В двери заворочался ключ. Анна Семёновна слезла с дивана и доковыляла до дверного косяка. Робко выглядывая из-за него, она проследила за тем, как в прихожую вошла молодая девушка в ярко-зелёном пуховике и розовой шапке с помпоном. Шапка и воротник, шарф и сумка девушки были облеплены подтаявшей корочкой снега.
— Ты кто?
— Я Лора-Энн, Гренни. — девушка говорила с лёгким акцентом, как обычно разговаривают те, чьё детство прошло вдали от России. — Лора-Энн, твоя внучка.
Девушка стянула с ног ботинки с массивными каблуками и бросила их возле входа, в мокрую снеговую лужицу.
— Гренни — это яблоки, — капризно сказала Анна Семёновна. — Я не люблю яблоки. Зачем ты их принесла?
— Гренни — это бабушка, — устало сказала Лора-Энн, делая лёгкое ударение на второй слог.
Она закрутила на затылке хвостик из светлых вьющихся волос и добавила:
— Ты моя бабушка, я твоя внучка.
Анна Семёновна сделала шажок из комнаты, но потом передумала и снова спряталась за дверным косяком.
— Ты врёшь, — пискнула она. — У меня нет никакой внучки. Кто ты такая?
Лора-Энн махнула рукой и ничего не ответила. Она прошла на кухню. Посередине комнаты на полу стопкой были выставлены чистые тарелки, блюдца и чашки.
— Гренни, зачем ты снова достала из шкафа посуду? — в голосе Лоры-Энн звучала усталость. — Я же вчера всё спрятала.
— Потому что я укладываю вещи, — упрямо произнесла Анна Семёновна. — Мне нужно ехать к сыну. В Америку.
Лора-Энн вздохнула и принялась убирать посуду в шкаф. Анна Семёновна ушла в комнату, громко бормоча себе под нос: «Сначала заберёт мои тарелки. Потом убьёт меня. Сначала тарелки, потом меня». Она достала из-под пледа телефонную трубку и стала нажимать на кнопки.
— Что у нас с телефоном?
— Я его отключила, Гренни.
— Зачем?
— Чтобы он тебе не мешал.
— Я должна вызвать милицию.
— Гренни, я купила тебе вкусное. Иди сюда.
На лице Анны Семёновны засветился интерес, она сползла с дивана и захромала на кухню.
Лора-Энн достала из сумки баночки с детским питанием. Больше всего Анна Семёновна любила пюре из кролика. Лора-Энн отвинтила крышку. Анна Семёновна цепкой ручкой схватила баночку со стола и унесла её в комнату. Потом вернулась на кухню за ложечкой и снова исчезла. Лора-Энн поглядела ей вслед с сожалением. У старухи случались просветления сознания, но в последнее время это происходило всё реже. Хотя Анна Семёновна пока ещё могла обслуживать себя самостоятельно и её нестрашно было оставлять одну на день. Что будет дальше — об этом Лора-Энн старалась не думать.
Она включила чайник и настенный светильник, погасила большой свет и опустилась в кресло, стоящее возле кухонного стола. Сегодня был трудный день. В русском паспорте Лоры-Энн появилась новая отметка. С сегодняшнего дня Юра уже официально никем ей не приходился, а сама Лора-Энн снова могла считаться перспективной молодой невестой. Ради такого случая пришлось взять отгул на работе; а это значит, что десятый класс не получил свой английский диктант, а пятиклашки не посмотрели очередную серию про Панду Кун-фу.
Лора-Энн должна была вернуться в Нью-Йорк. За три с половиной года своего странного русского замужества она была уже по горло сыта холодной, неудобной страной, где полгода на улицах гололёд, где нет Дня Благодарения, а слабоумную старуху невозможно определить в хороший хоспис. Правильно, что отец в своё время уехал. Но жаль, конечно, что он так никогда и не вернулся сюда. Наверное, он здесь многое любил.
Лора-Энн всё равно купила сегодня индейку. Сидя в кресле, она уже понимала, что у неё нет сил готовить, но сама мысль о том, что индейка присутствует в доме, грела её и радовала. Нужно зайти в «Фейсбук» и поздравить своих. У них как раз почти утро. За окном шёл ледяной дождь, такие часто бывают в Петербурге зимой. Сейчас, сейчас встану, подумала Лора-Энн и закрыла глаза.
Сквозь сон она услышала какой-то странный грохот. Лора-Энн проснулась и обомлела.
Возле кухонного окна стояла Анна Семёновна. Лицо её было испуганным, но обычное выражение детской беспомощности с него словно испарилось. В живых тёмных глазах старухи напряжённо дрожала настоящая тревога.
— Лариса, только спокойно. Не бойся. — Анна Семёновна прильнула к окну и прислушалась. Её руки чуть-чуть подрагивали.
Странное громыхание повторилось. Лора-Энн не ошиблась. Во дворе стреляли. Несколько выстрелов, друг за другом, раздались в одном конце двора, и ответные залпы, почти очередь — громыхнули прямо под окном. Потом от стены отделился человек, он побежал через двор, пригибаясь. Выстрелы возобновились. Человек присел за стоящим поблизости джипом. Мелькнуло несколько чёрных фигур. Потом послышался свист покрышек, выстрелы возобновились, и наконец всё стихло.
— О, май го-а-д… — воскликнула Лора-Энн. — Срочно звонить в полицию!
Тут Анна Семёновна громко вскрикнула, схватилась за грудь и тяжело опустилась в кресло.
— Гренни! — Лора-Энн сначала бросилась к ней, потом схватила стакан и плеснула в него воды. Анна Семёновна пила мелкими глотками. Казалось, она задыхается.
— Гренни, сиди здесь. Я сейчас позвоню в полицию и вызову амбуланс, — она включила свет и стала шарить рукой по столу. — Вот шит, где… телефон?
— Лариса, успокойся. Ты никуда не будешь звонить, — вдруг сказала Анна Семёновна громко и спокойно.
Она стояла возле кресла, — когда только успела вскочить? Взгляд её был пристальный и властный, голова чуть наклонена, руки скрещены на груди; она совсем не походила на больную Альцгеймером старуху.
— Гренни, а сколько у нас времени? Нам пора спать… — Лора-Энн завела было привычную шарманку и осеклась. Анна Семёновна смотрела на неё насмешливо, сверху вниз. Лора-Энн подбежала к креслу и обшарила углы.
— Гренни?.. Мой телефон! Отдай мой телефон!
Анна Семёновна, внезапно обнаружив невиданную прыть, уже шуршала в своей комнате какими-то пакетами. Лора-Энн метнулась за ней. Она перевернула висящую на стуле бабкину сумку, и оттуда посыпался мелкий мусор. Потом сдёрнула с кровати одеяло и простыню. Из-под подушки упала книжка в газетной обложке. Лора-Энн подобрала её, отогнула газету и вдруг застыла, словно её ударили по голове. Она медленно обернулась.
Анна Семёновна невозмутимо сидела на стуле возле окна, её спина была ровнее, чем доска, а ладони лежали на коленях, как у примерной ученицы. Старуха внимательно смотрела в окно. Лора-Энн, отбросив книжку, в один прыжок подcкочила к ней. Слова душили её, она хватала воздух ртом, а глаза со следами поплывшей туши чуть не выкатывались из орбит.
— Oh my God!!! — только и выдохнула Лора-Энн. — Blimey… Oh my God!!!
— Деточка, мы в России, изволь говорить по-русски, — ледяным голосом произнесла Анна Семёновна, всё так же глядя в окно.
Лора-Энн неловко повернулась, и маленькая японская вазочка звонко рухнула с подоконника на пол.
— Вылитый отец, — покачала головой старуха. — Как слон в посудной лавке. Принесёшь веник, подметёшь.
Лора-Энн ошарашенно глядела на старуху.
— Мама говорила, что ты… Что вы когда-то были чекисткой, — с ненавистью произнесла она. — Я ей не верила, а вот теперь верю.
— И правильно делаешь, — Анна Семёновна ухмыльнулась. — Но возраст, голубушка, с ним не поспоришь. И на старуху, как говорится…
— Отдай телефон. Я позвоню в полицию.
— В России так не делают, — старуха сощурила глаза и добавила: — Лучше помалкивать. Телефон до утра побудет у меня.
— А если они его убьют? — закричала Лора-Энн.
Анна Семёновна пожала плечами и произнесла отчётливо, глядя внучке в глаза:
— Думай лучше, чтобы тебя не убили. Или не посадили. Ты снимала всё это на видео?
— Ты залезла в мой телефон! — Лора-Энн топнула ногой.
— Увы, твоего видео уже нет. Звонить нет смысла.
— Ты… Ты down and dirty crazy gaga! Старая… чёртовая старуха!
— Чёртова, деточка. Правильно будет — чёртова.
— Ты морочить мне голову три года!
— Почему же морочить. Меня ещё в молодости называли сумасшедшей.
— Тебе поставили Альцгеймера, а ты читаешь… Что ты читаешь? Ремарка?
— Ну, значит, точно сумасшедшая, — старуха, похоже, издевалась.
— Да? — заорала Лора-Энн. — По-немецки? Oh my God!!! Все сумасшедшие в России читают книги по-немецки? Без! Словаря!!!
На глазах Лоры-Энн выступили слёзы, она ходила взад-вперёд по комнате и швыряла на пол бабкины вещи.
— Я из-за тебя не могла уехать домой!
— Не ври старому человеку. Ты не уехала из-за Юрки.
— Из-за тебя! — Лора-Энн остановилась посреди комнаты. — У вас здесь! Fucking shit! Такие хосписы, что…
— Ну, тогда тем более не ори, — пожала плечами старуха. — Ты должна беречь бабушку.
Лора-Энн пулей вылетела из комнаты, вбежала в кухню и упала в кресло. Нужно было прорыдаться наконец, выкричать наружу весь этот shitty day, в котором с самого утра она чувствовала себя «Down in the dumps» — как будто на дне свалки. «Индейка грустит в холодильнике», — почему-то мелькнула мысль в промежутке между рыданиями.
Она подошла к раковине. Холодная вода хорошо остужала глаза и разум. Когда Лора-Энн разогнулась, за её спиной кто-то стоял.
— Я пришла сообщить. Только что тебе звонил Юрка, — Анна Семёновна возвышалась над ней такая же невозмутимая, как прежде, со скрещёнными на груди руками. — Наверное, пьяный. Но я ему ничего не ответила.
— Гренни!.. — Лора-Энн была готова разрыдаться снова.
— Гренни — это яблоки, — произнесла Анна Семёновна с укором и добавила: — Ничего, пусть подождёт, помучается.
Лора-Энн села в кресло. Старуха опустилась на стул возле неё.
— Как думаешь, Гренни, они его убили? — после долгого молчания спросила Лора-Энн.
Старуха пожевала губами.
— Сложно сказать, — она ещё немного помолчала и произнесла, как бы извиняясь:
— Такая уж у меня привычка. Когда стреляют.
Лора-Энн поглядела на неё с интересом.
— Испугалась?
Анна Семёновна ничего не ответила. Она всё так же смотрела в окно. Лора-Энн тоже замолчала.
Ледяной дождь, ливший весь день, оказывается, уже закончился.
— Но я всё равно уеду, Гренни, — сказала она тихо. — Там у меня больше возможностей.
— Попробуй, но… Никуда ты отсюда не денешься, — убеждённо сказала старуха.
— Russia is not my cup of tea, — покачала головой Лора-Энн. — И тебе уже не надо в хоспис. Тебе никуда не надо.
— Это ничего ещё не значит, деточка, — вздохнула старуха и больше ничего не сказала.