Пушкин и другие писатели-классики вдохновили поэтов и прозаиков двадцатого века на создание оригинальных сказок. Каждый из писателей по-своему пережил потрясшие нашу страну войны, народные беды, и мир новых чувств и идей повлиял на детские сказки.

С острым ощущением всего прекрасного в мире, с радостным ощущением своего призвания бороться против тех, кто мешает людям быть счастливыми, вступил Алексей Максимович Горький в литературу и всегда оставался верен этому призванию. И в сказках для детей писатель был таким же. Горький хотел, чтобы, как и прежде, сказочная выдумка будила у человека желание самому творить чудеса. В ноябре 1910 года писатель получил письмо от семилетнего мальчика. Под впечатлением кончины Льва Толстого мальчик писал: «Милый Максим Горький! Все писатели умерли, ты один живой. Пришли мне сказку и письмо. Целую тебя, твой Илюша». Горький ответил своему корреспонденту — послал ему сказку «Утро». «Самое лучшее в мире — смотреть, как рождается день!» — начал сказку Горький. «Добрый день!» — говорит солнце, поднимаясь над морем. Радуется свету, просыпается все живое: звери, птицы, насекомые. Просыпаются люди, для которых вся жизнь — труд, но которые от рождения до смерти остаются бедняками. Почему? «Ты узнаешь об этом потом, — говорит писатель мальчику, — когда будешь большой, если, конечно, захочешь узнать, а пока — умей любить солнце, источник всех радостей и сил, и будь весел, добр, как для всех одинаково доброе солнце». Это самый доверительный и самый искренний разговор писателя с маленьким человеком. Сказка «Утро» — лирическая сказка. Она — как стихи в прозе: «Добрый день, дети, и пусть в жизни вашей будет множество добрых дней!» Сильно и горячо любивший жизнь писатель обращал ум и воображение ребенка к деянию добра, к радостной готовности бороться и побеждать. Таковы и другие сказки Горького; в них он заразительно весел — трунит над наивным воробьишкой, который распевает стихи «собственного сочинения» о «бескрылом человеке»: тот хоть и велик, но едят его мошки, а вот он, воробьишко, маленький совсем, а ест мошек.

Все герои горьковских сказок поют и сочиняют стихи. Рыбы дразнят рака: «Под камнями рак живет, рыбий хвостик рак жует…» Поет песню пузатый самовар: «Замечаете ли, чайник, что луна чрезвычайно в самовар влюблена?» Поет чайник, говорят стихами сахарница, сливочник, чашки, тушилка. Мир поет, кричит, танцует. В нем жить весело, с ним добро, в нем нельзя оставаться без дела. По-своему объяснил смысл этого веселья добродушный герой сказки Горького Иванушка-дурачок. Медведь сказал ему, что хоть тот и человек, «да уж больно безобидный», а Иван ответил на это: «Кто зол, тот и глуп» — и добавил: «Я вот тоже не злой. Стало быть, оба мы с тобой не дураки будем!» — «Ишь ты, как вывел!» — удивился Медведь.

Николай Дмитриевич Телешов, писатель, в 90-е годы обративший на себя всеобщее внимание правдивыми повестями и рассказами о крестьянах-переселенцах, в пору творческой зрелости обратился к писанию сказок. Писатель остался верен демократическому духу своего раннего творчества. Такова «Крупеничка» — история красавицы, обращенной в малое гречишное зернышко. Спас девицу, схваченную врагами, старичок Одолень-трава. В память о чудесном избавлении в день Гречишницы, в июне на Руси всякого странника угощали кашей досыта. Телешов воспринял поэзию русского календарного фольклора, а в сказках «Зоренька», «Покровитель мышей» — традиции легенд и животного эпоса.

Жизнеутверждающий пафос сказочного творчества подхватил Алексей Николаевич Толстой. Можно сказать, что всем характером своего художественного дарования он был приуготовлен к этому. Опыты, сходные с горьковскими сказками, но, конечно, и отличающиеся от них, Алексей Толстой произвел еще в пору своей блистательной писательской юности. Без этих первых опытов была бы невозможна сказка о Буратино. Ее герой, шалун и озорник, обрел всенародную известность. Алексей Толстой существенно изменил книгу итальянца К. Коллоди (Карло Лоренцини) о приключениях деревянной куклы Пиноккио. Как не похожи эти две книги! Они отличаются даже в совпадающих эпизодах. Всем понятно, как вел себя Буратино с Говорящим Сверчком. Для только что появившегося на свет Буратино все внове: ведь идет всего лишь первый день от его рождения. И мысли у Буратино «маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые». Буратино гонит Сверчка из каморки, в которой тот прожил больше ста лет. Мудрый Сверчок дает Буратино совет: «Брось баловство, слушайся Карло, без дела не убегай из дома и завтра начинай ходить в школу». Но Буратино ничего не хочет знать: «Завтра чуть свет убегу из дома — лазить по заборам, разорять птичьи гнезда, дразнить мальчишек, таскать за хвосты собак и кошек…» — «Глупая деревянная голова», — только и мог в ответ на это сказать Сверчок.

Алексей Толстой сохранил общий ход сцены и диалога, но исключил пространные рассуждения Сверчка вроде таких: «Горе детям, которые восстают против своих родителей и покидают по неразумию своему отчий дом! Плохо им будет на свете, и они рано или поздно горько пожалеют об этом». И еще: «А если тебе не по нраву ходить в школу, то почему бы тебе не научиться какому-нибудь ремеслу и честно зарабатывать свой хлеб?» Но Пиноккио по душе одно «ремесло»: «есть, пить, спать, наслаждаться и с утра до вечера бродяжничать». «Заметь себе, — сказал Говорящий Сверчок со свойственным ему спокойствием, — что все занимающиеся этим ремеслом всегда кончают жизнь в больнице или тюрьме».

В книге К. Коллоди особенный, итальянский юмор. В таверне, где Пиноккио остановился с Лисой и Котом, в полночь у него произошел разговор с хозяином. «Мои спутники уже готовы?» — спросил деревянный человечек. «Еще как готовы! Они ушли два часа назад». — «Что за спешка?» — «Кот получил известие, что его старшенький котенок обморозил себе лапки и находится в смертельной опасности». — «А уплатили они за ужин?» — «Что вы говорите! Они слишком воспитанные персоны, чтобы в отношении вашего благородия допустить такую бестактность». — «Жаль! Такая бестактность никак не оскорбила бы меня», — произнес Пиноккио и почесал у себя за ухом».

У Алексея Толстого весь этот эпизод рассказан иначе. Озорник Буратино, осведомившись об уходе «почтенных друзей», которые, по словам хозяина, «изволили раньше подняться» и ушли, подкрепившись холодным пирогом, не тратит времени на долгие разговоры и кидается к двери, но его останавливает хозяин: «А за ужин кто будет платить?» Но Буратино и тут еще надеется прошмыгнуть мимо ног хозяина, но пришлось платить.

Исполненная стремительного действия сказка о приключениях Буратино принадлежит писателю жизнелюбивому и веселому. «Буратино» Алексея Толстого, по сути дела, ничем не похож на «Пиноккио» Коллоди. В сказке русского писателя герой стародавней повести живет на особый лад, поступает по воле художника, любящего шутку.

Корней Иванович Чуковский свои первые сказки опубликовал еще до 1917 года. Плодотворным для писателя оказалось время интенсивной работы в детской литературе. В 1924 году появились ныне всем известные «Путаница» и «Муха-Цокотуха». В «Путанице» мир предстает пришедшим в хаос: котята захрюкали, утята заквакали, свинки замяукали, воробей замычал, а медведь заревел: «Ку-ка-ре-ку!» Птицы и звери так расшалились, что стало возможным невероятное. Лисички зажгли море, и ничем его не затушить. Всех спасла бабочка — помахала крылышками и потушила пожар. Среди педагогов и критиков нашлись гонители этой выдумки, но юмор, рожденный перевернутыми отношениями жизненных явлений и вещей, в сказках и прибаутках всегда утверждал ребенка в понимании действительных связей мира. Чуковский следовал великому педагогу — народу. В «Мухе-Цокотухе» писатель тоже воспроизвел типичную народную сказочную схему. Спасителем мухи оказался комарик — именно он, а не именитые гости: трусливые тараканы, букашки-лакомки, рогатые жуки — «мужики богатые». В народных шуточных песнях, близких сказкам, пир — веселье, тоже расстраиваемое по какой-либо причине, всегда давал народу повод шутить над персонажами. Так поступает и Чуковский, но только его ирония смягчена — все кончается благополучно, как и должно быть в сказке. «Муха-Цокотуха» — одно из самых лучших созданий писателя. Стихи из «Мухи-Цокотухи» стали народными прибаутками.

По сюжету «Приключений доктора Дулитла» Гью Лофтинга написана повесть-сказка об Айболите, защитнике всего живого и доброго. «Если какой-нибудь деревенский мальчишка ушибет себе руку или поцарапает hog, он сейчас же бежит к Айболиту, и, смотришь, через десять минут он как ни в чем не бывало, здоровый, веселый, играет в пятнашки…» «Не надо бояться докторов!» — словно хотел сказать писатель маленьким слушателям и читателям своей сказки. Айболита окружают любимые звери и птицы: утка, собака, свинка, попугай, сова. Доктор давно научился понимать их язык: лошадиное «капуки, кануки» означает «садитесь, пожалуйста», а «чака» — «спасибо». Великий знаток детской речи, К. И. Чуковский предложил детям увлекательную словесную игру, а действию в сказке сообщил попеременный переход от счастья и удачи к беде и опасностям. Зная законы фольклорных приключенческих историй, писатель завершил сказочную повесть веселой всеобщей пляской — «ткеллой».

Прозаик и поэт Самуил Яковлевич Маршак в сказке «Двенадцать месяцев» еще в большей степени, чем К. И. Чуковский, следовал канону народных сказок. Сторонник строгого традиционного стиля, Маршак и в сказке о двенадцати месяцах сохранил образно-тематические приметы фольклорных сказок. Писательская сказка очень близка народным сказкам о злой мачехе и падчерице: мачеха балует, растит неженкой родную дочь, а падчерице дает самую тяжелую работу и в доме, и на огороде, и в лесу. В фольклорных сказках падчерице помогают добрые силы — мышка, корова, Морозко, другие чудесные существа. Так же происходит и в сказке Маршака, только чудеса в ней творят двенадцать братьев — месяцы. В отличие от народной сказки поэт вставил в свою историю песни. Январь поет песню «Не трещите, морозы…»; своя, вьюжная песня у Февраля, а у Марта песня веселая — о бегущих ручьях. У сказки Маршака некогда в подзаголовке значилось: «Новогодняя сказка». Поэт следовал традиции так называемых рождественских рассказов-новелл. У сказки есть и другой подзаголовок: «Славянская сказка». Маршак отметил близость своей сказки сказкам многих славянских народов, особенно чешским.

Павел Петрович Бажов обязан своей писательской славой книге сказов «Малахитовая шкатулка». Сказ — это побывальщина, жанр, отличный от сказки, но близкий ему. По определению самого Бажова, сказ — это быль, но с элементами фантастического вымысла, тогда как сказка вымышлена целиком и вымысел ее — чистая фантазия, хотя и воспроизводящая по-своему реальность. Среди сказов писателя оказалось несколько таких, которые очень близки сказкам. Все они предназначались детям и, может быть, по этой причине стали сказками. «Серебряное копытце» — волшебная история, рассказанная уральским сказителем, знающим толк в драгоценных хризолитах. Дед Кокованя, как все настоящие люди, не жаден — нагреб в шапку немного хризолитов и, залюбовавшись с Даренкой на красоту камешков, оставил остальные, чтобы поглядеть на них потом, при дневном свете. А к утру камешки пропали. Кошка Муренка, не говоря уже о козле, тоже вышла из сказок: это благодарный чудесный помощник и помогает он только хорошим людям. Писатель подчинился законам творчества для детей. Оригинальное творчество Бажова глубоким корнем уходит в толщу уральской земли и запечатлено думами и чувствами горнорабочих, камнерезов, старателей, рудознатцев, медеплавильщиков, рудобоев, углежогов — вообще людей самых нужных на земле рабочих профессий.

На другом конце нашей огромной страны, в Архангельске, в 1924 году опубликовал свою первую сказку писатель, до той поры известный как художник — его картины ценил Илья Репин. Степан Григорьевич Писахов, а это был он, равно владевший даром живописца и писателя, продолжил творчество северных народных сказочников. Сказка «Морожены песни» поражает свободой вымысла: «На морозе всяко слово как вылетит — и замерзнет!» Когда слово оттает — зазвучит. Так происходит и с песенным словом. А песни разные: одни замерзают «колечушками тонюсенькими-тонюсенькими», другие — как каменья драгоценные и отсвечивают радугой. Писатель сохранил в своей сказке особенности северного говора, чтобы не утратить живость доподлинной народной речи. Он любуется народным словом. Но красота стиля не самоцель. Каждая сказка несла читателям особенную мысль. В писательской редакции народная сказка «Лень и Отеть» (отеть — крайняя степень лени) кончается суждением, которое и сегодня кое-кому неплохо было бы принять к сведению: «Лень изживем — счастливо заживем».

Приверженность к родному северному краю обнаружил и другой архангельский писатель, автор ярких бытовых рассказов и повестей, Борис Викторович Шергин. Сказки о шутнике и острослове Шише такого же свойства, но созданы они на основе доподлинного балагурного фольклора: «…был Шиш: на лбу хохол рыжий, глаза — как у кошки. Один глаз голубой, другой — как смородина. Нос кверху. Начнет говорить, как по дороге поедет: слово скажет — другое готово». Перед нами комический персонаж, похожий на клоуна, но только он действует не на цирковой арене, а в жизни. Действие происходит в дореволюционное время — высмеиваются господа, купцы, вздорные хозяева-богатеи. Для Шергина и его первых читателей старинный быт еще не был далеким прошлым. Сказки свидетельствовали о большом мастерстве писателя и отличной осведомленности. Такова прекрасная сцена в сказке «Доход не живет без хлопот»: суматоха случилась в торговых рядах, никто понять ничего не может, скачут на взмыленных конях обманутые Шишом братья, вдогонку свист, кричат мальчишки: «Самашеччих везут! Самашеччих везут!» Энергия авторского повествования пленяет и завораживает. «Шиш лесом идет, а дело к вечеру. И гроза собралась, близко громыхнуло. На ночь мокнуть неохота. Шиш и сунулся в боковую тропиночку, в дебрь, где бы лесину, ель погуще найти». Здесь каждое слово на месте — легко представить ход мыслей и намерений Шиша — словно дело происходит в яви, а не в воображении.

Искусному мастеру — художнику Даниилу Ивановичу Хармсу мы обязаны созданием особых сказочных юморесок, совершеннейшей новости в русской детской литературной поэзии. Поэт по-своему последовал за народными традициями. Искусство комического в фольклоре знакомо с нарочитым воспроизведением мира как нелепости. Кто не знает прибаутки о чудаке Фоме, который оседлал курицу, о поваре, который превратил в лошадей свои кастрюли, о поросенке, который яичко снес! Становится возможным невозможное: летит по небу медведь, загорелось синее море, на печи мужик осетра поймал. Эти и многие другие веселые прибаутки и вдохновили Хармса на создание собственных великолепных стихотворных сказок. Храбрый еж, победитель змеи, от радости кричит: «Кукареку!» Писатель поправляется: нет, вот так! И говорит: еж залаял: «Ав-ав-ав!» И снова поправляется: нет, вот так — «Мяу-мяу-мяу!» Писатель сознает, что опять ошибся: «Я и сам не знаю — как. Кто знает, как ежи кричат?» Нарочитая писательская игра веселит, поражая воображение. Эффект неожиданного действия любим поэтом. На улице появился тигр — откуда он взялся? По досужему совету охромевшая кошка, купившая воздушные шары, «отчасти идет по дороге… отчасти по воздуху плавно летит». Знаменитый хармсовский Иван Топорышкин вместе с пуделем демонстрирует сказочные нелепости. Смешные ситуации возникают как в скороговорке. Иван, «как бревно», перепрыгивает болото, а пудель попадает на топор. Веселой сказочной прибауткой становится песенная история сорока четырех чижей: среди них — судомойка, поломойка, огородник, водовоз, трубочист, кухарка, хозяйка, посыльный, и у каждого свое дело, как в фольклорной посказульке о курочке, которая метет избу, петухе, который обувается, козлятках, которые играют в скрипочку, и проч. Сколько бы еще прекрасных произведений написал Хармс, если бы его, творца радости и смеха, не постигла горькая участь: репрессированный, он погиб по злой воли тех, кому претили свобода и раскованность в творческом поиске. Стихи-сказки Хармса еще долго будут жить в детской литературе.

Сказка Юрия Карловича Олеши «Три Толстяка» стала одной из любимых детских книг. Жизнеутверждающий, действенный пафос своего фантастического романа писатель соединил с романтикой восстания, с героикой подвига во имя счастия обездоленных. Все достоверно и все сказочно в романе. Высоко над площадью Звезды идет по проволоке отважный канатоходец Тибул — он ищет спасения от преследующих его гвардейцев. Летит над городом продавец воздушных шаров — его подняло вверх, и он попадает в огромный торт, приготовленный для трех обжор Толстяков. «Он сидел, — пишет Олеша, — в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья и сидел на троне, как Повелитель пахучего разноцветного царства. Троном был торт». С помощью чудесного эликсира доктор Гаспар превращает Тибула в лилового негра. Оброненную во время скорой езды куклу наследника Тутти заменила собой живая девочка. Девочка проникает в страшный зверинец Трех Толстяков и освобождает заключенного в клетку оружейника Просперо. Бездонная кастрюля в кондитерской Толстяков оказывается подземным ходом, которым воспользовался Просперо, встав во главе восстания. И народ победил.

Герои сказки-романа призывают не молчать, действовать во имя свободы. Закованный в цепи Просперо обличает Толстяков. «Ваш мозг заплыл жиром, — говорит он. — Вы ничего не видите дальше своего брюха!.. — И продолжает: — Крестьяне, у которых вы отнимаете хлеб, добытый тяжелым трудом, поднимаются против помещиков. Они сжигают их дворцы, они выгоняют их со своей земли. Рудокопы не хотят добывать уголь для того, чтобы вы завладели им. Рабочие ломают машины, чтобы не работать ради вашего обогащения. Матросы выбрасывают ваши грузы в море. Солдаты отказываются служить вам. Ученые, чиновники, судьи, актеры переходят на сторону народа. Все, кто раньше работал на вас и получал за это гроши, в то время как вы жирели, все несчастные, обездоленные, голодные, исхудалые, сироты, калеки, нищие, — все идут войной против вас, против жирных, богатых, заменивших сердце камнем…»

Писатель обладал особым даром придавать всему, о чем писал, даже самым обыденным вещам, вид сказочного чуда Он пишет: «Пламя факелов летело по ветру. В темноте можно было подумать, что скачут черные лошади с огненными гривами». Или вот еще — о ночном городе: «Внизу медленно и густо шла вода, черная и блестящая, как смола. Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть, только растворялся нежными золотистыми пятнами. Он ехал мостами, изогнутыми в виде арок. Снизу или с другого берега они казались кошками, выгибающими перед прыжком железные спины». Теперь трудно сказать, какие впечатления отложились в таких описаниях. Возможно, это и Петроград, но не исключено, что это мог быть и другой город. Одно ясно — особенным романтическим зрением наделила Олешу его эпоха, необычная, полная свершений.

Мужественный ответ на прямой вопрос, как жить, как поступать, дал в своих сказках Константин Георгиевич Паустовский, мастер небольшой новеллы. В сказках, им написанных, пленяет неизменная преданность высоким гражданским помыслам. Верностью патриотическому долгу писатель мерит достоинство человека. В сказке «Теплый хлеб» мальчик Филька, по прозвищу «Ну Тебя» (из-за обыкновения так отвечать на все), дурно обошелся с конем, раненным на войне, — не покормил, ударил его, а хлеб бросил в снег. И тут случилось непредвиденное: завыл, засвистал пронзительный ветер, вздул снег, началась метель, едва Филька добрался до своей избы. Старая бабка рассказала мальчику, что много лет назад злой мужик из их деревни вот так же обидел солдата, потерявшего ногу в турецкой баталии, и тоже случился лютый мороз, а тот мужик помер. Горько стало мальчику, с большим трудом он вернул себе расположение односельчан — только тогда, когда накормил коня испеченным теплым хлебом. Жить надо, не роняя достоинства, и чтить всех, кто в грозную годину свершал тяжкий ратный труд.

В сказках Паустовского живой рассказ сочетается с тонким описанием русской природы. Оттепель среди зимы описана с проникновенным знанием ее примет: «Ветер дул с юга. С каждым часом становилось все теплее. С крыш падали и со звоном разбивались сосульки. Вороны вылезли из-под застрех и снова обсыхали на трубах, толкались, каркали». Сказка легко переходит в достоверный рассказ.

Андрей Платонович Платонов ближе стоял к следованию фольклорным традициям, но и он вносил в сказки много чисто бытовых подробностей. Вот родившая чудесного младенца мать спешит обрадовать отца, позвала старика караульщика, он когда-то служил в солдатах и знал грамоту. «Сперва она велела поклоны написать — от нее и от батюшки, а потом о сыне велела писать…» А вот какие слова нашел писатель, чтобы рассказать о тревоге матери, проводившей сына на войну: «Днем она думала о нем, а ночью он ей снился. То она видела, что он побил всех врагов и к ней возвращается, то она видела, как он лежит один в поле, убитый, а вороны выклевывают его глаза». Сказка под пером писателя обретала подлинность рассказа о народной жизни. Отсюда и общий пафос платоновской сказки — размышления о жизни и судьбе: «Несчастье хоть и живет на свете, да нечаянно, а счастье должно жить постоянно». Сказка вообще тяготеет к глубоким суждениям — в ней выражена своего рода философия жизни.

Вот и Евгений Львович Шварц развил в одной из своих сказок мысль о ценности времени. Время несет изменения, благотворные и губительные, полезные и вредные, и от людей зависит повернуть время к себе полезной стороной, но это случается, когда не упускается самая возможность все делать в свой срок. Не так поступал Петя Зубов, ученик третьего класса, он откладывал все дела: «Успею!» И не заметил, как сократил свою жизнь: «Вот ведь как, оказывается, устроено на свете: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет».

Строгим нравственным судом Шварц осудил жестокость. Брат выставил брата неодетого на мороз во двор, а когда вспомнил о нем, было поздно. Искупление вины тяжко, но делает человека человеком. Сказки Шварца принадлежат к разряду произведений с постановкой и разрешением преимущественно этических вопросов.

Валентин Петрович Катаев, в свою очередь, разработал тему ценности человеческих поступков. Из всех чудес, которые свершились в сказке о цветике-семицветике, самую большую радость его обладательнице принесло исцеление хромого мальчика. Сразу померкли все другие чудеса. Учит трудолюбию сказка о дудочке. В истории свободно совмещаются новизна выдумки и следование логике, традиционной для сказок, мотив чудесного предмета волшебного слова.

Евгений Андреевич Пермяк больше, чем другие писатели-сказочники, был привержен мысли о необходимости постоянного труда («Золотой гвоздь»). Да и вся человеческая культура существует как умное деяние. Покорение природы не мыслится вне союза разума и трудовой сметки («Как Огонь Воду замуж взял»).

Поэзия природы целиком стала основой художественности в сказках Виталия Валентиновича Бианки. Свобода вымысла соединилась в его сказках с правдой о несказанно причудливом мире леса, полей, рек и озер. В сказке поведано, как тесно связана между собой жизнь птиц, насекомых, зверей и самого человека. Перестала Сова летать на поле: обидел ее Старик — и развелось много мышей; покинули поле шмели — некому стало опылять клевер; не стало хорошего корма — и все меньше стала доиться Корова. И вот уже нечем Старику забелить чай («Сова»). Нос у каждой птицы свой, хорошо приспособлен для ее жизни. И трудно решить, чей же нос лучше («Чей нос лучше?»).

Что ни сказка — то новая страница из многолистной писательской энциклопедии, в которой охвачены все месяцы года, все следующие чередом изменения в природе. Все в этом мире до мельчайших мелочей известно писателю. Все поражает своей затейливостью. Однако, верный свойствам сказки как искусству, Бианки не только несет своим читателям знание. Он всегда остается художником. Отсюда веселая игра интонаций, метких выражений и вообще весь склад писательской речи, речи повествователя — поэта и художника. Вот и про Сову сказано, что она «вдовушка», что «из дупла глазищами луп-луп, ножищами туп-туп». Эта игра словом — как в прибаутках, как в детских играх. Маленькая сказочка «Лис и Мышонок» стала привлекательнее от одного необычного словечка в последней фразе: «отнорочек». Лис сказал, что подстережет Мышонка в норе. А Мышонок отвечает: есть, мол, у меня спаленка, есть и кладовочка — можно отсидеться. Но Лис не отступает — говорит, что разроет норку. Тут Мышонок и сказал: «А я от тебя в отнорочек — и был таков!» Все в сказках Бианки располагает к любви к миру живой природы — любви высокой, облагораживающей, той, без которой нет настоящего человека.

Русские писатели всегда охотно обращались к разработке тем, мотивов и образов сказочного фольклора других народов и народностей. В наше время переход сказок от народа к народу — один из могучих и плодотворных источников взаимного обогащения культур разных народов. Выдающийся успех пришел к писателю-дальневосточнику Дмитрию Дмитриевичу Нагишкину, когда он решился на воссоздание в сказках фольклорных преданий и мифов нанайцев, ульчей, нивхов, орочей и других малых народов Приамурья и Приморья. Нагишкин нашел здесь все, чем привлекательно подлинное художественное творчество, — глубокую жизненность, романтическую героику, дерзкий вымысел и неповторимость такого взгляда на мир, в котором объединились древние традиции мифа и реализм.

Герой сказки писателя храбрец, отважный Азмун, чтобы спасти свой народ от голодной смерти, спустился на дно морское. Спустился и увидел: лежит на нарах старый Тайрнадз, владыка моря, спит, забыл о нивхах — перестал посылать им рыбу. Разбудил Тайрнадза юноша. «Я — Азмун, нивхского народа человек, — назвал себя герой. — Отец, нивхам помоги — нивхам рыбу пошли. Отец, нивхи с голоду помирают». Это речь человека, помнящего о своем долге. И стыдно стало Тайрнадзу. В трактовке сказочного подвига ощутима манера Нагишкина как автора широко известного романа о Виталии Бонивуре («Сердце Бонивура»). В истории о юноше Азмуне подвиг во имя счастья и благополучия народа воссоздается в полном соответствии с героическим пафосом нивхских преданий. В фольклоре народов Дальнего Востока писатель нашел близкое себе.

У Л. Пантелеева (Алексея Ивановича Еремеева) есть превосходная сказка о двух лягушках: одна утонула в горшке со сметаной, а другая спаслась — выбралась на волю, спаслась потому, что не захотела умирать раньше времени. Сказка примыкает к давней традиции дидактических рассказов-притч и не случайно написана одним из авторов «Республики Шкид», радостной книги о возрождении беспризорников к жизни. М. Горький сказал про эту книгу, что она для него «праздник», что она подтверждает его «веру в человека». «Не падай духом! Не умирай раньше смерти!» — многозначительно заканчивается сказка.

Глубокой переработке подвергнуты известным поэтом Сергеем Владимировичем Михалковым мотивы английской сказки о трех поросятах. Ясность и простота замысла и живость сцен сделали «Трех поросят» любимой книгой детворы. К каждому новому поколению детей сказка приходит в немеркнущей свежести языка, в живости веселого воодушевления, с которой поведана незамысловатая история победителей свирепого волка.

Автор сказочной трилогии о Незнайке и его друзьях Николай Николаевич Носов уловил важное свойство сказки — быть интересной не только смыслом, но и вымыслом самим по себе, тем, что делается с героями, какие события происходят. Приключения составили жгучий интерес сказочного действия. Соответственно психологические характеристики отступили на задний план, хотя и не устранены — они слились с поступками героев. Писатель признал: «Малютки… которых я назвал коротышками, были удобны тем, что я мог не развивать и не углублять их характеры, загружая повествование ненужными деталями, а снабжать их отдельными черточками, отражать какую-нибудь одну сторону характера, что вполне вязалось с их микроскопичностью и в то же время заостряло, обобщало образ, типизировало его». Так обстоит дело и в народных сказках.

Новейшая сказочная литература отмечена появлением сказок Василия Ивановича Белова. «Родничок» отличается истинной поэзией и высокими художественными достоинствами. Родник поил всех и сам стал чище, а когда послушался комара и перестал поить, заглох, превратился в топкое место — раздолье для комаров. В истории без труда обнаруживается давняя народная мудрость, а сказово-притчевый стиль родствен фольклорному.

* * *

Сказочная литература писателей обнаруживает бесконечное многообразие: сказки-романы, сказки-новеллы, сказки-рассказы, сказки-повести, сказки-легенды, сказки-предания, сказки-аллегории, малые формы, приближающиеся к притчам, басням, лирическим стихотворениям, — и все это либо в прозе, либо в стихах. Каждый раз тема сказок представала в особом сплаве вымысла и истины. В сказках читатели найдут все, чем велико искусство, — щедрость воображения, блеск остроумия, глубину размышлений о человеческой жизни, волнение запечатленного чувства. Эта литература глубоко вошла в духовный мир нашего современника и не отделима от нашей памяти, нашей истории.

Каждый писатель, каким бы оригинальным ни было его собственное творчество, ощущал свою связь с фольклором. Каждый мог бы сказать о себе словами С. Я. Маршака: я «свободно придумывал детям — так, как мне подсказывало чувство народной поэзии, собственный поэтический вкус и воспоминания об этом народном сюжете в различных вариантах» (из письма С. Я. Маршака от 20 апреля 1944 г.). И даже творя собственные сюжеты, писатели идут от фольклора. Какая-нибудь побасенка, отдельный сюжетный поворот в народной сказке могут дать толчок к созданию новой фантастической истории. В этих случаях писательское творение удерживает лишь отзвук народных мотивов. Таковы сказки Н. Д. Телешова, К. И. Чуковского, Е. Л. Шварца, П. П. Бажова, В. В. Бианки, К. Г. Паустовского, сказка-повесть А. Н. Толстого, не говоря уже о других самобытных сказках. При всем том на сказочной литературе лежит печать следования и переработки традиций народных сказок, но, обращаясь к единому источнику — фольклору, каждый писатель превращал усвоенное из него в свое золото. Это настоящая детская литература. Среди сказок много таких, которые с самого начала предназначались детям. Но немало и таких, которые были отобраны детьми у взрослых. Есть также сказки, которые и теперь, оставаясь литературой взрослых, со школьных лет читаются ребятами, делаются частью их детских и отроческих впечатлений. В целом же эта литература творилась писателями, как бы смотревшими на мир глазами детей — тех, кто уясняет для себя первые мировоззренческие и нравственные заповеди.

Это поистине мировая литература, так как ее темы, сюжеты и образы в общем характере совпадают со сказочным творчеством таких писателей, как Гью Лофтинг, Джоэль Чендлер Харрис, Антуан де Сент-Экзюпери и другие всемирно признанные мастера. Но может быть, наша отечественная сказка пленяет нас больше, потому что вышла из мира нам близкого, мира родного, мира нашей культуры, истории и языка. Мы ценим в этих образах больше всего то, что обнаруживает причастность лучших русских писателей-сказочников к ценностям гуманистической культуры мира.

В. П. Аникин.