Игорь
Сразу несколько неожиданных событий перевернули с ног на голову всю жизнь Игоря. Он надеялся, что все это временно. Так иногда бывает – ты планируешь свою жизнь, думаешь, что у тебя все под контролем, все идет ровно так, как ты задумал, а потом бац – и все рушится.
А все потому, что, выдрав сорняки, Игорь не стал копать глубже, не выдрал все с корнями, и теперь все обратно проросло. Он уже собирался начать новую жизнь, собирался принять какое-то важное решение. Но не получилось, сначала нужно избавить от прошлых ошибок, очистить это поле и засеять его по-новому. В общем, плохо он поработал ковырялкой, сейчас придется делать все заново.
Во-первых, жив Саша Лавров. Его поместили в какую-то хитрую систему защиты свидетелей, отобрали все и полностью подчинили себе. И парень не выдержал. Ну у кого хватит сил терпеть, когда твоей жизнью играют другие люди, причем исключительно в своих интересах? Никому. Игорь прекрасно понимал Сашу и сочувствовал ему. И, конечно же, он восхитился его храбростью – дать показания в суде против одного из самых влиятельных наркодилеров. Молодец, стальные яйца. Вот только что дальше? Будет жить в этой своей новой шкуре? Ответа Игорь не знал.
Во-вторых, Лиза Лаврова вышла с ним на связь. Игорь распечатал электронное письмо от Лизы и взял с собой в самолет, чтобы прочитать еще раз. Он не сомневался, что автор – Лиза Лаврова, она раскрыла несколько деталей тех событий, о которых никто, кроме нее, не мог знать. О них не знал даже Игорь, но зато теперь ему все стало понятно.
В-третьих, Марина его бросила. В тот самый вечер, когда сказала ему, что не сможет жить с человеком, который ждал смерти ее отца. Больше не приходила. На звонки не отвечала, а когда он подловил ее после работы, сухо сказала: «Все кончено, прости».
Получив три пинка под зад, Игорь собрал вещи и улетел в Москву, где получил четвертый – босс закрыл дело. Он скептически отнесся к тому, что Саша Лавров жив. Для него это дело было закрыто со смертью Джеймса МакКуина на сцене спорткомплекса «Олимпийский», поскольку он-то на самом деле знал, что убийства никакого не было. Несколько уголовных дел, возбужденных в России, в том числе к организаторам мероприятий в связи с нарушением техники безопасности, были закрыты после официального объявления властей США о том, что певец МакКуин жив-здоров. Но даже когда эти дела были не закрыты, движения по ним шли медленно-медленно, словно это было никому не нужно. На стадионе в тот день был аншлаг, а в качестве свидетелей опросили всего десять человек, и их показания написаны как под копирку. Протоколы следственных действий в материалах уголовных дел лежали в сыром виде, а заключения экспертов готовились практически год. Делами никто не занимался.
– И мы не можем дальше заниматься этой историей, – сказал босс прямо. – Липовое убийство наша юрисдикция, но дело закрыто. А розыскное дело Лизы Лавровой хоть и открыто, но это совершенно не наше дело, и мы не можем просто взять и начать расследование. Это вызовет массу вопросов.
– Но вы ведь понимаете, что за этими бюрократическими нестыковками абсолютно реальная история? – спросил Игорь. – И Лиза и Саша живы, и если Саше, возможно, и не угрожает больше ничего, то Лиза Лаврова в большой опасности. Я опросил несколько людей в Иркутске и понял, что о том, что она жива, некоторые знают. А значит, узнает и тот, кому это действительно нужно. Мне потребовалось ничтожно мало времени, чтобы выяснить этот факт. Но я так и не понял, почему Лиза уехала из России, это может быть связано с желанием скрыться от табора, порвать с Арсеном и все в этом духе. А может быть, связано еще с чем-то, о чем мы не знаем, и это очень плохо. Она не в розыске в Штатах, о ней там никто не знает, она живет под чужой личностью. И ее там никто не защитит. Она не может рассказать свою историю в полиции и не обратится туда, потому что, скорее всего, считает себя виноватой в смерти родителей. Лиза будет пытаться защититься самостоятельно. Но если за ней и ее ребенком охотятся конкуренты Наркобарона, то ей это не удастся.
– Что ты предлагаешь? Попросить помощи у агента Томпкинс?
– Я не думаю, что она заинтересуется этой историей. Все-таки здесь дело больше в Лизе, чем в Саше. Лиза им совершенно неинтересна. Если вы помните, агенту Томпкинс и всей их славной бригаде было абсолютно плевать на Сашу Лаврова и его жизнь. Им важно было, чтобы он просто остался жив биологически и мог дать показания в суде. Говорящий рот. А Лиза… Она вообще ничего им предложить не может. Она просто девушка в беде. Но я не считаю, что мы не имеем права оставить ее с этой бедой один на один.
– У нас нет оснований, – ответил босс. – Нет никаких оснований вести расследование. Нет заявления от пострадавшей стороны, нет заявлений об угрозах жизни, нет даже потерпевшей. К которой, кстати, и у российской стороны могут быть вопросы. Ты не считаешь, что в ее действиях есть соучастие в преступлении?
– Нет, не считаю, – решительно проговорил Игорь. – Но мое мнение тут необъективное. Всех обстоятельств мы не знаем. Их знают только Арсен и Лиза.
– Ты можешь найти этого Арсена?
– Думаю, да.
– А Лизу?
– Это будет сложнее. Но, скорее всего, смогу.
– Тогда действуй. Но неофициально. Ты понимаешь?
– Да.
– Ты же понимаешь, что тебе неоткуда ждать помощи?
– Да.
– И что я могу прикрыть эту твою частную практику, только если будут установлены действительно важные обстоятельства, которые необходимо расследовать?
– Да. Но у меня есть к вам вопрос.
– Давай.
– Почему вы помогаете?
– Потому что я тоже считаю, что без нашей помощи Лиза Лаврова не жилец. Обратиться за помощью ей некуда. Так что помочь ей, кроме тебя, некому. У тебя, кажется, был запрос на обучение? Вот идеальный вариант обучения – поедешь перенимать опыт коллег из аналогичного подразделения полиции Штатов.
* * *
После разговора с боссом Игорь оформил командировку на неделю и взял билеты до Нью-Йорка на тот же вечер. В отделе кадров на него смотрели с очень большим подозрением – все-таки командировка в Америку событие незаурядное. Но Игорю было плевать. Перед отлетом он позвонил той женщине, которая дала ему информацию о Лизе, и попросил о встрече.
Встретились они там же спустя несколько часов – на Красной площади. Как и в прошлый раз, невероятно элегантная, в легком деловом костюме сливочного цвета, цыганка приветливо улыбнулась Игорю и даже не подала виду, что ее как-то задело отсутствие ответной улыбки.
– Где сейчас Лиза Лаврова? – спросил Игорь сходу.
– В Нью-Йорке, вы же сами знаете, она написала вам письмо.
– Откуда вы знаете?
– Мне она тоже написала письмо, в котором сказала, что попросит вашей помощи.
– Я должен посмотреть на это письмо.
– С собой у меня его нет, вам сказать на словах?
– Не нужно, я все равно не поверю.
– Я так и думала. Что-то еще?
– Мне необходимо поговорить с Арсеном.
– Это невозможно.
– Почему?
– У Арсена случился инсульт. Он сейчас в клинике в Израиле, проходит интенсивный курс восстановления. Скорее всего, он навсегда останется парализованным. Он практически полностью обездвижен, говорить не может, с памятью проблемы.
«Очень удобно, – подумал Игорь, – просто молодцы. Спрятали его подальше, чтобы не оставлять следов».
– Вы понимаете, что Арсен был единственным человеком, который мог подтвердить слова Лизы? Сейчас у Лизы практически никаких шансов выйти сухой из воды. Скорее всего, она будет обвинена в соучастии в преступлении.
– В каком?
– В убийстве своего отца, матери, в незаконном лишении человека свободы – своего брата Саши.
– Она не могла ничего сделать.
– Это трогательная история подойдет для фильма, – ответил Игорь. – В реальной жизни на это никто не поведется. Она могла позвонить в полицию и предупредить, если знала о готовящемся преступлении.
– Нет, она не могла. У нее не было выбора.
– Отчего же?
– Если бы она сказала хоть кому-нибудь, Сашу бы сразу убили.
– Сашу не могли убить, он был нужен для давления на отца. А давить можно только живым человеком, мертвый никому не интересен.
– Вы заблуждаетесь, – сказала цыганка. – Вы не знаете всех обстоятельств. Если бы Лиза предупредила полицию, Сашу бы убили и на его место поместили ее саму. Конечно, на самом деле этого бы никто не сделал, поскольку у нее в утробе был ребенок Арсена, но ведь в полиции об этом никто не знал, верно? Мы бы отправили тело Саши в полицию и положили бы на него фотографию Лизы. Рокировка. Лиза не смогла придумать иного выхода, кроме как сделать все так, как просил ее Арсен. И все бы получилось и обошлось бы без жертв, если бы все строго выполняли свое назначение…
– Как легко вам говорить, – зло сказал Игорь. – Волнуетесь только за свой чертов интерес. Главное, чтобы не изъяли это дерьмо, которым вы пичкаете людей! Волнуетесь только за свои деньги!
– Это не просто дерьмо, – улыбнулась женщина, – это востребованное дерьмо. И до тех пор, пока им кормится огромная часть населения, всегда будут на верхах те, кто сосет доходы. Вам ли не знать? Не нужно обвинять винтик в том, что он хорошо делает свою работу. Обратите внимание на саму машину – она куда более опасна.
* * *
В самолете Игорь несколько раз перечитал короткое письмо от Лизы Лавровой и сделал несколько выводов, которые ему совсем не понравились. Письмо он получил на электронную почту со странного адреса. Его коллеги из аналитического отдела сказали, что отследить почтовый сервер невозможно, он надежно защищен и письмо несколько миллионов раз было переброшено с одного на другой.
«Добрый день. Мне сказали, что вы меня искали. Я понимаю, зачем вам это нужно, и, возможно, я сама хочу, чтобы вы меня нашли. Я виновата, я могла их всех спасти. Если бы я не успокоила маму, то даже все эти вооруженные люди, которые пришли за нами по приказу Барона, не смогли бы увести нас. Мама бы нажала тревожную кнопку. Я не дала ей этого сделать. Но я очень боялась за Сашину жизнь. Я осознала, что натворила, когда было уже слишком поздно.
Когда все узнали, что Саша жив, Арсен хотел сделать так, чтобы он замолчал навсегда. Я избила его в тот вечер, сильно избила, мне кажется, я покалечила его. Я бы не покинула страну, если бы не тот человек, который мне угрожал. Он вообще никак не связан с нашей историей, но я очень боюсь его. В России он может найти меня и убить – это единственное, что ему нужно. А здесь, в Америке, он меня не достанет. Но здесь меня могут убить конкуренты Барона и забрать моего сына. Я не знаю, что мне делать, я не понимаю, как я могу из всего этого выбраться – и вернуться не могу, и остаться невозможно. И вы, вероятнее всего, не защитить меня хотите, а призвать к ответу за мои поступки. Я это понимаю и хочу этого. Но не могу. Я должна заботиться о своем сыне. Лиза Лаврова».
Она ведь действительно в тупике. Но кто тот человек, которого она боится? Что она еще натворила? Не тот ли это нефтяник, к которому так сильно ревновал ее Сергей? Нет, скорее всего, нет. Скорее всего, этот человек появился в ее жизни после бегства с Арсеном, иначе Арсен бы сообщил о нем через свою доверенную. Лиза пишет, что этот человек никак не связан с историей Барона, поэтому замалчивать про него Арсену незачем.
Лиза чувствует свою вину в убийстве отца и матери, и у Игоря нет возражений. Да, она виновата. Действительно, она могла подумать, могла просчитать. Могла хотя бы испугаться. Но она верила… Можно ли считать, что верить – это слишком опасно, слишком неосмотрительно? Конечно, можно. Конечно, ее вина в случившемся есть. И в похищении матери Лиза – явный соучастник, ведь без ее помощи Барону бы не удалось провернуть историю с похищением. Игоря расстроил тот факт, что Лиза помогла похитить мать, но хотя бы теперь ясно, почему в доме Лавровых не сработала сигнализация и тревожная кнопка. Лиза просто не позволила матери ее нажать.
А вот могла ли Лиза предположить, что это похищение закончится смертью матери? Могла и должна была. Лиза виновна в смерти матери. И в похищении Саши тоже виновна.
Знала ли она, что Барон подготовил теракт, где была запланирована смерть ее отца? Игорь ответа на этот вопрос не знал, но надеялся, что нет. У нее и так две смерти на сердце, третьей и не нужно.
И как ему с ней поступить? Ведь он должен арестовать ее, привлечь к ответственности. Он должен, он обязан, это его долг. Но почему внутри все противится? Почему внутри головы, в той самой черепушке, откуда он черпает все ответы на сложные вопросы, нет однозначного понимания, что Лиза Лаврова должна ответить за соучастие в убийстве родителей и похищении брата? Почему?
Может быть, потому что сейчас, с появлением Марины, уверенность Игоря в том, что все в этом мире поровну делится лишь на черное и белое, померкла? Может быть, потому что у него нет и не было никакого права судить, могла ли Лиза адекватно оценить риск и понять, что все происходящее вокруг приведет к трагедии?.. И он опять не знал ответа на свои вопросы. Но что-то подсказывало Игорю, что он сможет это понять. Осталось самое малое – найти Лизу и посмотреть ей в глаза. Только в ее глазах кроются все ответы.
Ее нужно найти, и как можно скорее. Ответ на ее письмо не дал ничего – письмо Игоря возвратилось с отчетом об ошибке.
Босс прав, ФБР и полиция Штатов не станут ее искать, Лиза для них бесполезна, и даже заявления о розыске в США нет. Как найти Лизу, не имея в руках ни единого ресурса для этого?
Сложный, сложный вопрос, но Игорь знал, как на него ответить.
Саша
Моника не объявлялась еще три дня, которые я прожил почти в агонии. У меня не было понимания того, что будет дальше. В силе ли договоренности насчет концертов? Сможем ли мы организовать выпуск сингла в эфир? Получится ли подготовить тур? Что вообще мне делать?
Тим требовал сконцентрироваться, но я только кивал, не вникая и не понимая, чего от меня требуют. Я просто тупо выполнял все упражнения, что он говорил и показывал, но все шло мимо мозга. Хорошо, что при занятиях спортом с тренером не обязательно включать мозги. Хотя несколько раз я был в этом разубежден, к примеру, когда машинально кивнул Тиму, что готов к растяжке, а на самом деле даже не понял, что он у меня спрашивает, и, когда он усадил меня на шпагат, заверещал от боли.
Занятия с Полиной проходили более или менее конструктивно, там я хотя бы понимал цель и двигался к ней с неумолимым вниманием, но все же без особого энтузиазма.
– Джейсон? С вами все хорошо? – спросила Полина на одном из занятий.
Как меня все заколебали с этим вопросом, кто бы знал! Да кому какое дело до того, хорошо со мной все или нет? Какое значение это имеет?! Поняв, что я разозлился, я попросил Полину вернуться к занятиям, и остаток урока мы провели в тишине, вернее, не болтали попусту.
Стоит сказать, что занятия с Полиной принесли пользу – я не чувствовал напряжения голосовых связок, когда пел, и спокойно мог работать с высокими партиями, правда, я и не считал это необходимым. В моих песнях таких партий отродясь не было. Но, может быть, еще будут?
Звонок Моники раздался рано утром в субботу, в мой выходной. Мы договорились с Полиной и Тимом, что один день в неделю я буду отдыхать, и они не возражали.
– Джейсон, у вас все в порядке?
– Моника! Куда вы пропали?!
– Я никуда не пропала. Я была в командировке в Лондоне, я же говорила.
– Нет, не говорила! В Лондоне не было телефона?! Вы даже позвонить не могли? Я уже думал, что вы решили больше со мной не работать. А тут еще эти карты заблокировали… Я подумал, что это все.
– А что с вашими картами?
– Претензии от налоговой… Но мы с Джо разобрались и держим на контроле этот вопрос.
– Хорошо, я уточню у Джо. Вы переживали по поводу моего отсутствия?
– Конечно!
– А вы в Интернет не заходили, что ли? Ни разу за эти дни?
– Нет, все эти дни я только занимался и спал, – ответил я. – А что?
– Ну вот зайдите и почитайте новости. Там про вас очень много всего интересного. Я прилетела ночью, но сегодня буду работать. Подъехать к вам?
– Конечно! У меня сегодня выходной.
– Да, кстати, с концертами все поменялось. Вообще все, но я приеду и все подробненько расскажу.
– Все отменили?..
– В январе – да. Но февраль у нас будет очень жаркий. Учитывая, что у нас все еще нет концертного директора, ездить мы будем с вами.
Вот так. Этого стоило ожидать. Снимай, дурак, повязку, она тебе не нужна, мы больше не играем в эту игру. Ну конечно, кому я на фиг нужен?! Неужели я всерьез решил, что кому-то действительно интересен я и мои песни? Неужели это все было просто профанацией? Розыгрыш? Неужели Монике тоже нужно было от меня что-то? Деньги, которые мы не заработаем, а которые я уже заработал?
Сердце ухнуло так быстро и так низко, что у меня перехватило дыхание и вмиг высохли губы. Как будто влаги в них не было никогда. С трудом разлепив их, я спросил:
– Наступит февраль, и концерты отменятся?
– Поговорим, когда я приеду. Почитайте пока новости.
* * *
Результаты работы Моники были налицо. По первому же запросу с моим именем Google выдал несколько страниц со свежими результатами. Судя по всему, направлений работы Supreme и Моники было три: развить интерес к новому синглу, альбому и туру. И если в первом они преуспели, то второе и третье провисло. Люди хотели обсудить предстоящий тур, но информации было слишком мало и созданные заявлениями дискуссии через некоторое время обрывались. Если бы у меня уже был сложившийся образ, если бы я уже ездил в тур и люди знали бы планку, которую я могу установить, то тех крох информации, что внесла работа Моники, было бы достаточно для полного всплеска. Но люди не знали, чего ждать от альбома и от тура, они знали лишь то, что у меня есть суперуспешный сингл Roberto и есть слитый альбом с демками, из которых непонятно, какого уровня будет «настоящий» альбом.
Одна статья привлекла мое внимание. На удивление, автором выступил русский парень, и статья была размещена на русском музыкальном портале, где обычно выкладывают рецензии на изданные вещи. Называлась статья «Восставший из ада».
«Наш соотечественник Дима Грановский известен миру под именем Джейсон МакКуин. Эта история облетела весь мир и сделала известным парня, который бы никогда в жизни не добился бы успеха со своим в общем-то слабым треком Roberto. Но судьба распорядилась таким образом, что зажечь звезду МакКуина было нужно правительству США, а они, как известно, на звезд денег не жалеют. И в результате мы получили переоцененный продукт, который даже слиться полноценно не может. И все бы ничего, и поник бы этот парень, если бы не три причины, которые заставили написать меня этот пост.
Первая: анонс нового сингла, который сделала британская Supreme. Честно говоря, я не ожидал такой подставы от ребят, выпускающих электронные альбомы всех мировых звезд, и они же продают все права на саундтреки. Увидев это, я подумал: а может быть, не все потеряно? Но потом отпустило, и я почти уже даже забыл об этом.
Но никто на этом успокаиваться и не собирался. Незадолго до первого анонса Supreme произошло это непонятное „слитие“ альбома. Можете верить мне или нет, но я своими глазами видел продажи альбома в iTunes. А потом альбом оттуда исчез. Что стало с теми файлами, которые закачали люди, я не знаю. Кто-то говорит, что они сохранились и выложены в Сеть, но это может быть и творчество фанатов. Так или иначе, альбом оказался слит и достиг моих ушей. Я не стану пробегаться по каждой песне в отдельности, скажу лишь то, что пришло в голову, когда я закончил слушать: это офигенно. Нет, это правда так! Ни в какое сравнение с Roberto! Новые песни сильнее, и вокально и музыкально! Это настоящее искусство! Когда я стал читать отзывы пипла, то наткнулся на обсер песен, которые я оценил для себя очень высоко. Народу „против“ проголосовало очень много, и я был уверен, что из альбома эти песни изымут. Но нет! Второй анонс Supreme четко и ясно дал понять: альбом выйдет на электронном носителе и на CD. И вот как раз на обычных дисках выйдет делюкс-версия альбома, в которой будут добавлены все те треки, которые оказались слиты!
„В Сети не финальная версия альбома и не финальные версии треков, исключая, пожалуй, Roberto“, – написано в релизе Supreme.
Тут я почувствовал, как жжет меня желание написать этот пост, но из спортивного интереса я решил подождать, что же будет еще. И третье событие оторвало мне голову.
„Сегодня достигнута предварительная договоренность с труппой цирка Дю Солей, которые примут участие в первом мировом турне Джейсона МакКуина“, – гласил новостной пост на сайте Supreme. Этого я уже выдержать не смог. Я написал в Supreme: второй сингл потенциально коммерчески выгоден? И получил ответ практически мгновенно: „Конечно. Это бомба“.
В общем, людям стоит ждать второй сингл МакКуина, а я буду ждать делюкс-издание его альбома. Я буду ждать его шоу. Видимо, чему-то этот парень у правительства США все-таки научился, если уж я-то буду всего этого ждать».
Помимо этого поста в рунете оказалось довольно много заметок и отзывов. Оценивали клип, слитые демки и даже планировали то, что будет в новом альбоме. И практически все ссылались на информацию, полученную из статьи «Восставший из ада».
На страницах в социальных сетях активно муссировался слух о предстоящем туре, люди писали, что ход с цирком Дю Солей – одна из самых интересных идей, которая могла бы прийти в голову артисту. Но переживали, что цены на билеты, наверное, будут неподъемные, и едва ли я заявлюсь с этим шоу в Россию, где артисты выступают за бешеные гонорары, считая страну очень богатой.
Зная свои возможности в фантазировании, я решил не думать обо всем, что прочитал, а дождаться Монику и все у нее расспросить. Но в голову мысли все равно лезли: вопрос с альбомом решен, он выходит в двух вариантах, и делюкс-издание будет содержать слитые треки. Ну что ж. А тур? С чего они взяли, что я хочу работать с циркачами и что это вообще нужно для шоу? Как им вообще в голову такое пришло?
Ладно, я допускаю, что такая мысль может прийти в голову, но ведь для того чтобы все решить, этот вопрос нужно обсудить со мной. Почему Моника не позвонила и не спросила: а как я отношусь к тому, чтобы в шоу привлечь циркачей? Видимо, я настолько бесполезный инструмент, что со мной даже обговаривать эти вопросы никто не собирался!
И это ее «поговорим, когда приеду»… Неужели она не понимает, как сильно я заведусь к моменту, когда она приедет? Никогда не понимал людей, которые готовы взять и отпустить ситуацию на некоторое время, не предприняв никаких решений, даже временных, даже предварительных!.. Как будто ничего страшного не произойдет. Как будто ничего не взорвется!
В пылу своей обиды я начал наводить порядок в доме. По первому этажу были разбросаны джинсы, футболки, носки и даже трусы – вперемешку, сваленные кучками по углам. Я отобрал грязные вещи и запихнул их в стиральную машину, а чистые развесил по плечикам в шкаф. Пропылесосил, протер пыль. Решил, что диван у меня стоит неправильно, лучше будет, если поставить его лицом к панорамному окну, через которое ночью превосходный вид на город. Я даже не заметил, как перевернул его и перетащил ближе к окну. Сварил кофе и овсяную кашу. Каша исчезла так же быстро и была запита чашкой крепкого кофе, но тряска в руках никак не проходила, и я взялся за скакалку.
В общем, к приходу Моники я был уже порядком разогретый.
* * *
Видимо, мое настроение распространялось на территорию куда больше зоны видимости. В мой дом Моника вошла подготовленная. На ней был твидовый брючный костюм, который я никогда не видел, цвета мокрого камня, туфли на высоком каблуке на босую ногу. Даже в своем взвинченном состоянии я не мог не признать, что она выглядит эффектно, если не сказать – сексуально.
Я встретил ее в сидячем положении на диване, скрестив руки, всем своим видом давая понять, что не настроен принимать никаких объяснений, но все же жду их.
– Добрый вечер, Джейсон.
– Здравствуйте, Моника.
Она прошла в комнату и села в кресло, которое я также развернул к окну. Мы сидели в одну линию, но Моника полубоком ко мне лицом. Я же не поворачивал даже головы. Она что-то искала в сумке, а когда наконец нашла, то подала мне какие-то бумаги, которые я слишком резко взял и начал читать, не задавая вопросов.
Это был список концертов. 12 концертов, шесть из которых должны были состояться на территории Штатов (пять в Лос-Анджелесе и один в Сан-Франциско), шесть в Европе: один в Лондоне, по два в Париже и Берлине и один – в Москве. Все частные концерты, напротив каждого стояла цифра – от 80 000 до 400 000.
– Что это?
– Это график частных концертов, которые вы дадите до начала мирового турне, до выпуска альбома.
– Правда?
– Слишком плотное расписание? Я думала, вам, наоборот, хочется покончить с этим вопросом быстрее, чтобы начать турне.
– Моника, а вы не думали, что я не хочу давать эти концерты?
– А у вас есть выбор?
– Ну вы могли бы хотя бы согласовать их со мной?
– Джейсон, в чем дело?
– Я ничего не знаю, вот в чем дело! – взорвался я. – Оказывается, вопрос с выпуском альбома уже решен! Оказывается, в электронном виде он будет выпущен без слитых демо, а вот на физическом носителе будет расширенная делюкс-версия, в которую войдут и слитые песни также! А еще в мировом турне со мной будет выступать цирк!
– Давайте по порядку, Джейсон.
– Моника! Я так не хочу работать!
– Я все же настаиваю на обсуждении всех вопросов в порядке очередности. Если смешать все, то ничего, кроме кучи-малы, вы не получите. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь, и давайте поговорим. Никто и ничего не делал вне рамок ваших интересов.
Она говорила спокойно, и это убивало меня еще сильнее. Я привык к таким, как Ника. К крику, шуму, гаму! Такой разговор, я считал, выражает все мысли, чувства! А то, как холодна и даже равнодушна Моника в этот момент, – немыслимо! Как можно решить конфликт в такой тишине? Как можно договориться о чем-то, если не вскрыть все нарывы? Не орать?! Как?!
– По поводу графика приватных выступлений, – спокойно продолжала тем временем Моника, как будто не замечая моего красного от гнева лица. – Я говорила вам с самого начала, что с этим графиком вам придется согласиться. Ни я, ни вы не являемся профессиональными продавцами шоу, мы не умеем работать с такой плеядой менеджеров, которые занимаются организацией корпоративных мероприятий. Мне приходилось полагаться на профессионализм тех людей, которых я знаю и которым доверяю, до тех пор, пока у нас не появится свой собственный концертный директор. В этом бизнесе работать по-другому не получится. Мы должны будем акцептировать все, что нам предложат, и тогда, когда это нужно. На таких условиях я согласовала эти двенадцать концертов, а вы подтвердили мне, что будете на них. Разве не так?
Мне пришлось согласиться. Да, действительно так. График, с которым я буду вынужден согласиться, – звучал, и я дал согласие на это. Теперь ничего не попишешь.
– А эти цифры?
– Это гонорар. Грязными деньгами, то есть из них я заплатила комиссию посредникам. Налоги, увы, платить не стала. У нас этого дохода нет. Я не совсем поняла, как разрешилась ваша проблема с налоговыми органами, Джо, видимо, был занят – на заднем плане звучала музыка и чьи-то голоса, наверняка он где-то работает, он толком мне не объяснил. Но насколько я поняла, все ваши официальные деньги попадут в необъятное жерло правительственной казны, поэтому деньги я привезла наличными, а не загрузила на ваш счет.
– Что?
– Не поняла вопроса?
– Вы привезли деньги? То есть это не заказы? Это подтвержденные концерты?
– Да, это подтвержденные и оплаченные концерты, – повторила Моника. – Поэтому я и ездила в Лондон – встречалась с промоутерами и получала от них деньги. Светить их денежным переводом все равно что красной тряпкой перед носом налоговиков трясти.
– Когда вы уезжали, мои карты еще не были блокированы.
– Да, я узнала об этом от вас, но это лишь подтвердило мою уверенность в том, что деньги переводить на счет не нужно. Не в нашей ситуации платить налоги. И я не думаю, что здравомыслящие артисты платят налоги с частных мероприятий.
– Вы шутите?
– Я опять не понимаю вас, Джейсон!
Она достала из сумки две перетянутые резинкой пачки со стодолларовыми купюрами.
– Здесь восемьсот тридцать тысяч наличными. Оставшаяся сумма у меня, я оплачу все подготовительные работы этими деньгами. Всего я собрала три миллиона долларов. Мисс Тони озвучила гонорар в сумме трехсот тысяч долларов за участие ее ребят в двенадцати концертах, сюда же входят все расходы по подготовке шоу-программы. Мы должны денег Лари, сумма двести тысяч долларов. Кроме того, по двадцать восемь тысяч долларов, то есть всего пятьдесят шесть тысяч, мы должны заплатить Саре Фил и Василию Ковалеву, чтобы не иметь проблем с авторским правом. В Supreme мы договорились о компенсации в сто тысяч долларов на производство и продвижение диска. Шестьсот тысяч долларов я заплатила посредникам, у них самый высокий процент – двадцать. Предварительный расчет съемок клипа, продакшна и промоушна составит пятьсот пятьдесят тысяч, мы ведь должны начать масштабно. Из этих денег мы оплачиваем все расходы. Оставшиеся деньги я привезла вам, вот они.
Вид денег отрезвил меня.
– Во сколько вы оценили свою работу? – спросил я, уловив, что в своих расчетах Моника упустила свой гонорар. Я даже повернулся к ней всем корпусом, чтобы услышать цифру. Я ожидал подвоха везде. Она не передала мне деньги, стало быть, может озвучить цифру ровно такую, которая позволит ей оставить все деньги при себе. И получится весьма забавная история, при которой деньги получат все, кроме меня.
– Я не претендую на сумму большую, чем десять процентов, – неожиданно ответила Моника.
– Триста тысяч долларов? – на всякий случай уточнил я.
Она кивнула и продолжила:
– Девятьсот тысяч долларов остается у вас в чистом доходе, при этом мы оплачиваем все расходы, связанные с записью сингла, съемками видео и продвижением на радио и музыкальных каналах. Кроме того, мы оплачиваем запись, выпуск и продакшн альбома. Это очень хороший результат.
– Я согласен.
– Это хорошо.
– Когда начнутся репетиции?
– Такой подход мне нравится, – с улыбкой сказала Моника. – Но прежде я хотела бы рассказать вам, как появился на нашем горизонте цирк Дю Солей. Вы же знаете, что это корпорация? Они постоянно в поисках проектов и крайне заинтересованы в популяризации своего продукта, несмотря на то что о них и так все знают. Когда Supreme сделали заявление о предстоящем сингле и альбоме, они вышли на них практически моментально, я как раз была там. И мы встретились. Они пообещали взять на себя полностью все вопросы с оплатой постановки, закупкой декораций и оплатой логистических расходов. В труппу к вашему шоу они готовы выделить пятьдесят артистов, к которым мы присоединим десять своих. Шестьдесят человек на сцене – это уже очень хороший уровень. Кроме того, они сами позаботятся об аренде оборудования и их концертные специалисты будут сопровождать шоу, они же будут следить за звуком. Я посчитала, что такой вариант нам выгоден, и дала предварительное согласие, что их не устроило. Они требовали ответа незамедлительно, я сказала «нет». Вы знаете Робин Райс?
– Нет, не знаю.
– Она совладелица Supreme и агентства Supreme Live Show, которые будут обслуживать наш тур в Америке. Во всех компаниях определенная доля принадлежит Джо Моргану, это ведь вам известно?
– Да, – ответил я, – теперь я понял! Да, я знаю, о ком идет речь, Робин Райс – партнер Джо по Supreme.
Моника кивнула и продолжила:
– Робин попросила оставить нас наедине и рассказала дивную историю. Оказывается, Supreme Live Show сейчас в таком запущенном виде, что едва ли они будут готовы к обслуживанию серьезного тура в ближайшие месяцы. Джо об этом знает, собственно, частично по его вине и произошли эти незапланированные срывы в организации. Он опоздал с оплатой доли и, по идее, мог получить уведомление о прекращении сделки, но Робин Райс не из таких людей.
Я покраснел. Я знал, в чем причина в опоздании Джо с деньгами. Это я. Это мои финансовые затраты, которые взял на себя Джо.
– В общем, Робин крайне рекомендовала согласиться с предложением цирка. Все остальные вопросы они возьмут на себя – организация бытовой части тура затрачивает максимум десять человек из бэк-офиса, основной объем, конечно, это логисты и технический персонал. Поэтому в данном вопросе я была поставлена в тупик и собиралась звонить вам, но Робин меня опередила и позвонила Джо. Он говорил с нами по скайпу и, выслушав предложение от цирка, согласился с ним, сказав, что с вами решит этот вопрос самостоятельно, убедит вас в том, что именно так поступить и нужно.
– И вы решили сделать так, как попросил вас Джо?
– Да, и объясню почему. Мне совершенно не хочется во все это влезать, а звонить и перезваниваться в тот момент было очень демонстративно, а это недопустимо. Вам самому нужно было разобраться в отношениях с Джо Морганом, не валите это на меня.
– И что сейчас? Мы не можем отказаться от цирка?
Моника глубоко вздохнула. Деньги она все еще держала в руках. Она положила их на диван и пододвинула ко мне. Я их не взял. Казалось, она совершенно не удивлена моему вопросу, но в выражении ее лица я не сомневался: это была грустная улыбка. Она знала аргумент, который повалит меня на лопатки, и знала, что я ничего с этим поделать не смогу. Она дала мне еще несколько мгновений одуматься, после чего проговорила:
– Мы можем вернуть всем деньги, отказаться от цирка и сделать так, как считаете нужным. Но результат гарантировать в таком случае должны вы.
Что мне оставалось?
– Я вас понял, – сказал я. – А почему вы решили включить в расширенную версию слитые демо? Мы же планировали отказаться от них совсем.
– Здесь тоже вышла целая история. Вы читали отзывы в Интернете? Так вот, Supreme получили множество писем, в которых люди писали о тех треках, что были встречены негативно. Люди писали, что если альбом будет стопроцентно ориентированным на коммерческий успех, в нем будет нечего слушать. И Supreme выдвинули предложение – сделать делюкс со слитыми песнями, но продавать его только на основании предварительного заказа. Они провели опрос и получили результат – по крайней мере тридцать тысяч человек подумают насчет приобретения расширенной версии альбома, а порядка восьмидесяти тысяч решили это твердо, и только пять тысяч человек отказались бы от покупки такого альбома. Учитывая, что права на песни принадлежат Джо и Supreme, в том же разговоре по скайпу Джо принял решение издавать и делюкс-версию тоже. Как вы знаете, обычный диск на CD выпущен не будет, и если кто-то захочет взять к себе в коллекцию диск с вашим лицом на обложке, ему придется купить делюкс. Это дополнительный стимул к продажам. А учитывая, что разница между версиями составит практически три недели, электронную версию приобретут восемьдесят пять процентов от тех, кто купит делюкс.
– Вы в это верите?
– Я это знаю, это коммерческий расчет, составленный специалистами. И оснований не доверять им у меня нет. Так что мы будем делать, Джейсон? Насколько я поняла, Джо с вами не созванивался и своих решений с вами не утверждал? И как я понимаю, ни одного из них вы не поддерживаете? Только не говорите мне, что мы должны все отменить!
Я чувствовал себя странно. С одной стороны, я был рад тому, что решения нашлись. Действительно, вот они, деньги, лежат на диване. Помимо этих есть еще деньги, которые оплатят все расходы. Все сделано, все сделано неплохо. Но с другой стороны, я ничего из этого не решал. Ни для кого это не оказалось важным – услышать мое мнение. Никому не захотелось узнать у меня – а хочу ли я все сделать именно так или у меня есть другие предложения?
А что Моника? Моника – человек деловой, ей важен результат и уровень его достижения. Она не шла по головам, но и не делала того, что сделал бы любой человек. Выше моих интересов стоят только интересы дела. Нельзя взять и все измерить, даже навскидку, я понимал, что Моника поступила правильно. Она и сама была согласна с предложением Supreme о делюкс-версии альбома, и с предложением цирка, и получила подтверждение от Джо, человека, который платил за все. Результат позволил оплатить все расходы по организации тура и сделать все на достойном уровне. Да, все сделано правильно.
Проблема в том, что я был никому не нужен и мое мнение никому не нужно.
И хотя Моника кидает мне спасательный жилет – «Только не говорите мне, что мы должны все отменить!», создавая иллюзию как будто бы финальное решение за мной, я понимаю – скажи я сейчас «Все отменить», она тут же позвонит Джо, он приедет, надавит на меня и все будет так, как решили они. А если я спущу сейчас это все так, как того хочет Моника, соглашусь с их решениями, то дальше все так и продолжится. Я не буду решать вообще ничего, все будут решать за меня. Я буду только послушной куклой в руках Джо и Моники, буду зарабатывать деньги, но жить по чужой указке.
– Нет, Моника, ничего отменять не нужно. Вы проделали отличную работу, спасибо вам. Спасибо, что справились без меня, позволив мне работать над собой и материалом, я очень это ценю. Я немного вспылил, правда, за что прошу прощения.
Я сделаю вид, как будто все так и должно быть. В конце концов, с Джо я должен разобраться сам. Моника права, не следовало затягивать этот момент. Я очень многим обязан Джо, но это вовсе не значит, что теперь он во всем главный. Так недалеко дойти и до ситуации, когда я окажусь во власти человека, который уже не знает, что бы такого со мной сделать, чтобы не было скучно.
За этой дверью я уже был и возвращаться туда не хочу.
* * *
Какой все-таки странный человек Игорь Романов. Я помню его, это следователь, который приходил ко мне в больницу, где мне делали операцию по изменению внешности. Вернее, операции, их было несколько, и в результате получился тот человек, который смотрит на меня в зеркале. Но я уже давно привык к своему отражению и даже узнаю в нем себя. Но не суть.
Звонок Игоря Романова раздался в девять утра, когда я пытался уснуть после ночи, проведенной в репетиционном зале. Мы готовимся к запуску сингла, и ситуация не из простых. Сроки настолько сжаты, что на подготовку номеров для промо-выступлений осталось не больше недели. Я постоянно загружен и всегда на взводе. Журналисты не отстают ни на минуту, поклонники одолевают в социальных сетях с глупыми вопросами, денег категорически не хватает, а все только торопят.
В ту ночь я был раздражен сильнее обычного, у нас ничего не получалось совершенно. Мне было непонятно, отчего меня никто не слышит и никто не понимает, что наш танец напоминает номер из капустника. Мы боролись всю ночь, но так и не смогли сделать танец таким, каким я хотел его видеть, – новым, интересным, захватывающим и цепляющим. Я приехал в свою нью-йоркскую квартиру около восьми утра, принял душ, выпил чаю и улегся поспать, поставив будильник на двенадцать дня. Но как только начал проваливаться в сон, позвонил этот странный человек Игорь Романов.
– Здравствуйте, Александр, это Игорь Романов. Мы с вами знакомы, встречались в больнице, вы дали мне ориентировку на Наркобарона. Помните меня?
Сначала я подумал, что это сон. Какой-то дурной сон, в который я провалился и теперь придется играть по его правилам. Но нет, мое молчание в трубку телефона было встречено с неожиданной нервозностью:
– Алло, Александр! Не молчите, это Игорь Романов, следователь из России. Отвечайте!
– Да, доброе утро, слушаю вас, – ответил я.
Во рту сразу образовался привкус затхлой свеклы, которой меня кормил садист в камере, когда я был в первом заключении. На меня нахлынули воспоминания, каждое из которых связано с болью и страхом. Перед глазами сразу пролетели события тех дней, образ отца, мамы, Лизы… Навернулись слезы, и стало трудно дышать. Проблемы прошедшей ночи как будто ушли на второй план, стали такими несущественными и легкими, словно были выдуманными кем-то для меня.
Ведь у меня есть не только проблемы, у меня есть моя жизнь. А у них – мамы, отца и Лизы – нет ничего, только могила. Да и то неполноценная…
– Мне важно срочно встретиться с вами, – сказал Игорь. – Вы можете в течение часа?
– Я в Нью-Йорке, – ответил я. – А вы в Москве. Разве что по скайпу…
– Нет, никакого скайпа. Я тоже здесь, в Нью-Йорке.
– Хорошо… Давайте в кафе…
– Нет, если у вас нет места, где мы могли бы поговорить, приезжайте ко мне в отель.
– Ээээ… Вы можете приехать ко мне, это будет быстрее. Я живу…
Я продиктовал адрес, и Игорь, сверившись с навигатором у таксиста, сказал, что будет в течение двадцати минут. Этого времени мне оказалось достаточно, чтобы привести себя в порядок, собрать вещи, разбросанные по полу и всем поверхностям, и включить кофеварку.
Игорь вошел с недовольным видом. Я сразу его узнал – да, точно, тот самый мужик. Только тогда он казался мне очень высоким, крупным и громкоголосым. Сейчас я видел человека среднего роста, среднего телосложения, в простых джинсах и футболке. Вообще он был какой-то весь средненький, непримечательный и тихий. Говорил спокойным голосом, но раздраженно. Его нервозность пробудила во мне нервозность еще более жгучую. Я знал, что его приход не принесет мне ничего хорошего, даже если он просто хочет поговорить о событиях минувших дней, ведь эти воспоминания для меня как минимум болезненны.
– Александр…
– Называйте меня Димой, пожалуйста, – перебил я.
– Хорошо, Дмитрий, у меня для вас есть новость, но я не знаю, как вы на нее отреагируете, поэтому я вам сейчас ее не скажу. А начну с просьбы. Мне нужно, чтобы вы задействовали свои ресурсы для поиска человека.
– Что? Какие ресурсы? Какого человека?
– Я не могу воспользоваться помощью коллег из Штатов, чтобы разыскать одну женщину. Но она очень сильно нуждается в помощи.
– Если она нуждается в помощи, то ей следует обратиться в полицию, – ответил я. – Какими ресурсами поиска располагаю я, которыми не располагает полиция?
– Еще раз говорю – разыскать ее я не могу.
– А зачем? Если она не обращается, значит, помощь ей не нужна.
– Она боится. Она боится быть обвиненной в преступлении.
– Так вы с моей помощью хотите найти преступницу?
– Но не для того, чтобы арестовать, – ответил Игорь. – Чтобы защитить от опасности, которую она недооценивает.
– Игорь, говорите прямо, что вам нужно?
– Нужно, чтобы вы разместили в своих социальных сетях ее фото и попросили фанатов ее опознать. Если они укажут, где она, и будут следовать за ней, я найду ее.
– Что за ерунду вы несете?
– Дима, эта женщина – ваша сестра, Лиза. И ей нужна ваша помощь. Ее хотят убить те люди, которые претендуют на империю Наркобарона. Дело в том, что Лиза Лаврова родила ребенка от сына Наркобарона и теперь этот ребенок, ваш племянник, станет мишенью в борьбе за передел власти.
Мне показалось, я оглох. Что он сейчас сказал? Лиза? Ребенок? Я сел на пол. Глаза ничего не видели – второй раз за день я ослеп слезами. Я не понимал, как такое может быть и почему я узнал об этом только сейчас. И что вообще дальше делать? И как такое могло получиться? Что вообще происходит? Почему-почему-почему? Почему Лиза ни разу не дала о себе знать? Ведь она по-любому в курсе, как складывалась моя жизнь, об этом не знает только ленивый. После моего возвращения и показаний против Наркобарона я не слезал с телеэкранов, а до этого весь мир облетели новости о «моей смерти». Почему, зная, кто я и где я, Лиза не вышла на связь? Почему? И почему мне никто не сказал, что она жива?!
– Лиза написала мне письмо, в котором есть очень тревожный сигнал. Она понимает, что конкуренты Наркобарона за ней охотятся. Это значит, что она не просто начеку, это значит, что она подозревает. Либо это слежка, которую она увидела, либо просто чувствует, что за ней следят… Это неважно, главное, что если догадалась она, значит, времени совсем мало. Это значит, что они уже очень близко.
– Где Лиза?
– Здесь, в Нью-Йорке. Но под каким она именем и где ее искать – я не знаю.
– Почему нельзя обратиться в полицию?
– Потому что им нет дела до нее. У вас есть фото сестры?
– Да.
– Сможете разместить фотографию в Сети с просьбой сообщить, где ее видели?
– Кто вам сказал, что Лиза жива? Может быть, вам врут? Пытаются вынудить к чему-то? Расскажите мне все!
– У нас нет времени…
– Нет! Хватит! Или убирайтесь отсюда и не возвращайтесь без обязывающих документов, или говорите все. Я устал от ваших игр. Всем только и нужно, чтобы я что-то делал – скрывался, молчал, срезал лицо, пел, танцевал… Хватит! Я больше не делаю ничего, что было бы против моей воли. Расскажите мне все и объясните, в конце концов, что происходит. Или можете не рассчитывать на мою помощь и валить ко всем чертям!
– Не в ваших интересах…
– Не в ваших интересах сейчас пытаться убедить меня в обратном! – заорал я. – Говорите сейчас же!
И, как бы удивительно это ни было, Игорь рассказал. Он рассказал, как встретился с женщиной-цыганкой, которая поведала ему историю жизни Лизы. Что Лиза встречалась с парнем по имени Арсен, сыном Наркобарона, как забеременела от него и согласилась с тем, что Наркобарон похитит меня, чтобы надавить на отца, пока цыгане вывозят базу с наркотой. Рассказал, как она скрывалась с Арсеном после смерти отца и мамы, как родила ребенка и встретила страшного человека, от которого сбежала в Америку. Но до этого покалечила Арсена, который узнал, что я – Джейсон МакКуин – и есть тот самый Саша Лавров, сбежавший от них.
– Значит, эта женщина сказала вам, что Лиза в Нью-Йорке, и вы поверили?
– Нет, я проверил это. Я слетал в Иркутск и поговорил с Ларисой Дмитриевой, встретился с бывшим бойфрендом Лизы Сергеем и выслушал его историю. После я вернулся к Ларисе, и она подтвердила, что в ту ночь, когда схватили вашу маму и Лизу, Лиза ей позвонила, сказала, что натворила бед. Понимаете, после того как вашу мать и сестру похитили, по официальной версии, она бы не смогла позвонить. Значит, ее никто не похищал. И тела не было, если вы помните. Лиза жива. И, судя по всему, история, рассказанная цыганкой, правдива. Лиза действительно участвовала в вашем похищении и в похищении вашей матери.
– Нет… Нет! Но почему?!
– Я не могу вам ответить на этот вопрос, не знаю почему. Цыганка сказала, что Лиза в Нью-Йорке. Они беспокоятся, потому что потеряли ее из наблюдения. Она живет под другим именем, найти и защитить ее они не могут. И еще – я не знаю, почему она покинула Россию, но, кажется, это совсем не связано со всей этой вашей историей. Судя по всему, ее кто-то напугал, ей угрожают в России, и она не может там остаться.
– Почему вы считаете, что времени совсем нет?
– Потому что, когда жертва начинает подозревать слежку, это сразу становится понятно. И как только преследователи это поймут, Лизе останется жить считаные часы. Они просто ждут подходящий момент.
– Почему вы не попросите помощи у полиции Нью-Йорка? Не просите их расследовать?
– Вы не хотите помочь сестре?
– Я хочу. Но я не думаю, что это сработает. Здесь нужна квалифицированная помощь.
– Дима, разместите фото.
– Дайте мне то письмо.
Я несколько минут смотрел на письмо, написанное моей сестрой.
– Вы знаете, где она жила до отъезда?
– Нет.
Я вынул из рюкзака бумажник, в котором лежало фото Лизы. Сделал снимок на телефон и спросил у Игоря:
– Что писать?..
* * *
Как и следовало ожидать, социальные сети завалили сообщениями. Нам слали сотни фотографий девушек, похожих на Лизу, и в каждой третьей я ее узнавал. Романов сидел с моим ноутбуком и читал все сообщения, сохраняя фотографии наиболее похожих девушек, чтобы показать мне. Он присылал мне их на телефон, пока я был на репетиции, съемках, в дороге, поэтому мог смотреть только на бегу.
Вечером в моей квартире будет слишком много народу, чтобы можно было комфортно расположиться. Прилетают Джо, Вася, Брэдли и Ника. Последняя прилетает с таким огромным скрипом, что, кажется, она своим гневом посадит самолет посреди Атлантического океана и вплавь уйдет обратно.
Я не знаю, каким способом Брэдли удалось ее уговорить, но Ника не только ответила согласием на возвращение в Америку, но еще и подписала контракт, который я выслал. Мы все начинали заново, и мне нужны были мои люди в этом хаосе.
Мой ассистент Лион снял апартаменты в Нью-Йорке для всех, но первую ночь мы собирались провести вместе – за разговором и обсуждением плана действий. И присутствие Игоря Романова в моей квартире совершенно не шло на пользу дела. Однако дело, с которым он приехал, полностью завладело моими мыслями.
Лиза жива! Она жива! И она – мама. У меня есть племянник!
Я не знаю, почему Игорь сказал, что Лиза виновата в произошедшем. Что он там сказал по поводу ее участия? Соучаствовала в преступлении. Но как? Я не мог поверить, что она хотела нам зла – мне, родителям. Нет-нет, скорее всего, у нее не было другого выбора. Совершенно никакого, просто Игорю, как и любому человеку со стороны, плевать на фактические обстоятельства. Он просто не разобрался. А я разберусь, я обязательно дам ей возможность объясниться. Я не стану рубить сплеча и думать, что она совершила все те ужасные вещи, о которых говорит следователь. Этого просто не может быть, я не верю…
А если это действительно так? Что тогда?
Если Лиза действительно сделала это? Предала нас всех? Отправила маму на казнь, отправила меня в эти камеры? Но почему?.. Нет-нет-нет, я не готов делать какой-либо вывод, пока не поговорю с ней. Я должен сначала во всем разобраться и только потом пойму, что делать дальше.
Я слишком много сделал ошибок, повинуясь эмоциям и слушая других людей. Я больше никогда в жизни не стану этого делать.
Несмотря ни на что, Лиза единственный на этой планете мой родной человек, а если у нее действительно есть ребенок – то нас уже трое, и я сделаю все, чтобы мы снова были вместе.
Ника
У меня много вопросов. Их надо как-то систематизировать по блокам, потому что они повторяются. Я знаю, я не получу ответы на все вопросы, но, возможно, хотя бы на часть… Хотя бы для того, чтобы понимать, к чему все ведет.
Сейчас я в ступоре. Вместе с Брэдли я прилетела в Нью-Йорк, где нас ждет Дима. Я подписала контракт, согласно которому становлюсь частью команды Джейсона МакКуина, должность в нем указана – концертный директор, но оклад – нет. Обо всем этом мы договоримся лично, каждый, тет-а-тет с Димой. Это подход нового Димы, сказал нам Джо по телефону, высылая приглашение. Он все решает теперь сам, и только сам. Нет никаких продюсеров, лейблов и проектов. Теперь все решает только Дима, а все остальные либо сотрудничают с ним на его условиях, либо нет. Тех, кто отказался, до смешного мало.
Ему отказали три известных музыкальных лейбла, у которых есть все для успешных продаж, но он плевать на это все хотел. Его зрители найдут его даже тогда, когда он выпустит свои песни только на электронных площадках за свой счет. Сверхмассовая популярность ему больше не нужна, он готов работать только на свою аудиторию, и больше ни на кого. Такой подход мне нравится. Но не из-за этого я лечу в Нью-Йорк.
После моей пламенной речи в адрес всех собравшихся сильнее всего был оскорблен Брэдли. Но это не помешало ему выйти из отеля и обнаружить меня в курилке, где я безуспешно рылась в сумочке в поисках зажигалки. Я очень удивилась, когда перед моим носом образовался огонек, ведь Брэдли не курит.
– Ты закурил?
– Нет, но знаю, что у тебя проблемы с зажигалкой, вот и ношу с собой. Что с тобой?
– Со мной полная жопа, а еще полные ноги, грудь и все остальные части тела, – ответила я. – Такой ответ тебя устроит?
– Нет. Не такой реакции я ожидал от тебя на новость, что Дима жив.
– Брэдли, ты когда-нибудь любил?
– Что за вопрос? Конечно да.
– Тогда не придуривайся, что не понимаешь, каково чувствовать себя на последних ролях.
– Но мы здесь все. Он не сказал никому. У него не было выбора.
– Зато выбор есть у нас. Верить ему или нет. Я не верю. Я считаю, что Диме плевать было на нас. В частности, на меня, потому что ваши идеальные задницы меня не волнуют.
– И даже моя?
– Прекрати! – резко ответила я. – После того что я сегодня видела, никакая задница не поднимет тебя даже на уровень подростка. Ты вел себя как малолетний ребенок. А учитывая, сколько тебе лет, то это настолько несексуальный и немужественный каприз…
– Перестань.
– Что значит «перестань»? Что это, блин, вообще может значить?!
Я хотела еще сказать, что, наверное, не могу даже посмотреть ему в глаза, потому что мне стыдно, что у меня есть чувства к такому соплежую, как Брэдли. А еще хотела добавить, что нежные манерные мальчики не только не в моем вкусе, но и всех остальных девчонок раздражают.
Но ничего этого я не успела. Он меня поцеловал. Я даже попыталась отбиться, секунды две, как обычно, но он прижал мой затылок к себе и второй рукой сжал значительный кусок попы. Сигарета выпала у меня из рук, и на поцелуй я ответила.
– Мы будем вместе, – сказал он тихо.
* * *
– Мы будем вместе, – сказал Брэдли, и я поверила.
Я не в слова поверила, а в то, что действительно будем. Несмотря ни на что.
Да, у нас не было свиданий, не было понимания, как и что у нас с ним будет, но одного факта мне достаточно, чтобы почувствовать легкую дрожь от одного лишь намека на то, что мы сможем в самом деле быть вместе.
Самолет, тряхнув задом, сел. Я волновалась, но оно и понятно. Я прилетела в Америку, страну, которая сильно изменила мою жизнь, и не сказать бы, что в лучшую сторону. Я прилетела в Америку с мужчиной, который обещал, что мы будем вместе, и не сказать бы, что я испытывала по этому поводу дичайший восторг. Ощущения до боли странные – как будто собираешься нырнуть в холодную воду. И хочется, и страшно, и вроде бы как выхода нет. Я пыталась себе представить ситуацию, при которой я бы сказала Брэдли: «Нет, Брэдли, вместе мы не будем», но не смогла. Сегодня единственный мужчина, с которым я могу «быть вместе», – это Брэдли, и других вариантов нет.
Я прилетела в Америку работать с Димой, и я прилетела в Америку с мужчиной, который хочет быть со мной.
Дима. Дима-Дима-Дима. Я, правда, не знаю, что с ним делать. Я согласилась на все, согласилась снова работать с ним, согласилась снова стать частью его жизни. Но не уверена, что смогу. Я правда очень сильно обиделась. Джо спрашивал меня, пытался выяснить, в чем дело и почему я так сильно и так резко реагирую на все прошедшие события, но я не смогла объяснить ему. Не из-за языкового барьера, а из-за того, что не готова так сильно открыться этому человеку. Не готова откровенничать и с Васей, и с удивлением выяснила, что даже себе признаться не могу.
У меня нет романтических чувств к Диме, нет даже намека на это. Но… Я люблю его так, как любит своего сына мать, как любит сестра, – вот такой любовью. И я была абсолютно уверена, что, если бы он был жив, мне бы он сказал. Я думала, что он мертв, потому что если бы это было не так, я бы об этом знала. Если бы он чувствовал ко мне то же самое, он бы непременно нашел способ сообщить о себе, он бы пошел вопреки всего и вся, и я бы знала. Он бы не допустил, чтобы я переживала его смерть. А сейчас что? Сейчас я как в небытие, как будто случилось то, что случится в принципе не может, – он жив, он здоров, у него все будет хорошо. Но как в это поверить, как начать снова жить без той утраты, с которой я жила все это время?
Я зла на него за то, что он обманул мои чувства. Я была уверена, что они у нас одинаковые, что он чувствует то же самое, что и я. И при таких обстоятельствах я должна была быть с ним. Но, наверное, я не права. Не зря же все остальные не чувствуют такого, не зря у всех остальных Димин поступок вызывает уважение, пусть даже уважение принудительное. Наверное, потому, что у всех остальных жизнь не зависит от наличия или отсутствия Димы в ней, моя же была полностью посвящена ему. Возможно, мне стоит внимательнее прислушаться к себе. Возможно, стоит дать нашим отношениям еще один шанс. Я все-таки люблю его и хочу снова увидеть.
Америка. Брэдли. Дима.
Я специально не думала разделять эти условия, оно само получилось. Я даже не могу сформулировать так, чтобы мои отношения с Брэдли и моя работа с Димой были взаимосвязаны, да и незачем это. Мои отношения с Димой должны развиваться независимо от того, что у меня сложится или не сложится с Брэдли, и наоборот. Насколько это реально – вопрос второй.
А это, скорее всего, будет чрезвычайно сложно. Брэдли также работает с Димой, и мы будем вместе каждый день, а потом так же вместе возвращаться в наше с ним место, где время будет принадлежать только нам. Наверное, мы сойдем с ума. Сначала – от любви, а потом – от скуки. Мы, вероятнее всего, наскучим друг другу очень быстро, практически в первые полгода. Я буду страстно хотеть остаться наедине с собой, но у меня не получится отдохнуть от Брэдли даже на работе. Он будет везде. Ничего подобного раньше у меня не было – я никогда не жила вместе с мужчиной, тем более с мужчиной, с которым у меня не было традиционного старта, а так, сразу, совместное проживание. Собственно, совместного проживания у меня не было ни с кем, родители не в счет. Я даже с подругами не жила. Все мои бывшие интересовались только вечерними посещениями моего скромного жилища, редко кто оставался до позднего вечера, а уж «Доброе утро» я и вовсе ни с кем не встречала. Нет, вру, было разок, но это не в счет – как-то раз я осталась у парня на ночь, и утро было похоже на комедию про двух идиотов. Я стеснялась всего, начиная от запаха изо рта и заканчивая тем, что яркий солнечный свет обнажает все то, что я могу выгодно прятать вечером под платьем и аксессуарами. А он всеми силами пытался демонстрировать, что ему плевать на все это, но я видела, что не плевать. Потянувшись за поцелуем, он сильно закатывал глаза и неправдоподобно страстно целовал место паломничества миллионов кошек, нагадивших там за ночь. Долго выбирал место для шлепка по заднице, стараясь не угодить по жировым складкам, чтобы нам обоим не стало неудобно. Короче, кошмар! Я предпочитаю, чтобы меня утреннюю, совсем не свежую и не прекрасную, видела только я. Только я могу выдержать это без травмы для психики, но никак не Брэдли.
Об этом я вчера не думала. Об этом я не думала даже тогда, когда садилась в самолет. Об этом я подумала только что, пока Брэдли, положив голову на самолетную подушку, мирно посапывает. А ведь я-то не посапливаю во сне, я храплю, как носорог!
Катастрофа.
* * *
Первое, что я заметила, – его взгляд. Он больше не был затравленным. Дима, которого я помню, наверное, действительно умер. Это больше не напуганный и загнанный в угол мальчик. Это уверенный в себе мужчина, готовый погрызть любого, кто зайдет на его территорию без спроса.
Мы обнялись, но быстро отстранились. Все было странно. Рядом стоял Брэдли, с которым мы типа теперь вместе, в воздухе еще звучали отголоски моих криков про то, что Дима – эгоист и не заслуживает быть человеком, которого можно любить и уважать. Все было странно и непонятно. Поэтому наша встреча прошла прохладно.
И на сердце у меня была смута. Отчего-то в голове всплыло слово «предательство», но ведь этого не было. Комок чувств, которые я испытываю к Диме, был сложным, и разобраться с ним вот так, в два дня, просто не получится. Я должна как-то это пережить, разобраться в себе и в своих ощущениях, прежде чем снова окунусь в водоворот событий.
Кинуться в омут с головой просто так я не смогу. Я должна понимать, ради чего я все это делаю. Ради денег? Нет, явно не ради них. Ради Брэдли? Тоже нет, отношения с этим человеком – предмет отдельных бесед с собой. Я делаю это ради Димы и моих чувств к нему. Мне осталось понять – есть ли во мне что-то, ну хоть что-то, что может дать ростки, что может снова вырасти в ту настоящую, крепкую дружбу, ради которой мне захочется снова стать той Никой, на которую можно положиться. Стать той, ради которой Дима будет выходить на сцену без страха и без опасений, что его подстрелят.
Дима снял мне квартиру на две недели. Две недели – это срок переходного периода, в течение которого все должно определиться, все должны встать по своим местам и система должна начать функционировать. Не получилось отодвинуть дату релиза проекта до этого момента, поэтому все будет идти параллельно. Я с этим была согласна. Если удариться в выстраивание систем и отношений, до проекта можно не дойти – начнешь улучшать то, что есть, и не закончишь никогда.
Из аэропорта мы поехали в квартиру, которую Дима снял для себя в Нью-Йорке. Насколько я поняла, его переезд в Нью-Йорк на время решения всех вопросов с запуском новой эры состоялся стремительно и буквально на днях – Джо и Брэдли об этом узнали накануне вылета. Вернее, узнал Джо и сказал Брэдли, что в билетах действительно не ошибка, и Дима нас ждет не в Лос-Анджелесе, а в Нью-Йорке.
По непонятной мне причине Вася, который также подписал с Димой контракт, никуда не полетел. Он сказал, что у него есть дела в Москве, что он прилетит позже. Все такие интриганы, боже мой!
Себе Дима снял далеко не апартаменты, и находится его «однушка» далеко от центра, в Квинсе. Это была обычная блочная высотка, этажей двадцать (вечно сбиваюсь со счета этажей по балконам, а посмотреть, сколько кнопок в лифте, мне хватает ума, уже когда из него выхожу). Мы с трудом вместились в крохотный коридор, где разулись, разделись и по-деловому расселись по диванам в комнате, которая была совмещена с кухней, спальня была за дверью. Личных вещей Димы здесь почти не было – обычное наполнение квартиры: два диванчика, кресло, тумбочка, на кухне – стол, кухонный уголок с плитой и посудомоечной машиной, левее – дверь в ванную, которую я также обследовала, там всего лишь стиральная машина, душевая кабина, зеркало на тумбе и стакан с одной зубной щеткой.
Откровением для меня было наличие постороннего человека на кухне – он был хмурым и даже не поздоровался, словно мы для него вовсе не существовали. Смотрел в экран ноутбука и что-то быстро печатал время от времени.
«Наверное, один из менеджеров Димы, который занимается сверхважным делом, смысл которого нам сейчас объяснят», – подумала сначала я, но потом вспомнила хмурого мужчину. Это же тот самый следователь, который выражал нам свои соболезнования в ту ночь, когда Диму «убили» в «Олимпийском». Это точно он!
– Я начну с того, о чем вы не знаете, – сказал Дима, когда все уселись и напитки по запросу были разнесены. – Меня зовут не Дима, а Саша Лавров, и та история про убийство моей семьи – правда. Но только частично. Молодой человек, который сидит на кухне, следователь из России, и зовут его Игорь Романов. Он курировал мою программу защиты свидетелей, пока меня не передали американцам. Игорь приехал сюда с одной целью – отыскать мою сестру, которой угрожает опасность. Я разместил у себя в соцсетях призыв о помощи, и люди откликаются, нам высылают фотографии похожих девушек, и он отсматривает их.
Говорить Диме было сложно, голос то и дело становился сиплым, как будто он его надорвал. Я слушала внимательно, попутно вспоминая ту историю, о которой трубили все газеты и телеканалы.
– Я все это говорю вам потому, что, скорее всего, в ближайшее время мне придется уехать. Я не знаю, надолго ли, не знаю, что там будет. Мне нужно поставить точку в этой истории, но я не могу все бросить здесь. Вам придется действовать в одиночку. Ввожу вас в курс дела.
И с каждым его словом я офигевала. Он за те несколько дней, что провел в свободном плавании, смог добиться большего, чем мы все вместе за тот огромный период времени при старте. Во-первых, новый альбом почти записан и сейчас на стадии сведения, осталось несколько дней, и пластинка будет готова к продаже. Но релиз состоится не раньше чем через два месяца – должен пройти огромный этап пиар-кампании и продвижения, который Дима сейчас прорабатывает. Но все не просто разработано, проработано и установлено, все уже сделано: все фотографии, видео и даже слоганы и обложки. Новый альбом будет называться «Когда наступает конец света», первым синглом выходит песня под названием «Голос полиции», зажигательный трек с очень и очень навязчивой мелодией и простым текстом даже для тех, кто не может сказать Hello. Там больше распевок и междометий, чем текста. Видео планируется снять в Нью-Йорке, в Сентрал-парке. По сюжету Дима работает полицейским, который преследует целующиеся парочки, все это сопровождается танцами и спецэффектами. И персонаж Димы отлавливает таких преступников ровно до тех пор, пока сам не влюбляется в одиноко гуляющую девушку – когда голос полиции, или голос разума, затмевает любовь. Красивое получится видео, и посыл добрый.
Ровно через месяц после выхода сингла и видео (они выйдут одновременно) наступает этап баллады под названием «Двое под солнцем», и на него тоже готов сценарий видео. Это продолжение истории, начатой в «Голосе полиции», только действие переносится в непонятную страну, а вернее, на пляж. Все время влюбленные проводят вместе, а вокруг творится хаос – с неба сыплются бомбы, солнце и луна соперничают на небосводе, из океана вылезают страшные существа, но всем плевать на влюбленных. Весь мир живет в своих страхах и ужасах, как будто не замечая этих двоих. Не замечая до тех пор, пока возлюбленная нашего Димы не становится объектом желания страшного монстра, который утаскивает ее в воду.
И, наконец, спустя еще два месяца после выхода первого сингла наступает третий, заключительный этап – выход сингла «Когда наступает конец света», после которого всего через неделю стартуют продажи альбома и начинается мировое турне в его поддержку.
Первоочередные задачи сейчас: обеспечить своевременный и качественный выход синглов новой эры, а также организовать мировое турне плюс провести корпоративные концерты, которые стартуют меньше чем через две недели, целых двенадцать штук. В турне Джейсон МакКуин отправляется через десять месяцев, и этого времени катастрофически мало для подготовки. Но другого «слота» для выстрела артиста просто нет – его конкуренты будут колесить по миру одновременно с ним, и, если не успеть до них объявить о туре, можно замолчать еще на год-полтора, пока они не оттанцуют свое, ибо люди уже потратятся. А чтобы заявить, нужно все подготовить и подписать контракты. В общем, работы валом.
Разъехались мы за полночь. Я видела, что Дима хочет поговорить со мной, но сделала вид, что не поняла и засобиралась. Он не стал настаивать, тем более что его отвлек следователь, и мы с Брэдли под шумок ушли. Когда мы уходили, в квартиру Димы пришли еще два человека, мне они показались смутно знакомыми, но кто это, вспомнить я не смогла.
Моя квартира располагалась тут же, в Квинсе, она была почти такой же, как и Димина, только в ней не было зоны для приема гостей, своеобразной «гостиной», которая была у Димы. Ну оно и верно, у себя в квартире я не собираюсь принимать гостей. Собственно, и жить здесь я не собираюсь – за эти две переходные недели нужно определиться с жильем и понять, что я буду делать в Америке.
Брэдли должен был вернуться к Джо, который пригласил брата пожить у него в нью-йоркской квартире. Я не возражала, да меня и не спрашивали. Парни подвезли меня на такси до дома, показали, где что лежит, и сказали, что заедут за мной утром, в девять. К этому времени я обещалась быть готовой к труду и обороне.
– Хочешь, я останусь? – спросил Брэдли.
– Нет, – ответила я. – Давай мы обо всем поговорим и все обсудим в ближайшие дни? Слишком много перемен, я не готова так быстро все изменить.
– Хорошо, – улыбнулся Брэдли. – У нас еще очень много времени. Мы все успеем. Спокойной ночи.
И на прощание поцеловал меня. Я закрыла за ним дверь и подумала: «Если бы ты действительно хотел, ты бы остался. И не стал бы спрашивать, хочу я или нет».
Лиза
С Никиткой все было хорошо. Он уснул практически моментально, едва она положила его в кроватку.
Окровавленный Майкл сидел на кухне, пытаясь перевязать рану на плече. Свихнувшийся сын Риммы полоснул его ножом, который извлек практически на глазах приехавшей полиции. Хорошо, что Майкл был в куртке, и рана оказалась неглубокой, от госпитализации он отказался. Полицейские взяли у него и Лизы объяснения и вызвали завтра утром в участок для дачи показаний. Сына Риммы задержали, ему предъявили обвинение в убийстве матери и в покушении на убийство мисс Марты Хадсон, мистера Никиты Хадсон и мистера Майкла Гранта.
Помимо раны на плече, у Майкла была разбита губа, скула, под левым глазом наливался огромный синяк.
– Господи, Майкл, простите, что вы угодили в эту передрягу! Спасибо вам за то, что спасли наши жизни, – в который раз сказала Лиза.
– Ну, во-первых, жизнь нам всем спасли вы, – ответил Майкл. – Честно сказать, я не ожидал, что вы так хорошо владеете искусством раздирать плохих людей в клочья. А во-вторых, это очень даже хорошо, что я поднялся с вами. Преступника задержали живым.
Ему было больно говорить, больно улыбаться, но он все же улыбнулся. Лиза достала из холодильника лед в кубиках, положила в пакет и замотала в полотенце. Получившийся ком она приложила Майклу к глазу и еще раз сказала:
– Спасибо.
«Я не позволю себе думать, что гибель Риммы и нападение на Майкла – моя вина. Я просто не имею права позволить себе об этом думать всерьез. Нет, нет и нет! В нападении на Майкла виноват обезумевший сын Риммы. Сначала он убил мать, а потом пришел убить меня. Да, если бы не Майкл, пострадали бы я и Никитка, но в любом случае это не моя вина, не моя, нет-нет-нет! Моей вины до самой смерти не искупить, еще этого мне не хватало».
Но в голове почему-то засело, что во всем виновата опять она. Ведь это она подсказала Римме, что нужно отправить сына на лечение, именно она изменила давно сложившиеся отношения между сыном и матерью. Она действительно считала, что поступает правильно, что помогает Римме и даже ее сыну. Но вот к чему это все привело… Римма мертва, сейчас лежит одинокая, холодная и избитая в морге, и больше не будет в ее жизни ничего теплого или светлого. Только мрак и могильный холод. А если бы Лиза со своими советами не полезла к ней, возможно, женщина была бы жива. Да, несчастлива, но жива. Да и откуда Лизе знать, была ли Римма счастлива все это время?.. Может быть, она скучала по сыну, у нее болело за него сердце. Наверняка все так и было, но она держалась, потому что считала, что так правильно – не давать ему денег, не поощрять тягу к наркотикам…
И Майкл… Не выгляди она так беспомощно, не поехал бы он с ней и Никиткой сюда, его бы не побили, не поранили бы… Во всем она виновата. Это ее действия и их последствия, а страдают другие люди.
Укутавшись доверху этими мыслями, Лиза заплакала.
Майкл, не ожидавший ничего подобного, вскочил, поморщился от боли в ушибленных ребрах и обнял ее.
– Ну-ну, успокойся, все уже позади, – мягко проговорил он. – С поздним зажиганием, да?
– Я во всем виновата, – всхлипнула Лиза. – Только я.
– Да в чем же?
– Во всем, что произошло… Если бы я не сказала Римме отправить сына на лечение, он бы не сбежал из клиники, он бы не был так озлоблен. Он бы не убил ее. А так он считал, что, убив мать, избавится от проблемы… И убил! И я во всем виновата!
– Не из-за злобы он ее убил, – сказал Майкл, – а потому что у него от наркотиков расплавились мозги. И твоей вины в этом нет. Виноваты те, кто продает наркотики, виновато государство, которое не может защитить людей от наркоманов. Виноваты родственники наркоманов, за то, что поощряют их употребление, уважая их личную жизнь. Но никак не ты. Ты сделала для этой женщины больше, чем все общество и ее сын в частности. Не вини себя, ты не виновата.
– Если бы ты не поехал проводить меня, то он бы не напал на тебя!
– Но вот опять! Я бы не смог уснуть, если бы не проводил тебя. Во-первых, я знаю, как действует наша полиция. К сожалению, такие случаи я тоже знаю – когда привозят одну жертву, а буквально через несколько часов – вторую. И ничего не помогает, никакая статистика и звонки, полиция просто бездействует. Поэтому я поехал. И если надо – готов получить еще раз, если это поможет тебе и твоему сыну.
– Но я незнакомая тебе женщина, мать-одиночка, почему ты так добр ко мне?
Майкл посмотрел на нее одним глазом – второй совсем затек от синяка и практически ничего не видел. Но даже этого взгляда ей хватило, чтобы понять – у него на это есть свои причины.
– Однажды я упустил возможность помочь человеку, и его жизнь оборвалась. Этот человек был мне близок. И теперь его нет, и я никогда этого не забуду. Я просто не могу позволить себе взять на душу еще одну смерть. Я этого не выдержу. И если сможешь понять меня правильно, я счастлив, что оказался здесь.
Лиза поняла правильно. Но легче от этого не стало. Слезы все лились и никак не собирались останавливаться. Она вспомнила, что не зарядила телефон, а ведь стационарного телефона у нее нет, она осталась совсем без связи. Лиза поставила телефон на зарядку и открыла холодильник. Нужно было что-то приготовить и себе, и Майклу – в желудке было пусто, а он еще и с дежурства. Голодный, наверное, как зверь.
Она была не сильна в кулинарных изысках, в холодильнике лежали замороженные обеды, приготовленные еще Риммой. На завтра, в зеленом лотке, замороженная лазанья. Лиза поставила в микроволновку лоток, сняв с него пленку, и нажала на несколько кнопок, чтобы задать программу – сначала разморозить, потом разогреть.
– Ты не имеешь ничего против лазаньи? – спросила она.
– О, прости, нет, – ответил Майкл. – Я питаюсь раздельно. Если у тебя есть овощи, я бы был благодарен за помидор или огурец.
– Раздельно – это как?
– Углеводы отдельно, белки – отдельно. В лазанье все вместе.
– А, поняла, – кивнула Лиза. – Сейчас я что-нибудь придумаю.
– Не нужно беспокоиться, я поеду домой, там у меня есть что поесть.
– Нет-нет, я должна хоть как-то отблагодарить тебя за помощь. Позволь я тебя покормлю.
Она перерыла весь холодильник и нашла, что нужно. Фасоль зеленая, стручковая и замороженное филе индейки. Кинув в кипящую воду фасоль, она принялась нарезать мясо индейки в тонкую соломку, чтобы быстро разморозить и обжарить вместе с фасолью. Майкл с интересом наблюдал за ее действиями – по-прежнему, одним глазом.
– А что ты пьешь? – спросила Лиза. – У меня есть вино, есть соки, ну и кофе, чай. Что будешь?
– Что-нибудь, что не затруднит тебя.
– Я выжму тебе морковный сок. Сама его люблю. Могу добавить сельдерей.
– Я не вегетарианский эстет, – улыбнулся Майкл сквозь боль. – Сельдереем не увлекаюсь. А вот морковный сок с удовольствием. Чем тебе помочь?
– Сделай так, чтобы тебе больно не было?
– Понятно. Давай я хоть сок выжму!
– Нет, сиди, отдыхай, я сама.
Минут через пятнадцать поздний ужин был готов. Сама Лиза, голодная как тысяча солдат, уплела лазанью и запила соком. А Майкл ел долго, тщательно пережевывал и время от времени хвалил Лизину стряпню. Она вымыла посуду, переоделась в домашнее, а он все ел. Когда он поужинал, Лиза сварила кофе.
– Спасибо за вкусный ужин, – поблагодарил Майкл. – Теперь мне точно пора.
– Уже очень поздно. А у тебя болит рука, как ты поведешь машину? У меня в комнате есть диван, – сказала Лиза. – Если тебя не смущает, что на нем иногда спала Римма, то он в твоем распоряжении.
– Я врач, меня этим едва ли можно смутить, – сказал он. – Но я не хочу доставлять неудобств.
«Я не знаю почему, но хочу, чтобы он остался. Этот человек. С сильными руками и чувством долга перед человечеством. Скромный и красивый. И сейчас, такой несчастный и побитый, он нуждается в заботе. И эту заботу – просто теплый диван – я хочу ему дать».
– Оставайся, – попросила Лиза. – Ты мне не доставишь неудобств. С тобой я чувствую себя в безопасности, позволь побыть спокойной хотя бы эту ночь.
Майкл слабо улыбнулся.
И остался.
А Лиза вспомнила, что привиделось ей несколько часов назад, перед тем как они вошли в подъезд, – как этот мужчина стал ее спутником жизни и как хорошо, тепло и солнечно им там, в будущем. Настоящем будущем или нет, неизвестно, но там было так хорошо… И легкий аромат того невесомого дня ощущался в воздухе от одного лишь осознания, что эту ночь он будет рядом.
* * *
Лиза проснулась мгновенно. Как будто и не спала совсем. Просто открыла глаза, и сознание стало ясным, как будто и не находилось всего пару секунд назад в полнейшей отключке.
Она ведь ничего не знает о Майкле. Она не знает, кто он, не знает, действительно ли его зовут Майкл. Он может быть совершенно не тем человеком, за которого себя выдает. И в эту самую секунду он может быть уже далеко, вместе с ее ребенком.
Лиза открыла глаза. В комнате было темно. Лунный свет почти не пробивался сквозь плотные шторы, но все же тонкий луч едва выхватывал краешек детской простыни и две ступни, стоящие чуть поодаль – возле двери. Она напрягла зрение, пытаясь разглядеть силуэт ребенка в кровати, но не могла – было слишком темно.
Еще оставалась слабая надежда, что стоящий у двери человек сжимает в руках не ее ребенка, а большую куклу.
– Не вставай, – услышала она шепот.
– Что ты делаешь?
– Тихо, – еще тише прошептал он.
«Господи, да он сумасшедший! – подумала Лиза. – Он же полный псих. Он не спал, он дождался, когда я усну, вошел в комнату и забрал Никитку. Что у него на уме? Что он хочет? Убить нас? Нет, если бы он хотел убить нас, он бы уже это сделал. Боже мой, ну почему я такая тупая дура? Оставила чужого человека у себя в доме! Ведь он может быть даже не врач! Он мог просто подойти ко мне в больнице, и я бы никогда в жизни не подумала, что он псих! А ведь я и не подумала!»
Она осторожно высвободила руку из-под одеяла и привстала, чтобы сделать резкий рывок и выхватить Никитку из руки психа, но тут услышала отчетливый хруст.
На кухне.
Там кто-то был.
Беззвучно к ней приблизился Майкл и передал спящего Никиту.
– Не разбуди его, – велел он.
Лиза взяла ребенка и положила у стенки, а сама достала биту из-под кровати и подала Майклу. Он взял биту, кивнул ей и осторожно открыл дверь.
Лиза вспомнила про свой сотовый, который остался заряжаться на кухне. Майкл был в трусах, тоже без мобильного – судя по всему, его мобильный остался с одеждой в соседней комнате.
Он закрыл дверь и, прижавшись к ее уху губами, прошептал:
– Я услышал, как открывается входная дверь, сразу пришел сюда. Я видел троих. Мы не справимся с ними, у них оружие. Я взял ребенка, потому что он начал ворочаться.
В этот момент открылась дверь, и зажегся свет. На пороге стояли трое мужчин, двое чернокожих и один, посередине, выраженной кавказской наружности.
– Ладно, шпионы, вы нас разоблачили, – сказал по-русски кавказец. – Лиза, собирай ребенка, ты едешь с нами. Этого – убрать.