Наемник прекрасно понимал, что все это тоже своего рода проверка. Командор дал ему минимум информации, чтобы проследить, как Вазгер сможет сориентироваться в сложившейся ситуации. Зная имя тысячника, не так-то легко отыскать его среди остальных. Однако Вазгера это ничуть не заботило, поскольку опыта у него хватало. Перво-наперво он, задав встречному воину всего пару вопросов, быстро выведал у того, где можно получить причитающиеся деньги, и уже спустя полчаса на шее у Вазгера едва слышно позвякивал пухлый замшевый кошель, полный золота. Большую половину денег составляла плата за уничтожение Острокрыла, но все же и аванс оказался не так уж мал. Теперь Вазгер вполне мог потратиться на приличную одежду и новую кольчугу, а также на боевой топор и щит, поскольку из оружия после ухода из Золотых шлемов у наемника остались лишь меч да нож.

Вазгер не стал сразу искать расположение полка. Для начала он наведался в кварталы ремесленников и торговцев. Петляя по узким улочкам и переулкам, Вазгер старательно гнал от себя воспоминания, которые преследовали его с того самого момента, как они с Окаваном въехали в город. Мэсфальд действовал на наемника не то чтобы угнетающе, но Вазгер все же чувствовал себя здесь как-то не по себе.

Наемник наконец отыскал небольшую лавку, где смог выбрать вполне приличную одежду: кожаные штаны, стеганую куртку, которая при нынешней погоде оказалась как нельзя кстати, да еще пару рубашек и подштанников. В соседней лавке Вазгер отыскал новенькие мягкие, но, тем не менее, прочные сапоги. Переодевшись, наемник без сожаления распрощался со своим прежним облачением, швырнув его кучке нищих, которые не отставали от него с тех самых пор, как он появился в этом квартале. За спиной сразу же завязалась драка: оборванцы, громко вопя и размахивая кулаками, пытались поделить доставшееся им богатство.

Без толку посетив еще несколько лавок, Вазгер, наконец, нашел то, что искал. Торговец попался толковый, и при его ненавязчивом и деятельном участии наемник приобрел толстую кожаную куртку, местами прикрытую небольшими, лежащими внахлест стальными щитками. Пристроив куртку в заплечную сумку вместе со сменой белья, Вазгер принялся разыскивать лавки торговцев кольчугами. Большинство таких лавок сейчас были закрыты, поскольку их хозяева выполняли королевский указ и ковали кольчуги исключительно для войска, а не на продажу.

Первый же подходящий магазинчик Вазгер обошел стороной, поскольку продающиеся там кольчуги оставляли желать лучшего. Во втором наемник задержался ненадолго, но также ничего стоящего не присмотрел. Еще несколько лавок оказались закрыты, и Вазгер уже подумывал вернуться, но неожиданно на самом краю квартала ремесленников он обнаружил еще одну, совсем небольшую, лавчонку. Судя по всему, раньше она знавала и лучшие времена. Краска на маленькой вывеске над дверью облупилась, и название можно было прочесть с большим трудом. Однако когда Вазгеру удалось разобрать надпись, он, не задумываясь, шагнул на порог. Кузнеца Шинго он помнил очень хорошо. Для простого воина, каким он когда-то был, покупка кольчуги у Шинго была очень дорогим удовольствием, но Вазгер не желал иметь дела ни с кем другим. Сейчас, наверное, сам Шинго отошел от дел, но у него был способный сынишка.

Вазгер толкнул незапертую дверь и ступил за порог. Колокольчик негромко звякнул, и через минуту сквозь заднюю дверь в помещение вышел невысокий кряжистый мужчина в кожаном фартуке. Повязанный на голове платок прикрывал коротко остриженные волосы. Сильные мускулистые руки были заложены за спину. Вазгер улыбнулся: он узнал сына Шинго сразу, тот был очень схож с отцом.

— Что желаешь? — просто спросил Линг.

— Отец-то как, жив еще? — вместо ответа спросил наемник.

Линг удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на Вазгера. Он не узнал вошедшего в лавку воина. Неизвестно, о чем он подумал за то короткое время, пока решал, что ответить Вазгеру, только задняя дверь снова отворилась, и в лавку вошел еще один человек.

— Шинго, черт тебя подери… — только и вымолвил Вазгер, увидев крепкого старика в суконных штанах и рубахе с расстегнутым воротом, прижимающего к груди тяжелый сверток, содержимое которого едва слышно позвякивало. Кузнец, казалось, почти не изменился, разве что волосы стали белыми, а лицо покрылось глубокими морщинами. Какое-то время кузнец и наемник вглядывались друг в друга, а затем Шинго медленно отложил сверток на стоящий у стены большой стол и подошел к воину вплотную.

— Во имя задницы Райгара, — пробормотал он. — Или я сошел с ума, или же это и вправду ты… Вазгер, так тебя, кажется, звать?

— Не забыл, чертяка, — расхохотался наемник, похлопывая кузнеца по плечу. — А я тебя сразу узнал. И Линга тоже — вылитый отец, разве что ростом не вышел!

— Как же ты здесь-то оказался? — продолжал удивляться Шинго. — Ты так неожиданно исчез, я и не знал, что думать. Пытался было разузнать, да потом как-то не до того стало, дел много навалилось, ну и, сам понимаешь…

— А, что прошлое вспоминать! — отмахнулся Вазгер. — Что было, то быльем поросло. Может, после расскажу. А сейчас кольчужку хорошую мне не подберешь? Я ж на службу у вас снова нанялся, так что придется потратиться, иначе никак.

— Подберем, отчего ж не подобрать, — согласно кивнул Шинго. — Такому воину и лучшего не жалко, в момент приоденем.

Кузнец повернулся к сыну, жестом отсылая того за дверь.

— Что именно тебя интересует? — деловито осведомился Шинго. — Надеюсь, твои пристрастия не изменялись за те четверть века, что тебя по миру носило? Я ж всех помню, кому кольчуги ковал, не сомневайся. Кое-кому, правда, мои услуги никогда уже не потребуются. Много в последние годы хороших воинов полегло, ты даже не представляешь.

— Шон? Коррет? Арос? Майоми? — медленно произнес наемник, неотрывно глядя в глаза Шинго. Тот, покачав головой и, тяжело вздохнув, ответил:

— Арос пока еще жив.

Арос… Наемнику будто вогнали в спину ледяной нож. Да, он давно уже привык к смерти — жизнь заставила, не позволив сделать иного выбора. Но когда просто — вот так — узнаешь, что трое из пятерых, кому был пожалован воинский знак как лучшим бойцам Мэсфальда, погибли — это и вправду страшно.

Нет! Хватит подобных мыслей!

Вазгер стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а ногти врезались в ладонь. Нынешние воины, имеющие знаки, не чета прежним, заслужившим их в боях с Вечными — это Вазгер понял уже давно. А кузнец, видимо, решил вывалить на наемника сразу весь ворох плохих новостей, сразив того окончательно:

— Только вот не знаю, стоит ли Аросу возносить хвалу богам за то, что жив остался, или же проклинать. Он ведь с собой покончить хотел, да и то не вышло…

— Что?! — зашипел Вазгер, схватив Шинго за плечи и встряхнув.

— Хребет ему перебили, — мрачно ответил кузнец. — Ног, почитай, лишился начисто. И добро б на поле бранном, а то прямо здесь, в городе… Арос посередь ночи домой возвращался из кабака, ну на него банда каких-то подонков и накинулась. То ли не разглядели эти твари, на кого руку подняли — Ароса-то все в Мэсфальде знали, — то ли еще почему, да только они не отступились. Ладно б по-божески, по чести: с мечами, как полагается, так нет же, всем скопом навалились, кто с чем. Арос, может, и выпутался бы — сам знаешь, какой воин был, иным не чета. Троих он на месте прирезал, да кто-то ему оглоблей по спине врезал. А потом так сапогами отделали, что места живого на теле не осталось. Жена насилу его выходила, столько сил положила, да толку-то что — ноги все равно пропали.

— Нашли? — только и сумел вымолвить Вазгер.

— Нашли, — кивнул Шинго. — И лучше бы тебе не знать, что друзья Ароса сделали с этими тварями. Даже городская стража, которая обязана предотвращать любой самосуд, никак не вмешалась.

— Давно?

Кузнец, не выдержав тяжелого, полного муки взгляда Вазгера, отвел глаза и тихо произнес:

— Майоми — три года тому назад. Говорят, пьяным с городской стены свалился, да только вот что ему было, пусть и пьяному даже, на стене делать? Его туда и волоком-то не затащить было… В общем, темное дело, до сих пор никто правды не знает. А Коррет и Шон — те уже год как в земле. В бою пали, вместе. Наших тогда потеснили немного, а они то ли отойти не успели с остальными, то ли просто не захотели. Сказывали, им сдаться предлагали, жизнь обещали. Но ты понимаешь, они бы на такой позор ни за что не пошли. Из луков расстреляли. Спасибо, тела хоть не тронули, похоронить дали по-человечески. Ну а что до Ароса — так его месяца три назад, не больше.

Вазгер беззвучно застонал. Три года, каких-то паршивых три года назад все были живы! Почему он не вернулся раньше, почему?! Будь ты проклят, Кальмириус, тварь чешуйчатая! Почему нельзя было сделать все тогда…

— Подбери мне кольчугу, — глухо попросил наемник. Говорить о былых друзьях больше не было сил. Шинго прекрасно осознавал, что за мысли клокочут сейчас в голове Вазгера, а потому не стал продолжать прерванный разговор. Кузнец внимательным взглядом окинул наемника. Посмотрев на чуть выпирающий, перетянутый широким ремнем живот Вазгера, Шинго быстро прошел вдоль одной из стен и, сняв с крючьев кольчугу, передал ее наемнику. Тот придирчиво осмотрел броню, быстро сбросил с плеч куртку и натянул кольчугу, которая ладно облепила тело, мелкое и плотное плетение прикрыло самые уязвимые места. Броня сидела словно влитая, однако Шинго, недовольно покачав головой и, прищурившись, велел Вазгеру снять кольчугу.

— Чуть узковата, — пояснил он. — Сидит, может, и ничего, а вот в бою подвести может. Если подождешь малость, я ее подправлю. Сам-то я уже редко в кузне хозяйничаю — сыну все передал, однако для тебя постараюсь.

— Долго? — осведомился наемник, протягивая броню Шинго.

— Часа три, не больше, — подумав, ответил кузнец. — Согласен?

Вазгер вымученно улыбнулся. После известия об участи, постигшей лучших воинов Мэсфальда, не хватало сил даже искренне порадоваться обнове.

— Почему ты перебрался сюда? — поинтересовался Вазгер, вновь пытаясь отделаться от будоражащих душу мыслей. — Ведь прежняя твоя лавка была куда лучше.

— Зато здесь отличная кузница, — пожал плечами Шинго. — Да к тому же в этой части квартала ремесленников не так сильно душат налогами. Нам здесь едва-едва расходы покрывать удается, прибыль вообще смехотворная. Раньше-то всем хорошо было, да теперь войны одна за одной, казне золото нужно. Ну а ты понимаешь, где наш дорогой Дагмар Освободитель деньги берет. Ему бы взять да потрясти хорошенько аристократию — вот откуда золотой дождь посыпался бы, так нет же: боится своих…

Вазгер не ответил, лишь изобразив на лице понимание. Шинго, что-то бормоча под нос, поманил наемника за собой. Вазгер, машинально переставляя ноги, отправился следом за Шинго в кузницу.

— Шон, Коррет, Майоми, Арос… — пробормотал наемник, внезапно остановился и, обернувшись, бросил взгляд на чуть приоткрытую дверь, за которой виднелась улица: ветер гонял по ней обрывки бумаги и невесть откуда взявшиеся сухие листья.

Остался только один. Только один-единственный…

* * *

Покидая квартал ремесленников, наемник не мог понять обуявших его чувств. Встреча с Шинго приятно согрела душу, однако известие о смерти троих лучших воинов и увечий, которое получил четвертый, совершенно выбило Вазгера из колеи. Он не мог решить, что делать теперь: то ли отправиться прямиком в дом Ароса, то ли не бередить рану и отыскать расположение полка Тинг-Маруна, куда он с сегодняшнего утра оказался приписан.

Начался дождь. Мягкие, холодные капли били в спину, пропитывая влагой одежду и заплечный мешок. Вазгер не старался обойти небольшие, уже успевшие образоваться лужицы — он шел напрямик. Кожа сапог набрякла, но пока еще удерживала воду. Вазгер усмехнулся — по меньшей мере две покупки он сделал удачно. Сапоги не промокали и не натирали ноги, а кольчуга приятно оттягивала плечо, устроившись на самом дне мешка.

И все же тревожные мысли не давали покоя: Вазгера мучило не только то, что случилось с Аросом, но и нелепая гибель Майоми, якобы упавшего с городской стены. Вазгер помнил его как по-настоящему смелого воина, внушающего ужас своим противникам. И все же была у него одна слабость, о которой знали немногие, поскольку Майоми тщательно хранил свою тайну, — он до смерти боялся высоты. Так что, если бы ему пришлось выпить даже втрое против обычного, и в этом случае Майоми никто не заставил бы перевеситься через каменные перила городской стены настолько, чтобы потерять равновесие. По всем признакам это было самым настоящим убийством, но вот кто осуществил его, кому понадобилось спровадить на тот свет одного из лучших воинов Мэсфальда? Складывалось такое впечатление, что за всеми этими смертями кто-то стоит. Очень странно, что за три года погибли трое и стал калекой четвертый: величайшие воины Мэсфальда — это не какие-нибудь глупые новобранцы. Кто-то сознательно и расчетливо убирал их одного за другим и преуспел в этом. Взять хотя бы Коррета и Шона: их гибель казалась Вазгеру совершенно нелепой. Уж кто-кто, но только не они могли пропустить сигнал к отходу и попасть в окружение. Кто-то очень постарался, чтобы они не смогли отступить вместе со всеми. Ну а случай с Аросом вообще ни в какие рамки не укладывается. Ни в одном городе Империи, будь он людской или драконий, никакое отребье не позволило бы себе напасть на воина. На аристократа, ремесленника, простого горожанина — пожалуй, но воины испокон веков считались кастой неприкосновенной. Выйти против воина с оружием допускалось лишь на дуэли. Что же происходит в Мэсфальде, какое зло здесь обосновалось?

Размышляя обо всем этом, Вазгер не заметил, что машинально отправился совершенно в иной конец города, прочь от дома Ароса. Необходимо отыскать расположение полка. Что он мог сказать Аросу, если бы даже решился прийти к нему?

Дождь мало-помалу утихал, хотя низкие тучи и не думали расходиться, закрывая небо темной плотной завесой. Где-то на горизонте изредка вспыхивали короткие черточки последних молний, однако раскаты грома до города уже не долетали, увязая в дремучих лесах на севере за Мэсфальдом.

Уже перевалило за полдень, и Вазгер решил поторопиться: хотелось прибыть в полк пораньше, чтобы осмотреться и получше ознакомиться с обстановкой. Ему повезло. На первой же площади он увидел две коляски и стоящих рядом с ними долговязых парней. Наемник быстрым шагом подошел к одному из них: тот при его появлении с похвальным рвением сорвал мешковину, которая прикрывала плетеный стул от дождя. Вазгер молча сел, устраиваясь поудобнее, а затем коротко приказал:

— Резервно-засадный полк Тинг-Маруна, и побыстрее.

Наемника мало интересовало, как рикша найдет расположение полка. Впрочем, рикша отправился в путь не задумываясь: он, возможно, точно не знал, куда держать путь, но у людей его гильдии были свои способы работы. Вазгер же, закрыв глаза и откинувшись на спинку глубокого плетеного стула, задумался. С тех пор как Великий Змей Кальмириус приказал ему во что бы то ни стало добыть во дворце короля Дагмара осколок Пламенеющего Шара, у Вазгера не было возможности хорошенько подумать. Положим, пробраться во дворец удастся, но что делать дальше — Вазгер не знал.

Снова начал накрапывать прекратившийся было дождь, и наемник развернул над собой складной балдахин. Коляска чуть покачивалась из стороны в сторону да мягко подпрыгивала, попадая колесом на выступающий из мостовой камень. Впрочем, Вазгер не обращал на это внимания. Он просто уснул.

Грифон, изредка взмахивая мощными крыльями, начал медленно снижаться. Ветер то и дело норовил сбросить Вазгера с широкой спины зверя, а потому наемник покрепче вцепился в густой желто-коричневый мех. Грифон же, описав над замком несколько кругов, отчего у Вазгера чуть не помутилось в голове, резко спикировал вниз. С высоты, на которой летел зверь, дворец Избранного Владыки Кальмириуса казался невероятно громадным, тогда как окружающие его городские здания выглядели даже меньше ногтя на мизинце. Как же огромен должен быть замок Великого Змея, если смотреть на него снизу?!

Грифон, не переставая быстро снижаться, повернул голову и посмотрел на Вазгера огромным коричневым глазом. Затем изогнутый клюв чуть приоткрылся, и до наемника долетели почти заглушаемые свистом ветра слова, больше похожие на птичий клекот:

— Держись крепче, иначе я могу не успеть тебя подхватить. В прошлый раз тебе просто повезло.

Вазгер стиснул зубы и изо всех сил сжал кулаки, мертвой хваткой вцепляясь в шерсть. После того как он уже на подлете к Себорне позволил себе немного расслабиться, из-за чего почти тотчас же оказался сброшен со спины грифона порывом ветра, Вазгеру не хотелось еще раз пережить что-то подобное. Вазгер не сразу понял, когда огромные когти бережно схватили его поперек туловища, а клюв перебросил обратно на спину. Окончательно пришел он в себя уже позже, и тут до него дошло, что он снова сидит верхом на грифоне, изо всех сил сжимая ногами мохнатые бока и вцепившись пальцами в жесткую шерсть. Самое удивительное, что во время падения он ничего не потерял. После этого прискорбного случая Вазгер уяснил для себя одно — летать он больше никогда и ни на ком не будет, пусть хоть все огнем горит.

С каждой секундой дворец приближался, и стало ясно, что грифон направляется к одной из шестигранных боковых башен, по периметру которых были высажены высокие стройные кипарисы. Блики, отбрасываемые сияющими на солнце шпилями и куполами, слепили глаза, и Вазгеру приходилось щуриться, чтобы разглядеть хоть что-то внизу. На башне не было ни души, а рассмотреть происходящее у подножия замка Вазгер не мог: когда он смотрел на землю, у него начинала кружиться голова, и наемник спешил отвести взгляд.

Грифон чуть сложил крылья и начал падать, предоставив поддерживать себя слабому воздушному потоку. Не желая искушать судьбу, Вазгер распластался на спине зверя, прижимаясь к ней всем телом, и не поднимал голову до тех пор, пока не почувствовал, что грифон, наконец, коснулся лапами твердой поверхности.

Вазгер, не тратя времени даром, скатился с покатого звериного бока и плавно приземлился на мраморные плиты пола, до блеска отполированные и отражающие солнечный свет не хуже куполов замка. Наемник без труда разглядел под ногами свое собственное отражение. Позади раздался громкий шелест крыльев, и поднявшийся ветер ударил Вазгера в спину, заставив непроизвольно шагнуть вперед. Обернувшись, наемник увидел, как грифон, уже оторвавшись от башни, тяжело поднялся в воздух и, расправив крылья, полетел прочь. Проводив своего крылатого коня долгим взглядом, Вазгер одернул на себе одежду и принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что ему теперь делать. Верх башни по размерам был сопоставим разве что с базарной площадью. В самом центре его находилась гранитная полусфера, в которой с четырех сторон были пробиты открытые настежь арочные ворота.

Вазгер подождал еще какое-то время, но на вершине башни никто так и не появился: похоже, ему предлагали самому сделать первый шаг. Недоуменно пожав плечами, наемник не спеша направился к арочным воротам в каменной полусфере. Вблизи ворота выглядели гораздо большими, чем с края башни: пространство за ними было ярко освещено, хотя наемник и не заметил ни одного факела. Впрочем, Вазгер помнил, что во дворцах Великих Змеев стены светятся сами собой и потому здесь не нужны ни лампы, ни свечи.

Вазгер вздохнул и шагнул за ворота. С каждой секундой в нем все больше и больше крепла уверенность, что ему не следовало соглашаться на встречу с Избранным Владыкой, хотя… был ли у него выбор? Да, он мог отказаться, но посланный Кальмириусом грифон навряд ли позволил бы Вазгеру избежать разговора с Великим Змеем. Не по доброй воле — так силком зверь все равно унес бы наемника во дворец. Зверь был в восемь раз крупнее льва, да и силы у грифона, наверное, было во столько же раз больше.

Так или иначе, Вазгер прибыл во дворец Избранного Владыки Кальмириуса, и отступать теперь не было смысла, да и возможности тоже.

Едва шагнув за ворота, наемник оказался в широком коридоре, в стенах которого находилось бессчетное количество низких арок, закрытых парчовыми цветастыми занавесями. Открытой оказалась одна, и Вазгер, справедливо рассудив, что, раз его никто не встретил и не потрудился указать путь, придется отыскивать выход из башни самому, а поскольку эта арка открыта… Еще раз осмотревшись, Вазгер шагнул прямиком в проход. За спиной тотчас же упали парчовые занавеси, однако Вазгер не успел этого осознать, поскольку неведомая сила оторвала его от пола и с огромной скоростью понесла через залы и коридоры замка. В первые секунды такого полета наемнику живо вспомнилось падение со спины грифона, не принесшее ему никакого удовольствия, однако чуть позже он начал находить в столь своеобразном передвижении свои плюсы. Главным образом преимущество заключалось в том, что если бы Вазгеру пришлось проделать весь путь, что он пролетел, пешком, то это заняло бы у него никак не меньше часа. Сейчас же он затратил всего несколько минут. Пустые, богато и со вкусом украшенные комнаты и залы, коридоры и аркады… И все какое-то мертвое, будто покинутое в одночасье. Вазгер замечал случайно позабытые кем-то вещи, отодвинутые небрежным движением стулья…

О том, что Кальмириус мог удалить всех из замка ради предстоящего разговора, наемник даже и не помышлял. Вазгер и предположить не мог, насколько он важен.

Но вот, наконец, полет начал замедляться, и воин буквально вплыл в огромный зал круглой формы, со множеством колонн из темно-серого мрамора с белыми прожилками. Пол, потолок и стены были выложены мозаикой, образующей сложные геометрические орнаменты. Вазгера разобрала злость. Видя сияющее великолепие дворца Великого Змея и вспоминая десятки городских нищих, готовых перегрызть друг другу глотки из-за куска хлеба, он испытал невольное негодование: Тварь чешуйчатая, да как же он смеет!..

— Именно об этом я и желаю поговорить с тобой, воин, — послышался за спиной глухой громкий голос. Вазгер резко обернулся, даже не обратив внимания на то, что давно уже не парит в воздухе, а твердо стоит на ногах.

Между двумя рядами колонн на полу возлежал отливающий зеленовато-красным дракон, высоко подняв плоскую, увенчанную золотым гребнем голову. Радужные глаза не мигая смотрели куда-то поверх Вазгера, и наемник с большим трудом заставил себя перебороть соблазн взглянуть на то, что так заинтересовало Змея. Два перепончатых кожистых крыла дракона чуть подрагивали, то прижимаясь к бокам, то раскрываясь. Этот Змей был лишь втрое больше Вазгера и ничуть не походил на того Избранного Владыку, каким представлял его наемник. Хотя откуда Вазгеру было знать, каков на самом деле облик Кальмириуса?

— Что-то ты маловат для повелителя Империи, — криво усмехнулся наемник, не переставая между тем буравить настороженным взглядом Великого Змея: никогда не знаешь, чего можно ожидать от Вечных.

Дракон, шумно вздохнув, неторопливо поднялся, распрямив толстые когтистые лапы, и взмахнул шипастым хвостом. Силуэт Змея расплылся, а затем и вовсе скрылся в бледно-розовой дымке, а когда туман рассеялся, перед Вазгером предстал высокий худой мужчина в свободном хитоне, расшитом самоцветами. Длинные черные волосы были заплетены во множество тончайших косичек, которые в свою очередь образовывали на затылке пышный жесткий хвост. Некоторые косички отливали зеленым или красным, как чешуя Великого Змея. Чуть раскосые глаза смотрели холодно и пристально. От неожиданности Вазгер чуть не сел на пол — уж очень невероятным было преображение Кальмириуса. Наемник и раньше слышал, что драконы способны менять свой облик, но никогда и предположить не пытался, что они могут делать это столь непринужденно.

— Ну, всему есть свои пределы, — пожал плечами мужчина, подходя почти вплотную к Вазгеру. Наемник наконец понял, что Кальмириус читает его мысли, и вновь рассердился.

— Зачем я тебе нужен? — сквозь плотно сжатые зубы вымолвил Вазгер, высоко подняв голову и одарив Змея гневным взглядом.

— Успокойся, — сказал Кальмириус. — Я пригласил тебя совсем не для того, чтобы мы поносили друг друга и культивировали обоюдную ненависть. Я прекрасно понимаю, что мы оба не в восторге друг от друга. Ты, ничуть не сомневаясь в своей правоте, считаешь меня и мне подобных узурпаторами власти в Империи. Я же не без оснований осуждаю тебя, поскольку такие, как ты, изгоняют Вечных на Изнанку Мира, хотя у нас такие же права на эти земли, как и у людей. Но все же нам следует поговорить, и я постараюсь объяснить тебе, для чего ты мне понадобился. Хотя вернее будет сказать, что ты мне нужен ничуть не меньше, чем я тебе.

— Что за бред ты несешь?! — воскликнул Вазгер. Слова Кальмириуса его, казалось, не вразумили, однако Великий Змей не растерялся и продолжал говорить все тем же спокойным голосом:

— Сначала выслушай, а уж потом будешь решать, как относиться ко мне и к моим словам.

Наемник немного успокоился. Дракон же, помолчав, собираясь с мыслями, чему-то улыбнулся и продолжил:

— Итак, ты считаешь, что Великие Змеи купаются в роскоши, в то время как нищие смертные мрут в сточных канавах? Но позволь заметить, что голодающих и бездомных можно найти только в тех городах, которые силой отняли у нас люди. Ответь, видел ли ты нищих в городах, которые все еще находятся под нашей властью?

— Чего ты хочешь? — помолчав, спросил Вазгер. — Что тебе от меня нужно?

— Жертва, — отчетливо произнес Великий Змей. — Всего лишь небольшая, но вместе с тем и великая жертва. Ответь мне, прямо и не задумываясь, что тебе дороже: сотрудничество людей с Вечными или же города смертных, полные бедняков, управляемых горсткой жирующих властителей?

Вазгер понимал, что Кальмириус ждет ответа, но не мог заставить себя заговорить.

— Знаю, о чем ты думаешь, — снова пришел на помощь Владыка. — Великие Змеи не имеют права властвовать над смертными. Люди не станут подчиняться Вечным. Возможно, в чем-то ты и прав, но разве вам жилось так уж плохо под нашей властью? По крайней мере никто не наживался на чужих бедах, никто не умирал от голода. Ни смертные, ни Вечные не гибли в безумных войнах тысячами. Да, не скрою, отдельные инциденты имели место, но это были скорее исключения из правил. Согласен ли ты хотя бы с этим?

— Да, — выдавил из себя Вазгер и понял, что дальше ему будет легче. Все, о чем говорил Змей, было правдой, но до сих пор наемник не позволял в этом себе признаться.

— Итак, я жду ответа.

Кальмириус сложил на груди руки и задумчиво вперил взгляд куда-то за голову Вазгера.

— Все-таки я ненавижу тебя, — медленно вымолвил Вазгер, качая головой. — Точно так же, как и всех Вечных… Но ты прав в одном — дальше это безумие продолжаться не может. Люди должны управлять собой сами, но то, к чему мы пришли сейчас, начав эту войну, — ужасно. Клянусь, что мы не хотели такой победы. Все, что сейчас происходит в мире, неправильно. Все должно было выйти совсем иначе…

Избранный Владыка улыбнулся и кивнул, глянув на Вазгера. Какое-то время оба мужчины молчали, глядя друг другу в глаза, а затем Кальмириус спросил:

— Ты хотел бы изменить мир? Не только поднебесный, но и саму Изнанку? Ты хотел бы, чтобы власть снова вернулась к Великим Змеям? Ведь в этом случае мы совместно могли бы кое-что исправить. Возможно, удалось бы даже избежать войн, которые уже свершились, и тех, которые еще предстоят.

— Не говори о невозможном, — строго сказал наемник. — Мы все не в том положении, чтобы бросаться подобными словами.

И тут Кальмириус расхохотался:

— Ты слышал когда-нибудь историю о Пламенеющем Шаре?..

Вазгер открыл глаза оттого, что кто-то осторожно, но вместе с тем и настойчиво теребил его за плечо. Наемник не сразу понял, где он находится, поскольку сон никак не хотел отпускать его из своих объятий.

— Мастер, проснитесь, мы уже на месте, — послышался голос рикши. Оглядевшись, Вазгер сообразил, что находятся они где-то на окраине города, недалеко от стены, окружающей Мэсфальд. Вокруг высились совершенно одинаковые кирпичные двухэтажные казармы, со всех сторон слышались громкие выкрики, изредка можно было разобрать даже слова приказов.

Вазгер выпрыгнул из коляски на мостовую и, запустив руку в карман, вытащил оттуда горсть медных монет. Отсыпав рикше чуть больше половины, отчего тот расплылся в улыбке и часто-часто закивал, благодаря за столь щедрую плату, наемник, закинув за плечи мешок, не раздумывая, направился к горстке воинов, стоящих у входа в одну из казарм и что-то оживленно обсуждающих.

— Где я могу найти тысячника Тинг-Маруна? — не церемонясь, прервал их беседу Вазгер. Воины, похоже, казались не слишком-то рады подобной бесцеремонности и, замолчав, неодобрительно покосились на Вазгера. По отсутствию отличительных знаков наемник определил, что это обычные солдаты, а потому он не собирался давать им воли.

— Где Тинг-Марун, я спрашиваю? — нетерпеливо повторил он, нахмурившись.

— А я почем знаю? — пожал плечами один из воинов и смачно плюнул прямо Вазгеру под ноги. Это была обычная провокация, счет которым наемник давно потерял за прожитые годы, а потому даже не отреагировал на нее, глядя солдату прямо в глаза.

Воин, видимо, понял, что на этот раз стоит поостеречься: то ли он разглядел в Вазгере опытного солдата, то ли злой и колючий взгляд наемника подействовал на него, но только, скосив глаза в сторону, он уже спокойнее ответил:

— Вон в той казарме должен быть, у дневального спроси.

Кивнув утвердительно, Вазгер развернулся на каблуках, при этом будто бы совершенно случайно ударил ножнами под колено не в меру заносчивого солдата. Тот, чертыхаясь, растянулся во весь рост на булыжниках мостовой. Вазгер, даже не взглянув на поверженного, направился к воротам казармы. В конце концов, он теперь наставник и первое, чему он обязан научить молодежь, — это дисциплине и уважению к старшим. Наемник не боялся, что осмеянный воин затаит на него обиду: может, день-два и подуется, да потом уж точно остынет.

У входа в казарму стояли двое десятников и явно кого-то ожидали.

— Я могу видеть тысячника Тинг-Маруна? — осведомился наемник, останавливаясь перед воинами.

— А по какому поводу? — вопросом на вопрос ответил один из десятников.

— По поводу моего назначения десятником в его полк, — произнес наемник, решив сразу расставить все по местам. На лицах офицеров отразилось любопытство: наемник мгновенно превратился из чужака в своего.

— Атон, — протянул руку первый десятник и кивнул на своего товарища: — А это Вайонд. Между прочим, ты попадешь в нашу сотню, так что вместе будем щенков муштровать.

— Вазгер, — усмехнувшись, представился наемник. Ему положительно начинали нравиться эти рубаки.

— Кстати, к тысячнику пока не иди, он бабу к себе притащил, так что злой будет, если ввалиться не вовремя, — сказал тот, что назвался Атоном. — Мы тебе объясним все сами, а ты ему потом только приказ вручишь. Кто, кстати, тебя сюда направил?

— Командор Трайша, — просто ответил Вазгер, однако, судя по тому, как у десятников вытянулись лица от этого известия, случившееся было действительно из ряда вон выходящим.

— Трайша? — недоверчиво спросил Вайонд. — С каких пор он стал назначать кого бы то ни было десятником — это не его уровень.

— Его Окаван попросил, — пожал плечами наемник, даже не подумав о том, что эти воины могут и не знать начальника заставы. Но Вазгеру повезло: Вайонд слышал об Окаване и понимающе закивал, едва услыхав его имя.

— Ну, если Окаван, тогда порядок, — удовлетворенно ответил он. — Ладно, мы отвлеклись, так что слушай. У нас всего сотня стоящих воинов, все остальные — бездельники и тупицы. Мы должны научить их сносно махать мечом, топором и всем остальным по мере сил. Сам понимаешь, что дело это пропащее, но надо хотя бы попытаться — времени-то в обрез. Ты получаешь под командование два десятка воинов…

— То есть как это два? — с недоумением развел руками Вазгер. — Во-первых, я десятник, а во-вторых, так не бывает: что это за подразделение такое — двадцать человек?

— Сейчас поясню, — рассмеялся Вайонд. — Посуди сам: в тысяче всего сотня настоящих воинов, а остальные — щенки. Даже если мы их и научим чему-то, в бой они сами себя не поведут — им хорошие командиры нужны. Сейчас-то у них десятники и сотники из своих же поставлены, но это больше для блезиру, чтоб субординацию не нарушать. А потом, когда до настоящих боев дойдет, нас всех вместо них поставят, а этих лопухов снова простыми воинами сделают. Вот так у тебя в подчинении два десятка и окажется. Перспектива не самая радужная, но до начала боевых действий душу отвести можно.

— Понятно, — протянул Вазгер, обдумывая услышанное. Ни о чем подобном командор не упоминал, он сказал только о наставничестве и десятке хороших воинов, а о том, что придется после всего этого еще и в бой вести молодежь — речи не было. Десятники догадались, что сейчас на уме у Вазгера, а потому тактично промолчали.

— Хочешь взглянуть на свой десяток? — поинтересовался Атон. — У нас пока что есть время, можем отвести.

— Откуда вы знаете, куда меня назначат?

Атон отмахнулся:

— У нас не хватает только одного человека, так что хочешь не хочешь, а все равно тебе только это место и отдадут.

— Ах да, — спохватился наемник, — Трайша же говорил, что есть только одна вакансия. Пожалуй, я бы не отказался от знакомства, тем более если Тинг-Марун сейчас меня принять не способен.

— Конечно, открыть визитеру дверь, будучи в горизонтальном положении, довольно затруднительно, — хохотнул Вайонд и кивком попросил наемника следовать за ним. Вазгер, не раздумывая, направился следом.

— Далеко отсюда до королевского замка? — как бы между прочим осведомился наемник, догнав быстро идущего воина и поравнявшись с ним.

— Да не так чтобы очень, — как-то неуверенно ответил пристроившийся позади Атон, пожав плечами. — А для чего тебе?

— Просто был у меня один знакомец, раньше в королевской гвардии служил, — беспечно ответил Вазгер, впившись взглядом в возникший над крышами тусклый шпиль дворца с развевающимся на нем стягом с гербом Мэсфальда. На глаз до замка было примерно с час пути по городским улицам… Всего пара миль разделяла Вазгера и осколок Шара. Пара миль, полная солдат, дворцовой стражи и толстых стен, сквозь которые пробиться было почти невозможно.

Воины, переданные под командование Вазгера, были действительно хороши, как и предупреждал командор. Настоящие ветераны. На первый взгляд все они были равны по своему опыту и способностям. Вазгера все это несколько удивило: такие солдаты вполне могли быть десятниками, как он сам, но уж никак не простыми воинами. Чуть позже наемник сообразил, в чем тут дело: да, эти ветераны прекрасно знали истинную цену хорошему мечу и без страха могли выйти против нескольких воинов, но вот талантом руководить боги их всех до одного обделили. Эти солдаты могли биться под чужим руководством, но отдать приказ, да так, чтобы их послушались и, даже идя на верную смерть, ревели от восторга, они не были способны.

Вазгер остался доволен — что может быть лучше десятка хороших воинов, которых не нужно ничему учить и которые сами могут показать что-то новое? Воины также тепло отнеслись к своему новому командиру, моментально оценив, чего тот на самом деле стоит. Солдаты знали о дисциплине не понаслышке, однако им все же было простительно некоторое нарушение устава, когда они вместо того, чтобы выстроиться в шеренгу, обступили наемника со всех сторон и наперебой принялись поздравлять своего новоиспеченного командира.

Командор Трайша дал Вазгеру сутки на то, чтобы освоиться в городе и в отряде, — обычный резерв времени на тот случай, когда боевые действия еще не открыты. Знали об этом и солдаты, а потому у воинов всех без исключения армий был единый обычай. Кроме официального вступления в должность командир должен был пройти еще и своеобразное крещение. Вазгеру не впервой было оказываться в такой ситуации. А требовалось-то всего ничего: хорошенько повеселиться да обойти за ночь хотя бы половину городских кабаков и таверн, ну а к утру, естественно, быть на ногах и как ни в чем не бывало выполнять то, что положено. Со стороны все это выглядело, конечно, довольно нелепо — ведь нельзя же списывать со счетов отличного командира только за то, что он прохладно относится к выпивке. Однако у солдат было на этот счет совсем другое мнение, и переубедить их не смог бы, наверное, даже сам король.

Вазгер тоже был не в восторге от такого обычая, но ведь это своего рода отдых, когда можно ни о чем не заботиться. А не отдыхал наемник уже давно…

* * *

Как только заходящее солнце окрасило в багряный цвет городские крыши, наемник со своими воинами отправился покорять злачные городские места. К немалому изумлению солдат получилось так, что не они потащили Вазгера за собой, а он повел их веселиться, благо все кабаки, которые он помнил, за четверть века и не подумали изменить свое расположение.

С наступлением вечера народа на городских улицах не убавилось. Впрочем, до настоящей ночи было еще далеко, так что горожане спешили поскорее закончить свои дела, чтобы покинуть улицы до темноты. В кабаках начал собираться народ, и если с улиц уходящее солнце разгоняло людей, то здесь народу становилось все больше и больше.

Вазгеру такое обилие народа не очень понравилось. Перед войной у людей обычно находятся куда более важные дела, нежели праздное времяпрепровождение в кабаках. Однако и воинов, и горожан можно было понять — каждому хотелось провести последние мирные дни так, чтобы было о чем вспомнить в суровое военное время.

В первом кабаке Вазгер со своим отрядом долго не задержались. По обычаям крещения, не полагалось в одном месте выпивать больше кружки.

К тому часу, когда солнце наконец решилось окончательно укрыться за горизонтом и подарить городу ночь, отряд Вазгера только-только вошел во вкус празднества. В головах стоял легкий туман, и на ногах воины держались твердо, несмотря на то, что у каждого в животе плескалось уже по нескольку кружек крепкого пива. Кто-то затянул песню, которую моментально подхватили остальные. Благопристойные горожане, едва заслышав громкую нестройную песню весьма похабного содержания, торопились перейти на другую сторону улицы или скрыться в ближайшем переулке, только бы не встречаться с разошедшимися солдатами. Впрочем, ни у Вазгера, ни у его воинов и в мыслях не было цепляться к горожанам, подобное поведение было в духе разве что разгулявшейся молодежи, которую жизнь еще не выучила хорошим манерам.

На улицах было довольно темно, хотя неяркий свет все же изливался из множества окон. Факелы на стенах и башнях высвечивали несущих дежурство воинов, и потому с земли их было видно как на ладони. Эти солдаты представляли для мало-мальски хорошего лучника отличную мишень, так что, если вражеским лазутчикам удалось бы пробраться мимо застав, расставленных вокруг Мэсфальда, им не составило бы труда перестрелять воинов за несколько минут. Но огни, озаряющие стены города, погаснут только в том случае, если воины Золона подступят к самым стенам Мэсфальда. А этого Вазгеру совсем не хотелось — ему нравился этот город.

Сделав большой глоток из глиняной кружки, прихваченной из последнего кабака, наемник подхватил споткнувшегося было воина и, загоготав, потащил его дальше по улице. Впереди слышались приглушенные голоса и визгливая музыка, изредка доносились крики и ругань: верные признаки еще одного веселого местечка, где можно было промочить горло и позабавиться с девкой, если душа того пожелает.

Улочка резко повернула, и воины столкнулись с небольшой группой людей, что-то оживленно обсуждающих и явно ожидающих какого-то зрелища. Особо не церемонясь, Вазгер растолкал собравшихся и пробрался в первые ряды. Воины решили не отставать и направились следом, не обращая внимания на сдержанные выкрики недовольства, которые, впрочем, почти сразу же смолкли — людям больше интереса доставляло происходящее.

Собравшихся и часть улицы озарял яркий свет нескольких факелов, поднятых над толпой на высоких палках. Посреди образованного людьми неровного круга находилось несколько человек, разделившихся на две группы. В каждой было по двое зрелых мужчин и юноша. Судя по одеждам, все они были из аристократов, и притом довольно богатых — чего только стоили золотые пуговицы на камзолах и алмазные серьги в ушах молодых щенков.

Вазгер понял, что происходит: назревала дуэль. Мальчишки решили помериться силами и не нашли ничего лучше, кроме как устроить состязание в самом экзотическом, на их взгляд, месте — в квартале, где обосновались воины и не очень богатые горожане, куда аристократы без особой нужды старались и носа не совать.

Условия дуэли, видимо, были оговорены заранее, или же Вазгер со своим отрядом пропустил самое начало, поскольку юноши картинными движениями извлекли из ножен шпаги и приняли подобающие для фехтования позы. Наемник не сдержался и громко фыркнул, глядя, как дуэлянты отсалютовали друг другу. Щенки, похоже, впервые в своей жизни участвовали в чем-то подобном, и во взгляде каждого Вазгер без особого труда увидел спрятанный за наигранной бравадой страх.

Юноши сошлись, с громким шелестом скрестив шпаги. Наемник про себя усмехнулся, до того нелепо выглядели их заученные движения. Даже малоопытный новобранец регулярного войска через пару минут сомнет защиту любого из дуэлянтов и исполосует клинком его надменную физиономию. Клинки с шорохом скользили друг по другу, изредка позвякивая, но атаки юнцов были столь несмелы, что начисто уничтожали и без того сомнительную привлекательность поединка. Двигались мальчишки, конечно, красиво: делали все так, как учили наставники, здесь возразить было нечего. Вот только дальше внешнего лоска дело не шло: мальцы не знали, что такое стоящий бой.

Вазгер запустил руку за пазуху и, пошарив там, вытащил на свет блеснувшую на ладони монету.

— Двойной золотой на блондинчика! — громко возгласил он, обращая на себя внимание толпы. Гул прокатился по кругу, заставив вздрогнуть доморощенных дуэлянтов. Для них подобное заявление показалось весьма оскорбительным. Но, следует отдать должное, никто из юношей не прервал поединка.

— Что ж ты творишь, дрянь? Ты хоть понимаешь, на кого поставить решил?! — Секундант схватил наемника за плечо и хорошенько встряхнул. — Пьянь поганая, да ты знаешь, кто их родители?!

— Ты думаешь, мне до этого есть какое-то дело? — недобро усмехнулся Вазгер, скидывая со своего плеча руку воина. — И запомни: никогда не говори со мной в таком тоне, это может плохо закончиться. Для тебя.

И было в голосе наемника что-то такое, отчего секундант предпочел не развивать тему дальше, а предоставил событиям возможность идти своим чередом. Это моментально оценили собравшиеся, и почти тут же со всех сторон зазвучали восторженно-настойчивые выкрики:

— На белобрысого золотой!

— Вон на того, с косой, три серебряных! Принимай.

— Идет. Тоже на черного… золотой.

— Блондинчик! Серебро на тебя ставлю, не подкачай!

Секунданты не властны были остановить разошедшуюся толпу, хотя раньше никто не осмеливался оскорблять денежными ставками дуэль аристократов. Юноши уже еле сдерживались, чтобы не бросить шпаги от охватившего их стыда. Все их мысли отчетливо читались на лицах: какой-то безродный солдат позволяет себе оскорблять отпрысков уважаемых фамилий, которые не могут воздать тому по заслугам, поскольку прерывать дуэль не допускается правилами. Вазгера это трогало мало, поскольку он желаемого добился: ситуация обострилась. Побелевшее лицо брюнета покрылось алыми пятнами, в глазах появился злой блеск. Ноздри мальчишки хищно раздувались, а наносимые им удары стали жестче и резче. Его противник, на которого и поставил наемник, напротив, раскраснелся, будто вареный рак, по вискам побежали тонкие струйки пота.

— Три золотых на блондина! — выкрикнул кто-то за спиной. — И будь я проклят, если он вздумает проиграть!

— Ты б хоть успокоил их, — буркнул секундант. — Парней же изводите, чума на вашу голову! Это вам не простые воины — аристократия, дьявол ее побери. Они не привыкли, чтобы на их крови кто-то деньги делал.

— Ничего, дай людям покуражиться, — уже беззлобно ответил Вазгер. — Твоих щенков полезно на место поставить: пусть узнают, что означает настоящая дуэль, а не тот спектакль, который вы тут устроили.

— Ох, добром это не кончится, — вздохнул воин, которому богатые одежды наставника шли так же, как женщине лысина. — Если б ты был один, мы тебе башку точно бы оторвали, но свалку устраивать смысла нет.

Наемник промолчал, самозабвенно наблюдая за схваткой. Юнцы наседали друг на друга все отважней, прежнее изящество начало исчезать, уступая место злобному натиску. Каждый стремился поскорее расправиться с противником, чтобы выместить злобу на Вазгере, которого они справедливо считали зачинщиком оскорбительных выпадов. Наемника мало интересовало, что о нем думают оба щенка, — он следил за дуэлью, раздумывая, потеряет ли поставленный золотой или же добавит к нему еще несколько серебряных монет.

— Давай, блондинчик, — прикрикнул Вазгер, едва заметив, что тот начал сдавать позиции. — Тебя, что, не учили владеть этой иголкой?

— Заткни пасть, паскуда! — тяжело дыша, ответил тот, парируя очередной выпад противника. — Лучше беги отсюда без оглядки, пока я занят. А не то, клянусь Имиронгом и Везэльдом, ты еще пожалеешь о своей наглости.

— Не раньше, чем получу выигрыш, — спокойно произнес наемник. — Ты же не собираешься сделать так, чтобы я потерял свой золотой?

Вазгер, вспомнив о том, что все еще сжимает в руке кружку, одним большим глотком влил в себя все ее содержимое и, не глядя, отшвырнул за спину. Она пролетела высоко над головами и с громким треском раскололась, ударившись о мостовую.

Поединок между тем продолжался. Блондин сосредоточенно отражал выпады противника. Несколько раз острие клинка проходило в опасной близости от его тела, но парень чудом уворачивался. Никто из дуэлянтов не хотел уступать, продолжая успешно удерживать позиции. Если бы на месте любого из фехтовальщиков был воин отряда Вазгера, он бы давно уже несколькими ударами и выпадами свел бой к завершению. Юношам не хватало в их действиях мощи: даже разъярившись, они продолжали проделывать те излишне элегантные и вычурные движения шпагой, от которых в реальном бою не было никакого прока.

И тут блондин провел серию хлестких ударов и, прорвав-таки защиту противника, чиркнул кончиком шпаги по бедру противника, рассекая штанину и оставляя на ноге неглубокую, но длинную кровавую полосу. Настоящий воин не обратил бы на подобную рану никакого внимания, поскольку она не влияла на подвижность и вполне позволяла вести поединок дальше. Однако раненый выронил шпагу и, припав на одно колено, схватился за рассеченную ногу. На глаза его навернулись слезы, и он негромко вскрикнул.

— Слабак, — разочарованно протянул Вазгер. Блондин с недоумением и даже каким-то неосознанным ужасом смотрел то на окровавленную шпагу в своей руке, то на поверженного противника. По всей видимости, раньше ему ни разу не приходилось наносить ран, и теперь парень просто не знал, что ему делать. Над толпой пронесся гул голосов. Кто-то радостно потирал руки, кто-то разочарованно вздыхал и сквозь зубы ругал богов на чем свет стоит, расставаясь с поставленными на проигравшего дуэлянта деньгами. В ладонь Вазгера кто-то вложил несколько монет, которые он не глядя засунул в карман вместе со своим золотым.

Секунданты брюнета уже суетились возле него, промывая и перевязывая рану. Победитель наконец оправился от первого потрясения и вспомнил об оскорбившем его наемнике. Крепче стиснув в побелевшей от напряжения руке шпагу, мальчишка шагнул навстречу Вазгеру и, выставив клинок вперед, упер острие шпаги воину в грудь. Наемник даже не шелохнулся, замершие на окаменевшем лице глаза впились в лицо юноше.

— Я требую удовлетворения… — начал было блондин срывающимся от волнения голосом. Он, похоже, никак не ожидал, что Вазгер будет преспокойно стоять на месте и даже не попытается скрыться от справедливого, на взгляд мальчишки, возмездия. Вазгер лишь громко усмехнулся, заставив победителя на несколько секунд замолчать. Все же мальчишка быстро справился с нахлынувшим на него недоумением и попытался заговорить снова:

— Да ты, прощелыга, хоть понимаешь, кто перед тобой?

Секунду все молчали, после чего Вазгер резко и неожиданно рванулся вперед и чуть в сторону, уходя от клинка, нацеленного в грудь, а после, выбив шпагу из рук мальчишки, схватил его за грудки и приблизил его лицо вплотную к своему.

— Я не знаю кто ты такой, но зато хочу, чтобы ты запомнил, кто перед тобой. На всю жизнь запомнил. Я почетный гвардеец дворцового полка короля Мариуса, сотник Золотых шлемов и ветеран сражения при Эммере, тысячник в войске Дэфра и обладатель воинского знака, пожалованного королем Дагмаром.

Юноша не имел даже отдаленного представления о том, что на самом деле означают все эти титулы, однако воины-секунданты в момент сообразили, с кем имеют дело. Даже обладающий хотя бы одним из этих званий солдат требовал безмерного уважения, что уж говорить о воине, который за свою жизнь смог заслужить такие отличия сразу в нескольких армиях?

Толпа отпрянула, и трудно было понять, что сыграло здесь большую роль — то ли то, как поступил Вазгер с аристократом, то ли столь неожиданное признание, сделанное наемником. Похоже, один только юноша так и не понял с кем связался.

— Мерзавец! — завопил он. — Как ты смеешь поднимать на меня руку?! Да я тебя за это в Черном Замке сгною, ты никогда оттуда не выйдешь!

— Да? — медленно и с нескрываемой злостью ответил Вазгер. — Попробуй.

Он хотел добавить что-то еще, но тут несколько сильных рук отделили мальчишку от наемника: наконец пришли в себя секунданты, понявшие, что пора прекращать затянувшуюся и лишенную смысла ссору, в которой затруднительно было найти виноватого. Вазгер, конечно, не имел права ни делать ставки на аристократа, ни, тем паче, поднимать на него руку, но все же немалая вина лежала и на обоих мальчишках — это понимали все, кроме них самих.

— Идемте, мастер, идемте домой, — настойчиво говорил блондину воин, удерживая пытавшегося вырваться юношу в цепких объятиях, но стараясь делать это так, чтобы не выглядеть грубым. — Прошу вас успокоиться, случившееся не стоит того. Не сомневаюсь, мастер, что причина вашего гнева достаточно веска. Но поймите правильно: это слишком уважаемый воин, чтобы…

— Мне плевать, кто это! — продолжал бесноваться наглый щенок, распаляя себя еще больше. Дергающиеся руки наткнулись на кинжал, торчащий у воина за поясом, и через мгновение в воздухе блеснула остро отточенная сталь. Мальчишка был в таком состоянии, что запросто мог полоснуть не только Вазгера, но и собственного наставника. Наемник, даже не задумываясь о последствиях, вскинул руку и отвесил оглушительную затрещину зарвавшемуся юнцу. Голова мальчишки дернулась так, будто удар был нанесен со всего маху плоской стороной меча. Кинжал вылетел из руки и зазвенел на камнях мостовой. Над толпой повисла напряженная тишина. Мальчишка замер: он был оглушен и, похоже, просто не мог поверить, что кто-то посмел так с ним обойтись. Секунданты ошалело взирали на Вазгера, не понимая, как теперь поступить. Держащий щенка наставник разжал хватку, отпуская его. Мальчишка, лишившись крепкой опоры, пошатнулся, но остался стоять, прижимая обе руки к щеке, на которой остался почти черный след пятерни — такой не скоро сойдет. Вазгер вплотную подошел к нему и шепотом, чтобы расслышал только юноша, произнес:

— Во-первых, никогда не смей брать чужое оружие, если ты не победил его владельца в честном поединке. А во-вторых… никогда не лезь в драку, когда тебя захлестывает гнев: голова должна быть ясной всегда. Запомни, иначе несдержанность когда-нибудь погубит тебя.

Блондин кивнул, даже не делая попыток отстраниться или снова накинуться на обидчика. Вазгер же, переведя взгляд на стоящих за его спиной секундантов, спросил:

— Кто его отец?

— Главный городской судья, — выдавил из себя тот, с кем наемник разговаривал во время дуэли.

— Хорошо, я учту, — кивнул наемник и добавил: — Расскажи ему, как все было, и, если судья после этого не успокоится, передай, что я — Вазгер и что меня можно найти в полку Тинг-Маруна.

Не дожидаясь ответа, наемник развернулся и, рассекая толпу, в которой все так же не слышалось ни звука, направился дальше по улице. Его отряд поспешил за ним — воины первыми нарушили затянувшееся молчание, обступив своего командира со всех сторон и наперебой то ругая его, то поздравляя. Вазгер понимал, что и те и другие правы. Он, конечно, перегнул палку… Их никто не преследовал, хотя пришедший в себя мальчишка вполне мог приказать своим наставникам догнать Вазгера.

Наемник, окончательно выбросив из головы события последнего получаса, направился прямиком к дверям кабака, шум которого он слышал еще до того, как наткнулся на дуэлянтов. Этот кабак был гораздо просторнее, чище и, соответственно, богаче всех предыдущих.

— Пива, мяса, и два кувшина вина! — рявкнул кто-то из воинов. Не прошло и пяти минут, как на столе перед воинами будто сами собой выросли высокие влажные кружки, медное блюдо, полное дымящегося, залитого расплавленным сыром и обсыпанного пахучими специями мяса. Чуть позже появились и пузатые глиняные кувшины. По всему выходило, что этот кабак останется позади никак не раньше, чем через добрую пару часов.

Вазгер тем временем продолжал обдумывать свое положение. Он не мог решить, каким образом исполнить веление Кальмириуса — добыть осколок Пламенеющего Шара. Проникновение во дворец наверняка особых затруднений не вызвало бы: носителю воинского знака, пожалованного самим Дагмаром, препятствовать бы не стали. Вазгер знал, что ни в одном из городов Империи доступ в королевский замок никогда не был строго ограничен. Будет очень трудно отыскать место, где Дагмар хранит самоцветы. Если бы у Вазгера было побольше времени, наверняка можно было бы добиться удачи — неприступных крепостей не бывает. Но времени-то как раз и недостает: Избранный Владыка Кальмириус ясно дал понять, что чем скорее Пламенеющий Шар будет собран воедино, тем больше шансов изменить мир к лучшему.

Из раздумья наемника вывел громкий голос, показавшийся отчего-то знакомым. Отхлебнув вина, Вазгер поднял глаза и мутным взором обвел зал. В кабаке прибавилось еще несколько посетителей, но никто особо не выделялся из людской массы, заполнившей помещение.

Померещилось — решил Вазгер и вновь сделал несколько глотков. Правда, для того, чтобы начало что-то мерещиться, было выпито еще маловато, но кто знает, что теперь подмешивают в питье?

— Говорю тебе, так и было! — снова выкрикнул кто-то. Это был тот же голос, который показался Вазгеру знакомым. Кто мог быть его обладателем? Наемник еще раз обшарил взглядом ту часть зала, откуда, как ему почудилось, слышался голос. Там сидело несколько воинов, каждый из которых рангом был не ниже десятника, а также двое сотников и еще мужчина одного с Вазгером возраста, облаченный в яркий пурпурный плащ и темную парчовую куртку, поверх которой была надета покрытая затейливым рисунком, до блеска надраенная кираса. Наемник затруднялся определить, кто этот человек: уж слишком необычным было его облачение. Он мог сойти за знатного горожанина и даже аристократа, но воинская, пусть даже и вычурная кираса сбивала с толку. Этот человек сидел вполоборота, с аппетитом поглощая какую-то смесь из мяса и овощей, каждые несколько секунд отхлебывая из медного кубка густое вино, от которого поднимался пар. Временами он перебрасывался с соседями парой фраз, и тогда Вазгер слышал этот голос… Такой знакомый и в то же время такой неузнаваемый. Наемник напрягся, пытаясь припомнить, кто это. А мужчина за столом, оторвавшись на минуту от еды, выпрямился и, откинувшись на спинку стула, о чем-то живо заговорил с сидящим напротив сотником.

Увидев его лицо, Вазгер не поверил своим глазам. Да, он мог не узнать голос — тот порядком изменился за прошедшие годы, — но лицо оставалось прежним, разве что погрубело и вытянулось. Лицо того самого человека, которого Вазгер поминал почти тридцать лет. Рука протянулась к шраму, пересекающему грудь, и по телу жаркой волной разлилась боль, которая пряталась в закоулках сознания все эти годы.

Вазгер пошатнулся, ухватившись за край стола, чтобы не упасть. Мир, его окружающий, размазался и исчез, остался лишь один человек, которого наемник уже не надеялся встретить никогда. Но боги решили иначе…

Шум битвы сюда почти не долетал, хотя сражение развернулось едва ли не в миле отсюда, на болотистом берегу реки, несущей свои воды к Мэсфальду. Воинов можно было бы разглядеть без труда, если бы не густая роща, раскинувшаяся как раз между низиной, где схлестнулись два войска, и приземистым каменным фортом.

Вазгер оторвал взгляд от узкой бойницы в боковой стене и снова поплелся на свой пост, в одну из угловых башен. Он не был в восторге оттого, что приходится вот уже второй день отсиживаться в форте и нести бессмысленную охрану подступов к городу. Если откуда и можно было ожидать подхода дополнительных сил Вечных, то только не с этого направления. Ни один командующий не поведет солдат через то болото, в которое превратился лес после почти двух недель непрерывного дождя. Вечные храбры, этого у них не отнять, но отнюдь не глупы: у них гораздо больше шансов прорваться к месту боя по контролируемым дорогам или лесным просекам, которые находятся много восточнее форта. Вазгер не понимал, какой толк может быть от отряда, охраняющего пустое поле позади форта. Два десятка воинов, размещенных в крепости, принесли бы гораздо больше пользы в сражении, где не нужно часами просиживать штаны, ожидая невесть чего.

Форт был невероятно старым и давно брошенным — его не использовали уже по крайней мере лет сто. Однако выстроен он оказался на совесть: несмотря на небольшие размеры, его мощные стены остались все так же крепки, нигде не было видно ни трещин, ни осыпавшейся кладки. Правда, деревянные перекрытия и балки сгнили, так что над головой сияло чистое небо, но лестницы и полы оказались целы и без труда выдерживали вес взрослого человека, хотя временами стонали и жалобно поскрипывали.

— Ну как там? — спросил нагнавший Вазгера воин.

— Да все так же, — раздраженно ответил он. — Ни черта не видать, но вроде еще дерутся.

— Ну если наши сломят сопротивление Вечных, никто больше сунуться не посмеет. Честно говоря, не пойму, как эти твари до сих пор держатся. — Воин пожал плечами. — Вроде они и не воевали никогда — это испокон веков было уделом людей, а вот посмотри-ка, выучились.

— Выучились, как же! — со злостью выкрикнул Вазгер. — Вечные не умением берут, а числом. Не пойму, откуда их столько повылазило? Вроде нас всегда больше было, а тут на тебе: из всех своих нор повылазили. Ничего, наши их разобьют, тогда пусть попробуют еще на свет показаться!

— И не говори, — вздохнул собеседник. — Ну, понимаю еще, нуберо с нами бьются или там фаханы и финодири… Но ведь и сиды и даже лепрехуны в войну ввязались, — кто мог подумать, что и они за оружие схватятся? Говорят, кто-то даже белую леди среди сражающихся видел, я уже ничему не удивляюсь…

Вазгер поднялся на башню. Ступени под ногами натужно скрипели и пошатывались. Несколько бойниц позволяли совершать почти круговой обзор и видеть не только опушку леса, но и далекие стены города, однако сражение, развернувшееся в низине, нельзя было разглядеть. Вазгер уселся на кучу соломы, покрытую плащом. Рядом пристроился тот самый воин, с которым он говорил, пока поднимался наверх. Снаружи было все так же пустынно, даже ветви не колыхались: так было вчера, так есть сегодня и так же, наверное, будет завтра, если только не придет приказ покинуть наконец форт. Лежащие у бойниц заряженные арбалеты, пучки длинных стрел и луки с пока еще не натянутыми тетивами не вызывали ничего, кроме раздражения, да оно и понятно — что толку от оружия, если нельзя пустить его в ход.

Над головой гаркнул ворон, закружившись над фортом.

— Примета плохая, — покачал головой воин, неотрывно глядя на иссиня-черную птицу.

— Ничего, Аркус, сейчас я эту примету… — Вазгер поднял лежащий ближе других арбалет и, прицелившись, выстрелил. Тугая тетива громко щелкнула, посылая короткий болт в небо. Ворон еще раз громко каркнул, когда стрела пронеслась совсем рядом с его крылом, и умчался в сторону леса. Вазгер досадливо махнул рукой и отбросил арбалет. Если бы пришлось стрелять из лука — попал бы наверняка, да уж сделанного не воротишь.

— Дурная примета, — снова повторил Аркус, нахмурившись. — Откуда здесь ворону взяться? Не иначе, боги предупреждают… Орнелла, спаси и сохрани нас.

— Да заткнись ты! — со злостью рявкнул Вазгер, перезаряжая арбалет. — Тоже мне — вестник богов. Птица и птица, разве что каркает много. Жаль, не попал только, суп бы неплохой получился.

Воин махнул рукой и горестно вздохнул: что поделаешь, не все верят в приметы, но лучше иногда прислушаться к голосу разума, плохая примета — одинокий вороний крик.

— Как думаешь: правда, что войско Вечных сюда пробирается? — снова заговорил Аркус. Вазгер только пожал плечами:

— Кто его знает… Слух-то идет, это верно. Но откуда Вечные могут взять еще столько воинов? Тысяча, максимум две — вот та помощь, на которую они могут реально рассчитывать. Но я-то думаю, что даже если это войско существует, то навряд ли оно успеет прибыть вовремя и изменить ход сражения. И уж наверняка Вечные не попрутся с нашей стороны — это просто нелепо.

— Надеюсь, — ответил Аркус. — Я не думаю, что мы сможем сдержать даже эти две тысячи. Хотя стрел у нас и с избытком, но это нам навряд ли поможет.

Тут Аркус был, несомненно, прав, но Вазгер все еще не верил, что им придется вступить в бой с Вечными. Приподнявшись, он указал на одну из бойниц, откуда открывался вид на широкую бурую полосу леса. Стволы деревьев сливались в единую массу, и, лишь напрягая зрение, можно было рассмотреть переплетенные ветви с поредевшей листвой.

Так прошел час, за ним другой. Вазгер пытался задремать, но холодный ветер, врывающийся через бойницы, да солнце, которое не закрывала ни одна туча, сводили на нет все его усилия. Аркус за это время даже не сдвинулся с места, продолжая задумчивым взглядом, в котором пряталась тревога, буравить окрестности. Только изредка он поднимал глаза к небу, будто пытаясь что-то разглядеть.

— Улетела твоя плохая примета, успокойся, — зевнул Вазгер, садясь на корточки: сон все равно не шел. Снаружи так ничего и не изменилось, разве что шум все еще продолжающегося сражения стал немного тише. Вазгер дотянулся до лука и, вытащив из кожаного мешочка на поясе аккуратно свернутую тетиву, принялся натягивать ее. Вазгер, не глядя, взял одну из лежащих рядом стрел и, поднявшись, подошел поближе к бойнице. Аркус тоже приблизился и встал рядом.

— Как думаешь, попаду вон в то дерево? — поинтересовался Вазгер, указав на опушку. Аркус, конечно, не мог догадаться, какое именно из деревьев имеет в виду тот, а потому только хмыкнул:

— Попробуй…

Это, конечно, было даже не развлечением, а простым дурачеством, но иначе бездействие стало бы пыткой. Расстояние до кромки леса было почти в полтора перестрела, так что точно послать ее в цель казалось невозможным, но Вазгера это ничуть не смущало — ему хотелось развеять скуку.

— Подержи. — Он протянул собеседнику приготовленные стрелу и лук, а сам тем временем быстро натянул на запястье костяной щиток и металлическое кольцо на указательный палец. Воин вернул Вазгеру лук, и тот, натянув тетиву и тщательно прицелившись, послал стрелу в сторону леса. Для засады в форте отбирали хороших стрелков, но у всех изредка бывают неудачи. Стрела еще только сорвалась с тетивы, а Аркус уже прочитал на лице Вазгера глубокое недовольство — выстрел явно оказался неточен…

А затем будто страшный сон обернулся реальностью.

Стрела скрылась среди деревьев, и почти тут же со стороны леса донесся громкий вопль боли и отчаяния. Из-за ствола на опушку вывалилась небольшая фигурка и упала в траву.

— Будь я проклят, — прошептал Аркус, — Да это же хоб… Вечные все-таки здесь!!!

И тишина разом умерла. Лес огласился яростными криками, полными невероятной злобы. На опушку ринулось пестрое воинство Вечных — трудно было даже перечислить всех, кто был здесь. Тут и там на солнце сверкала сталь, кто-то стрелял в сторону форта, но стрелы или не долетали, или сыпались вниз, ударяясь о стены: лучники Вечных были никудышными.

— Я же говорил — примета! — выкрикнул Аркус, припадая на одно колено у соседней бойницы и вскидывая первый же подвернувшийся под руку арбалет. Вазгер, ругнувшись сквозь зубы, потянулся за следующей стрелой и отправил ее в толпу, даже не целясь. Вечные бежали столь плотно, что промахнуться было невозможно. На остальных башнях тоже заметили войско — стрелы посыпались одна за другой, но Вазгеру было не до того, чтобы наблюдать. Он механически брал очередную стрелу и снова вскидывал лук. Рядом Аркус продолжал опустошать заранее заготовленные арбалеты: когда последний пошлет толстый болт в толпу, ему тоже придется взяться за лук. Вот только вся беда в том, что тетиву Аркус натянуть пока не успел, а это означало, что защитников форта на какое-то время станет на одного меньше. Но воин не был виноват: никто не ожидал нападения из леса. Вечных было около двух тысяч. Больше всего ужасали бегущие впереди огромные спригганы — их топот разносился далеко окрест. На их уродливых мордах полыхали узкие зеленые глаза, а толстые волосатые руки сжимали длинные палаши и боевые топоры. Увидев этих тварей, Вазгер непроизвольно вскрикнул и, тщательно прицелившись, выпустил стрелу в одного из спригганов. Их нужно было уничтожить во что бы то ни стало, эта нечисть могла натворить много бед, если бы добралась сюда. Со всеми остальными справиться было гораздо легче. Вазгер прекрасно осознавал, что несущуюся на форт орду им не сдержать и больше полутора тысяч прорвется. И все-таки Вазгер и остальные не собирались сдаваться так просто. Войско Вечных пока еще не добралось до форта, продолжая нестись через пустынное поле, но захват укрепления был вопросом лишь нескольких, минут.

Аркус наконец натянул тетиву и изготовился стрелять по несущейся, будто морская волна, массе. Вазгер на миг бросил взгляд через плечо и увидел чистое безоблачное небо.

— Поджигай!!! — завопил он не своим голосом. Внизу, во дворе форта, была навалена огромная куча соломы, веток и разной трухи, которую следовало поджечь в том случае, если войско Вечных будет прорываться с этой стороны. Дым должен был стать сигналом для их армии. Аркус, поняв, чем может грозить промедление, отшвырнул лук и ринулся к лестнице, на ходу срывая с пояса мешочек с огнивом. Вазгер снова все внимание устремил на несущихся через поле Вечных и, хладнокровно прицелившись, выпустил еще одну стрелу, которая вонзилась сприггану под ключицу. Тварь громко взревела и упала в толпу, придавив своей тушей цверга и скоге.

И только тут Вазгер заметил, что почти никто из бегущих больше не падает, а если кто и рушится на траву, то не сраженный стрелой, а просто потому, что споткнулся или поскользнулся в грязи.

— Что за дьявольщина? — пробормотал Вазгер, натягивая тетиву и готовясь выпустить очередную стрелу: выяснять, что происходит в форте, было некогда.

— Эй, парень. Обернись! — крикнул кто-то из-за спины. Вазгер резко обернулся, одновременно опуская лук, чтобы случайно не поразить человека стрелой. Взгляд успел выхватить распростертое на ступенях лестницы тело Аркуса и высокого воина, стоящего совсем рядом. Вазгер дернулся и попытался снова вскинуть лук, но не успел. До блеска отполированный, покрытый кровью клинок сверкнул, взвившись над головой, а затем со свистом рухнул вниз, принося с собой страшную боль, разорвавшую тело от плеча до паха. Падая, Вазгер успел увидеть чистое небо, полное солнечного света, — и это была самая ненавистная картина, которую Вазгер видел за всю свою жизнь: запалить солому и подать сигнал, похоже, никто не успел.

Полторы тысячи Вечных, продолжая кричать, бежали мимо форта в сторону рощи, за которой войско людей час за часом теснило их собратьев…

Да, все случилось именно так: Вазгер помнил события того дня до мельчайших деталей. Он помнил каждый звук, каждое произнесенное слово, он помнил того, кто предал их. Сейчас, по прошествии стольких лет, чувства наемника ничуть не изменились — он все так же искренне и всем сердцем ненавидел этого человека… Хотя где-то в глубине души понимал, что двигало им тогда — в тот самый день, когда он хладнокровно и методично вырезал всех защитников форта. Даже в те времена, когда люди впали в безумие, почуяв запах свободы от власти драконов, еще находились такие, кто решился идти против мнения большинства. Многие из этих протестантов не отваживались брать в руки оружие, ограничиваясь лишь злобными выпадами в адрес Дагмара и его сподвижников, — с этими почти всегда расправлялись быстро: кого казнили, кого изгоняли из города. Но были и те, кто решался на подлинное безумие — воевать против таких же людей, как они сами, на стороне Вечных. Такие воины обычно становились добровольными смертниками, в самый разгар битвы ударяя в спину тем, кто им доверял. Вот только прежде чем погибнуть самим, предатели, переметнувшиеся к Вечным, успевали отправить на тот свет немало воинов.

Этот был именно из таких переметчиков. Вазгер понимал, что он борется за свои идеалы, за тот мир, который считает лучшим. Но предательский удар, нанесенный по защитникам форта, удар, которого никто не ожидал, и ожидать не мог, — забыть и простить нельзя. Если бы воин вступил в честный бой, никто не посмел бы бросить ему и слова упрека, но он сам нацепил на себя несмываемое клеймо предателя.

Вазгер продолжал неотрывно смотреть на человека за соседним столом. Рука невольно поглаживала скрытый под курткой уродливый шрам. С какой же ненавистью должен был быть нанесен удар, чтобы клинок, словно гнилую тряпку, прорвал крепкую кольчугу и так располосовал тело? Но на лице воина в тот раз не было и следа ненависти — только чувство собственного превосходства и честно исполненного долга. А еще наемник не мог понять, как этот человек оказался здесь, в городе, который посмел предать. Судя по его одежде и окружению, это был знатный и богатый человек. Как он мог этого добиться?

Вазгера захлестнул гнев. Сейчас наемник готов был кинуться на сидящего впереди воина и свернуть его поганую шею.

— Эй, ты чего? — затормошил его за рукав сидящий по соседству ветеран. Его явно испугало выражение лица командира. И эти слова помогли Вазгеру снова обрести власть над собой. Он всего полчаса назад пытался внушить мальчишке на улице, что гнев далеко не лучший советчик, однако сам едва не стал жертвой собственных чувств. Нельзя бросаться в схватку очертя голову.

Гнев медленно уходил, уступая место мрачной решимости. Теперь на командира с тревогой и недоумением смотрели все пришедшие с ним воины, однако никто так и не решился узнать, что происходит.

Наемник медленно поднялся, стиснув рукоять меча. Зариан (так звали предателя), сидящий впереди, все еще ничего не замечал, продолжая разговор, — ему было глубоко безразлично, что происходит вокруг. На лице его блуждала задумчивая полуулыбка, которая изредка пропадала, и тогда на лице на миг проступало выражение брезгливости, которое воин, впрочем, торопился стереть.

Шагнув в проход между столов, Вазгер вытащил меч и направился прямиком к столу, за которым расположились воины, окружавшие предателя. Наемник шел медленно, не отрывая взгляда от воина в вычурной кирасе. Мужчина за столом наконец поднял глаза и встретился взглядом с Вазгером. Зрачки его расширились, брови сошлись, рука рванулась к скрытому под плащом мечу. Он сразу понял, что от него нужно приближающемуся воину.

— Помнишь стычку у форта, гаденыш? — взревел наемник.

— Убейте эту пьяную мразь! — рявкнул Зариан, указывая острием меча на приближающегося Вазгера. Вазгер, еще крепче стиснув меч и поняв, что драка грозит нешуточная, бросился на окруживших Зариана воинов. Наемник знал, что те и понятия не имеют, кто тот человек, с которым они делят хлеб и вино, но выбора у Вазгера не было.

— Держись, командир! — послышалось за спиной, и Вазгер узнал голос одного из своих воинов. Раздался звук отшвыриваемых скамеек и топот ног.

— Назад, это приказ! — крикнул наемник не оборачиваясь: с Зарианом он разберется сам. Не останавливаясь, он со всего маху влетел в самую гущу воинов, размахнулся мечом. Он не задумывался над тем, что делал: тело двигалось само по себе. Звон мечей рвал тишину на части. Блики, рожденные свечами и факелами, скользили по лицам дерущихся, искажая и без того превратившиеся в злые маски физиономии. Под напором трех мечей Вазгер вынужден был отступить и уйти в глухую защиту — ему противостояли действительно отличные воины.

Наемник старался держать всех противников в поле зрения, чтобы никто не смог подобраться со спины, хотя и понимал, что в случае чего солдаты из его отряда криками вовремя предупредят об опасности. Теперь Вазгер бился против двоих, остальные решили пока повременить с нападением. Шелест клинков, смешанный с топотом и звоном, продолжался минут пять. За это время и Вазгер, и его противники сумели нанести друг другу по нескольку незначительных ран.

Вазгер чувствовал, что слабеет. Это было почти не заметно, но полученные раны давали о себе знать. Нужно было заканчивать бой как можно скорее. Взревев, наемник снова перешел в наступление, и вскоре его напор принес свои плоды. Воин, допустивший ошибку в защите, без вскрика осел, даже не дотянувшись вскинувшимися было руками до раскроенного черепа.

Неожиданно один из противников улучил момент и, схватив свободной рукой стоящий поблизости стул, швырнул его Вазгеру в голову. Чтобы избежать удара, наемник вынужден был припасть на одно колено, чем и не замедлил воспользоваться второй боец.

Перед глазами Вазгера блеснул клинок, и все исчезло во тьме.

Интермеццо

В ЛЕСАХ НЕДАЛЕКО ОТ МЭСФАЛЬДА

Огромную поляну, поросшую высокой травой, окружали почти построенные деревья, сучья которых начинались от самой земли и сплетались в непроходимую колючую стену.

Несмотря на то, что вокруг царствовала осень, глаза резала невероятная зелень. Листья будто только что выбились из почек и теперь поблескивали на солнце. Трава оказалась и того ярче: светясь, будто изумруд, она почти неслышно шелестела на ветру. Радужный купол, скрывающий поляну, отливал серебром, но в то же время казался абсолютно прозрачным.

В центре поляны стояли восемь дорогих кресел, обитых нежно-розовой замшей. Лишь одно кресло было полностью черным и матовым.

Царила совершенно особенная тишина: такой никогда ранее не бывало на земле. Не пели птицы, а трава хотя и шелестела, но не хотелось верить в реальность этих звуков — их как будто и не было вовсе. Только что распустившиеся цветы плотно оплетали ножки кресел, будто стараясь удержать их на земле. Мясистые голубовато-желтые лепестки источали несильный терпкий аромат, от которого немного кружилась голова.

Воздух над креслами потемнел, заколебался и сгустился, формируясь в восемь величавых фигур. Сначала возникла невысокая девушка в колышущейся прозрачно-синей юбке. На обнаженную грудь свешивался тяжелый кулон небесно-голубого цвета, полный мерцающих искорок. В руке девушка держала небольшой цветок, который то обвивался вокруг ее запястий, то распрямлялся, превращаясь в призрачный жезл. Орнелла, откинувшись в кресле, принялась ждать появления остальных.

Следующим явился Имиронг, а за ним и отец Орнеллы Ньёрмон. На этот раз оба были облачены в одинаковые хитоны, едва доходящие до колен, и плетеные золотые сандалии на высоких каблуках, разве что одеяния Имиронга, были традиционно желто-зелеными, а Ньёрмона — столь же синими, как и у дочери. Летний бог почти изгнал из своих глаз языки огня, оставив лишь беснующиеся искры внутри радужных зрачков. Отец океанов сменил свою водяную диадему на корону в виде застывшей волны.

Спустя несколько минут в соседнем с Орнеллой кресле материализовался Каниос. Он ничуть не изменился с момента последней встречи, разве что его туманная тога стала чуть более плотной, а в ушах сверкали серьги из дождевых капель. Оглядевшись, он удовлетворенно кивнул и принялся так же молча, как и остальные, ожидать появления оставшихся.

Почти тут же в розовых креслах возникли еще трое. Амфарон и Брэннета облачились в одинаковые шелковые рубахи и широкие брюки с бахромой. Только женщина была босой, а мужчина носил высокие, до середины бедра, сверкающие сапоги. Создатели магии держались за руки. Волосы Брэннеты были уложены в высокую прическу.

Везэльд появился между Амфароном и Имиронгом. Борода его была коротко подстрижена, из косы исчезла вплетенная в нее трава, зато пучки растительности торчали теперь из-за ушей, будто нимбом обрамляя голову.

— Райгар, как всегда, заставляет себя ждать, — недовольно произнес Ньёрмон, искоса взглянув на пустое черное кресло, над которым все еще клубился непрозрачный туман.

— Ты же его знаешь: он проводит в этом мире времени больше, чем мы все, вместе взятые. Тем более что никто из нас, кажется, никуда не торопится, — парировал Амфарон.

Ньёрмон хотел было ответить, но не успел.

— Прошу прощения за опоздание, — раздался громкий голос, и в черном кресле оформилась наконец плотная фигура Райгара, обтянутая серебряной кольчугой. Шлем он держал в одной руке, а плащ из вороньих перьев — в другой. Райгар оказался единственным, кто ничего не изменил в своем одеянии. Он перебросил плащ через спинку кресла, а шлем подбросил высоко вверх, где он и повис, опираясь на небольшое пурпурное облачко.

— Итак, — включился в разговор Имиронг, — теперь все в сборе… Признаю, дорогой Незабвенный, как тебя зовут эти твари, ты довольно сильно заинтриговал нас. Все, что ты задумал, и вправду занимательно, однако, похоже, твой замысел сорвался, как и все то, что исходило от тебя ранее. Смертный по имени Вазгер, играющий одну из ключевых ролей в этой истории, выбыл из игры, а без его участия все пойдет кувырком. Скучно…

— Почему же? — пожал плечами Райгар, улыбнувшись. — Ведь этот смертный не единственный, кому нужен кусок нашего Дара. Есть еще множество других, кто заинтересован в деле ничуть не меньше. По меньшей мере двенадцать тварей заняты погоней за частями Пламенеющего Шара, — не думаю, что из-за того, что их поубавилось, происходящее будет менее забавным и интересным. В конце концов, смертный Вазгер далеко не ключевая фигура в нашей истории, и устранение его вряд ли повлияет на что-либо.

— Не скажи, — резко заметил Везэльд, поглаживая бороду. — Получается, что твоим тварям Охотникам не составит никакого труда добыть осколок из замка, ведь на их пути не будет стоять достойный противник. Пока что борьба, развернувшаяся из-за пары других осколков, выглядит гораздо занимательнее, не так ли?

— Возможно, — легко согласился Райгар. — Но мы собрались, чтобы обсудить то, что касается поисков именно этой части Дара, и я считаю неуместным говорить о вещах, до того не касающихся.

— Прости, наш дорогой Незабвенный, но Дар в истоке своем един, а значит, и все то, что касается его осколков, подлежит обсуждению в равной степени, — возмутился Ньёрмон. — Может, ты и замыслил все это в одиночку, но не забывай, что мир этот создавали мы вместе и Шар — это наше общее творение. Из чего следует, что мы имеем такое же право решающего голоса, как и ты, — тебе придется считаться с нашим мнением.

Райгар нахмурился. Ему пришлись не по нраву слова Зимнего бога: он не терпел подобных замечаний ни от кого, а исключение мог сделать лишь для Орнеллы — однако та молчала, потупившись. Глаза Райгара превратились в пару узких черных щелок, в которых метались рубиновые молнии. Щеки втянулись и подбородок заострился — лицо бога приобрело хищное выражение, теперь он больше походил на большую грозную птицу, застывшую на краткий миг, но готовую сорваться со своего места и броситься на жертву. Собравшиеся невольно вздрогнули: хоть никто и никогда не произносил этого вслух, хоть никто и не делил богов на сильных и слабых — все они были одинаково могучи, — но все, от Имиронга до Брэннеты, безоговорочно признавали Райгара своим главой. Райгар, разумеется, все это прекрасно знал, но никогда не ставил себя выше остальных, гораздо занимательнее казалось забавляться с сотворенным миром — поднебесным и Изнанкой, там было столько простора для деятельности…

— Успокойся, Райгар, прошу тебя, — пришел на помощь Имиронг, который слыл самым миролюбивым и не любил ссор между собратьями. — Право, нет причин для вражды. Ньёрмон, конечно, в чем-то прав, но все же именно благодаря тебе жизнь в нижних мирах вошла в новое русло — тебе и карты в руки. Однако пойми и нас: нам не слишком-то весело оставаться пассивными наблюдателями в то время, когда только ты подталкиваешь события в сотворенном мире, заставляя их развиваться по твоему разумению…

— Не продолжай, я понял тебя. — Гнев Незабвенного сменился благодушной улыбкой. — Возможно, я допущу вас к моей игре, но только с некоторыми ограничениями. Надеюсь, эту маленькую вольность вы мне великодушно простите…

Над поляной разнесся приглушенный ропот. Собравшиеся принялись обсуждать слова Райгара, которые можно было истолковать далеко не однозначно. Все-таки боги не привыкли, чтобы кто-то ограничивал их. Если бы все, о чем шел сейчас разговор, было личным делом Незабвенного — это одно, но предметом обсуждения являлся мир, сотворенный всеми богами, и это давало каждому определенные права… Больше других возражал Ньёрмон, чуть с меньшим энтузиазмом его поддерживал Каниос, но в целом ситуация складывалась не в их пользу — большинство склонно было согласиться с предложением Райгара. Незабвенный решился открыться полностью, видя, какой оборот принимает разговор:

— Я предлагаю вам наравне с собою решать, как поступать с теми, кого вам заблагорассудится ввести в погоню за осколками Шара. А все те, кто зовется Черными Охотниками, принадлежат мне, и только мне. Если я узнаю, что кто-то из вас тайком от меня попытается манипулировать ими… — Райгар не договорил, но так стиснул кулак, что затрещали сухожилия.

— Позволь узнать границы наших возможностей? — сохраняя вежливый тон, спросил Имиронг.

— Здесь нет секрета, — развел руками Незабвенный. — Основа замысла проста: смертные пытаются доставить осколки Великим Змеям, а мои Охотники постараются донести их на стык поднебесного мира и Изнанки, чтобы я забрал наш Дар. Честно говоря, меня мало волнует конечный результат: если поставленная перед Черными Охотниками задача окажется для них непосильной и Шар обретут Змеи — что ж, это не так уж страшно.

— То есть ты предлагаешь нам всем играть против тебя? — уточнила Орнелла. — Ты оставляешь себе своих Охотников-тварей, а нам отдаешь остальных? И мы имеем полное право противостоять твоим созданиям, возводить на их пути любые преграды?

— Так же как и я на пути ваших, — согласился Райгар. — Но повторю еще раз — сама основа игры должна остаться неизменной: вы выступаете на стороне драконов, а я — на стороне Черных Монахов. Так мы решим раз и навсегда, кто из нас чего стоит.

Поднявшийся ветер взъерошил густые волосы Незабвенного. В руке его возник алмазный кубок, полный розоватого вина.

— Полагаю, мы договорились? — плутовато улыбнулся он, вскинув брови. Настороженность и недоверие оказались столь тщательно скрыты за обезоруживающей внешностью, что никто не заметил их. Перед каждым из кресел возникли высокие столики из полированной яшмы, на которых стояли наполненные кубки. Райгар безошибочно определил, кому из собравшихся какой напиток подходит больше, — во всяком случае, каждый принял свой кубок.

Незабвенный дождался, пока остальные поднимут бокалы, а затем коротко кивнул, принимая это как согласие на свои условия, и осушил кубок до дна, после чего тот мгновенно растаял в воздухе.

— Разговор на этом можно считать завершенным? — осведомился он и, протянув руку, подхватил медленно опустившийся на ладонь шлем, который тотчас же водрузил на голову.

— К сожалению, нет, — качнула головой Брэннета, чуть приподнимаясь над своим креслом, — мы так и не прояснили вопрос о твари по имени Вазгер…

— Теперь это меня не касается, — жестко парировал Райгар. — Только я хочу, чтобы вы знали — Вазгер все еще продолжает погоню за осколком Пламенеющего Шара. Вам бы следовало повнимательнее относиться к происходящему в мире.

Едва произнеся это, Незабвенный запахнул плащ, мгновенно оказавшийся у него на плечах, и исчез.

— Постой! — запоздало крикнула ему вслед Брэннета. — Так он жив?!

Ответом ей послужило молчание.

Поляна постепенно пустела. После столь неожиданного ухода Райгара никто больше не произнес ни слова, хотя на лицах застыли сотни так и не высказанных вопросов.

Чуть дольше других задержался на поляне Везэльд. Старик поднялся из кресла и задумчиво обошел восемь опустевших кресел, каждое из которых еще хранило тепло сидевших в них, и только место Райгара оставалось холодным. Покачав головой, Везэльд что-то тихо прошептал и, сложив руки на груди, медленно воспарил над землей.

Огромная радуга ударила в накрывший поляну прозрачный невидимый купол, вымывая из реальности кресла, высокую сочную траву и густые кроны деревьев. А когда все исчезло, в лес вернулась обычная дождливая осень с ее пожелтевшими листьями, наполовину облетевшими кронами и увядшей травой, которую трепал ветер, сквозящий от верхних веток до самой земли.