От Сталина до Путина. Зигзаги истории

Анисин Николай Михайлович

Путин и призрак Черчилля

 

 

Глава 1. «Даёшь пример Рузвельта!»

Фильм на НТВ «Ф.Д.Р. Союзник истории» запустили в эфир теплой июньской пятницей 2007 года в 22.40. Как раз двадцать второго числа. Прорва активной публики в сей славный час либо зрела дно бутылок в городских застольях, либо катила по дорогам на природу, либо уже, опьянённая дачным воздухом, укладывалась бай-бай.

Посвящённый Рузвельту фильм с зело оригинальным названием «Капитализм с человеческим лицом» на РТР предъявили в октябрьское воскресенье. В день Покрова Пресвятой Богородицы, в 16.40 – во время, когда миллионы православных молились в храмах, а прочие миллионы граждан до исхода последнего выходного спешили разгрести перед рабочей неделей дела домашние.

Анонсировались оба фильма: как на НТВ, так и на РТР, – весьма скромно. После показа они не стали предметом дискуссий в популярных аналитических телепрограммах. Спланированной акцией фильмы о Рузвельте явно не выглядят. Но, даже если они и были заданы, то заданы с совершенно невнятной целью.

– Почему нас должна интересовать американская сенсация 1940 года? – с ходу, до титров, озадачили зрителей РТР авторы «Капитализма с человеческим лицом» Ивакин с Чачихиным. И немедля дали слово историку Уткину. Он всё разъяснил. К той давней сенсации, а именно к решению Рузвельта нарушить более чем вековую традицию США и впервые в их истории в третий раз подряд баллотироваться в президенты, нам резонно проявить любопытство. Резонно потому, что она актуальна сегодня для нашей страны.

В 30-е годы XX века, – далее последовало от Уткина, – жизнь в Соединённых Штатах шибко напоминала жизнь в России в годы 90-е того же века и в начале века XXI.

У них, американцев, и у нас в те годы жуть творилась – нищета крайняя большинства граждан, множество закрытых заводов и заброшенных полей, обескровливавшее экономику бегство капиталов за границу.

С американской жутью – Великой Депрессией от рыночной стихии – новому президенту США Рузвельту в общем и целом удалось покончить за 8 лет пребывания у власти. Жути в России, порождённой скачком в дикий рынок, за 8-летнее правление нового президента Путина также поубавилось. Рузвельт при обуздании сил стихии нажил врагов в лице богатейших людей Америки, Путин при наведении элементарного порядка в государстве тоже обзавёлся врагами-толстосумами, и в родном Отечестве, и за его пределами…

Историческую параллель между Рузвельтом и Путиным в фильме НТВ «Союзник истории» (автор Ольга Дёмина) тот же историк Уткин и голос за кадром проводили с ещё более подробной аргументацией. Ну, скажем, как сближает двух разделённых эпохами политиков их всегдашний настрой на прямой, поверх голов чиновников и капиталистов, разговор с народом.

Упомянутая параллель эдак – в лоб, теляп-тяптяп! – подводила зрителя к незатейливым размышлениям. Ага, спасшему США от паралича полупарализованному Рузвельту американцы позволили сломать давнюю, незыблемую традицию и сохранить бразды власти в Белом доме. А почему атлету Путину, предотвратившему распад России и породившему надежды на нормальное развитие страны, мы не можем разрешить остаться у руля в Кремле и самому исполнить провозглашённые им планы? Конституция того не допускает?

Так её, эту, едрёна мать, нынешнюю Конституцию, протащили через расстрел защитников прежней, буквально растоптанной предшественником Путина Конституции. На действующем Основном Законе – печать кровавого преступления и жульничества протаскивавших его Ельцина с прихлебателями. Их в стране с уничтоженным парламентом и распущенными Советами в декабре 1993-го никто не контролировал при подсчёте голосов за ельцинскую Конституцию. Она – фиговый листок, прикрывший беззаконие тогдашнего режима, и её нам не грех поправить ради здравого смысла. Им, здравым смыслом – коней на переправе не меняют – руководствовалась едва оправившаяся от жути Америка, закрывая глаза на попрание традиции. Тем же здравым смыслом с появлением просветов в нашей жути следует руководствоваться и России. Шаг Рузвельта к третьему сроку – пример подражания для Путина.

Иной вывод из фильмов НТВ и РТР зрителю вывести трудно. Но актуален ли он в сегодняшней России? Или, говоря языком авторов «Капитализма с человеческим лицом», интересна ли нашему обществу конца первого десятилетия XXI века американская сенсация 1940 года?

Разные граждане: от Москвы до самых до окраин страны, – в пору демонстрации фильмов имели разное отношение к переизбранию Путина на третий срок. Но всем им вывод-призыв на экранах «Даёшь пример Рузвельта в России!» был без надобности, ибо сам Путин уже семьдесят семь на семь раз открестился от президентства после мая 2008 года. Так с какой же целью изготовлялись телефильмы о Рузвельте? Похоже, явно не для массовой агитации за третий срок Путина и не для массовой же пропаганды здравого смысла этого срока. А для чего же?

Попробуем погадать. И «Союзник истории» на НТВ, и «Капитализм с человеческим лицом» на РТР, в не располагающее народ к бдению у телевизора время показанные и не вынесенные на обсуждение в популярных у народах телепередачах, предназначены были не для народа. Не для 100 с лишним миллионов избирателей России, а лишь для одного-единственного – для Владимира Владимировича Путина.

Авторы фильмов на НТВ и РТР, по своему ли хотенью или по чьему-то застенчивому веленью, рекламой сенсации в США и параллелью между ситуациями тогда у них и теперь у нас, тем самым, возможно, надеялись деликатно вразумить Путина: «Ну, Владимир Владимирович, ну, примите к сведению, что раз уж Америке, которая к 1940 году уже почти выбралась из бездны, правило здравого смысла – коней на переправе не меняют – на пользу было, то нам-то его придерживаться сам Бог велит! Мы лишь в начале пути из бездны и при передрягах в высшей власти обратно сорваться можем. Ну, Владимир Владимирович, ну, уподобьтесь Франклину Рузвельту. Он преступил сокровенную для уймы стопроцентных янки традицию, а вы даже не плюйте на замаранную невинной кровью и жульничеством действующую Конституцию, а чуть её перелицуйте законным образом во имя здравого смысла: коней на переправе не меняют!»

Иную цель фильмов с чисто формальными параллелями между четырежды избранным президентом США и Путиным в канун очередных президентских выборов в России вычислить крайне сложно. Допустим, что их цель была именно таковой. Ну пытались, пытались авторы фильмов и, возможно, их заказчики склонить Путина уподобиться Рузвельту. А полезной ли была их попытка?

Чем занят был Путин летним вечером в 22.40, когда НТВ выплеснула в эфир «Союзника истории», охрана российского президента то ли знает, то ли нет. Присутствовал ли Путин на службе в какой-либо церкви в день Покрова Пресвятой Богородицы в 16.40, когда РТР одарила страну «Капитализмом с человеческим лицом», его телохранителям должно быть известно. Попались ли на глаза Путина оба фильма в записи – тайна сия велика есть. Не исключено, что единственный избиратель России, ради которого напрягались мозговые извилины киноделов, с их творениями не познакомился. Не исключено, что и познакомился. Но, в таком случае, опять-таки погадаем, – он ахнул ли: как я не прав, как не прав, что, в отличие от Рузвельта, отказываюсь от третьего срока президентства?

– Ху из мистер Путин? – этот вопрос иноземного журналиста, адресованный к российской делегации на Давосском форуме в Швейцарии в первый год пребывания нынешнего президента в Кремле, остаётся без ответа и на восьмом году его обитания в нём.

Каждому вменяемому из нас очевидно – Путин как президент России не по нраву тем, кто не желает возрождения нашей страны как великой державы. Он не люб внешним и внутренним врагам России, и он же неизменно заявлял то, что её же врагам любо: я не буду изменять Конституцию и не буду баллотироваться в президенты на третий срок. Вероятный риск возврата страны в бездну после смены высшего должностного лица с неограниченной по сути властью ему как бы нипочём. Так кто есть при том Путин?

Врагов и друзей России Путин долго-долго держал в недоумении. Он, опять-таки, долго-долго вёл собственную, ему только понятную игру, и в призывах «Даёшь пример Рузвельта!» не нуждался. Поэтому кинодокументалисты НТВ и РТР старались напрасно. Вынесенная ими в телеэфир продукция не стала и не могла стать фактором поворота сознания ни у миллионов избирателей, ни у одного-единственного – Путина.

Фильмы «Союзник истории» и «Капитализм с человеческим лицом» с блеском продемонстрировали ужасы Великой Депрессии в США. И доблестно поведали, как – какими мерами и законами – Рузвельт, невзирая на грозившие ему опасности, с ужасами покончил. Рассказанное в фильмах занимательно нашим зрителям настолько, насколько может быть занимательным для них прошлое чужой страны. Но сами по себе сведения о прошлом США просто не могут быть ныне актуальны на просторах нашего Отечества. А вот актуально ли для России, для её общества и государства сегодня явление Рузвельта в мировой политике 1932–1945 годов?

Рузвельт внёс уникальный вклад в развитие дружеских отношений между Америкой и Россией – СССР.

Рузвельт – единственный в истории США президент, стремившийся увязать интересы своего народа с интересами народов других государств.

Рузвельт взбунтовался против рвавшихся к мировому господству алчных тёмных сил и за это поплатился преждевременной смертью.

Те силы, которым противостоял Рузвельт, и те, которые доминируют в мире на сей день и не шибко жалуют зачатки новой политики Путина, одинаковы по их природе. И не исключено, что Путин в туман окутал свою будущую роль в России не без уроков жизни и смерти Франклина Рузвельта. Поэтому фигура выдающегося экс-президента США сегодня для наших граждан, как никогда ранее, представляет интерес жгуче злободневный. Но посмотреть нам надо на Рузвельта не теми глазами, которыми увидели его авторы фильмов на российском телевидении.

 

Глава 2. Сталин и Новый курс в США

В «Союзнике истории» на НТВ имя Сталина промелькнуло – эдак, между прочим, – однажды; в «Капитализме с человеческим лицом» на РТР – не единожды. А это значит, что раскрыть истинное лицо Рузвельта как государственного и политического деятеля авторы фильмов о нём даже не попытались. Понять Рузвельта в американской истории невозможно вне связи со Сталиным в нашей истории. Почему?

Без курса Сталина на индустриализацию и курса на коллективизацию в СССР шансы Рузвельта перебраться на своей инвалидной коляске из губернаторской резиденции Нью-Йорка в вашингтонский Белый дом были бы весьма призрачными.

Без успеха первых пятилеток Сталина в Стране Серпа и Молота Рузвельт не нашёл бы массовой опоры своим способам преодоления Великой Депрессии в Стране Жёлтого Дьявола.

Без учёта опыта борьбы Сталина с врагами советского народа внутри СССР Рузвельт, очень вероятно, не сломал бы сопротивление своим реформам со стороны внутренних врагов народа американского и не был бы избран президентом не только на третий и четвёртый срок, но даже на второй.

И, наконец, без единодушия Сталина и Рузвельта в годы Великой Отечественной и без проявленного ими обоюдного намерения продолжить партнёрство между их странами после Второй Мировой Рузвельту не помогли бы уйти из жизни в 1945-м.

Четыре вышеприведённых тезиса не списаны с потолка, а взяты из логики исторических фактов.

1920 год. Россия, ещё не переименованная в СССР. Братоубийственная Гражданская война в стране близится к концу. Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА) разгромила ударные силы белых армий, в составе которых несознательные рабочие и крестьяне шли на гибель незнамо за что по приказам офицеров из дворян, буржуев и интеллигентов.

Триумф РККА, где также было немало командиров дворянско-буржуйского и интеллигентского происхождения, восстановил целостность разорванного на части государства, но не стал триумфом ни одного из классов России, ни всего российского общества. Выиграл от Гражданской войны тот крупный капитал в Европе и США, который не жалел денег на то, чтобы подтолкнуть Россию к расколу на «красных» и «белых» и чтобы схлестнулись они не на жизнь, а на смерть.

Он, тот капитал, спровоцировал обострение внутреннего кризиса Российской империи, втянув её в бессмысленную для неё Первую мировую войну.

Он, тот капитал, стимулируя червяков в мозгах правящего класса империи, поощрил его на свержение монархии и порождение Смуты. Он же при перерастании Смуты от двух революций 1917-го в Гражданскую войну удачно, с корыстью для себя, финансировал её полыхание.

Антанта признавала Юденича. Антанта признавала Деникина. Антанта признавала Колчака. Больше Антанте ничего не осталось знать, Кроме как дурой себя признать.

В этом стихе великий поэт Маяковский либо слукавил из искреннего презрения к избранникам Антанты, либо выказал отсутствие у него, в отличие от Есенина, великого политического чутья.

Антанта – военный союз более 20 государств, управляемый англо-американской олигархией, – в Гражданскую войну в России проявила себя не дурой, а отменной умницей. Она признавала всех перечисленных Маяковским вождей белых армий и всем оказывала содействие. Но не такое содействие, которое обеспечивало бы им сокрушительный перевес над частями Красной Армии.

Антанта – а точнее, заправлявший ею англо-американский капитал, – жаждала лишь того, чтобы кровавая усобица между гражданами России длилась как можно дольше, принося как можно больше смертей и разрушений. А вожди каких цветов окончательно возьмут власть в стране с тьмой-тьмущей свежих могил, пепелищ и с истреблённым производством – Антанте, по большому счёту, было всё равно.

Её военные специалисты, обитая в штабах белых армий, не только дозировали их снабжение оружием, продовольствием и деньгами, но и диктовали им ход военных действий. А стратегию и тактику Красной Армии в решающей мере предопределял Председатель Реввоенсовета Лев Троцкий – прямой должник влиятельнейших в Антанте американских банкиров. На ими нанятом пароходе он со свитой прибыл из США в смятенную Февральской революцией Россию. И на их солидные деньги сколотил и вооружил в недовольном Временным правительством Питере отряды личной Красной гвардии. Не привёз бы Троцкий круглых сумм из Америки, не обзавёлся бы уймой преданных штыков, – ему, вступившему в партию большевиков лишь в августе 1917-го, в октябре того же года не светила бы ведущая роль в захвате той партией власти, и ключевых постов в Красном государстве он бы не получил.

Англо-американский капитал, имевший своих должников в верхушке как белых, так и красных, не упускал своих интересов при любом исходе сражений между ними. Сохранился бы Колчак как Верховный правитель России – и какую бы участь он уготовил своей разорённой стране с колоссальными природными богатствами? Разумеется, участь поставщика дешёвого или даже дармового сырья для Европы с Америкой и рынка сбыта для их товаров. Колчаку и иным вождям белых не повезло. Над Россией распростёрлись длани Ленина с Троцким. А это её участь, желанную иноземному капиталу, разве могло изменить?

По окончании Гражданской войны Россия не досчиталась 10 миллионов работников. В городах – несть числа беспризорным детям. Заводы-фабрики либо зияют выбитыми окнами пустынных цехов, либо выдают мизер от прежнего объема продукции. До половины пашни в некоторых губерниях – в зарослях бурьяна и кустарника.

Чтобы подавить стихийные взрывы недовольства бедами в стране и сохранить власть, вождям красных необходимы были средства на содержание армии, карательных органов и аппарата управления. Поэтому вывоз из России накопленных в ней веками драгоценностей становится государственным промыслом. Изъятые ранее в казну и национализируемые после Гражданской золотые изделия и изделия из благородных камней, произведения искусства оптом поплыли к богачам за границу. По бросовым ценам – какой может быть торг при остром спросе на валюту?

В 1921 году капитал Европы и США получает прямой доступ не только к драгоценностям, но и к природным богатствам России. Совет народных комиссаров – правительство красных – издал декрет о концессиях. О сдаче в эксплуатацию иностранным компаниям крупных месторождений полезных ископаемых страны.

В том же 1921 году Съезд Компартии – высший форум Красной России – провозгласил её переход к Новой Экономической Политике. К политике, которая целиком отвечала запросам европейских и американских капиталистов.

НЭП возрождал истреблённые Октябрьской революцией материальные стимулы к труду в деревне и в городе. Крестьянам отныне до весны устанавливался чёткий объём продуктового оброка государству. Всё сверх него они могли свободно продавать – чем больше продуктов произвели, тем больший выручили доход. Горожанам разрешалось частное предпринимательство. С наймом рабочей силы. С правом выжимать личную прибыль и с производства товаров, и со сферы услуг и торговли.

Околевавшую экономику России НЭП оживил и тем самым обеспечил привлекательность страны как рынка сбыта для иностранного капитала.

Дабы деревня Страны Советов – 80 процентов её населения – желала умножать и умножать поставки продуктов на вольный рынок, она должна была иметь возможность вдоволь купить на том рынке товаров города. А город, с его жалким частным бизнесом, возросшим на чудом утаённом от власти золотишке, не способен был раздразнить аппетиты крестьянства, с удалью взявшегося повышать урожаи и привесы скота.

Успешный товарооборот между городом и деревней мог быть только при единственном условии. При условии, что государство вложит деньги, получаемые от экспорта продовольственного оброка с крестьян и от иностранных концессий, в развитие лёгкой промышленности. В фабрики соблазнов Крестьянской Руси – соблазнов разнообразием одежды, обуви, утвари, предметов досуга – и в заводы стальных сельхозорудий, коими надлежало заменить преобладавшие в российской деревне сохи и деревянные бороны.

НЭП приговаривал Россию, переименованную в Советский Союз, иметь лишь индустрию тканей и кожи, индустрию керогазов, патефонов и часов, индустрию плугов, сеялок и молотилок. Для масштабного развития производства ширпотреба и инвентаря под конскую тягу Советское государство должно было масштабно закупать за границей станки, оборудование, металлы, стекло, краски – и прочее, и прочее. А это означало, что, став с начала 20-х годов сырьевым придатком стран Запада, СССР к концу сих годов должен был стать для них обширным рынком сбыта. Иного пути перед советской экономикой НЭП не открывал, и иного пути для неё не предвидел капитал ни в Европе, ни в Соединённых Штатах, для которых статус России – СССР как рынка сбыта был особенно важен.

В начале 20-х годов XX века Америка – жемчужина меж двух океанов. Никогда прежде она не имела такого благосостояния.

На невиданно бурное усиление её экономики сработала Первая мировая война. У союзников США по Антанте, которые страдали от боевых действий, с каждым военным годом расширялся спрос на товары с мирных американских берегов.

Второй фактор, предопределивший экономический бум в Соединённых Штатах, – техническая революция, свершённая их гражданином Генри Фордом. Он сотворил не только востребованный во всём недиком мире автомобиль, но и автомобилестроение как отрасль с небывало эффективной организацией производства.

Основанная в 1903 году компания «Форд мотор», с её поточно-массовым, конвейерным выпуском машин, в два последующих десятилетия росла как на дрожжах. А высокий спрос на автомобили на внутреннем и внешних рынках был мощным импульсом развития для ряда отраслей, снабжавших материалами заводы Форда. Рабочих мест с солидной зарплатой в Америке прибавлялось и прибавлялось.

В пору перехода России – СССР к НЭПу ощутимых проблем со сбытом нарастившая мускулы экономика США не знала. Но её не устраивала низкая платежеспособность подорванных войной капиталистических стран Европы. Повышение их покупательских возможностей было вполне достижимо через открытие рынка Советского Союза для разных европейских и, перво-наперво, для германских товаропроизводителей.

По Версальскому мирному договору 1919 года поверженная Антантой Германия обязалась выплатить государствам-победителям репарации. Но ей, Германии, платить было нечем. Она потеряла в Версале заморские колонии и лишилась значительной части своих исконных окраинных земель. Она, после крушения в ней монархии, впала в буйство демократии, потрясавшее её экономику. Преодолеть внутренний кризис и оживить свою промышленность, неслабый потенциал которой позволял обеспечить крупные выплаты Антанте, Германия могла только при благоприятных для неё внешнеторговых условиях. Как создать ей таковые условия – придумали светлые умы в США.

Американский банкир и генерал Дауэс сотоварищи начертал план. План как обретения Германией платёжеспособности, так и упрочения финансового положения в подпорченных войной странах Европы. Главную роль в том и другом должен был сыграть Советский Союз. Ему надлежало на деньги от экспорта продуктов и сырья завалить заказами на оборудование для создания его лёгкой промышленности Германию и всякие там Италии с Чехословакиями.

Это позволило бы подняться согбённой немецкой индустрии и подкрепить прочие европейские индустрии.

Это обеспечивало бы перекачку Германией части получаемых ею советских золотых рублей в экономику стран Антанты в виде репараций.

Это привело бы к процветанию товарооборота между городом и деревней в СССР, к окончательному превращению его в источник сырья и рынок сбыта капиталистических стран.

И это же избавляло бы США от тревоги за некредитоспособность потребителей продукции их всё набирающей обороты экономики.

В кругах банкиров США вряд ли подозревали, что план Дауэса будет отвергнут в СССР. Его народу не до жиру – быть бы живу. НЭП, по-новому расслаивая деревню и город на бедных и богатых, делал жизнь всей страны более или менее сносной и, при вкладах государства в лёгкую промышленность, сулил изменение её в лучшую сторону. А русский народ-то не прочь быть сытым, пьяным, и нос в табаке.

Для успеха плана Дауэса налицо вроде бы была прочная объективная предпосылка. Была и субъективная. Установку Дауэса на продление в СССР НЭПа и первоочередное развитие в нём лёгкой индустрии намерен был проводить как свою собственную Григорий Зиновьев – самый близкий к отцу-основателю Советского государства Ленину (они вместе скоротали не только много лет в эмиграции, но и несколько недель в знаменитом шалаше на Разливе) политик. Намерение Зиновьева, члена высшего политического руководства СССР – Политбюро Компартии, Председателя Коминтерна и главы Питера – поддерживал Лев Каменев. Первый – при Ленине – его заместитель в правительстве, также член Политбюро и властитель Москвы.

Тандем Зиновьев – Каменев, выдавив из власти переборщившего с личными амбициями Троцкого, мог теперь, казалось бы, через обилие своих сторонников в органах управления проводить любые решения в политике СССР. Лобби у плана Дауэса было – что надо. Но цели оно не добилось. Не по субъективным, а по объективным причинам. Попытка Зиновьева и Каменева навязать стране план американских банкиров провалилась потому, что их план не на тот народ был рассчитан.

После смерти Ленина в 1924 году в ВКП(б), которая диктовала правила жизни государству, был объявлен призыв трудового люда. Пополнение её рядов сопровождалось и сменой кадров в партийном аппарате уездов, городов, губерний. В результате актив Компартии стал срезом общества, в абсолютном, подавляющем большинстве своем состоявшего из крестьянского сословия и выходцев из него. А этот факт предопределил то, что возвысившимся при Ленине вождям, пропитанным за долгие лета за границей книжно-революционной мудростью, стало всё труднее находить поддержку в уездкомах, горкомах и губкомах.

Партийный аппарат на местах предпочитал слушать и слушаться не пламенных трибунов Октября, а Сталина. Не рвавшегося к публичности руководителя чисто технической партийной структуры – секретариата Центрального Комитета ВКП(б), коему надлежало только исполнять постановления Политбюро. У Сталина, входившего в Политбюро, властных полномочий было не больше и не меньше, чем, скажем, у Зиновьева или Каменева. Каких-либо преимуществ перед ними пост генсека ЦК не давал. Авторитет Сталина у партаппарата был авторитетом не его должности, а Личности. Провинциальные активисты партии – в массе своей люди крестьянского мировоззрения – ценили Сталина как за его необычайно высокую работоспособность и организаторский талант, так и за то, что мотивы его деятельности отвечали их устремлениям.

В первом подлинном паспорте Сталина было записано: крестьянин Тифлисской губернии. То есть от рождения он являлся по социальному его статусу крестьянским сыном грузинки и осетина. Но в грузино-осетинской семье, уже не занимавшейся земледелием и ещё не зачисленной в сословие мещан, родился и вырос Иосиф Джугашвили. А Иосиф Сталин был рождён на необъятных просторах Российской империи среди русского крестьянства.

В музее города Гори есть карта-схема ссылок и побегов Сталина до Февральской революции 1917 года. Семь чёрных линий на ней – это маршруты его следования из Закавказья и Питера в Иркутскую и Архангельскую губернии, в Нарымский край Томской губернии и в заполярный Туруханский край Енисейской губернии. Шесть линий красных на карте-схеме – это извилистые пути нелегального возвращения Сталина в центральную и южную Россию.

За нескончаемые часы в арестантских вагонах, в пересыльных тюрьмах, в избах для ссыльных, в ночлежках и на вокзалах Сталин соприкоснулся с тысячами грешников и праведников Крестьянской Руси.

Приведу известный рассказ Сталина французскому писателю Анри Барбюсу о своем побеге из ссылки. В 1912 году Сталина сослали в далекий Нарымский край в надежде, что уж оттуда-то он бежать не рискнет. Однако побег удался. Сталин рассказал о нём Барбюсу, поскольку считал этот побег в своем роде классическим.

Хорошо известно, что множество побегов русских революционеров, особенно из интеллигенции, заканчивалось провалом. Всему виной были «барские» привычки и неумение найти общий язык с простыми людьми. Самые тщательно подготовленные побеги срывались из-за доносов ямщиков, горничных, дворников и других «подневольных людей», сообщавших о «странных барах» местному начальству. Сталин же особенно не старался утаивать тот вполне очевидный факт, что он скрывается от полиции. Он не упрашивал, не давал обещаний щедро вознаградить, словно богатый барин, и не предлагал «дать на водку», чтобы исключить саму возможность истолковать свое поведение как попытку подкупа, «подмазывания», оскорбляющего достоинство любого порядочного человека. При разговоре с ямщиком он сразу сообщал, что денег у него нет. Hо зато есть пара штофов водки. И вот ими-то он сможет «платить» по «аршину» за каждый прогон между населенными пунктами. Hа сколько хватит, на столько и поедет.

Ямщики, услышав о такой затейливой форме оплаты, начинали шутить, что, мол, вот «черт нерусский», не знает, что в России водку никто аршинами не меряет, а только ведрами… Тогда Сталин вытаскивал из-за голенища деревянный аршин в виде дощечки длиной в 71 см, из мешка появлялись маленькие железные чарочки. Чарочки ставились на доску, в них водка и наливалась. Так и получалось – аршин водки! Шутка вызывала смех, разряжала обстановку. По дороге третий, а то и второй «аршин» распивался совместно, под общую закуску или задушевные дорожные разговоры о том, как живет простой народ. «Приезжай к нам еще!» – обычно говорили ямщики, расставаясь с веселым пассажиром. Через несколько станций ямщики менялись. Получалось, что Сталин никогда не называл конечный пункт своего путешествия, не упоминал ни одной станции.

Несмотря на явный кавказский акцент, Сталину удавалось бежать из самых отдаленных уголков империи. За всё время его не выдали ни разу!

В годы Гражданской войны соратники в ЦК Компартии считали Сталина специалистом по ликвидации катастроф Красной Армии. Он, прибывая на разные фронты в разгар самых ожесточённых боёв, рисковал жизнью вместе с одетыми в шинели крестьянами и вместе с ними одерживал победу за победой.

Иосиф Джугашвили перевоплотился в Иосифа Сталина, пройдя через житейские беды и смертельный огнь с русским крестьянством. Идеалы русского крестьянина стали идеалами Сталина. Он как политик стремился достичь того, чего чаяла Крестьянская Русь – справедливости в обществе при могучем и гордом государстве. И именно эта данность предопределила выбор экономического пути России-СССР в середине 20-х годов.

Актив Компартии сначала указал на дверь в политическое небытие Зиновьеву и Каменеву с планом Дауэса, а затем – так же набравшемуся ума в эмиграции Бухарину с призывом навек смириться с разделением крестьянства на богатых и бедных. Два съезда ВКП(б) – в 1927-м и в 1929-м – одобрили сталинскую стратегию советской экономики в городе и деревне.

Курс Сталина на индустриализацию означал мобилизацию всех средств и сил страны на создание не лёгкой, а многоотраслевой промышленности с опережающим развитием тяжёлой.

Курс Сталина на коллективизацию привел к свёртыванию вольного рынка сельхозтоваров и концентрации продовольствия в руках государства. Колхозы, таким образом, через государство питали нарождающиеся заводы; заводы – опять-таки, через государство – снабжали колхозы инвентарём и техникой. НЭП приказал долго жить.

Ставка СССР на форсированное становление его многоотраслевой экономики, с опорой исключительно на собственные материальные, денежные и человеческие ресурсы, – аукнулась во всём мире.

Потеря Страны Социализма как громадного источника дешёвого сырья и обширного рынка сбыта по разным Странам Капитала ударила неодинаково. Но везде убавила покупательский спрос. Призрак безденежья забродил по мировому рынку и обернулся катастрофой для Америки. Её распираемые от силы отрасли экономики задохнулись от избытка товаров. Грянул всеразрушающий кризис перепроизводства.

Великая Депрессия, начавшаяся в 1929-м, потрясает США год за годом. За обвалом акций компаний на биржах лопаются один за другим банки. Пропадают вклады миллионов граждан. Закрываются заводы. Безработные рабочие становятся бездомными – нет денег на оплату жилья. Фермеры уничтожают готовые продукты и не снимают урожай – у них нет покупателей.

Экономику Америки подтолкнула к краху политика Сталина, и она же тем самым затребовала в президенты США губернатора штата Нью-Йорк Франклина Рузвельта.

Был бы в мире спрос на американские товары – спрос на Рузвельта был бы под большим вопросом. Но страшный кризис в Америке состоялся, и её ввергнутым в нищету гражданам остро понадобился президент как антикризисный управляющий. А на эту роль лучше всех иных политиков подходил как раз губернатор штата Нью-Йорк.

Не личное обаяние прикованного с 1921 года к инвалидной коляске Рузвельта и не его политическое мастерство открыли ему двери в Белый дом на президентских выборах 1932-го, а его разумная губернаторская деятельность в возглавляемом им штате.

Капитал в США зарплатами обеспечивал настоящее и будущее наёмных работников. Но в Великую Депрессию он никакой ответственности перед раздавленными кризисом соотечественниками брать не желал. Разные группы капитала Америки думали только одну думу – как спасти свою мошну в грянувшей буре.

Государство мыкавшим горе американцам сочувствовало, но хоть как-то посодействовать им также не помышляло. Действующий президент США Гувер публично заявлял, что власть никому ничего не должна: преодоление кризиса – не её задача. Такова была точка зрения и у руководителей штатов. У всех, кроме Рузвельта.

На втором году Великой Депрессии Рузвельт учредил в Нью-Йорке Чрезвычайную Администрацию по помощи безработным. Она занялась тем, чем никогда прежде ни единая чиновничья структура в США не занималась, – созданием рабочих мест.

Рычагами данных ему полномочий Рузвельт вытаскивал жителей штата из нужды. Он доказал, что власть способна избавлять граждан от бед кризиса, и потому его агитационный призыв использовать в борьбе с безработицей и нищетой все органы государства трудовая Америка восприняла.

На президентских выборах в 1932-м Рузвельт убедительно взял верх над Гувером и в 1933-м провозгласил переход страны к Новому курсу – к курсу на вторжение государства в экономику.

Введенные Рузвельтом неведомые Америке меры ставили Капитал в зависимость от Власти. Госрегулирование финансов, промышленности и сельского хозяйства, капитальные вложения государства в рынок труда, законы о прогрессивном налоге и социальном страховании – это и прочее вызывало ненависть у богатого меньшинства США. А поскольку меры Рузвельта не могли всё изменить в мгновение ока, их настороженно воспринимало и бедное большинство США. Никогда ведь Америка не знала пользы от вмешательства власти в бизнес и никогда не может узнать.

Шансы подорвать веру трудяг-американцев в эффективность Нового курса и развеять их надежды на своё государство у капитала Страны Жёлтого Дьявола имелись немалые. И эти шансы не были реализованы во многом потому, что измученные безработицей граждане США с завистью наблюдали пример фантастически успешного в экономике государства за океаном – в СССР.

В 1933-м, в год провозглашения Рузвельтом Нового курса, Сталин подвёл итог экономической деятельности Советского государства за миновавшее пятилетие:

«У нас не было чёрной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь. У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь».

Популярность первых пятилеток Сталина среди бедствовавших в Великую Депрессию американцев была огромной. Учитывая этот факт, Рузвельт в начале своего Нового курса установил дипломатические отношения США с СССР и убрал препоны к экономическому партнерству с ним. Сближение со Страной Социализма Рузвельт использовал для пропаганды модернизации американского капитализма. То есть для убеждения соотечественников в правильности Нового курса. Если в Советском Союзе государству удаётся с нуля создавать целые отрасли экономики, то государство в Соединённых Штатах просто не может не разорвать путы кризиса и не может не привести к возрождению индустрии и сельского хозяйства. Данный аргумент действовал на миллионы американцев сильнее, чем многие доводы противников Нового курса.

В 1936 году, когда стартовала кампания Рузвельта на очередных президентских выборах, количество безработных в США, по сравнению с годом 1932, уменьшилось в два раза. Были и иные явные доказательства того, что Новый курс ведёт страну к избавлению от Великой Депрессии. Но это нисколько не гарантировало переизбрание Рузвельта на второй срок. Тучи над ним нагоняли лидеры и богатых, и бедных.

Доходы самых состоятельных людей Америки за четыре года реформ Рузвельта не убавились, а значительно прибавились. Но «Лига Свободы» – организация крупного капитала – именовала Новый курс курсом Сатаны. Богатейшая, недавно ещё всевластная элита США по-прежнему не переносила Рузвельта. И не только из-за ограничения им её свободы. Новый курс претил мировоззрению акул американского бизнеса, и на очередных выборах они готовы были бросить против Рузвельта бешеные деньги.

Не осознанно, а корысти собственной ради, репутацию Рузвельта, идущего на повторные выборы, подрывал и криминальный капитал. Он расплодился и окреп в США к началу тридцатых на подпольной продаже алкоголя. Рузвельт отменил запрет на хмельное, и банды торговцев-нелегалов переключились на рэкет мелкого и среднего бизнеса, на грабежи банков и универмагов, на уличные и квартирные кражи. Разгул уголовного террора, пытавший немалый слой избирателей с более-менее приличным достатком, бил по действующему президенту: при нём с безопасностью стало совсем скверно.

Голоса бедных, в том числе и тех, кого Рузвельт обеспечил работой и сносной зарплатой, уводил от него Хью Лонг. По должности – губернатор штата Луизиана, по призванию – пламенный революционер с амбициями и темпераментом Льва Троцкого. Два лозунга, с которыми носился предводитель Красной гвардии Троцкий: «Грабь награбленное!» и «Да здравствует экспроприация экспроприаторов!» – принёсшие ему симпатии бедняков-трудящихся в России в 1917 году, губернатор Лонг трансформировал в один: «Разделим всё достояние Америки на всех». К 1935 году движение за передел богатства с гимном «Каждый человек – король!» обзавелось в разных штатах десятками тысяч клубов, которые могли склонить голосовать за Лонга миллионы пролетариев.

Угроза Новому курсу Рузвельта в США в середине тридцатых годов была такой же серьёзной, как и угроза курсу Сталина в СССР в те же годы.

Тот иноземный капитал, который финансировал революционную Смуту и пламя Гражданской войны в России, с потерей её как колониального придатка Запада не смирился и не думал смиряться. Экономический кризис в США и Европе не остудил, а разгорячил головы в тех влиятельных кругах, которые спали и видели Советский Союз лишь в качестве источника сырья и рынка сбыта. Зарубежные спецслужбы, обслуживавшие олигархию, с начала тридцатых годов резко усилили свою активность в СССР.

Заказанному капиталом за границей повороту советской экономики назад, к НЭПу, должен был предшествовать политический переворот в стране. А для него возможностей имелось вполне достаточно.

В 1927-м – в год одобрения съездом Компартии сталинского курса индустриализации – вслед за Зиновьевым и Каменевым потеряли видные посты близкие к ним партийные и советские начальники. В 1929-м – в год принятия съездом сталинского курса на коллективизацию – солидные кабинеты попросили покинуть начальников, пристёгнутых к Бухарину.

Расставание с властью, мучительное, как расставание с наркотиками, всегда, за редкими исключениями, сопровождается сумасшедшей жаждой реванша любой ценой. Не испытывать таковую жажду Зиновьев, Каменев, Бухарин и тьма их сторонников просто не могли.

Горючего человеческого материала по испепелению Сталина хватало. Среди лишённых власти в 1927–29-м преобладали Гордоны, Левины, Лелозолы, Натансоны, Радеки, Раковские, Рафаилы, Роцканы, Устимчики, Шрайберы. Они родством или дружбой неразрывно были переплетены с роем разделявших их жажду реванша соплеменников, оставшихся у власти. А это в решающей степени способствовало успеху политического переворота в СССР.

На XVII съезде Компартии в 1934-м формируемая с участием зарубежных спецслужб внутренняя оппозиция Сталину с трибуны клялась ему в верности, а в кулуарах обсуждала время и способы его устранения.

В готовившемся перевороте Сталина предполагалось заменить на Сергея Кирова – члена Политбюро и руководителя Питера.

Киров, женившись на дочери раввина Маркуса, отказался от своей природной фамилии Костриков и назвался Кировым. В честь почитаемого всеми евреями персидского царя Кира, который вернул племя иудеев из вавилонского плена в Иерусалим и разрешил ему восстановить священный Храм.

Киров был своим среди доминировавших в скрытой во власти оппозиции Сталину евреев.

Киров – как несамостоятельный политик, устраивал капитал Запада, спецслужбами которого сплачивались все недовольные Сталиным.

Киров – красавец-мужчина с классической славянской внешностью и талантом оратора – нравился обрусевшей в массе своей Компартии. Она спокойно бы восприняла его как её нового вождя, и экономический курс страны был бы изменён без особых потрясений.

Сталину предстояло только ждать ссылки – не в давно обжитый им Туруханский край, а на тот свет. Но он, с его чутьём опасности, вынесенным из тюрем, прежних ссылок с побегами и боёв Гражданской войны, исполнения приговора дожидаться не стал.

По неведомо чьему приказу выпущенные в 1934 году пули отправили на тот свет Кирова. Он до роковых выстрелов не скупился на оды Сталину, и потому у Сталина было полное моральное право гнев партии, вызванный убийством симпатичного ей деятеля, обрушить на своих затаённых противников. В СССР началась чистка кадров. Учреждённые во всех краях страны суды из «троек» верных Сталину представителей власти вырубали из власти же повязанные родством и дружбой кланы, на которые ставили спецслужбы капитала Запада.

Таким образом был сохранён экономический курс Сталина в экономике СССР. Таким же примерно образом Рузвельту удалось отстоять его Новый курс в США.

По неведомо чьему приказу выпущенные пули в 1935 году отправили на тот свет Хью Лонга. Движение за раздел всего богатства Америки между всеми оказалось без лидера, который мог бы отнять у Рузвельта голоса пролетарских избирателей. Верные Рузвельту сорвиголовы из тайной полиции США – Федерального бюро расследований – на уголовный террор сограждан ответили террором государственным. Вычисленные ФБР банды, терзавшие средний американский класс, расстреливались без суда и следствия. Жёсткая расправа с криминальным капиталом умерила направленный против действующего президента пыл крупного легального капитала.

Рузвельт сумел выиграть выборы 1936 года и получил возможность продолжить его Новый курс, учтя уроки Сталина.

Страна Серпа и Молота в тридцатые годы жила своими идеалами, Страна Жёлтого Дьявола – своими. СССР и США разительно отличались друг от друга, а их руководители были родственны по духу.

Ни Сталин, ни Рузвельт не нуждались во власти в личных целях. Они вели борьбу за власть, сопровождавшуюся человеческими жертвами, ради своих народов. Курс Сталина выводил СССР из экономической немощи, курс Рузвельта восстанавливал экономическую мощь США. Политика как Сталина, так и Рузвельта была политикой с опорой исключительно на силы и ресурсы их стран и не несла угрозы другим странам. Этим они разительно отличались от Гитлера, который и до взятия им власти, и после зарился на достояния народов, ничего Германии не должных.

О родстве Сталина и Рузвельта по духу свидетельствует и то, что не только Рузвельт брал уроки у Сталина, но и Сталин – у Рузвельта.

1940 год. Великая Депрессия в США осталась в прошлом. Ещё не все американцы могут найти работу, но всем им уже ясно – Новый курс спас Америку. У Рузвельта в стране – подобие Культа Личности. Его обожают рабочие и фермеры, к нему питают добрые чувства рядовые государственные служащие и интеллигенция. Большинство избирателей готовы проголосовать за того кандидата в президенты, на которого укажет Рузвельт. Но чего ради тогда он вызывающе нарушает сокровенную для многих стопроцентных янки традицию Америки и сам выдвигается в президенты на третий срок?

1941 год. СССР за три пятилетки из не умевшей читать страны с сохами и редкими, преимущественно хилыми заводами превратился в великую державу. Державу со всеобщей грамотностью и с могучей индустриально-аграрной экономикой, которая способна обеспечить граждан всем тем, что нужно для их безопасности и высокого современного уровня жизни. У Сталина в Советском Союзе – настоящий Культ Личности.

Его слово – закон для народа. Не потому, что Сталин – Генеральный секретарь ЦК правящей партии, а потому, что он – Сталин. Любимый Вождь народа.

Вождю, казалось бы, никакие посты вообще не нужны. Но Сталин вдруг вслед за действующим президентом Америки начинает ценить значение официальной должности. Рузвельт, невзирая ни на что, решает высший пост США за собой сохранить, Сталин решает высокие посты занимать. В мае 1941-го Сталин вступает в должность главы правительства СССР, в июне – в должности председателя Государственного комитета обороны, Верховного главнокомандующего и народного комиссара Красной Армии.

Какими мотивами руководствовался Рузвельт в 1940-м и какими – Сталин в 1941-м, разгадывать бессмысленно, ибо известны результаты их тогдашних решений. Америка ко дню ухода в мир иной её президента Рузвельта в 1945-м стала самой богатой и самой экономически развитой страной мира. Советский Союз Сталина с его Великой Победой в Великой Отечественной в том же 1945-м стал самой уважаемой страной на планете.

Успех Рузвельта и успех Сталина были бы немыслимы, если бы авторитет их Личностей напрямую не распространялся на государственные институты. И если бы народы США и СССР не доверяли органам государства так же, как они доверяли Рузвельту и Сталину, которых, при их прямо противоположных идеологиях, связывало родственное стремление честно служить гражданам своих стран. В войну братство Сталина и Рузвельта по духу обернулось партнёрством их стран.

 

Глава 3. Месть туманного Альбиона

На третий день после вторжения войск Гитлера в СССР через границы от Чёрного до Балтийского морей из-за Атлантического океана в Европу поступило заявление президента США Рузвельта:

«МЫ НАМЕРЕНЫ ОКАЗАТЬ РОССИИ ВСЮ ПОМОЩЬ, КАКУЮ СМОЖЕМ».

На ветер свои слова лидер Америки не выбросил. В августе 1941 года в бухте Арджентейя Рузвельт проводит встречу с премьер-министром Великобритании Черчиллем. И на ней ставит вопрос о подготовке англо-американских армейских частей к боевым действиям в европейском тылу Гитлера. Черчилль обсуждать вопрос решительно отказывается: никаких шагов к тому, чтоб затормозить смертоносное шествие немецких дивизий по СССР! С намерениями вспороть тыл Германии Рузвельт прощается – на время. Не навсегда.

На президентских выборах 1940 года Рузвельт обещал избирателям, что США при нём в развязанной в Европе войне кровь проливать не будут. Но в 1941-м у массы американцев, год назад считавших, что никакой Гитлер им не опасен, отношение к европейской войне меняется. Германия крушит города и веси Советского Союза, и, если он покорится Гитлеру, то какая страна станет следующей на его пути к мировому господству? Не Америка ли?

Общественное мнение в США складывалось в пользу не публичного ещё намерения Рузвельта открыть второй фронт в Европе. Но у Рузвельта нет повода перечеркнуть его предвыборное обещание 1940-го. Поэтому он приступает к оказанию СССР невоенной помощи. Выделяет ему в августе 1941-го заём на миллиард долларов и организует систему ленд-лиза. Систему поставок из США в Советский Союз военной техники в аренду, боеприпасов, стратегического сырья и продовольствия в кредит.

В первых числах декабря 1941-го разведка доложила Рузвельту о готовящемся нападении Японии – союзницы Германии – на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор. Он никак на это не отреагировал и ничего не предпринял для того, чтобы сократить потери от нападения. Японская авиация разносит безмятежно куковавший Перл-Харбор, Америка понесла жертвы, которые её потрясли. Война пришла к ней – и теперь у президента США развязаны руки в действиях против агрессоров из блока Японии, Германии и Италии.

Весной 1942-го, когда Гитлер стягивает к югу СССР полчища для прорыва на Кавказ – к нефти Красной Армии в Баку, Рузвельт направляет в Лондон высоких американских чинов – Гопкинса с Маршаллом. Им поручено убедить Черчилля: пора США и Великобритании двинуть их войска на немцев в Северной Франции. Черчилль же убеждает их в обратном – не пора. Можно лишь влезть в драку с Гитлером в Северной Африке. Можно и заключить с СССР на бумаге военный союз. Но конкретных обещаний о втором фронте не давать.

Рузвельт опять не перечит Черчиллю, а его идею о военном союзе как обоюдную сообщает Сталину. Тот идею принимает без промедления. Дипломаты трех стран приступают к консультациям и рождают «Договор о Союзе в войне против гитлеровской Германии и её сообщников…»

В конце мая – начале июня 1942-го Договор подписывается в трёх столицах. Это стало возможным благодаря Рузвельту. И Сталин, не надеясь на скорую военную помощь от вступления Договора в силу, шлёт благодарность в Белый дом в Вашингтоне.

Официальный военный союз с США и Великобританией был важен Сталину. Он являлся сильным фактором укрепления моральной стойкости как на фронтах и в тылу СССР, так и в отрядах сопротивления немцам в Югославии, Франции и иных странах Европы: против Гитлера все, он обречён.

На исходе 1942-го, в декабре, когда ещё висело в воздухе – прорвётся ли гитлеровский вермахт через руины Сталинграда к бакинской нефти, президент США пишет письмо Сталину. В нём предлагает устроить встречу с глазу на глаз. Это предложение содержало намёк: главный для СССР внешнеполитический вопрос – вопрос об открытии второго фронта Сталин может решить напрямую с Рузвельтом. Помимо Черчилля.

Предложение президента Америки о личной встрече Сталин не отклоняет. Но готовить её не велит. Почему? Потому, вроде бы, что всё внимание Сталина приковано к тому, чтобы фронты Рокоссовского, Ватутина и Ерёменко окружили и добили группировку Гитлера под Сталинградом.

В феврале 1943-го Красная Армия с триумфом завершает бои на Волге. В Германии – скорбь по миллиону убиенных и печаль по сотням тысяч пленённых в Сталинградской битве немцев. Но траур не деморализует немецкую нацию и не подрывает её веру ни в полководческий гений Гитлера, ни в непобедимость его военной машины, на которую работает вся подчинённая ему Европа.

Для СССР открытие фронта в тылу Германии по-прежнему жизненно необходимо. Но советские дипломаты не получают указаний готовить встречу Сталина и Рузвельта один на один ни весной, ни в начале лета 1943-го – в канун назревавшего, самого мощного за всю войну, наступления немцев на Курской дуге.

Отказ Сталина от прямых переговоров с Рузвельтом был отказом тратить зря время. Сталин имел глаза и уши за Атлантическим океаном и был уверен: договариваться с Рузвельтом о втором фронте бесполезно. Президент США – искренний друг СССР, но он не пошлёт части своей армии в Европу без согласия Черчилля, ибо премьер-министр Великобритании в вопросах войны значил в Америке не меньше хозяина Белого дома.

Потомок герцога Мальборо Уинстон Черчилль – богатырская плоть от плоти могучей британской олигархии. Той самой группы-силы, которая превратила сельскую Англию в мастерскую мира и империю, над коей не заходило солнце.

Неимоверная энергия кланов олигархов Британии, кланов лордов-землевладельцев, сплетённых с еврейским ростовщическим капиталом, была замешана на каббале с чёрной магией и не знала пределов хищного цинизма.

Олигархия Туманного Альбиона изнасиловала свой народ. Она перемолотила английские общины и цеха, угрозами виселиц загнала крестьян и ремесленников в концлагеря – в работные дома при фабриках. Строптивых шахтёров в Англии держали под землёй в металлических ошейниках, а непослушных детей-работяг приковывали наручниками к станкам.

Олигархия Британии с размахом насиловала народы других стран. Она обирала колонии на разных континентах. Она не только не брезговала наживаться на работорговле и морском разбое – она возводила их в разряд доблести: удостаивала удалых пиратов титулов лордов.

Складывавшаяся в США олигархия, в большинстве своём, по мировоззрению была копией олигархических кланов Англии. Крупный капитал Америки с корнями на Британских островах так же умножался на хищном цинизме: на крови уничтожаемых индейских племён, на бесплатном труде чёрных рабов, на выжимании соков из белых бедняков-эмигрантов. Хищный цинизм капитала США в XX веке произвёл бум в их экономике, он же вверг страну в Великую Депрессию. Просчёт вышел – Россия не отдала себя на съедение в качестве источника сырья и рынка сбыта.

К 1941 году олигархия США если не смирилась, то уже была склонна терпеть внутреннюю политику Рузвельта. Куда деваться – он вытащил Америку из Великой Депрессии и являлся любимцем её трудового люда. Но во внешней политике, особенно в таком остром вопросе, как участие в войне, Рузвельт – капиталист с корнями из Голландии – не мог быть свободен от американской олигархии английской закваски. Представителей её родов полно было в администрациях штатов, в министерствах и, главное, в командном составе вооружённых сил. А непререкаемым авторитетом у всей служилой олигархии пользовался не президент США, а премьер-министр Англии. Стало быть, вступление Америки в войну вопреки мнению Черчилля оборачивалось бы опасным для Рузвельта мятежом внутри государственного аппарата и армии. Поэтому у Сталина были все основания отказаться от встречи с президентом Америки: пообещать открыть второй фронт он может, но не откроет – риск слишком велик.

Посвящённый в тайны чёрной магии Черчилль не сомневался в поражении Германии ещё в самом начале её войны с СССР. Над Сталиным и его страной Черчилль видел ненавистное ему светлое небесное покровительство, позволившее Советскому Союзу сотворить чудо. Страна Серпа и Молота, не запуская руку ни в чей карман, за пятнадцать лет обрела такой весомый державный потенциал, на который Англии, грабившей добрую половину мира, понадобилось два века с лишним. Победить Сталина, русский народ и сплочённые им народы внешней агрессией невозможно. Но их потенциал можно и нужно подорвать. Поэтому британская олигархия подталкивала к власти Гитлера, и поэтому Черчилль пресёк все три попытки Рузвельта открыть второй фронт в тылу Германии.

Хищный цинизм Черчилля: чем больше СССР пострадает в ходе схватки с Гитлером, тем вероятней станет его возврат к статусу колониального придатка Запада, – нисколько не убавился с приближением развязки в Великой Отечественной войне. К осени 1943-го, когда уже стало очевидно, что Красная Армия способна нанести те 10 сталинских ударов, которые очистят от гитлеровских войск все оккупированные советские территории.

На встречу со Сталиным и Рузвельтом в Тегеран в ноябре 1943-го Черчилль прибыл с желанием усидеть на двух стульях сразу. На одном он должен согласиться: да-да-да, надо помочь Красной Армии добить войска Гитлера (иначе она сама по себе их добьёт и захватит Германию с подчинёнными ей странами Европы). На другом – он же должен был убедить партнеров по переговорам: Великобритании и США незачем брать на себя обязательства по конкретным срокам начала боевых операций их армейских частей в Европе.

Логика Черчилля как хищного циника была ясна. Неизвестно, сколько ещё продержится германский вермахт. Но чем больший урон он нанесёт Красной Армии, тем вернее станет зависимость СССР от Запада. Великобритании и США есть смысл вмешаться в войну в Европе в самом её конце и, таким образом, разделить с СССР лавры победы над Гитлером и зоны влияния в Германии и захваченных ею европейских странах.

Тегеранская конференция Сталина, Рузвельта и Черчилля завершилась подписанием ими соглашения, где устанавливалось: второй фронт в Европе США и Великобритания открывают не позднее 1 мая 1944 года. Верх взяла не логика Черчилля, а логика Рузвельта – логика честного сотрудничества с СССР. Первый раз уломав Черчилля в пользу Сталина, Рузвельт вызвал лишь лёгкое раздражение в англо-американской олигархии, которое не имело последствий.

В феврале 1945-го Черчилль и Рузвельт встретились со Сталиным в Крыму – в бывшем царском Ливадийском дворце. На Ялтинской конференции руководителей трёх держав, армии которых сжимали огненное кольцо вокруг обречённых на разгром войск Гитлера в Европе, решалось послевоенное устройство мира. Позиция президента США на конференции вызвала у англо-американской олигархии уже не раздражение, а гнев. Рузвельт в Ялте не только сам полностью принял предложенный Сталиным раздел сфер влияния в мире, но и в верёвку свил Черчилля – заставил его стать покладистым. Если в 1941–1942 годах Рузвельт не смел идти на конфликт с Черчиллем, то в феврале 1945-го уже Черчилль не посмел конфликтовать с Рузвельтом.

С тем, чтоб отдать СССР Кенигсберг, весь Сахалин с Курильскими островами и оставить за Сталиным силовой контроль над странами Восточной Европы и половиной Германии, обязанной выплатить Советскому Союзу контрибуцию, Черчилль бы не согласился.

С тем, чтобы признать законность присоединения к Красной империи Сталина республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии-Молдавии, Черчилль бы не согласился тоже.

Но со всем тем Черчилль согласился. И не мог не согласиться из-за непреклонности Рузвельта. Который твёрдо стоял на том же, на чём и Сталин. И если им обоим Черчиллем было бы сказано «нет», и если бы об этом «нет» стало известно миру, то мир бы посчитал: Великобритания выпадает из антигитлеровской коалиции. А кто ей не друг, тот – кто?

Дивизии Украинских и Белорусских фронтов Сталина умели наступать под любым огнём, при любом бездорожье. Их на шоссейных дорогах Европы после взятия Берлина никакая сила не остановила бы на пути к Ла-Маншу. И им не была бы страшна переброска в Англию – к дворцам её олигархов, наполненным ценностями, которые бы очень пригодились казне пострадавшего от войны СССР. И как при такой перспективе Черчилль мог не пойти на уступки в Крыму?

По возвращении из Ялты в Вашингтон Рузвельт обронил фразу: «Как тяжело было вкатывать тучного Черчилля на крутую гору».

Линия поведения президента США в Крыму не оставила выбора премьер-министру Великобритании – кумиру американской олигархии. На втором году четвёртого срока в Белом доме Рузвельт бросил этой олигархии такой вызов, который она ему простить не могла.

Выступая в американском Конгрессе с сообщением об итогах Крымской конференции, Рузвельт выразил оптимистичную надежду. Принятые в Ялте решения о послевоенном устройстве на планете будут гарантировать баланс сил разных государств и справедливый мир для всех.

32-й президент Америки, в 4-й раз получивший от её граждан высшую власть, в 1945-м предстал миру в новом облике. Он был уже не только государственным деятелем, нацеленным стойко отстаивать интересы своего народа, но и наднациональным политиком-гуманистом, которому небезразлично благополучие других народов. А именно как таковой и именно в 1945-м Рузвельт стал категорически неприемлем для хищной олигархии США.

Покончить с обеспечивающим мир на планете балансом сил и справедливостью во взаимоотношениях государств кланы олигархов Америки и их ставленники в армии в 1945 году не только хотели, но и могли. Экономика США за годы Второй мировой снова расцвела – ей были нужны широкие рынки сбыта и источники сырья. Вывезенные из Европы в Америку учёные подготовили к испытанию атомную бомбу – чудо-оружие, шантаж которым мог поставить на колени перед Соединёнными Штатами любое государство. Так чего ради было им блюсти баланс сил?

При экономическом буме и атомной бомбе в Америке Рузвельт, с его доктриной о справедливом мире во всём мире, стал настоящей костью в горле хищной олигархии. И она решительно от этой кости избавилась.

В апреле 1945-го Рузвельт с любовницей отбыл из Вашингтона на отдых в поместье за тысячу вёрст – и обратно вернулся в гробу. Сталин считал, что Рузвельта умертвили. Его версия смерти президента США, возможно, основывалась на дарованном ему небесами видении людей и событий, возможно – на сведениях созданной им всезнающей агентуры. Ведь во внешней разведке Сталина главенствовал не шутник дядя Миша Фрадков, а товарищ Берия, который выкрал у Америки даже самые страшно охраняемые её секреты – секреты оружия массового поражения!

В августе 1945-го присягнувший олигархии новый президент США Трумэн посеял в мире страх ударами первых атомных бомб по двум городам Японии. Через три месяца, в ноябре, с началом серийного производства всёиспепеляющих зарядов, в управлении разведки Комитета штабов вооружённых сил Америки уже ставили на картах крестики на 20 городах СССР, которые резонно уничтожить атомными бомбами в первую очередь.

Доктрину Рузвельта о мирном и партнёрском сосуществовании с Советским Союзом в государственных инстанциях Соединённых Штатов похоронили. Но она была жива в их общественном мнении – симпатии американцев к СССР с 30-х годов не померкли, а усилились. Поэтому возник план кампании по истреблению в США просоветских настроений.

Запустить антисоветскую, читай – антироссийскую, кампанию в 1948-м призвали из Лондона в США Уинстона Черчилля. Кресло премьер-министра его в Великобритании попросили освободить ещё три года назад. Но он – Черчилль, доверенное лицо англо-американской олигархии, он – политик неординарных поступков и мастер устного и письменного слова, нравился и людям труда в США. В их городе Фултоне, в разрекламированном собрании с участием президента Трумэна, Черчилль провозгласил: «Старая доктрина равновесия сил (то есть доктрина Рузвельта – Сталина. – Н.А.) теперь непригодна. Мы не можем действовать с позиции малого перевеса сил».

Черчилль – закулисный вдохновитель провалившегося переворота в СССР в начале 30-х годов – во второй половине 40-х взял на себя роль публичного проповедника войны с Советским Союзом. Сталин и Берия не задержались с ответом на воинственный пыл Черчилля. В 1949-м Красная Армия приняла на вооружение свою атомную бомбу, а в 1952-м её стратегическая авиация получила под заполярным Мурманском аэродром, с которого самолеты с чудо-оружием на бортах могли резво передать рабоче-крестьянский привет дворцам Лондона.

Объявленная Черчиллем Советскому Союзу «холодная война» не переросла в горячую. Но заветное дело Черчилля пережило его, и не погибло, а победило. В начале 90-х агенты влияния олигархии Запада сумели сделать то, что не удалось её агентам в начале 30-х – свершить в СССР переворот со сменой государственного и общественного строя и экономического курса страны.

Черчилль на том свете торжествовал. Россия, как и при НЭПе, – снова рынок сбыта и источник сырья для стран Запада. Какой вал иностранных товаров поплыл в неё с 1992-го?! По каким бросовым ценам – лишь бы сорвать в хаосе мало-мальский куш – повалило из неё сырьё?!

Классическим колониальным придатком Россия восемь лет была при Ельцине и таким же придатком осталась при Путине. Этот факт был решающим в отношении капитала Запада и присных его к преемнику Ельцина в Кремле.

В день своего назначения и.о. президента Путин летит в полыхающую Чечню и в новогоднюю ночь вручает русским солдатам подарки – кинжалы. Военную операцию по истреблению сепаратизма на Кавказе Путин доводит до победного исхода. Присные капитала Запада пошумели по поводу жертв той операции и успокоились.

Нуворишей, пытавшихся навязать власти свои правила, Путин убирает из политики. Уголовные дела и на Гусинского, и на Березовского, и – особенно – на Ходорковского вызвали среди присных капитала Запада громкий шум. Но мало-помалу он стих.

Путин отменяет состязание денежных мешков на выборах руководителей провинций и проводит закон о прямом подчинении их Кремлю. На выстраивание Путиным «вертикали власти» присные капитала Запада опять-таки отозвались, как на попрание демократии, громким шумом, который ни во что не вылился.

И вот наступает 2006 год. Путин обращается к парламенту с очередным президентским посланием, в тексте которого между строк звучало: хватит России быть колониальным придатком с вымирающим населением и с ориентированной на экспорт сырья и импорт продовольствия экономикой. Государству надо материально заинтересовывать молодые семьи в рождении детей и надо возрождать и развивать наукоёмкую и высокотехнологичную отечественную индустрию, надо тратиться на помощь крестьянам, учителям, врачам.

Если бы это Путиным было сказано и забыто, его отношения с капиталом Запада и присными его не изменились бы. Но пусть и скупые, но всё-таки какие-то деньги пошли к молодым семьям. Родились авиационная и судостроительная государственные корпорации, госкорпорация по нанотехнологиям, у коих при сохранившихся в России сильных мозгах и при поддержке из госбюджета появился шанс стать конкурентоспособными на мировом рынке. Также скупые, но все-таки реальные капвложения государства поступили в сельское хозяйство, в образование и медицину.

Робко, полумерами Россия во главе с Путиным с 2006-го начала исправлять прежний убогий экономический уклад. В стране проявились зачатки Нового курса – курса, несовместимого с её нынешней участью колониального придатка. А этого капитал Запада с присными простить Путину не может. Как не может простить и всё большую самостоятельность России в международных делах. Поэтому с 2006-го в Кремль стал наведываться призрак внука герцога и сына лорда – Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля. Кому, как не ему, следовало напоминать внуку шеф-повара и сыну слесаря Владимиру Владимировичу Путину о том, что в современном мире есть Коллективный Черчилль! Тот самый хищный англо-американский Капитал, перед которым не устоял даже Рузвельт с его доктриной мира во всём мире.

 

Глава 4. Бой с тенью в Кремле

– Мне нравится моя работа, – обронил пару лет назад Путин на прямой линии разговора со страной.

Быть президентом России Путину нравится. Но он отказывается и от поста по душе, и, соответственно, от первой роли в продолжении его же политики Нового курса. А, с какого боку ни взгляни на сей факт, увидишь маскировку несвободы Путина от призрака Черчилля. Это очевидно. Но пока вовсе не очевидно: до конца ли Путин капитулировал перед призраком Черчилля? То есть, окончательно ли он, бесповоротно ли изволил поделить высшую власть со своим преемником в Кремле? Так её поделить, чтобы она, как и желанно врагам Нового курса России, стала властью ни Бе, ни Ме, ни Кукареку?

В декабре 2007-го полная капитуляция Путина как бы уже свершилась. Кампания по выборам президента России стартовала без участия в ней действующего главы государства. И стартовала с его заверениями в том, что никакого урезания полномочий нового президента не произойдёт. Но вплоть до мая 2008-го, до момента передачи президентских полномочий в Кремле у Путина ещё сохраняется шанс на манёвры. На манёвры, неугодные призраку Черчилля. Вероятность пересмотра Путиным условий капитуляции представляется иллюзорной, но логика обстоятельств во власти России её допускает.

За восемь лет в Кремле – с 2000-го по 2008-й – Путин, по его словам, сказанным незадолго до минувшего Нового года рабочим Красноярска, сделал для благополучия своей страны кое-что. Но это «кое-что» большинство её граждан оценили.

В 2000 году, как вырвалось тогда из уст Путина, в России везде была Чечня. Теперь в политике, экономике, социальной сфере – налицо видимая устойчивость. Её подтачивают взяточничество и криминальные разборки, но на некоем фундаменте она всё-таки зиждется.

Наведение порядка в стране сопровождалось концентрацией в руках государства огромных денег от продажи подскочивших в цене энергоносителей. Валютные запасы Центробанка и Стабилизационного фонда вкладывались в ценные бумаги Запада под низкий процент. Они питали экономику США, Европы, Японии и обесценивались на миллиарды долларов в год в результате падения курса американской валюты. Россия, по сути, платила контрибуцию за поражение СССР в «холодной войне». Путин, вольно или невольно, мирился с этим. Но он перекрыл каналы откровенного разворовывания накоплений ЦБ и Стабфонда.

Сверхдоходы казны остались в её складах, а не уплыли в пасти олигархов, как уплывала к ним сверхприбыль с лакомой собственности в девяностые годы. На исходе же 2007-го были изданы распоряжения правительства о крупных капиталовложениях государства в проекты, нацеленные на достижение в стране научно-технического рывка. И потому в декабре 2007-го не туфтой выглядела распространённая в предвыборной брошюре «Единой России» цитата из выступления Путина: «Мы только недавно подошли к третьему этапу современного российского государства, к возможности развития высокими темпами, к возможности решения масштабных, общенациональных задач».

Признав, что за восемь лет им сделано лишь кое-что и доложив, что России под его управлением шла-шла целых восемь лет куда-то шаткой поступью и только теперь подошла к раскрытию своего огромного потенциала, Путин, тем не менее, не разочаровал большинство российских граждан.

Партия «Единая Россия», список кандидатов коей возглавлял Путин, получила на выборах в Госдуму, как и ожидалось, изрядно голосов избирателей – 64 %. Партии «Справедливая Россия», демонстрировавшей в ходе избирательной кампании неприязнь к «ЕР» и преданность действующему президенту, достались около 8 % голосов. Две трети политически активных граждан напрямую связывают свои надежды на лучшее с именем Путина. Но это не единственный вывод из последних парламентских выборов.

Нелояльную к фигуре Путина Компартию пожелали видеть в Госдуме почти 12 % избирателей, партию Жириновского с липовой оппозиционностью Кремлю – 8,2 %. Но в главных программных заявлениях как КПРФ, так и ЛДПР гораздо больше общего, чем различного с главными программными заявлениями президентских партий.

Откроем брошюру «Единой России», где сформулированы цели плана Путина или, точнее, его Нового курса во внутренней и внешней политике:

– Победа над бедностью и коррупцией, над экономической и технологической отсталостью.

– Победа в конкурентной борьбе ведущих мировых держав. Результатом этой победы станет достойное место России в международном разделении труда и распределении доходов.

– Победа России – это новая архитектура мира, в котором наша страна сможет влиять на глобальную политику ради безопасности и благосостояния своих граждан.

Все названные цели так или иначе перекликались с предвыборными лозунгами КПРФ и ЛДПР. Стало быть, 90 % избирателей, голосуя за 4 партии, голосовали за намётки Нового курса Путина и выдали ему солидный аванс. Аванс доверия, который не поддаётся толкованию через здравый смысл.

Новый курс России ещё только в зародыше. Развития страны нет – к нему мы только подступаемся. Масштабных проектов в экономике нет – они в планах. Сокращения пропасти между вороватым меньшинством и трудовым большинством граждан нет – никаких мер к тому не предпринято. Пощады кошелькам десятков миллионов бедных нет – цены на товары первой необходимости минувшим декабрём рванули вверх. И такого нет, и сякого, и эдакого. А симпатии общества в целом к Путину – вот они, в итогах выборов в Госдуму, – есть.

Необъяснимое, мистическое доверие наших граждан действующему президенту можно было бы списать на традиционно присущую России идеализацию первых лиц власти. Но не получается… Не нам одним вышеназванное явление свойственно. У крепко прагматичных американцев необъяснимое, мистическое доверие к их действующему главе государства имело место быть в 1940-м.

К тому году президент США Франклин Рузвельт за восемь лет своего правления сделал для граждан его страны более, чем кое-что. Америка начала уже подзабывать об ужасах Великой Депрессии, которая терзала её до прихода в Белый дом Рузвельта. Но его правительство в 1940-м Адольф Гитлер проклинал как сборище жидомасонов, как нестерпимое исчадье зла. Пропагандистский гром из Берлина ставленники крупного капитала США, не расставшегося за 8 лет с надеждой похоронить Новый курс Рузвельта, использовали как фактор запугивания страны. Рузвельт в Белом доме – это неизбежная война Америки с сокрушившей почти всю Европу Германией.

Сильная такая страшилка общественное мнение США настораживала. Но переворота в нём не произвела. Американцы, в подавляющем их числе, ни в какую войну ввязываться не желали, но, невзирая ни на вероятную агрессию Гитлера, ни на что иное, благоговения к автору Нового курса не утратили. И если бы тогда, в 1940-м, Рузвельт, при его высочайшей популярности в стране, призвал сограждан на приближающихся президентских выборах проголосовать, скажем, за верного ему мистера Смита, то Смит бы наверняка выборы выиграл. Но притом в проигрыше оказались бы и политика Нового курса, и большинство американцев.

Мистическое, основанное исключительно на интуиции, доверие народа США к Рузвельту не распространилось бы на его марионетку на высшем посту Америки. В стране образовалось бы два центра власти: один – в Белом доме, второй – там, где Рузвельт. А раздвоение власти в государстве, как и раздвоение рассудка у конкретного человека – это болезнь, именуемая шизофренией. В государстве же с шизофренией каюк приходит хоть старому, хоть новому политическому курсу.

Рузвельт был субъектом истории, а потому вместо манипуляции доверием народа к нему затребовал у народа себе запрещённый традицией третий президентский срок. В отношениях между истинным лидером страны и её гражданами была исключена фальшь, провоцирующая раздвоение власти в государстве. И Америка не попятилась назад, к катастрофе Великой Депрессии – она, ведомая единой начальственной дланью Рузвельта, к 1945-му достигла величия.

В России вопрос о возврате к катастрофе девяностых годов XX века по сей день остаётся открытым.

– Ничего ещё раз и навсегда не предопределено, – так увидел Путин с высоких колоколен Кремля ситуацию в России и так он заявил на Форуме его сторонников в Лужниках 21 ноября 2007 года.

– Социальная стабильность, – изрёк далее на Форуме Путин, – экономический подъём, да просто мир на нашей земле, пусть скромный, но всё-таки очевидный рост уровня жизни – всё это не с неба упало. И не поставлено пока, к сожалению, в режим безусловного, автоматического исполнения. Это результат постоянной, порой острой, жёсткой политической борьбы как внутри страны, так и на международной арене.

В Лужниках 21 ноября Путин впервые пролил свет на свои непростые отношения с призраком Черчилля, который олицетворяет реальных внутренних и внешних врагов Нового курса России. Там же он обнародовал и цели этих врагов:

– Те, кто противостоят нам, не хотят осуществления нашего плана. Потому что у них совсем другие задачи и другие виды на Россию. Им нужно в ней слабое, больное государство. Им нужно дезорганизованное и дезориентированное общество, разделённое общество – чтобы за его спиной обделывать свои делишки, чтобы получать коврижки за наш с вами счёт… Они хотят взять реванш, вернуться во власть, в сферы влияния. И постепенно реставрировать олигархический режим, основанный на коррупции и лжи…

Подобия лозунга «Отечество в опасности!» в выступлении Путина в Лужниках не проглядывало. Но призыв к гражданам России мобилизоваться для отпора вероятным проискам врагов Нового курса страны в нём содержался. Граждане восприняли призыв как нешуточный – и 2 декабря 2007-го гуще, чем прежде, повалили на избирательные участки. Мистическое доверие народа к Путину на выборах нижней палаты Федерального Собрания выдержало испытание на прочность. Но призраку Черчилля в Кремле худо от того не стало. Конфликт с ним действующего президента России не обострился. Напротив, сгладился – всего спустя полторы недели после избрания новой, абсолютно пропутинской Госдумы.

11 декабря 2007-го вожаков разных по политическому весу партий: «Единой России», «Справедливой России», Аграрной партии и партии эфемерной «Гражданской силы», – вдруг одолела одинаковая совершенно инициатива. Историческая инициатива – выдвинуть кандидатом в президенты России первого вице-премьера Дмитрия Медведева и, стало быть, ему вручить судьбу Нового курса страны. С этим партийные вожаки пожаловали в кабинет Путина, и тот выдвижение ими в дружном порыве Медведева одобрил – всецело и категорически. И тем самым возвёл излюбленника боссов четырёх партий в ранг своего преемника. Таким образом, 11 декабря в Кремле было принято решение, которое вполне удовлетворило тех, кому в России, по словам Путина, «нужно слабое, больное государство».

Вселение в Кремль преемника – Медведева ли, Тигрова или даже Львова – при не умывающем рук из политики Путине, как ни суди и ни ряди, есть умышленное насаждение шизофрении в едва выздоровевшем российском государстве. Никакому преемнику мистическое доверие народа к ныне действующему президенту достаться не может. Любой преемник, получив исключительно благодаря Путину необъятную власть, при распоряжении ею вынужден будет оглядываться на предшественника. На него же не перестанут ориентироваться и все возведённые им на высокие посты чиновники. А в таком случае в России неизбежны два центра власти: один – в Кремле, а второй – там, где Путин. Государство в результате обрекается на раздвоение высшей власти. На порчу шизофренией – на ту болезнь, от которой уберёг Америку Рузвельт в 1940-м, и от которой мы, граждане России, дважды пострадали за менее чем 20 последних лет. Призрак Черчилля, выигрывая, похоже, бой в Кремле, ставит нас перед вероятностью повторения пройденного с очень несладкими последствиями.

 

Глава 5. От шизофрении к шизофрении

В пик глумливой «перестройки» Горбачёва, в 1989 году ЦК КПСС совершил политическое самоубийство. Передал – через поправки в Конституции СССР – прежде принадлежавшую ему всю полноту власти в стране парламенту: Съезду народных депутатов и Верховному Совету. Де-юре ЦК Компартии как единый орган управления, решения которого до того года были обязательны для всех, приказал долго жить. Раздираемый же депутатскими амбициями парламент в таковой орган де-факто не превратился. Правительство СССР и исполнительные структуры на местах не могли не считаться с тем, что постановят озорные, как дискуссионные клубы, Съезды депутатов и Верховный Совет. Но не могли и не подчиняться партийной дисциплине и не исполнять директивы ЦК.

Два центра управления СССР не нашли общего языка. Раздвоенная союзная власть не выработала ни тактики, ни стратегии выхода из усугублявшегося в стране экономического кризиса. Поражённая шизофренией, она потеряла авторитет у народа и утратила влияние на руководство республик. Парад их суверенитетов в 1991-м сделался явью. Распад Советского Союза превратил в иностранцев 25 миллионов русских за пределами России, миллионы наших соотечественников стали беженцами, тысячи и тысячи были убиты в межнациональных усобицах в Закавказье, Средней Азии и Приднестровье.

Российской Федерации поправками в её Конституцию горбачёвский ЦК КПСС в тот же пик «перестройки» предписал быть парламентской республикой. Но в этом статусе она проскрипела всего год с куцым гаком.

Выборы верховного органа власти РСФСР – Съезда народных депутатов – проходили в марте 1990-го при массовом недовольстве ущербной политикой раздвоенного центра управления СССР. Первый в обеих составляющих этого центра – в штабе КПСС и в союзном парламенте – Горбачёв в том самом марте предпринял попытку покончить с шизофренией в государстве на одной шестой суши. Он попросил у Съезда народных депутатов Советского Союза пост Президента СССР и получил его. Но единоначалия при том огромная страна не обрела. Администрация президента Горбачёва не впрягла в одну упряжку ЦК КПСС и парламент с правительством. Она оказалась неспособной предложить эффективный социально-экономический курс, который вынуждены были бы принять и проводить идейно разномастные силы.

К лету 1990-го, ко дням работы первого Съезда народных депутатов РСФСР политика союзного центра управления под предводительством Горбачёва всем обрыдла. Волна недовольства ею в народе нарастала. И, этой волной подстёгиваемые, российские депутаты 12 июня 1990-го проголосовали за Декларацию о суверенитете РСФСР. Как скажется провозглашённая её независимость на судьбе великого и всё ещё могучего Советского Союза – большинство народных депутатов РСФСР не задумывалось. Голоса за Декларацию о суверенитете были голосами не разума, а неприязни к политической импотенции Горбачёва и подконтрольных ему разноречивых ЦК Компартии и парламента СССР.

Всё затмевающий азарт – вырваться любой ценой из-под опеки раздвоенного союзного центра власти – толкнул российских депутатов к шагу, который создавал предпосылки для шизофрении, для раздвоения высшей власти в самой РСФСР. Съезд её депутатов Конституционным законом учредил в ней избираемый гражданами пост президента. Учредил под конкретного человека – председателя российского парламента Бориса Ельцина – закалённого ворога Горбачёва и глядящих в его пустозвонный рот партийно-государственных сановников. Своими поправками в Конституцию депутатский Съезд хотел придать Ельцину больший политический вес в достижении провозглашённого на бумаге суверенитета РСФСР. И ради этого превратил её из парламентской республики в полу-парламентскую, полупрезидентскую.

Новый статус Российской Федерации – «полу-полу» – сам по себе заболевания в ней власти шизофренией не нёс. Лавровый венок на выборах президента 12 июня 1991-го Ельцин снискал с помощью парламента. И с его полной поддержкой настырно добивался от союзного центра власти уступок по атрибутам финансовой, информационной и прочей государственной самостоятельности РСФСР.

Пример российского президента заражал руководителей остальных советских республик. Их сепаратистский настрой крепчал – и терявший волю Горбачёв дрогнул перед ним. Согласился на новый Союзный договор, который превращал СССР в аморфную конфедерацию независимых государств.

Высшие чины Советского Союза взбрыкивают против подписания договора. 19 августа 1991-го они, с согласия ли Горбачёва или без, доселе точно не приговорено – изолируют его в Форосе и объявляют в стране режим чрезвычайного положения. Все лидеры республик тихо замерли в ожидании – что будет? Все, кроме Ельцина. Сосредоточение всей власти в руках союзного Госкомитета по чрезвычайному положению он не признаёт законным и себя своим указом назначает наместником президента СССР.

На стороне Ельцина – народные депутаты РСФСР в поголовном почти составе и толпа в несколько тысяч словивших кайф от горбачёвской «перестройки» интеллигентов и коммерсантов. Приказы ГКЧП готовы исполнять способные сокрушить любую силу спецподразделения армии, КГБ и МВД. Но их начальники, входившие в Госкомитет по чрезвычайному положению, подавить мятеж российского президента и парламента не отважились. ГКЧП сдался на милость Ельцина и этим отдал на его произвол удел Советского Союза.

Президента СССР возвращают из форосского пленения подручные президента Российской Федерации. Первый обязан второму свободой и с конца августа 1991-го повязан им. Под диктовку Ельцина Горбачёв отрекается от КПСС, расчленяет КГБ, меняет союзных министров. Вразрез с мнением Ельцина Горбачёв уже не принимает ни одного важного управленческого решения.

Российский парламент Ельцину не мешал, а помогал, чем можно, подминать под себя структуры союзной власти.

Российский парламент не осудил, а узаконил абсолютно незаконные Беловежские соглашения Ельцина с руководителями Украины и Беларуси о роспуске СССР и образовании Содружества независимых государств.

Российский парламент не отверг, а удовлетворил запрос Ельцина на дополнительные, не положенные по Конституции ему, как президенту, полномочия. Перво-наперво, на полномочия по назначению и увольнению его указами министров и иных должностных лиц без ведома законодателей.

В 1990-м в РСФСР был один орган власти – Съезд народных депутатов и строго подотчётный ему Верховный Совет. А через год появился равноценный второй центр – президент, его администрация и им единолично формируемое правительство. Шизофрения в высшей власти Российской Федерации, сотворённая парламентом, к исходу 1991-го стала реальностью, и в начале 1992-го она уже проявилась.

Президент Ельцин, легко разгромив КПСС и союзные структуры управления, спокойно себя в Кремле не чувствовал. Если не наяву, то в хмельном бреду ему, наверняка, мерещился реванш партийно-советской номенклатуры СССР. Ещё совсем недавно она была всемогуща – и как не ожидать от неё происков по реставрации былого статус-кво?

Самым жизненно важным для Ельцина вопросом в 1992-м являлся вопрос о сохранении его личной власти. Поэтому при выборе курса социально-экономических реформ в РСФСР Ельцин поступил не как глубокий эконом, а как беззастенчивый политик. Он предпочёл курс, имевший ту опору, которая позволяла ему не утратить рычаги правления в Кремле.

Желанную опору внутри России Ельцин углядел в созданной «Законом о кооперации» Горбачёва спекулятивно-финансовой буржуазии. Она и связанные с ней криминальные структуры обладали тем потенциалом энергии, который был значим в политике и которого не имели остальные слои общества. Поставив на доморощенную буржуазию, Ельцин получал одновременно опору и за рубежом – гарантию содействия ему в удержании власти сильных мира на Западе. Интересы полулегального отечественного капитала в «перестройку» уже переплелись с интересами капитала иностранного. А тот и другой капитал устраивал путь России в дикий рынок со свободой цен и с разделением её граждан на нищее большинство и купающееся в роскоши меньшинство через неправедную приватизацию.

Шок населения России от реформ Ельцина сразу же перекинулся на второй центр власти – парламент. Молодое государство с двумя равноценными субъектами управления раз за разом стали сотрясать приступы шизофрении.

Съезд народных депутатов РСФСР отказался признать премьер-министром идеолога ельцинского рыночного эксперимента Егора Гайдара. На посту Председателя правительства депутаты утвердили бывшего министра СССР Виктора Черномырдина. Он заявил с трибуны Съезда, что будет продолжать реформы. Но реформы в интересах народа. То есть пообещал внести изменения в их курс в пользу большинства граждан.

Первое публичное, показанное по телевидению в прямом эфире, сражение двух центров власти в 1992-м завершилось вничью. Но к миру между ними не привело. Ельцин корректировать курс реформ отказался, Черномырдин своё обещание позабыл – и весной 1993-го на Съезде депутатов был поставлен вопрос об импичменте президенту. Конституционного большинства голосов для его вынесения не хватило.

Всенародный референдум о доверии Ельцину и парламенту той же весной никого из них подчиниться другому не обязывал. Шизофрения продолжала трясти государство.

По действовавшей в Российской Федерации Конституции верховным органом власти в ней осенью 1993-го по-прежнему являлся Съезд народных депутатов. Реально же все исполнительные структуры зависели от президента и его правительства. Выгадал в непримиримой схватке двух центров власти тот, у кого оказалось больше цинизма, воли и силы. Верховенство депутатов в Российской Федерации сгорело вместе с её Основным Законом в расстрелянном из танковых пушек парламентском дворце на Красной Пресне.

Формы шизофрении, нарождённые ЦК КПСС в СССР и Съездом народных депутатов в РСФСР, были несхожи. Доля же сотворивших раздвоение власти – как хрен и редька, которые равно не сладки…

Одаривая Ельцина постом президента и потворствуя укреплению его влияния, российский парламент руководствовался своими сиюминутными интересами 1991 года. Уничтожая парламент 4 октября 1993-го, Ельцин исходил из своих же сиюминутных интересов того момента. Двоевластие в РСФСР возникло корысти ради 1000 её народных депутатов. Расправа с ними содеялась корысти ради Ельцина с кругом приспешников. И кто же при всём том сорвал куш?

Победителей в политической борьбе в Российской Федерации в 1991–1993 годах среди политических же фигур не оказалось. Парламент бесславно окочурился, президент Ельцин попал в полон меркантильных мотивов.

 

Глава 6. Самодержец в путах

Расстрел депутатского Дома Советов 4 октября вёлся под телекамерами. Он был именно демонстративным расстрелом, рассчитанным на показ всей стране с целью напугать миллионы и миллионы недовольных политикой Ельцина и заткнуть им рты. Цель эта была достигнута. Грохот танковых пушек, вид обгорелого дворца парламента и трупов вокруг него посеяли страх в народе и в оппозиционных режиму партиях.

В обстановке страха 12 декабря 1993-го приспешники Ельцина провели референдум по утверждению новой Конституции Российской Федерации и, при полном отсутствии какого-либо общественного контроля за подсчётом результатов голосования, объявили её принятой. В Основном Законе от 12 декабря парламенту (Госдуме и Совету Федерации) отводилась роль придатка исполнительной власти. А президенту предоставлялись права на такую свободу действий, которой не располагали правители ни в Российской Империи, ни в Советском Союзе.

Власть русских царей ограничивалась канонами православия, традициями двора и законами, данными стране прежними самодержцами.

Власть вождей СССР осуществлялась в рамках догм марксизма-ленинизма, обычаев Компартии и пристрастий её высшей номенклатуры, которая, согласно партийному уставу, могла заменять генерального секретаря.

Ельцину Конституция 1993 года даровала власть без всяких формальных ограничений и рамок. Она позволяла ему, встав с любой ноги, перераспределять собственность и перекраивать систему управления государством. Тасовать по его усмотрению кадры министерств, ведомств, Субъектов Федерации и госпредприятий. Формировать, как ему угодно, общественное мнение, назначая преданных председателей проникающих в каждый дом теле– и радиокомпаний.

Жажда власти донимала Ельцина всегда, его книга «Исповедь на заданную тему» – тому свидетельство. Выдворение в 1987-м из всесильного ещё ЦК КПСС он переживал мучительно и не погнушался просить у Всесоюзной партконференции своей прижизненной реабилитации.

Потеряв надежды вернуться на Олимп Советского Союза, Ельцин баллотируется в парламент Российской Федерации с расчётом его возглавить. Расчет оправдывается. Ельцин – первый в РСФСР, но …надцатый в СССР. Жажда власти втягивает его в рискованную драку с союзными структурами и после их сокрушения она же заставляет его покончить с российским парламентом, коему он был обязан новым возвышением.

Ельцин был отпетым властолюбцем, но не законченным злодеем. Достигнув безграничной власти в РСФСР через попрание Основного Закона и кровь сотен убиенных и покалеченных сторонников депутатов, он вдруг склонился к раскаянию. В послании Госдуме и Совету Федерации в декабре 1994 года Ельцин недвусмысленно дал понять, что критика расстрелянным парламентом его реформ была справедливой и что есть потребность в изменении их курса.

Цитирую фрагменты послания:

«Мы не имеем пока нормальной рыночной экономики, зато вольготно себя чувствуют те, кто обманывает и применяет насилие. Административно-командная система не исчезла. Она переродилась. Чиновник, который прежде верстал планы и делил фонды, теперь освоил рынок и нередко торгует кредитами, экспортными квотами и лицензиями.

Структуры государства до сих пор пронизаны духом безответственности и произвола. Людям честным, предприимчивым, не боящимся работы и риска, завести своё дело, стать на ноги сегодня чрезвычайно сложно.

В работе органов власти как в центре, так и на местах много неразберихи и путаницы. Появилось и углубляется новое отчуждение власти от людей. Но если раньше между ними стояли бюрократизм и номенклатурная кастовость, то сегодня к этому добавились ещё и деньги. Именно позорная взятка становится зачастую пропуском к решению многих проблем.

Страна уже долгое время живёт в условиях устойчиво высокой инфляции. Продолжается спад производства. Останавливаются жизнеспособные предприятия. Мы теряем современную технологическую инфраструктуру, ценнейшие наукоёмкие производства. Мы отстаём не только от мировых достижений, мы отстаём уже от самих себя.

Нужно с горечью признать, что сферы науки, культуры и образования превратились в зону бедствия. Миллионы людей в нашей стране находятся за чертой бедности. Большинство людей испытывают постоянную тревогу за свой завтрашний день, за будущее своих детей и престарелых родителей. А власти в центре и на местах как бы не замечают стремительного социального расслоения в обществе».

Сказанным депутатам Госдумы и Совету Федерации Ельцин, по сути, публично высек сам себя: таких вот, понимаешь, успехов мы достигли под моим мудрым руководством. Учинённое им самобичевание явно не преследовало шкурных пропагандистских задач. Не было направлено на самозащиту – никакая сила в стране в декабре 1994-го не несла угрозу его личной власти.

Доложив новому кастрированному парламенту, что он своими реформами превратил Россию в зону удушения производства, в зону нищеты народа, в зону беспечной и насквозь продажной власти, Ельцин тем самым выразил намерение – произвести ревизию своей политики. Но она не состоялась и состояться не могла, хотя поркой самого себя Ельцин отчётливо продемонстрировал желание её произвести. Причина, по которой президент с возможностями диктатора оказался неспособен осуществить то, чего он хочет, очевидна стала всей стране через полтора года.

Летом 1996-го, перед вторым туром президентских выборов, в тюрьму попали два активиста избирательного штаба Ельцина. Их задержали сотрудники спецслужб при выносе из Дворца правительства коробки из-под ксерокса с крупной суммой «чёрной» наличности в долларах. Неформальный руководитель ельцинского штаба – просто гражданин Анатолий Чубайс, тогда человек без портфеля – немедля предписал Ельцину не только освободить активистов из-под стражи, но и вышибить с занимаемых постов всех причастных к их аресту. Таковыми Чубайс считал начальника президентской Службы безопасности Коржакова, а также близких к нему директора Федеральной службы безопасности Барсукова и вице-премьера Сосковца.

Чубайс четыре предыдущих года был одним из подчинённых Ельцина. Коржаков, десять лет назад назначенный охранником Ельцина в бытность того секретарём Московского горкома КПСС, не расстался с ним в пору опалы, лишился из-за того должности в КГБ, и самоотверженной службой заслужил дружбу шефа, его жены и детей. Требование Чубайса уволить Коржакова было требованием уволить почти что члена семьи президента. Чубайс замахнулся согнуть Ельцина в бараний рог… и согнул.

История с отставкой Коржакова и его товарищей проиллюстрировала факт: права по Конституции 1993-го года Ельцин получил огромные, но он далеко не всегда был волен употреблять их так, как ему вздумается.

Курс реформ Ельцина, который насмерть рассорил его со Съездом народных депутатов РСФСР, был курсом капитала Запада. Взявшись его проводить, Ельцин обрёл в борьбе за своё единовластие в России твёрдую опору в лице мощной агентуры влияния и спецслужб западных стран и компрадорской отечественной буржуазии с увязшими за границей коготками. С их организационной и информационно-пропагандистской помощью он разгромил парламент, добился единовластия – и, ими же обложенный со всех сторон, утратил свободу использовать власть вопреки им.

К декабрьскому дню 1994-го, когда самодержец Ельцин в послании Госдуме и Совету Федерации ужаснулся тому, что его реформы превратили Россию в сплошную зону бедствия и намекнул на необходимость их ревизии, в России уже завершился первый этап приватизации – ваучерный, и начался второй – денежный.

Сто с лишним миллионов российских граждан, получив ваучеры или чеки на свою долю в собственности государства, либо их бесплатно сдали в чековые фонды срубивших ранее деньги аферистов, либо продали за гроши. Несколько тысяч состоятельных мошенников на задарма доставшиеся ваучеры миллионов бедняков приобрели акции 98 тысяч объектов недвижимости и превратились в богачей. Кому и по какой стоимости передавать за ваучеры предприятия индустрии, торговли и сферы быта, – решалось в ведомстве, руководимом Анатолием Чубайсом: Госкомимуществе.

На этапе ваучерной приватизации Чубайс сформировал класс мелких и средних капиталистов, на этапе приватизации денежной, разработанной им в 1994-м, приступил к сотворению акул капитала – олигархов.

По данным ведущих экономистов, обнародованным в том же 1994 году, покупать тогда собственность у государства за деньги могли от 2 до 5 процентов граждан России. К жалкому меньшинству, разбогатевшему благодаря Чубайсу, и к иностранцам с солидными счетами в банках должно было отойти около 80 процентов всего достояния российского государства.

Продажа в частные руки недр и лесов страны в программе денежной приватизации Чубайса не допускалась, но продажа акций добывающих предприятий – всегда пожалуйста! Кому их Госкомимущество спускало по сходным ценам, перед тем открывались редчайшие возможности для колоссальной наживы на нефти, газе, угле, руде, древесине…

Если бы Ельцин, раз пробормотав в послании Госдуме и Совету Федерации о тревожившем его «стремительном социальном расслоении в обществе», повторил бы это же в иных выступлениях ещё 500 раз, то всё равно его намёк на необходимость ревизии курса реформ так бы и остался намёком. При наличии прав самодержца Ельцин был бессилен перед своим подчинённым Чубайсом, ибо на того молился им созданный и набравший немалое влияние в стране класс капиталистов. Кроме того, конфликт с Чубайсом из-за пересмотра курса реформ обернулся бы для Ельцина опасным конфликтом с капиталом Запада, спецслужбы которого чувствовали себя в России, как дома.

В ведомстве Чубайса, Госкомимуществе, на обоих этапах приватизации обитали 17 иностранных специалистов. С ними ход приватизации согласовывался, ими же он и корректировался.

В январе 1996-го случилось многих подивившее: Ельцин отлучил Чубайса от государственной службы. Но отлучил по тихо-мирному взаимному пониманию. Приближались президентские выборы. У Ельцина – нулевая популярность. Но он выставляет свою кандидатуру на очередной срок и, чтобы как-то сохранить лицо перед гражданами страны, превращённой его реформами в зону бедствия, возвещает: во всём виноват Чубайс!

Обиды на Ельцина Чубайс не только не выказал, но и взвалил на себя руководство его предвыборной кампанией. Всех денежных мешков, всех чиновников, все СМИ, всю богему Чубайс построил в агитации за Ельцина так, как надо. У Чубайса нет никаких постов, но он – Чубайс. С ним все считаются. И когда у него возникли разногласия в действиях в выборах с группой Коржакова – Барсукова – Сосковца, он сгибает в бараний рог и Ельцина, заставляет президента России дать пинка другу Коржакову.

Формально Ельцин с 1993 года обладал единовластием, фактически он являлся заложником. И отнюдь не только Чубайса с его экономической стратегией. Во внешней политике Ельцин не перечил Андрею Козыреву, ибо назначить того министром иностранных дел России рекомендовал президент США Буш-старший. Вмешиваться в идеологию и формирование общественного мнения Ельцин мог только с оглядкой на почитаемого на Западе Александра Яковлева – бывшего члена Политбюро, архитектора перестройки, сгубившей СССР.

В заложники к капиталу Запада и его «пятой колонне» в России властолюбец Ельцин попал неосознанно. С пылу-жару борьбы против второго центра власти в России – Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Любое государство, поражённое шизофренией, как правило, становится открытым для вторжения враждебной этому государству и обществу силы извне. Поскольку каждый из противоборствующих центров в обстановке «или-или» – обычно хватается за всякую помощь.

Одна, но пламенная страсть – власть – толкнула Ельцина повергнуть его внутренних противников с опорой на иноземных союзников, и она же сделала его заложником этих союзников.

Курс реформ, которым Ельцин повёл Россию, был самым худшим из возможных для нас. И наилучшим для капитала Запада. Его устраивал и навязанный нам режимом Ельцина олигархический капитализм, в котором власть и бизнес рука руку моют, поплёвывая на нужды остальных, и – особенно – перевоплощение при таком капитализме нашей страны с самодостаточной прежде экономикой в колониальный придаток США, Западной Европы и Японии.

Писатель Чехов умер в начале, а не в конце XX века, но он начертал слова, точно отражающие итоги правления Ельцина на исходе этого века: «А посмотришь назад – там ничего, кроме убытков, и таких страшных, что даже озноб берёт».

Весной 1999-го, за год до новых президентских выборов, права на участие в которых Ельцин не чувствовал сил добиться, он обернулся назад. И узрел такие причинённые им стране страшные убытки, что его и озноб прошиб, и оторопь взяла: как уцелеть с чадами и домочадцами при неизбежном расставании с властью?

 

Глава 7. Аргумент силы

Майским утром 1999 года Ельцин – хлоп! эдак, вроде с бухты-барахты – взял и распустил правительство Евгения Примакова.

То правительство, которое он, гордыню смирив, вынужден был сформировать под нажимом ненавистной ему тогда Госдумы как пожарную команду для тушения огня в стране от дефолта в августе 1998-го.

То правительство, которое, при доставшемся ему обвальном падении рубля, жёстко шарахнувшем по большинству граждан, не запаниковало и не оставило пострадавших без компенсации потерь.

То правительство, которое отменило опустошение государственного бюджета через выплаты сказочно высоких процентов по займам у олигархов и ввело ряд мер, стимулирующих отечественное производство.

Успех кабинета министров Примакова в притуплении остроты свежего витка кризиса Ельцин мог бы приписать себе. Им же этот кабинет был назначен, и ему можно было, сидя на троне, довольно потирать руки. Но в мае 1999-го Ельцин думал не о настоящем – о будущем. О днях своих после президентских выборов 2000 года. А ожидание тех дней с Примаковым в кресле премьер-министра не печаль Ельцину сулило – крутую кручину.

Незадолго до роспуска правительства Примакова Ельцин указом отстранил от исполнения обязанностей Генерального прокурора России Юрия Скуратова. Временно отстранил. Вообще убрать Скуратова не позволил Совет Федерации, которому по Конституции положено утверждать назначение и увольнение Генпрокурора. Настроить верхнюю палату парламента против Скуратова Администрации президента не удалось, не взирая ни на какие усилия. Депутаты Совета Федерации: руководители республик, краёв и областей, – проголосовали так, как хотел мэр Москвы Юрий Лужков, который ещё с полгода назад, почуяв шаткость почвы под ногами Ельцина, вступил на тропу войны с ним. Подконтрольная столичной мэрии пресса пестрела материалами, компрометирующими Управление делами президента России и членов семьи Ельцина. Сыпавшиеся на них обвинения исходили от Генпрокурора Скуратова.

В прежней жизни Юрий Скуратов был деканом юрфака, консультантом ЦК КПСС и Министерства безопасности России, директором НИИ законности. До выдвижения его Ельциным на пост Генпрокурора в 1995-м он не отправил за решётку ни одного даже занюханного уголовника и, возглавив главное правоохранительное учреждение Российской Федерации, на каждый чих из Кремля отвечал: «Чего изволите?»

Включиться в начавшуюся войну Лужкова с Ельциным Скуратова подбило знакомство с коллегой – Генпрокурором Швейцарии Карлой дель Понте, которая снабдила его то ли правдивыми, то ли нет сведениями о финансовых проказах за границей придворных и родных Ельцина. Из-под её юбки эти сведения Скуратов принялся озвучивать, а пресса московской мэрии взялась их распространять.

На свой удар компроматом по Кремлю Генпрокурор получил ответный удар компроматом же. В феврале 1999-го Скуратову показали кино с его амуральными развлечениями в постели с девицами лёгкого поведения, и он написал заявление об увольнении «по состоянию здоровья». Но через месяц увольняться передумал. Команда Лужкова пообещала ему защиту от Кремля и обещанное обеспечила. Совет Федерации поддержал московского градоначальника, сохранил Скуратова в Генпрокуратуре и, таким образом, приговорил: выдвинутые им обвинения против служебной и кровной семьи Ельцина подлежат расследованию.

Если из верхней палаты парламента – Совета Федерации, где крепок был авторитет Лужкова, угроза исходила окружению Ельцина, то в парламентской палате нижней – в Госдуме, где доминировала враждебная режиму фракция Компартии, уже самому кремлёвскому самодержцу пробовали показать Кузькину мать. Депутаты-коммунисты, имевшие в Госдуме простое большинство, поставили в её повестку дня вопрос об импичменте Ельцину. Вынести его, то есть набрать конституционное большинство голосов, они не сумели, но собранные ими доказательства политических преступлений действующего президента висели над ним Дамокловым мечом.

При всём том, Примаков, правительство которого загасило пожар от дефолта и избавило Ельцина от бури новых проклятий, вызывало у него не приязнь, а ненависть.

Успешный премьер-министр бурным ростом своей популярности не кичился, почтение к Ельцину демонстрировал, но и с мэром Лужковым, и Советом Федерации, и с лидером Компартии Зюгановым, и с Госдумой добрые поддерживал отношения. Примаков не нашёл резона быть на ножах со станами противников главы государства. И это, и только это заставило Ельцина подписать указ о его неожиданной для страны отставке.

На посту премьер-министра, на втором по важности посту в системе власти, с которого на грядущих президентских выборах открывался самый простой путь в Кремль, Ельцину необходим был политик в триединой ипостаси. Политик, и ему лично преданный, и бескомпромиссно настроенный против его врагов, и способный их поставить на колени. Лишь такой политик мог обеспечить Ельцину с семьёй вне Кремля гарантии их безоблачного будущего. А таковым политиком Ельцин посчитал Сергея Степашина. И тот по президентскому указу занял освобождённое Примаковым кресло. Стал и.о. председателя правительства России.

Всей своей карьерой после 1991 года преподаватель военно-политического училища, подполковник Степашин с мандатом народного депутата РСФСР был обязан Ельцину. На чём держалось неизменное покровительство седовласого Бориса Николаевича к румяному молодцу Сергею Вадимовичу и почему оно не слабело, а крепло с годами – многие терялись в догадках.

Ельцин произвёл подполковника Степашина сначала в генерал-майора, а через три месяца – в генерал-лейтенанта и довёл его от должности начальника Санкт-Петербургского управления до должности начальника Службы безопасности всей России. Летом 1995-го подчинённые Степашину органы доблестно бдели за безопасностью прилегающих к районам боевых действий в Чечне территорий. Так доблестно бдели, что позволили банде Басаева абсолютно беспрепятственно проникнуть вглубь Ставрополья, ворваться в город Будённовск и десятки его жителей расстрелять, а сотни взять в заложники в больнице.

Операцией по освобождению заложников Степашин руководил вместе с министром внутренних дел, генералом армии Виктором Ериным. В её проведение вмешался премьер-министр Виктор Черномырдин, бывший в тот момент вместо пребывавшего за границей Ельцина за главного в Москве. Его тупому вмешательству два генерала перечить не осмелились. Благодаря косноязычным указаниям Черномырдина все кровавые террористы Басаева живыми вернулись в горы Чечни. Взрыв же негодования в стране за их безнаказанность направлен был против Степашина с Ериным, и Ельцин вынужден был обоих лишить занимаемых должностей.

Судьба Ерина с лета 1995-го Ельцина больше не интересовала, а вот Степашин им не был забыт и через два года назначен министром юстиции, а ещё через год – министром МВД. В апреле 1999-го Ельцин, оставив Степашина главным милиционером страны, продвинул его в кабинет первого вице-премьера.

Виды президента России на его указами изготовленного генерала и министра к восьмому году их знакомства изменились. Ельцин прежде ценного ему политика Степашина стал рассматривать как особо для себя ценного. Заменив им Примакова в кресле председателя правительства, Ельцин сделал выбор гаранта безопасности своей и его родных и близких после ухода из Кремля. Лично преданному президенту Степашину предстояло выбить зубы команде Лужкова, застращать размахивавшую списком преступлений Ельцина Компартию и выиграть президентскую гонку 2000 года. Пост премьер-министра давал ему массу преимуществ перед прочими претендентами на победу в ней.

Отставка Примакова преобладавшую в Госдуме фракцию КПРФ возмутила крайне. Но она утвердила кандидатуру нового председателя правительства, опасаясь в противном случае роспуска по закону Ельциным нижней палаты. Своими мандатами депутаты-коммунисты всегда трепетно дорожили, и в мае 1999-го Степашин занял кабинет премьер-министра. С полным правом его занял. Но не усидел в нём до конца лета.

Страна восприняла Степашина как председателя правительства равнодушно. Ельцина же с окружением он с каждым месяцем всё больше раздражал. Раздражал не как управитель аппаратом чиновников, а как политик.

Вместо желанной обитателям Кремля жёсткой, бескомпромиссной атаки на движение Лужкова «Отечество» и союзное ему движение «Вся Россия», созданное президентом Татарстана Шаймиевым, Степашин начал заигрывать со «Всей Россией». Завёл шуры-муры с Шаймиевым, с надеждой оторвать его от Лужкова. Но у него, генерала, не выигравшего до того ни одного сражения, ничего не вышло. Движения метавшего молнии в Кремль мэра Москвы и татарского президента подписали меморандум об объединении.

Никаких качеств, коими можно было бы заставить присмиреть Компартию, потрясавшую списком политических преступлений Ельцина, и вырвать из-под её влияния миллионы униженных режимом, у Степашина не обнаружилось. Он удачно демонстрировал знание наизусть стихов и умение веселить собеседников. Кому-то его добродушие нравилось, кому-то – нет, но на расклад политических сил оно никак не влияло. И в августе 1999-го Ельцин выпроводил Степашина из Дворца правительства на Красной Пресне, а и.о. премьер-министра прописал быть Владимиру Путину. Тому, о котором страна знала, что он чуть более года назад, в июле 1998-го, неведомо откуда вынырнув, возглавил Федеральную службу безопасности, и недавно одновременно стал секретарём Совета безопасности при президенте. Иного – ни хорошего, ни плохого – представления о личности Путина абсолютное большинство граждан не имело.

Разобраться – чего ради Ельцин заменил во Дворце правительства Степашина на Путина, чем и для кого второй лучше первого и вообще, отличаются ли они друг от друга – не могли не только рядовые граждане. Известные политики – тоже.

На пленарном заседании Госдумы, коему предстояло утвердить Путина в должности премьер-министра, лидер фракции депутатов от партии «Яблоко» Григорий Алексеевич Явлинский, выступавший за лидером депутатов-коммунистов Геннадием Андреевичем Зюгановым, заявил:

– Наша фракция солидарно будет голосовать против утверждения председателем правительства Владимира Владимировича Степашина.

Над тем, как уколоть нового премьер-министра – вы и Степашин – на одно лицо, Явлинский, возможно, думал и сутки, и более суток. Путин на укол ему отреагировал совершенно адекватным уколом через пять минут. Взяв слово для ответа руководителям депутатских объединений, он всех их поблагодарил за всё ими высказанное в его адрес, и в заключение сказал:

– Особая моя благодарность лидеру фракции Григорию Алексеевичу Зюганову.

Эпизод в Госдуме, показавший, что Путин легко может отбивать словесные выпады против себя, многим запомнился. Но многие и многие наблюдавшие за процедурой его утверждения в нижней палате парламента так и остались в недоумении: зачем президенту понадобилось вполне приятным Путиным вытеснять из Дворца правительства обаятельного Степашина?

Истинную причину замены Ельциным бывшего шефа МВД на шефа ФСБ угадала команда мэра Москвы. И назвала её в официальном заявлении лужковского движения «Отечество» – сразу по обнародовании указа о назначении Путина и.о. премьер-министра: «Стало ясно, что у Кремля нет осмысленной кадровой политики. Его действия потеряли всякий смысл и предсказуемость. Более того, они являются опасным индикатором движения власти к силовым методам решения политических проблем».

Индикатором использования силы в политике в глазах политсовета «Отечества» Путин стал выглядеть не вдруг. Кто ранее оконфузил Генпрокурора Скуратова – козырного туза команды Лужкова в её политических разборках с Кремлём? Сотрудники с погонами. А то, что Скуратова завлекли на квартиру для интимных свиданий и засняли его в постели с девицами агенты не МВД, а ФСБ, Путин сам дал повод предполагать.

В апреле 1999-го Ельцин отчаялся выбить у Совета Федерации согласие на увольнение из Генпрокуратуры Скуратова. На него было заведено уголовное дело за использование служебного положения в личных целях, и по РТР прокрутили кино с постельными сценами человека, похожего на Генпрокурора. После того в Москве состоялась пресс-конференция.

С комментариями на ней про дело на Скуратова и амуральное кино с ним в главной роли выступили двое: директор Федеральной службы безопасности Путин и министр внутренних дел Степашин. Первый говорил в телекамеры, второй поддакивал первому. Причём, о видеозаписи лиц на квартире для интимных свиданий, достоверность которой ещё предстояло установить экспертизе, Путин уверенно говорил как о подлинной. Так силы чьих же сотрудников в погонах были применены против драгоценного политического союзника движения «Отечества» – Генпрокурора Скуратова?

Силу же Путин до получения поста премьер-министра направлял и непосредственно на лидера «Отечества» – мэра Москвы Лужкова. Точнее – на его супругу, Елену Батурину. Уголовное дело о незаконной перекачке валюты за рубеж фирмами Батуриной возбудил начальник следственного отдела Владимирского управления ФСБ майор Коматовский. Каким бы храбрым тот майор ни был, но его подкоп под сиятельную столичную даму был бы немыслим, если бы стоящий над ним генерал во Владимире не имел на то распоряжения с Лубянки. А там вряд ли кто отважился потрепать нервы супруге московского мэра без санкции директора ФСБ Путина.

Внимание сотрудников госбезопасности к коммерческой деятельности его жены Лужков представил в прессе как попытку Кремля расправиться с ним и его движением «Отечество» за политическую деятельность. С Лубянки на вспыхнувший скандал никак не отозвались. Разъяснений по заведенному делу и, тем более, извинений за его расследование Лужков не получил. А это означало, что ФСБ в лице Путина не прочь было сознаться в борьбе с неприятелями президента России.

То, что директор Федеральной службы безопасности Путин превосходит по бойцовскому потенциалу министра внутренних дел Степашина, Ельцину стало ясно уже в мае 1999-го. Но тогда, решив, что пора изгнать из кабинета министров Примакова, он предпочёл иметь гарантом своей безопасности в будущем Степашина, ибо тот являлся для него и тех, кто находился рядом с ним, – своим в доску.

За дарованные ему президентским покровительством генеральские звёзды и посты министров в течении восьми лет Степашин просто обязан был источать благодарность к Ельцину. Путин же, к восхождению которого вверх по трём ступеням служебной лестницы Ельцин приложил собственную руку лишь с 1997-го, мог испытывать к нему признательность, а мог и не испытывать.

Погоны генерала от Ельцина с кабинетом начальника Управления госбезопасности России в Ленинграде-Питере подполковник и народный депутат РСФСР Степашин получил в 1991-м. В том году подполковник госбезопасности Путин, недавно уволенный в запас, в том же Ленинграде-Питере осваивал свою первую гражданскую должность – рядовую должность. Но не при рядовом руководителе. А при Анатолии Собчаке, который красноречием на Съездах народных депутатов СССР снискал себе известность в стране и в мире.

Доцент, затем профессор и завкафедрой хозяйственного права Ленинградского университета, Собчак преподавал на юридическом факультете, где учился Путин. Повторно судьба свела их в стенах того же вуза. Сотрудника службы внешней разведки Комитета госбезопасности СССР Путина командировали в родной университет помощником проректора по международным вопросам. И как таковому ему приходилось иметь дела с уже огрёбшим в статусе депутата славу и привлекавшим к себе внимание за рубежом профессором Собчаком. Отношения между бывшим студентом-отличником и его бывшим преподавателем, ставшим знаменитостью, так сложились, что Путин оставил службу в КГБ и последовал за Собчаком брать власть в Северной столице России.

Всеми узнаваемый в Ленинграде-Питере народный депутат СССР Собчак в 1990-м запросто обзавёлся мандатом депутата городского и без проблем был избран председателем Ленсовета. Главным, по тогдашнему местному законодательству, лицом в городе на Неве. Путина в свой аппарат Собчак зачислил советником по международным связям. Но вменил ему исполнять обязанности его помощника и доверенного лица по самым разным вопросам.

Формально вся власть в Ленинграде-Питере принадлежала Совету депутатов и их предводителю, реально – ими формируемому горисполкому. Пост председателя Ленсовета, номинального главы города, высоко о себе мнившего Собчака не устраивал. Он склонил депутатов учредить институт избираемого горожанами градоначальника, выиграл выборы мэра и получил право лично расставлять все кадры управления. Путин им переводится из штата Ленсовета в мэрию и назначается председателем её Комитета по внешним связям.

С началом в 1992-м реформ шоковой терапии Ельцина выживание четырехмиллионного Ленинграда-Питера во многом определялось за его пределами. То есть, оно зависело от поставок товаров из-за границы, от иностранных кредитов и модных в ту пору гуманитарных подачек зарубежных организаций. Быть всему тому или не быть – решалось во внешнеэкономическом комитете мэрии, и тот под грузом обязанностей лицом в грязь не ударил. Председатель комитета, бывший студент Собчака Путин надежды своего преподавателя на него, как на администратора, оправдал и был им возведён на пост первого заместителя мэра.

Из двух первых замов Собчака в 1994–1996 годах – Владимира Путина и Владимира Яковлева – один из Владимиров являлся более первым. Без визы Путина Собчак не подписывал ни единый важный документ. Ему самому, не расставшемуся с амбициями политика всероссийского масштаба и погружённому во всевозможные представительские тусовки и интервью, вникать в занудные проблемы города было недосуг, а своему бывшему студенту и первому заму Путину он доверял всецело. В Ленинграде-Питере, опять обозванном Санкт-Петербургом, был градоначальник – мэр Собчак и был неофициальный премьер-министр городского правительства – Путин.

По объёму иностранных инвестиций в середине девяностых Санкт-Петербург занимал первое место в России. Липло ли кое-что или многое из потоков крутившихся в городе шальных денег к рукам власть имущих – знают воды Невы. Никакие обвинения в злоупотреблении служебным положением, выдвинутые против Путина в прессе и судах, доказаны не были.

На выборах уже не мэра, а губернатора Северной столицы в 1996-м Анатолий Собчак, красноречие которого на фоне всё свирепевшего в стране и городе упадка поднадоело избирателям, набрал на 1,7 процента меньше голосов, чем его второй первый зам Владимир Яковлев. Поражение Собчака отодвигало Путина в тупик, из коего его новый выход в какую-либо власть не просматривался. Ни в мэрию Ленинграда-Питера, ни в администрации иных городов и областей, ни в федеральные органы управления его никто не жаждал пригласить. Но как по прихоти рока карьера Путина в гражданской власти началась, так она и возобновилась.

В Ленсовет и мэрию Северной столицы Путин попал по воле случая. По вновь подвернувшимся ему тесным контактам с Собчаком в ректорате Ленинградского университета.

Волей же случая, на встрече мимоходом в аэропорту – Путин рассказал об этом в книге «От первого лица» – перед ним открылась дверь в неприметную структуру, обслуживавшую Кремль, правительство и парламент. А из кабинета этой структуры ему суждено было начать не восхождение – взлёт к вершине власти в России.

С августа 1996-го Путин – замглавы Управления делами президента России. На исходе марта 1997-го он уже – начальник Главного контрольного управления президента и зам руководителя кремлёвской Администрации. В мае 1998-го Путин – первый зам в той Администрации. Спустя два месяца – директор Федеральной службы безопасности. С марта 1999-го – одновременно и секретарь Совета безопасности при президенте.

Менее чем за три года – шесть новых должностей. И каждая – всё выше и выше в иерархии власти. Биографы Путина обречены ломать головы – за счёт чего он, выставленный из питерской мэрии, быстро возвысился в Администрации президента России и добился первой роли в учреждениях стражи государства – в Федеральной службе и Совете безопасности?

Бесспорным в любой политической карьере является стародавнее правило: раз везенье, два везенье, но надобно и уменье. Надобно то уменье или качество конкретной личности, на которое в конкретном месте и в конкретное время есть спрос у тех, от кого карьера политика зависит.

В середине 1997-го Путин обживал свой первый кабинет в Администрации президента. А в Санкт-Петербурге разгоралось сражение между его градоначальниками – бывшим и действующим. Экс-мэр Собчак в газетном интервью обвинил губернатора Яковлева в связях с распоясавшейся на брегах Невы тамбовской преступной группировкой. Яковлев предъявил Собчаку иск в суде – по защите его губернаторской чести и достоинства. Тем же временем питерская прокуратура приступила к раскопке фактов о хозяйственных правонарушениях в мэрии при Собчаке. Троих её в прошлом сотрудников арестовали. А 3 октября 1997-го конвой ОМОНа взял под белы руки самого Собчака и доставил в следственный отдел городской прокуратуры на допрос для дачи показаний.

Известный всей стране политик оказался в шаге от тюрьмы. Прокуратуру Питера начальство из Москвы не одёрнуло. Генпрокурору Скуратову, в ту пору ещё покорному каждому чиху президента, указаний оставить Собчака в покое из Кремля не поступило.

У Ельцина неприязнь к Собчаку зародилась в дни их знакомства на первом Съезде народных депутатов СССР, в 1989-м. Никому не известный ленинградский профессор в цветастом пиджаке своим даром оратора отвлекал симпатии депутатов от популярного, но не блиставшего словом Ельцина. В оппозиционной ЦК КПСС и Горбачёву МДГ – Межрегиональной депутатской группе – Собчак состоял вместе с Ельциным. Но после того, как тот, уже в роли лидера Российской Федерации, начал борьбу с центрами власти СССР, Собчак раз за разом подливал воду на мельницу Горбачёва и до его отставки не порвал с ним отношений. Преступные Беловежские соглашения президента России с руководителями Украины и Белоруссии, упразднившие СССР, Собчак не осудил, но высказался о них в прессе неодобрительно.

Оконфузившись на выборах губернатора Питера в 1996-м, Собчак не расстался с верой в свою политическую значимость. Его публичная активность вызывала зуд в Кремле: любая буза тщившегося по-прежнему быть властителем дум профессора осложняла крутую заваруху в стране. Высшей власти спокойнее было бы, чтобы Собчак общался со следователями, а не с журналистами. Но неминуемый уже его арест не проистёк.

На допросе в прокуратуре Питера 3 октября 1997-го Собчак обнаружил у себя сердечный приступ. Во врачебной помощи ему не отказали, и он был госпитализирован. В Военно-медицинской академии, где начальствовал Юрий Шевченко, который в 1999-м, после вступления директора ФСБ Путина ещё и в должность секретаря Совета безопасности, получит пост министра здравоохранения России, поставили диагноз: у Собчака – инфаркт. Ни вызовы в прокуратуру, ни допросы в палате ему не положены. Менее чем за месяц самочувствие бывшего мэра улучшилось. Настолько, что 7 ноября он смог встать с постели, сесть в машину «Скорой помощи», доехать на ней до взлётной полосы аэропорта «Пулково», взойти своими ногами по трапу в частный самолёт и улететь на нём в Париж.

Известие о тайной эмиграции Собчака за границу Ельцина прогневило: черт-те что творится в стране! Но гнев его не распространился на того, кого в Службе безопасности президента подозревали в организации укрывательства Собчака от следствия в медицинской академии и переправке его через Хельсинки в Париж.

Подозреваемый был в единственном числе. Никто из заинтересованных в спасении от тюрьмы бывшего мэра Питера не имел влияния во власти. Никто, кроме его бывшего же первого зама, ставшего начальником Главного контрольного управления президента. Стало быть, за многоходовой операцией с недопущением следователей к Собчаку в больничной палате, с наймом ему частного самолёта, с обходом им погранично-таможенного контроля мог стоять только он – Владимир Путин. Это было ясно Ельцину без всяких проверок и это вдруг не вывело его из себя, а чувства тёплые в нём к новобранцу своей администрации пробудило.

Зная отлично, что Собчак опостылел в Кремле, Путин, помогая ему, осознанно рисковал. Рисковал решительно и толково – прокуратуре осталось лишь ушами хлопать. И рисковал он не живота собственного ради, а из долга перед тем, кто многое для него сделал.

Как человек поступка, Путин был затребован Ельциным на роль руководителя структур безопасности России в 1998-м. Когда же в августе 1999-го выяснилось, что свой в доску для Кремля Степашин не способен разметать станы противников президента, в его окружении чужого в нём Путина рассмотрели в свете побега Собчака – как человека, который за благодетеля готов если не руку – палец дать на отсечение. В результате Ельцин бесповоротно принял революционный вердикт: Путину быть не просто премьер-министром, а премьер-министром с полной свободой действий.

Пресс-секретарь президента Якушкин назначение директора ФСБ и секретаря Совета безопасности и.о. главы правительства со ссылкой на Ельцина объяснил витиевато:

– На текущем этапе стране нужен политик новой формации. Путин – политик нового типа.

Что кроется за этой формулировкой, понятно стало в ходе пресс-конференции самого «политика нового типа» после утверждения его Госдумой в ранге второй величины в государстве. На вопрос, останется ли в его правительстве обласканный в Кремле вице-премьер и министр путей сообщения Николай Аксёненко, Путин ответил:

– Абсолютно не важно, кому нравится какой-то министр, а кому – нет. Он должен понравиться мне – только после этого решение о его вхождении в новое правительство может быть принято.

Никто из прежних премьер-министров Ельцина о подобных заявлениях даже и думать не смел. Путину разрешили выйти на политическую сцену из-за спины президента с нулевым авторитетом и позволили делать всё то, что могло принести авторитет ему.

Новый первый министр России, как некогда первый консул Франции Бонапарт, шанс на высшую власть снискал под грохот пушек. Путин на себя взял ответственность за вторую войну на кровоточившем от чеченского терроризма Северном Кавказе и смыл позор провалов Кремля в войне первой. Быстрый разгром банд боевиков, вторгшихся из Чечни в Дагестан, медленное, но с победой за победой наступление русской армии в самой Чечне складывали Путину репутацию: этот слов на ветер не бросает.

Изнурённая чинами-прохиндеями страна хотела видеть во власти политика твёрдой руки – и увидела его в Путине. Он обещаниями особо не разбрасывался. Но стиль его поведения многим внушал надежды на ими желаемое. Скажем, неловкая фраза Путина: «Надо будет, мы террористов и в сортире замочим», – не насмешку у большей части общества вызвала, а была воспринята как намёк: придёт пора, мы всех сволочей за безобразия замочим на их золотых унитазах.

В считанные месяцы перед образом нового премьер-министра враги Ельцина: и из сытой команды начальников Лужкова – Шаймиева, и из звавшей под свои знамёна голодных Компартии, – поблёкли. Ранней осенью 1999-го они еще вовсю хорохорились. К началу зимы их задиристость заледенела.

На парламентских выборах в декабре львиную долю голосов у Компартии и у лужковско-шаймиевского блока «Отечество – Вся Россия» отобрало наспех сколоченное движение «Единство». Триумфальное пришествие в Госдуму этого искусственно рождённого, без идеологии и внятной программы движения состоялось только потому, что успеха ему пожелал Путин. Его косвенное влияние на общественное мнение лидеры Компартии и блока «ОВР» не сумели нейтрализовать в заочном состязании на декабрьских выборах в парламент. А что их ожидало в очном поединке с ним на недалёких мартовских выборах президента?

31 декабря 1999 года Ельцин сложил с себя президентские полномочия и возложил их исполнение на премьер-министра. Вручение Путину ядерного чемоданчика – знака высшей власти – освятил своим присутствием патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Ельцин покидал Кремль, наверное, не без горечи – власть его страсть – но, скорее всего, со спокойной душой. Явных соперников у назначенного им и.о. президента на политическом поле не просматривалось. Выборы в марте – формальность, потребная лишь для того, чтобы узаконить его избавление от приставки «и.о.». Никаких оснований беспокоиться о том, что Путин не обеспечит ему, его чадам и домочадцам самые прочные гарантии безопасности, у Ельцина не имелось. Он никогда ничего не делал во вред себе и близким, и никогда в своекорыстных расчётах стратегически не ошибался.

С утра в день выборов президента в марте 2000-го Путин отбыл париться в деревенскую баню в Калужской области. Вернулся в Москву под вечер. Ночью, когда Центризбирком предварительно констатировал – чему быть, тому не миновать! – заглянул в свой избирательный штаб. Поблагодарил его сотрудников за помощь ему в победе на президентских выборах в первом уже туре и принял от них поздравления с победой.

Вслед за репортажем о ночном визите Путина к соратникам по предвыборной кампании по телевидению прошёл сюжет из деревни Ярославской области. В нём была прямая речь седой крестьянки – почти ровесницы XX века с нетленным во времени величием духа в глазах. Она, певуче окая, уведомила сограждан:

– Я зо Путина голосовола. Он – молодой. Он – сильный. Он помоленьку и от Чубайса избовиться.

Имя ярославской крестьянки, мелькнувшей на телеэкране в ночь с 27 на 28 марта 2000 года, историки найдут в архивах отечественного телевидения. Найдут, если тот, за кого она проголосовала, станет матери-истории ценен.

Унаследовав от Ельцина необъятную власть, Путин унаследовал с ней вместе и путы, его при таковой власти связывавшие. Путы от тех, кто, навязав России участь колониального придатка Запада, пресекал всё то, что в её экономике, идеологии и внешней политике выходило за рамки этой участи.

В мае 2000-го, в первом своём послании парламенту президент Путин вдруг заговорил о положении в стране языком послания же парламенту прежнего владыки Кремля в 1994-м. В том году Ельцин ужаснулся превращением России в зону бедствия, спустя шесть лет тому же ужаснулся Путин. Последствия обоих посланий были одинаковыми. Всё в стране осталось по-прежнему.

Порвать путы, сдержавшие его от перемен социально-экономического курса, Ельцин замахнулся в 1994-м, и так до ухода из Кремля не решился. Путин, едва в Кремле осмотревшись, на то же замахнулся – и на то же не решился. Но потом, неизменно подтверждая приверженность курсу Ельцина, Путин, как изрекла ярославская крестьянка, помаленьку, совсем помаленьку, путы ослаблял. Так за несколько лет Кремлю удалось в недрах прежнего курса создать предпосылки для Нового курса и приступить к его проведению.

На исходе 2007-го мы, Россия, подошли, – повторим слова Путина, – «к возможности развития высокими темпами, к возможности решения масштабных, общенациональных задач». Новый курс, несовместимый с участью страны как колониального придатка Запада, стал официальным курсом партии власти – «Единой России» – и одобрен был большинством избирателей на парламентских выборах. Но очень вероятно, что плодов от того нам не суждено пожинать. Ни высокие темпы развития страны, ни осуществление масштабных, общенациональных проектов немыслимы при наметившимся раздвоении в высшей власти.

От третьего президентского срока Путин, возможно, отказался из посеянного в Кремле призраком Черчилля страха. Но не за себя, а за судьбу Нового курса. Нельзя его продолжение ставить в зависимость от одного человека. Пусть у этого курса будет ещё один блюститель – следующий президент России. Одна голова – хорошо, а две – лучше. С житейской точки зрения это – здраво. Но расщепление власти всегда подобно расщеплению ядра атома и сопровождается выбросом разрушительной энергии.

В Советском Союзе разделили власть между ЦК КПСС и Съездом народных депутатов СССР – и его разнесло в клочья. В Российской Федерации парламент поделился высшей властью с президентом – и стране были навязаны удушающие её социально-экономические преобразования. Сегодня в нашем государстве замаячила новая форма шизофрении – разделение внутри исполнительной власти: один её центр – избранный в марте 2008-го народом президент с неограниченными полномочиями в Кремле, второй – там, где бесспорный лидер страны – нынешний президент.

Допустим, что расчёт склонившего Путина к отказу от третьего срока призрака Черчилля на то, чтобы перессорить реальный центр власти с моральным, не оправдается. Ну, будут они – не разлей вода. Всё страшное давление на них капитала Запада, все происки его влиятельной «пятой колонны» в России к распрям между ними не приведут. Но и при том, шизофрения во власти как болезнь, чреватая взрывом разрушительной энергии, ничего, кроме хаоса, нашей стране не сулит.

Новый курс Путина даже в своём на сей день зачаточном состоянии уже вызывает ярость его могучих врагов. Тон прессы на Западе в отношении России ныне не менее враждебный, чем по отношению к СССР в пору «холодной войны». А грядёт мировой экономический кризис, который, по мнению знатоков, неизбежен и который грозит Америке и Европе не меньшими потрясениями, чем такой же кризис конца 20-х – начала 30-х годов XX века. В таких условиях вопрос о сохранении России как чисто энергетическо-сырьевого источника и рынка сбыта, а не развивающейся индустриально-аграрной державы, становится для Запада вопросом его жизни и смерти.

Успех Нового курса Путина возможен только при успехе битвы с внешними и внутренними врагами России. Но как обречено на разгром войско с двумя командирами на поле боя, так обречена на поражение в сражениях с конкурентами страна с шизофренией – с двумя центрами власти. Так быть или не быть с 2008 года шизофрении в российском государстве?

 

Глава 8. Вариант «Икс»

Ходы Путина по перестановке кадров на вершине власти до декабря 2007-го никому не удавалось предугадать.

После ареста Ходорковского на Западе вспомнили незакрытые уголовные дела на беглых олигархов Гусинского и Березовского, и там всё жарче разгоралась кампания по раздуванию мифа о государственном антисемитизме в России. И кто мог знать, что Путин перечеркнёт этот миф одним росчерком пера, назначив Председателем правительства России Михаила Фрадкова. Ну, какой антисемитизм может быть в стране, где еврей – премьер-министр?

Полной неожиданностью для политологов всех мастей осенью 2007-го стала замена Путиным Фрадкова на Виктора Зубкова. В канун парламентских выборов второй по важности пост в государстве занял человек Секир-Башка. Человек советской служебной закалки, который шесть последних лет изо дня в день в качестве главы финансовой разведки старательно отслеживал потоки сомнительных капиталов политических и экономических тузов России. Спустя несколько дней после вселения в беломраморный Дворец правительства на Красной Пресне Зубков провёл селекторное совещание с руководителями субъектов Федерации. На нём он перед телекамерами поговорил с губернатором-миллиардером Хлопониным так, как прежде первый секретарь райкома КПСС разговаривал с председателем колхоза: «Разберитесь, кто вам ласкает слух сведениями о готовности ЖКХ края к зиме, и доложите в правительство». Этого оказалось достаточно для того, чтобы все тузы не вздумали интриговать в избирательной кампании в Госдуму с личными какими-то целями. В результате никто и ничто не помешало большинству граждан проголосовать за Новый курс Путина.

Вариантом выдвижения в Кремль вместо себя Медведева Путин никого не удивил. Ни у нас в стране, ни на Западе. Везде было много писано и сказано, что действующий президент России просто уступит высший пост кому-то из трёх возведённых им на первые роли в кабинете министров лиц: то ли Виктору Зубкову, то ли Сергею Иванову, то ли Дмитрию Медведеву. Последнему из названных политологи не пророчили всенепременно стать первым излюбленником главы государства. Но шансы Дмитрия Анатольевича на то расценивали как высокие.

Итак, нежданно-негаданных загогулин в политике за зубчатыми стенами Кремля в декабре 2007-го не случилось. Предсказанный вариант передачи всей президентской власти Медведеву от непредсказуемого доселе Путина страну не всполошил.

– А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой…

Эта реплика Тараса Бульбы, с коей начинается знаменитая повесть Гоголя, не всплыла в извилинах политизированных граждан по обнародованию варианта «Медведев – преемник Путина». Никакой на то не было причины. Вожди партий-марионеток Путина выступили с инициативой выдвинуть Медведева кандидатом в президенты. Путин их инициативу всецело одобрил. При всём том фигура Тараса Бульбы, лично казнившего младшего сына за измену, никак не стала актуальной.

Породив молодого преемника Медведева, который им был из доцента вуза превращён в первого вице-премьера, президент Путин облик разочарованного отца не обрёл. Преемник же не только поклялся верно следовать курсом карьерного родителя, но и сразу же проявил заботу о его трудоустройстве после мая 2008-го. Лад, ну лад воцарился в коридорах власти. Но лад с некоей интригой.

11 декабря 2007-го, во вторник с утра, уже провозглашённый преемником Медведев, как без пяти минут, двух недель и двух месяцев президент, предстал на телеэкранах и предложил всё ещё президенту Путину по истечении его полномочий в мае следующего года официально стать его подчинённым и занять кресло Председателя правительства России. Ни 11, ни 12, ни 13 декабря Путин не уведомил страну – как он воспринял это предложение. Страна начала расценивать его молчание как нежелание делить с Медведевым шкуру неубитого медведя: нелепо принимать или отвергать пост премьер-министра от человека, который даже не зарегистрирован кандидатом в президенты.

Дебют Медведева в роли преемника происходит с конфузом. Помочь сохранить лицо молодому претенденту на Кремль спешит патриарх Алексий II. Ему 14 декабря, в четверг предоставляют слово на всех телеканалах, и он возвещает пастве: если при вероятном президенте Медведеве правительство возглавит Путин, то «будет великое благо для России».

На транслируемое весь четверг выступление Его Святейшества Путин никак не откликнулся и к вечеру улетел в Минск. Оттуда в пятницу шли сообщения о его встречах с белорусским президентом Александром Лукашенко и участии в заседании Высшего совета России и Беларуси. И только. Ответ на сделанное ему предложение Путин дал через выходные – 17 декабря, в понедельник. На съезде партии «Единая Россия», созванном для того, чтобы официально выдвинуть Медведева кандидатом в президенты.

В речи на съезде «ЕР» Путин отметил, что Медведев за последние годы из эксперта-юриста превратился в отличного администратора и что ему не стыдно и не страшно доверить основные рычаги управления страной. Прилюдно благословив Медведева на пост главы государства, Путин выразил согласие состоять при нём в случае его победы на президентских выборах премьер-министром. Но этот публичный акт твёрдую конфигурацию будущей высшей власти в России не высветил.

В зал съезда «Единой России» Путин и Медведев вошли вместе из вестибюля, вместе проследовали между рядами аплодировавших им делегатов и вместе поднялись на сцену.

Церемония, предварявшая выдвижение Медведева кандидатом в президенты, продемонстрировала стране: отныне, с 17 декабря 2007-го, и впредь – её высшая власть одна на двоих.

Спустя две недели, 31 декабря, прорисованный на съезде облик высшей власти был запорошен. В Новогоднем обращении Путина к гражданам России ничто не напоминало о свершившемся 17 декабря:

«Дорогие друзья!

Сегодня мне хочется сказать вам особые слова и, провожая уходящий год, сердечно поблагодарить вас за всё, что мы вместе сделали за последние восемь лет.

Мы не только восстановили территориальную целостность России, но и вновь почувствовали себя единым народом. И все эти годы мы вместе работали для того, чтобы сохранить страну, превратить её в современное, свободное, сильное государство, удобное и комфортное для жизни граждан.

Мы видим, как год от года набирает силу и укрепляется Россия, как растёт наша экономика и открываются новые возможности для людей.

Конечно, не всё удалось сделать. Но я уверен: путь, выбранный народом России, – правильный, и он приведёт нас к успеху. У нас для этого всё есть».

8 сказанном в обращении фигурировали граждане России и их президент Путин. Они за восемь лет почувствовали себя единым народом, многое, хотя и не всё возможное, сделали, но встали на правильный путь и последующие годы им идти и идти неразлучно. Явление в связке граждан России с президентом Путиным иных политических фигур не предполагается. Такое представление возникало в новогоднюю ночь.

Но в ночь на Рождество – с 6 на 7 января 2008-го – страна снова увидела высшую власть о двух головах, но в разных местах. Сначала ей показали Дмитрия Медведева, которого в не так давно возведённом Храме Христа Спасителя напутствовал на благие деяния Патриарх Алексий II. Потом – Владимира Путина, который молился среди прихожан древнего собора в Великом Устюге.

На рождественском приёме в Кремле по случаю открытия Года семьи в России обе головы высшей власти находились уже рядом – Путин и Медведев сидели за одним столиком.

9 января праздничные каникулы в стране завершились, и в начавшихся трудовых буднях облик высшей власти о двух головах внедрялся в общественное сознание уже бесперебойно. Гражданам предъявляли Путина и Медведева то порознь, то рядом; то рядом, то порознь. Процесс привыкания к двуединой высшей власти пошёл и достиг нужной кондиции.

31 января председатель РСПП – Российского союза промышленников и предпринимателей – Александр Шохин, выступая с трибуны экономического форума на Кубани, заявил: хорошо, что руководители России, Путин и Медведев, не нацелены строить в стране государственный капитализм. В глазах Шохина – действующий президент и кандидат в президенты, один из первых вице-премьеров – уже одно и то же. Так на них, возможно, стали смотреть и остальные богачи из РСПП, и их нищие наёмные работники, и никому от того не жарко и не холодно.

Высшая власть о двух головах не во вред ни Путину с Медведевым, ни устоям государства. Пока. Пока не наступит май 2008-го и скипетр – или, точнее, ядерный чемоданчик – не уплывет от Путина к Медведеву. А когда это произойдёт, страна станет жить в варианте «Икс» – в варианте неизвестности.

Вспомним примечательный факт. Отдышавшись после выборов 1996-го, Борис Ельцин лёг на операцию. Перед тем, как врачи вынули у него сердце для замены сосуда, он подписал указ о передаче президентских полномочий и ядерного чемоданчика премьер-министру Виктору Черномырдину. Исполняющим обязанности главы государства Виктор Степанович пробыл ровно столько, сколько Борис Николаевич находился в бессознательном состоянии. Очнувшись от наркоза по завершении операции, Ельцин в первые же секунды выдохнул: «А подать мне на подпись указ об отмене указа про Черномырдина и забрать у него ядерный чемоданчик!»

В системе власти в России президент – всё, остальные чины – ничто. Сегодня любой из них – шишка, завтра – дырка от бублика. Любого из них президент может заменить. Иногда, правда, с напрягом – как было в истории с Генпрокурором Скуратовым. Того, у кого ядерный чемоданчик, должны слушаться все. А у Ельцина, видимо, были основания испытывать беспокойство при всевластии Черномырдина даже на день. Напрасно или нет опасался его Ельцин – не проверить. Сомнения же в надёжности Путина он преодолел и не ошибся.

К Медведеву у Путина, скорее всего, такое же доверие, какое было у Ельцина к нему, и если оно безошибочно, то мирное сосуществование двух голов в высшей власти после передачи ядерного чемоданчика из одних рук в другие продолжится. Продолжится в лучшем случае без опасностей для какой-то из голов, но в любом случае с ущербом для авторитета самой высшей власти и для её Нового курса.

Отличный, по определению Путина, администратор Медведев, возможно, на самом деле администратор отличный. Но действительно ли он более подходит на роль главы государства, чем, например, Сергей Иванов и Сергей Шойгу, Юрий Лужков и Виктор Зубков, – не знает ни страна, ни сам Медведев.

Фразу небезызвестного офицера царской гвардии о себе: «В боях-с не бывал-с, но на парадах-с закалён-с изрядно-с», – примеривать к Медведеву неоправданно. Тем не менее, нельзя не признать: он не поверг конкурентов в открытом бою-с за первенство в партии власти, и право претендовать на Кремль от этой партии не завоевал-с, а получил-с в подарок-с свыше. Если он выиграет президентские выборы – поклон за то должен отвесить опять-таки Путину. Стало быть, пост главы государства Медведев может получить как не самодеятель, и Кремль с ним станет выглядеть не почти священным ныне центром высшей власти, а опереточным.

Второй центр высшей власти – там, где Путин – даже с полной покорностью ему Кремля невозможно сделать самодостаточным. Дважды председатель – партии «Единая Россия» и Госдумы – Борис Грызлов многажды пытался в общественном сознании закрепить за Путиным титул – «Наш национальный лидер». Немудрено, что этот или более громкий титул – «Духовный вождь России» – по сложении президентских полномочий Путину официально присвоят. Но и при том ему в должности премьер-министра, которую он обещал занять после ухода из Кремля, не суждена самостоятельность как высокопоставленному чиновнику. Любые им принятые важнейшие решения вступить в силу могут только с одобрения указами президента.

Дух захватывающие перспективы открываются перед Государством Российским: его центр высшей власти в Кремле – несамостоятелен, его же центр высшей власти во Дворце правительства – несамостоятелен тоже.

Левая со скипетром голова власти зависит от правой с авторитетом – морально, правая от левой – законодательно и организационно. Иван из администрации президента кивает на Петра из аппарата правительства, Петр – на Ивана. И никто ни в чём не виноват.

Одни чины в министерствах-ведомствах и в органах власти в субъектах Федерации ориентируются на Кремль, другие – на Дворец правительства. При расхождении или путанице директив из двух российских центров всё, что хотят, то и воротят.

Идеальная просто система управления образуется в нашей стране. В стране, которой предстоит отразить смертельную атаку внешних и внутренних врагов на заявленный в ней её Новый курс и отвести от себя угрозы надвигающегося сокрушительного мирового экономического кризиса.

Осенью 2007-го, когда на заседании правительства России слушали отчёт министра транспорта Игоря Левитина, там прозвучала реплика нового премьер-министра Виктора Зубкова: «Позор! Президент дал поручение вывести фирмы-посредницы из морских портов. Ничего не сделано. Как можно на год отодвигать установленные сроки?! Президентом установленные… Позор!»

Той осенью спецы по кремлёвской кухне за границей и у нас в стране посчитали: число неисполненных поручений президента России не просто больше – многократно больше исполненных. Так было с дисциплиной в отстроенной в стране вертикали управления при самодержавии Путина, а что будет при высшей власти о двух головах?

Никому не была ведома картина последствий от раздвоения высшей власти ни в СССР в 1989–1991, ни в России в 1991–1993. Факт нового такого раздвоения позволяет с уверенностью прогнозировать только жизнь нашей страны по варианту «Икс». И то, что Путин сегодня, следуя логике не Рузвельта и Сталина, а Горбачева, намерен вести нас по варианту неизвестности, можно объяснить лишь загадочной, недоступной для нашего понимания несвободой Кремля от призрака Черчилля.

По политической природе своей Путин мало напоминает Горбачёва. Генерального секретаря ЦК КПСС называли «минеральным секретарём». Он, комсомольский активист Ставрополья, по блату был возведён на партийный Олимп – в Политбюро ЦК партии – отдыхавшими на курортах Кавказских Минеральных Вод сановниками. Он без драки, по закулисному сговору, сел на трон, с которого один за другим упали в могилу трое дряхлых генсеков. Он, с его пустотой за душой, выбрал для страны путь перемен, который ему нашептали обитавшие в ЦК агенты влияния Запада. Он всё выполнил, что ему предписывалось, заслужил лавры от Запада и, как без драки сел на трон, так без драки с него и слез.

Путин же через драку с противниками Ельцина добился его доверия к себе, через драку в наведении порядка на Северном Кавказе сделал себе имя, через драку убрал из политики олигархов, через драку в частичной «бархатной национализации» оттяпал в пользу госмонополий кусочки лакомой собственности у сотворенных Чубайсом крупных собственников.

Первые робкие меры Путина по избавлению Россия от участи колониального придатка Запада вызвали приступы неприязни к нему в прессе Европы и Америки. Она жестко управляется Большими Деньгами, которые никогда не смирятся с возрождением в России такой же самодостаточной экономики, какая была в СССР. Попытку этого возрождения Запад Путину не простит, как не простит ему и то, что он атакой на олигархов поставил власть в России выше денег и преступил нетленное в странах капитала правило: кто платит, тот заказывает музыку.

Выдвигая в президенты Медведева и учреждая, как Горбачев, угодное Западу двоевластие, Путин не может заслужить его милость. Но может потешить самолюбие сильных мира сего – Россия всё еще под вашей дланью и не собирается из-под неё выходить. Налицо – сложная игра, за которой кроется явно сильная, но абсолютно непостижимая уму простых смертных зависимость Кремля от мировых Больших Денег. И, стало быть, России еще долго суждено платить дань Западу за поражение в холодной войне, оставляя в его странах валюту от продажи сырья в обмен на их ценные бумаги. И, следовательно, в экономике нашей страны по-прежнему из года в год будет торжествовать лишающая ее развития монетаристская модель. Когда и как Кремль обретет независимость и обретет ли ее вообще – нам не дано знать. Но должны ли мы сегодня раз и навсегда вычеркнуть из памяти ту ангелоподобную ярославскую крестьянку, которая в ночь с 27 на 28 марта 2000 года – с наступлением первых суток первого президентского срока Путина предрекла, что он, Путин, помаленьку избавится от пут, доставшихся ему вместе с самодержавным постом в Кремле?