§ 1. Постановка проблемы исследования

Чтобы дать представление о внутренней жизни преступного мира, нам понадобится вначале обратиться к результатам теоретических изысканий: это позволит читателю подготовиться к прочтению последующих глав работы.

Субкультура – явление сложное и многогранное, она функционирует во всех социальных системах и служит необходимым условием их жизнедеятельности. Каждый класс, социальная группа, иная общность людей обладает своей собственной системой ценностных ориентаций, присутствуют они, разумеется, и в криминальном мире. Очевидно, что уголовная субкультура является продуктом преступной и антиобщественной деятельности, вырабатывается ее опытом, сохраняется из поколения в поколение в среде правонарушителей. Поэтому нам представляется, что в теоретическом плане в криминологии она предстает в виде сквозного явления, проходящего через все теоретические разработки о преступности, личности преступника, причинах противоправного поведения.

Каковы корни этого феномена, его отличительные черты, какова его асоциальная сущность? На эти и ряд других вопросов мы постараемся дать ответы в настоящем разделе монографии.

Криминальная субкультура рассматривается в работах по криминологии, уголовно-исполнительному праву и юридической психологии практически на всем протяжении их существования. Из отечественных ученых много внимания ей уделил М. Н. Гернет в своих трудах «Право и жизнь» (М., 1923), «В тюрьме» (М., 1925), «История царской тюрьмы» (М.-Л., 1951). В этих работах исследуется среда обитателей тюрем, их обычаи, традиции, развлечения (тюремные игры). Помимо простого описания данных явлений, в исследованиях показывается и их антиобщественная сущность.

Анализ отдельных жестоких нравов преступного мира приводится также Г. Н. Брейтманом в книге «Преступный мир. Очерки из быта профессиональных преступников» (Киев, 1901). Кроме того, многоплановое исследование субкультуры осуществляли известный дореволюционный ученый-этнограф С. В. Максимов и историк, писатель В. М. Дорошевич. Они выявили особую структуру статусных межличностных отношений индивидов в относительно обособленной криминальной среде, проиллюстрировали ее иерархичность, раскрыли содержание и значение неформальных правил поведения осужденных («правил заповедей арестантов»), исследовали тюремный фольклор и прочие атрибуты образа жизни привычных преступников.

Особое место в литературе о преступном мире того времени занимает произведение В. Крестовского «Петербургские трущобы». Книга посвящена описанию жизни «отверженных» обществом. Представляется важным подчеркнуть эрудированность автора в области уголовного жаргона, этим роман остается интересным и для современной криминологии.

В послереволюционный период рассматриваемому феномену посвящают свои труды Е. Г. Ширвиндт, Ю. Ю. Бехтерев, А. И. Швей, Л. Мельшин. Названные ученые рассматривают преступный мир с его своеобразными отношениями, унаследованными от царской России. Ими вносится ряд предложений по изоляции хранителей уголовных традиций от иных правонарушителей в процессе исполнения наказаний.

Начиная с середины 30-х и до конца 50-х гг., за исключением исследования Д. С. Лихачева «Черты первобытного примитивизма воровской речи» (М.-Л., 1935), научных изысканий по данной теме не проводилось. Ученые были практически отстранены от изучения проблемы, что, в конечном итоге, серьезно отразилось на формировании отечественной криминологической школы.

В 1957 г. вышла в свет книга В. И. Монахова «Группировки воров-рецидивистов и некоторые вопросы борьбы с ними». В ней автор подробно описывает особенности противоправной деятельности авторитетов уголовной среды («воров в законе»), исследует их внутренние межличностные отношения, показывает значение уголовных традиций и обычаев («воровского закона») в преступности. Попытка

В. И. Монахова привлечь внимание ученых к этому комплексу вопросов оказалась неудачной. Работа была засекречена и являлась доступной только для узкого круга криминологов.

В дальнейшем изучению рассматриваемого явления не уделялось достаточного внимания. Постулаты «победившего социализма», гласящие, что новому обществу преступность не присуща, что она является лишь переходным явлением, остаточной «заразой» капиталистического строя, не позволяли вести серьезные исследования отдельных сторон преступности.

Образовавшийся вакуум, образно выражаясь, заполнили произведения писателей и публицистов, которые на личном опыте столкнулись с уголовщиной в «сталинских» исправительно-трудовых лагерях. В мемуарах политзаключенных имеются не обесцененные ненавистью данные о неформальных отношениях в среде заключенных. Особенно важны для их изучения произведения В. Шаламова. Он, на наш взгляд, более беспристрастно, чем другие, проанализировал виденное, показал жестокость представителей уголовной среды, объективно осветил роль «воровского закона» в их жизни.

По поводу других источников информации о преступном мире следует заметить, что многие публицисты, увлеченные уголовной романтикой, использовали лишь сюжеты из жизни привычных правонарушителей. Познания авторов об исследуемом феномене на этом, как правило, исчерпывались.

Термин «криминальная субкультура» в официальных и научных источниках снова появился лишь в начале 80-х гг., когда преступность приобрела угрожающий для государства характер. При этом отсутствовало единое толкование проблемы. Объясняется это, думается, тем, что исследователи рассматривали указанное явление в различных аспектах, в связи с интересующими их вопросами. Одни раскрывают роль субкультуры в организованной преступности, другие связывают ее со средой лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы, и этим во многом объясняют неэффективность деятельности пенитенциарных учреждений по исправлению правонарушителей, третьи исследуют явление с позиций законов психологии.

Кроме того, появился ряд диссертационных изысканий по рассматриваемой теме. Данное обстоятельство, вопросы борьбы с преступностью обусловили и проведение научно-практических конференций, в которых приняли участие ведущие криминологи России.

Исследуемой проблеме посвящены также многочисленные труды криминологов зарубежных стран. Д. Клемер, В. Миллер, К. Шрег, В. Фокс в своих работах обосновали изучение различных видов преступности с позиций соответствующих им своеобразных подкультур.

Различные аспекты субкультуры, отраженные в исследованиях, на наш взгляд, не дают оснований говорить о проведении глубокого сравнительного анализа существенных определений феномена. Вместе с тем проведенные современные исследования и источники прошлых лет позволяют вычленить составные его части. Во-первых, субкультура представляет собой систему искаженных ценностных ориентаций правонарушителей, объединенных в относительно обособленную общность; во-вторых, она включает в себя группу неформальных норм, установлений, представлений (традиций, обычаев, ритуалов, правил), регулирующих поведение ее представителей; и, наконец, в-третьих, находит свое отражение во внешних атрибутах преступного мира (в уголовном жаргоне, песнях, стихах, татуировках, кличках и т. п.).

Отдельные авторы также выделяют в качестве самостоятельного признака субкультуры традиционные способы противоправного поведения. Данную точку зрения мы не будем отрицать, хотя следует заметить, что способы поведения индивидов в конкретных повторяющихся ситуациях представляют собой обычаи.

 

§ 2. Истоки криминальном субкультуры

Теории субкультур подразумевают, что человек развивается в группе равных себе, у членов которой есть устойчивая система ценностей, отличающаяся от системы ценностей, существующей в обществе. В таких условиях личность во многом развивается в соответствии с установлениями и нормами своего окружения, не воспринимая ценностей культуры в целом. То есть теория исходит из ориентированного на социальную психологию подхода к вопросу о формировании личности, с позиций ближайшего взаимодействия и представления о коллективном поведении как социальном процессе.

На наш взгляд, данная позиция вполне согласуется с действительностью. Кроме того, она в достаточной мере находит свое подтверждение в работах отечественных ученых (А. Н. Мокрецова, Г. Ф. Хохрякова, И. В. Шмарова) о влиянии асоциальной микросреды на противоправное поведение индивида.

В таких ситуациях индивид с неизбежностью ищет отношения, моральные стимулы своей деятельности и защиту в группах себе подобных. Несовершеннолетние правонарушители, бродяги, наркоманы, лица, отбывающие наказание, объединяются между собой. Указанная закономерность подтверждается и результатами опроса различных категорий осужденных в местах лишения свободы. Так, более 90 % респондентов, осужденных за наркоманию, имели постоянные связи с наркоманами; 81 процент несовершеннолетних до осуждения входили в различные асоциальные образования, около 50 % из них поддерживали отношения с ранее судимыми.

Условиями же, способствующими образованию криминальных групп, являются: одинаковый возраст, национальность, место отбывания наказания или проживания и др.

В своем развитии рассматриваемые объединения проходят определенные ступени. В начале возникают предварительные эпизодические контакты, в процессе которых происходит изучение друг друга, затем устанавливаются более тесные знакомства, перерастающие в конечном итоге в постоянные связи. Сформировавшиеся наиболее устойчивые отношения образуют систему групповых искаженных взглядов, представлений и оценок действительности.

У подобных лиц, утративших надежду найти свое место в формальных отношениях, возникает потребность обрести себя и утвердиться в «другой жизни». Образно выражаясь, отвергнутые обществом создают свой замкнутый мир, и этим они сами, в свою очередь, отвергают тех, кто их отверг, их условия, правила жизни и ценности. В рамках групповой деятельности у исследуемых индивидов происходит формирование и развитие чувства солидарной оппозиции к государственным, общественным институтам и общепринятой культуре. Внешнюю среду они начинают воспринимать как враждебную или, по крайней мере, как чужую. Такое устойчивое представление об окружающем мире с трудом в дальнейшем может корректироваться. Над ними постоянно довлеет аффективное чувство, что менее достойные пользуются большими благами. Все затруднения и неприятности, с которыми они встречаются в своей жизни, интерпретируются ими как результат действий иных лиц или неблагоприятных условий (см. табл. 1).

Таблица 1

РЕЗУЛЬТАТЫ ОПРОСА ОСУЖДЕННЫХ, ПРИЧИСЛЯЮЩИХ СЕБЯ К СУБКУЛЬТУРНОЙ СРЕДЕ, ПО ИЗУЧЕНИЮ ИХ МНЕНИЯ ОБ УСЛОВИЯХ, СПОСОБСТВУЮЩИХ СОВЕРШЕНИЮ ИМИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Совсем по-иному такие лица относятся к представителям своей среды. Справедливо утверждает Г. Ф. Хохряков, что подобным личностям свойственна четко выраженная ориентация на такую ценность, как «мы». Причем ценность собственного «я» поддерживается за счет слитности его с «мы».

Нередко они именуют себя, соотносясь с определенной общностью, например: «мы – братва», «мы – воры», «мы – пацаны» и т. п. В своем «я» они склонны усматривать персонификацию «мы», а «мы» (группу), очевидно, невозможно сохранить без их активной деятельности. Указанное слияние собственных интересов с интересами ближайшего окружения требует интенсивного наделения этого неформального образования ценностными ориентациями. Вместе с тем отечественные и зарубежные авторы в своих трудах не делают акцентов на истоки и генезис элементов явления. На наш взгляд, всякую субкультуру, в том числе и любую ее разновидность, следует рассматривать через призму деятельности, так как изначально культура – деятельность человека во всех сферах бытия и сознания. Именно деятельность индивида, в том числе антиобщественная или преступная, является материальной предпосылкой его сотрудничества с другими, вызывает у него психологическую потребность общения с теми, кто близок к его ремеслу, взглядам, идеям, ориентациям. Ибо человек – существо социальное – всегда стремится принадлежать к какой-либо престижной для него группе. Если же он, в силу различных причин, выбирает преступное поведение, то со временем оказывается все более отчужденным от общественных, формальных связей (семейных, служебных, профессиональных) и главных позитивных ценностей общества. Объективно наивысшая десоциализация личности правонарушителя предопределяется сроком его пребывания в своеобразном, отверженном состоянии и степенью самоизоляции (изоляции, например, при отбывании наказания в виде лишения свободы). То есть делинквентная подкультура интенсивно развивается и поддерживается, как правило, в низших слоях общества и в среде осужденных, отбывающих наказание в исправительных учреждениях.

Формируемые искаженные ценностные ориентации группы связаны прежде всего с основными интересами и направлениями деятельности ее членов. Они, с одной стороны, закрепляют групповую солидарность, с другой стороны, устанавливают враждебное отношение к индивидам или государственным органам, которые противостоят, причиняют «ущерб» преступному сообществу. Кроме того, корпоративные ценности в криминальных образованиях внутренне обосновывают и допускают ведение антиобщественного образа жизни и совершение правонарушений. Например, воровать, обманывать других, заниматься вымогательством для членов отдельных криминальных образований является доблестью, базовой ориентацией. Иными словами, то, что расценивается обществом как преступление или аморальный поступок и влечет за собой соответствующие правовые последствия, для представителей группировок считается чем-то почетным, чему отдельные из них и посвящают свою жизнь. Нередко из уст таких людей можно услышать: «У нас свой мир, своя мораль, свои дела».

Итак, возникающие наиболее устойчивые отношения на основе асоциальной деятельности индивидов в относительно замкнутой группе образуют систему общих для них ценностных ориентаций (оснований дифференцированной оценки действительности и общественных отношений). В названных ориентациях находит отражение попытка индивидов асоциальной среды примириться со своим противоправным ремеслом и оправдать свое поведение.

Вместе с тем, говоря о подобных общностях, необходимо подчеркнуть, что их внутреннее функционирование немыслимо без определенных правил поведения, так как всякое устойчивое сплочение людей на основе какой-либо совместной деятельности неизбежно порождает определенную систему отношений, нуждающуюся в урегулировании ради достижения совместной цели.

В формальной организации такое урегулирование обеспечивается, как правило, официальными документами, нормами нравственности и др. В неформальном образовании, каковым является субкультурная группа, существует свой процесс «теневого нормотворчества», своя система внутренних правил поведения, традиций, обычаев, нравов, ритуалов, обрядов и пр., которые утверждаются в виде внутренних (корпоративных) ценностей. В основе такого неформального кодекса поведения находятся выработанные многовековым опытом противоправной деятельности антиобщественные традиции и обычаи. Специфическое содержание традиций состоит в воспроизведении из поколения в поколение представителями субкультурных образований установлений, принципов действия и представлений об идеалах, фиксирующих накопленный антисоциальный опыт и выступающих регулятивными основами освоения новых условий и задач противоправной деятельности. В свою очередь, обычай субкультурной среды – это унаследованный, привычный и стереотипный способ противоправного поведения лица в определенной ситуации, ожидаемый и поддерживаемый членами группы. Оба явления предопределяют друг друга и функционируют только в устойчивых криминальных общностях. Наибольшую значимость они приобретают в среде лиц, лишенных свободы, где объективно отношения носят весьма консервативный характер.

Регулятивная функция присуща и иным элементам субкультуры, но традиции и обычаи – наиболее устойчивые формы регуляции поведения. Они, являясь продуктом антиобщественной и преступной деятельности, тесно связаны прежде всего с асоциальными ориентациями, взглядами, привычками и образом жизни индивида. При этом следует подчеркнуть, что набор таких ценностей предопределяется видом противоправной или асоциальной ориентации криминальной микросреды, а также степенью ее изолированности от общества. Группа всегда требует от своих членов неукоснительно следовать неформальным правилам, которые существенно отличаются от общепринятых норм взаимоотношений между людьми. С одной стороны, отмеченные явления способствуют их формированию, своеобразному пестованию. Человек чаще всего считает свою волю свободной, но он обманывает себя. Жизнь, природа, внешний мир, люди, среди которых он живет, нравы, традиции, обычаи действуют на него раньше, чем он понимает что-нибудь; они накладывают на человеческие взгляды, привычки свой отпечаток. С другой стороны, если индивидуальные антисоциальные привычки (например, вести паразитический образ жизни, играть в азартные игры) в определенных условиях перерастают в обязательные нормы поведения криминальных элементов, то они со временем приобретают силу традиций и обычаев, становятся основным костяком так называемых «естественных законов».

Обозначенные феномены исходят от сообщества правонарушителей в целом и способствуют привитию его членам чувства долга, противостоят индивидуализму, закрепляют иерархические связи в криминальной среде, а также регулируют иные наиболее значимые отношения для субкультурного образования. В самом деле, у лиц, входящих в подобного рода общности, есть чувство долга по отношению к своей группировке и есть обязанности, основанные на требованиях сохраняющихся установлений и принципов поведения. Последние во многом определяют единую групповую линию поведения. Каждый член группы выполняет в ней свою роль. Асоциальная среда всегда ожидает от своего представителя определенных действий в той или иной ситуации. То есть поведение человека в субкультурном образовании становится в значительной степени поведением групповым.

В подтверждение вышеизложенного, следует подчеркнуть, что «естественные законы» правонарушителей охраняются не только силой мнения (как в других общностях людей), но и физическим, часто изощренным насилием над лицами, нарушившими их.

Нередко в исследуемых социумах культивируются ритуалы и обряды. Данные элементы субкультуры всегда сопряжены с переломными моментами в жизни человека, они аккумулируют в себе мысли и чувства, вызванные установлением, изменением или прекращением важной для человека социальной связи. Для представителей отдельных групп наиболее характерны ритуалы «клятвы» и «присяги» сообществу, а также обряд «проверки» вновь принятого члена криминального образования.

Подобно многим замкнутым ассоциациям, рассматриваемый мир создает и свой, отличный от иного, «субкультурный язык» («язык-жаргон», «блатная музыка», «феня», «байковый язык»). Кроме того, в среде привычных правонарушителей всегда культивировался обычай присваивать друг другу клички, наносить на тело татуированные символы. Эмоциональная их деятельность находит отражение в блатных стихах, песнях, пословицах и прочих атрибутах общения. Особая роль в «другой жизни» принадлежит играм и развлечениям. То есть преступники, отвергая элементы традиционной культуры, создают свои гипертрофированные ценности антикультуры.

Из перечисленных составных частей исследуемого феномена на первое место по криминологической значимости следует поставить язык-жаргон.

Всевозможные словари дают приблизительно одинаковое толкование термина «жаргон», а именно: «Своеобразный разговорный диалект, имеющий хождение в небольшой социальной группе и отличающийся от общенародного языка употреблением специфических выражений, понятных лишь тем, кто владеет этим диалектом». «Словарь русского языка» С. И. Ожегова существенно дополняет сказанное тем, что речь идет о группе, объединенной общими интересами, в нашем случае – криминальными.

Употребление специфического языка в замкнутой среде имеет свою длинную историю. Например, в XVIII в. бродячие торговцы общались между собою на так называемом «офинском языке». Этот язык-жаргон позволял им охранять корпоративные тайны, связанные, как правило, с торговлей. Жаргон же преступного мира развивается, по мнению ряда исследователей, с начала XIX столетия.

На этапе становления он во многом опирался на язык коробей-ников-офеней (бродячих торговцев), отсюда в отдельных источниках приводится и название уголовного жаргона – «феня». Объяснение этому лежит на поверхности, так как широкое распространение он имел в среде бродяг, занимающихся криминальным промыслом.

Отдельные выражения их фенинского сленга сохранились и используются в криминальной среде, например: «сары» – деньги, «варнацкое слово» – честное слово, «вздерщик» – крадущий при замене денег, «лопатник» – бумажник, «клевый» – хороший, «хилый» – плохой, «лох» – мужик.

К началу XX столетия он проникает в большие города и культивируется в среде отвергнутых обществом. Нищие, воры, грабители вели обособленный образ жизни и обладали своей системой коммуникативных связей. Поэтому не случайно французский писатель В. Гюго назвал жаргон преступного мира «языком пребывающих во мраке». В это же время «уголовный язык» чаще всего стали именовать «блатной музыкой». Для отвергнутых «блатная музыка» прежде всего была неким средством защиты от окружающего мира: с помощью жаргона можно было надежно скрыть свои замыслы, безопасно обменяться необходимой информацией.

Научные и литературные источники рассматриваемого периода не указывают на какие-либо ответвления в жаргоне, связанные с криминальными ориентациями его носителей. Первое упоминание о делении субкультурного языка относится к сороковым годам прошлого века. Ж. Росси в своей книге пишет: «После разгрома одесского центра уголовщины в начале 40-х гг. наблюдается обновление жаргона, который стал иногда даже непонятен тем, кто знает лишь старый».

В настоящее время следует учитывать, что в различных по роду деятельности делинквентных группах имеются свои сугубо специфические слова и выражения. Так, у карманных воров насчитывается более 400 узко специальных терминов, присущих только им. Их ремесло требует особой тренированности и выдержки. «Утонченность мастерства вора-карманника, – пишет В. Чалидзе, – чувствуется и по характеру жаргонных слов, относящихся до карманной покражи; никакому другому воровскому ремеслу не созвучен так термин – ласкать – один из синонимов слова воровать. Основной и наиболее надежный инструмент карманных краж – пальцы вора, которые на жаргоне именуются работнички; реже применяются щупальцы – специальный пинцет, а при грубой работе – жулик, очень острый маленький ножик для разрезания карманов снаружи (работа с росписью)».

Лица с иной криминальной «профессией» применяют иные термины. Например, в среде наркоманов распространены следующие сленговые выражения: «ампуляк» – ампула морфия; «анаша» – наркотическое вещество, изготовленное из конопли; «антрацит» – наркотик, кокаин; «баян» – шприц; «бешеные» – наркотики; «галечка» – доза анаши; «глотать колеса» – принимать таблетки, содержащие наркотические вещества; «дурь» – наркотик (анаша, опий); «марфуша» – морфий; «кайф», «кейф» – состояние наркотического опьянения.

Примерно такую же картину можно наблюдать у мошенников-наперсточников, похитителей антиквариата и в других подобных образованиях.

Немалая часть своеобразного словаря посвящена понятиям, относящимся к действиям правоохранительных органов, стадиям уголовного процесса и его участникам. Прокуроры, милицейские чины, судебные работники, адвокаты, свидетели, потерпевшие – все имеет свои названия, например «кум» – оперуполномоченный уголовного розыска или исправительного учреждения, «болтун» – адвокат, «гусь» – свидетель, «терпила» – потерпевшее лицо.

Специалисты указывают, что на сегодняшний день уголовный жаргон включает более десяти тысяч слов и выражений, что значительно больше, чем в преступном мире царской России. Вместе с тем ряд условных обозначений с тех пор не претерпел изменений. Отдельные же жаргонные понятия канули во времени вместе с соответствующими им криминальными видами деятельности. Так, уже не встречаются выражения типа: «рыболов» – обрезающий чемоданы с задков экипажей, «кооператор» – ворующий из продовольственных лавок, «понтщик» – собирающий толпу скандалом и обкрадывающий любопытных и др.

К внешней атрибутике криминальной субкультуры следует отнести и институт татуировок.

Татуировка – нанесение на тело рисунков, текстов, аббревиатур путем введения под кожу красящих веществ.

Слово «татуировка», как полагают одни исследователи, происходит от полинезийского слова «тату», что означает «рисунок», или слова «тики» – имени бога полинезийцев, установившего, по преданию, татуировку. Другие исследователи утверждают, что слово «татуировка» производно от корня «тау», соответствующего явайскому «тату», т. е. «рана», «раненый».

Доктор Гелльштерн в работе «Татуировки у преступников» о происхождении термина «татуировка» пишет, что его привез мореплаватель Кук с острова Гаити, где местные жители наносили ее для отметки членов племени в знак наступления половой зрелости, особых заслуг перед племенем, из суеверия и т. д.

Первые сведения о татуировке среди европейцев, по сообщению профессора Рикке, относятся к началу XVIII в., когда на ярмарках стали появляться люди, которые за деньги демонстрировали свое татуированное тело. С тех пор татуировка очень быстро распространилась среди некоторых групп населения (моряков, военных, бродячих артистов). В рассматриваемый же период татуировками начали клеймить проституток, лиц, склонных к обману в торговых делах.

Однако постепенно основными носителями татуированных символов стали преступники. Они восприняли этот обычай еще в XIX в.

Одним из первых на широкое распространение татуировок среди лиц, совершивших преступления, обратил внимание Чезаре Ломброзо (1835–1909 гг.), итальянский врач-психиатр, который рассматривал татуировку как проявление атавизма и как признак нравственно дефектных, неполноценных людей. Ломброзо считал, что ее носителями являются определенные антропологические типы, в большинстве случаев прирожденные проститутки и прирожденные преступники.

В данном случае великий психиатр и криминолог, как доказывают многочисленные факты, явно ошибался.

Любопытны высказывания французского криминолога Тарда. Он пишет: «У матросов и даже у солдат, но особенно в среде преступников – заметим, что никогда у сумасшедших, – иногда делаются фигурные надрезы на коже. Не остатки ли это татуировки, сохраненные атавизмом, как считает Ломброзо, той татуировки, которая была распространена у наших невежественных предков? Мне кажется более вероятным то предположение, что этот обычай остался не от предков, а от моды».

Хотя это рассуждение и не раскрывает всех глубинных причин данного явления, но оно ближе к истине, чем мнение Ломброзо.

На наш взгляд, татуировка для субкультурной личности является тайным языком общения с себе подобными как на свободе, так и в пенитенциарных учреждениях. Она закрепляет принадлежность лица к определенной асоциальной общности, информирует о его неформальном положении (статусе) и криминальных заслугах, кроме того, передает его мысли и социальные установки. Выработка символики преступного мира диктовалась различными обстоятельствами. Менялись искаженные ценностные ориентации, происходили и ревизии, переоценки рисунков.

Непременным атрибутом криминальной субкультуры выступают также клички (прозвища), в которых рельефно проявляются особенности неформальных взаимоотношений в среде отверженных.

Вряд ли какой-либо другой области криминологии было уделено так мало внимания, как обозначенной нами проблеме. Проведенный библиографический поиск свидетельствует о том, что у нас в стране специальных исследований по этому вопросу не проводилось. Современная литература по проблеме носит преимущественно справочный характер. Конечно, подобные источники весьма важны для правоохранительной деятельности, но их широкое использование происходит главным образом в криминалистических целях. Между тем данный элемент субкультуры содержит и другую информацию, значение которой нельзя недооценивать.

Генезис кличек обусловлен действием ряда факторов, среди которых, прежде всего, следует выделить укоренившуюся в русском народе традицию именовать инородцев прозвищами. Лица из криминальной среды строго руководствуются данным установлением. Расовая принадлежность, национальность индивида преступного мира являются безусловным основанием для присвоения ему весьма определенного прозвища. «Косоглазый», «хохол», «жид», «малайка», «кавказец» – вот далеко не исчерпывающий перечень кличек, культивируемых в среде отверженных. В чем, как нетрудно заметить, они весьма солидарны с большинством русского населения.

Происхождение кличек также связано с характерологическими особенностями личности. В любом замкнутом социуме издавна принято присваивать клички лицам, обладающим какими-либо выраженными физическими недостатками, особенной наружностью или своеобразным характером («хромой», «лютый», «горбатый» и др.). Кроме того, прозвища могут быть производными от имени или фамилии лица, к примеру: Кузнецов – «Кузя», Иванов – «Иван», Сайфутдинов – «Сайфуша».

Исключительная роль принадлежит кличкам, обусловленным субкультурой принадлежностью, статусом лица в групповой иерархии, спецификой преступной деятельности. Именно в подобных кличках подчас находят отражение криминальные ценности и нормы. При этом они выполняют несколько взаимосвязанных функций: заменяют фамилии, закрепляют статус в групповой иерархии, служат устным средством деперсонализации (путем наделения оскорбительным прозвищем) или же персонализации личности (путем присвоения престижной клички).

Не следует забывать и защитную функцию кличек, когда средством ухода от преследования правоохранительных органов нередко выступало сокрытие подлинной фамилии кличкой или же ее неоднократная замена.

Обозначенные в исследовании элементы субкультуры, служащие одним и тем же антиобщественным целям и идеалам, поддерживают друг друга, образуя прочную цепочку искаженных ценностных ориентаций, сильную своеобразной цельностью. Их антисоциальная сущность вытекает из содержания и функциональной реализации, она проявляется в том, что оказывает доминирующее влияние на формирование особой личности привычного правонарушителя.

Очевидно, любая личность складывается в процессе ее жизнедеятельности в социальных группах и на основе природных задатков. В связи с этим криминологов издавна интересовало, как ближайшее окружение человека (микросреда) детерминирует его преступное поведение и образ жизни. Серьезные научные разработки в этом направлении проведены Ю. М. Антоняном, И. И. Карпецом, Н. С. Лейкиной, В. Ф. Пирожковым, С. В. Познышевым, Г. Ф. Хохряковым, И. В. Шмаровым и др. Они доказали: типические особенности, различия типов личности преступника коренятся в особенностях структуры отношений, субъектом которых является данная личность, в специфике ее противоправной деятельности. Сходства и различия в положении правонарушителей порождают целую систему индивидуального асоциального сознания, а стало быть, и систему типов личностей с отклоняющимся поведением.

Субкультурная (экзогенная) личность от всех прочих правонарушителей отличается комплексной деформацией ценностно-нормативной сферы. Объяснение этому надлежит искать в особенностях десоциализации личности, которая складывается в своеобразной среде, где культивируются ценности, прямо противоположные общепринятым в обществе.

Процесс десоциализации человека включает усвоение им идей, установок, предрассудков, взглядов на жизнь и ценностей, существующих в группе. К этому следует добавить, что его индивидуальный криминальный опыт дополняется опытом его окружения.

Отсюда, важнейшей чертой такой личности является наличие у нее антиобщественных убеждений, интересов, потребностей, отрицательного отношения к существующим нормам морали и права. Конечно, подобные черты могут быть и у иных лиц, но указанные качества у различных людей различны по своему набору, направленности и устойчивости. Для личности привычного правонарушителя характерно то, что эти качества составляют ее социальную сущность, предопределяют ее статус, функции, нравственные характеристики. Поведение таких людей в значительной степени определяется криминогенно заряженными идеями и системой искаженных ценностных ориентаций окружения.

Таким образом, на основе проведенного анализа исследуемого явления и имеющейся на этот счет литературы можно сделать вывод, что криминальная субкультура представляет собой своеобразную межличностную связь привычных правонарушителей в относительно замкнутой среде, основанную на системе искаженных ценностных ориентаций, языке-жаргоне, знаках-символах, которые выступают регулятивными установлениями, принципами, представлениями, правилами и внешними атрибутами совместной противоправной деятельности и антиобщественного образа жизни.

Искаженные ценностные ориентации стабилизируют в группе асоциальный образ жизни и соответствующую линию поведения, вызывают у ее членов чувство неприятия истинно гуманных ценностей общества. Названные факторы не могут не влиять на формирование специфичных свойств личности привычного правонарушителя.

 

§ 3. Классификация криминальных подкультур в обществе

Классификация необходима в любом деле, в любой отрасли знаний. Классификация – это практическое распределение явлений, материалов или понятий в какой-либо сфере деятельности, области знаний на части, классы, категории, группы, подгруппы, виды по определенным отличительным признакам. Классификация в научных исследованиях не является самоцелью. Она осуществляется в целях расширения познания определенных свойств, признаков, черт исследуемого предмета. Научно обоснованная классификация субкультурных отношений позволит, на наш взгляд, уяснить механизм функционирования различных по своей противоправной ориентации криминальных групп. Изучение преступности и преступников методом отобранных по признаку неформальной принадлежности групп позволит дать им четкую криминологическую характеристику.

Обозначенное направление исследования, безусловно, имеет и чисто практическое значение для деятельности правоохранительных органов.

Классификация субкультурных отношений, как и любая классификация, возможна по разным основаниям (признакам), в разных аспектах, с разными целями.

Очевидно, что все отношения в обществе можно разделить на позитивные, т. е. соответствующие его нравственным устоям и способствующие социальному прогрессу, и негативные, как противостоящие нравственным отношениям и сдерживающие, тормозящие социальный прогресс, так и активно им противоборствующие (антиобщественные, криминальные).

В свою очередь, субкультуру преступного мира принято подразделять на общую, характерную для всех преступных элементов независимо от криминальной направленности субъекта, и производные от нее подкультуры, характерные для определенной категории таких лиц и их групп.

Общая субкультура включает в себя базовые искаженные ценностные ориентации правонарушителей, выработанные ими в ходе многовековой истории преступности. Данное утверждение основывается на том, что преступная деятельность группировок, независимо от ее направленности, имеет общие черты, характерные только для нее. Во-первых, группы преступников, как правило, действуют тайно от окружающих, во-вторых, они всегда находятся в состоянии противоборства с обществом и правоохранительными органами, в-третьих, в них и в любой замкнутой среде индивидов всегда существует проблема межличностных отношений, обусловленных общими психологическими закономерностями.

Кроме того, о наличии в уголовной среде единых установлений, принципов поведения, языка-жаргона, символов-татуировок и иных элементов субкультуры свидетельствуют многочисленные исследования, а также результаты проведенного интервьюирования. Перед респондентами (осужденными и арестованными) было поставлено три вопроса: «Существуют ли в среде лиц, совершивших преступления, незыблемые правила, своеобразный единый “кодекс” поведения преступника? Что является наиболее скверным, что вы могли бы сделать с вашей точки зрения как осужденного (арестованного)? Что является наиболее скверным, что могли бы вы сделать с точки зрения других осужденных (арестованных)?», 90 % опрашиваемых на первый вопрос ответили утвердительно, остальные результаты опроса приводятся ниже (см. табл. 2).

Полученные результаты вполне подтверждают сказанное выше о наличии общей криминальной субкультуры. Стоит заметить, что подобные естественные правила поведения криминальных элементов существуют в уголовной среде различных стран, т. е. носят своеобразный интернациональный характер.

Таблица 2

Дальнейшему рассмотрению вопроса о классификации субкультур, следует предпослать в интересах более глубокого их исследования краткий анализ криминологической классификации групповой преступности. Последняя является предметом из криминологических учений и, по сути, определяет носителей особых неформальных отношений.

Ведущие отечественные и зарубежные криминологи подразделяют преступность (в том числе и ее организованные формы) на различные виды и группы в зависимости от ее носителей и сфер проявления следующим образом: политическая преступность, экономическая преступность и связанная с бизнесом мошенническая деятельность, преступность традиционных уголовников, уличная преступность.

Делинквентная подкультура чаще развивается в низших слоях общества, т. е. в группах людей, оторванных от обычных позитивных ценностей, поэтому субкультурные отношения, как правило, отсутствуют или проявляются фрагментарно в первых двух видах преступности. Например, в ряде организованных криминальных формирований, действующих в системе государственных и частных предприятий, чаще называемых «криминальными структурами теневой экономики», могут культивироваться отдельные базовые правила преступного мира (красть у государства можно, нельзя доносить правоохранительным органам о преступной деятельности, обманывай других, но не людей своего окружения), но собственной системой ценностных ориентаций они не обладают.

Итак, носителями своеобразных отношений выступают группы и отдельные представители традиционной уголовной и уличной преступности. Названная преступность, в свою очередь, также многолика, поэтому она и представляет интерес для настоящего исследования. В основу ее классификации целесообразно положить два взаимосвязанных признака – направленность криминальной деятельности и соответствующий ей антиобщественный образ жизни правонарушителей. Отсюда, сообразуясь с основными направлениями преступной деятельности различных криминальных образований, можно определить основных носителей корпоративных подкультур в обществе. К ним, на наш взгляд, следует отнести: сообщество «авторитетов» уголовной среды («воров в законе» и их сподвижников); традиционные территориальные криминальные группировки; преступные группы, действующие в сфере наркобизнеса; хулиганствующие уличные группировки несовершеннолетних и лиц молодежного возраста.

На первое место из названных образований целесообразно поставить сообщество «авторитетов» уголовной среды. Участники таких групп объединяются по признаку приобретенного криминального статуса, их противоправная групповая линия проведения, как правило, обусловлена общей субкультурой преступного мира и особыми корпоративными принципами, обычаями, традициями. От всех прочих неформальных образований они отличаются разрывом всех общественных связей, высоким преступным профессионализмом, устойчивостью межличностных отношений, а также многофункциональной противоправной деятельностью, которая детерминирована их «законами» и не ограничивается какой-либо территорией. Особая неформальная роль принадлежит им в местах лишения свободы.

Тесно с «воровским сообществом» по криминальному ремеслу связаны традиционные преступные группировки. К ним относятся самые разные уголовные формирования. Члены таких группировок объединяются для совершения вымогательств, краж, грабежей, разбойных нападений. Вместе с тем подобные образования берут под свой контроль и определенные территории (город, район, поселок, рынок, дороги и пр.), где они извлекают часть дохода у лиц, занимающихся кооперативной, коммерческой и индивидуальнотрудовой деятельностью (на западный манер их стали называть рэкетирами). Сегодня можно констатировать, что в России нет ни одного региона, где бы ни проявлялась их криминальная деятельность. Об этом свидетельствует проведенный нами опрос представителей оперативных отделов по борьбе с организованной преступностью, экономической преступностью и уголовного розыска Республики Башкортостан, Саратовской и Свердловской областей, который показал, что все центральные рынки в больших городах указанных субъектов Федерации контролируются со стороны названных групп. Между ними постоянно происходят конфликты по поводу сфер влияния и соблюдения «этических» принципов. Обозначенные неформальные группировки, с одной стороны, нередко входят в противоречия с «воровским сообществом», с другой стороны, продуцируют будущих авторитетов уголовной среды.

Особое место в исследуемых отношениях занимают уличные неформальные группировки несовершеннолетних и лиц молодежного возраста. Уличные драки, унижения имеют собственные социальные корни, которые уходят в вековые обычаи местничества и иные противоречия. Иерархические молодежные образования существовали издавна. В них всегда культивировались драки – соперничества по типу «улица на улицу», а также коллективные насилия или вымогательства в отношении лиц, зашедших на чужую территорию.

В последние годы отдельные такие группировки несовершеннолетних приобретали все более криминальные черты, свойственные традиционной уголовной среде взрослых (замкнутость группы, иерархическая подчиненность соответственно личностному статусу каждого члена, наличие неформальных норм поведения и прочих атрибутов субкультуры, обладание своей территорией влияния, где группировки осуществляют вымогательства, грабежи, разбойные нападения и другие деяния). Подобного рода субкультурные группировки, судя по исследованиям и публикациям, имеются в Москве, Казани, Волгограде, Саратове, Салавате и других городах. Эти группировки оказывают крайне негативное влияние на социальные процессы в регионах, их существование во многом определяет морально-психологический климат среди молодежи.

Своеобразие субкультуры рассматриваемых образований основывается на эмоционально-психологических особенностях личности подростков и склонности «младших» подражать «старшим».

Немаловажная роль в структуре криминальных отношений принадлежит организованным устойчивым формированиям, действующим в сфере наркобизнеса. В практике преступной деятельности утвердилась разветвленная сеть группировок, специализирующихся на высеве, сборе, переработке, изготовлении и сбыте наркосодержащих культур (веществ). В состав таких ассоциаций входят группы лиц, занимающиеся производством, транспортировкой, переработкой сырья и сбытом наркотиков, а также организацией притонов по их потреблению. Подобные устойчивые объединения правонарушителей обладают и своей своеобразной системой искаженных ценностных ориентаций. Среда наркоманов отличается ярко выраженным коллективизмом и складывается из групп потребителей, объединяющихся на основе возрастных признаков, приверженности к тому или иному наркотику, территориальности и некоторых других обстоятельств.

Приведенный нами перечень криминальных подкультур, выделяемых по критерию преступной деятельности не является исчерпывающим. По наблюдениям практических работников и ученых, особыми корпоративными ценностными ориентациями обладают: группы проституток и лиц, извлекающих материальный доход от их деятельности; организованные группировки, осуществляющие контрабандные операции, и тесно связанные с ними преступные образования, специализирующиеся на незаконном обороте оружия, взрывчатых веществ и боеприпасов; криминальные группы по осуществлению массового браконьерства и др. Кроме того, в обществе существует значительное количество подкультур без выраженной криминальной ориентации.

Особые черты в неформальных отношениях наблюдаются в антиобщественных образованиях, созданных на основе национальных, этнических и исторических связей. Их субкультура характеризуется значительным этническим или национальным компонентом, и часто сами группировки именуются по этническому или национальному признаку, например группировки «кавказцев», чеченские преступные формирования, криминальные образования цыган и др. Так, в субкультурных группах цыган, чеченцев издавна распространен и поддерживается обычай кровной мести. Обычай этот коренится в родовых отношениях, он налагает на всех членов рода обязанность мстить за убийство своего сочлена убийце и его роду. Обычай кровной мести у многих народов Северного Кавказа постепенно заменялся обычаем выкупа. Уплата куна (выкупа за убийство) освобождало убийцу от угрозы кровной мести. Нечто подобное ныне происходит на территории Чеченской республики, когда отдельные криминальные группировки за пленных военнослужащих и похищенных людей требуют выкуп.

Многие из названных образований поддерживают связи с соответствующими диаспорами, иногда придают своей противоправной деятельности национальную или политическую окраску. О распространенности обозначенного явления свидетельствует тот факт, что только в Москве за 1996 г. задержаны за совершение различных преступлений представители 128 этнических криминальных группировок.

Существенные различия между подкультурами связаны с местом их распространения. И это вполне понятно, так как одни ценностные ориентации преступников могут иметь силу только на свободе, другие – в местах лишения свободы. Последние являются весьма разнообразными и устойчивыми, так как во многом предопределены рядом принципиально неустранимых условий содержания лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы. Структура межличностных отношений осужденных в исправительных учреждениях обусловлена высокой степенью их изоляции от общества, узким кругом выбора субъектов неформального общения, ограничением прав индивидов большим количеством официальных норм, строго установленным сроком пребывания в ИУ, ограниченным полем социальных возможностей для реализации потребностей и самореализации индивида как личности, непосредственными свойствами социально-деформированной личности осужденных, глубиной их криминальной зараженности, перенесенными со свободы отношениями, постоянной угрозой насилия над личностью. Эти и другие обстоятельства не могут не влиять на формирование специфичных ценностей пенитенциарной «общины».

Понятно, что в процессе отбывания наказания осужденные становятся более «тюремнизированными», это находит отражение в изменении их ориентации в сфере сознания. Сказанное красноречиво подтверждают результаты проведенных нами бесед с арестованными и осужденными. С одной стороны, опрашивались лица, находящиеся под стражей в следственных изоляторах за впервые совершенные умышленные преступления, с другой стороны, на аналогичные вопросы отвечали представители подобной же категории преступников, но уже отбывшие значительную часть (3–4 года) назначенного им срока наказания в местах лишения свободы. Лица, заключенные под стражу, как правило, не идентифицировали себя с преступниками, их ценностные ориентации не были тесно связаны с сообществом осужденных. У осужденных, находящихся в исправительных учреждениях, – напротив, установки и самооценка значительно ориентированы на «тюремную общину» (см. табл. 3).

Таблица 3

Таким образом, осужденные в период отбывания наказания усваивают тюремные привычки и шаблоны поведения, свыкаются с мыслью, что они, по существу, такие же, как их сотоварищи, а ценности, разделяемые и усвоенные другими преступниками, имеют значение для них самих. В результате этого нейтральное восприятие ими ценностей тюремной субкультуры трансформируется в вынужденную солидарность с ее носителями, что неизбежно приводит большинство осужденных также к оппозиции целям и персоналу исправительных учреждений.

Вышеизложенное и многочисленные криминологические исследования позволяют нам утверждать о существовании в среде лиц, отбывающих наказание, особых общих ценностных ориентаций.

Субкультура сообщества осужденных, по мнению исследователей, организуется вокруг авторитетных лиц в уголовной среде. Ее основу составляют их группировки, которые являются хранителями в целом специфических традиций тюремной общины.

Вместе с тем в условиях мест лишения свободы наряду с выделением общей субкультуры, отражающей особенности, ценностные ориентации и интересы сообщества осужденных в целом, следует выделить и подкультуры, наследуемые, формируемые и разделяемые большими категориями осужденных («авторитетами», «нейтральными», «отверженными») и их отдельными группировками (см. табл. 4).

Обозначенные неформальные отношения в местах лишения свободы целесообразно дополнить также субкультурами подростков и женщин, отбывающих наказание в исправительных учреждениях. Специфичность названных пенитенциарных феноменов коренится в физиологических и эмоционально-психологических особенностях носителей этих субкультур.

Из всего сказанного нам представляется возможным сделать следующие выводы:

1. Сопоставление различных подкультур наглядно показало, что именно определенные условия, влияние микросоциального окружения и их ценностных ориентаций являются стержневой основой формирования у людей антиобщественных взглядов и выбора ими преступного пути.

2. Если все правонарушения (в том числе и преступления) рассматривать как определенную категорию общественных явлений, то субкультурные отношения образуют в ней класс устойчивых асоциальных отношений. Многообразию преступности соответствует и многообразие субкультурных отношений.

3. Своеобразные и наиболее устойчивые неформальные отношения наблюдаются в среде лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы.

Таблица 4

Отмеченное надлежит учитывать при разработке теории преступности, программ борьбы с нею, а также пенитенциарной политики ресоциализации правонарушителей.

 

§ 4. Криминологические свойства носителей субкультуры

Прямым продолжением исследований, связанных с анализом состояния преступности, является изучение криминальных групп, отобранных по признаку противоправной ориентации, что позволит, на наш взгляд, выявить особые черты группового поведения, проникнуть в мир «второй жизни». Получение этих данных явится методологическим шагом к разработке системы правовых и организационных мер по нейтрализации субкультуры в целом.

Ряд ученых в своих работах уже останавливались на криминологических характеристиках отдельных делинквентных групп. Однако все они, по нашему мнению, отражали явление фрагментарно, выделяя те или иные криминальные образования и их отличительные черты, при этом в недостаточной степени связывали приводимые ими характеристики специфической микросреды с ее искаженными ценностными ориентациями. Иными словами, данный аспект проблемы оказался разработанным в наименьшей степени, что, в частности, и предопределило постановку задачи установления отличительных особенностей названных групп именно в этой плоскости.

Первым и непременным свойством группировок преступников является их иерархическое построение. В любом обществе действует социальный закон: ни одна группа людей, связанная общностью целей и деятельности, не обходится без лидера, его окружения и ведомых, то есть своеобразного статусно-ролевого построения. С этой точки зрения группа представляет собой иерархическую связь ее членов. Образно говоря, вступившие в замкнутую орбиту отношений располагаются на ступенях лестницы, которая задает иерархию статусов. Восхождение лица по лестнице в субкультурном мире есть для него благо, а нисхождение может обернуться несчастьем.

Вершину этой лестницы занимает лидер (англ. – ведущий) группы. Прежде чем перейти к рассмотрению понятия «лидер», необходимо подчеркнуть, что понятия «лидер», «руководитель», «организатор» сходны по значению, но совершенно различны по своему происхождению. Лидерство – это процесс психологического влияния, и основой здесь являются принципы свободного общения, взаимопонимания, добровольности подчинения. Это один из механизмов интеграции групповой деятельности, когда индивид или часть социальной группы исполняет роль лидера, т. е. объединяет, направляет действия своей группы, которая ожидает, принимает и поддерживает его (ее) действия. Руководство же – процесс правового и иного воздействия на основе власти, вверенной обществом, группой. Руководство, организаторскую деятельность осуществляет человек, выступающий либо как профессионал, либо как назначенный на должность работник. Руководитель или организатор не всегда является лидером. Понятие лидерства относится к характеристике психологических отношений, возникающих в группе по вертикали, т. е. отношений доминирования и подчинения. Сущность лидерства в условиях совместной деятельности составляет выдвижение, поддержание и выбор группой одного или нескольких ее членов, к которому (которым) она обращается, чтобы обрести, закрепить общие ценностные ориентации в объекте групповой деятельности. Лидер – это член группы, за которым она признает право принимать решение в значимых для нее ситуациях, индивид, который способен играть центральную роль в организации совместной деятельности и регулировании взаимоотношений в группе.

Специфика лидерства в неформальных группах, на наш взгляд, состоит в его обусловленности субкультурными отношениями. Данное обстоятельство во многом и предопределяет содержание дальнейшего исследования.

Лидерство как социально-психологический феномен возникает в результате взаимодействия человека и конкретных обусловленных субкультурой обстоятельств предметной деятельности (воровство, вымогательство, азартные игры, мошенничество и др.), субъектом которой он является как член определенной микросреды. Облик группы в таких ситуациях всегда первичен, черты же ее лидера – вторичны. То есть не столько лидер создает ситуацию доминирования в группе, сколько группа сама порождает, выбирает, приемлет и культивирует определенный тип лидера. Обычно сама среда, ее ценности диктуют индивидууму тот образ мышления и действий, который выгоден и угоден этой среде, они формируют определенные качества лидера.

Прежде всего, важно подчеркнуть то, что верхнюю ступень в группе могут занять только лица, обладающие общими, характерными для всех лидеров качествами. В социальной психологии к ним относят: наличие определенных организаторских способностей, активность, компетентность в решении вопросов групповой деятельности, общительность. Кроме того, исследование показало – рассматриваемый тип правонарушителей в большинстве своем представляет собой волевых и жестоких людей (см. табл. 5).

Таблица 5

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ МНЕНИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ АДМИНИСТРАЦИИ МЕСТ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ ОБ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ЛИДЕРОВ УГОЛОВНОЙ СРЕДЫ В ИУ

Подобные результаты опросов получены и при других исследованиях криминальных группировок различной направленности.

Таким образом, названные свойства лидеров выступают в качестве материальной предпосылки их высокого неформального статуса. К качествам, присущим лишь им, относят и ярко выраженную антиобщественную установку личности, сформированную в специфичной среде. Анализ данных по их противоправной деятельности свидетельствует, что чаще всего становятся лидерами лица, имеющие судимости. Более того, большинство из них встали на путь совершения преступлений в молодом возрасте, при этом многие являлись членами различных неформальных групп. Как известно, длительная противоправная деятельность, специфическое окружение приводят к устойчивой десоциализации индивида. При этом особенностью десоциализации рассматриваемой личности является то, что она предполагает как формирование индивидуального криминального опыта, так и усвоение опыта прошлых поколений правонарушителей (традиций, обычаев и иных искаженных ценностей), она способствует, можно сказать, вхождению лица в криминальную среду и утверждению его в ней.

Исследуемый тип людей имеет устойчивый, косный стереотип личности, плохо поддающийся изменению. На свободе, как и в период отбывания наказания, они руководствуются одними и теми же антиобщественными нормами-обычаями, ведут принципиально своеобразный образ жизни, продиктованный их субкультурой. То есть такие лица не свободны в выборе своих действий, скорее наоборот, они более последовательны не только в требованиях к другим, но и во взыскательности к своему собственному поведению. Цельность личности, под которой мы имеем в виду последовательность поведения во всех сферах жизнедеятельности, объясняется, очевидно, тем, что в системе ценностей, на которые ориентируется индивид, имеются ведущие, которые подчиняют себе все остальные. Ю. М. Антонян совершенно верно подмечает, что ценности сообщества, с которым идентифицирует себя личность, обладают наибольшей силой, обеспечивая последовательность поведения. Отклонения лидера в своем поведении от корпоративных норм неизбежно ведет к потере им своего статуса. Так, например, несколько лет тому назад в исправительно-трудовых учреждениях Туркменистана произошли одно за другим пять убийств лидеров уголовной среды. При этом основной причиной расправы с неугодными лицами преступники назвали предательство «воровских идей». Именно с такой формулировкой, например, вынесли «приговоры» «авторитеты» преступного мира Айдогдыеву и Арутюняну.

Являясь активным носителем асоциальных ценностей, рассматриваемый тип правонарушителей строго их охраняет, а в отдельных случаях – корректирует. У лидеров всегда появляется желание закрепить свой иерархический успех, оградить его посредством введения в «этическую» структуру группировки каких-то новых принципов.

Перечисленные специфические антисоциальные характеристики лидеров подтверждаются и результатами проведенного нами опроса работников правоохранительной системы (см. табл. 6).

Кроме общих и субкультурных качеств лидеры обладают и специальными качествами. На них обращено внимание в исследованиях А. И. Гурова, В. В. Зайцева, Н. А. Якушина, А. Е. Чечетина и др.Перечисленные авторы к ним относят: знание лидерами методов работы оперативных аппаратов, основ тактики следственной работы; ориентирование в уголовном законодательстве; обладание способностями к противодействию правоохранительным органам.

Рассмотренные качества в своей совокупности обеспечивают их обладателю общепризнанный авторитет (от латинского – общепризнанное влияние в своей среде).

Таблица 6

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ МНЕНИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ОПЕРАТИВНЫХ АППАРАТОВ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ О СТЕПЕНИ СУБКУЛЬТУРНОЙ ОРИЕНТАЦИИ ЛИДЕРОВ КРИМИНАЛЬНЫХ ГРУППИРОВОК

Авторитет лидера выражается в его способности направлять мысли или поступки своих сообщников в конкретных жизненных ситуациях, то есть существование авторитета связано со способностями его носителя поддерживать корпоративные ценности в криминальной среде и на их основе рационально оценивать внутригрупповые отношения, направлять совместные действия для достижения общих целей и требовать их выполнения. При этом предполагается, что носитель авторитета в принципе может всегда обосновать свои требования неформальными правилами, обычаями, традициями.

Формы, в которые авторитеты воплощаются, и сферы их действия зависят от качеств личности, субкультурной направленности и иных свойств группы, а также внешних обстоятельств ее функционирования.

В одних случаях авторитет может основываться на так называемой «харизме», когда он связан с личной приверженностью лидеру, наделенному в глазах окружения исключительными качествами «арестанта», святостью соблюдения «законов преступного мира», знаниями традиций, обычаев уголовной среды, честностью, справедливостью, мудростью в разрешении внутригрупповых вопросов. Такого рода «абсолютный авторитет», по нашим наблюдениям, присущ отдельным представителям «воровского сообщества» и этнических преступных образований.

В других случаях авторитет в исследуемой среде основывается на обычаях и традициях, когда иерархический и в целом субкультурный порядок вытекает из представления о нем как о неизменном и необходимом для жизнедеятельности группы. Подобный «традиционный авторитет» свойствен для большинства группировок, он служит средством стабилизации межличностных отношений в них, уберегает их членов от «войны всех против всех», то есть от распада группы.

Кроме того, в природе человеческих отношений авторитет может основываться на психофизиологических особенностях индивида и системе неформальных правил, касающихся способов приобретения власти и границ ее применения.

Названный тип авторитета характерен для неформальной подростковой среды. Так, например, в воспитательных колониях воспитанники вырабатывают свой «порядок клевания» вновь прибывших воспитанников. Когда в исправительном учреждении появляется «новичок», наиболее влиятельные «старожилы» стараются выяснить, какое место он занимает в субкультурной иерархии, можно ли на него положиться в критических ситуациях, нередко при этом они применяют физическую силу к прибывшему или оказывают на него психологическое давление. В тех случаях, когда осужденный не выдерживает испытаний, он, по обыкновению, уже не может занять авторитетное место, и наоборот, лица, способные постоять за себя, постепенно начинают восходить вверх по ступеням иерархической лестницы.

Тип авторитета обусловливает и определенный стиль лидерства – типичную для лидера систему приемов воздействия на ведомых. Стиль лидерства в группе зависит также от ее ориентации, внутренних взаимоотношений, воздействия внешних факторов.

В иерархической структуре рассматриваемых неформальных образований вторую по значимости ступень занимает ближайшее окружение лидера. Лидер и его окружение, по сути, составляют универсальное ядро любой устойчивой группы. Такое положение, по нашему мнению, объясняется двумя основными причинами. Во-первых, субкультурная среда всегда демонстрирует равенство ее индивидов, а значит, приемлет преимущественно коллегиальную форму руководства. Во-вторых, единые ценностные ориентации, относительное тождество деловых и иных качеств лидера и окружения также порождают указанную систему статусных взаимоотношений. Любой из названных членов группы фактически может претендовать на первую роль в ней. Выдвижение, утверждение и поддержание лица в определенном положении всецело зависит от окружения («авторитетов»). За оказанное признание лидер вынужден платить особым к ним отношением и делегировать им часть своих функций, связанных с руководством группой.

Наличие руководящего ядра для лиц, его составляющих, является способом разделения власти и условием реализации права на участие в выработке решения. Руководящее ядро является для лидера своеобразным вспомогательным аппаратом, управляющим звеном, при помощи которого он решает организационные задачи, осуществляет групповые мероприятия. Ближайшее окружение, как и всякая иерархическая ступень, с одной стороны, невольно служит возвышению лидера, утверждению его авторитета, с другой стороны, руководящее ядро, являясь выразителем общих настроений и мнений, служит сдерживающим фактором, когда лидер стремится к неограниченной власти, выходит за рамки обычных правил поведения. Последнее, надо заметить, в криминальной среде не редкость.

Третью ступень в иерархической структуре рассматриваемых групп занимают, как правило, лица морально или материально зависимые от «авторитетов».

Кроме иерархических связей в исследуемой среде следует выделить и горизонтальные связи между неформальными образованиями. На это обращено внимание в исследованиях А. И. Гурова, О. Н. Жилина, Н. М. Якушина и других криминологов. Наблюдениями установлено, что, несмотря на кажущуюся стихийность и беспорядок, континуум связей в субкультурной среде имеет свои основные направления. Так, в первую очередь, выделяются связи между группами одной и той же ориентации. В литературе такие связи принято называть категориальными. Развитию их способствуют общность искаженных ценностных ориентаций, необходимость обмена информацией, координации действий «делового» сотрудничества (разделение сфер влияния, неформальные нормы). По уровню масштабности их можно подразделить на местные (региональные) и межрегиональные. Вместе с тем в криминальной среде имеются также смешанные связи, образующиеся, в основном, по месту жительства (отбывания наказания) независимо от субкультурной принадлежности. Названные связи обусловлены разделением сфер влияния и разрешением конфликтных ситуаций.

Иерархичность, категориальные связи исследуемых групп предопределяют неформальную роль и соответствующие функции их членов. В самом общем виде надлежит выделить функции «авторитетов» (лидера и его окружения) и функции ведомых участников криминальных образований. Первая группа функций рассматривалась в работах Ю. М. Антоняна, В. М. Быкова. Названные авторы выделили и раскрыли следующие основные функции «авторитетов»: информационную, организаторскую, нормативную, принятия решения и стратегическую. Вместе с тем, на наш взгляд, «авторитеты», кроме того, обеспечивают консолидирующую, защитную, морально-поддерживающую и материально-обеспечивающую функции.

Консолидирующая функция состоит в распространении и укреплении норм поведения, направленных на утверждение ценности «мы» в субкультурной среде, в пропаганде отношений равенства. «Авторитеты» убеждают иных участников группы, что наиболее справедливые отношения равенства поддерживаются в их мире, а не в обществе, и нередко демонстрируют это на практике. В глазах членов неформального образования они, являясь носителями справедливости, способны разрешать сложные, нередко конфликтные ситуации в сообществе. Их решения всегда обоснованы корпоративной «этикой», поэтому приобретают свойство обязательности.

В осуществлении обозначенной функции «авторитеты» крайне заинтересованы, так как отмеченное направление деятельности, с одной стороны, поднимает их неформальную роль, с другой – служит распространению и укреплению норм-обычаев и традиций, которых они придерживаются. Все это, безусловно, способствует цементированию группировки.

Защитная функция заключается в сборе, анализе и оценке сведений о лицах, входящих в группу. Основной признак исследуемой функции – стремление «авторитетов» оградить свое общество от недостойных лиц. Для обеспечения защитной функции в криминальных образованиях культивируются различные «обряды-прописки», ритуалы приема новых членов в сообщество, а также организуются каналы нелегальной связи между группировками одной и той же ориентации.

О распространенности обозначенных направлений деятельности «авторитетов» свидетельствуют следующие результаты проведенного нами опроса работников криминальной милиции и исправительных учреждений, изложенные в табл. 7.

Таблица 7

ВЫБОРОЧНЫЕ ДАННЫЕ ОБ ОСНОВНЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СУБКУЛЬТУРНЫХ АВТОРИТЕТОВ

Функция моральной и материальной поддержки складывается из разноплановой деятельности рассматриваемых лиц. Во-первых, она реализуется в том, что нуждающиеся в поддержке и помощи, даже чисто психологической, могут обратиться к лидеру или его окружению и получить ее в виде совета, указания, иной реальной помощи. Во-вторых, в обязанности «авторитетов» входит организация сбора денег, материальных ценностей для общих нужд группировки (материальной помощи членам групп, которые в ней нуждаются; приобретения оружия, средств преступления; подкупа сотрудников правоохранительных органов). Подобные фонды материальной помощи существуют практически в каждом криминальном образовании (89 % опрошенных нами работников органов внутренних дел указали на их существование).

Осуществлением «авторитетами» отмеченной функции обеспечивается влияние на «нужных людей», постановка их в моральную или материальную зависимость.

Иерархичность, т. е. упорядоченность группы с точки зрения отношений лидерства и подчиненности, предопределяет также функции ведомых членов. Их в целом две – прислуживания и исполнения.

Функцию исполнения решений «авторитетов» осуществляют, как правило, лица, вновь принятые в сообщество. Деятельность «новичков» продиктована стремлением заслужить доверие, подняться на более высокую ступень «лестницы статусов».

Функцию прислуживания выполняют индивиды, принадлежащие к извечной прослойке подхалимов и слуг в криминальном мире, которых чаще всего именуют «шестерками».

Таким образом, резюмируя вышеизложенное, следует сделать вывод о том, что субкультурная среда представляет собой особую иерархическую структуру статусных межличностных отношений ее представителей. Неформальный статус лица зависит от множества факторов. Во-первых, статус индивида объективно обусловлен его интеллектуальными, волевыми свойствами и организаторскими способностями. Во-вторых, субкультурными и специальными качествами лица. В-третьих, приверженностью каждого члена своей группе (благонадежностью). Место лица в групповой иерархии становится его статусной функцией, его предопределенной ролью.

По наблюдениям многих авторов, все субкультурные формирования отличаются сплоченностью. Методологической основой для толкования отмеченного свойства служит теория деятельностного опосредования межличностных отношений в группе. Согласно положениям данной теории структуру межличностных отношений можно представить состоящей из трех уровней развития групповой сплоченности.

Первый слой, образованный совокупностью непосредственных эмоциональных межличностных отношений, строящихся на основе привязанностей или симпатий, является (назовем его условно) низшим уровнем сплоченности. Он, как правило, не характерен для исследуемых групп, ввиду отсутствия объединяющей их представителей основы – искаженной ценностной ориентации. Однако нельзя утверждать, что обозначенный уровень групповой сплоченности безынтересен в криминологическом плане. Эмоционально-коммуникативное единство индивидов всегда присутствует в криминальных группах лиц, заранее договорившихся о совместном совершении преступления. Кроме того, данный уровень отношений присущ всем криминальным группам, в том числе и субкультурным, на стадии их образования.

Второй, более глубокий, слой представляет собой совокупность межличностных отношений, опосредованных содержанием совместной деятельности и ценностями. Их выражением является совпадение ориентаций на основе ценности. Ценностно-ориентационное единство членов свойственно большинству рассматриваемых групп независимо от их антиобщественной направленности. В них сплоченность основывается на общности базовых ценностных ориентаций. На этом фундаменте зарождается стремление к совершению совместных противоправных действий, укореняется особая линия поведения. Сплоченности членов такой группы активно служат отдельные корпоративные нормы, обеспечивающие подчинение личных интересов индивида интересам группы. Наиболее характерными из них являются: неприятие сотрудничества представителей преступного мира с правоохранительными органами; оказание взаимной поддержки друг другу, если этого требуют жизненные обстоятельства. Например, во всех исследуемых образованиях установлен порядок, при котором каждый ее член по мере возможности обязан оказывать материальную помощь сотоварищу, оказавшемуся в неблагоприятной ситуации.

Третий, самый глубокий, – слой отношений к предмету групповой деятельности, где все разделяют ее цели. В ходе исследований удалось выявить, что эти цели представителей субкультурной среды обусловлены множеством факторов, определяющих мотивацию противоправного и аморального поведения. К их числу относятся: общность взглядов, привычек, потребностей и, конечно, ценностных ориентаций. Причем сплоченность группы здесь не просто единство указанных элементов, характеристик и целей, а воплощение их в практических действиях.

Следующим качеством группы, тесно связанным с двумя предыдущими, является устойчивость. По поводу этого понятия применительно к криминальным образованиям в литературе существуют различные точки зрения. Так, по мнению Р. Р. Галиакбарова, принцип устойчивости означает, что группа создается для ряда преступлений. Согласно позиций В. Г. Танесевича и К. Т. Никулиной, устойчивость имеет два аспекта: а) длительность преступной деятельности; б) постоянство состава группы. А. Е. Черчетин же считает, что устойчивость заключается в наличии ярко выраженной групповой антиобщественной установки, высокой степени развития внутригрупповых отношений, упорном стремлении участников к достижению преступных целей, а также в постоянстве состава группы. Различие толкования обозначенного понятия приводятся и другими авторами.

По нашему мнению, устойчивость субкультурной группы нужно определять так, как определяется устойчивость всякой социальной среды, – сохранение ее состояния независимо от внутренних и внешних «возмущающих» воздействий. Рассматриваемое свойство находит выражение в относительной замкнутости криминальной группы. Представители преступного мира стремятся к обособленности своих образований, и никто из «недостойных» проникнуть в них не может, чем, в конечном итоге, обеспечивается постоянство состава группы. В свою очередь, те, кто вошел «как равный» в криминальную среду, не всегда свободно может выйти из нее. Например, лицо, получившее статус «авторитета преступного мира», не вправе покинуть «семью блатарей» и только с согласия окружения может прекратить противоправную деятельность («уйти в общество»).

Устойчивость группы проявляется также в ее способности сохранять стабильное состояние, несмотря на усилия правоохранительных органов, направленные на пресечение ее деятельности или на ослабление, разрыв межличностных связей в субкультурной среде. Так, неформальные образования «воров», «смотрящих», «наркодельцов» и пр. воспроизводят свою деятельность независимо от применяемых к ним мер уголовно-правового и иного воздействия. Кроме того, подобные группы отличаются и способностью приспосабливаться к изменениям внешних условий их функционирования. Совершенно справедливо отмечают Ю. М. Антонян и Л. К. Шпак, что активность такой сложной динамической системы, как антиобщественная группа, должна быть адаптированной, то есть обладать умением приспосабливаться к окружающей среде, ибо, как известно, активность, не координированная условиями самой системы и среды, имеет тенденцию разрушать систему.

При анализе любого криминального образования необходим учет и такого его признака, как общественная опасность. Обусловливающие ее факторы рассмотрены и описаны С. С. Овчинским, В. В. Сергеевым, А. Г. Макрушиным и другими исследователями. Относительно содержания общественной опасности И. И. Карпец замечает, что она состоит, прежде всего, в преступном прошлом и настоящем лиц, совершивших преступления. Но, вместе с тем, ее оценка тесно связана с прогнозированием возможного поведения этих лиц на основе их прошлого и настоящего.

В отечественной и зарубежной юридической литературе достаточно полно освещен характер групповой преступной деятельности. Все авторы, занимавшиеся данной проблемой, единодушно отмечают сознательное избрание группой противоправного занятия, специализацию криминальных групп на определенных видах посягательств, свойственный им профессионализм исполнения деяний. Но в исследованиях, по нашему мнению, не делается достаточных акцентов на связь субкультурных особенностей группировки с совершаемыми ею преступлениями.

Исследования показывают, что областью, порождающей людей преступного мира, являются, как правило, имущественные преступления или деяния, приносящие материальную выгоду (наркобизнес, вымогательство, браконьерство в виде промысла и др.). Конечно, подобная противоправная ориентация характерна и для других группировок, но указанная направленность преступного поведения у различных группировок различна по своей силе, глубине, устойчивости. Для исследуемых образований характерно то, что их общественно опасные действия детерминированы групповой антиобщественной установкой, последняя и составляет их сущность. В рассматриваемой среде формируется сознательная готовность всех лиц к активному единообразному противоправному поведению. Группа сама создает необходимые условия для своей деятельности, проявляет упорство и настойчивость в достижении преступной цели. Ее деятельность не ограничивается совершением одного правонарушения.

В ходе исследования было выявлено также, что убийства, причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, нанесение побоев совершаются представителями таких групп в отношении лиц, которые активно препятствовали реализации их преступных намерений (выступали свидетелями, потерпевшими в ходе предварительного следствия, в суде). Перечисленные деяния носители уголовных традиций, как правило, осуществляют со свойственной им агрессивностью и непримиримостью. При этом их агрессивное поведение задается своей ценностной системой, отражает их групповую позицию и носит враждебный к конкретным лицам характер.

Таким образом, своеобразие субкультурных групп заключается в их устойчивой противоправной ориентации, для большинства из них совершение преступлений и прочих противоправных действий становится характерным занятием.

Вместе с тем важно подчеркнуть необходимость дифференцированного подхода при оценке опасности таких криминальных образований. С учетом существующего в уголовном праве деления преступлений на категории и в целях классификации субкультурных общностей в обозначенном аспекте, к особо опасным мы отнесем группы, которые совершили особо тяжкие преступления (преступление). К опасным группам целесообразно отнести те, которые совершили тяжкие или средней тяжести деяния. И, соответственно, субкультурная группа, совершившая преступления небольшой тяжести, может быть признана не представляющей большой общественной опасности.

Кроме того, существует множество неформальных групп, деятельность которых не преследует целей совершения преступлений, но такая возможность не исключается полностью в силу их специфичного образа жизни, антиобщественных связей. Поэтому, на наш взгляд, их следует рассматривать как потенциально опасные групповые образования.

Иерархичность, устойчивость, опасность, сплоченность субкультурных групп предопределяют и находятся в прямой зависимости от их организованности. Многоплановые исследования организованных преступных групп проведены А. Г. Ахалая, Б. И. Бараненко, А. И. Гуровым, А. Е. Чечетиным и другими учеными. Но в них описаны особые виды групп с присущими им признаками, организованность же как качество группы предметно не изучалась.

Прежде чем приступить к рассмотрению проблемы, следует сразу разделить понятия «организованная преступность» и «организованность в преступности». Первое обозначает общественно опасное социальное явление, а второе – его качество. Организованность – способность группы сочетать разнообразие мнений и форм поведения с единством действий, направленных на достижение групповых целей. Сущность ее состоит в реальной, эффективной способности группы к самоуправлению. Организованность в ней обеспечивается иерархичностью управления, распределением ролей (функций) между соучастниками, неформальными нормами поведения, предпринимаемыми мерами безопасности, технической оснащенностью, планированием преступной деятельности.

Степень организованности субкультурного образования зависит от устоявшейся нормативно-заданной структуры ролей, статусов его членов и следования активных его участников своим организационным и «этическим» принципам. Вместе с тем показателем состояния организованности является степень соответствия форм поведения и действий данной общности решениям по достижению поставленных целей.

Таким образом, иерархичность, устойчивость, сплоченность и опасность как свойства исследуемых групп определяют в целом степень их организованности в преступной деятельности. Каждому уровню организованности криминальных групп соответствует своя форма. Приведенные толкования криминологических свойств неформальных образований могут послужить методологической основанием для характеристики признаков организованной преступной группы, преступной организации и преступного сообщества.