ЖИЗНЬ — СОН

Жизнь — сон, дин — дон, кто он, где он, звук слов, не нов, забыть, не быть, уйти, найти, обман, туман, что так, вот — так… Колеблется космический метроном сознания, ритмично отстукивая сутки, месяцы, годы, века. Дневные иллюзии сменяются ночными грезами, и опять вместе с утренней звездой возвращаются вечные облака, слова, лица, чувства, грохот машин, суета городов. Человека всегда тянуло исследовать заколдованную и близкую страну снов. Но, повинуясь неумолимым, еще невыясненным законам, рациональное мышление, надев ночную маску сна, тут же превращается в главного персонажа тайной игры, первое действие которой — уничтожение дневника логических наблюдений. Ворота в страну снов защищают надежные стражи. В состоянии бодрствования мышлению остается только переписывать заново старый дневник, анализировать смутные воспоминания, собирать мозаику запечатлевшихся образов и гадать о своей странной роли короля, шута и стража в заколдованном замке.

В снах много тайн. Например, до сих пор нет удовлетворительного объяснения загадке «обращения времени во сне». Человеку снится, что кто-то за ним гонится. Он строит логические планы, совершает хитроумные действия, исследует лабиринты, произносит длинные монологи. В какой-то томительный момент происходит решающая схватка. Кто-то медленно поднимает пистолет, звучит выстрел, и человек просыпается в испуге от этого звука. Оказывается, это всего лишь хлопнула форточка, или упал на пол какой-то предмет, или произошло еще что-то в этом роде. В литературе известно много описаний этого феномена. Проблема сильно занимала Л. Н. Толстого. Некоторые современные исследователи пытаются доказать физический эффект обращения времени во сне, аналогичный для гипотетических элементарных частиц — тахиионов, некоторым он представляется неоспоримым доказательством присутствия верховного управляющего существа. Рациональное объяснение предполагает первичным причину звука или другого раздражителя (раскат грома, хлопнувшая ставня, котенок, в игре царапающий руку спящего), а весь сон возникает в короткий промежуток пробуждения. Сон промелькнул, как молния, но он долго рассказывается, а чувство времени во сне полностью определяется последовательностью промелькнувших образов. По всей видимости, в некоторых ситуациях мозг может перерабатывать информацию с колоссальным быстродействием. Известно, что в этом участвуют одновременно 200 млн. нервных волокон, соединяющих два полушария мозга. Мозг предстает как совершенная параллельная вычислительная машина. Заметим, что для параллельной обработки информации закон ограниченности действия скоростью света не выполняется. Все зависит от количества обрабатывающих элементов и способа их организации.

Еще одна не до конца исследованная область связана с предсказаниями. Много древних исторических примеров предсказания будущего во сне привел Цицерон в трактате «О дивинации»: вещие сны Платона, Сократа, Софокла, Евдема, Ганнибала, других исторических личностей. Эти примеры часто повторяются в современных трактатах, добавляются и новые факты. Если поверить в возможность проявления будущего в снах, то эффект «обращения времени» объясняется встречей близкого локального будущего и прошлого, происходящей во сне.

Интересен сон английского поэта С. Колриджа, описанный Борхесом. В один из летних дней 1797 г. Колридж после приема наркотического средства во сне сочинил поэму «Кубла Хан», посвященную дворцу монгольского императора, построенному в XIII в. Проснувшись, он успел записать несколько десятков строк. Неожиданный визит прервал это занятие. Кол- риджу так и не удалось восстановить всю поэму. Интересно, что, как свидетельствуют исторические источники, монгольский император увидел план дворца во сне и затем построил его согласно этому плану. Колридж не мог знать о сне императора — перевод персидских источников появился только 20 лет спустя. Сон в XIII в. о прекрасном дворце повторился в XVIII в. в форме поэмы о нем. В XVII в. от дворца остались лишь руины, поэма тоже существует в виде фрагмента. Удивительные совпадения!

«Первому сновидцу было послано ночью видение дворца, и он его построил; второму, который не знал о сне первого, — поэма о дворце. Если эта схема верна, то в какую-то ночь, от которой нас отделяют века, некоему читателю «Кубла Хана» привидится во сне статуя или музыка. Человек этот не будет знать о снах двух некогда живших людей, и, быть может, этому ряду снов не будет конца, а ключ к ним окажется в последнем из них».

Ньютон и Шопенгауэр верили в абсолютное время. Шопенгауэр считал, что равномерность течения времени в наших головах как ничто другое указывает иа то, что мы все — сон единого существа. Эта идея провозглашается в древних восточных религиях. Борхес рекурсивно развивает ту же мысль: и жизнь, и сон, и персонажи жизни-сна — все только чей-то загадочный сон в еще более загадочном сне. В этих рекурсивных играх есть определенный реальный смысл — мир рекурсивен независимо от того, чем его объявить: сном, жизнью, сном сна или лабиринтом снов.

В литературе нового времени все чаще и чаще появляется мотив странных, страшных снов. В них выделяется несколько уровней сна. Проснувшись, человек вдруг с ужасом замечает, что сон продолжается. Разум генерирует новые кошмарные образы. Человек опять в страхе просыпается, возможно, снова во сне. Теряется восприятие реальности мира, тревога усиливается, возможен даже трагический исход. Такие сны встречаются крайне редко и свидетельствуют о серьезных нарушениях психики. Эта тема уже исследовалась ранее, но к ней полезно вернуться еще раз — с новыми данными. Уровней вложенности подобных сиов в реальной жизни обычно не более двух — но и это уже вызывает страх. Писатели описывают рекурсивные сны глубины вложенности 3 и более. Они всегда ассоциируются с трагическими событиями.

Анна Каренина накануне трагического финала увидела такой сон. Художник Рябинин из рассказа В. М. Гаршина «Художники», заболев тяжелым нервным расстройством, не может выкарабкаться из круговерти кошмарных снов. В довершение ко всему, во сие он видит самого себя, занесшего над собой, корчащимся на земле, тяжелый молот. Классическое описание рекурсивного сна глубины три привел Н. В. Гоголь в повести «Портрет».

Художник Чартков купил загадочный портрет старика. Больше всего художника удивили глаза. Они казались живыми, грозная сила ощущалась во взгляде старика. Во сне Чартков видит, как страшный старик выходит из рамы и пересчитывает золотые монеты. Бедный художник, всегда нуждавшийся в деньгах, сделав отчаянное усилие, дотягивается до закатившейся монеты и просыпается. Немного придя в себя и успокоившись, он вдруг с ужасом замечает, что старик протягивает к нему руки, пытаясь схватить его. С криком отчаяния Чартков опять просыпается. Наконец, в третий раз художник наблюдает, как старик старается сбросить простыню, которой накрыт портрет. В полубезумном состоянии художник опять просыпается.

Комиссара Рубашова, героя романа А. Кестлера «Слепящая тьма», со времени первого ареста преследует кошмарный сон. Здесь автор натуралистически передает ощущения переживающих сны во сне.

«А за час до этого, когда два работника Народного Комиссариата внутренних дел стучались к Рубашову, чтобы арестовать что, ему снилось, что его арестовывают.

Стук стал громче, и Рубашов напрягся, стараясь прогнать привычный сои. Он умел выдираться из ночных кошмаров, потому что сон о его первом аресте возвращался к нему с неизменным постоянством и раскручивался с неумолимостью часовой пружины. Иногда яростным усилием воли он останавливал ход часов, но сейчас из этого ничего не вышло: в последние недели ои очень устал, и теперь его тело покрывала испарина, сои душил его…

Часы остановились; стук стал громче; двое людей, пришедших за Рубашовым, попеременно барабанили кулаками в дверь и дыханием согревали окоченевшие пальцы. Но Рубашов не мог пересилить сон, хотя знал, что начинается самое страшное: они уже стояли вплотную к кровати, а он все пытался надеть халат… Бредовая беспомощность нескончаемо длилась — Рубашов стонал, метался в кровати, на висках у него выступил холодный пот, а стук в дверь слышался ему, словно приглушенная барабанная дробь; его рука дергалась под подушкой, лихорадочно нашаривая рукав халата, — и наконец сокрушительный удар по голове изба- вял его от мучительного кошмара.

С привычным ощущением, испытанным и пережитым сотни раз за последние годы, — ощущением удара по уху пистолетом, после чего он и стал глуховатым — Рубашов обычно открывал глаза. Однако дрожь унималась не сразу, и рука продолжала дергаться под подушкой, пытаясь найти рукав халата, потому что, прежде чем окончательно проснуться, он должен был пройти последнее испытание: уверенность, что он пробудился во сне, а наяву снова окажется в камере, на сыром и холодном каменном полу…»

Карташов, герой рассказа Ф. Искандера «Мальчики и первая любовь», в тревожных, беспокойных снах все время искал свою первую юношескую любовь — девушку Зину. Однажды во сне он нашел ее в полной уверенности, что видит не сон, а явь.

С точки зрения программирования жизнь и сон можно трактовать как две подобные алгоритмические процедуры, циклически вызывающие друг друга. В нормальном состоянии психики человека процедура «жизнь» считается главной, жизнь вызывает сон, а после окончания процедуры «сна» управление опять возвращается к жизни. В случае рекурсивных снов после достижения состояния окончания сна управление допускает сбой и возвращается не в процедуру «жизнь», а снова в сон. Обычно рекурсивные сны, последовательно закрываясь, все-таки достигают возвращения к процедуре «жизнь». Человек во сне не фиксирует вызовы снов, хотя известно, что сон связан с погружением по некоторым слоям сознания. Зато окончания снов (просыпания) четко регистрирует сознание. Поэтому описания рекурсивных снов содержат только фазы просыпаний. Само погружение в сны часто остается незамеченным.

В принципе возможны разнообразные варианты рекурсивных снов. Например, сон 1 вызывает сон 2, сон 2 вызывает сон 3, сон 3 закрывается, сон 2 закрывается, продолжается сон 1, сон 1 закрывается (рис. 10).

В программировании процедуры при вызовах получают информацию от вызывающей процедуры. Применительно к снам это означает, что некоторые объекты из реальной жизни, изменяясь, могут действовать в снах и наоборот. Такой прием создает психологическое ощущение загадочной иллюзорности жизни и реальности сновидений. Для обуздания Пегаса Беллерофонт получил волшебную уздечку во сне. Герои Гоголя часто появляются в снах, а в реальной жизни наблюдают эффект своих действий. И, наконец, вспомним сны А. Тарковского.

Рис. 10. Вариант сложного сна

Иногда процедуры «жизнь» и «сон» в результате взаимодействия могут даже обмениваться именами — жизнь становится сном, а сон жизнью. Например, герой рассказа Кортасара «Ночью на спине, лицом кверху» после автокатастрофы во сне попадает в другую жизнь, которая становится реальностью.

«В последней надежде он стиснул веки, пытаясь со стоном пробудиться. Секунду ему казалось, что он вот-вот проснется, потому что он снова неподвижно лежал в постели, хотя н чувствовал, как болтается все его тело и свесившаяся вниз голова. Но пахло смертью, н, открыв глаза, он увидел окровавленную фигуру жреца, готового приступить к жертвоприношению: жрец двигался к нему с каменным ножом в руке. Ему вновь удалось закрыть глаза, но теперь он уже знал, что не проснется, что он уже не спит и что чудесный сон был тот, другой, нелепый, как все сны; сон, в котором он мчался по диковинным дорогам удивительного города, навстречу ему попадались зеленые и красные огни, не дававшие ни пламени, ни дыма, и огромное металлическое насекомое жужжало под ним. В бесконечной лжи того сна его тоже подняли с земли, и кто-то с ножом в руке приблизился к нему, лежавшему с закрытыми глазами навзничь, лицом кверху, среди костров».

Писатели давно подметили связь между угнетенным состоянием психики и рекурсивными снами. Часто эти сны предшествуют самоубийству героев. Сама смерть описывается как погружение в рекурсивный сон без возвращений. В «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского тяжелый сон Раскольникова предшествует рекурсивному сну Свидригайлова, а сон Свидригайлова заканчивается самоубийством.

«Он уже забывался: лихорадочная дрожь утихала; вдруг как бы что-то пробежало под одеялом по руке его и по ноге… Дрожа от лихорадочного холода, нагнулся он осмотреть постель, — ничего не было; он встряхнул одеяло, и вдруг на простыню выскочила мышь. Он бросился ловить ее, но мышь не сбегала с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку… Он нервно задрожал и проснулся. В комнате было темно, он лежал на кровати, закутавшись, как давеча, в одеяло, под окном выл ветер».

Затем в полудреме Свидригайлову пригрезилась девочка-самоубийца, покрытая гирляндами цветов, лежащая в гробу.

Стряхнув дрему, он решает совершить прогулку по ночному городу и в гостиничном коридоре неожиданно находит плачущую продрогшую девочку лет пяти. Уложив ее спать, Свидригайлов переживает второй кошмар. Лицо ребенка вдруг превращается в «нахальное лицо продажной камелии из француженок».

«А, проклятая!» — вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку… Но в ту же минуту проснулся.

Он на той же постели, так же закутанный в одеяло; свеча не зажжена, а уж в окнах белеет полный день».

Свидригайлов бессмысленно пытается поймать муху над холодной телятиной. Затем, очнувшись, решительно выбирается на улицу. Грязная собачонка, валяющийся пьяный на тротуаре, каланча, серый промозглый день, сторож Ахиллес в серой шинели. Короткий бессмысленный диалог. Свидригайлов приставляет пистолет к правому виску и нажимает курок.

Достоевский для усиления эффекта рекурсивности в сны персонажа вносит повторяющиеся сюжетные фрагменты: девочка-утопленница и промокшая девочка, ловля мыши и ловля мух, диалог с маленькой девочкой, коверкающей слова («мамася», «плибьет», «лязбила»), и диалог с Ахиллесом («А-зе, сто-зе вам и здеся на-а-до? Здеся не места»). Свидригайлов вполне мог посчитать свой роковой выстрел совершаемым в продолжающемся кошмарном сне.

Норвежский писатель К. Гамсун в романе «Мистерии» также использовал аналогичный прием рекурсивного сна.

… Странный путешественник Нагель впал в тревожное забытье. К вечеру он наконец уснул, проснулся утром часов около десяти. Бежит к пристани, пытается достать со дна морского свой талисман — железное кольцо. Совершает сложные действия, борется, отчаивается, слышит властный зов с моря, падает на землю лицом вниз — и вдруг просыпается. Минутное облегчение. Но властная сила уже овладела им. Он бежит к причалу и бросается в море.

В романе Г. Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» сны одного из героев Хосе Аркадио Буэндиа описываются как постепенный последовательный переход из одной комнаты в другую, точно такую же — и так до бесконечности. Просыпаясь, он совершал обратный путь, пока не достигал самой первой комнаты. Ему нравились такие путешествия — как будто идешь по галерее между параллельными зеркалами… Однажды Буэндиа не захотел покинуть последнюю комнату. Там он остался навсегда. Его уже не смогли разбудить.

В стихах еще Шекспир в знаменитом монологе Гамлета вопрошает:

У М. Ю. Лермонтова есть удивительное пророческое стихотворение «Сон», написанное им в 1841 г. — году своей смерти.

Стихотворение произвело впечатление на современников. Его часто вспоминали потомки. По сути, это первое в литературе рекурсивное стихотворение. Философ и поэт Владимир Соловьев написал о нем очерк. А. Блок считал это произведение предвестником новых форм литературы. «В этом сцеплении снов и видений ничего не различить — все заколдовано…» Упоминает стихотворение и Даниил Андреев в известном духовидческом произведении «Роза мира».

Он считал миссию Лермонтова одной из «глубочайших загадок нашей культуры».

«… гроза вблизи Пятигорска, заглушившая выстрел Мартынова, бушевала в этот час не в одном только Энрофе. Это, настигнутая общим врагом, оборвалась не довершенной миссия того, кто должен был создать со временем нечто, превосходящее размерами и значением догадки нашего ума, — нечто и в самом деле титаническое».

Владимир Набоков считает «Сон» центральным моментом творчества Лермонтова. Об этом он пишет в «Предисловии к «Герою нашего времени»».

Лермонтов первым не побоялся высвободить могучие смерчи рекурсии языка. Возможно, в этом и состояла его историческая роль. Он переступил запретную черту и оказался в заколдованной области стихий языка. Странная жизнь, странное пророческое стихотворение и странная внезапная смерть… Как будто в самом деле какая-то грозная сила не хотела открывать тайные обряды языка. Но магические заклинания произнесены, колдовство свершилось, и язык приобрел последнюю власть над Вселенной и человеком. Три загадочных сна, три мастера, описавших их, — вот истоки современной литературы: Лермонтов, Гоголь, Достоевский.

«Вот почему в великой триаде хитрые и мудрые колдуны ведут под руки слепца; Лермонтов и Гоголь ведали приближение этого смерча, этой падучей, но они восходили на вершины или спускались в преисподнюю, качая только двойников своих в сфере падучей; двойники крутились и, разлетаясь прахом, опять возникали в другом месте, когда смерч проносился, опустошая окрестность. А колдуны смотрели с вещей улыбкой на кружение мглы, на вертящийся мир, где были воплощены не они сами, а только их двойники».

 

ЗЕРКАЛА АНДРЕЯ ТАРКОВСКОГО

Андрей Тарковский обладал особым видением мира. Он выражал свое ощущение жизни сложными образами реальности, сновидений, фантазии, связанными между собой внутренними ассоциациями больше, чем внешней логикой сюжета. Человек у Тарковского предстает как яркая вспышка в фокусе бесконечной серии рекурсивно повторяющихся зеркальных отражений, образующих прошлое и будущее, определяющих настоящее; вспышка, трагическое предназначение которой самим человеком до конца еще не осознано, — возможно, она всего лишь для того, чтобы на мгновение запечатлеть слабый отблеск истинных отражений реальности. Особенно это проявилось в последних, наиболее значительных фильмах «Ностальгия» и «Жертвоприношение».

Фильмы Тарковского сложны. В них и фантастика, и сны, и грубое бытие вещей, и глубокий философский смысл. Эти фильмы как психологический тест Роршаха — одни видят кляксы, другие — целый мир удивительных картинок. Одни досидят от силы до середины сеанса, другие смотрят по нескольку раз. Впрочем, сравнения с тестом Роршаха явно недостаточно. Надо еще понять, что стоит за всеми этими картинками, какая сила приводит их в ритмичное движение, связывает между собой в единое целое и вновь разбивает на бесконечное количество изменяющихся, ускользающих отражений. Поэтому фильмы Тарковского надо объяснять хотя бы для того, чтобы его глазами посмотреть на мир и попытаться, пока, может быть, еще не поздно, изменить его к лучшему. Кроме того, такие фильмы — хорошие уроки ассоциативного мышления. Конечно, мы анализируем творчество с алгоритмических позиций. Нам важно выявить, какие алгоритмические конструкции использует Тарковский, что заставляет человека так пристально всматриваться в необычные зеркала.

В «Ностальгии» трагические судьбы трех человек странным образом переплетаются, образуя загадочную игру отражений, игру света и тени, жизни и смерти.

Современный русский писатель Андрей Горчаков путешествует по Италии, собирая материал для книги о русском крепостном композиторе и музыканте прошлого века. Судьба этого человека напоминает его собственную. Музыкант тоже путешествовал по Италии. Кажется, там даже женился. Вернулся в Россию. Тосковал. Запил. Умер — сгорел от водки, тоски, невозможности самовыразиться.

Писатель страдает от ностальгии. Встречает странного итальянца, который пытается уйти из жизни, затворившись дома и семь лет ожидая конца света. Непонятным образом эти два человека соединены тайной, можно сказать, мистической связью. Их влечет друг к другу. Рассуждения одного об опасном пути человечества, о безысходности жизни, о тупике, в который зашла цивилизация, продолжаются в раздумьях другого. Итальянец просит писателя пройти с зажженной свечой через бассейн святой Катарины в санаторной гостинице. Самому ему это не дают сделать люди, которые постоянно находятся в бассейне, — они считают его сумасшедшим. «Тогда все изменится», — твердит итальянец. Он выступает на площади, призывая человечество вернуться назад, в ту иллюзорную точку истории, откуда будущее представлялось спокойно прекрасным и еще не были видны грозные признаки грядущих потрясений. Странный человек заканчивает свою странную роль. Он обливает себя бензином и поджигает. Звучит восточная музыка. Итальянец уходит из жизни — на этот раз навсегда. На площади равнодушные люди, каждый занят собой. А кто-то, одетый как итальянец, пародирует его, не останавливаясь даже в трагический момент, — последнее гротескное отражение в кривом зеркале жизни.

Писатель выполняет обещание. Бассейн пуст, его чистят. Лужи. Грязь. Застывшие, сломанные бесполезные предметы. Писатель два раза пытается пройти бассейн, но оба раза свеча гаснет (умер композитор, умер итальянец). Наконец, в третий раз ему с трудом удается одолеть весь путь. В последнем усилии он ставит свечу и умирает от сердечного приступа.

Образы итальянца и писателя Тарковский соединяет глубокими ассоциативными связями. Сначала, во сне, к писателю как к хозяину приходит овчарка итальянца. В последних кадрах фильма она тоже будет с ним. Итальянец передает писателю свечу, тот выполняет его желание. Происходит постепенное связывание образов общими атрибутами. В зеркалах отражаются то один, то другой. Отражения меняются. В одном из снов писатель смотрится в зеркало шкафа, приоткрывает дверцу, и изображение в неуловимое мгновение меняется — на него из зазеркалья смотрит итальянец. В снах писателя маленький мальчик — то ли он сам из далекого детства, то ли итальянец, то ли его сын. Переводчица в снах трансформируется в другую женщину. В доме итальянца серые, бурые, в пятнах стены. Много воды, она непрерывно течет откуда-то сверху. Лужи. Отражения в воде. Перед отъездом писатель бродит по воде в древних развалинах. Опять серые, бурые, в пятнах стены. В воде — забытые ненужные предметы. Странный, болезненно красивый символический натюрморт: начатая бутылка водки, угли небольшого костра, тлеет книга любимых стихов. Сам писатель лежит, погружаясь в сюрреалистический сон. Ассоциация не только с итальянцем, но и с композитором.

Ассоциативные схемы развития образов писателя и итальянца одинаковы: уход (в себя, из страны), ностальгия (по жизни, по богу, по любимым, по прошлому), вода, огонь, смерть (последний уход). В более слабой форме эта схема рекурсивно повторяется в судьбе композитора, о которой размышляет писатель. Ассоциации рекурсивно вызывают друг друга, переплетаются, порождая сложную игру символов. Во сне писатель видит себя спящим и видящим собственный сон. Рекурсию усиливают фоновые образы уходящих вдаль повторяющихся колонн храма, арок, проемов дверей, ступеней лестниц. Сам храм все время меняется, оставаясь все-таки храмом.

Последние кадры фильма. Писатель в храме. Неподвижно сидит на земле с собакой итальянца перед небольшим озерцом. В воде отражения трех белых ярких полос (три отражения, три судьбы). Храм расширяется, охватывая последний приют писателя. Становится заметным, что в воде отражаются три проема, образованные арками храма, за которыми — белый загадочный свет. Медленно идет не то снег, не то дождь, не то падают неясные осколки прошлых отражений. Время остановилось. Мастер ушел в свое зазеркалье.

«Жертвоприношение» — последний и, пожалуй, самый загадочный фильм Тарковского. Действие начинает неторопливо разворачиваться в живописном изолированном уголке неподалеку от морского побережья. Сосны. Пустынные дюны. Уединенный дом. Предчувствие беды. Известный критик, журналист и писатель Александр в день своего рождения на прогулке с сыном рассуждает на тему «В начале было слово…». Неожиданно он теряет сознание. Резкий переход. В следующих кадрах — гостиная в доме. Неторопливо ходят люди. Неторопливый разговор. Александр принимает поздравления. Нарастает тревожное ощущение иллюзорности происходящего. Незаметно реальность выливается в сон или сон становится реальностью. Писатель, получая в дар старинную карту, размышляет о том, что любой подарок — по сути, жертвоприношение. Почтальон Отто рассказывает о странном случае совмещения настоящего и прошлого: на фотографии женщины, сделанной в шестидесятые годы, отпечаталось изображение ее сына, погибшего во время второй мировой войны. После рассказа Отто впадает в короткий странный обморок. Неоднократно многозначительно акцентируется внимание на картине Леонардо да Винчи «Поклонение волхвов», которой приписывается особый таинственный смысл. «Я боюсь Леонардо», — говорит Отто. Незаметно, но настойчиво, путем рекурсивно нарастающего вызова ассоциаций зрителю внушается схема существования мира: жизнь — сон — колдовство. В этой схеме даже время может быть относительным, надо только знать заклинания.

Уже разбросаны ассоциативные приметы основного действия, кто-то собирает их сейчас в одной судьбе. Ткань сюжета ткут золотые нитки рекурсии.

В кадрах обманчивая игра света, тени и отражений. За окном нарастает гул, дрожит посуда, дрожат отражения в зеркалах, разбивается бокал. Закружились тревожные ветры, и колдуны уже начали свои дикие пляски. Грядет волшебство. Остается только поверить в него.

Происходят странные события. Началась ядерная война. Александр молится и обещает, если все вернется на круги своя, совершить жертвоприношение — разрушить дом, навсегда замолчать, отказаться от семьи, от всех, кого любит. Отто внушает ему, что служанка Мария обладает колдовской силой и, если она полюбит Александра, то может вмешаться в ход событий, повернуть течение времени и изменить прошлое, приведшее к катастрофе. Так и случается.

В этом сне есть другой повторяющийся сон. Грязь. Мокрый снег. Суета людей. Разбитые машины. Вода. Отражения в воде, отражения от застекленной картины Леонардо да Винчи «Поклонение волхвов». Есть рекурсивная картинка. Александр видит сверху свой дом, который, как оказывается, — копия дома, сделанная сыном с помощью Марии. Много отражений в стеклах, окнах, зеркалах — скользящих, неуловимых, меняющихся. Где человек, а где его отражение? Где зеркало, а где дверь в таинственный мир?

Александр просыпается. Светлое утро. Войны нет. Все как будто по-старому, но что-то неуловимо изменилось. Он верит, что фантастические события произошли наяву, и совершает обещанное жертвоприношение. Сгорает дом, разбита семья, Александра увозят в санитарной машине.

Рекурсия проявляется на уровне рекурсивных снов. Усиливается повторяющимися отражениями в зеркалах и повторами некоторых образов. Начало и конец фильма замыкаются кадрами одинокого дерева, рядом с которым — сын Александра. В конце фильма он, молчавший из-за операции на горле, повторяет извечный вопрос: «В начале было слово, почему так?»

Некоторые воспринимают фильм не как описание рекурсивного сна, а как реальную будущность. Возможна и такая трактовка. Сам автор допускал многозначность в толковании своих картин. Но все же вариант с рекурсивным сном представляется более естественным. Почтальон впадает в короткий странный обморок, с женой Александра случается истерический припадок, заканчивающийся коротким сном, Александр в начале фильма внезапно теряет сознание. По аналогии можно предположить, что это тоже заканчивается сном. Вариант сна объясняет также, почему на удаленном (это специально подчеркивалось) от города участке неожиданно появляется санитарная машина. Можно предположить, что ее вызвали вечером, когда Александру стало плохо. Кроме того, при описании фантастических событий автор использует те же темные цвета и те же приемы, которые он обычно применяет в описаниях снов. Начало основного сна писателя не обозначено. Он начался или сразу после того, как Александр потерял сознание, или после рассказа Отто. Последнее даже более логично — к этому моменту уже обозначены все ассоциативные ключи, которые в болезненном сознании писателя могли легко запустить механизм рекурсивного сна. Как мы уже говорили, это всегда страшно, а у зрителя вызывает, по крайней мере, чувство какой-то тайны.

В целом Тарковский в своих фильмах постоянно стремился уничтожить зыбкую грань между сном и реальностью, показать сон как искаженное отражение реальности, а реальность как продолжение сна. Он видел вещие сны, снимал пророческие фильмы и даже предсказал свою трагическую судьбу. Он любил музыку Баха (опять рекурсия), стихи своего отца, поэта Арсения Тарковского, а перед смертью нарисовал странную картину: могила с крестом, большое дерево, в корнях его на темном фоне заметен смотрящий глаз. В детстве там, где он жил, было дерево, корни которого причудливо переплетались и выходили из- под земли. Он любил там прятаться.

Тарковскому как никому другому удалось проникнуть в загадочный мир сновидений и запечатлеть вторую реальность. Знаменитый шведский кинорежиссер Ингмар Бергман признал первенство Тарковского в этой сфере. «Фильм, если это не документ, — сон, греза. Поэтому Тарковский — самый великий из всех… Всю свою жизнь я стучался в дверь, ведущую в то пространство, где он движется с такой самоочевидной естественностью».

Тарковский показывал модель мира, в которой были не просто зеркала или сновидения в зеркалах, но рекурсивное динамическое его отражение. Поэтому все меняется и все повторяется в его мире, поэтому человек — трагическое существо — обречен вечно гнаться за своими неуловимыми отражениями, видя только тени других отражений.

Бергман тоже пытался попасть в страну снов. Он ставил пьесу Стриндберга «Игра снов», он тоже видел загадочные тени и их отражения. Но в отличие от Тарковского он слабо применял рекурсию, поэтому и «проиграл соревнование».

Тарковский на уровне ассоциативного мышления все время мучительно разгадывал загадку бытия от истоков рефлектирующего сознания до индивидуальной смерти человека и тупиков общественного развития. Отсюда повторяющиеся символы воды и огня — первичных стихий, давших начало жизни, отсюда рекурсивные сны — разгадка феномена человека в нем самом, отсюда бесконечные отражения в воде, зеркалах, судьбе, словах, космосе, в чем угодно — лишь бы отражаться, лишь бы не остановить этот колдовской поток. Только в этой игре жизнь, только это и надо запечатлеть. По крайней мере, ему, возможно, удалось разбудить многих спящих, но видящих вещие сны.

 

КОМПЬЮТЕРНЫЕ СНЫ

Какие сны могут сниться электронным существам? В памяти ЭВМ программы живут короткой драматической жизнью. Они получают и перерабатывают информацию, обмениваются данными, борются за ресурсы, изменяют сами себя, создают новые программные объекты, замирают, исчезают и вновь «просыпаются». Они не знают человеческих страстей, но содержат в себе отпечатки чувств и желаний программиста. Через компьютерные программы овеществляется идеальная мысль человека. Меняются технологии, меняется элементная база компьютеров. Большие надежды ученые возлагают на будущие фотонные компьютеры, в которых вместо электронных сигналов будут взаимодействовать световые потоки. И если верно, что мир не может не измениться, если делать что-нибудь постоянно и достаточно долго, то, возможно, наступит день, когда еще одно порождение разума сможет самостоятельно разглядывать свои ускользающие отражения. И, может быть, именно в той будущей космической игре света и тени откроется предельный смысл мира и предназначение человека. В каком из снов разгадан ключ?

Рассмотрим алгоритмически-лингвистическое моделирование процесса жизнь — сон (здесь под жизнью условно понимаем явь). Как уже неоднократно подчеркивалось, жизнь и сон в своей аналогии (особенно в творческом восприятии) заходят так далеко, что их следует считать проявлениями одной и той же алгоритмической процедуры. Эта процедура рекурсивно вызывает саму себя, и только значения локальных переменных внутри вызванной процедуры определяют периоды бытия (жизнь или сон). Локальная переменная — это переменная величина, возникающая каждый раз при вызове процедуры, и только операторы, выполняемые внутри данной вызванной процедуры, могут менять ее значения. С исчезновением вызванной процедуры исчезает и соответствующая локальная переменная. Подробно с тонкостями программирования с введением локальных и глобальных переменных можно познакомиться в книге известного голландского специалиста Е. Дейкстры «Дисциплина программирования». Человек служит интерпретируемой машиной для этой процедуры. Он проходит через жизнь и все свои сны. Его восприятие реальности субъективно. Поэтому следует ввести глобальную переменную, пропускаемую через все вызовы процедур, принимающую значения жизнь или сон и выражающую осознание человеком момента своего существования. Разум анализирует текущую ситуацию (значения локальной переменной) и старается с наибольшей степенью достоверности определить значение этой переменной и присвоить его глобальной переменной. Это древний защитный рефлекс. Законы изменения значений жизнь и сон достаточно сложны и определяются психикой рассматриваемого индивидуума. Но, по меньшей мере, всегда после просыпаний сознание убеждено, что наступила жизнь. С учетом сказанного выше в условном алгоритмическом изобразительном языке программа, моделирующая жизнь — сон, имеет следующий вид:

Здесь и — локальная переменная. При каждом вызове процедуры Р создается своя новая переменная под именем и, доступная внутри вызванной процедуры. С исчезновением процедуры исчезает и локальная переменная. Переменная v глобальна, она передается от процедуры к процедуре и определяет субъективное восприятие жизни и сна. Величины и и v можно было бы считать наборами переменных, соответствующих процессам жизни и сна. Только для удобства и упрощения считаем их здесь одномерными переменными. Процедура ГЕНЕРИРОВАТЬ (u) задает действия, которые выполняются при заданном значении и. Можно считать, что эта процедура генерирует текст, соответствующий рассматриваемому периоду существования. Команда вернуться означает закрытие процедуры Р. После завершения выполнения вызванной процедуры вызывающая процедура продолжит свою работу, начиная со следующей после вызова команды. Значения переменной v могут меняться процедурой ГЕНЕРИРОВАТЬ. Единственное, что всегда выполняется, — установка v на жизнь после окончания сна. В этой программе сон — особый период жизни.

Последовательность выполнения команд в программе жизнь — сон следующая:

Как видим, жизнь сменяется сном, сон жизнью — и все повторяется вновь.

Произведем следующее преобразование программы жизнь — сон: заменим везде слова жизнь на сон, а сон на жизнь. Тогда сон будет главной процедурой, периодически вызывающей жизнь. Получаем симметричную программу сон — жизнь. В ней жизнь — некоторый период, существующий внутри первого вызова сна.

Какая из программ (жизнь — сон или сон — жизнь) адекватно моделирует действительность? Об этом много рассуждали философы от античности до наших дней. Все дело только в симметричной замене имен.

Такое преобразование иногда используют как литературный прием. Для героя рассказа В. Брюсова «Теперь, когда я проснулся» главным был сон. В своих снах он безнаказанно совершал ужасные злодеяния. Это занятие так его увлекало, что он научился специально вызывать сны. Жизнь была только короткой необходимой подготовкой ко сну и тоже воспринималась как этап сна. В итоге он в реальной жизни совершил кровавое убийство, думая, что все происходит во сне. Произошло несоответствие значений глобальной переменной, определяющей субъективное восприятие действительности, и локальной, задающей фазы реальности.

У Борхеса в рассказе «Книга руин» маг снов в конце жизни понял, что он только призрак, который видится кому-то во сне. В том сне, начавшемся вызовом программы сон — жизнь, жизнь и сон мага были только подпрограммой процедуры ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон).

Граница между действительностью и сном может быть расплывчатой, не обозначенной четко. Поэтому часто авторы задают постепенную трансформацию значений тех или иных переменных в свою противоположность. Для моделирования подобных явлений необходимо вводить градацию степеней сна и реальности. Например, можно считать сон выражаемым отрицательным числом, а жизнь — положительным. Чем ближе сон к нулю, тем он ближе к жизни. И наоборот, жизнь переходит в сон, если значение жизни постоянно уменьшается. Если ввести несколько дополнительных переменных, легко модифицировать программу жизнь — сон таким образом, чтобы локальная сигнализирующая переменная и постепенно изменялась, переходила в свою противоположность. Если при этом значения v не менять, получим процесс, описывающий постепенное изменение жизни на сон, а сна на жизнь, и при этом человек в конце концов воспринимает себя во сне, а свою прошлую жизнь с удивлением осознает как сон. Такой эффект достигается в случае, если процедура ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон) порождает текст, связанный с определенными событиями, временем и местом, а ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь) порождает текст с другими атрибутами существования. Тогда в результате выполнения указанного преобразования человека со значением v, равным жизнь, вступает в процедуру ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон). В силу ограниченности объема изложения мы не приводим подробное описание этой программы.

Такое преобразование также описывалось в литературе. Пример — уже упоминавшийся рассказ Кортасара «Ночью, на спине, лицом кверху».

Как задать постепенный переход одного объекта в другой мир, например объект из жизни включить в сон? Для этого нужно совершить следующие изменения в программе жизнь — сон. Локальная переменная и не затрагивается. Зато глобальная переменная, соответствующая бытию объекта, заменяется на две связанные компоненты. Первая свидетельствует о степени присутствия в жизни, а вторая определяет степень принадлежности ко сну. Каждый раз во время сна необходимо уменьшать первую компоненту и увеличивать вторую. Процедура ГЕНЕРИРОВАТЬ реагирует на эти изменения, порождая соответствующие описания погружений в сон.

Отличие этого преобразования от предыдущего, описанного выше, в том, что меняется сам человек, а не мир.

Аналогичным образом, выполняя согласованные действия с двумя двухкомпонентными переменными, можно добиться синхронной замены объектов из сна и жизни. Это распространенный прием в литературе. Иногда сон заменяется зеркалом или книгой. Аналогом сна выступает таинственное зазеркалье или текст волшебных книг.

В рассказе Брюсова «Зеркало» с переменным успехом борются за право присутствия в мире две женщины — реальная и ее зеркальное отражение. В рассказе Кортасара «Аксолотль» человек, пристально наблюдающий в аквариуме неподвижное лицо водной личинки, вдруг ощущает себя поменявшимся с ней местами.

«Я видел очень близко, за стеклом, неподвижное лицо аксолотля. Без перехода, без удивления я увидел за стеклом свое лицо, вместо лица аксолотля увидел за стеклом свое лицо, увидел его вне аквариума, по другую сторону стекла. Потом мое лицо отодвинулось, и я понял… Я был аксолотлем и теперь мгновенно узнал, что никакое понимание невозможно».

Если в процедуре ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь) описывать определенные события и с некоторым опережением задавать их в процедуре ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон/зеркало), получим эффект вещих снов (зеркал, книг). Аналогичное можно выполнить и с прошлым. Если постепенно сближать описания событий в этих двух процедурах и в итоге генерировать один заключительный текст, получится как бы слияние предсказанного будущего (или известного прошлого) с настоящим.

Подобный прием наблюдаем у многих писателей. Маркес в своем рекурсивном романе «Сто лет одиночества» заканчивает повествование эпизодом, когда последний из рода Буэндиа расшифровывает последние страницы волшебной книги Мелькиадеса, оказавшейся описанием событий рода Буэндиа и города Макондо. По мере приближения к концу поднимается ураган, тоже описанный в книге, и с последней строчкой все исчезает — город Макондо, род Буэндиа и вещая книга.

Опять у Борхеса в рассказе «Чернильное зеркало» правитель зачарованно наблюдает собственную смерть в чернильном отражении. Когда палач в за- зеркалье опускает меч на голову осужденного, правитель тоже падает мертвый.

В «Мастере и Маргарите» Булгакова события прошлого — алгоритмический модуль Иешуа — Пилат — вызываются из основной темы. Здесь действует одна рекурсивная процедура Р (х), функционирующая аналогично программе жизнь — сон. Процедура Р (Мастер и Маргарита) вызывает процедуру Р (Иешуа и Пилат). В конце все времена встречаются в последнем пристанище.

Можно пойти дальше. Любые игры с переменными допустимы. Можно задавать независимые или зависимые друг от друга изменения локальных и глобальных переменных в программе жизнь — сон. Можно в качестве имен добавлять новые миры. Таким способом можно получать странные переходы жизни в сон, сна в жизнь, исчезновения и появления жизни или сна, другие измерения, метущееся мелькание или медленное таяние глобальных объектов среди снов и жизни. Это эксперименты для будущего XXI в. Путь указан.

Таким образом, писатели и сны убеждают: бытие инвариантно относительно дискретно-непрерывных преобразований симметрии жизнью сон<-> зеркало «-» жизнь. Все дело только в двух названиях, нескольких переменных величинах и законах их изменения. «Быть может, всемирная история — это история различной интонации при произнесении нескольких метафор».

Перейдем к рекурсивным снам. В процедуре Р (х) сон вызывается после сравнения локальной величины и со значением жизнь. Такое однозначное сравнение происходит только в случае абсолютно нормального функционирования процессов жизни и сна. Но часто механизм запуска сна задается более сложными законами; например, возможен вызов сна в процессе сна. Поэтому в описании программы жизнь — сон следует заменить условие и=жизнь на предикат а (х), учитывающий и другие возможности вызова сна. Явное задание для этого предиката физиологам еще неизвестно.

Как уже отмечалось, предикат а (и) может принимать значение истина и в случае, когда и равно сон. Поэтому возможны рекурсивные сны. Например, задаваемые следующей последовательностью операторов, образованных при выполнении программы.

Погружения в сон идут внутри сна, поэтому они часто не фиксируются сознанием. Окончание сна всегда сопровождается установкой значения глобальной переменной v, равного жизни. Несоответствие сна и установки на жизнь вызывает сильное чувство страха.

СОН ЧАРТКОВА

Н. В. Гоголь, «Портрет»

вызвать Р (жизнь); и, = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь)

… Таким образом, Чартков совершенно неожиданно купил старый портрет… Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него…

… Таким образом, Чартков совершенно неожиданно купил старый портрет… Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него…

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

пустовызвать Р (сон); ц3:=со к;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон); пусто

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон); пусто

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

… Он видит ясно: простыни уже нет… портрет открыт весь и глядит мимо всего, что ни есть вокруг, прямо в пего, глядит просто к нему вовнутрь. У него захолонуло сердце. И видит: старик пошевелился и вдруг уперся в рамку обеими руками… Чартков силился вскрикнуть — и почувствовал, что у него нет голоса,… — видно, старик вспомнил, что не доставало одного свертка…

вернуться;

Полный отчаяния стиснул он всею силою в руке своей сверток, употребил все усилие сделать движенье, вскрикнул — и проснулся.

v: = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

Холодный пот облил его всего: сердце его билось так сильно, как только можно было биться;… «Неужели это был сои?» — сказал он. взявши себя обеими руками за голову… И видит он: это уже не сон: черты старика двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его высосать… С воплем отчаяния отскочил он — и проснулся.

вернуться v: = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

«Неужели и это был сон?» С бьющемся иа разрыв сердцем ощупал он руками вокруг себя. Да, он лежит на постели в таком же положении, как заснул. Пред ним ширмы; свет месяца наполнял комнату… Итак, это тоже был сои… И видит ясно, что простыня начинает раскрываться, как будто под нею барахтались руки и силились ее сбросить. «Господи боже мой, что это!» — вскрикнул он, крестясь отчаянно, и проснулся.

вернуться; v: —жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь);

И это тоже был сон!.. он подошел к окну и открыл форточку. Холодный ветер оживил его…

СОН СВИДРИГАЙЛОВА

Ф. М. Достоевский, «Преступление и наказание»

вызвать Р (жизнь); щ:=жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь)

… Ему все не спалось. Мало-помалу давешний образ Дунечки стал возникать перед ним, и вдруг дрожь прошла по его телу… Он уже забывался: лихорадочная дрожь утихала,

вызвать Р (сон); «2: = сон;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

пусто

вызвать Р (сон); щ:=сон;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

вдруг как бы что-то пробежал о под одеялом по руке его и по ноге. Он вздрогнул: «Фу, черт, да это чуть ли не мышь! — подумал он, — это я телятину оставил на столе…»

Он бросился ловить ее, но мышь не сбегала с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку, он сбросил подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и уже за спиной под рубашкой.

вернуться

Он нервно задрожал и проснулся.

«: = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

В комнате было темно, он лежал на кровати, закутавшись, как давеча, в одеяло, под окном выл ветер.

Он встал и уселся на краю постели спиной к окну. «Лучше уж сов. сем не спать», — решился он…

вызвать Р (сон-забытье); щ: = сон-забытье; ГЕНЕРИРОВАТЬ(сон-забытье);

Ему вообразился прелестный пейзаж;

… Богатый, роскошный деревенский котедж, в английском вкусе весь обросший душистыми клумбами цветов, обсаженный грядами, идущими кругом всего дома… а посреди залы, иа покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб… Вся в цветах, лежала в нем девочка…

вернуться;

Свидригайлов очнулся,

v: = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (сон);

встал с постели и шагнул к окну. Он ощупью нашел задвижку в отворил окно. Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо и прикрытую одною рубашкой грудь.

… Теперь же с деревьев и кустов летели в окна брызги, было темно, как в погребе,… вышел со свечой в коридор,… Он нагнулся со свечой и увидел ребенка — девочку лет пяти, не более, в измокшем, как помойная тряпка, платьишке, дрожавшую и плакавшую… Он положил ее на постель, накрыл и закутал совсем с головой в одеяло… Ему вдруг показалось, что длинные черные ресницы ее как будто вздрагивают и мигают,, что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском лице…

«А, проклятая!» — вскричал в ужасе Свидригайлов, занося над ней руку…

вернуться; Но в ту же минуту проснулся. v: = жизнь?

ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь);

«Кошмар во всю ночь!» Он злобно приподнялся, чувствуя, что весь разбит, кости его болели… Проснувшиеся мухи лепились на нетронутую порцию телятины, стоявшую тут же на столе. Он долго смотрел на них и,

«Кошмар во всю ночь!» Он злобно приподнялся, чувствуя, что весь разбит, кости его болели… Проснувшиеся мухи лепились на нетронутую порцию телятины, стоявшую тут же на столе. Он долго смотрел на них и,

наконец, свободною правою рукой начал ловить одну муху. Долго истощался он в усилиях, но никак не мог поймать. Наконец, поймав себя на этом интересном занятии,

вернуться;

очнулся, вздрогнул,

к: = жизнь;

ГЕНЕРИРОВАТЬ (жизнь);

встал и решительно пошел из комнаты. Через минуту он был на улице… Свидригайлов спустил курок.

Диаграммы снов Чарткова и Свидригайлова изображены на рис. 11, 12. У Гоголя явно выраженный сон глубины 3, у Достоевского — глубины 2, в который вклиниваются грезы. Как в странном танце. Два шага назад, шаг вперед, полшага назад, полшага вперед, шаг вперед, четыре шага назад, четверть шага вперед, на бесконечность назад.

Можно провести аналогию с канонами и фугами Баха. Сон Чарткова. Звучит тревожная мелодия жизни, незаметно переходящая в тему сна, та же тема поднимается вверх, и звучат обе темы (информация из третьего сна присутствует во втором), затем опять звучит тема сна, но уже на октаву выше, сочетаясь с двумя предыдущими. Наконец, еще выше включается тема жизни. Такая форма — поднимающийся трехголосный канон.

Сон Свидригайлова — это фуга. Интонации, отдельные фрагменты повторяются. Ловля мыши, ловля мух, девочка-утопленница, противонаправленная тема — девочка-камелия, диалог с девочкой — диалог с Ахиллесом, цветы, летний день, противонаправленная тема — серый дождливый день.

Рис. 11. Сон Чарткова (Н. В. Гоголь. «Портрет»)

Рис. 12. Сон Свидригайлова (Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»)

Учитывая вышеизложенное, варьируя переменные и схемы программы жизнь — сон, можно получать самые невероятные сочетания вложенностей снов, отражений и переходов из одного мира в другой. Поняв предыдущее, этого добиться уже достаточно просто. Подобных примеров можно было бы привести множество. Ограничимся только одним.

 

ПОСЛЕДНИЙ СОНКИТАЙСКОГОИМПЕРАТОРА

Домашнее упражнение не предыдущую тему

В старинных медленных танцах промелькнули странные лица, а может быть, тени. Промчались века. Осужденный на казнь завороженно следил за плавным движением руки, неотвратимо вынимающей меч из ножен. В его расширенных зрачках отражался блеск холодного металла, палач и еще кто-то, стоящий за палачом. Присмотревшись, он с ужасом стал понимать… «Что же это?» — в смертельном испуге вскрикнул он — и проснулся.

В этот момент упала первая звезда Вселенной, китайский император XIII в. обнажил старинный меч, и Программист закончил составлять моделирующую программу.

Он любил работать с компьютером по ночам. Сгущались тихие сумерки, затихал городской шум, на экране дисплея беззвучно пробегали знакомые фразы, символы, числа. Программист был профессионалом. Он любил свои программы. Он жил с ними одной жизнью. Все значения переменных мелькали в его воспаленном мозгу, он ощущал их скользящее ритмичное движение, их тихий невнятный шепот, прерываемый грубыми окриками команд управления. Их жизнь казалась ему знакомой и понятной. Они тоже любили, страдали и умирали в фиолетовых сумерках. Он всматривался в знакомые движения символов, мелькание чисел, изменения переменных. Как выразить набором нулей и единиц приглашение к танцу и приглашение на казнь, начало пути и его конец? Что же там, за барьером, где все выразимо? Он часто разговаривал со своим старым компьютером, пытаясь из его беззвучных ответов понять, что же происходит там — за бесстрастным экраном дисплея? Какова неуловимая жизнь проносящихся цифровых вселенных? Часто ему казалось, что компьютер — это не просто организованный набор электронных схем, а нечто гораздо большее, способное каким-то непостижимым образом ощущать и осознавать мир. Иногда ему казалось, что компьютер, в свою очередь, примериваясь, наблюдает за ним, пытаясь своими ответами задавать ему вопросы о его, Программиста, мире, об этой непостижимой Вселенной, о звездах, словах, шуме прибоя, печальных улыбках, потерях, воспоминаниях, ритуальных масках китайских императоров и смысле значений собственных переменных…

Средневековый китайский император в алых шуршащих одеждах взмахнул старинным мечом, упала звезда, и Программист запустил свою моделирующую программу.

Он долго всматривался в экран дисплея. Знакомые числа, символы, знаки, знаки, символы, числа, слова. Плыла тишина. Завораживающе блестели чьи-то глаза. В какой-то неуловимый момент он вдруг с удивлением почувствовал, что с интересом рассматривает самого себя, смотрящего на экран дисплея. Он ощутил свое новое тело, состоящее из миллионов потоков нулей и единиц, ложных высказываний и правдоподобных извинений, непрерывных поисков данных и их мгновенных забываний, изменяющихся наборов неуловимых локальных переменных и их неповоротливых глобальных конкурентов. Он вглядывался в знакомое лицо Программиста, пытаясь понять, что скрывается в его голове, каков его мир, что представляют собой эта непостижимая Вселенная, звезды, слова, тихий смех, печальные улыбки, расставания, встречи, воспоминания, опять слова, странные ритуальные танцы китайских императоров и смысл значений собственных переменных. Когда ему показалось, что он уже проник в этот усталый загадочный мир, блеснул меч, занесенный над головой осужденного, упала звезда, и что-то опять изменилось.

Он вспомнил, что в правой части оператора присваивания внутри тела цикла он забыл задать изменения переменной, определяющей выход из цикла. Такая программа осуждена работать бесконечно долго. Абсурдный Сизиф, существующий вечность. Привычно он потянулся за ручкой и бумагой. Но что это? Он не смог ощутить своих движений. В голову только приходили идеи, как промоделировать движение руки, доставание ручки и запись на бумагу. Сразу же откуда-то появились уравнения механических движений и новые переменные, услужливо подставляющие свои значения. Он еще раз попытался протянуть руку, но увидел напряженное лицо Программиста, пытающегося остановить неконтролируемые действия компьютера. Смирившись, он с грустью обреченного понял: мир перешел в свою противоположность. Никогда уже не вернутся цветы, облака, слова, тихий шепот, улыбки женщин, фиолетовые тени, великаны, стерегущие мир, игры с компьютером и даже занесенный меч императора. Боль воспоминаний возникла внезапно, тихой волной. Он знал, так было и будет, и даже эта боль будет долгой-долгой, пока не превратится в прозрачно-хрустальное воспоминание и не растворится во Вселенной вместе с его жизнью и, возможно, опять повторится в новой судьбе под новыми звездами. Но боль нарастала. «Нет, нет, еще нет». В ужасе он сделал отчаянное усилие и… проснулся.

Напротив мерцал привычный экран дисплея, продолжалась тихая ночь. Мир существует. «Но причем здесь китайский император? — подумал он. — И почему XIII век? А его странное выражение лица? А меч?»

Приготовившись внести последние изменения в моделирующую программу, он стал всматриваться в экран дисплея и вдруг заметил, что не может прочесть там ни одного слова. Не может! Он стал лихорадочно нажимать на клавиши, набирая знакомые фразы. Слова путались, искажались, дрожали. Но, Отче — о, нечтО? Где мир? — Где Рим? Where dreams? Наконец слова сами стали возникать на экране. Побежали длинные цепочки китайских иероглифов. Кажется, это были изречения Конфуция. Наконец, вообще устойчиво стали появляться незнакомые символы.

Прошло еще несколько тягостных минут, прежде чем он сообразил, что теперь все слова и символы записываются в зеркальном отражении. Мир опять изменился. «Да что же это такое?» Но все же, внимательно присмотревшись, он с облегчением заметил, что смотрит на отражение дисплея в окне комнаты на темном фоне середины ночи. А где же сам компьютер? Он пытается обернуться, но с ужасом чувствует, что сделать этого не может. Он вдруг вспоминает, что он только хотел нажимать клавиши, но вместо них была пустота и его мысли искаженно проектировались на экран дисплея. Он понял, что это он сам, компьютер, всматривается в свое отражение, но рядом стоит Программист, с насмешливой улыбкой наблюдающий за его попытками. «О, боже!» — подумал он.

В этот момент начал неотвратимое движение меч последнего китайского императора XIII в., в последний раз блеснула звезда, и Программист закончил исправление оператора присваивания в теле цикла.

«Где же я?» — в отчаянном, смертельном испуге закричал Программист. Но, впрочем, звука не было слышно, а слова почему-то отражались от блеска старинного меча и падали рядом, сворачиваясь тихо у ног, ожидая чьего-то приказа. Каким-то немыслимым усилием воли ему все же удалось оторваться от завораживающего двойного блеска меча и падающей звезды. «А-а, а-а», — захлебнулся он в последнем отчаянном крике. И проснулся.

Он вытер пот. Долго молча сидел потрясенный. Боялся взглянуть на экран. Но все же надо исправить этот проклятый цикл. Потянулся за ручкой, бумагой.

Но время прошло. В этот момент китайский император XIII в. с застывшей улыбкой, напоминающей улыбку сфинкса, Джоконды и еще одной знакомой, опустил свой меч на голову осужденного. Взорвалась последняя звезда Вселенной, растаяли зыбкие фигуры танцоров, занавес стал опускаться. В это исчезающее предсмертное мгновение Программист все же успел увидеть темнеющий экран, исчезающие слова, цифры, символы, знаки, всю свою жизнь; успел услышать чей- то далекий зов, незнакомую речь, тихий шум приближающейся вечности; успел удивиться, заметив у ног собственную отрубленную голову, голову императора, смотрящую на него остановившимся взглядом, в котором навсегда застыли лживые слова, уходящая ночь, блеск старинного меча и еще кто-то, стоящий за палачом.

Ночь кончилась. Наступило невыразимое ничто. Но это ничто тоже было значением переменной, и другой император с застывшей улыбкой вынимает меч предков, раздвигается занавес, оживают фигуры, и новые звезды готовятся вспыхнуть.

Все это, если хотите, можно объяснить тем, что Главный Программист просто не успел исправить оператор цикла в программе моделирования мира.

Но все же опасайтесь старинных мечей, отражений зеркал, ночных заклинаний, обратных молитв, древних иниг, страшных снов и того, кто стоит за спиной палача.

 

ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ НОВОРОЖДЕННЫХ ВО СНЕ

Алгоритмический подход

Заботливая мать уложила младенца спать. Он сразу, легко заснул. Несколько минут назад он улыбался в ответ на улыбку матери, что-то агукал. Это был абсолютно здоровый, спокойный ребенок, который только радовал врачей. Вот и сейчас он тихо, мирно спал. Через полчаса мать взглянула на ребенка и ужаснулась. Лицо его было бледным, на губах выступила пена. Тело было еще теплым, но уже безжизненным. Отчаянные усилия матери и подоспевших врачей не смогли спасти ребенка. Вскрытие не обнаружило никакой патологии. Консилиум врачей поставил диагноз: внезапная смерть новорожденных во сне (ВСН)…

Случаев, аналогичных описанному, когда ребенок неожиданно умирает во сне, довольно много. Этот таинственный синдром — один из главных виновников гибели малышей. Ежегодно от ВСН погибает около 0,5 % детей в возрасте до двух лет. В США и Англии таинственная болезнь ежегодно уносит около 10 тыс. детей. В развитых капиталистических странах общая детская смертность составляет около 1 %. По мере совершенствования медицинского обслуживания этот процент уменьшается. Например, в Англии по сравнению с 70-ми годами детская смертность снизилась вдвое. Но процент ВСН отличается загадочной устойчивостью.

В развитых странах ведется статистический учет ВСН. Проведено несколько конференций, посвященных этой проблеме. И все же разгадка до сих пор не найдена. Нет даже удовлетворительной медицинской гипотезы, объясняющей этот феномен.

Известно, что максимальная частота ВСН приходится на период жизни от двух до трех месяцев. Иногда она случается и в возрасте двух лет. После уже практически не наблюдается. График частоты ВСН в зависимости от возраста изображен на рис. 13.

Встречается и у взрослых (правда, редко) внезапная смерть во сне. В основном она поражает мужчин южноазиатского происхождения. Такой смерти часто предшествуют стоны во сне и фибрилляция сердца.

Рис. 13. Частота внезапной смерти новорожденных во сне

В США за последние десять лет зарегистрировано около 120 таких случаев.

ВСН избирательна в отношении национальности и региона. В Новой Зеландии маори подвержены ей в два раза чаще, чем переселенцы из Европы. В Швеции в двух городах ВСН встречается в четыре раза реже, чем в других областях.

Мальчики от ВСН умирают чаще, чем девочки. Процент ВСН в неблагополучных семьях, а также у детей, родители которых — наркоманы или алкоголики, значительно выше. Зимой ВСН наблюдается чаще.

Выдвигалось множество гипотез причины ВСН. Обсуждалось даже предположение об умышленном детоубийстве. В 60-е годы считали, что ВСН вызывает аллергия на вдыхаемые частицы коровьего молока. Но процент смерти среди тех, кто вскармливался только грудью, такой же, как и у других. Иная гипотеза объясняла ВСН дефицитом селена. В Окленде, где селен в избытке, случаев меньше. Но в Новой Зеландии, где отмечается дефицит этого элемента, частота ВСН не повышена. Ничего не дали и вирусологические исследования. Проверялась гипотеза об анафилактическом шоке у особочувствительных детей, вызванном респираторным вирусом. Обычные вирусы в малых количествах все же находили у многих погибших от ВСН. Но малое количество вирусов не позволяет считать причиной смерти инфекцию. Можно, вероятно, только предполагать повышенную чувствительность к вирусу в период, на который пришлась ВСН.

Ни одна медицинская гипотеза не получила подтверждения в результате сопоставительного анализа статистических данных.

А может, медики, ограничиваясь рамками профессии, не там искали? Человек — существо алгоритмическое. Что же сообщают алгоритмы?

Ребенок умирает от рекурсивного сна, вернее от вызванного им страха.

Прежде всего, почему в детском возрасте возможен рекурсивный сон? В младенчестве происходит образование структур мышления и связанных с ними речевых структур. Формирование их как раз заканчивается к двухлетнему возрасту. Ребенок после двух лет обычно уже начинает говорить. В возрасте от двух до трех месяцев происходит качественный скачок в умственном развитии ребенка. Родители замечают, что в этот период он проявляет (хотя и слабые) признаки понимания речи. Таким образом, налицо прямая корреляционная связь между периодами интенсивного формирования речевого аппарата ребенка и ВСН.

Анализ и синтез речи требуют реализации рекурсивных структур. Мозг должен научиться формировать вложенные иерархические структуры и направленные связи между ними. В младенческом возрасте в мозге происходит настройка аппарата управления рекурсивными структурами, устанавливается взаимодействие этого центра с другими нервными центрами, в том числе с центрами дыхания и просыпания. Одной из форм наблюдаемых болезненных проявлений рекурсивности мышления может стать рекурсивный сон. Ведь во сне работает тот же аппарат рекурсивного мозга. Следовательно, вполне вероятно, что ребенок может видеть рекурсивные сны.

Далее — почему рекурсивный сон всегда вызывает чувство страха? В этом нас убеждали весьма наблюдательные писатели: Гоголь, Достоевский, некоторые современные авторы. Рекурсивный сон проходит где- то рядом со смертью. И. Бергман даже написал: «Смерть — это непостижимый ужас не потому, что она причиняет боль, а потому, что она заполнена кошмарами, от которых нельзя пробудиться».

Можно дать и биологическое истолкование чувства страха в рекурсивном сне. Когда сознание задает установку на явь и вдруг обнаруживает, что сон продолжается, оно генерирует защитный сигнал опасности, порождающий чувство страха. Страх вызывает ассоциативные образы страха. Чтобы прервать ужасы, дается повторная установка на просыпание. Если опять обнаруживается, что сознание в плену сна, генерируется новый сигнал опасности. На фоне предыдущего страха возникают новые импульсы — и уже мощные волны ужаса захлестывают сознание. «Опасность! Опасность!» Но человек не может скрыться от самого себя. В предельный момент наступает шок.

Для возникновения страха совсем не обязательно иметь большой жизненный опыт, наблюдать и переживать трагедии мира или личной судьбы. Возможен молчаливый страх без слов или образов. Эмоции страха относятся к древнейшим защитным рефлексам. Ужас жертвы — одно из первичных реликтовых человеческих ощущений, идущих из первобытных времен. Многие животные в страхе цепенеют, становятся неподвижными и тем самым иногда спасают себе жизнь. Человек в страхе, в безысходной ситуации часто падает в обморок. Отрицается мир как объект сознания, но уничтожается, хотя бы временно, и само сознание. В мозге есть центр, определяющий биохимические процессы страха. Известны опыты над животными и над человеком по вживлению электродов в мозг. При раздражении током определенных зон мозга возникает острое чувство страха. Могучий хищник, уже приготовившись растерзать слабую жертву, может в ужасе бежать от нее, если в этот момент на соответствующий вживленный в мозг электрод подать импульс тока. Дети могут еще ничего не знать об ужасах мира, но уже бояться. Если взрослые не всегда могут справиться с рекурсивными снами, то что говорить о маленьких детях?

Сильный страх может вызвать потерю речи, остановку дыхания, нарушения сердечной деятельности, смертельный шок. Во сне страх может быть сильнее, чем на яву, когда он контролируется логическим сознанием. Выстраивается цепочка: речевые структуры мозга — рекурсивный сон — страх — внезапная смерть новорожденных.

Рекурсивный сон вызывает резко нарастающий автоволновой процесс порождения чувства страха. Кстати, внезапная смерть взрослых мужчин во сне, возможно, тоже связана с рекурсивным сном — на это косвенно указывают стоны во сне и фибрилляция сердца. По-видимому, многие дети (а может, и все) видят рекурсивные сны, но большинству из них удается выйти благополучно из этой ситуации. Возможно, в таких случаях глубина рекурсии сна не очень велика или более силен сигнал «проснись», пробивающийся из глубин рекурсии. Может быть, этим объясняются частые беспричинные детские страхи во сне.

Чувство страха может возникнуть и наяву в погружениях сознания. Известен рекурсивный гипноз. Один гипнотизер гипнотизирует другого. Другой в состоянии гипноза гипнотизирует первого — возникает приятное чувство общего сознания. Затем опять первый гипнотизирует второго, а второй после него гипнотизирует первого. Возникает острое чувство страха. Дальше — в целях безопасности — опыт прекращают.

Структуры управления сознанием передаются генетически. Известно, что алкоголь и наркотики нарушают работу сложных функций мозга. Образование рекурсивных мыслительных структур — одна из таких функций. По наследству могут передаваться сбои в нервных процессах, вызывающие рекурсивный сон и ВСН. Интересно, что по воле Достоевского Свидригайлов накануне самоубийства много пил, кошмарный сон гаршиновского художника Рябинина наступил после пьяного кутежа, а у комиссара Рубашова рекурсивные сны вызваны ударом по голове.

Химические средства действуют избирательно. Поэтому особенности питания, курение, прием наркотических средств, обычных в национальной среде или регионе, могут сказываться на формировании рекурсивных снов и, следовательно, на возможности ВСН. Наверняка новозеландские маори или их предки употребляли какое-то наркотическое средство, избирательно влияющее на центр мозга, управляющий рекурсией. Рекурсивный сон может быть спровоцирован многими факторами: наличием небольшого количества вирусов, нервной обстановкой в семье, особенностями конкретного человека.

ВСН поражает мальчиков чаще по сравнению с девочками в силу некоторых до конца не выясненных, тонких отличий мышления. Мужское мышление более активно и динамично (мышление охотника), женское — более плавно и устойчиво (мышление хранительницы жизни).

Итак, Достоевский, теория алгоритмов, искусственный интеллект и компьютерная лингвистика неожиданно оказались рядом при обсуждении проблемы из детской медицины. Это пока единственная проблема, где такое уникальное соседство оказалось гармоничным и практически полезным. Но, возможно, скоро опять повторится славное время, когда вещи и слова, мир и язык вновь обретут утраченное единство, а в самых старых мифах раскроется все, что было когда-то и будет потом.