Тихон с группой чиновников большую часть рабочего дня провел на цементном заводе. Немцы прислали факс — деньги на их счет поступили, и они в кратчайший срок отгрузят весь комплект воздушных очистительных фильтров. Для установки агрегата директор завода-изготовителя советовал командировать своего инженера. Присутствие немца гарантировало качественную сборку, а в том случае, если в системе возникнут неполадки, изготовители не смогут свалить вину на русских. Но эта акция требовала дополнительных расходов. Мэр позвонил Волоскину. Посоветовавшись с банкиром, сделал вывод, что в состоянии отыскать необходимые средства в городском бюджете, и на командировку немецкого инженера согласился. Это были совсем не большие деньги по сравнению с тем, что выдал Голенев.

Постников не зря потратил полдня на заводе. Командный состав укомплектовали в его присутствии. Главным инженером Постников назначил молодого специалиста, уроженца их города. Валентин Константинович Ветров окончил Московский Строительный институт, и три года отработал на аналогичном производстве в Африке. В Глухове его дожидалась невеста. Постников об этом знал и выслал Ветрову приглашение. Молодой инженер с радостью его принял.

Мастера для одного из трех цехов Тихон так же отыскал среди местных. Двух других пришлось сманивать из областного центра. Чужаков мэр старался избегать, поскольку они нуждались в жилье.

Вопрос о директоре завода пока оставался открытым. Тихон подумывал о Павле Михайловиче Паперном. Тот наладил производство молока и оказался дельным администратором. Естественно, что бросать свое кровное производство ему бы не захотелось, но мэр один раз уже сумел на него нажать, сумел бы и во второй. Но Тихон боялся оголить предприятие Паперного. В молоке, помимо жителей, нуждались два детских сада, Глуховская больница и школьники.

— Почему бы вам не предложить эту должность Андрею Гавриловичу? — Пришел на помощь Максюта.

Тихон наморщил лоб:

— А кто такой Андрей Гаврилович?

— Ну, это же товарищ Телкин.

— Бывший секретарь райкома!? Вы что, Данило Прокопьевич, не понимаете? Он наш, так сказать, идеологический враг.

— Какой он нам враг? Он прекрасный хозяйственник, человек ответственный, воровать не будет.

Тихон задумался. Аргумент «воровать не будет» на него подействовал. Он вспомнил, что в бытность Телкина в городе некоторый порядок наблюдался:

— Пожалуй, что-то в этом есть.

— Конечно, есть.

— А он согласится?

— Согласится. — Уверенно заявил Максюта: — Ему шестьдесят пять. Мужик на пенсии, но с его энергией пенсия вроде тюрьмы. Он с удовольствием несколько лет поработает. А там видно будет.

— Хорошо, я вызову его для разговора.

Максюта почесал лысину:

— Я бы вам советовал самому до него доехать. Поставьте себя на его место. Вы для него по возрасту мальчишка. Заняли как бы его положение. Уважьте человека, и он оценит.

— Не возражаю. У вас есть его телефон?

Максюта улыбнулся:

— Номер первого секретаря райкома, ночью разбудите, скажу.

— Вот и позвоните ему. Если не занят, прямо сейчас и поедем.

— Я позвоню, а вы уж сами… Мне не по рангу… — Увильнул Максюта и набрал номер.

* * *

Андрей Гаврилович Телкин сам открыл дверь и впустил визитера.

— Зачем я демократам понадобился. — Спросил он суровым басом, но улыбка до ушей выдала удовольствие от визита мэра.

Тихон пожал хозяину руку. Тот ответил крепким рукопожатием. Постников едва не поморщился от боли — Здравствуйте, Андрей Гаврилович. Если уделите мне немного времени, объясню.

— Я теперь лицо опальное, зависимое. Как же я могу отказать представителю новой власти. Мы приучены к дисциплине. — Телкин распахнул дверь в кабинет и широким жестом пригласил Постникова:

— Не побрезгуете, дочка нам сюда чаю подаст. Она сегодня у меня за хозяйку. Супруга в Москве зубы вставляет.

— От чая не откажусь, — согласился Постников.

— Маша, принеси нам пару стаканчиков чая, и меду не забудь. — Крикнул хозяин в глубины квартиры: — Итак, я вас слушаю.

Тихон объяснил причины визита и рассказал бывшему партийцу, как ему удалось с помощью Голенева построить свое детище:

— Это, так сказать, у меня вроде сбывшейся мечты. Теперь хочу эту мечту вам доверить.

Андрей Гаврилович откинулся в кресле, взял в руки стакан чая, который дочка уже успела принести и, беззвучно шевеля губами, задумался.

— Чаек свой пейте, остынет. — На минуту прервав размышления, напомнил он гостю: — И мед рекомендую. Друг с пасеки возит. Пчелиный, без обману.

Тихон отхлебнул чая и взял ложку меда. Мед оказался душистым, отдавал луговыми цветами. Постников успел съесть три ложки и покончить с чаем, а хозяин продолжал сидеть молча. Потом заговорил тезисами, словно проводил собрание актива:

— Во-первых, я не знаю производство цемента. Чтобы хоть поверхностно разобраться в вопросе, мне нужен месяц.

— Во-вторых, я не знаком с отчетностью при новой власти. В наше время существовал план. Сколько завод должен выдавать продукции и какие предусмотрены санкции, если продукция недовыпущена. В-третьих, чем я смогу стимулировать производительность труда? В наше время существовали социалистические соревнования и переходящее знамя. В-четвертых, где я должен брать рабочих. Чтобы завод не выдавал брак, нужны грамотные рабочие. В Глухове цемент никогда не выпускали, где взять людей? И в-пятых, какова моя зарплата?

Тихон непроизвольно улыбнулся.

— Чему смеетесь, господин мэр? — Басом поинтересовался Телкин.

— Смеюсь, потому что тему зарплаты вы обозначили, так сказать, в последнюю очередь. Я уже привык с этого начинать.

— Для меня, как это нынче ни удивительно, честь и ответственность всегда шли впереди денег. Мы строили державу, руководствуясь не животом, а идеалами.

— Давайте не будем сравнивать. Вы морочили людям головы. О каком коммунизме могла идти речь, когда страна семьдесят лет влачила нищенское существование?!

— Да, жили бедно, не спорю. Но с голоду никто не умирал, и нищие на дорогах не стояли. А насчет Коммунизма, давайте, и вправду, не будем. Русскому народу нужна идея. Посмотрим, что вы вместо коммунизма ему предложите.

— Мы предложим, так сказать, достойную свободную жизнь.

— Свободную от морали? — Усмехнулся Телкин: — Готов поспорить, я еще доживу до тех дней, когда вы поймете, только для живота народ работать не станет. Он сопьется.

Тихон начинал злиться:

— Вы пойдете директором?

— Если вы мне ответите на мои вопросы, я с радостью возьмусь. Завод городу, действительно, очень нужен. Здесь я вам союзник. Но, должен предупредить, поговаривают, что державную промышленность демократы готовятся передать в частные руки. Тут я вам не союзник. Тут я вам лютый враг.

— И в этом вопросе мы с вами не расходимся. Так что проблем не возникнет. — Заверил Постников и детально ответил на все поставленные перед ним вопросы. Вернувшись в мэрию, он уже знал, что директор цементного завода у него есть. Они договорились, что Андрей Гаврилович за счет города поедет в Москву изучать производство. А Тихон откроет при заводе курсы для молодых рабочих.

— Ты чего сияешь, как самовар? — Спросил Голенев. Он давно дожидался мэра в его кабинете и тоже успел выпить два стакана чая. Секретарша Юля старалась скрасить Олегу ожидание.

— Я, так сказать, нашел директора. Ты будешь смеяться, но им я назначу Андрея Макаровича Телкина.

Олег принял новость спокойно:

— Секретарь райкома при Советах совмещал идеологию с работой хозяйственника. Поэтому опыт у него имеется. Только не создал бы он там подпольную ячейку.

— Не думаю. Он серьезный мужик и мне понравился. С чем пришел?

— Пришел попрощаться. Завтра лечу в Бирюзовск показывать Маке отели.

— Ты не забыл? В среду у меня торжественный день. А в четверг большая гулянка под Щеглами. Будем соревноваться в гребле.

— Вернусь.

— И героиню мою не задерживай. Я должен в среду на торжественном собрании вручить ей свидетельство почетной гражданки.

— Она помнит, и мы приедем вместе. А что за соревнования?

Постников улыбнулся:

— Чиновники придумали отпраздновать мое официальное назначение, так сказать, на англицкий манер. Сядем на весла и кто кого. Ты тоже сможешь отличиться…

— Я тебе подыграю. Нельзя же мэра опозорить…

— Нет, я хочу честной борьбы.

— В честной борьбе ты уже победил.

— Стеколкина? Он был у меня дома. Упал Татьяне в ноги, божился, что станет человеком.

— Совесть проснулась или притворялся?

— Винился искренне, даже слезу пустил. Пришлось подать ему руку, иначе остался бы с нами ночевать.

— Тиша, у тебя все нормально?

Тихон удивленно посмотрел на друга:

— Все великолепно, а не только нормально. На днях немцы отгрузят фильтры. Я согласился принять их инженера, чтобы присутствовал при сборке. Не бойся, денег не прошу. Нашел. В городе ЧП нет. Так что все тип-топ.

— Дай Бог…

— А почему ты спрашиваешь?

Олег не знал, что ответить:

— Сам не понимаю. Что-то на душе кисло…

— Да брось ты. Почему кисло? Дом закончил! Летишь с такой девчонкой! Морем, так сказать, полюбуешься, проветришься.

— Да, с домом порядок. Сегодня вместе с детьми и Леной мебель для ребят покупал. Вместе ездили. Они счастливы.

— Вот видишь, а ты кисло. Поехали ко мне ужинать? Рабочий день закончился.

— Зачем Татьяну нагружать?

— Она будет рада. Спускайся вниз, я жену предупрежу и следом.

Олег вышел из мэрии, сел в машину и стал, поглядывая на парадное, ждать Тихона. В гости ему сегодня вовсе не хотелось, но отказать другу язык не повернулся. Он внезапно ощутил странное беспокойство за Тихона. Это чувство у него возникало в детдоме, когда Постникова кто-нибудь из мальчишек обижал. Тихон не умел драться, и Олег защищал его. Когда Голенева не оказывалось рядом, Тиша оставался беззащитным.

Постников появился с тем же сияющим выражением лица, с каким Олег его встретил:

— Ну вот… А ты говорил.

— Что я говорил?

— Нагружать Таньку. Она, знаешь, как рада! Мы вчера как раз о тебе говорили.

— Гадости?

— Почему гадости? Таня от твоего дома без ума. Мы оба за тебя рады. Поживешь, как человек. А то все для других, а сам кое-как…

Олег завел машину:

— Слышишь?

— Ничего не слышу.

— И хорошо, что не слышишь. Глушитель, наконец, заварил.

— А… — Протянул Постников. Мэр города бытовых изменений ни вокруг себя, ни вокруг близких не замечал. Его волновали совсем другие вещи: — Заварил и молодец. Как ты думаешь, СССР как единое государство сохранится?

— Вот об этом я совсем не думаю. — Ответил Голенев и припарковал машину у подъезда: — Вылезай, мы приехали.

Татьяна ждала их у накрытого стола.

Она чмокнула Голенева в щечку и гордо сообщил мужу:

— Юлик получил пятерку по литературе.

— Молодец. — Расцвел папаша: — Мальчик прекрасно учится по математике, а вот с гуманитарными науками у нас проблемы.

— В тебя пошел. Ты тоже в молодости типичный технарь был. В связи с работой немного изменился… — Татьяна усадила мужчин за стол и ухаживала за обоими. Олег редко видел Таню в таком расположении духа. Обычно супруга однокашника бывала строга.

За ужином Тихон восторженно делился с женой новостями. Рассказал о посещении бывшего секретаря райкома.

— Говоришь, его дочь Маша вас чаями поила?

— Да?

— Как она выглядит? Я ее лет пять не видела. Мы же с ней почти ровесницы.

— Женщина, как женщина. Я не разглядывал. — Ответил супруг.

Татьяна возмутилась:

— Посмотри на него, Олег, он даже молодых женщин не замечает!

— Нет, почему, я заметил. Здоровая, так сказать, крепкая баба. — Возразил Тихон, старательно обкусывая куриную ножку.

— А ты знаешь, за кем она замужем?

— Откуда? — Удивился вопросу Постников.

— Какой же ты политик после этого. Она жена редактора Прудкина.

— И какое это ко мне имеет отношение? — Продолжал недоумевать Тихон.

— Милый, раз ты мэр города, все имеет к тебе отношение. — Она обратилась к Голеневу, указав ему на розы: — Эти цветы вчера принес Славка Стеколкин. Пришел прощения просить, так Тиша руку ему подал, а потом час отмывал в ванной. А Слава не хуже других. Все помощники Тихона думают только о себе. Демократия нашим бандитам на руку. Они бы давно город разнесли похуже Мамая. А мой муженек верит, что они его единомышленники. Тихон у них как бельмо на глазу. Воровать мешает. Он один, а это очень опасно. Я стала за него бояться… — Голенев улыбнулся. — Чего ты смеешься? Я вполне серьезно.

— Помнишь, Танюша, как мы втроем сидели на кухне и мечтали о демократии? Тогда ты совсем другое говорила…

— Да, Олег, я все помню. Я тоже дура. Но теперь вижу, что к чему, а Тихон нет. Нельзя быть таким мечтателем.

— Таня, хватит меня запугивать. — Взмолился Постников: — Ты начала о зяте Андрея Макаровича. Что я должен о нем знать?

— Тебе бы не плохо знать, то твой печатный орган возглавляет приспособленец и двурушник. Самуил Прудкин женился не на Маше, а на дочери первого секретаря райкома.

— Грустно. Но не могу же я уволить человека, так сказать, только за брак по расчету.

— Он уже свое получил. Расчет не оправдался. Партию-то запретили. Теперь его тесть обыкновенный пенсионер, да еще и изгой общества.

— Скоро этот изгой станет директором нашего завода.

— Я против самого Андрея Макаровича ничего не имею. Он мужчина вполне достойный. Я за Машу переживаю. — Объяснила мужу свою позицию Татьяна, повернулась к Голеневу и неожиданно заговорила совсем о другом: — А Леночка вчера была хороша. Женился бы на ней?

— Танюш, лучше налей мне чаю. Ты же знаешь, мне пока не до женитьбы… — Ушел от ответа Олег.

— Не надо мне ля-ля. Ты эту обезьянку себе завел, поэтому и не до женитьбы. А с подружкой бандита я тебе связываться не советую. Вернется ее дружок и пристрелит тебя.

— Не вернется. — Вздохнул Голенев: — Я его убил.

За столом повисла тишина. Глаза у Татьяны округлились:

— Шутишь?

— Шучу, Таня. Ладно, ребята, пойду. Надо собраться, помочь дома мебель расставить и выспаться. Дорога до аэропорта не близкая, как бы за рулем не уснуть…

Тихон проводил Голенева до прихожей и обнял на прощание:

— Да уж, ты себя береги. Жизнь, так сказать, только начинается.

— Обещаю, Тиша, а ты подумай о словах Татьяны. Она во многом права. Будь поосторожнее.

— Оставь, Олежка. Я не президент Кеннеди, а Глухов пока еще не Техас, — ответил Постников и закрыл за другом дверь.

* * *

Моня Корзон играл медленную грустную мелодию. Лицо старого музыканта, обычно подвижное, отличавшееся выразительной мимикой, сегодня застыло маской. Рука его водила смычком по инструменту, словно без его участия. Моня не фальшивил. Врожденный слух заставлял петь скрипку как бы на автомате. Так профессиональные водители на дальней дороге ведут машину и думают совсем о других вещах.

В «Ласточке» ужинало всего несколько человек. Солидные мужи решали за вечерней трапезой свои деловые вопросы. Увлеченные беседой, они музыки не слышали и музыканта не замечали.

Закончив мелодию, Моня опустил скрипку и продолжал стоять, глядя печальным отсутствующим взглядом поверх голов посетителей. Внезапно лицо его на мгновенье оживилось, и на нем промелькнуло нечто вроде улыбки. Корзон увидел Олега Голенева, который вошел в зал, ведя под руку незнакомую тощую девицу. Бывший афганец тоже увидел Моню и, оставив спутницу, быстро поднялся на эстраду.

— Здравствуйте, Моня. Очень рад вас видеть.

— Я тоже. — Ответил музыкант, и они заключили друг друга в объятия. Обнимая старика, Олег вдруг почувствовал, что его плечи дрожат. Он отстранил музыканта и внимательно посмотрел ему в лицо. Старик плакал.

— Моня, в чем дело?

— У меня горе.

— Кто-то из близких умер? — Предположил Голенев.

— Я ничего не знаю. Надеюсь, что она еще жива.

— О ком вы?

Мака остановилась в трех шагах от эстрады и ждала, пока мужчины закончат здороваться. Олег повернулся к ней:

— Садись за столик и жди. Мне надо поговорить с другом.

Она улыбнулась краешком губ и пошла к столику у окна. Голенев отвел музыканта вглубь эстрады, усадил на стул и уселся рядом:

— Рассказывайте.

— У меня похитили внучку.

— Кто? Когда?

— Вчера. А кто… если б я знал? Она ушла на занятия и не вернулась…

— Почему вы думаете, что ее похитили?

— Чего мне думать?! С меня требуют за Фирочку пятьдесят тысяч долларов. Вы представляете, какие деньги?! Я же всего-навсего кабацкий лабух. Где мне взять столько?

— Вы обращались в милицию?

— Я что, похож на сумасшедшего?!

Олег на минуту задумался:

— Деньги я вам найду, но мне кажется, сначала надо понять, что происходит.

— Я боюсь, пока мы будем понимать, ее убьют…

— Когда вы должны внести выкуп?

— Мне дали неделю сроку. Всю сумму я должен собрать к пятнице. — Больше Моня говорить не мог. Его душили слезы. Олег спрыгнул с эстрады, подсел к столику, за которым сидела его подруга:

— Послушай, Мака, у старика неприятности. Я должен ему помочь. Ужинай сама, потом возьмешь машину и вернешься в отель. Можешь ходить по нему и смотреть что хочешь. Завтра утром я тебя найду, и мы вместе с Нелидовым покажем тебе «Парус». Это и мне интересно. Я сам его никогда внутри не видел.

Мака приняла известие спокойно:

— Ты придешь ночевать?

— Как карта ляжет.

И Голенев вернулся к музыканту. Корзон уже перестал плакать, но выглядел ужасно.

— Я не смогу сегодня больше играть. Я же тоже человек.

— Давайте скажем хозяину, что я вас забираю.

— Грека сегодня нет.

— Тогда пошли.

Моня аккуратно спрятал скрипку в футляр, и они через кухню выбрались на улицу. Олег привел скрипача на набережную и усадил на скамейку. Море от закатного солнца переливалось золотом, но Олег пейзажем любоваться не стал. Он выспросил старика о внучке. Выяснил, что ей четырнадцать лет и что она училась в музыкальной школе.

— Вы говорили с ее педагогом?

— Конечно. Моя малышка отзанималось до девяти вечера и пошла домой. Видимо, эти мерзавцы схватили ее по дороге. — Моня шмыгнул носом и снова потянулся за платком.

— Успокойтесь, вы должны взять себя в руки и помочь мне понять ситуацию…

— Я постараюсь. — Пообещал старик.

— Объясните, почему выкуп спрашивают с вас? У нее же есть родители.

— Только мама. Моя дочь Фая два года назад потеряла мужа. Абрам умер от рака. Они, наверное, знают, что Фирочка моя любимая внучка, и думают, что ресторанный тапер богач.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Старый еврей не причинял никому зла. Я всего лишь музыкант и врагов не нажил. Так уж получилось, что меня люди любят.

— Догадываюсь. Но все же подумайте. — Настаивал Голенев.

— Ни на кого из знакомых я думать не в силах.

— Но вас знает весь город, если ни сказать, все побережье.

— Не спорю, меня как музыканта слышали многие. Всех не упомнишь. Но я ни о ком не хочу думать плохо.

Они вышли из парка Володарского. Голенев поймал частника, отвез старика домой, проводил его, взял фотографию похищенной девочки и поехал к Хорькову.

Степана он застал во дворе. Тот, как всегда, копошился в моторе своего старенького «Москвича». На мгновение мрачное выражение на его лице, сменилось улыбкой и затем снова помрачнело:

— Северный гость заявился.

— Степа, у музыканта из «Ласточки» похитили внучку. Я могу дать ему деньги на выкуп, но нельзя спускать такие дела. Ты меня понимаешь?

Степан отреагировал коротко:

— Скажи, кто, зароем.

— Сначала это надо выяснить. Давай соберем всех наших.

— Поехали. — Хорьков захлопнул капот машины, вытер руки ветошью и уселся за руль.

Через полчаса семеро мужчин сидели на дачке Сергея Скворцова и держали совет. Присутствовали бойцы летучего отряда, хозяин дачи, он же их начальник, Хорьков и Голенев. Перед ними лежало фото внучки Корзона.

— Тут появилось несколько уголовников. — Размышлял вслух Сергей Скворцов: — Один, к сожалению, из наших.

— Афганец? — Переспросил Олег.

— Да. Воевал всего год. Получил контузию и работать на гражданке не захотел. Решил продолжать подвиги… Три года отсидел. Вышел, приехал в Бирюзовск.

— Кто?

— Зовут Валерием. Фамилии не знаю. Кличка Псих.

— Он живет рядом со мной. — Добавил вихрастый Гоша Сапилов. Бывший подрывник, обычно веселый и улыбчивый, сегодня выглядел строго: — Я ему один раз морду набил. К соседке привязался.

— Проблемы с сексом? — Насторожился Олег.

— Возможно. Раньше часто водил к себе проституток. Но захватить малолетку для выкупа мозгов не хватит. Я думаю…

Олег перебил:

— Тут мозгами и не пахнет. Только кретин захочет похитить девочку старого музыканта в надежде получить с него деньги. Откуда у скрипача доллары?

Сергей с Голеневым не согласился:

— Не скажи. Моня Корзон человек в городе популярный. Кто бывает в «Ласточке», видит, как его осыпают чаевыми. Да и богатеньких друзей у Мони полно. Хоть ты, к примеру.

— Не убедил. В городе десятки кооператоров. Любой бандит, задумавший подобную бяку, выбрал бы его ребенка.

Сергей продолжал спорить:

— И опять ты, Олег, не прав. Кооператоры обычно под «крышей». А Моня беззащитен. К тому же он любящий дедушка. Весь город в курсе, что у него десять внуков, и он всех обожает.

Гоша дождался, когда начальники закончат спорить, и обратился к Голеневу:

— Возможно, это никак не связано с внучкой скрипача, но я заметил, как вчера вечером Псих направлялся к себе в подвал не то с кастрюлькой, не то с миской в руках. Собаки у него нет. Теперь, когда я узнал о похищении, мне это кажется подозрительным.

— Любопытный фактик. — Согласился Олег: — Начнем с твоего соседа. А еще кто на такое способен?

Все молчали. Заговорил Степан Хорьков:

— Есть тут один приезжий, Вахтанг Самунидзе. Но без разрешения пахана он шага не сделает. Вахтанг ходит под Вано Жвания. Пока тебя не было, они установили игорные автоматы в аэропорту. Формально их владелец Самунидзе, а на самом деле, ты понимаешь кто.

— На Жвания не думаю. Мелко для него. — Прикинул Олег — Вано бандит с размахом.

Скворцов указал на фотографию внучки музыканта:

— Вон, какая пухленькая лапочка. Ей на вид все восемнадцать. Вахтанг мог проявить самодеятельность. Или сработать по заказу Вано. Ты не допускаешь, что его хозяину внучка Корзона понравилась?

— Тогда к чему выкуп? Схватили девочку и уволокли.

— Я только размышляю, но утверждать ничего не могу. — Ответил Сергей.

— Ладно, поставим его под номером два. Кто еще?

— В Сочи несколько крупных банд орудует. Их главари в «Ласточку» заглядывают. — Высказался боец летучего отряда Анатолий Рогов. Бывший разведчик обычно говорил мало, поэтому Голенев отнесся к его словам с интересом:

— Воры?

— Насчет того, в законе они или нет, не знаю. Но бандиты отъявленные.

— Как Жвания терпит? Это же его территория. Он Сочи давно прибрал к рукам.

— Это ты у него сам спроси. — Пошутил Анатолий.

— И спрошу. Не найдем девочку в городе, смотаюсь в Сухуми. — Голенев уже совсем забыл, что приехал в город знакомить Маку с отелями. Он уже целиком ушел в розыск внучки старого музыканта и больше ни о чем не думал: — Давайте, чтобы время не терять, навестим нашего «боевого товарища», Валеру по кличке Псих. А дальше по списку…

На этом совещание закончилось и все расселись по машинам. Скворцов со своими ребятами в «Ниву», Голенев в «москвичок» Степана. В Бирюзовск въехали около одиннадцати вечера. Поздней осенью южный курорт чем-то напоминал Глухов. Без отдыхающих город к вечеру вымирал. Они проехали по пустынным улицам. Завернув в переулок, где обитал Псих, из машин вышли и квартал прошагали пешком. Степан и трое бойцов отряда остались во дворе. Олег, Сергей и Гоша Сапилов отправились на разведку. В окнах первого этажа горел свет. Скворцов осторожно приблизился к окну, заглянул внутрь и знаком подозвал Голенева и Сапилова. В комнате трое мужчин играли в карты. На грязном столе, заполненным тарелками с остатками пищи, стояли две бутылки водки, графин с вином и кастрюля со сливами. Тарелки служили и пепельницами для компании. В них гасили окурки. Внимание Олега и его друзей привлекло лежащее тут же на столе ружье. Это был пятизарядный скорострельный винчестер бельгийского производства.

— Дорогая игрушка. — Шепотом определил Скворцов.

— Кто из мужиков Псих? — Так же шепотом спросил Голенев.

— Тот, что справа. — Ответил Гоша.

Они отошли от окна и несколько минут совещались. Скворцов прихватил пистолет. Гоша и Олег оружия не имели.

— Этот винчестер штука серьезная. Если он начнет палить, могут быть неприятности. — Предупредил начальник летучего отряда.

— Используем элемент внезапности. — Ответил Олег: — Их всего трое… Но сначала Гоша покажет нам, где подвал.

Скворцов подозвал своих ребят и распорядился держать парадное и окна под наблюдением:

— В доме трое парней и винчестер. Если выйдут, дайте знать, но ничего не предпринимайте.

— Так точно, командир. — Козырнул Анатолий Рогов.

Вход в подвал двухэтажного домика выглядел уныло. Когда Голенев сорвал замок и открыл дверь, ему под ноги бросилась крыса.

— То еще местечко. — Сказал он Сергею.

— Возьми, пригодится. — Скворцов протянул Олегу фонарь.

Стертые ступени вели вниз. Гоша остался охранять вход, Олег с Сергеем спустились по лестнице. Низкий коридор подвала упирался в обитую железом дверь. Пришлось идти, пригнув голову. У двери они остановились. Голенев дернул за ручку, дверь оказалась запертой.

— Ломать? — Поинтересовался Скворцов.

— У тебя есть чем?

Сергей вынул из кармана спецназовскую финку:

— Можно попробовать ковырнуть замок.

В это время за дверью раздался слабый стон.

Голенев обернулся:

— Слышал?

— Да, там точно кто-то есть.

Скворцов попробовал просунуть лезвие финки между дверью и дверной коробкой. Но щель оказалось столь мала, что дотянуться до замка у Сергея не вышло:

— Схожу за монтировкой.

— Валяй. — Ответил Голенев: — Только ножичек мне оставь, повожусь с замочком.

Он посветил Сергею, пока тот поднимался по лестнице, и вернулся назад. Вместо того чтобы ковырять дверь, внимательно обследовал пол и стены. Справа от порога валялся один резиновый сапог.

«Почему один? Вроде одноногих среди компании не было» — подумал Голенев, поднял сапог, перевернул его вниз голенищем и потряс. О пол звякнула железка. Олег посветил на это место и увидел ключ. «Сапог оказался с секретом», — отметил про себя бывший афганец, и через секунду отпер дверь. Войдя в темный чулан, он обшарил его фонариком и увидел кучу хлама, а в дальнем углу матрас. На нем кто-то лежал. Олег подошел ближе, осветил грязное одеяло и сдернул его. Под одеялом лежала женщина. Одна ее рука оказалась прикованной цепью к стене. На юную внучку музыканта узница не походила. Это была крепкая женщина с развитым тазом и внушительной грудью. Даже ссадины и синяки не могли скрыть, что перед ним вполне взрослый человек.

— Ты кто?

— Не надо… — Простонала она, зажмурилась и поджала под себя ноги.

— Что не надо? — Голенев схватил цепь и рванул что было силы. Скоба в стене поддалась, но цепь не выпустила.

— Не надо. — Снова простонала она, пытаясь прикрыться одеялом.

— Не бойся. Я тебе ничего плохого не сделаю.

— Ты не Валерка? — Она только теперь поняла по голосу, что перед ней незнакомец.

— Я не Валерка. Кто он тебе?

— Он гад. Я искала адрес, посылку передать, а они затащили меня сюда и всей компанией пользуют.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Сашей. В этом городе я никого не знаю.

— Подожди минутку, сейчас я тебя освобожу. — Олег уперся ногой в стену и рванул еще раз. Скоба вылетела, и Саша оказалась на свободе. Цепь держала ее руку, но женщина уже могла встать.

Олег посветил кругом и обнаружил лампочку без абажура. Она висела на потолке, провод от нее тянулся к розетке и заканчивался штепселем. Голенев воткнул штепсель, и лампочка загорелась. Слабый электрический свет высветил ведро, заменявшее пленнице туалет и несколько алюминиевых мисок с остатками пищи. «Вот мразь, а еще бывший афганец», — подумал Олег о насильнике и обратился к Саше:

— Сейчас придет мой друг, и мы тебя отсюда выведем.

— А где этот тип? Он убьет меня и вас. У него ружье. Он всегда меня им пугает.

— Как-нибудь разберемся. — Улыбнулся Голенев. Она замолчала и, прикрывшись одеялом, стала приподниматься, вглядываясь в лицо своему спасителю:

— А я тебя знаю.

— Откуда?

— Помнишь проводницу, что пустила тебя весной в свой вагон?

— Конечно, помню. Точно, ее звали Сашей.

— Не ее, а меня. — И она вдруг разревелась. Голенев присмотрелся и тоже ее узнал:

— Не плачь, Сашка. Я же обещал вернуть тебе долг. Теперь у меня появилась такая возможность…

Она кивнула, продолжая реветь. Пока Олег пытался успокоить женщину, возвратился Скворцов. В руках отставной майор держал уже ненужную монтировку:

— Открыл? — Спросил он, словно речь шла о бутылке лимонада.

— Как видишь. И еще знакомую встретил. Цепь вырвал, а ключа от наручника нет.

— Везет тебе на знакомых. Как она здесь оказалась?

— Псих снасильничал. Надо с ним разобраться. Предупреди ребят у парадного. Мы этим подонкам тут засаду устроим.

— А что с ней делать?

— Со мной ничего не надо делать. Мне бы одеться и на станцию. Мужу позвонить и в диспетчерскую. Я уже неделю работу прогуливаю. — Всхлипывая, сообщила Саша.

— Весело прогуливаешь. — Заметил Олег: — На станцию успеешь. А насчет одежды, пока живи в одеяле и носи свою цепь. Она вещдок для следователя. Мы сейчас этих гадов свезем в милицию, ты заявление напишешь, а уж потом оденем тебя, как царицу. Сережа, отведи ее в машину.

* * *

Они ждали больше двух часов, пока троица пьяных друзей собралась потешиться с пленницей в подвале. Первым спустился Псих. Подрывник Гоша пристроил замок на место, и хозяин не заметил взлома. Валерий нес ружье. За ним шли дружки. Олег с Сережей притаились в каморке. Псих, ухмыляясь, извлек из сапога ключ, долго не мог попасть им в скважину, все же попал, открыл дверь и шагнул внутрь. Сергей ударил его монтировкой по рукам. Тот заорал и выронил винчестер. Оружие тут же прихватил Голенев. Еще два удара, в живот и по голове, лишили насильника сознания. Услышав крик Психа, дружки рванули назад по лестнице, где их уже поджидали Степан и бойцы летучего отряда. Парней мигом скрутили.

* * *

В три часа ночи Голенев, его помощники и Саша всей компанией вышли из милиции. Свидетельские показания были сняты. Потерпевшая написала заявление, к которому приложила цепь. Ключ от наручника в милиции подобрали, а вместо одеяла, служившего пострадавшей одеждой, выдали ей халат уборщицы. Ружье Скворцов решил милиции не сдавать. Оно в качестве трофея перешло в арсенал летучего отряда.

— Куда теперь? — Спросил Хорьков, когда они оказались на улице.

— Как куда? В отель «Дружба», — ответил Олег.

— А нас всех пустят? — Забеспокоился Гоша.

— Это же мой отель, дурень. — Рассмеялся Голенев: — Вас не только пустят, но расселят по люксам.

— Приятно иметь дело с богачами. — Хмуро заметил Степан Хорьков и съехидничал: — Искали-то мы девочку, а нашли бабу.

Голенев нахмурился:

— Знаю. — Но сейчас всем необходимо выспаться, а Саше ванну принять… Удобств у нее в подвале, как ты заметил, не было.

Бывшие афганцы расселись по машинам и поехали в гости к владельцу отеля. По дороге молчали и думали об одном — Валерий по кличке Псих такой же ветеран, как они. Но, как говорится, в семье не без урода.

* * *

Николай Солохин вернулся в Глухов в прекрасном расположении духа. Теперь его лодочная станция получила официальный статус. Он привез из столицы не только свидетельство, разрешающее деятельность кооператива, но и бумагу, в которой его бизнес назван общественно-полезным начинанием. Этот документ позволял хозяину кооператива рассчитывать на помощь городских властей.

Солохин, не заезжая домой, сразу отправился на лодочную станцию. Принимая на работу сторожа, он знал, что инвалид Корольков хоть и не алкаш, но поддает постоянно, и волновался за свое хозяйство.

— С приездом, Николай Матвеевич. — Приветствовал его сторож, поспешая на костылях к машине. По походке и лицу своего работника Солохин тут же понял, что в отсутствие хозяина дедушка не скучал:

— С бодуна, Митрич?

— Виноват, вчера немного перебрал. — Признался старик и тут же успокоил работодателя: — Вы не подумайте, на станции все путем.

— Посмотрим. А что у тебя вчера за повод возник?

— Да знакомый заехал. Угостил старика. Я бы сам столько не стал, да он молодой еще, а мне не уважить стыдно…

Николай махнул рукой, поскольку эмоции сторожа его не волновали, и пошел оглядывать свои владения. Старик не обманул, и внутри станции, и на причале все осталось на месте. Кооператор на всякий случай пересчитал лодки и, поняв, что ущерба не понес, направился к машине.

— Уезжаете? — Жалостливо спросил Корольков. Инвалид лечился пивом и ждал сочувственной беседы, вовсе не желая снова оказаться в одиночестве.

— Вернусь, Митрич. — Пообещал Солохин: — Жену еще не видел, детей… и Грома. Пообедаю и назад. Надо готовиться к мероприятию.

Корольков тоскливым взглядом проводил машину хозяина и отправился в беседку, где после вчерашнего загула еще оставалось несколько бутылок пива. Помимо алкогольного синдрома, его тревожило, обычное для русского человека в подобных случаях, чувство вины. Он понимал, что вчера перестарался. Такого с ним давно не случалось.

Когда уехал его молодой собутыльник, сторож не помнил. Проснулся у себя в каморке на рассвете и долго соображал, как оказался здесь. Сообразить не удалось. Догадался, что принес его сюда вчерашний собутыльник. «Уважительный малый», — подумал инвалид о молодом человеке. С мыслями благодарности он еще полчаса провалялся на своем самодельном ложе. Но внезапно умиление собутыльником переросло в тревогу. Его вдруг обуял страх. «Все ли на месте? Уж не затеял ли парень чего дурного? Напоил старика и ограбил станцию». Вспомнил сторож и о том, что Игорек сидел в тюрьме. Решил тут же проверить свои опасения. С трудом, взгромоздившись на костыли, покинул коморку и тщательно осмотрел хозяйство. На причале пересчитал лодки, велосипеды и заметил большую гадюку. Змея растянулась у самой воды и выглядела странно. У нее оказалось два хвоста. Корольков нагнулся и понял, что гадюка заглатывает змею поменьше. «Гадина, души нет, одна прожорливость, вот и жрет сестренку», — подумал он и стал вспоминать слово. Это слово он втемяшилось ему в голову со времен, когда в Глухов приезжал зоопарк и дед подрабатывал на уборке вольеров. Там на вагончике, где содержали змей, и было написано это мудреное слово. Не вспомнил и пошел дальше проверять территорию. Все оказалось в целости и сохранности. «Сам я гад», — обругал себе инвалид за подозрительность, «Человек меня от души угостил, а я о нем такое».

Потом началось тягостное течение времени. Пиво немного облегчало страдания, но дед тянул его потихоньку, опасаясь опять отключиться. Ходить ему стало трудно. Даже, как он любил шутить, на трех ногах. Костыли не слушались, а единственная собственная нога подкашивалась. Попробовал лежать, поднималась тошнота и головокружение. И Корольков сидел. То на крылечке лодочной станции, то в беседке. Вспомнилась супруга Лидия Ивановна. Шестнадцать лет назад они вместе попали в аварию. Возвращались на грузовике со свадьбы дочери знакомых. Водитель, из числа гостей, сильно поднабрался и по доброте душевной набил полный кузов народу. Грузовик перевернулся. Многих, в том числе и Королькова, покалечило, а жена погибла. Тогда ему ампутировали ногу, и он начал пить. Копеечной пенсии на выпивку не хватало. Продал домик, пропил его с божьей помощью и сделался городским бездомным. Клички БОМЖ тогда еще не знали, и про таких как он, говорили понятное русское слово «бродяга». Но характер дед Корольков имел уживчивый и веселый, под забором почти никогда не валялся, и горожане ему сочувствовали. Потому и взял его на работу мужик, что продавал подержанные машины. Но бизнес в Глухове не пошел, и тот свое дело прикрыл. Корольков бы снова оказался на улице, да тут его отыскал Николай Матвеевич Солохин. Во времена, когда семья Королькова владела собственным домиком, Солохины жили рядом. Бывшее соседство помогло. Так он оказался на лодочной станции.

Все эти события произошли раньше. Сейчас же, после отъезда хозяина, дед совсем заскучал. Он уселся на лавку в беседке и откупорил очередную бутылку «Жигулевского». Сегодня он был даже не против визита щегловских хулиганов. На них хоть покричать можно, все же живые души. А так сиди один и мучайся.

Голова гудела, рот сводила горькая сухота, да и сердце с трудом гнало по жилам старческую кровь. «Нельзя столько пить. Стар уже», — посетовал про себя Корольков и вспомнил. На вагончике передвижного зоопарка было написано слово «рептилии». Он тогда спросил у девушки-юната, что это значит. Она ответила: «так зовут гадов и пресмыкающихся». Старик порадовался проблеску памяти и увидел машину, на которой вчера приезжал Игорек. За рулем сидел другой парень. Своего молодого приятеля он тоже заметил. Тот ехал на заднем сидении. Машина остановилась на главной дороге, ведущей в Щеглы, так и не свернув к лодочной станции. Водитель и пассажир выбрались из салона и направились к нему. Игорек улыбался и издали махал старику рукой. Оба подошли к беседке. Водитель достал сигареты и закурил, а Игорек поднялся к деду и присел рядом:

— Как ты, дедуля, живой?

— Едва живой. Ты уж прости, Игоречек, старика, за то, что давеча отключился…

— Бывает. Еду с другом мимо, думаю, дай погляжу, как ты здесь после вчерашнего. Хозяин-то приехал?

— Только что были. Прямо из Москвы сюда.

— И где он?

— Удостоверились, что все путем, и поехали домой обедать.

— Спрашивал, отчего ты такой бледный?

— Спрашивали.

— И что ты сказал?

— Признался, что вчера со знакомым лишнего принял.

— Меня называл?

— Нет, зачем? Им без разницы.

Водитель, молча чадивший свою сигарету, затоптал окурок и шагнул к ним:

— Хруст, кончай треп. Делай дело и поехали.

Игорек поднялся сам и помог встать Королькову: — Ладно, давай прощаться, дедушка. — Одной рукой он обнял старика, а другой воткнул ему нож в сердце. Тот самый нож, которым накануне так ловко резал томаты.

* * *

Нелидову Мака сумела понравится. Голенев попросил Алексея Михайловича показать ей отель «Парус» без него. Бывший афганец со своими помощниками прочесывал город в поисках внучки Мони Корзона. Вернувшись в номер после схватки с Психом и его дружками, он проспал всего три часа, и они всей командой уехали, оставив Сашу на попечение Маки. Мало того, что Олег не уделил время своей приятельнице, он еще заставил ее пройтись по магазинам и купить проводнице одежду. Голенев сунул девушке доллары, но денег Мака не взяла. «Обойдусь. Одевать твоих приятельниц мне в кайф», — сообщила она любовнику и снова заснула. В одиннадцать часов за ней заехал Нелидов. Сначала они, прихватив Сашу, посетили несколько магазинов. Мака сама выбрала два платья, плащ и несколько пар обуви, заставив перед этим женщину перемерить множество вещей. После ее стараний бывшая узница превратилась в леди. И только синяк под глазом и порез на щеке напоминали о ее заключении в подвале насильника. Затем, снабдив ее деньгами на первое время, они с Нелидовым отвезли Сашу к железнодорожному вокзалу. Нелидов остался за рулем, а Мака вышла женщину проводить.

— Скажи мне, откуда ты его знаешь? — Спросила она у проводницы о Голеневе.

— Он сам тебе расскажет. — Улыбнулась Саша и покраснела.

— Понятно, значит и ты. — Усмехнулась Мака: — Наш пострел везде поспел.

— Мы всего один раз виделись. — Успокоила ее женщина.

— Значит, хорошо виделись.

— Не жалуюсь. — Гордо ответила Саша и скрылась в дверях вокзала.

Мака вернулась в машину, и они поехали осматривать отель. Сначала Алексей Михайлович скептически отнесся к участию девушки в таком серьезном деле. Но по ходу осмотра она задавала точные дельные вопросы, заглядывала именно туда, где требовался особенно серьезный ремонт, и Нелидов понял — несмотря на пол и возраст, перед ним вполне серьезный партнер. Закончив осмотр, они вдвоем пообедали в ресторане «Паруса».

— Повара придется сменить, официанток тоже. — Заявила Мака, поковыряв отбивную и осилив половину десерта. Куриный суп он лишь попробовала и сразу отодвинула в сторону.

— Если мы проведем крупные увольнения, в городе не поймут. — Ответил Нелидов: — Нам с Олегом и предложили принять отели под крышу нашего кооператива, чтобы обе гостиницы приносили пользу и создавали рабочие места.

— Мы закроем их на капитальный ремонт, а людей отправим в бессрочный отпуск. Из отпуска отзовем дельных, а балласт забудем. Никто ничего не заметит.

— Скажите, Мака, какое у вас образование? Вы экономист?

— Я шлюха, а образование у меня девять классов и много наблюдений по жизни. Знаете, как собак учат плавать? Их щенками швыряют в воду. Примерно так поступили и со мной. Вот я и выплыла…

Ответ девушки такого человека, как Нелидов, должен был шокировать, но Алексей Михайлович улыбнулся. Прямота Маки и ее откровенность его восхитили:

— Я теперь понимаю, почему Олег предложил вам войти в наше дело.

— Это упрек или комплемент?

— Естественно, комплимент, — уточнил Нелидов: — Мне приятно иметь с вами дело.

— Мне тоже. — И Мака посмотрела на него своим немигающим взглядом змеи.