§ 1. Криминальные «масти», или субкультурные категории лиц, отбывающих наказание

В данном разделе работы мы рассматриваем лишь один из аспектов субкультуры, существующей в местах лишения свободы, – деление осужденных на специфические категории (криминальные «масти»), но можно с полным правом сказать, что этот аспект отражает черты криминальной субкультуры в целом, дает общее представление о ее сущности, содержании и ее основных проявлениях.

Осужденные, как и все люди, разделяются по интересам, национальности, религиозным взглядам, имеют различные специальности, ценностные ориентации и т. д. Однако существуют и своеобразные, применимые только к этому специфическому сообществу деления: официальное (осужденные положительной направленности, нейтральные и отрицательно характеризующиеся) и неофициальное (неформальное).

Особый интерес представляет второе деление, отражающее внутреннюю, неофициальную структуру сообщества осужденных. Эта четкая и стройная стратификация, созданная самими осужденными, как нельзя лучше отражает действительное положение дел.

Не случайно сотрудники исправительных учреждений и вообще правоохранительных органов пользуются обычно «терминологией» этого второго неформального деления и не только пользуются ею, но и характеризуют, оценивают, изучают осужденных именно с этих позиций. Такое деление оказывается более целесообразным и удобным для выполнения оперативно-профилактических и иных задач, поэтому в некоторых случаях оно также выполняет роль официального деления.

По нашим наблюдениям, разделение осужденных на неформальные группы существует в пенитенциарных учреждениях с момента их образования и является закономерным. Оно имеет под собой социально-психологические, естественно-физиологические и субкультурные основания, которые в совокупности продуцируют большие группы осужденных, отличающиеся друг от друга степенью привилегированности положения в своеобразном сообществе. Как и любая замкнутая общность людей, среда осужденных порождает своих «авторитетов» и «отверженных», в ней всегда присутствуют лица, которые нейтрально относятся к тем и другим, а также специфичной пенитенциарной подкультуре. Последние, как правило, составляют большинство осужденных (65–75 %), число же «авторитетов» немногочисленно – до 10 %. Подобное соотношение отмеченных категорий индивидов характерно для всех этапов развития «тюремной общины». На это указывают исследования С. В. Максимова, В. И. Монахова, Г. Ф. Хохрякова, Н. М. Якушина, а также официальные ведомственные отчеты и обзоры деятельности исправительных учреждений. Очевидно, объяснение сказанному лежит на поверхности: привилегированное положение в среде осужденных складывается за счет основной массы лиц, отбывающих наказание. В тех ситуациях, когда нарушается устоявшийся баланс, например в сторону увеличения числа «авторитетов», возникают межгрупповые конфликты, приводящие в конечном итоге сообщество осужденных снова в уравновешенное состояние.

О распространенности особых неформальных отношений в среде осужденных свидетельствуют и результаты опроса сотрудников исправительных учреждений (см. табл. 8).

Таблица 8

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ МНЕНИИ ПЕРСОНАЛА ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИИ О СУЩЕСТВОВАНИИ ОСОБОЙ структуры МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ лиц, ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ!

В основе неформального разделения осужденных по категориям, группам лежат реальные отношения между ними, которые, в свою очередь, основаны преимущественно на традициях «тюремной общины». Наибольшую значимость она приобретает среди лиц, допустивших особо опасный рецидив.

На высшей ступени в стратификации осужденных находятся хранители пенитенциарной и в целом криминальной субкультуры – «авторитеты» уголовной среды. В наших исправительных учреждениях их в различные периоды называли «бывальцами», «бродягами», «сидельцами», «оборотнями», «иванами», «блатарями», «привычными преступниками», «ворами», «положенцами», «паханами», «смотрящими», «заправилами» и т. д.

Безусловно, перечисленные «авторитеты» не охватывают всех осужденных отрицательной направленности, но они являются наиболее опасными, устойчивыми правонарушителями, которые своей противоправной и аморальной деятельностью пытаются подчинить своему влиянию основную массу осужденных, чтобы достичь за их счет привилегированных условий существования в период нахождения в исправительных учреждениях. Они представляют собой обособленную, относительно изолированную от внешнего окружения среду традиционных лидеров, стремящихся не просто отбыть наказание, а господствовать в тюрьме или колонии.

Ряд исследователей в своих работах довольно подробно останавливались на уголовно-правовых, социально-нравственных, демографических характеристиках отмеченной категории лиц и их группировок. Задачей же настоящей работы является установление отличительных особенностей «авторитетов» уголовной среды в субкультурном аспекте.

Думается, что анализ личности традиционного «авторитета» целесообразно начать с ее места в иерархии преступного мира.

Исследования показывают, что лица, имеющие указанное «звание», занимают привилегированное положение автоматически, по ранее приобретенному статусу, независимо от того, где они отбывали наказание. Свой высокий статус они также сохраняют и на свободе.

Признание отмеченной исключительности связано с тем, что рассматриваемые лица в полной мере обладают общими, субкультурными и специальными качествами авторитетной личности. Вместе с тем от иных делинквентных «авторитетов» они отличаются более стойкой криминогенной ориентацией. Их преступление – не влияние случайных увлечений или внезапных порывов. Подобные индивиды считают труд ниже своего достоинства и следуют по преступному пути с полным осознанием сопряженного с ним риска. Своеобразие их «ремесла» требует полной отделенности от общества, разрыва всех обычных связей (семейных, культурных, национальных) и приобретения взамен этого криминогенного окружения. Длительная противоправная деятельность (чаще всего становятся авторитетами среди осужденных те, кто имеет более двух судимостей), своеобразный образ жизни, тонкое знание особенностей отношений в среде осужденных позволяют постепенно приобрести необходимую популярность и признание в преступном мире. «Семья блатарей» принимает кандидата как равного себе, и уже никто без ее решения не может посягнуть на его высокое неформальное звание и место в преступном мире.

Важной характеристикой рассматриваемого типа криминальных элементов является и то, что его представители вступают во взаимоотношения при подготовке, совершении и сокрытии преступлений, а также при отбытии наказаний. М. А. Корсакевич и С. П. Ныриков справедливо отмечают, что такие лица в местах лишения свободы, ставя перед собой цель обеспечения лучших, по сравнению с основной массой осужденных, условий существования, объединяются в группы отрицательной направленности.

В ходе ряда исследований удалось выявить, что эта цель представителей преступного мира обусловлена множеством факторов, определяющих мотивацию противоправного и аморального поведения в ИУ. К их числу относится прежде всего общность искаженных ценностных ориентаций. На базе этой общности зарождается стремление к совершению совместных противоправных действий, укореняется особая антиобщественная групповая линия поведения, что и предопределяет, по нашему мнению, образование своеобразных криминогенных групп «блатарей».

Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и коммуникативный фактор, поскольку одинаковый образ жизни, так или иначе, порождает стремление к общению с себе подобными.

Организационная структура таких образований в целом совпадает с иерархическим построением иных субкультурных группировок. Вместе с тем при ее изучении следует учитывать, по крайней мере, два обстоятельства: во-первых, подобные группировки существовали в местах лишения свободы издавна, поэтому они обладают устоявшейся нормативно-заданной структурой ролей и статусов их членов; во-вторых, активные участники этих сообществ весьма консервативны в следовании своим организационным и «этическим» принципам.

Структурно криминальное образование состоит из трех уровней. На высшем уровне находится лидер. Им, как мы уже отмечали, может быть лицо, заслужившее общее признание со стороны представителей уголовной среды, в литературе его чаще называют «коронованный лидер». Высокий статус подобных индивидов признается всеми осужденными безоговорочно. Кроме того, нередко в исправительных учреждениях, где нет «коронованных персон», функции традиционного лидера выполняются лицами, получившими мандаты от привычных преступников, подтверждающие их лидирующее положение в уголовной среде. Авторитет первых основывается на «харизме»; вторых – на традициях и обычаях, культивируемых в пенитенциарной «общине». По стилю лидерство авторитарное – предполагающее единоличное направляющее воздействие, основанное на угрозе применения силы.

На втором, среднем, вслед за высшим, уровне находятся лица из числа непосредственного окружения «лидера». К ним чаще всего и применяют термин «авторитеты». Они обладают, в общем, примерно такими же качествами, как и лидер, но их статус не утверждается решениями «блатных сходок». Каждый из них поддерживает линию лидера по руководству сообществом. Они не имеют права выдвигать, утверждать или свергать лидера: всякое отступление от этого правила влечет за собой серьезные последствия для нарушителей.

Таким образом, «авторитеты» (лидеры и приближенные к ним лица) – это, как правило, осужденные, обладающие особыми свойствами, ведущие специальный, или добровольно своеобразный образ жизни в местах лишения свободы, продиктованный криминальной субкультурой. Они составляют ядро традиционных группировок осужденных антиобщественной направленности.

Кроме отмеченного ядра группы в ее состав «втягиваются» непосредственные исполнители противоправных решений «блатарей». Они находятся на низшем уровне криминального образования, в их число в большинстве своем входят осужденные, находящиеся в материальной или иной зависимости от «авторитетов». На блатном жаргоне их иногда именуют «солдатами», или, чаще, – «шестерками». Они рассматриваются «авторитетами» как подручные, прислуга и не принимают практического участия в решении вопросов жизнедеятельности «блатного мира». Состав исполнителей неустойчив, поскольку главари преступного сообщества, использовав все их возможности и связи, теряют к ним интерес, отказываются от их услуг.

Отличия руководящей группировки от других делинквентных образований также связаны с ее абсолютной замкнутостью. «Авторитеты» строго охраняют обособленность своих групп, и никто из недостойных в них проникнуть не может. В свою очередь, тот, кто принят как равный в «семью блатарей», не вправе свободно выйти из нее (только с согласия преступного мира лицо может «завязать» – уйти в нормальное общество).

Исключительная роль исследуемых группировок выражается в разработке и поддержании ими корпоративных «законов», ценностных ориентаций и правил поведения. При этом следует особо подчеркнуть, что «теневое нормотворчество» в каждой такой группе подчинено единым принципам и образцам антиобщественного поведения, формировавшимся преступным миром веками. Поэтому такая среда осужденных, по нашим наблюдениям, не может ограничиваться рамками одной или нескольких групп противоправной направленности, она существует реально как их качественная совокупность, как сообщество.

Данное утверждение подкрепляется и анализом соответствующих организационных форм взаимоотношений между криминальными элементами этого типа. Надо подчеркнуть, что хотя группировки, возглавляемые лидерами преступной среды, и создаются в различных исправительных учреждениях, они не существуют изолированно друг от друга. Их представители постоянно поддерживают между собой связь путем нелегальной переписки. Чтобы выработать единую линию поведения, «авторитеты» собираются на «сходки». На распространенность названной формы взаимоотношений указывают результаты опроса персонала исправительных учреждений. Так, на вопрос: «Проводятся ли в исправительных учреждениях «сходки авторитетов»? – 89 % работников исправительных колоний общего режима и 93 % сотрудников исправительных учреждений особого режима ответили утвердительно. На сходках выносятся решения, диктующие правила поведения осужденных применительно к данным условиям жизни, разбираются возникшие между «блатарями» конфликты. На них участники ратуют за чистоту своих рядов, требуют наказания самозванцев (без оснований выдающих себя за хранителей криминальной субкультуры) или, напротив, принимают в свою «семью» новых членов. Подобные собрания заканчиваются, как правило, принятием постановляющих документов, обязательных для исполнения всеми «авторитетами», так называемых «воровских постановок», «воззваний».

Вне мест лишения свободы блатари проводят «съезды». Их организаторы и участники – наиболее авторитетные представители преступного мира. Эти блюстители чистоты арестантских нравов вырабатывают новые «законы», подтверждают действующие, определяют правила поведения осужденных в местах лишения свободы в связи с изменившимися обстоятельствами (например, изменением законодательства), выискивают источники финансирования своей деятельности, обсуждают внутренние противоречия, определяют тактику и стратегию противодействия правоохранительным органам.

Сохранение указанных выше форм взаимоотношений в мире «блатарей» позволяет им вырабатывать единую групповую линию поведения, обусловленную их ценностными ориентациями, а отступление от нее любого из членов группировки почти всегда чревато тяжкими последствиями.

Осужденные, принадлежащие к исследуемой группе, рассматривают себя в качестве лиц, призванных выражать интересы сообщества осужденных в целом. Особенно остро такие ситуации возникают, когда работники исправительных учреждений теряют нити управления процессами в подразделении, а «авторитеты» берут на себя функции «защитников справедливости». Остальные же осужденные как бы делегируют им это право, в результате чего «блатари» становятся глашатаями их чувств, настроений и пользуются их поддержкой. Такое развитие обстановки помогает им осуществлять распространение в среде лиц, отбывающих наказания, специфичных правил и позволяет требовать их неуклонного соблюдения.

Насаждение в местах лишения свободы неформальных норм приводит к обострению межличностных отношений между осужденными, так как устанавливаемый «нормопорядок» поддерживается насилием над непослушными. На существование мер физического воздействия, применяемых к осужденным, нарушившим субкультурные нормы, указало 72 % опрошенных нами сотрудников исправительных колоний.

Члены преступного мира стремятся к формированию соответствующей иерархии, как в масштабе своего сообщества, так и в целом по исправительным учреждениям, именно они определяют, кто с кем и как может контактировать в зависимости от выбранной линии поведения и отношения к уголовным традициям.

В местах лишения свободы подобные группировки представляют собой проявление элемента организованности в противоправном поведении и как «группы порядка» стремятся к неофициальной, неограниченной и твердой власти над другими. Принудительная власть есть во всяком обществе людей, но власть рассматриваемых лиц в местах лишения свободы отличается от других типов власти тем, что не может опираться только на один авторитет идеи, ей обязательно нужно принуждение, и последнее всегда сопутствует ей. В криминогенных сообществах (группах) важно разграничить понятия «руководство» и «исполнение». «Авторитеты» уголовной среды, присвоив себе неформальную власть, осуществляют «теневое» руководство осужденными в конкретных исправительных учреждениях, но не берут на себя исполнение противоправных замыслов. Являясь сплоченным формированием, как правило, волевых и целенаправленных личностей, они осуществляют свое руководство посредством самого факта концентрации в одних руках материальных рычагов влияния – финансовых средств материальной помощи («воровского общака»).

«Воровской общак» («воровское благо») – это материальная база сплочения преступного сообщества, паразитирующего на идеях коллективизма и товарищеской взаимопомощи. Наличие «общака» предполагает деятельность по его постоянному пополнению (за счет других категорий осужденных), установлению норм распределения, отражающих иерархию в преступном сообществе. Для организации сбора «общака» выделяются надежные люди из окружения «авторитетов», для его хранения – «казначей» («кассир»). Распределение средств происходит под строгим руководством криминальных лидеров.

Кроме материальных рычагов влияния на осужденных, «авторитеты» для поднятия своего престижа используют фанатическую приверженность субкультурным ценностям отдельных лиц, отбывающих наказание. Они повсеместно насаждают гипертрофированное понятие «арестантской честности» своего сообщества, устраивают кровавые расправы с «ренегатами», искусно влияют на характер происходящих в исправительных учреждениях событий. «Авторитеты» руководят осужденными как бы косвенно, но тем не менее эффективно (см. табл. 9).

Таблица 9

ТАБЛИЦА О СТЕПЕНИ ВЛИЯНИЯ «АВТОРИТЕТОВ» НА ПОВЕДЕНИЕ ЛИЦ, ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ!

Результаты опроса красноречиво свидетельствуют о высокой степени влияния исследуемых группировок на поведение лиц, отбывающих наказание, и их доминирующая роль более рельефно проявляется в исправительных колониях особого режима.

Рассматриваемые криминальные образования отличаются и своей тоталитарностью, что проявляется в их вмешательстве в жизнь других осужденных в местах лишения свободы. При каждой группировке существуют свои своеобразные «суды» над лицами, причинившими ущерб преступному миру. Процедура таких судов тщательно скрывается от администрации ИУ. Проводятся они по заранее обговоренному плану. Нарушителя вызывают в отдельное помещение, где собираются 4–5 человек из числа «авторитетов», один из них предъявляет претензии, потом следует скорый суд и затем выносят решение («приговор»). Наказание обычно связано с избиением, совершением сексуальных извращений или убийством. Тех, кому сохраняется жизнь, сообщество «блатарей» отвергает путем «социальной изоляции», доводит их наказанием до желаемой для себя грани, помещая их обыкновенно в разряд отвергнутых, либо совершая изуверское насилие.

К примеру, за то, что в Альметьевском исправительном учреждении побили «вора в законе», К., «смотрящий за порядком в зоне», приказал отрезать обидчикам уши и заставил их съесть.

Изучаемая категория лиц, отбывающих наказание, представляет собой главную оппозиционную силу администрации мест лишения свободы и целям ее деятельности. В среде осужденных привычными правонарушителями организуется и декларируется отрицательное, а в отдельных случаях и враждебное отношение к сотрудникам правоохранительных органов, к методам их работы. Подобные криминогенные формирования упорно противостоят деятельности персонала исправительных учреждений по укреплению правопорядка в местах лишения свободы. Так, на поставленный нами вопрос: «Как реагируют “авторитеты” на требования администрации ИУ по поддержанию правопорядка?» – 67 % опрошенных работников ИУ ответили, что «воры», «смотрящие», «положенцы» принуждают или подстрекают других осужденных к выступлениям против предъявляемых требований, 22 % из числа респондентов указали на личные демонстративные отказы «авторитетов» исполнять законные требования.

Обобщая результаты опроса, а также научные источники отечественных и зарубежных авторов, можно выделить следующие цели оппозиционной деятельности исследуемых групп:

а) довести до минимума вмешательство со стороны персонала ИУ во внутренние дела осужденных;

б) добиться от работников исправительных учреждений максимальных удобств в период отбывания наказания;

в) облегчить осужденным доступ к материальным и моральным благам;

г) осуществлять строгий контроль за общением осужденных, чтобы исключить их контакты с представителями оперативных отделов ИУ;

д) санкционировать идеальную модель поведения, при которой осужденный во всем должен руководствоваться субкультурными нормами, а не указаниями и распоряжениями администрации мест лишения свободы.

Кроме того, рассматриваемые сообщества являются альтернативно противоположными образованиями по отношению к самодеятельным организациям осужденных. Их представители, упорно используя угрозы, физическое насилие, стремятся способствовать упразднению формальных организаций лиц, отбывающих наказание и созданию среди осужденных системы самоорганизации, где бы им отводилось ведущее место (см. табл. 10).

Результаты ответов, изложенные в таблице, еще раз подчеркивают непримиримость в отношениях обозначенных категорий лиц, отбывающих наказание.

Таким образом, группы «авторитетов» уголовной среды в местах лишения свободы имеют традиционную организационную структуру. Они составляют «замкнутую касту», отличающуюся от всех прочих группировок осужденных своей тоталитарностью, организованностью и единой противоправной линией поведения. Эти качества обусловлены криминальной субкультурой, которую можно назвать «контркультурой», поскольку она принципиально противостоит общепринятым в обществе нормам и ценностям.

Существующая субкультура, деятельность ее хранителей предопределяют разделение осужденных на традиционные категории. Такое деление, по нашим исследованиям, свойственно всем пенитенциарным учреждениям мира.

Последующей после сообщества «авторитетов» группой лиц, лишенных свободы, являются представители различных криминальных группировок. Тесно с «кооперацией авторитетов» по образу жизни в местах лишения свободы связаны члены в прошлом традиционных или уличных группировок («братва», «огни», «хорошие парни», «приблатненные» и пр.), а также отдельные земляческие и национальные неформальные образования с выраженной антиобщественной или противоправной ориентацией. Данные осужденные, не заслужившие еще права находиться среди «авторитетов», являются как бы прослойкой между привилегированными и «нейтральными». Особенности их детерминированы статусом в преступном мире и поведением в ИУ. Они признают высокое неформальное положение блатарей, постоянно поддерживают с ними контакты (на это указали 77 % опрошенных работников исправительных учреждений), соблюдают в силу убеждений неформальные правила поведения, принятые в своей среде, а также антисоциальные традиции и обычаи пенитенциарной общины.

Таблица 10

ХАРАКТЕР ВЗАИМООТНОШЕНИЙ «АВТОРИТЕТОВ» УГОЛОВНОЙ СРЕДЫ С ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ САМОДЕЯТЕЛЬНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ОСУЖДЕННЫХ К ЛИШЕНИЮ СВОБОДЫ

Результаты исследования личных дел таких осужденных показали, что 82 % из них являются нарушителями установленного порядка отбывания наказания.

Нейтральное место в «тюремной общине» занимают лица, которые, как правило, до осуждения не принадлежали ни к каким асоциальным группировкам. В исправительных учреждениях их в различные периоды называли «овцами», «бесами», «мужиками» и др. Место таких осужденных в исследуемой иерархии зависит от их личных качеств и от степени усвоения ими неформальных правил «тюремной жизни». Иные из них занимают довольно высокое место («центровые», «козырные мужики») и имеют непосредственные связи с «авторитетами». Другие, собственно «нейтральные», находятся в менее привилегированном положении. Характерно, что большинство названных лиц осуждают установленный «нормопорядок» и поведение «авторитетов» (но открыто осуждение не высказывают), имеют ряд своих корпоративных установлений и принципов поведения, но в основном их ценностные ориентации связаны с прошлой жизнедеятельностью. По сути дела, можно рассматривать положение таких осужденных в исправительных учреждениях как ситуацию иммигрантов, которые вынуждены пассивно приспосабливаться к новому и чуждому для них образу жизни.

Следует отметить, что именно «нейтральные» являются основным объектом эксплуатации со стороны блатарей. Не случайно отдельные лица из числа «мужиков» не выдерживают постоянного психического перенапряжения – совершают преступления (особенно в начальный период нахождения в колонии) или частично деградируют. Они оказываются не способными следить за собой, заниматься деятельностью, требующей сосредоточения физических и психических усилий. В местах лишения свободы их презрительно именуют «помоечниками», «чушками», «приморенными», «доходягами». Среди «авторитетов» и прочих осужденных они не пользуются уважением, но и не преследуются ими.

На последней ступени в стратификации обитателей мест лишения свободы находятся «отверженные» – осужденные, преследуемые или наказанные «авторитетами» за допущенные нарушения незыблемых правил субкультурной жизни.

Мы считаем обозначение данной категории лиц термином «отвергнутые» наиболее приемлемым, поскольку они именно отвергаются большинством осужденных, часто публично, и находятся в своеобразной изоляции от их сообщества.

Между собой же хранители этикета арестантских отношений именуют рассматриваемых лиц – «провинившимися» и относят к ним: авторитетов, изменивших своему сообществу («сук»); неплатежеспособных должников («фуфлыжников»); «самозванцев»; лиц, уличенных в краже личного имущества осужденных («крыс»); осужденных, давших правдивые показания в качестве свидетелей, потерпевших; лиц, участвовавших в секциях профилактики правонарушений («повязочников»); осужденных, сотрудничающих с представителями правоохранительных органов («стукачей», «козлов»); гомосексуалистов («девок», «обиженных», «опущенных»).

В местах лишения свободы возможно и отвержение по причинам, которые обусловлены жизнью в однополой среде, биологическими потребностями, в частности сексуальными. Так, риск быть отвергнутым велик для осужденных за изнасилование и насильственные действия сексуального характера, совершенные в отношении детей. Кроме того, большая вероятность быть отвергнутым существует у лиц, имеющих те или иные формы патологии, особенно олигофрению: они плохо ориентируются в особенностях отношений в среде осужденных, легко попадают под влияние сексуальноагрессивных лиц, значительно острее воспринимают угрозы, заметно боязливы. К тому же многие аномальные лица склонны к вступлению в акты мужеложства в пассивной форме за различные вознаграждения. Вместе с тем, как правильно подмечает А. И. Канунник, причиной отвержения зачастую могут быть женственные черты лица или конституция тела.

Отвержение осужденных происходит посредством насилия над личностью. По данным В. И. Омигова, среди обособленной категории осужденных 77,5 % – жертвы насильственных действий сексуального характера. Данный способ отвержения является традиционным, так как пренебрежительное отношение к осужденным, выполняющим пассивную роль в актах мужеложства, со стороны сообщества наблюдается давно.

Так, М. Н. Гернет еще в 1923 г. писал, что развращение педерастов происходит обычно в тюрьме: пока падение не совершилось, за ними ухаживают, затем глубоко их презирают.

Какими характерными чертами обладает эта категория лишенных свободы? Прежде всего, следует отметить ее многоликость, отсутствие в ней сплоченности. Многие из отверженных лживы, склонны к различным интригам, излишне чувствительны к опасности, импульсивны и могут пойти на любые правонарушения. Не менее серьезную опасность представляют также осужденные, стремящиеся вновь приобрести утерянное положение в сообществе путем выполнения преступных указаний хранителей уголовных традиций и обычаев. Они исполняют самые различные общественно опасные деяния (поджоги, убийства, нападения на представителей администрации колонии, тюрем) или берут чужую вину на себя.

Из среды «отверженных» надлежит, на наш взгляд, выделить пассивных гомосексуалистов. Низкий неформальный статус их мы уже установили. Однако для более полной их характеристики целесообразно отметить следующее. Эти лица, в большинстве своем, испытали на себе акты самых изуверских насилий за допущенные «правонарушения». «Авторитетами» преступного мира насаждаются для них правила поведения, в соответствии с которыми они вынуждены вести весьма унизительный и обособленный образ жизни.

Данная категория осужденных не преследуется «блатарями» (возмездие за «отступничество» над ними уже состоялось). Трагическое существование в местах лишения свободы делает их безразличными к своей судьбе, они утрачивают чувство личного достоинства, что проявляется в несоблюдении правил личной гигиены, словесной распущенности, стремлениях к удовлетворению инстинктивных влечений, главным образом пищевых и половых. Неравное существование, циничное отношение к ним, страх гибели толкают этих лиц на самые дерзкие преступления. Нередко они заканчивают жизнь самоубийством. Поэтому очень трудно, в особенности, когда дело идет о поступках пассивных гомосексуалистов, предписать какие-нибудь точные правила, дать соответствующие рекомендации, чтобы исключить какие-либо случайности.

Доказательством этого может служить следующее происшествие, которое имело место в Учреждении Н-240/6 Ивдельского УЛИТУ в 1985 г. Осужденный Н., испытывая постоянные глумления и сексуальные домогательства со стороны сокамерников, на производственном объекте учинил самосуд над своими обидчиками. Первому нанес ножом проникающее ранение в живот, трех других зарубил топором, после чего повесился на месте преступления.

Кроме того, данные осужденные навсегда утрачивают возможность вернуться в их прежнюю среду. Они, отвергнутые всеми, ищут человеческих отношений и защиты только в своих группах. Как правильно подмечает Л. В. Никитинский, в этом длящемся годами кошмаре отдельные осужденные стремятся жить жизнью улитки, замкнувшейся в своей раковине.

Вышеизложенное позволяет нам сделать следующие обобщения: 1) пенитенциарная субкультура продуцирует деление осужденных на неформальные категории, отличающиеся друг от друга по степени привилегированности и участия в «другой жизни». Стратификация порождает изначально конфликтное существование лиц, отбывающих наказание; 2) отбывание лишения свободы для непривилегированных превращается в постоянный стресс с сопутствующими явлениями апатии, враждебности, чувством неполноценности. Такое состояние личности нельзя игнорировать в процессе исполнения наказания; 3) расслоение осужденных на авторитетов, нейтральных и отверженных надлежит признать процессом естественным. Преодоление негативных отношений, возникающих на базе криминальной субкультуры, возможно лишь на основе изменения ценностных ориентации у отбывающих лишение свободы. Такой путь, на наш взгляд, является научным и перспективным для осуществления реформы уголовно-исполнительной системы и законодательства. Устранение же объективных естественно-физиологических, социально-психологических оснований деления осужденных на категории следует признать невозможным.

 

§ 2. Традиции и обычаи преступного мира среди осужденных в местах лишения свободы

Специфические отношения в среде лиц, отбывающих наказание, не только порождены, но и регулируются всей системой ценностных ориентаций «тюремной общины», именуемой емким понятием «делинквентная подкультура». В центре ее находятся, как мы уже отмечали ранее, традиции и обычаи осужденных.

Антиобщественные традиции и обычаи, механизм их влияния на противоправное поведение рассматривались в трудах М. Н. Гернета, А. И. Гурова, Ю. А. Вакутина, Б. Ф. Водолазского, С. Я. Лебедева и других криминологов. В настоящем разделе монографии будет уделено более пристальное внимание неформальным правилам, запретам, принципам поведения и установлениям, сохраняющимся в среде осужденных длительное время. Автор ставит своей целью вскрыть их асоциальную сущность, а также показать значение исследуемых явлений в жизнедеятельности различных групповых образований лиц, отбывающих наказание.

Общность осужденных в местах лишения свободы, как и любая устойчивая общность людей, всегда несет в себе элементы прошлого. При этом важно иметь в виду, что в исправительных учреждениях, в силу ряда объективных факторов, это выражается более последовательно и консервативно. На данное обстоятельство обратил свое внимание исследователь С. В. Максимов еще в начале предшествующего столетия. Он писал: «Тюремная община живет своею самостоятельною жизнью. Правила для тюремной общины как будто застывают в самом воздухе, как будто самые тюремные стены пересказывают их. Преемственная передача убеждений, жизнь старыми преданиями, на веру, едва ли сильнее в другой какой общине».

Традиции и обычаи осужденных так же неоднородны, как и сама их среда. Первую группу этих феноменов чаще всего называют «правилами-заповедями арестанта». Данные установления и запреты, с одной стороны, базируются на незыблемых правилах общей криминальной субкультуры. С другой стороны, они отражают своеобразие условий содержания лиц, отбывающих наказание в исправительных учреждениях. По своей функциональной реализации они могут быть как негативного, так и позитивного характера. Например, десятилетиями сохраняется среди осужденных основной принцип поведения: «Не делай ничего такого, что может вредить нам, так как от этого страдает каждый из нас». Отсюда и правила, «комплекс запретов»: «не кради у ближнего», «не подглядывай за другими», «не доноси на других», «не обращайся к администрации ИУ за помощью в разрешении конфликтных ситуаций», «не имей при себе ножи или все, что может их заменить, ибо у каждого есть право на неприкосновенность личности», «не покупай и не бери из столовой еды», «не устраивай разборки в пьяном виде и в больнице для осужденных», «не задавай лишних вопросов и не болтай лишнего».

Запреты эти распространяются на всех и принимаются всеми, независимо от статусной принадлежности лица. Они стабилизируют отношения в среде осужденных, любое отступление от них ведет к серьезным эксцессам.

Другой принцип гласит: «Всегда сохраняй достоинство арестанта». То есть «не становись гомосексуалистом» (при этом позволяется, однако, «пользовать» пассивных гомосексуалистов или тех, кого насильно сделали таковыми), «не проигрывай лишнего в карты», «умей постоять за себя». Если об осужденном распространяется слух, что якобы он сотрудничает с администрацией или, скажем, не уплатил карточный долг, то согласно «правилам-заповедям» тот обязан постоять за себя. Докажи, что это не так – избей или убей обидчика. А если не сможешь, значит, все, что говорят о тебе – правда.

Подобные установления продиктованы, образно выражаясь, естественным отбором. Физически сильные, волевые люди, как правило, лучше приспосабливаются к условиям жизни в местах лишения свободы. Их среда и продуцирует, поддерживает названные нормы.

Вместе с тем в пенитенциарных учреждениях поддерживаются издавна правила, которые обязывают осужденных соблюдать личную гигиену, не причинять вреда больным и пожилым осужденным.

О существовании перечисленных базовых ценностных ориентаций свидетельствуют отдельные научные источники, а также сами лица, отбывающие наказание. На вопрос: «Какие неформальные правила обязан соблюдать каждый осужденный?» – они отвечали примерно так: «Нельзя стучать на сотоварища; нельзя становиться гомосексуалистом; не воруй у ближнего; не играй в карты в долг». Причем, в первых двух мнениях единодушны все, в других – большинство (80–82 %).

Указанные нормы-обычаи и традиции интернациональны, то есть существуют в пенитенциарных учреждениях различных стран.

Другая группа традиций и обычаев принадлежит исключительно обособленным от основной массы «авторитетам» уголовной среды. Конечно, они теснейшим образом связаны с базовыми ценностями общей субкультуры, а также с отмеченными «правилами-заповедями арестанта». С одной стороны, отдельные из них в местах лишения свободы непосредственно основываются на общих установлениях и нормах, с другой – активно влияют на них, а иногда и создают эти неформальные правила. Рассматриваемые традиции и обычаи санкционируются наиболее авторитетными членами преступного мира, их «сходками», «съездами», поддерживаются не только мнением «авторитетов», но и насилием.

Действие этих «естественных законов» распределяется по трем направлениям. Первые регулируют взаимоотношения привычных правонарушителей с обществом, с правоохранительными органами, администрацией ИУ: «Не трудись. Живи за счет своего криминального промысла. Не сотрудничай с представителями органов внутренних дел. Любую ошибку милиции, администрации ИУ, суда, прокуратуры используй в своих интересах, например в целях расширения своих прав в местах лишения свободы. Распространяй при возможности позорящие измышления о деятельности правоохранительных органов, клевещи на работников ИУ, причиняющих вред тебе, твоему сообществу». Это главные, самые устойчивые «законы». Они обусловлены непримиримостью к общественным интересам обычных людей, враждебностью к милиции и всем, кто мешает, не дает криминальным группировкам жить, сообразуясь со своими ценностными ориентациями.

Другие традиции и обычаи устанавливают систему отношений хранителей криминального наследия с остальными категориями осужденных. Прежде всего, уже само разделение лиц, отбывающих наказание, на группы предписано этими «законами». Но кроме всего прочего: «Поддерживай справедливые отношения между осужденными». «Авторитеты» прекрасно понимают, что если инициативу по установлению таких отношений, а еще и с искусным учетом существующих позитивных правил, возьмет на себя администрация мест лишения свободы, то их неформальная роль в среде осужденных значительно ослабнет. Поэтому они десятилетиями в своем сообществе сохраняют установление: «Наблюдай, чтобы каждый подчинялся «правилам-заповедям». Сам обеспечивай это. Не допускай притеснения осужденных, не причинивших вреда преступному миру, наоборот, покровительствуй им – всегда пригодится». Все это является основой веры и покорности большинства лиц, отбывающих наказание, им – «авторитетам», маскирует подлинную их сущность. Благодаря этому привычные нарушители традиционно создавали в глазах обывателей, по точному выражению В. Шаламова, образ «блатного Каскарильи» и тем самым умело влияли на осужденных (а иногда и на работников правоохранительных органов). Ведь все эти «нейтральные», заслужившие покровительство со стороны «авторитетов» соблюдением «заповедей», на деле являются той массой людей, за счет которой и живет «блатная каста». Любой же их протест против существующего «нормопорядка» влечет насилие и, как правило, отвержение. Последнее весьма своеобразно закрепляется неформальными установлениями. Так, «отверженным» неписаными правилами запрещается скрывать свой статус, находиться в одной камере с другими осужденными, принимать пищу за одним столом с «людьми» («ворами», «мужиками» и др.), выполнять определенные виды работ.

И, наконец, третья сфера действия исследуемых естественных законов – само криминальное сообщество. Оно связано незримыми нитями этих законов. Настолько строго регламентирован каждый шаг «авторитета», что данную «отрасль субкультурного права» можно даже разделить на «институты».

«Привлекай к себе и воспитывай молодежь на идеалах арестантского прошлого». Закономерным является то, что всякая человеческая деятельность, в том числе и антиобщественная, имеет своих героев, имена которых становятся историческими, которым подражают последователи. Иными словами, каждое поколение людей воспроизводит из прошлого представления об идеале – это традиция всех социальных групп, сообществ, слоев. То есть в собственной жизни человек проектирует самого себя в будущем – как свой идеал, как модель своего желаемого будущего, заимствуя их из прошлого. Нечто похожее происходит и в криминальной среде, где уголовные элементы разных поколений в местах лишения свободы формировали свой идеал. Например, в середине XIX столетия в преступном мире идеальным преступником считался «иван». В нем заключенные видели человека, испытавшего на своем веку различные лишения, много видавшего, потому – опытного и надежного. Популярным героем и моделью для подражания у криминальных лиц 30-х гг. и второй половины XX столетия становится «вор» («вор в законе»). «Вор» – тип человека «чисто кристальной души», неукоснительно следующий «воровским законам» и посвятивший себя и всю свою жизнь «воровским идеалам». Колоритным представителем «воров» был некий Владимир Петрович Бабушкин (по кличке «Васька-Брильянт»). Получив первый срок в 1944 г. в возрасте 16 лет, он к 1950 г. имел уже 5 судимостей и с этого года больше не покидал места лишения свободы. Отбывая наказания в дальнейшем, он еще 5 раз привлекался к уголовной ответственности за участие в убийствах и действиях, дезорганизующих работу исправительно-трудовых учреждений. С 1961 г. – особо опасный рецидивист, сменил более 40 учреждений, объехал многие регионы страны и везде пользовался непререкаемым авторитетом среди отрицательной части осужденных. В 1985 г., пребывая в едином помещении камерного типа Усольского УЛИТУ, умер в возрасте 57 лет, став еще при жизни «живой легендой» в преступном мире.

На примерах подобных личностей воспитываются молодые люди, отбывающие наказание. В местах лишения свободы молодежь усваивает строгие традиции «блатной жизни». Их привлекает иллюзия независимости этого мира, подчинение ему других. Процесс пестования подрастающего поколения сложный и длительный. Нужна и теоретическая подготовка, и практическая. Для стремящихся стать «истинными арестантами» устанавливается своеобразный кандидатский стаж, в течение которого молодой человек не только всесторонне обрабатывается, но и всесторонне проверяется и растлевается.

Каждый член группировки в отношениях друг с другом должен быть честным, справедливым, не лгать, помогать осужденным, оказавшимся в трудных условиях (например, угодившим в ШИЗО – штрафной изолятор, больницу), для чего в среде таких осужденных существует обычай – сбор «общака».

Все должны помогать своим во всем. Это установление обязывает «блатарей» вести преследование лиц, нанесших ущерб их сообществу. Если даже вред причинили не тебе, а кому-то из своих – ты обязан помочь отомстить. Ведь тот, кто причинил зло авторитету, причинил зло и всему преступному миру, а значит и тебе. С целью осуществления возмездия над отступниками в местах лишения свободы ходят записки («малявы»), предписывающие совершение насилия над тем или иным осужденным. В качестве иллюстрации приведем содержание одной из них: «Здорово всем достойным арестантам! Эту маляву отправляю с М. из Владимирской тюрьмы. В Новочеркасск приехал мент П. Этот мусорюга – шакал, он назвался светлым именем вора и вводит в заблуждение достойных арестантов… Этот удав воду мутит, работает на мусоров. Выполните свой долг и поступите с ним как полагается. Дайте этой маляве ходу, чтобы как можно больше ознакомились с ней. Еще указываю имена ссученных, таких как Д., К. При встрече не упустите их из рук и поступайте, как подобает достойным арестантам. Вор Г.».

Если же сам себя осужденный поставил в затруднительное положение, например был задержан с поличным на месте преступления, то он не должен указывать на виновность других соучастников. В этом тоже проявляется их корпоративная честность. В отношениях со своими вор должен быть честен. С другими – пожалуйста! Оправданы любой обман, любые кровавые насилия.

Сообразуясь со своей антиобщественной деятельностью, рассматриваемая категория правонарушителей строго оберегает тайны сообщества. Никто из недостойных не посвящается в дела группировки. Кроме того, они и своему окружению чаще всего не доверяют. А поэтому в их среде культивируются следующие установления: «следи друг за другом», «проверяй каждого новичка», «будь непримиримым и беспощадным к предателю», «сделай казнь над ним наглядным уроком для всех, чтобы другим неповадно было».

Регламентирован естественными законами даже досуг «авторитета»: он обязан уметь играть в карты, кости и другие всевозможные «тюремные» игры. Это не просто часть досуга – это способ поставить другого в зависимое положение, проверить. И все «честно», все по «закону» и «правилам-заповедям».

Статус лица в группировке авторитетов также строго зафиксирован традициями и обычаями. Все должны подчиниться воле неформального лидера, никто не имеет права предъявить к нему претензии. Если ты показываешь себя примерным «арестантом», многое сделал для поднятия авторитета своей «касты» – тебя поощрят и всегда защитят. Если же ты навредил сообществу – будешь уничтожен либо морально, либо физически. Третьего в их мире не дано.

Описанные традиции и обычаи – лишь фрагментарная иллюстрация всего их разнообразия. Они были сформированы и сохранены «авторитетами» уголовной среды на протяжении многих десятилетий и не претерпели сколько-нибудь значительных и принципиальных изменений. На данное обстоятельство указали в своих исследованиях А. И. Гуров, Ю. А. Вакутин, С. Я. Лебедев, Н. М. Якушин и другие криминологи.

Вместе с тем длительность существования антисоциальных традиций и обычаев сама по себе еще не определяет их современное значение: жизнеспособность изучаемых явлений коренится в их дальнейшем развитии последующими поколениями привычных нарушителей в местах лишения свободы в новых условиях. В самом деле, преступная среда, воспринимая одни элементы своего асоциального наследия, в то же время отвергает другие, которые противоречат складывающимся новым отношениям. Так, в криминогенных группировках «авторитетов» прослеживаются постоянные изменения установлений, запретов на протяжении всей истории существования сообщества. Например, если по одной из традиций 30-х гг. «блатарь» должен был воровать в течение ряда лет, обучаться преступному ремеслу под руководством опытных преступников, то сейчас эти жесткие критерии не выдерживаются.

Антисоциальная сущность рассматриваемых феноменов проявляется прежде всего в том, что они являются проводниками определенного опыта предшествующих поколений преступников; они поддерживают в состоянии стабильности изначальную ориентацию привычных правонарушителей на ведение паразитического образа жизни, что, в свою очередь, продуцирует самые разнообразные формы их противоправного поведения; обеспечивают группировки «авторитетов» уголовной среды всем необходимым (едиными оценками, идеалами, нормами) для их образования, консолидации и противоборства с правоохранительными органами; служат средством защиты указанных формирований от вмешательства со стороны и сокрытия противоправного поведения. Образно говоря, каждое поколение «авторитетов» уголовной среды в местах лишения свободы с необходимостью воспринимает, заимствует ряд устойчивых и прочных антисоциальных установок, искаженных ценностей из прошлого. Провозглашение ими устоявшихся принципов производится с целью утверждения в своей среде и ее защиты. В этом смысле они выбирают не только свое будущее, но и прошлое: совершение преступлений и вместо нормальной жизни – образ жизни антиобщественный.

Рассматриваемые элементы подкультуры не только стабилизируют данный образ жизни, но и стимулируют его восприятие новыми поколениями правонарушителей, вызывая у них потребительские взгляды и соответствующие им мотивы поведения.

Традиции и обычаи преступного мира среди осужденных обусловливают отдельные виды общественно опасных деяний, совершаемых в местах лишения свободы. По результатам проведенного исследования уголовных дел установлено – более половины (69,8 %) всех преступлений в исправительных учреждениях тем или иным образом связано с соблюдением антиобщественных традиций и обычаев, культивируемых в среде лиц, отбывающих наказание. При этом чаще всего жертвами посягательств являлись вновь прибывшие в места лишения свободы осужденные, а также лица, которые своевременно не выплатили карточные долги, оказывали помощь администрации ИУ в пресечении правонарушений или органам правосудия в раскрытии преступлений, отказывались выполнять требования «блатарей» или причинили иной ущерб криминальному сообществу. В качестве неформальных санкций за нарушение «правил-заповедей арестантов» и «законов преступного мира» выступали: нанесение умышленного вреда здоровью различной степени тяжести – 75 %, убийство – 4 %, иные посягательства – 21 %.

В перечне отсутствуют насильственные действия сексуального характера (мужеложство), кроме того, и в статистических данных ГУИН МВД РФ о преступности данный вид преступления не отражен. Но это не означает, что в местах лишения свободы подобные деяния не совершаются. Напротив, они имеют довольно широкое распространение, но должной правовой оценки со стороны правоохранительных органов не получают. Так, в обследованных нами исправительных учреждениях практически каждый четырнадцатый осужденный принадлежал к категории пассивных гомосексуалистов («отверженных»). На вопрос «Допускались ли в отношении Вас акты физического насилия, в том числе и насильственные действия сексуального характера?» 70 % опрашиваемых ответили утвердительно. Причины своего бедственного положения они, в большинстве своем, связывают с существующими своеобразными отношениями в среде осужденных (см. табл. 11).

Таблица 11

ОБ УСЛОВИЯХ И ПРИЧИНАХ НАСИЛИЯ НАД ОТДЕЛЬНЫМИ ЛИЦАМИ, ОТБЫВАЮЩИМИ НАКАЗАНИЕ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ!

Неукоснительное соблюдение уголовных традиций и обычаев предопределяет все поведение «авторитетов» в исправительных учреждениях. Они не просто нарушают требования режима в ИУ. Это нередко допускают и другие осужденные, о чем свидетельствует статистика дисциплинарной практики в местах лишения свободы. «Блатари» являются зачинщиками, «идеологами» отдельных нарушений, активно пропагандируя свой антиобщественный образ жизни. Это принципиально отличает авторитетов от других нарушителей норм режима в местах лишения свободы. Организация групповых неповиновений законным требованиям администрации ИУ, вовлечение осужденных в азартные игры, сборы «общаков», притеснения и «суд» над теми, кто помогает персоналу мест лишения свободы, – все это продиктовано «авторитету» его «законами».

Если другие категории лиц, отбывающих наказание, лишь подчиняются «кодексу чести», чтобы обеспечить себе нормальное сосуществование в своеобразной среде или чтобы заслужить уважение «блатных», то «авторитеты» преклонение перед традициями считают своим долгом. Традиции формируют внутренний мир привычного преступника, его искаженные взгляды. Обычаи, в свою очередь, направляют его в реальной жизни, накладывая «табу» на одно и разрешая другое.

Опасность уголовных традиций и обычаев еще и в том, что они, как мы отмечали ранее, постоянно изменяются, приспосабливаются к ситуации, – то есть чрезвычайно жизнеспособны, значит, могут и будут отравлять общество, особенно нестойких его членов, еще не одно десятилетие. Следовательно, еще велика их угроза и сила там, где они особенно живучи: в местах лишения свободы.

Причины сохранения исследуемых феноменов детерминированы не только условиями отбывания наказания в местах лишения свободы, образом жизни привычных преступников, мировоззрением, активным противостоянием правоохранительным органам, но и желанием защитить, уберечь их от общества. Общество всегда довлеет над преступным миром, борется с ним. Поэтому он и «охраняется», консервирует свои традиции и обычаи, стараясь насаждать их хитростью и насилием.

Здесь, по нашему мнению, мы подошли к самому главному вопросу настоящего раздела исследования. Что может быть сильнее традиций? Наверное, сами же традиции. Изучая, формируя, возрождая добрые традиции, проверенные веками, мы создадим тем самым мощный заслон распространению всякой уголовщины. Надлежит еще и помнить – преступник исправим только на базе созданных для него позитивных ценностных ориентаций.

Таким образом, взаимообусловленность уголовных традиций, обычаев и преступности, а также различного рода других правонарушений в исправительных учреждениях требует организации одновременного комплексного воздействия на эти явления. Совершенствование уголовного, уголовно-исполнительного законодательства и правоприменительной практики следует осуществлять с учетом реальных отношений, существующих в среде лишенных свободы.

 

§ 3. Язык общения (жаргон), татуировки, клички, игры и прочие элементы субкультуры в среде осужденных

Из атрибутивных элементов субкультуры наибольшую значимость в среде лиц, лишенных свободы, приобрели жаргон, татуировки и азартные игры. Они, по сути, окончательно формируют нравственный облик привычного правонарушителя.

Носители асоциальных идей, представлений и принципов, будучи основательно изолированы в исправительных учреждениях от позитивных ценностей общества, воспринимают и совершенствуют своеобразный «тюремный язык», культивируемые там развлечения и татуировки-символы.

Особую роль в среде осужденных приобретает уголовный жаргон, где он не только тщательно сохраняется, но и претерпевает некоторые изменения. На это указывали в разное время в своих исследованиях Г. П. Брейтман, М. Н. Гернет, Л. А. Мельяненков, Ж. Росси.

Изучение справочников, специальной литературы, личные многолетние наблюдения автора позволяют утверждать о существовании различных разговорных диалектов в жаргоне «тюремной общины». Основными (базовыми) из них, на наш взгляд, являются: «офинский язык», собственно уголовный жаргон, матерщина; официальная терминология, принятая в системе МВД; разговорные диалекты жителей северных регионов России. К первым трем элементам жаргона комментарий нами приведен выше, последнему же объяснение лежит в особенностях формирования уголовно-исполнительной системы. Исправительные учреждения в России традиционно размещались в отдаленных регионах страны. Их негативное влияние на все стороны жизни северных народов, этнических групп еще надлежит исследовать. Вместе с тем отдельные черты северного образа жизни, разговорного диалекта проникли и в среду осужденных. Например, у жителей Северного Урала, существуют выражения: «гнилая (плохая) погода», «ботать рыбу» (способ рыбной ловли), «хозяин» (хозяйственный человек). В преступном мире, соответственно, можно нередко услышать почти аналогичные выражения и определения, но имеющие совсем другое смысловое значение, так: «феню ботать» – говорить на жаргоне воров, «кумекать» по-свойски; «гнилой пассажир» – хитрый или ненадежный человек; «хозяин» – начальник исправительного учреждения.

На содержание жаргона, конечно, накладывают свой отпечаток и условия содержания лиц, отбывающих наказание, а также официальная терминология, принятая в системе МВД («лагбандитизм», «лагерное дело», «отказчик» – осужденный, уклоняющийся от работы).

Сформированный в замкнутом пространстве тюремный жаргон в обиходе между лицами, отбывающими наказание, нераздельно сосуществует с родным языком и выполняет наряду с последним коммуникативную функцию. Поэтому каждый осужденный волей-неволей познает его и использует в повседневной жизни.

Опасность глубокого проникновения уголовного разговорного диалекта в среду осужденных не является надуманным преувеличением. Вначале циничные термины, подобно словам – «клещам», крепко впитываются в повседневную речь лиц, отбывающих наказание, а затем начинают исподволь воздействовать на сознание, разрушать психологию человека. Постепенно под влиянием особо сложившейся речи происходит и негативная переоценка ценностных ориентаций. Осужденный, теряя свой естественный язык, все более отдаляется от норм обычной жизни и начинает активно впитывать ценности криминальной среды.

Кроме того, в жаргоне закрепляются и передаются из поколения в поколение принципы поведения и установления преступного мира, например «не жухай» – не бери вещь тебе не положенную; «не закладывай» – не выдавай других соучастников преступления на допросе; «подрезать бороду» – выиграть в карты деньги, продукты. Тем самым он своеобразно способствует стабилизации субкультурных отношений в местах лишения свободы.

Вместе с тем в пенитенциарных учреждениях сохраняются и различные ответвления в жаргоне. Хранителями их являются представители различных криминальных образований. Наркоманы нередко пользуются своими терминами, члены этнических группировок – своими. Представителям же «авторитетов» уголовной среды предписано знать собственный корпоративный язык. По обычаю привычные правонарушители осуществляют с использованием жаргонных слов и символических знаков шифровку передаваемой информации, чтобы обеспечить защиту своей группировки и организовать без помех совместную противоправную деятельность. Подобная тактика поведения в настоящее время распространена практически во всех организованных сообществах.

Таким образом, в исправительных учреждениях уголовный жаргон существует как самостоятельная часть субкультуры и имеет тенденцию к дальнейшему совершенствованию. Знание его существенно облегчит работу персонала ИУ по выполнению поставленных перед ним оперативно-профилактических задач. Нейтрализация же данного явления в пенитенциарных учреждениях должна осуществляться посредством расширения общеобразовательного обучения, а также установления постоянных связей лишенных свободы с общественными, религиозными и иными организациями, имеющими духовно-нравственную ориентацию деятельности.

Неотъемлемым элементом подкультуры осужденных являются и татуировки. Наибольшую популярность среди обитателей пенитенциарных учреждений они получили в 30-е гг. настоящего столетия. Сегодня мы можем констатировать, что ни одна из категорий населения не отличается таким пристрастием к «наколкам», как лица, отбывающие наказание.

По данным А. Г. Бронникова, от 25 до 95 % осужденных имеют татуировки. По результатам проведенного нами исследования наибольшее распространение они получили в исправительных колониях особого режима (96 % лиц, отбывающих там наказание, обладают ими).

Исследования других криминологов также подтверждают, что в подавляющем большинстве случаев татуировка не предшествует преступлению, а следует за ним. С возрастанием числа судимостей растет процент татуированных и количество рисунков на теле преступника.

По своей форме и содержанию татуированные изображения весьма разнообразны и дать исчерпывающие объяснения им крайне трудно, тем более, что у различных категорий осужденных они могут иметь неодинаковое смысловое значение. Классифицируя их, исследователь А. Г. Бронников отметил, что татуировки на поверхности тела обычно выражаются в форме: даты (цифры); отдельных букв; слов или сочетаний букв (аббревиатуры); текста, рисунков и условных знаков (символов); комбинированных вариантов указанных форм.

Каждая из этих форм играет свою особую функциональную роль. Так, даты преимущественно обозначают год рождения, начало и конец срока отбывания наказания. Отдельные слова, набор букв читаются (расшифровываются) как сочетания начальных букв других слов. Такие аббревиатуры (особенно, если они образовали новые, самостоятельные слова) популярны среди осужденных в силу своей способности отразить их ценностные ориентации таинственным и неоднозначным языком. Они представляют собой так называемые «криптограммы» (своеобразную тайнопись) и являются понятными исключительно для людей своего крута. В качестве примера можно привести следующие буквосочетания: «слон» – «смерть легавым от ножа» или «Соловецкий лагерь особого назначения»; «зло» – «за все легавым отомщу» или «заветы любимого отца»; «ира» – «идем резать актив».

Татуированные же тексты связаны, как правило, с преступной деятельностью и лишениями в жизни правонарушителей и обычно бывают в виде изречений, заклинаний, сетований на судьбу, угроз и т. п. К примеру: «Пусть подлости прощает бог, а я не бог и не прощаю»; «Они устали ходить под конвоем» (на ступнях ног); «Тишина и покой, здесь не нужен конвой» (под изображением могильного креста).

Наибольшую значимость в среде осужденных имеют татуировки в виде рисунков.

По художественному оформлению их можно классифицировать на орнаментальные, подражательно-художественные, символические.

Для криминологии интерес представляет их деление по смысловому значению. Среди лиц, отбывающих наказание, они делаются не ради украшения, а имеют символическое значение, определенный смысл.

По таким татуировкам можно установить образ жизни лица до осуждения, его стремление обладать каким-либо качеством. К примеру, те, кто пристрастился к употреблению наркотиков, наносят на тело рисунок в виде цветка мака или сердца и иглы. Осужденные физически сильные, обладающие упрямым характером, присваивают себе символ в виде «царя птиц» – орла.

Кроме того, татуированные рисунки также фиксируют неформальный статус индивида в местах лишения свободы. Нами уже отмечалось, что представители группировок «авторитетов» всегда выделяли свое особое положение в исправительных учреждениях. Чтобы дополнительно подчеркнуть это, они придумали для себя и своего окружения своеобразные знаки, иметь которые другим категориям лиц, отбывающих наказание, запрещалось. Так, в 40-50-х гг. символизирующим знаком «вора в законе» обычно были две восьмиугольные звезды, наносимые на плечах. Иногда они татуировались на коленных суставах, что означало: «Не встану ни перед кем на колени» (ни перед судом, ни перед другими уголовниками). Впрочем, впоследствии все чаще знаком «авторитетов» становились кресты, внутри которых изображались карточные масти. Если в старину на халатах арестантов нашивался бубновый туз, то в новые времена символом высшего отличия стала пиковая масть. Ее могут носить на теле лишь те, кто заслуживал безусловное доверие в криминальной среде. Осужденные с татуированными изображениями «младших» карточных мастей обязаны подчиняться «старшим».

Вместе с тем в сообществе привычных правонарушителей культивируются и татуировки, отражающие их ценностные ориентации. Так, нанесенные на тело череп и корона – символы стремящегося к власти; корона, нарисованная на спине человека, указывает на его принадлежность к «отверженным» (наносится насильственным путем); изображенный палач – символизирует почитание «воровского закона»; татуированный кинжал (меч, нож, топор) говорят о непримиримости осужденного к правоохранительным органам.

И, конечно, татуировки фиксируют определенные этапы преступной деятельности их носителей. Они указывают на вид совершенного преступления, количество судимостей, а также на срок нахождения в местах лишения свободы. В преступной среде, как известно, пребывание в исправительных учреждениях традиционно считается предметом гордости. Знаком «отсидки» срока наказания являются татуировки перстней на пальцах (один перстень – первая судимость, два перстня – две судимости и т. д.) или церковных куполов. На длительность нахождения в местах лишения свободы указывают изображения цепей, кандалов, тюремных решеток. Особую роль играет изображение колоколов, означающих, что лицо отбыло срок «от звонка до звонка» (без помилования, амнистии, досрочного освобождения), чем оно заслуживает особого доверия.

Отдельные татуировки играют функцию удовлетворения своеобразных эстетических вкусов лишенных свободы. Чтобы дать читателю представление о подобных рисунках, обратимся к работе М. Н. Гернета. По данным ученого, характерными изображениями на теле арестантов были, например: нагая женщина с цветком в руке; сердце, пронзенное стрелою; роза с бутоном и листочками; турчанка в чадре и шароварах; женские головки; летящий орел.

Описание функции татуированных символов во многом объясняют причины их массового распространения среди осужденных, хотя в научных источниках нет единого мнения по данной проблеме.

Так, известный ученый Г. Тард отказывался видеть разумные причины, объясняющие столь широкое распространение татуирования среди лиц, отбывающих наказание, и не усматривал в этом обычае никакой пользы для них. С точки зрения здравого смысла, считал он, могут быть лишь две причины: подражание и скука в изоляции от общества.

В приведенном объяснении есть рациональное зерно. Действительно, если брать во внимание среду несовершеннолетних правонарушителей и осужденных молодежного возраста, то указанное имеет место. Длительная изоляция от общества, однообразие повседневной жизни, свойственная молодым бравада друг перед другом, желание показать себя людьми «опытными» в криминальном ремесле, стремление завоевать авторитет среди своего окружения побуждают воспитанников и осужденных молодежного возраста следовать устоявшемуся обычаю «тюремной жизни». «По молодости», «От нечего делать», «Хотел, чтобы меня уважали», «Из-за чувства коллегиальности», «Все имеют наколки, а я что, хуже всех?» – таковы, в основном, ответы на вопрос о мотивах, побудивших их нанести татуировку.

И все же эти объяснения не могут в полной мере объяснить причины столь широкого распространения татуировок. Причины заключаются не только и не столько в произвольном выборе и личных пристрастиях самих осужденных. Здесь действуют объективные обстоятельства, преодолеть которые люди, попавшие в места лишения свободы, чаще всего не в состоянии.

По сути дела, не «от скуки» привычные правонарушители подвергают себя болезненной процедуре татуирования, грозящей заражениями и воспалениями. Главные причины лежат глубже. Те, кто приобщается к субкультурной среде, не могут не подчиниться ее обычаям и другим ценностным ориентациям. Они же, совершая преступления, чаще всего изолировались от общества, и, естественно, переносили в пенитенциарные учреждения атрибуты своей подкультуры. Носители татуировок претендовали на лидерство, так как хранили на теле знаки-символы принадлежности к преступному миру. И наконец, людям по природе свойственно подражать более сильным индивидам из своего окружения. В изолированном сообществе это происходит всегда последовательно и интенсивно. Именно поэтому, на наш взгляд, нанесение татуированных символов в среде осужденных приобрело массовый характер и обычай татуировки стал всеобщим для них.

Таким образом, татуировки выполняют в среде лиц, отбывающих наказание, различные функции, в том числе опознавательную (т. е. дают возможность определить статус правонарушителя), сигнализации (нанесение татуировки для того, чтобы заклеймить, закрепить положение изгоя) и ценностно-ориентационную.

Преодоление культа татуирования в пенитенциарной общине возможно лишь на основе нейтрализации причин его распространения. Сведения же о татуировках следует использовать в оперативнорозыскной деятельности, следственно-криминалистической практике, а также в воспитательных мероприятиях по профилактике распространения татуировок в среде осужденных.

Обычно непременным атрибутом быта лиц, отбывающих наказание, являются игры, развлечения. Вряд ли в какой другой замкнутой среде они приобретают значение самостоятельного элемента подкультуры. Особое место среди них занимают карточные игры. Терминология, связанная с карточной игрой, весьма обширна: для обозначения игральных карт известна масса синонимов, например – «картинки», «стирки», «колотушки», «святцы», «библия» и т. п.

Карточная игра среди привычных правонарушителей была распространена издавна и на воле, и в местах лишения свободы. Еще в XVII в. предписывалось тюремному персоналу не дозволять арестантам «зернью и в карты играть». Популярна она и в нынешнее время, о чем свидетельствует дисциплинарная практика исправительных учреждений, различные публикации и результаты опроса осужденных (см. табл. 12).

Таблица 12

О СТЕПЕНИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ КАРТОЧНОЙ ИГРЫ В ИУ

Отечественные исследователи М. Н. Гернет, С. В. Максимов, Д. С. Лихачев подробно описали в своих трудах сохранившиеся до сих пор обычаи-правила, относящиеся к карточной игре. Последний считает, что у осужденных она в значительной степени связана с суеверием и носит характер своеобразного примитивного культа. Он, по нашему мнению, не далек от истины.

Счастливая карта, удачная игра выступают нередко в роли судьбы. От результатов игры во многом зависит статус лица в неформальных отношениях, его материальное состояние, жизнь и честь. Ставкой в них бывают деньги, одежда, продукты и пр., свое или чужое. В 40-50-е гг. в исправительно-трудовых лагерях было обыкновение использовать человеческую жизнь в качестве ставки. На практике это происходило чаще в том случае, когда неудачный игрок исчерпал во время игры все доступные ему имущественные ставки, но тем не менее желал продолжать игру: он предлагал или принимал условно, что если он вновь проиграет, то убьет какое-либо определенное лицо («игра на двадцать восьмого в очереди за баландой») или просто человека, который появится в том уединенном месте, где происходит игра («игра на пятого, кто войдет в барак»). В настоящее время должников нередко обязывают совершить преступление или выступить в роли виновного в преступлении («громоотвода»). Широкое распространение имеет и практика «перенесения долга», когда проигравший в данном сеансе карточной игры расплачивается с выигравшим суммой, которую был должен ему другой осужденный. При этом согласия последнего, как правило, не требуется.

Неуплата карточного долга – самое серьезное нарушение уголовных традиций и обычаев, величайший позор в среде осужденных. Должника чаще всего «отвергают» насильственным путем на низшую ступень в иерархии лиц, отбывающих наказание. Коллективные «правилки», избиения, иногда со смертельным исходом, проигравшего– явление обычное в исправительных учреждениях, и никто из осужденных не решается помешать расправе. «Ответчик» ведь сам мог оказаться в роли «истца»: когда он начинал игру, то рассчитывал на ее успешный исход.

Таким образом, карточные игры между осужденными порождают, в большинстве своем, конфликтные ситуации в их среде, разрешение которых связано с насилием над личностью.

В юридической и исторической литературе описаны и другие игры осужденных («Киршин портрет», «На оленях прокатить», «Игра в ложки и банки»).

Они, как правило, связаны с ограничениями, налагаемыми жизнью в пенитенциарных учреждениях, и ценностными ориентациями. В сообществе лиц, отбывающих наказание, для иерархической диагностики, помимо признания криминального профессионализма и исправного следования предписаниям уголовных традиций и обычаев, важной является способность к стойкому перенесению страданий, которыми зачастую чреваты эти «игры».

В своеобразной форме подобные развлечения сохраняются в среде несовершеннолетних правонарушителей. Особенно ярко они проявляются в процедуре встречи и испытаний новичков-подростков. Этому служат всевозможные развлечения, чаще всего издевательские и жестокие. Чтобы определить, что представляет собою прибывший, молодые правонарушители сохранили систему игр-проверок, чтобы установить, знает ли он обычаи, неформальные правила поведения, принятые в уголовной среде.

Изучение начинается с расспросов о его биографии. Следующий прием – как он реагирует, например, на брошенное полотенце, мыло, одежду. Поднял, значит, «поклонился» (покорился). Обычай гласит: «Не я ронял, не я должен поднимать». Затем наступает самый важный этап проверки – всевозможные игры, связанные, как правило, с насилием над личностью. Чаще всего применяются игры в «Хитрого соседа», «Посчитай звезды», «Банки». Если новичок не выдержал испытания, его зачисляют в разряд «отвергнутых», т. е. обрекают на унизительное существование.

Главное в этих играх-проверках – не столько выяснить личность, сколько подавить волю тех, кто попал впервые в камеру, подчинить их власти криминальных «авторитетов», приобщить к пенитенциарной общине.

Кроме того, отдельные игры в среде осужденных вызваны обилием насекомых в следственных изоляторах, тюрьмах, исправительных колониях. Еще С. В. Максимов, М. Н. Гернет описали «устроение состязаний» вшей и тараканов.

В настоящем разделе исследования мы не будем подробно останавливаться на кличках, уголовном фольклоре и прочих атрибутах преступного мира. Данные элементы подкультуры в местах лишения свободы своеобразными особенностями не отличаются.

Резюмируя вышеизложенное, можно сделать вывод, что тюремный жаргон, татуировки, азартные и прочие игры являются в местах лишения свободы самостоятельными элементами субкультуры. Их сохранение и развитие обусловлено ценностными ориентациями правонарушителей, а также своеобразными условиями жизнедеятельности пенитенциарных учреждений. Игры, развлечения-проверки порождают в ИУ конфликтные ситуации и различного рода насилия над личностью осужденного. Их профилактика будет способствовать оздоровлению оперативной обстановки в исправительных учреждениях.