Когда мы явились на собрание, большая чистая изба была уже полна народа. И женщины, и мужчины, одетые в белые, похожие на саваны одежды, скромно стояли по сторонам комнаты, отделенные друг от друга узким проходом.

При входе мы были встречены хозяином, пожилым благообразным мужиком, приветствовавшим нас глубоким поклоном и на наши слова «мир дому сему» ответившим вместе с наполнявшим комнату обществом: «с миром путешествуем».

После этого нам дали там же белые саваны, как на других, и, когда я заняла место среди женщин, а мой спутник стал между радельщиками, начался ритуал.

Поначалу он состоял из произносимых нараспев совместно с «кормщиком» нескладных стихов, в которых мелькало имя Иисуса, «Христосика» и которых я не имела возможности записать, дабы не смутить этим присутствовавших. Запомнилось мне лишь несколько отрывочных строк, выкрикиваемых сменившей кормщика «богородицей».

Это была довольно миловидная женщина лет тридцати пяти с очень бледным изможденным лицом, черными блестящими глазами и распущенными черными волосами, одетая так же, как и все, в длинную белую сорочку и белые чулки. Она медленно вышла из дверей и, постояв мгновение перед радельщиками, стала вертеться на одном месте, сперва негромко, а затем все исступленнее напевая на какой-то плясовой мотив:

И потом, уже в конце:

Две последние строки подхватывались и остальными присутствовавшими.

Я смотрела на вертевшуюся на правой ноге вокруг себя все более и более учащавшимся темпом «богородицу» до тех пор, пока головокружение не вынудило меня отвести от нее глаза.

А «богородица», выкрикнув уже с каким-то визгом еще несколько фраз, упала, и ее унесли. После этого началось общее «верчение». Один за другим отходили к средине избы мужчины и женщины и, смешавшись в одну толпу, кружились так же, как и «богородица», сопровождая свои движения такими же исступленными выкриками и хлопаньем себя по ногам.

Однако я уже не могла больше смотреть на эту вакхическую пляску: Мне казалось, что под ногами моими кружится пол, перед глазами не только люди, но и стены.

Это действительно был «корабль» во время килевой качки; я чувствовала, что ноги мои подкашиваются, сознание меркнет, и закрыла глаза…

— Пойдемте, сейчас начнется главное радение. Ведь вы останетесь? — раздался в эту минуту у моего уха шепот «Кормщика», до этого кружившегося вместе с другими.

— Нет, нет. Ради Бога, выведите меня на воздух… Мне дурно. В другой раз.

Он подхватил меня под руку, и, шатаясь как пьяная, я направилась с ним вдоль стены к дверям.

Только очутившись во дворе, я немного пришла в себя.

Еще накануне мы уговорились с моим провожатым, что в случае, если я не стану радеть, он устроит меня на ночлег в соседней избе, и теперь я направилась туда в сопровождении ожидавшей у выхода женщины.

Но ни ужинать, ни лечь в приготовленную мне постель я не могла, ибо в глазах моих и голове все еще продолжалось «верчение», и я чувствовала себя совершенно опьяненной.

— Ну, какое же впечатление произвело на вас сообщество? Думаете вы стать последовательницей нашего учения? — спросил меня странник на другой день, когда мы возвращались в Павловск.

— Меня поражает, — не отвечая на вопрос, сказала я, — как можно не умереть от разрыва сердца во время этих кружений и быть после них таким бодрым, как вы. Вероятно, члены вашего сообщества отличаются завидным здоровьем?

— Нисколько. Это победа духа над телом. Я вам говорил: после радений в нас воскресает Бог, поправший дьявольскую власть.

Убежденный тон моего спутника заставил меня невольно вглядеться в него пристальнее и подумать, что и здесь действует «гипноз», раз такой интеллигентный человек может говорить это серьезно.

К сожалению, в дальнейшем мне не пришлось больше присутствовать на собраниях хлыстов. Как ни добивалась я возможности посетить еще радение того сообщества, где «выжигание» страстей сменилось самоистязанием мне это не удалось. Оскорбленный моим промедлением странник заявил:

— До тех пор пока вы не сделаетесь членом нашего сообщества и не примете активного участия в радении, мне уже неудобно будет приводить вас на собрания. С тем же «кораблем», где радения изменены, я не имею связей.

Наступившая осень окончательно оборвала наше знакомство, а на следующее лето странник, завидев меня еще издали, демонстративно сворачивал с дороги, очевидно, не желая со мной встречаться.