Но если в сердцах и умах царили «смятенье и заминка», а в политических вопросах — разногласия, была одна точка, тесно объединявшая всех: и обездоленные революцией, и вознесенные ею, и противники коммунизма, и его искренние последователи — все стали в большей или меньшей степени антисемитами.

«Будь я евреем, я ненавидел бы советскую власть больше, чем все ее вместе взятые враги, — сказал мне когда-то Гумилев. — Продвигая их во всех областях жизни вперед, в ущерб русскому населению, она создает им врагов даже среди тех, для кого раньше не существовало «ни эллина, ни иудея».

«Только бы скорее обеспечить сына и потом бежать отсюда без оглядки, — говорил занявший при Советах очень крупное место инженер-еврей. — Рано или поздно царствование советской власти закончится для евреев погромом, небывалым еще в летописях России».

И такое мнение высказывают многие, главным образом евреи.

Фанатичная ненависть к еврейству, ненависть обиды за преимущества, легкомысленно предоставляемые евреям властью, как говорил Гумилев, «в ущерб русским», все разрастается и не столько даже среди интеллигенции, как в народе и среди самых рьяных коммунистов.

«Ничего, — сказал мне один рабочий по поводу того, что в учреждениях Петрограда восемьдесят, а в “Красной газете” девяносто процентов мест занято евреями, в очередях за хлебом и на бирже труда их нет вовсе, — ничего, придет время, ни одного из России живым не выпустим».

Но красноречивее всего говорят о созданных советской властью антисемитских настроениях бесчисленные частушки, загадки, анекдоты.

Приведу сперва несколько последних, настолько распространенных в СССР, что они дошли даже до чужбины.

Если за столом сидят три советских комиссара, что будет под столом? — Шесть колен израилевых.

— Скажите, пожалуйста, сколько в Коммунистической партии евреев? — Немного: так процентов 60.

— А кто остальные?

— Еврейки.

— Почему на бумажных советских деньгах надписи на всех языках, кроме еврейского?

— Это авторская скромность.

Старый еврей едет в Москву. Соседи-пассажиры спрашивают его:

— Едете по коммерческому делу?

— Нет, какие теперь коммерческие дела…

— Значит, хотите искать работы?

— Бог с вами! Мне уже больше восьмидесяти лет.

— Так зачем же вы едете?

— Хочу умереть в обетованной земле.

В одном советском учреждении комиссаром состоит еврей, скрывающий свою национальность из боязни все возрастающего за последние годы в СССР антисемитизма. Однажды один из подчиненных обратился к нему, назвав его по имени — Исаак Абрамович.

— Ну и что вы со мной говорите официально, когда все мы здесь товарищи, — похлопав его по плечу, сказал комиссар, — называйте меня просто: Петя.

В переполненный трамвай вошел инвалид с больной ногой. На остановке в вагоне появляется комиссар-еврей, бесцеремонно толкающий публику и наступивший инвалиду на больную ногу. Тот вскрикнул и грубо оттолкнул его. Видевший сцену какой-то рабочий подошел и ударил комиссара. Начался переполох, вагон остановили, позвали милицейского, и тот отвел всех в комиссариат.

— Почему вы толкнули комиссара? — спросили там инвалида.

— Я — инвалид Гражданской войны, проливал кровь за пролетарскую революцию, а какой-то негодяй наступает мне на раненую ногу.

— Ну хорошо, идите домой, мы это разберем. А вы, гражданин, — обратился милицейский к рабочему, — почему вы ударили товарища комиссара?

— Извиняюсь, товарищ, как они будут жиды, я думал, что уже начинается…

На каждом съезде по организации мировой революции должны были присутствовать представители всевозможных диких народностей, и тогда в кулуарах можно было слышать такие разговоры:

— Иди сюда, Исаак, я должен выкрасить тебя, так как сегодня ты будешь представителем негритянских племен.

Одновременно кто-то задал коварный вопрос: почему на первом съезде Коммунистического интернационала не было представителя каннибалов.

— Потому что ни один еврей не позволил бы проткнуть себе нос и вдеть в него кольцо, — ответили простаку товарищи.

Еще ярче, чем анекдоты, говорят об антисемитизме частушки и стихи:

Дали русские российскому народу Долгожданную, желанную свободу, А пришли на Русь Иудушки-жиды И пожали той свободушки плоды. Ой, как на русской земле да посеяли Гершка и Хаечка семя, А и только придет еще лютое, страшное время, Будут детки их с сеянцев красных, цветочки собирать, Лютой смертью за Хайки и Гершки грехи помирать. Сокрушался правый встарь: «Полукровка русский царь», Слева также несся стон: «Жив нагайкой русский трон, Смоем кровью имперьял И проклятый капитал». Эти русские балды, Не знававшие беды, Нынче могут быть горды: Правят Русью не кнутом, А веревкой, да ружьем Стопроцентные жиды. Сколь веков землицы чаяли От царя, от батюшки; Не дождалися землицы — Не дождались матушки. Нам землицу Ленин дал, Задарма, за ничего, А жиды ее отняли… Ой и как бы из того Да не вышло бы чего. Мальчишки на улице: Жиды-жиденки, Красные чертенки, Нам на шею сели Чтоб вы околели.

Пародия на «Касьяна», из которой мне запомнились две первые строки:

Жид пришел к нам и не прошен, и не зван, Нашей кровью русской нынче сыт и пьян.

С Украины, где я имела много знакомых — буквально погибавших от голода и отсутствия обуви, — мне привезли «Новые украинские песни»:

Ненько ридна Украина, Що с тобой зробили, По твоим степям безмежним Тильки й в — могили. Де твои отари буйни?.. Де ви ридни хати?.. Их в твоей руди святои Утопили каты. Стогне Мати Украина, Гине пид жидами… Ой, ратуйте нашу Неньку Хто за нее с нами. О ще прийде, ще прийде и наша година, И за муки, за смерть своих вирних синив Призове ще на гризний свий суд Украина И червоних и билих жидов. Ти, хто бачив, як пухнуть од голоду дити Та старенького батька ведут на розстрил, Як над ними кричала та плакала мати — Не забудут жидивських тих дил. И коли вона прийде, та, наша, година, Их згадають и наши червони пани И що скаже тоди им на те Украина, То вид нее пизнают вони.

Я поинтересовалась нынешним отношением украинцев к «москалям».

— О прошлом вспоминают без злобы, но не могут простить русскому народу, что своей пассивностью допустил овладеть евреям Россией и Украиной.

Говорят:

«Як бы у нас було тоди свое регулярне вийсько, не бачить бы жидам ни России, ни Украины. Сами попали до жидивьского тягла й нас у нього запрягли».

С комиссаром (печати. — Примеч. ред.) мне никогда не приходилось говорить о евреях отчасти потому, что вопросом этим я не интересовалась, а также из опасения, чтобы он как еврей не усмотрел в моих словах какого-либо намека.

Но однажды, приобретя на толкучке брошюру с биографией Ленина, в которой указывалось, что со стороны матери в «Ильиче» еврейская кровь, я решила спросить комиссара, так ли это.

— С каких это пор вы стали антисемиткой? — вдруг вспыхнув, спросил он. — Мне известно, что до революции вы наряду с другими приглашали работать в свои издания и евреев, что и сейчас на ваших литературных вечерах помимо русских бывают писатели-евреи, отчего же вы стали вдруг придавать такое значение национальности? Что, разговаривая со мной, вы думаете: «этот плебей» — я в этом не сомневался никогда, но с этим женщины вашего класса еще могут мириться из любопытства к такому зверю, а что вы с брезгливостью прибавляете к этому еще и «этот жид», — нервно выкрикнул комиссар, вскакивая, — этого я не думал!

— Но из чего вы могли заключить все это? — удивленная неожиданной вспышкой, спросила я. — Просто мне показалось неправдоподобным, что Ленин из евреев, и я хотела узнать, правда ли это.

— Допустим, что правда, так что же из этого?.. Разве это порок?.. Разве несколько капель еврейской крови помешали ему родиться гениальным или уменьшили его заслуги перед человечеством? Если бы вы прочли в этой брошюре, что мать его была француженкой или немкой, вы, конечно, не стали бы спрашивать меня об этом.

— Ошибаетесь: спросила бы так же, как и теперь, потому что меня интересует, чистокровный ли он русский или нет.

— Опять национальность!.. Не все ли равно, какой народ дал такого гения, важно, что он — гений.

Я промолчала, и комиссар продолжал:

— Вы, конечно, придаете значение и тому, что советское правительство состоит, главным образом, из евреев, не принимая во внимание, что это вполне естественно, так как это все люди, которым Россия обязана своим освобождением от цепей прежнего режима. Не ставить же нам во главе Союза, да еще сейчас, когда мы окружены врагами, людей не закаленных в борьбе только потому, что они не евреи. Мы должны думать о революции.

— Не знаю, как отразилось бы это на революции, но для евреев, в их массе, несомненно, это было бы полезнее, так как не порождало бы в народе антисемитизма, — заметила я.

Комиссар с удивлением и благосклонно взглянул на меня.

— Как вы додумались до этого?.. Удивительно! Вопрос об этом обсуждался на днях на нашем совете и привел к решению поставить во главе советского правительства вождей — конечно, фиктивных — других национальностей.

— Русских?

— Частью русских, а, главным образом, инородцев, потому что нам необходимо ладить с населением, окружающих внутренние территории Союза окраин. За центр мы можем быть спокойны.