Голова гудела, словно растревоженный улей. Разбитая челюсть ныла так, что впору было орать от боли, и все же Зариан сдерживал себя. Вкус крови во рту почти не ощущался, несмотря на то, что с левой стороны недоставало пары-другой зубов, выбитых поганым наемником. Щека раздулась так, что перекосило лицо, однако и это не трогало начальника стражи. Торопливо идя по коридорам дворца в сопровождении двоих воинов, он думал только о случившемся, о столь неожиданной встрече. Ему до сих пор не верилось, что все это было с ним наяву.

Итак, Вазгер вернулся. Зариан не знал, как наемнику удалось выжить после изгнания, однако это произошло. Вазгер не только выжил, но и заявился во дворец, неведомо как миновав охрану. То, что наемник знал о существовании галереи, наводило на определенные размышления: выходит, он был не один, кто-то помогал ему, выдав дворцовые тайны. Но с этим можно было разобраться и позже, тем более что поиск предателей в сложившейся ситуации был бы неуместен. У стражи и гвардии сейчас хватало других проблем, причем куда более серьезных. Обстановка в городе складывалась далеко не лучшим образом, да еще ко всем бедам присоединился пожар.

А еще не давало ему покоя, почему Вазгер не убил его? Отчего не решился воспользоваться представившимся шансом раз и навсегда отомстить за все, что ему пришлось пережить благодаря его — Зариана — вмешательству? Ведь сам начальник стражи так и поступил бы, будучи на месте Вазгера: наемник имел полное право разделаться со своим личным врагом.

Во дворце творилось полное безумие, и отчасти в нем был повинен Вазгер. Зариан узнал о том, что после стычки наемник вломился в комнату Дагмара в Западной башне. Он не мог понять причин, побудивших Вазгера сделать это, однако начальник стражи прекрасно понимал, что наемник не станет подвергать опасности собственную жизнь, показываясь в самом сердце Мэсфальда только для того, чтобы пощекотать кое-кому нервы. Но что мог искать Вазгер в покоях короля? Как он вообще мог столь легко отыскать во дворце необходимую ему комнату? Зариан вновь и вновь убеждался, что здесь не обошлось без посторонней помощи. Может, во дворце Вазгер и был один, однако кто-то, несомненно, объяснил ему планировку помещений. Все это очень не нравилось начальнику стражи, однако сейчас он хотел понять, что наемник искал в королевских покоях, ради чего подвергал себя такому риску? Зариан твердо собирался выяснить это, он и не думал отпустить Вазгера просто так и снести оскорбление. Это ничего, что наемник уже покинул дворец, Зариан надеялся догнать Вазгера, чего бы это ни стоило. И тогда они раз и навсегда решат, кому суждено жить, а кому умереть.

Выйдя во двор, начальник стражи быстрым шагом приблизился к фонтану, снег в чаше которого уже был истоптан множеством ног. Перешагнув через поребрик, он подошел к бронзовому лебедю и бросил взгляд вниз, в спрятанный между крыльев колодец.

— Значит, он скрылся там? — задумчиво произнес Зариан, оборачиваясь к застывшему чуть позади воину. Дворцовая стража держалась на расстоянии: наемника-то они проворонили.

— Так точно! — незамедлительно ответил воин. — Мы сначала не поняли, куда он подевался, — не утонул же… А уж потом эту дыру заметили. Пес его знает, куда она ведет, но, говорят, это водовод. Что на другом конце, неизвестно, но старикашка здесь больше не показывался: или отсиживается внутри, или уже выбрался где-нибудь подальше отсюда.

Зариан нахмурился и окатил собеседника жгучим взглядом:

— Этот старикашка, как ты его назвал, десятерых таких, как ты, одной левой перешибет, так что добрый тебе совет — заткни пасть, когда не знаешь, о ком говоришь.

— Да ему просто повезло, — попробовал было возразить воин, позабыв о том, что перед ним не кто-нибудь, а сам начальник городской стражи. — Всяко бывает… Ну не догнали мы его, позволили уйти, так не записывать же старика из-за этого в герои!

— Молчать! — разозлившись, рявкнул Зариан и с трудом удержался, чтобы не пересчитать воину зубы.

Тот, поняв наконец, что начальник стражи отнюдь не шутит, решил не искушать судьбу и не перечить ему. Зариан вновь перегнулся через лебединое крыло и посмотрел в колодец. Ему пришлось изрядно поднапрячься, чтобы разглядеть на стенке темное пятно отверстия водовода.

— Несите веревку, быстро, — коротко приказал начальник стражи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Он не нервничал, просто вынужденное бездействие раздражало гораздо сильнее нерасторопных гвардейцев и стражников. Вопрос явно поставил воина в затруднение, и Зариан громко выругался, глядя, как тот озирается, пытаясь решить такую проблему, как поиск веревки. Медлить не хотелось, тем более что каждая потраченная зря минута давала Вазгеру дополнительную фору. Торопливо расстегнув застежку плаща, начальник стражи стянул его с плеч и перебросил воину, а сам, покрепче ухватившись за крыло скульптуры, перелез через него, после чего приказал дать ему конец плаща. Надеясь, что материал выдержит его вес, Зариан наконец разжал-таки вторую руку, которой все еще цеплялся за лебединое крыло. Послышался негромкий треск, ткань натянулась, но не лопнула.

— Опускай! — крикнул Зариан. На этот раз его команда была исполнена незамедлительно. Воины, вдвоем держа плащ, начали медленно спускать начальника стражи в колодец, стараясь избежать слишком резких рывков. Зариан же, поглядывая то наверх, то перед собой, осторожно перебирал ногами. Кираса едва слышно позвякивала, время от времени ударяясь о стену, но Зариан не обращал на это внимания, сосредоточившись на спуске. Когда его ноги ощутили пустоту вместо привычного скользкого камня, он крикнул, чтобы его опустили еще немного, однако почти тотчас выяснилось, что плащ оказался короток и не хватало доброй пары локтей для того, чтобы без проблем перебраться в водовод.

Зариан мог, конечно, влезть в него ногами вперед, однако он прекрасно понимал, что развернуться внутри ему навряд ли удастся, а ползти невесть сколько задом наперед начальник стражи не собирался.

Держаться за плащ было неудобно, руки так и норовили соскользнуть, а искупаться в ледяной воде Зариану совсем не хотелось. Нужно было придумать что-то как можно скорее, иначе начальник стражи рисковал не успеть даже выбраться из колодца до того, как его руки перестанут удерживать тело над поверхностью воды.

— Возьми этого придурка за ноги и заставь его свеситься вниз! — проорал Зариан, найдя наконец выход из положения. К чести воинов, они исполнили приказ довольно быстро. Плащ несколько раз дернулся, а затем Зариан резко провалился вниз и от неожиданности едва не сорвался в воду. Впрочем, сапоги он все-таки намочил: воин излишне далеко перевалился через крыло и потому Зариан опустился ниже, чем нужно. Отверстие водовода оказалось как раз на уровне рук, крепко вцепившихся в плащ, а потому начальнику стражи пришлось подтянуться, чтобы ухватиться за край и забросить в водовод верхнюю половину тела. Воины что-то крикнули ему, однако Зариан не расслышал, полностью втиснувшись в отверстие. Кираса противно скребла по камню, не оставляя ни малейших сомнений в том, что, когда он выберется наружу, доспех будет покрыт царапинами. Впрочем, это нисколько не волновало Зариана, все мысли его сейчас занимал только наемник. Начальник стражи сознательно не взял с собой никого — это дело касалось лишь его и Вазгера, он не желал вмешательства посторонних. Была и еще одна причина, побудившая Зариана столь поспешно последовать за сбежавшим из города наемником, хотя сам начальник стражи не желал себе в этом признаться. Несмотря ни на что, Зариан присягал когда-то на верность Мэсфальду и должен был остаться здесь до конца, но трезвый разум твердил совершенно иное. Не будет никакого проку в том, что он глупо погибнет во время захвата золонианами города или попадет в плен. Эта неожиданная погоня одновременно спасала Зариану жизнь, позволяя покинуть Мэсфальд под благовидным предлогом.

Размышляя о Вазгере и о происходящем сейчас в Мэсфальде, Зариан не заметил, как впереди показался свет. Миновав выломанную решетку, Зариан отметил, что она снята очень недавно и скорее всего самим наемником: сколы на камне были слишком свежи. Значит, Вазгеру удалось выбраться из водовода…

Открытое пространство, на котором оказался Зариан, встретило его слабым, но колючим ветром. Начальник стражи поежился и мысленно отругал себя за то, что не догадался захватить с собой что-нибудь теплое: в городе ему хватало собственного тяжелого плаща, но он остался у воинов, во дворце. Однако теперь корить себя было поздно, тем более что Зариан вновь вспомнил о Вазгере: наемнику повезло и того меньше — искупавшись в ледяной воде, он навряд ли мог разыскать сухие вещи, а значит, был вынужден бежать в том, во что был одет.

Неподалеку Зариан заметил пятерых воинов, спешащих куда-то. Бывший начальник стражи торопливо присел, стараясь стать менее заметным, и принялся отдирать от кирасы знаки отличия.

Когда золониане ушли, Зариан вновь выпрямился и осмотрелся. Вазгер оставил четкие следы на снегу, и начальник стражи двинулся вслед. Перебравшись через реку, Зариан оказался на дороге и остановился. Здесь следы терялись, и неизвестно было, где теперь искать Вазгера. Начальник стражи впервые подумал о том, насколько бредовой была эта идея с погоней, однако он не собирался сдаваться. Должно было быть хоть что-то, что указало бы ему правильный путь. Ведь Вазгер проник во дворец не просто так, а с определенной целью, и если узнать, что искал там наемник, то можно определить, куда он отправился.

Вазгер зачем-то проник в комнату Дагмара, причем настойчивости его можно было позавидовать — выходит, то, что нужно было наемнику, находилось именно там. В комнате Дагмара на полу валялись осколки меча. Каменного меча. До Зариана доходили слухи, что у Дагмара есть самоцветный клинок, к тому же ни для кого не было секретом, что бывший король Мэсфальда любил дорогие камни.

Камни — это-то и было ключевым словом, напомнившим начальнику стражи давний разговор, происшедший в подземелье Черного Замка. Тогда Зариан не уделил речам Вазгера должного внимания. Тогда, но не теперь. Отчаянные крики Вазгера о легендарном Пламенеющем Шаре сейчас уже не казались Зариану нелепицей. По крайней мере, для наемника все это было правдой, в которую тот безоговорочно верил. Для Зариана это по-прежнему были пустые слова — он считал Дар Богов выдумкой, но Вазгер, похоже, нет.

В комнате Дагмара нашли обломки самоцветного меча, но ведь, по легенде, и Дар Богов — этот пресловутый Пламенеющий Шар, о котором так кричал Вазгер в темнице — тоже был всего лишь камнем. Пусть и обладающим огромной силой, но все-таки камнем! Наверное, в драгоценный меч Дагмара был вделан некий камень, который Вазгер принял за Пламенеющий Шар или его осколок…

Итак, наемник считает, что стал обладателем легенды, а что это означает? Зариан усмехнулся, довольно ударив ладонью о ладонь. Конечно, почему он не додумался до этого раньше? Вазгер добыл камень и теперь должен доставить его Кальмириусу, главе Собора Великих Змеев. А в Себорну, столицу Империи и драконью обитель, от Мэсфальда ведет только одна дорога. Наемнику некуда свернуть с нее, и он не настолько глуп, чтобы пробираться в Себорну лесами — Вазгер спешит и выберет наиболее короткий и легкий путь, пусть даже и небезопасный.

Зариан опять усмехнулся — он уверовал в собственные силы. Он догонит наемника, чего бы это ни стоило. Догонит и убьет его.

Со стороны города тянуло гарью, пожар все разрастался, но даже это не привлекало внимания начальника стражи. Он торопливо шел по дороге, то и дело оглядываясь по сторонам, а потому появившийся позади всадник не застал его врасплох. Решение пришло мгновенно, и еще до того, как тот приблизился, Зариан уже знал, что станет делать. Воин ехал неторопливо, но все же гораздо быстрее, чем шел начальник стражи, а потому и нагнал его довольно скоро. Одежда Зариана была весьма примечательной, особенно бросалась в глаза его вычурная кираса, присущая воину, занимающему высокое положение. Неудивительно, что это заставило всадника насторожиться, однако золонианин допустил ошибку, подъехав слишком близко. Поравнявшись с Зарианом, он чуть наклонился в седле и окинул того внимательным взглядом, сразу определив в нем бывалого воина, но отсутствие знаков отличия сбивало с толку: всадник никак не мог решить, как относиться к Зариану.

— Ищешь кого? — так и не определившись, вымолвил золонианин, опередив идущего и загородив ему дорогу. Зариан согласно кивнул, также останавливаясь и подняв на всадника немигающий взгляд.

— И кого же? — любопытствующим тоном произнес воин, не думая о возможном подвохе.

— Лошадь, — коротко ответил Зариан, одновременно вскидывая руку. Лишь в самый последний момент, заметив опасность, золонианин попытался уклониться, но противник оказался проворнее, чем можно было ожидать при его возрасте. Тяжелый нож вошел всаднику в шею, вышибая его из седла и бросая в снег. Животное, казалось, даже не успело понять, что случилось, и не испугалось, оставшись стоять посреди дороги. Зариан склонился над бьющимся в агонии воином и резким движением выдернул нож. Тело все еще продолжали сотрясать слабые судороги, а начальник стражи уже снимал знаки отличия и возился с застежкой плаща. Убитый оказался десятником. Повозившись немного, Зариан закрепил новую бляху на груди вместо прежней и выдернул из-под мертвеца плащ, намереваясь хоть частично прикрыть им свою приметную кирасу.

Лошадь оказалась покладистой и лишь несколько раз фыркнула пока Зариан садился на нее. Теперь, заполучив лошадь, он продолжит преследование. Если Вазгер отправился в Себорну верхом, шансы нагнать его не увеличивались.

Чем дальше Зариан продвигался по дороге, тем больше золониан попадалось ему навстречу. Он сознательно не гнал лошадь, чтобы не привлекать лишнего внимания, справедливо рассудив, что еще наверстает упущенное на тракте. Если, конечно, Вазгер направился именно по нему… Однако об этом думать не хотелось, поэтому Зариан стиснул зубы и сосредоточился, внимательно осматриваясь, стараясь не попадаться на глаза тем, кто был рангом выше десятника.

Время шло, и Зариан, осмелев, стал с остервенением погонять лошадь, заставляя ее вкладывать в бег все силы. Он знал, что загонит ее, но разве это что-то решало? Вазгер был где-то там, впереди. Один раз наемнику удалось избежать гибели, затем это случилось еще раз, но теперь Зариан не собирался его отпускать.

Покровители не допустят этого. Ибо боги справедливы.

* * *

Стало еще холоднее, день клонился к вечеру, а пронизывающий ветер еще больше усугублял положение. Вазгер начал замерзать. Железная кольчуга не могла сохранить тепло, а обледеневшие штаны больно царапали ноги. Впрочем, Мэсфальд остался далеко позади, и бежать было не от кого. Впереди его ждала Себорна и Змей Кальмириус, который наконец-то получит свой вожделенный камень. Что дракон будет делать с ним дальше, Вазгера не занимало, однако наемник верил главе Собора Великих Змеев: если тот сказал, что в силах возродить Империю, значит, так тому и быть. Сейчас Вазгера тревожило совсем другое: он хотел как можно скорее добраться до ближайшей деревеньки или поселка, не разоренного войной, и добыть там сухую одежду. Денег у наемника не было, но он рассчитывал выменять на свою кольчугу все, что необходимо для дальнейшего пути.

Холод донимал все сильнее, а ни одного поселения не попадалось навстречу. Ранее Вазгер уже проехал два или три, однако тогда он не рискнул остановиться — Мэсфальд был еще слишком близко. Наемнику несколько раз встречались развилки — некоторые с указателями, то подновленными, то покосившимися от времени, — но каждый раз Вазгер выбирал ту дорогу, по которой он мог быстрее всего оказаться в столице. По иронии судьбы именно на этом пути попадалось меньше всего деревень, и потому наемник стал нервничать. Замерзнуть ему совершенно не светило, и он уже подумывал свернуть с прямой дороги к первой попавшейся деревне, однако случиться этому было не суждено. Лес вновь обступил тракт: с одной стороны густой и темный, с другой — редкий и постепенно сходящий на нет, в огромное поле, однообразие которого скрашивали лишь небольшие заснеженные рощицы, разбросанные то тут, то там. Вот именно на этом участке тракта позади Вазгера и появился всадник. Это не встревожило бы наемника — дорога на то и дорога, чтобы ездить по ней, однако то, с какой скоростью мчалась лошадь, не могло его не насторожить. Вазгер остановился и, обернувшись, принялся глядеть назад, стараясь понять, кто его нагоняет. Мысль о преследовании давно перестала беспокоить его — слишком давно он уехал от города, и все же неприятное предчувствие не отпускало. Когда между Вазгером и скачущим вслед оказалось сотни две с половиной шагов, наемник смог разглядеть, что это золонианский воин, во всяком случае плащ на нем был цвета войск Сундарама. На тракте Вазгеру уже попадались воины Золона, однако никто из них никуда не спешил и в обратную от города сторону не следовал.

Пока еще не зная отчего, Вазгер занервничал: скорость, с какой золонианин гнал свою лошадь, производила впечатление того, будто он не жалеет животное и готов на крайний случай его загнать. Решив не искушать судьбу понапрасну, наемник быстро подъехал к обочине и, спешившись, прикрутил поводья лошади к первой попавшейся ветке, после чего ринулся в лес, глубоко провалившись в снег. Если скачущий по тракту всадник не преследует его, то проскачет мимо. А иначе… Но об этом Вазгеру не хотелось и думать, он уже верил в то, что ему удалось уйти от погони и путь в Себорну свободен.

Наемник отошел от дороги на полсотни шагов, когда всадник достиг того места, где он оставил лошадь. Спрятавшись за толстым сосновым стволом, Вазгер пригляделся, стараясь рассмотреть, кто это такой. То, что золонианин остановился, насторожило наемника еще больше.

Мужчина спешился, а потом произошло то, чего наемник не ожидал. Воин развернулся в сторону леса и громко крикнул:

— Вазгер! Я знаю, что это ты и что ты меня слышишь. Я не намерен бегать за тобой, если ты все еще считаешь себя мужчиной, то выйдешь сам!

Наемник стиснул зубы. Этот голос он узнал бы даже через много лет. Там, на дороге, стоял Зариан, теперь уже в этом не было сомнения. Предатель звал его на дорогу.

Вазгера не тронула речь Зариана, он даже фыркнул, не сумев сдержаться.

«Не дамся!» — сказал себе наемник. Он не имел права выйти, зная, что в лесу у Зариана не будет ни малейшего шанса настигнуть его. Лес был спасением, шансом добраться до Себорны живым. По лесу можно было уйти куда угодно, если знать и понимать его. Лес может уберечь, а может и погубить, если не видеть в нем жизни. Вазгер видел.

— Вазгер, я не слышу тебя! Не разочаровывай меня, ведь я ожидал от тебя куда большего! Давай выясним все раз и навсегда!

Наемник стиснул кулаки, ногти больно впились в ладони. Он все еще не знал, как следует поступить. Вазгер мог бы уйти прямо сейчас, но ему не хотелось оставлять лошадь, и потому он хладнокровно обдумывая, можно ли что-нибудь изменить в сложившейся ситуации. Наемник, бесспорно, добрался бы через лес до ближайшей деревни, идя на почтительном расстоянии от дороги, но не теряя ее из виду, но кольчуга была словно лед, а ноги совершенно закоченели. Так или иначе, но без лошади Вазгер плохо представлял себе свое будущее.

— Сволочь! — Наемник в бессильной злости ударил кулаком о дерево.

— У тебя мало времени, — вновь подал голос Зариан. — Или ты выйдешь сам, или я заставлю тебя сделать это!

«Не выходить!» — приказал себе Вазгер. Он не должен подвергать себя опасности. Спрятанный на груди камень имел гораздо большую цену, чем возможность поквитаться, наконец, с Зарианом. И все-таки он не выдержал. Выдернул ногу из сугроба и по своим же следам двинул к дороге. Наконец Вазгер буквально вывалился на тракт в полутора десятках шагов от предателя.

Почти спрятавшееся в облаках закатное солнце все еще ярко озаряло окрестности, хотя на землю уже начал спускаться сумрак. Свет слепил Вазгеру глаза, и все же он не смог не увидеть перед собой Зариана, стоящего широко расставив ноги и опустившего руки вдоль тела. Предатель стоял спокойно, даже не шелохнувшись, когда наемник выскочил на дорогу.

— Ты не слишком-то торопился, — качнул головой Зариан, извлекая из ножен меч. На лице застыла издевательская усмешка.

— Ублюдок… — прошептал наемник. Предатель все приближался и, когда между ними оказалось всего шагов пять, остановился, выжидающе разглядывая Вазгера. Зариан не делал попыток напасть первым. Он неторопливо снял плащ, а затем развел в сторону руки, в одной из которых был зажат меч, показывая, как все должно решиться. Одно оружие, один поединок… одна смерть — и никак иначе.

Вазгер наконец пришел в себя. С ненавистью взглянув в глаза Зариану, он быстро, но без суеты отстегнул налучье с луком внутри и отшвырнул его, после чего сделал шаг вперед, с шелестом выдирая из ножен меч. Первый его выпад предатель встретил с тяжелой полуулыбкой-полугримасой, но что породило ее — сказать было трудно.

Несмотря на то, что холод сковал мышцы, клинком Вазгер владел по-прежнему хорошо, и даже то, что он уже давно не участвовал в схватке, не мешало ему быть достойным противником в поединке.

Звон мечей разносился далеко окрест, за ним почти не было слышно тяжелого дыхания сражающихся. Вазгер попытался усилить натиск, но не преуспел в этом, хотя уже несколько раз его клинок задевал кирасу Зариана, оставляя на ней неглубокие царапины. Противник не оставался в долгу — Вазгер трижды чувствовал на себе чужие удары, однако кольчуга, доставшаяся от Олмаса, пока что держалась. Во время одного из выпадов наемнику не удалось полностью отбить клинок Зариана, и тот оцарапал ему руку вдоль плеча, но не глубоко и не очень болезненно. Так что навряд ли это можно было назвать большой удачей: рана не лишила Вазгера ни подвижности, ни проворства, да и меч он держал в другой руке.

Удар. Еще удар — и уход в сторону от клинка, вспоровшего воздух перед самым лицом. Выпад — и звон столкнувшихся мечей. Пара тусклых, едва заметных глазу искр, сорвавшихся с клинка… Итогом очередной проведенной Вазгером яростной атаки стал небольшой порез, появившийся у Зариана на бедре, и крошечная царапина на лбу, из которой выступило несколько капелек крови. Затраченные усилия не стоили того — это поняли и наемник, и Зариан. Последний, правда, лишь усмехнулся и перешел в наступление. Это вынудило Вазгера отступить и на какое-то время уйти в глухую оборону. Он сосредоточенно и с остервенением отбивался.

Излишне увлекшись, Зариан поскользнулся и на какое-то мгновение утратил равновесие. Меч его предательски дернулся, и Вазгеру хватило этой доли секунды, чтобы пробить оборону врага и полоснуть его клинком по кирасе и руке. Если бы меч прошелся чуть ниже, наемник рассек бы Зариану сухожилие и тот не удержал бы оружия. Но Вазгер подозревал, что противник его одинаково хорошо владеет обеими руками — это не замедлило подтвердиться. Зариан, изловчившись, перебросил меч из одной руки в другую, при этом ухитрившись вновь поразить Вазгера в то же плечо.

Какое-то время они продолжали сражаться молча. Тишину нарушал лишь звон мечей да хруст снега под ногами. Боковым зрением Вазгер различил вдалеке силуэт всадника: трудно сказать, было ли это на самом деле, однако тот почти тотчас пропал, по всей видимости не рискнув проехать мимо сражающихся.

Меч, сверкнувший в опасной близости от головы, вернул наемника к действительности и вновь заставил целиком отдаться поединку.

— Тебе нужно было убить меня там, во дворце, — тяжело дыша, неожиданно вымолвил Зариан. — Тогда у тебя был бы шанс, а теперь я убью тебя. Ты дважды избегал смерти, в третий раз тебе не удастся обмануть меня, клянусь всеми богами.

— Не клянись, когда ничего еще не решено, — ответил Вазгер. — То, что я не убил тебя в галерее, должно было послужить предостережением. Я сам не понимаю, что остановило меня тогда, что заставило спрятать меч, — возможно, сами Покровители решили вмешаться и предотвратить твою гибель. А может, я просто устал… Но ты не воспользовался представившимся тебе шансом. Ты болен, Зариан, как больны все мы, и я не виню тебя в этом. Да, ты испортил мне жизнь, и все же именно благодаря тебе я сейчас здесь делаю то, что поручено мне Великим Змеем. Но тебя… Тебя я уже не хотел убивать, кара за предательство сама рано или поздно настигнет тебя. Подобное не прощается, и всегда отыщется тот, кто захочет отомстить или наказать за содеянное. Возможно, это сделают боги, а мне все равно. Я просто хотел уйти.

Зариан ответил не сразу, вынужденный какое-то время защищаться от выпадов Вазгера.

— Вот уж не думал, что меня назовет предателем тот, кто вместе с врагом вошел в город, который поклялся защищать, — парировал он. — Ведь ты же был истинным наемником, Вазгер, я хорошо знаю это, а такие, как ты, не могут пойти против нанимателя, если уже получили деньги. У таких, как ты, есть свой кодекс чести… Сам я никогда не верил в него, хотя, видят боги, я все еще считаю тебя лучшим воином из тех, с которыми мне приходилось иметь дело. И мне жаль, что мы с тобой оказались врагами.

Звон мечей и короткие хлесткие удары… У Вазгера уже начала ныть рука, по спине ручьями стекал пот, хотя еще несколько минут назад он замерзал от холода. Кольчуга, казалось, раскалилась, и наемнику хотелось броситься в снег, чтобы хоть немного освежиться. Наверное, Зариан чувствовал себя так же: Вазгер видел крупные капли пота, блестящие у него на висках и на лбу.

— Ты верно сказал, — вновь заговорил наемник. — Я когда-то был верен кодексу, и единственное, чего бы мне хотелось — это остаться верным ему до конца. Однако жизнь порой распоряжается иначе и заставляет делать выбор, которого мы сами не желаем. Да, я предал Мэсфальд, и, даже более того, это с моей помощью золониане получили возможность захватить город. Но я уже не виню себя за это, ибо то, для чего я сделал все, что мне пришлось, я сделал во имя блага Империи!

— Ты сошел с ума! — гаркнул Зариан. — Я знаю, что ты искал в королевских покоях — Пламенеющий Шар. Но его не существует, это всего лишь легенда, которой драконы пользовались столько веков, чтобы укрепить свою власть над Империей. Как ты мог поверить? Ты ведь не так глуп, чтобы позволить задурить себе голову пустыми речами. Как же ты мог пойти против своих убеждений? Ты, который столько лет боролся против Вечных, вдруг решил вернуть прошлые годы?!

— Точно так же, как и ты, — жестко ответил Вазгер. — Когда-то ты тоже предал не только тех, кто верил тебе, но и свои идеалы. Не ты ли, поганый борец за права Вечных, сдал два полка обитателей Изнанки только для того, чтобы вернуться в Мэсфальд и утвердиться на новом месте? И не говори мне, что так было лучше для всех — ты даже сам в это не веришь. Ты прав, мы с тобой оба предатели, но ты хотел одного, а я другого: ты искал благополучия для себя, я же забочусь о миллионах!

— Не мни себя равным богу! — презрительно вымолвил Зариан и, сделав резкий выпад, полоснул наемника по запястью. — Никто не может изменить историю, кроме самих богов. Но они не станут делать этого, и знаешь почему? Они равнодушны, Вазгер, понимаешь ты — равнодушны. Им нет никакого дела ни до тебя, ни до меня, ни до кого бы то ни было, кроме себя самих!

— Я служу не богам, — огрызнулся наемник, отводя блеснувший клинок от лица. — Я служу самому себе и своей вере, чего бы это ни стоило!

— Ты служишь Кальмириусу, — ответил Зариан и еще раз ударил Вазгера в плечо, но кольчуга выдержала. — Хочу, чтобы ты знал: лично я ничего не имею против Великих Змеев, и мне хотелось бы, чтобы их время вернулось, но я, в отличие от тебя, понимаю, что не все возможно в этом мире. Я предал тогда, поскольку видел, что это было единственным из того, что мне оставалось, а ты — что совершил ты, впустив золониан в Мэсфальд?!

Вазгер не ответил и вновь перешел в наступление. Клинок мелькал перед глазами, почти сливаясь в сплошную серую пелену. Очередной удар достиг-таки цели, и Зариан негромко ругнулся, получив укол в плечо и почти тут же в ногу. Но во взгляде его вместо гнева появилось молчаливое уважение.

Некоторое время царило молчание, но его нарушил Зариан:

— Мне кажется, я почти понимаю тебя. Ты сказал, что не хотел убивать меня там, во дворце. Честно говоря, я тоже хотел бы забыть обо всем. Хотел бы, чтобы мы с тобой никогда не встречались. Слишком давно все произошло, чтобы вспоминать сегодня о давних обидах. Но вышло иначе… Я не могу отпустить тебя, а ты не оставишь меня в покое, даже если мы оба решим предложить друг другу мир. Мы не уживемся с тобой в Империи, зная, что не свели друг с другом счеты. Так уж вышло, что мы — одно целое, хотя ты сам еще и не понял этого. Все наши встречи не случайны, как хотелось бы нам с тобой думать, все предопределено заранее.

— Мне хватит того, что совершил я, так что не вешай на меня еще и свои беды, — поморщился Вазгер. — Ты — не я. Когда-то ты предал тех, кто верил тебе, кто сражался с тобой бок о бок, я же пошел против людей, которые отвернулись от меня.

— Не стоит оправдываться тем, во что сам не веришь.

Зариан вновь ударил, и наемник едва успел уклониться, иначе клинок предателя рассек бы ему горло.

— Ты думаешь, это что-то изменит? — сказал Зариан. — У всякого предательства есть своя цена — я знаю это и без твоего хваленого кодекса чести. Я знаю, что рано или поздно понесу наказание — от этого никуда не скрыться, но не забывай, что возмездие коснется и тебя! Ты позабыл об этом, и, видимо, мне придется напомнить тебе.

— Я знаю, Зариан… Я все знаю, — неожиданно тихо ответил Вазгер, так что за звоном мечей его почти не было слышно, но затем голос наемника вновь окреп:

— Я понесу наказание, уготованное мне судьбой, но не раньше, чем отправлю к Райгару тебя. И я хочу, чтобы ты знал: я убью тебя не за то, что когда-то ты хладнокровно вырезал всех защитников форта, не оставив им ни малейшего шанса на спасение — за это предательство пусть осудят тебя Покровители. Я убью тебя не за то, что ты после всего тобой сотворенного посмел вернуться в Мэсфальд и занял там место, которого не был достоин — это останется только на твоей совести. И я убью тебя не за то, что из-за тебя меня изгнали из родного города, запретив возвращаться туда под страхом смерти. В том, что мне пришлось сдать Мэсфальд, есть и твоя вина — но это останется только между нами… Ты умрешь за все твои вины вместе!

Вазгер успел заметить, как глаза Зариана удивленно распахнулись, как рука его едва заметно дрогнула… Наемник не хотел подобной победы, но уже не смог остановить рванувшийся вперед меч. Сталь ударила в голову, разворачивая противника и отсекая правое ухо и щеку. Обливаясь кровью, предатель рухнул на колени. Клинок выпал из его руки, которая тотчас потянулась к страшной ране на лице.

Вазгер опустил меч и сделал шаг вперед, останавливаясь рядом с Зарианом. Тот, подняв голову, взглянул на наемника. Рана превратила лицо начальника стражи в жуткую маску, кровь широким потоком стекала по шее за воротник, капала на дорогу и тускло блестящую, исцарапанную кирасу. Зариан потянулся вперед, то ли пытаясь подняться, то ли желая ухватиться за Вазгера, но не смог сделать этого и завалился на спину, громко застонав и схватившись за лицо. Пальцы тотчас стали темными от крови.

Наемник сделал еще шаг вперед и замер над Зарианом. Тот уже и не думал о сопротивлении, лишь тихонько поскуливал, дрожащими руками закрывая рану. От крови, сочащейся сквозь пальцы, поднимался едва заметный пар. Вазгер вытянул руку с мечом и коснулся клинком обнаженной шеи Зариана. Предатель, несомненно, почувствовал это, но лишь через несколько долгих секунд смог оторвать руки от лица и вновь взглянуть на победителя. Странно, но Вазгер не заметил в его глазах боли — только обиду и сожаление.

— Мы с тобой оба виноваты, — глухо произнес Вазгер. Он знал, что начальник стражи услышал эти слова, но не успел понять их истинного значения.

А затем наемник нажал на меч…

Он не чувствовал себя победителем, хотя и остался жив в этой схватке. Вазгер не мог описать терзающие его чувства словами, и все же на душе было скверно. Подняв плащ, сброшенный предателем перед схваткой, Вазгер осторожно накрыл им мертвое тело, положив сверху меч. Он и сам не знал, отчего поступил так, ведь ему пришлось столько лет дожидаться отмщения. А теперь Вазгер перестал ненавидеть…

Напуганные схваткой лошади разбежались, не помогло даже то, что Вазгер намотал поводья своей на ветку. Где-то вдалеке послышалось глухое ржание, но наемник понимал, что животных ему не дозваться и не поймать. Оставалось лишь одно — идти пешком. Вазгер плохо представлял себе свой дальнейший путь. Сумерки все сгущались, становилось еще холоднее, и наемник опять начал мерзнуть.

Но все же он двинул вперед. Он не имел права останавливаться — висящий на груди камень подталкивал его, заставлял преодолевать боль и апатию. Камень гнал Вазгера дальше, туда, где его ждал Великий Змей Кальмириус, однако наемник уже не думал ни о Себорне, ни о главе Собора драконов. Все его мысли были заняты тем коротким разговором — последним разговором, который произошел между ним и Зарианом. Самое страшное было в том, что наемник прекрасно понимал правоту слов начальника стражи. Зариан заплатил за все сполна, теперь настала его очередь…

Вазгер тоскливо обшарил взглядом окрестности, заметив наконец вдалеке, на другом краю открытого пространства, что-то похожее на деревню. Во всяком случае то, что там находилось несколько домиков, было видно совершенно отчетливо. Дороги, ведущей в ту сторону, Вазгер не увидел и потому решил идти напрямик, прямо по снегу. Свернув с тракта, наемник сошел на обочину. Он отчаянно надеялся, что рано или поздно дойдет до Себорны и донесет Кальмириусу осколок Шара, уже принесший людям столько горя. Вазгер хотел лишь одного — чтобы все поскорее закончилось.

Как это ни странно, но на какое-то время Охотники потеряли камень из виду. Нет, разумеется, они продолжали ощущать его присутствие, но он словно бы отдалился, его зов утратил прежнюю четкость. Однако Райгаровы твари даже не беспокоились — осколок Шара был пока еще близко, на территории Мэсфальда. По всему выходило, что посланник Великих Змеев все-таки добрался до камня и теперь пытается выбраться из города. Разумеется, наверняка ничего сказать было нельзя, однако Охотникам хотелось думать, что дело обстоит именно так.

Начавшийся в городе пожар тревожил, но Берхартер надеялся, что это не помешает посланцу драконов выбраться из Мэсфальда. В противном случае Райгаровым тварям пришлось бы самим отправляться в город, а в нынешней ситуации это было весьма неблагоразумно. Однако пока осколок все еще находился в Мэсфальде. Девятый Охотник мог не думать о нем. Да и что греха таить, другие мысли сами лезли в голову.

Берхартер никак не мог забыть про гибель Энероса. Разве могло создание Незабвенного умереть так же, как обычный смертный, разве мог Райгар допустить подобное?

«А чего ты хотел? — шепнул сидящий в его душе монах Лумиан. — Неужели ты думал, что вы чем-то отличаетесь от людей? Возможно, у вас больше сил и вы можете то, чего не могут другие, но вы же остались смертными, несмотря на перерождение!»

Берхартеру не хотелось верить в это, но он не мог не признать правоту монаха.

Погрузившись в раздумья. Девятый Охотник не сразу заметил, как Дэфин насторожился.

— Пора, — коротко произнес он, толкнув Берхартера в плечо и запрыгивая в седло. Встрепенувшись, Охотник не сразу понял, чего от него хочет Дэфин, но, прислушавшись к своим чувствам, наконец сообразил, что зов Шара вновь стал четким и к тому же шел теперь из-за пределов города.

— Этот драконий слуга оказался удачливей, чем я думал, — между тем хмыкнул Дэфин, на этот раз не бросаясь вперед очертя голову, а терпеливо ожидая, пока Берхартер не заберется в седло.

— Еще неизвестно, кому повезло больше, — ответил Девятый Охотник, посылая лошадь вперед. — По крайней мере, нам не придется самим лезть в город за камнем.

Дэфин буркнул что-то, но Берхартер не расслышал его.

Посланец драконов появился совершенно не в том месте, где его можно было ожидать, и потому он успел преодолеть изрядное расстояние, прежде чем Райгаровы твари смогли понять, куда он направляется. Судя по всему, он даже раздобыл лошадь, поскольку стал удаляться довольно быстро, заставив и Охотников пришпорить коней. Впрочем, особо спешить твари не стали, прекрасно понимая, что преследуемый от них никуда не уйдет. Слуга Великих Змеев спешил прочь от Мэсфальда, и, похоже, в сторону столицы Империи.

Черные Охотники порешили нагнать его на дороге, где будет поменьше свидетелей, хотя ни Берхартер, ни тем более Дэфин не побоялись бы напасть на посланца драконов и в людном месте.

Однако когда твари уже почти подъехали к тракту, ведущему к Себорне, то неожиданно поняли, что они отнюдь не единственные, кто заинтересован в преследовании. Прямо перед ними проскакал одинокий всадник, также направлявшийся прочь от города. В этом не было бы ничего примечательного, если бы все его чувства не рвались наружу, словно из дырявой бочки. Нет, он не просто спешил — он гнался именно за тем человеком, который нужен был Охотникам, только до камня ему не было никакого дела. Тварей всадник даже не заметил, так он был поглощен погоней.

Берхартер и Дэфин переглянулись, чуть придержав лошадей. В намерениях своего сотоварища Девятый Охотник ничуть не сомневался — тому не было до преследователя никакого дела, однако сам Берхартер был несколько иного мнения, потому и предложил немного подождать.

— Ты что, совсем рехнулся? — Дэфин вновь обозлился. — Да я сейчас сам убью этого ублюдка, и уже ничто не помешает нам добраться до осколка Шара.

— Это неразумно, — качнул головой Берхартер. — Пусть лучше этот смертный догонит слугу Змеев: ему не нужен наш камень, он хочет разделаться с его нынешним обладателем… Так вот, если он убьет посланника драконов этого не придется делать нам. Навряд ли преследователь заберет осколок, а потому камень достанется нам.

— Более бредовой идеи я еще не слыхал, — поморщился Дэфин, презрительно взглянув на Берхартера. — А впрочем, мне все равно.

Преследователь уже успел оторваться на добрую четверть мили, а потому Охотники пришпорили лошадей и двинулись дальше, отправившись на зов осколка Пламенеющего Шара и, в то же время, стараясь не слишком приближаться к всаднику, гонящемуся за драконьим слугой.

В этом молчаливом и немного странном преследовали прошло какое-то время, прежде чем Берхартер понял, что Дэфина действительно стало мало-помалу занимать происходящее. В его взгляде появился неподдельный, хотя и не совсем здоровый азарт, но он пока еще продолжал держать себя в руках и не предпринимал активных действий.

Погоня длилась довольно долго, и все же настал наконец момент, когда Охотники почувствовали, что всадник очень скоро нагонит драконьего слугу. Так и произошло: Райгаровы твари проскакали еще целую милю, а потом обладатель Шара остановился. Охотникам не требовалось видеть его, чтобы почувствовать это. Там, где преследователь настиг посланца Великих Змеев, дорога пряталась за небольшим пригорком, и потому происходящее можно было разглядеть, лишь поднявшись на него. Охотники сделали это осторожно, чтобы не попасться на глаза находящимся внизу, и замерли, принявшись наблюдать.

Твари видели все от начала и до конца, не заметив лишь одного — как слуга Змеев спрятался в лесу. Ни Берхартер, ни Дэфин не сделали ничего, чтобы предотвратить разыгравшуюся трагедию, хотя душа Лумиана отчаянно протестовала. Лумиан не понимал, как Охотники могут оставаться столь равнодушными, но не мог ничего противопоставить их трезвому расчету, кроме собственных чувств. Но для Берхартера, увы, это был лишь пустой звук.

Поединок продлился не так уж долго, хотя Охотники не могли не оценить его красоты, вот только завершился он совсем не так, как хотелось бы тварям Незабвенного. Произошло нечто неожиданное — до Охотников долетел сильный всплеск эмоций, который они не могли не заметить. Именно в этот момент драконий слуга и нанес свой удар, разом предопределив собственную судьбу: он избежал одной смерти, однако вторая уже шла за ним по пятам. Решительно и неотвратимо…

Едва только противник посланца Великих Змеев упал, как Дэфин громко выругался и вознамерился ринуться вниз, чтобы наконец-то забрать у смертного принадлежащий Райгару камень, но Берхартер удержал его и на этот раз. Только теперь Девятый Охотник ничего не объяснял, ничего не просил и не уговаривал, он произнес всего одно слово:

— Подожди.

Было что-то в голосе Берхартера такое, чему Дэфин не смог возразить и, придержав уже готового ринуться вперед коня, вновь замер посреди дороги. Оба они молча стояли и смотрели, как слуга Змеев подошел к телу преследователя. Он не задержался надолго, просто посидел какое-то время рядом, а затем медленно направился по дороге, даже ни разу не обернувшись. Шел посланник Змеев тяжело и словно бы бесцельно, однако упрямство, с которым он это делал, ощущалось, как говорится, за версту. Когда драконий слуга отошел от места схватки на две-три сотни шагов. Охотники, наконец, тронулись с места и неторопливо поехали вслед. Спешить им было некуда: сейчас, когда похитивший камень смертный остался без лошади, он не уйдет далеко.

Теперь главенствующую роль взял на себя именно Дэфин. Он стремился побыстрее добраться до осколка Пламенеющего Шара, не обращая внимания на препятствия. Наверное, если бы Берхартер сейчас упал, Дэфин даже не обернулся бы, чтобы помочь.

Охотники съехали с дороги там же, где покинул ее и посланник Великих Змеев. Они все еще видели его, хотя тот успел уйти уже далеко. Трудно сказать, знал ли слуга драконов, что за ним гонятся, однако шел он все так же медленно. Его одинокая фигура темнела на фоне покрытого снегом поля, но там, куда посланец Змеев сейчас направлялся, начали попадаться тесно стоящие небольшие группки деревьев и густых, хотя и безлистных кустов. Чуть в стороне от этих мест располагалось небольшое поселение, и обладатель камня стремился туда, обходя деревья. До домов было еще очень далеко, и, тем не менее, твари погнали лошадей еще быстрее, намереваясь раз и навсегда покончить с этими и без того уже слишком затянувшимися поисками.

Наконец настал момент, когда драконий слуга заметил своих преследователей. Наверное, он не сразу смог поверить этому, поскольку остановился и начал смотреть на скачущих к нему Охотников, будто увидев что-то невероятное, то, чего просто не может быть. А потом развернулся и побежал. Посланник Великих Змеев не мог знать, кем были его преследователи, но это не помешало ему здраво оценить ситуацию. И хоть времени на размышления у него почти не осталось, он все же принял единственно верное решение — побежал не в сторону далекой еще деревни, а к ближайшей рощице. Разумеется, укрыться там тоже было нельзя, однако лошади не прошли бы среди деревьев, а значит, посланец Змеев мог попытаться, перебираясь от одной рощицы к другой, добраться до лесного массива, тем более что скопления деревьев и кустарника начали встречаться все чаще. Но Охотники не намеревались отпускать свою жертву так просто.

Видя, что слуга драконов пытается уйти, Дэфин до боли в ногах стиснул лошадиные бока и, впившись колючим взглядом в спину убегающего, жестко приказал ему: «Остановись!» И… ничего не произошло. Тварь отказывалась верить в случившееся: никто не мог противиться воле Райгаровых созданий. Никто, кроме самих богов, но мысли о Созидателях Мира казались сейчас кощунственными. Боги не могли вмешаться в дела Охотников еще раз — случай с Имиронгом был из ряда вон выходящим, и Райгар должен был позаботиться, чтобы ничего подобного больше не повторилось.

Слуга Змеев меж тем споткнулся и упал, но довольно быстро поднялся и, бросив через плечо взгляд на преследователей, вновь побежал к деревьям. Дэфину показалось, что двигаться ему стало тяжело: в снегу оставались какие-то странные темные следы, однако Охотник был слишком разгорячен погоней, чтобы обратить на это обстоятельство достаточно внимания. А следовало бы…

Берхартер чуть поотстал от Дэфина и потому не сразу разглядел, что происходит, хотя от него не укрылось, что местность пошла под уклон, что из снега тут и там торчат пожухлые пучки травы, а земля под копытами начала едва слышно похрустывать.

Дэфина же сейчас занимал только беглец.

«Умри!» — почти рявкнул он, вложив в этот приказ все свои силы и накопившийся гнев. Подобная концентрация воли могла разорвать человека на куски, но слуга драконов даже не шелохнулся, продолжая, как ни в чем не бывало, бежать вперед. Это походило на какой-то невероятный бред, происходящее просто не укладывалось у Дэфина в голове: человек — простой смертный! — не реагировал на приказ Райгарова создания!

Берхартер чувствовал все столь же остро, как и Дэфин, он не мог не видеть, что происходит на его глазах. Мысленный крик сотоварища полоснул Девятого Охотника по нервам, заставив застонать от боли — хотя приказ был нацелен лишь на обладателя камня, Берхартер ощутил на себе его отголоски. И сквозь обрушившуюся на сознание боль он понял, что же случилось.

— Шар… — напрягшись, крикнул Девятый Охотник Дэфину в спину, стараясь, чтобы голос его был услышан почти взбеленившейся от злости тварью. — Камень защищает этого смертного, наших сил не хватит, чтобы совладать с Даром Богов!

Как ни был разгневан Дэфин, однако смысл сказанного Берхартером дошел до него. Вот только повлияли слова Девятого Охотника отнюдь не отрезвляюще, они еще больше разгневали Дэфина. Издав полный ненависти рык, он резко остановил коня, отчего тот громко и нервно заржал, взвившись на дыбы и едва не вышвырнув своего седока из седла.

А потом руки твари потянулись к луку.

Впервые за долгое время Вазгеру стало по-настоящему страшно. Только ему начало казаться, что препятствия и беды позади, как вдруг все изменилось. Он не слышал преследователей, но что-то заставило наемника оглянуться.

Всадники быстро приближались, и скакали они по его следам, а это могло означать лишь одно — слишком рано он успокоился, зря понадеялся, что все наконец завершилось. Вазгер не представлял, кто бы это мог быть: преследователи не были воинами, они не принадлежали ни к воинам Мэсфальда, ни к золонианам, и, тем не менее, у наемника не было никаких сомнений: гнались всадники именно за ним. Они не станут даже говорить с ним, а просто нагонят и убьют, как затравленного зверя. А еще наемник чувствовал, что этим людям нужен не столько он сам, сколько осколок Пламенеющего Шара.

Решение пришло почти мгновенно. Даже толком не зная, с кем свела его судьба, наемник твердо решил, что не отдаст камень. Слишком долго он сам шел к нему, слишком много исковеркал жизней ради этого треклятого булыжника. Нет, что бы ни случилось, теперь он не отдаст осколок, кем бы ни были эти преследователи.

Вазгер развернулся и побежал. Всадники могли играючи догнать его на открытом пространстве, а потому наемник ринулся не к деревне, а в сторону ближайших деревьев, надеясь под их прикрытием добраться до леса. В какой-то степени это было равносильно самоубийству — Вазгер и без того уже едва шел: все мышцы сковал холод, и, тем не менее, наемник понимал, что скрыться в лесу — его единственный и весьма призрачный шанс на спасение. Шанс, который нужно использовать, во что бы то ни стало.

Бежать было тяжело, и даже не потому, что ноги плохо слушались: очевидно, местность здесь была болотистой и плохо замерзала даже зимой, из-за этого ноги очень скоро начали проваливаться. Сначала совсем немного, почти незаметно, затем по щиколотку. Вскоре появилась и вода. Вазгер уже дважды падал, причем, когда он завалился во второй раз, выставленная вперед рука с легкостью пробила тонкую снежно-ледяную корку и до самого локтя погрузилась в холодную жижу. Наемник ругнулся — до рощицы было еще далековато. Не успел Вазгер подняться и сделать шаг, как его нога резко ушла вниз и провалилась по колено с громким хрустом и чавканьем. Наемник готов был взвыть от досады: как же он сразу не заметил, куда ведет его этот путь? Ведь заболоченную местность можно отличить довольно легко. Видимо, Вазгер на самом деле устал, слишком много сил пришлось потратить ради того, чтобы заполучить наконец камень…

Осколок Шара на груди, казалось, раскалился и теперь обжигал даже сквозь ткань рубахи. Но, Вазгер старался не обращать на это внимания, хотя грудь жгло будто раскаленным железом. Преследователи все приближались, и это заставило наемника припустить еще быстрее, но не успел он пробежать и нескольких шагов, как нога вновь провалилась под лед, а следом! за ней и вторая. Вазгеру стоило огромных усилий вытащить их из холодной чавкающей жижи, но это не помогло ему: сделав еще шаг, наемник вновь провалился в болото, но теперь уже ноги оказались в грязи до самые бедра. Он попытался выбраться, однако с ужасом почувствовал, как проваливается все глубже — медленно, но неотвратимо. Ноги не находили под собой опоры, Вазгера затягивало вниз, и никакие усилия не помогали ему вылезти из ловушки.

Осколок Шара все еще полыхал, хотя и не столь жарко.

— Будь же ты проклят, Кальмириус!.. — в отчаянии пробормотал наемник. — Будь проклята вся ваша поганая власть над Империей! Поступайте теперь как знаете, а мне….

Больше Вазгер ничего не успел произнести. Он еще почувствовал короткий и сильный удар в затылок, а затем навалилась темнота. И не было боли — она просто не успела прийти. Наверное, это можно было назвать милосердием.

Слишком поздно Берхартер увидел, что собирается делать Дэфин, и крик рванулся из его горла уже после того, как тетива, щелкнув, послала вперед длинную стрелу. Девятый Охотник не мог изменить непоправимого, а потому лишь смотрел, как стрела вонзается слуге драконов в затылок, как пробивает голову насквозь и все той же едва уловимой глазом молнией уносится дальше, в сторону рощи. Берхартер видел, как удар бросил посланца Змеев вперед, на хрупкую ледяную поверхность болота, как тело проломило тонкую корку и начало неумолимо погружаться в темную жижу, показавшуюся в разломе и выплеснувшуюся на лед.

— Не-е-ет!!! — не своим голосом завопил Девятый Охотник, с болью и ужасом глядя на тонущего в болоте смертного и на опускающего лук Дэфина, который, казалось, только сейчас понял, что натворил. Слишком поздно.

Берхартер не знал, откуда у него взялись силы, но только рука, уже не дрожа, выхватила из ножен меч. Неизвестно, что двигало Охотником, но навряд ли разум — Берхартер не контролировал себя. Дэфин в последний момент что-то почувствовал, однако сделать ничего уже не успел. Остро отточенный клинок, коротко и резко свистнув, обрушился сзади на шею Райгаровой твари, разрубая позвоночник в выбрасывая Дэфина из седла.

Берхартер почувствовал короткий и сильный всплеск чужого недоумения, ненависти и боли, а потом… Потом все внезапно исчезло, и Охотник понял, что остался совершенно один.

Тело слуги Великих Змеев уже скрылось в болоте, и Берхартер знал, что вместе с ним навсегда исчез и осколок Пламенеющего Шара, ради которого было пройдено столько нелегких испытаний. Охотник все еще чувствовал присутствие камня: казалось, протяни руку — и вот он, однако теперь осколок был надежно скрыт и от смертных, и от Вечных, навсегда исчезнув в глубинах болота. Исчез, унеся с собой надежду выполнить приказ Незабвенного, но сейчас Берхартер уже не думал об этом. Райгар остался где-то в прошедшей жизни, он был реален, но все же очень далек. Райгар был Хозяином и создателем, однако даже он не мог предусмотреть всего.

Берхартер взглянул на Дэфина. Тот лежал в снегу, широко раскинув руки и пустым взором глядя в небо. Один глаз его был широко раскрыт, другой чуть сощурен, из-за чего лицо Охотника приняло слегка ироничное выражение, словно Дэфин даже после смерти продолжал с издевкой относиться к Берхартеру. Во взгляде мертвых глаз не было ожидаемого укора — только ирония. И пустота.

Девятый Охотник постоял какое-то время возле тела. Он знал, что должен что-то сказать, он слишком хорошо помнил слова Дэфина, произнесенные им после смерти Энероса, но все-таки не мог заставить себя нарушить тишину, воцарившуюся здесь.

Смежив веки, Берхартер медленно покачал головой и вновь посмотрел на тело Дэфина.

— Упокойся с миром, — неожиданно для самого себя прошептал Охотник и отвернулся. — Прими, Незабвенный, создание твое…

И все, больше ни слова. Над болотом вновь распластала свои крылья тишина, лишь шорох ветра да шелест снега под ногами нарушали ее.

… Он взобрался в седло и в задумчивости пришпорил лошадь. Впереди был очень долгий путь — путь домой, если только дом все еще был у него. Он не знал, что стало с Обителью, но должен был во что бы то ни стало вернуться в Северные горы, он чувствовал себя обязанным сообщить о случившемся. Райгару? Братьям по вере? Кто знает?

Лошадь медленно брела по снегу: в седле, понурив голову, сидел человек, не замечавший холодного ветра, хотя когда-то так сильно не любивший его.

Будь что будет, монах Лумиан возвращался домой — туда, где собирался остаться до самой смерти. Туда, где его никто не ждал. Туда, откуда он никогда не хотел уходить.