, соленые капельки пота, которые так приятно было слизывать, большой, полный силы и соков хуй, яростно врывавшийся в анискино лоно и радость, много радости и счастья…
Аниска лежала, глядя в облака, распятая и тысячекратно пригвождаемая к земле членом любовника, а с небес лился дивный голос Гиллана:
All right, hold on tight
I'm a highway star
I'm a highway star
I'm a highway star!
Часть четвертая. "Минька"
…Аниска и Машка сидели в кафешке и пили итальянское вино. Перемывали косточки знакомым девчонкам, вспоминали мальчиков, обсуждали тряпки и новые модные веяния, одним словом — шла типичная светская беседа. За окном ярко светило солнце — короткое, но жаркое уральское лето было в самом разгаре.
В паре столиков от подруг расположилась еще одна девичья компания, большая и шумная. Несмотря на ранний послеобеденный час, там гуляли по-серьезному. Официантка то и дело бегала к столику с бутылками вина и закусками. Гуляли однако не весело — наливались зло, упорно, как пьет человек, чтобы не возрадоваться, а забыться. Разговаривали громко, перебивая друг друга, изредка пьяно хохотали, подпуская матерком.
Аниска с беспокойством заметила, что одна из девушек проявляет к ней слишком нездоровый интерес — пристально рассматривает, даже приподымается на стульчике, чтобы лучше видеть. "Это еще что такое? — тревожно подумала Аниска. — Никак лесбиянки? Только их мне не хватало…"
Тут странная девушка встала и пьяно пошатываясь направилась к анискиному столику. Уперев руки в бока, она уставилась на Аниску.
— В чем дело? Мы знакомы? — спросила Аниска.
— Ага… Вот ты где, сука-а-а-а…., - протянула пьяная девка и вдруг с визгом бросилась на Аниску:
— Разлучниц-а-а-а-а! Блядь голожопая! Девчоооонкииии!
Девка нависла над столиком, пытаясь вцепиться Аниске в лицо. Ничего не понимающая Аниска дернулась назад, но девка сумела ее зацепить — щеку обожгло болью.
Под тяжестью навалившейся девки столик грохнулся и та упала на пол, увлекая за собой Аниску.
— Убью! Убью тварь, увела-а-а-а-а-а! Соска сраная! — визжала пьяная и острыми ногтями норовила добраться до анискиных глаз. Аниска отбивалась и тоже орала. Ей удалось попасть девке кулаком в нос — щедро заливая мраморный пол, хлынула кровь.
Машка визжала вместе с ними, прыгала вокруг и пинала агрессоршу. К счастью, подруги ненормальной к драке подключиться не успели — набежала охрана, мужики с соседних столиков. Дерущихся растащили и мигом выставили из кафе, отведя на всякий случай подальше от трехметровых стеклянных витрин.
— Да что ж это делается-то? — кричала Аниска, вырываясь из стальных мужских рук. — Я же спокойно сидела и никому не мешала! Меня-то за что выводите???
— Деритесь на улице, нехуй внутри цирк устраивать! — бросил старший охранник и добавил: — Твой, девушка, счет, заведение берет на себя, с остальными сейчас разберемся! — и ушел внутрь кафешки.
Аниска в отчаяньи огляделась. Она стояла на улице одна, без сумочки и денег, в порванной рубашечке и грязной, испачканной пылью юбке. По щеке сочилась кровь.
Соперница сидела на асфальте и пьяно икала.
— Уебина! С кем ты меня спутала, пизда? — гневно заорала Аниска.
Пьяная подняла на Аниску мутный взор, в котором медленно сфокусировалась ненависть.
— Суука… Жопа голая в колготках…Венерка с плеткой…Я тебе сейчас покажу-у-у-у-у! — и девушка начала подниматься с асфальта.
Аниске поняла, что пьяную не остановить и пора завершать поединок радикальным способом — она подскочила и со всего маху врезала сопернице ногой по животу.
— Ик! — девка отлетела, закручиваясь штопором и гулко шлепнулась на асфальт. — Ик! Ик! — ее начало обильно тошнить.
Вдали послышался вой сирены.
— Аниска! Бежим! Я твою сумку захватила! — раздался крик Машки, вылетевшей в этот момент из кафе.
Девушки рванули переулками и дворами и остановились лишь минут через десять, изрядно поплутав и оказавшись в конце концов совсем в другом районе.
К счастью, почти сразу же удалось поймать левака. Машка повезла впавшую в шок Аниску домой.
По пути умница Машка велела остановить тачку у винного — сбегала за двумя бутылками вина. Наконец девушки добрались до дома. Мать, увидев измазюканную, с кровавой царапиной дочь, схватилась за сердце — пришлось вначале отпаивать ее валерианкой, а уже потом заботиться об Аниске.
Мать уложили в спальне, а сами промыли царапину, откупорили на кухне вино и жадно выпили по полной. Теперь уже и Машку трясло.
Чудное итальянское белое помогло — после второй Аниску отпустило. И тут же молнией блеснуло: "Венерка с плеткой… Жопа голая в колготках". Цифровая Ева! Пьяная тварь видела картину, моделью для которой послужила Аниска!!!
Но кто же тогда таинственный парень, которого Аниска якобы отбила у чокнутой девки? Художник Ломакин, с которым она встречалась всего пару месяцев? Не верится — он давно уже в дурке, да и не было у него постоянных подруг, она это прекрасно знала — так, модели-ебалки, ничего серьезного…
Витя, с которым она вместе ходила на курсы водителей-экстремалов и который помог ей забыться в тот страшный день, когда Аниска чудом не попала в лапы к чеченам? Нет…Витя благополучно женился на своей Вареньке и по слухам живут они теперь душа в душу…
Так кто же тогда? Ведь нет, нет, нет у Аниски парня, одна-одинешенька она с тех пор, как разошлись ее дороги с милым Петей, а об уроде Ломакине или мимолетном быстром сексе со случайными партнерами вообще смешно упоминать…
…Вернулся с улицы брат Сашка — семнадцатилетний, вымахавший уже ростом с Аниску, статный, красивый. "Ох, как время-то летит, — поразилась девушка. — Сашка мужиком становится — смерть бабам…". Узнав в чем дело, брат грозно нахмурил брови и заявил, что завтра с пацанами обязательно отыщет эту тварь и утопит в толчке. Потом украдкой перевел взгляд на смазливую Машку. Аниска заметила и цыкнула на брата. Тот смутился и попросил, чтобы и ему плеснули винца.
— А ну вон отсюда, подросток! — прикрикнула на него Аниска. — Ишь чего захотел, алкаш! Марш в комнату учить уроки!
(К чести Сашки следует упомянуть, что ни спиртным, ни сигаретами он не баловался. Если и выпивал стаканчик вина, то лишь по праздникам, когда разрешали родители. Просто очень уж нравилась ему Машка, вот и хотелось остаться на кухне).
К счастью Аниски, отец был в командировке, поэтому объясняться с ним не пришлось. Подруги просидели на кухне допоздна, уговорили вторую бутылку, ни до чего не додумались и расстались почти в полночь, когда Машка уехала домой на такси.
Аниска добрела до кровати и забылась тяжелым сном…
* * * * *
…А утро началось с сюрприза.
Часов в одиннадцать, когда только что вышедшая из душа Аниска сидела на кухне и чаевничала, в дверь позвонили. Открывать пошла мать. Спустя минуту она вернулась на кухню и изумленно-испуганно уставившись на дочь пролепетала:
— Иди, доча, это к тебе.
Аниска осторожно поставила чашку на стол, пытаясь унять возникшую в пальцах дрожь. "Менты? Вот и доигралась…", — подумала она обреченно.
…В дверях смущенно стоял молодой широкоплечий парень с огромным букетом алых роз.
— Минька! — ахнула от удивления Аниска и чуть не села на пол. — Минька! Что ты здесь делаешь???
* * * * *
…Много лет назад, когда Аниска еще ходила в детский садик и существовало занимавшее шестую часть суши великое государство по имени СССР, одним из самых могущественных людей в их городе был Павел Игнатьевич Синицын — второй секретарь местного комитета КПСС. Прозорливые люди прочили Пал Игнатьичу светлое будущее — кресло первого секретаря горкома, затем вызов в Москву и работу в Кремле. Но наступил 91-й год и пришлось Синицыну расстаться со всеми надеждами — рухнул в одночасье Советский Союз, исчезла самая правильная партия…
Однако не зря Павел Игнатьевич прошел блестящий путь от простого рабочего до второго секретаря горкома. Он умел бороться и принимать верные решения. Поэтому Павел Игнатьевич похерил мечту о партийной карьере и подался в бизнес…
…С той поры прошло шестнадцать лет. Кто-то из бывших коллег Павла Игнатьевича спился, кто-то покончил собой, не вынеся унижений демократии, кто-то ушел в политику, благо родная партия возродилась под новым именем.
Павел Игнатьевич в политику больше не совался — новоявленный бизнесмен тихо приватизировал несколько торговых баз и складов, успешно торговал с такими же бывшими партийными секретарями — узбеками, казахами и своими, русскими, водил тесную дружбу с органами безопасности, в результате чего ни одна группировка не смела на него наехать, построил в пригороде трехэтажный особняк с бассейном и оранжереей, в которой его супруга высаживала для удовольствия разные экзотические цветы. И без партии жизнь налаживалась…
Было у Пал Игнатьича двое детей — Минька и Дашка.
Младшая, Дашка, росла вертихвосткой и просаживала по кабакам отцовские деньги. Старший же, Дмитрий Павлович Синицын, он же Минька, считался человеком положительным и с принципами.
Окончив школу, Минька вздумал пойти в армию — и пошел, хотя отец предлагал его отмазать.
Отслужив, захотел без протекций поступить в университет — и поступил, старательно отучившись положенный срок.
Дал отец Миньке в управление два торговых склада — и Минька начал ими управлять, причем неплохо.
Звезд с неба Минька не хватал. Но медленно и верно шел по пути приумножения вверенного ему богатства.
Минька был старше Аниски на год и когда-то они учились в одной школе. Еще в ту пору Аниска знала, что парень дышит к ней неровно, но тогда Аниска любила милого Петю и ни на кого другого внимания не обращала. Спустя годы они несколько раз случайно встречались в ресторанах, на днях рождения, тусовках, даже сиживали за одним столом. И опять Аниска чувствовала, что Минька к ней неравнодушен, но кто мог остаться равнодушным к Аниске?
Вот этот Минька и стоял теперь перед анискиной дверью…
* * * * *
— Минька! Что ты здесь делаешь? — удивленно переспросила Аниска.
— Вчера — это из-за меня, — краснея, пробормотал парень и добавил: Это моя бывшая подруга на тебя напала. Прости, пожалуйста!
— Так значит…, - протянула Аниска и кивнула парню на дверь своей комнаты: — Проходи, поговорим, — Петя неловко скинул туфли и попытался сунуть девушке букет.
Аниска хмыкнула, взяла цветы и унесла их в комнату.
— Ну и? — спросила она, усадив нежданного гостя на стул и расположившись на кровати. Рядом с Аниской уселся верный друг Пуся, готовый, если понадобится, защищать свою хозяйку. "Всю харю исполосую гаду, пусть только сунется", — решил про себя преданный кот.
— Выходи за меня замуж, а? — выдохнул Минька.
Аниска чуть не свалилась от неожиданности с кровати. Пуська навострил уши.
— Что??? Минька, ты в себе? — крикнула она.
Минька совсем смутился, а потом приступил к рассказу…
"…Он влюбился в Аниску много, много лет назад. Как сейчас помнит Минька тот день, когда четырнадцатилетняя высоченная девчушка с русыми косами и загадочными глазами табачного цвета с хохотом пронеслась мимо него по коридору школы. Девочка била портфельчиком по голове какого-то жирняя, который, колыхая на бегу животом, неловко уворачивался, прикрывая затылок руками, и орал: "Ну все, Аниска! Сдаюсь! Сдаюсь! Прекрати!" Девчушка была нескладной, худой и невероятно длинноногой, ее ножки в черных колготках походили на тонкие ноги породистого жеребенка, а жизнерадостный смех еще долго звучал в ушах мальчика. Пятнадцатилетний Минька стоял в коридоре и чувствовал, как напрягается его член, ему хотелось сорваться, догнать девчушку, вырвать из ее нежных, тонких рук портфельчик, кинуть его на пол, затащить девочку в туалет и…Минька представил себе, как будет делать с ней ЭТО, но он никогда прежде его не делал ни с одной девочкой, справится ли он, сможет ли, как это делается, надо поспрошать у мальчишек, которые уже пробовали, а девчушка все бежала, бежала, смеялась и косички бились по ее плечам…
Потом она вдруг повзрослела и рядом с ней появился Петя — веселый 22-летний пацан, такой большой, сильный, он мог дать пизды каждому и все его боялись. Петя встречал свою длинноногую девочку у школы, сидя в новенькой "девятке", она гордо, на виду у всех, открывала дверцу машины, садилась в нее и та стремительно срывалась с места. Спустя время девятка сменилась иномаркой, вначале подержанной, потом новой, школа закончилась, началась взрослая жизнь, два года армии, внутренние войска, драки, муштра, проститутки, ошивающиеся вокруг части как шакалы, но даже когда он пользовался их услугами, закрывая глаза, он представлял себе Аниску, Аниску, Аниску. Потом снова был родной город и она, изредка встречаемая на улицах, в кафе, ресторанах, университете. Нескладная девочка выросла еще больше и на удивление природе налилась стройной, тоненькой яблонькой, сочной, нежной, с гибкими ветвями, развесистой, рождающей сладкие яблоки наслаждения, о которых он так мечтал, но мечты рассасывались реальностью, рождая неотвратимые слезы унижения, одиночества, разочарования и дрочки, дрочки, дрочки, о Аниска, о Аниска, о Аниска…
Все эти годы он терпеливо надеялся, что она разлюбит Петю, бросит его и станет свободной. Он понимал, что не ровня сопернику и пока Аниска любит того — не существует никаких шансов на успех. У него были подруги (ведь он хорош собой, симпатичен, отлично сложен и богат!), но даже в самые интимные моменты с ними он опять, как с теми проститутками, представлял себе, что перед ним, бесстыдно раздвинув длинные точеные ноги и приоткрыв в экстазе хищный, крупный рот с большим сладостным языком, лежит самая эротическая девушка на земле — она…
Время шло, Аниска то сходилась, то расходилась с Петей, Минька надумал было пересилить свою застенчивость и прийти объясниться, но так и не решился. Часто ночами, не в состоянии заснуть, Минька корил себя за эту глупую любовь и обещал утром начисто ее позабыть. Но утро наступало и ничего не забывалось. Однажды, где-то год назад, он познакомился с Ниной — той, что вчера напала на Аниску. Миньке показалось, что наконец-то он встретил девушку своей жизни и ему удастся освободиться от анискиных чар, но как он ошибался…
…Несколько месяцев назад на одной вечеринке Минька пил с художником Ломакиным, старым знакомым их семьи. Художник был крепко нанюханным и похвастался своей последней моделью — Аниской, показав ему на экране мобильника только что законченную картину "Цифровая Ева". Минька почти валялся в ногах у наркомана, пока не выпросил файл с картиной, которую затем тайком установил на экран служебного ноутбука, никогда не включаемого перед Ниной.
Нет, минькина девушка ничего не знала ни об Аниске, ни о "Еве". Нет, в принципе она хороший человек, но почему-то с тех пор как у них началось по-серьезному, она стала проявлять слишком повышенный интерес к его деньгам. Кроме того, Минька подозревал, что она тайком роется в памяти его мобильника, выискивая телефоны с женскими именами. Недавно, пока Минька мылся в душе, она без спросу включила его ноут и увидела "Еву". Услышав агрессивный вопрос "Что это за дрянь с голой жопой?", ставший роковой каплей, переполнившей кувшин их отношений, Минька не выдержал и выложил Нине всю правду об Аниске, добавив, что не Нина, а именно она — девушка его мечты. Разразился дикий скандал, Нинка билась в истерике, орала, потом, поняв, что выбрала неправильную тактику, тихо плакала и просила прощения, но Минька был тверд в своем решении и они расстались…"
— Поэтому вчера, случайно оказавшись с тобой в одном кабаке и узнав тебя, она решила свести счеты, — завершил свой рассказ Минька и опять повторил:
— Слушай, выходи за меня! Я люблю тебя столько лет и у тебя не будет мужа преданней, чем я. Ты знаешь, мы обеспеченные и деньги у нас есть. Тебе ни дня не придется работать. Я заработаю на двоих. И машину я тебе куплю. Пока будем жить в родительском особняке за городом, а потом нам купят хорошую квартиру в центре.
Аниска сидела на кровати, покачиваясь как буддийский болванчик, и не могла прийти в себя. Ну и новости!
— Минька, я конечно понимаю твои чувства и уважаю их, но пойми — до сих пор я принимала тебя просто как знакомого, ну максимум товарища, но не больше. И я ни капельки тебя не люблю! Честно!
— Полюбишь! — с жаром ответил Минька. — Надо только попытаться сделать над собой усилие! Ты же видишь — я молод, хорош собой, многие девчонки мечтают повеситься мне на шею. Признайся, только честно — ну неужели ты не испытываешь ко мне никакой симпатии?
Аниска задумалась.
— Испытываю, Минька. Ты неплохой парень, даже нет — ты хороший. Но любовь это…как бы тебе сказать…это когда ни дня своей жизни ты не мыслишь без любимого человека. Тебе хочется слиться с ним, чувствавать себя воедино, засыпать в его объятьях и просыпаться, горя от желания снова быть обнятой…
— Это как раз то, что я испытываю к тебе! — перебил Аниску Минька.
— Да, Миня, согласна, но именно этого-то я к тебе и не испытываю, — со вздохом ответила девушка.
Минька задумался. Он что-то порывался сказать, но все никак не мог решиться.
Аниска заметила его колебание и внимательно предложила:
— Давай уж иди до конца, Минька, выкладывай все — полегчает.
— Я видел…кассету…, - еле слышно произнес Минька, — у меня есть копия…
Аниска похолодела. А потом рывком встала с кровати и, выпрямившись во весь свой прекрасный 178-сантиметровый рост, сказала Миньке:
— Слушай сюда, мальчик! Я так поняла, речь идет о любительской порнушке, которую мы с Ломакиным сняли в Турции? Так?
Минька молча кивнул.
— И откуда у тебя, если не секрет, эта копия?
— Купил у Ломакина за тысячу долларов, — прошептал Минька и добавил: — Но я ее никому не показывал. Только для себя…
— Мальчик! — презрительно бросила Аниска и увидела, как Минька сжался и вздрогнул, будто ударенный плеткой. Пуська настороженно приподнялся, готовый к прыжку.
— Мальчик! — продолжила она, бесстрашно и твердо чеканя слово за словом:
— Запомни: Да, я трахалась втроем и мы записали все на кассету. И хочу тебе сказать — мне никогда не было так хорошо, как тогда, когда меня одновременно драли двое мужчин! Ты понял? Повторяю — я и представить себе не могла, какой это кайф — ебаться втроем! И мы это делали не раз! И записали не одну кассету!
Запомни — мне нечего стыдиться! Я действовала по собственному желанию, ради удовольствия, из интереса попробовать что-нибудь новое. И я не отказываюсь ни от одной секунды того, что ты увидел! Понял? Мне не стыдно и я ни о чем не жалею! Я не стесняюсь своего прошлого! Я такая как есть! И если появится когда-нибудь человек, за которого я захочу выйти замуж, я не побоюсь выложить ему всю правду. Потому что, если он меня любит и считает себя настоящим мужчиной — он примет меня именно такой — со всем моим прошлым, достоинствами и недостатками, десятилетней связью с Петей, оргиями с Ломакиным и турками, не одним и не двумя десятками случайных партнеров, с которыми я еблась, когда мне этого хотелось! Ты понял, мальчик? Уж не благодетелем ли ты себя возомнил, спасающим падшую? Или пытаешься меня шантажировать? Мне плевать, если наркоман Ломакин продал копии кассет и другим любителям клубнички. Пусть смотрят на меня и дрочат! Им, беднягам, только это и остается. Как и тебе! А теперь встань и можешь идти домой! Дрочить!
Казалось, Миньку сейчас хватит удар. Он походил на рыбу, выброшенную на берег, мучительно раззевающую рот, из которого не выходит ни одного звука. Аниска стояла, молча указывая ему на дверь.
Так прошло наверное с минуту. Потом Минька страшным усилием воли привел мускулы лица в порядок, встал и ответил:
— Я принимаю тебя такой как есть. Со всем прошлым, достоинствами и недостатками. Со всеми твоими приключениями. Будь со мной! Хотя бы попробуй! Месяц, два! Как друзья, без секса! Давай попытаемся быть вместе — встречаться, ходить в кино, рестораны, кататься на машинах, пить вино, веселиться. Если за это время ты почувствуешь ко мне что-нибудь — мы поженимся. Если нет — я попытаюсь все позабыть. На этот раз навсегда…
Аниска не ожидала подобного ответа. "А характер-то у парня есть…", — с уважением подумала она и на удивление кротко сказала:
— Хорошо, Минька. Я согласна встречаться с тобой месяц-два. Но никакого секса не ожидай. Если ему суждено быть, он обязательно случится и нам будет хорошо, но лучше предварительно не надейся. Я попытаюсь изучить тебя, проникнуть в твою душу, найти в ней те неведомые струны, которые могут зазвучать в унисон с моими. Я честно и трезво постараюсь понять — может ли стать моим любимым человеком и мужем на всю жизнь парень по имени Минька — Дмитрий Павлович Синицын. Да, я согласна!
И Аниска протянула Миньке руку, чтобы скрепить этот странный, но искренний договор. Митька ответил на рукопожатие.
— Хочешь, пойдем пить чай? — спросила вдруг Аниска и рассмеялась.
Минька ошарашенно посмотрел на нее и радостно закивал.
И они пошли на кухню — молодые, высокие, сильные, такие разные и непохожие друг на друга.
Пуська сидел на кровати и с сомнением смотрел им вслед. Потом он задрал заднюю лапу и долго чесал за ухом. "Ну и страсти кипят у этих человеков! Одно слово — шоу Малахова…, - размышлял кот. — Неужели у них что-нибудь получится?"
* * * * *
Часть пятая. "Свадьба"
— Мама! Мама! Хочу мороженого! — девочка лет пяти настойчиво тянула к ларьку молодую симпатичную женщину. Та, впрочем, не особо упиралась — на ее тонкой футболке в подмышках ясно проступали мокрые пятна. Жара!
Получив в руки вафельный стаканчик с лакомством девчушка запрыгала от радости и с наслаждением принялась его обкусывать.
— Вера! Не спеши! Помедленней! Горло заболит! — забеспокоилась мать. Сама она, заботясь о фигуре, взяла вместо мороженого банку диетической колы и теперь пила ледяную жидкость маленькими, аккуратными глотками.
Продавщица, глядя на них, улыбалась. "Еще пяток таких жарких дней и выполню месячный план по мороженому!" — довольно размышляла она.
Солнечный зайчик заплясал на банке. Молодая мать подняла голову и окинула взглядом чистое синее небо. "Говорят, в такую погоду с высоких этажей домов, если всмотреться, можно увидеть горы, а ведь до них так далеко…", — подумала женщина.
В этот самый миг в ледяной мгле космоса, высоко-высоко над городом, невидимый человеческому глазу, выплыл спутник. Его бесстрастные камеры и датчики мазнули по девочке, маме, отметили волну тепла, исходящую из крыши металлического ларька, привычно зафиксировали самый большой в мире танковый завод, цепь радаров ПВО и поплыли дальше, за город, туда, где как и всюду вокруг — в лесах, горах и полях — прятались в шахтах сотни ракет, струилось радиационное марево над комбинатом "Маяк", текла отравленная атомом речка Теча…
КН-14 входил в систему из 24 разведывательных спутников США, расположенных на орбите в 750 километрах от Земли. Сейчас он летел над Уральским щитом — вторым эшелоном противоракетной обороны Северного Медведя, единственным местом, где пока еще можно было остановить первую волну американских ракет. Урал являлся резервным центром России, ее последним шансом на жизнь в случае ядерной войны.
Пролетая над заброшенным военным аэродромом, откуда взлетали когда-то стратегические ядерные бомбардировщики, спутник зарегистрировал всплеск активности — по земле быстро передвигались механические объекты. Компьютер подал предупредительный сигнал и на другой стороне планеты, в одном из гигантских подземных бункеров Агентства национальной безопасности США в Форт Миде замигала лампочка. Дежурный оператор, который, заботясь о фигуре, маленькими, аккуратными глотками пил ледяную диетическую колу, поспешно отставил банку в сторону и застучал по клавиатуре. Связавшись со спутником, оператор направил видеокамеру на интересующее его место и увеличил изображение.
…По бескрайнему полю стремительно неслись два столба пыли. То один, то другой из них вырывался вперед, они резко сворачивали, петляли, гонялись друг за другом…Оператор вгляделся внимательней и у него отлегло от сердца — машины! Чертовы русские! Это же обычные легковые машины! Но что они там делают?
Оператору стало интересно и он опять постучал по клавиатуре, увеличивая резкость. Первая машина оказалась огромным джипом "Субару". Вторая — старенькой "Короллой". Сейчас они бешено мчались по взлетной полосе и "Субару" всячески пытался столкнуть с нее бедную соперницу. Та однако не сдавалась, финтила, виляла и постоянно прибавляла скорость.
"Мафия? — подумал оператор. — В джипе русская мафия! Наверное в "Тойоте" едет человек, которого они хотят убить! Чертовы русские!"
Машины свернули на боковую полосу, пронеслись по ней почти до самого конца, перешли на другую полосу, третью, опять выехали на главную, рванули вперед что есть сил, и тут "Королла" исполнила "полицейский разворот" — оператору почудилось, будто он слышит дикий визг тормозов бедной машины. "Субару" попытался повторить трюк соперницы, но не сумел — джип развернуло, закрутило, он съехал куда-то вбок, вниз, подпрыгнул и осел.
От радости оператор захлопал в ладоши. Из джипа тем временем выбрался высокий симпатичный парень, не очень похожий на громилу-мафиози. Он сплюнул на траву, грустно посмотрел вслед удаляющейся "Королле" и пнул "Субару".
"Ахаха! Никак у нас накрылся мост? — злорадно подумал оператор. — Теперь тебе никогда не догнать "Короллу"!"
Тут парень оторвался от машины и стал всматриваться вдаль. "Королла" возвращалась!
Машина-беглец медленно подъехала поближе, остановилась метрах в двадцати от преследователя, окошко со стороны водетеля опустилось и в нем показалась…
"Женщина! — ахнул от неожиданности оператор. — Нет, девушка! Рыжеволосая, настоящая лиса!"
Девушка тем временем высунулась из окошка, сложила тонкие ладошки ушками и приставила их к голове. Зайчик! Она показала парню язык и ушки смешно задвигались.
Парень нахмурился, потом рассмеялся, а девушка вдруг вышла из машины и с хохотом бросилась ему на шею! Какая она высокая и красивая!!!
"Так это они играли? Выясняли, кто круче водит тачку? — озарило оператора. — Crazy! Crazy Russians!!!"
И он в восторге так сильно стукнул кулаком по столу, что баночка диетической колы опрокинулась и залила клавиатуру компьютера.
* * * * *
Дав согласие встречаться с Минькой Аниска решила немного сменить свой имидж. Короткая стрижка никак не подходила к ее высокой фигуре, поэтому она просто перекрасила свои длинные волосы в вызывающе рыжий, с небольшим оттенком меди, цвет. Эффект превзошел все ожидания.
Увидев вечером сестру, брат Сашка заржал как жеребец и принялся лупить себя ладошками по бедрам. Минька оторопел и почему-то покраснел, но было видно, что новая Аниска ему страшно нравится. Отец, коротко глянув в хитрые анискины глаза, одобрительно хмыкнул: "Лиса! Чисто Лиса-Алиса!" Мать горестно вздохнула и что-то пробормотала про ведьму.
Любезный Пуся, дальтонист, как все коты, тоже несколько удивился, но понюхав хозяйку и убедившись, что это она, вопросов не задавал и случившееся не комментировал. Кота больше занимал Минька, который совсем ему не нравился и Пуся все чаще задумывался: А не нассать ли в ботинки наглому вторженцу в хозяйкину жизнь?
…Аниска и Минька виделись почти каждый день. По настоянию девушки сходили на заезжего Гришковца — Аниска была в восторге, Минька расстроенно крутил головой.
По его предложению посмотрели нашумевший американский фильм про монстров. Минька страшно возбудился и пару раз во время сеанса даже крикнул главному герою совсем по-детски: Бей сук! Кроши на куски! — чем дико рассмешил Аниску.
Посетили авиашоу с участием военных пилотов из США. Миньке понравилось, а Аниска заскучала.
Сошлись на любви к пицце. Правда, Минька предпочитал ее с пивом, а Аниска с белым вином.
С компанией минькиных друзей несколько раз ездили загорать на озера. Миньку ужасно смущал и бесил откровенный анискин купальник, а также взгляды, которые бросали мужчины на ее круглую, упругую попу, чьи совершенные полушария скромно разделяла тоненькая веревочка стрингов. Аниска все подмечала и делала выводы — она ведь специально дразнила Миньку, проверяя его реакцию…
Однажды большой компанией — девушки, парни — лежали на пляже и пили пиво. Кто-то предложил: "А не махнуть ли нам всем на пару недель в Турцию? Тепло, дешево, оторвемся по полной!". Идея встретила горячее одобрение и минькины друзья принялись выбирать: Мармарис? Анталья? Кемера?
Аниска украдкой бросила взгляд на Миньку. При слове "Турция" над верхней губой у него выступили капельки пота, Минька тяжело задышал и уши у него покраснели. "Да…, - с грустью подумала Аниска. — Бедный Минька! Что бы ты ни говорил, ты никогда не перестанешь ревновать меня к той кассете. А я никогда за нее не извинюсь…".
…По отношению к Аниске Минька вел себя как настоящий кавалер — рук не распускал, при встрече целомудренно целовал в щеку, водил под локоток и прижимал к себе лишь во время танцев. Аниске было приятно, но она не торопила события — если чему-то и суждено случиться, пусть оно произойдет спонтанно и по велению души…
Лишь однажды Аниска позволила себе нарушить границу дружеского общения с Минькой, сделав шаг вперед — к близости. Это случилось после гонок по военному аэродрому, когда у минькиного "Субару" и вправду треснул мост и машина годилась теперь разве что на свалку. Радость победы распирала девушку, а Минька выглядел таким несчастным, что она бросилась к нему на шею — в желании развеселить, утешить, подбодрить. От горячих поцелуев девушки Минька совсем ошалел, а сама Аниска возбудилась. Еще чуть-чуть и она отдалась бы ему прямо на капоте машины, но тут в глазах Миньки мелькнул нехороший огонек долгожданного торжества и девушка поспешно оттолкнула парня от себя. Хотя…может и не стоило?
Пару раз пересеклись с вертихвосткой Дашкой — минькиной сестрой.
Аниска и Минька сидели в дорогом, но шумном баре, когда перед их столиком вдруг нарисовалась невысокая девица с узким лицом, обкусанными губами и нехорошим, капризным взглядом.
— Минька, дай денежки! — без всяких предисловий заявила девица.
Минька ничуть не удивился, вздохнул, полез за бумажником и лишь заметил:
— Ты б хоть поздоровалась для приличия, Дарья…
Девица фыркнула и кивнула Аниске.
— Мое вам почтенье, барышня!
— И вам мое, девонька, — сладко ответила Аниска, внутренне подбираясь и готовясь к неприятностям.
— Дашка, не хами моей девушке, — краснея, ответил Минька и добавил: — Сестра это, Дарья…
Аниска молчала.
Дашка пересчитала купюры, врученные ей братом и дерзко заявила:
— Мало! Ты чего сегодня такой жид?
— Дашка, не хами! Я с тобой вечером еще поговорю… — начал заводиться Минька.
Девица фыркнула, быстро спрятала деньги, сказала "чмоке!" и ушла куда-то вглубь заведения.
— Ревнует, — извиняясь за сестру, пробормотал Минька. Ему было ужасно неудобно перед Аниской.
— Да ладно, проехали, — великодушно ответила девушка, но Минька не успокаивался.
— Знаешь, она ведь считает себя красавицей, роковой такой женщиной. И она очень властная, на всех моих знакомых девушек пыталась наезжать. А тут ты…новая и…гораздо красивее ее…И вообще…
— Что "вообще"? — Аниску охватило нехорошее предчувствие. — Минька! Ты что, рассказывал обо мне дома?
— Ну…, - Минька не ожидал, что его так быстро расколют. — Мама ведь знает, что с Ниной я порвал, а тут скоро месяц как прихожу домой поздно, о работе почти не говорю, а вид у меня, по ее словам, блаженый, как у обколотого…Пришлось признаться, что у меня теперь новая девушка. Ну она и набросилась, расспрашивала, кто ты, кто родители, где учишься…
Минькина мать была известной сплетницей. Аниске стало гадко, а потом она плюнула и подумала: "Ну и черт с ним! Вам же хуже, не мне. Элита, блин…"
Вечер был безнадежно испорчен. Минька долго извинялся — за себя, опять за сестру…
"Нет, я не их круга и никогда в него не войду, — размышляла Аниска. — Чертова партийная номенклатура, отцы города, бля. Будто никто не знает, какими путями вы заработали свои нынешние состояния. А ведь бандиты, спортсмены, полумафиозные бизнесмены, пробившиеся с низов, куда честней и достойнее вас, бывшие партийные секретари…Хотя быть элитой конечно же приятно, что и говорить…".
И опять вспомнился милый Петя, а на душе стало грустно…
Второй раз встретились в баре около университета. На этот раз Дашка вела себя на удивление прилично. Рядом с ней крутился какой-то кавалер, имя которого Аниска сразу же забыла. Юноша не сводил с Дашки преданных глаз и по первому ее знаку бегал к стойке за напитками и закусками. Девица с любопытством поглядывала на Аниску. "Что ж, город маленький, насобирала небось сплетен…", — поняла девушка. Сидели пару часов, потом молодежь поехала на дискотеку, а Минька повез Аниску домой на такси…
* * * * *
Пошел второй месяц знакомства. И тут Минька…Эх, глупый, влюбленный Минька…
…Аниска лежала на диване и читала книжку рассказов Михаила Веллера. Веселые и грустные истории, написанные прекрасным живым языком настолько увлекли девушку, что когда раздался звонок мобильника, ей вообще не захотелось вставать и брать со столика телефон. Трубка, однако, надрывалась, звонящий набирал и набирал номер, требуя ответа.
Аниска вздохнула и нажала на "прием".
— Привет! — конечно же это был Минька. Звучал он странно.
— Привет, Миня, — ответила Аниска.
— Слушай, ты можешь сейчас подъехать…, - и он назвал имя бара в центре. — Это очень важно!
— Хорошо, Миня, приеду! — опять вздохнула девушка. Минька редко о чем просил, да и ясно было, что у него какие-то неприятности. Не бросать же его в беде?
Когда через полчаса Аниска толкнула дверь мексиканского бара, она сразу поняла, что дело серьезное. Минька сидел за угловым маленьким столиком, а перед ним стояло три перевернутых маленьких стаканчика из-под текилы. Минька никогда не пил один. И не было ни единого случая, чтобы он пришел на встречу с Аниской попахивая алкоголем.
— Что случилось, Миня? — заботливо спросила Аниска.
— Я…, - набрал воздуха в грудь Минька, — Мы…ну…то есть наша семья…родители…приглашаем тебя завтра в гости к ужину!
Аниска похолодела.
— Минька! Ты что? С какой стати?
Минька заказал им текилы. От неудобства ему хотелось спрятаться под столом.
…Сегодня вечером он вернулся домой и тут на него насела мать. Она в который раз принялась ругать Миньку за то, что он порвал с хорошей девушкой Ниной и теперь гуляет с разными шалавами ("Что???" — приподнялась со стула Аниска, собираясь уйти.).
Минька взорвался и наговорил матери много нехороших слов, пригрозив навсегда уйти из дома, если та не перестанет соваться в его жизнь. На сторону сына внезапно встал отец, Павел Игнатьевич. "Да ты себя вспомни, дура! " — заорал он на жену и та испугалась, заткнулась, а затем начались слезы. "Я мать! И я хочу, чтобы мой сын был счастлив! — ревела в истерике женщина. — Я живу только ради него и готова отдать за него свою жизнь! Если вы считаете, что я совершила ошибку, обидев незнакомую девушку, пусть Дмитрий приведет ее завтра в гости! Мы, как родители, имеем право с ней познакомиться! Мы настаиваем на том, чтобы увидеть свою будущую невестку!"
— Какую невестку??? Минька!!! Что ты им наговорил??? — рассвирепела Аниска.
— Я…Защищая тебя, я сказал маме, что между нами все очень серьезно и чтобы она не смела обижать мою будущую жену…, - вздохнул Минька и съежился. — Прости! Прости, пожалуйста!!!
— Ну ты даешь, парень… — покрутила головой девушка. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Какая я тебе невеста, Минька? Мы же заключили с тобой честный договор о наших нынешних отношениях! Или уже не помнишь?
— П-п-п-помню! — от унижения Минька начал заикаться. Но не сдавался. — Н-ну пожалуйста! Чего тебе стоит? Приходи к нам завтра на ужин! Ну сделай вид, что ты моя девушка! А потом, если между нами не наладится, я просто скажу родителям, что мы разбежались! Ну пожалуйста! Аниска!!!
И Аниска, скрепя сердце, согласилась. "Черт с ним, вытерплю как-нибудь пару часов. И не такое в жизни бывало…", — решила девушка.
Они посидели еще немного, выпили по паре текил и разъехались по домам. И на душе у Аниски опять стало паскудно и тоскливо…
* * * * *
…Было шесть вечера. Аниска уже отгладила строгий черный брючный костюмчик и принялась утюжить рубашечку. Торжественный ужин наметили на девять. Вдруг зазвонил мобильник.
— Але! Привет! Ну как, готовишься? — услышала Аниска волнующийся минькин голос.
— Да уже готова, все в порядке… — ответила девушка.
— Я чего звоню-то… — смутился Минька. — Такая просьба: ты оденься, пожалуйста, поприличней. Чтобы не смущать маму, ну, ты понимаешь…
— Что? — не веря своим ушам переспросила Аниска.
— Ну…брюки там…кофточку, — замялся Минька.
— А, брюки, говоришь…, - Аниске захотелось послать куда подальше непрошенного советчика, и тут в голове мелькнула шальная мысль: "Ну вы у меня попляшете сегодня, чертовы снобы…"
— Хорошо, Минечка! — нежно протянула девушка и добавила: — Я очень постараюсь одеться прилично! До встречи!
…Когда полдевятого к дому подъехал новенький минькин джип "Мерседес", Аниска курила на балконе. Открывать дверь она послала хихикавшего братца Сашку. Любезный друг Пуся молча лежал на анискиной кровати. "Ясно, что опять приперся этот козел, — думал кот. — Пусть только посмеет что-нибудь сделать хозяйке, я ему покажу…"
— Привет! — заходя в комнату, машинально бросил Минька. Потом его взгляд остановился на Аниске, букет огромных узбекских роз выпал у парня из рук и с Минькой случилась истерика.
Как вы наверное уже догадались, Аниска надела для торжественного ужина совсем не строгий брючный костюм…
На девушке было короткое, как говорится, "до пизды", платьице нежного лимонного цвета. Оно полностью открывало ее стройные загорелые ноги длиной в сто пять сантиметров. Сквозь ткань платьица проглядывали вызывающие черные трусики-стринг и эфирный черный лифчик.
— А-а-а! Ведь я же тебя просил!!! — закричал плаксливым голосом Минька и схватился за голову. В бешенстве он резко топнул ногой и тут же на нее прыгнул с кровати Пуська. Кот вцепился зубами и когтями в тонюсенький минькин носок и принялся его драть!
— А-а-а-а! — Минька махнул ногой, раздался треск ткани и Пуська отлетел в сторону.
— Не смей бить животное, мудак! — заорала Аниска, а Пуська вновь накинулся на обидчика. Пришлось спасать Миньку.
Совместными усилиями Аниски и Сашки кота оторвали и забросили на балкон. Пуська начал злобно выть и шипеть оттуда, а в это время Аниска обрабатывала йодом располосованную минькину ступню.
Минька сидел в ступоре и рассматривал валяющийся на полу порванный носок.
— Знаешь, Минька, — твердо сказала Аниска, — я своей фигуры не стыжусь. И раз ты повез меня на смотрины — пусть увидят товар лицом. Да, товар, кем же я для них еще являюсь?
Ты что, Минька, стесняешься меня? Боишься, что кто-то увидит мои ноги? Попу? А ты думаешь, их никогда не видели? И что теперь — мне их прятать? Может ты еще оденешь меня в балахон и заставишь носить паранджу? Да не бывать этому никогда! Я красивая молодая женщина и горжусь этим, да! И ни один из моих любовников не вел себя так, как ты! Наоборот — они гордились мною! И они гордились собой, тем, что рядом с ними такая девушка! Понимаешь? Они готовы были защищать и меня, и свое право на меня перед любым уродом, который посмел бы сказать хоть одно обидное слово в мой адрес! А ты? И ты хочешь быть моим мужем? Минька, проснись! Кстати, неужели ты считаешь меня такой дурой, которая не знает, как одеваются, когда идут на семейный ужин?
…За время гневной анискиной речи Минька постепенно пришел в себя. Когда девушка закончила, он поднял голову и подавленно сказал:
— Прости! Это правда! Я не знаю, почему я так себя вел. Нет, знаю. Я на самом деле ревную тебя. И стесняюсь перед родителями. Я еще не привык, что рядом со мной такая красавица. Прости!
Аниска вздохнула.
— Прощаю, Минька. Я не святая и часто совершаю дурные и глупые поступки, за которые мне потом стыдно. Просто я не люблю, когда кто-то пытается мне приказывать или навязывать свое мнение. Понимаешь? В такие моменты у меня срывает башню и я начинаю действовать с точностью до наоборот. Такая уж я, да…
Минька тоже вздохнул и поднялся со стула. Он протянул девушке руку и спросил:
— Ну что, поехали?
— Поехали, — кивнула Аниска и поцеловала Миньку в щеку.
С балкона за ними свирепо наблюдал взъерошенный Пуся.
"Здорово я тебя цапнул, урод! — думал кот. — Ты еще попробуй сунься! В следующий раз без глаз останешься!"
* * * * *
…Как и полагала Аниска, ее появление в особняке Синицыных произвело незабываемое впечатление. Ноги убивали наповал.
Тамара Борисовна, минькина мама, высокая пухлая женщина с красными климактерическими пятнами на лице при виде Аниски охнула и хотела было что-то сказать, но под пристальным взглядом Пал Игнатьича оставила свое мнение при себе. Хозяин дома наоборот лучился гостепреимством — Аниска ему тут же понравилась. Сестрица Дашка приуныла. Вздорная девица однако чуяла скандал и с нетерпением его ожидала.
Рачительный хозяин Пал Игнатьич налил всем водочки и прямо так, со стаканами, отправились осматривать дом, сад, оранжерею, бассейн. Тамара Борисовна хлопотала на кухне, доводя до кондиции фирменное семейное блюдо — утку с яблоками.
Водочка подействовала и все приятно расслабились. Веселые истории так и сыпались изо рта умнейшего Пал Игнатьича, а Минька…Минька в одночасье превратился в того, кем он и был — доброго, послушного сыночка Дмитрия, дитя своих родителей, хоть и не без упертости характера. Это-то и огорчило Аниску. "Да уж, будущий муж…Ребенок…Ох, какой же ты еще ребенок, Минька", — кусала губы Аниска…
…Стол ломился от угощения. Две вазочки с черной икрой, половинки вареных яиц, наполненные вместо желтка красной икрой. Еще яйца — со смесью грибов, желтков и майонеза. Сочащаяся жиром красная рыба, нарезанные свежие помидоры, зеленый салат, салями, сыр, запеченная утка с блестящей, намазанной медом коричневой корочкой, обложенная со всех сторон яблоками, два сорта водки, белое и красное вино, шампанское. Чего здесь только не было!
"Нда…, - любят здесь однако покушать, — удивилась Аниска. — Или пускают пыль в глаза? Хотя при их-то деньгах навряд ли…".
Аппетитом Бог Аниску не обидел. Она выпила две рюмки водки, попробовала и яичек с икоркой, и рыбки, и помидорчиков. С удовольствием принялась за утку. Пал Игнатьич и Минька тоже ели так, что за ушами трещало. Дашка больше налегала на винцо. Тамара Борисовна поклевала мяса, поковырялась в салатике, выпила фужер шампанского. Аниска заметила, что руки женщины не находят себе места — она то бездумно вертела в них вилку, то комкала салфетку. "Кушайте! Кушайте, дорогие гости!" — несколько раз выкрикивала она, непонятно кого, кроме Аниски, считая за гостей. Красные пятна на щеках и шее женщины стали больше, она задышала как в преддверии истерики.
"Страшная вещь — климакс! — испуганно подумала Аниска. — Неужели через пару десятков лет я стану такой же? Боже!!! Лучше уж умереть…".
И тут началось! Как хорошо знала свою мамашу Дашка!
— Аниска! А как вы относитесь к детям? — вдруг спросила Тамара Борисовна.
Аниска осторожно проглотила кусок и ответила:
— Нормально!
Но Тамара Борисовна не унималась:
— А вы бы хотели иметь детей? Вы любите детей?
— Мама! Прекрати! — процедил Минька.
Аниске вспомнился аборт. Боль разлуки с милым Петей. Детишки бывших одноклассниц…
— Детей наверное можно хотеть только от любимого человека, — ответила девушка. — Да, я люблю детей.
— Томка, ну чего ты пристала к девушке? Дай ей поесть, это же некультурно! — попытался разрядить обстановку Павел Игнатьевич, но женщину понесло.
— А мы с Пал Игнатьичем очень любим детей! — с надрывом произнесла Тамара Борисовна. — И нам хочется, чтобы у Дмитрия были дети, наши внуки. Понимаете? Внуки!
Мы положительно относимся к желанию Дмитрия жениться на вас. После того, как он рассказал о ваших отношениях, мы решили отдать вам половину второго этажа, две комнаты. Мы сделаем ремонт и вы, как поженитесь, сможете там жить!
Аниска ошеломленно слушала женщину. "Дурдом! Куда я попала? Минька, урод, зачем ты меня сюда привел?" — ужаснулась девушка.
— Мама! Прекрати!!! — закричал Минька и вскочил из-за стола. — Чего ты выдумываешь? Мы никогда не говорили с тобой о свадьбе!
— Как не говорили? — удивилась Тамара Борисовна. — Ты же мне уши прожужжал этой Аниской!
— Томка, заткнись! Оставь девушку в покое!!! — заорал Павел Игнатьевич. Лицо Тамары Борисовны исказилось гримасой страха.
— Все! Спасибо за угощенье! Я думаю, мне пора! — Аниска еле сдерживая ярость и слезы встала и направилась к двери. — Минька, вызови мне, пожалуйста, такси!
Минька бросился за девушкой.
— Аниска! Прости! Ты разве не видишь — она больна! Аниска, пойми, мама пьет лекарства, это уже давно, у нее почти каждый день бывают истерики по самым разным поводам! Климакс!
И тут Аниска не выдержала и расплакалась
— Минька! Неужели тебе доставляет удовольствие видеть, как твоя мать унижает твою, возможно, будущую жену? Зачем ты меня сюда пригласил? Если ты сейчас не вызовешь мне такси, я уйду отсюда пешком, понял?
…По дороге домой слезы высохли и уступили место ярости. Гневу. Желанию отомстить.
— В центр, пожалуйста, я передумала! — сказала Аниска таксисту и вытащила мобильник.
— Але! — раздался в трубке голос татарки Дильбар — верной анискиной наперстницы еще со школьных лет.
— Спишь? — спросила Аниска.
— Какой там, статью пишу, — ответила Дилька. Она работала репортером в самой крупной местной газете.
— Тряхнем стариной, а, подруга? — предложила Аниска.
Дильбар хихикнула, вспоминая прежние совместные шалости и приключения.
— А ты где?
— Еду сейчас к вам в центр. Если не расслаблюсь, сорвет крышу. Придешь?
— Куда?
— К "Ямантау", куда ж еще? — сказала Аниска. Это была одна из лучших дискотек города, названная по имени самой высокой вершины Южного Урала.
— Ох, подруга, ну разве я могу тебе отказать? — довольно рассмеялась Дилька и добавила:
— Через полчаса. Идет?
— Идет, — ответила Аниска.
…Дискотека встретила подруг грохотом техно-музыки и сотней танцующих, воодушевленно прыгавших по дансингу. Девушки взяли по бокалу шампанского и уселись за столик подальше от танцпола.
— Ну, рассказывай, что там у тебя стряслось? — предложила красавица Дильбар и тряхнула черными как смоль кудрями.
Аниска принялась рассказывать. Верная подруга молча крутила в руках фужер с шампанским.
— И как — ты его послала? — спросила она, когда Аниска закончила свою историю.
— Да нет, разругались, я ему сказала, чтобы он больше мне не звонил, но посылать — нет, не послала. Жалко мне его, не знаю почему…, - призналась Аниска.
Тут к столику подошли двое парней. Один из них — высокий, крепкий, усатый, почтительно спросил что-то, обращаясь к Дильбар по-татарски.
"Как они узнают друг друга!" — не в первый раз уже удивилась Аниска. В их городе, как и всюду на Урале проживало немало татар и они угадывали соплеменников в толпе порой по совсем незаметным признакам. "Неужели у них так силен голос крови?" — озадачилась девушка.
Дильбар тем временем что-то ответила парню на родном языке и обратилась к подруге:
— Это наши, татары, ну ты поняла…Они спрашивают, не разрешим ли мы им присоединиться к нашей компании? Я за — а ты?
Аниска посмотрела на второго парня — совсем еще мальчика, юношу. Ему было лет девятнадцать и он был очень красив. Мальчик во все глаза рассматривал рыжую анискину гриву.
— Присаживайтесь! — предложила девушка. — Будем веселиться вместе!
Парни поблагодарили и сели за столик. Взяли еще шампанского.
Татары оказались братьями. Старшего, усатого, звали Замир. "Имя переводится как "ум, таинственность" — прошептала подруге Диля. Замиру было двадцать восемь лет, он занимался бизнесом и приехал в анискин город заключать сделку о поставке каких-то запчастей для сельскохозяйственной техники. Вскользь Замир упомянул о том, что женат и имеет двух детей. Аниска заметила как между Замиром и Дильбар сразу потекли флюиды симпатии — они с вожделением поглядывали друг на друга и не скрывали взаимного интереса.
Младшего звали Захир. "Помощник, красивый", — перевела Дильбар. "Какое точное соответствие имени", — поразилась Аниска. Захиру и в самом деле было девятнадцать. Он учился в институте и брат взял его с собой, чтобы не скучать одному в чужом городе.
Разговаривали по-русски, лишь изредка Замир и Дилька перекидывались какими-то шутками на родном языке и смеялись.
Потом пошли танцевать. Шампанское вставило и Аниска отрывалась по-полной. Она дергалась, извивалась, прыгала и кричала под рев музыки — и без того коротенькое платьице задиралось, обнажая тело девушки до черных, почти несуществующих трусиков. Захир огромными влюбленными глазами смотрел на Аниску, ловя каждое ее движение.
Начался медленный танец. Аниска крепко прижалась потным телом к мальчику и почувствовала, как он возбужден. В трусики ей как будто уперся кол. Девушку охватило невыносимое желание.
— Пойдем, быстро! — бросила она и потащила Захира с танцпола к ВИП-зоне.
ВИП-зона была окутана мраком, время от времени озаряемым всполохами цветомузыки. Вход сюда стоил пятьсот рублей. Кресла и диваны в зоне были глубокими, с высокими спинками, а столики низенькими. Никакого осветления не имелось. Каждый столик с креслами представлял как бы уютную, отгороженную комнатку, где клиенты могли расслабиться, спокойно выпить и, при желании, даже заняться на скорую руку сексом. Именно поэтому привела сюда мальчика Аниска.
Дискретно подсвечивая себе под ноги фонариком (упаси Боже не в стороны, чтобы не потревожить уединение клиентов!), подлетел официант. Аниска кинула ему тысячу и потребовала бутылку шампанского, тут же принесенную. Махнула рукой на сдачу и жадно припала прямо к горлышку бутылки.
Захир с восторгом смотрел, как она пьет.
— Тэлкэ! — вдруг сказал он. — Тэлкэ! Это по-нашему лиса. Ты красивая рыжая лиса! Хитрая Лиса из сказок, которая всегда сама по себе и морочит всем голову. Оборотень-Лиса.
Аниска засмеялась и положила руку на ширинку юноши. А затем нагнулась над ней, мигом расстегнула и жадно, как шампанское, поймала ртом выскочивший член Захира. Он еще не был большим и толстым, как у взрослых мужчин, но поражал своей крепостью и силой. Девушка плотно обхватила его губами и с упоением принялась за работу. Пару минут спустя Захир забился в судорогах и с криком выплеснул ей в горло струю ароматной жидкости. Аниска проглотила ее, поразившись странному, сладкому вкусу, утерла рот и запила семя шампанским. Затем, давясь, к бутылке приник Захир.
— Ну что, понравилось? — засмеялась девушка. Ей было так радостно и свободно, что хотелось скинуть с себя платье и голой выбежать на дансинг, чтобы все поняли, как ей сейчас хорошо.
— Гюзэл, гюзел (красавица — тат.) всхлипывал от восторга и благодарности Захир, целуя Аниску. Она, смеясь, дотронулась до члена мальчика и удивилась, как быстро он оклемался.
— Хочешь еще? — спросила девушка.
Захир закивал. Аниска приподняла платьице, повернулась спиной к мальчику, села ему на колени, отодвинула тоненькую ниточку трусиков и начала…
…Через двадцать минут счастливые, потные и довольные друг другом они обнявшись покинули ВИП-зону. За это время с юношеским пылом Захир дважды кончил в девушку, обработав под вещим анискиным руководством оба ее соседних отверстия и заполнив их своим сладким семенем. В туалете Аниска бросила в корзину липкие, испачканные трусики, вымылась, наскоро подкрасилась и вышла наружу.
Захир поедал ее влюбленными глазами.
— Мин синенмэнэ никахлашам, тэлкэ! Я на тебе женюсь, Лиса! — с жаром сказал мальчик. — Объясни, куда засылать сватов!
"Ну вот, — расстроилась Аниска. — И этот туда же… Что они, сдурели что ли с этой женитьбой???
— Ох, лисенок ты мой пылкий! — засмеялась девушка и потрепала Захира по щеке. — Не удержать тебе пока хитрую тэлке-лису. Открою тебе большую тайну — я вообще-то глупая блондинка, которая хоть и перекрасилась в рыжий цвет, а все равно осталась дура-дурой…Было нам хорошо и ладно! Пошли к нашим за стол! — и Аниска чмокнула Захира в губы.
Еще издали они увидели, что столик, за которым компания сидела раньше, был пуст. Захир извинился, отошел в сторонку, где было лучше слышно, и достал мобильник. Трубку долго не поднимали, потом Захир стрельнул фразой по-татарски, кивнул, получил ответ и выключил телефон.
— Они поехали к Дильбар, — смущенно сказал юноша. — Просили не ждать.
— Ну вот и славно, — обрадовалась Аниска. Вызови-ка мне такси. Пора и мне домой.
И уехала.
* * * * *
Подруги встретились на следующий день в обед. Пошли в кафе есть пирожные и обсуждать прошедшую ночь.
Дильбар счастливо и сонно улыбалась. Ее загадочные черные глаза светились удовольствием.
— Настоящий барс, — сказала она. — А твой?
— Способный мальчик, — ответила Аниска и довольно потянулась. — Побольше бы таких!
Подруги расхохотались. День был жарким, кофе — крепким и ароматным, пирожные — чудесными. Аниске хотелось кричать от радости, так прекрасен был мир!
И тут она увидела за окном кафе детскую коляску.
Ее крепко сжимали волосатые сильные мужские руки.
Знакомые руки.
Аниска медленно, как в кошмарном сне подняла голову выше.
Плечи. Широкие, развернутые плечи. Какие знакомые!
Шея.
Подбородок.
Лицо…
Коляску толкал милый Петя! Рядом с ним шла невысокая полная молодая женщина со счастливым лицом. Она заботливо всматривалась в ребенка в коляске.
И Петя смотрел на него.
Они шли и переговаривались, с любовью глядя на свое дитя. Их ребенка. Петиного ребенка.
Аниске показалось, что весь мир сейчас обрушится.
Девушка встала и спотыкаясь побежала в туалет.
Закрывшись в кабинке она медленно стала сползать вниз по стене, пытаясь сдержать вой.
Закусила до боли руку. Вгрызлась в свою кисть. Потекла кровь.
Аниска упала на холодный бесчувственный кафель пола и стала биться об него головой в беззвучном крике.
ПОЧЕМУ???
НУ ПОЧЕМУ???
Ведь это мог быть их ребенок. Плод любви Аниски и Пети. Мальчик. Маленький синеглазый, в Петю, мальчик, которому могло бы сейчас исполниться пять лет. Мальчик, которого Аниска собственноручно убила, когда ей было девятнадцать.
Или девочка. С беленькими волосиками и табачного цвета загадочными глазами — вся в маму, Аниску. Сейчас Петя сажал бы доченьку на плечи и они гуляли бы по городу втроем. Да, с доченькой, которая плоть от плоти, кровь от крови.
НУ ПОЧЕМУ Я ЕГО УБИЛА??? — всхлипывала Аниска, давясь солеными слезами. — Как я могла быть такой дурой???
ПОЧЕМУ???
— А вы любите детей, Аниска? — спросила вдруг требовательным, тревожным голосом Тамара Борисовна. Она сидела рядом, возвышаясь на толчке и выжидательно смотрела на девушку.
Аниска в ужасе вскрикнула и потеряла сознание.
Прошло страшно много времени. А может и не так много.
Молчал бесчувственный кафель пола. Молчали стены. Молчала вселенная.
Аниска очнулась. Кафель холодил щеку. С кисти руки капала кровь, смешиваясь на полу со слезами.
…Я жива и надо жить. Да. Жить…Как-то надо жить. Сегодня. Завтра. Послезавтра…Она сильная и должна жить…
Опираясь на стенки туалета Аниска поднялась и пошатываясь вышла к умывальнику. Смыла кровь, долго держала голову под холодным краном, наспех вытерлась и подсушила волосы, замотала салфеткой кисть, подкрасилась и вышла к людям, обратно в мир.
Дильбар ждала ее за столиком. Мудрая подруга все видела и все понимала.
Она внимательно положила свою руку на руку Аниски, слегка сжала ее и сказала по-татарски одно слово.
— Кысмет. (тюрк. — судьба, везенье, шанс, удача и др.)
Аниска знала его. Но только сейчас впервые задумалась над той вселенской емкостью, которой оно обладает.
Кысмет.
Да. Надо жить дальше. Такой у тебя кысмет.
Кысмет…
* * * * *
Когда Аниска вернулась домой ее залихорадило, поднялась высокая температура. Истерзанная зубами рука опухла. Аниска слегла.
Болела она долго и тяжело, почти две недели.
Как-то позвонила Тамара Борисовна. Она просила у Аниски прощенья, всхлипывала и плакала. Аниска вдруг почувствовала стыд перед этой измученной женщиной. "Да ты лучше посмотри на себя, стерва! — думала девушка. Как ты можешь обижаться на несчастного человека, который родил детей, растил их, воспитывал и хочет им счастья? Неужели ты, сука, стоишь больше, чем она? Ты захотела ребенка, затем убила его и скачешь с хуя на хуй! Вспомни, что ты вытворяла в ту ночь, а потом уже суди других!" От этих мыслей, пришедших в голову внезапно, Аниске стало больно и ужасно себя жалко. И она тоже расплакалась в трубку. С Тамарой Борисовной проговорили почти час и расстались успокоенные и просветленные печалью, договорившись встретиться снова, вдвоем, по-женски.
Звонил и извинялся Павел Игнатьевич. "Знаешь, Аниска, это ведь моя вина — я никогда не давал Миньке быть до конца самостоятельным. Хотелось, чтобы он всегда меня слушал, уважал. Ну а оно вот как вышло… Надо было Миньке крепче за тебя стоять, да не сообразил пацан. Я во всем виноват…".
Звонил Минька. Много раз. Аниска не хотела с ним разговаривать и бросала трубку.
Тогда он опять приехал с букетом цветов. Просил прощенья. Вымаливал еще один шанс. Говорил о своей любви.
Аниска лежала на постели слабая, измученная. Минька сидел на полу у кровати. Даже Пуська его не трогал — сменил гнев на милость.
Через несколько дней температура спала. Заехал Минька с корзиной сочных абхазских персиков. Долго и оживленно болтал какую-то чепуху и смотрел на Аниску.
Девушка безмолвно лежала и гладила Пуську. А потом вдруг перебила Миньку и сказала:
— Хорошо, Минька. Я выйду за тебя замуж…
* * * * *
…Свадьбу решили справить через месяц. Аниска лишь попросила, чтобы до этого Минька к ней не приставал. "Все будет, я твоя, только подожди, когда станем мужем и женой. А сейчас мне муторно, наверное после болезни", — объяснила ситуацию девушка и Минька беспрекословно подчинился.
Пал Игнатьич начал ремонт комнат для молодоженов. Заказали по каталогу испанскую мебель, огромную кровать со специальным высоченным матрасом-сексодромом, набитым кокосовым волокном. Выбрали ресторан — Пал Игнатьич настаивал на самом лучшем.
Аниске не хотелось шумной свадьбы, но будущий тесть настоял. "Милая! Мы ж не последняя в городе семья — положение обязывает! Ты пойми, вам с Дмитрием жить да жить. И круг, в котором вы будете жить, надо уважать. Так что это не просто свадьба, а шаг в будущее, понимаешь? Очень важно, чтобы при этом шаге присутствовали хорошие люди…".
Аниска вздохнула и согласилась. Пусть будет, как они хотят.
За свадебным платьем летали в Москву. Там же справили Миньке шикарный итальянский костюм за две тысячи долларов. Столица Аниске не понравилась — хач на хаче, шумно, людно, неспокойно. Хотя магазины одежды поражали своим изобилием и меньшими, по сравнению с уральскими, ценами.
Вечером вышли прошвырнуться по кафешкам. Соблазнившись красочной афишей с идиотскими рисунками, испугавшими Миньку и рассмешившими Аниску, зашли в ночной клуб, где выступал "Вася Ложкин рокынроль бенд". Взяли водки и уселись на стульчиках у стойки бара. Народу было мало. Начался концерт. Толстенький Вася пел фальшиво, но так самозабвенно и зажигательно, что Аниска вдруг позабыла все свои тревоги и сомненья. Она залпом опрокинула рюмку и потащила Миньку танцевать. Вслед за ними на дансинг потянулись и другие посетители. Отжигали по полной до четырех утра, а домой с собой, несмотря на протесты Миньки, увезли васин альбом "Звериный оскал идиотизма" с автографом. Нет, и в Москве все же есть свое очарование!
…Наступил день свадьбы. Аниска встала рано, попила чаю и съездила в город к парикмахеру сделать прическу. Девушку трясло и она никак не могла сообразить — неужели и вправду сегодня один из самых памятных дней ее жизни? Что это? Начало светлой и радостной полосы существования или трагическая ошибка? Будет ли счастье? Или оно уже наступило, но Аниска не в состоянии пока его уразуметь? Неужели счастье это Минька? Хороший, добрый, богатый, любящий, внимательный… Но почему тогда она ничего к нему не чувствует? Или чувствует, но боится признаться? Потому что Минька совсем не похож на прежних ее друзей и любовников?
Аниска сидела в комнате и мучилась раздумьями. Напротив висело чудное свадебное платье, которое предстояло надеть через час с небольшим.
И тут раздался звонок.
…На экране мобильника Аниска увидела незнакомый номер. Нажала на кнопку.
— Але?
И услышала родной голос, который нельзя было спутать ни с одним другим!
— Привет! Я знаю, что будет сегодня. Спустись, пожалуйста, вниз. Я очень прошу. Черная BMW, семерка…
Аниска вскочила, чуть не упала он волненья и бросилась на улицу.
Подбежала к машине, распахнула дверцу.
ПЕТЯ! МИЛыЙ ПЕТЯ!!!
Да, это был он, ее первый и самый любимый мужчина, с которым она прожила столько лет. Милый Петя, заросший щетиной, с воспаленными красными глазами, похудевший и взволнованный.
Аниска бросилась ему на шею и разревелась.
— Уезжай со мной! — сказал Петя. — Бежим! У нас еще есть время!
— Но Петя…ты же женат, у тебя ребенок!!! — всхлипывая ответила Аниска.
— Все брошу — и жену, и ребенка, и этот город. Бежим! Прямо сейчас в аэропорт, по пути сниму деньги, купим билеты на первый попавшийся рейс.
— Петя! — ошеломленно проговорила Аниска, — Неужели ты бросишь своего ребенка? Петя, очнись! Петя, не молчи, объясни мне, говори!
— Все брошу! Я не могу без тебя. Просто не могу! — в лихорадке повторял Петя.
Аниске стало страшно. Одного ребенка она уже убила. Неужели ей предстоит лишить другого ребенка его отца? Разбить семью, навек обидить Миньку, его родителей, своих родителей, разрушить столько судеб, надежд…Неужели она это сделает? Боже, помоги мне!!!
И тут машину сотряс удар. Дверца со стороны Аниски распахнулась и чьи-то руки вцепились в локоть девушки. Безумный крик разорвал тишину двора.
— Не пущу-у-у-у-у-у! Отдай мою дочь, своло-о-очь!
Это была мама. Рядом стоял понурившийся братец Сашка. Как оказалось потом, это он с балкона увидел, куда убежала Аниска.
Силы покинули Аниску. Она вцепилась в руку Пети и от отчаяния и безысходицы заревела еще сильнее. "Не покидай меня! Не отпускай мою руку! Ну пожалуйста! Увези меня! Петя! Слышишь???" — кричала, как ей казалось, девушка, но на самом деле изо рта у нее вырывались только судорожные всхлипы и шепот.
А Петя…Вдруг руки его, так сильно прижимавшие к себе Аниску, ослабли, опустились и покорно упали…
Мать выдернула девушку из машины и поволокла ее безвольное тело к лифту. Следом шел Сашка…
— Не губи! Не губи себя, дочка! Христом Богом прошу — не губи ни себя, ни нас! — всхлипывала мать. — Хочешь, на колени встану перед тобой? Только не дури! Очнись! У тебя свадьба! Не найдешь больше никогда такого как Митрий! Дура! Шалава! Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, блядь полоумная?
Доча, доча, сердце мое! Все будет хорошо! Ты переволновалась! Все будет хорошо!!! Вот! Выпей таблеточку! Эту! Синенькую! Успокойся, Анисонька, доченька моя милая, сердечная! — причитала мать. Трясущимися руками она совала в рот Аниске какую-то таблетку.
Аниска не противилась. Не было сил. Хотелось умереть. Она проглотила таблетку, запила ее водой и осталась сидеть на кухне, у шкафчика с лекарствами.
А через пятнадцать минут ей уже было все равно…
…Потом Аниску одели…приехал Минька…мать шептала ему "переволновалась…шок…пила лекарство…ты следи за ней…"…были его внимательные руки…весело гудящий кортеж…воздушные шарики на машинах…столько народу в зале? расписываемся…согласна ли? Да! Хе-хе!..ресторан…сто человек! хочу шампанского! как нельзя? Горько? Горько-о-о-о-о! Муж! Минька! Минька, хе-хе, привет, муж Минька! Да, я тебя люблю, Минечка сладкий мой!..шампанского еще хочу. Как нельзя? Можно…Мама? Еще одну таблеточку? Давай…красненькую…хорошо! Хо-ро-шо! Мне о чень хо ро шо! Да!
* * * * *
…Так прошел этот знаменательный день. На самом деле, несмотря на успокоительные таблетки, смешанные с шампанским, Аниска никого не подвела и лицом в грязь не ударила. Она держалась в сознании до конца, следуя всем пунктам свадебного торжества. И лишь по фотографиям, сделанным тогда, можно было впоследствие понять по глазам и странной улыбке девушки, что с ней не все было в порядке…
Да, в тот день она держалась до конца. Только поздно вечером, из последних сил отведя в сторону своего мужа Дмитрия Павловича Синицына, молодая госпожа Синицына прошептала: "Все, Минька, падаю, спасай!". И внимательный любящий муж осторожно подхватил потерявшую сознание супругу и унес ее в машину, которая увезла их в президентские апартаменты самого шикарного отеля города, где им предстояло провести первую брачную ночь…
Часть шестая. "Созополь"
…Постепенно Аниска отходила от шока свадебного дня. Вновь помог, выручил крепкий уральский организм. Спасибо дедам-прадедам — не только статью и силой наградили — самое важное сумели передать — волю к жизни, то, чего давно уже нет у тех русских людей, что остались жить в далеком Московском царстве, откуда триста лет назад бежали на Урал в поисках лучшей жизни анискины предки-кузнецы…
…Первую неделю после свадьбы почти не выходили из комнаты. Занимались любовью — часто, яростно, постепенно узнавая друг-друга. Выпили ящик шампанского, съели килограмм красной икры, жадно поглощали жареное мясо, зеленый салат, салями, жесткую, но сытную говяжью бастурму и нежнозеленые оливки, фаршированные кусочками сладкого перца. Курили прямо в кровати, смотрели телевизор и опять сплетали молодые тела — муж и жена, отныне две половинки одного целого…
…Странно, но для своих двадцати шести лет Минька оказался довольно-таки неопытным любовником. Он не ведал тайн и прелестей любовной игры — прелюдии к сексу, а в постельных сражениях использовал лишь две-три традиционных позы, приступая к делу как исполнительный, но туповатый солдат, выполняющий приказы начальства… В минькином понимании секс представлял собой десять-пятнадцать минут яростного, животного долбленья, в результате которого мужчина победоносно изливает в партнершу поток семени и, довольный, заваливается спать…
Конечно, недостаток опыта восполнялся силой и молодостью, а секреты секса, что ж, их постепенно познают, было бы желание. "Ничего, обучим тебя, дорогой муж, — думала Аниска, расслабленно дымя сигаретой после очередного сеанса любви. — Ах ты мой дикий бычок, муж Минька…".
Настораживало другое, и о нем Аниска тоже не могла не думать. Сама Аниска заводилась от секса очень быстро. Ее не прельщала роль пассивного партнера, поэтому во время акта она привыкла выкладываться до конца и часто нельзя было понять, кто кого ебет — любовник Аниску или она его? Еще в первый день узнавания, когда после первых пяти минут секса лицом к лицу Аниска настояла, чтобы Минька взял ее сзади и, почувствовав горячий твердый член, плотно наполняющий ее лоно, начала яростно вертеть попой и насаживаться на него с привычным остервенением, Минька вдруг остановился, его руки злобно сжали анискины бедра, а изо рта его вырвалось грубое, непечатное слово. Правда, он сразу же опомнился и вновь заработал членом, а Аниска сделала вид, что принимает все за элемент любовной игры, но на самом деле девушка прекрасно поняла — Минька ревнует! И сейчас он представляет себе, как другие мужчины входили в нее, а она также яростно и с наслаждением вертела задом, вбиваясь до упора в чей-то хуй…
…Пришлось сменить тактику и немного умерить свой пыл, подпустив покорства и пассивности. Это возымело результат. Минька приободрился и довольно трудился над ней минут десять, после чего кончил ей на попу, издав при этом краткий, удовлетворенный стон. "Ага, значит он хочет доминировать и не привык, чтобы партнерша вела партию, — догадалась Аниска. — Ну что ж, попробуем действовать так, как он хочет".
Эксперимент удался, но…если раньше Аниска во время акта кончала в среднем по шесть раз, теперь число оргазмов свелось к двум. И когда она расходилась и желала еще и еще, Минька уже ничего не мог. И не хотел. "Отстрелявшись", он благосклонно целовал жену в щеку, брал бокал с шампанским и укладывался на кровать…
Минет Минька любил. Однако когда Аниска намекнула, что тоже не прочь, чтобы Минька поработал над ней своим языком и требовательно нагнула его голову над своей дивно поблескивающей перламутром раковиной, муж бешено вывернулся и гневно заявил, что пизду бабам лижут только пидарасы и извращенцы. И те, кто уже другого ничего не может. Аниска закусила губу и решила пока не возвращаться к данной теме. Но на душе стало паскудно…
* * * * * * *
…А через неделю они уже летели на самолете в свадебное путешествие…
Языков Минька не знал, как истинно русский человек к Западу относился с отвращением, об отдыхе в Турции или Египте по понятным причинам не хотел и слышать, поэтому решено было выбрать Болгарию — как никак бывшая шестнадцатая республика, понятный язык, дружелюбные люди и все-таки свои, славяне…
Тур взяли в Созополь — старинный, основанный еще древними греками торговый городок на южном побережье болгарского Черного моря. Созополь, в отличие от Солнечного берега и Золотых песков позиционировался как спокойный, тихий курорт для семейного отдыха. Миньку прельстило именно слово "семейный". Он уже начал вживаться в роль мужа и поэтому без слов выложил немалую сумму за двухнедельное проживание в самом шикарном пятизвездочном отеле городка — с бассейном, боулингом, теннисными кортами, СПА и прочими экстрами, которыми, впрочем, совсем не собирался пользоваться, ибо ни в боулинг, ни в теннис не играл, а новомодное СПА считал фишкой, выдуманной для "развода" климактеричек и прочих немощных и оглупевших стариков, которых искренне, как человек молодой и в расцвете сил, презирал.
В самолете было весело. Летели все свои — уральцы — с чистыми русскими лицами, открытым взглядом, прямой душой и безхитростным нравом. Уже через полчаса полета из сумок появились на белый свет бутылки водки и коньяка. Стюардессы благовоспитанно делали вид, что ничего не замечают. Пассажиры бродили между креслами, завязывали разговоры, чокались, выпивали. Кто-то даже попытался затянуть песню, но поддержки не получил и сконфуженно умолк. Горе-певцу налили стаканчик, он выпил, приободрился и принялся рассказывать что-то о своем бизнесе. Его не слушали, но певец особо этим не парился. Высадив еще один стакан, он заснул и проспал до самого Бургаса — южных морских ворот Болгарии, места, откуда бойкие автобусики принялись развозить туристов по курортам — в Равду, Несебр, Черноморец, Ахтополь, Синеморец, Созополь…
Аниску и Миньку встретил пузатый, волосатый до невозможности веселяк-шофер, присланный отелем. "Добре дошли в България, приятели! " — торжественно продекламировал он и Минька с Аниской все поняли! А толстячок вдруг по каким-то совсем неуловимым признакам догадавшись, что перед ним пара, совсем недавно вступившая в брак, лукаво спросил: "Младоженци?" И опять Аниска и Минька все поняли и кивнули. Толстячок радостно захохотал, бросился жать Миньке руку, обнял, поцеловал, а затем кинулся на Аниску и чмокнул ее в щеку! Минька был шокирован, а Аниска рассмеялась — какие они простые и хорошие люди, эти болгары!
Усадив супругов в новенький синий "форд" толстячок таинственно приложил палец к губам и сказал: "Чакайте! Эй сега ште дойда!" и Аниска с Минькой снова по какому-то наитию догадались: "Ждите, я сейчас вернусь".
Через пять минут запыхавшийся водитель прибежал обратно. В руках у него были две огромные, желтые сочные груши! Он протянул их Аниске и Миньке и опять на совсем понятном языке произнес: "Яжте! Да ви е сладко!".
До Созополя добрались за сорок минут. Дорога вилась по побережью и Аниска с Минькой с любопытством смотрели на лазурное у берегов, ласково поблескивающее под солнцем мириадами искр Черное море. Машина проносилась мимо десятков вилл, отелей, виноградников, пару раз обгоняли телеги, на которых ехали заросшие черной щетиной смуглые, грязные, полуголые люди. На вопросительный взгляд Миньки водитель презрительно бросил: "Цигани!" и Минька даже удивился — как же он сам не догадался? — Цыгане!
Отель встретил супругов чистотой и прохладой, в комнате к их приезду уже включили кондиционер. На столике стояла бутылка белого вина и блюдо с виноградом. Пока Минька откупоривал бутылку, Аниска жадно отщипнула несколько сочных, продолговатых желто-зеленых ягодин. Как вкусно!
Обедать в ресторан не пошли, выпили вина и завалились спать. А когда проснулись, в окно на них смотрел дивный оранжевый круг заходящего солнца, лучи которого мягко стлались по сотням красных черепичных крыш Созополя. Аниска вышла на балкон и вдохнула полной грудью — воздух был чистым, соленым и ароматным, с неуловимым запахом водорослей. А прямо под окнами задумчиво плескались о скалы волны Черного моря!
* * * * * * *
…Прошла неделя и атмосфера беспечности и спокойствия, царящая в Созополе, полностью поглотила супругов. Самое удивительное — здесь никому не было до тебя дела! По извилистым улочкам городка бродили толпы туристов, в бесчисленных кафе, забегаловках, тавернах и ресторанах сидели тысячи благожелательных людей, пили, ели, веселились, танцевали, но никто никому не мешал, напившись, не быдловал и в драку не лез…Даже Минька, осторожный и напряженный в первые дни пребывания за границей, расслабился. Коверкая язык, он пытался "по-болгарски" делать заказы, много смеялся и даже в кровати стал вести себя по-другому, теплее, раскованнее что ли…
…На пляж ходили два раза в день — утром и после обеда. Снова и снова занимались любовью и получаться вроде стало лучше. Пили божественный болгарский мускат — сильное белое вино, виноград для которого выращивался тут же, на побережье. Пробовали "димят", "рикат", "отел", "отонел", "мискет" — как же много сортов белого вина в этой Болгарии?! Удивило легчайшее вино "Магарешко мляко" — "Ослиное молоко", его за обедом спокойно можно было выпить пару бутылок и не захмелеть. Не понравилась однако "Керацуда" — оранжевого оттенка белое вино из греческого сорта винограда, которое как-то порекомендовал им попробовать бой из обслуживающего персонала…
Правда, не обошлось и без неприятных сюрпризов. Своего пляжа у отеля не было, поэтому пришлось ходить на общий, забитый до отказа народом и не особо чистый. В виде альтернативы можно было загорать, лежа на бесплатных шезлонгах у бассейна во дворе отеля, но он оказался таким маленьким и неглубоким, что Аниска и Минька, увидев его, плюнули и так ни разу там и не остались…
…Волновали мужские взгляды. Уступив просьбам Миньки, Аниска отказалась от купальных трусиков типа стринг и выбрала себе чуть более широкие — треугольником. Многие отдыхающие женщины загорали на пляже топлесс, но Аниска лифчика от купальника ни разу не снимала, великодушно решив пойти навстречу Миньке и не показывать свою грудь всем желающим ее увидеть. А их было много. Аниска постоянно ловила на себе десятки, сотни взглядов — одобрительных, желающих, вожделеющих, похотливых. Было приятно…А какой женщине не было бы приятно?
Так закончилась первая неделя их отдыха в Созополе…
* * * * * * *
…Как всегда, вечером вышли прогуляться на Веселую улицу — главное место развлечения в Созополе. Здесь, на берегу моря, один за другим выстроились рестораны под открытым небом, таверны, ночные дискотеки и клубы. Дымили мангалы, на которых пеклись кебапчета и кюфтета (котлетки), ловкие пальцы продавцов точными движениями отсекали мясо для шаурмы, заворачивали в бумагу сэндвичи, наполняли пакетики свежезажаренной картошкой. Из дверей кабаков грохотали или лились восточным напевом знойные болгарские, турецкие, сербские и цыганские мелодии. Там же стояли зазывалы — приглашали дорогих гостей попробовать специалитеты местной кухни.
Одна из них, черноволосая кудрявая девчушка лет шестнадцати вдруг выскочила на дорогу перед Минькой и схватила его за руку. Глаза у девчушки были черными-черными, огромными и невероятно веселыми. Минька ошеломленно уставился на нее, а та бойко залопотала на смешанном болгаро-русском.
— Русские? Заповядайте-пожалста заходите! Настоящий чеверме! Придите сюда, к нам на чеверме!
Минька смотрел на девчушку и хлопал глазами.
— Какое чеверме, ты что? Говори по-русски!
— Агне! Печено агне! — не умолкала девчонка. Она продолжала крепко сжимать руку Миньки. — Барашк! Ягненка, печеный на шиш!
Минька прыснул. Аниска тоже засмеялась. Ей нравилась эта бойкая девочка.
— Какой такой шиш?
Обрадованная, что ее слушают, черноглазка отпустила Миньку и развела руки:
— Вот такой шиш! Ягненка-агне на шиш! Печен!
Минька загоготал.
— Вертел, что ли?
— Да-да! — закивала девчонка. — Агне на вертел, настоящий болгарский, очень вкусный! Заповядайте при нас!
Минька покрутил головой и вопросительно посмотрел на Аниску. Из ресторана и в самом деле тянуло ароматом жарящейся баранины.
— Хочешь попробовать? Что они там готовят на шишах? Ха-ха-ха!
— А давай! — кивнула Аниска и они направились вслед за девчонкой.
Ресторан, который так и назывался "Чеверме" (ягненок, печеный на вертеле), был полон. "Интересно, куда она собирается нас посадить?" — удивилась Аниска. Девчушка, однако, уверенно пробиралась между длинных, на шесть мест столиков со скамьями и вела их куда-то внутрь.
Наконец они остановились у стола, покрытого традиционной красной, вышитой узорами болгарской скатертью, за которым одиноко сидел парень лет тридцати.
— Нали при вас е свободно? — спросила девчушка.
Парень, до этого задумчиво потягивавший белое вино, поднял голову и сделал приглашающий жест рукой.
— Заповядайте!
— Садитес, пожалста! — улыбнулась девчонка и отодвинула скамью напротив парня.
Аниска и Минька сели, а к столу уже бежала другая бойкая девчонка — официантка, с красочными меню.
Супруги заказали белого вина, стопку водки для Миньки, шопский салат из помидоров, огурцов, лука, печеного сладкого перца и брынзы — традиционную болгарскую закуску, и две порции "печено агне".
Запотевшая бутылка вина и стопочка ледяного "Смирнова" прибыли почти сразу же. Супруги чокнулись и…Минька вдруг как бы заметил третьего за их столом и великодушно протянул к нему рюмку:
— Ну что, браток, на здоровье?
Каково же было удивленье супругов, когда парень улыбнулся и на чистом русском ответил:
— За ваше здоровье! — и глаза его весело прищурились, покрывшись вдруг сеточкой морщинок.
"А ведь ему далеко за тридцать, да, — подумала Аниска. — Но все равно, как хорошо он выглядит: загорелый шатен с густыми черными бровями и такими темносиними, странными глазами…"
Чокнулись и выпили.
— А ты чо, — изумился Минька, — русский, что ли?
— Наполовину, — улыбнулся его собеседник. — Я наполовину русский, наполовину болгарин. А живу я здесь, в Болгарии.
— Ну ты даешь! — восхитился Минька. — Давай познакомимся, что ли? Я — Дмитрий, для друзей Минька. А это моя жена Аниска.
— Я Алекс, — представился парень. — Вообще-то, Алексей, но предпочитаю более короткое — Алекс.
По русскому обычаю повторили. От водки Алекс отказался, объяснил, что ничего, кроме белого вина не пьет, лишь изредка пиво. Минька, по требованию Аниски, третью не заказывал, набулькал себе вина.
— А ты давно здесь живешь? — Минька никогда не видел русских, проживающих за рубежом и ему было интересно.
— С детства, уже двадцать пять лет, — улыбнулся Алекс.
— А как ты здесь оказался-то? — не унимался Минька.
— Отец долгие годы работал в СССР, там познакомился с мамой, потом родился я. Там же и рос — Подмосковье, леса, Волга, грибы, огороды, детсад, советская школа… затем командировка у отца закончилась и мы переехали в Болгарию, на папину родину…
— А не хочется обратно, к нам? — удивился Минька. — Ты ж вроде совсем чисто говоришь по-русски, совсем как русские…
— Ну так я и есть русский. Только чего я забыл в России? Там и без меня народу хватает, а здесь я уже настолько давно, что привык, — ответил Алекс. И глаза его вновь сощурились тонкой сеточкой морщинок. "Интересно, сколько же ему лет?", — подумала Аниска.
Тем временем принесли заказ — огромные порции аппетитной дымящейся ягнятины с коричневой запеченной корочкой — для Аниски и Миньки, и большое продолговатое блюдо с приготовленной на гриле скумбрией — для Алекса.
Супруги с жадностью набросились на еду. Девчушка-черноглазка не обманула — "печено агне на шиш" имело божественный вкус. Корочка таяла во рту, а мясо под ней было настолько сочным и вкусным, что приходилось сдерживать себя, чтобы одним махом не запихнуть в рот всю порцию. Нет, умеют болгары печь ягнят. В этом деле сравниться с ними могут разве что турки, но и тут можно поспорить…
… Заказали еще вина. Аниска и Минька наперебой рассказывали новому знакомому о родном Урале, а тот в свою очередь смешил их байками из жизни шакалов пера — оказывается Алекс работал в одном из выходящих в Болгарии русских журналов. По его словам, доходы у тутошнего населения были самыми низкими в Евросоюзе, даже ниже, чем в России, но все-таки у страны имелось немало преимуществ — отсутствие терактов, этнического напряжения, свобода передвижения болгар по ЕС, приятный климат, горы, море, обилие фруктов и овощей, сравнительно дешевое по сравнению с Россией жилье и не такой высокий уровень инфляции.
Чем позднее становилось, тем больше повышался вокруг градус веселья.
Ресторанные лабухи — два парня, обставленные синтезаторами, скрипач и певица — все цыгане — зажигательно наяривали что-то восточное. "Это так называемый поп-фольк, — объяснил супругам Алекс, — самая популярная музыка в Болгарии".
Отдыхающие то и дело вскакивали из-за столов, брались за руки, образовывая длинную цепочку и начинали азартно водить какой-то странный хоровод — подпрыгивая то влево, то вправо. Танцевали все — молодежь, старики, дети — с чувством и от души. "А это уже хоро, — пояснил Алекс, — национальный болгарский танец. У хоро и другого традиционного танца — рыченицы — так называемые неравнодельные такты, иностранцу очень трудно их понять и тем более повторить, а вот у болгар они в крови. Больше нигде в мире этого не танцуют. "
— А ты так умеешь? — спросила Аниска.
В ответ Алекс только развел руками.
— Нет! Сколько ни старался, не выходит. Вот я и говорю, что у меня русская кровь, а не болгарская!
Аниска с восторгом смотрела на танцующих. "Была ни была", — вдруг решилась она, встала из-за стола и направилась ко вьющейся змейкой цепочке людей.
— Эй, ты куда? — всполошился Минька, но Алекс сделал успокаивающий жест рукой — не бойся, это абсолютно безопасно!
Последней в подпрыгивающей цепочке стояла какая-то пожилая деревенского вида полная женщина. Она приглашающе кивнула Аниске, крепко взяла ее за руку и повела за собой.
Раз-два-три, раз-два! Раз-два-три, раз-два! Раз-два-три!
Гремели барабаны, бешено пиликала скрипка, незнакомыми тембрами выли и мяукали синтезаторы — с первых же шажков и подбросов ногами то в одну, то в другую сторону Аниску охватило какое-то неведомое ранее животное чувство ритма, чувство единения, слияния с другими танцующими, слаженно следующими непонятному музыкальному рисунку, в который теперь вписалась и она.
Прошли круг — мимо столов, стульев, оркестра, затем ведущий цепочки вывел танцующих на улицу, в толпу, затем повернул обратно в ресторан. Аниска прыгала, выбрасывала ноги, смеялась, пыхтела, видела улыбки болгар, ей хлопали, кричали, показывали оттопыренный большой палец в знак одобрения. Получалось ли у нее? Скорее всего нет, только под конец удалось поймать, почувствовать ритм и полностью слиться с остальными. И все равно, несмотря на допущенные ошибки — это было невероятное ощущение!
Внезапно танец оборвался и не ожидавшая этого Аниска налетела на пожилую болгарку, чуть не сбив ее с ног! Та однако не рассердилась, а наоборот засмеялась, обняла девушку и вдруг со всего маха поцеловала в щеку!
— Браво, моето момиче! — сказала женщина и Аниска вновь все поняла! "Молодец, девочка!"
И болгары вокруг опять одобрительно зашумели, захлопали и закричали "Браво на рускинчето!"
Когда запыхавшаяся, с красными от волненья и счастья щеками Аниска вернулась за столик, довольный Минька крепко обнял свою супругу и тоже расцеловал.
— Ну ты даешь! Молодец! Показала им! — гордо сказал он и громогласно потребовал бутылку шампанского.
Аниска чмокнула Миньку в ответ, уселась, жадно схватила бокал, в котором еще оставалось белое вино, подняла его, приготовилась было выпить и…
…столкнулась со взглядом Алекса. Точнее нет, взгляда не было — были лишь глаза — странные, темносиние, их зрачки пульсировали, расширяясь и сужаясь. Синие кружочки росли, превращаясь в лужицы, водоемы, реку, море, океан, они приближались к Аниске, обволакивали ее и из их глубин наружу вдруг выплеснуло таким необузданным жаром восторга, преклонения и желания, что Аниску дернуло, повело, от неожиданности она поперхнулась, расплескала вино, зашлась кашлем, Минька встревоженно бил ее ладошкой по спине, что-то говорил, объяснял, спрашивал, а Аниска…
…Все куда-то исчезло и оборвалось. И океана синевы, жара и желания больше не было. Аниска прокашлялась, встряхнула головой и уставилась на Алекса. Тот задумчиво тянул из бокала вино, опустив голову…
… Расстались далеко за полночь.
Минька предложил увидеться утром, чтобы вместе пойти на пляж, но к удивлению супругов Алекс категорически отказался.
— Нет-нет! Не надо! Вы же молодожены, семейная пара, ну куда мне с вами, только мешать! — ответил он смущенным, но твердым голосом. — Если хотите, давайте встретимся вечером, я вас отведу в одно местечко, где отлично пекут рыбу! Хотите?
Аниска и Минька вынуждены были согласиться.
— Слушай, Алех, — спросил Минька, который уже был крепко навеселе, — а ты чего без бабы? Вообще что ли один и у тебя никого нет?
Аниска незаметно толкнула мужа в бок. Ей вдруг показался очень бестактным этот вопрос.
— Я один, Минька, — простенько ответил Алекс. Был женат, причем много лет, но ничего не вышло, а детей завести так и не получилось. Бабы…бабы конечно были, но той, с которой захотелось бы строить новую жизнь…как-то…не нашел…А потом перестал искать. Просто живу и все…
— А сколько тебе лет? — решилась задать Аниска вопрос, который волновал ее весь вечер.
— Лет? — усмехнулся в ответ Алекс. — Тридцать восемь стукнуло недавно, такие вот дела, да…
— А вот и мое пристанище! — внезапно Алекс остановился и показал на четырехэтажный дом. — Видите в самом верху окошко и балкон? Моя мансарда. Вечером здесь здорово сидеть на воздухе и бухать, глядя на город. Да…в Софии мне будет ее нехватать…Ну что? До вечера? Бывайте! — Алекс пожал супругам руки и растворился во тьме подъезда.
………..
— Не, я б так не смог — жить на чужбине! — категорически заявил Минька, когда они с Аниской вернулись к себе в гостиницу и улеглись в постель. — Эмигранты хулевы! Какое тут счастье?
— Ну какой он эмигрант, Минька? — возразила Аниска. — Человек же наполовину болгарин и живет на родине отца!
— У русского человека только одна Родина! — назидательно ответил Минька и добавил: — Я б никогда никуда не уехал. Потому что русский человек, живущий за границей, это уже не русский человек. Не наш! И не будет им!
— Ладно, разошелся тут, патриот хренов, давай спать! — устало прошептала Аниска и обняла мужа. Последнее, о чем она подумала перед тем как заснуть, были темные, непонятные, жаркие, восхищенные и зовущие глаза Алекса…
* * * * * * *
… Проснулись поздно. Минька долго охал, стоял под душем, брился, чесал голову и даже хотел опохмелиться, но Аниска не позволила. "Только алкоголика мне здесь не хватало, слышишь, муж!" — заявила она таким грозным тоном, что Минька не осмелился возразить и страдальчески скривив физиономию заказал в номер кофе.
Через пять минут в дверь постучался бой и принес поднос с маленькими дымящимися чашечками и бутылочками содовой. Болгары варили кофе очень крепким и могли пить его в любое время суток, чем очень походили на турок. Минька, поморщившись, одним глотком выдул свою чашечку и бросил таблетку растворимого аспирина в газировку.
Правда, на пляже он быстро отошел, вдоволь наплавался, разлегся на шезлонге и, как заметила Аниска, даже украдкой принялся поглядывать на загоравших неподалеку без лифчиков симпатичных смуглых болгарок.
"Ох, эти мужики, — подумала Аниска и усмехнулась про себя. — Каких святош вы так часто строите из себя, но тайком поглазеть на красивые сиськи никто из вас не отказывается…"
После обеда ели виноград, на пляж не пошли, отсыпались. Смотрели телевизор, благо в любой гостинице обязательно имелись русские телеканалы. Передавали новости. Диктор с плохо скрываемым удовлетворением рассказывал о каком-то экономическом кризисе, поразившем США, намекая на то, что в отличие от Америки российская экономика наоборот движется по возрастающей и страну ожидают невиданные перспективы…
Аниска лежала на кровати, слушала новости в пол-уха, раздумывая, какое бы платье надеть вечером. Минька довольно покряхтывал, вспоминая о своем бизнесе. Склады, данные ему отцом в управление, принесли в прошлом месяце солидный доход, и если дело и дальше пойдет в том же духе, можно будет ближе к зиме купить себе новый джип любимой марки "Мерседес"…
"Оденусь-ка я в красное, хе-хе, — решила девушка. — Тряпочка-дразнилка для бычков…Пусть Алекс помучится-поерзает, будет потом вспоминать свою прекрасную соотечественницу, близок локоть, да не укусишь, хе-хе. А ведь он на меня запал, это точно. Вот ведь штука, если бы мы встретились дома, в России, несколько месяцев назад, когда я еще была свободна, может между нами и случилась бы интрижка, все-таки интересный парень. Хоть и староват уже…", — и Аниска пошла в прихожую за чемоданом, где лежало коротенькое итальянское платьице, купленное за пару дней до отъезда в Болгарию.
…………………….
…Встретились, как и договаривались, в восемь. Алекс ждал супругов перед входом в отель. На нем была простая черная футболка и тоже черные, тонкие спортивные брюки. Присмотревшись, Аниска нашла в нем сходство с американским актером Чарли Шийном, хотя последний был не в пример краше и мужественней.
Девушка посмотрела Алексу в глаза — нет, сегодня в них ничего нельзя было прочесть. Лишь дружеская улыбка на лице. Платье Аниски он заметил, но никак не откомментировал — неужели жалко комплимента? Или не понравилось?
Алекс повел супругов в противоположную Веселой улице сторону, вглубь Нового города, в лабиринт узких крутых улочек, сходящихся и расходящихся под самыми невероятными углами.
— Вот и пришли! — сказал он минут через десять, остановившись у трехэтажной гостиницы с небольшим двориком. — Заходите! Ресторан тут, во дворе!
Толкнув расписную деревянную калитку, Алекс пропустил супругов вперед. Навстречу вошедшим тут же заспешил крепкий пожилой мужчина, сидевший перед гостиницей на лавочке.
— Добре дошли в нашия ресторант! — любезно обратился он к гостям, делая приглашающий жест.
Аниска и Минька увидели деревянный навес, фонтанчик с миниатюрным бассейном, любовно украшенным сотнями ракушек, и несколько традиционных длинных столиков. На стенах висели рыбацкие сети, на полках стояли старинные радиоприемники, рядом с фонтанчиком лежали большие круглые камни с выдолбленной в середине дыркой — древние якоря, поднятые со дна моря. В одну из стен был вделан гигантский аквариум, подсвеченный лампочками. Интерьер дополняли барельефы с высеченными русалками. Груди у них были полные, голые, с большими сосками. Аниска заметила, какое впечатление произвели они на Миньку.
— Можно я сам сделаю заказ? — спросил Алекс. — Вам понравится, обещаю!
Аниска и Минька кивнули и Алекс что-то быстро стал говорить лучащемуся дружелюбием хозяину (а это был он). Тот согласно качал головой (у болгар кивок означает "несогласие"), а потом щелкнул пальцами и к нему подлетел официант. Хозяин что-то строго объяснил тому и уже через три минуты на столике появилась черная, филигранной работы металлическая емкость на подставке. В ней во льду стояла бутылка белого вина. Официант открыл ее, отлил немного жидкости в бокал и с поклоном поднес Алексу. Тот сделал глоток и что-то одобрительно произнес по-болгарски. Официант снова поклонился и принялся разливать вино.
Еще через несколько минут на столе появились тарелочки с мидиями, маленькими мариноваными рыбками с лимоном, маслинами и луком, какими-то другими морепродуктами, имен которых ни Аниска, ни Минька не знали. Приправы, маленькие соусницы с ароматными густыми соусами, оливковое масло, уксус, сметана…
Аниска и Минька завороженно смотрели на стол. Улыбнувшись, Алекс поднял бокал и предложил: Ваше здоровье! И за то, чтобы Болгария вам понравилась!
Вино было божественным. Нет, никакое из итальянских белых вин, а их Аниске довелось перепробовать немало, не шло в сравнение с этим болгарским эликсиром. "Как же здесь хорошо! — подумалось девушке. — Неужели и в самом деле можно жить вот так — спокойно, не напрягаясь, не думая ни о каких гадостях, просто пить вино, радоваться солнцу, морю, пляжу? Улыбаясь незнакомым людям, которые в ответ тоже всегда тебе улыбнутся?"
За первой бутылкой последовала вторая. Потягивая вино, Алекс рассказывал супругам историю ресторана. Владелец его всю жизнь прослужил морским офицером, командуя под конец карьеры одним из флагманов болгарского военного флота. Выйдя на пенсию, он оставил городскую квартиру детям, а сам с женой уехал в Созополь, в старый родительский дом, который за несколько лет упорного труда расширил, отремонтировал и надстроил, превратив его в небольшой уютный семейный отель. По своим чертежам, собственными руками, бывший капитан построил этот ресторан, любовно расположив в его интерьере каждую мелочь, каждую малую или большую вещицу и знак. Он же вытесал из хрупкого ракушечника барельефы с сисястыми русалками — радость для каждого моряка…
А между тем к их столу уже направлялась небольшая процессия. Впереди с подносом в руках шел хозяин. За ним, с таким же подносом, невысокая пожилая улыбающаяся женщина — хозяйка. Позади всех следовал невозмутимый усатый официант — тоже с подносом. Процессия остановилась и хозяин вопросительно посмотрел на Алекса. Тот улыбнулся и что-то сказал по-болгарски. Трое "волхвов" улыбнулись в ответ и, сняв со своих подносов огромные тарелки с рыбинами, поставили их перед сидящими. Затем хором пожелали приятного аппетита и удалились.
— Что это? — ошеломленно спросила Аниска, разглядывая большущую аппетитную рыбину, лежащую перед ней.
— Это калкан, — ответил Алекс. — Самая лучшая рыба, которая водится в Черном море. А для нас с Минькой я заказал лаврака, правда, не знаю, как это по-русски, — и он смущенно почесал подбородок. — А калкан это кажется камбала. Ешь, тебе понравится!
И они ели. Рыба, в окруженнии гарнира из жареного картофеля и зеленого салата, сдобренная лимонным соком, солью и перцем, оказалась невероятно вкусна! Нет, нет, никогда, никогда еще ни Аниска, ни Минька не едали ничего подобного!
Сидели в этот вечер долго, часов до одиннадцати. Выпили еще вина. Народу в ресторане было мало. Из динамиков, вделанных в старые радиолы середины прошлого века убаюкивающе лились американские хиты пятидесятых годов. Ночь, спустившаяся внезапно, как и всегда на юге, уютным сумраком окутывала ресторан и Аниске казалось, что они сейчас находятся вне времени, на каком-то галактическом корабле, уносящим их все дальше и дальше от непростой и тревожной планеты под названием Земля. И было невероятно хорошо! Просто…нет слов!
"Интересно, сколько же нам придется заплатить за это удовольствие? — внезапно подумала Аниска, вернувшись мыслями вниз, на Землю. — Минька взял с собой пачку местных денег, карточка тоже с собой, но если карточки здесь не принимают?"
Как бы в ответ на ее мысли Алекс подозвал официанта и попросил принести счет. Минька, а он, как заметила Аниска, тоже явно нервничал на тему оплаты, полез в карман за кошельком. Заметив его движение, Алекс вежливо, но твердо остановил его.
— Нет, друзья. Я вас сюда пригласил, позвольте же мне и заплатить. Не беспокойтесь! — и он, проверив принесенный счет, положил в папку несколько купюр. — Тем более, что послезавтра я возвращаюсь в Софию, так что быть может это наша последняя встреча, кто знает?
— Алех! — Миньке стало неудобно. — Кончай, Алех, да ты что? Ну давай мы заплатим хоть половину? Это ведь небось мы напировали на полтонны баксов! Ты ж сам говорил, что зарплаты у вас в Болгарии маленькие! Чего ты будешь платить?
— Ха-ха! Минька! — и Алекс, хлопнув себя ладошами по коленям, вдруг совсем по-детски захихикал. — Минька! Это ж не Россия! Ты понимаешь? Мы не в России! И цены, к счастью, здесь совсем не русские! Тебе интересно? Взгляни! — и он, открыв папочку со счетом, протянул ее Миньке.
Аниска тоже наклонилась над аккуратной стопочкой цифр и не поверила своим глазам? Они что, забыли приписать сзади еще один ноль???
— Да нет! Все правильно! — продолжал смеяться Алекс. Это Болгария! Вот за это я ее и люблю. Чего-чего, а здесь еще можно поесть по-человечески и заплатить за еду совсем приемлемую цену! И обслуживание, если знаешь, куда пойти, будет по высшему разряду, которого у вас в России не купишь ни за какие деньги! Ну как, вам здесь понравилось?
Распрощавшись с владельцем чудесного ресторана, вышли на улицу. Остановились и закурили.
— А давайте пойдем на пляж! — вдруг предложила Аниска. — Хотите?
— А что? — поддержал ее Минька. — Возьмем шампанского и сядем у моря. Алекс, ты как?
— Я — за! — ответил Алекс.
Купив в одном из множества работавших до полуночи магазинчиков бутылку и пластмассовые стаканчики, отправились на Большой пляж Созополя. Разлили вино, расположились на песке. Сверху, со стороны Веселой улицы, доносился неумолкающий рокот поп-фолька. Далекими бесчисленными огняли светили и мерцали отели и рестораны.
На пляже было пусто и темно. Со стороны моря нежно веял ночной ветер. Волны одна за другой накатывали на берег.
Метрах в двадцати слева в полумраке на полотенце расположилась парочка. Целовались.
— Смотрите, — вдруг прошептал Алекс через несколько минут.
Аниска и Минька повернули голову в сторону целующихся. Те уже лежали и занимались любовью. Несмотря на плеск волн было слышно, как изредка постанывает от удовольствия девушка. Парочке было абсолютно наплевать на случайных зрителей.
— Ну дают! — присвистнул от удивления Минька. На свежем воздухе он как-то сразу опьянел и это бросалось в глаза. Миньку пошатнуло, он дернул ногой и сшиб в море воткнутую в песок бутылку шампанского.
— Идиот! — в сердцах сказала Аниска. Ну надо ж так нажраться, а?
— Сидите, я сейчас схожу за новой, — тут же поднялся с песка Алекс. — Тем более, что у меня осталась всего одна сигарета. Надо и сигарет купить.
— Кури мои! — предложила Аниска, но открыв пачку увидела, что и ее сигареты закончились.
— Минька! Мигом встал и пошел за вином! Купи еще сигарет, и Алексу, и мне! — приказала Аниска и Минька с виноватым видом без слов подчинился.
Аниска и Алекс сидели и завороженно наблюдали за любящейся парочкой. Пачка с сигаретой лежала между ними.
Через несколько минут Аниске захотелось курить. Она не глядя потянулась к пачке и рука ее внезапно натолкнулась на руку Алекса. Тому видимо тоже пришла мысль о куреве. Пальцы их случайно соприкоснулись и…
…Аниску словно ударило током. Такой горячей, невероятно горячей оказалась встреченная рука. Из нее будто бил поток энергии, пламени, животного желания, ярости — такой сильный, могучий, исполненный страсти завораживающий поток, что Аниске вместо того, чтобы отдернуть руку и убежать, укрыться от его испепеляющей силы, наоборот, захотелось войти в него, слиться с ним, раствориться — и девушка крепко сжала ладонь Алекса, рванувшись к его губам…
Через минуту они уже валялись на песке и Аниска, бесстыдно раскинув свои великолепные ноги, принимала в себя Алекса…
…………………….
Это были десять минут самого неистового секса, который доводилось испытать девушке за свою совсем не бедную любовными приключениями жизнь.
Неужели настоящего, всепоглощающего оргазма и удовольствия можно достичь только так — в запретной любви, любви за чертой приличия, любви, которая может стоить всего, в том числе и жизни?
Впоследствии Аниска не раз пыталась ответить себе на этот вопрос, но сформулировать честный ответ так и не решилась. Или еще не пришло время?
………………………
…Когда они кончили и Алекс, повинуясь молчаливому согласию Аниски, выплеснул в ее прекрасное лоно мощную струю семени, девушка обняла любовника и они замерли на мгновенье — два одиноких, несчастных существа, которые никак не могут найти себе пару…
…Еще через три минуты, когда пошатываясь вернулся с бутылкой Минька, Аниска и Алекс молча сидели рядышком на песке, слушая плеск волн, и курили, передавая друг-другу последнюю оставшуюся сигарету…
Парочка, лежащая неподалеку, тоже уже кончила. И тоже курила одну-единственную сигарету. Принюхавшись, Аниска уловила сладковатый дымок марихуаны.
— Ну чо, друзья? Выпьем? — Минька икнул, одним движением рванул пробку с шампанского и разлил его по стаканчикам. — Эти как там? — и он махнул в сторону парочки. — Поеблись? А вы? — Минька хихикнул. — Не перепихнулись часом, пока я ходил за бухлом?
— Блин, дурак! Ну как же ты нажрался, Минька! Имей приличие! — возмутилась Аниска.
Алекс сидел и молчал, уставившись во тьму.
— Пойду-ка я искупнусь! — встал, пошатываясь Минька, и принялся стягивать с себя штаны.
"О, вовремя, — подумала Аниска. — Мне тоже пора…".
Минька, плеская на себя воду, вошел в море. Отошел метров на двадцать вглубь и лег на волны. Аниска как бы нехотя проследовала за ним, но остановилась поотдаль, чтобы тайком в темноте отдать морю то, что так щедро подарил ей несколько минут назад Алекс. Ласковые теплые воды молча приняли ее дар.
Минька тем временем уже пришел в себя и сплавал пару небольших кругов.
— Женааа! Иди-ка сюда, — вдруг капризным и в то же время повелительным тоном позвал он.
Аниска приблизилась.
Стоявший по пояс в воде Минька повернул ее к себе задом и молча прижался. Девушка почувствовала, как в попу ей упирается твердый прут.
— Ну, Анисочка, давай! Чем мы хуже их? — прошептал Минька, отодвинул левой рукой в сторону ее трусики, а правой направил член в только что опустевшую пещеру. Аниску облила новая жаркая волна желания, она плотно прижалась к мужу и вильнула задом. Минька охнул, вцепился обеими руками в ее бедра и судорожно задвигался.
Аниска почувствовала, как полностью раскрывается, как нарастает в ней безумный сексуальный пожар, и как необходим ей этот "второй приход", обещающий быть гораздо сильнее первого. Девушка ускорила темп, требовательно и до упора насаживаясь на член мужа. Минька подчинился ее воле и уже через несколько минут они закричали в один голос и упали в воду, дергаясь в конвульсиях, а в анискино лоно выплеснулась новая порция плодов страсти.
…И снова молчаливое море тихо приняло в себя то, чем так щедро одарили сегодня вечером Аниску оба мужчины, бывшие с ней…
Смыв с себя остатки пота и похоти, чистые и уставшие Аниска и Минька выходили на берег. Парочка, что лежала поотдаль, одобрительно захлопала в ладоши и засвистела. Минька расслабленно помахал им в ответ рукой, а Аниска усмехнулась про себя. Да…ну и вечер вышел…
Алекс тихо сидел на песке, пил шампанское и улыбался чему-то своему…
— Ну что, по домам? — предложил Минька.
— По домам, так по домам, — ответил Алекс и они покинули пляж…
* * * * * * *
На следующий день Аниска и Минька проснулись от шума в коридоре. Кто-то хлопал дверями, громко переговаривался по-русски и подпускал матерком. Минька заинтересовался, наспех умылся и вышел узнать, что происходит.
Оказалось, что рано утром с большим опозданием в Бургас прибыл чартер из Екатеринбурга. В Созополь привезли новую группу отдыхающих. Некоторые из них — крепкие братки с бритыми головами, сидели теперь на веранде отеля и попивали ранний кофе с коньяком. Их белые, незагоревшие жены распаковывали наверху чемоданы.
Минька перебросился с братками парой слов, а спустя несколько минут уже сидел с ними, смеясь и с удовольствием смакуя живительное пойло.
Когда часам к одиннадцати утра, вымывшись и причесавшись, Аниска сошла вниз, Миньке уже порядочно вставило. Раскрасневшись от алкоголя, он обнимался с новыми знакомыми, "перетирая" интересные темы. Братки тоже оказались бизнесменами средней руки.
На пляж отправились большой компанией — человек десять. Минька, как "старожил" курорта, объяснял, что тут и как, а жены приехавших — молодые, но уже расплывшиеся женщины, глазели на Аниску — кто с восхищением, кто с неприкрытым осуждением — слишком уж короткое на ней было платьице и слишком уж явно заглядывались на ее прелести проходящие мимо болгары.
На пляже пробыли недолго. Ушли обедать, затем спали. Когда проснувшись Аниска спросила Миньку, не хочет ли он снова встретиться с Алексом, Минька вдруг раздраженно ответил: "Да дался тебе этот чертов эмигрант! Он же нищеброд, да и заебал своей Болгарией! Сегодня гуляем с братанами!"
Аниска еле сдержалась, чтобы не ударить мужа, закусила губу, промолчала. В груди однако начало нарастать знакомое бешенство. "Ну ты у меня сегодня получишь, милый муж Минька, — подумала девушка. — По полной получишь, мало не покажется…".
Вечером сговорились пойти в "Чеверме". Минька с жаром объяснял своим новым знакомым об "агне на шишах", цыганском оркестре и танце хоро. Те удивленно крутили головами и отвечали: "Не вопрос, братан! Веди!".
И опять ресторан встретил их ароматами баранины, грохотом поп-фолька и снующими разбитными официантками. Сдвинули столы, заказали водки, мяса, вина…
Аниска пила мало, а через час, дождавшись, когда Минька захмелеет, осторожно склонилась над его ухом и прошептала:
— Минька, пошли домой, а? У меня голова болит, плохо…
— Ты чего, упала, что ли? — удивлению Миньки не было границ. — Как домой? Мы ж только пришли, хорошо сидим!
— Минечка! — умоляющее прошептала девушка, — тогда может я уйду одна? Ты сиди еще, а я пойду лягу, а?
— Ну ладно! — щедро принятая внутрь водка сделала Миньку добрым. — Иди, я еще посижу часок-полтора, перед братанами неудобно!
Только этого и надо было Аниске. Она встала, извинилась перед компанией и быстро вышла на улицу. А затем, оглядываясь на всякий случай, отправилась в сторону дома, где жил Алекс. Боже, пусть он будет у себя, прошу тебя, ну пожалуйста!!!
Вот и знакомый дом. Светящееся окошко в мансарде на четвертом этаже. Аниска глубоко вздохнула, выдохнула и рванула наверх.
Из-под двери слышался шум телевизора. Аниска постучала. Спустя минуту дверь открылась. Алекс стоял на пороге со стаканом вина. Глаза его при виде Аниски дрогнули, стали расширяться, все больше и больше, больше и больше, а потом поглотили девушку…
— Я верил, что ты придешь, — сказал этот вдруг ставший таким дорогим человек. Затем он поднял Аниску и понес к кровати…
* * * * * * *
"Сколько времени нужно, чтобы почувствовать себя счастливой с тобой, милый запретный возлюбленный, которого я не увижу больше никогда?
Час. Только час у нас есть. Всего только час. Как мало это и как несчастна я.
Но разве в часе не шестьдесят минут — три тысячи шестьсот секунд? И разве не вечность они — эти три тысячи шестьсот секунд? — если любит тебя тот, кто лежит сейчас у ног твоих?
Вон он — милый твой! Губы его целуют маленькие пальчики твоих ног. Руки его нежно сжимают твою узкую ступню. Ласково гладят изящные щиколотки, поднимаясь все выше и выше.
Язык его — жадный, ненасытный язык, добрался уже до внутренней стороны бедра. Дальше и дальше скользит он вверх к перламутровой волшебной раковине.
Как мал для счастья один час. Как бескрайни для него три тысячи шестьсот секунд.
Стонет, стонет от наслаждения любимый.
Распахнула доверчиво свои створки под его языком дивная раковина. Заходи скорей, смелый, желанный гость!
Стонет любимый от радости. Жезл его, гладкий и твердый магический жезл, ныряет и выныривает — вниз-вверх, вниз-вверх. Буйным огнем сжигает он раковину, брызжет вглубь огненным соком.
Как мал для всего этого час! Как много — три тысячи шестьсот секунд!
Ласкает меня запретный любимый мой, которого не увижу я больше никогда. Лицом к лицу, сверху, сбоку, сзади — пронзает меня без устали, раз за разом, сотни раз.
Целует мои губы, шею, грудь, опускает доверчиво голову на мой атласный живот. И опять любит меня. И я люблю его.
Устал, устал магический жезл. Но разве не здесь я, чтобы вернуть ему волшебство? Губы мои, горло, рука — разве не преданные помощники мне?
И вновь воспрянул, расцвел мой прекрасный любимый!
У кого еще такие круглые, упругие ягодицы, как не у меня?
Целует их любимый, жадно целует, раздвигает и с восторгом дотрагивается мизинцем до бархатного кружка! Ах ты мой баловник, нежный доверчивый кружочек!
Вот уже пальчик любимого внутри — тонкий, ласковый мизинчик.
Два пальца. Благоухает ароматный гель.
А вот и сам он — твердый, крепкий и сильный, как никогда! Ходит внутри горячим поршнем!
Кричит от восторга любимый! Извергается в нутро мое сладким молоком. Падает без сил на мою гладкую спину, сжимает в экстазе крутые мои бедра!
Все. Кончился час.
Истекли до последней бескрайние три тысячи шестьсот секунд.
Нет, Алешенька, я не могу остаться с тобой, дорогой. Я люблю тебя, сама не понимая почему, я люблю тебя, как не любила никого до сих пор и мне никогда не было так хорошо как сейчас. И меня не остановили, как видишь, твои тридцать восемь лет. Но я не уеду с тобой завтра в Софию. И твоей женой мне стать не суждено. Поздно.
Прощай, Алешенька, милый мой запретный любовник! Не плачь, вспоминай хоть изредка обо мне, моя такая короткая и невозможная любовь! Помни свою волшебницу с Урала, беспутную и несчастную Аниску!
Проща-а-а-а-а-ай!!!"
* * * * * * *
…Когда в третьем часу ночи пьяный Минька вернулся в номер, Аниска спала. На тумбочке рядом стояла наполовину пустая бутылка коньяка и рюмка, над которой одиноко кружила винная мушка…
* * * * * * *
…Через три дня утром старый знакомый — веселый толстячок на "форде", отвез супругов в бургасский аэропорт. В ожидании посадки Аниска и Минька распили в баре бутылку белого вина, затем прошли паспортный контроль, заняли свои места в самолете и тут же уснули.
…А после обеда в иллюминаторах показались родные вершины Урала…
Часть седьмая. Holy Saturday
Ночью прошел дождь, поэтому на асфальте перед воротами образовалась большая лужа. Вокруг нее, весело чирикая, прыгали воробьи. Чуть поотдаль на пробивающейся травке лежал Пуська и смотрел на резную ограду, опоясывающую двор. Сейчас коту было не до наглых попрыгунцев — Пуська готовился дразнить Гайдара.
Сам Гайдар, злобный черный овчар, мирно дремал в своей будке у крыльца. Пес пока еще не подозревал о присутствии коварного врага, так как Пуська подкрался к участку главного местного налоговика Панчикова, владельца Гайдара, тихо и незаметно — как вьетнамский партизан к лагерю ненавистных амирикосов.
Пуська осмотрелся — во дворе, кроме Гайдара, никого не было. В окнах тоже. Предосторожность нелишняя — однажды пьяный Панчиков увидел как Пуська измывается над псом и открыл калитку. Если бы существовали Олимпийские игры для котов, Пуська в тот день точно бы побил все рекорды в спринте — с такой скоростью пришлось ему улепетывать от громадного рассвирепевшего пса…
Пусто. Что ж, можно приступать…
Пуська подполз к высокой ограде из вычурных металлических прутьев, просунул голову внутрь двора и замяукал.
Добротная кирпичная конура дрогнула и чуть не подпрыгнула на месте. Оттуда вырвался Гайдар и бросился к забору. Пуська продолжал стоять с просунутой между прутьев головой. Овчар разогнался и…
…Пуська резко отскочил назад, а глупая собака, не сумевшая вовремя затормозить, со всего маху врезалась оскаленной мордой в металл! И опять, уже в который раз голова ее застряла между прутьев!
— Ау-у-у-у! Р-р-р-р-р! Уау-гав! — отчаяным усилием пес высвободился и на много километров вокруг разнесся его гневный рев.
Пуська тем временем уже добежал до самого дальнего конца забора и остановился. Гайдар рванул туда.
— Гав! Гав! Убью, сволочь! Сожру! С потрррохами! Тварь! Тваррррь! — рычал взбесившийся пес.
— Мяу! Песик! Скажи мяу! Мяу! Мяу! — весело отвечал ему Пусечка.
Затем кот отошел к травке, задрал заднюю лапу и аккуратно помочился, метя территорию.
Бум! Бум! Бум! Ррррр! Гав! Уау! — обезумевший от унижения Гайдар бился об ограду, а с его морды клочьями летела пена. В домах на соседних участках кто-то уже открывал окна. Пора и честь знать.
Легкой походкой, как ни в чем ни бывало, довольный Пуська удалился восвояси.
…Вот уже восемь месяцев он с Хозяйкой обитал в этом чудесном элитном поселке. Тишина, спокойствие, чистота, огромные участки земли, на которых раскинулось три десятка особняков, никаких гопников, бродячих собак, битых бутылок, об осколки которых можно поранить лапы — благодать! Неплохо устроились отцы города. Молодец, Хозяйка, вырвала у жизни свой шанс. И он, Пуська, наверное тоже…
…А вот и высоченная глухая стена из бетона, облицованного красным декоративным кирпичом. Поверху битое стекло и камеры. Крепость! Хоть танк на нее направляй. Только нету у Пуськи танка, зато знает он, что если зайти на соседний участок, есть там в одном месте небольшой лаз — для человека мало, а коту в самый раз! Через него и проникнем!
Проживает в доме-крепости толстая глупая кошка Гюль. Вон она, грустно смотрит на Пуську из окна. Гюль белая-белая, пушистая-пушистая. Морда чайником. Порода у Гюль — персидская кошка. Говорят, разные там персы с турками так и выглядят — чайники лупоглазые… А еще Гюль самая что ни на есть басурманка — по-русски почти не понимает и свинину не ест. У них в доме никто свинину не ест — курды здесь живут. Истинные нехристи, хоть и подымают в праздники над домом российский флаг.
Хозяин тут — восточный человек Ислам Асаныч. Черный, усатый, гневно мечет орлиный взор. Ислам Асаныч — бывший советский курд. Всю свою жизнь занимался он секретными военными делами, долгие месяцы проводя в командировках там, где стонет теперь народ под пятой американских агрессоров. Слышал Пуська таинственное слово "ГРУ", разведчицкое слово, заветное…Теперь Ислам Асаныч вроде бизнесмена, только что он продает — хурму или танки — трудно сказать. А и не надобно о таких вещах думать — себе дороже…
Пялится на Пуську из-за стекла лупоглазая Гюль. Горестно поглядывает на свой огромный живот. Это все он, Пусечка. Подловил дуру и…
Знай наших! Слава России!!!
Говорят, страшно ругался Ислам Асаныч, когда домашние доложили ему о пуськиной проделке, но что поделаешь? Вроде решили не топить котят — как появятся, отдадут их в хорошие семьи по Интернет. Это теперь так делается…
Ну что ж, прощай, Гюль, пойдем гулять дальше…
…А вот и "рыбный дом". Здесь всегда пахнет рыбой. Проживает в доме Федот Иваныч — председатель какого-то важного комитета по речным и морским делам. Привозят добрые люди Федот Иванычу и осетров, и бочонки икры, и толстые конверты с шуршащими зелеными бумажками — почему бы не порадовать хорошего человека?
А еще у Федот Иваныча два кота — Мурзик и Шустрик. Пуська пару раз с ними дрался, но потом подружился. Даже вместе кошек гоняли. Хорошие парни Мурзик и Шустрик…
…Рыба…Тут мысли Пуськи вернулись к Хозяйке.
…Однажды Хозяйка с Этим, который теперь ее муж, ездили в город пить пиво и есть рыбу муксун. Вернулись довольные, и Этот даже привез одну рыбину Пуське — подлизывался, гад. Думал небось, что Пуська начнет теперь его любить, мяукать, выпрашивать ласку. Не на того напали!
Говорят, рыба муксун — страшно дорогая. Ее даже не все люди едят, потому что не по карману. Одна штука — триста рублей. Или пятьсот. А может и меньше, но все равно много.
Такую рыбу кто себе может позволить? Разве что Малахов, который по телевизору. Пуська Малахова терпеть не мог, но шоу его смотрел частенько, чтобы посмеяться над глупыми людьми. Полный дурдом…
Глаза у Малахова хитрые, лукавые, он их постоянно в сторону косит. Сразу видно — на руку нечист и обманщик первостатейный. Ему-то небось разные уроды муксунов и несут. Такой любого продаст и подлянку устроит. За муксуна-то. Небось каждый вечер их после шоу лопает.
А Пуська? Да неужели он Хозяйку на рыбу променяет? Не бывать такому никогда! Хоть десять, хоть сто муксунов ему дай!
Вот Хозяйка…вроде выбилась в люди, в элите теперь, а чувствует Пуська — несчастна она. Как будто все есть: живи — не хочу! А в то же время и нету…Невесело Хозяйке — знает Пуська, ох как невесело. Один он у нее настоящий друг и защитник. На кого другого еще надежда?
Чу!
Вдали послышался шум раскрывающихся ворот и рокот мотора. Хозяйка собралась на работу! Надо бежать, провожать, как заведено!
И Пуська стремглав помчался к своему новому дому…
* * * * * * *
…Закрутилась-завертелась новая жизнь.
Началась она с двух казалось бы приятных сюрпризов.
После праздничного ужина по возвращении из Болгарии, в котором приняла участие вся семья и соизволила присутствовать даже капризная сестрица Дашка, Павел Игнатьевич поднялся из-за стола и с таинственным видом предложил молодоженам пройтись вниз — в обширный гараж.
Там он торжественно вручил Аниске ключи от новенькой "Тойоты Ярис" — маленькой изящной машины яркозеленого цвета, стоявшей на самом видном месте.
— Это твоя, доченька! — ласково улыбаясь заявил тесть. — Дай Бог, не последняя. Езди, радуйся, поминай добрым словом старика!
Правда, в бочке меда не обошлось без ложки дегтя, даже не ложки, а целого половника. Оказалось, что машина хоть и поступает в полное распоряжение Аниски, записана не на нее, а на одну из множества фирм Павла Игнатьевича — как объяснил нимало не смущаясь старый прохиндей, сделано это "из-за налогов", но Аниска тут же поняла — умудренный жизненным опытом тесть страхуется — боится, как бы не улетела через годик-другой резвая невестка, унося в клювике часть семейного достояния. Деньги семьи должны оставаться в семье, куда она, Аниска, принята сейчас кем-то типа "стажера" — человека с перспективами, но которому еще очень и очень рано доверять…
Второй сюрприз преподнес Минька. Когда Аниска заикнулась о том, что намерена искать работу, муж бескрайне удивился и заявил, что зарабатывает достаточно, поэтому Аниске лучше сидеть дома и помогать свекрови по хозяйству — дело необременительное, так как чистить и мыть к ним приходит служанка, а готовит на всю семью сама Тамара Борисовна. Если же Аниске понадобятся деньги — она может брать их отсюда, из коробочки в его столе, куда он кладет часть зарплаты, предназначенную на ежедневные расходы. Аниска приятно удивилась и согласилась, о чем очень скоро пожалела.
Распорядок дня семьи Синицыных не отличался разнообразием.
Раньше всех, часов в семь, вставал и уезжал на работу Пал Игнатьич. За ним, часам к девяти — Минька. Чтобы приготовить ему завтрак поднималась с постели мать — Тамара Борисовна. Проводив сына, она садилась в гостиной смотреть телевизор. Летом теща уходила повозиться в специально построенную для нее оранжерею, где ветвились кустики с помидорами и росли веселые пупырчатые огурчики — их закатывали на зиму в десятки и сотни банок.
К одиннадцати утра сползала вниз минькина сестра Дашка. Уныло пила чай, часто морщась с похмелья, а затем уезжала в институт — грызть гранит науки. Тамара Борисовна принималась готовить обед. Пал Игнатьич был человеком старой закалки и признавал только домашнюю кухню. Обедать он приезжал к часу, потом ложился поспать, а проснувшись частенько оставался работать дома, если в офисе не требовалось его присутствия. Раза два в месяц тесть улетал в Москву или в Среднюю Азию — какие у него там были дела он не говорил никому, даже Миньке, отделываясь туманным "не время еще, заматереешь, тогда объясню".
Ужинали часов в семь, когда возвращался с работы Минька. Садились за стол всей семьей, кроме Дашки — та редко появлялась в родном гнезде раньше полуночи…
Иногда приезжали в гости партнеры Пал Игнатьича, на праздники — многочисленные родственники. Тогда во двор выносился мангал и Минька жарил шашлыки. Много ели, пили, отсыпались, смотрели телевизор и обязательные альбомы с семейными фотографиями…
………………………………………………..
"Ярис" оказался на удивление приятной и комфортной машинкой, вполне оправдывая свою немалую цену — полмиллиона рублей. И все же неприятные мысли нет-нет да и лезли в голову.
Ну как можно додуматься подарить эту малютку девушке, длина ноги которой составляет 105 сантиметров и чей рост без каблуков — 178? Куда эти ноги девать? Даже не вытянешь…
И может ли человек, окончивший курсы экстремального вождения и привыкший к езде с ветерком, удовлетвориться рахитными 69-ю лошадиными силами "Яриса"? Как ездить на такой машине?
Аниска стыдила себя за подобные мысли, сердилась, вспоминая народное "дареному коню в зубы не смотрят", но неприятный осадок в душе оставался. Девушка, всегда отличавшаяся трезвым умом, начинала понимать — в новой семье, не имея никаких собственных доходов и работы, она теперь полностью зависима от благоволения мужа и его родителей. И если резко не изменить ситуацию, еще не известно, как в дальнейшем могут повернуться события.
Надо было срочно искать работу. Становиться самостоятельной. Зарабатывать деньги, свои деньги. В том числе и на хорошую машину. Хватит валяться на кровати с книжкой в руке или чистить картошку, слушая бесконечные монологи Тамары Борисовны. Пора действовать.
……………………………………
…Так пару месяцев спустя, благодаря помощи верной подруги Дильки, Аниска оказалась в рекламном отделе крупного местного медиа-холдинга. Покатились, незаметно сменяя друг-друга, рабочие деньки…
* * * * * * *
…Аниска поняла, что ненавидит мужа в тот момент, когда в лифте офиса Дима вдруг погладил ее по заднице, рука его скользнула вниз, между прекрасных, стройных ног девушки, а средний палец игриво уперся Аниске прямо в…
Тут она развернулась и со всего маху врезала наглецу по щеке.
— Блин, ты с ума сошел что ли, урод?!!
— Аниска! Я…я не хотел тебя обидеть! — испуганный Дима стоял с поднятыми руками, прикрывая лицо.
— Слушай, урод! — гневно ответила девушка. — Если ты еще хоть раз, один-единственный раз ко мне пристанешь, я пожалуюсь мужу! Понял?
…мужу…Эх, Митрий Палыч, законный муж Минька… Неужели всего за несколько месяцев жизнь может так измениться?…
* * * * * * *
Это случилось в начале декабря.
Аниска сидела за столом и, высунув язык, старательно рисовала чайник. В последние дни в отделе что-то происходило. Начальники выглядели озабоченными и каждое утро надолго запирались в кабинете главного. Все чаще и чаще в разговорах звучало пугающее слово "кризис", а цены в магазинах вдруг стали подыматься как на дрожжах, обгоняя растущий курс валют.
До конца рабочего дня оставалось еще два часа, но самое странное — весь день работы почти не было. Не звонили рекламодатели, не появлялись клиенты. Менеджеры тоже куда-то исчезли. Почувствовав слабину, коллеги Аниски принялись за свои излюбленные дела: пара секретарш плотно зависла в "Одноклассниках", кто-то дробно стучал по клавиатуре — писал пост для ЖЖ, сотрудники постарше ушли в курилку, некурящие засели чаевничать.
Чайник выходил каким-то кривым. Вздохнув, Аниска взяла ластик и стерла левый бок. Затем нарисовала его заново, а рядом с чайником усадила в кружок ворону, филина и ежика. Сверху над картинкой девушка написала "Давайте пить чай!"
Теперь надо было составить описание нарисованного. Аниска опять вздохнула и задумалась. Как же это будет по-английски?
"Летс дринк ти. Вис ис э кроу. Энд виис ар хеджхог энд оул. Вей лайк ту дринк ти. Ай лайк ти ту. Ай дринк май ти эври монинг виф май хасбенд Минька. Ай лайк ти виф шугар, бат май хасбенд нот дринк ти виф шугар."
Или не так? Последнее предложение будило сильные сомнения относительно правильности. Да и артикли смущали. Позвонить что ли Дильке? Или лучше разобраться самой?
Аниска снова вздохнула и полезла в стол за тетрадкой с упражнениями по английскому языку. Поднять его уровень до разговорного к концу 6-месячного испытательного срока было обязательным условием, на котором Аниску соглашались взять на постоянную работу.
Трудно! Ох как трудно жить! Ну зачем он здесь, этот английский? До сих пор девушка ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь в офисе разговаривал на нем с клиентами-иностранцами. Те обычно приходили с переводчиком или сами говорили по-русски…
Хотя куда сегодня денешься без языка? Не возьмут ни в одну приличную фирму! Нет, надо учить, кровь из носа, но надо! Надо, дорогуша!
…Промучившись над тетрадкой до шести, девушка положила ее в сумку и поехала домой.
Только на полпути она осознала некую странность. Сегодня ей ни разу не позвонил муж! Что такое? Никогда не бывало. Может что-нибудь случилось? Позвонить самой? Или лучше сделать это из дома? Подождем до дома!
Все-таки сделалось не по себе. Аниска резко увеличила скорость и послушный конек "Ярис" стремительно понесся по шоссе, обгоняя попутные машины. В свете фар над дорогой закружились снежинки. Начинался снегопад.
Наконец показалась знакомая аллея. Аниска ловко взяла поворот, остановилась у ворот, пощелкав дистанционкой, загнала машину в гараж и быстро поднялась по ступенькам.
В гостиной на первом этаже горел свет. Пахло валерьянкой. На диване полулежала Тамара Борисовна и тихо постанывала.
— Что случилось? Минька? — только и выдохнула Аниска.
Теща открыла глаза и всхлипнула.
— Там он, наверху! — и слабо махнула рукой.
Аниска рванула к себе на этаж, перепрыгивая через две ступеньки.
Минька сидел в кресле, тупо уставившись в телевизор. В руке масляно поблескивал бокал с коньяком, а под правым глазом расплывался огромный синяк. Волосы, всегда аккуратно причесанные, клокочились в разные стороны.
— Минька! Что с тобой? Минька! — закричала испугавшись Аниска. Она никогда не видела мужа в подобном состоянии.
Минька с трудом сфокусировал на жене взгляд и отпил коньяка.
— Суки! Они не дали мне снять со счета пятьдесят тысяч! Баксов! Эти твари из банка! С моего счета! Деньги на машину! — пьяно прорычал муж.
У Аниски отлегло от сердца. Главное — живой!
— Минечка! Ну чего ты так разволновался? Снимешь завтра! Неужели это повод напиваться? С кем ты подрался? Что произошло, Минька?
Пока Аниска произносила это, муж уже успел одним глотком высадить бокал и теперь тянулся за новой порцией выпивки.
"Черт, не мешало бы и самой успокоиться, — подумала Аниска. — Плесну-ка и я себе. А Миньку мы разговорим, не впервой…"
Аниска взяла с серванта бокал, наполнила его на треть коньяком и, усевшись в кресло напротив мужа, глотнула. Живительная горячая струя алкоголя понеслась по венам, согревая кровь.
Постепенно Минька разговорился и поведал следующую историю.
Сегодня в обед он поехал в банк, чтобы снять деньги на покупку новой машины. Кассирша, старая знакомая, встретила Миньку странно. Увидев цифру, поставленную Минькой в ордере, она покраснела, засуетилась, а затем встала и, не извинившись, юркнула куда-то внутрь банка, откуда минут через пять, когда Минька уже начинал терять терпение, выплыл некто в дорогом черном костюме, заявивший, что, к сожалению, банк не может выдать уважаемому Дмитрию Павловичу Синицыну требуемую сумму. Только что пришло указание временно прекратить клиентам все валютные выплаты.
Минька рассвирепел и заявил, что без своих кровных отсюда не уйдет. Некто в черном в дискуссию вступать не стал, тут же нажав на неприметную кнопочку под столом кассирши.
Появилась охрана. Последовала короткая схватка и слегка потрепанного Миньку вывели из банка, после чего толстую дверь из бронебойного стекла заблокировали и повесили на нее листок-уведомление о том, что банк временно прекращает обслуживание клиентов…
— Кажется банк обанкротят! — завершил свой ужасный рассказ Минька. — И денежки мои плакали!
— Не может быть! — не поверила Аниска. — Ведь все вклады вроде застрахованы и государство обязано проследить за их выплатой вкладчикам!
— Жди! Максимальный порог страховки вклада лишь наполовину покрывает то, что у меня на счету! Ты понимаешь???
Аниске стало жаль мужа.
— А в рублях? Неужели нельзя переконвертировать доллары в рубли и получить ими всю сумму? Не выплатят?
— Они сейчас ничего не выплачивают! Затем вроде будут отпускать по 10 тысяч рублей в сутки на человека! А у меня полста тонн баксов! Полтора миллиона рублей! Сколько дней мне придется часами стоять в очередях, чтобы забрать у этих ворюг свои деньги???
— Папе! А папе ты звонил? — догадалась спросить Аниска. Пал Игнатьич в очередной раз находился где-то в Средней Азии.
— Звонил! — отчаянно произнес Минька. — Нет покрытия! Он вне зоны доступа! Черт знает куда нынче забрался этот старый жучара…
— Ничего, Минька, милый! — попыталась утешить мужа Аниска. — Все уладится, Минечка! Только не напивайся больше, а? Ведь этим делу не поможешь! Давай-ка лучше поужинаем и ляжем спать! Утро вечера мудреней!
Как ни странно, но анискина речь подействовала на Миньку. Они вместе допили коньяк и спустились вниз. Долго успокаивали Тамару Борисовну, нехотя поели и пошли спать.
…Связь с минькиным отцом удалось установить на следующий день. Он молча, не перебивая, выслушал сына и коротко заверил — завтра буду дома, держись! А сейчас — пока! Надо сделать несколько звонков…
…Что предпринял вернувшись домой Пал Игнатьич, никто никогда не узнал. Однако деньги, причем в долларах, выцарапали уже через сутки, правда, за вычетом 20 %, которые ушли незнакомым благодетелям. Минькин фингал из черного сделался желтым и постепенно сошел на нет, а вот банк и в самом деле обанкротился. К счастью, остальные счета семьи и фирм Пал Игнатьевича находились в других местах, так что можно сказать этим и обошлось…Или нет?
* * * * * * *
…А кризис все набирал ход.
Испанские сапожки, которые присмотрела себе Аниска на Новый год, подорожали в два раза. Конечно можно было попросить денег у мужа, но Аниска зареклась не дергать его по пустякам, ибо Миньке теперь приходилось совсем несладко.
С ростом курса доллара и евро резко упала покупательная способность населения. Оптовые склады, которые Пал Игнатьич дал Миньке в управление, стали пустеть. Не в состоянии реализовать товар, арендаторы и торговцы прикрывали лавочки. Минькины доходы чувствительно снизились. Нет, он и сейчас продолжал зарабатывать тысячи долларов в неделю, но раньше-то их было в два-три раза больше!
Аниска не особо переживала, твердо решив для себя, что это не ЕЕ деньги, пусть они и принадлежат ее законному супругу. Да и в деньгах ли дело? Неужели они — самое главное в жизни? Может семья голодает? Или у Синицыных нет этого прекрасного трехэтажного дома с бассейном и оранжереей, стоящего многие миллионы рублей? Ведь и сейчас, когда большинство населения страны еле сводит концы с концами, получая в деревянных эквивалент пары-тройки сотен баксов, Минька в неделю имеет почти на порядок больше! Долларов! А что говорить о его отце — валютном миллионере?
Сапожки Аниска все же купила, истратив на них все свои сбережения, 250 долларов, сэкономленные из зарплаты. И на душе тут же сделалось радостно и хорошо. Выживем! Нет, обязательно выживем! Деньги приходят и уходят, на них нельзя заморачиваться! Ни в коем случае нельзя! Будем бороться! Будем, будем бороться! Не может быть, чтобы кризис не закончился! Будет, будет хорошо! Надо только верить и не сдаваться!
…Примером оптимизма в этом отношении служил для Аниски Павел Игнатьевич.
Теперь он круглосуточно пропадал на работе, почти каждую неделю летая в Москву. Да, и он нес убытки, и его доходы упали, но это только подстегивало старого бойца к действию. Что-то из бизнеса пришлось продать вездесущим москвичам, что-то оптимизировать, сократив персонал. Открылось новое направление — Китай. В офисе Павла Игнатьевича стали появляться улыбчивые узкоглазые гости из Страны Поднебесной. Вместе пили много водки, много считали на ноутах, подписывали документы, дела вроде бы начинали стабилизироваться…
Но если Павел Игнатьевич проявлял чудеса духа и смекалки, о Миньке сказать этого было нельзя.
Когда доллар поднялся до 38 рублей, а евро грозило прыгнуть к пятидесятирублевой планке и торговля почти замерла, Минька не выдержал. Сломался.
* * * * * * *
…В этот вечер ужинали поздно, а потом смотрели у себя в комнате по телеку один из любимейших фильмов Аниски — "Восемь с половиной недель" с Ким Бейсинджер и Микки Рурком. Под конец картины Аниска даже тайком всплакнула — так жалко ей стало несчастную Ким.
Фильм настроил на романтический лад и супруги, по-быстрому сполоснувшись под душем, легли в постель.
Долго и нежно целовались (хоть к этому-то Аниске удалось приучить мужа!), гладили друг-друга, ласкали, но чем больше и больше заводилась девушка, предвкушая нешуточную любовную битву, тем больше и больше нервничал Минька!
А когда Аниска, привычно раскинув ноги, предложила мужу войти в себя, он вдруг дернулся и отвалился в сторону, в ужасе глядя на свой член. Аниска опустила голову и увидела, что тот жалко сморщился и не подает никаких признаков жизни!
Да разве это проблема?
Повалив супруга на спину, Аниска нырнула головой к его паху и жадно принялась сосать минькин член, умело помогая себе руками. Полностью заглотила его, даже вместе с яйцами, вытащила, вновь заглотила, направив жезл мужа так, чтобы восстав, он прямиком вошел ей в горло.
Минька стонал, дергался и…никакого результата! Член не хотел подниматься!
Аниска высвободила оружие супруга и внимательно посмотрела на мужа. Тот лежал, закрыв глаза руками.
— Минечка, миленький! — нежно прошептала девушка. — Ну не переживай! С кем не бывает! Давай просто полежим рядом, я тебя поглажу, а потом, если решишь, попробуем снова! Хочешь? Только не внушай себе разных глупых мыслей, а?
Аниска осторожно улеглась рядом с мужем и обняла его. Минька продолжал лежать с закрытыми глазами. Так в молчании они пролежали несколько минут и все это время Аниска не разжимала своих объятий, пытаясь передать супругу хоть толику уверенности в себе.
Минька отошел, стал дышать свободно. Аниска запустила ему в ухо свой шаловливый язычок и принялась вылизывать ушную раковину. Слегка куснула. И еще. Потом мочку уха, за ушком. Спустилась к груди и поцеловала левый минькин сосок. Куснула. Полизала. Сползла ниже — к животу, паху. Целовала долго, нежно. И снова взяла в рот минькин член.
Никакого результата!
На Миньку жалко было смотреть. Он застыл без движения, мускулы его тела одеревенели и лишь внизу, безмолвным, съежившимся, зарывшимся в свою беззащитную кожаную шкурку моллюском болтался его член…
— Минька! Ну не переживай! Ты просто устал и перенервничал. Завтра обязательно получится, — прошептала мужу Аниска и укрыла его одеялом, пристроившись сбоку…
Но и завтра не получилось. И до конца недели тоже…
………………………………………………………………………………
…Аниска не придала случившемуся слишком большого значения. Опыт показывал, что подобная беда может произойти с каждым мужчиной. В большинстве случаев импотенция лечима, особенно если она — следствие стресса, а не результат каких-то тяжелых болезней, алкоголя, наркотиков или дурной наследственности.
Вздохнув и пересчитав деньги в кошельке, девушка отправилась в ближайший секс-шоп за эротическим бельем. Вспомнилась неотразимая Цифровая Ева. Эх, в какой ты сейчас психушке, талантливый и безумный художник-кокаинист Станислав Ломакин? Да…как давно это было…
Девушка купила черного цвета итальянский комплект из чулок с подвязками, трусиков с разрезом спереди и эфирного бюстгальтера. Ушла почти вся зарплата. Ну и цены теперь!!!
Но разве имеют значение какие-то 200–300 долларов, когда речь идет о счастье — твоем, мужа, семьи? Да ну их нахуй, эти деньги. Заработаем еще…
…К приходу мужа переоделась. Встретила его в обновке. Увидев Аниску, небрежно раскинувшуюся в кресле с бесстыдно раздвинутыми ногами и бокалом коньяка в руке Минька коротко всхлипнул и бросился на нее. Аниска жестом руки нежно, но твердо остановила мужа и налила ему коньяку. Взяла за руку и начала гладить у себя между ног, где призывно набухала уже чистая, гладкая, нежная на ощупь раковина.
В этот вечер получилось. Не так чтобы…, но получилось.
И через два дня тоже. Супруги воспрянули духом.
А вот на третий раз…не помогли ни бескрайняя фантазия Аниски, ни эротическое белье, ни коньяк. Минька вошел в жену, поработал над ней пару минут, затем что-то застопорилось и девушка почувствовала как обмякает и сдается некогда бесстрашный боец…
…Проведя несколько часов в Интернете и почитав необходимую литературу, девушка предложила Миньке сходить к сексологу. Если надо — вместе.
Минька покраснел от ярости, раскричался и заявил, что до конца жизни нога его к сексологу не ступит!
На резонный вопрос Аниски "а как же быть дальше?" супруг предложил подождать. Да, он понимает, что происходящее с ним — следствие расстроенных нервов и импотенция его исходит единственно и только из головы. Все обязательно наладится через некоторое время, надо лишь потерпеть, но если не наладится…да, он согласен будет навестить сексолога…
Так и зажили.
Аниска ездила на работу, старательно зубрила проклятые английские слова и грамматику, изредка встречалась с подружками, ходила с мужем в кино, рестораны. Опять пробовали заняться сексом. Когда получалось, когда — нет…
Незаметно пролетел день рождения, двадцать шестой по счету. Большой компанией съездили в центровой ресторан, напились, пели под караоке, потом была дискотека, где, разойдясь, Аниска даже танцевала на шесте, приведя в восторг всех посетителей, но…
Не обрадовали даже сережки с маленькими бриллиантиками, подаренные Павлом Игнатьевичем и Тамарой Борисовной, как и веселенький светлокоричневый костюмчик от Живанши, преподнесенный Минькой.
Не было счастья, да…
…А тем временем в соседнем отделе появился новый сотрудник — Дима, он же Дмитрий Иванович Кораблев…
* * * * * * *
Однажды, приехав на работу, Аниска увидела на стоянке дорогущий, огромный, чисто новый шевроле. Девушка вылезла из сделавшегося внезапно таким маленьким и несчастным "Яриса", присвистнула от восхищения и принялась разглядывать "пришельца".
"Нда…это кто ж такой сюда пожаловал? Будто и не кризис на дворе…Хотя…наверное для некоторых никакого кризиса и нет…", — задумалась девушка.
В отделе царило оживление. Оказывается, не только Аниска обратила внимание на появление породистого "американца". А через полчаса, благодаря вездесущей секретарше Раечке, все уже знали: тачка принадлежит новому сотруднику Димке Кораблеву, сыну "того самого Кораблева" — одного из главных акционеров холдинга, в котором они работали…
Этой осенью Дмитрий Кораблев окончил университет и его отец, суровый волк бизнеса, назначил сына на одну из самых низших должностей в компании для того, чтобы тот в деталях ознакомился со всеми тонкостями дела, которым через несколько лет ему возможно придется лично управлять. Грошовая должность не означала опалу или нелюбовь отца к сыну — подаренный по случаю диплома шевроле свидетельствовал об обратном…
Самого Димку Аниска увидела в столовой во время обеденного перерыва. Высокий, худощавый блондин с крепкой шеей спортсмена с аппетитом уплетал борщ. Напротив него сидела Раечка и что-то увлеченно объясняла. Блондин кивал и поглядывал на раечкину грудь. "Ну и шлюшка, — подумала Аниска. — Ни одного мужика не пропустит…". Раечка была известной давалкой, неоднократно нарушавшей священное правило — не спи с теми, с кем работаешь.
В следующие недели не раз встречались в коридорах или столовой. Даже начали раскланиваться. Как-то, когда Аниска в одиночестве чаевничала в кафешке этажом выше, Димка вдруг подошел к ней и, смущаясь, попросил разрешения присесть. Аниска удивилась, но кивнула. Пили чай, познакомились, болтали о пустяках.
"Симпатичный мальчик, — решила про себя Аниска. — Интересно, он что — хочет меня склеить или ему на самом деле скучно и поэтому он выбрал мой столик?"
За те несколько месяцев, что Аниска работала в холдинге, бойкие сослуживцы мужского пола не раз уже подкатывали к ней с намеками и предложениями познакомиться поближе. Отбривать нахальных ухажеров девушке было не в первой, так что ставить на место зарвавшихся донжуанов она умела и с удовольствием этим пользовалась. Да и, честно говоря, как личность или мужчина никто из коллег не произвел на нее особого впечатления.
"Посмотрим, что будет дальше, — решила Аниска. — Жалко конечно будет его послать, но что поделаешь, се ля ви! Нечего заглядываться на замужних. Вон сколько много в городе свободных девчат."
Через пару дней опять оказались за одним столиком. Нашли общую тему — машины. Долго обсуждали преимущества и слабые стороны димкиного шевроле. Аниска, вздыхая, жаловалась на слабосильный "Ярис".
— А чего не попросишь мужа купить тебе бээмвуху? — удивился Димка. — Вы же не последние люди в нашем городе. Да и Павла Игнатьевича все знают…
— Не хочу! — немного более резко, чем стоило, ответила Аниска и расстроилась. Нет, она никогда не попросит мужа о BMW, давно дала себе клятву самой заработать на новую машину. А как заработаешь при такой зарплате? Эх…
Димка видимо понял, что затронул больное и больше ни о чем не спрашивал. Допил чай и распрощался…
Спустя неделю, когда с Раечкой курили на лестнице, мимо быстро прошел Димка, кивнул девушкам и подмигнул секретарше. Та хихикнула и подмигнула в ответ.
"Ага, — подумала Аниска. — Небось уже трахнулись", — и оказалась права.
— Двадцать два сантиметра, представляешь! — гордым шепотом сообщила Раечка и снова довольно хихикнула. — Всю меня изгвоздал как паровым молотом! Сильно ебет, спортсмен! А ты с ним разве не…? Он на тебя давно запал!
— Да ну тебя в жопу! — возмутилась Аниска. — Я замужем!
В тот же миг девушка вдруг представила себе огромный, толстый 22-сантиметровый член. Как приятно наверное сесть на него и почувствовать, как наполняется им каждая твоя клеточка…
Внизу сладко заныло и Аниска с ужасом и затаенным удовольствием поняла, что трусики ее намокли. Как давно у нее не было нормального секса! Достойного партнера — сильного и неутомимого мужчины! Эх, Минька, бедный, несчастный, глупый и самонадеянный Минька! Что ты со мной сделал???
— Ха-ха-ха! — откровенно загоготала Раечка. — Замужняя? Неужели это мешает?
— Блин, ну ты и дура! — окрысилась Аниска, но не удержалась и спросила:
— А у вас с ним разве не серьезно?
— Эх, если бы, — расстроилась Раечка. — Рано мне еще, говорит, думать о серьезных отношениях. Хочу пожить в свое удовольствие! Чертов козлина!
— Да ладно, не горюй, — попыталась утешить коллегу Аниска. — Может оно и к лучшему. Главное ведь, чтобы была любовь, а если ее нет, то зачем тебе такой?
— Любовь-любовью, а ебля-еблей! — резонно отпарировала Раечка. — Одно другому не мешает!
— Что ж, наверное так оно и есть, — ответила Аниска и тоже расстроилась. Что за поганый день выдался!
…Вечером поехали с Минькой и Дашкой в новую итальянскую пиццерию. Выпили пять бутылок вина и Дашка, расставшаяся на днях с очередным бойфрендом, разревелась. Глядя на нее, внезапно расплакалась и Аниска. Потом Дашку тошнило в туалете и Аниска долго отмывала ее под краном, приводя в себя. Где-то за полночь протрезвевший и испуганный Минька вызвал такси и отвез девушек домой. На следующий день на работу Аниска не пошла — отлеживались с Дашкой, пили кофий, а затем похмелялись пивом. Что с тобой стало, жизнь? Одна безнадега…
…………………………..
А еще через несколько дней произошло то, чего так не хотела и все же ожидала Аниска. В офисном лифте, где они случайно ехали вдвоем, Димка Кораблев перешел в наступление и, внезапно прижавшись к девушке, погладил ее по заднице, попытавшись запустить ей руку под юбку. Аниска от души врезала наглецу по морде и в тот же миг с ужасом поняла — она ненавидит своего мужа, Дмитрия Павловича Синицына!
Ведь это не Димка Кораблев — Минька Синицын, ее законный муж, должен был сейчас с таким вожделением прижиматься к Аниске и засовывать ей в трусики палец! Да, Минька, муж, человек, который по его словам столько лет любил и желал Аниску и который добившись наконец-то своего, перестал обращать на нее внимание!
Выходит, правы оказались психологи? Реализованная мечта перестала быть мечтой и больше не вызывает эмоций! Неужели Аниска теперь для Миньки не возбудитель и объект постоянных сексуальных желаний, а просто полагающаяся по статус-кво жена-украшение, дорогая игрушка, почетная награда, которой можно изредка любоваться, доставая из пыльного шкафа?
Страшное открытие настолько потрясло Аниску, что до конца рабочего дня она безмолвно сидела, тупо уставившись на монитор.
Как же можно было так обмануться?
……………………….
Через два дня Димка подстерег Аниску в коридоре офиса и опять долго и искренне извинялся. "В конце-концов я сама виновата, не надо было гонять с ним чаи, причем не раз. В подобной ситуации любой мужик нафантазирует себе таких перспектив, что… Дура ты, Аниска, ох какая дура…", — решила девушка и сменила гнев на милость — простила горе-приставалу. Договорились поддерживать коллегиальные отношения и мирно разошлись каждый по своим делам. Даже на всякий случай обменялись телефонами. Зачем? Черт знает…
И опять потекли унылые зимние деньки…
А потом наступила наконец-то весна…
* * * * * * *
Holy Saturday
— Ты это…смотри, не засиживайся! — позевывая, предупредил супругу Минька. — В четыре будь дома, а то потом начнут подъезжать ребята! Надо подготовиться. Слышишь?
Аниска молчала. Она только что вышла из душа и теперь, расчесавшись, старательно укладывала феном волосы. Горячий воздух ласково обдувал голову девушки, успокаивая и завораживая своей монотонностью.
— Зай, ты чо, глухая? — не унимался лежащий на кровати муж. — В четыре чтобы была дома!
— Да ладно тебе, куда я денусь? — помедлив, ответила Аниска. — Вы же все равно будете смотреть этот гребаный футбол и бухать. Чего я вам сдалась?
— Да ну, Зая! — обиделся Минька. — Футбол это конечно святое! Но неужели ты думаешь, что он для меня дороже, чем ты?
— Ага…, - тихо, так чтобы не услышал муж, вздохнула Аниска. И уже громче добавила:
— Не бойся, к четырем приеду! Должен же кто-то подать вам закуску, а то опять как в прошлый раз упьетесь в дым и начнете сраться, а мне вас разнимай…
— Ну ладно тебе, Зай! — почувствовав себя виноватым сразу же сбавил обороты Минька. — Обещаю! Ничего такого! Может еще вечером и в церковь пойдем, завтра ж Пасха!
"Да, завтра Пасха, Easter, а сегодня, как это…Holy Saturday, Великая суббота", — подумала Аниска. Недавно на курсах английского они проходили праздники и слова и выражения, связанные с религией.
"Holy Saturday, Holy Saturday…, а вчера была Good Friday — Великая пятница, день, когда иудеи распяли Христа, — продолжала припоминать Аниска. — Сейчас Holy-week, Страстная седмица, а сами мы the christians from the Eastern Orthodox Church. Выучила ведь! Молодец, девушка!"
Часы показывали девять утра. Аниска открыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату и выглянула наружу.
Ночью прошел дождь, поэтому на асфальте перед воротами образовалась большая лужа. Вокруг нее, весело чирикая, прыгали воробьи. Чуть поотдаль на пробивающейся травке лежал Пуська и смотрел на резную ограду, опоясывающую двор. Услышав скрип двери, кот поднял голову и радостно мяукнул, углядев наверху любимую хозяйку. Откуда-то издали доносился собачий лай. "Опять небось бегал дразнить Гайдара…", — усмехнулась Аниска. Слава о пуськиных проделках давно уже гуляла по элитному поселку…
Любезный друг Пуся снова мяукнул и сделал несколько шажков в сторону дома.
— Сиди, Пусечка, сиди! Скоро спущусь! — с улыбкой крикнула девушка и Пуська как-будто все понял — вмиг успокоился и опять опустился на травку. "Вот кто меня по-настоящему любит и кому я еще не безразлична. Милый Пусечка, один ты у меня остался!", — с горечью подумала Аниска, но тут же пресекла грустные мысли — день еще только начинался и не стоило расстраиваться по мелочам.
А сделать сегодня предстояло немало. Сейчас она попьет чаю и поедет к родителям в гости — красить пасхальные яйца. Потом надо смотаться в центр и купить Миньке в подарок красивую рубашку, пару книжек себе, кое-что по мелочам… Обещалась позвонить Машка, которая вроде собралась замуж — значит будут кофий и долгий задушевный разговор…
А затем сюда — встречать и привечать минькиных друзей, приглашенных сегодня на футбол. Резать хлеб, колбасу, намазывать маслом и икрой бесчисленное количество маленьких бутербродиков, выносить пепельницы, мыть посуду, а ночью еще и переться в церковь. Да, серьезный денек предстоит. Holy Saturday…
…Минут через пятнадцать, наскоро попив чаю и перехватив бутербродик, Аниска выехала за ворота. Остановила машину, открыла дверцу, вылезла. Преданный Пуська, задрав хвост трубой, радостно бросился к хозяйке. Между ними давно уже установился неписаный ритуал — каждое утро кот с завидным постоянством провожал девушку на работу, выбегая на улицу даже в самые лютые морозы.
Аниска достала из кармана курточки бумажку, в которой лежало несколько кусочков красной рыбки, развернула ее и положила перед котом. Как не побаловать любезного друга Пусечку? Пока тот с аппетитом уплетал горбушу, с наслаждением закурила. Пуська доел, облизнулся и благодарно потерся об анискины сапоги. Потом поднял голову и мяукнул, как бы разрешая — езжай! Аниска погладила кота по густой шерсти и забралась в машину. Поехали!
……………….
Субботним утром шоссе, ведущее в город, было пустынно. Десять километров до круглосуточной бензозаправки с магазином, где она обычно покупала свой "Парламент", девушка взяла за семь минут. Остановилась, залила бак "Яриса", купила две пачки сигарет.
Еще трех минут с лихвой хватило, чтобы пролететь пять километров до первого светофора у въезда в город. Тут скорость пришлось резко сбавить — начиналась жилая зона с редкими пока домами. Следующий светофор, километра через полтора, висел у перекрестка с аптекой — сюда Аниске доводилось пару раз приезжать за аспирином и прокладками — в их элитном поселке не имелось ни магазинов, ни аптек, ни даже элементарного ларька с сигаретами — владельцы особняков категорически возражали против появления по соседству торговых точек…
Светофор горел красным, поэтому пришлось остановиться.
Аниска посмотрела влево, на аптеку, припоминая, нет ли необходимости заглянуть туда? Вроде нет. И прокладок дома полно, и презервативов, без которых она не соглашалась на секс с мужем, в тумбочке у кровати пылится достаточно…
Повернула голову направо и взгляд ее уперся в небольшой пустырь, по обе стороны которого стояли какие-то заброшенные сады и полуразрушенные деревянные домики. Земля тут была утоптанная, почти без травы. Кое-где виднелись полустертые следы шин. Видимо это место изредка использовали в виде стоянки посетители аптеки…
Загорелся зеленый и Аниска, чуть выждав, плавно тронула машину. Бросив прощальный взгляд на аптеку, девушка только теперь заметила старинную, покрытую ржавчиной табличку-указатель: "Ул. Цветочная. Љ 15"…
……………….
"Здравствуй, родной дом! Как же ты постарел за эти месяцы. И люди вокруг постарели. Даже вечные бабушки, десятилетиями сидящие на скамейках во дворе. И эти трещины в стенах коридора. Вроде раньше их не было. Или были?..И мама, бедная мама, прости, но ты тоже постарела. Наверное и я старею, а мне только двадцать шесть лет. Один братец Сашка растет и хорошеет — вон какой удалец, кровь с молоком! Милый братик Сашка…", — думала Аниска, сидя за столом на кухне родной квартиры, где они с мамой теперь красили пасхальные яйца.
Благостно бурлили на плите кастрюли, стояли в ряд баночки с разноцветной водой. Отдельно в стороне пузатилась старинная чугунная кастрюля, полная отвара из луковой шелухи — мать настояла на том, чтобы часть яиц красили по-старинке, а не новомодными химическими красителями…
Зеленые, синие, красные, оранжевые, с рисуночками, пятнышками, полосками яйца обсушивали и складывали в два берестяных туеска, сплетенных когда-то анискиным дедом. "Дедушка, дорогой, тебя уже нет столько лет, а туесочки живут. И память о тебе живет, милый дедушка, нет, не в туесочках, в сердце", — подумала Аниска и ей вновь сделалось грустно. Когда-нибудь и она умрет, а останется ли что-нибудь после нее? Память или хотя бы вот такой простенький туесочек из коры?
Мать расспрашивала о новой жизни. Как дом, что едят? Особенно настойчиво интересовалась — почему Аниска еще не беременна? Зачем тогда вообще надо было выходить замуж? Ведь мужики-то не дураки — только детьми их и можно привязать, иначе уйдет, загуляет, запьет, найдет другую…
Аниска отвечала нехотя, односложно, потом завелась — стала отругиваться, затем вновь как-то разом успокоилась, нащупала нужную тактику — надо было разговорить мать, заставить ее рассказывать о себе и домашних. Уловка подействовала и началось бескрайнее повествование о болезнях, соседях, родственниках, сорванце Сашке, решившем ни с того ни с сего поступать в Школу милиции. Так под заунывный монолог матери и покрасили четыре десятка яиц…
Потом обедали всей семьей. Лицо отца светилось радостью. Вчера, узнав, что утром к ним наконец-то пожалует дочка, он съездил на рынок, закупился свининой и говядиной, намолол фарша и весь вечер собственноручно лепил любимые анискины пельмени — так ему хотелось обрадовать дочку…
Покушав, Аниска ушла в свою бывшую комнату. Прилегла на ставшую уже чужой кровать и уснула…
……………….
Спустя час отдохнувшая и посвежевшая девушка снова села за руль "Яриса". Надо было ехать в центр за рубашкой Миньке.
Подарок мужу Аниска выбрала довольно быстро, купила еще и носки — белые, махровые, с плейбоевскими зайчиками — как раз под новые минькины адидасовские кроссовки, приобретенные им на прошлой неделе.
Тут запиликала "нокия". Звонила поганка-Машка, извинялась, что на встречу придти не сможет, мается животом. Договорились созвониться после Пасхи…
" До четырех еще два часа, — подумала Аниска. — А как не хочется домой! Пойду-ка поброжу по улицам, а кофейку попью и в одиночку. И такие дни бывают, да…", — и девушка медленным шагом направилась к местной достопримечательности — длинной пешеходной улице в центре, которую в городе с гордостью называли "наш Арбат".
Зашла в магазин сумочек, приценилась к туфлям на весну, постояла перед витриной фирменного джинсового бутика, разукрашенной в стиле Дикого Запада. "Джинсы что ли купить? Вон те, голубенькие?" — задумалась было девушка, но вовремя вспомнила, что денег в кошелечке осталось не так уж и много, на джинсы не хватит.
Расстроилась и двинулась дальше. Вспомнила, что хотела купить книжек. Минут двадцать выбирала, выбирала и все не могла выбрать, а затем, повинуясь какому-то непонятному импульсу, взяла читанный несколько лет назад роман Сорокина "Лед". Было это в тяжелые дни очередного расставания с любимым Петей. Повесть о дивной, неземной, чистой любви, любви без секса, любви сердцем — такой невозможной и желанной — потрясла Аниску и она, помнится, не раз прерывала чтение, чтобы вволю наплакаться — так одиноко становилось на душе…А потом они с Петей вновь помирились и зажили вместе. И…книга…книга забылась, уступив место бурным ночам плотской страсти, сжигающей и испепеляющей.
И вот теперь она снова в ее руках. Зачем? Непонятно…
И еще больше взгрустнулось. "Арбат" закончился и Аниска вышла на длинный металлический мост. Внизу медленно влекла свои воды зеленоватая река. "Нил, она так похожа на Нил", — подумалось Аниске. Вспомнился Египет, где она когда-то отдыхала с любимым Петей. Девушка почувствовала, что если сейчас не уйдет с моста, то расплачется навзрыд — такая безграничная печаль накатила…
Ушла. Вернулась на "Арбат" и села в одной из кофеен. Долго сидела, курила, изредка потягивая крепкий ароматный кофий.
"Holy Saturday, Holy Saturday…, - опять застучали в голове знакомые английские слова. — Да что ж они ко мне привязалось-то?" — удивилась Аниска.
* * * * * * *
"…Иисус Христос как часть Святой Троицы существовал изначально. С самого Сотворения Земли он присутствовал на ней незримо, но во всей полноте своей божественной сущности, наблюдая за родом человеческим, заботясь о нем, протягивая руку помощи нуждающимся, подымая падших, утешая страждующих, вдыхая надежду в отчаявшихся и укрепляя веру пошатнувшихся. Христос, посредник между Богом-Отцом и людьми, был не только незримым советником и духовным утешителем, но и Божьим воином, сражающимся с Сатаной и демонами за человека. Был он также строгим, но справедливым Судьей, вершащим Суд и наказывающим закореневших в грехах и заблуждениях.
…Бог дал человеку свободную волю — право выбора и принятия решений. Поэтому не задавайте мне вопросы — а почему мы так плохо живем? Почему в мире постоянно ведутся войны, умирают от болезней и голода сотни тысяч людей, царят беззаконие и случаются целые эпохи полного беспредела. Не Бог виноват в этом. Виноват сам человек. Ибо он живет на земле и творит все, что ему заблагорассудится, пренебрегая Божьими заповедями и теми духовными и общечеловеческими ценностями, о которых каждый из нас знает, но почему-то не хочет соблюдать.
Да, Бог вмешивается в людские дела и приходит на помощь, когда его попросят об этом люди веры, чистые сердцем и помыслами, праведники. Если бы не так, человечество давно бы уже исчезло с лица земли…
…Проходили годы, столетья, тысячелетья. Беззакония и грехи человечества умножились до такой степени, что Бог понял — нет на Земле спасения никому, но все заслужили смерть!
И задумался Бог — неужели ничто и никто не может спасти человека?
И тогда Всевышний принял единственно возможное решение.
Он послал на землю своего единственного сына, Бога-Сына, Иисуса Христа, дабы тот, родившись в образе человека, принял мученическую смерть и искупил ею грехи всего человечества — прошлые, настоящие и будущие. Только ценой этой невыразимой жертвы можно было спасти людей от неотвратимого наказания. Прощение грехов и Вечную Жизнь впредь мог получить каждый, кто согласится признать Иисуса своим личным Спасителем и попросит его взять грехи покаявщегося на себя.
Так две тысячи лет назад в бедной еврейской семье родился мальчик Иисус — сын Бога и женщины, Богочеловек.
Он был совсем обычным ребенком, играл со сверстниками, подросши, работал плотником, а затем, когда наступило предначертанное время, стал проповедовать людям учение о Божьем царстве и Спасении.
Три года Иисус Христос бродил по стране, распространяя Божию весть. Он творил чудеса, воскрешал мертвых, исцелял недужных, изгонял бесов. Услышав Иисуса, раскаивались в своих преступлениях и шли за ним казалось бы самые закоренелые грешники — разбойник Петр, мытарь Леви Матфей, блудница Мария…
Но большинству людей не по душе пришлось Божье Слово, так как оно изобличало и жгло раскаленным железом, а кому из людей по нраву боль, пусть даже исцеляющая?
И люди поймали Христа и умертвили его жесточайшей и мучительнейшей смертью, распяв как преступника на кресте.
Произошло это в пятницу, которую теперь по-английски принято называть Good Friday. Пишите: Good Friday.
…Несколько часов спустя после смерти Иисуса ученики сняли его тело с креста, похоронили в гробнице и разошлись, неутешимые в своей скорби. Казалось, все их надежды рухнули и вновь над человечеством сгущается беспросветная тьма…
И наступила суббота. Самая мрачная суббота в жизни осиротевшей Земли. Суббота без Бога. Ее по-английски называют Holy Saturday. Пишите: Holy Saturday.
Нет-нет! Казалось бы жизнь продолжалась как прежде. Светило солнце, рождались дети, люди работали, веселились, предавались наслаждениям. Но исчезла с земли Любовь. Не было больше Любви. Потому что ее божественный источник, питающий все живое, угас…
И лишь немногие понимали — в этот день Земля, род человеческий, полностью беззащитны и являются легкой добычей для злых сил, которые со всей мощью уже обрушились на людей с целью уничтожить их…
А где же был в это время Иисус? Неужели он на самом деле бросил тех, ради кого претерпел такую мучительную смерть?
Нет-нет!
Покинув поверхность земли, умерев в личине человека, Иисус как дух спустился в Подземное царство и атаковал Врата Ада!
Разбив цепи, связывающие их, Иисус начал величайшую битву с демонами за освобождение душ мертвых грешников. В своей милости Божий Сын не хотел оставить вечно страдать тех, кто умер до его появления и не услышал Благую Весть, несущую Спасение тем, кто согласится принять ее.
Долгие часы длилось ужасное сражение. На помощь хранителям Ада поспешили ринувшиеся было на землю демоны и бесы.
Час за часом продолжался неравный бой, но в конце-концов Иисус победил.
Души миллионов и миллионов грешников покинули Ад и, прощенные, вознеслись на Небеса. А Христос поднялся из недр Шеола назад, к людям.
И пришел день третий.
В ранние предрассветные часы душа Бога вернулась в тело человека Иисуса, он восстал из гроба и наступил самый радостный день в истории человечества — Светлое Воскресение Христово! Его мы привычно называем еврейским словом Пасха, а по-английски это будет Easter. Запишите: E-a-s-t-e-r.
С этого дня на землю вновь неиссякаемым потоком хлынула божественная Любовь…
…О Пасхе и ее значении можно говорить бескрайне много, но я хочу вернуться к Holy Saturday, дню, который мы, верующие, посвящаем воспоминанию о пребывании Иисуса в гробе и его сошествии в ад для избавления душ умерших.
У Holy Saturday есть еще одно, я бы сказал сакральное, скрытое значение.
Для тех, кто не верит в Бога, Holy Saturday, хотя они сами того и не подозревают — продолжается на протяжении всего их земного существования. Нет, это не обычный субботний день перед Пасхой.
Это — жизнь без совершенной любви и внутреннего душевного покоя, жизнь в тревоге, постоянном страхе перед будущим, жизнь без удовлетворения. Жизнь в том земном аде, который они сами себе устраивают и из которого не хотят выйти.
Жизнь без Божьей любви, без духовной защиты, жизнь беспросветная, медленно катящаяся под откос к своему закономерному итогу — смерти и наказанию. Путь, упирающийся в незримый и непреодолимый барьер — вот что такое Holy Saturday.
А ведь совсем рядом, прямо под носом, перед каждым человеком распахнута дверь, за которой начинается Светлое Воскресение Христово, Easter, с его неизмеримыми водопадоми Божьей любви и радости, изливающимися на верующего не миг, не день и не жизнь — Вечность!
……
Ти-ти-там! Там-там-там! — затрезвонил вдруг чей-то мобильник.
Старенький преподаватель английского Лавр Иванович поперхнулся, умолк, закашлялся, стал озираться, покраснел, оглядывая притихших слушателей курсов.
— Ох, друзья! Экскьюз ми, плиз! Дамы и господа, покорнейше прошу простить меня! Увлекся, заболтался, старый дуралей, эх. И чего это меня так понесло? Еще раз простите! А теперь запишите вот эти выражения…
* * * * * * *
Ти-ти-там! Там-там-там! — затрезвонил вдруг анискин мобильник.
— Аниска, ты чего? — послышался недовольный голос мужа. — Полпятого! Ты где? Ведь обещала! Ребята начали подтягиваться, ну!
— Ой, Минька, извини! — всполошилась девушка. — Я в центре, через пятнадцать минут буду! Вам что-нибудь еще купить по дороге?
— Да нет, все есть, давай быстрее! — смягчился муж, выключаясь.
Аниска расплатилась, схватила покупки и побежала к машине. Через пару минут, пренебрегая знаками и правилами, она вырулила из центра и понеслась на полной скорости к дому.
………………………………………
…В просторной гостиной на первом этаже перед огромным плазменным телевизором — гордостью Миньки (он приобрел его "для дома" на собственные деньги) сидело уже человек пять парней, трое из них пришли с подружками. Тамара Борисовна и Павел Игнатьевич ушли в гости к соседям, чтобы оттуда вместе с ними поехать на вечернюю службу в центральный городской храм, поэтому весь дом остался в распоряжении молодежи.
На столе стояло пиво, бутылка "беленькой", валялись распечатанные пакетики с орешками.
— Ну балбес! — в сердцах сказала Аниска. — Неужели лень было выложить на пару тарелок хотя бы нарезку из вакуумированных пакетов, что в холодильнике?
— Так ты ж обещала быть к четырем, а тут стали подходить гости, вот я и не успел! — не моргнув глазом ответил Минька. Он сидел на диване с банкой "Хайникена", но до Аниски долетел явный запашок водки, исходящий из минькиного рта. Видимо муж "полировал".
Аниска, чертыхаясь, бросилась на кухню. К счастью, девчонки — Наташка, Ленка и Фарида проявили женскую солидарность и пришли помогать. Вчетвером они быстро приготовили бутербродики с икрой, разложили по тарелкам колбасу, рыбку, сыр, орешки. Принесли бокалы для тех, кто не хотел пить из банок. В общем, очень скоро стол принял совсем приемлемый вид.
Аниска чувствовала, как нарастает в ней напряжение. Хотелось сорваться, поругаться с мужем, вцепиться ему ногтями в лицо, драть, драть и кричать не останавливаясь.
"Что со мной происходит? — испугалась девушка. — Парни, друзья, собрались посмотреть футбол. Почему я так реагирую?"
Даже вино не принесло утешения. Аниска налила себе бокальчик итальянского белого, пригубила, сделала пару глотков, но впечатление было, будто кто-то долго вымачивал в вине свои старые вонючие носки, прежде чем закатать его в бутылку.
Приходилось терпеть. Девушка покорно уселась на диван рядом с мужем и попыталась успокоиться. Минька тем временем откупорил вторую банку. Пил, веселился, громко хохотал и лишь изредка для приличия интересовался:
— Зая, ну чо ты куксишься, а? Ну Зайк!
Где-то без двадцати шесть, когда до начала матча оставалось еще двадцать минут, Аниска не выдержала. Встала, будто по делам, а сама пошла к себе на второй этаж и заперлась в туалете.
Опустила крышку на унитаз и уселась сверху, обхватив руками голову.
"Еще немного и я умру, — подумалось, — нет, не могу больше! Просто не могу! Что со мной?"
Посидела так минут пять, покачиваясь из стороны в сторону. Встала, подняла крышку унитаза, сняла трусики, пописала.
Приподнялась, вытерлась кусочком туалетной бумаги и…
…случайно дотронулась до волшебного бугорка над своей нежной раковиной.
Бугорок отозвался. Девушка вновь притронулась к нему и погладила.
По всему телу прошла судорога, задрожали и онемели ноги. Аниска села на унитаз и снова погладила себя. "Кончить что ли? Или…"
И тут же одернула себя: "Боже, это ж надо до такого докатиться! Одиноко сидеть в туалете и дрочить — при живом муже и стольких мужчинах, которые чего бы только ни дали, чтобы пососать этот клитор и позволить кончить на себя!"
Девушку пробил истерический смех, затряслись худенькие плечи, задергались полусогнутые ноги. И тут раздался тихий стук чего-то металлического, упавшего на кафельные плитки пола.
Аниска остановилась и посмотрела вниз. На полу лежала ее "нокия", выпавшая из кармана джинсов.
Телефон.
Телефон.
Телефон.
Не отрываясь, девушка смотрела на мобилу секунд десять, а потом подняла ее, разблокировала и быстро начала рыться в телефонной книге.
Нашла. Теперь "редактор". Застучала пальцем по клавишам.
"Привет. Хочешь?" Отправила и замерла.
Прошла пара минут.
Телефон замигал и пикнул.
"Аниска! Да! Да! Да!"
Девушка почувствовала, как сжимается в пружину тело, проясняются мозги и десятки маленьких мощных насосов начинают без устали качать и прокачивать по венам и всем клеточкам тела адреналин.
"В 19. Западный выезд из города. Цветочная-15, пустырь напротив аптеки, ОК?"
"Буду! ОК! Целую!"
Аниска резко поднялась, застегнула джинсы, вымыла руки и посмотрела в зеркало. Оттуда, хищно скаля зубы, на нее глядел хитрый красивый зверь.
"Тише, тише, спокойнее… Прими человеческий облик. Сейчас ты их всех сделаешь! Но надо, чтобы никто ничего не понял. Успокойся. Смотри безмятежней. Сосчитай до десяти.
Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. ДЕСЯТЬ!
Успокоилась?
А теперь в бой!"
Тихо, чтобы никто не услышал, спустилась по лестнице, зашла в прихожую и проверила карман курточки — вторая из купленных сегодня пачек сигарет была на месте. Проследовала в гостиную. За время, что она отсутствовала, народу прибавилось. Приехала минькина сестрица Дашка с очередным хахалем, появился сосед — сын налоговика Панчикова, младший Панчиков — толстый краснорожий веселый парень. С ним прибыли подруга и полуторалитровая бутыль дорогущего виски.
Аниска изображала веселье, бегала за стаканами, тарелками, затем уселась рядом с Минькой и принялась делать вид, что смотрит футбол. Довольный муж изредка одобрительно косил на нее пьянеющим взглядом.
По полю бегали игроки в красной и синей формах. Вроде англичане.
Ребята перед телевизором орали, улюлюкали, давали футболистам советы, которые те не могли услышать. Аниска тоже орала, хлопала в ладоши, а в шесть тридцать пять, когда до конца первого тайма оставалось десять минут и страсти достигли невероятного накала, тихонько скользнула с дивана, как бы невзначай сунув в карман первую из пачек своих сигарет, ту, что лежала открытой и полупустой напротив; играя роль старательной хозяйки собрала со стола пустые бутылки и пошла на кухню.
Как и предполагала девушка, вслед за ней двинулась Наташка, которая, как подметила Аниска, тоже не особо интересовалась футболом.
Девушки сгрузили пустые банки в помойное ведро и тут Аниска достала сигареты, предложив покурить и поболтать в тишине. Наташка побежала за своими "Давидоф", а Аниска тем временем стала собирать со стола на кухне грязную посуду — там всего-то была пара тарелок и вилок и один грязный стакан с видневшимся в нем окурком.
Поставила приборы в раковину, пустила воду. Внимательно положила пачку своих сигарет на полку над раковиной так, чтобы пачка выступала наружу.
Когда Наташка вернулась, принялась с ней болтать, одновременно ополаскивая стакан.
Взяла правой рукой дымящуюся сигарету, затянулась, а левой не глядя поставила стакан на полку и, опуская руку, неловко смахнула пачку прямо под струю воды!
— Блин! Еклмн! Да что ж это такое! — заорала в возмущении.
Схватила пачку. Как и требовалось по сценарию, сигареты оказались безнадежно испорченными.
— Да не парься! Кури мои! — великодушно предложила добрая Наташка.
— Ой, нет! Не могу "Давидоф". Привыкла к "Парламенту". Что ж делать-то? Еще весь вечер впереди, притворно ужаснулась Аниска и тут же, "озаренная идеей", решила:
— Я вроде самая трезвая из всех. Сгоняю за новыми. Это пять минут.
— Давай поеду с тобой! — произнесла Наташка то, чего больше всего опасалась Аниска.
Девушка сделала вид, что обдумывает предложение. Потом покачала головой.
— Знаешь, будет лучше, если ты останешься здесь за хозяйку. Проследи, пожалуйста, чтоб на столе все было, а то на Миньку нет никакой надежды — вон он уже какой пьяненький!
Услышав "за хозяйку" Наташка исполнилась собственной значимости и закивала:
— Конечно останусь, не вопрос! И пива принесу, и посмотрю, чтоб не гадили. Не боись, подруга!
Аниска вернулась в гостиную. До конца тайма оставалось 5 минут. Парни не сводили с экрана глаз.
— Минька, блин! Представляешь, у меня сигареты упали в раковину! Курить нечего! Поеду за новыми.
— А? — повернул голову муж. — Что? Какие сигареты? Бери мои!
— Минечка, ну ты же куришь "Мальборо"! Сильные! Я сейчас по-быстрому сгоняю на заправку за новыми. Тебе что-нибудь взять?
Минька на мгновенье задумался, потом разрешил:
— Езжай! Только зря ты так, через пять минут конец тайма!
— Минечка, ну ведь ты мне потом расскажешь, да? — Аниска была сама невинность и послушность.
— Все, беги, быстрей давай, Зая!
Аниска с виноватым видом вышла из комнаты. Надела курточку, старые удобные кроссовки, взяла сумочку и…
Будто почуяв неладное, со второго этажа спустился любезный друг Пуся. Он не любил шумные компании гостей, предпочитая отсиживаться наверху, в комнате супругов.
Пуська сел у двери и вопросительно уставился на хозяйку.
— Не сейчас, милый Пусечка! Потом все объясню! Я скоро вернусь! — Аниска отодвинула кота от двери и выбежала на улицу.
Завела "Ярис", медленно выехала за ворота, так же медленно доехала до поворота, проехала его и вдарила по газам!
80 километров!
Быстрее! Быстрее! Быстрее!
100 километров!
Если открыть окно, ветер наполнит гудением машину.
120!
Десять уже проехали. Бензозаправка справа! Быстрее! Быстрее! Быстрее! Пять минут!
140!
Черт, хорошо, что никого на дороге. Как бы не нарваться на милицию у въезда в город. Только бы не было милиции!
145. Светофор! Никого!
Сбавим. Пора сбавлять. 120. 110. Неужели подъезжаем? Черт, медленнее, медленнее, это уже город! 90, 80, 70.
Аптека!
Перед тем как завернуть во двор аптеки, Аниска увидела одиноко стоящий на пустыре "Шевроле" с тонированными стеклами.
Выскочила из машины, огляделась по сторонам и бросилась к нему через дорогу. Было без пяти семь вечера.
Рванула заднюю дверь, влезла. Димка Кораблев сидел и смотрел на Аниску, выпучив глаза и не веря своему счастью.
— Тссс! Молчи! Ни о чем не спрашивай! Иди сюда! Быстро!
Димка пересел к девушке, она порывисто обняла парня и впилась в его губы. Укусила до крови. Димка дернулся, но губ не убрал.
Левой рукой схватила ширинку. Нащупала огромную вздувшуюся плоть. Расстегнула джинсы, оттянула димкины трусы и оттуда выскочил толстый, великолепный член.
Нагнулась над ним и принялась яростно его сосать, крепко дроча рукой. Димка заохал.
Остановилась, толкнула парня, чтобы подвинулся, скинула кроссовки, джинсы, трусики, легла.
Боже! Как удобны для этих дел американские машины!
И тут все двадцать два сантиметра ворвались в ее набухшую, истекающую соком желания плоть…
……………………………….
Сколько раз можно кончить за двадцать минут?
Не скажу — не считала мгновений восторга,
сбилась, сбилась со счета, считая их!
Два, четыре? Шесть или семь? Или восемь их было?
Не знаю и знать не хочу — все слились они в общий один.
Вечный восторг.
Двадцать два сантиметра. Двадцать минут. Лежа, сидя и сзади.
Сок мой истек и кричу я в экстазе, сжимая твой жезл.
Мой — он покорен мне, делает все, что скажу,
с перламутровой плотью моей.
Дивной наградой его одарю. Вот он мой рот, губы и горло — смело войди и кончай.
Заслужил.
………………………….
Проглотив без остатка всю вылившуюся ей в рот сперму и жадно облизав димкин член, собрав с него все до последней капельки, девушка откинулась на сиденье и вытерла губы.
Взмыленный Димка без сил повалился на девушку
Аниска полежала под ним чуток, а потом нежно, но твердо оттолкнула парня и принялась в темпе одеваться.
Открыла дверцу машины. И когда уже собиралась выскочить, крепкая рука спортсмена схватила ее за куртку.
Аниска обернулась и…
— Выходи за меня, а? Бросай своего упыря, Аниска! Меня никто никогда так не ебал! Ты понимаешь? Никто! Выходи за меня, вместе мы горы свернем! Пожалуйста!
И тут с Аниской случилась истерика. Она вырвалась из рук Димки, выскочила из шевроле и с диким хохотом повалилась на утоптанную землю.
— Да что они все — сговорились что ли? Замуж за них выходи! — сквозь приступы смеха повторяла девушка, колотя ладошкой по крылу машины.
— Аниска! Ты что? — таращил испуганные глаза голый Димка. Его прямо приморозило к сиденью.
А Аниска продолжала то хохотать, то заливаться слезами.
Время. Время! ВРЕМЯ!!!
ВРЕМЯ!
Острой иголкой кольнуло мозг — быстро! Пора, пора, нельзя опаздывать!!!
Истерику как рукой сняло. Аниска вскочила, встряхнулась как зверь, показала Димке язык, чмокнула ошеломленного парня в щеку, потом приложила указательный палец к губам и прошептала, делая страшные глаза: Тсссссс!
И побежала к своей машине.
Быстрее!
Быстрее!
Быстрее!
80 километров.
100 километров.
120.
140.
"Ярис" летел как стрела, рассекая сгущающийся мрак.
Приехали. Знакомый поворот. Дом Синицыных, светящиеся окошки на первом этаже.
Девушка загнала машину во двор, поставить ее в гараж сил уже не было, вылезла и закурила. Поправила прическу.
Сорок минут. Она отсутствовала сорок минут.
Один. Два. Три. Четыре. Пять.
Я спокойна. Я довольна. Я всех обвела вокруг пальца. Я их сделала.
Шесть. Семь. Восемь. Девять.
Сейчас я войду и никто ничего не поймет. Мне хорошо. Мне давно не было так хорошо. Наверное с…Созополя, да? Мне очень хорошо и я удовлетворена. Все будет хорошо. Да, все будет хорошо.
Десять.
Докурив, ловко бросила незагашенный бычок через ограду прямо в лужу и легкой, стремительной поступью вошла в дом. Прошла на кухню и долго мыла лицо холодной водой, уничтожая чужие запахи.
Вытираясь полотенцем, почувствовала, как в ноги что-то тыкается. Испугалась, вздрогнула, отняла полотенце от лица и увидела Пуську.
Кот озадаченно нюхал джинсы. Затем отошел в сторонку, сел и уставился на Аниску.
"Он почуял запах чужого мужчины!" — поняла девушка.
"Нда, тут страсти похлеще, чем в шоу Малахова", — подумал кот и Аниске показалось, что он ухмыльнулся.
В гостиной сидели все те же. Матч кончился. Теперь смотрели рэгби. Демонстративно помахивая пачкой сигарет, взятой из курточки, Аниска уселась рядом с мужем, взяла чистую рюмку и от души набухала туда водки.
Только было хотела поднести ее ко рту, когда Минька подозрительно осведомился:
— Ты где валандалась? Минут сорок прошло!
— Да ну…, - как можно более безразлично ответила Аниска, — Машка по пути позвонила, пришлось остановиться, болтали минут двадцать, — и добавила, обращаясь к остальным:
— Машка, подруга моя, замуж выходит! Боится! — и подмигнула.
Парни глумливо захохотали.
Аниска одним глотком высадила рюмку, закурила сигарету и утомленно откинулась на спинку дивана, не забыв как бы случайно прижаться плечом к Миньке.
Муж почувствовал это и расслабился.
Девушка прикрыла глаза и сквозь опущенные ресницы окинула взглядом компанию. Никто больше не обращал на нее внимания. Кроме Дашки. Минькина сестрица пристально рассматривала ее лицо.
Аниска затаилась.
— А чего это у тебя лицо такое красное и мокрое, а? — последовал выпад Дашки.
Аниска медленно открыла глаза.
— Курила, пока ехала, пепел в глаз занесло, вот и вымывала сейчас на кухне.
Дашка хмыкнула и казалось бы поверила. Или…Неужели она что-то подозревает? Невозможно! Кто может себе представить, что вот так посредь вечера женщина, имеющая молодого, симпатичного, богатого мужа может выйти из дома, промчаться двадцать километров, перепихнуться со случайным партнером, кончив за двадцать минут энное число раз и уже через сорок минут возвратиться домой? Или Дашка думает, что я это делала где-то совсем рядом?
…Часам к десяти вечера все уже порядком напились. Дашка уселась на колени к своему хахалю и они беспрерывно сосались.
Аниска выпила четыре рюмки водки и ей стало совсем хорошо и спокойно. Она кротко сидела рядом с мужем и вовремя поддакивала, когда тот, рассказывая о чем-то казалось бы смешном (все в компании почему-то и в самом деле смеялись), поворачивался к ней и спрашивал: "А разве не так?" "Так, Минечка, так!" — отвечала Аниска и одобрительно гладила мужа по плечу.
Потом Минька вдруг вспомнил, что сейчас по местному каналу идет прямая телетрансляция из главного городского храма, где проводится служба, предшествующая пасхальной. Нашли нужную программу.
В гостиную ворвалось стройное, но заунывное пение хора. Камера показывала внутренность храма — росписи, иконы, тысячи горящих свечей и плотную толпу людей, молчаливо слушающих вечерню.
— Вон они! Гляди! Папка с мамкой! — заорал Минька прямо в ухо жене.
Все уставились на экран. И правда, сейчас оператор показывал центральную часть храма, где на самых почетных местах один к одному стояли отцы города — чинно, с супругами и свечами. Во втором ряду слева Аниска увидела Тамару Борисовну, чьи губы что-то непрерывно шептали, и Павла Игнатьевича — вид у него был одновременно и строгий, и умиленный.
Сзади толпились простые верующие — многие сотни. Камера выхватывала и показывала полные скорби и надежды глаза. Глаза верующих.
"А может то, что рассказывал нам тогда на уроке английского Лавр Иванович, на самом деле правда? — подумала Аниска. — И Бог есть? И все остальное, как он говорил?"
— Ахахаха! — ни к месту захохотал младший Панчиков, тыкая пальцем в телевизор.
— Да вы посмотрите, кто читает литургию! Это ж главпоп Куркин!
— Ну и? — непонимающе спросил кто-то из гостей. — Что такого-то? Читает и пусть себе читает…
— Ага, пусть читает. Служитель Бога, бля! А ты знаешь, что он при зарплате в 24 тысячи рублей, неработающей жене и трех детях купил недавно старшенькому Ваське чистяк новый Пежо-407 за полтора миллиона рублей? В налоговой у папашки все обхохатываются, читая куркинские декларации. Это Боженька что ли ему чемоданчики денег с неба посылает?
"Или Бога нет и все это выдумка для одурманивания людей с целью повелевать и управлять ими?" — засомневалась Аниска.
К одиннадцати стали расходиться. Все были пьяны до такой степени, что ни о каких визитах в храм никто уже не думал. Вызывали такси, одевались, с трудом попадая в рукава курток. Жратая Дашка насупившись заявила брату, что дома не останется — поедет к любимому, а завтра до обеда они будут христосоваться где-нибудь в центре, пусть так и передаст родителям!
Минька заплетающимся языком клятвенно обещал передать.
Когда дверь за последним гостем закрылась, супруги поднялись к себе наверх. Миньку вдруг пробило на игривость — он обнял жену и стал гладить ее по попе. Слюнявя рот, смачно поцеловал в губы.
— А давай сейчас, а? — спросил, прижимаясь еще крепче.
"Эх, Минька, если бы ты знал, что сжимали эти губы еще пару часов назад, ты бы наверное убил меня на месте", — подумала Аниска и, вырвавшись из рук мужа, строго ответила:
— Ах ты, гад! Ну ведь надо же так нажраться, а? И ты еще хочешь трахаться? В таком состоянии? Пошел спать, быстро! Ну?
Не ожидавший такого отпора Минька мигом сдулся, покорно повернулся и направился к кровати, а Аниска пошла в душ.
Долго стояла под струями прохладной воды, окончательно прощаясь с запахами другого мужчины.
Вышла из ванной комнаты освеженной. Минька уже дрыхнул без задних ног.
Легла. Потушила свет. Но вместе с накатившей тьмой вдруг стало страшно и одиноко.
* * * * * * *
"Что делать и как быть? — размышляла Аниска. — Передо мной столько путей, но я не знаю, на самом деле не знаю, по какому из них пойти?
…Может самым честным после сегодняшнего будет развестись с Минькой, бросить все — одежду, подаренные драгоценности, вещи, прихватить лишь пару трусов, любимого Пуську и уйти обратно к родителям. Вернуться в свою старую детскую комнату, где проживает теперь милый брат Сашка, работать, пытаться делать карьеру, надеяться, что когда-нибудь встречу новую, на этот раз настоящую и окончательную любовь? Ведь уходила же я когда-то от Пети и ушла в конце-концов, ни на что не позарившись…Может это выход?
…Или стоит развестись и выйти за Димку Кораблева? Он богат, симпатичен, умен, у него великолепнейший хуй, которым он ебет и долбит как паровой молот. Мне же нужен именно такой мужчина — сильный ебырь, с которым за ночь можно обкончаться до огромного мокрого пятна на кровати и заснуть спокойно… Но ведь Димка на три года младше меня! И он сам говорил, что хочет еще пожить! Где гарантия, что через пару лет он не вышвырнет меня из дома как выжатую тряпку и не найдет себе другую? Нет-нет!"
Аниска закусила губу. Решение никак не приходило.
"…А может одуматься? Забыть о случившемся? Стать примерной женой? Ведь семья Синицыных много значит в нашем городе, а я теперь госпожа Синицына-младшая. Через десяток лет Павел Игнатьевич отойдет от дел и все это — дом, бизнес, миллионы долларов — все, нет половина, ведь Дашка тоже наследница, перейдет к нам — Миньке и мне! Так может лучше и вправду стать почтенной супругой симпатичного наследника капиталов? Сводить Миньку к сексологу, наладить с ним нормальную половую жизнь, родить ему детей…Говорят, родившая женщина меняется. Становится добрее, чище душой. Ведь если она любит свое дитя, то должна передать ему лучшее, воспитав его в правильной ценностной системе. Говорят еще, что ребенок — самое огромное счастье на свете, которое нельзя описать никакими словами. Твой ребенок, плоть от твоей плоти, кровь от твоей крови. Ради него ты всегда находишь силы жить, бороться, побеждать. Ради него, ребенка…И тогда я не исчезну — ведь часть меня перейдет в это дитя. И обо мне останется память, как об умершем дедушке, о котором я сегодня вспоминала…"
Может стоит все-таки смирить себя и родить от Миньки? А любовь…может любовь к мужу появится потом? Вместе с уважением, благодарностью, доверием, сопричастностью?
Но что будет, если родить ребенка, двух, а Минька внезапно решит ее бросить? Ведь он мужчина и через десять лет еще будет выглядеть как огурчик, в самом соку!
А она? Кому нужна будет стареющая, увядающая тридцатишестилетняя женщина? Вдруг через десять лет какая-нибудь девятнадцатилетняя красотка вскружит голову глупому Миньке? Какое будущее ожидает брошенную, никому не нужную Аниску, обремененную ревущими "довесками"?"
Или…или лучше не разводиться? А пожить в ближайшие годы, пока она еще молода и красива, тайной жизнью? Ведь если честно признаться, она уже не может без случайных встреч с понравившимися ей партнерами! Она пристрастилась, подсела на экстремный секс как наркоман! И самая крутая ебля, самые великолепнейшие и полноценнейшие оргазмы она получала только переступив все возможные запреты!
Может быть и вправду стоит официально жить примерной госпожой Синицыной, а в то же время постоянно находить новых и новых партнеров по Интернет, среди случайных знакомых, в барах, ресторанах, на дискотеках, на работе?
Тайно видеться с ними в гостиницах, мотелях, на квартирах подруг, трахаться по-быстрому в общественных заведениях, кинотеатрах, туалетах, на работе, на природе? Испытывая постоянный страх быть разоблаченной и в то же время невероятное наслаждение, купаться и задыхаться в волнах адреналина…
Или…или заняться осуществлением маккиавелиевского плана? Сейчас из имущества, счетов и фирм семьи Миньке не принадлежит ничего. Может следует в ближайшие пару лет заставить мужа упросить Павла Игнатьевича, чтобы тот переписал на него несколько аппетитных фирм, а потом, когда "имущество, приобретенное во время брака" будет считаться общим и делиться по закону поровну — тогда развестись? Оттяпав половину?
Но ведь это…это подло.
"Нет, — задумалась Аниска и почувствовала, что краснеет, — уж вот так-то я никогда не поступлю. Потому что это уже больше, чем подлость. Даже не знаю, как это назвать…".
Если бы Аниску спросили, как она представляет себе счастье, она бы ответила: "Лежать на толстом пушистом ковре рядом с любимым где-нибудь далеко-далеко от родного города в тихом уютном домике на берегу маленького озера, со стаканом вина в руке. И заниматься любовью."
Вот сейчас рядом вроде есть любимый. Ну…не любимый, а муж. Для него по большому счету не представляет трудности приобрести виллу где-нибудь в Швейцарии или Италии. Небольшую кокетную виллу на берегу маленького озера. Они будут жить там, не зная забот, потому что денег Павла Игнатьевича все равно хватит, чтобы безбедно прожить до конца их жизни… Но это ли счастье? Нет! Нет! Нет!
Потому что нет любви.
А есть ли она вообще, эта любовь? Такая, чтобы…была всеобхватной, всеобъемлющей? Любовь до конца. Чтобы никакой другой тебе не было нужно?
Любить только одного человека всем сердцем, душой, умом, телом! Принадлежать и хотеть принадлежать только ему одному, быть с ним всегда!
Неужели такой любви нет?
Или стоит бросить все и уйти ее искать?
Но ведь ей…ей уже двадцать шесть лет! И под глазами появились первые морщинки!
И она…она чувствует, что УСТАЛА. И что не может больше никуда уйти. Нет сил.
Или все-таки есть?
А может Бог существует и он прав? И если человек любит человека не только плотской, но и божественной любовью, то только тогда он по-настоящему счастлив?
ТАК ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ???
И Аниска, отчаявшись, разрыдалась. Потому что ни на один из вопросов ответа не находилось. И ни один из путей не казался правильным.
Девушка безутешно плакала, уткнувшись в подушку, а рядом продолжал храпеть пьяный Минька.
"Ну почему все так сложно? — размышляла сквозь слезы Аниска. — Эх, была бы я простой кошкой или котом, вот как Пусечка! Никаких любовей, никаких душевных проблем!"
Тут в дверь стали царапаться. Аниска прислушалась, потом поднялась с кровати, подошла к двери и открыла ее. На пороге стоял Пуська. "Легок на помине!" — подумала девушка и вернулась в кровать.
Пуська осторожно приблизился и уселся посередине ковра, вопросительно глядя на хозяйку.
— Пусечка, милый! Иди, иди сюда! — прошептала Аниска и похлопала по подушке рядом с собой.
Пуська мяукнул и мягко запрыгнул на кровать. Улегся в изголовье, заурчал, пристраиваясь.
Аниска уткнулась носом в толстый, пушистый пуськин живот. Кот еще громче заурчал от удовольствия и его лапа осторожно протянулась и погладила нежную анискину щеку.
Успокоенная теплом животного и его мерным урчанием, вскоре Аниска заснула.
Спала она плохо и несколько раз во сне вскрикивала.
Тогда Пуська просыпался и бдительно оглядывался по сторонам. Так и провел он всю ночь, всматриваясь во мрак, вслушиваясь в шорохи и скрипы, готовый драться насмерть, чтобы защитить свою несчастную хозяйку…
КОНЕЦ.
Апрель 2009 — февраль 2010.