Гильдия темных ткачей

Синяя книга

Пролог

На белом песке у самой кромки прибоя играют дети. Лица их похожи, как два солнечных блика. Ярко-рыжие локоны мальчика треплет лёгкий ветерок. Такие же рыжие волосы девочки заплетены в две задорные косички. Брат строит песочный замок, сестра пускает мыльные пузыри.

- Поиграй со мной, - просит она.

- Опять в куклы? - поднимает лукавый взгляд он.

- Смотри, какие красивые.

Девочка выдувает шарик. Внутри угадываются крохотные силуэты.

- Ты сделала себе девочку, а мне мальчика, как всегда?

- Да. Хочешь, поменяемся? Так будет интереснее.

Прозрачный пузырёк лопается, оставляя в руках девочки куклу-мальчика, а в руках мальчика куклу-девочку. Мальчик смеется.

- А теперь поменяемся обратно, - смех девочки звенит над берегом.

- И поселим их в этот замок.

Мальчик опускает куклу на песок. Девочка тоже ставит куклу, но с другой стороны песчаной стены замка.

- Пусть они тоже поиграют.

- Будет весело?

Взявшись за руки, боги снова смеются. Светлая Райна сыплет из горсти белый песок времени, Тёмный Хиcc выдувает из соломинки мыльные пузыри надежд. Ноги Близнецов омывает океан вечности.

Они играют.

Глава 1. Недетские игры

“…принесут достойные угодную жертву, войдут в храм Брата, и услышит Брат слова священного Договора. Станут достойные служить Ему, как рука служит человеку, а слабые ввергнутся в Ургаш…”

Закон Гильдии Ткачей

Хилл бие Кройце по прозванию Лягушонок

435 год от Основания Империи, за шесть дней до праздника Цветущего Каштана. Суард, столица Валанты, южной провинции Империи.

К полудню Хилл бие Кройце по прозванию Лягушонок понял, что спрятаться не удастся. Неподвижный воздух загустел, вдалеке, над рекой, показался край темной тучи. Улицы стремительно пустели, разморенные жарой горожане расходились по домам и прохладным кофейням, лавочники уносили столики с разложенным товаром. Только мальчишка-газетчик, одетый в отчаянно желтые жилетку и берет, размахивал листками посреди мостовой и орал во всю глотку:

- Свежие новости со всей Империи! Наследник Валанты возвращается в столицу! Гномы недовольны падением цен на медь! Придворный маг предупреждает о небывалой жаре!

На выскочившего из-за угла Хилла газетчик не обратил внимания - чумазые подмастерья лет шестнадцати газет не покупают. Зато подлетел к выходящим из дверей гильдии Виноделов почтенным мужам.

- Наследник престола через шесть дней будет в Суарде! Покупайте последний “Герольд”!

Не замедляя бега, Хилл проскочил под носом у мальчишки и дернул за ремень сумки. Дюжина печатных листов вспорхнула чайками.

- Забери тебя Ургаш! - завопил газетчик.

Виноделы всполошились. Старик в бархатном, не по погоде, плаще обругал “безголового мальчишку” и замахнулся тростью. Хилл поднырнул под палку, и не удержавший равновесия старик уронил палку на своего пузатого соседа. Покуда склока позади набирала силу, Хилл пробежал мимо витрины шляпника, скользнул в узкий проулок, с разбегу подпрыгнул, вцепился в перила балкончика, оплетенного виноградом - и, подтянувшись, забрался на него. Прислушался, успокаивая дыхание: за углом продолжали ругаться виноделы и газетчик, стучали копыта и скрипели колеса, а за обыденными звуками слышались легкие и стремительные шаги преследователя. Рука сама собой потянулась к поясу - но вместо привычных ножей встретила пустоту.

“Ну, Мастер…” - прошептал Хилл одними губами и постарался слиться с камнем.

В устье проулка показался невысокий смуглый парень того же возраста, что и Хилл - одетый как подмастерье, в небеленые рубаху со штанами и сандалии. Разболтанные жесты и добродушная растерянная улыбка не вязались с хищными глазами. Парень кинул взгляд на извилистый проулок, ряды балкончиков, потом на широкую улицу. Мгновенье словно принюхивался…

Хилл напрягся, готовый встретить его лицом к лицу - он не заяц, чтобы удирать вечно!

Где-то в глубине проулка стукнула рама и плеснула вода, затем послышались шаги. Парень сорвался с места и устремился туда.

Хилл облегченно перевел дух. Слава Светлой! За полдня беготни по городу он устал, как каторжник в каменоломне. Быть дичью - хуже не придумаешь.

Выждав, пока преследователь скроется за углом, Хилл перелез через перила и неслышно спустился на узкую клумбу под стеной. Едва нога коснулась земли, острое чувство опасности подбросило его, развернуло и отшвырнуло прочь. Рука схватила пустоту: шис, ножей-то нет!

Чернявый парень, на пару лет старше и на полголовы выше Хилла, возник в устье проулка, словно из воздуха.

- Не стоит. - Узкие губы на породистом горбоносом лице скривились в усмешке, глаза льдисто блеснули ненавистью. - Беги, Лягушонок, беги.

Горбоносый отступил и издевательски махнул рукой в сторону улицы. Он был одет в подходящие ему, как волку бантик, латаные штаны с рубахой и перепачканный мукой фартук. Смуглое острое лицо пятнали мучные разводы, отвлекая внимание от изысканных черт и повадок опытного бойца.

- Не лезь не в свое дело, Угорь! - прошипел второй “подмастерье пекаря”, возникший рядом так же неслышно и незаметно, и ободряюще подмигнул Хиллу. На первого он походил лишь одеждой и мастью: высокий, крепкий, с чуть раскосыми глазами, выдающими примесь крови кочевников, весь какой-то плавный и текучий.

Угорь лишь повел плечом и фыркнул. Но дело было сделано: тот, за углом, услышал.

Не тратя проклятий попусту, Хилл припустил прочь. Последние сомнения в том, что попасться сегодня - значит, умереть, истаяли, как русалочьи наваждения с рассветом. Мерзлые иглы страха кололи лопатки, в ушах отдавалось: “беги, Лягушонок, беги!”. И Хилл бежал: мимо украшенных мозаиками домов, мимо витрины шляпника и резных дверей - к узкому лазу за старым тележным колесом, в подвальное оконце.

Протиснулся, спрыгнул на каменный пол. Мгновенье прислушался к звукам улицы и жужжанию одинокой мухи в темном, заплетенном паучьим кружевом подвале, и устремился вдоль ряда дубовых бочек, благоухающих знаменитыми южными винами. Мягкие сандалии касались пола неслышно, отмычка из кармана сама прыгнула в руку - и тяжелая дверь распахнулась ровно в тот момент, когда кто-то спрыгнул на камни под тем же оконцем.

В следующем зале, уставленном стеллажами с бутылками, Хилл задержался: запер низкую дверь и сломал отмычку в замке. Конечно, надолго это убийцу не задержит - но хоть несколько мгновений, пока он будет догонять в обход.

Лабиринт винных подвалов был темен и тих, лишь скреблись по углам крысы, посверкивая на незваного гостя красными глазами. Хилл беззвучно несся по переходам, пригибаясь под низкими арками и безошибочно вписываясь в повороты: дорогу в подземельях столицы он мог найти с закрытыми глазами. До зала, из которого можно выбраться на нужную улицу, оставалось два десятка шагов, когда Хилл резко остановился и нырнул за ближний стеллаж с пыльными бутылями.

- …погрызли, проклятые. Только зря зелье потратил… - послышалось ворчанье кладовщика вместе со скрипом двери. По залу метнулись длинные тени от фонаря, по полу засквозило. В дальнем углу сердито зашуршало. - Эй, кто тут?

Сквозь щели между бутылями Хилл видел, как кладовщик поднял фонарь, оглядел зал, покачал головой - и, бормоча под нос что-то о крысах, принялся заглядывать под стеллажи.

Хилл замер, слившись с тенями. Все рвущиеся с языка проклятья он проглотил: толку от них! Надо или обходить, или пережидать.

“Или убить”, - насмешливо прошуршали крысиные лапки, из-под стеллажа сверкнули красные глаза.

- …найду на вас управу, вы у меня попляшете, Хиссовы дети! - продолжал кладовщик, прищуриваясь. - Я знаю, вы там. Слышу вас, твари… порожденья тьмы, место вам в Бездне…

Хилл еле сдержал дрожь. Старик глянул прямо на него, и, продолжая бормотать, сделал шаг в его сторону. А где-то совсем близко, так близко, что Хилл почти чувствовал его дыхание лопатками, подкрадывался убийца. Тени шевелились, тянули к добыче жадные лапы.

“Светлая, спаси невинную душу”, - сглотнув ком в горле, Хилл приготовился прыгнуть. Но не успел: из-за двери раздался сердитый голос, кто-то звал кладовщика. Светлая услышала.

- Я еще вернусь! - Старик погрозил пальцем стеллажам и зашаркал обратно.

Едва дверь за ним закрылась, Хилл рванул прочь от хищных теней: два поворота направо, вниз по лестнице, налево, под арку - и за рядами бочонков светится путь на свободу. Шаги преследователя эхом отдавались под сводами, и эхо приближалось…

Вспрыгнув на бочку, Хилл ухватился за подоконник, подтянулся и выскочил наружу. Под ногами звякнула решетка, некогда прикрывавшая оконце. Хилл оглянулся, выравнивая дыхание: переулок, в который он попал, был безлюден, зато широкая аллея бурлила народом.

“Ско-ро пол-день, пол-день!” - разносились по городу, звали на молитву Светлой Сестре звонкие голоса колоколов.

Поток горожан тек к площади Близнецов. Серебряный шпиль храма Райны разбрызгивал блики по лицам, благоухали гортензии, бегонии и розы у подножия храма. Люди улыбались, глядя на облитую солнцем, устремленную в небо громаду Светлого Храма - и отводили глаза от второго храма, темного и молчаливого.

Стряхнув с лица подвальную пыль вместе с остатками муки, Хилл влился в нарядную толпу. Никто не обратил внимания на помятого подмастерья необычной для юга Империи светлой масти. Ремесленники и лавочники, сиятельные шеры, кокетливые девицы и их строгие компаньонки смотрели мимо, словно он был тенью. Зато сам Хилл в радостном гомоне слышал тихие шаги такой же тени. Шаги убийцы - пока еще в винных подвалах, но близко, совсем близко к выходу.

“Врешь, не возьмешь! - в такт отчаянно бьющемуся сердцу думал Хилл. - Всего семь часов до заката. Продержусь. Надо!”

“Надо-надо!” - звенели в ушах колокола, дразнили близостью храма.

“Спрятаться там, под юбками Светлой Райны? Смешно… но где, проклятье, спрятаться от подмастерья Гильдии Ткачей, от Хиссова отродья?”

Солнце пекло непокрытую голову, разгоряченные горожане пахли потом и духами, но Хиллу было холодно, а в ароматах благовоний чудилась сладость тлена. Нестерпимо хотелось скинуть с себя чужую и неудобную шкуру дичи, порвать нить страха, петлей сжимающую горло.

“Дыши ровно и думай, - велел себе Хилл. - Ты не дичь, ты обыкновенный горожанин. Подмастерье… нет, шерский сынок, бездельник. Спину прямо, походку повальяжнее, нос выше…”

Содрав с себя фартук пекаря, Хилл запихнул его в корзинку какой-то матроны. Из той же корзинки вытянул полосатый платок, какие носят уроженцы соседней Ирсиды. Отодвинулся в сторону от матроны, повязал на голову шелк и уже в новом образе пошел рядом со стайкой смешливых девиц. Как раз вовремя: далеко позади звякнула вырванная из подвального оконца решетка, по толпе скользнул ищущий взгляд. Скользнул - и задержался на голове в ирсидском платке. Этот взгляд Хилл чувствовал кожей. Взгляд ненависти. Смерти. Тьмы.

“Беги, Лягушонок, беги!” - послышалось в колоколах.

“Не хочу. Хватит, набегался!” - Хилл сжал губы и передвинулся ближе к пожилой благородной паре: из ножен на боку шера торчала неплохая шпага. Сию же секунду схватить её и встретить преследователя лицом к лицу мешало лишь крепко вбитое послушание. Раз Мастер Ткач велел бежать и прятаться, надо бежать - даже если знаешь, что не убежишь. Темный не жалует непослушных, но еще меньше он жалует проигравших. И если сегодня Хилл проиграет - Бездна получит его немедля. А следующим будет брат.

Резко и тоскливо закричал стриж, ему ответил второй…

Хилл споткнулся на ровных плитах площади Близнецов. Глянул на храм Темного бога, словно впервые: простые стены серого камня, без резьбы и орнаментов, такие же, как у храма Райны, только в нишах не духи света с лебедиными крыльями, а демоны Ургаша - покрытые чешуей, с акульими зубами и крыльями нетопыря. И шпиль не серебряный, антрацитовый. Двери черного дерева плотно закрыты - горожане входят в другие двери, белые, а сюда стараются даже не смотреть.

Храм манил и пугал, в голове вертелись слова священного договора: “Клянусь служить Тебе в жизни и смерти, Темный Хисс. Отныне я раб в воле Твоей, перчатка на руке Твоей и проводник душ Твоих”. Стать рабом, Рукой Бога? Нет, не сегодня! А лучше - никогда. Вот если бы можно было забыть о Гильдии, стать бродячим менестрелем, да хоть пекарем! Лишь сумасшедшие добровольно отдадут душу Темному, никакие тропы Тени того не стоят.

“А стоит ли твоя жизнь? - прошелестели ветви старого платана перед входом в Алью Хисс. - Стоит ли жизнь брата? Убьют тебя, и ему не жить”.

“Я помогу тебе, мальчик с моим именем, если попросишь”, - вкрадчиво шепнула тень черного шпиля.

Тишина упала на площадь Близнецов. Замерли горожане, зависли над головами стрижи. Тень черного шпиля вытянулась, легла под ноги тропой: иди!

“Сон, это сон, - твердил себе Хилл, не желая верить, но понимая: невозможное случилось, бог заговорил с ним сейчас, не дожидаясь испытаний и Посвящения. - Слишком рано, я не готов к договору! Я не хочу!”

Каменный демон в нише храма усмехнулся кривоватой, тягучей усмешкой брата, сверкнули раскосые кочевничьи глаза, так похожие на глаза Мастера Ткача, но теплые, задорные и родные. Полтора десятка лет уместились в одно биение сердца, в одно слово: брат. В одно имя: Орис. Тот, ради кого стоит не только умереть, но и жить. Пусть даже рабом Темного.

“Верный выбор, мой мальчик, - рассмеялся во всю пасть ближайший каменный демон. - Готов сыграть?”

От слова “мой” сердце замерло и оборвалось. То, о чем Хилл не желал думать, явилось само, и уже никуда не деться. Может быть, Мастер знает? Может, он затем и велел играть в “салочки”, чтобы… нет, нет! Слишком сложно. Темному богу незачем заманивать обыкновенного мальчишку, который все равно никуда не денется - через год все подмастерья из темных ткачей явятся на Испытания, и кто выживет, станет Рукой Бога. Убийцей.

Проклятье… Зачем же тогда?

Хилл обернулся. Нашел в толпе стремительную даже в неподвижности фигуру преследователя, Волчка. Ему Мастер выдал отравленную иглу, вделанную в тушку степной осы, и велел догонять Лягушонка. А Лягушонку - бежать и прятаться, не возвращаться домой до заката, не заходить в жилые дома и не пользоваться оружием. И обоим - никого не убивать, особенно друг друга. Темный не любит напрасных жертв среди своих слуг.

Позади Волчка, в полусотне шагов, замерли Орис и Угорь. Наблюдатели. “Не выпускать из виду, не вмешиваться”, - приказ, которого уже ослушался Угорь и наверняка бы ослушался Орис, если бы успел.

Тень с насмешливой услужливостью нарисовала картины того, что ожидало Лягушонка: три дюжины вариантов “случайной” смерти от рук Волчка. Три дюжины раз Орис пытается остановить Волчка, и каждый раз вмешивается Угорь…

От Угря и Волчка несло смертью и ненавистью, ради тропы Тени оба готовы были убивать без сомнений и колебаний. Истинные ткачи. Почему же Темный не помогает им, а помогает нам, нарушившим его Закон?..

“Ступи в тень и позови. Но не здесь, им не нужно знать о нашем уговоре”, - в последний раз льдисто засмеялась бездна, и живой солнечный свет брызнул Хиллу в глаза, а ноги сами понесли прочь от молчаливой громады Алью Хисс, от радостно вливающихся в двери Алью Райны горожан. На развороте он потерял драгоценные мгновения, Волчок наступал на пятки. Хиллу не нужно было видеть степную осу в его руке, он и так знал, как все будет: укол, паралич, короткий удар, и Лягушонок “неудачно упадет”. А потом неудачно упадет брат? Нет уж. Обойдетесь!

Злость вытеснила страх, за спиной словно выросли призрачные крылья из легенд. Сомнения отступили, оставив уверенность: от судьбы не уйдешь, Бездна все равно получит свое. Значит, будет договор и тропа Тени - а Волчок с Угрем могут жаловаться на несправедливость хоть самому императору. Если догадаются, в чем дело.

“Пол-день, пол-день!..” - звучали колокола.

Хилл коротко засмеялся и понесся к Чистому рынку. Дичь побежала следом, все еще уверенная в том, что она - охотник. Едва Хилл вынырнул из толпы, послышался цокот копыт по булыжнику: наперерез выехал патруль.

- А ну, стой, отребье! Куда? - заорал гвардеец на кауром жеребце.

Остальные трое в серо-красных мундирах разъехались, перегораживая улицу. Хилл рванул быстрее - и, пригнувшись, проскочил под брюхом лошади. Удивленные солдаты замешкались, но сержант успел огреть хлыстом Волчка, вынужденного последовать за Хиллом. Орис с Угрем отстали.

Хилл проскочил людской водоворот в воротах рынка, побежал по рядам, мимо наваленных грудами абрикосов, яблок и мандаринов, мимо прилавков с посудой и коврами. Волчок дышал в затылок азартом и ненавистью.

Не сбавляя скорости, Хилл обломанным концом отмычки ткнул первого попавшегося ишака. Тот взревел, взбрыкнул и помчался прямо на Волчка, таща за собой вцепившегося в упряжь селянина и связку ярких тряпок.

Волчок отвлекся - всего на миг, но этого мига хватило, чтобы, задержав дыхание, наступить на край тени от навеса и выдохнуть:

- Хисс!

Вопли, сумятица, паника и злость вокруг Хилла загустели. Нахлынула и отступила волна запахов: специи, пот, пыль. Поднялись до резкого визга голоса и тут же упали, завязли басовым урчанием. Все вокруг выцвело, подернулось дымкой и замедлилось. Холод пробрал до костей. Тихий смешок - почудилось? Привычный мир стал плоским, как стекло - а поверх него изморозью соткались силуэты демонов.

- Хисс, Хисс… - они шипели и тянулись к нему, скалились и били крыльями. Ледяной ветер рвал волосы, смеялся и звал: - Сюда… здесь… останься!

- Договор! Я готов заключить договор с тобой, Темный Хисс! - срывая связки, закричал Хилл.

- Договор? Не боишьссся? - Тень смеялась, но за смехом не было веселья, только голод и пустота.

- Боюсь. Но клянусь служить Тебе в жизни и смерти, Темный Хисс! - голос словно тонул в вате.

- Я всегда забираю свое, Хилл по прозванию Лягушонок. Не забывай. Ты - мой!

- Я твой слуга, Темный, - в отчаянной надежде на чудо Хилл отозвался совсем не теми словами, что полагались по ритуалу.

- Добро пожаловать в Ургаш, мальчик, - божество усмехнулось, не обратив внимания на робкую попытку своей новой Руки что-то изменить.

С последним словом Темного Близнеца холод отступил, затих ветер и растаяли демоны. Хилл остался один посреди серых людских силуэтов.

Дальше все было просто.

Он вернулся назад, к неподвижному Волчку, вытащил из его кармана осу с иглой, уколол. Прицепил насекомое к рубахе. Отошел на сажень.

И сделал шаг - из Тени домой. В живой мир.

Шаг - краски вернулись, вернулись запахи и звуки. Вернулись свет и тепло.

Хилл бросился к падающему Волчку, подхватил у самой земли и осторожно уложил, чтобы тот не переломал себе костей.

Диего бие Кройце, Мастер Ткач

Где-то в Старом Городе, в небогатых кварталах, есть улица, которой нет ни на одной карте. Ветхие дома жмутся друг к другу, нависают над мостовой разномастными балкончиками. Стены словно припорошены пылью забвения, тусклые окна слепы. Солнце никогда не заглядывает на улицу Ткачей, не кричат дети и не лают собаки. Сюда не забредают случайные прохожие, а местных жителей никто и никогда не видел. Говорят, в Ночь-между-годами эта улица полна призраков: раз в год Темный Хисс выпускает своих мертвых слуг из Бездны напиться света зеленой луны и собрать долги - обещанные ему души. Еще говорят, что ступив на эту улицу однажды, будешь приходить снова и снова, пока не отдашь Хиссу все тепло своего сердца и не превратишься в холодного упыря. Много историй, одна другой страшнее, ходит про улицу Ткачей - улицу, которая есть в каждом городе. Улицу, которую может найти любой, если ему будет, чем заплатить Гильдии.

Горбоносый, круглощекий и смуглый до черноты торговец, одетый в пестрый ирсидский халат, полосатые шальвары и желтую круглую шапочку с кистями, в страшные истории не верил. С любопытством разини он разглядывал отвалившуюся мозаику и выщербленные булыжники мостовой, пыльные витрины и забытую невесть когда посреди улицы телегу без колес. Остановившись напротив мануфактурной лавки, такой же ветхой и заброшенной, как все на улице Ткачей, толстячок толкнул дверь под облупившейся вывеской, на которой только и можно было разобрать, что грубо нарисованные портняжные ножницы. Звякнул колокольчик. Торговец, ловко обходя спрятавшиеся в темноте груды ящиков, тюки и рулоны, направился к конторке, освещенной фонарными жуками в стеклянном шаре.

- Приветствую, достопочтенный. Как ваше драгоценное здоровье?

Старый пират за конторкой мало походил на торговца мануфактурой. Его левую бровь наискось пересекал шрам, приподнимая уголок глаза и придавая лицу удивленное выражение, в длинной косице седых прядей было больше, чем черных, кисть левой руки заменял протез гномьей работы.

- Здравствуйте, уважаемый. - Закаменев лицом, пират встал и поклонился: этого гостя он узнавал в любом обличье. - Я доложу о вас.

- Не утруждайтесь, любезный.

Отмахнувшись, словно от мухи, гость прошел через дверцу за конторкой во внутренние комнаты. Проводив его немигающим змеиным взглядом, помощник главы Гильдии Ткачей вернулся к бухгалтерской книге.

***

Диего бие Кройце, владелец преуспевающей конторы перевозок “Кройце и сыновья”, узнал о госте, едва тот ступил на улицу Ткачей. Страницы зачитанного до дыр тома Хроник Великой Войны на миг подернулись рябью, и сквозь строки о боге-демоне проступило единственное слово: Заказ. Диего бросил взгляд на залитый солнцем абрикосовый сад за окном, поправил на лбу выцветшую повязку с бессмысленными рунами и, прихватив книгу с собой, шагнул за дверь-картину. Фонарные жуки, почуяв человека, зашуршали в колбах по стенам, освещая винтовую лестницу и подземный ход, соединяющий респектабельный двухэтажный особняк с замшелой развалюхой. Полтора перестрела быстрым шагом, тихий скрип отодвигаемого камина, и Мастер Ткач оказался на месте. В мрачной, холодной комнате со столом и креслами из серого базальта не было ни единого окна, зато на северной стене тускло светился сдвоенный треугольник Хисса, выложенный обсидиановыми пластинами. Прямо в середину терцанга были вделаны простые портняжные ножницы с обернутыми кожей кольцами.

До того, как дверь в контору отворилась, Диего бие Кройце только и успел, что сесть в кресло с высокой спинкой и раскрыть книгу. Гость явился, как всегда, в новой личине - как будто личина может скрыть того, кто входит к Мастеру Ткачу без стука.

- Светлого дня, почтенный. - Мастер неторопливо встал и отвесил поклон, словно купец купцу; гость едва уловимо поморщился; Мастер про себя усмехнулся и предложил, жестом указывая на второе кресло. - Не угодно ли кофе?

- Благодарю, не стоит, - традиционно отказался гость: паранойя его давно и прочно вошла в столичные легенды.

Коротким кивком покончив с этикетом, гость вольготно расположился в кресле - словно на пуховых подушках, а не на твердом базальте.

- Чем можем быть полезны? - Мастер вернулся за стол.

- Дело серьезное, опасное. Ошибка будет фатальна. Для вас. - Гость растянул губы в добродушной улыбке, что никак не вязалось с тоном. - Плачу вдвойне, золотом.

На стол прямо из воздуха упал увесистый кошель. Мастер привычно подавил желание придушить гостя и утопить с его же золотом вместе, прибавив еще дважды по столько, дабы соблюсти Закон. Но пределы своих возможностей Мастер знал очень хорошо, и потому лишь ровно ответил:

- Принято. Предмет заказа?

Гость сделал неуловимо-быстрый жест пальцами. Над столом повисло изображение - объемное, в цвете - обернулось вокруг оси и растворилось.

- Узнаете?

- Разумеется.

- Завтра.

Мастер молча кивнул.

- А теперь извольте объяснить, почему прошлый заказ запоздал на два дня. - Тоном дознавателя из Гнилого Мешка осведомился гость, довольно улыбнулся и устроился в кресле удобнее, закинув одну короткую ножку на другую. Он никогда не считал нужным скрывать, что наслаждается ненавистью Мастера, скрываемой тщательно и тщетно. В глазах фальшивого купца сверкнули алые блики, похожие на непрогоревшие уголья, личина словно бы потекла, на мгновенье позволив истинному облику - благородного красавца с ястребиным профилем - проступить сквозь маску.

Мысленно пожелав гостю поскорее провалиться в Бездну к прародителю, Мастер принялся ровно излагать оправдания.

Келм бие Кройце по прозванию Волчок

Все тело ломило и жгло, мышцы не слушались. Волчок не мог даже моргнуть.

- Эй, что с тобой? - сквозь всполохи боли пробился ненавистный голос Лягушонка.

“Со мной? Как?” - мысли путались, в голове никак не укладывалось, что белобрысый ублюдок сумел извернуться и выиграть.

Темнота рассеялась до серых сумерек. Прямо перед полными слез глазами появились шесть зеленых крылышек на мохнатом тельце - насекомое в руке Лягушонка трепетало, словно живое.

- Светлая! Откуда тут степная оса? - притворно удивился Лягушонок. - Волчок!

- Эй, с дороги, отребье! - рявкнул жирный бас.

- Простите, моего друга укусила оса, - оправдывался белобрысый. - Вот она, живая степная оса!

Любопытствующие, увидев “живую” осу, разбежались. Кому охота после укуса валяться полчаса куском мяса? А если оса успеет отложить яйца, лихорадка на неделю. Остались только двое бездельников-подмастерьев, жующих финики. Оба выглядели так, словно ошивались тут с самого утра, а не обежали половину Суарда вслед за младшими учениками.

- Ну же, Волчок, вставай! - Лягушонок затряс Волчка. - Что уставились? Помогите, что ли, - обернулся он к бездельникам.

- Да врешь ты! Живую осу ни один безмозглый тролль в руки не возьмет, - громко, на публику протянул тот, что постарше, Бахмал по прозванию Угорь. - Покажь!

- Дай сюда! - встрял второй, Орис по прозванию Свисток. - Сдохла, жаль.

Насекомое перекочевало в карман Свистка, лишая торговцев последних проблесков любопытства.

- Давай в “Кружку”, - предложил белобрысый. - После укуса осы надо молока.

“Все равно убью, - подумал Волчок. - Подлиза проклятый”.

Болтая о всякой ерунде, втроем ученики доволокли Волчка до рыночной таверны, чуть не успев до дождя. Весенний ливень обрушился на них в паре шагов от дверей. Слава Двуединым, не успели сильно промокнуть. Волчка усадили за столик в дальнем углу, прислонили к стене. Лягушонок сбегал на кухню, принес кувшин молока.

- Что это? - возмутился Угорь. - Ты слышал, чтоб я мычал?

- Не нравится, не пей, - ровно ответил тот, наливая полную кружку.

Свисток, ни слова не говоря, подставил свою. Как всегда! Что бы ни вытворил один, второй сделает вид, что так и надо. Как будто и вправду братья. Только какие уж братья, если у Диего бие Кройце только один родной сын, Орис-Свисток, а прочие шесть - приемные, сироты. Ах, какая благость-то, соседки от умиления плачут, какой чадолюбивый этот Кройце, так чтит заветы Светлой Сестры, и сыновья все почтительные да благовоспитанные, поклониться никогда не забудут, особенно беленький мальчик, ну такой славный. Знали бы они, кем умиляются! Прилип к сыну Мастера, братом зовет, стелется под него, шлюха. Жаба бледная. За каким шисом Мастер его взял, его же в любой толпе видно - на весь Суард северян дюжины две, не больше.

Внутренности болезненно сжались и булькнули. Проиграть этому ублюдку, проклятье!

Лягушонок тем временем поднес кружку с молоком к его рту. Волчок с трудом глотнул, по подбородку потекло. Больше всего ему хотелось выплеснуть молоко в бесстыжие буркалы, этой же кружкой разбить змеенышу физиономию, а осколком перерезать глотку. Заботливый, шис его дери. Улыбается. Монахиня Светлой!

Волчок глотал молоко, глядя в синие глаза прилипалы и твердя про себя умну отрешения. Будем улыбаться, мы же братья - пока не пришло время Испытаний.

В таверну тем временем набивался мокрый, жаждущий пива и жареных колбасок народ. Торговцы ругали попортивший товары и распугавший покупателей дождь. Покупатели ругали дождь и жадных торговцев. А рыночная стража ругала всех, кто мешает работать - и дождь, и торговцев, и покупателей, и Двуединых. Подавальщица сбивалась с ног, таская к столикам выпивку и снедь.

Едва Волчок успел выпить полкружки, дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Отряхиваясь, как мокрый пес, в “Кружку” ввалился верзила в серо-красном мундире муниципальной гвардии.

- Стоять! - распорядился он с порога.

Подавальщица от неожиданности замерла, чуть не уронив подносы.

- Пива, бегом марш! Жаркого, окорока, пирога! Разленились, гоблиново племя! - потребовал сержант, со скрежетом отодвигая стул у центрального стола, где уже расположилось полдюжины его подчиненных.

“Надо убраться, пока не началась драка”, - подумал Волчок, с трудом сводя раздвоенное пятно в одного сержанта.

Паралич отступал, оставляя после себя дрожь и тошноту, мысли скакали блохами. До Волчка долетали обрывки разговоров, и он, не в силах сосредоточиться на чем-то одном - проклятый осиный яд, проклятый Лягушонок! - то проваливался в воспоминания и сны, то всплывал и снова слышал:

- Всем на строевую! Будем встречать Их Высочества во всем, шис подери, блеске! - наливаясь пивом, рычал сержант.

- Да говорю же, поднимут налог на пеньку, - слышались споры торговцев.

- …не допустит беспорядков! Его Величество знает, что делает…

- …так не светлая младшая принцесса-то, как есть темная…

Разговоры в таверне, как весь последний месяц, крутились вокруг приезда наследника и младшей дочери короля. Все неприятности, от подскочивших цен на зерно до пожара в порту, валили на колдунью.

“Правильно, все беды от темных, - мысленно соглашался Волчок. - Пауки в банке. Все придворный маг виноват, где это видано, чтоб темный - и при дворе?”

- …принцесса как есть темная! Вот попомните, снова неурожай будет! - селяне за соседним столом припоминали слухи о колдунье четырехлетней давности, еще с заварушки на границе с зургами.

“Негоже ткачу верить слухам! - вспомнились слова Мастера. - Ваше дело самим пускать слухи и пользоваться их плодами, а не дрожать и перешептываться, как бабки на базаре”.

Образ Мастера подействовал лучше всякого молока. В голове начало проясняться, а перед глазами перестало двоиться. Правда, тошнота не проходила. Из-под прикрытых век Волчок вглядывался в Лягушонка: что-то с ним было не так. Слишком спокоен? Нет, он всегда как снулая рыба. Любой на его месте бы хвастался и рассказывал, как ему удалось обойти соперника, но не этот. Ублюдок.

Волчок поморщился. Мысли снова не связывались. Сотни жал по всему телу твердили: опасность! Убей! Но случай был упущен.

- Пора. - Угорь кивнул в сторону пьяного сержанта, уже выискивающего, с кем бы подраться. - Давай, поднимайся.

Свисток с Лягушонком тоже смотрели на него, готовые снова подхватить и нести хоть до самой конторы. От холодно-деловитого взгляда белобрысого Волчку было мерзко. Неуютно. Оказаться бы подальше отсюда… А еще лучше - свернуть ему шею. Сию секунду.

На всякий случай Волчок отвел глаза. Хоть Мастер и выучил их всех не показывать истинных чувств, рисковать не хотелось.

Путь через кухню и черный ход дался тяжело. Ноги не слушались, каждый шаг отдавался горячим, чавкающим ударом в висках. На свежем воздухе Волчку полегчало. Но стоило представить, что придется идти через весь Старый Город, накатила тошнота, а внутренности попытались выплеснуться наружу.

- Мы, пожалуй, не будем торопиться, - неожиданно пришел на выручку Угорь. - У нас дело поблизости.

Рука старшего ученика жестко держала за плечо, не позволяя возразить. Возражать и не хотелось. Волчок бы с удовольствием остался в переулке позади таверны до вечера, благо дождь кончился, а жара еще не вернулась.

Свисток с прилипалой без единого слова развернулись и пошли прочь. Выждав, пока неразлучная парочка скроется из виду, Угорь обернулся к Волчку:

- Пошли, - усмехнулся он. - Гоблинова травка тебе поможет.

Гадать, что ему нужно, Волчок не стал - толку? Если надо, сам скажет.

Двенадцать лет назад, когда Мастер только привез Угря из Луаза, пятилетний Волчок сразу понял: этот заносчивый шерский щенок подерется со Свистком. Так и получилось. Поначалу Угорь говорил по-благородному, смотрел на остальных подмастерьев, как на поганых крыс, делая исключение лишь для Свистка. Но сын Мастера не принял предложенного союза. Угорь быстро научился не выделяться, перестал замечать Свистка и поставил себе целью во всем его превзойти - и этой цели добился. Почти. Уложить Свистка в рукопашной ему удавалось два раза из пяти, на шпагах - три из четырех, а в бою без правил они были равны.

Особое положение Свистка было не по нутру не только Угрю. Хоть Мастер со всеми ученикам был одинаково строг и холоден, все понимали, кого он готовит себе на смену. До недавних пор, пока Наставник не просветил о сути испытаний, Волчка это не особо волновало. Он, сын умершей от лихорадки нищей прачки и безымянного матроса, не был настолько честолюбив, чтобы мечтать о черной повязке Мастера Гильдии Темных Ткачей. Свисток, Угорь, да хоть зуржий шаман! В пень ответственность за стаю воров и убийц. Но умирать на испытаниях ради того, чтобы сын Мастера получил свои Ножницы, он не обязан. Не зря Хисс дал Гильдии закон, запрещающий Руке Бога жениться и иметь детей. Службы Темному богу достойны самые лучшие, а не чьи-то там сынки.

Прогулка завершилась около ипподрома, в “Хромой Кобыле”. Буркало, хозяин заведения, промышлявший подпольными ставками и скупкой краденого, расплылся в подобострастной ухмылке.

- Чего изволят почтенные? - осведомился он вполголоса, едва Волчок и Угорь подошли к стойке.

Оглядев засиженные мухами кружки, сальный фартук и хитрую рожу с глазами навыкате, Волчок пожал плечами. Угорь кивнул трактирщику за спину. Тот подмигнул и проводил гостей в заднюю комнату. Маленькая и душная, она выглядела куда приличнее общего зала: застеленные коврами низкие ирсидские диванчики, чистый столик, на нем блюда с фруктами и сластями. Через минуту Буркало принес гоблинову травку и вина.

Волчок с опаской сделал первую затяжку из длинной трубки. Вспомнилась соседка, “знахарка-травница”, и докеры с мутными глазами и слюнявыми губами, неверными руками отсчитывающие медные динги за сизые пучочки. Мать тоже иногда курила травку, когда приходилось совсем худо… Зажмурившись на миг, Волчок прогнал мерзкую картину. Чтобы стать слюнявым идиотом, надо курить годами. А он не такой дурной! Всего пару затяжек, чтобы прошла боль.

После первой же он почувствовал себя много лучше. А после второй - почти нормально. Собирался было затянуться в третий раз, но, взглянув на Угря, передумал и отложил трубку. Тот кивнул и отставил кружку с вином - полную.

- Рассказывай, - велел младшему.

Волчок согласно склонил голову. Все равно придется отчитываться перед Наставником в присутствии учеников. Прикрыв глаза, он вернулся мысленно на рынок, за минуту до того, как Лягушонок исчез.

Угорь слушал, не перебивая. Только когда Волчок закончил, велел вернуться еще раньше и припомнить все подробности, вплоть до цвета уздечки ишака. К концу допроса Волчок чувствовал себя оливкой после маслодавильни: так дотошно его не выспрашивал даже Наставник. Но он нашел в себе силы отказаться от предложенной Угрем трубки - пусть в голове снова муть и отбивают полдень десятки Кукольных Часов, бывало и хуже, переживем. Вместо гоблиновой травки Волчок, преодолевая тошноту и слабость, потянулся к свежим бушам с медом. Хоть он и не особо жаловал сладости, но Мастер крепко вдолбил: сладкое проясняет сознание.

Волчок запихивал в себя мед, запивал горячим травяным настоем и поддакивал Угрю. Не из вежливости или благодарности - еще чего! - а потому что был полностью согласен: из нарушения древних традиций Гильдии не выйдет ничего хорошего. Угорь так и не сказал, зачем ему понадобились подробности тренировки. И не заикнулся о том, что догадался: удача Волчка обернулась бы для белобрысого смертью.

Волчок покидал таверну в уверенности, что к разговору о традициях и о предстоящих испытаниях они еще вернутся.

Глава 2. О Гильдии и не только

…жизнь и верность принадлежит Темному Брату. Нет для Руки Бога другой жены, кроме службы Брату, и нет другого сына, кроме приказа Брата.

Закон Гильдии Ткачей

Бахмал бие Кройе по прозванию Угорь

435 год, за шесть дней до праздника Цветущего Каштана. Суард.

Узнав все, что хотел, Бахмал бие Кройце, урожденный шер Занге, выпроводил Волчка:

- Негоже заставлять Наставника ждать! А у меня еще дело есть.

С тщательно скрываемой завистью он наблюдал, как тень в углу комнаты сгущается, темнеет и приобретает очертания человека: среднего роста, крепкого мужчины с короткой белой косицей, одетого просто, но добротно. Нос уточкой, округлое лицо - черты его казались смазанными.

- Годится. - Седой Еж был сегодня на редкость разговорчив. - Поговори с ним через неделю. Осторожно.

- Как скажете. - Угорь поклонился, сложив руки у груди.

Он заворожено смотрел в глаза Руке Бога, только вышедшему из Тени: ледяная чернота манила, обещала неуязвимость и скрытность, быстроту и смертоносность. Силу и власть. А еще обещала месть - тому, кто топтал жизни и крал души, не задумываясь и не сожалея. Обещала дорожку к его порогу, и дальше, к сердцу. Если, конечно, у темных магов есть сердце.

Никогда бы Угорь не связался с Гильдией Тени, если б сам был магом, хоть светлым, хоть темным. Как в древние времена, когда каждый шер владел стихиями. Отец его, потомок ирсидских беженцев, был шером лишь по званию, но не по дару. А материнскую условную категорию унаследовала только младшая сестренка. А толку от неё? Чуть больше удачи и здоровья, малость предвидения… и не помогло это предвидение ни матери, ни сестре.

Угорю было безразлично, сколько драгоценных традиций нарушил Наставник, и что по этому поводу думают остальные Мастера Ткачи. И больное самолюбие Седого Ежа, мечтающего взвалить на себя обузу управления ордой ворья и мошенников, Угря не трогало. Будь его воля, он бы собственноручно прирезал и Наставника, и всех убийц, начиная с Ежа и заканчивая крысятами, и всех цеховиков, от контрабандистов до карманников. Воздух Суарда определенно стал бы чище без Гильдии Ткачей. А если ядовитые гады перекусают себя сами - тем лучше. Только бы помогли добраться до придворного мага и утащить с собой в Ургаш.

- На тренировках не вздумай его трогать, - расщедрился Еж на советы. - И Волчку скажи, пусть остынет, не спешит к Хиссу. Он свой шанс упустил.

Тихий голос проникал в сознание, подчиняя и пресекая на корню все возможные возражения, совсем как полгода назад…

…когда Угорь возвращался к Наставнику с добытым из дома графа Зифельда свитком, и был остановлен мягким приказом:

- Малыш, иди-ка сюда.

Он обернулся, готовый убить наглеца. Но не обнаружил на площади никого, кроме каменного мантикора, изливающего в бассейн струю воды из пасти.

- Хм. Не туда смотришь.

Угорь снова крутанулся на месте - никого. И ни звука, кроме шелеста ветвей и журчания фонтана. Только чуть заметное сгущение темноты у ближнего платана, словно лунный свет обтекает нечто…

- Мастер?

- Плохо вас Мастер учит. Никуда не годится.

Темнота шагнула вперед, оказавшись Седым Ежом.

- А провожу-ка я тебя. Заодно и познакомимся.

Пожалуй, так страшно Угрю не было, даже когда он вместо родного дома увидел пятно жирной сажи посреди нетронутых жаром деревьев и ровную шестиконечную звезду, нарисованную поверх гари ручейками живого пламени. Темный шер Бастерхази, придворный маг Валанты, не церемонился с неугодными - и если б Угорь не сбежал на всю ночь купаться и ловить рыбу, разделил судьбу родных. Теперь же он словно встретился с самим Хиссом - в глазах Седого Ежа не было ничего человеческого. Но страх быстро прошел. Мановение ресниц, и вместо порождения Ургаша перед ним был немного рассеянный, рано поседевший горожанин, хорошо известный любителям собачьих боев заводчик, за единственного друга почитавший страшенного кобеля ольберской породы.

Хоть желание Седого Ежа пообщаться показалось Угрю странным: до сего момента Еж успешно делал вид, что подмастерьев Ткача в природе не существует. Ничего хорошего внимание Руки Бога не сулило, но выбора не было. Угорь рассказал все, что тот хотел услышать: как ведет себя Мастер с каждым из учеников, что и как говорит, каким тоном отдает распоряжения жене, притворяющейся экономкой. На удивление, Еж не ограничился вопросами и приказами. Он беседовал с подмастерьем, чуть не как с ровней, и оттого Угорь еще острее чувствовал холодную сталь у самого сердца - всего лишь небрежный взгляд, но тот взгляд стоил хорошего клинка. Одно неверное слово, одно подозрение, и у Мастера станет одним учеником меньше.

Слава Хиссу, обошлось. Седой счел его достаточно полезным и молчаливым, чтобы оделить ролью доносчика и мальчишки на побегушках. Лишь спустя пару месяцев Угорь понял, сколь выгодно ему внимание Седого Ежа. Тот не ставил ученика в известность о своих намерениях, но его вопросы вкупе с непредназначенными для посторонних ушей разговорами цеховых старшин позволили последнему из шерре Занге сделать вывод: Еж поможет сделать еще один шаг к цели. Один из множества шагов.

Диего бие Кройце, Мастер Тени

В кабинете на втором этаже скромного особняка по улице Серебряного Ландыша пахло свежими бушами. Как всегда, Фаина испекла их к обеду.

Внизу стукнула входная дверь. Диего бие Кройце отложил потрепанный том Хроник и прислушался: вернулись, оба. Молодцы.

- Орис, Хилл, идите обедать! - раздался с кухни голос Фаины.

Мастер улыбнулся, словно наяву увидев её: статную, округлую, с теплой, как только что вынутые из печи буши, улыбкой. Когда Фаина радовалась, светились теплом карие глаза в легкой сеточке морщинок, яркий широкий рот и ямочка на левой щеке, даже складки на простом полосатом платье и полотенце в круглых смуглых руках.

Наверное, улыбка на губах убийцы, отдавшего душу Темному Брату, выглядела странно, но Диего было все равно. Девятнадцать лет назад, едва став Мастером Ткачом, он впервые нарушил закон Гильдии - оставил при себе наивную, добрую Фаину, беременную его сыном. С тех пор он не раз шел поперек закона и не жалел об этом, хоть и знал, что рано или поздно придется платить за краденое счастье. Лишь бы платить пришлось ему самому.

- А где Наставник? - послышался голос Хилла.

- У себя, - ответила Фаина. - Быстро на кухню. Остальные уже пообедали, только Угорь и Волчок не пришли.

Зазвенели тарелки и ложки, пахнуло острой бараньей похлебкой: сыновья принялись за обед. Подождав, пока Орис с Хиллом закончат, Мастер направился вниз. По правилам надо расспросить Хилла, но достаточно того, что он справился с Волчком и Угрем. Теперь же следует на время удалить его от прочих учеников, время для открытой драки не пришло. Пусть сходит к оружейнику, заодно собьет цену на следующий заказ.

Около кухни ему попался Игла, самый младший из учеников. На подвижной физиономии читалось разочарование результатом игры в салочки. Явная неудача - мальчишка так и не научился контролировать чувства, вряд ли сумеет выдержать присутствие бога. То ли дело Орис и Хилл!

Пятнадцать лет назад, когда настоятель Алью Хисс принес белобрысого найденыша и отдал в обучение, Мастер был очень удивлен. Он и сейчас не понимал, почему Темнейший, который должен следить за исполнением законов Хисса, делает вид, что семья у Мастера - самое обычное дело. Наверное, это все зачем-то нужно настоятелю. Или самому Хиссу. Простым смертным не понять.

“…Законы Гильдии строги, друг мой. Строги и мудры. Но только один закон непреложен. Один договор вечен. И мудр тот, кто понимает это.

Я не буду говорить, что видел вещий сон или сам Хисс явился и повелел… за этим в соседний храм. Я нашел мальчика сегодня утром на ступенях Алью Хисс. Теперь он принадлежит тебе, и что из него получится, зависит от тебя. Хочешь, оставь себе, хочешь, продай, хочешь, скорми собакам. И не забудь пожертвовать храму двадцать империалов. За двух младенцев…”

Ульрих дру Иргвин, оружейник

Молодой Ульрих - всего-то восьмидесяти лет от роду, по гномьим меркам совсем юноша - мнил себя гением, драл поднебесные цены и брался далеко не за все заказы: настоящий мастер должен быть разборчив! Никогда не отказывал только Гильдии: Мастер имел к нему особый подход. Такой особый, что узнай Рунмастер клана, что иногда переходит из рук Ульриха в арсенал Гильдии - в лучшем случае изгнал бы из рода. Но, с другой стороны, всем бы заказчикам такую обязательность. Ткачи и платят вовремя, и не торгуются, и уважение оказывают.

Взять, к примеру, парнишку с нелепым прозвищем Лягушонок. Малыш совсем, даже по человеческим меркам, а на клинки чутьё, как у гнома. Из любой кучи острых предметов вытянет лучший, а на работы самого Ульриха так глазищами сверкает, чуть слюна не капает!

Ульрих любил визиты забавного мальчишки. А кто, скажите на милость, не любит, когда за ним по пятам ходят, уши растопырив, в рот заглядывают и каждое слово ловят? И разливался мастер соловьём, собственным подмастерьям столько тонкостей не раскрывал, как этому юному пройдохе.

Вот и в этот раз, открыв дверь и увидев светлые вихры, Ульрих из клана Иргвинов для порядку поворчал немного, пряча в бороде улыбку, и пригласил позднего гостя в дом. Как обычно, первым делом он повел парнишку распивать чай, до которого сам был большой охотник, и хвастаться новыми работами.

Покидав ножи для проверки балансировки, от души поахав над особенно удавшейся шпагой и отдав мастеру кошель, Лягушонок засобирался домой. Но Ульриху вовсе не хотелось его так быстро отпускать.

- Так, вроде, раньше утра тебя не ждут? Ну и нечего по ночам шастать, мешок большой, ты маленький, украдут ещё! - Подмигнув возвышающемуся над ним на целую голову мальчишке, оружейник хохотнул. - Я тебе покажу действительно стоящую вещь.

Ульрих бережно достал длинный свёрток.

- Ты слышал, наследник перебирается в столицу? Это для него подарок, от нашего цеха. Признали-таки, пни замшелые, меня лучшим! Попросили, покажи, мол, Ульрих, наше мастерство. - Он поглаживал шпагу, будто кошку, но открывать не торопился. - Говорят, наш принц понимает толк в настоящем искусстве. Жаль, вряд ли в столице надолго задержится.

- Почему? Король же собирается поселить его в Суарде?

Гном ухмыльнулся в бороду: публика попалась - теперь можно травить байки хоть до утра.

- Королю-то нашему совсем немного осталось. Вы, люди, так мало живете… - Гном горестно вздохнул. - Мардук лет на десять меня помладше - а, по-вашему, уже старик. Кузен на той неделе жаловался, что вытяжка из корня белого шиполиста слишком быстро заканчивается, а бальзам уже не помогает.

- Но если на самом деле всё так плохо, почему никто не знает?

- Кому надо, тот знает. Ты сам видишь, что в столице творится, с тех пор как объявили волю короля. Одни беспорядки в порту чего стоят - ох и нарвется ваш Мастер на неприятности, если продолжит задирать Тихую Гвардию! - Ульрих покачал головой. - Королю бы еще хоть года четыре продержаться, пока наследнику стукнет восемнадцать. Но вряд ли… Вот и думай, отдаст ли Её Высочество Ристана трон ненавистному братцу. Тут гадать нечего: как только отец отправится к Звенящим Ручьям, наследнику не жить. А может, она и не дотерпит. Вам ещё кронпринца не заказывали? Не беритесь.

Лягушонок нахмурился:

- Шутки у тебя, Ульрих, не приведи Тёмный. Но все же… брат! - он передернул плечами. - Почему она так его не любит?

- Не любит? Это жареную треску Ее Высочество не любит. Брата с сестрой она ненавидит. Ты ж не знаешь, наверное, историю про жён короля Мардука?

- Так, слухи всякие… а что там на самом деле было?

- Ладно. Раз уж ты такой любопытный, слушай, - приступил Ульрих к любимому занятию. - Сам знаешь, мой кузен Альгаф, королевский аптекарь много чего видел, да мало кому рассказывал. Но тебе можно, ты ж могила. - Ульрих хмыкнул собственной шутке. - Первая королева была из рода светлых. Правда, одно название, что светлые: магия в роду иссякла еще шесть поколений назад. Сына она родить не смогла, а единственной дочери не досталось на капли дара. Эх, и почему ваши светлые не хотят понимать очевидного?

Лягушонок глянул вопросительно, но Ульрих только вздохнул, покачал головой и продолжил:

- Кроме дара, у Ристаны было все. Мардук готовил её себе на смену - немудрено, Ристана уродилась копией отца: красива, умна, горда, упряма, очарует виверру и переговорит Совет Кланов. Королева была той же породы: жесткая, властная. Да вот беда, хорошая королева не всегда хорошая жена. Так что когда при дворе появилась Зефрида Тальге, нежная и веселая, как фея, к тому же со светлым даром, исход был предрешен. Любовь с первого взгляда. И ненависть тоже. Королева все сделала, чтобы девицу Тальге от двора прогнать, да опоздала. Король наш если чего хочет, получит. - Ульрих снова вздохнул. - Все же вы, люди, такие странные… разве хоть одна гнома останется с нелюбимым и нелюбящим мужем? Это же против природы. А у вас - даром что светлые, ради власти и денег забываете себя. А уж если любовь, то куда только ум девается?

Замолкнув, Ульрих отхлебнул остывающего чаю.

- Ульрих! Рассказывай дальше! - поторопил Лягушонок.

- Ладно. Слушай. Первая королева умерла в год, когда Ристане исполнилось пятнадцать. По официальной версии, неудачно упала с лошади. Как было на самом деле, никто не знает, только Зефрида Тальге вдруг перестала быть светлой. Не стала и темной, такого придворный маг не смог бы скрыть. Просто - нечто странное, ни Свет, ни Тьма. Говорят, бывают сумрачные маги, а то еще светлый может отдать душу Хиссу… Может, вот такое и получается. Ты же знаешь, хоть Дракон и не дал нам стихийной магии, но рунмастера стихии видят. Кузену достало одной встречи, но он промолчал - не лезть же поперек королю. Это забота придворного мага: он и объяснил все королю, да толку? Сам впал в немилость, а Мардук все равно объявил о скорой свадьбе.

Ульрих взглянул на гостя, слушает ли? Сияющие любопытством синие глаза подтвердили: слушает, еще как слушает! Тогда довольный гном продолжил:

- Ристана объявила будущей мачехе войну, но куда ей против отца? Ни уговоры, ни скандалы не помогли. Я уж не знаю, что там Мардук думал о смерти первой жены, но он твердо заявил: светлая не могла сотворить зло, и точка. Тем более, Зефриду народ любил - ты бы видел, какие празднования устроили в честь помолвки! Придворный маг молчал, Ристану никто не слушал, а глава Конвента временно ослеп и оглох. Собственно, в последующих неприятностях Мардука он виноват не меньше, чем старшая принцесса. Ристана соблазнила светлого придворного мага, связалась с каким-то темным - тогда в Суарде было изрядно магов. Как ей так удалось задурить головы обоим, для меня загадка. Правда, кузен говорит, что все ж капля-то дара Ристане перепала, но слишком малая, чтобы её за мага считали, даже этой вашей дурацкой шерской категории - ну да такие капли у всех шеров остались. Да и капля та темная, даром что в роду её матери чистоту светлой крови блюли, как безумные. А толку…

Покачав головой и отпив еще чаю, гном продолжил:

- Глава Конвента ничего не видел, не слышал и, разумеется, не делал. Отцу Ристана тоже навешала тины: он никак не мог поверить, что любимая доченька способна ради наследства на такое. Даже когда первенец Зефриды родился мертвым - хоть до последнего дня толкался, да и кузен говорил: родится здоровый младенец со светлым даром - Мардук не подумал на дочь. Конечно, Ристана со дня отцовской свадьбы притихла, стала мила и добра несказанно, улыбалась мачехе и на каждом шагу твердила, что всю жизнь мечтала о братике. Да только каким надо быть слепцом, чтобы не увидеть притворства?.. эх, люди…

Ульрих грустно замолк, Лягушонок тоже молчал, задумавшись.

Через минуту гном встряхнулся.

- Ещё чаю? Варенье какое - сливовое или айвовое?

- Айвовое, - ответил Лягушонок, погруженный в историю. - Ну, рассказывай, рассказывай дальше!

Убедившись, что публика с должной долей восторга и нетерпения ожидает продолжения, Ульрих неторопливо налил себе очередную чашку и заговорил снова:

- Так вот… на чем я остановился? На следующий год королева вновь понесла, девочку. Шуалейда родилась хилой, без признаков дара. Ристана на сестру и внимания не обратила: наследницей малышке все равно не быть. Никто же не предполагал, что Зефрида родит двух магов, такого уже лет сто не случалось. К тому же дар младшей принцессы спал так крепко, что никто его не распознал. С рождения никому не было до неё дела. Королева горевала по первенцу, король утешал королеву, а Шуалейду отдали нянькам.

- Ульрих, а разве так бывает, что маг рождается не магом? Ну - что дар пробуждается потом?

- Бывает. Все бывает, малыш. Ваша, человеческая, магия - дивно странная и непредсказуемая вещь. Стихия, она и есть стихия.

- А стихийные маги вашу магию видят?

- Конечно. Энергия-то одна, только у нас все по науке, а у вас - как боги на душу положат. Простую действенную руну любой гном может сделать, рунмастер он или нет. Даже ты сможешь, если поучишься лет сорок, - гном хмыкнул. - Хотя куда вам сорок лет осваивать азы…

- Так что там с Шуалейдой, Ульрих? Она же темная, да? А разве у светлых может родиться темная?

- Э, погоди, малыш. Не так быстро.

Лягушонок умолк, только продолжал заглядывать гному в глаза: ну же! Расскажи!

- Ладно, ладно, - смилостивился оружейник. - Слушай дальше. Может, что и поймешь. Через год Зефрида снова понесла, и снова мальчика. Мардук словно взбесился: поселил королеву в Закатной Башне, никого, кроме старой няньки и придворного мага, к ней не подпускал. Выставил стражу в три ряда, даже по саду Зефрида гуляла в сопровождении половины королевской гвардии.

Ульрих неодобрительно покачал головой.

- Наследник родился рано утром. Говорят, счастливое предзнаменование… а я тебе скажу, ничего счастливого в ту ночь не было! Все, кто был при королеве, умерли. Никого, кроме самой Зефриды и её детей, не осталось. И никто не знает, что там произошло. Только и видели, что молнии над Закатной башней, да всю ночь ливень хлестал. Наутро оттуда никто не вышел, только послышался плач новорожденного. Мардук поднялся к жене в башню, не побоялся. Вынес сына на одной руке, а за другую маленькая принцесса держится, зверенышем по сторонам зыркает, а у самого короля голова-то вся седая. Велел гвардейцам королеву перенести в его покои, а все тела - сжечь в тот же день. А саму башню закрыл, и вот уже четырнадцать лет там никто не живет… Но слухи все равно поползли: будто умерли они все от ужаса, а виной тому маленькая принцесса. Правильные слухи-то. Кузен сказал, в ту ночь у принцессы дар и открылся. Ни светлый, ни темный. И творилось с ней странное: отказывалась отходить от брата, засыпала только в его кроватке, никого, кроме няньки и родителей, к нему не подпускала - визжала так, что стёкла сыпались. А если поблизости оказывалась старшая сестра, наводила такой ужас, что никто не выдерживал - кто не мог сбежать, падал в обморок, а одна служанка ума от страха лишилась.

Комната погрузилась в тишину. Ульрих продолжал задумчиво поглаживать так и не открытый шедевр, а Лягушонок забыл недоеденное варенье и потрясенно молчал. Через несколько мгновений бульканье чайника отвлекло гнома от воспоминаний.

- Такая вот история, малыш…

- Погоди, ты не рассказал, что было дальше!

- А все остальное и так известно. Королева после рождения сына переменилась, хотела было в монахини Светлой пойти, но Мардук ее переубедил. Зря - может, под сенью Райны она бы не угасла так быстро. Мальчику и четырех не исполнилось, как она отошла. Конвент прислал нынешнего Придворного мага, темного шера Бастерхази - о чем они там думали, один Хисс знает.

- Ульрих, а тот темный, который Ристане помогал? Ему так все с рук и сошло?

- Темный исчез в ту же ночь. Просто исчез - ни следа не осталось. К нему маг из муниципалитета, Затран, через неделю пришел: соседи жаловались, что из дома смрад пошел, словно кто там помер. Затран его звал-звал, не дозвался. Пришлось ломать дверь. Думали уже, что и темного принцесса уморила, ан нет, у него на кухне мясо завоняло. А сам - пропал, как не было. Представь: все на месте, на алтаре свечи догорели, ритуальная мантия рядом валяется. И не только мантия, все! Вплоть до штанов - словно его кто из одежды вынул. Да так и было, наверняка! Попал прямиком к Хиссу, туда и дорога.

Гном замолк и пригляделся к гостю: тот сидел тихий и перепуганный.

“А, дурак. Что ж я несу? Ему и так страшно. Вот же занесло ребенка в проклятую Гильдию!..”

- Эй, ты чай-то совсем не пьешь, малыш, - позвал Ульрих. - Ну-ка, попробуй вот печенье, дру Иргвин пекла.

Он вытащил из буфета корзиночку, накрытую вышитой салфеткой, и поставил перед Лягушонком.

- Спасибо, Ульрих, - тот через силу улыбнулся и взял хрусткий квадратик, обсыпанный миндальной крошкой.

- Ну так вот. Король так и не нашел для маленькой принцессы наставника - как нового придворного мага Конвент назначил, все светлые мигом смотались из Суарда, словно крысы с худой посудины. А темному шеру он дочку не доверил. Старшая принцесса вроде угомонилась, а может, не нашлось больше дураков связываться с Шуалейдой: темные народ острожный, подставляться не любят… хотя Бастерхази-то точно от девочки мокрого места бы не оставил… не договорились вовремя, может? А когда вторая королева умерла, Мардук отправил детей от греха подальше, в крепость Сойки - это в Найрисском заливе. Там место хитрое, еще со времен Великой Войны защищенное от магии. Наша работа, кстати. Мой троюродный прапрадед делал! Вот кто был мастер, всем мастерам мастер!

Еще полчаса посвятив рассказам о старых добрых гномских мастерах, Ульрих отправил Лягушонка спать.

- Куда пойдешь среди ночи? Подождет твой Наставник до утра, не переломится.

Глава 3. О пользе гостеприимства

И сотворили Брат и Сестра мир из земли, огня и воды, и назвали его Райхи. Долго играли Близнецы с новым миром, лепили горы и пустыни, растили деревья и травы, населяли земли зверьми, небо птицами и воды рыбами. Но чего-то не хватало Близнецам, и сказал Брат:

- Нет в мире равных нам, с кем могли бы мы играть!

Улыбнулась ему Сестра и ничего не ответила, лишь поцеловала и потянула на мягкую траву. А на следующий день родились семь прекрасных Драконов.

Катрены Двуединства

Тень

435 год, 20 день Холодных Вод. За шесть дней до праздника Цветущего Каштана. Поместье графа Свандера, близ Кардалоны.

Ночь пела цикадами и благоухала цветущими сливами, ласкала прохладой и подмигивала звездами. Ночь скрывала от любопытных глаз и стелилась под ноги тропой - мимо солдат у ворот с графскими гербами, мимо поджавших хвосты бойцовых псов, мимо конюшен с пофыркивающими во сне лошадьми и кухонь с едва поставленными в печь утренними хлебами. Ночь отводила глаза не спящим в предрассветный час стражам у входа в гостевое крыло: взгляды их скользили прочь от гостя-призрака.

Амулет под курткой дрожал: не приближайся! Три из шести принадлежащих короне Фонарей Истинного Света надежно охраняют наследника от ходящих тропами Тени. А шестерка ветеранов у парадного входа не пропустит и самого Мастера. Но ни к чему ночному гостю широкие дороги.

Обходя лейб-гвардейцев по дуге, он привычно отмечал расположение и вооружение противника. Под парадными мундирами легкие нагрудники и наручи, вместо длинных мечей - короткие, удобные в коридорах. Золоченые аксельбанты - удавки, блестящие бляшки-эмблемы заточены до остроты бритвы и сбалансированы для метания. Сонные с виду гвардейцы небрежно составили алебарды пирамидами по три, перегородив вход. Миновать их, не задев, может разве что летучая мышь, а коснись хоть кончиком крыла, и шаткая конструкция обрушится.

Он обогнул особняк с юга и прислушался к амулету: охранные чары поместья безопасны. Скользнул в черный ход - темно, ни души, лишь крылатые силуэты сопровождают собрата по дороге Тени. Добрался до кладовки, толкнул шкаф. Тот беззвучно повернулся, открыв узкую винтовую лестницу.

Остановившись на миг, он с трудом вышел из Ургаша в обычный мир. Еще несколько шагов, и Фонарь среагирует на Тень Хисса - но дальше можно пройти и так. Он взлетел наверх, подгоняемый привычным, как биение сердца, голодом Ургаша. На последней ступеньке остановился, прислушался: из-за двери доносилось сонное дыхание жертвы и единственного охранника, амулет молчал. Тусклый луч пробивался сквозь щель. Он приблизился, заглянул, но увидел лишь балдахин, закрывающий потайную дверцу. Отодвинул панель - свежесмазанные петли не скрипнули. Шагнул в покои. Амулет нагрелся, преодолев защиту. Он прорезал занавесь, оглядел укрытую простыней фигуру: мальчик отвернулся, лица не видно, только из-под светлого льна выбиваются черные пряди. Рядом с подушкой простой армейский нож без ножен, последний рубеж обороны обреченного принца.

Убийца не позволил себе и тени сожаления. Принц, нищий, мальчик, старик - Заказу нет разницы, Руке Бога тем более. Кинжал с темным матовым лезвием, какими добивают врага пираты из Полуденной Марки, сам скользнул в руку. Замах…

“Так просто?” - предвкушение заставило сердце забиться чаще.

“Так просто!” - ответил остекленевший воздух, застывая в легких и останавливая кинжал на полпути.

“Просто”, - подтвердил амулет, обжигая льдом и рассыпаясь.

“Просто…” - шепнула простынь, соскальзывая с жертвы и оставляя его один на один с бледной, худой девушкой в ночной сорочке. Глаза на узком лице светились мертвенно лиловым, притягивали и требовали…

“Проклятье! Обманул…” - мелькнула последняя связная мысль.

Он рванулся прочь, но тело не послушалось. Он словно бился внутри самого себя - рыбой в замерзающей луже. Лед сжимал, корежил и рвал душу. Мир раскалывался и опадал, как треснутое зеркало - вот откололось отражение окна с колыхающимися занавесями, полетели сорвавшиеся звезды, за ними - шелест ветвей, запах слив. Посыпались старой мозаикой краски, формы и время. Осталось лишь отражение изломанного страхом человека в черных зеркалах зрачков - и он падал туда, не в силах ни вздохнуть, ни шевельнуться. Падал и рассыпался бусинами, темными и светлыми, и темными, снова темными… бусины скакали по зеркальному полу, а рыжеволосый ребенок смеялся и ловил их в горсть, одну за одной - светлую и темную, и снова темную…

А потом поднес горсть к губам, улыбнулся - и он услышал знакомый, пустой и холодный голос, обнимающий со всех сторон, поглощающий все, что осталось от него.

- Добро пожаловать в Ургаш, раб.

Шуалейда шера Суардис, принцесса Валанты

Зависшее над кроватью тело в сером одеянии плавно опустилось на пол.

Шуалейда села, закуталась в простыню. Прикрыла глаза. Потоки магии успокаивались, оставляя ее сытой, усталой и дрожащей, ветер уносил в раскрытое окно тошнотворный запах страха.

- Ширхаб его… - было первым, что она смогла выдавить сквозь пересохшее горло.

- А ты сомневалась, - раздался тихий голос.

- Да не особо, - ответила она, не поднимая взгляда от распластавшегося на ковре мертвеца.

- Ничего, привыкнешь.

Светлый шер, на вид лет двадцати пяти, одетый в батистовую сорочку и штаны от гвардейского мундира, легко вскочил с кушетки. Нож сам собой скользнул в наручные ножны, обездвиживающее заклинание с еле слышным треском погасло. Лейтенант Эрке шер Ахшеддин перетек к убийце, присел на корточки и принялся деловито обшаривать тело.

- Не хочу привыкать! - Шуалейда зажмурилась и помотала головой.

Эрке раскладывал добычу тут же, на полу: отмычки, звездочки, пару коротких дротиков, несколько монет и прочую ерунду. Заинтересовали его только исчерченный рунами нож и тонкая цепочка с осколком тускло-серого камня вместо кулона.

Принцесса протянула руку, требуя цепочку. Повертела её, дотронулась до камня. Тот осыпался в пыль.

- Никаких следов. - Шуалейда разочарованно отбросила цепочку.

- Смотри-ка, твоя драгоценнейшая сестра не боится поссорить Валанту с Маркой. - Эрке подкинул в руке нож, проверяя балансировку.

- Ширхаб ее задери…

Лейтенант поднялся на ноги и отошел к окну. Оперся руками о подоконник, выглянул во двор. Замер, глядя на крупные предрассветные звезды. Молчание нарушалось лишь стрекотом цикад и короткими репликами солдат под окнами: смена караула. Ветер колыхал занавески, наполняя комнату прохладой и запахом цветов.

- Эрке! Еще не поздно вернуться в Сойку…

- Вернуться? - Лейтенант резко обернулся. - Может, Кею сразу утопиться, чтоб не мучиться? А заодно и тебе. Если, конечно, не мечтаешь стать третьей женой Его Высочества Лермы.

- После сегодняшнего-то? - Шу нервно засмеялась. - Так ему Конвент и позволил взять в жены темную.

- Не темную, Шу. Сумрачную.

- Какая к ширхабу разница?! - вокруг нее снова заклокотали злые вихри магии, подняли тело убийцы, поворачивая для лучшего обозрения. - Не боишься, что через недельку я и тебя вот так же? Для нас, темных, светлый маг - самый лакомый кусок!

- Успокойся. - Лейтенант взял со столика бокал, налил вина из кувшина и протянул ей. - На, выпей. И хватит нести чепуху.

Сиреневые вихри утихли, тело шмякнулось на пол. Вцепившись в бокал двумя руками, Шуалейда осторожно отпила. Поморщилась. Быстро допила до дна и швырнула бокал в стену. Раздался звон, брызнули осколки.

- Ненавижу! Боги, как я её ненавижу! - Она сжала кулаки.

- Только не говори, что испугалась.

Шу и Эрке разом обернулись: на пороге, рассыпая с вороха тонких косичек сердитые зеленые искры, стояла одетая лишь в ночную сорочку и наброшенный на плечи лейтенантский камзол девушка. Раскосые кошачьи глаза, заостренные уши и лиственные переливы ауры выдавали эльфийку, потомка Зеленого Дракона.

- Да, испугалась! - с вызовом ответила Шу, спрыгивая с кровати. - А если бы осведомитель промолчал? А если бы Кея…

- Никаких если, - оборвала ее эльфийка. - Ты маг или деревенская шарлатанка?

- Тише, Белочка. - Лейтенант подошел к жене, обнял за плечи и подтолкнул к Шу. - Все уже.

- Не все. Что теперь делать с этим, Баль? - Шу кивнула на тело и позволила подруге себя обнять.

- Отвезти в Суард и сдать Флому. - В голосе Эрке не слышалось уверенности. - Генерал обеспечит Ее Высочеству несколько незабываемых дней.

- О да! - снова взорвалась Шу. - Обрадуем отца. Покушение на сына - первое, но не последнее. Заказано старшей дочерью. Доказательства? Нет их. Зато младшая снова балуется темной магией.

- Имени нанимателя он, разумеется, не знал? - спросил Эрке.

- Ничего он не знал, кроме имени-внешности жертвы, плана поместья, схемы охраны и как открыть потайную дверь, - чуть ровнее ответила Шу. - Заказ получил две недели назад.

- Ну да, ну да, - пробормотал Эрке. - А чего медлить? Можно поспорить, что Ристана и настояла, чтобы кортеж остановился у Свандеров.

- Свандеры, чтоб им! Дешево же стоит их верность королю, - откликнулась Баль.

- Верность Ристане оплачивается лучше.

- Выпотрошить бы графа, глядишь, столько интересного узнали. - В глазах Шу мелькнул мертвенно-синий отсвет.

- О да. Бунт аристократов это то, чего нам не хватает до полного счастья.

- Мы хоть что-то можем, чтобы не сделать еще хуже?!

- Можем, - ухмыльнулась Баль, показывая острые клыки. - Показать, что не боимся. Путь нас боятся.

Эрке кивнул, соглашаясь с женой.

- Заодно проверим, насколько крепкие нервы у графа с графиней, - протянула Шу. - Флом нас без соли съест, что не отдали этого ему.

- Не съест. Потому что не узнает.

- Узнает, Баль. - Эрке покачал головой. - Не позже, чем завтра. Смерть Руки Бога это вам не пропажа нищего с паперти.

- Шис, как же не хочется ему врать!

- Флом не штабная крыса, Шу. Он поймет.

- Ладно, - подытожила Шуалейда. - С полковником что-нибудь придумаем. Давайте, наконец, уберем это. А то, упаси Светлая, дождемся, что Кей проснется и сунет сюда любопытный нос.

Она аккуратным жестом подняла труп в воздух и направила к дверям. Отводом глаз обитателям поместья занялся Эрке: на небоевую светлую магию амулеты охраны, заточенные под выявление и обезвреживание темных заклятий, почти не реагировали. Баль пошла за компанию, а заодно одарить графа эльфийским проклятием. На память.

Закерим шер Флом

435 год, 21 день Холодных Вод. За пять дней до праздника Цветущего Каштана. Поместье графа Свандера, близ Кардалоны.

Первым, что увидел Зак, открыв глаза, была стройная, молочной белизны женская ножка. По коленке скользил золотистой ладонью солнечный луч: туда и обратно, не позволяя оторвать взгляда от алебастрового великолепия в буйстве шафрана, кармина и зелени, разбавленном резкими штрихами черноты в синь.

Закерим зажмурился и чихнул: отразившись от позолоты, солнечный зайчик ослепил на миг, прервав созерцание потолочной росписи. Но не тут-то было - Закерим шер Флом в свои пятнадцать твердо знал, чего хочет, и не отвлекался на ерунду. А каноническая сцена зачатия семи перворожденных Драконов, весьма отличная прорисовкой деталей от привычных миниатюр в Катренах Двуединства, стоила пристального внимания, хоть лебединые крылья Райны и вороные Хисса скромно прикрывали самое интересное.

- Во всем есть положительные стороны, - повторил он мудрость дру Бродерика, продолжая начатое месяц тому назад убеждение Закерима шер Флома. - Роскошь, хорошие повара… дамы… мда… увеселения, роскошь… тьфу!

Стукнув кулаком по подушке, Зак вскочил с безобразно мягкой постели и, как был в одних коротких подштанниках, побежал к окну. Дернул раму - нараспашку. Отчаянный щебет вперемешку со свистом, щелканьем и чириканьем ворвался в окно вместе с прохладным ароматом сада. Зак глубоко вздохнул, еще разок потянулся и позвал:

- Кей! Сегодня отличная погода!

Со стороны пурпурного с золотым шитьем балдахина, напоминающего походный шатер имперского главнокомандующего - как раз чтобы свободно разместился весь генштаб с адъютантами и конями - послышалось недовольное сопение и шебуршанье.

- Кей! - еще раз позвал он, обернулся и засмеялся.

На широченной кровати, среди смятых простынь свернулся клубком тонкий, но крепкий четырнадцатилетний мальчишка. Он отпихивал босой пяткой невидимого противника и прикрывал голову огромной подушкой: смуглые руки с характерными мозолями от клинка вцепились в расписанный цветущей сливой хмирский шелк, край простыни едва прикрывал спину и такие же, как у Зака, льняные подштанники.

Пожав плечами, Зак направился к принцу, по дороге прихватив из вазы на столе самое большое розовое яблоко. Он без малейших раздумий сдернул прочь простынь и подушку. Недовольный Кейран прикрыл глаза рукой и сделал вид, что все еще спит. Зак ухмыльнулся и с хрустом откусил яблоко. Брызнул сок, в воздухе поплыл сладкий аромат. “Спящий” принц резко выбросил руку на звук и запах, но Зак отклонился и отступил на полшага, не забывая вкусно хрустеть.

- Уйди, вражья сила, - проворчал будущий король и отвернулся, подтянув ноги и нащупывая другую подушку.

- Извольте вставать, Ваше Высочество! День на дворе, птичка кричит кукаре! - пропел Зак подхалимским голосом графа Свандера.

- Не изволим… - капризно протянул Кей. И тут же, уцепив подушку, вскочил и набросился на Зака. - Вот тебе!

Хохоча и лягаясь, они покатились по полу. Забытое яблоко потерялось под кроватью, подушка улетела к окну.

Через пару минут, смеясь и задыхаясь, они расцепились. Кей уселся на полу, опершись спиной на кровать, Зак напротив, скрестив ноги.

- Вкусное было яблоко, - вздохнул он.

- А нечего дразниться.

- А нечего спать до полудня, - парировал Зак.

- Ещё скажи - нечего по чужому дому лазить до полуночи.

На справедливый упрек Зак ничего не ответил, потому что где-то в доме раздался пронзительный, полный ужаса женский вопль. Оба вскинулись и настороженно прислушались: далеко, не в гостевом крыле, захлопали двери, под окном протопали обеспокоенные стражники.

Закерим посмотрел на друга. В глазах Кея читался тот же вопрос: что опять натворила прекрасная принцесса, образчик кротости и благонравия? И как это связано с её вчерашним капризом: “не буду спать под этими развратными картинками! Я принцесса, а не прапорщик!”

- И как всегда, нам ни слова! Я будущий король или кто?

Кей сердито сжал губы, вскочил и направился к двери.

- Точно будущий король? - осведомился Зак.

Принц обернулся и смерил друга гневным взглядом.

- Раз Шу молчит, значит, так надо. - Он спокойно выдержал приступ августейшего недовольства и продолжил: - Вольная жизнь закончилась, Твое Высочество.

“Никаких больше шалостей и веселья на свежем воздухе. Никакой свободы и безопасности. Придется забыть и об охоте на гулей, и о вылазках в деревню, и об играх в эльфов…” - эти слова Зак не произнес вслух: толку сожалеть о прошлом.

- Во всем есть положительные стороны, - вздохнул Кейран, кинув тоскливый взгляд на дверь.

Словно в ответ, дверь отворилась, и в покои зашел важный, застегнутый на все пуговицы и напудренный в соответствии с позабытым сто лет назад этикетом камердинер. Отвесил глубокий поклон, всем видом выражая неодобрение самовольной сменой комнат, и заявил:

- Счастлив видеть Ваше Высочество в добром здравии. Соблаговолите принять утренний туалет.

Еще раз поклонился и отступил в сторону, пропуская двух лакеев, нагруженных одеждой.

- Соблаговоляю, - обреченно согласился принц.

Показав Кею язык, пока старый зануда отвернулся, Закерим нацепил на лицо подобающее сиятельному шеру и будущему королевскому советнику строгое выражение. И еле сдержал смех: пока камердинер отдавал распоряжения лакеям, принц принял торжественную позу и состроил индюшачью физиономию - точь-в-точь знаток церемониала, присланный самим королем, дабы наставлять юного наследника.

Через полчаса умытые, одетые с иголочки юные шеры вслед за графским дворецким шествовали к завтраку. Шестерка гвардейцев сопровождала принца на почтительном расстоянии в четыре шага.

За пределами собственных покоев Кейран преобразился: уверенная, твердая походка, горделивая осанка, породистое жесткое лицо, исполненные достоинства жесты - настоящий Суардис, властитель в двадцать шестом поколении. Закерим составлял будущему королю достойную свиту: суровый, благородный юный шер, истинный потомок рода Фломов. Он как никогда походил на отца, Бертрана шер Флома, начальника службы безопасности наследника, и дядю, генерала лейб-гвардии Фрая шер Флома, главнокомандующего имперской Южной Армии, героя войны с зургами и любимца солдат. О шальных мальчишках, недавно мутузивших друг друга, уже ничто не напоминало - и никто бы не заподозрил, что за холодным высокомерием скрывается любопытство и страх.

Отворив высокие, отделанные перламутром двери, дворецкий провозгласил:

- Его Высочество Кейран Галисто Рустермахт шер Суардис! Сиятельный Закерим Фрай Лиен шер Флом!

Отступил в сторону и склонился в почтительном поклоне.

Залитая солнцем столовая, размером не меньше крепостного плаца, сверкала и переливалась той же головокружительной роскошью, что и спальни, и галереи - до тошноты. Заку приходилось щуриться, чтобы глазам не было так больно от обилия яркой белизны, золота и лазури. Он оглядел выстроившихся у дверей лакеев, уделил должную толику внимания застывшим у окон и дверей гвардейцам, встретился со сверкающим оружейной сталью взглядом отца. Полковник чуть заметно дернул бровью, молча спрашивая: что за шутки со сменой покоев? Зак в ответ только опустил глаза: Шуалейда велела молчать, а она умеет быть весьма убедительной.

Навстречу уже спешили хозяева, сияя угодливыми улыбками.

- Доброе утро, Ваше Высочество! Шер Флом!

Похожий на переспелую грушу граф кланялся, как заведенный, и источал любезности, пряча взгляд. А сухощавая, цепкая и надменная графиня, молча присевшая в реверансе, казалось, с вечера постарела лет на двадцать и словно надломилась.

- Как Ваше Высочество изволили почивать?

- Великолепно. А как вам спалось? - Кейран милостиво улыбнулся.

- Э… превосходно, Ваше Высочество, благодарю. Соблаговолите к столу. Уверен, в крепости Сойки вам не доводилось отведать гусиной печенки, вымоченной в розовом свандо и тушеной с десятью хмирскими травами…

Свандер говорил без остановки, словно боялся замолчать, и кидал косые взгляды на дверь - несложно было догадаться, ожидал неприятностей от Её Высочества. Зак бы мог его успокоить: если бы Шу хотела сделать что-то действительно нехорошее, вряд ли бы он дошел своими ногами до столовой. А раз все еще жив и здоров… нет, на месте Шу Зак бы не позволил графу вылезти из болота чистеньким.

Её “невинный каприз” - слава Светлой, Шу сама будет объясняться с полковником! - совсем не походил на каприз. Не зря же она воспылала неприязнью к потолочным росписям сразу после разговора с Эрке. Не надо быть мудрым Драконом, чтобы догадаться: не вина Свандеров, что Кейран все еще жив.

Еле сдержав желание ответить графу на пожелание приятного аппетита “чтоб Ваше Сиятельство подавились”, Зак кинул взгляд на дру Бродерика. Гном тоже унюхал дурной запашок Свандеровского гостеприимства. Ученый наставник принца рассеяно поглаживал бороду, заплетенную в три украшенные рунными амулетами косицы, и занудно осведомлялся о видах на погоду у пухленькой веселушки Ильмы шер Тафронтес, старшей компаньонки Её Высочества. Она мило улыбалась и время от времени словно случайно трогала заряженное Слепой Вьюгой кольцо. Поздновато, ведь все самое интересное закончилось до рассвета, но полковник крепко приучил всех обитателей крепости Сойки быть настороже даже во сне.

Совершенно не понимали, что происходит, только хозяйские дочки. Старшая, угловатая и носатая, в мать, кидала острые взгляды на гостей и на родителей, когда думала, что на нее не смотрят. Младшая же, сдобная и наивная, как фарфоровая пастушка, восторженно улыбалась наследнику и мило краснела, если его взгляд случайно обращался в её сторону.

Граф перестал нести вежливую чушь, лишь когда дворецкий объявил явление Её Высочества Шуалейды Язирайи Зефриды шер Суардис и Их Светлостей Ахшеддинов.

Платье принцессы и рядом не валялось с роскошными туалетами хозяйских дочек, зато сама Шу была - лед и сталь. Её высокомерный прищур напоминал целящегося арбалетчика, о задранный узкий подбородок можно было обрезаться. Улыбаться Её Высочество изволили столь сладко, что хотелось проверить содержимое тарелки на наличие крысиного яда. За Шуалейдой тенями следовали Ахшеддины, в точности копируя походку и выражение лица принцессы. Шера Ильма не осмелилась даже на укоризненный взгляд: это в Сойке она бы прочитала целую лекцию об этикете, но тут, перед лицом врага, ни намека на разногласия.

- Доброе утро, Ваше Высочество! - Шуалейда присела в реверансе и тут же переключила внимание на хозяев. - Как спалось, Ваше Сиятельство?

От голоса Шу по спине Зака пробежал холодок. Упаси Светлая попасть под такое! Свандер вместо ответа натужно закашлялся и покраснел.

- Вам нехорошо, Ваше Сиятельство? - заботливо поинтересовалась Шу. - Что-то несвежее скушали?

За столом воцарилось мертвое молчание. Граф судорожно закивал, пуча глаза и пытаясь вздохнуть.

- Чудесное утро, дорогая, не правда ли? - резко сменила объект атаки Шу.

- Чудесное, Ваше Высочество, - еле выдавила графиня.

Не обращая больше внимания на хозяев, Шу неторопливо прошла на свое место рядом с Кеем, так же неторопливо села и завела с шерой Ильмой и дру Бродериком обстоятельную беседу о погоде, сортах роз и видах на урожай винограда на холмах Сванде-лен. Беседу о виноградниках и винокурнях, основе графского благосостояния, с подозрительным энтузиазмом поддержала Балуста шера Ахшеддин. Слушая их, граф бледнел и крепче сжимал вилку - зато эльфийка улыбалась все веселей и потряхивала рыжими косичками. Даже всегда бесстрастный, скучный и невыразительный Эрке, воплощенная добропорядочность и безобидность, изменил привычному образу и увлеченно подсчитывал, сколько налога пойдет в казну с успешной виноторговли.

С удовольствием поглощая дичь, копченую рыбу, салаты, суфле, пирожные и прочие изыски, Зак обдумывал, чем грозит Его Высочеству Кейрану, а вместе с ним и Закериму шеру Флому, отказ Шуалейды от официального расследования покушения. Ничего приятного не надумывалось, зато опасностей, угроз и неприятностей - караван и маленький ослик. Но и от расследования не меньше…

Нет уж, раз Шу молчит, пусть уж молчит. И слава Светлой, что не Заку разгребать эту повозку золотаря.

***

Как Зак и ожидал, добыть внятных объяснений из троих магов не удалось ни полковнику, ни Кею. Они не врали, упаси Светлая. Просто наотрез отказывались говорить о том, что произошло ночью. Даже на провокационный вопрос Кея “что ты сделала с убийцей?” Шуалейда пожала плечами и посоветовала ему обратить внимание на окружающий пейзаж и не мешать ей вздремнуть. Сны ей, видите ли, снились дурные.

Полковнику тоже, наверное, снились дурные сны, как и хмурому сержанту, что во время десерта явился с докладом: строевым шагом, бряцая оружием и зыркая на свандеровских слуг, словно на зургов в боевой раскраске. Потому что сразу после завтрака отец усилил охрану: теперь вместо двенадцати гвардейцев около Кея молчаливыми тенями бдели две дюжины. А хмурый сержант с полным взводом задержался в поместье и догнал кортеж лишь следующей ночью.

Шуалейда шера Суардис

Мерный стук копыт убаюкивал не хуже старинной эльфийской колыбельной, которую иногда пела Балуста. После бессонной ночи живописные пейзажи не восхищали, птичье пенье царапало слух, в глаза словно насыпали песку. Но спать не получалось, хоть Шу могла запросто дремать в седле: ветер поддержит потомка Голубого Дракона не хуже перины.

- Простите, полковник, но я считаю, что все произошедшее этой ночью лучше похоронить там, в поместье Свандеров.

Ответ Шу на седьмой вопрос шера Флома не отличался от предыдущих шести ни тоном, ни количеством полезной информации. С каждым разом ей было все труднее сопротивляться участливой настойчивости человека, практически заменившего им с Кеем отца. Но дать официальный ход делу о покушении и об измене она боялась еще больше, чем потерять доверие Бертрана. А сказать правду значило обязать его доложить королю: магическая присяга не позволит смолчать.

- Я надеюсь, Ваше Высочество хорошо понимает, что делает.

- Я тоже надеюсь, полковник.

Бертран покачал головой и дал коню шенкеля, оставляя Шу один на один с невеселыми мыслями и тяжелыми воспоминаниями.

За четыре мирных года в Сойке она почти забыла, каково это: выпить разум и жизнь. Казалось, та история похоронена под завалами в Уджирском ущелье и не вернется никогда…

Глава 4. Око Урагана

… сказал тогда коварный бог-демон Карум:

- Нет в мире равновесия и справедливости, потому что нет их среди богов. У вас есть дети и есть свой народ, а у меня нет. Пусть Сестра и мне родит детей.

Согласились Близнецы, и хоть не любила Райна Карума так, как любила Хисса, родила ему детей - сына и дочь, во всем похожих на богов, только с кожей красной, как кровь, клыками звериными и разумом злым, как разум отца их, демона. Назвал Карум детей зургами, по первому звуку “зурр!”, что прорычали они, впившись до крови в соски матери.

- Забери народ свой, брат, - сказал Хисс, отняв детей от груди Райны и кинув на песок. - Пусть живут на Пустошах и не ходят через Дремлинские горы. Хватит людям раздоров и без кровожадных зургов.

Нахмурился Карум, указал Райне на орущих младенцев.

- Это твои дети, Сестра. Ты должна вскормить и воспитать их.

- Груди мои болят, и сердце мое тоскует, - отвечала Райна. - Достаточно будет твоим детям молока степных коз и науки равнинных ветров. Я дала им жизнь и свою кровь, но не нужна им моя любовь. Оставь их, Карум, пусть живут сами. А лучше брось в океан, не принесут зурги нашему миру добра.

Катрены Двуединства

Шуалейда шера Суардис

431 год, шестой день месяца Пыльника (четыре года тому назад). Найрисский залив, крепость Сойки

Лето четыреста тридцать первого года выдалось жаркое, ветреное и грозовое. Столько расколотых молниями трехсотлетних дубов и сожженных крыш не случалось и за десяток лет. Но урожаю это не повредило, напротив, фруктов и хлебов в тот год уродилось на зависть. Собственно, с зависти все и началось. С древней, как Дремлинские горы, зависти кочевников к богатым плодородным землям за перевалом.

- …с инспекцией в Уджирский Оплот. Конвенту нужен десяток краснорожих, а если повезет, то ученик шамана. Странности с погодой…

- Опять подглядываешь? - голос Эрке, раздавшийся прямо над ухом, заставил Шу подскочить, но не погасить говорящее зеркало. - И чего такого интересного говорит генерал, что ты не услышала бы за обедом?

- Погоди, - оборвала его Шу, не отрывая взгляда от “замочной скважины” в кабинет полковника Бертрана шер Флома. - Минутку, а?

- …сержанта Нольбеса и его десяток. С его опытом вылазок в Пустоши… - продолжал генерал Фрай шер Флом, старший брат полковника Бертрана. - Я оставлю тебе взамен десяток Ножа, так что обороноспособность Сойки не пострадает.

- Возьми еще Мангуста, он хоть и не получил цветной грамоты, но лучше такой маг, чем никакого. - Бертран погрустнел. - Где те благословенные времена, когда каждый шер…

Зеркало потускнело и замолчало, повинуясь жесту Ахшеддина.

- Шис! Ну зачем, Эрке?.. - начала было Шу.

- Ничего, что касалось бы тебя, - отрезал лейтенант. - Хватит подслушивать. Если генерал привез новости о твоей помолвке, все узнаешь и так.

Шу упрямо вздернула подбородок и шагнула к лейтенанту.

- Я хочу узнать, за которого из сыновей Императора меня выдают, не из газет! А вы все молчите.

- Ваше Высочество все узнает в свое время. До свадьбы еще два года. Некуда торопиться.

- Еще скажи: “Учитесь лучше манерам, Ваше Высочество. Жена принца Империи не должна походить на базарную торговку! И наденьте платье, на вас смотреть стыдно”, - пропела Шу, подражая компаньонке, шере Ильме.

- Принцесса Валанты должна походить на принцессу, а не на безалаберного пажа, - парировал Эрке. - И не подглядывать в замочную скважину.

- Ладно, убедил. Расскажи лучше, почему конвент посылает в Пустоши генерала Флома с пятью взводами, а не придворного мага. Ни за что не поверю, что шеру Бастерхази сложно выяснить, что там не так с шаманами.

- Ему-то, может, и просто. Только вряд ли Его Светлость Парьен позволит ученику Его Темности Тхемши близко подойти к такому источнику силы.

- Интриги… - Шу наморщила нос.

Эрке пожал плечами.

- Кстати, дру Бродерик просил передать, что лекция по истории началась четверть часа тому назад. Сегодня - о роли зургов в Великой войне. А кто не успел, тот…

- Успел! - оборвала его Шу, кидая взгляд в зеркало и поправляя выбившиеся из прически локоны. - А ты не идешь?

- Не сегодня. Но вы с Баль мне все расскажете! - последние слова Эрке произнес уже в спину убегающей принцессе. Когда дело касалось занятий с дру Бериланом Бродериком, не было на свете ученицы прилежней.

***

- …после Великой войны Сойка потеряла военное значение…

Гном замолчал, услышав звук открывшейся двери, и обернулся. Взгляды Кея, Зака и Балусты тоже устремились к входу в библиотеку.

- Вот Ваше Высочество нам и напомнит историю крепости Сойки.

- Как скажете, дру Бродерик. - Шу присела в реверансе, подмигнула Балусте и прошла к висящей на стене карте континента. - Итак, крепость Сойки заложена в год сорок третий Великой войны с богом-демоном Карумом. Располагается на сто десять лиг южнее Суарда, в основании мыса Крыло Сойки и блокирует южный путь из Зурговых пустошей в Валанту - Свистящий перевал.

Она провела указкой по горной гряде, пересекающей континент сверху вниз, остановилась на стыке суши и моря, где восточный отрог Дремлинского хребта уходил в воду и загибался серпом, а западный продолжался вдоль берега.

- Правители вольных баронств на берегах реки Вали-Эр объединились с гномами Дремстора и эльфами, чтобы сохранить свои земли от последователей бога-демона. -Указка обвела область между хребтом на западе и плоскогорьем на востоке, разделенную синей веной реки. - Сойка выстроена совместно людьми, гномами и эльфами. Всего дважды она подвергалась штурму. Впервые - сразу после постройки, когда третья волна зургов пошла через перевал.

- Если бы гномы не затянули переговоры на десять лет, то третьей волны не было бы вовсе, - пробурчал Кейран

Бродерик обернулся к принцу и нахмурился, но Кей продолжал:

- Вторая волна дошла до самой Ирсиды и разорила все побережье! Спорим, если бы зурги покушались на рудники или сам Дремстор, Совет Кланов бы вступил в союз много быстрее?

- Ваше Высочество правы, - сердито сверкнул глазами гном. - Но все же позвольте Её Высочеству закончить, а о политике Совета Кланов и короны поговорим в другой раз, применительно к железной дороге.

- Вы знаете мое мнение, дру Бродерик, - Кей пожал плечами. - Дорога должна быть построена, и я сделаю все, что от меня зависит.

Шуалейда с трудом проглотила готовые сорваться горькие слова - вряд ли от Кея хоть будет зависеть хоть что-то, если только Светлая не спустится с небес и не напомнит отцу, что у него есть не только старшая дочь, но и сын, наследник престола. О младшей дочери можно не напоминать, она уже продана.

- Так я продолжу? - ледяным тоном спросила она.

- Несомненно, Ваше Высочество, - кивнул Бродерик.

От сочувствия и понимая в его тоне Шу стало стыдно. Дру Бродерик отказался от алхимической кафедры в имперской Магадемии и поехал в богами забытую глушь учить их, потому что верил: король услал их из столицы лишь ради безопасности наследника.

- На сегодняшний день крепость Сойки это единственное сохранившееся укрепление с полными рунными щитами, - продолжила она. - Именно благодаря им третья волна зургов была разгромлена под стенами Сойки, а магический откат сделал Свистящий перевал непроходимым.

“И поэтому отец избрал Сойку местом ссылки наследника. Здесь его не достанет ни шер Бастерхази, ни Гильдия Ткачей”.

Указка в её руке сама собой поднялась вдоль реки к северу и зацепила Метрополию, но тут же одумалась и спустилась обратно, к нижней части Дремлинского хребта. Там краснела еще одна точка, такая же, как обозначала Сойку. Справа от нее карта пестрела городами, совсем близко подходила излучина реки.

- Четвертая волна зургов была за три года до потери карумитами священного острова Карум-саме и окончания Великой войны. Орда пошла через перевал Барса в Ольбере и Уджирское ущелье, в сорока лигах к северу от Сойки. Оплот пал, зурги разорили ближние баронства и сожгли Кардалону. Затем орда направилась к побережью. - Шу провела неровную дугу от перевала через город в долине к заливу, затем спустилась к югу и обвела архипелаг Акулий Плавник. - Одновременно с моря напала Полуденная Марка. Одра и карумиты столкнулись неподалеку от крепости…

- Ваше Высочество несколько увлеклись, - с улыбкой прервал ее гном. - Давайте-ка заострим внимание на шаманской волшбе и стратегии Орды. Что Ваше Высочество знает об этом?

- Тактика и стратегия Орды примитивны. Зурги берут численностью и внезапностью, от равных сил противника предпочитают отступить, рассыпавшись на небольшие отряды-кланы. Уничтожают посевы, мужчин убивают, женщин и детей угоняют в рабство. Ловят шеров любой степени одаренности для шаманских ритуалов… - Шу запнулась.

- А о самих ритуалах в Империи ничего точно неизвестно, - продолжил Бродерик.

Шу пожала плечами.

- Шаманы берегут свои тайны и свои земли. Имперские маги пока не нашли способа проникнуть за созданную шаманами пелену дальше трех перестрелов. Потому в Оплот отправляется генерал Флом, а не шер Бастерхази, - назидательно проговорил гном, обращаясь к Шу. - А теперь поговорим о том, почему за последние шестьдесят восемь лет зурги ни разу не попытались пройти ущелье, и чем грозит Империи дальнейшее непонимание и неприятие основ шаманизма…

431 год, двадцатый день месяца Пыльника (четыре года тому назад).

Имперский форпост в Уджирском ущелье.

Встретить рассвет в Гнезде Кондора, самой западной дозорной башне Уджирского оплота… всего две недели назад Шу и не мечтала о таком. Но, раз уж она сбежала из-под суровой опеки Эрке и уломала генерала Флома взять ее с собой, дабы на месте изучить трофеи, то не уговорить того же Флома отпустить ее с утренней сменой в Гнездо - сущая глупость. Когда еще представится шанс посмотреть на Пустоши вблизи?

Зрелище стоило затраченных усилий. По сторонам сияли снежные пики, зеленый бархат пятнал неровные склоны. Солнце вставало за спиной, освещая бурлящие сизые, с золотыми и розовыми прожилками тучи. Они кружили над бескрайней равниной, клокотали, словно зелье в алхимическом котле. Далеко внизу колыхался лес, переходящий в степь, а справа уходил назад разлом Уджирского ущелья. Глазам же мага представала картина странная и пугающая. Тучи, горы, воздух переливались потоками природной стихийной магии, а равнину Уджир-Клыз полностью покрывал серый туман. Вязкий, липкий, он отдавал змеями, гнилым болотом и несвежей кровью. А еще он словно вползал в ущелье, притягивал, засасывал в себя.

Шу дернула головой, отгоняя ощущение чуждого, холодного и голодного внимания.

- …уснули, что ли? Змей, подай сигнал Иволге еще раз, - донесся с верхнего, открытого этажа башни сердитый и взволнованный голос.

- …должны были вернуться этой ночью… - нервничал второй. - Нольбес никогда не…

На слове “никогда” что-то сдвинулось, словно части головоломки встали на место. Невнятная тревога и неудобство мгновенно обрели причину. Все еще не веря себе, Шу вгляделась в противоположный, более высокий, склон ущелья, где на расстоянии чуть меньше перестрела ползли струи рассветного тумана, цеплялись за камни и корни карликовых сосен, словно отряд диверсантов…

- Тревога! Тревога! - закричала она, взбегая по лестнице.

Ее встретили три удивленных и настороженных взгляда. Топот еще четырех пар ног послышался снизу: ее услышали все находившиеся в Гнезде.

- Что случилось, Ваше Высочество? - первым среагировал старший утренней смены.

- Зурги идут. Посмотрите! - она указала на другой склон. - Разве туман двигается вверх?!

Солдаты на мгновенье замерли, вглядываясь в отвесные скалы.

- Тревога! - через один удар сердца скомандовал старший. - Ваше Высочество, прошу вас, скорее в Оплот!

Шу в ответ кивнула и устремилась к гондоле канатной дороги, связывающей Гнездо Кондора и форт: единственный путь на одинокий осколок хребта, иначе доступный только птицам.

- Снимут, - испуганно шепнул под нос один из солдат.

- Не снимут, - оборвала его Шу.

Она вскочила на парапет, остановилась на миг, чтобы сплести отводящее глаза заклинание и наложить его на четырехместную гондолу.

- Вы трое, прикроете отсюда. Змей, Хорек и Пырей - с Её Высочеством.

Солдаты попрыгали в гондолу, Пырей подал руку Шу. Едва она шагнула, старший дернул рычаг, отпуская тормоза, и гондола полетела навстречу солнцу. Почти сразу к пению каната добавился свист орочьих стрел. Заклинание не скрыло гондолу совсем, но сбивало краснокожим прицел. Шу оставалось только молиться Светлой, чтобы зурги не догадались повредить канат: удержаться в воздухе сама она бы смогла, но трое солдат?

Гондола уже приближалась к крепости. По перегораживающей ущелье стене деловито сновали солдаты, расчехляя катапульты и выдвигая к бойницам стационарные самострелы. Генерал Флом напряженно, до слез в глазах, вглядывался в натянутые канаты, пытаясь перебороть заклинание одной силой воли - и ведь удалось, даром что его оранжевая аура едва тянула на шерскую категорию. Все ж не зря он носил прозвание Медный Лоб. Разглядев смутную тень, генерал махнул рукой, приказывая солдатам отойти от приготовленных на площадке мешков с сеном, а паромщику - жать тормоз. Гондола вздрогнула и заскрипела, замедляясь…

Шу не успела порадоваться предусмотрительности Фрая, как поняла, что везение кончилось - за полмгновения до того, как перебитый стрелой канат загудел и взвился, сбрасывая гондолу, словно норовистый жеребец зазевавшегося пентюха.

“Соэ лан зииии!” - срываясь на визг летучей мыши, выкрикнула Шу древнюю формулу призыва ветра. В переводе с ире-аль: “Брат-сестра по сути, стань мною, позволь стать тобою”.

Воздух сгустился, сплелся голубой сетью. Шу схватила за руки ближайших к ней солдат, третий сам догадался уцепиться за её кафтан. Гондола рухнула на скалы и разлетелась вдребезги. С северной стороны ущелья раздалось торжествующее улюлюканье, тут же сменившееся разочарованным воем: зурги увидели, что гондола пуста. Но заклинание все еще прикрывало от них саму колдунью, а до крепостного щита оставались считанные сажени. Не дыша, не моргая, она скользила по ненадежной воздушной бечевке к стене…

“Светлая, помоги!” - билась единственная мысль. Стена приближалась, росла… площадка для гондолы все поднималась - теперь Шу видела ее не сверху, а почти вровень…

- Змей, прыгай! - крикнул со стены Флом.

Шу не успела сообразить, к кому он обращается, как державшийся за полу кафтана солдат разжал руки и полетел вниз. Молча. А Шу подскочила вверх одновременно со всплеском страха и боли: солдат погиб, но теперь она успевала долететь до стены. Не совсем до верха, лишь до второго уровня бойниц…

- Хорек!.. - вторая команда последовала за первой, когда до бойницы оставалось три сажени.

- Не надо! Держись! - крикнула Шу, крепче сжимая руки и зажмуриваясь от напряжения: кто из них Хорек, она узнает потом, на стене.

- …Ваше Высочество! Вы не имеете права так рисковать, - сквозь темную пелену усталости и страха долетели до нее слова Флома.

- Фрай, замолчи, - потребовала она, открывая глаза.

Генерал сбился на полуслове: ему никогда не доводилось видеть Шу такой. Да и ей не доводилось еще чувствовать смерть со всех сторон. Смерть наползала, накатывала, звала… Смерть забрала дозорные отряды и взвод Нольбеса. Вязкий туман шаманской волшбы нависал с севера: несколько зуржьих отрядов успели проползти по отвесной скале и прилепились к расщелинам над крепостью. Еще бы полчаса промедления, и шаманы сняли с крепости магический щит - и перед отравленными стрелами зургов защитники перевала остались беззащитны…

- Вы успеете, Ваше Высочество… Да послушай же, Шу! - Старший Флом тряс её за плечи. - Ты должна уехать. Ты сможешь, Шу! Я поклялся твоему отцу сберечь вас обоих!

Не понимая, что делает, Шу кивнула и побежала к конюшне. Зачем? Все равно от шаманской волшбы не убежать. Серый туман уже окружал крепость…

“…совершенно безопасно, генерал, - едкой насмешкой вспомнились слова Берри. - Если Парьен сказал, что Орда не пройдет перевал в этом году, значит, Орда никак его не пройдет. Вы помните хоть раз, когда Его Светлость ошибался? Рано или поздно, так или иначе, его предсказания всегда сбываются…”

Так или иначе? Но как?.. В серой безнадежности она отчаянно нащупывала шанс если не выжить самой, то хоть остановить Орду. Не по силам девочке двенадцати лет пересилить шаманов, обуздать сорвавшуюся с привязи стихию. Но рано или поздно, так или иначе… Парьен никогда не ошибается. Значит, шанс есть! Соэ лан зии…

Взблеск молнии разорвал воздух, гул урагана настиг Шу, позвал: сестра по сути, стань мною!

- Соэ лан зиииии! - закладывающим уши шквалом разнеслось по крепости, закружилось вокруг Шу, укутывая оставленное до времени тело твердым, как горный хрусталь, ветром.

Она застыла во внутреннем дворе, не добежав до конюшни каких-то десять шагов. Наткнувшийся на нее солдат позвал Фрая: генерал кричал и махал руками, что-то сердито доказывал, но его слова тонули в реве урагана - там, над долиной Уджир Клыз. Шу лишь на миг глянула на себя, убедилась, что ветры надежно защитили ее от ретивых друзей, и не стала ничего объяснять. Некогда! Да и ни к чему: она уже клубилась и трещала молниями, втягиваясь облачным телом в ущелье.

Свобода! Упоительная свобода и радость свернувшейся тугими кольцами силы - она летела с воем и свистом, сминая деревья кончиками воздушных крыльев, задевая стены и грохоча камнями. Она отрывала от скал крохотные фигурки и сбрасывала вниз, к таким же ничтожным мурашам. Замирала на мгновенье, прислушиваясь к крикам, и отвечала счастливым смехом: мураши брызгали вкусным, терпким соком и щекотно искрили. Она обрушивалась потоками ливня, омывала склоны, выглаживала узкое русло - и впитывала вспышки терпкой и сладкой энергии. С наслаждением выедала мутные и горькие сгустки магии. Вонзалась молниями в скопления мурашей, рычала громом: страх! Боль! Смерть! Яростное счастье мощи и свободы - в бескрайнем небе, наперегонки с орлами - распирало и рвалось песней дождя и шквала.

Но в мелодию урагана вплетались два голоса - две нити, крепостью не уступающие цепям. Они звали и манили, угрожали и взывали… Влекли ее, каждый к себе, грозясь порвать напополам, словно перетянутую тетиву.

“Долг! Любовь! Счастье!” - звонким, прекрасным до слез был первый голос.

“Власть! Сила! Свобода!” - вязким, сладким до истомы был второй.

“Помни, кто ты есть!” - звал первый.

“Пойми, что ты такое!” - манил второй.

Она вспомнила: Шуалейда! Я - Шуалейда Суардис…

И остановилась, не долетев до кучки камней, облепленных муравьями - вкусными, сочными человечками… друзьями…

Она поняла: темная! Я - темная колдунья, упившаяся болью и смертью, чуть не погубившая людей - потому что человеческая боль так же пьянит, как зуржья…

Она замерла, отступила прочь, проглотила готовые обрушиться разряды молний. Преодолевая боль непролитых слез - застывших над обрывом водопадов - развернулась. Рванулась стрелой обратно, прочь из ущелья, пока помнит…

С оглушительным звоном тетива лопнула, распуская свитки ветров и освобождая небесные озера. Для Шуалейды наступила тьма. Без звуков, без образов, без памяти - блаженная тьма забытья.

Во дворе крепости упала тряпичной куклой бледная до синевы девочка.

Над ущельем взвыл последний раз ураган, взметнулся мутной волной, поднял на гребне сломанные кусты и тела - и отступил, считанные сажени не докатившись до стен крепости. Повисла тишина. Разом стих безумный ветер, опали клубы туч. Сквозь прорехи тающих облаков проглянуло солнце.

Люди опускали оружие, вертели головами, не в силах поверить, что живы, что смерть слизнула жадным языком лишь врагов - несчитанную орду врагов! - и пощадила жалкие восемь дюжин защитников крепости.

Глава 5. Две сестры

Первым идет старший сын, за ним сыны младшие, по старшинству. Буде у монарха нет сыновей, престол наследует старшая дочь, за ней следующие по старшинству…

…степень одаренности на порядок наследования не влияет, но темный шер не может наследовать престол и являться регентом при несовершеннолетнем короле. Вступившие в брачный союз с темным шером лица королевской крови теряют право наследования.

Закон о наследовании, Империя Фьон

Ристана шера Суардис, принцесса Валанты

431 год, двадцать первый день Пыльника, на следующий день после битвы в Уджирском ущелье. Риль Суардис.

Словно дыхание Закрайней Ночи витало среди ароматов дичи и специй, среди ирисов, расставленных среди блеска серебра и фарфора, среди фруктов, горками выложенных на золотые блюда. Несмотря на благоухающий магнолиями ветерок, Ристане казалось, что замороженное сиянием дипломатических улыокб вино зазвенит о хрусталь сосульками. Особенно остро сиял виконт Вандаарен, рыбоглазый и бесцветный северянин.

- Ваше Величество не возражает сегодня же обсудить условия брачного контракта Их Высочеств? - осведомился он после третьей перемены блюд.

- Мы рассмотрим любезное предложение Его Высочества сразу после обеда. А пока отведайте фоль-дибар, милейший виконт, - лучезарно улыбнулся король.

- Надеюсь, Ваше Величество уже распорядились о приезде Её Высочества в Суард. Его Высочество в нетерпении ожидает помолвки с прекрасной Шуалейдой.

- Разумеется, виконт, мы послали радостную весть нашей дочери сразу по вашему приезду. Самым надежным курьером. Увы, Сойка недоступна для магической почты, и потому мы с прискорбием вынуждены просить вас подождать не две, а четыре недели.

Отец выглядел плохо. Конечно, он не позволил себе ни опустить гордо расправленные плечи, ни показать усталость и разочарование - нет, Мардук Суардис даже в дни неудач оставался настоящим королем. Но Ристана слишком хорошо знала отца, чтобы обмануться.

По знаку короля слуга поднес северянину исходящее ароматным паром блюдо, откинул крышку.

- Благодарю, Ваше Величество! - отозвался Вандаарен. - Если не ошибаюсь, с Найрисского побережья?

- Вы совершенно правы, виконт, - вместо короля продолжил беседу Ниль Адан.

Уверенный, изысканно вежливый, некогда любимый супруг великолепно делал хорошую мину при плохой игре. Странно, если б было иначе - он практиковался ежедневно на протяжении последней дюжины лет.

Вместе с отцом и Нилем Ристана развлекала посланника Его Императорского Высочества Лермы и в сотый раз молила Светлую о чуде. Но чуда не происходило. Посланник оказался не по зубам Суардисам. На все отговорки он заявлял:

- Его Высочество считает Ее Высочество Шуалейду лучшей невестой Империи.

Конечно, единственная одаренная незамужняя принцесса на всю Империю и ближние королевства! К тому же, прав на наследство у Шуалейды не меньше, чем у Ристаны, а несовершеннолетнего Кейрана принцу Империи можно и вовсе не принимать в расчет. Если бы Ристана могла, своими руками подлила бы яду самодовольному негодяю Вандаарену и полюбовалась, как он зеленеет и задыхается. Но вынуждена была улыбаться и выказывать счастье великой честью, оказанной принцем дому Суардисов.

Проигрыш.

Поражение.

О, как она ненавидела эти слова! И даже сейчас, понимая, что помешать браку кронпринца и Шуалейды сможет разве что вторая Великая Война с богом-демоном, Ристана обдумывала самые невероятные возможности. Например, нанять десяток пиратских укк для нападения на крепость Сойки. Вот только время, время… как успеть до отъезда Шуалейды в столицу?

***

Светскую беседу прервала резко открывшаяся дверь. Слуги замерли в испуге, все четверо обедающих повернулись к возникшему на пороге высокому, породистому шеру в черном камзоле и коротком плаще с алым подбоем.

Ристана боялась поверить, что придворный маг принес то самое чудо - возможность не отдавать Шуалейду за императорского сына. Но в еле заметной морщинке между бровей темного шера читалась не радость, а опасение и злость.

- Прошу прощения, Ваше Величество. - Шер Бастерхази с достоинством поклонился. - Срочная депеша Вашему Величеству от Его Светлости Парьена.

Король кивнул и принял свиток тончайшей рисовой бумаги, перевязанный шелковым семицветным шнуром: письмо весом в голубиное перышко и стоимостью в десяток аштунских скакунов: дальний телепорт, из самой Метрополии.

- Срочная депеша виконту Вандаарену от Его Светлости Парьена, - на тон тише сообщил Бастерхази, вопросительно поглядев на монарха.

Король снова кивнул. Маг отдал такой же свиток северянину и покинул столовую.

Неужели? Два свитка Рахмана? Конвент серьезно потратился - на пересылку такого письма уходит чуть не весь запас энергии мага-прим, а тут целых два! Ристана смотрела, затаив дыхание, как король и его гость одинаковыми движениями срывают шнуры; как свитки выпускают одинаковые облачка пахнущего бергамотом тумана; как две пары глаз - карих и водянисто-голубых - пробегают строчки… тоже одинаковые? Как хозяин с гостем встречаются взглядами, и игровая доска между ними переворачивается: северянин отступает, а притворная уверенность короля сменяется истинной.

Через несколько мгновений молчания Вандаарен очнулся и сладко улыбнулся.

- Ваше Величество, позвольте поздравить со славной победой!

- Это победа Империи, виконт! - вмиг вернувшим глубину и властность голосом ответил король и обратился к дочери и первому советнику: - Вчера утром в Уджирском ущелье войска под командованием генерала Флома разбили и обратили в бегство орду. Погибло около семи тысяч зуржьих воинов и восемнадцать шаманов. С нашей стороны потери ничтожны: восемь человек погибли, двадцать ранены.

Слова отца словно вязли в вате: Ристана не могла понять смысла. Какие войска? Флом должен был провести короткий разведывательный рейд и добыть десяток зургов для Конвента. Он не мог с такой горсткой людей остановить орду! И орды не должно было быть: светлый шер Парьен никогда не ошибается. Нет, что-то в этом письме не то! И как это связано со сватовством Его Высочества?

Теперь уже Ристана вглядывалась в отца. Уверенность, радость победы - но в то же время беспокойство и грусть, не заметные посторонним. Но она слишком хорошо знала отца, чтобы не понять: победа Флома грозит обернуться неприятностями.

- Мы удивлены вердиктом Конвента и будем требовать освидетельствования Ее Высочества Шуалейды, как только ей исполнится шестнадцать. В роду Суардисов не может быть темных…

Конвент? Шуалейда? Помилуй Светлая, но причем тут девчонка?.. И почему отец говорит о ней так, словно она больше, чем пешка в игре? Словно не он отослал младшую дочь с глаз долой, в захолустье.

Ристане казалось, что мгновенье назад ясный и понятный мир раскололся и перемешался, как в калейдоскопе. Единственный логичный вывод был - признать, что Шуалейда, эта мышка, сумела не только вопреки всем распоряжениям короля покинуть Сойку и оказаться в нужном месте и в нужное время, но и проявить себя невероятно сильной темной. Но в роду Суардисов не может быть темных! Значит, она не Суардис?.. но Придворный маг не мог пропустить ребенка чужой крови.

Потом. Обдумаем все потом - а пока надо поддержать отца и доиграть партию.

- Позвольте, Ваше Величество, - вступила Ристана. - Но Конвент не может ошибаться в таком важном деле. В воле Двуединых наделить нашу дорогую сестру даром любой принадлежности, а нам остается только смириться.

- О да. Воля Двуединых превыше даже Императорской воли, - король сделал подобающе строгое и смиренное лицо. - Мы сожалеем, что наша младшая дочь не оправдала надежд Его Высочества Лермы, и вынуждены, подчиняясь Закону, отказаться от высокой чести породниться с домом Кристисов.

- Его Высочество, несомненно, будет весьма благодарен божественному вмешательству, не позволившему свершиться ошибке, - с благочестивой миной ответил виконт. - От имени Его Высочества выражаю надежду на скорейшее проведение разбирательства касательно принадлежности магического дара Ее Высочества Шуалейды. А также заверяю Ваше Величество, что Его Высочество приложит все силы к тому, чтобы сие произошло без промедления. В уповании на милость Светлой.

Виконт осенил лоб малым окружьем, за ним повторили остальные.

- Все в воле богов, - промедлив мгновенье, ответила Ристана. - Мы будем счастливы видеть вас в Суарде, виконт. И да не оставит Светлая Его Высочество своей милостью.

Теперь уже Ристана с благочестивым видом осенила лоб знаком Светлой.

Окончания обеда все четверо дождались с трудом. Его Величество даже отказался от десерта, сославшись на неотложные дела: необходимо срочно созвать Совет и оповестить народ о славной победе над ордой. Вместе с ним покинул столовую Ниль: как всегда, мгновенно погрузившись в государственные дела с головой. Временами Ристане казалось, что супруг родился королевским советником так же, как она родилась будущей королевой: для них обоих никогда не было ничего важнее благополучия и процветания Валанты. Но почему-то он никак не желал понять, что королевство нельзя доверить отродью безголовых Тальге: Кейран просто не сможет удержать власть. Ни образования, ни опыта, и повзрослеть он не успеет. Светлая, о чем думал отец, делая наследника в пятьдесят пять лет? Он прекрасный король, как и все Суардисы, но он стар и слаб здоровьем. Не зря же стервятник Лерма торопил с помолвкой.

Распрощавшись с виконтом, Ристана поспешила к себе. В ее покоях наверняка переполох: она представила, как магистр по привычке расхаживает взад-вперед, черный плащ взметывается алыми всполохами подкладки, словно окутывая мага пламенем. А где-нибудь в самом неудобном месте застыл его краснокожий слуга-нежить, пугая фрейлин пустыми змеиными глазами.

Так и оказалось.

- Все вон! - распорядилась она, едва переступив порог.

Фрейлины с явной радостью и облегчением убежали, путаясь в юбках и едва не забыв положенные реверансы.

- А теперь давайте-ка поговорим, дорогой мой. Не вы ли утверждали, что Шуалейда - заурядная ведьмочка не выше категории кватро, а ваш предшественник погиб, потому что сам что-то напутал?

- Не волнуйтесь так, Ваше Высочество, - приблизившись к ней, Рональд улыбнулся. - Слухи о даре вашей сестры преувеличены. Она лишь послужила орудием более серьезных сил. Но согласитесь, пока все складывается наилучшим образом…

Шуалейда шера Суардис

431 год, девятый день месяца Тёрна, через две недели после битвы в Уджирском ущелье. Суард

Все оказалось еще хуже, чем предупреждал Фрай. С самого начала - с городских ворот. На нее, колдунью и победительницу зургов, смотрели как на диковинного зверя в клетке: с любопытством и опаской. И с жалостью. Всю дорогу до Риль Суардиса ее преследовало одно слово: темная! Простые горожане и благородные шеры шептались и кололи ее своим страхом и неприязнью, а Шу не понимала, за что? Почему люди, ради которых она сотворила невозможное, считают ёедва ли не худшей напастью, чем зурги?

“Я не темная! - хотелось крикнуть им всем в лицо. - Посмотрите, я не беру ваш страх! Не трогаю вас…”

Хотелось плакать от досады и голода: она так и не сумела восстановиться после общения со стихией. Вся полученная от зургов сила выплеснулась, опустошив её до донышка. И так просто восполнить запас! Теперь-то она умела получить сколько угодно энергии, стоило лишь напугать десяток человек и съесть их страх. Боль тоже годилась - она могла бы питаться страданиями раненых. Но - не могла.

“Я не темная! - твердила Шу, в полубреду отталкивая потоки энергии. - Не буду!” - и больше недели не могла встать на ноги, истощенная до предела.

Ее выхаживал сам Фрай, потому что солдаты, хоть и благодарные за спасение, боялись приближаться. Слишком хорошо помнили, как летели со скал зурги и как гроза чуть не смела крепость.

За полчаса, проведенные на улицах Суарда, Шу успела раз сто пожалеть, что отказалась от кареты, и что Фрай не запихал ее под защиту занавесей и гербов силой. Но даже он, бесстрашный генерал Медный Лоб, качавший ее на руках вместо собственных детей - которых у Фрая не было - опасался колдуньи и не решался, как раньше, на нее рыкнуть. Хотя любил по-прежнему и не верил в этот отвратительный слух: темная.

Родной дом встретил ее еще хуже, чем город. Там хоть к страху примешивалась радость от победы над ордой, и в неё время от времени попадали цветы, что бросали горожанки потрепанным, но гордым солдатам и великолепному усталому генералу. А тут… о, как хотелось сбежать от этой брезгливости и высокомерия! Распоследняя прислуга, и та мстила за собственный страх презрительными мыслишками: пугало, а не принцесса, уродливая девчонка, одетая хуже горничных, мелкая и тощая - а мы ее боялись!

На мнение прислуги Шу могла бы наплевать, но вот отец и сестра… и еще придворный маг…

Первым, что услышала Шу от Ристаны после чинных приветствий, едва та отправилась провожать её к гостевым покоям, было:

- Дорогая, вам надо немедленно помыться!..

Все остальное можно было не слушать: ничего, кроме упреков. Отец разочарован, сестра разочарована, и вообще лучше бы Шуалейде не рождаться, чтобы не позорить светлое имя Суардисов.

“Только не злись, только не злись…” - как заклинание, повторяла про себя Шу, следуя за разряженным мажордомом по залитым солнцем галереям и залам. От блеска и яркости красок слезились глаза, но она гордо задирала подбородок и пропускала мимо ушей нравоучения Ристаны. Так хотелось ответить ей… да хоть просто позволить тому страху, что сидел внутри сестры, расцвести и вырасти - и забрать его себе. Снова упиться силой, взлететь над городом…

- …к обеду. А шеру Ильму следует уволить и сослать!

Резкий голос сестры едва не порвал тонкую оболочку самообладания.

- Благодарю Вас. - Шу склонила голову, чтобы не смотреть Ристане в глаза: слишком велико было искушение.

- Через час за Вашим Высочеством зайдут, - бросила старшая принцесса и величественно удалилась.

Дальнейшее превратилось для Шу в кошмар. Мытье, одевание, причесывание… голод, сосущая пустота внутри - и изобилие терпких и сладких, острых и соленых, маслянистых и прохладных эмоций. Даже не надо тянуться, только возьми!

Борьба с хищными инстинктами настолько занимала Шу, что она не обращала внимания на то, что с ней делают. Так что зрелище бледного пугала в роскошном платье персикового цвета оказалось неожиданностью: она не смотрела в зеркало последние две недели, не до того было. Но… ширхаб! Такого она бы и сама испугалась. Красные глаза с синим кругами, запавшие щеки с пятнами искусственного румянца, тощая как у цыпленка шея - как есть зомби из трактата по некромантии.

Ну и пусть. Все равно отец на нее смотрит, как на позор семьи, так что нет смысла пытаться казаться лучше, чем есть.

В таком настроении Шу пообедала прямо в покоях - не замечая вкуса - и позволила мажордому проводить себя в отцовский кабинет, где уже собрались отец, сестра, первый советник, генерал Флом и придворный маг.

Мощь темного потомка Огненного и Разумного Драконов она почувствовала, не дойдя до кабинета двух десятков шагов. Там, за дверью, ждал хищник страшнее всех шаманов, вместе взятых: его аура обжигала, отталкивала и манила, заставляя замедлять шаг и шарить взглядом по сторонам в поисках путей для бегства.

Злые боги… И это ее боятся горожане? Да они просто слепые… этот темный один сожрет весь Суард, не подавившись. Куда ей, слабенькой самоучке, против такого буйства стихий? Не стоит и трепыхаться.

Похоже, магистр Бастерхази считал так же. В жестких, острых всполохах его магии читалось: ты, девочка, просто недоразумение, не стоящее и взгляда. Тебе повезло, но не рассчитывай, что повезет еще раз.

Шу и не рассчитывала. Единственное, чего ей хотелось, это вернуться в Сойку и снова почувствовать себя человеком, а не голодной нежитью. Но пока приходилось отвечать на вопросы отца и мага - десятки вопросов. Она не понимала, зачем им нужно все это знать. Но послушно отвечала, опасаясь неосторожным жестом или взглядом дать понять темному, что может представлять для него интерес. Шу рассказывала, как заметила орду, как вспомнила о предсказании Парьена и ответила на зов урагана. Она не лгала, о нет. Всего лишь умалчивала о том, что не ураган воспользовался ею, чтобы избавиться от неестественной власти шаманов, а она сама стала ураганом, подчинила его и едва смогла отказаться от немыслимой мощи. Сейчас Шу боялась и пряталась за своим страхом.

- Так зачем Ваше Высочество отправились в форт? - выяснив у генерала все, что возможно, снова обратился к ней шер Бастерхази.

Шу замялась, потупилась. И, с трудом сдерживая трясущиеся губы, подняла взгляд на мага.

- За мандрагорой.

- И зачем Вашему Высочеству понадобилась мандрагора?

- Регенерировать сержанту Ублаю ногу.

Маг едва заметно поморщился: глупая, самонадеянная девчонка! Любому ученику лекаря известно, что летняя мандрагора не годится в зелье. Но что взять с дурочки?

Шу была согласна прослыть дурочкой и никчемной колдуньей, только бы… при мысли о том, что с ней будет, если темный вдруг сочтет ее опасной или хоть неудобной, Шу покрылась холодным потом.

- Шер Бастрехази, мы думаем, что Ее Высочество рассказала все необходимое, - неожиданно вмешался король. - Вы уже составили мнение, мы слушаем.

Благодарная Шу взглянула на отца чуть внимательнее, отрешившись от заполняющих кабинет эманаций Тьмы. На груди отца сиял серебром гербовый единорог, окутывающий его мягкими бликами охранной магии. А сам король, к ее радости и удивлению, вовсе не был разочарован, напротив, от него шла к дочери теплая волна гордости и - любви? Так хотелось поверить! Но еще больше - спрятаться. Потому что даже король не защитит её от темного.

- Ваше Величество совершенно правы. - С любезной улыбкой, резко контрастирующей с запрятанным внутрь раздражением и презрением, маг поклонился королю. - Ее Высочество Шуалейда обладает даром весьма редкой природы. Сумрак. Вероятно, в скором времени возобладает одна из сторон.

- Хорошо. - Мардук кивнул. - Нас интересует, как повлияло на нашу дочь происшествие на границе. И что возможно сделать, чтобы возобладала светлая сторона.

- К сожалению, Ваше Величество, происшествие на границе серьезно усилило Хиссову кровь. Как я уже докладывал Вашему Величеству, выброс магии третьего дня сего месяца имел совершенно определенный темный окрас. Запрет на брак с особами королевской крови для Ее Высочества имеет под собой неоспоримые основания. Но, насколько сейчас возможно судить… - Маг на миг обернулся к Шу и обжег оценивающим взглядом: она съежилась и постаралась стать как можно безобиднее и незаметнее. - Основной поток создала магия шаманов, вступившая в конфликт с естественным стихийным образованием. Как известно, циклоны вблизи Дремлинских гор проявляют дискретно-магические свойства, флюктуация которых находится предположительно в зависимости от эманаций терроферрической субстанции…

- Да-да, магистр, мы поняли, - остановил король увлекшегося мага.

Из-под маски невозмутимой вежливости и достойного смирения полыхнуло ослепительно алым гневом: на такой краткий миг, что Шу усомнилась - не почудилось ли?

- Шер Бастерхази, - воспользовалась паузой Ристана. - Вы гарантируете, что дар Ее Высочества пробудет в неопределенном состоянии в течение года?

- Простите, Ваше Высочество, но в данном случае ничего гарантировать невозможно. Природа Сумрака недостаточно изучена, чтобы делать прогнозы на столь длительный срок. Если Ваше Величество позволит… - Рональд дождался кивка короля и продолжил. - Я бы рекомендовал Ее Высочеству не покидать Риль Суардис, чтобы я мог непосредственно наблюдать процесс и при необходимости его корректировать.

- Корректировать? - переспросила Ристана. - Боюсь, природа вашего собственного дара такова, что мы вынуждены усомниться в целесообразности подобной коррекции.

Шу смотрела, как сестра в волнении сжимает подлокотники кресла, как хмурится отец, как герцог Адан задумчиво переводит взгляд с супруги на мага, как генерал Флом сжимает челюсти и раздувает ноздри, и не могла пошевелиться. Все происходящее казалось дурным сном. Словно она невольница на рынке: решают ее судьбу, обсуждают ее брак - и никому в голову не приходит поинтересоваться ее мнением.

- Ее Высочество должна стать светлой, магистр, - отрезала старшая принцесса. - А посему оптимальным решением будет направить нашу возлюбленную сестру в обитель Райны. Там Ее Высочество сможет продолжить подобающее принцессе образование, а нежелательные влияния будут исключены.

- Позвольте, дорогая, - уверенно парировал советник Адан. - Но вы не можете гарантировать, что подобные меры не приведут к противоположным результатам. А Ее Высочеству, кроме подобающего принцессе образования, требуются наставления в магии и сопутствующих дисциплинах.

Спор прервало легкое покашливание короля. Все мгновенно умолкли и повернулись к нему.

- Мы выслушали вас. И решили: Ее Высочество вернется в крепость Сойки. Лейтенант Ахшеддин достаточно компетентен, чтобы наблюдать за развитием дара нашей возлюбленной дочери, а дру Бродерик продолжит уроки естественных наук и теории магии. На ближайшие годы этого достаточно. Что же касается Конвента, шер Бастерхази, можете сообщить им, что мы даем согласие на консилиум после шестнадцатилетия принцессы. А до тех пор не рассматриваем брачных предложений.

Только когда король высказался, Шу заметила, что сдерживает дыхание. От глубокого вздоха закружилась голова, снова голодом свело внутренности.

- Дорогая, что с вами? - В патоке сестринской заботы всплывали колючки раздражения и опасения.

- Все в порядке, Ваше Высочество, благодарю.

Шу склонила голову: кто знает, что Ристана прочитает в ее глазах?

***

Обратно Шуалейду провожал Флом. Так странно и непривычно было видеть несгибаемого генерала смущенным и подавленным! Но Шу терпеливо ждала, пока он сам не расскажет, в чем дело. Терпеливо… Шу сама не верила, что это скромное, тихое существо, норовящее забиться в темный угол - она, собственной персоной.

Уже открыв перед Шу двери гостевых покоев, генерал замялся. Ей показалось, что он сейчас передумает и уйдет.

- Фрай? - она дотронулась до его руки. - Ты не откажешься выпить со мной чаю?

Флом удивленно посмотрел на нее. Медленно кивнул. И словно опомнился: в его жесты и осанку вернулись прежняя уверенность и властность, нахмуренные брови разгладились. Генерал снова готов был вести в бой армию… или же посмотреть в глаза Шуалейде.

- Так что ты хотел мне сказать? - не выдержала Шу после третьей чашки.

Генерал замер и опустил взгляд. Тонкий фарфор в его лапище треснул, остаток чая пролился на скатерть.

- О, ширхаб! - Он осторожно опустил осколки на блюдце. - Прости.

- Да ладно, какая ерунда…

- Не за чашку, - прервал ее Фрай. - Я… мне… - Он снова опустил глаза и скривился, словно откусил неспелый лимон. - Мне придется принять этот клятый орден. Его Величество прав. Нельзя сейчас спорить с Конвентом, доказывая, что ты не темная. Ты же понимаешь, да? Лучше эти слухи, чем брак с принцем Лермой…

Шу вздрогнула: что же это за принц такой, что генерал боится за нее, темную колдунью?!

Генерал сбивался, замолкал и кусал ус, объясняя, почему он должен, и почему нельзя, и почему надо. Но в каждом слове слышалось: прости!

- Фрай, ну что ты со мной, как с маленькой. Я все понимаю. Думаешь, не вижу, как на меня смотрит Ристана? А придворный маг… Да мне ничего не надо, только бы он забыл о моем существовании. Я боюсь, Фрай. Я не хочу стать темной. И не хочу стать мертвой.

- Но, Шу… - вскинулся генерал.

- Без но, - перебила его Шу. - Если для того, чтобы унести отсюда ноги, надо сказать, что шаманы сошли с ума и сами на себя вызвали грозу, я так и скажу. Да что угодно скажу! И ты скажешь.

- Ненавижу политику, - рыкнул генерал, успокаиваясь. - Никогда я не приписывал себе чужих побед. И, Шу… все равно солдаты знают, кто их спас. И люди тоже узнают!

- Не надо. Не говори никому, пожалуйста! Если ты прав, и Его Высочество заинтересовался мной только ради одаренных наследников, пусть лучше он думает, что это все случайность. Тогда, быть может, я буду ему не нужна. Он не захочет жениться на никчемной девчонке, правда?

- Правда, Шу. Правда, - солгал Фрай и улыбнулся одними губами.

За эту ложь, за эту заботу и желание защитить она благодарила Светлую. За то, что не одна. За то, что есть кто-то, кому она нужна не как пешка в игре и не как политический товар.

***

Все оставшееся до отъезда в Сойку время Шу провела в своих покоях. Никакая роскошь, никакие диковины позабытого за шесть лет дворца не смогли бы ее заставить переступить порог: где-то там, неподалеку, был темный шер Бастерхази. Шу кожей чувствовала опасность и радовалась, что не успела восстановить запасы энергии по дороге домой. Шу смеялась бы над собой: с какой радости ей, принцессе, притворяться дохлым жуком? Но инстинкт подсказывал, что лучше притвориться, чем оказаться съеденной.

К счастью, отец посчитал ее присутствие на торжественном приеме в честь генерала Флома, победителя зургов, излишним. Она был рада, что про нее забыли, и с удовольствием весь следующий день читала принесенные отцовским секретарем книги. А на третий день, чуть рассвело, вместе с Фломом отправилась обратно на побережье. В захолустье, в ссылку, в изгнание… в единственно безопасное место - крепость Сойки.

Глава 6. Маркиз Длинные Уши

Каждому из детей боги подарили по одному цвету и одной стихии: Алому Дракону досталась власть над огнем, Зеленому - над деревьями и животными, Синему - над водой, Голубому - над воздухом и ветрами, Оранжевому - над камнями и земными недрами. Лиловому же дракону, самому старшему, спокойному и разумному, Двуединые подарили власть над правдой и иллюзиями, а самому младшему и непоседливому, Золотому - отдали птичье пение и красоту закатов. И была в каждом Драконе суть Сестры и суть Брата, Свет и Тьма, Жизнь и Смерть. Но не поровну досталось детям от родителей: Красный, Оранжевый и Лиловый драконы больше походили на отца, а Синий, Голубой и Зеленый - на мать. Только Золотой дракон унаследовал поровну от Хисса и Райны, и сутью его стало равновесие Сумрака.

Катрены Двуединства

Дайм шер Дукрист

435 год, 21 день Холодных Вод. За пять дней до праздника Цветущего Каштана. Имперский тракт, к северу от Суарда.

Маркиз Дайм шер Дукрист покинул постоялый двор с первыми лучами солнца. Потрепанный камзол, тощая седельная сумка и недорогая шпага на поясе - ни дать ни взять молодой безземельный шер, едущий наниматься в королевскую гвардию. Но так мог бы подумать только тот, кто ни разу не держал в руках золотого империала. Любому другому длинноватый нос с горбинкой, сросшиеся брови и узкий жесткий рот сказали бы достаточно, чтобы кланяться очень почтительно и держаться от императорского бастарда подальше.

Пока селяне не успели заполонить Юго-западный тракт повозками, пылью и суетой, Дайм ехал не спеша, наслаждаясь птичьим гомоном и запахами едва проснувшегося леса. Редкий миг тишины и покоя, одиночества и раздумий. Миг свободы - драгоценной, как синий жемчуг Залива Сирен, и обманчивой, как песни тех же сирен.

Наслаждаться тишиной и покоем помешало шебуршание в придорожных кустах. Дуболом сам собой запульсировал в ладони, но Дайм погасил его: много чести таким разбойничкам, ради них портить новые перчатки. Ни арбалетов, ни мечей у них не было, лишь один лук и три дубины. Выдержки тоже не оказалось: стрела просвистела в локте слева от Дайма и поразила ежевичник на обочине.

- Вылезайте, почтенные. Бить не буду.

Приглашение Дайм сопроводил мягким, но убедительным магическим приказом - четыре лиловые нити потянули ничего не понимающих парней на дорогу. Все четверо щеголяли деревянными сабо, домоткаными рубахами и прическами под горшок.

- Э… утречка вам, почтенный. - Самым храбрым оказался горе-разбойник с физиономией записного плута.

- И вам не хворать, - отозвался Дайм. - Что ж вы, юноши, в кустах потеряли? Малина не поспела.

- Да, эта… с лошади-то слезайте.

- Зачем?

Дайм строил из себя туповатого зануду и прощупывал лоботрясов на предмет сюрпризов от… Навскидку Дайм бы назвал десятка два магов или вельмож, не побрезговавших подставить деревенщину ради удовольствия ему насолить, а при очень большом везении - избавиться от занозы навсегда.

- Дык эта, - почесав дубиной грязную пятку, пояснил медлительный здоровяк с глазами больной коровы. - Нас четверо, а вы один, почтенный. Делиться надо.

- Делиться? Никак папаша научил.

Здоровяк насупился, пожевал губами и буркнул что-то неразборчивое в защиту папаши.

- Слазьте по-хорошему! - пришел ему на помощь плут.

- Ага, слазьте, пока мы добрые! - обрадовано поддержал его самый мелкий.

Лучник-мазила молча прятался за спинами дружков, пытаясь строить зверскую рожу и подрагивая подбородком. От всех четверых разило дурью, ленью, трусостью и злобой.

Дайм расслабился. Сюрпризов нет, дурь и разбойничков своя: наверняка наслушались в кабаке баек о сладкой вольной жизни, да удрали от мамок. Спрятав ухмылку, он покачал головой и одарил живописную группу укоризненным взглядом.

- И не совестно вам? Может, у меня, кроме этого коня, ничего и нет. Ограбите, придется и мне в разбойники идти.

- Вы зубы-то не заговаривайте… Кошель или жизнь! - почуяв слабину, пошли в наступление разбойнички, для храбрости подпихивая друг друга в бока. - Слезайте уж…

Дайм не выдержал и рассмеялся, чем поверг молодцов в замешательство. Они остановились и уставились на странного путника, лучник даже пригнулся на всякий случай.

- Ай, как нехорошо! - отсмеявшись, продолжил Дайм. - Вам мамки не говорили, что тракт - место опасное, тут деток обидеть могут? Ну-ка, бегом по домам, да передайте папашам, чтоб не пожалели вам вожжей!

Для пробуждения здравого смысла в твердых головах Дайм не ограничился словами. Небольшая иллюзия, и вместо веселого шера с бирюзовыми глазами перед парнями предстало нечто среднее между демоном Ургаша и деревенским старостой. Тварь приподнялась в седле, оскалилась, показывая длиннющие клыки.

- Домой! Быстро! И чтобы никогда! - провыл Дайм замогильным голосом. - У-у! Догоню-у!

Хруст веток, топот и сдавленное проклятие врезавшегося в дуб лучника послужили Дайму ответом. В пыли остались валяться дубинки и неуклюжий самодельный лук, в ежевике образовалась брешь, будто с тракта ломилось в лес стадо кабанов. Флегматично фыркнув, конь покосился на всадника - а тот от души хохотал.

- Хорошее предзнаменование, Шутник. - Проводив взглядом удаляющийся топот, Дайм похлопал коня по холке. - Вперед, в Суард!

Отпустив поводья, Дайм снова погрузился в размышления. Юго-западный тракт был знаком Шутнику до последнего камня, как и все дороги Империи: главе имперской Канцелярии не сиделось в Метрополии. За двенадцать лет службы он изъездил все шесть провинций вдоль и поперек, донося до шеров волю императора - не ту, что читают на храмовых площадях герольды и печатают на первых страницах газеты, а намеки, рекомендации и мягкие просьбы. А чтобы намеки не прошли мимо ушей подданных, на должность Тихого Голоса император поставил собственного бастарда, мага категории дуо. Высокая честь, на взгляд вельмож. Слишком высокая - на взгляд четырех законных сыновей императора, могущих похвалиться Цветными грамотами разве что категории кватро, а то и вовсе условной. И весьма обременительная честь служить шпионом, пугалом и палачом - для самого Дайма. Была бы его воля, Дайм доучился бы в Магадемии, женился на какой-нибудь не слишком родовитой шере, вернулся в свою глушь и никогда не попадался императору на глаза. Но, как любит говорить Его Всемогущество, шер предполагает, а император располагает.

Почувствовав хмурые мысли хозяина, Шутник вопросительно фыркнул.

- Быстрее! - Подобрав поводья, Дайм ударил коня каблуками.

Этот визит в Суард обещал быть непростым: там, где замешаны темные шеры и имперские кронпринцы, просто не бывает. Но тем интереснее игра! И выиграть эту партию у высокомерной сволочи, возлюбленного брата Лермы, Дайм просто обязан. Мало ли, что Дайм связан с Императором не только присягой, но и Печатью Верности, не позволяющей даже помыслить о том, чтобы причинить венценосному отцу вред. На сводных братьев его верность не распространяется.

“Кто владеет информацией, тот владеет положением”, - не раз повторял ученику Светлейший Глава Конвента, Парьен. Дайм был полностью согласен с учителем - и, благодаря архивам и агентам Канцелярии, никогда не лез в воду, не зная броду. Но в этот раз именно информации ему недоставало. Всего об одной фигуре: принцессе Шуалейде. В донесениях капитан Ахшеддин уверяел, что принцесса - сумрачная шера, что-то такое из легенд и сказок Ману Одноглазого, но ведет себя как скорее как светлая. При этом в Уджирском ущелье она использовала чистейший темный дар, что и позволило Дайму расстроить помолвку Лермы с самой богатой провинцией Империи, чтоб дорогого братца зурги живьем сожрали. Распуская слухи о темном даре младшей принцессы Валанты, Дайм не тешил себя пустыми оправданиями “это для её же блага”. Благо незнакомой девочки волновало его меньше всего: от века судьба принцесс - служить разменной политической монетой, будь они темными или светлыми. Теперь же одними слухами не обойтись, слишком высоки ставки.

***

Древняя столица Валанты больше шести сотен лет не знала ни войн, ни мятежей. Чистые широкие улицы Старого города зеленели кипарисами и померанцами, платанами и можжевельником, благоухали тимьяном и гибискусом. Каждый раз, приезжая в Суард, Дайм не отказывал себе в удовольствии полюбоваться фонтанами и словно игрушечными площадями, выложенными яркой геометрической мозаикой.

Во дворец он по обыкновению зашел с черного хода, под пеленой невидимости. Незамеченным добрался до гостевых покоев, давно предоставленных в его личное распоряжение. Простейший способ держать отвыкшую от магии публику в вечном недоумении и напряжении - неожиданно возникать ниоткуда. Конечно, если бы он появился посреди обеденного зала, в дыму и молниях, эффект был бы не хуже, но тратить прорву энергии на ерунду Дайм считал нецелесообразным.

В своей комнате, небольшой, но надежно защищенной даже от придворного мага, Дайм быстро ополоснулся, сменил дорожный костюм на черный с серебром мундир: тот дожидался в полупустом гардеробе. Натянул черные лайковые перчатки, подобающие палачу - вопиющее нарушение придворного этикета, но императорский бастард имеет право на придурь.

Стоило ему показаться в галерее западного крыла, во дворце поднялся переполох. Первый же встреченный паж, едва подметя беретом пол и оторвав испуганный и удивленный взгляд от Тихого Голоса Императора при полном параде, понесся докладывать королю.

В Зале Бабочек, испятнанной разноцветными бликами - солнечные лучи дробились в витражах и скользили по паркету карминными, шафранными и изумрудными пятнами - навстречу попался молодцеватый шер с ястребиным профилем, разодетый в шелка и кружева. Красный тон дара говорил о крови Огненного Дракона, а разбавленный почти до серости цвет ауры - о вырождении до условной категории, в которой уже не определить принадлежность ни Свету, ни Тьме. “Сиятельный” шер, печальная насмешка над легендарными сумрачными, любимыми детьми Двуединых.

- О, Ваша Светлость! Счастлив приветствовать в Суарде!

Просияв светской фальшивой улыбкой, сиятельный шер приложил правую руку с воображаемой шляпой к сердцу и трижды поклонился, подметая той же воображаемой шляпой паркет. Дайм ответил на “малый неофициальный поклон”, подобающий для приветствия членов императорской фамилии в приватной обстановке, легким наклоном головы: он давно привык к шпилькам в адрес собственного неоднозначного происхождения, и даже уважал тех, кто на них решался.

- Доброго дня, граф.

- Как здоровье Его Всемогущества, да продлятся его годы на радость подданным?

- Слава Светлой, превосходно! Его Всемогущество не оставит нас своей заботой, - с должной долей верноподданнического восторга ответил Дайм. - А вы, шер Зифельд, как всегда спешите, и как всегда к даме?

- Что вы, исключительно по делам государственным, - ухмыльнулся сишер.

- Ах, да, вы обсуждаете с Её Высочеством налоги на шерсть и… что-то еще не менее важное.

- Разумеется, Ваша Светлость. Если позволите…

- Кстати, Ваше Сиятельство, - остановил он графа, слегка выделив голосом слово “Сиятельство”. - Передайте Её Высочеству, что у Канцелярии есть к ней дело.

Зифельд гневно сверкнул агатовыми очами, коротко поклонился и удалился, печатая шаг - он слишком гордился крохотной каплей огненного дара, негодной даже на то, чтобы зажечь свечу, и слишком легко вспыхивал.

Со скучающим видом Дайм шествовал в сторону королевских покоев, по пути раскланиваясь с придворными и оделяя комплиментами дам. Двум-трем особенно красивым поцеловал ручки - не снимая перчаток, что в глазах дам лишь придавало действу пикантности. В мрачноватой королевской приемной, едва маркиз зашел, стихли разговоры, заинтересованные взгляды устремились к нему. Послышались приветствия - Дайм ответил всем сразу улыбкой и легким поклоном. Старик с графскими дубовыми листьями по перевязи и намеком на земной дар направился было к маркизу, но его опередил королевский секретарь. Неулыбчивый и сухощавый шер Блум - условная категория, воздух - выбежал из-за конторки, почтительно поклонился, проводил Дайма к дверям, украшенными золотыми единорогами на ультрамариновом поле, и сообщил не то гербам, не то гвардейцам с алебардами наперевес, замершим по обе стороны от входа:

- Его Светлость маркиз Дайм шер Дукрист, Тихий Голос Его Всемогущества, Императора Фьон-а-бер, Валанты, Брескони, Ольбера, Цуань-ли, Ирсиды и Лестургии, Элиаса Второго Зелимарта Фардана шер Кристиса, к Его Величеству!

Гвардейцы стукнули древками об пол, отдавая честь высокому гостю, и распахнули двери в кабинет. Прежде чем перешагнуть порог, Дайм снял перчатки. Придурь придурью, но являться в перчатках к королю - это слишком. Мысленной командой активировал штатный амулет: трехслойная защита от прослушивания, подглядывания и разнюхивания всех мастей, изготовлен лично Его Светлостью Дукристом, лицензия на использование подписана Его Светлейшеством Парьеном, главой имперского Конвента.

Король ожидал стоя: знак уважения к императорскому роду. Едва Дайм вошел, монарх жестом велел секретарю удалиться.

- Приветствую посланника нашего возлюбленного брата…

Глубокий, властный голос полностью соответствовал внешности Суардиса. Густые, заплетенные в короткую косицу волосы короля серебрились, под мохнатыми бровями сверкали темные глаза. Величественная осанка, тонкие и резкие черты смуглого лица, властные жесты говорили о древней крови магов и властителей. Но, увы, в крови Суардисов божественный огонь почти угас - как и в большинстве шерских фамилий.

Сегодня монарх выглядел лучше, чем месяц назад, в прошлую встречу. Надежда придавала его глазам блеск, а коже румянец. Покончив с протоколом и приняв из рук Дайма свиток с гербовой печатью - пурпурный воск, голова кугуара - король указал на кресла у холодного камина:

- Располагайтесь, маркиз.

Монарх распечатал и принялся читать письмо, знакомое Дайму до последней буквы: сам же и составлял.

“…поручаем маркизу Дайму Дукристу, светлому шеру-дуо, освидетельствование дара Ее Высочества Шуалейды и представление Конвенту доклада и слепка ауры…”

На этом месте Мардук сначала просветлел лицом, затем нахмурился. Тяжелый выбор: то ли желать, чтобы дочь оказалась светлой, как и положено отпрыску королевской фамилии, то ли молиться о Тьме - чтобы отказать кронпринцу Лерме и сохранить наследство для сына.

“…с прискорбием вынуждены отказать в смене полномочного представителя Конвента при дворе Вашего Величества, ввиду недостаточных оснований… Также не видим оснований для запрета Её Высочеству Ристане…”

Его Величество дочитал, сжав губы, и поднял вопросительный взгляд на маркиза.

- Паук, - кратко ответил тот.

В одно слово уместился месяц интриг, увещеваний, давления и лести, перечеркнутый несколькими фразами, сказанными Его Светлейшеству Парьену заместителем главы Конвента, Великим Пауком Тхемши:

“Придворный маг Валанты чист перед Законом, а ваши инсинуации пахнут оголтелой дискриминацией темных. Вам нужен еще один Ману и еще одна Школа Одноглазой Рыбы? Если я делаю все для сохранения Равновесия, это не значит, что остальные темные шеры столь же мудры и уравновешены”.

- Какие основания Его Всемогущество посчитает достаточными?

- Его Всемогущество не сказал, - Дайм пожал плечами. - Но, думаю, шер Бастерхази и Её Высочество Ристана не замедлят эти основания представить.

“Если уже не представили. Лишь бы только наследник доехал до столицы живым”, - этого Дайм не сказал вслух. Не стоит лишний раз напоминать Мардуку, сколь рискованно затеянное ими предприятие.

- Не сомневаюсь, что вы сделаете все возможное, - слегка улыбнулся король. - Не угодно ли тельдийского?

- С удовольствием, - Дайм принял из рук короля бокал. - До метрополии дошел слух о будущей помолвке наследника Кейрана и Таис шеры Дарниш.

- Советник Дарниш уже несет убытки, - кивнул Мардук. - На его судах находят контрабанду, склады горят, а партнеры опасаются иметь с ним дело и взвинчивают цены. Но вы же знаете Урмана. Азарт у него в крови.

Азарт и верность сюзерену, добавил бы Дайм. Что не отнимешь у Суардисов, так это таланта внушать подданным любовь и правильно выбирать друзей. Дайм частенько имел дело с герцогом Урманом шером Дарнишем, главой Тихой Гвардии Валанты: герцог исполнял при Мардуке отчасти те же функции, что он сам при Императоре. Только Мардуку не пришло в голову связать герцога особой Печатью верности и лишить свободы, оставив лишь её видимость. Урман служил королю по собственному выбору, и не за титулы и богатства - древностью род Дарнишей превосходил королевский, а самое крупное состояние в Валанте преумножалось морской торговлей и верфями. Короля и его бессменного тайного советника связывали крепче любых печатей дружба и доверие.

Но Дайм не жаловался на судьбу, упаси Светлая. Ему повезло: шесть сводных братьев, сыновья шести императорских любовниц, не имели и той видимости свободы. Предусмотрительный император собрал не имеющих дара бастардов и сделал своей личной гвардией. Шесть лейтенантов с именами-рунами - Ант, Бри, Венс, Галье, Диен и Ешу - находились при императоре неотлучно, готовые убить или умереть для него. При воспоминании о том, как Конвент изготавливал императорских лейб-гвардейцев, Дайма каждый раз одолевала тошнота. И он каждый раз клялся себе, что никогда и на за что не станет Жьесом, седьмым големом.

***

Едва Дайм вышел из кабинета, подбежал паж в голубом с золотом и подал надушенный конверт с вензелем РСА. Дайм не успел его распечатать, как в приемную зашел герцог Адан. Скользнув по пажу супруги равнодушным взглядом, канцлер на миг задержал внимание на конверте и неизменных перчатках, чуть заметно усмехнулся.

- Доброго дня, Ваша Светлость, - любезно поздоровался Адан. - Рад вас приветствовать в Суарде.

- Доброго, Ваша Светлость, - не менее любезно ответил Дайм, возвращая поклон и неспешно убирая конверт за обшлаг рукава.

По лицу Адана скользнула тень довольства: хоть он, подобно всем условным шерам, заявлял, что не магия красит человека, а человек магию, но гордился кровью Оранжевого Дракона и принадлежностью к Свету.

- Надолго ли в нашу скромную провинцию?

- Человек предполагает, Император располагает.

- Смею надеяться, вы не покинете нас до обеда.

- Вашими устами.

Дайм уже собирался распрощаться, но канцлер сделал к нему полшага и понизил голос. Шеры в приемной, и так крайне внимательно прислушивавшиеся к их беседе, затаили дыхание и насторожили уши.

- Вы случаем не назначали свидания графу Зифельду?

Дайм удивленно приподнял бровь.

- Странно. Он дожидается в галерее Масок с видом нетерпеливого влюбленного. - Голос Адана был ровен, но сполохи ауры выдавали беспокойство. - Наверное, не вас.

- Наверное, - Дайм пожал плечами. - До встречи, Ваша Светлость.

Обменявшись с герцогом очередной порцией поклонов и покинув приемную, маркиз прощупал кратчайший путь к покоям Ристаны. Сразу за поворотом, в галерее Масок, обнаружилось четверо условных шеров, настроенных весьма агрессивно, и явственный запах подвоха. Дайм усмехнулся наивности марионеток: наверняка Зифельд искренне верит, что великолепная идея вызвать маркиза на честную дуэль, то есть шпага против шпаги, принадлежит лично ему, а не полномочному представителю Конвента при дворе Валанты. И ведь Зифельд не совсем бездарен. Его сродство с огнем не слабее, чем Адана с землей, но в руках мага разума граф послушнее глины. Поколебавшись мгновенье, Дайм скрылся под пеленой невидимости и ступил в галерею: царство портретов, расписных статуй и зеркал, овеянное ароматом тайн и освещенное гирляндами фейских груш.

- А, это ты, Кристис, - поприветствовало его самое юное привидение Риль Суардиса, шагнув с семейного портрета.

Королева Зефрида Тальге-Суардис скользила серебристо-голубым облаком по наборному паркету, лукаво улыбаясь Дайму, а молодой и счастливый Мардук Суардис в традиционном эльфийском наряде и полумаске, расписанной под парадный макияж эльфа, по-прежнему танцевал на холсте, держа за руку пустоту.

- Потанцуй со мной. Здесь так скучно, даже не с кем поговорить. В Башню Заката никто не заходит, здесь меня никто не видит. В Суарде совсем не осталось истинных шеров. Не считать же этого недоноска, - кивнула она в сторону Зифельда и протянула Дайму руку.

Дайм усмехнулся про себя: о полномочном представителе Конвента, Рональде шере Бастерхази, королева предпочла забыть - как всегда.

- Счастлив честью, Ваше Величество.

Он склонился и поцеловал призрачные пальцы.

- Смотри, не вздумай обидеть мою Шу, - кружась под еле слышный перезвон колокольцев, погрозила пальцем королева. - И не отдавай её Лерме. Последняя из Тальге достойна лучшего, чем стать племенной кобылой.

- Ни за что, - почти честно ответил Дайм. То есть совсем честно, но только на вторую просьбу, больше похожую на приказ.

- Не запутайся сам, мальчик.

Королева укоризненно покачала головой и растворилась. Дайм пожал плечами и занялся графом.

Фаворит Её Высочества со товарищи нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании приключений на свои головы. Предусмотрительный даже под действием Аркана Гнева Зифельд не сообщил приятелям, кого именно собрался вызвать: вряд ли нашлись бы сумасшедшие добровольно навлечь на себя неудовольствие Канцелярии. Ревность и злость графа искрили алым. Тончайшая, почти незаметная фиолетовая нить не позволяла ярости угаснуть, а самому графу задуматься о последствиях.

Осторожно, чтобы не дать понять придворному магу, что его игра раскрыта, Дайм активировал Око Рахмана. Едва Око запечатлело слепок темного заклинания, он аккуратно отсек пиявку. Зифельд ничего не заметил, а Дайм еще раз поразился ювелирной работе Бастерхази: не предупреди его Адан, возможно, и не заметил бы подвоха вовремя. Уж слишком привык не принимать немагов всерьез.

- Зря, мальчик, - послышался голос королевы. - Магия уходит из Империи. И если ты хочешь продолжить дело отца и вернуть божественное благословение людям, тебе придется очень постараться.

- Дело отца? - переспросил Дайм.

Вновь возникшая перед ним королева приложила пальчик к губам, улыбнулась. В его ладони снова очутилась призрачная рука, зазвучала музыка. Королева повлекла его к выходу из галереи, мимо ничего не подозревающих шеров.

- До встречи, - привидение засмеялось и исчезло вместе с заклинанием невидимости, оставив Дукриста у дверей галереи в той же позе, что Мардук на портрете.

Шеры отреагировали мгновенно.

- Ваша Светлость изволит танцевать с Маской? - Зифельд уверенным шагом направился к маркизу.

Приятели графа замешкались: такого противника они никак не ожидали.

- Не с вами же, любезный граф, - обернувшись, усмехнулся Дайм.

- Почему бы и не со мной? - Зифельд на ходу положил руку на эфес.

- О, граф… - Дайм правдоподобно покраснел и смутился. - Не знал, что вы питаете ко мне нежные чувства.

Зифельд запнулся: неожиданной реакцией Дайм окончательно сломал остаточное воздействие Аркана. Граф покачал головой, хотел было что-то ответить…

- Нет, я вам не нравлюсь? Какая досада. - Дайм расстроено пожал плечами. - Светлого вам дня.

Маркиз скользнул за дверь. Зифельд дернулся его остановить, но передумал: он уже сам не понимал, какой шис толкнул его рисковать головой ради мальчишеской ревности.

***

Коротко раскланявшись и пожелав фрейлинам в гостиной Ристаны доброго дня, Дайм замедлил шаг перед дверьми будуара. Глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и, провожаемый любопытными и жадными взглядами, зашел. Волна запахов заставила его ноздри затрепетать, а сердце забиться быстрее. Сандал, бергамот и лимон безуспешно пытались скрыть запах разгоряченных тел и недавней страсти. Её Высочество не изволили принять ванну после того, как принимали любовника.

“Убить! Зря отказался от дуэли”, - мелькнула мысль оскорбленного самца прежде, чем Дайм успел оценить исполненную по всем правилам искусства соблазнения мизансцену “царственная задумчивость”.

Она застыла спиной к дверям перед высоким зеркалом. Высокая замысловатая прическа, казалось, клонила ее голову тяжестью короны. Камеристка, стоя на коленях, завязывала ленты на атласных туфельках. Солнце облизывало гибкую, затянутую в бордовое платье фигуру, ласкало длинную шею, стекало по обнаженным плечам и шелковым маревом ложилось на бедра. Золотистая кожа в низком вырезе манила коснуться, раскрыть корсет, как створку раковины, и попробовать жемчужину на вкус. А запах… шисов запах требовал повалить ее на ковер и взять, пометить как собственность.

- Светлого дня, Ваше Высочество, - собственный голос показался ему слишком хриплым.

Совершенная статуя в зеркале затрепетала ресницами, из-под длинных век блеснули черные и влажные, как маслины, глаза.

- Дайм, наконец! - Ристана обернулась через плечо, скользнула взглядом по лайковым перчаткам, слегка нахмурилась его придури, но промолчала: пока даже мелкие упреки не вписывались в её планы. - Вы измучили меня ожиданием.

Она улыбнулась, язычок мелькнул между губами. Легкий взмах кисти отослал служанку прочь.

- Прошу прощения, но дела, дела.

- Ах, как я вас понимаю! Дела государственные так нелегки. Но кто, как не мы? - Ристана повернулась, позволяя любоваться плавными изгибами со всех сторон. - Но вы так редко навещаете нас, - шепнула она, потупила глаза и протянула руку.

Тяжесть в паху стала нестерпимой, Дайма качнуло к Ристане.

“Ведешь себя, как озабоченный мальчишка”, - обозвал он сам себя, но быстро загнал лишнюю мысль подальше. Опустился на одно колено, взял её руку в свою, коснулся губами…

Раскаленный металл обжег, растекся по нервам, пресек дыхание. В глазах потемнело.

- Дайм, - вкрадчиво шепнула она.

Голос, движения её дышали довольством и возбуждением: всемогущий глава Канцелярии у ног, дрожит от страсти и ловит каждое слово. Сейчас он мог бы сделать с ней все, что угодно, и от этой мысли снова в штанах становилось тесно.

- Расскажи мне, что в Метрополии? Что твой брат?

Она ласково провела ладонью по его щеке, очередной порцией боли возвращая его из Светлых Садов на землю. Дайм снова вздрогнул и задышал чаще: реакция на боль вполне сходила за приступ страсти.

- Указа нет, Ваше Высочество, - ответил Дайм. - А дальше все зависит только от вас.

- Указа не будет? Ты уверен?

- Я же не император, - покачал головой Дайм, проникновенно глядя ей в глаза и ведя ладонью в перчатке по обнаженной руке вверх.

- А жаль, - усмехнулась Ристана и подалась вперед, так, что из ложбинки меж грудей повеяло мускусом и жасмином. - Из тебя бы вышел замечательный император.

- О нет, - усмехнулся он, поднимаясь на ноги и оказываясь вплотную к Ристане. - Я бы предпочел что-нибудь попроще и менее ответственное. Например…

- Например, устроить мою маленькую сестренку в монастырь Светлой на перевоспитание. - Теперь ей приходилось задирать голову, чтобы видеть его глаза.

- Моему августейшему брату это не понравится.

- Она темная, Дайм. Ты же не будешь врать Конвенту в угоду Лерме, не так ли? - Ристана поднялась на цыпочки и положила руки ему на плечи. - Уж передо мной можно не притворяться, что пылаешь к братьям чистой любовью.

Дайм напрягся, на миг прикрыл глаза, едва-едва потянулся губами к Ристане… И отшатнулся.

- Не надо об этом.

Он принялся мерить комнату шагами, успокаивая злость на Императора и Конвент. Мало им безусловной верности, мало бесплодия и запрета на женитьбу! Позаботились, чтобы он при каждом прикосновении к женщине вспоминал, кому принадлежит с потрохами.

- Дайм, - капризно протянула принцесса, подождала несколько мгновений и снова позвала: - Обещай, что не допустишь брака Лермы и Шуалейды!

Маркиз резко остановился, обернулся. Прямо глянул в глаза, шагнул к ней.

- Лерма её не получит, - искренне и убежденно пообещал он. - Ни за что.

“Если я сдохну прежде, чем сумею пожелать возлюбленному папочке чирья на августейшем седалище, это не значит, что я обязан стелиться под его законное отродье”.

- Даже если она светлая?

- Ни темную, ни светлую. Никакую!

Её Высочество довольно засмеялась и повернулась спиной.

- Помоги мне с корсетом. Не звать же камеристку? - Она искоса поглядела на него, приглашая…

Приглашения Дайм не понял. Что делать, робкий мальчик. А может, ревнивый - пусть сама придумывает, почему за пять лет влюбленный маркиз Дукрист ни разу не уложил ее в постель. Он ловко затянул последние петли шнуровки, избегая касаться обнаженной женской кожи даже в перчатках: хватит на сегодня незабываемых ощущений. Пусть в свои тридцать пять Ристана выглядит юной богиней, пусть по ней сходит с ума половина шеров Валанты, пусть даже Бастерхази не способен остаться равнодушным - ни одна женщина не стоит такой боли.

Разочарование Ристаны пахло горьким ландышем, мешаясь с ароматами надежд, страхов и предвкушения. Дайм как никогда жалел, что не может прочесть ее глубже: обойти ментальные блоки Бастерхази он бы сумел, будь достаточно времени. Только темный не так наивен, чтобы позволить лучшему врагу копаться в уме своей марионетки, надеясь на неуязвимость заклинаний. Приходилось довольствоваться малым: задавать незначащие вопросы о подготовке праздника, самочувствии короля и последних светских сплетнях, угадывая и достраивая картину по отклику. Картина получалась спорная и странная: пик волнения приходился не на день приезда наследника, а на сегодняшнее утро. Ристана ждала не то опасных, не то радостных известий. К тому же, она боялась гнева Бастерхази.

- …опасаются, - отвечала Ристана, предлагая ему бокал легкого красного. - Никто не знает, чего ожидать от мальчишки Кейрана. Советники уже сомневаются в здравом рассудке короля: с его ли слабым сердцем затевать столь серьезные перемены? Послы Марки и Сашмира юлят, хмирский изрекает туманные фразы и ждет развития событий. Светлая, и о чем отец думал, делая наследника в пятьдесят пять лет? При всем желании он не успеет подготовить мальчика. Его растерзают на первом же совете - он же наивный птенец! И что будет с Валантой?

- Не стоит так переживать, Ваше Высочество, - успокаивал ее Дайм. - Император не уверен, стоит ли позволять Кейрану наследовать престол. Конечно, если бы не ваша тесная дружба с придворным магом, ваши шансы убедить его были много выше.

- Придворный маг тут ни при чем, - отрезала Ристана. - Он не вмешивается в политику. А вот Шуалейда! Самое лучшее место для нее - монастырь.

Дайм кивал, пряча усмешку. Он прекрасно понимал, что ею движет: ревность и ненависть ко второй жене Мардука, виновной в смерти матери Ристаны, мешалась с врожденной ответственностью и любовью к своей стране, в этот узел вплеталась обида на отца и страх еще одного предательства. К тому же Ристана почитала свою редкостную красоту и наследное обаяние действенным оружием. Несомненно, некоторые шеры, вроде до сумасшествия влюбленного Зифельда, готовы были ради её милости вывернуться наизнанку. Но игры с Бастерхази грозили завести её в самое гнилое из всех болот. Надо же поверить темному! Искренне считать, что любовные свидания, о которых сама Ристана предпочитала тут же забывать, дают ей какую-то власть над Рональдом шером Бастерхази!

- …не стоит верить предрассудкам, Дайм. Ваша вражда с Рональдом смешна. Вам совершенно нечего делить…

Кивая увещеваниям помириться с Рональдом и возлечь агнцам и волкам на одной лужайке, Дайм все же заставил Ристану вспомнить последнее свидание с темным. И уцепил след: слабый, едва заметный след ментальной связи, оставшийся после жестоких любовных забав Бастерхази. Второе доказательство для Конвента. Мало, очень мало. Почти ничто. Но и эту карту он сумеет разыграть.

Дайм едва успел зафиксировать снятый след в Оке Рахмана, как почувствовал приближение темного. Рональд и не думал скрываться, напротив, выпустил наружу сполохи огня, разума и смерти. Феерия алого, лилового и черного на несколько мгновений ослепила Дайма и вызвала тошноту, словно вместо воздуха он вдохнул гнилую тину.

- Позвольте проводить Ваше Высочество к обеду. - Дайм подал принцессе руку.

Она коротко глянула на часы и приняла руку: явиться к обеду в сопровождении Голоса Императора как раз входило в высочайшие планы. Помогая Ристане подняться с кресла, Дайм послал ей восхищенный жадный взгляд, притянул к себе, невесомо провел ладонью по обнаженному плечу и склонился к подставленным губам…

- Светлого дня, Ваше Высочество, Ваша Светлость, - ядовито-вежливо поздоровался Рональд шер Бастерхази, распахивая двери в будуар.

Ристана вздрогнула в объятиях Дайма, резко развернулась к темному.

- Добрый, Ваша Темность. - Принцесса холодно улыбнулась магу, оставив упреки невысказанными.

Дайм снова почувствовал в ней страх, смешанный с раздражением.

- О, Ваша Темность как всегда вовремя, - с фальшивой любезностью прерванного на самом интересном месте любовника поздоровался Дайм.

- Прошу прощения, если помешал вам обсуждать здоровье Его Всемогущества, - склонил голову Рональд. - Но Ваше Высочество велели принести эликсир до обеда.

Маг протянул принцессе склянку зеленого стекла.

- Благодарю. - Ристана указала на столик, склянка из рук мага взлетела и мягко опустилась среди дюжины других таких же. - Вы присоединитесь к нам за обедом?

- Увы, Ваше Высочество, не буду иметь такого счастья. Неотложные дела. - Рональд состроил скорбную мину. - Надеюсь, Ваша Светлость сегодня вечером найдет время посетить мою скромную обитель? Подробный отчет для Канцелярии готов.

- Сожалею, коллега, но вынужден отклонить ваше любезное приглашение. Неотложные дела требуют моего присутствия в ином месте. Увидимся на балу в честь наследника.

Дайм изобразил раздражение и разочарование, “прикрытое” внешней любезностью. Рональд едва заметно ухмыльнулся, прочтя его “недостаточно хорошо укрытые” эмоции, Дайм в ответ дернул бровью и закрылся плотнее. Как раз так, чтобы темный не учуял его удовлетворение сыгранной партией.

- Позвольте откланяться до вечера, Ваше Высочество, - не преминул еще раз показать, кому принадлежит принцесса, Рональд.

Распрощавшись, темный шер удалился, а Дайм повел принцессу в Северную столовую. Он бы рад обойтись без официальных церемоний, но, раз без них никак, стоит еще раз показать Ристане, что он на ее стороне. Конечно, Мардук будет недоволен, но это и к лучшему: при ловле на живца все должно быть естественно.

Глава 7. О гномах и драконах

…как-то увидели Двуединые, что Оранжевый дракон не играет со всеми, а проводит дни и ночи один, в самых высоких горах, и вокруг него суетятся мелкие существа, чем-то похожие на двуногую драконью ипостась. При явлении богов существа испугались и попрятались в пещеры.

- Кто это, сын наш? - спросили Близнецы.

- Мой народ, - отвечал Оранжевый. - Я сотворил их из самого крепкого базальта, поселил в горных недрах, научил рунам силы и назвал гномами. Мой народ добывает металлы и самоцветы, а затем создает из них прекрасные растения, что никогда не вянут, и красивых животных, что никогда не умирают.

Катрены Двуединства

Хилл бие Кройце, Лягушонок

435 год, 21 день Холодных Вод. За пять дней до праздника Цветущего Каштана. Суард.

С утра Мастер побеседовал с учениками: с каждым по отдельности, за закрытыми дверьми. И теперь подмастерья, сидя в саду под абрикосами, обсуждали новости, а Лягушонок из-под равнодушно прикрытых век разглядывал их, заново оценивая.

Угорь. Выглядит старше своих восемнадцати. Тонкий, острый, красивый и ядовитый. Нравится женщинам, детям и собакам, прирожденный вожак - такому бы командовать полком, затевать заговоры против короны и славиться первым дуэлянтом. Со шпагой против него сам граф Зифельд, что в народе ласково зовется Шампуром - слепой котенок. Самая опасная тварь среди подмастерьев.

Ласка. Что повадками, что внешностью - кузнец кузнецом. Здоровенный, румяный, громогласный и беспардонный семнадцатилетний детина. Открытое дружелюбное лицо, такому даже ростовщик поверит без залога. Только в глазах иногда проскальзывает что-то хитрое, кунье. И походка не кузнецовая - мягкая, неслышная, словно ласка крадется к пичуге. Ловкий, хваткий, но перестраивается медленно, слишком тяжел: кувалда, а не шпага.

Волчок. Кудрявый плут и живчик, руки быстрые, глаза вострые, а морда наивная. В карты и кости с ним играть, что торговаться с Хиссом: сам не заметишь, как на шее окажется рабская железка. Зато бедняку подаст, над увечным котенком поплачет. Всегда при нем пара-тройка ножей, и отравленный гвоздь, и коробочка гоблинова табака, и хмирские звездочки, и шис знает что еще - но все смертельно опасное, и арсеналом пакостей Волчок владеет в совершенстве.

Простак. Да простак и есть - пока не увидишь, как работает клинком и вмиг растворяется в любой толпе, не поймешь, зачем Мастер взял ленивого оболтуса. Ему бы только шататься по бабам, да валяться в тенечке с ягодным щербетом, а то еще рыться в махшуровых дебетах-кредитах, словно вместо цифр там непристойные картинки. Вот только драться с ним непросто: непредсказуем, как медведь, и так же силен.

Игла. Был бы брат Угрю, коли б не пегая, словно пыльная, масть и хмирская косинка в глазах. Самый младший, еще нет пятнадцати. А на вид - едва дашь двенадцать. Худой, гибкий, тонкие черты и взгляд, как иглой насквозь протыкает. И любимое оружие - духовая трубка с иглами. С десяти шагов попадает в летящую муху. Правда, в рукопашной слабоват и слишком доверчив.

И Орис. Умный, как дракон, такой же сильный и опасный. Равно просто убивает любым оружием или без него. Предпочитает парные катаны: одинаково хорошо владеет обеими руками. Усмирит толпу пьяных матросов несколькими словами, рассмешит гробовщика Махшура и уговорит петуха яйца нести. Единственный, к кому не страшно повернуться спиной. Брат.

Хилл улыбнулся: вот ведь повезло! Не будь Ориса, давно бы сбежал из Гильдии, и плевать, кто там кому принадлежит: не его это, воровать и убивать. Вот Ласка, Угорь и прочие - им наука ткачей в охотку. Не зря же так довольны: сегодня урожайный день на заказы.

- Чему лыбишься? - заметил его улыбку Ласка. - Ученик менестреля! А почему не портного, а? Или шляпника? Слышь, Лягушонок, почему тебя Мастер в бордель учиться не отправил? Там из тебя точно выйдет толк.

- Бедный Лягушонок, столько лет старался. И всё зря! - включился в игру Простак. - Ну, ничего, сделаешь глазки пожалостливей, авось не пришибут бездаря. Предупреди только, в какой забегаловке будешь тренькать! Приду, скажу хозяину, чтоб не слишком обижал, по голове не бил, ты ведь и так того!

Пятеро парней дружно заржали, а Орис показательно зевнул.

- Ничего вы не понимаете! - голосом базарного зазывалы продолжил Игла. - Перед вами, почтенные, сам непревзойденный мастер Заткни Уши Беги Вон! Одно выступление, и в вашем заведении не останется ни одного клопа, все сдохнут от счастья!

Хилл сунул в зубы травинку и принялся разглядывать чирикающих в кроне жаворонков. К насмешкам он давно привык, отвечать ленился, а доказывать что-то с помощью драки - пусть базарная шелупонь объясняется кулаками. Его много больше заботили слова Мастера: вполуха выслушав краткий отчет о салочках с Волчком, он огорошил Хилла новостями.

- После праздника пойдешь знакомиться к маэстро Клайверу. Теперь ты - его ученик и наследник.

Хилл чуть не поперхнулся. Учиться у лучшего в Суарде скрипача и струнного мастера?! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

- …жить у него. Маэстро нужен помощник…

К обычным тренировкам с Мастером четыре раза в неделю, практическим занятиям травами и зельями у дру Альгафа, королевского аптекаря, к мелким гильдейским заказам и фехтованию с Ульрихом теперь добавлялось обучение игре на гитаре и работа в лавке музыкальных инструментов. “Спать будет некогда”, - довольно усмехнулся про себя Хилл. Работа его не пугала, а слово “гитара” пробуждало священный трепет.

- …догадываешься, почему? - Наставник улыбнулся загадочно, как Второй Красный Дракон на миниатюре в открытом томе Хроник.

Хилл кивнул. Как не догадаться? Для менестреля соломенная шевелюра и синие глаза - мелочь, некоторые красят волосы зеленым и красным, лишь бы привлечь внимание публики. К тому же прекрасный выбор между невидимостью лакея и эпатажем “гениального” артиста, все равно самого Хилла не заметят, заметят лишь маску. Ну и детское увлечение сказалось. Не может такого быть, чтобы Мастер не знал о привычке ученика редкими свободными вечерами сбегать в Королевский парк, к заросшей тиной речке, и играть на флейте для дриад и русалок - все равно никто больше не совался в такую глубь колдовского леса.

- И забудь шалости по карманам. Ты артист, а не воришка. Привыкай жить честно.

Хилл снова кивнул. Честно, как Мастер - добропорядочный до тоски владелец конторы перевозок. “Кройце и сыновья. Ваш груз - наша безопасность. Умеренные расценки, гарантия”, - такая надпись красовалась над окованной бронзой дубовой дверью дома номер девять по улице Серебряного Ландыша. Ничего общего с развалюхой под невнятной вывеской, ничего общего с одноруким пиратом Махшуром - как ничего общего между ухоженной улицей ювелиров и пыльным переулком убийц и воров. И, разумеется, ничего общего между честным купцом и зловещей Гильдией Ткачей: почти никто из трехсот ее членов не знал собственного Главу в лицо. А те немногие, кто знал, предпочитали забыть и не вспоминать даже во сне, чтобы спалось крепче. Про обычных людей и говорить нечего, Хисс позаботился о безопасности своих слуг - все, что могло бы хоть как-то связать Посвященных с Гильдией, мгновенно стиралось из людской памяти, все доказательства, собранные Магистратом, терялись, чернила в записях испарялись…

Ласка тем временем продолжал:

- Бери деньги за разгон публики - заместо вышибалы!

Но Хилл не реагировал. Ему уже представлялось, как в руки ляжет гитара - теплая, ласковая, отзывчивая. Вот бы забыть о встрече с Темным богом, о Гильдии и носить желтый берет Барда! Но и так получалось неплохо. Уж точно лучше, чем потом всю жизнь прикидываться перевозчиком, как Орису, содержателем трактира, как Волчку, или зеленщиком, как Простаку.

Ласке надоело подкалывать Лягушонка, и он занялся вторым любимым делом: хвастовством. Угорь же, которому тоже достался заказ, по обыкновению, помалкивал.

- …заплатит нам по два империала! - Ласка победительно оглядел младших.

Те впечатлились и уважительно притихли.

- Свисток, Волчок! - кивнул Ласка старшим ребятам. - Обмоем? Завалимся в заведение к Лотте, у нее новые девочки!

- К Лотте? Без нас? - обиделся Игла.

- Мелкие ещё! Что вам у Лотти делать? - ухмыльнулся Угорь, и тут же снисходительно подмигнул. - Ладно, пойдем.

- Спасибо за приглашение. - Свисток пожал плечами. - Но завтра не могу. Дела.

Остальные ученики с интересом уставились на Свистка, но он молчал.

- Ну, как знаешь. - Ласка старательно делал вид, что отказ ему до гульего хвоста. - Тебе и девочки ни к чему, у тебя вон менестрель есть!

- Мне больше по вкусу черноглазые милашки. Навроде тебя, - криво ухмыльнулся Свисток, вскакивая и делая шаг к Ласке.

- Тьфу ты, ну ты, какие мы важные, уже и шуток не понимаем. - Ласка мягко отступил, не отрывая взгляда от противника.

- Эй, смотри, менестрель заревнует, - встрял Волчок и тут же схватился за ухо: камешек рассек мочку, и между пальцев побежала кровь.

- Фу, сидеть, - раздался тихий приказ.

Ученики, как один, вздрогнули и обернулись. Прислонясь плечом к стволу граната, Седой Ёж насмешливо разглядывал их, словно проказливых щенков.

- Свисток, за мной, - бросил он и, повернувшись спиной к ученикам Мастера, пошел в дом.

- Не передумай до завтра, милашка. - Свисток подмигнул Ласке и последовал за Ежом.

Лягушонок остался в одиночестве, под злыми взглядами подмастерьев. Он был уверен: окажись они сейчас подальше от Мастера, ему бы пришлось несладко. Холодное внимание Ургаша преследовало его со вчерашней игры и не желало ослабевать.

- Бедняжку бросили. - Ласка шагнул к нему. - Иди, позабавимся, малышка.

“Поиграем”, - в шепоте Тени предвкушение мешалось с насмешкой.

- Обойдешься, - ответил Хилл Ласке и отвернулся: не хотелось, чтобы кто-то увидел в его глазах ту же тьму, что клубилась вокруг Мастера и Седого Ежа.

- Ой, без папочки девочка боится! - не отставал Ласка.

- Плохо ухаживаешь, - протянул Волчок. - Нежнее надо, нежнее.

“Была румяна и бела веселая вдова…” - фривольная песенка помогала Хиллу не слушать уговоры Тени: “поиграем!”. Но надежда, что удастся увильнуть от драки, таяла: волчата чуяли в нем опасность и не могли успокоиться.

- Не тушуйся, малышка. - Даже Угорь, слишком благородный для простых забав, не удержался в стороне. - Или ты без папочки ничего не…

- Завтракать! - сердитый голос Фаины прозвучал для Хилла слаще полуденных колоколов Райны. - Рис стынет!

Последнюю реплику Ласки на тему кто к кому придет ночью, Хилл встретил светлой улыбкой и подмигнул: давай, мол, приходи один на сеновал. А там разберемся, кто кого и каким раком.

***

Через час Хилл с Орисом, свесив ноги с полуразрушенного пирса, сидели в самой подозрительной части порта. Сюда, к заброшенным причалам, почти не доносился гомон доков. Баржи утюжили легкую рябь, сновали рыбацкие лодки, лебедем проплывала торговая шхуна.

- И после праздника, говорит, пойдешь знакомиться с маэстро, - делился Хилл. - Нет, ты представляешь? Хоть словом бы обмолвился!

Он готов был обсуждать с братом что угодно, кроме чуть не случившейся драки.

- Как всегда. - Орис пожал плечами. - Простаку так же: с этого дня ты подмастерье зеленщика, выживешь на испытаниях, наследуешь лавку. Отличное прикрытие, - усмехнулся он. - Ты же хотел учиться музыке, вот и учись.

- А, так это ты ему подсказал.

- Скажем, намекнул.

Братья замолчали. Тишину нарушал лишь плеск волн и крики чаек. Хилл пускал плоские камешки по ленивым волнам Вали-Эр, Орис, думая о своем, смотрел на воду.

- Не нравится мне предприятие с Седым Ежом. - Орис вздохнул. - Зачем ему помощник?

- Ты с ним идешь?

- Ну да. Сегодня, перед закрытием банка, - в голосе Ориса прозвучало отвращение.

- Я пойду с тобой, - запустив оставшиеся в горсти камешки подальше в реку, заявил Хилл.

- Наставник шкуру снимет.

- Плевать. Шкурой больше, шкурой меньше. - Хмыкнув, Хилл растянулся на горячих досках и прикрыл глаза. Помолчал немного, подождал, пока брат устоится рядом. - Давай, выкладывай ваш план.

- План, да. Под личиной курьера иду в банк с письмом. Требую лично дру Милля, отдать под расписку. Дальше надо исчезнуть. Желательно прежде, чем он откроет конверт.

- А тем временем Еж добывает из кабинета статуэтку. Просто и логично, - протянул Хилл. - Ты думаешь?..

- Не думаю. Но мне… шис! Если что, гномы церемониться не будут.

- Личина на амулете?

- Разумеется. Заказчик выдал.

- Угу. Покажи.

Орис стянул с шеи кожаный кисет, расшитый рунами. Отдал Хиллу.

Тот, повертев амулет в руках и чуть ли не попробовав на зуб, сунул кисет за пазуху.

- Давай-ка под личиной я пойду. А ты подстрахуешь.

- Еще чего! - Орис сел, сердито уставился на брата. Потянул руку. - Отдай. Нечего тебе!

- Орис. - Хилл схватил его за руку и виновато улыбнулся. - Я справлюсь. Если что…

Вместо объяснений он позволил Тени слегка коснуться себя.

- Вот, значит, как, - протянул Орис, оглядел Хилла, словно коня на торгах, и рассмеялся, откинувшись на доски: - Менестрель, шисов дысс!

Хилл облегченно рассмеялся вместе с ним. Не так уж оно и страшно, быть Рукой Бога, если брат рядом.

***

К банку шли порознь. Орис оделся в парусиновые широкие штаны с белой рубахой и немного поработал с лицом. С приклеенными усиками и морским красным загаром - настойка волчьего ореха, втертая в кожу - он стал вылитым юнгой с торговой посудины. Хилл же воспользовался амулетом: из него получился смуглый мальчишка-посыльный лет так двенадцати.

Где сам Седой Еж, видит ли помощника, братья не знали, потому разделились за три квартала до банка. Строго за полчаса до закрытия Хилл подошел к массивным створкам в полтора человеческих роста. На него внимательно смотрели два дракона: инкрустация пластинами черного и оранжевого обсидиана. Едва Хилл приблизился, по сложной резьбе пробежало мерцание и повеяло любопытством. Ничего опасного руны не обнаружили - двери с тихим мелодичным звуком распахнулись.

Уверенно шагая по ониксовым плиткам к дальней конторке, Хилл осматривался. Он всего трижды бывал здесь, и каждый раз удивлялся: публичная приемная производила впечатление не то пещеры, не то полой друзы горного хрусталя. Узкие витражные окна словно сияли пламенем горных недр. Прожилки в каменных стенах сплетались в картины: то гномы у кузнечного горна, то странные обряды, то голодные морды виверр и горгулий, то стражи Яшмового Трона с церемониальными кайлами. И вся эта игра теней и прожилок мягко мерцала. Хилл ощущал спрятанные в орнаменте руны и связи меж ними как пульсацию крови в живом камне. Временами он боковым зрением улавливал разноцветное сияние: нити уходили в глубину стен - и дальше, до крыши и подвалов. Казалось, можно пощупать их, переплести заново. Но Хилл знал, что стоит их только тронуть излишне пристальным вниманием, и нити сплетутся в сеть.

Четыре года назад, первый раз зайдя по поручению Махшура в банк, Хилл не понял, что же ему такое кажется. Спросить Наставника он побоялся - ни о чем подобном тот никогда не говорил. Признаться, что мерещится всякая ерунда? Тем более что ни показать, ни объяснить толком, что же он чует, Хилл не мог. Зато выспросил дру Ульриха, не упоминая, что нечто странное видел сам.

Гном охотно рассказал, что над охраной банка работали знатоки рунной науки. За несколько лет, что строилось здание, рунмастера сплели надежный кокон, сквозь который не сможет проникнуть ни темный шер, ни Рука Бога. На всякий случай Ульрих погрозил: не лезь, мол, если жизнь дорога, в хранилища гномов. И для убедительности показал несколько простых охранных рун, предупредив, что рисовать, не соблюдая кучи мудреных правил, бесполезно. Хилл и не пробовал - он был не настолько самонадеян, чтобы мнить себя благородным шером.

Сегодня нити светились ярче. Чтобы их заметить, не приходилось прикрывать глаза. Достаточно было лишь чуть сосредоточиться.

- Послание дру Миллю, - подойдя к конторке, тихо произнес Хилл в склоненную над бумагами форменную круглую шапочку.

Деловитый гном с заплетенной в три косицы русой бородой поднял голову, оглядел посыльного сверху вниз и обратно.

- Давайте. Расписаться тут.

Он выложил раскрытую посередине толстую разграфленную тетрадь.

- Лично в руки, - помотал Хилл головой.

- Хорошо. Сейчас, - еще раз оглядев его, ответил гном и позвонил в колокольчик.

Тут же из-за скрытой миртами в кадках двери появились двое охранников.

- Проводите достопочтенного к дру Миллю, - распорядился служащий и неискренне улыбнулся.

Хиллу ничего не оставалось, как пойти вслед за одним из гномов. Второй замыкал процессию. Шагая через полный клерков служебный зал, затем вверх по лестнице, он обдумывал, во что влип. Вряд ли каждого посыльного ведут на прием к главе банка под конвоем. Сбежать? Пора бы. Но только как? Убить гномов? Но убивать просто так - нет. Должен быть другой способ.

Сохраняя невозмутимость, Хилл оглядывался. То, что он видел, ему категорически не нравилось: все двери, окна и даже стены были сплошь пронизаны хищно мерцающими нитями. При одной мысли - прорваться сквозь них - становилось больно.

- Секундочку, достопочтенный, - обернулся первый гном, не дойдя до двери в конце лестницы трех шагов.

Гном коснулся расшитой рунами перчаткой оскаленной морды мантикора, заменяющей двери ручку. Раздался мелодичный звук, и створка раскрылась.

Бежать, прямо сейчас бежать! - вопил животный страх. Но Хилл подавил порыв наброситься на охранника, отнять зачарованную перчатку и нырнуть в Тень. Если столь явно выдать себя, что толку сбегать? Наоборот, стоит попросить, чтобы его засадили в самый глубокий гномий погреб и поставили охрану. А лучше убили быстро и безболезненно, пока Мастер лично не отправил провинившегося ученика - должным образом подготовленного на алтаре - на встречу с Хиссом.

Насмешливые взгляды троих вооруженных до зубов коротышек, охраняющих лестницу, жгли затылок. Даже захлопнувшаяся за ним с сытым лязгом дверь не избавила от мерзкого ощущения. Сейчас Хилл почти с симпатией вспоминал Волчка. Да… вот бы сейчас было так же просто…

С каждым шагом страх нарастал. Вместе с уверенностью: стоит шагнуть за порог кабинета Милля, обратно не выйти. А до двери с золотой табличкой совсем близко… нет уж! Рука Бога вам не баран!

- А! Шис подери! - подскочив на месте, возмущенно заорал Хилл и запрыгал на одной ноге, схватившись за другую и морщась.

Оба охранника вздрогнули и развернулись к нему, наставив обнаженные клинки.

С видом несправедливо обиженного дитяти Хилл ткнул пальцем в сторону первого гнома и, сорвав с шеи амулет, шваркнул об пол. Разбившись, амулет вспыхнул, выпустил облако красного едкого дыма и затрещал. Охранники загородили дорогу к лестнице, но Хилл бросился в противоположную сторону: мимо кабинета Милля, за поворот коридора.

Через миг оба охранника протопали мимо и уперлись в запертую дверь. В бесцветном тягучем мире нарисованные фигурки ковыляли так медленно! Пока гномы обнюхивали углы тупика и чесали бороды, Хилл обследовал двери. Все семь, от той, что вела обратно на лестницу, до двери в кабинет Милля. Но без ключа к ним не стоило и соваться: ожившие в Тени мантикорьи морды скалились и ухмылялись, обещая откусить наглецу все, до чего дотянутся.

Он уже почти решился пожертвовать охранниками: хотелось посмотреть, будет ли гномья кровь такой же серой и нарисованной, как сами коротышки? Шипящие голоса подсказывали: “попробуй, вкусно! Хисс ждет - служи Хиссу…”

Охранников спас дру Милль. Приотворив дверь, он выглянул в коридор.

- Что за бегемотьи скачки?

Сердитый голос начальства заставил коротышек подпрыгнуть.

- Подозрительный человек, дру Милль!

- Где?

Пока глава банка, топорща рыжую бороду, распекал подчиненных и распоряжался позвать подмогу, Хилл шмыгнул в кабинет. Он сам не понял, как удалось просочиться в ничтожную щель. Видимо, помог страх перед “огненной росомахой” - об этом гномьем изобретении, позволяющем обнаружить даже мага в чарах невидимости, он был наслышан от Ульриха.

Первым, что попалось Хиллу на глаза, был письменный стол у окна. Вторым - живой оранжевый дракончик, возлежащий на столе. Подняв голову, он с любопытством глядел на гостя. От неожиданности Хилл чуть не выпал обратно в реальность. Но тут же мысленно дал себе по лбу: пора бы понять, что гномские творения только кажутся живыми.

Третьим, на что Хилл обратил внимание, был книжный шкаф в две сажени высотой, глубокий и широкий. Как раз, чтобы залезть наверх и подумать, как выбираться из западни.

Не тратя времени зря, Хилл запрыгнул на шкаф и почти вышел из Тени. От взглядов гномов его прикрывал лишь легкий полог - оказалось, что управляться с Тропами на диво просто. И уже сверху Хилл принялся разглядывать кабинет. Шкафы, бумаги и прочее его не интересовало. Дверей, кроме входной, не было. Окно… окну он уделил самое пристальное внимание. Но тщетно: острые нити охранных рун выглядели много надежнее фигурной решетки.

Западня. Настоящая западня. Шис дернул ввязаться в это дело!

Поймав трусливую мыслишку за хвост, Хилл съежился.

Хорош брат! Ты-то сидишь на шкафу и уж как-нибудь найдешь способ выбраться. Не сегодня, так завтра. А если бы пошел Орис? Дурной амулет выдал бы его, а сбежать от гномов он бы не смог. Лишь бы только брат не поперся на помощь! И не выручит, и сам пропадет. Вот Ёж порадуется… Ёж?

Следующая ухваченная за хвост мысль показалась Хиллу очень интересной и многообещающей. Как это он упустил из внимания Седого Ежа? По плану тот должен был в суматохе явиться сюда и унести дракончика. Но вот он дракончик, а Седого Ежа ни слуху, ни духу. И подозрительная проницательность клерка. Наверняка Ёж испортил личину! Был же странноватый запах, словно паленой шерсти. Ну, точно. Простой план, как убрать сына Мастера!

Дальнейшие мысли Хилл думал на зуржьем языке, и были они так же кровожадны, как зуржьи древние обычаи. И сводились по большей части к “убить и… убить!” От подсказок Тени: “зурги бы съели!” - Хилл отмахивался. Пока отмахивался.

Ответный план подсказал дракончик, насквозь пропитанный магией. Сам по себе сплошная магия. Очень общительная магия - дракончик чуть не промурлыкал:

“Тронешь меня, воришка, убью. Любого чужака, замыслившего дурное, убью”.

“А Седого Ежа?”

“И Седого Ежа. И тебя. Всех вас убью. Давай, иди сюда. Дотронься!”

“А тут достанешь?”

“Поближе иди, поближе”.

Чувствуя, что сходит с ума, Хилл разговаривал со статуэткой и ждал. Скоро банк закроется, дру Милль пойдет домой. Значит, можно будет выйти с ним вместе. Только как бы еще прихватить каменную ящерицу?

Как назло, время под прикрытием Тени ползло невероятно медленно. Гном за столом едва шевелился, а упавший лист бумаги планировал на пол чуть не час. К тому же, Хилла одолевал голод - очень странный голод. Его совершенно не привлекали мысли о еде, но сам гном казался таким теплым и вкусным…

Хилл перебрал все зуржьи ругательства и начал вспоминать хмирские, когда случилось чудо. По магическим нитям в стенах пробежала дрожь, комната наполнилась басовой вибрацией. Дру Милль вскочил - то есть очень медленно оторвал зад от стула и очень медленно заковылял к двери, забыв на столе перчатки, такие же, как у охранников. Дверь очень медленно раскрылась перед гномом, пропуская невнятный сумбур голосов…

Хилл уже не пытался понять, что там говорят охранники. Он чуял - шанс!

Серый мир остановился и ждал, пока Хилл спрыгивал, натягивал перчатки, срывал с себя куртку. Нарисованные коротышки не успели вздохнуть, как Хилл ухватил дракончика, завернул в плотную ткань и понесся к выходу.

“Эй, ты кто?” - недоумевал дракончик.

“Хозяин”, - отвечал Хилл.

“Неправда! Ты другой”, - спорил дракончик.

“Тот, тот”, - отбрехивался на бегу Хилл, удерживая статуэтку подальше от себя.

“А сними перчатки, проверим, тот или не тот?”

Хилл уже проскочил между замерших охранников, миновал послушно отворившуюся под перчаткой хозяина дверь, вторую дверь внизу лестницы…

“Скоро проверишь, кто тебе тот, а кто не тот”, - пообещал дракончику, выскочив в публичный зал. И чуть не рассмеялся: словно стая чаек, в воздухе зависли бумаги. Встрепанные, растерянные гномы и люди плавно взлетали и опускались в попытках их поймать. Под потолком клубился дым. А у самых дверей в служебные помещения Хилл обнаружил ряженого морячка - тот намеревался под шумок проникнуть в банк и поискать брата.

Не замедляя бега, Хилл дернул Ориса к себе, в Тень, и потащил прочь. Только удалившись на полквартала и нырнув в чей-то сад, он остановился и отпустил брата.

- Мертвый тебя!.. - начал зеленый Орис, едва вывалившись в нормальный мир.

- Чшш! - зашипел Хилл и отодвинул от брата сверток. - Не трогай, если шкура дорога. А где Седой Еж?

- Что случилось? - Орис судорожно пытался сориентироваться. - Что это?

- Это ящерица, ничего не случилось. Нужно отдать Ежу. Тихо!

Прижав палец к губам, Хилл прислушался. Пока они бежали от банка, показалось, что в сером киселе мелькнуло что-то…

- Так. Значит, новая Рука Бога? - Из тени каменного забора вышел Седой Еж. - Поздравляю.

От голоса Ежа Хилл вздрогнул: слишком похож на те голоса, в Ургаше.

- Не понимаю, о чем вы, - ответил Хилл так же холодно. - Вот. План пришлось поменять.

Он протянул Ежу сверток с артефактом. Но тот покачал головой и указал на землю.

“Воришка. Убью”, - зашипел дракончик, стоило Хиллу разжать руки.

- Перчатки, - приказал Ёж, не приближаясь к свертку.

Хилл с безразличным видом стянул рунные перчатки и кинул Ежу. Глубоко внутри кипела досада: так и не удалось отплатить той же монетой.

Орис переводил настороженный взгляд с одного на другого, но не вмешивался. Хилл видел, что брат готов в любой момент броситься в драку: от Ежа несло смертью, словно из пасти гуля. Только когда Ёж растворился в Тени, держа дракончика подальше от себя, и запах опасности развеялся, брат чуть расслабился.

- И что это было? - вполголоса спросил Орис.

- Большие неприятности, - так же тихо ответил Хилл. - Он знал, что артефакт опасен. Знал, что мы идем вместе. Шис.

- Похоже, мне крупно повезло, - усмехнулся Орис и тут же велел: - Домой, быстро. Успеем, пока Ёж занят, наше счастье.

Хилл кивнул и первым перепрыгнул через забор. Орис последовал за ним, и они помчались к улице Серебряного Ландыша. Хиллу хотелось надеяться, что Ёж не рискнет убивать их своими руками, но после того, как западня не сработала - все может статься.

- Ладно. Придется рассказать Наставнику, да? - Он не ожидал ответа: и так было ясно, что самим им не выкрутиться. - Шис.

- Вчера, значит? Рассказывай.

- Да. Он позвал…

Хилл коротко, на ходу, рассказал брату о договоре и сегодняшней стычке. При этом он не забывал прислушиваться к каждому звуку и ежеминутно касаться Тени, проверяя, нет ли поблизости Ежа или Ласки сотоварищи. Он бы не удивился сейчас ни брошенному в спину ножу, ни арбалетному болту, ни камню с крыши. Похоже, Хиссу надоело ждать, и он устроил им с братом испытания на полтора года раньше срока.

- Шис, - выслушав брата, прошипел Орис. - Надо было убить Волчка.

- Надо было, - согласился Хилл. - Что делать будем?

- Что Наставник скажет, то и будем.

До улицы Серебряного Ландыша они, против ожидания, добрались спокойно. Никто их не подстерегал, не плевался отравленными иглами, не науськивал патруль.

Суардцы мирно торговали, гуляли по освещенным жучиными фонарями улицам, пили чай с вечерними газетами на открытых террасах рестораций и бросали монетки в берет уличного скрипача. Единственным, кто проявил внимание к двум спешащим по своим делам юношам, был бродячий проповедник. У подножия статуи Варкуда Первого собралась целая толпа: святоша в потрепанном белом балахоне вещал усталым после рабочего дня ремесленникам и лавочникам о наступающей Тьме, проснувшемся Мертвом боге и забытых заветах предков. Горожане принимали деятельное участие в проповеди: то переиначивали его слова и смеялись, то сочувственно хлопали по спине и предлагали пива из своих кружек, то требовали вместе спеть про веселую вдову.

- …поздно будет! Воцарится на престоле отродье Ургаша, прервется род истинных королей! - надрывно закричал проповедник, хватая дюжего кожевенника за рубаху.

Детина недовольно замычал и отпихнул мелкого святошу. Тот, не удержавшись на ногах, отлетел в сторону, прямо под ноги братьям.

- Вставайте, почтенный.

Орис ловко подхватил проповедника подмышки, поставил на ноги и хотел идти дальше, но святоша схватил его за рукав.

- Погодите, юноши! Я вижу, Тьма еще не поселилась в ваших сердцах!

Только сейчас Хилл разглядел осунувшееся темное лицо и нездорово горящие глаза проповедника.

- Простите, почтенный, мы спешим, - ровно ответил Орис и отцепил сухую, похожую на птичью лапу, руку.

- Идите на север! Святой человек покажет вам истинный путь к Свету! Не допустите осквернения отчизны отродьями Тьмы! - не унимался оборванец.

- Сумасшедший, - пробормотал Орис, ускоряя шаг. - Да призрит его Сестра.

Он осенил лоб малым Окружьем, Хилл последовал его примеру. Дурные, отдающие Хиссовым смрадом слова проповедника гудели и бились в голове, обещая продолжение неприятностей.

Мастер выслушал Ориса и Хилла равнодушно, словно Посвящение без испытаний и ритуалов - самое обычное дело.

- Никому, никогда. Даже… нет, особенно настоятелю Кирлаху, - распорядился он. - С учениками разберетесь сами, а Ёж вас не тронет.

Хилла передернуло от обещания, сквозящего в тихом голосе Наставника. Не хотел бы он быть на месте Седого Ежа, если тот попадется на горячем.

Глава 8. Та сторона

…вернется кровь Темного Хисса в Бездну, а кровь Светлой Райны - в Светлые Сады, и пребудет Равновесие до скончания времен.

Катрены Двуединства

Рональд шер Бастерхази

435 год, 21 день Холодных Вод. Суард.

- До вечера, Ваше Высочество!

Рональд распрощался с Ристаной, попытался еще раз прощупать Дукриста - но тот не позволил увидеть больше того, что желал показать сам.

“Шисов ублюдок, - улыбаясь и кланяясь, думал Рональд. - Мне плевать, что за игру ты затеял. Ничего тебе тут не светит! Ристана моя. И Шуалейда будет моя”.

Мимолетное удовлетворение сменилось опасением. Не зря Дукрист явился за пять дней до праздника - и именно тогда, когда младший Ламбрук привез из Сашмира фрагмент дневника Андераса, ученика Ману Одноглазого. Ублюдок еще не успел наложить на тетради лапу, иначе бы не удержался, похвастал. Но сегодня же попытается. Не зря старший Ламбрук юлил!

- Эйты, - мысленно позвал Рональд. - Топай в конюшню, вели заложить карету.

Умертвие отправилось пугать конюхов, а Рональд привычно выругался на драгоценного учителя, чтоб его Мертвый порвал. Он ничего не имел против методы Паука Тхемши “научись сам или сдохни”, но если бы старый кровопийца хоть иногда что-то объяснял и не прятал все мало-мальски ценные книги лучше, чем гномы прячут свое золото! Каждый раз, встречая Дукриста, Рональд почти жалел, что в роду Бастерхази уже семьсот лет рождаются исключительно темные. Уродись он светлым, его учителем бы стал Парьен - а при всех закидонах старик учил на совесть.

Семь лет назад, только став Голосом императора, Дукрист был пустым местом: кроха силы, щепоть заклинаний, ворох амулетов, куча гонора и хорьковая хитрость. Теперь же этот мальчишка - что для мага каких-то двадцать восемь лет? - стал серьезным противником, недооценивать которого Рональд не мог себе позволить: за его спиной не стояли папочка-император и глава Конвента. Если бы Парьен не присматривал за своим птенцом денно и нощно, если бы Тхемши удосужился хоть намекнуть, как обойти наложенные им и Парьеном охранные заклинания - ублюдок Дукрист уже давно бы составлял пару Эйты.

Этим отличным слугой Рональд обзавелся по случаю: Паук прислал ему “на практику многообещающего ученика”, сиречь шпиона. Сын изнасилованной зургом селянки, волею Двуединых получивший изрядный дар, лез из кожи вон, выслуживаясь перед Пауком. Из него с годами мог бы получиться если не зеро, то уж шер-прим точно. Но дрессировать змею и повторять ошибки учителя? Увольте. Самое разумное, что Паук делал с ненадежными учениками, это превращал их в надежных слуг. А все ученики, способные со временем стать сильнее учителя, ненадежны по определению.

В размышлениях Рональд дошел до галереи Масок. Оставшиеся до отъезда четверть часа следовало провести с пользой.

- …дело чести, Шампур! - доносилось из-за дверей.

- Струсили?

- Плаха за компанию - это слишком!

Рональд остановился на миг, усмехнулся. Еще немного, и дуэль состоится, но с другими участниками. Только что толку, если Шампур нанижет на шпагу не светлого ублюдка?

Распахнув двери, Рональд обвел сишеров тяжелым взглядом. Этой секунды ему хватило, чтобы прочитать всех троих: ничего интересного, кроме… танцы с Маской?! Шис! Неужели?..

- Ваша Темность.

Зифельд поклонился не так низко, как требовал этикет. Его дружки не стали рисковать и добросовестно подмели шляпами полы.

- Вон, - почти не разжимая губ, велел Рональд.

- Какого… - начал было возмущаться Шампур, но дружки не позволили ему снова полезть на рожон, с двух сторон подхватили под руки и вытащили из галереи.

Звука закрывающейся двери Рональд не слышал. Он уже был там, в мире воспоминаний и призраков.

- Зефрида? Ты здесь, я знаю! Иди сюда, Фрида!

Тоска, пустота. Зеркала мутны, портреты мертвы.

- Ваше Величество!

Мысленный крик Рональда наверняка услышали все, обладающие хоть каплей дара. Но ему было наплевать. Оставив тело стоять перед портретом Мардука с женой, он чистой стихией метался по галерее, шарил по всему Риль Суардису в поисках сбежавшей королевы.

- Зефрида! Прошу тебя, откликнись!

Тщетно. Башня Заката оставалась запертой наглухо, на паркете галереи голубым туманом светились следы - совсем недавно она танцевала… она танцевала! Не с ним! С ублюдком светлым!

Темное, жгучее пламя выло и билось, требовало: сжечь! Сровнять с землей проклятый дворец! Распять проклятого Дукриста на алтаре, вырвать из его глаз отражение её улыбки, содрать с кожей её прикосновение, вместе со слухом отнять звук её голоса…

“Спокойно. Спокойно, - остатки рассудка еле удерживали готовую вырваться огненную бурю. - Если поддашься ревности, потеряешь все. Остановись. Остынь”.

“Умна сонн, умна химме сон…” - огонь и смерть, разметавшиеся по всем дворцу, резонировали чистыми обертонами ненависти, дрожали умной отрешения.

“Умна сонн…” - пели зеркала, успокаивая темного мага.

“Умна сонн…” - ожившие портреты королей и магов смотрели на него, напоминая о вечной Тьме за краем и о цене ошибки.

- Смеешься надо мной… - Рональд сидел на полу, обхватив колени, все так же вперившись в юное лицо на портрете. - Думаешь, я еще недостоин. Слишком слаб, чтобы вернуть тебя… ты права, пока - слаб. Но… помнишь, я обещал тебе?

Драгоценные крупицы воспоминаний плыли перед глазами.

Вот он, едва вырвавшись от Паука - четыре десятка лет притворства и интриг, наконец, дали плоды! - приезжает в Суард, к месту службы полномочным представителем Конвента, его принимает королевская чета. Восторг, счастье, благословение богов: он нашел её, свою вторую половину! В сиянии воздуха и разума, в вихрях легендарного Сумрака - ласковая улыбка, нежность поверх оружейной стали… Прекрасная Зефрида. Супруга никчемного человечка, единственное достоинство которого - трон под седалищем. О, как хорошо он понимал её! Влюбить в себя короля, убить первую королеву, получить корону, вот достойная цель.

Самые первые дни - мимолетные улыбки, короткие беседы, словно случайные встречи. Он не торопился, наслаждаясь новым, прекрасным ощущением. Мечтал о чуде Единения, о свободе от Бездны, о могуществе - одном на двоих.

И совсем скоро - ошеломление, разочарование, ярость. Отвергла! Испуг, отвращение вместо радости и благодарности. Он не мог понять, почему? Естественный следующий шаг - отодвинуть ненужного больше короля, взять власть в свои руки. Принять помощь и любовь единственного достойного её, истинного шера. Вместе они бы правили Валантой несколько сотен лет, и трон унаследовали их дети - с Драконьим даром, а не водицей, в жилах. Никаких нарушений закона, никаких убийств: пусть бы Мардук дожил в мире и покое оставшиеся два десятка лет. Сущая мелочь для почти бессмертной пары.

“Поймите, я люблю супруга!” - набор звуков, не имеющий смысла. Маг не может любить немага. Это против природы, против всех божеских законов. Рональд был уверен, что она играет, набивает себе цену. Что она все равно никуда от него не денется: боги назначили её - ему, не зря же её аура светится серебром предназначения. Он терпеливо сносил её капризы, всегда был рядом.

“Оставьте меня, шер Бастерхази! Мне не нужны ни вы, ни власть, ни бессмертие! Я не буду вашим спасением от Ургаша - вам, темным, там самое место”.

Гнев красил ее несказанно. Особенно ярко Фрида злилась, когда он читал ей катрены Двуединства. Те самые, что звучали ему надеждой.

Нет бездны без рая,

Нет света без тьмы,

Начала без края,

Без лета - зимы.

Спасенья - без жертвы,

Без боли - любви,

Без вечности - смерти,

Без воли - судьбы.

“Нет неизбежности без выбора, - всегда добавлял он. - Вы сожалеете о том, что променяли Свет на Сумрак и не обрели Равновесия, но лишаете меня надежды променять на Сумрак Тьму”.

“Вы избрали меня жертвой вашему бессмертию? Прелестно! Вся ваша любовь - тьма, страх и голод. Даже если бы я могла дать вам то, что вы хотите, не стала бы. Потому что вы чудовище, шер Бастерхази.”

Чудовище. В её устах это слово звучало страстью.

- Видишь, боги не принимают тебя одну, без меня. Ты ведь жалеешь, что сбежала, правда? Подожди еще немного, моя королева. Совсем немного.

Маски молчали, но Рональду не требовалось ответа. Он знал: Зефрида слышит и ждет.

***

Карету с двумя гербами, королевским единорогом и конвентскими весами, горожане провожали полными любопытства и страха взглядами. Придворный маг слишком редко выезжал вот так, напоказ, чтобы стать обыденностью. На улице Второго Эльфийского Договора, тихой и респектабельной, карета остановилась у ворот с вензелями ЛЛ. Слуга на козлах, рядом с кучером, протрубил в рожок, ворота с тяжелым скрипом отворились - и на этом представление для широкой публики завершилось. Зато началось лично для торгового советника Ламбрука.

Рональд подождал, пока Эйты откроет дверцу и опустит подножку, потом подождал еще минуту, оценивая диспозицию и давая возможность графскому дворецкому добежать до парадного подъезда. И только тогда неторопливо покинул карету и позволил любопытствующим в подробностях разглядеть свой ало-фиолетовый короткий плащ, элегантный черный камзол, массивную цепь белого золота с амулетом Конвента и тяжелую трость с набалдашником в виде ястреба, гербом Бастерхази.

- Доброго дня, Ваша Темность! Соблаговолите пожаловать!

Дворецкий кланялся чуть не до земли, провожая мага к распахнутым двустворчатым дверям. Всполошенный граф, едва успевший нацепить парадный камзол, самолично встречал нежданного гостя.

- Какая честь, Ваша Темность! Мы польщены! Не изволите ли отобедать с нами? У нас сегодня кабанчик по-ольберски…

Ламбрук тянул время, спешно пытаясь сообразить, как бы так сманеврировать между придворным магом и императорским бастардом. Оба представляли Конвент, оба могли доставить массу неприятностей. От тяжких раздумий граф взмок.

- С удовольствием, милейший. Надеюсь, кроме кабанчика у вас найдется три буна крови девственницы. Диета, видите ли, - с серьезным видом отозвался Рональд.

Граф побледнел, по виску его скатилась капля, но он не посмел её утереть.

- Э… Ваша Темность… э… - замычал Ламбрук, спешно припоминая, есть ли у него в служанках хоть одна девственница, и отгоняя мысль о старшей дочери.

Позволив графу поужасаться вдоволь, Рональд рассмеялся. Искренне, открыто, заразительно - так, что даже подслушивающие под дверьми лакеи разулыбались до ушей.

- О, я вижу, до вас еще не дошла столичная мода, - Рональд похлопал облегченно вздыхающего графа по плечу. - Очаровательное название для подогретого бресконского с медом и корицей.

Концентрация страха в особняке Ламбруков резко снизилась: призрак Ужасного Темного, жидкой бороденкой и узкими хмирскими глазками смахивающий на Великого Паука Тхемши, растаял. Вместо пожара и наводнения в гости к Ламбрукам явился прекрасно знакомый всему высшему свету “душка Рональд”. Конечно, этот образ лишь отчасти сглаживал предубеждение против темных, да и просачивающиеся время от времени слухи о некоторых его приватных делах несколько не соответствовали роли. Но кто хочет обмануться, тот обманется.

“И это - потомки великих магов, - с сожалением думал Рональд, отвешивая комплименты графским дочкам и целуя руку графине. - Ни капли Драконьей крови, даже на богами проклятую шерскую категорию! Куда катится этот мир…”

Дожидаться обеда Рональд не стал. Кабанчик по-ольберски и модный столичный напиток привлекали его много меньше содержимого сейфа в графском кабинете. Тонкий аромат некромантии, источаемый свитками, однозначно говорил об их подлинности и о том, что Дукрист опоздал. Оставалось лишь убедиться, что нечитаемые письмена - нечитаемые для необразованных тупиц, не знающих даже простейшего перекрестно-зеркального шифра и старохмирского языка - содержат не любовные вирши.

- С превеликим удовольствием, Ваша Темность! - улыбался и кланялся граф.

После маленькой антрепризы он уже никак не мог отказать милейшему шеру Бастерхази в такой малости, как осмотреть привезенные сыном тетради. Не подарить - если в тетрадях есть что-то интересное, придется еще поторговаться.

- Так вы говорите, они хранились у?.. - словно между прочим осведомился Рональд.

- Мой сын выкупил их у последней из рода Саравенати. По ее словам, брат того самого Андераса приходился троюродным прапрадедом ее покойному мужу. Как жаль, мой сын отсутствует по делам службы. Но, если Ваша Темность желает узнать все в подробностях, он всего через полтора часа вернется из Торговой Палаты.

- Вы прекрасно все рассказываете, советник. Продолжайте!

- С этими тетрадями связано проклятие…

Рональд вполуха слушал болтовню графа, стараясь не показать нетерпения. Столько лет он собирал по крупицам историю Школы Одноглазой Рыбы, выкупал или отбирал у несговорчивых дураков мемуары современников, письма, дневники, амулеты - все, что могло помочь воссоздать ритуал, с помощью которого Ману с учениками почти обманули Хисса. Рональд знал точно, что за ошибку совершил величайший темный последнего тысячелетия. Высокомерие всему виной: никто не молился Светлой Сестре за Ману искренне, и вместо свободы от Ургаша он получил вечное рабство.

- …они в плохом состоянии, Ваша Темность! - даже доставая тетради из сейфа, продолжал юлить и тянуть Ламбрук.

- Не беспокойтесь, милейший, - Рональд еле удерживался, чтобы не оттолкнуть графа, не выхватить из его рук драгоценность.

Наконец, четыре желтых, хрупких тетрадки с обтрепанными краями, исписанных коричневыми выцветшими каракулями, легли на стол перед Рональдом. “Какая из них? В какой - сокровище? Или все?” - страх, надежда, предвкушение смешались в дрожи пальцев, легко касающихся четырехсотлетней бумаги.

- Осторожно! - нервно шепнул Ламбрук, когда Рональд открыл первую тетрадь.

“Не мешай, ишак!” - заклинание, высушивающее мух, едва не сорвалось с губ, но Рональд снова сдержался, ограничившись злым взглядом. Этого хватило: Ламбрук сжался и затих в своем кресле.

Глядя на знакомые каракули старохмирского, Рональд погружался в текст слой за слоем, разгадывая матрицу шифра, настраиваясь на перо в руке четыре сотни лет как почившего мага. Большая часть букв расплылась и стерлась, тетради хранились в слишком сыром месте, к тому же оболочку кто-то давно нарушил кривой попыткой прочитать текст. Но в руках умелого некроманта и мертвая книга заговорит, надо лишь восстановить из обрывков изначальное плетение.

Тетради окутались привычным темным туманом возвращенного времени, из бестолковых штрихов начали вырисовываться буквы и всплывать лоскуты смысла:

“…недели, как я ушел с Ману. Он так увлечен исследованиями, что не видит…”

“…брат Ястреба идет на поправку. Странно, не думал, что мне удастся…”

“…погиб Занге. В клинке остался лишь крохотный осколок души, без памяти и разума. Ману сказал, этот путь ведет в тупик. У нас недостаточно…”

“…считает это выдумкой Слепого Барда. Для Ману существует лишь разум, воля и сила. Смешно было надеяться, что…”

“…храм Карума. Мертвый дом мертвого бога, страшно…”

“…говорит, что старый трактат надо запретить и сжечь. Все равно не понимают…”

“…с тех пор как нашел кристаллы. Безумная затея, но я все равно пойду с ним. Может быть, когда-нибудь удастся вернуться в Сашмир. Ястреб получил вести из дома, их с братом считают мертвыми. Младший стал главой рода…”

Рональд еле подавил дрожь. Значит, Ястреб Бастерхази не погиб в той стычке с имперскими светлыми. Слава Двуединым, ему хватило ума обезопасить семью. Но в самом тексте что-то странное, написано мужчиной, но пахнет женщиной. Разгадать бы!

“…пишет в книге, не показывает…”

“Утром идем в Ирсиду, Лас не может сдержать их сам, а Ману не хочет бросать ученика…”

Из коротких строк, обрывков мыслей проступала история Ману Одноглазого и его Школы. Та сторона, что не изучается в гимнасиях: юным шерам не полагается знать, что злодей Андерас, жестокостью превосходящий самого Ману, родился светлым. И, похоже, не только это не изучается в гимнасиях - судя по дневнику Андераса, мятеж в Ирсиде поднял вовсе не Ману, а один из его учеников, Лас. И живым богом его назвали темные, а не он сам. Очень интересные дневники для историка, но ни слова о сути.

С трудом вынырнув из времен молодости своей прапрабабки, той, что отдала его в обучение к Пауку, Рональд поднял взгляд на Ламбрука. Граф сидел, подняв плечи и сжав руки в замок, не смея моргнуть.

- Что ж, благодарность Конвента вашему сыну обеспечена. Весьма ценные исторические документы, - не скрывая разочарования, сказал Рональд.

Граф молчал - страх сковал его разум, а жалкий ошметок мага глубоко внутри него впал в животный ужас перед хищником и притворялся дохлым.

“Шисов слабак!” - выругался про себя Рональд. Пришлось не меньше пяти минут потратить на комбинированную успокоительную иллюзию, чтобы советник не сошел с ума или не умер, упаси Светлая.

- Выпейте, дорогой мой. Вы утомились, здесь так душно. - Рональд поднес ко рту графа бокал с коньяком и заставил выпить. - Простите, что воспользовался вашей добротой.

В глаза графа постепенно возвращалась осмысленность, бледное до зелени лицо розовело. Вежливая чушь и горячительное делали свое дело.

- Я что-то могу для вас сделать?

Последние слова оказали на Ламбрука волшебное действие: он оживился и попробовал что-то сказать.

- Да, дорогой советник? - От ласковой улыбки уже немели губы, но Рональд не мог себе позволить оставить графа недовольным. Только не тогда, когда он может нажаловаться Дукристу. - Вы про вашу старшую дочь?

Старый проныра, даже при смерти не забывающий о шкурных интересах, кивнул.

- Несомненно, сложный случай. Но… - Рональд сделал паузу, словно фокусник перед тем, как вынуть из шляпы живого гоблина. - Для вас, любезнейший советник, Конвент сделает все возможное и даже невозможное!

Ламбрук оживал на глазах, послушно впитывая крохи собственной жизненной силы, рассеянные в воздухе и заботливо собранные для него Рональдом.

- Ваша Све… Темность так добры!

Рональд чуть не рассмеялся: граф не зря запнулся. Темный и доброта! Да, темным не свойственно подрабатывать целителями. Но правилам следую только неудачники.

- Вы что-то говорили о барашке по-ольберски?

- О да! - граф глянул на старинные напольные часы, показывающие без десяти минут три. - Самое время отобедать! Извольте, Ваша Темность.

- Надеюсь, вы не возражаете, если я сейчас же заберу документы для Конвента? Они требуют особой осторожности, и так неподобающее обращение почти сгубило текст.

- Разумеется, Ваша Темность. Счастлив служить Империи!

В верноподданническом восторге графа пронзительной нотой звенела надежда на устройство судьбы дочери, и лишь глухим обертоном диссонировала опаска: он же обещал отдать бумаги Дукристу. Но для Конвента! Все равно же оба служат одному Императору, - успокаивал сам себя граф.

- Его Всемогущество не забудет услуги, - помог ему утихомирить совесть Рональд.

За обедом он присмотрелся к старшей ламбруковской дочке. Свежее, всего-то во втором поколении, проклятье сделало её абсолютно непривлекательной ни для мужчин, ни для женщин. Внешне она была хороша: с правильными чертами, стройна, в меру округла, ухожена, со вкусом одета. Но при взгляде на неё, если не подниматься над примитивным животным, коим и является обычный человек, возникало стойкое отвращение. Конечно, Рональд бы мог снять проклятие и подкорректировать ее ауру до нормального состояния. Даже, если постараться, наделить ее звериной притягательностью Ристаны. Но зачем портить такую прекрасную работу? Лучше использовать с толком.

***

Ламбруки провожали Рональда с королевскими почестями и фейерверками эмоций. Старшая дочка графа сияла радостью пополам с недоверием: услышав, что красавец Зифельд, фаворит принцессы и мечта всех придворных дам, тайно влюблен в неё и попросил придворного мага высватать ему невесту, она сначала чуть не расплакалась, думая, что Его Темность издевается. Графиня разрывалась между острой потребностью немедленно похвастаться всему свету, опасением перед недовольством Её Высочества и предсвадебной лихорадкой. Ведь Его Темность просил объявить о помолвке на Весеннем балу и как можно скорее обвенчать молодых. Младшая дочка не могла понять, завидует она старшей сестре или радуется за неё, мысленно примеряла платье, как у Её Высочества на последнем балу, и строила глазки сестриному жениху.

Один граф, улыбаясь и кланяясь, прятал опасения: слишком уж щедр магистр Бастерхази, и Дукрист непременно рассердится. Сын же просил никому не говорить о тетрадях и отдать только Дукристу. Но жена похвасталась подруге, а назавтра темный шер прислал письмо… шисовы игры магов! Хорошо хоть дочери будет жених. Дорогой жених - немилость Её Высочества весьма накладна.

Когда Рональд, вручив Эйты шкатулку с дневником, принимал последние заверения в вечной признательности, в передней раздался звон колокольчика.

Граф осекся на полуслове, графиня застыла статуей Тревоги.

- Его Светлость маркиз Дукрист! - сдавленным голосом объявил дворецкий.

- Какая приятная неожиданность, Ваша Светлость! - первым приветствовал его Рональд. - Досадно, что вы не успели к обеду. Отменный был кабанчик.

- Точно неожиданность, Ваша Темность. Уж вы успели не только к обеду. - Дукрист слегка поклонился, улыбнулся графу с графиней. - Рад встрече, сиятельные. Как вижу, мой уважаемый коллега взял на себя заботу о документах.

На сей раз аура Дукриста мерцала идеально ровным перламутром, не позволяя прочитать ни злости, ни разочарования. Но это мелкое неудобство не мешало Рональду наслаждаться пусть небольшой, но настоящей победой.

- Рад, что избавил Вашу Светлость от излишних обязанностей. - Рональд ответил на поклон. - Право, мне не сложно будет перевести документы на единый имперский. Это займет не больше недели.

- Чрезвычайно любезно со стороны Вашей Темности. Позвольте осмотреть документы.

- Разумеется, дорогой коллега. В нетерпении ожидаю визита Вашей Светлости в мою скромную обитель.

- Благодарю, коллега, непременно навещу вас. Но, увы, не раньше праздника: дела, дела.

- Государственные, - понимающе усмехнулся Рональд. - Не смею больше отвлекать Вашу Светлость. Граф, графиня. - Он поклонился хозяевам, заодно прицепляя к Дукристу изящное следящее заклинание.

- До встречи, Ваша Темность. - Дукрист обозначил поклон, усмехнулся краем губ и перекинул петлю заклинания на графиню.

Покидая особняк Ламбруков, Рональд мысленно пожимал плечами: пусть Дукрист утешится реваншем по мелочи. Хуже, что в дневниках Андераса нет ни намека на научные записи - одни сопли и слезы: светлый, дери его шис. Зато есть недвусмысленное указание, что Ману совершил не одну, а целых две серьезные ошибки. И, что самое досадное, избежать второй из них любому темному очень непросто.

“Путь тьмы не усыпан розами, шер Бастерхази, - вспомнились слова Паука Тхемши, сказанные пятьдесят с лишним лет назад, когда старая шера Бастерхази отдала пятнадцатилетнего “дубину” в обучение. - Сумеешь выжить, твое счастье. Не сумеешь, горевать не буду. Первый совет: забудь все то, чему тебя учила бабка и вспомни, как смотрит на мир ребенок. Тогда твои шансы не попасть в Ургаш, возможно, вырастут”.

435 год, 22 день Холодных Вод. За четыре дня до праздника Цветущего Каштана. Суард.

За дневником Рональд просидел до утра. Он изучил вдоль и поперек все четыре свитка, а заодно сделал перевод для Конвента, предусмотрительно вымарав несколько строчек - не стоит даже через четыре сотни лет связывать имя Бастерхази с маньяком и еретиком. Половина строк так и осталась непрочтенной, даже полное погружение в ментальное пространство Андераса не дало ничего, кроме больной головы, отвратительного настроения и путаницы в мыслях.

“Стихийный диссонанс, неконгруэнтность понятий и эмоциональных образов, - поставил сам себе диагноз Рональд. - Каким надо быть придурком, чтобы влюбиться в Ману!”

Он с отвращением отбросил последнюю тетрадь, зажмурился и потер виски.

- Эйты, крепкого кофе, меду и… тьфу! - Мысль о ветчине отозвалась приступом тошноты. - Только кофе и меду!

Слуга аккуратно положил поднятую с пола тетрадь на стол и быстрой рысью отправился на кухню, а Рональд снова поморщился: казалось, умертвие топает прямо по голове.

Через четверть часа и три чашки кофе головная боль утихла, но дурное расположение духа никуда не делось. Мысли крутились вокруг шести Глаз Ургаша, как светлые победители назвали найденные во дворце ирсидских королей результаты последнего опыта Ману. Историю штурма дворца как раз преподавали и в гимнасиях, и в Магадемии: великая победа сил света над силами тьмы, ун даст их багдыр!

Кусочки головоломки никак не хотели вставать на место. Почему после серии неудач с сохранением души и личности в артефактах Ману решился снова? И что же на самом деле представляют из себя “каменные демоны”? Как они связаны с загадочными кристаллами из храма мертвого бога-демона? И что стало с теми тремя учениками Ману, чьи артефакты светлые фанатики успели разбить прямо там, на алтаре среди семи иссохших трупов? Куда делся седьмой Глаз? И к чему пришел бы Ману, если не бросил все силы на трансформацию, а отбил нападение объединенных сил Империи и продолжил изыскания? Сотни вопросов без ответов…

Лет двадцать назад Рональд попытался уговорить учителя добиться разрешения на исследование единственного имеющегося в распоряжении Конвента каменного демона. Но Тхемши даже разговаривать не стал - обозвал дурнем, велел забыть об Одноглазом во имя Равновесия и выгнал. И на всякий случай навесил на хранилище еще полдюжины охранных заклинаний. Добраться до Глаза, который сразу после победы забрал себе хмирский Дракон, не стоило и мечтать. А следы последнего артефакта затерялись на мерзлых просторах Объединенных Баронств еще полвека назад, и поиски не дали ни малейших результатов.

“Искать другой путь”, - с пониманием пришло спокойствие.

Рональд оставил недопитой третью чашку кофе, откинулся на спинку кресла и потянулся. Яркое весеннее солнце и щебетание за окном уже не казались божеским наказанием, а промелькнувший перед глазами образ запеченных рябчиков - изобретением хмирских палачей. Улыбнувшись, Рональд мысленно протянул руку к ближайшей тарелке с рябчиками, вдохнул вкусный запах…

Через пару минут после того, как один из пятнадцати постоянно готовых для придворного мага подносов исчез с кухни, главный повар вздохнул с облегчением: Его Темность не гневается. Уловив радость кухонной челяди, Рональд усмехнулся. Как полезна репутация чудовища! Стоило разок забрать нерадивого повара на алтарь, а вместо него подсунуть барана в поварском колпаке, и вот уже двенадцать лет кушанья для придворного мага готовит лучший королевский повар - причем старается больше, чем для монарха.

Покончив с рябчиками в апельсинах и воздушным суфле, Рональд глянул на часы. Половина восьмого, самое время.

Круживший над парком вокруг особняка Дарнишей ястреб спикировал на ветку платана, аккурат напротив раскрытого окна на втором этаже. А Рональд откинулся в кресле и закрыл глаза: от наслоения птичьего и человеческого зрения у него слишком быстро начинала кружиться голова.

- …приятная неожиданность! - донесся из окна кабинета голос герцога. - Дру Милль, чем обязан?

- И зачем вам понадобился Дракон? - холодно осведомился гном.

Рональд нахмурился, а ястреб на ветке приоткрыл один глаз.

Дру Милль врос в пол посреди кабинета, топорща переплетенную цветными лентами бороду и постукивая унизанными перстнями пальцами по рукоятке заткнутого за пояс церемониального серебряного кайла. Высокий, особенно по сравнению с гномом, полный черноволосый мужчина в строгом камзоле замер напротив него, спиной к окну, в растерянности схватив себя за мочку уха.

- Дракон? - переспросил он и снова замолчал, но теперь недоумение в его позе сменилось злостью.

Через несколько мгновений гном кивнул, словно выяснив что-то для себя, и снял руку с рукоятки кайла.

- Да. Просыпающийся Дракон клана Миллей. Помните такого?

- Разумеется, помню, - голос Дарниша снова был ровен, только беспорядочные всполохи синевы вокруг него выдавали гнев. - Окажите любезность, дру Милль, расскажите по порядку.

Дарниш повел ухоженной рукой в сторону низких кресел. Гном едва заметно усмехнулся и сел, удобно развалившись и поставив ноги на скамеечку.

- Коньяку? - хозяин кабинета достал из книжного шкафа начатую пузатую бутылку и два бокала.

- Кардалонский? Не откажусь.

В молчании Дарниш разлил жидкий янтарь по бокалам, протянул собеседнику. В молчании оба пригубили.

Рональд скривился: такая изящная интрига пошла шису под хвост! Наверняка Гильдия наломала дров, уж слишком Милль уверен, что его родовую святыню похитил не Дарниш. А было так заманчиво лишить его поддержки не только Гномского Банка, но и всех горных кланов Валанты - когда речь идет о клановых святынях, гномы на диво несговорчивы и злопамятны.

- …нашли сегодня утром у вашего человека. К сожалению, допросить его не удалось - бравые городские стражи убили при попытке сопротивления закону, - держа бокал в ладонях, рассказывал Милль. - Но украл Дракона не он. В банке был Рука Бога, причем совсем мальчишка. К тому же, никаких признаков контакта с Драконом на трупе не было. - Поймав недоуменный взгляд Дарниша, гном пояснил: - Вы же догадываетесь, что это не просто статуэтка.

Дарниш кивнул и отпил коньяк.

- Когда горы были молодыми, и не было в мире ни гномов, ни людей, ни эльфов, один из перворожденных Драконов, повелитель земли и недр, увидел сон. Проснувшись, он дохнул пламенем на кусок оникса, и из камня родился первый гном. И наделил его Дракон чутьем камня и металла, трудолюбием и удачей, даром преумножать богатства и красоту, и повелел хранить подземное царство. А чтобы гномы не тосковали без своего прародителя, отломил чешуйку со своего хвоста, выплавил из нее собственное подобие и оставил нам. Было это двадцать тысяч зим назад. А когда пройдет еще двадцать тысяч зим, Оранжевый Дракон вернется к своим детям, и спросит, хорошо ли мы хранили и преумножали воплощенную в камне и металле красоту…

Гном вздохнул, пригубил коньяк, а ястреб на ветке отвернулся: раз уж Милль взялся пересказывать Катрены Двуединства, то все - ссоры не будет.

“Шисовы гномы, - поморщился Рональд. - Говорил учитель, не связывайся с недоростками!”

- …за себя постоять. Любого, кто задумал обмануть или обворовать Миллей, Дракон убьет, стоит его коснуться.

- Весьма предусмотрительно, - покивал Дарниш. - Проверять партнеров до, а не после. Думаю, это избавляет вас…

Ястреб с сердитым клекотом взлетел с ветки и устремился прочь, в родной лес. А Рональд зажмурился и потер глаза. Смотреть, как Дарниш обращает ошибку Гильдии в свою пользу? Еще чего. Вот если бы можно было самому заполучить того Дракона и не поиметь неприятностей! Но лучше перестраховаться. Кто знает, какие еще сюрпризы таит статуэтка. Гном не так наивен, чтобы рассказывать Дарнишу все.

- Эйты, принести мне четвертый том Истории Яшмового Трона! - велел он.

Интерес к герцогу не иссяк - Рональд пообещал себе при случае позаботиться о неприятностях для него. Но тратить время на игрока второго плана, когда надо обдумать основную стратегию, нецелесообразно. Лучше как следует подготовиться к встрече дочери Зефриды. Четыре года назад он, видимо, зря не обратил на неё должного внимания. Не стоит повторять собственных ошибок: кто знает, не принесет ли Шуалейда если не бессмертия, то хоть власти в Валанте - законно, только законно! Упаси боги от судьбы узурпатора Ману!

Глава 9. Да здравствует наследник!

Повелели Двуединые в неделю, когда зацветает каштан, всем людям праздновать и веселиться, не воевать и не ссориться, дабы земля радовалась вместе с ними и приносила обильный урожай.

Уложение о празднованиях

Хилл бие Кройце, Лягушонок

435 год, 26 день Холодных Вод. Канун праздника Цветущего Каштана. Суард.

После задания в банке Хилл не встречал Седого Ежа, не ссорился больше с соучениками, не попадал в неприятности. Все шло настолько гладко, что хотелось положить к обычным двум ножам под подушку еще один, отравленный, а лучше - переселиться хоть к Крысиному Королю, только подальше от холодных взглядов волчат.

- Проваливайте. Сегодня никаких тренировок, никаких заданий. И чтобы до темноты не появлялись, - напутствовал учеников Наставник.

В этот раз Угорь и Ласка не звали Свистка с собой. И слава Светлой: Хиллу казалось, что стоит задеть тонкую нить равновесия, и не миновать драки - а там и убийства.

- Да успокойся, - усмехнулся Орис. - Ничего не будет. В дни Каштанового Цвета не убивают даже гули. Брат с Сестрой велели всю неделю праздновать и веселиться, вот и будем веселиться. Иди, займи местечко над Магистратской площадью. Я скоро.

Подмигнув, Орис растворился в толпе, а Хилл, пожав плечами, направился к ряду каштанов вдоль улицы Согласия. Забрался на самый высокий и гладкий ствол, вызвав завистливый вздох кучки мальчишек, которым не хватило места на деревьях пониже и на крышах. Согнал с ветки голубей, расположился среди сладко пахнущих цветов и достал из кармана первый недозрелый абрикос. Но даже сегодня, среди радостных лиц, песен и здравиц, Хилл не мог до конца расслабиться - спину сверлил чужой взгляд.

Гомон толпы прорезали голоса спешно заканчивающих украшение помоста мастеровых:

- Заноси! Левее! Безрукие, чтоб вас!

- А я говорю, сюда! Вот и старшина подтвердит.

- Ничего подобного!

- Да что ж вы столпились посреди дороги? Разойдись!

- Куда?! Ротозеи! Кто велел трибуну сюда? Ну-ка, разворачивайтесь!

Прямо под каштанами настраивал скрипки и пробовал кларнеты с валторнами городской оркестр. Вдоль улицы занимали места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Мельтешили желтые жилеты газетчиков, разносчики бойко торговали флажками, свистульками, хлопушками и пирожками. Городская стража строилась на площади. То и дело над людским скопищем взлетали голоса:

- Капитан Труст! Значки забыли!

- Последние новости! Адмирал Дарниш потопил пиратскую эскадру! Гномы повысили цены на железо!

- Мама, мама, купи петушка! Ну купи! Ну мама-а!

- Где барабанщик? Где барабанщик, я вас спрашиваю?! Где? Тащите - он у меня вмиг протрезвеет!

- Пожалуйте сюда, достопочтенный Феллиго! Да не обращайте внимания на этих олухов! А вы что встали? Вон отсюда! Присаживайтесь, достопочтенный!

Расталкивая работников, клерк городского магистрата лебезил перед старшиной контрабандистов. Тот, наряженный в бархатный камзол и берет с белоснежным пером, шествовал к скамье и чинно кивал собравшимся коллегам.

Заприметив его, Хилл захихикал. Достопочтенный? Славный на весь Суард проныра и мошенник? Правда, от прочих надутых индюков, старшин законопослушных цехов, седой головорез внешне не отличался.

- А кому единорог сахарный, королевский?! Кому лимонаду?! Подходи, налетай!

- Да не толкайтесь вы!

- Дорогу! Дорогу светлому шеру!

- Скандал на ипподроме! Покупаем последний Герольд!

- Равняйсь! На караул! Чтоб вас демоны забрали, гули криворукие! Кто так алебарду держит?! Разжалую! Вурдалаков вам в глотку! Равняйсь! Смирррна!

- Какие два динга, глаза твои бесстыжие! Чем красил-то, признавайся? Полдинга за пару!

- Сударыня, сударыня, а не вы ли обронили? Не пожалейте медяка хромому калеке! Медяк, говорю, дайте! Глухому!

- А ну пошел отсюда, ослиное отродье! Не твое место - вот и убирайся!

- Люди добрые, да что ж это делается! Средь бела дня обокрали! Стража!

- Смиррна! На караул! Держать строй, зурговы недоноски!

- Да подавись ты! Полдинга! Даром бери, даром! Иди отсюда! Послал Хисс на мою голову…

- Позвольте от лица верноподданных преподнести… а! Гоблина тебе в суп! Куда прешь, тролль безглазый! Не видишь, тут уже поставлено? Вниз, вниз её! Хиссово отродье… от лица верноподданных членов Гильдии кожевенников и дубильщиков преподнести Вашему…

Отчаянно стучали молотки, скрипели тележки. Пахло жареными ракушками и печеными яблоками, пирогами и тянучками, и, конечно, каштаном, словно Хилл сидел не на ветке, а на бочке контрабандных духов. Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые лица: соседские матроны отгоняли от великовозрастных дочек неподобающих кавалеров, однорукий нищий с площади Ста Фонтанов тряс культей перед золотых дел мастером. Заметив неподалеку еще одно знакомое лицо, Хилл наморщил нос: Игла примеривался к кошелю ювелира. Тот, увлеченный охмурением девицы в изумрудном корсаже, не замечал ничего вокруг.

- Несомненно, душенька! Только в моей лавке. Уже сорок пять лет королевская семья…

Конечно, самодовольный павлин заслуживал кары небесной в лице шустрого воришки. Если бы только воришкой был не Игла.

- Ай! Что это? Кто посмел! - завизжала девица, прижимая руки к груди. - Что ты делаешь?

Пронзительный вопль заставил отшатнуться Иглу, уже дотянувшегося до вожделенного кошеля. Ювелир, масляно улыбаясь, вытащил из ложбинки меж рвущихся на свободу грудей девицы абрикосовую косточку и грозно оглядел балконы, но злоумышленника не обнаружил. Зато испортил Игле охоту - толпа вокруг забурлила, народ вслед за ювелиром начал оглядываться.

Напряжение, наконец, отпустило: Хилл от души смеялся балагану. Раскусив последний абрикос, он запустил косточкой в Иглу. Тот схватился за голову и обернулся, готовый к нападению. Обшарил взглядом балконы и деревья, но Хилла не увидел - он, не надеясь на защиту ветвей, укрылся Тенью. Пробормотав в адрес хулигана что-то нецензурное, Игла вновь нацепил на лицо выражение деревенского простака и отправился прочь, искать более удачное для охоты место.

***

Хиллу успело надоесть наблюдение за толпой, когда под каштаном возник Орис в обнимку с узким кувшином.

- Эй, лови, - крикнул он и подбросил кувшин.

Хилл перегнулся через ветку, поймал. Вынул пробку, понюхал. Удивленно глянул на свежего, словно не проталкивался сквозь давку и не лез на дерево, брата: вино?

- Праздник, можно, - просиял улыбкой Орис.

- Долго ты ходил за вином-то.

Брат пожал плечами, забрал кувшин и глотнул. Хилл только собирался снова пристать с расспросами, как вдалеке послышались трубы.

- О, слышишь, едут! - толкнул его в бок Орис и передал кувшин.

Хиллу стало не до расспросов: началось самое интересное! Ряды конных гвардейцев в зеркальных кирасах и синих плащах показались из-за дальнего поворота, оркестр заиграл гимн Валанты, толпа взорвалась криками:

- Да здравствует Суард!

- Слава королю!

От обилия флагов, вымпелов и лент в глазах рябило, от шума закладывало уши, но любопытство пересиливало все неудобства: вряд ли наследник с сестрой будут часто показываться на улицах.

- Где же они?! - брат разделял всеобщее нетерпение. - О, смотри, Флом!

Он указал на высокого, с квадратными плечами и квадратной челюстью полковника на вороном, с медным отливом жеребце. Выбившиеся из-под шляпы пряди были той же масти, что у коня. Полковник ехал вслед за ротой гвардейцев и зыркал по сторонам, словно ожидая нападения в любую секунду.

- Флом же генерал, - запротестовал Хилл.

- Деревня, - хмыкнул Орис. - Это его младший брат, Бертран. Комендант Сойки и полковник лейб-гвардии принца! Смотри, как похож на Медного!

- Не может быть! - Взгляд Хилла обежал прикрывающих принца со всех сторон спутников и остановился на самой яркой фигуре. - Еще один Бродерик!

- Почетный профессор кафедры экспериментальной алхимии Магадемии, дру Беррилан Бродерик, - кивнул Орис. - Вот деревня, не знаешь, кто у принца наставник!

Хилл сморщил нос: традиция напяливать поверх малинового кафтана и шафранных штанов изумрудный камзол, подпоясываться лиловым атласом, переплетать бороду розовым и синим, а сверху добавлять расшитую золотом голубую круглую шапочку всегда казалась ему несколько… м… несерьезной. Не иначе, родовым талисманом у Бродериков гигантский попугай ндо. Как раз те же цвета - если еще и та же болтливость…

- Не ржи, свалишься, - пихнул его в бок Орис.

- Это свита принца или бродячий цирк? - сквозь смех поинтересовался Хилл. - Гном, эльфа… а тролли и великаны будут?

Смех смехом, а восседающая на нервной тонконогой кобылке девушка с полусотней рыжих косичек не оставила бы равнодушным даже камень. Раскосые лиственные глазищи, гибкость ивы и опасность рыси, пышная грудь и сочные вишневые губы - а в дополнение легкая зеленоватая дымка, словно лесной полумрак.

- Хороша. Жаль, не про нас, - вздохнул Орис.

Хилл согласно кивнул, глотнул еще вина и с трудом перевел взгляд дальше. Скользнул по щуплому, среднего роста лейтенанту, завяз в легкой молочно-голубой дымке. Вернулся к скучному лицу: что-то очень знакомое, что-то очень опасное…

- Светлый шер. Спорим, это и есть охрана принца?

- А что спорить. - Орис забрал у брата кувшин и отпил сам. - Охрана и есть. Надеюсь, не встретимся на узкой дорожке.

- Упаси Светлая! - Хилл поёжился. - И храни наследника.

Он благочестиво осенил лоб малым окружьем и занялся разглядыванием последнего из свиты, горбоносого и сероглазого юноши с квадратной челюстью.

- Флом. Закерим Флом, - пояснил Орис.

- Похож, угу, - согласился Хилл.

Младший Флом казался слишком серьезным для своих пятнадцати лет, а выражение его лица подобало скорее рейду в тыл врага, чем парадной церемонии - в точности как у его отца, полковника.

- О, глянь на бургомистра! Бумажку потерял! - засмеялся Хилл. - Шут гороховый!

На помосте творилась суматоха. Красный, потный глава магистрата подскакивал на месте и беззвучно открывал рот. Старшина прядильщиков погнался за улетающей бумажкой, поймал её в героическом прыжке и свалился с возвышения. Старшина кожевенного цеха подал ему руку и втащил обратно. Только когда мятый листок очутился в руках бургомистра, тот успокоился и принял торжественный вид - ровно за два удара сердца до того, как гвардейцы, выехавшие на площадь, расступились и пропустили вперед принца с сестрой.

- Надо же, успел, - вздохнул Орис.

- Не совсем, - хмыкнул Хилл.

Царственно-надменный принц время от времени сдавленно хихикал, тут же возвращая на лицо официальное выражение. Попытки принцессы скрыть под высокомерной благосклонностью ехидную улыбку были немногим более успешны. Королевские дети вызывали жадное любопытство у всех без исключения присутствующих. Головы тянулись вверх, горожане протискивались поближе. Только Хилл собрался толком разглядеть наследника, как сине-лиловый туман вокруг принцессы задрожал, потемнел и разросся наподобие грозового облака, словно шапкой прикрывая её с братом и шестерых сопровождающих.

- Вот это да… - вздохнул Хилл.

Орис удивленно оглянулся. Хилл покачал головой - не объяснять же брату, что аура колдуньи похожа на закатные облака, пыльные смерчи и сухую грозу одновременно.

- Ты видел таких коней? Чистокровные белые аштунцы!

Брат кивнул, успокоившись, а Хилл продолжил разглядывание наследника: черноволосого, кареглазого, худого и невысокого. На груди его, на толстой цепи, жемчужно сиял королевский единорог.

- Обыкновенный мальчишка, - через полминуты вынес он приговор.

Орис только хмыкнул и спросил:

- А как тебе принцесса?

- Ну… - протянул Хилл, не отрывая взгляда от изменчивого цветного облака.

Сквозь лиловое, голубое и синее марево лицо принцессы казалось прекрасным - острым, опасным, жестким, но удивительно правильным, единственно возможным. Словно воплощение стихии: морская волна, горная лавина…

- Дурацкое платье! - наконец нашел он, что обругать.

Синее бархатное платье по последней моде действительно шло принцессе, как породистой кобыле тягловое ярмо.

- Не похожа она на темную, - задумчиво протянул Орис. - Но все равно. Не хотел бы я с ней встретиться.

“Встретиться? Интересно, какая она. Не на параде, не среди врагов. Без этого балахона…”

Смутные мечты, навеянные вином и обезумевшим от весны каштаном, выветрились, стоило бургомистру завести торжественную речь. От его занудства немедленно захотелось пить, есть, в прохладу и вообще подальше отсюда.

- Тебе интересно смотреть дальше? - спросил он у Ориса.

Тот покачал головой:

- Пойдем, что ли, на площадь Единорога. Настоящий цирк мне нравится больше.

“Бедняга принц, - подумал Хилл, соскальзывая с дерева и вслед за братом проталкиваясь сквозь толпу прочь. - Ему все это слушать!”

Кейран шер Суардис

Столица показалась лишь к двум часам пополудни. Кей успел проклясть и жару, и бархатный, в самоцветах и золоте наряд, и тяжеленную цепь с амулетом. И собственную гордость, она же ослиное упрямство - надо было соглашаться, когда Шу предлагала сделать прохладный вихрь в личное пользование. Он, видите ли, не пожелал недостойных настоящего воина привилегий: раз гвардейцы не жалуются на жару, то и он не будет! А второй раз сестра не предложила - та же фамильная гордость, достойная каравана ослов.

- …въезжать в столицу через Драконьи Ворота, - нудел под ухом Берри. - Традиция родилась после того, как в четыреста втором году до Основания Империи Лордерин Третий Суардис вынудил предателя Жандилье проехать под решетными гарпиями…

Глядя на массивные башни сливочного, в золотистых прожилках, камня, Кей пропускал мимо ушей историю постройки гномами совместно с людьми Старой Стены - Берри не упустил случая еще раз прочитать лекцию и напомнить будущему королю о важности политики нераздельности народов Валанты. Кей бы и сам не забыл: на сотрудничестве, почти братстве с гномами, и на договоре с эльфами зиждилось благополучие Валанты и власть Суардисов. Но именно сейчас, прикидывая размеры и массу венчающего арку дракона - переливчатый оникс славился не только прочностью и красотой, но и огромным удельным весом, почти как золото - Кей думал о том, стали бы гарпии визжать и сбрасывать решетку на Свандера? Все же наследник - еще не король.

- …эти трехголовые виверры никогда не выходят на поверхность, потому что не переносят солнечного света, - продолжал лекцию Берри, указывая на барельефы по сторонам от арки. - К сожалению, проверить руны и огнеметы в деле за десять веков не удалось ни разу…

Кей усмехнулся: в голосе Берри слышалось искреннее сожаление. Разумеется, если бы Ворота показали себя во всей смертоносной красе, гномы бы могли гордиться ими еще больше. А для ученых вроде самого Бродерика даже нашествие зургов - повод для очередных великих теорий и смелых экспериментов.

Уже за воротами, среди приветственных воплей толпы, осыпанный цветочными лепестками с ног до головы, Кей прервал гнома. Ученый наставник в третий, наверное, раз, объяснял, откуда в Суарде взялась традиция мостить площади цветной плиткой и украшать стены мозаиками, а крыши - шпилями.

- Берри, прошу прощения, но давай ты расскажешь о влиянии восточной архитектуры несколько позже. Право, сегодня не самый подходящий момент вспоминать разоренную Ирсиду и Ману Одноглазого.

Гном резко умолк и пожал плечами. Зак, ехавший по правую руку от Кея и Шу, пробормотал что-то насчет церемоний и вшивых зургов, к которым эти церемонии могут катиться. Сестра промолчала, только понимающе улыбнулась Берри.

Последние дни, после остановки у Свандеров, Кей не узнавал ее. Своевольная девчонка, вечно увлеченная то очередным магическим экспериментом, то шалостью, осталась где-то под Кардалоной. А вместо нее рядом оказалась серьезная до занудства, настороженная, ответственная девица с усталыми глазами старого солдата. Такой она не была, даже когда вернулась из Уджир-Клыз четыре года назад.

За размышлениями Кей не забывал улыбаться народу, кивать старшинам, благодарить бургомистра и говорить прочувствованные речи, выученные по дороге наизусть. Наконец последние обещания были розданы, последние марки брошены в толпу. Последние сажени до Дворцовой площади пройдены.

- Его Величество Мардук Третий, милостью Близнецов король Валанты! - под звуки труб возвестил герольд.

Высокие золоченые ворота отворились, и на окруженный гвардейцами участок выехал король со свитой.

“Отец?.. как он стар! - было первой мыслью Кея. - А Ристана даже не притворяется, что рада меня видеть. И маг. Шу была права, шер Бастерхази ведет себя так, словно он сам тут король. Шис. Если бы не отец, ноги бы моей не было в этом гадюшнике!”

Кей почтительно остановился и спешился, ожидая, пока спешится отец, а за ним свита. Краем глаза он поглядывал то на короля, то на Шу, то на Ристану, отмечая несомненное сходство дочерей с отцом.

“А я похож? Примет ли меня отец? А народ? - стучали в висках сомнения и страхи. - Смогу ли я стать таким же, как отец, настоящим королем? Не завизжат ли горгульи на крыше, объявляя меня самозванцем? - нарядные барельефы вдруг показались хищниками, готовыми разорвать его на части. - Светлая, помоги!”

По привычке он глянул на Шу, ища поддержки. Сестра ответила ободряющей улыбкой, но он видел - ей страшно не меньше. Можно было не гадать, что померещилось ей: вокруг придворного мага даже ему, обделенному богами условному шеру, виделись струи тьмы.

- …Его Величество! Слава королю! - крики горожан оглушали Кея.

Собрав волю в кулак, он отогнал страх и взглянул в глаза отцу. Ор толпы словно отдалился, страх потускнел и отступил.

Шаг, второй… он приближался к отцу, и с каждой саженью терялись в неважности годы сомнений. Отец ждал его, любил, протягивал руку…

Приветственные крики смолкли, когда Кей опустился перед отцом на колени и склонил голову. Стал слышен шелест листьев благоухающего у самых ворот каштана.

- Кейран, мальчик мой, наконец, - шепнул отец, поднял Кея с колен, обнял и развернул лицом к народу. - Приветствуйте Кейрана шера Суардиса, моего сына и вашего будущего короля!

- Да здравствует Суардис! Да здравствует наследник Кейран! Да здравствует Его Величество Мардук! - площадь взорвалась радостными воплями.

Отец, держа Кея за руку, повел его сквозь расступившийся строй придворных к парадному крыльцу Риль Суардиса. От сладких цветочных ароматов у Кея кружилась голова… а может, голова кружилась от счастья: он вдруг вспомнил, как хорошо было когда-то дома. Когда отец брал его, малыша, на руки, когда мама рассказывала сказки.

Светлые резные колонны, цветные окна, круглая серебряная крыша со шпилем, высокие башни по концам крыльев, широкие ступени темно-синего мрамора - Риль Суардис словно всплывал из глубин памяти, только почему-то казался слишком маленьким.

“Глупый, ты же сам вырос, - посмеялся над собой Кей. - Дворец все тот же, это ты большой дурак”.

Он снова глянул на отца. Показалось, на ресницах короля что-то блеснуло… Но нет, вряд ли - строгое, резкое лицо Мардука Суардиса не позволяло заподозрить его в слабости и слезах.

- Через два часа мы желаем видеть Ваши Высочества в Малом кабинете, - распорядился король, едва зайдя в залитый янтарным и карминным светом вестибюль.

- Как будет угодно Вашему Величеству, - поклонился в ответ Кей.

Официальный тон отца больше не страшил его: все равно в морщинках вокруг глаз, в улыбке отца он видел ту же любовь и радость, что и в самый первый миг, на площади. И за эту улыбку он готов был не только выжить и взойти на трон вопреки старшей сестре, кронпринцу Лерме, придворному магу и всем проклятыми богами претендентам на власть, но и сразиться с богом-демоном один на один. Лишь бы отец гордился им, лишь бы еще раз сказал: “мой мальчик”.

- Извольте следовать за мной, Ваше Высочество, - слова щуплого, напыщенного и напомаженного по моде столетней давности старикашки, Распорядителя королевских покоев, чуть не пролетели мимо сознания Кея. - Светлые шеры, прошу вас, - добавил тот, обращаясь к Заку и Эрке.

Шуалейду старикашка проигнорировал. Кей привычно приготовился к скандалу: сестра не привыкла, чтобы её не замечали. Но через миг, обернувшись к Шу, нахмурился. Эта вот тихая мышь, не поднимающая глаз, не смеющая слова сказать - ужасная колдунья Шуалейда, победительница зургов и гроза всех окрестных браконьеров? Боги, нельзя же до такой степени бояться!

- Ваше Высочество, - видя замешательство Кея, напомнил о себе старикашка. - Прошу!

- А Её Высочество? - не двигаясь с места, спросил Кей.

- Её Высочеству подготовлены комнаты в другом крыле, - распорядитель как-то подозрительно дернул углом рта. - Если Ваше Высочество не возражает, мой помощник проводит Её Высочество…

- Иди, Кей, - одними губами шепнула Шу. - Потом разберемся.

Кей кивнул - спорить с сестрой не хотелось, к тому же он устал так, что готов был рухнуть прямо здесь, на инкрустированные яшмой и опалом полы.

Позволив Распорядителю проводить себя и показать, где что находится, Кей упал на кровать. Ни расшитые шелком покрывала, ни расписные потолки, ни высокие, от пола до потолка окна с выходом на балкон, ни стоящие на столике у окна немыслимо вкусно пахнущие блюда не интересовали его так, как возможность хоть на полчаса закрыть глаза. Но Зак не позволил уснуть.

- Давай-ка, Твое Высочество, не расслабляйся раньше времени. В ванную и обедать.

Друг помог Кею избавиться от пропыленных, потных одежд и затолкал в роскошный бассейн, заменяющий ванну.

- А, шис! - заорал Кей, когда Зак направил на него струю ледяной воды из душа. - Ты что?!

Успевший и сам раздеться Зак только пожал плечами и сделал невинные глаза: мол, прости, так вышло.

После обливания холодной водой запах жареной дичи буквально вытащил Кея из бассейна. Зак выпрыгнул впереди него и устремился к накрытому на одну персону столу. Отсутствие второго прибора ничуть его не смутило - он схватил с ближайшей тарелки что-то пышное, пахнущее мясом, и откусил.

- М… вкусно, - промычал он, закатывая глаза.

Кей последовал его примеру. Нечто пышное оказалось и впрямь вкусным: кусочки кролика, запеченные в тесте. Сжевав четыре таких кусочка, Кей наконец обратил внимание на прочие изыски повара.

Зак, как всегда, оказался прав. После воды и еды усталость отступила. К отцовскому кабинету Кей подошел снова готовым к подвигам и приключениям - и ни секунды не сомневаясь в том, что и того, и другого в ближайшее время будет в избытке, даже если со стороны жизнь наследника престола кажется сплошным медом.

Глава 10. Дом, милый дом

…исключением являются урожденные сумрачные шеры. Изначально принадлежащие и Свету и Тьме, но не обретшие Равновесия, сумрачные либо склоняются к одной из сторон самое раннее к двенадцати годам, либо сходят с ума, ибо противоположные устремления не могут ужиться в незрелом рассудке. К сумрачным Равновесным шерам, познавшим суть Двуединства, урожденные сумрачные не имеют никакого отношения. К счастью, шеры рождаются сумрачными достаточно редко, чтобы данная проблема представляла скорее академический интерес.

“Введение в систематизацию стихий”, лекция для первого курса Магадемии, с.ш. Парьен

Шуалейда шера Суардис

435 год, 26 день Холодных Вод. Канун праздника Цветущего Каштана. Суард

Родной дом встретил Шу косыми взглядами и шепотками за спиной. Расфуфыренные дамы пренебрежительно рассматривали “безвкусное, старомодное, просто ужасное” платье. Сиятельные шеры изучали ее на предмет печати Тьмы и клейма порока. Лакеи перешептывались по углам, поминая отказ имперского кронпринца от брака, и сомневаясь, стоило ли Его Величеству привозить в столицу “позор семьи” и “божеское проклятие”. Она шла по галереям, опустив глаза, улыбаясь и делая вид, что не догадывается об их гадких мыслишках.

- …не отвечаю за канализацию, Ваше Высочество! - бубнил лакей. - Прискорбная случайность, Ваше Высочество! Но Вашему Высочеству будет удобно в Незабудковых апартаментах…

Лишь разобрав слово “канализация”, она внимательно глянула на прислужника.

- Мне велено вас проводить, а всем заведует шер Вондюмень! - засуетился он еще сильнее. - Извольте сюда, Ваше Высочество!

Распахнув двери, слуга опустил глаза и сжался. Неопределенно кивнув, Шу переступила порог. Хватило одного взгляда на тусклые голубые обои, отстающую от потолка штукатурку и рассохшийся паркет, чтобы подтвердить худшие опасения. Парчовые покрывала, зеркало в золоченой раме и тонконогий столик с инкрустацией лишь подчеркивали затхлость и темноту комнаты, а приторный аромат лилий - клоповую вонь, исходящую от кровати.

Пакость от Ристаны оказалась последней каплей: выпестованное еще четыре года назад, при встрече с Бастерхази, намерение изображать из себя тихую мышку лопнуло.

- Значит, внезапно испортилась канализация, - обернувшись к лакею, пропела Шу. - Понимаю, это проблема. И ершиков для чистки труб во дворце нет.

- Но это не так страшно, - подхватила Балуста, показывая в улыбке небольшие, но острые клыки. - Из вас получится чудный ершик.

Помощник распорядителя вздрогнул, тяжело сглотнул и отступил на полшага.

- Помилуйте, Ваше Высочество! Я не могу… сишер Вондюмень…

- Как-как? Сишер Вонючка? - переспросила Шу. - Прекрасная фамилия для ершика! Часа ему хватит, чтобы написать завещание.

- Получаса, - отрезала Баль. - Так и передайте: через полчаса он отправится самолично чистить канализацию.

Белый, под цвет жабо и манжет, слуга поклонился. От него запахло потом и страхом: мыслеобраз застрявшего в трубе человека в ливрее, с ершиком вместо головы, рос и ширился - слуга не мог уже думать ни о чем другом.

Шу не выдержала и рассмеялась. Но вместо того, чтобы улыбнуться, слуга вздрогнул и кинул затравленный взгляд на дверь.

- Так я пойду, Ваше Высочество? Искать сишера Вондюменя?.. - пробормотал он, еле разлепляя дрожащие губы.

- Идите, - резко оборвав смех, ответила Шу.

Лакей снова вздрогнул, отворил дверь спиной и вывалился в коридор.

От вида комнаты, в которую поселили их с Балустой, Шу хотелось плеваться. А лучше - найти Гильдию Ткачей и ответить сестре любезностью на любезность. А от мысли о том, что ждет за дверью гардеробной, становилось вовсе погано.

- Баль?

- Пошли, проверим, - хмуро согласилась подруга.

Через несколько минут посреди гардеробной валялась куча платьев - красивых, дорогих платьев. Роскошных и изысканных платьев. Коротких, узких, совершенно негодных платьев! Единственное подходящее по размеру висело отдельно, у зеркала. Но ни мерить его, ни даже смотреть в его сторону Шу не хотела.

Пока Баль перебирала и проверяла распакованные служанками наряды - если можно так назвать привезенные из Сойки скудные одежки - к Шу пожаловала сестра.

- Ах, дорогая! Куда вас поселили! Ах, этот Вондюмень! - запричитала она. - Как он посмел?!

Посмел? Сам? Шу еле сдержалась, чтобы не рассмеяться ей в лицо.

- Ах, какая неприятность, - пробормотала она.

- …никуда не годится! - продолжала Ристана. - Вы не можете опозорить королевскую фамилию таким видом!

Шу опустила голову, пряча глаза: жаль, ненависть сестры не доказательство! Зато вполне съедобна, несмотря на слизкий и горький вкус.

- …от вас, дорогая, сплошное разорение и никакой пользы. Вы представляете, сколько стоил ваш гардероб? Его Величество будет огорчен. - Ристана махнула рукой в сторону сброшенных на пол платьев. - Постарайтесь хоть завтра не опозориться…

Оделив безответную Шу еще дюжиной нравоучений и упреков, Ристана ушла. Но, только Баль успела устроиться в единственном приличном кресле у окна, а сама Шу - на кровати, явился распорядитель королевских покоев.

- Ах, Ваше Высочество!.. - Он расстроено всплескивал руками. - Конечно, мы найдем Вашему Высочеству подобающие покои, не извольте сомневаться…

Мысли его мешались со словами в сумасшедшую болтушку, от которой Шу хотелось не то смеяться, не то плакать.

“…тоща, угловата, бледна и невыразительна… убожество!”

- Любой придворный будет счастлив уступить вам апартаменты…

“…особенно придворный маг - подвал Восточной башни. Или монастырь: наверняка сразу после консилиума туда вас Его Величество и отправит”.

- …Башня Заката свободна, но закрыта уже двенадцать лет. Не желаете ли осмотреть флигель?..

“Башня - самое место для вас. Привидения, крысы и пыль. Авось сгинете, как тот дурень садовник в позапрошлом году…”

- Закатная башня мне подойдет, - прервала его Шу.

Сишер Вондюмень подавился неоконченной тирадой и замер, не разогнувшись из очередного поклона. Баль в уголочке еле подавила хихиканье: её веселье щекотало и грело Шу, как пушистый цыпленок.

- Как мило вы придумали, - прощебетала Шу.

“Что, Его Величество шкуру спустит, когда узнает, что кто-то посмел при мне заикнуться о Закатной Башне? А за язык никто не тянул”.

- Но, Ваше Высочество!

- Желаю жить в Закатной Башне! Непременно! Вы поняли, сишер Воню… как вас там? Завтра же подготовьте мне покои.

- Но, Ваше Высочество!..

- Нет, не хочу окнами в сад, - поймав образ, не дала ему договорить Шу. - И нет, не буду жить рядом с библиотекой.

Распорядитель бледнел и краснел: Её Высочество Ристана не говорила, что вторая принцесса умеет читать мысли! Её Высочество обещала…

- Но в Закатную башню никто не может войти! - В отчаянии он даже забыл назвать её Высочеством.

Шу улыбнулась ему, как улыбалась болотному гулю, задравшему крестьянского ребенка.

- Сможете, сишер, сможете. Или вам недостаточно моей просьбы?

“Светлая, только бы она не пожаловалась Его Величеству! Только бы Его Величество не послушал её… только бы…”

- Клянусь Сестрой, башня не впускает никого, даже шера Бастерхази! - распорядитель осекся, сообразив, что сболтнул лишнего.

- Так… - протянула Шу, пытаясь разобраться, почему сочетание Закатной башни и шера Бастерхази вызвало в распорядителе такую панику. Что-то связанное со смертью королевы, отъездом детей в Сойку… - А теперь, дорогой сишер, поподробнее. Что забыл темный шер в башне?

- Не знаю, Ваше Высочество! - отнекивался распорядитель. - Помилуйте, мы люди маленькие! Прикажите, сейчас же провожу вас в гостевые покои, где обычно останавливается Его Светлость Дукрист - самые лучшие покои! А к завтрашнему утру приведем в должный вид ваши комнаты рядом с Его Высочеством…

На миг Шу пожалела испуганного Вонючку. Покои рядом с братом. Разве не этого она хотела? Но то ли упрямство, то ли любопытство гнало вперед: получить Закатную башню во что бы то ни стало.

- Хватит, - отрезала она. - Завтра с утра извольте явиться к Закатной башне. Я сама посмотрю.

- Как прикажете, Ваше Высочество, - поклонился распорядитель. - Не желаете?..

- Нет, - отрезала Шу. - Посмеете хоть слово сказать Её Высочеству или придворному магу, сами станете привидением.

Сишер Вонючка только вздрогнул и поклонился еще ниже.

“Темная, помилуй Сестра! Истинно темная…” - готовая сплетня уже рвалась на волю.

Выпроводив сишера прочь, Шу скривилась: надоел.

Но что теперь делать с башней? Ширхаб дернул. Но интересно же, чего Вонючка боится! И что там забыл Бастерхази. И… нет, разведка - завтра. Завтра… бал. Бал, провались он в Ургаш! Зачем? Пусть бы сначала консилиум. Объявят темной и успокоятся. В жены принцам темная не годится, никто из шеров такую красу неописуемую замуж не возьмет.

Шу подошла к мутноватому стеклу и с отвращением взглянула на отражение.

Принцесса, хиссова кровь! Наденьте на кикимору бальное платье, заставьте танцевать… Ширхаб!

Состроив отражению рожицу, Шу отвернулась к окну. Там, над Суардом, сияло солнце. Словно в насмешку - чтобы она лучше видела, на что похожа.

“Не будем о грустном, - подумала она солнцу. - Я останусь с братом. С чего вдруг глупые мечты о прекрасном принце? Самый лучший принц - Кей. И пусть только кто-то попробует его тронуть!”

- На войне как на войне, - пропела она.

Балуста оторвалась от книги и вопросительно взглянула на нее.

- Как думаешь, Баль, если я надену это изумительное платье, кто-нибудь из гостей останется в живых? Или все лопнут со смеху? - Шу еще раз окинула ненавидящим взглядом нежно-розовую кисею в рюшах.

- Пусть только попробуют! - сверкнув глазами, ответила эльфийка. - Убью.

- Нет! Хоть потоп, хоть пожар - но не этот позор.

- Пожар… - мурлыкнула Баль. - Это идея. Пожар в покоях Её Высочества Ристаны.

- Пожар нам не поможет. Все равно придется идти на бал. Багдыр!

- Придется, - кивнула подруга.

Шу сжала губы и выдвинула подбородок.

“Какого ширхаба я должна унижаться? Подумаешь, не умею танцевать. Научусь! Это не сложнее, чем три тысячи цуаньских завитушек. Еще не хватало страдать в угоду сестричке. Плевать, в каком гробу она меня видала”.

- Я иду на этот ширхабов бал! - Шу топнула. - Мне нужно платье, и у меня будет платье.

Шу замерла, вылетела из тела, потянулась - искать! Не платье, а кто это платье сделает…

Крохотный огонек засиял в восточном крыле, у лестницы.

- Балуста! - позвала Шу. - Беги скорее! Тащи её сюда!

Эльфийка кивнула и вылетела за дверь.

***

Послав верную подругу на охоту, Шу принялась в нетерпении мерить опочивальню шагами, заглянула ещё раз в убожество, выдающее себя за ванную комнату - умывальная раковина из керамики, одинокий холодный кран и большая дубовая кадка с остывающей водой. Дикарство какое-то! В прошлый визит в столицу до такой гадости Её Великолепие не додумалась. А может, времени не хватило канализацию испортить.

“Интересно, какие приятные сюрпризы ожидают меня завтра? А Кея? Боги, только бы Ристана с Бастерхази не решились добраться до него сегодня!”

Страх за брата требовал куда-то бежать и что-то делать. Шу снова потянулась вниманием к Кею, нащупала рядом с ним Зака, чуть поодаль - Эрке и дюжину бертрановых гвардейцев, обвешанных магической защитой с ног до головы.

- Ваше Высочество! - голос Баль выдернул ее из транса. - К вам мастерица!

Шу открыла глаза: с порога на неё в ужасе смотрела щуплая, остроносая женщина лет тридцати в простом, но изящном платье и с корзинкой в руках. За её спиной дрожала, вытаращив глаза, девушка, чем-то похожая на мастерицу. Из рук её сползали на пол отрезы шелка, парчи и кружева.

“Ширхаб! И портних перепугала!”

- Доброго дня, почтенные, - улыбнулась Шу, поглощая страх мастериц и успокаивая их легким магическим касанием.

- Здравствуйте, Ваше Высочество, - первой отмерла и присела в реверансе старшая. - Простите…

Портниха покраснела пятнами, осознав, что только что непочтительно пялилась на принцессу. Вторая тоже присела, не смея поднять глаз.

- Они обещают сделать платье до завтра. Два платья, - уточнила Балуста, пряча за пояс мужских штанов охотничий нож.

- Баль, погоди. - Шу махнула рукой на Балусту. - Меня зовут Шуалейдой. А вас?

- Клайле, Ваше Высочество, а помощницу - Рут.

- Очень приятно, Клайле, Рут, - снова улыбнулась Шу. - Извините Балусту, она не хотела вас пугать. Вы поможете мне?

Разум портнихи всколыхнулся изумлением: за все шесть лет, что она шила для Ристаны, та ни разу не поинтересовалась её именем, и уж точно Великолепной бы в голову не пришло извиняться.

- Разумеется, все, что будет угодно Вашему Высочеству.

- Видишь ли, Клайле, мне завтра надо обязательно быть на балу. Но платья нет.

Симпатия, удивление, желание угодить очаровательной, несмотря на странную внешность, принцессе плеснуло на Шу прохладными розовыми волнами.

- Но как же? Ведь для Вас шила платье сама Иффа!

- Боюсь, Иффа шила не для меня, - Шу кивнула на платье.

На лице портнихи отразилось все, что она подумала: если и можно сделать бледное, резкое лицо еще бледнее и резче, угловатую фигуру еще более неуклюжей, а невнятно серые глаза еще невнятней, то лишь одев принцессу в розовое, с облегающим лифом и открытыми руками платье. Она жестом велела помощнице сложить ткани на кресло и принялась перебирать разноцветную груду. Достала переливающийся отрез бирюзового шелка и кусок серо-сизого кружева с серебряной нитью.

- Давайте попробуем, Ваше Высочество. - Клайле улыбнулась. - Извольте к зеркалу.

Плечи Шу окутал нежный шелк.

- Немного драпировок, здесь вытачки, добавить объём, здесь вставить кружево, ещё кружево на рукава, - шептала сама себе портниха. - И тут на юбке подобрать…

Шу взглянула в зеркало. Худая, но вполне милая девушка. Не первая красавица Империи, но по сравнению с тем, что было - чудо как хороша.

- У меня будет платье! Клайле, у меня никогда не было ничего подобного, - Шу чуть не плакала. - Ты ведь сделаешь к завтрашнему вечеру, правда?

- Сделаю. Сюда бы ещё сапфиры и белое золото, или серебро, и серебряную сеточку на волосы.

- Я достану. У отца хранятся мамины сапфиры.

- И прическу. Рут делает замечательные прически! И Ваше Высочество позволит Рут сбегать в мастерскую? У меня с собой нет нужной тесьмы.

Рут убежала, оставив на кресле ворох тканей, а Клайле взялась за обмеры. Едва она закончила с Шу и взялась за Балусту, в дверь постучал Эрке:

- Его Величество ждет!

***

К приходу Шуалейды и Ахшеддина в кабинете короля уже расселись по креслам: сам король; наследник Кейран; наставник королевских детей Бродерик; генерал лейб-гвардии Фрай шер Флом; полковник лейб-гвардии Бертран шер Флом; оруженосец наследника Закерим шер Флом; начальник Тихой Гвардии, тайный советник…

- …герцог Урман шер Дарниш, - отец представил единственного из присутствующих, кого Шу до сих пор не знала лично.

“Вода. Глубокая, обманчиво спокойная. Сила полноводной реки и шторма, - рассматривая окруженного легким синим маревом полноватого, с текучей мимикой и плавными движениями шера, думала Шу. - Жаль, лишь условная категория”.

- Счастлив познакомиться с Вашими Высочествами. - Герцог искренне улыбнулся.

Шу улыбнулась в ответ.

“Верный, непоседливый, любит короля больше, чем Родину, никогда не забывает о своих интересах, но считает благополучие страны важнее личного благосостояния. Отец умеет выбирать друзей”.

Покончив с краткими приветствиями, король потребовал у Бертрана отчета о путешествии. Пальцы Шу тут же замерзли, захотелось сделать что-то такое, что бы отвлекло отца, или Бертрана, или всех сразу, но она сжала зубы и заставила себя спокойно улыбаться, пока полковник докладывал.

- …без особых происшествий, за исключением странного поведения Свандеров. - Бертран на миг запнулся и повернулся к Дарнишу. - Я считаю, за ними следует присмотреть Тихой гвардии.

Герцог кивнул в ответ.

Шу подавила облегченный вздох. Слава Светлой, Бертран посчитал нецелесообразным тревожить короля подозрениями. Он наверняка расскажет, если уже не рассказал, Дарнишу и Фраю, но те вряд ли станут что-то говорить королю, пока нет веских доказательств. А доказательств нет: исчезновение Руки Бога - лишь совпадение.

- Спасибо, Бертран. С тобой я могу быть спокоен за детей. - Отец тепло взглянул на полковника Флома.

- Благодарю, Ваше Величество! - опустил глаза Бертран.

Аура полковника бурлила сомнениями и виной: ему и так было непросто промолчать, но получить благодарность за ложь?! Нет! Надо немедленно рассказать о своем провале - он не имеет права обманывать сюзерена! Бертран поднял на короля решительный взгляд, открыл рот…

- Ваше Величество, - опередил его Фрай. - Мы счастливы служить Валанте!

- Да, Фрай, я помню, - усмехнулся король. - Наш Главнокомандующий счастлив служить, но лучше бы подальше от дворца.

Генерал согласно склонил голову, пряча в усах усмешку.

- Полковник Флом, принимайте командование королевской лейб-гвардией, - торжественным тоном распорядился Мардук. - Генералу Флому пора сосредоточиться на чем-то одном. Пусть это будет командование Южной армией Империи. А вам, полковник, мы вручаем нашу безопасность.

Бертран вздрогнул, покраснел: брат не предупреждал его о намерении оставить лейб-гвардию ему.

- Благодарю за честь, Ваше Величество! - в один голос ответили братья. Один довольно, второй - на грани отчаяния.

Шу стало жаль Бертрана. Вина за недосмотр выросла до размеров измены короне - никто, кроме самого Бертрана, не осудил бы его столь строго. Его терзания пока замечали лишь Шу и Эрке: полковник слишком хорошо умел скрывать чувства. Но еще немного, и он подаст рапорт о собственной измене и потребует себя судить.

- Ваше Величество не разочаруется в выборе, - уловив состояние Бертрана, помешал ему натворить глупостей Дарниш. - Уверен, мы прекрасно сработаемся.

- Не сомневаюсь, - улыбнулся король и тут же посерьезнел. - Кейран, сын мой. У меня есть для тебя прекрасная новость.

- Слушаю, Ваше Величество, - склонил голову удивленный и испуганный Кей: хороших новостей он сегодня не ждал.

- Мы нашли тебе невесту. То есть, мы уже давно нашли тебе невесту, - король покосился на непроницаемого Дарниша. - Ты увидишь дочь Урмана через три недели, на балу в честь шестнадцатилетия Шуалейды. Таис шера Дарниш еще слишком юна, чтобы торопиться с официальной помолвкой. К тому же вам следует познакомиться поближе, прежде чем принимать окончательное решение.

Кей переводил растерянный взгляд с отца на герцога. Шу чувствовала его метания как свои собственные: принятие долга принца и обязанности жениться не по любви, а ради политики, детская обида на тот же долг, изумление словам отца о возможности выбора для него и для будущей невесты…

- Таис всего тринадцать, Ваше Высочество, - с молчаливого одобрения короля обратился к Кею будущий тесть. - Разумеется, она мечтает стать принцессой, и, разумеется, она будет Вашему Высочеству верной супругой и надежной помощницей: моя дочь получила образование, достойное королевы. Но я, как и Его Величество, убежден в том, что брак следует заключать только по любви. Даже королевский брак. И если Ваше Высочество примет решение не вступать в брак с шерой Таис, со стороны шерре Дарниш не будет никаких претензий и обид. Также, если шера Таис не пожелает вступать в брак с Вашим Высочеством, ради блага королевской семьи и Валанты помолвки не будет.

В кабинете повисла тишина. Кей присматривался к советнику Дарнишу, оценивая резоны отца. Шу занималась тем же.

“Интересно, есть ли у Таис дар?” - этот вопрос интересовал Шу больше всех остальных. Все прочее - влияние Дарнишей, их состояние, не уступающее королевскому, традиционную верность короне, удачливость в делах, характер самого герцога и предположительно то воспитание, что он дал дочери - она оценила и признала достойными, едва отец заговорил о невесте для Кея. Но вот дар… об этом не было сказано ни слова. А если дара нет? Если и у детей Кея не будет дара? Значит, снова на трон Валанты найдется десяток желающих, уверенных в том, что король без дара не достоин быть королем.

- Благодарю Ваше Величество, - через пару мгновений отмер Кей. - Уверен, шера Дарниш будет для меня самой лучшей супругой.

- Не торопись, мой мальчик. И… - король ласково улыбнулся детям, - называйте меня просто отцом. Здесь нет чужих.

От этих слов, от отцовской улыбки в горле Шу образовался комок. Она тяжело сглотнула и склонила голову в знак благодарности.

- Лейтенант Ахшеддин. - Голос отца вызвал волну холодных мурашек: вот и подошли к самому неприятному. - Что вы скажете о развитии дара Её Высочества?

Эрке вскочил, но Мардук нахмурился и жестом велел ему садиться обратно.

- По моим наблюдениям дар Её Высочества Шуалейды по-прежнему остается сумрачным. Её Высочество по большей части пользуется светлой стороной, но при необходимости и темной. На данный момент дар находится в динамическом равновесии, что не позволяет дать уверенного прогноза. За здравость же рассудка Её Высочества могу поручиться. Даже в ущелье Уджир-Клыз Её Высочество выказала редкостное здравомыслие и устойчивость к искушениям Тьмы.

Шу отлично видела: таким положением дел довольны все, хоть и стараются не показать этого. Конечно, неприлично радоваться тому, что в королевской семье завелась урожденная сумрачная, предположительно - опасная сумасшедшая или же темная. Двойные стандарты Конвента дают о себе знать. На словах полное равноправие между светлыми и темными, на деле закрепленное законом преимущество светлых. И кроме закона, сто и одна негласная традиция. Принято ходить в Алью Райна и отдавать детей в школы при храме Светлой, а на прихожан храма Хисса смотрят косо, припоминая им Одноглазого Ману. В армии темным не получить звания выше лейтенанта - не по закону, а по традиции. Должностей при дворе или в магистрате темным не дают по той же традиции. Редчайшее исключение - придворный маг Валанты, и то, только потому, что магистра Тхемши поддержал из своих шкурных соображений Лерма шер Кристис.

При мысли о несостоявшемся женихе Шу передернулась. Если четыре года назад она питала иллюзии насчет возможности семейного счастья, то после того, как узнала некоторые подробности кончины второй жены принца, готова была устроить хоть ураган, хоть потоп в императорском дворце, лишь бы не выходить за него замуж.

- …поручил маркизу Дукристу. - Слова отца вернули Шу из страхов в реальность. - Его Светлость в настоящее время находится по делам Канцелярии в Валанте, а завтра будет присутствовать на балу.

Шу встретилась взглядом с отцом.

- Все будет хорошо, не бойся, - тихо сказал он. - Маркиз всего лишь снимет слепок ауры и представит Конвенту вместе с данными шера Бастерхази и лейтенанта Ахшеддина.

- Я не боюсь, отец, - твердым голосом ответила Шу. - На все воля Двуединых.

Она осенила лоб малым окружьем, за ней - все присутствующие. Король одобрительно кивнул.

- Вам понравились комнаты? - спросил он у обоих детей.

- О да! - отозвался Кей. - Спасибо, отец. Покои очень удобны!

Шу промолчала, опустив глаза, чем вызвала всеобщее недоумение. Один Эрке усмехнулся.

- Что-то не так, девочка моя? - забеспокоился король. - Может быть, тебе не по вкусу вид из окна или фрески?

На слове “фрески” Шу чуть не подавилась. Она кинула косой взгляд на Бертрана, но тот, слава богам, думал не о Свандерах и своей непригодности к занимаемой должности, а беспокоился, не упустил ли чего уже здесь, в Риль Суардисе.

- О, ничего страшного, отец, - голосом пай девочки ответила она. - В тех покоях, что вы велели подготовить для меня, испортилась канализация.

На этих словах встопорщил бороду Бродерик: испортилась? Сделанная гномами канализация?! Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Шу поспешила продолжить, пока Берри не высказался вслух:

- Сишер Вондюмень выделил нам с шерой Ахшеддин очень милую комнату на третьем этаже. Даже с гардеробной…

- Комнату? - король нахмурился. - Моей дочери?

- Право, отец, он не виноват! - Шу потянулась к отцу, словно желая взять за руку и успокоить.

- Я велю немедленно подготовить тебе другие покои! - продолжал сердиться король. - Бертран, распорядись позвать этого Вонь… Распорядителя.

- Не надо! - остановила она Бертрана.

Уже вскочивший на ноги полковник вопросительно глянул на короля. Тот жестом велел ему подождать, что скажет Шуалейда.

- Отец, не стоит тратить на такие пустяки вашего драгоценного времени. Я уже выбрала себе другие покои. Вы же не против? Правда, там потребуются некоторые переделки… наверное… - совсем тихо и скромно закончила она.

- Конечно, Шуалейда. - Король кивнул Бертрану на кресло и улыбнулся дочери. - Занимай любые покои, которые тебе понравятся. Распоряжайся, как хочешь, это же твой дом! Все счета пусть присылают казначею.

- Благодарю вас, отец! - просияла Шу. - И счета за платья тоже?

- Разумеется. На твое содержание предусмотрено десять тысяч империалов в год. Надеюсь, этого хватит на девичьи капризы? - Отец подмигнул ей.

- Конечно, - неуверенно ответила Шу.

- А если не хватит, мать оставила тебе поместье Тальге вместе с доходами.

- За последние десять лет на счету Вашего Высочества скопилось около пятидесяти четырех тысяч, - уточнил Дарниш. - Как только пожелаете, отчеты управляющего будут предоставлены в распоряжение Вашего Высочества.

- Драгоценности матери тоже твои, Шуалейда, - опередил ее просьбу отец. - Они хранятся у меня… - он замялся, а на Шу дохнуло тоской по ушедшей возлюбленной. - Ты можешь брать их, когда пожелаешь. А это тебе к балу.

Мардук протянул ей обитую розовым бархатом коробочку. Шу сдержала нервный смех: цветом коробочка точно подходила к тому страшненькому платью. Не иначе, жемчуга, как и подобает невинной юной деве.

- Какие чудесные жемчуга! - восторженно ахнула она, доставая ожерелье и серьги. - Спасибо, отец! Я непременно закажу подходящее к ним платье. А завтра можно мне мамины сапфиры? Вот эти, в белом золоте. - Шу кивнула на висящий над столом портрет королевы Зефриды: юной, красивой, счастливой.

- Сапфиры с розовым? - удивился король.

- Видите ли, отец, то розовое платье испортилось. Я заказала на завтра новое, а к нему подойдут именно сапфиры.

Мардук покачал головой и взглянул на портрет. Удивление, гордость, страх и радость мешались в его ауре - дочь так походила на мать… и на него самого. И снова его тоска по жене окатила Шу: боги, как же не вовремя вы забрали мою Зефриду!

- Когда же Ваше Высочество успели? - усмехнулся Дарниш, давая королю возможность немного помолчать, вспоминая жену. - Найти портниху за день до бала, не выходя из дворца… Ваше Высочество великий маг!

- Я всего лишь учусь, Ваша Светлость, - лукаво потупилась Шу, принимая игру.

- Не сомневаюсь, Ваше Высочество весьма усердная ученица. Не изволите ли, начиная с завтрашнего утра, присоединиться к нашим занятиям с Его Высочеством и шером Фломом? Возможно, вам будет интересно.

- Несомненно, шер Дарниш!

- Урман, Ваши Высочества. Просто Урман. На правах будущего родственника, - подмигнул Дарниш.

- Конечно, Урман. Тогда - Шуалейда.

Дарниш кивнул.

- И Кейран, - добавил едва не засыпающий Кей.

- Ну что ж, дети мои. - Мардук перевел взгляд с Шу на Кея. - На сегодня достаточно новостей. Вам следует отдохнуть перед балом. Кстати, Кейран. Завтра мои зубастые подданные возьмутся за тебя. Урман будет с тобой, поддержит и подскажет. Но помни - ты Суардис. Валанта твоя страна. Покажи силу, и волки будут есть у тебя с рук.

- Я не разочарую вас, отец, - твердо ответил Кей.

Распрощавшись с королем, Эрке отправился провожать Кея, Зака и Шу, а Фломы с Дарнишем - в кабинет генерала, продолжать совещание.

***

Увидев покои Кея, Шу снова разозлилась. Всучить ей вместо роскошных апартаментов кладовку? Вместо бассейна - кадку? Нет уж, хватит изображать безобидную мышку. Темная, значит темная. Со всеми полагающимися темной прелестями характера. И пусть Ристана, Бастерхази, Лерма Кристис, Дукрист, Конвент и все прочие катятся в Ургаш со своими планами!

- Эрке, тебе же надо к Бертрану?

Ахшеддин кивнул.

- Вот и иди. Расскажи Фломам и Дарнишу все, как есть - все равно никаких доказательств измены Свандеров у нас нет, а Бертран хоть перестанет себя винить ширхаб знает в чем. А мне пришли Баль, мы переночуем тут. Не хочу оставлять сегодня Кея одного.

Эрке снова кивнул и быстро выскользнул за дверь.

- Интриганка. - Кей зевнул во весь рот и завалился на постель. - Завтра не отвертишься. Все, как есть, ясно? Мне же интересно, что ты сделала с убийцей.

- Ладно, ладно. Спи, проницательный мой.

- И тебе доброй ночи, - пробормотал Кей.

Шу оставила Кея с Заком устраиваться спать, а сама пошла в ванную: безопасность безопасностью, но бассейн! Ничто так не помогает шеру воды прийти в себя и справиться с усталостью, как родная стихия. Она так и уснула в заботливо обнявших её волнах, под журчанье старой колыбельной, что когда-то пела мать, и не проснулась, когда Балуста вынимала её из воды и относила на кровать.

Глава 11. Закатная Башня

Одно из редчайших явлений - Источник, он же Линза. По сути, для каждого шера источником является место, где он родился и обрел дар. Все вы знаете, как благотворно сказывается посещение родного дома. По большей части дар обозначает себя при рождении, а затем постепенно развивается, достигая полной силы к шестнадцати годам. В отдельных случаях происходит иначе. Дар может пробудить сильное колдовство, и тогда источник обретает особые свойства, более всего похожие на свойства линзы, фокусирующей и направляющей эфирные потоки. Каждая Линза обладает своими характеристиками, общего в них лишь то, что активировать и использовать её может лишь хозяин.

“Введение в систематизацию стихий”, лекция для первого курса Магадемии, с.ш. Парьен

Шуалейда шера Суардис

435 год, праздник Каштанового цвета, день Весеннего Бала. Риль Суардис.

Шу открыла глаза и рывком села на постели. В ушах свистел ветер и гремел гром, по лицу текли дождевые капли. Пахло болью, кровью, жухлыми хризантемами и крахмальным бельем…

Она помотала головой, прогоняя остатки сна. Оглянулась, прислушалась.

Из раскрытых окон тянуло утренней свежестью, доносился птичий щебет и шуршание садовничьих метел. На кровати под тяжелым зеленым балдахином сладко сопел Кей, выпростав голые ноги из-под одеяла, рядом спал, уткнувшись в подушку, Зак.

“Что подумает сишер камердинер! Не иначе спишет на пагубное влияние темной, - засмеялась про себя Шу. - Бедный… не стоит так травмировать его ранимую натуру”.

Она влезла в старое, привезенное из Сойки, платье. Шепнула: “спасибо, Баль!” Наскоро распутав пальцами то, что вчера было прической, босиком подбежала к кровати брата и пихнула Зака в плечо.

- Перебирайся на свою кровать, растлитель малолетних принцев.

Зак непонимающе уставился на нее, оглянулся на сопящего в соседнюю подушку наследника престола, хмыкнул и потянулся.

- Вот если бы малолетних принцесс… - пробормотал он, заворачиваясь в одеяло и сползая на пол.

Шу только фыркнула в ответ.

- Если Баль будет искать, скажи, я в закатной Башне, - тихо велела она, оглядывая столик с фруктами в поисках завтрака. - А Кею не гово… ммм… - Шу впилась зубами в абрикос, прихватила еще два, и, жуя на ходу, принялась искать туфли.

***

Весь какой-то помятый, несмотря на модный длинный камзол, белоснежные кружева и идеальную гладкость свежевыбритых щек, сишер Распорядитель уже маялся около резных двустворчатых дверей в конце Цветочной Анфилады, что на третьем этаже западного крыла. Навесной замок на дверях, достойный оружейного склада, выглядел так, словно вырос из этих дверей, будет на них жить и умрет с ними вместе.

- Светлое утро, Ваше Высочество! - издали увидев Шу, начал раскланиваться и мести шляпой пол Вондюмень. - Соблаговолите убедиться, башня закры…

Протяжный, мелодичный скрип и тяжелый грохот разнеслись эхом по пустынной анфиладе. Распорядитель осекся, обернулся и замер.

- Светлое, - улыбнулась Шу. - Как видите, слухи о неприступности башни несколько преувеличены. Идемте!

Она прошла мимо него в распахнутые двери, остановилась посреди угловой комнаты. Яркий утренний свет лился сквозь мутные окна, золотил столбы пыли, дробился в осколках зеркал, прыгал солнечными зайчиками по перевернутой мебели и сбившимся коврам. Хотелось протянуть руку и поймать быстрое пятнышко; хотелось чирикать вместе с птицами, летать и кувыркаться под облаками; хотелось прижаться к теплой материнской руке, услышать родной голос…

“Здравствуй, Шу”.

Шу вздрогнула. Показалось?

“Не показалось, - в знакомом голосе сквозила улыбка. - Ты так выросла, стала красавицей”.

Шу по привычке хотела фыркнуть - что я, в зеркале себя не видела? Но гордость матери заставила ее осечься.

“Мама? - на миг показалось, что не было десяти лет в Сойке, не было пышных похорон и урны в семейном склепе; показалось, что сейчас мама выглянет из-за двери, протянет руки навстречу. - Ты здесь?”

Тихое покашливание спугнуло иллюзию. Шу оглянулась на Вондюменя, не решающегося ни ступить за порог, ни сбежать. Мгновение она непонимающе смотрела на него, пытаясь удержать ускользающие остатки тепла и беспечности. Но присутствия матери больше не ощущалось: призрак исчез, так и не показавшись.

- Вы еще здесь? - неожиданно хрипло каркнула Шу. - Ну-ну. А вы смелее, чем кажетесь. Идите сюда, никто вас не съест.

Вондюмень ошалело кивнул и сделал шаг в проходную комнату. Шу усмехнулась: страх перед королевской немилостью и настоящей темной колдуньей оказался сильнее страха перед легендами и привидениями.

- Здесь будет гостиная. Синий, серый, золотой и оранжевый, - распорядилась она, обводя рукой просторное помещение и уверенно раздвигая пыльные витражные панели, ведущие в нижнюю комнату башни.

- Не стойте столбом! - прикрикнула она на распорядителя и чихнула.

- Будьте здоровы, Ваше Высочество! - отозвался тот и последовал за ней.

- Как можно довести помещение до такого состояния? - Шу сморщила нос. - Сплошная пыль… апчхи! Да откройте же окна!

Кланяясь и извиняясь, распорядитель бросился к окну и принялся дергать раму. Туча пыли поднялась с подоконника, заставив Шу еще раз чихнуть. Наконец, рама поддалась и со скрипом отворилась, впуская свежий воздух.

- Лоен зи, - шепнула Шу, призывая ветер.

Но перестаралась: взметнувшийся шквал вынес из комнаты не только пыль, но и все безделушки, подушки и прочую мелочь, а заодно швырнул колдунье-недоучке в лицо горсть мусора. Когда Шу открыла слезящиеся глаза, сишер Вондюмень, вцепившись в раму обеими руками и зажмурившись, шептал молитву Светлой.

- Вот и все, - бодро сказала Шу. - Никакой пыли.

Распорядитель с трудом заставил себя разжать пальцы. Говорить он еще не мог, а потому только мелко кивал.

“Забавный старикашка! - её разбирал смех. - Словно кот на дереве”.

Едва удержавшись, чтобы не позвать Вондюменя “кис-кис”, она вприпрыжку побежала к лестнице, взлетела на второй этаж.

- Каварда-ак, - протянула она, одним движением кисти распахивая окно и выметая прочь мусор. - Здесь будет кабинет. Терракота, янтарь, бирюза, черный дуб. Ванную полностью в стекло.

- Слу… шаюсь, Ваше Высочество, - ответил запыхавшийся распорядитель с последних ступеней.

Оглянувшись на него, Шу рассмеялась.

- Чудесное место, не правда ли? - она сделала несколько танцевальных па, попыталась поймать пляшущий под потолком солнечный зайчик. - Ну что вы, дорогой мой Вонючка, не бойтесь! - она снова засмеялась, перехватив полный паники взгляд. - Вы не любите танцевать?

- Простите… э… а что Ваше Высочество изволит приказать на третьем этаже?

- Спальню. Детская мне пока не нужна. - Шу совсем не удивилась четкому образу светлой круглой комнаты, расписанной сказочными сюжетами, с двумя маленькими кроватями и ворохом игрушек. - Лавандовые тона, белый ясень, непременно бассейн, как у Кея. Ах, ну сами придумайте что-нибудь такое… уютное! Вы же умеете!

Сишер закивал и попятился.

Чего он снова испугался? Странный… на вид такой строгий, а мечтает о горячей овсянке для больного желудка и визите сына с маленькой внучкой… приготовил для малышки фарфоровую куклу… а сын сегодня вечером пойдет в клуб и проиграется в карты, рассорится с женой, та увезет девочку в родительское поместье…

- Вот, это для вашей внучки. - Шу позвала из детской и вручила Вонючке свою старую деревянную лошадку с гривой из белого шелка. - Пойдите сегодня после обеда к сыну и оставайтесь с ними до вечера. Идите же!

Махнув рукой к выходу, Шу тут же забыла о сишере Вондюмене. Её манил последний этаж башни: может быть, там она увидит маму?

Два пролета лестницы она преодолела двумя длинными прыжками. Отчего-то тут, в башне, до странного легко было летать и призывать ветер. И до странного уютно и безопасно. Только дождь почему-то холодный… и ветер поет, и плачет, и зовет…

Порыв ветра распахивает окно - прямо в грозовую ночь. Ледяные струи окатывают Шу, заставляют поджать босые ноги и глубже забиться в угол между маминой кроватью и стеной. Вокруг суетятся служанки, что-то шепчут, волнуются. Мечется пламя свечей, по стенам прыгают страшные тени. Мама стонет, ей больно. Тревожно…

Ожидание.

Кто-то идет… кто-то хороший, нужный. Родной. Ищет дорогу к ней среди теней.

- Иди сюда! - зовет Шу. - Я здесь, жду!

Ветер свистит, воет, сбивает его с пути. Толкает обратно, за грань. Рвет тонкую нить любви и нежности, только протянувшуюся между ним и сестрой…

- Не бойся, братик, не бойся, - шепчет она: никто, кроме брата, не слышит её голоса. - Скорее иди сюда, мы прогоним страшного, злого. Я помогу тебе!

И дождь поможет, и ветер. Поет, зовет ветер! Дождь смывает тени, гонит чудищ. Молнии сжигают боль и страх.

- Я люблю тебя, братик, ты нужен мне. Если ты не придешь - кто будет любить меня? Верь мне, верь ветру и грозе. Это мой ветер, моя гроза! Моя сила, не того, темного! Моя буря, слышишь, братик? Здесь нет никого страшного, никого злого. Только мама и я. Иди сюда, ничего не бойся. Я с тобой…

Крик новорожденного пробивается сквозь гром и свист ветра. Мама больше не стонет, но почему-то плачет. Служанки умолкли. Тени по-прежнему мечутся по стенам, но Шу больше не боится их: гроза за окном смыла страх. Это теперь её гроза, её ветер. Никто не навредит братику… никого не осталось…

Ласковые, теплые руки обнимают её и укачивают, прижимая к теплому и родному. Страх спрятался, рассыпалась пылью ненависть. Вокруг тихо, пусто. Только она, брат и…

- Мама? Ты здесь, мама?

- Здесь. Просыпайся, Шу, пора, - отозвалось дыханием ветра.

- Проснись! Да что с тобой, Шу?! - иной, но не менее знакомый и родной голос волновался и требовал. - Ты пьяна?

- Баль? Что?.. - Шу с трудом разлепила глаза. Вокруг клубились и искрили сине-бело-лиловые потоки тумана, искажали пространство до неузнаваемости, звали взлететь в облака, бурей пронестись над землей, пролиться дождем. Знакомая лиственная зелень эльфийки едва мерцала в буйстве дикой магии.

- Идем. - Подруга потянула Шу за руки, заставила подняться с пола. - Ну и переполох ты подняла. Слава Светлой, Зак нас разбудил.

- Скорее, Шу, - позвал Эрке. - Да проснись же!

Шу улыбнулась и попыталась сказать, что здесь нет никакой опасности, что не надо уходить - разве сами не видят, как тут чудесно? Но из горла снова вырвалось невнятное карканье.

- Ширхаб, - кратко и емко ответил Эрке на невысказанные мысли, подхватил её на руки и побежал вниз по ступенькам.

Сквозь туман Шу едва понимала, что не надо сопротивляться: друзья хотят как лучше, просто не понимают, что вся эта магия - её! А так хотелось снова слиться с ветром, полететь наперегонки с орлами, подняться высоко-высоко, чтобы стало видно всю империю…

- …не открывается! - сердито, отчаянно вскрикнула Баль.

- Шу, выпусти нас, скорее, милая! - прямо в ухо потребовал Эрке.

“Играть, играть! - радовалась маленькая девочка верхом на деревянной лошадке. - Вместе играть!”

- Пожалуйста, Шу, открой двери!

“Не хочу, мое! - топнула ножкой кроха. - Играть!”

“Потом поиграешь, малышка, - голос мамы согрел и успокоил её. - А сейчас проснись!”

Неохотно вынырнув из сладкого сна, Шу взглянула на бледную, растрепанную Баль, дергающую неподвижную створку.

“Откройся”, - велела Шу.

Дверь с недовольным скрипом приоткрылась.

- Позови Берри, Баль, - послышался сквозь плеск волн удаляющийся голос Эрке. А в следующий миг Шу провалилась сквозь облака прямо в море снов.

Рональд шер Бастерхази

Возмущение эфира - столь сильное, что помехи не позволяли локализовать источник - застало Рональда в магистрате. Ему, придворному магу, пришлось лично идти туда, чтобы расспросить младшего Ламбрука! А все потому, что Дукрист срочно устроил того третьим помощником бургомистра и оделил конвентской бляхой, лишь бы Рональд не смог покопаться в его воспоминаниях. Теперь любое магическое воздействие фиксировалось через бляху. И, конечно же, именно Ламбрука бургомистр оставил отвечать за себя в праздничный день.

- …вряд ли у родственников вдовы сохранилось что-то еще. Они считают, что все, что связано с Андерасом, несет проклятие…

Ламбрук удивленно замолк, но Рональд больше не обращал на него внимания: поиски ниточек к последнему Глазу Ургаша мгновенно потеряли важность, стоило магистру понять, что происходит у него под носом.

- Кхе корр! Вот почему… проклятье!

Графский сын отшатнулся, а Рональд поспешил взять себя в руки: еще не хватало сейчас привлечь излишнее внимание Конвента.

- Благодарю, сишер Ламбрук, - спрятав рвущиеся наружу потоки, Рональд поднялся. - Вы сделали все возможное, Конвент не забудет вашей помощи.

Не слушая Ламбрука, он развернулся и быстрым шагом направился прочь. Он бы бежал, летел бы, сметая людей и стены… если бы не напичканный следящими заклинаниями магистрат и не богами проклятая необходимость строить из себя невинную законопослушную овечку.

У самых ворот Риль Суардиса он понял, что опоздал. Эфирная буря утихла, превратившись в скромную стихийную воронку на месте Закатной башни, а дочь Зефриды обнаружилась чуть не в противоположном конце дворца, по соседству с королевскими покоями. Рядом с ней, едва заметные в короне сине-бело-фиолетового солнца, подмигивали зеленая и голубая точки: светлые сумели увести девчонку из башни и спрятать в самом безопасном месте, но не смогли разорвать пульсирующий канал силы между ней и башней. Но не девчонка сейчас волновала Рональда, а Зефрида и то, что она прятала целых четырнадцать лет.

***

Впервые эти двери раскрылись перед ним, но лишь потому, что королева не могла больше запечатать башню, не повредив собственной дочери.

- Зачем, Зефрида? - влетев в башню Заката, спросил он у разноцветного смерча, нижним концом уходящего до самой Хиссовой бездны, а верхним колыхающего голубой подол Райны.

Столб тумана качнулся, забурлил, стал прозрачным, позволяя увидеть сидящую в кресле с вышиванием юную королеву. Зефрида закончила стежок и подняла взгляд на Рональда. Он еле подавил дрожь: вместо не позабытых за десять лет серых, с синими крапинками глаз на знакомом до последней черточки лице сияли окошки в солнце - белое, ослепительное до черноты солнце. Горячее, безжалостное солнце.

- Здравствуй, Рональд. - Зефрида улыбнулась. - Зачем пришел?

- Зачем ты обманывала меня?

Королева пожала плечами. Она казалась умиротворенной, словно вокруг не бушевала магия, способная снести и заново воздвигнуть весь мир Райхи… Нет, не вокруг - она сама была этой магией.

- Я не обманывала, Рональд. Ты обманывал себя сам.

- Все эти годы я искал средство вернуть тебя, а ты - смеялась надо мной! Молчала об Источнике! Притворялась. Зачем ты умерла, когда в твоих руках такое?!

- А ты по-прежнему не умеешь слышать и видеть ничего, что не укладывается в твое “хочу”, Рональд. - Королева покачала головой. - Столько прекрасных слов о любви, помнишь? Тот, последний, вечер. Я почти поверила тебе, почти рассказала…

Воспоминание о сияющей, доверчивой улыбке Зефриды хлестнуло наотмашь разочарованием: как близко он был к цели! Если бы…

- Слава Светлой, только почти! - добавила королева.

- Видят боги, я люблю тебя, Зефрида. Ты не веришь, никогда не верила. Все потому, что мне выпало родиться темным!

- Ты все еще темный, Рональд, - оборвала обвинения королева. - Потому что не любишь никого, кроме себя. И никогда не любил.

От несправедливости её слов хотелось выть и крушить все вокруг. Она, единственная, кому он верил, единственная, кому хотел подарить бессмертие - предала! Утаила ключ к могуществу и свободе, сбежала в смерть, лишь бы не позволить жить ему.

Он смотрел на королеву, она - на него. Иллюзия рушилась, оставляя после себя лишь нагую, неприглядную правду: никакого предназначения нет, как нет любви и доверия. Ложь, ничего кроме лжи.

- Ты обрела эту силу лишь после смерти, - задумчиво проговорил Рональд. - Ну конечно. Ты боялась, что отдав мне Источник, будешь не нужна?

Королева снова покачала головой, но Рональд спешил довести мысль до конца.

- Но теперь-то ты видишь, что ошибалась? Я бы женился на тебе, ты бы родила наследника шерре Бастерхази. А Валанту мы бы оставили твоему сыну, зачем нам провинция. Еще не поздно, Зефрида! Вернись ко мне! Хочешь, я принесу клятву верности, и Источник будет тому порукой? Я готов ждать, пока нынешний король доживет отпущенный богами срок, и ты станешь свободной.

Рональд торопился и сбивался, с трудом подбирал слова. Но слова казались неправильными - королева лишь качала головой, не понимая…

- Как можно отказываться от жизни? Или есть кто-то более достойный тебя?

- Оставь, Рональд. Твое красноречие бесполезно. Ты даже не понимаешь, в чем твоя ошибка, и не поймешь.

- Все еще боишься за людей, Фрида? Сама же видишь, мне вовсе нет до них дела.

- Вижу, Рональд. Для тебя люди, что мыши. Ты в погоне за сказкой разрушишь все вокруг и не заметишь. Зачем тебе свобода, что будешь с ней делать?

- Зачем что-то делать со свободой? Она стоит того, чтобы просто быть. Тебе не понять, Фрида, ты выбираешь между жизнью и юбкой Райны. А я… разве я выбирал Хисса? Меня никто не спросил, хочу ли я в Ургаш!

- Это не мой Источник, Рональд. Это дар моей дочери, - тоном воспитательницы малышей несла чушь Зефрида. - По-твоему, чушь! - солнечные глаза разгорелись еще ярче, обжигая и вызывая отчаянное желание спрятаться. - Тебе все равно, что будет с ней, если кто-то заберет Источник! И ты думаешь, мне легенды дороже детей?

На миг повисла пауза - Рональд успел проклясть нечаянные мысли и спешку: боги, как он мог так подставиться? Но… новая мысль показалась очень удачной.

- Ничего с ней не будет, Зефрида. Этой силы хватит на всех. А Шуалейду я буду учить, ты же знаешь, я могу её научить очень многому…

- Учить? - зло рассмеялась Зефрида. - Мне хорошо знаком твой ученик, Рональд. Иногда мы весьма мило болтаем с Эйты о том, о сем.

- Это совсем другое!

- Уходи, - отрезала королева. - И помни: если ты принудишь Шуалейду или посмеешь тронуть Кейрана, Источника тебе не видать. Я сумею запечатать башню еще лет на триста, пока ты не провалишься в Ургаш. А Шу будет лучше остаться обыкновенной ведьмой, чем стать зеро и твоей куклой. Убирайся!

Боль в глазах стала непереносимой, обожженная кожа рук и лица начала слезать клочьями - но Рональда не остановило бы и это. Он готов был обещать все, что угодно. Готов требовать и угрожать, готов пресмыкаться и клясться в вечной любви и верности… если бы Зефрида слушала. Но разноцветное торнадо закружило его, вышвырнуло из комнаты прочь и захлопнуло двери.

- Хисс тебя забери, любимая! - восхищенно, с искренней ненавистью пробормотал Рональд. - Мы еще посмотрим, кто получит Источник.

Черные, потрескавшиеся губы его сочились кровью, но он улыбался: пусть Зефрида предала, пусть она изо всех сил мешает - но такой великолепный шанс он не упустит. Девчонка вместе с приданым будет его, а Катрены, Равновесие, любовь и прочая ерунда могут катиться в Ургаш, он обойдется своими силами.

Шуалейда шера Суардис

Перед глазами плыли разноцветные облака - щекотали и щипались, словно стайка рыбок, булькали и прыгали.

- Шу, очнись!

Одновременно с голосом Баль в сон ворвался черный злой ветер, смел золотых рыбок. Он рвал и терзал, сдирал плоть лиловыми огненными языками. Шу отталкивала его, металась в поисках выхода, но жадное пламя окружало… Где-то далеко, под голодными ртами туч раздался отчаянный крик: “Эрке!”

- Мое! - засмеялась тьма, опутывая Шу клейкой паутиной.

Шу дергалась изо всех сил. Нити дрожали, гудели, но не рвались.

- Мое… - рыкнуло совсем близко.

- …охрани и спаси! - снежным лучом взвился знакомый голос.

- Убирайся! - вспыхнуло разноцветным пламенем.

Паутина разорвалась, напоследок обжигая ядом. Шу вздрогнула, распахнула глаза: где, что? Вокруг мелькали пятна и светился голубоватым женский силуэт.

- Мама?..

Ответа не последовало. Призрачный силуэт растворился в солнечном свете, цветные пятна превратились в лица друзей.

- Как ты, Шу? - Баль заглядывала в лицо, гладила по рукам: ее ладони казались горячими.

- Отвратительно, - прохрипела Шу. Голос не слушался, горло саднило, голова болела и кружилась. - Я что, кричала?

Баль кивнула и натужно улыбнулась:

- Распугала всех придворных на лигу вокруг.

- Лучше бы… - Шу запнулась, вспомнив осьминожьи присоски и разинутые рты. - Светлая, зачем я туда пошла? Зачем мы вообще сюда приехали? Не проще было утопиться под Сойкой? Проклятье…

- Злится - жить будет, - усмехнулся бледный Эрке, подсовывая стакан с водой.

Шу отпила, радуясь прохладе в ободранном горле и стараясь не шевелиться. Покачав головой, Эрке повел ладонями по глазам Шу, остановил руки на висках. Головная боль стала утихать. Шу расслабилась, открыла глаза и уперлась взглядом в капли пота на густых бровях и воспаленные глаза светлого шера. Четко обозначились тревожные морщинки у рта и на лбу. Жемчужное сияние жизни померкло и сжалось.

Шу ожгло стыдным румянцем.

- Прости. Нельзя быть такой…

- Во всем есть положительные стороны, - перебил Эрке, поднимаясь с колен. - Надо только их найти.

- Повезло, ты обнаружила свой Источник раньше Бастерхази, - продолжила Баль.

Шу вздрогнула. Как она сразу не догадалась? Все признаки: опьянение, непривычная легкость, воспоминание о рождении Кея - именно тогда она обрела дар, ведь родилась-то она без всяких признаков магии.

Года три назад Берри рассказывал о Пауке Тхемши, когда-то сумевшем украсть Линзу у одного из учеников, и о нескольких шерах-зеро, овладевших своими Источниками. До сих пор никто не разгадал, как Пауку удалось подчинить чужую силу, когда даже для законных владельцев Линза смертельно опасна.

“…упоение силой приводит к помешательству. Представь себе лист на ветру. Нет, перо в урагане. Но не безобидное перышко, а острие атаки - средоточие неуправляемой стихии. Вон, посмотри, - Берри указал через окно на высокую скалу причудливой формы, в полулиге от берега. - Семьсот лет назад мыс Крыло Сойки продолжался до Глухого Маяка, а не обрывался здесь, под крепостью. Крепость устояла только потому, что сама накрепко связана со стихиями - и не противится магии, а впитывает её. А ведь тот юноша был довольно слаб. Он всего лишь хотел стать заклинателем ветров. Но стихии безразличны желания человека - она слепа и не любит насилия. Мальчик не сумел обуздать сфокусированную в Линзе энергию, но нарушил баланс и открыл ей путь вовне.

Источник не только из-за фокуса стихий называют Линзой: место рождения силы ставит мага перед самим собой. Мало кто из людей способен посмотреть себе самому в глаза и не сойти с ума, не утонуть в иллюзиях, не подчиниться собственным желаниям…

Слава Светлой, для того чтобы возникла Линза, должно совпасть слишком много условий: носитель латентного дара должен оказаться в блуждающем узле сети Ци-Рахмана и пережить серьезное потрясение, связанное с магией. Само собой, такое случается не каждый день”.

Иллюзии, сумасшествие, совпадения. В Ургаш такие совпадения!

Шу поежилась и взглянула на Эрке с Балустой. Они, как и всегда, готовы были идти с ней куда угодно и защищать ее хоть от самого Хисса. Ахшеддины могли бы отправиться в Удолье, искать отца Балусты, или в Бресконь, на родину Эрке, но поехали в Суард. Только в этот раз никто, даже светлый Ахшеддин, не поможет.

- Справимся! - Шу вложила в голос больше уверенности, чем испытывала.

- Способ всегда есть, - кивнула Баль. - Где этот Берри?

Шу хотела переспросить, с какой стати ему приходить, как дверь отворилась, и показался гном в прожженном химикатами фартуке поверх изумрудной шелковой сорочки с кружевами. Канареечные бриджи, полосатые чулки, домашние туфли с загнутыми носами и толстый фолиант подмышкой дополняли его наряд.

- Ну-с, и что Ваше Высочество изволили позабыть в башне Заката? Или Ваше Высочество не видели замка и королевской печати?

Дру Бродерик, уперев кулак в бок, шевелил мохнатыми бровями. Ухоженная русая борода, заплетенная в сложную косу с бусинами, сердито топорщилась. Но забавным Берри мог бы показаться только тому, кто ни разу не видел утренней разминки в Сойке, где гном запросто разделывал на котлеты ветеранов гвардии.

Шу промолчала. Печати она действительно не видела. Но толку возражать и оправдываться - не видела тем более.

- Я рад, что Вашему Высочеству повезло, - Берри покачал головой. - Не стоило мне надеяться на ваше благоразумие. Хорошо хоть удача не подвела.

Шу вопросительно взглянула на гнома, но он проигнорировал ее любопытство.

- Так вы знали про Источник, дру Берри? - не пожелала мучиться неизвестностью Баль.

- Предполагал, - сердито ответил гном и сочувственно глянул на Шу. - Ваше Высочество помнит, что я говорил о Линзах?

- Помнит. Но вы не говорили, как можно обуздать Источник.

Взгляд её притягивала книга. Не может быть, чтобы Берри принес её просто так! Наверняка там есть рецепт.

- И не скажу, Ваше Высочество. Увы. - Гном вздохнул. - Не существует трудов шеров, прошедших сквозь Линзу.

- Как? А что тогда… - она посмотрела на фолиант.

- Только труды учеников или посторонних исследователей. Но и тут есть много интересного. Не уверен только, что полезного, - вздохнул гном. - Если послушать, что говорят шеры, нет ничего проще, чем договориться с точкой преломления. Но, как видите, они не могут договориться даже между собой, как назвать явление. Более того, кто-то утверждает, что это не явление, а существо, или - сущность, пространство, концепт, постулат, путь… Сколько шеров, столько и мнений.

- Но, Берри, - теперь уже Шу смотрела на фолиант с ужасом. - Может быть, мне не стоит пока лезть?..

- Читайте, Ваше Высочество. И помните: ни одна книга не даст вам точного рецепта, только направление. Вам придется все изобретать самой.

Шу обреченно кивнула.

- Но могу обрадовать вас, - подсластил микстуру гном. - Все шеры, подчинившие Источник, сходятся в одном. Они и до ритуала были изрядно ненормальными. Примерно как Ваше Высочество.

Дру Бродерик подмигнул Шу и, отвесив поклон, покинул комнату. Лишь когда за ним закрылась дверь, шеры опомнились.

- О боги, - всполошилась Баль. - Ведь сегодня бал! И… темный…

- Тише, Белочка. - Эрке, по обыкновению, был островом спокойствия. - Если темному шеру пришло в голову нас убить, мы все равно ничего не сделаем. Но, согласись, он мог провернуть это, не дожидаясь сегодняшнего утра. И ничего бы ему за это не было: Её Высочество создает такой силы фон, что за помехами можно скрыть полсотни камлающих шаманов.

Теперь Шу смотрела на Эрке, как на сумасшедшего: так безразлично говорить о…

- Какого ширхаба ты молчал?!

- А какой смысл об этом говорить, Шу? - Эрке пожал плечами. - Мы живы. Значит, или Бастерхази не принимает тебя всерьез, или у него на тебя другие планы.

- Эрке, перестань уже, - возмутилась Балуста. - Послушать тебя, так надо сложить лапки, идти в Рассветную башню и ложиться на алтарь.

- Все! Хватит! - потребовала Шу. - Спасибо, успокоили. Блестящие перспективы, ничего не скажешь. Мы живы только потому, что темному на нас начхать, или же потому, что не нагуляли достаточно жирка для жаркого. С ума сойти…

Она чувствовала себя рысью в клетке: не убежать, не спрятаться. Только притвориться дохлой и надеяться цапнуть неосторожного сторожа за горло - если поверит.

- Зурги тоже думали, что их много! И где они теперь? - зло прошипела она. - Мне плевать, что там себе думает Бастерхази! Пусть планирует хоть до посинения. Он не получит ничего!

Пол плавно покачнулся и ушел из-под ног, мир окрасился сине-сиреневыми тонами. Родные, уютные потоки магии снова поднимали ее под облака. Но на сей раз - не пьяную девочку, а собранную, целеустремленную ведьму.

- Совсем другое дело, - кивнул светлый. - Тебе полезно злиться.

- Я думаю, мы зря заказывали платье, - поддержала супруга эльфийка. - Тебе можно идти на бал прямо так, успех обеспечен.

- Ширхабов бал! - опомнилась Шу.

- Твое платье почти готово, осталось примерить, - ответила Баль. - Эрке, тебе не надо пойти к Бертрану?

- Или к ширхабу лысому, - усмехнулся светлый. - Готовьтесь к сражению, мои прекрасные дамы. И до бала не покидайте покоев Кейрана. Здешней защиты достаточно, чтобы Бастерхази не сунулся.

Поцеловав на прощанье ручки обеим, Эрке оставил их заниматься нарядами.

Следующие два часа прошли в суете. Клайле с Рутой принесли платья прямо в покои наследника и принялись за подгонку, а затем - за саму Шу. Маски, притирания, купание, маникюр… И, наконец, Баль уложила её в комнате Закерима, завернула в одеяло и велела отдыхать до вечера. Шу уснула, едва коснувшись головой подушки, и ей снился темный шер Бастерхази, угрожающий щипчиками для маникюра и пытающийся напоить лосьоном для волос.

Глава 12. Ургаш и рыбный клей

…буде же нарушит Мастер Ткач закон Хисса, не судить его другим Мастерам, а испросить совета у настоятеля Алью Хисс, ибо его голосом говорит сам Брат.

Закон Гильдии Тени

Келм бие Кройце по прозванию Волчок

435 год, праздник Каштанового цвета. Суард, Нижний Город

Волчок злился и нервничал. После первого и единственного разговора с Угрем он все думал: не зря же старший подмастерье завел речь о сыне Мастера и приблудном змееныше? И на следующий день, на тренировке, выбрал Волчка партнером - хотя обычно дрался со старшими, Свистком и Лаской. Волчок было обрадовался, но на следующий день все вернулось на круги своя: Угорь не замечал младших учеников в упор. Зато сам Волчок стал много внимательнее приглядываться и к Свистку с Лягушонком, и к Угрю, и к зачастившему в дом Наставника Ежу.

Собственно, внимание к Ежу и привело Волчока в Нижний город, в кварталы рыбарей, что по соседству с дубильщиками. Самым примечательным на окраине был запах. Смесь гнилой рыбы, водорослей и едких щелоков, разбавленная местами перцем и кислым вином, местами - горелым маслом. Но самый убойный аромат - вываренных рыбных костей, чешуи и прочей дряни - стоял рядом с клееварней. Лучший столярный клей благоухал так, что, казалось, стоит замешкаться и вдохнуть чуть глубже, и навек прилипнешь к грязным бочкам у саманного забора.

Все началось вполне невинно: Волчок случайно застал конец разговора Ежа с Наставником. Упоминание настоятеля Кирлаха и капитана Клийона, начальника найрисской стражи, привлекло его внимание, но больше ничего интересного он не услышал. Зато краем глаза увидел, как за Ежом увязался Угорь. Вроде сам по себе, просто в ту же сторону… но ученики Мастера в совпадения верить не приучены. И правильно: в конце улицы Серебряного Ландыша Угорь догнал Ежа, и дальше они пошли вместе, о чем-то переговариваясь.

Любопытство побудило Волчка последовать за ними. Любопытство и дурь - сейчас, прячась между бочками и стараясь дышать как можно реже, он честил себя последними словами.

Оба, и Ёж и Угорь, внезапно растворились в вонючем мареве Рыбного Затона. Вот только что стояли себе под акациями, Ёж что-то втолковывал ученику - и нет их.

Волчок схватился за нож, спрятанный в широком поясе. Пусть положение безнадежно, но просто так он не дастся!

Справа раздался треск, Волчок вздрогнул и прислушался. Но ни звука больше, кроме шелеста акаций и ленивого собачьего бреха за забором, не услышал.

Ожидание… медленные удары сердца: один, второй… вязкая тишина…

Совсем рядом что-то просвистело, Волчок невольно сжался. Глухо стукнуло за спиной в твердую побеленную глину. Потом еще раз, и еще - подальше.

Скосив глаза, он увидел обломок туфа.

И снова повисла тишина.

Хиссово семя! Да они издеваются!

Разозлившись, Волчок зашарил глазами в поисках лазейки - неважно, куда, лишь бы не сидеть на месте и не ждать, пока ублюдки придумают развлечение позаковыристей. Лазейка нашлась внизу, за левой бочкой: прорытая собаками нора. Узкая, как змеиная глотка. Но все лучше, чем ждать.

Тихо, стараясь не дышать, Волчок нырнул головой в лаз. Только бы не застрять! Повезло - местные псы оказались не мелкой породы. Поминая гоблинову мать и моргая, чтобы избавить глаза от едкой пыли, Волчок вылез по ту сторону забора. Здесь лаз прикрывали грязные заросли ежевики. Смрад стоял неимоверный - высунувшись из кустов, он увидел прямо перед носом покрытые склизким налетом доски. А в щель между досками - каменные столы с налипшей чешуей и печи с вмурованными котлами. В котлах что-то булькало, пуская струйки желтоватого пара.

Морщась, сглатывая горечь и смаргивая слезы, Волчок пополз вдоль сарая. Прочь отсюда, пока не выблевал кишки от вони! Преодолев несколько саженей, Волчок уперся в забор. Тупик! Твою багдыр! Не в ту сторону…

Но ругаться было некогда. Осторожно подняв голову над ежевикой, Волчок огляделся. Справа забор, слева сарай, впереди забор, но пониже, из-за беленой стены торчат ветки абрикоса… знать бы еще, где поджидают ублюдки!

От сарая послышались незнакомые голоса - что-то про плотность, вязкость. Голоса приближались, а Волчок судорожно думал: то ли выскочить к клееварам, они точно не убьют, то ли махнуть в соседний двор. Первый вариант показался надежнее: если бы сейчас попались гвардейцы магистрата, он бы с радостью сдался.

Едва он решился и повернул обратно, затылок пронзила боль и в глазах потемнело. Ничего не видя и не соображая, Волчок взмахнул ножом наугад, но сильная рука перехватила запястье, вывернула. Он чуть не заорал от боли.

- Хорош чудить, малыш, - послышался голос Ежа. - Ну и дыру нашел, хе!

Сквозь рокот прибоя в ушах пробился голос Угря:

- Я ж говорил, он не из тех, кто сдается.

- Ладно. Сойдет, - хмыкнул Ёж.

Волчок почувствовал, как взлетает в воздух. Сгруппировался, и, преодолев слабость, по-кошачьи приземлился на твердую землю, по пути оцарапавшись о ветки. Вывернутая рука подломилась, и он ткнулся носом в траву.

- Хватит валяться, - бросил Угорь.

Но не успел продолжить, как Волчок вскочил - в привычную боевую стойку.

- Ну, развоевался, - хохотнул Ёж, уже успевший с удобством расположиться под деревом. - Садись, разговор есть.

Волчок кинул настороженный взгляд на Угря - тот кивнул: садись, мол, не бойся. И сам сел, скрестив ноги, неподалеку от Руки Бога.

- Ты еще не передумал придушить Лягушонка? - огорошил Волчка Ёж.

Замерев, Волчок не знал, что отвечать.

- Значит, не передумал, - удовлетворенно кивнул тот. - И правильно. Но не сейчас. Что ты знаешь об испытаниях?

- Выжить, добраться до Алью Хисс, пройти ритуал, - не понимая, к чему клонит убийца, ответил Волчок.

- В чем суть Договора, знаешь?

- Хисс открывает Тропы Тени в обмен на службу…

- И?

- Душу… - совсем тихо закончил Волчок.

Мастер не раз говорил об этом - но до сих пор как-то не верилось, что всерьез. И что этот момент когда-нибудь наступит. А сейчас, глядя в колодцы черноты на заурядном, с носом-уточкой и тонкими усиками, лице Ежа, Волчок вдруг понял: скоро. Совсем скоро! Там, в колодцах, не было дна.

- Что, испугался? - ухмыльнулся одними губами убийца.

Волчок замотал головой.

- И зря. Ургаш вовсе не такое страшное место, как пугают народ святоши Райны. Ну да если выживешь, сам поймешь. А что вам говорил Мастер про жертву?

- Жертву? - Волчок лихорадочно пытался вспомнить: что же? И говорил ли?

- Да, дело серьезно, - покачал головой Ёж. - Ты знаешь, что только тот, чью жертву примет Хисс, сумеет войти в храм?

Волчок кивнул. Охотиться на претендентов будет не только Гильдия, но и они сами, друг за другом. Хисс никогда не принимает всех. В лучшем случае половину - а чаще одного или двоих. Но чего Волчок пока не понял, так это зачем Ежу понадобилось устраивать экзамен.

Словно прочитав мысли Волчка, тот подтолкнул его дальше:

- Единственное, на чем держится Гильдия, это закон. Отними закон - и что останется? Подорвать устои просто, но Мастеру дороже его маленькие слабости.

Ёж усмехнулся, предоставляя Волчку самому додумать, что за слабости у Мастера Ткач. Это было несложно. Вопиющее нарушение традиций: жена, сын - пусть Фаина и звалась экономкой, но стоило лишь раз увидеть Мастера и Свистка рядом, и вопрос о том, кто отец юноши, исчезал. Но снова: зачем Ежу Угорь? И зачем Волчок? Для Руки Бога убить ученика - что цыпленку шею свернуть. Разве что…

Волчок поднял взгляд на Ежа. Тот, ухмыляясь, разглядывал Волчка, словно ждал: догадается или нет? Ну конечно. Толку Ежу от смерти Свистка, если Мастер узнает, чьих это рук дело. А если…

- Именно. Единственная возможность - убить обоих на испытаниях. - Ежу надоело ждать, и он снова заговорил. - Это ваша единственная возможность остаться в живых. Мастер не зря воспитал из Лягушонка верного пса сыну. Против них двоих ни у кого из вас нет шансов. Только если объединитесь. И лучше не вдвоем, а втроем.

Волчок, забыв дышать, слушал. Мастер не говорил, что Хисс с первого мига испытаний является всем ученикам и требует жертвы. И не просто жертвы, а жизни остальных претендентов. Он не говорил, что им будут открыты Тропы до того, как завершится ритуал. Конечно, зная все это, ученики будут совсем иначе смотреть друг на друга.

Время от времени Волчок поглядывал на Угря: тот сидел с непроницаемым лицом, словно его дело не касалось. Словно не он больше всех выиграет, если Волчок согласится стать его напарником, его тенью - и, скорее всего, щитом. Не очень радостная перспектива, но остальные еще хуже. А так будет хоть небольшой шанс уцелеть.

- Буду вас тренировать. Мастер не посмеет ничего сказать, а вам нужно научиться доверять друг другу. Очень быстро научиться.

При слове “доверять” Волчка перекорежило так, что он пропустил мимо ушей слово “быстро”. Заметив это, Ёж замолчал и посмотрел ему в глаза, спокойно и внимательно:

“Хочешь жить? Научишься”.

Обратно в дом Мастера Волчок возвращался вместе с Угрем. Его грыз страх: неужели Наставник не почует подвох? Неужели ему не покажется странной внезапная дружба между двумя учениками? Тем более после чуть не случившейся драки с Лягушонком.

За пару кварталов будущий “друг” единственный раз открыл рот:

- Учти. Дашь слабину - убью.

Равнодушный тон Угря мгновенно убедил Волчка: убьет и забудет.

Хиссово семя! И кто сказал, что убийцей быть хорошо? Лучше бы, проводив мать в последний путь под причалы, он остался среди портовых крыс, а не попался на глаза Мастеру. По крайней мере, тогда бы у него была мечта: стать Рукой Бога, сильным, богатым и свободным. А теперь? Как ни изворачивайся, везде ждет Ургаш.

Седой Ёж

Всего через четверть часа Ёж стучался в двери скромного дома, зажатого с одной стороны скобяной лавкой, а с другой - сапожной мастерской.

- Что вам надо? - раздался сердитый голос из глубины дома.

- Откройте, шер Ельта.

- Я занят, у меня пациент.

- Открывайте, - все так же ровно и негромко повторил Ёж.

Послышались шаркающие шаги, заскрипела дверь, и на пороге показался аккуратный старичок, едва по плечо Ежу. Он укоризненно глянул на незваного гостя и буркнул:

- Две минуты.

Ёж кивнул удаляющейся обратно, вглубь дома, спине, и пошел прямиком к узкой лестнице. Поднялся на третий этаж, зашел в открытую дверь не то кабинета, не то лаборатории. Встал у окна, выглянул: ничего подозрительного, ничего интересного.

Снизу послышались голоса: шер Ельта выпроваживал пациентку, велел принимать настойку, кипятить белье и ополаскивать посуду кипятком. Та многословно благодарила и задавала глупые вопросы, никак не желая уходить. Наконец, хлопнула дверь, заскрипели ступени.

- Это последний раз, - не успев отдышаться, заявил с порога хозяин дома.

- В следующий раз я заплачу еще, - отрезал Ёж и обернулся.

Светлый шер досадливо пожал плечами:

- Хватит меня запугивать. Приберегите Хиссову благодать для деревенских детишек. Или вы думаете, что Его Темность Бастерхази сверкает очами хуже вас?

Ёж промолчал, ожидая, когда маг приступит к делу. Тот и не ждал ответа: за сто с лишним лет лекарской практики он научился принимать обстоятельства такими, какие они есть.

Когда зеркало было настроено, а хозяин дома все так же молча покинул кабинет и затворил дверь, Ёж не спеша приблизился к еще мутному стеклу. До назначенного времени оставалась минута - как раз, чтобы с расстановкой помянуть всех предков будущего собеседника до седьмого колена.

- Браво, - равнодушно сказало зеркало, показав почти точную копию Ежа: такое же смазанное, невыразительное лицо, такие же непроницаемые черные глаза. Разве что у Посвященного по ту сторону зеркала были иные черты. - Ша`кро дыссак герц`ха? - переспросил собеседник. - У вас редкие познания в зуржьей мифологии.

- Редкая трусость. У вас, - парировал Ёж. - Как и следовало ожидать, мы опоздали. Мальчишка успел договориться с Хиссом. Если мы протянем еще немного, о Суарде можете забыть.

- Чушь. Договора без Испытания не бывает.

- Расскажите это Хиссу.

Несколько мгновений собеседники молча глядели друг другу в глаза. Первым прервал молчание Ёж:

- Убивать Свистка я не буду. И вам не дам.

- Редкая трусость.

- Платить за ваши амбиции жизнью я не обещал.

- За свои амбиции. - Человек за зеркалом сделал паузу. - Что вы предлагаете?

- Я уже послал письмо Мастеру Вальдосу. Через три дня он будет здесь. Вам тоже придется приехать.

- Вы собираетесь?..

- Это вы собираетесь, - прервал его Ёж. - Я делаю.

Не прощаясь, он повернулся спиной к зеркалу и покинул кабинет, а затем и дом: маг оставил дверь открытой и не вышел его проводить.

“Следующий раз я заплачу тебе жизнью торговца ках-бришем из Рыбного Затона. Все равно он зарвался, и старшина Феллиго не сегодня-завтра об этом узнает. Немного поторопим события, от Хисса не убудет. А твои рыбаки выкурят чуть меньше травки - от Хисса все равно не убудет”.

Глава 13. К вопросу о добре и кулаках

…предопределенность, заложенная преобладанием Света или Тьмы при рождении - условна. Двуединые оставили своим детям путь к свободе. Каждый темный шер может возвыситься над судьбой и избежать Бездны. Для этого лишь следует познать единство Тьмы и Света и достичь сумрачного Равновесия.

Ману Одноглазый, трактат “О свободе”, запрещенный к прочтению, распространению и хранению.

Дайм шер Дукрист

435 год. День праздника Каштанового цвета. Суард.

- Вы все поняли, лейтенант?

- Так точно, Ваша Светлость, - равнодушно ответил Вент, убирая пакет с письмом за пазуху.

- Действуйте.

Дайм с облегчением отвернулся от бирюзовых глаз лейтенанта лейб-гвардии, слишком похожих на его собственные, и тронул каблуками бока лошади. Но ломкий от тщательно упрятанного страха и разочарования голос заставил его поморщиться и обернуться к покинутому отряду.

- Разве Вы не догоните нас по дороге, светлый шер Дукрист?

- Нет. Не беспокойтесь, лейтенант Вент доставит вас во Фьонадири в целости и сохранности. До встречи в Магадемии, светлый шер Эрнандо.

- До встречи, Ваша Светлость. - Мальчишка с достоинством поклонился, тряхнув иссиня-черными локонами, и сощурился. - Да пребудет с Вами благословение Светлой.

Дайм благочестиво осенил лоб малым окружьем, прежде чем повернуть коня к Суарду и обругать последними словами отца и Парьена.

“…несомненно, одаренный мальчик. Насколько, неизвестно - если судить по словам его матери, минимум зеро. Решишь на месте, что с ним делать”.

На месте. Шис бы побрал это решение вместе с шерой Эрнандо, её избалованным сыном и папочкиным неугомонным дыссом! Семнадцатый незаконный отпрыск от пятьдесят третьей любовницы… Злые боги, запихать девять побочных дочерей в монастырь, из шести бастардов сделать големов-охранников, из седьмого - жупел для аристократии! А восьмого… “Решишь на месте”, ун даст тебя багдыр!

Решение Дайму претило, но альтернатива претила еще больше. Пусть лучше мальчишка воображает себя великим магом и непревзойденным дипломатом, все равно в учениках у Парьена спесь с него слетит в мгновение ока. Но обрекать сводного брата на лишение личности и воли - увольте. Тем более, какой-никакой дар у амбициозного щенка есть. Если бы только, забирая его от гордых высокой честью родителей, можно было придушить их самих и вытряхнуть из мальчишеской головы дурь, которой те пичкали сынка все двенадцать лет.

“Блестящее будущее, титул маркиза, почет и уважение, влияние…”

Курица. И муж ее индюк. Всерьез рассчитывают, что взлелеянный императорский бастард вытащит их из провинции, принесет на блюдечке выгодные партии сестрам, высокую должность при дворе отчиму, а матери луну с неба и сокровища царицы Сирен в придачу. И все это с рефреном: “Посмотри на маркиза Дукриста - ты же лучше! Умнее, сильнее, хитрее, достойнее и глаза у тебя совсем как у Его Всемогущества”.

Дайм сплюнул и ударил коня каблуками. Скорее выбросить из головы смазливую высокомерную мордашку! Две с лишним недели дороги до Фьонадири в компании голема Вента, без слуг и нянек, пойдут дитятку на пользу. Самому Дайму двенадцать с половиной лет назад знакомство с Диеном определенно помогло сделать правильный выбор.

По сторонам дороги мелькали пыльные оливковые рощи, виноградники и абрикосовые сады, уже слышался гомон праздничной столицы. Но Дайм не обращал внимания на пейзажи - он снова перебирал в памяти тот день перед новым, четыреста двадцать третьим годом. Последний раз, когда он видел мать…

422 год. За три дня до праздника Зимнего Солнцестояния. Родовой замок барона Маргрейта, провинция Ольбер

Тишину светлой комнаты на третьем этаже южного крыла нарушали только два негромких голоса, скрипучий старческий и ломкий юношеский. Резные шкафы с книгами, кресла с полосатой обивкой, зелено-золотистые шторы на стрельчатых окнах придавали баронской библиотеке уют. От камина из дикого камня шло волнами тепло.

Из окон библиотеки открывался чудесный вид: сосновый бор, замерзшая река под стенами замка, просторы полей и большая снежная горка на берегу, полная ребятни с санками. Радостный гомон слышался даже через закрытые створки, солнечные блики сверкали на изукрашенном изморозью стекле и прыгали по столу, пятная пергаментные страницы.

- Светлый шер, не отвлекайтесь. Вы неверно произносите, - голос наставника Хеуска оторвал Дайма от созерцания братишки, навернувшегося вместе с санками в сугроб. - Карумитская фонетическая транскрипция этой руны не “билк”, а “бельг”.

- Бельг. Да, я запомнил.

- А теперь, пожалуйста, целиком фразу.

Урок языка Марки шел своим чередом. Шер Хеуск, как всегда, требовал от ученика совершенства и выговаривал за каждую ошибку. К счастью, и логика, и математика, и алхимия, и прочие необходимые шеру науки давались баронету Маргрейту легко. Особенно же ему нравились история и экономика - новая, чрезвычайно интересная наука, придуманная гномами и пока не признанная в классических университетах.

Несмотря на желчный характер и строгость, наставник не возражал против изучения юным светлым хоть экономики, хоть тролльей наскальной живописи, лишь бы не в ущерб основной программе. Он гордился учеником, считая личной своей заслугой его неистребимую жажду знаний и способность мгновенно усваивать информацию. Но из принципа не хвалил.

Дайм уже предвкушал, как скатится вниз по лестнице, накинет волчью шубу, схватит санки и помчится к веселой компании на горке. Младший брат и старшие сестры давно закончили дела и развлекались. Иногда Дайм завидовал им, условным шерам - заниматься им приходилось куда меньше. Зато Дайм родился даже более одаренным, чем мать: целых две стихии, разум и вода. И кроме грамоты, математики, риторики и прочего, ему приходилось изучать ещё десяток наук, от ботаники до гномьих рун. Времени это занимало невероятное количество, правда, было настолько интересно, что никакие развлечения и в сравнение не шли. Разве что новомодное фехтование, которым истинные шеры пренебрегали, привлекало Дайма не меньше учебы.

Но на горку Дайм в тот день так и не попал. Едва окончился урок, в дверях библиотеки появилась баронесса. Блестящие каштановые локоны, улыбчивые золотисто-карие глаза и свежий румянец заставили бы незнакомого с баронессой Маргрейт человека принять её скорее за старшую сестру Дайма, нежели за мать. Несмотря на четверых детей, старшей из которых недавно исполнилось восемнадцать, Леситта Маргрейт сохранила девичью стройность и гибкость.

- Шер Хеуск, будьте любезны, оставьте нас. - Баронесса сопроводила слова улыбкой, но Дайм видел в её глазах тревогу и печаль. - Мне нужно поговорить с Даймом.

Наставник поклонился и покинул библиотеку.

Дайм подошёл к матери, так и стоящей у порога, и взял её за руку.

- Что случилось?

- Давай присядем. - Баронесса позволила сыну усадить себя в кресло и подвинуть скамеечку для ног, подождала, пока он сам устроится на стуле, и только тогда заговорила. - Дайм, я должна просить у тебя прощения. Ты знаешь, я люблю тебя не меньше твоих сестер и братьев… может быть, даже больше…

Устремив взгляд в окно, баронесса замолчала. На гладком лбу обозначилась горькая складочка. Тонкая, украшенная кольцами рука затеребила юбку. Дайм смотрел на мать и понимал, что не хочет услышать то, что она собирается сказать. Хотя он уже догадывался, о чем пойдет речь - но пока слово не сказано.

- Матушка, право, не стоит.

- Стоит. Ты знаешь, кто твой отец.

- Да, конечно.

- Покойный барон никогда не говорил с тобой об этом. Он считал тебя родным сыном. - Леситта словно думала вслух. - И слухи давно уже прекратились…

- Достаточно посмотреть в зеркало, матушка, - грустно улыбнулся Дайм.

Впервые он догадался, что вовсе не сын барона Маргрейта, лет в семь, подслушав разговор одного из гостей с матерью. Они говорили о фамильном сходстве двух дядюшек, что который год делят крохотную рощу у реки. Дайм задумался: почему сестры похожи на мать с отцом, и брат похож? Те же золотисто-карие материнские глаза, отцовский профиль, даже говорит как отец, хоть и пятилетний карапуз. А Дайм не похож. Разве что немного на мать. И ни у кого из родни нет таких глаз, ярко бирюзовых.

Попытка выведать правду у няни ни к чему не привела. Толстушка делала удивленные глаза, пожимала плечами и ничегошеньки не могла сказать, кроме как: “Светлый шер, да что вы такое говорите? Да кто вам такую чушь посмел сказать? Ваша матушка будет плакать, если узнает, что вы такое спрашиваете, светлый шер”.

Но слова няньки Дайма не убедили, ведь её взяли, когда он уже родился. Догадку подтверждало и то, что об императорском дворе и столице родители никогда не говорили - а по расчетам Дайма выходило, что покинули Фьонадири и переехали в поместье они за семь месяцев до его появления на свет.

Он понял, кто его отец, едва увидев бирюзовые глаза Императора.

Дайму было одиннадцать, когда барон Маргрейт с семейством нанес визит дальнему соседу, графу Тендарну. В гостиной, на самом видном месте, висел портрет Его Всемогущества - в полный рост, в короне и мантии, со скипетром в виде головы кугуара. Слава Светлой, Дайм достаточно вырос, чтобы не показать удивления и страха.

Ни одной честолюбивой мысли в его голову не закралось. Он прекрасно помнил тщательно скрываемый за улыбками и шутками ужас матери, когда кто-либо из соседей или родни спрашивал, отчего баронесса не желает снова наведаться во Фьонадири - ведь в свое время красавица Леситта произвела фурор в высшем свете и чуть было не стала фрейлиной императрицы. И, хоть до глухого угла среди лесов западного Ольбера новости из Метрополии доходили медленно, редко и в весьма искаженном виде, о незавидной судьбе сводных братьев-бастардов Дайм слышал.

Вскоре после той поездки скончался барон Маргрейт. Смерть была мгновенной, барон сломал шею, вылетев из седла на полном скаку. После похорон баронесса закрылась в замке и перестала приглашать соседей.

Теперь же случилось то, о чем мать и сын никогда не говорили, но чего оба опасались. Дайму не было надобности гадать, отчего матушка завела тяжелый разговор и отчего в глазах её слезы: край конверта выглядывал из широкого рукава платья, а от него тянулся след чужой, страшной и омерзительной ауры - внизу пил коричный грог незнакомец. От взгляда на него Дайма пробрала дрожь: опутанный и пронизанный насквозь заклинаниями, он походил не на человека, а на сложный смертоносный механизм.

Ант, Бри, Вент, Гунт или Диен? Неужели я стану таким же?! Боги, за что?

Дайм еще раз с содроганием коснулся ауры существа, когда-то бывшего его сводным братом: ни собственной воли, ни эмоций, ни личности… Злые боги, как из человека можно сделать такое?

- Его Всемогущество требует твоего приезда в столицу. - Баронесса протянула сыну конверт со сломанной пурпурной печатью. - Вот, прочитай сам.

Письмо казалось Дайму змеей, готовой укусить. Он задержал дыхание, принимая его из рук матери, и долгие мгновения не решался развернуть. И вздохнул - с трудом, со всхлипом - только дочитав последние слова: “к пяти часам пополудни третьего дня месяца Медведя четыреста двадцать третьего года. Элиас Второй Кристис”.

- Мне выезжать сегодня?

Он поднял взгляд на мать, всматриваясь и запоминая: больше он никогда её не увидит, и, быть может, не вспомнит.

- Да. Прости, Дайм. - До того сдерживаемые слезы покатились по щекам баронессы. - Я так надеялась.

- Не стоит, матушка. Вы ничего не могли поделать.

- Прости.

- А… вы не расскажете мне, как?

- Да, конечно. Мне неприятно вспоминать, но ты имеешь право знать…

423 год. Второй день праздника Зимнего Солнцестояния.

Императорский дворец, Фьонадири.

Пять суток, что со всей возможной скоростью маленький отряд двигался к столице Империи, Дайм обдумывал рассказ матери и одну единственную фразу из короткого письма Его Всемогущества.

История его рождения ничем не отличалась от множества таких же историй - ежегодно император обзаводился новой пассией, непременно из шеров, непременно красавицей, и так же непременно расставался с ней не более чем через семь-восемь месяцев. И не имело значения, замужем ли дама, желает ли столь высокой чести: воля Императора не признавала преград. Любовницы принесли ему восемь дочерей, с рождения назначенных в милосердные сестры, и пятерых сыновей - в дополнение к четверым законным принцам. Последний бастард родился на шесть лет раньше баронета Маргрейта. Именно его, лейтенанта лейб-гвардии Диена, император прислал за Даймом.

Свыкнуться с холодной, неживой аурой голема Дайм так и не смог. От человека в нем осталась только внешность и императорская кровь: пока в его жилах оставалась хоть капля, он был безусловно верен и послушен отцу. А в остальном… больше всего Диен походил на скорпиона: повадками, скоростью, запахом яда и ощущением непредсказуемой опасности.

“Никогда. Никогда я не буду таким, как ты, брат. Никогда”, - твердил про себя Дайм, изредка встречаясь с немигающим змеиным взглядом лейтенанта.

Кавалькада въехала во Фьонадири вечером второго дня нового года. Нарядная, освещенная цветными огнями, украшенная деревьями глико - вечнозеленым капризом природы, цветущим в середине зимы сказочно прекрасными гроздьями голубых звезд - полная суеты и песен, столица не заметила их.

Высокие стены голубоватого камня, украшенные резьбой и статуями в нишах, окружали помпезный дворцовый комплекс размером с небольшой город. Перед боковыми воротами дежурили гвардейцы в черной с серебром форме, увешанные магическими амулетами. На груди сержанта Дайм узнал драгоценный Даилла Умен, Истинный Светоч - оберег от убийц-теней. Сами стены и ворота мерцали переплетениями красного, голубого и черного - заклинаниями огня, воздуха и смерти.

За стеной открылся парк с фонтанами, беседками и скульптурами, с прямыми аллеями и стриженными деревьями. За парком сияли серебром башни и шпили дворца. А неподалеку от ворот, рядом с каскадом журчащих, несмотря на мороз, фонтанов, прятался в темной зелени кедров и пихт скромный двухэтажный павильон. К нему и направился, не снижая скорости, лейтенант Диен. Эфир над павильоном искрился и переливался всеми цветами радуги, манил и пугал… Словно здесь жил не светлый маг-зеро, а перворожденный Дракон, почему-то не улетевший в Землю За Туманами.

К удивлению Дайма, измотанного скачкой и неопределенностью, ему не дали ни привести себя в порядок, ни передохнуть с дороги. Без всяких объяснений Диен велел спешиться, сам отворил дверь и повел его за собой через вестибюль-оранжерею - гортензии, розы, бегонии заплетали стены и арки. За первой дверью снова никого не оказалось: лишь широкий коридор с белыми дверьми и картинами в бронзовых рамах.

Лейтенант Диен распахнул одну из дверей и кивком велел пройти, сам развернулся и таким же четким шагом пошел обратно. Но Дайм уже не обращал на него внимания. Он видел только сияние мага-зеро - словно шаровая молния шагнула навстречу.

Средних лет русоволосый шер, одетый в старомодный темно-серый камзол с бархатными отворотами, радушно улыбался гостю. Улыбались и губы, и все скуластое лицо, и пронзительные карие глаза. От этой улыбки Дайма окутало теплом и покоем, словно он вдруг вернулся домой… Тепло это, окрашенное лиловым, обволакивало, проникало внутрь. Дайм не сопротивлялся - бессмысленно мешать главе Конвента, раз он хочет знать, что творится в голове гостя.

- Здравствуй, Дайм. Рад встрече с тобой.

- Здравствуйте, Ваша Светлость.

Дайм поклонился, с трудом преодолевая головокружение.

- Ты прямо с дороги. Ох уж эти военные. - Парьен покачал головой. - Присаживайся сюда, к огню.

С видом заботливого дядюшки он усадил Маргрейта, устроился напротив и щелкнул пальцами. Тут же рядом образовался столик, сервированный к чаю: пирожные и тарталетки, конфеты и ароматные булочки, чайники и чашечки тонкого фарфора. В животе у Дайма забурчало, напоминая о давно миновавшем скудном обеде.

Магистр, казалось, обрадовался его смущению.

- И не покормили ребенка… прошу к столу. - От улыбки Его Светлости растаяли бы льды Закрайней Ночи. - Безе, мои любимые. Рекомендую.

Отправив в рот пирожное, светлый принялся командовать посудой. Повинуясь магическим нитям, затанцевали чайники с чашками, наполняя комнату запахом цуаньского чая.

- Кушай, мальчик, не стесняйся. А я пока расскажу тебе кое-что. Эти вояки, от них слова не дождешься.

Дайм, проглотив тарталетку с паштетом, попытался ответить, но Парьен махнул рукой.

- Молчи и ешь. Вот, попробуй апельсиновый чай. Мой личный рецепт. - Заговорщицки подмигнув, он направил к Дайму ещё один чайничек, благоухающий травами и цитрусом. - Вкусно? То-то же.

Попивая чай, светлый шер рассказывал Дайму всякие разности, словно к нему в гости зашел любимый племянник, которого следует немедленно заманить в ученики. Говорил о магии, о политике, о столичной жизни - обо всем на свете, кроме того, что интересовало Дайма. Но он готов был ждать, пока Парьен читает лекцию о созависимости цвета и стихий.

- Зеленый - единственный, недоступный людям. Все потомки эльфов владеют магией природы, но остальные стихии им неподвластны. Зеленый Дракон знал, что делал, когда запрещал своим потомкам браки с шерами иных стихий, эльфы единственные на суше сохранили Драконью кровь неразбавленной. Отчасти из-за смешанных браков истинных шеров становится все меньше. Достаточно двадцатой доли гномьей крови, чтобы полностью исключить возможность стихийного дара. Но, даже учитывая смешанные браки, магия истощается слишком быстро - по расчетам, сейчас двое из трех шеров должны бы иметь шерский дар, каждый третий - четвертой категории, каждый десятый - третьей, каждый пятидесятый - второй и каждый сотый - первой. На деле же обладает хоть крохотным даром лишь один из восьми, продолжительность жизни шеров стремительно падает… таким темпом лет через триста в Империи не останется Драконьей крови. Конвент занимается исследованиями проблемы, но пока результаты не обнадеживают. Но вернемся к спектрам, мой мальчик…

Парьен рассказывал давно известные вещи, но Дайм слушал с интересом. Шер Хеуск по большей части ограничивался теорией, а глава Конвента показывал живые картинки. Он поместил над столом фигурку человека, окутанную разноцветными оболочками - изнутри белой, сиреневой и дальше по цветам радуги, а снаружи черной. Светлый шер гасил некоторые из оболочек, объясняя, как проявляется Драконья кровь. Особенно интересно магистр Парьен объяснял, чем отличаются светлые, темные и сумрачные шеры. До сих пор Дайм считал, что шеры Сумерек - всего лишь легенда. Но Его Светлость утверждал, что они хоть и очень редко, но встречаются, каждый раз ставя в тупик теоретиков Магадемии: сумрачный дар так же непредсказуем и ненормален, как сами сумрачные шеры, исключение составляют лишь еще более легендарные Равновесные маги. Но откровением для Дайма стали другие слова Парьена:

- …у светлых и темных нет выбора? Ерунда. Врожденная склонность чрезвычайно сильна и почти непреодолима. Но в любом темном есть хоть отблеск Света, как и в любом светлом крупица Тьмы. Ману Одноглазый, хоть и еретик, был прав: два лика божества, Тьма и Свет не могут существовать отдельно. Мы, их дети, изначально находимся между ними. И путь к свободе от предопределенности есть для каждого, хоть и далеко не каждый может его пройти.

Постепенно Дайм начинал понимать, зачем магистр затеял лекцию о сущности магии. Если та фраза в письме Императора значила именно то, на что он надеялся, ни одна крупица информации не будет лишней. Баронет прочел достаточно книг, чтобы представлять себе и причины возникновения Империи, и основу её стабильности - Равновесие. Жесткие законы не допускали темных магов к верховной власти и ограждали королевские фамилии, армейский генералитет и чиновников от произвола магов лишь с одной целью: поддержание равновесия между Светом и Тьмой.

- Равновесие, да… Но почему тогда Закон о магии дает столько преимуществ светлым? ?- решился на вопрос Дайм.

- Ты понимаешь, чем темные отличаются от светлых, мальчик? Не цветом ауры, это лишь симптом. Тьма и Свет есть свойства духа и разума: для темных нет ничего важнее и дороже собственного Я, эгоизм их суть. Мораль и этика для них пустой звук, как любовь, верность, самопожертвование - все то, на чем основано мироощущение светлых. Потому - только Закон. Темный никогда добровольно не откажется от престола, а что бывает со страной под властью темных, ты знаешь.

Дайм кивнул: упаси Светлая от еще одного Ману и еще одной пустыни! И подумал: а не было бы Школы Одноглазой Рыбы, удалось Тристану Кристису уговорить королей-соседей объединиться в Империю под его рукой? Не будь в их сердцах страха перед Школой Ману - а каждый в отдельности король был перед объединившимися темными беззащитен - вряд ли бы они осознали все преимущества единой банковской системы, единой армии, беспошлинной торговли и снижения налогов.

- …у монархов особая магия, - продолжал Парьен, не забывая подливать гостю чаю и подкладывать тарталетки. - Ни один маг-зеро не способен заменить даже бездарного короля: Близнецы не благословят того, в ком нет королевской крови.

- А если единственный наследник - темный? - снова спросил Дайм.

Парьен довольно улыбнулся и кивнул.

- Верно мыслишь. Может случиться и такое. Но тогда на престол взойдет потомок любой другой королевской фамилии, скорее всего - один из сыновей императора. За всю историю Империи такого не случалось, но… Помнишь, как царем Хмирны стал Красный Дракон?

Дайм кивнул. Кто же не знает, почему Красные Драконы до сих пор не оставили Райхи вслед за остальными Бессмертными!

- Как видишь, даже Драконы могут попасть в ловушку собственных обещаний. - Светлый то ли с сожалением, то ли с восхищением покачал головой и сочувственно глянул на Дайма. - Ты совсем устал, мальчик. Иди, отдохни.

В тот же миг в дверь кабинета открыл седоусый слуга, выправкой и стальным взглядом похожий на генерала от кавалерии. Только вместо сабли наголо в его руках был подсвечник, а вместо хриплого вопля “В атаку, шисовы дети!”, он сказал:

- Извольте, я провожу Вашу Светлость.

Дайм чуть не засмеялся: в устах ливрейного генерала и эти слова прозвучали, как приказ не брать пленных.

***

Утром, сразу после завтрака, тот же генерал в ливрее отвел Дайма к светлому шеру, но на сей раз не в кабинет, а в сад позади павильона. Дайма поразился красоте и разнообразию экзотических растений. Под прозрачным зимним небом сад выглядел странно - ни купола оранжереи, ни ограждения. Просто свежая зелень и цветочная пестрота внезапно сменялись заснеженными пихтами и можжевельником.

Магистра Дайм застал за созерцанием порхающих над ярким большим цветком бабочек. При свете дня Его Светлости можно было дать на вид несколько больше, чем накануне. Он выглядел лет на пятьдесят: раз в пять-шесть младше, чем на самом деле.

- Присаживайся. - Маг похлопал ладонью по деревянной скамье рядом с собой, не отводя взгляда от цветка и бабочек. - Это орхея лупус, растет на южных островах архипелага.

Сиренево-розовые лепестки с сочными перламутровыми прожилками казались странно холодными и липкими, но при этом притягательно прекрасными.

- Смотри внимательно.

Магистр кивнул на бабочку, подлетевшую к цветку совсем близко. Гладкие лепестки на миг покрылись рябью и испустили волну сладкого аромата, словно чувствуя приближение гостьи. Цветок раскрылся, приглашая - и, едва лапки коснулись ярко-малиновой серединки, захлопнулся. Сомкнутые лепестки забились, потом успокоились и вновь раскрылись, ещё более яркие и прекрасные, покрытые изнутри бархатной пыльцой.

- Как ты думаешь, кто создал его? Тьма или Свет?

Дайм покачал головой: в цветке не было магии, ни темной, ни светлой.

- Не знаешь… или догадываешься?

Парьен заглянул ему в глаза. Очень серьезно и внимательно - и Дайм усомнился, что ему всего двести семьдесят лет. На миг показалось, что за человеческой оболочкой прячется нечто вечное, мудрое и бесконечно далекое, как свет звезд.

- Вместе?

- Это просто цветок. - Парьен улыбнулся, развеивая наваждение. - Не добрый и не злой, не темный и не светлый. В нем есть все, как и в каждом из нас.

Он протянул руку, и на ладонь села бабочка. Желтые, с разноцветными пятнышками и синей каемкой по краю, крылья медленно складывались и расправлялись, тонкие усики шевелились.

- А бабочка? Это добро или зло? Или и то и другое? - Протянув руку к цветку, светлый шер ссадил насекомое на лиловый лепесток. Цветок тут же закрылся, поедая добычу. - То, что добро для одного, зло для другого. Все относительно… ты согласен?

- Нет. Для людей все не так. Есть Свет, и есть Тьма, - ответил Дайм. Он не понимал, зачем спорит, но согласиться не мог.

- Разве? Близнецы едины, как день и ночь, как жизнь и смерть. Это люди придумали Свет и Тьму, добро и зло. Разве ты можешь сказать, что смерть есть зло? Или что день есть добро?

- Нет.

- Свет и Тьма условны, жизни нет без смерти. Природа это гармония.

Парьен поднес очередную бабочку к цветку. Прямо к пушистой, сочной сердцевине. Бабочка сама перелетела, села на цветок и погрузила хоботок в цветочное нутро. Лепестки слегка вздрогнули и раскрылись ещё шире.

- Люди не бабочки и не цветы.

- Думаешь? Люди рождаются и умирают, как бабочки и цветы. Так же в точности.

- Но… вы же сами вчера говорили… о выборе? О свободной воле?

- У бабочки тоже ест выбор и воля. Садиться на цветок или нет.

- Нет. Богам нет дела до бабочек, но есть до людей. Почему? Зачем Хиссу души, если люди все равно что бабочки? Зачем Райне благословлять милосердие и любовь, если мы всего лишь цветы?

- Мальчик, ты никак споришь?

- Простите, Ваша Светлость.

- С чего ты взял, что богам есть дело до нас? Ты хоть раз видел их? Может, Светлая спускалась к тебе по радуге? Или Хисс говорил с тобой? Молчишь… что ты знаешь о богах… да и о людях.

Магистр поднялся и, не оглядываясь, пошел к дверям павильона. Дайм последовал за ним, все так же молча. Ему было неловко, будто он подглядел нечто, не предназначенное для посторонних глаз. Словно магистр разговаривал сейчас не с ним, а продолжал давнишний спор без конца и без начала - с кем-то очень близким и важным.

Только в кабинете маг снова обратил внимание на Дайма. Тысячелетний мудрец исчез, как и давешний добрый дядюшка, уступив место далекому от человеческих чувств главе Конвента. Время размышлений закончилось - Дайм понял, что сейчас узнает, зачем магистру понадобился императорский бастард со светлым даром. В том, что не будь баронет Маргрейт магом, пусть совсем юным и необученным, с ним бы и разговаривать никто не стал, он не сомневался ни мгновенья.

***

Алый жгучий шар, шипя и плюясь искрами, поплыл по комнате. Дайм отпрянул в сторону, недоумевая. Шар притормозил и плавной дугой сменил направление. Баронет кинул быстрый взгляд на мага - тот, сидя за письменным столом и опершись на локоть, с искренним интересом следил за развитием событий, словно перед ним снова порхали бабочки.

Пылающий мячик приближался неторопливо, распространяя жар. При каждой попытке убраться с дороги он замирал на миг и менял направление.

Убежать? Куда? Рано или поздно догонит. Остановить? Но как? Мэтр Хеуск не обучал Дайма боевой магии, да и практической магии вообще - только теории. Никаких заклинаний, способных противостоять даже столь примитивному огненному оружию, Дайм не знал.

Прыжок, несколько секунд передышки, снова прыжок.

Ищи. Думай.

Дайм пристально вгляделся в воздух между шаром и магистром. Тончайшая мерцающая нить тянулась к правой руке магистра - но, чтобы достать её, требовалось обогнуть сгусток пламени.

Прыжок влево, шар мгновенье висит и устремляется к добыче. Ещё два быстрых шага влево и назад. Шар замирает и продолжает преследование. Снова влево - огонь разгорается ярче и вместо того, чтобы повторить маневр, движется наперерез, не пуская противника к нити управления. Попытка не удалась, зато поведение шара подтвердило догадку - надо порвать нить. Ещё несколько беспорядочных скачков по кабинету. Оторваться хоть немного. И, если удастся, притупить бдительность мага.

Удирая, Дайм пытался настроиться на кусочек Огня так же, как ловил обыкновенный мяч. Но огонь выскальзывал из бело-лиловой сетки и обжигал. На ладонях вспухли волдыри ожогов.

Не поддаваться. Не бояться. Двигаться быстрее и думать, думать. Раз чистая сила разума и жизни не помогает, что может остановить огонь? Где взять воду?

Взгляд Маргрейта шарил по кабинету в поисках решения. Ни вазы с цветами, ни кувшина с водой, ничего! Только мебель и драгоценные магические книги в шкафах. А огонь приближается, пространства для маневра все меньше… Отчаявшись придумать хоть что-то путное, Дайм схватил с ближайшей полки книгу и швырнул в шар. Тот отшатнулся. Окрыленный успехом, Дайм швырнул вторую книгу, затем третью. Шар метался, шипел и плевался, но книги не жег. Схватив сразу два фолианта, Дайм метнул их один за другим - первый чуть правее шара, а второй сразу за ним и чуть дальше. Прямо в мерцающую паутинку.

Раздался треск, потянуло дымком. Магистр коротко хмыкнул.

Дайм обернулся, готовый к следующему подвоху. Тот не заставил себя ждать.

Упавшие на пол фолианты зашелестели страницами, взмыли в воздух. Пять ястребов, поблескивая лиловым оперением, закружили под потолком. Мгновенье, и твердые клювы нацелились на него…

Инстинктивно Дайм вскинул руки.

Лиловым оперением? Разум. Иллюзия!

Пять снежков - остро белых и сиреневых - образовались в ладонях. Воспоминание, всего лишь воспоминание о последнем снежном бое с братом…

Ни один из ястребов не успел долететь. Касание, вспышка - и, трепеща страницами, книга падает на пол. Одна, вторая… Не успел пятый фолиант коснуться ковра, как сквозь распахнувшиеся створки окна в кабинет влетел снежный вихрь. Закружился, обжег, тысячью лезвий рассек незащищенную кожу рук и лица, располосовал одежду, выморозил дыхание. Струйки крови из ранок тут же застыли сосульками, ресницы покрылись инеем и слиплись.

В голове не осталось ни одной мысли - только боль и страх, и на самом донышке упрямство. Он не для того здесь, чтобы бессмысленно сдохнуть, подобно бабочке в орхее! Он светлый маг, а не насекомое - и Светлой есть до него дело!

Собрав остаток сил и разума в кулак, Дайм устремился в небо, к теплу - к светлой силе, к молочным струям жизни. Он словно превратился сам в столб света, пробивающий тучи снизу вверх, навстречу солнцу. И Райна ответила. Тонким, как паутинка, лучом, переливающимся всеми цветами радуги, ослепительным и горячим. Прямо в сердце. Сиянием, разметавшим голодных крыс тьмы.

Под застывшей ледяной коркой, в глубине почти мертвого тела снова запульсировала жизнь. Горячий ток крови согрел и оживил застывшие легкие, возвратил подвижность в конечности. Сквозь ослепительную боль регенерации Дайм чувствовал свое тело, чувствовал, как тает окрашенный красным ледяной панцирь, как затягиваются порезы.

Вместе с болью возрождения к нему приходило понимание - это не игра. Самоуверенность подвела его, как и вера в то, что светлый не способен убить светлого, что если он нужен магистру и Императору, то ему ничего не грозит. Дайм ошибся. Один раз. Но этого раза достаточно, более чем достаточно.

Одно бесконечное, как смерть, мгновенье, чтобы осознать, кто он есть на самом деле. Светлый шер? Да. Сын Императора, плоть от плоти правителя - и в крови его та же сила, что создала Империю. Неважно, была ли его мать императрицей или наложницей, неважно, желал ли отец его появления на свет. Как неважно и все то, что с детства внушали родители, священники и наставники. Чем помогла матери мягкость и доброта? Всю жизнь пряталась в глуши, не смела показаться людям на глаза - и все равно Император забрал то, что считал своим.

Так почему он, сын Императора, должен смиренно принимать навязанную участь? Разве он уже бессмысленный голем, которому только и остается, что танцевать, подчиняясь нитям кукловода? До тех пор, пока Свет с ним, никто - никто и никогда! - не отнимет воли и разума, не поставит на колени, не свернет с пути Дайма Кристиса. Человека, твердо знающего, чего он хочет. Светлого шера, коснувшегося Тьмы.

Стиснув зубы, чтобы не стонать, Дайм поднялся с пола. Свет по-прежнему окутывал его привычным лиловым, синим и белым, только теперь сила не плескалась ласковыми волнами, а ограждала упругим коконом.

- Садись. - Невозмутимый магистр указал на стул перед письменным столом.

С трудом преодолев боль и натянув маску полного спокойствия, баронет Маргрейт степенно присел и посмотрел магу в глаза. Прямо и безбоязненно - притворяться не пришлось. Дайм не страшился больше ни новых испытаний на прочность, ни превращения в голема, ни обмана, ни смерти. Но и не собирался так просто сдаваться. Чем пополнить ряды ублюдков-телохранителей, лучше умереть - как оказалось, это не так уж страшно.

- Пей.

На столе перед ним материализовалась большая кружка с молоком. Взяв её в обе руки, Дайм принюхался. Ничего, кроме молока.

- Думаешь, отравлю? Не доверяешь?

- Нет. Не доверяю.

- Хм… ну и правильно.

Теплое молоко показалось горьким и соленым, как кровь с пораненных губ. Но он выпил. И вторую кружку тоже - регенерация требует питания, а не глупой гордости.

- Ещё хочешь?

- Нет, благодарю. А вы? Узнали все, что хотели?

- Пока не все. - Магистр усмехнулся. - Хеуск не учил тебя боевой магии?

- Нет.

- И трактат о взаимозаменяемости не давал. Старый нытик. Но хоть “О сущности идеального и материального” вы изучали?

- Я читал Палона, у нас в библиотеке все его сочинения.

Дайм сохранял невозмутимый вид, хотя внутри все кипело. Строгий и честный наставник клялся именем Светлой, что не имеет отношения к Конвенту и последние двадцать лет не приближался к Фьонадири и шеру Парьену ближе, чем на пятьдесят лиг; никогда не писал писем и не выезжал из поместья; был влюблен в баронессу искренне и безнадежно; на все просьбы научить заклинаниям и прямому управлению потоками отговаривался неспособностью и незнанием… Боевой маг? Шпион Конвента? Смешно. И грустно. Матушка верила ему.

- У него не было выбора. В отличие от тебя.

- Да? Приятно слышать. Что у меня есть выбор.

- Сердишься? Зря, мальчик. Ты же догадываешься, что Его Всемогуществу не нужны ни трусы, ни гордецы. А слабаки тем более. Ты справился, молодец. Теперь нам есть о чем поговорить. Если, конечно, ты готов.

- Вполне.

- Что ж. Тогда сразу о главном. У тебя девять сводных братьев, с одним ты встречался лично. Четверо принцев и пятеро непризнанных бастардов. Принцем тебе не быть, звание лейтенанта императорской лейб-гвардии тебя не привлекает. Есть ещё один вариант. Полной свободы ты не получишь, придется потерпеть кое-какие ограничения, но Император признает тебя, даст титул и хорошую должность. И, разумеется, ты сохранишь свободу воли и разум.

От делового тона Парьена по спине Дайма пробежали мурашки. Он видел, хоть и поверхностно, суть заклинаний, наложенных на Диена, но услышать из уст главы Конвента подтверждение - разум и свобода воли… Вряд ли Император потребует большего.

Парьен выжидающе глядел на него, спокойный и равнодушный. Ему не требовалось слов, чтобы дать понять юному светлому, какова альтернатива щедрому императорскому предложению.

- И что от меня требуется?

- Многое. Для начала клятва верности Императору. Тогда продолжим разговор.

- Что за клятва?

- Ничего особенного. Не причинять вреда жизни и здоровью, слушаться прямого приказа.

- Не причинять вреда? Слишком расплывчатая формулировка. Действием или бездействием? А если Император прикажет подать ему яду или отрезать руку, что тогда? Прямой приказ или вред здоровью?

- Хм… похоже, Хеуск не ошибся. - Взгляд магистра чуть потеплел. - Вот посмотри текст клятвы.

На стол перед Даймом лег лист плотной бумаги.

Не обращая внимания на перемену настроения мага, Маргрейт принялся за изучение документа. Не торопясь, он вчитывался в каждую фразу, обдумывал и анализировал - как будет действовать клятва в различных обстоятельствах. И то, что получалось, ему категорически не нравилось.

- Я понимаю, вы мне не доверяете. - Дайм отложил документ и посмотрел Парьену в глаза. - Но эта формулировка налагает множество ограничений и ставит принесшего клятву в уязвимое положение. Слишком легко придумать ситуацию, когда человек будет вынужден нарушить один из пунктов. А насколько я понимаю, клятва предусматривает только одно наказание - смерть. Поэтому у меня к вам вопрос. Для чего я вам нужен? Магов у вас целая Магадемия, гораздо сильнее и опытнее меня. Чиновников и военных в изобилии. Что я могу сделать такого, чего не может кто-то другой? И стоит ли априори делать ваше оружие хрупким?

- А не много ли ты о себе воображаешь, мальчик?

- Вы бы не стали заниматься пустяками, Ваша Светлость.

- Ну и что ты предлагаешь?

- Убрать некоторые пункты. - Дайм снова взял в руки лист бумаги. - Второй, четвертый и пятый. И добавить оговорку. Вот тут.

- Ты много хочешь.

- Я хочу служить Императору, а не бояться за собственную шкуру при малейшем неловком движении.

- Хе-хе. Весьма похвальное намерение. Ладно. - Магистр кивнул, забирая бумагу. - Пусть будет так. Ты не спрашиваешь, почему в клятве ни слова о наследнике престола.

- Я буду служить Конвенту и Императору, а не наследнику.

- Даже так… вероятно, из тебя выйдет толк.

- Выйдет, Ваша Светлость.

- Ты понимаешь, что это будет непросто? И что ты будешь все время под контролем?

- Несложно догадаться, Ваша Светлость.

- Хорошо. Если Император одобрит, с завтрашнего дня ты идешь ко мне в ученики. И прямо сейчас забываешь, что был когда-то баронетом Маргрейтом. Ты Дайм Дукрист, сын Императора. Баронет… это несерьезно. Герцога тебе пока многовато. Маркиз будет в самый раз. Маркиз Дукрист.

Маркиз. В обмен на свободу, на имя и семью. Щедрое предложение подозрительно напоминало рабство. Но по сравнению с судьбой Анта, Бри, Вента, Гунта и Диена? Все, что угодно, только бы не стать Ешу.

Дайм сосредоточился на отблеске тепла и любви, на тончайшей дорожке наверх, к Светлой. Он не имел привычки молиться, как требовал замковый священник. Но сейчас - сейчас он молил Райну не словами, но сердцем. И верил, что она не отвернется. Что позволит ему сохранить хоть что-то.

- Ваша Светлость так и не объяснили мне, что я должен буду делать, - спросил он, загнав боль и холод потери в самый дальний уголок.

- Разве непонятно? Все, что прикажет Император. И ещё. Думаю, ты понимаешь, что Император не может рисковать…

- Да, понимаю.

- Тебе нельзя будет жениться и иметь детей. - Тон магистра был равнодушен и холоден, словно речь шла о цвете мундира.

- Включите в клятву и это.

“Спокойно. Ты знал, что так будет. Это разумное требование. Спокойно”.

- Клятву? Клятва тут не причем, - покачал головой магистр. - Пункт насчет детей слишком легко обойти. Ты физически не сможешь иметь женщину и зачать детей. Соответствующее заклинание, и все.

- Но… Ваша Светлость… нет необходимости…

Горечь и злость мешали дышать. Дайм был уверен - это условие нужно не ради блага Империи, а лишь чтобы держать его на коротком поводке и не позволить забыть, кто настоящий хозяин положения.

- Есть. Безопасность престола важнее твоих желаний. К тому же, на мужчин запрет не распространяется.

- На мужчин?!

- Что, ты забыл, что Драконам без разницы, быть мужчиной или женщиной? - Парьен хмыкнул. - И не делай круглые глаза.

- Но…

- Забудь. Дочка экономки в любом случае тебе не пара. И ты вовсе не влюблен в неё - это всего лишь здоровое юношеское желание. Ты же понимаешь, что одного бесплодия мало? Всегда можно проверить, был ли ты с женщиной.

К Дайму наконец вернулось самообладание, а вместе с ним и способность рассуждать здраво. Если с клятвой Парьен позволил ему изрядную свободу маневра, то тут переговоры заранее обречены на неудачу. За жестоким требованием явно таилось что-то ещё - и, похоже, это что-то не нравилось и самому главе Конвента.

- Мне кажется, Ваша Светлость, нет смысла скрывать касающуюся моей дальнейшей службы информацию.

- А это не тебе решать. Император предложил - твое дело, соглашаться или нет.

- Это навсегда?

- Разумеется. Не принимай так близко к сердцу. Вообще ничего не принимай близко к сердцу. Забудь, что оно у тебя когда-то было, мальчик.

- А моя мать? Брат, сестры?

- Ты не попрощался?

- Кто-нибудь еще, кроме Вашей Светлости, лейтенанта Диена и гвардейцев знает, кто я и откуда? Я не хочу, чтобы в один прекрасный день ваши противники прислали мне голову матери.

- Семеро солдат - это уже немало.

- Почистите им память, Ваша Светлость, или убейте. И позаботьтесь, чтобы шер Хеуск больше не предавал доверия баронессы. Вряд ли я смогу быть вам полезен, каждую минуту опасаясь за свою семью.

- Хорошо. Для такого юного мальчика очень хорошо. Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть.

- Ни в коем случае, Учитель. И благодарю вас за бесценный урок.

Глава 14. Весенний бал

А теперь мы подошли к самому интересному и загадочному: ритуалу Единения. Мы не имеем достаточно фактических данных для изучения, потому как если кому-то и удалось провести Единение успешно, он держит сие в тайне. Из Катренов Двуединства мы знаем, что для данного ритуала необходимы два шера различной принадлежности, связанные искренней любовью. Но, как показывает практика, эти условия являются необходимыми, но не достаточными…

“Введение в систематизацию стихий”, лекция для первого курса Магадемии, с.ш. Парьен

Дайм шер Дукрист

435 год, день праздника Каштанового цвета. Суард.

Эфирная буря застала Дайма поблизости от Нижних ворот. В первый момент он не понял, что за бедствие обрушилось на Суард: еще один Ману или воскрес Мертвый бог-демон? Подавив порыв броситься в эпицентр, спасать и помогать, Дайм активировал Око Рахмана и постарался вычленить из хаоса помех крупицы информации: направление, задействованные стихии, окраска…

- Так вот что Ваше Величество прятали все эти годы, - пробормотал он под нос и ударил коня каблуками. - Давай, Шутник, вперед!

Дайм растолкал купцов у ворот, махнул перед стражниками конвентской бляхой и помчался к Риль Суардису. Дорогу заслонял навязчивый образ: исковерканные выбросом дикой магии существа, бродящие по руинам. Страшная своей реальностью картина - всего три года прошло с тех пор, как Дайм с отрядом Серой Стражи чистил городок в Лестургии. Местный шер-воздушник нашел свой Источник, возжелал стать великим, и все семь сотен горожан оказались в плену пространственной и временной аномалии, наедине с дюжиной не то элементалей, не то вампиров, не то птиц, и одним сумасшедшим призраком - бывшим шером.

Насмешливые боги, прозевать под собственным носом спящую Линзу! Какой же идиот, поверил не предостережению Парьена, а невинной улыбке мертвой королевы.

- Дорогу, именем Императора!

Купец, командовавший разгрузкой бочек, еле успел отшатнуться, когда Шутник перепрыгивал через телегу, перегородившую улочку. Вслед Дайму полетело проклятие - простое, без капли магии, на одном страхе и злости. Он отмахнулся, не заботясь судьбой купца: некогда! Успеть бы…

Дайм опоздал, буря продлилась меньше пяти минут. Но, слава Светлой, Риль Суардис по-прежнему стоял, даже реальность вокруг почти не исказилась. Так, флюктуации вероятностей в допустимых пределах: одна-две служанки родят детей с даром воды, воздуха или разума. Эфир почти успокоился, но Дайм не сбавил скорости - неприятности никогда не ходят поодиночке. И верно, следующий всплеск не заставил себя ждать. В этот раз снова невозможно было ничего разобрать, кроме изменения спектра: в сумасшествии Закатной башни появились черные и алые тона.

Бастерхази, будь он проклят. Неужели Паук научил его, как завладеть чужим Источником?.. Нет, невозможно! Или?.. Не хотелось верить, что лучший враг сумел вытянуть из Тхемши рецепт, который тот держал в тайне уже три сотни лет.

Дайму уже не приходилось требовать дороги. Башня выбросила такое количество сырой энергии, что он летел с крыши на крышу, не затрачивая ни капли собственных сил - слава Светлой, Шутник привык к магическим штучкам хозяина.

На месте Дайм оказался ровно за вздох до того, как вторая буря утихла, двери башни отворились, и оттуда вылетел взъерошенный темный.

- Посмотрим, кто получит… - пробормотал Рональд, растянул окровавленные губы в вампирьей улыбке и направился прочь.

Дайм замер и возблагодарил Светлую, что не снял полог невидимости. Бастерхази не упустил бы шанса выяснить, чей дысс длиннее: взбесившаяся Линза скроет все следы.

“А неплохо бы прижать темного, - мелькнула шальная мысль. - На дармовой-то энергии!”

“Сдурел? - оборвал сам себя Дайм. - Займись делом!”

Он присмотрелся к Бастерхази: никаких изменений ауры. Не сумел, паучий выкормыш!

Навесив на темного “банный лист”, Дукрист проследил за нитью от Источника до Шуалейды. Сумрачная обнаружилась рядом с королевскими покоями, целая и невредимая, а рядом с ней еще двое шеров: светлый, воздух, третья категория, и полуэльфийка - для чистокровной хризолитовое сияние было слабовато. Пойти познакомиться сейчас или соблюсти приличия и дождаться бала?

- Долго будешь мяться на пороге? - прозвучал насмешливый голос. - Заходи, не стесняйся.

- Благодарю, Ваше Величество. - Переступив порог башни, Дайм исполнил перед гудящим смерчем парадный поклон с тремя отходами. - Счастлив видеть вас в добром расположении духа.

- Добром? - В тоне мертвой королевы слышалась сумасшедшинка. - Смешной мальчик! Потанцуем?

Смерч заколыхался, разбрасывая вокруг клочья цветной пены. Кокетство стихии было бы смешно, если бы Дайма не продирала дрожь.

- С удовольствием, Ваше Величество.

Он заложил левую руку за спину и поклонился, приглашая даму на эста-ри-касту.

- Милый, милый мальчик.

Из застывшего смерча шагнула королева и вложила пальцы в протянутую ладонь. Теплые, плотные, совершенно живые пальцы.

- Что, не веришь? - Она покачала головой и лукаво улыбнулась. - Да, я могла бы вернуться. Но не хочу. Осталось совсем недолго ждать.

Дайм закружил королеву в танце. Башня растаяла, оставив под ногами бескрайний луг, а над головой - лазурное бессолнечное небо. Время исчезло вместе со стенами: казалось, нет и не было ничего, кроме гитарных переборов и танца…

- Все, хватит, - резко оборвала танец Зефрида. - А то опоздаешь на бал.

Дайм сморгнул сладкий морок: стены вернулись на место, сквозь западное окно лился мягкий свет. Западное? Шис, очаровательная шутка, продержать его в башне до вечера!

- Ваше Величество уверены, что Линза?..

- Если боишься, уезжай сегодня же, - оборвала его Зефрида. - Я сберегла Башню для Шуалейды, но все прочее не в моей власти.

От её голоса Дайм вздрогнул: ничего общего с очаровательной кокеткой, пусть и призраком. Из глаз королевы на него смотрела стихия. Не добрая, не злая. Равнодушная.

- Тебе пора.

- До встречи, Ваше Величество.

- Прощай, светлый шер.

Дайма окатило ледяной волной: он понял, что сделала Зефрида и чем расплатилась с Двуедиными.

- Прощайте, Ваше Величество.

Дайм почтительно склонился над призрачной рукой. Показалось, Зефрида улыбнулась, прежде чем окончательно раствориться в стихии.

Впервые Дайм всерьез пожалел, что ни разу толком не поговорил с Зефридой. Но кто же знал, что безобидное привидение окажется мифическим Хранителем Источника?

Шагнув за порог, он обернулся и восхищенно покачал головой: ни следа от буйства стихий, ни намека на разноцветный смерч. Всего лишь старая башня и толпа слуг со щетками, рулонами материи, коврами - и посреди всего этого щуплый, но громкоголосый распорядитель.

Когда витражная панель чуть не сбила его с ног, а мастер-стекольщик удивленно выругался - какой шис не дает пройти по пустому коридору? - Дайм сообразил, что по-прежнему невидим. И все еще в дорожной одежде. А шум отъезжающих карет, взволнованные голоса, топот сотен ног, музыка и наполнившая Риль Суардис суета намекали, что к началу бала он уже опоздал. Значит, придется забыть о торжественном явлении Голоса Императора - никто не смеет прийти позже короля.

***

Не показываясь на глаза слугам, Дайм добежал до своих покоев. Его подгоняла не столько необходимость скорее заняться делом, сколько прозаический голод: торопясь в Суард, он выгнал отряд с постоялого двора без горячего завтрака, ограничившись лишь кружкой козьей простокваши и ломтем вчерашнего хлеба на каждого. Малыш Эрнандо тогда сморщил непривычный к сельской пище нос и отказался пить “эту вонючую мерзость”, чем изрядно Дайма повеселил: хорошо же маменька Эрнандо себе представляет жизнь имперского порученца. Сейчас бы кто подал Дайму “этой мерзости”! Но, увы, пришлось довольствоваться походным запасом сухарей и вяленого мяса из седельной сумки, запивая водопроводной водой: в списке срочных дел дегустация кушаний значилась месте так на шестнадцатом, между вербовкой одаренных юношей в Серую Стражу и охмурением супруги бургомистра с целью вызнать без лишнего шума имена взяточников из магистрата.

Слава Светлой, должность Голоса Императора позволяла являться на все официальные мероприятия в парадном мундире, не мороча голову изысками моды. Один из мундиров уже лет пять хранился в гостевых покоях Риль Суардиса, порученный заботам королевского камердинера.

На приведение себя в должный вид ушло не более трех минут. А на исследование передвижений Бастерхази и нитей-связей Источника - раз в пять больше. Зато Дайм теперь точно знал, что темный не приближался к Шуалейде и не пытался что-то делать с Линзой. Это внушало надежду, что удастся обойтись без крайних мер. А не удастся - Дайм готов был ответить перед Конвентом и Императором хоть собственной жизнью.

Шуалейда шера Суардис

Шу приложила ладони к гудящим вискам, вдохнула свежие ароматы сада и едва не закашлялась. Тошнота и головокружение не желали отступать.

“Светлая, об этом я мечтала?!”

Она медленно открыла глаза и взглянула в темное стекло. Оттуда щурилась бледная, узколицая девушка. Сложная прическа с жемчужными нитями и диадемой клонила голову, ожерелье казалось драгоценным ошейником.

“Встряхнитесь, Ваше Высочество! Все еще только начинается”, - померещился скрипучий голос Берри.

- Соэ лан зии, - шепнула Шу и подставила разгоряченное лицо ветерку.

Так хотелось вложить в заклинание чуть больше силы, чтобы ветер влетел в зал, погасил благовонные курильни, сорвал с колонн цветы, унес запахи жаркого, вина и пота! Чтобы вымел из голов суетную липкость любопытства, жадности и тщеславия. Почему Берри не предупредил, что будет так больно? Ширхаб!

“И что бы Ваше Высочество сделали, если бы предупредил?”

“Не пошли бы на этот проклятый богами бал!”

Воображаемый гном пошевелил бровями, фыркнул и растворился. А Шу, решившись, представила, как ветер оборачивается вокруг неё, сгущается в полупрозрачный кокон - и вся ментальная гадость скатывается густыми каплями и впитывается в пол. Через мгновенье тошнота отступила и Шу смогла свободно дышать. Теперь уже звуки скрипок не казались мяуканьем прищемивших хвост кошек, а танцующие шеры - стадом кривляющихся мартышек. Да и сама Шу перестала ощущать себя болотным выползнем на суше.

“Хватит отсиживаться. Кей не прячется, а ему приходится куда тяжелее. И вообще, ты же не думала, что увеселение ограничится торжественными речами, подарками и единственным танцем с отцом? Давай, покажи им, что ты принцесса, а не деревенская клуша”, - подумала Шу отражению. Девушка в стекле надменно улыбнулась, качнула серьгами. Шу окинула взглядом зал: Кейран с Дарнишем, Заком и Ахшеддинами в западном конце, отец с Фломами и советниками неподалеку, на тронном возвышении, Ристана в центре зала, в стратегически выгодной позиции у фонтана, ало-черного пятна Бастерхази не видно. Вдохнув напоследок вечерней свежести и гордо расправив плечи, Шу вышла из оконной ниши, скрытой бегониями и плющом. Но едва прошла полдюжины шагов, над ухом раздался сладкий голос:

- Ваше Высочество, позвольте пригласить на танец?

Еле сдержав желание громко и выразительно послать шера к ширхабу, она улыбнулась и обернулась. Над ней возвышался хлыщ в парче и кружевах, покачивал завитыми вороными локонами и сиял фальшивой до отвращения улыбкой.

“Условная категория, воздух, девятнадцать лет, волк на гербе - младший Кукс”, - мысленно сверившись со списком гостей, определила она.

- Благодарю, баронет. Как-нибудь в другой раз.

- Тогда, быть может, Ваше Высочество желает послушать Фернелло? Сегодня ему аккомпанирует сам Клайвер, - не отставал Кукс. - Позвольте, я провожу вас в галерею Масок. Слышите, скрипка? Вступление к арии Тристана.

Далекая скрипичная мелодия на миг заставила Шу забыть и о хлыще, и о бале. Она манила и обещала что-то невероятное, прекрасное… Но пауза после сарабанды закончилась, оркестр заиграл вельсу, и окошко в дивную даль захлопнулось.

- У меня нет настроения для оперы, - покачала головой Шу.

Настырный хлыщ только собирался сказать что-то еще, как лилово-алая вспышка на миг ослепила Шу. Глубокий баритон, напоминающий гул пламени, вклинился в разговор с царственной непринужденностью.

- Добрый вечер, Ваше Высочество. А вы, Кукс, велите принести нам лорнейского.

Баронет поперхнулся, вздрогнул от гнева, разбрызгивая капли лазурной энергии, поклонился и пошел прочь. Стараясь не показать страха, Шу подняла взгляд и замерла, не силах оторваться от игры рубиновых бликов в угольных глазах. Жар, обещание, восторг, почти мольба… С трудом сглотнув, она выдавила:

- Добрый вечер, Ваша Темность.

Все остальные слова вылетели прочь, внутри зародилось странное ощущение тепла и жажды, захотелось дотронуться до смуглой щеки, провести ладонью по обтягивающему широкие плечи черному бархату.

- Рональд, Ваше Высочество. Надеюсь, мне позволено будет называть вас Шуалейдой, как будущую ученицу?

Голос его казался продолжением опасного, манящего сияния огня, разума и смерти: жар и холод, страсть и расчет. Он медленно улыбнулся, завладел рукой Шу и склонился, едва-едва касаясь губами кожи. Шу подавила дрожь, слишком приятную, чтобы списать ее на страх, и заворожено кивнула. Только она открыла рот, чтобы сказать: “да, называйте меня Шуалейдой, но не торопите с таким важным решением”, - как Рональд протянул ей кубок, до краев полный кровью с отблеском лазури: гнев баронета Кукса, растворенный в красном вине.

- Сегодня прохладно, не так ли? Выпейте, это вас согреет.

Напиток выглядел очень заманчиво, но…

- Благодарю, Рональд. - Шу покачала головой. - Я не темная, и…

- Разумеется, вы не темная. - Маг лукаво подмигнул, не позволив ей закончить фразу. - Пейте. Никто не увидит.

Шу не поняла, как кубок очутился в её руках, коснулся губ.

- Свандо? Фи, дорогая, кто же пьет вечером свандо! - полный любезного яда голос сестры вырвал Шу из наваждения.

Она вздрогнула и уронила кубок. Черно-алая нить тотчас подхватила его, не позволив выплеснуться и капле зелья.

- Мы пьем, Ваше Высочество, - пророкотал Бастерхази, коротко усмехнулся Шуалейде и одним глотком осушил кубок.

- Вот и пейте сами. А нам принесите лорнейского!

Ристана отослала мага тем же пренебрежительным жестом, что он сам - баронета Кукса. Лишь на миг, короче взмаха ресниц, Шу увидела за маской очаровательного, непонятого косным обществом проказника настоящий гнев темного. Но этого хватило, чтобы она испугалась за сестру, протрезвела и вспомнила: то чудовище, что чуть не сожрало её сегодня - это тоже он. Обольстительный красавец Рональд, в чьи руки она едва не свалилась спелой грушей. Неудивительно, что Ристана верит образу, забывая о сути темных.

- А Вашему Высочеству не стоит так явно демонстрировать склонность к Тьме. Подождите хотя бы до консилиума.

Шу опустила глаза - ей не хотелось ни спорить, ни что-то доказывать, особенно на глазах сестриных прихлебателей, стайкой собравшихся вокруг патронессы. Но Ристана не желала оставить её в покое. Даже сквозь ментальную защиту просачивалась злость, усиленная завистью и презрением фрейлин.

- Как вам понравился Фернелло, дорогая? - изобразила любезность Ристана.

- Ария Тристана великолепна, дорогая, - вспомнив баронета добрым словом, ответила Шу.

- А вам не показалось, что каватина из “Дороги в Лильо” сегодня прозвучала неудачно? Наверное, маэстро Фернелло злоупотребил расположением примадонны.

Фрейлины засмеялись шутке госпожи, прикрывая рты раскрытыми веерами, а Шу почувствовала себя деревенской клушей.

- О, это легко проверить, - поддержал Ристану черноглазый шер с орлиным профилем и красноватой аурой. - Если маэстра Люсьенда не возьмет в ариозо верхнее до…

- Граф, вы жестоки к бедной Люсьенде, - захлопала подведенными глазами круглая, как булочка, фрейлина.

Неожиданно для себя Шу очутилась в кругу придворных, перебрасывающихся одним им понятными шутками. Время от времени кто-то обращался, будто нечаянно, к ней. На миг светский разговор смолкал, жалостливые и полные превосходства взгляды обращались на провинциальную невежу - и снова возобновлялась игра. Шу не знала, куда деваться. Ускользнуть из-под прицела не удавалось, придворные словно невзначай преграждали пути к отступлению. Применить магию в присутствии Ристаны она не могла - Печать Пустоты страшила много больше, чем насмешки и презрение.

- Ах, ну что вы, в самом деле, - вдоволь насладившись унижением Шуалейды, покачала головой Ристана. - Не видите, нашей дорогой сестре неинтересна опера. Давайте лучше танцевать!

Она кивнула тощему, похожему на куницу шеру.

- Позвольте пригласить Ваше Высочество на танец, - повинуясь приказу, тощий скривил губы в улыбке и предложил Шу руку.

Шу отшатнулась - так противно было коснуться бледной, холодной кожи.

- В другой раз, сишер.

- Дорогая, но как же! Ваш первый бал! Или вам не по вкусу кавалер? - заботливо закудахтала Ристана. - Где этот Кукс? Ах, гадкий Бастерхази прогнал его. Как жаль, он так мил. Зифельд, ну что вы стоите, как замороженный? Пригласите же Её Высочество!

Одна из фрейлин сдавленно хихикнула - Шу поначалу не поняла, чему. Но, присмотревшись к графу, разозлилась на сестру: апельсиновый тон его ауре придавал не столько дар, сколько нити искренней любви к Ристане. Неужели она надеялась, что сестра будет очарована её любовником?

- Не стоит, шер Зифельд, - остановила его Шу. - У меня нет настроения танцевать.

- На Ваше Высочество не угодишь, - пропела Ристана. - Так выберите кавалера сами, дорогая - весь цвет общества перед вами! Неужели в Валанте не найдется достойного вас шера?

Сестрины прихлебатели улыбались, а едкая жижа ненависти уже текла по защитному кокону ручейками. Злые боги, что же делать? Выбрать одного из них - показать, что боится Ристаны, и окончательно настроить остальных против себя. Отказаться - выставить себя избалованной дурой. Но и промедление не лучше…

- О, дорогая, простите! - выдержав паузу, воскликнула Ристана. - Как же я не подумала! Вы же не учили вельсу. Ах, как неловко… ведь я должна была помнить, что ваша гувернантка никогда не отличалась хорошим вкусом, а танцует, как коро… - Ристана осеклась, прижала пальчик к губам и виновато захлопала ресницами.

Придворные еле сдерживали смех: злость окончательно сменилась презрением. Мутные ручьи шипели, разъедая защиту, внутри все сильнее ворочался и щекотался голодный ком. Перед глазами стоял кубок в руках Бастерхази - только кубок этот вмещал в себя и Ристану, и Зифельда, и куницеподобного шера, и толпу фрейлин. Пить, боги, как же хочется пить… где же дождь?!

- Её Высочество обещали этот танец мне.

Яркий луч незнакомого голоса разрезал темноту. Шу вздрогнула, на миг зажмурилась, словно в глаза попало солнце. Душный морок отступил, а чужая ненависть растаяла.

- Не так ли, Ваше Высочество? - спросил все тот же голос.

Весна, полдень, звон корабельной снасти… ясная бирюза штиля и опасность неведомых глубин в глазах… светлого? Ну конечно! Длинный нос с горбинкой, сросшиеся брови, вырубленный в камне подбородок и открытая мальчишеская улыбка - императорский бастард, светлый-дуо, глава Канцелярии и прочая, прочая.

- Разумеется, маркиз, - отмерев, ответила Шу и улыбнулась.

Её пальцы оказалась в затянутой в перчатку руке Дукриста, косточек коснулось дыхание: теплая волна пробежала по всему телу, смывая остатки болезненного наваждения и усыпляя голодное нечто внутри. Захотелось сию секунду забраться к светлому на руки, завернуться в ласковое сияние и уснуть в безопасности.

“Очнись, ненормальная! - словно сквозь вату пробился голос рассудка. - Какая безопасность? Этот добренький светлый сожрет тебя быстрее темного и не поморщится. Ты и так дала ему достаточно оснований, чтобы выписать грамоту с черной каймой и отправить тебя на перевоспитание в дальний монастырь!”

Но ни голос рассудка, ни комплименты Ристане, ни явное благоволение Дукристу сестры - ничто не действовало на ощущение “ему можно доверять”.

- …зайдите обсудить кое-что после бала, Дайм. - В тоне Ристаны лишь глухой не расслышал бы обещания постели.

Порыв раскаленного ветра - ревность, обида, боль унижения - коснулся Шу. Она вздрогнула, взглянула на источник эмоций.

“Убью. Обоих”, - читалось в прищуре Зифельда. Но Ристана не замечала ни сжатых губ, ни сведенных бровей любовника.

- Преданность Вашего Высочества государственным интересам восхищает меня, - притворился глухим Дукрист. - Но я не смею занимать ваше внимание в столь поздний час. Право, империя подождет до завтра.

С яростью Зифельда в унисон вспыхнула злость Ристаны: “Как он посмел отвергнуть меня на глазах всего света? Предпочесть мне эту бледную темную немочь!”

- Идемте же танцевать, Ваше Высочество, - Дукрист слегка сжал руку Шу и подмигнул: “Да, я предпочел тебя этой великолепной змее”.

Жар прилил к щекам, язык прилип к гортани. Шу смогла лишь кивнуть в ответ и позволить Дукристу увести себя прочь.

Дайм шер Дукрист

Колдунья молчала, кружась с ним в танце. Молчал и Дайм, благодарный за передышку. Он рассматривал младшую Суардис и пытался понять: почему мерещится, что в руки свалилось сокровище? Почему не хочется отпускать девчонку, почему разумное решение кажется кощунством? Как так получилось, что некогда желанная до темноты в глазах Ристана вдруг обернулась немолодой теткой, злой и неумной?

Слишком много сегодня изменилось, слишком быстро - подумать бы, что делать дальше.

На бал Дайм опоздал. Не на торжественные речи, это прекрасно обошлось и без него. Прямо перед его носом темный успел перехватить Шуалейду. Соваться и отнимать её Дайм не пытался - однозначно проигрышный дебют. Потому лишь кусал губы, глядя, как Бастерхази охмуряет сумрачную - о да, она в самом деле оказалась сумрачной и в здравом рассудке! - а та восторженно смотрит ему в рот, принимая маску за правду. Еще бы, темный учился изображать из себя шис знает что пять десятков лет, и не перед глупой девчонкой, а перед самим Пауком.

Когда Дайм уже готов был наплевать на фору Бастерхази и ввязаться в бой, Светлая надоумила вмешаться Ристану. А может, Хисс дернул - старшее Высочество этим “принесите лорнейского” подписало себе смертный приговор. Хотя… темный и так не простит ей своего лакейского положения.

За издевательством над провинциалкой Дайм наблюдал без капли жалости. Скорее с восторгом: Ристана дуростью превзошла саму себя. Мало ей принимать Бастерхази за комнатного шпица, еще и щекочет нос дракону в уверенности, что сестра ничего не стоит как маг. Слава Светлой, хоть в этот раз не опоздал! Иначе Риль Суардис лежал бы в руинах, а братец Лерма уже несся в Валанту поднимать упавшую корону.

Дайм сморгнул навязчивое видение - не стоит так много думать о неудаче, вероятности этого не любят. Лучше еще полюбоваться переливами лазури, сирени и опала. Те же цвета стихий, что у Зефриды, тот же чуть восточный разрез глаз и обманчивая хрупкость, даже угловатость. А ведь девочка, должно быть, недурной боец! Определенно, вельсе и эста-ри-касте она уделяла меньше времени, чем тренировкам со шпагой - так ставят ногу фехтовальщики школы Флом-дор, а не танцоры.

Хватит, мальчишка! Увидел красивую ауру и растаял. Влюбись еще, корр`дас!

Прочь неуместные мысли. Дело, только дело - и как только дело будет сделано, он покинет Суард и думать забудет о какой-то там девчонке.

“Вот и займись. Прямо сейчас! Линза не будет ждать, пока ты разберешься в своих, кхе корр, чувствах. Нет у тебя никаких чувств и быть не может”.

- Надеюсь, Ваше Высочество простит мою бесцеремонность, - склонившись к уху сумрачной, шепнул Дайм. - Я так и не представился…

- Вряд ли можно перепутать Вашу Светлость с кем-то еще, - не поднимая глаз, ответила Шуалейда.

“Не доверяет, шис подери”, - невольно восхитился он.

- И вряд ли про кого-то еще ходит столько сплетен и анекдотов… - притворно вздохнул Дайм.

Уголки губ Шуалейды дернулись, но глаз она так и не подняла.

- Ну что вы, Ваша Светлость.

- А вы прекрасно танцуете. Зря Её Злоязычие ругала шеру Ильму. Или танцевать Ваше Высочество тоже учил Ахшеддин?

Наконец Дайм увидел её глаза. Странные, серо-сиреневые, удивленные и недоверчивые…

“Шис. Плохо работаешь, плохо!”

- Тоже? - переспросила она.

- Фехтование, бой без оружия, шаг ласки… Пожалуй, и скорпионий удар Ваше Высочество уже освоили.

- Но, - Шуалейда смутилась и испугалась. - Вы же не думаете, что это мешает…

- Серьезно? В шестнадцать лет и скорпионий удар? - Дайм притянул левую руку Шуалейды к губам и почти поцеловал, глядя ей в глаза. - Я бы взял вас в Серую Стражу. Хотя нет, этак вы через пару лет спихнете меня из удобного кресла начальника Канцелярии.

Дайм нес какую-то чушь, привычную и неважную - методу обольщения он давным-давно отработал на аспирантках Магадемии - и изучал сумрачную. Почему-то вблизи Шуалейда вовсе не выглядела ни угловатой, ни некрасивой. Узкое лицо и длинноватый нос, резкий подбородок и острые скулы, широкий бледный рот - в сиянии воды, воздуха, разума и жизни все это выглядело удивительно гармоничным, хоть и не совсем человеческим. Стихия, воплощенная стихия - если выживет, непременно станет зеро.

Внезапно головоломка сложилась. Проснувшаяся Линза, амбиции Бастерхази, жадность Лермы, интриги Конвента, окончательная смерть Зефриды и еще полсотни деталей встали на место. Дайм понял, что ему придется сделать, если он не собирается сегодня же убить Шуалейду - и еще он понял, что не сможет убить её даже ради мира в Империи.

Глава 15. Черная Шера

“Пусть покинут братья и сестры мои, кроме Огненного, мир Райхи, чтобы научились люди жить умом своим. А останусь здесь, никогда не возьму в руки оружия и не лишу жизни человека, но буду петь песни о любви и свободе, чтобы никогда не забыли люди, что в жилах их течет кровь драконов и богов”, - сказал Золотой Дракон, самый мудрый и прекрасный из Драконов.

Катрены Двуединства

Маэстро Вольян бие Клайвер

435 год, 2 день месяца Каштана. Суард, дом на площади Единорога.

От вчерашнего бала маэстро Клайверу остались на память две дюжины визитных карточек - завитушки, сладкие духи - чек на десять империалов с подписью королевского казначея, ломота в спине и головная боль. Что делать, годы берут свое. В пятьдесят с лишком уже не так просто сбегать от графа-рогоносца через балкон. Да и читать графине сонеты до рассвета.

Маэстро потер виски, отхлебнул сладкий чай и отставил чашку на прилавок. Хотелось закрыть лавку и завалиться поспать еще часиков на десять, чтобы к вечеру забыть о годах, и об одиночестве, и о том, что через неделю-другую графине надоедят скрипка и сонеты, а ему - графиня.

- Сатифа! - позвал он в открытую дверь из лавки в дом. - Чай остыл! И булочки твои несладкие… - добавил он тихо.

Послышался сердитый звон посуды, тяжкий вздох, и на пороге показалась худая и высокая, как жердь, старуха в вышитом крахмальном фартуке.

- Вот ваш чай, шер Вольян. И нечего ворчать на булочки, много сладкого вредно!

Маэстро только покачал головой: для неё он всегда будет малышом, даже с седой бородой.

- Ложились бы вы спать, шер Вольян, - укоризненно пробормотала экономка. - Если кто придет в лавку, уж как-нибудь справлюсь. А вообще пора бы вам нанять помощника. А еще лучше - помощницу. Жениться вам надо, шер Вольян, вот что скажу!

- Ох, Сатифа…

- Что Сатифа? - продолжала бурчать экономка, забирая остывший чай и наливая новый. - Говорила вам матушка, мягкой ей травушки, женитесь на дочке бургомистра. Уж и внуки были бы. А вы все один, да один. Даже ученика не возьмете. Кому ж лавку оставите? А скрипочки ваши, а? Так никто на них и не сыграет…

- Все, все, Сатифа. Сегодня же беру ученика. Ты довольна?

Она остановилась на пороге, обернулась.

- Шутки шутить изволите? - сквозь старческую брюзгливость на миг проглянула та гордая красавица, что маэстро помнил из детства.

Он пожал плечами и принялся намазывать на булочку свежее абрикосовое варенье. Шутки! Он бы рад шутить. Но разве бие Махшуру откажешь? Придется взять стоеросовую дубину в лавку. Не было печали!

Маэстро оглядел выставленные в застекленных шкафах скрипки, альты, виолы, гитары - он мог отличить любую из них хоть по голосу, хоть на ощупь. Мог рассказать о свойствах и привычках каждой, словно о ребенке. Он искренне и пылко любил свою музыку, свое дело и свой дом - доставшийся от родителей скромный особняк на углу улицы Трубадуров и площади Единорога. Всего два этажа и восемь комнат, но много ли ему надо? Зато в доме всегда светло: высокие окна выходят на юг и восток. Всегда тепло, но не жарко: белые каменные стены с примесью старинной магии не позволяют дому ни остыть, не перегреться. А лавкой маэстро гордился отдельно: яблоневые двери с бронзовыми скрипичными ключами, ажурные решетки в виде нотного стана с мелодией о веселой вдове и, конечно же, лучшие в Валанте, а то и во всей Империи, инструменты.

Тяжело вздохнув, маэстро откусил булочку с вареньем и приласкал взглядом свой шедевр: семиструнную гитару эбенового дерева с грифом из ясеня. Не простого ясеня - у этой ветви, привезенной старшим братом отца из Даилла Ире, была своя история…

Но спокойно позавтракать и насладиться семейными преданиями маэстро не удалось. Дверь на улицу отворилась, проскрипев первые шесть нот песенки о веселой вдове - маэстро обожал народное творчество, черпая в нем вдохновение - и впустила покупателя. Совсем юношу, явно только накопившего на хороший инструмент.

Посетитель остановился на пороге, распахнув глаза. Маэстро согрела гордость - да, его лавка это настоящая пещера сокровищ, нечета гномам с их мертвыми камнями. Сокровища маэстро жили, дышали и пели.

- Доброго дня, почтенный, - окликнул он юношу.

Тот вздрогнул, закрыл дверь, смущенно улыбнулся и сделал пару шагов. Солнечный свет из-за двери шагнул вместе с ним: казалось, юноша окутан золотой светящейся пылью. Тут же вспомнились солнечные шеры искусства… Но юноша сделал еще шаг, покинув пятно отраженного витриной света, и маэстро усмехнулся: что-то я стал слишком романтичным. Старею.

- Доброго дня, маэстро Клайвер, - мягкий баритон ласкал слух.

- Пожалуй, вам подойдет вот эта гитара, - позабыв про булочку и недопитый чай, Клайвер вскочил и пошел к витрине у стены. - Сашмирский бук, струны белой меди… выглядит скромно, но звук как раз под баритон. Ну-ка, играйте.

Он протянул гитару юноше, но тот неуверенно отступил.

- Да играйте же!

Он сердито сунул инструмент мальчишке под нос. Что за нерешительность! Или он пришел посмотреть? Нет, он должен, обязан играть на гитаре Клайвера. Эти руки созданы для струн!

Наконец менестрель решился. Все с той же смущенной улыбкой взял гитару, прижал бок, тронул струны. Клайвер одобрительно прищелкнул языком: рука поставлена правильно. Но что такое? Довольному голосу гитары вторит другой, обиженный и ревнивый…

“Что тебе не так, девочка моя?” - он глянул на Черную Шеру.

“Хочу!” - отозвалась капризным обертоном и сердито сверкнула лаковой декой.

- Простите, но… - Юноша протянул гитару обратно.

- Да. Не ваш инструмент, - согласился маэстро. - Сейчас.

Он положил гитару на прилавок и направился к Шере. Взял в руки, погладил. Гитара нетерпеливо вибрировала: “ну же, скорее!”

“Засиделась дома, моя хорошая. Хочешь, завтра вместе пойдем к графине?”

Черная Шера нетерпеливо дзинькнула, словно фыркнула: “ничего вы, родители, не понимаете!”

Клайвер с тщательно спрятанным сожалением вложил Шеру в руки юноши. Неужели придется расстаться? Но не держать же её при себе до возвращения Драконов! Да и ни к чему скрипачу такая гитара.

- Её зовут Черная Шера. - Он вздохнул, когда эбеновый бок оторвался от ладони. - Ну?

Юноша светло улыбнулся, коснулся струн. Шера запела, замурлыкала: ми, до, ля, ре… Бархатный голос отдался в теле дрожью удовольствия, Клайвер даже прикрыл глаза, но звук оборвался.

- В чем дело? Вам не по вкусу Черная Шера?

- Она прекрасна, - в синих глазах менестреля сиял восторг, руки прижимали гитару, словно возлюбленную.

- Так в чем…

Маэстро осекся, оглядел покупателя: тонкий, чуть нескладный, лет шестнадцати. Полотняные рубаха и кафтан без рукавов, как носят все небогатые горожане. Светлые волосы - северная кровь, узкие сильные кисти, чуткие пальцы. Разумеется, Шера ему не по карману. Правду сказать, она по карману разве что королю, да и то, всегда найдется причина её не продать.

Клайвер махнул рукой, готовый назвать цену в пять… нет, три империала: в тридцать раз меньше, чем сам же написал на медной табличке, сиротливо поблескивающей на мшистом бархате витрины. У мальчишки наверняка нет больше, а Шера выбрала его.

- Вы не берете меня в ученики? - огорченный баритон ударил Клайвера словно булыжником по голове.

- Как тебя зовут?

- Хилл бие Кройце, маэстро. - Юноша слегка поклонился.

“Разрази меня гром!”

- Значит, тебя прислал…

- Бие Махшур, маэстро.

Несколько мгновений Клайвер рассматривал диковину: прирожденный музыкант, которого занесло в Хиссову Гильдию. Невероятно! Вот вам и дубина стоеросовая.

- Что ж, я и не хотел с ней расставаться, - пробурчал Клайвер, забирая Шеру.

Пока он укладывал гитару на место - она рассерженно звенела и норовила стукнуть родителя - юноша переминался с ноги на ногу. Молча.

- Сатифа! - крикнул маэстро, закрыв шкаф.

- Да, шер Вольян? - Экономка тут же показалась из-за двери: подслушивала, как всегда.

- Приготовь дальнюю спальню, а к обеду подай на двоих.

- Дальнюю?.. - переспросила Сатифа, от неожиданности выронив полотенце.

- Я ж обещал? А ты не поверила!

Экономка просияла улыбкой в сторону замершего мальчишки, кивнула, и, забыв о своих шести десятках, быстро пошла по лестнице наверх: пока шер Вольян не передумал. А Клайвер обернулся к ученику.

- Значит так. Мне все равно, кто ты, и все равно, каким ветром тебя занесло к Махшуру. Пока ты здесь, ты - музыкант. Ясно?

- Да, учитель, - Хилл бие Кройце почтительно поклонился, не скрывая радостной, детской улыбки и искоса поглядывая на Шеру.

- Даже не думай, не продам, - усмехнулся Клайвер. - Ты ж толком и не играл?

- Нет, учитель.

- Так я и знал. Подсунули шис знает кого, а мне учить, - проворчал он, возвращаясь за прилавок, к надкусанной булочке. - Иди, возьми у Сатифы метлу, да подмети перед лавкой.

- Да, учитель.

Мальчишка еще раз поклонился и вприпрыжку помчался в дом.

- Да, учитель, - передразнил его маэстро и засмеялся: а чай-то снова остыл!

Хилл бие Кройце, Лягушонок

- Отличная учеба. На свежем воздухе, с метлой. Ты нашел свое призвание!

Голос брата отвлек Хилла от грез о прекрасной Шере, такой близкой и такой недоступной. Он обернулся и оперся на метлу, как заправский дворник.

- Ну?

- Что ну? Не знаю я ничего. - Достав из кармана две мушмулы, Орис принялся их подкидывать. - Маши своей метлой, менестрель. Какого шиса Наставник отправил тебя сюда именно сейчас!

Хилл только пожал плечами и снова взялся за подметание и без того идеально чистой брусчатки. Орис поймал плоды, и, задумчиво глядя на ярко желтую кожицу, сказал куда-то в сторону фонтана:

- Угорь учит Волчка работать в паре.

Ответом ему послужило шварканье метлы.

- А вчера вечером Еж ругался с Мастером и грозился Кирлахом, - продолжил он все тому же фонтану.

Хилл не отреагировал. Орис вздохнул, одну мушмулу отправил в рот, второй кинул в брата. Тот поймал, не прекращая мести, и все так же молча съел. Орис еще несколько мгновений подождал, хмыкнул и отнял у Хилла метлу.

- Да что с тобой? Никак, влюбился! Да не просто так, а в сиятельную шеру!

Хилл вздрогнул, порозовел и, наконец, поднял странно блестящие глаза на брата.

- О… - протянул Орис. - Признавайся, кто? У старика скрипача нашлась дочка?

- Черная Шера, - смущенно усмехнулся Хилл. - Ага, я влюбился без памяти. У тебя есть сто империалов?

Орис присвистнул.

- Ты положил глаз на любовницу короля? Или решил выкупить бордель Лотти?

- Маэстро просит за неё сто золотых. Взгляни, какая красавица, - он кивнул на витрину.

Орис оглядел разложенные на бархате скрипки и гитары, перевел недоуменный взгляд на Хилла.

- Не туда смотришь. Вон она, внутри, у левой стены.

- Нет там никого.

- Есть. Черная Шера. Ты бы слышал, как она поет! А какая отзывчивая и нежная…

Орис укоризненно покачал головой.

- У тебя лихорадка и тяжелый бред.

- Это у тебя бред, а у меня судьба! Мне надо сто золотых. Вон смотри, написано: сто империалов!

Наконец Орис разглядел медную пластинку рядом с черной гитарой. И правда, там красовалась цифра сто.

- С ума сойти, - рассмеялся он. - Гитара! Ну, брат… зачем тебе столько золота? Забирай так.

- Красть у учителя некрасиво. Мастер не одобрит.

Несколько мгновений Орис непонимающе смотрел на него, а Хилл старательно держал туповато-серьезное лицо. Но не удержал.

- Попался! Ты по… - он не смог договорить от смеха, на глазах выступили слезы.

- Ах ты, троллья отрыжка! - теперь уже схватился за живот Орис.

Выглянувший из лавки Клайвер застал их хохочущими над валяющейся посреди дороги метлой.

- И чем это вы занимаетесь, достопочтенный Кройце?

Оба брата обернулись одновременно, с одинаково смущенными лицами.

- Подметаем, учитель, - отозвался Хилл.

Метла будто сама собой оказалась у него в руках.

- Может, представишь своего друга?

- Орис бие Кройце, учитель. Мой старший брат.

Клайвер скептически оглядел их: ничего общего, кроме честных-честных глаз, черных и синих.

- Ну, раз брат… извольте отобедать с нами, достопочтенный Кройце.

За обедом Орис с удивлением наблюдал за сияющей экономкой маэстро, обхаживающей Хилла, словно любимого внука, и сияющим маэстро - он увлеченно травил байки о музыкантском житье-бытье. Братик же со знанием дела поддакивал да нахваливал Сатифину стряпню. Если бы Орис не знал точно, что Хилл познакомился с Клайвером всего час назад, ни за что не поверил. Все это выглядело, как настоящий семейный обед: любимый племянник в гостях у дядюшки.

- …Кройце, Кройце, - вдруг забормотал маэстро, прервав очередную историю. - Не тот ли Кройце, что доставляет грузы по всей Валанте?

- По всей империи, шер Клайвер, - с улыбкой склонил голову Орис. - Уверен, и вам доводилось пользоваться услугами нашей компании.

- Да-да! Несомненно!.. - Клайвер на мгновенье замешкался. - Похоже, я был неправ. Ваш батюшка же ведет дела с бие Махшуром?

- Разумеется, учитель, - ответил Хилл, словно не понимая, к чему клонит маэстро. - Его торговые суда - самые надежные в империи. И, конечно же, склады…

Клайвер огорченно покачал головой.

- А я-то подумал. Ох, вечно эти слухи…

Хилл сделал удивленные глаза: какие еще слухи? А Орис усмехнулся про себя: раз маэстро предпочитает не знать, кого взял в ученики, не стоит его разочаровывать.

- Так вот, - обрадовавшись разрешившемуся сомнению, продолжил Клайвер. - Тогда трактирщик и говорит…

После обеда Клайвер отправил Хилла домой за вещами, вручил ключ и велел прийти домой не позже, чем за час до полуночи.

- Меня не будет, дела. А завтра с утра… или после обеда… начнем заниматься. Можешь утром взять Шеру. - Маэстро хмыкнул. - Так уж и быть.

Келм бие Кройце, Волчок

435 год, 2 день Каштана. Суард.

С разговора за клееварней прошли всего сутки, а Волчку казалось - неделя. Угорь всерьез взялся за муштру. Он не заставлял Волчка ни отжиматься на пальцах, ни защищаться с завязанными глазами. Всего лишь драться в паре с ним, сначала против Ласки, а потом против самого Ежа. К вечеру Волчок не мог пошевелиться от боли и усталости, а наутро все началось сначала: вместо того, чтобы шататься по городу, смотреть цирк и щипать ошалевших от праздничной свободы горожанок, Волчку пришлось драться. В паре с Угрем, в паре с Лаской, против пары и втроем против Ежа.

- Защищай фланг! Не закрывайся им, защищай! Держи на расстоянии, отвлекай!

Каждая ошибка сопровождалась болезненным ударом. К полудню у него рябило в глазах, взрывалась болью при каждом движении спина, а при мысли о еде выворачивало наизнанку.

- Хватит с него, - сквозь рой гудящих мошек пробился далекий голос Ежа. - Заберите у него дубину, разотрите и накормите.

Волчок еле разжал сведенные пальцы, выпуская тренировочный меч. Стараясь не стонать при каждом движении, доплелся до задней двери дома Ежа, уже не обращая внимания на грозное рычание бойцовых псов в вольерах и вонь.

Пока Ласка растирал, Волчку казалось, что он спит: все вокруг плыло, качалось и то гудело, то погружалось в тишину. За обедом стало чуть лучше, комната перестала кружиться, а лица расплываться.

- Ну что, живой? - усмехнулся Ласка, забирая у него кружку из-под чая. - Передохнул, пора заняться делом.

Волчок вздрогнул: избитые, растянутые и перегруженные мышцы на одну мысль о тренировках отреагировали вспышкой боли.

- А ты что думал, - растирая локоть, поморщился Угорь. - Переучиваться куда сложнее, чем учиться заново. Ничего, сработаемся.

- Слышал, к кому Мастер отправляет учиться белобрысого? - перешел к делу Ласка. - Как раз сегодня. Сходи, разведай, что и как. Может, пригодится.

- А тренировка? - заикнулся было Волчок, памятуя приказ Ежа: ежедневно по восемь часов.

- Хватит с тебя пока. Толку-то от калеки.

Калека не калека, а добраться до площади Единорога и полюбоваться на радостно хохочущих Свистка и Лягушонка Волчок сумел. И подглядеть в окно тоже. От идиллической картины в доме Клайвера его чуть не стошнило. И тут же захотелось убить, если не соперников, то хоть тощую уродину или старого альфонса со скрипочкой.

“Спалить к шисовой матери, - глядя на сверкающие блямбы на дверях лавки и дурацкие решетки, не способные остановить и хромого слепца, думал Волчок. - Никому из нас Мастер не предложил такого лакомого куска. Менестрели, сишах. Высший свет!”

Так, обдумывая развлечение, Волчок проводил братцев до улицы Оружейников. Заглянуть к дру Ульриху и узнать, о чем разговор, он уже не смог: на охранные руны гном не поскупился. Дожидаться братьев тоже не стал - шис знает, может, они и там чаи распивают. Достанет и того, что он уже узнал.

К дому Ежа Волчок вернулся задолго до заката, разбитым, голодным и злым. Тихо прошел на задний двор и остановился, глядя, как Еж гоняет Угря и Ласку. Казалось, все трое ничуть не устали: Волчок едва мог уследить за блеском парных клинков в руках учеников. А Еж… безоружный, мастер Теней скользил размытой тенью, раздавал обоим пинки и насмешливо комментировал промахи.

- Убиты. Оба. Не чувствуете друг друга.

Еж уже стоял над валяющимися вповалку учениками, держа все четыре клинка.

- Вставайте. Раз, два…

Еж подбросил клинки. Угорь и Ласка, вскочили, поймали мечи - Волчок не успел заметить, как - и снова бросились в бой.

“Убиты. Убиты, - назойливо звенело в ушах. - Убиты…”

На улице заорал ишак, от псов пахнуло зверьем, и на Волчка накатило воспоминание о рынке и укусе степной осы - вместе с пониманием.

“Нет, не может быть! Так не бывает, - убеждал он себя, глядя, как Еж швыряет лучших подмастерьев, словно слепых щенят. - Но даже если бывает, что с того? Убьют. Не те, так эти. Нет, должен же быть какой-то другой путь! Обязан быть”.

Глава 16. Маги и… маги

…принимаются светлые и темные шеры, достигшие шестнадцати лет и получившие первую Цветную грамоту. Шеры категории терц и выше поступают на первый курс без экзаменов. Шеры условной категории могут прослушать вводный курс, но к обучению по основной программе не допускаются.

Правила приема абитуриентов, ректор Магадемии с.ш.Парьен

Шуалейда шера Суардис

435 год, 2 день Каштана. Риль Суардис.

Ей снились розы. Целый сад из роз. Розы цвели на клумбах, увивали беседки, свешивались с деревьев. Белые, желтые, красные, оранжевые, даже синие и лиловые, они пахли сладко, как варенье. Казалось, этот аромат можно намазать на хлеб.

- Шу, ты вставать будешь? Или спим до ужина? - раздался сердитый голос Баль.

- Буду, буду! - Шу потянулась, не открывая глаз, и наткнулась рукой на что-то влажное, холодное, колючее… - Ай!

Она подскочила и с ужасом обернулась на подушку, накрытую одеялом.

- Похвальное рвение, - рассмеялась Балуста. - Или тебе приснилась сколопендра?

Потянув одеяло за край, Шу облегченно вздохнула.

- Розы. Мне снились розы, - она засмеялась, увидев два цветка, словно соревнующихся в красоте. - Роза алая, роза белая… ах, как вы похожи!

- Что это? - подошедшая к постели подруга нахмурилась. - Откуда?

Только теперь до Шу дошло, что цветы легко и незаметно преодолели все защитные пологи, сигнальные нити и обережные заклятия. И, что самое досадное, она совершенно не чувствовала в них магии! Ни следа. Учиться, немедленно учиться! Что толку от силы, когда ума - как у тролля?!

- Как откуда, - покачала головой Шу. - Красная от Бастерхази, белая от Дукриста. Они так предсказуемы.

Осторожно, словно до змеи, Шу дотронулась до белой розы. В ответ та испустила волну вареньевого аромата и показала спрятанный меж листьев квадратик записки - и снова ни следа магии.

“Как роза прячется в траве,

Так бриллиант горит в алмазе.

О нашем грезя волшебстве,

Шепните…”

Шу горела и млела, читая написанные тонким, изящным почерком строки. Стихи! Ей! Боги, как приятно! Дукрист так мил, так любезен, так красив. Вот он, настоящий принц! И неважно, что бастард…

Она млела ровно до тех пор, пока не разобрала последние слова:

“…Рональд Бастерхази”.

Шу вздрогнула, смяла записку и бросила вместе с розой на пол. Идиотские стихи! Шисов темный! Как он смеет быть таким… таким… Она схватилась за пылающие щеки. Вчерашнее наваждение снова ласкало, нежило и обещало незнакомые наслаждения.

- Что с тобой? - Баль оторвала её ладони от лица и заглянула в глаза. - Что такое написал этот Дукрист, что ты…

- Не Дукрист, - еле подавив истерический смех, покачала головой Шу. - Рональд.

- Рональд?! Ты с ума сошла.

- Да. Определенно, - Шу коротко засмеялась. - А я сошла с ума…

- Прекрати! - Баль схватила розу и записку, бросила в камин и отскочила.

Вовремя: в камине полыхнуло, с треском и искрами, запахло гарью, тленом и пылью. Они обе молча смотрели, как неохотно корчится в огне бумага, текут строки, оставляя на медленно сереющем листе темно-лиловые кляксы. Как тает, не теряя совершенства, роза: листья становятся прозрачными, шипы алеют - и вот уже в камине цветет завораживающе прекрасный огненный цветок, переливается всеми оттенками кармина и багрянца.

На вторую розу они глянули одновременно и с одинаковым недоверием.

- Туда же! - заявила Балуста и хотела уже схватить красный цветок.

- Не надо. Оно меня не убьет, - остановила ее Шу. - Он же светлый… - добавила она неуверенно.

Вторая роза пахла не так сладко. Почти совсем не пахла. И записка была написана на бумаге попроще, и почерк казался не таким изящным… да и стихов в ней не было, как и признаний в любви. Всего лишь две строчки:

“Прошу Ваше Высочество о приватной аудиенции сегодня, в два часа пополудни.

Маркиз Дайм шер Дукрист”.

- И никаких сантиментов, - облегченно вздохнула Шу, положив записку рядом с розой на кровать.

От делового подхода Дукриста повеяло чем-то родным и близким. Никаких мороков и обольщения, все прямо и честно, слава тебе, Светлая!

- Ладно, аудиенция так аудиенция, - вслух подумала она. - Только не здесь. Пожалуй, подойдет Голубая гостиная.

Записка на миг засветилась. Шу недоверчиво коснулась её - но снова не почувствовала магии. Подняла, прочитала:

“Весьма признателен Вашему Высочеству. Буду ждать в Голубой гостиной ровно в два.

С.ш. Д.Д.”

Едва Шу пробежала глазами строчки, записка снова мягко засветилась белизной и растаяла. Правда, роза осталась.

- Учиться, срочно учиться! - пробормотала Шу, вручая розу Баль, чтобы поставила в вазу.

- Только не у Бастерхази, - парировала та.

- Ну да, конечно. У меня еще дюжина предложений. А ректор Магадемии просто спит и видит, как бы получить в студентки этакое чудо, сумасшедшую сумрачную.

- Так. Вашему Высочеству надо немедленно завтракать, а не откусывать от себя по кусочку. Вон, уже все признаки отравления на лицо, - строгим тоном шеры Ильмы заявила Баль.

Шу только фыркнула в ответ и побежала умываться. Пусть вода холодная, подумаешь! В Сойке другой и не было, Бертран хорошо заботился о здоровье королевских детей: утром ледяное обливание, получасовая тренировка на свежем воздухе для согрева, завтрак без изысков - чуть ли не солдатская каша. Эх, как же хорошо там было! Вернуться бы…

***

- Поставь солонку.

Шу с трудом оторвала взгляд от книги и обнаружила зависший над столом макет Линзы, сделанный из мармеладных долек и ложек. Потоки изображала соль: она красиво завивалась спиралями, заодно обсыпая пирожные и фрукты.

- Ой, прости. Я нечаянно.

- Ты бы съела хоть что-нибудь. Полчаса грызешь одну галету.

Вздохнув, Шу закрыла фолиант и потянулась к чашке.

- Соль! - напомнила Баль, но поздно: мармеладный макет рухнул прямо на горку булочек, сверху приземлилась солонка, а тонкий слой соли покрыл весь стол.

- Ой. - Шу глянула на свой соленый чай, затем на чашку Балусты. - Прости, сейчас…

Она начертила над чашкой руну разделения и тут же отдернула руку: чай вскипел, пар выстрелил вверх, чуть не долетев до потолка. На донышке остались крупицы соли, окрашенной чаем.

- Недоучка, - сквозь слезы пробормотала Шу и сунула обожженные пальцы в рот.

Балуста, забыв про завтрак, подбежала к ней и обняла.

- Тише, малышка, тише. Подумаешь, ошиблась, с кем не бывает…

- А если я вот так ошибусь с Источником?

- Даже не думай об этом. Ты справишься.

Тяжело вздохнув, Шу отстранилась и оглядела стол. Несолеными остались лишь паштеты и омлет под серебряными крышками, да сок в закрытом графине.

- Без учителя вряд ли. Но, может быть, мне и не понадобится. Может быть, меня завтра же отправят в монастырь на острове Прядильщиц.

- Хватит. Вот, кушай омлет, кушай паштет и бегом к Берри. Только не вздумай идти к Бастерхази!

Шу виновато потупилась - Баль, как всегда, видела ее насквозь.

- Да… Ваше Высочество нельзя оставлять без присмотра, - покачала головой Баль. - Ну что ж, до двух часов Его Светлость Ахшеддин обойдется без меня.

***

На лабораторном столе, как всегда, что-то кипело, трещало, искрило, извергало клубы вонючего дыма и подпрыгивало, дребезжа металлическими частями.

- Уберите магию, у меня эксперимент! - проворчал Берри вместо приветствия и снова застрочил в блокноте, время от времени поворачивая какие-то рычаги и доливая в воронку маслянисто-радужной жидкости.

Шу лишь пожала плечами и свернула потоки как можно плотнее, чтобы чего-нибудь не повредить. Она давно привыкла к тому, что Берри жить не может без своих изысканий. Вот и сейчас, едва поселившись в Риль Суардисе, он превратил кабинет в лабораторию, а спальню наверняка приспособил под склад реактивов и железяк. Единственное, что осталось без изменений, это библиотека.

В белом фартуке и защитных очках, сдвинутых на лоб, с запорошенной гарью, но тщательно заплетенной бородой, Берри походил на полководца. Только командовал не солдатами, а приборами. В Сойке Шу не раз помогала ему в экспериментах: Берри задался целью научиться управлять стихийной энергией не нормальным способом, как все шеры делают, а с помощью хитроумных устройств. Извлекать нечто подобное молниям он умел еще лет двадцать назад - правда, Шу не понимала, ни как он это делает, ни, главное, зачем.

“Как Ваше Высочество не понимает! - недоумевал Берри. - Магия-то иссякает! И что будет с цивилизацией, когда Драконья кровь окончательно растворится в человеческой? Руны вам не освоить, ваш разум не приспособлен к такой точности и сложности вычислений. Шаманская волшба - тоже не для вас. Вот и останетесь со своим примитивным земледелием, без связи, без энергии, без медицины… Эх! Почему Драконья кровь такая нестойкая? Наверняка же, если провести полномасштабные исследования, можно вывести закономерности, и тогда…”

В такие моменты Шу казалось, что Берри готов и её распотрошить на лабораторном столе во благо науки