Австралийская улика

Анишина Наталья

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

 

 

Кризис Гладышева

Следователь Милютин заканчивал завтрак, пил кофе и одновременно проглядывал газеты. Он читал криминальные новости и не слышал, о чём говорила сидящая за столом супруга Клара.

Между тем, его жена Клара Венедиктовна, часто говорила умные вещи. Она работала психологом на круглосуточном телефоне доверия и после каждого дежурства приносила домой много рассказов о человеческих драмах, большое количество историй и откровений. Иногда она рассказывала мужу исключительно для того, чтобы услышать его оценку советам, которые она давала звонившим людям.

Загруженному по горло уголовными делами, постоянно занятому разборами бесконечных преступлений Милютину рассказы жены казались детскими сказками и придумками, которые озабоченные и пресыщенные жизнью люди выносят на рассмотрение незнакомого, чужого человека. Он искренне удивлялся тому, как можно звонить посторонним людям и делиться с ними сокровенными, затаёнными на сердце тревогами, спрашивать советов у чужих людей? Клара Венедиктовна в ответ говорила, что считает свою работу нужной людям, так как она старается помочь им в трудный час не сделать опрометчивого, непродуманного, а иногда трагического шага.

Милютин снисходительно улыбался и предлагал записывать в толстую тетрадь все истории, возможно, что эти записи когда-нибудь ей пригодятся. Выйдя на пенсию, напишет «свод советов по невозможно трудным, безвыходным, тупиковым жизненным ситуациям», по которому каждый человек, столкнувшись с проблемой, найдёт для себя нужный ответ и выход из кризиса. Клару Венедиктовну иронический совет мужа не обидел, а наоборот, она приняла его со всей серьёзностью и благодарностью. Вскоре действительно завела толстую тетрадь и стала записывать «острые» сюжеты из жизни обратившихся за помощью людей.

Сегодня за завтраком она говорила о том, что во время дежурства какой-то человек дважды звонил ей и долго рассказывал запутанную историю, в которой он оказался. Он кому-то был должен большие деньги, а рассчитаться у него было нечем и вот теперь, когда подходит к концу последний срок их возврата, он в отчаянье.

Милютин завтракал, одновременно бегло просматривая свежую прессу. Он был поглощён своими мыслями и не улавливал суть сказанного женой. Вдруг раздался телефонный звонок. Он снял трубку и услышал голос полковника Гладышева:

- Глеб Олегович, доброе утро! Вчера вечером я побеседовал с задержанной Ждановой. Я отпустил её из-под стражи. Нет веских причин держать медсестру в камере. Я освободил её.

Связь неожиданно прервалась, в трубке послышались короткие гудки.

Милютин положил трубку на рычаг, в надежде, что прерванный разговор возобновится. Но звонков больше не было, и он, наспех допив кофе, отложив в сторону недочитанные газеты, заторопился на службу.

Он очень удивился, когда услышал в милиции, что полковник Гладышев лежит в больнице с предынфарктным состоянием. Его утром на «скорой помощи» увезли из дома и госпитализировали в кардиологическое отделение.

Странно! Полковник Гладышев, только что звонивший ему домой, оказывается, лежит в больнице. Неужели он звонил из палаты? Он сообщил, что отпустил из-под стражи задержанную по подозрению в убийстве медицинскую сестру Жданову. Непонятно. Зачем он стал её допрашивать? Когда Милютин поздно вечером разговаривал с ним, он не высказал никакого интереса по отношению к этой особе. Да и вообще, не в характере полковника Гладышева вмешиваться в дела подчинённых. Милютин вызвал машину и немедленно отправился в больницу, чтобы узнать о состоянии здоровья начальника.

Было уже около десяти часов утра, когда ему разрешили, буквально на минутку, зайти в палату к Гладышеву. Полковник очень просил пропустить Милютина к себе, поэтому врачи разрешили. Предупредили, чтобы долго с ним не общался и, вообще, ничем его не загружал. Шеф лежал под капельницей. Увидев коллегу, улыбнулся и, сделав приветственный жест свободной рукой, пригласил сесть.

- Вот видишь, Глеб Олегович, куда я попал? Наверное, на этот раз надолго. Помнишь наш недавний разговор? Я тебе на мотор жаловался. Вот, словно, в воду глядел. Так прижало, что едва Богу душу не отдал. Хорошо, супруга вовремя дала спасительные таблетки. Ох, - его лицо исказила болезненная гримаса, а на лбу показались капельки пота, - достали меня боли. Хорошо, что ты пришёл. Я тебя прошу, чтобы ты посодействовал перед прокуратурой и судом о пересмотре меры пресечения арестованного Кошелева. Ты знаешь его, он был повторно задержан за сбыт наркотиков. Так вот, надо освободить его из-под стражи до суда под залог. Никуда он не денется. Взять подписку о невыезде и освободить.

У полковника снова появилось мученическое выражение лица. Он, неожиданно вскрикнув, приложил руку к левой половине груди.

- Мне плохо, позови врача! - прошептал Гладышев.

Лицо его побледнело, губы сделались синими, а зрачки расширились и стали большими и блестящими. Милютин испугался и моментально крикнул:

- Медсестра! Помогите, скорее! Ему плохо!

К кровати Гладышева подбежали двое врачей и медсестра. Милютина оттеснили к двери, а потом вежливо попросили выйти.

На обратном пути Милютин очень сожалел, что полковник Гладышев попал в больницу. Как плохо, что он заболел! Надо же, накануне жаловался на здоровье, а сегодня лежит под капельницей, как будто чувствовал, что с ним что-то случится.

Милютин сожалел, что не смог спросить у Гладышева, почему он звонил ему домой по поводу освобождения медсестры Ждановой. С полковником сделалось плохо, не будешь же в такой ситуации задавать вопросы. А спросить Милютину хотелось. Например, когда же он звонил ему: до больницы или из больницы?

Трудно себе представить, что человек с сердечным приступом будет звонить подчинённому и говорить про задержанную в подозрении в убийстве. Ну, Бог с ней, отпустил и отпустил. Это ещё можно понять. Но чтобы звонить во время сердечного приступа - это выглядит как-то странно.

Не менее странная просьба об арестованном сыне профессора Кошелева. Сначала освободим под залог, потом пересмотрим дело, и на этом этапе всё закончим? Сколько раз уголовные дела деток высокопоставленных людей возвращались на дополнительные обследования, а затем не доходили до суда, об этом он хорошо знал.

Почему полковник обратился к нему с такой просьбой? Может, потому, что его успел попросить профессор Кошелев? Он, кажется, в этой больнице работает? Другого ответа Милютин не находил.

.