— Ну и что ты теперь собираешься с ним делать? — Радош скептически кивнул в сторону куста, в котором со вчерашнего вечера прятался эльф.

— Не знаю, — уныло протянула я. — Я теперь не знаю, что и с собой-то делать.

Оборотень сочувственно вздохнул.

Ночью мы почти не смыкали глаз — и болтливых ртов. По крайней мере, я. Измотанный Радош несколько раз проваливался в быстрый, неглубокий сон. Впрочем, каждый раз он вскоре открывал глаза. Я пыталась уговорить его поспать как следует, но оборотень лишь насмешливо скалился — ему требовалось совсем немного времени, чтобы почувствовать себя отдохнувшим. Я же не только не могла лечь и попробовать заснуть — мне даже сидеть-то на одном месте было сложно. Лихорадочное возбуждение дня меня по-прежнему не отпускало. Так что я великодушно взяла на себя роль сторожа и всю ночь поддерживала огонь в костре и сторожевой контур вокруг нашего лагеря.

Накануне мы прошли совсем немного — гораздо меньше, чем хотелось бы. Я-то чувствовала себя прекрасно: сил — хоть отбавляй, и даже раны от укусов Ягиры каким-то волшебным образом затянулись сами собой и почти совсем не болели. Но измученный Аллардиэль ковылял за нами с таким трудом (хоть Радош и волок на себе всё его оружие; почти всё — я гордо тащила лук!), что мы решили сделать привал, как только добредем до реки. Что ж, можно считать, что и добрели.

До опушки леса оставалось с полсотни шагов, когда наш эльф издал некий сдавленный звук, который, как мы позже догадались, был призван выражать бурную радость, и нырнул в густые заросли незнакомого мне кустарника с дрожащими серебристо-серыми листиками. Повозившись там какое-то время, Ал поведал нам, что желает остаться до утра в гуще этого гостеприимного растения, лучшего друга каждого эльфа. Радош недоверчиво повертел пальцем у виска и предложил скрутить съехавшего с катушек нелюдя, но я уговорила его пожалеть многострадального ушастика и разбить лагерь тут же.

Так мы эльфа больше не видели. Правда, любопытный Степка попробовал забраться в серебристые заросли и подсмотреть, как же именно куст дружит с Алом, но едва кот сунул туда свой нахальный нос, как из куста раздалось такое шипение, что любая змеевиха лопнула бы от зависти.

От ужина — Радош, обернувшись лисом, живо сцапал упитанного зайца — Аллардиэль тоже отказался, сварливо проворчав, что в его распоряжении есть всё, что нужно. Не хочет — не надо. Я на всякий случай накрыла шуршащий куст защитой и отправилась мастерить новый берестяной котелок.

Костер прогорел и замерцал углями, заяц изжарился и был благополучно съеден, в котелке вскипела уже третья порция воды, Степка смотрел десятый сон, эльф иногда тихонько копошился в своём гнезде, а мы с Радошем всё говорили, говорили, говорили…

Мой собственный рассказ занял совсем немного времени — я наскоро поведала другу о своих приключениях.

— Нет, ну надо же, — насмешливо оскалился оборотень, — как это ты исхитрилась межмировой переход создать?! А в обычной жизни и простую кротовину открыть не умеешь!

Я слегка надулась.

— Во-первых, я не "не умею", а просто не пробовала. А во-вторых, жить захочешь — ещё и не то сделаешь. И полетишь без крыльев, и ту же кротовину не то, что откроешь — голыми руками прокопаешь, без лопаты!

До поры до времени я решила не рассказывать о разъедающих меня изнутри сомнениях и страхах, а также о том, что мне пришлось использовать запретную магию крови. Пока я была не готова говорить об этом даже с другом. К тому же мне хотелось как можно скорее услышать о том, чем всё это время занимался сам оборотень, и как вышло, что ему удалось очутиться в нужное время на нужном месте — к счастью для нас с жертвенным эльфом.

Вскоре я узнала, что моё исчезновение наделало гораздо больше шума, нежели я могла предположить; что Дар примчался в Преславицу, едва до него дошел слух о случившемся во время проведения обряда Роданицы несчастье, и едва не раскатал по бревнышку княжеский дворец; что великий князь Велимир самозабвенно буянил наравне с сыном. Радош поведал, что отец моего жениха лично допрашивал всех, кто мог хоть что-то видеть, слышать или мимо пробегать, то есть, всех без исключения женщин из рода Твердятичей, а также дворцовых служанок и стражу. Не добившись результата, Велимир страшно разгневался и злится по сей день, так что входить в его покои рискует одна только молодая княгиня Смеляна. Теперь все ее страшно зауважали — за беспримерную храбрость!

Тому, кто меня найдет, обещана солидная награда, так что нынче по всей Синедолии старательно рыщут поисковые отряды (тут я захихикала и принялась дразнить Радоша грядущим богатством). В первый же день поисков они умудрились нарыть в окрестностях столицы четырех подходящих девиц, которых торжественно препроводили в Преславицу, тем самым вызвав новые вспышки гнева у Дара и его папаши. Причем, только одна из кандидаток на моё место сопротивлялась и требовала немедленно отпустить ее домой (княжьи посланцы бедняжку и слушать не стали, сочтя сумасшедшей или заколдованной). Остальные же девицы настаивали на немедленной свадьбе с княжеским сыном, на голубом глазу подтверждая, что они — это я. А что на себя не похожа — так это всё злые чары, которые вышеупомянутая свадьба и развеет! Что примечательно, вместе с претендентками на руку и сердце моего жениха пожаловала и многочисленная родня девушек, вдохновленная внезапно открывшимися перспективами.

Рыдая от смеха, я слушала красочный рассказ Радоша о том, как разъяренный Дар собственноручно вышибал со двора обнаглевших "невест", а его папенька из-за плеча сына сулил вдогонку им и их жадным родственничкам самые суровые награды "за правдивость и изобретательность". Двух сотников отправили в опалу, а перед несчастной девицей, привезенной насильно, извинились, превознесли до небес ее скромность и вежливо выпроводили домой. И правильно сделали, удовлетворенно отметила про себя я, а то знаем мы этих скромниц!

Колокола так и не нашли; на прииски, расположенные где-то далеко на севере Западных гор, за оловянным камнем направлен большой караван, и не позже, чем к началу зимы ждут его возвращения.

Два колдуна, окопавшиеся где-то в пещерах всё тех же Западных гор, возмущенно отвергли предложение выйти из затворничества и явиться ко двору и наложили на молодого чародея, так неудачно поведшего переговоры, неснимаемое проклятие. Тешен проклятие снял, чем очень тех колдунов удивил, но решения своего они не переменили.

Ванятка теперь ни на шаг не отходит от старого чародея.

Следов старших народов пока не обнаружили (тут мы с Радошем покосились на заросли, в глубине которых ворочался и кряхтел эльф, и хором фыркнули). Теперь чародеи усиленно обсуждают, где бы их ещё можно было поискать (мы снова переглянулись и захихикали). Ванька предложил подключить к поискам драконов, чем вызвал некоторую панику.

Сейчас мы находимся довольно далеко за пределами Синедолии, к северо-востоку от скалистых и труднопроходимых Восточных гор, куда до сих пор не ступала нога человека. Радоша, решившего (причем, что примечательно, совершенно наобум) попытать счастья в этих местах, переправил сюда лично Тешен Твердый — никто, кроме старого чародея не мог создать кротовину такой протяженности, да ещё и в неизвестное место. На наш со Степкой след его вывела та самая лисица, которую кот так напугал своей общительностью. А потом оборотень повстречал Степана, что очень помогло ему вовремя поспеть ко мне на помощь.

Со змеевихой Ягирой моего друга связывают давнишние отношения. Когда-то, очень давно, Радош действительно спас ее, разрушив магическую ловушку, в которую угодила повелительница змей. Нечувствительный к магии кицунэ вернул Ягире свободу, тем самым сохранив ее жизнь и навсегда связав змеевиху узами кровного долга, нарушить который означало подписать себе смертный приговор. Справедливости ради надо сказать, что за все годы долг был востребован впервые…

Змеевихи ни за что не стали бы вступать в союз с Сивелием, поскольку всех мужчин люто ненавидели, ненавидят и будут ненавидеть до последнего вздоха, такова уж их змеевихинская сущность. Его же, Радоша, они лишь вынужденно терпят.

Я слушала друга, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. Меня переполняли самые противоречивые чувства. С одной стороны, я была рада узнать, что Дару настолько небезразлично моё исчезновение. С другой — каждое его действие мне теперь виделось сквозь закопченное стекло недоверия, семена которого так умело посеял в моей душе старый Сивелий, демон бы его побрал.

Вообще, в какой-то момент мне начало казаться, что внутри меня поселилось ещё одно существо, и этот непрошеный гость был мне очень неприятен. Он гаденько и глумливо оживлялся, слушая о злоключениях проклятого колдунами-отшельниками парнишки или о том, как незадачливые хитрецы-сотники оказались в опале. Меня всё больше и больше тревожила непонятная злость, которую я не без его помощи испытывала, когда Радош рассказывал о моем любимом чародее или хотя бы вскользь упоминал его имя. Волна ярости вдруг начинали подкатывать к горлу, заставляя меня стискивать зубы и опускать глаза. Изо всех сил я пыталась совладать со злобной тварью, что поселилось во мне, задавить её, не дать поднять голову и распрямиться в полный рост, и мне казалось, что в такие моменты я могу слышать угрожающее ворчание, которым она захлебывалось.

Я не представляла, что мне делать с этим невесть откуда взявшимся бессердечным чудищем и лишь растерянно прятала глаза и ерзала на своем месте, сгорая от стыда и приходя в ужас от одной только мысли, что Радош заметит неладное.

Но он заметил.

— Слушай-ка, подруга, — оборотень прервал свой рассказ и пристально посмотрел на меня, — да на тебе лица нет!

— Да ничего подобного, — неуверенно промямлила я и тут же отвела глаза — существо внутри меня раздраженно дернулось.

— Ну-ка, погляди на меня! — Радош взял меня за плечо и повернул так, чтобы свет от костра падал мне на лицо. Существо предупреждающе зашипело. Усилием воли я заставила его умолкнуть и сжаться в комок, а затем через силу подняла на оборотня глаза. Довольно долго время тот рассматривал меня, с каждым мигом становясь всё мрачнее. Я, судя по всему, тоже — борьба со злобным карликом внутри меня отнимала много сил и вызывала резкие вспышки досады.

— Я надеялся, что мне тогда только показалось, — в конце концов, угрюмо сообщил мой друг.

— Что именно? — прищурилась я.

Радош хмуро кивнул.

— Вот это самое.

— Да что?!

— Твои глаза.

— А что не так с моими глазами? — настороженно уточнила я.

— Они постоянно меняются, — нехотя пояснил оборотень.

— То есть, как это — меняются?! — я начала злиться.

— Ну-у, — протянул кицунэ, изучая моё лицо, — только что они были, какие и всегда, но потом вдруг посветлели, а зрачок вытянулся, став почти вертикальным. Что ты сейчас ощущала?

— Злость, — внезапно севшим голосом пробормотала я. — Я вдруг ни с того, ни с сего жутко разозлилась на тебя за то, что ты говоришь загадками. То есть, — торопливо пояснила я, — мне вовсе не хотелось на тебя злиться. Это произошло как-то само собой, будто молния сверкнула.

— У тебя был такой же взгляд, когда ты едва не накинулась на Ягиру, — задумчиво продолжил Радош. — Честно говоря, я думал, ты не удержишься и сцепишься с ней. Она убежала, а ты посмотрела на нас точно такими же глазами. Но они быстро приняли свой привычный вид, и я понадеялся, что мне всё примерещилось. Я ошибся.

— Что же это может быть? — прошептала я.

— А что ты при этом чувствуешь?

— Злость, я уже говорила, — я пожала плечами.

— Ну, а кроме злости?

— Ещё, когда я злюсь, то вдруг начинаю видеть всё вокруг чётко-чётко, будто оно очутилось прямо рядом со мною, — сообразила я.

— То есть, — попытался подытожить Радош, — ты ни с того, ни с сего вдруг начинаешь злиться. Твоё зрение в эти моменты отчего-то резко улучшается, а зрачки становятся, как у кошки. Что?.. Что я такого сказал?!!

Я вдруг почувствовала, что у меня перебило дыхание. Нет, наверное, я просто от изумления позабыла, как дышать. Ошеломленная своей догадкой, я оглушено смотрела на удивленного кицунэ, пока тот не встряхнул меня за плечо, на котором до сих пор лежала его рука. Закашлявшись, я задышала, засмеялась, заплакала, замахала руками, попыталась вскочить на ноги. Оборотень перехватил меня, затем крепко прижал к себе, и лишь тогда, зарывшись лицом в его плечо, я понемногу я начала приходить в себя и затихать.

— Так что такого необыкновенного я сказал, что вызвало в тебе такую бурю чувств? — всё ещё недоумевая, спросил Радош, когда я успокоилась, продышалась, откашлялась и напилась травяного настоя.

— Ты говорил о моих глазах, — слегка осипшим после приключившейся истерики голосом ответила я. — Ты сказал, что мои зрачки становятся, как у кошки.

— Ну и что в этом такого? — удивленно моргнул оборотень.

— Не как у кошки, — обреченно проговорила я. — Не как у кошки. Как у змеи. Змеи-оборотня…

— Ягира ведь укусила тебя, — ошарашенный страшной догадкой не меньше меня, Радош застыл.

Я кивнула.

— И не один раз.

— То есть, её яд совершенно точно попал в твою кровь.

— Точнее не бывает, — отвернувшись от кицунэ, я угрюмо обдирала иголки с еловой лапы, на которой сидела.

— Поэтому Ягира и была так уверена, что рано или поздно ты станешь одной из них! Яд, в конце концов, сделает свое дело…

— Он уже начал, — хмуро согласилась я и рассказала другу о поселившемся внутри меня злобном существе. О том, как трудно гасить вызванные им вспышки ярости. О том, как я боюсь, что рано или поздно оно всё-таки возьмет надо мною верх.

— Что же теперь нам с тобою делать? — оборотень поскреб в лохматой макушке. — Я-то думал, что мы нынче же отправимся домой. Кротовину тебе, конечно, не открыть — хоть с лопатой, хоть без, — но это ничего, уж горы-то мы как-нибудь да перешли бы. Да, а ты умеешь создавать светлячков-гонцов, ну вроде тех, что Дар делал в Долине Драконов? Могли бы ему такого послать: встречай, дескать, подробности письмом.

Создавать гонцов я не умела. Ну, никак они мне не давались, сколько я над ними ни билась. А ведь как я старалась! Согласитесь, что обидно получать коротенькие весточки от любимого (длинную даже сам Тешен не сможет отправить, слабенькие они очень, эти гонцы) и не иметь возможности переслать обратно хоть одно-единственное слово.

— Знаешь, — поразмыслив, огорченно сказал Радош, — нельзя тебе просто так идти через пол-Синедолии. Если оборотень действительно засел внутри тебя, причем оборотень не истинный (ну, рожденный, вроде меня), а обращенный, то в какой-то момент ты можешь с ним не совладать, и он вырвется наружу. Скорее всего, это будет стоить жизни не одному десятку людей, а затем и тебе самой.

— Постой-ка, постой! — начала соображать я. — Так ведь получается, что все змеевихи являются оборотнями именно обращенными, да?

— По большому счету, да, — задумчиво кивнул Радош. — Хотя с ними всё гораздо сложнее. Как утверждают легенды, давным-давно род оборотней-змей прогневал кого-то из богов. Разгневавшись, божество прокляло дерзких тварей. Извести их совсем оно не смогло — или не пожелало, сочтя такое наказание недостаточным. Нет, оно хотело продлить их страдания. Уничтожив всех мужчин рода, мстительное божество вынудило женщин совершать кровавые ритуалы обращения. Как ты понимаешь, постепенно истинных змей-оборотней не осталось вовсе. Все они обращенные, и именно их кровь течет в твоих жилах.

— Что же мне теперь делать? — непослушными губами прошептала я, невидящими глазами глядя на моего грустного друга. — Ты думаешь, выхода нет?

— Я не хочу тебя зря пугать, — ответил оборотень, смотря на меня серьезно и печально. — Я просто не знаю. Мне кажется, нам следует как можно скорее связаться с Даром, Тешеном и остальными чародеями.

— И как мы будем это делать? — уныло пробормотала я. Меня неумолимо начинала захлестывать самая что ни на есть черная тоска. Ведь я теперь даже и не человек! Радош мог сколько угодно утешать себя и меня сказками о том, что все разом подхватятся и кинутся мне на помощь. Но что-то подсказывало мне: тому, кто вольно или невольно оказался среди проклятых и отверженных, не стоит на это особо рассчитывать…. Их удел — одиночество.

Похоже, кицунэ сумел прочесть мои мысли.

— Напрасно ты не веришь своим друзьям.

— С чего ты взял, что я им не верю? — вяло возразила я, но оборотень лишь хмыкнул и утешающее потрепал меня по макушке.

Он вообще довольно быстро вернул себе свой привычный оптимизм и тут же состряпал план действий по моему спасению и возвращению домой, к любимому. Я лишь тоскливо вздохнула — про себя, чтобы не огорчать друга. Согласно его плану, я должна было поселиться где-нибудь в предгорьях основного кряжа Восточных гор и там в уединении ждать, когда Радош, перейдя через хребет, доберется до Синедолии. Если оборотню повезет, и он повстречает кого-нибудь из чародеев, то тут же с его помощью кицунэ свяжется с Даром посредством светлячка-гонца. Если нет, то ему придется добираться до Преславицы самостоятельно.

— Тебе придется нелегко, — предупредил меня друг. — Почувствовав в тебе сущность змеи-оборотня, все животные, а также лешие, водяные и горные духи, которые боятся и ненавидят змеевих, в лучшем случае разбегутся, а в худшем — станут твоими врагами. Но ты как-нибудь справишься, правда?

— А ты? — заинтересовалась я. — Почему ты их не боишься?

— Боюсь, — коротко ответил Радош, и тут же пояснил: — Если бы не клятва верности, принесенная на крови, змеевихи от меня и мокрого места бы не оставили.

— Но тогда почему ты ее спас?

— Видела бы ты ту ловушку! — мрачно буркнул оборотень. — Тому, кто ее установил, явно хотелось не столько убить, сколько помучить свою жертву. Своей магии у змеевих практически нет, всё, что они могут — это блокировать чужую (как же, как же, этого мне и в страшном сне не забыть!), причем далеко не всю, так что, когда я нашел Ягиру, то она уже не просила о помощи. Она лишь молила о смерти.

— И ты?..

— Против меня такие чары бессильны. И я вытащил ее оттуда, поскольку ни одно существо не должно так страдать, даже такое, как она. И потом, не забывай, я ведь тоже оборотень!

— Так что же получается, — запоздало спохватилась я, — ты в этих местах и прежде бывал?! А отчего не рассказывал?..

— Да нет, — нетерпеливо перебил меня кицунэ, — как раз тут я впервые. А Ягиру я встречал по ту сторону Восточных Гор, на окраине Синедолии. Судя по всему, змеевихи, хоть и привязаны к здешним землям — ну, жертвенный камень и всё такое, словом, гнездо у них здесь, — иногда совершают вылазки туда, где есть люди. А, может, и не только люди, — Радош покосился на куст с эльфом посерединке и пояснил: — Размножаться же как-то надо.

— А почему мы о них никогда не слыхали? Ну, раз уж они совершают набеги на Синедолию?

— Думаю, потому, что свидетелей не оставляют, — пожал плечами оборотень. — Мужиков — сожрать, женщин — в дело. Осторожные, гадюки! Да им, собственно, ничего другого не остается, не так уж они и сильны. Помнишь, как они от тебя ломанули — едва свою чешую не растеряли? А всё потому, что кроме временной блокировки магических сил нечего им чародею противопоставить. То-то они так хотели заполучить тебя.

Мы помолчали, наблюдая, как лучи солнца начинают окрашивать верхушки деревьев. Первый солнечный день с тех пор, как я покинула Преславицу, подумала я.

— Но вот что ты теперь собираешься делать с этим? — Радош скептически кивнул в сторону куста, в котором уже подозрительно давно воцарилась тишина.

— Не знаю, — уныло протянула я. — Я теперь не знаю, что и с собой-то делать.

— Прошу вас, пожалуйста, только не надо со мною ничего делать, — раздался за нашими спинами вежливый голос.

От неожиданности мы с Радошем подскочили и дружно обернулись, причем я ещё успела выбросить перед собой руку, скрестив пальцы для атакующего заклинания. Хм-м, а мастерство-то… э-э-э… никуда не спрячешь!

От удивления наши с оборотнем рты как открылись, так и позабыли закрыться. В нескольких шагах от нас стоял… ох! Да-а-а! Вот теперь-то я видела, что это был самый настоящий эльф, молодой и прекрасный — прям как из сказки!

Только сейчас, при свете дня, я рассмотрела, что его темные глаза были глубокого синего цвета. Длинные густые волосы волной пепельного аксамита струились по плечам, а из-под гладких прядей с любопытством выглядывали остренькие подвижные ушки. Эльф стоял очень прямо и непринужденно — было совсем не похоже, что ещё накануне он с трудом хромал за нами, морщась от боли и придерживая сломанные ребра. Его лицо…. Вчера это была изуродованная перекошенная маска. Прежде, чем привязать эльфа к жертвенному столбу, змеевихи ещё раз хорошенько над ним "потрудились", и вовсе немудрено, что я не разглядела его глаз — они представляли собою заплывшие щелочки, украшенные живописными фингалами. Но вот сегодня…

Сегодня я их отлично разглядела, слегка приподнятые к вискам омуты синего шелка в обрамлении длиннющих ресниц. Да и всё остальное вполне заслуживало внимания и восхищения: лицо идеально правильной формы, плотная гладкая кожа, всего чуть-чуть подпорченная исчезающими следами побоев, ровные брови, тонкий прямой нос, больше не напоминающий перезрелую сливу, изящно вылепленные скулы, с которых почти полностью сошли синяки, мужественный подбородок, которому заживающий порез придавал ещё большую мужественность. Ко всему прочему, эльф был прекрасно сложен, длинноног и широкоплеч — ну, может, самую чуточку чуть более длинноног и чуть менее широкоплеч, чем хотелось бы человеческому взору, но так ведь он и не человек вовсе! Узкие ладони с длинными пальцами тоже выдавали в нем другую породу, но в целом наш спутник выглядел потрясающе! Просто воплощенная красота сияющей молодости! Похоже, он покинул приютившие его кусты довольно давно — остроухий явно успел выкупаться в реке и даже привести свою одежду в относительный порядок.

А посадка головы — гордая, слегка высокомерная и вместе с тем небрежная! А осанка! Чтобы добиться такого благородного и непринужденного разворота плеч и прямой, словно стрела, спины, молодые синедольские княжичи часами стояли, прижавшись всем тылом к стене — пока не падали в изнеможении (что ни говори — упражнение полезное, но крайне утомительное, несмотря на свою внешнюю простоту!) Кое-кто из княжон — из наименее отягощенных образованием — старался не отставать от братьев. Однако рядом с нашим ушастиком все они смотрелись бы бледновато…

Зверь внутри меня плотоядно заворчал: чистенький похорошевший эльф всерьёз заинтересовал его — причем совершенно гастрономически. Я едва удержалась от того, чтобы не облизнуться.

Фу ты, гадость какая! Надо бы получше держать себя в руках.

Аллардиэля совершенно не смутили наши бесстыжие разглядывания. Сделав два шага вперед, он грациозно опустился на одно колено, прижал правую руку к груди и певуче проговорил:

— О, благородная дева! Ты спасла мою жизнь, и в благодарность за это позволь мне быть твоим вечным должником и защитником!

Я чуть не поперхнулась. Интересно, "благородный" у них — это комплимент, повод к драке или просто фигура речи? А то у них тут что-то все — благородные: и эльфы, и оборотни, и оборотнихи, и я вот теперь в эту компанию угодила. Эх, ну надо же, как меня угораздило!

Эльф невозмутимо наблюдал за моими гримасами. Он уже открыл свой четко очерченный рот, чтобы продолжить тираду, как его выступление было бессовестно прервано.

— Слав, а кто это у нас такой коленопреклоненный? — поинтересовался проснувшийся Степка, спрыгивая с подстилки из лапника, на которой он так замечательно выспался. Хотя, я так думаю, он уже довольно давно не спал, а занимался любимым делом — подслушивал. — Тебе что, подменили эльфа? Наш был такой грязненький, несчастненький, побитый; хромал, бедняжка, просто даже и пожалеть его хотелось, и по голове погладить, и медный грошик подать, и от ужина отказаться в его пользу. А этот — ты только посмотри — гладкий такой, здоровый, розовый. Сам, что хочешь, у других отнимет! Не, Славка, это какой-то чужой эльф. А ну, бродяга, отвечай немедленно: ты куда нашего доходягу подевал?!

После такого наскока с Аллардиэля мигом слетела вся важность. Он ошалело уставился на нахальное животное, разгуливающее вокруг и бесцеремонно его изучающее.

— Слав, — между тем продолжил развлекаться кошак, — что-то нам эльфа какого-то подпорченного подсунули! Смотри: сперва говорил как-то непонятно, а теперь и вовсе замолчал. Наверное, сломался…. Можно, я его цапну? А заодно проверим, может он и вовсе не живой, а умертвие какое-нибудь!

— Степа, умолкни, умолкни немедленно! — простонала я, сползая на землю и утирая слезы чистой детской радости, льющиеся рекой из моих глаз. — Прекрати, я больше не могу смеяться! Ал, не обижайся на моего котика, на самом деле он добрый и хороший, честное слово. Да встань ты! А теперь садись вот сюда, на лапник. Ты есть будешь? У нас есть кусок зайчатины и печеные земляные груши.

Аллардиэль, с опаской косясь на кота, легко поднялся на ноги и изящным движением опустился рядом со мною на подстилку. От еды он церемонно отказался, зато взвар выхлебал одним махом. После этого сделал некий изысканный жест рукой и произнес:

— Высокочтимая Веслава, не будешь ли ты так любезна представить меня своему спутнику, чтобы я мог выразить свою глубочайшую признательность этому храброму и благородному господину?

Радош радостно хрюкнул у меня за плечом и начал тихонько постанывать — от счастья, должно быть. Я собрала остатки воли в кулак — чтобы тоже не заржать во весь голос — и ответила как можно ласковее:

— Я с удовольствием познакомлю вас. Радош, это Аллардиэль. Он эльф. Ал, это мой очень близкий друг Радош. Он оборотень, кицунэ. Только прошу тебя, если ты не хочешь, чтобы мы оба лопнули от смеха, прекрати так выражаться. Говори по-человечески — ох, виновата, по-эльфийски! Но по-человечески.

Эльф изумленно захлопал глазами. Радош, всё ещё посмеиваясь, протянул через меня свою не очень-то чистую лапу. Ал сперва уставился на нее в недоумении, а потом быстро схватил и пожал. Уф-ф!

Затем эльф уселся поудобнее и, как ни в чем не бывало, спросил, кивая на Степку:

— Не скажешь ли мне, благородная Веслава, что это за волшебный зверь с тобой?

"Волшебный зверь" спесиво раздулся и от удовольствия зажмурился. Я захихикала.

— А это Степка, мой кот, прошу любить и жаловать. Болтун, хулиган и страшный ругатель. Злопамятен. Не завидую тому, кто попадет на его острый язычок. Я его очень люблю, — при последних словах нахмурившийся было Степка размяк и немедленно полез ко мне целоваться. — Но Ал, я тебя ещё раз прошу, перестань говорить так, будто ты на приеме у великого князя!

— Я нормально говорю, — насупился эльф.

— Нормально ты со мною в тюрьме разговаривал! — огрызнулась я. Ал слегка порозовел. Видно, вспомнил, как мы там лихо переругивались. Я, между тем, продолжила сладким голосом: — Согласись, глупо разводить ненужные церемонии с тем, с кем два дня провел в одной камере, причем у вас была одна нужная бадья на двоих, а из напитков — только пиво!

Несчастный эльф зарделся, как маков цвет. Не ожидавший от меня подобной выходки Степка выпучил глаза так, что стал похож не на кота, а на сову. Радош же молча погладил меня по плечу и вновь сочувственно вздохнул — дескать, и досталось же тебе, подруга! Змея внутри меня обиженно завозилась — она не любила, когда смеялись. Зверюга сторонилась и боялась смеха, точно так же, как это делают злоба, хамство, зазнайство и напыщенность.

— Ну, ладно, — вдруг сказал Ал совершенно нормальным голосом, — тогда давай мне зайца и — что там у тебя ещё есть? Лопухи?

— Земляные груши, — высокомерно поправила его я, рассмеялась и начала выкладывать на широкий лист сладкие печеные клубни.

— Скажи мне, — чуть погодя спросил эльф с набитым ртом, — а твой кот — это кто? Детеныш рыси?

Степка от неожиданности мяукнул. Если с "рысью" Ал ему явно польстил, то на "детеныша" кошак надулся. Какой ещё к лешему детеныш?! Что ли не видно сразу мужчину во цвете лет, личного друга ведьмы и обожателя самой великой княгини?!! Фыркнув, Степан удалился в кусты, оскорбленно подергивая хвостом и бормоча себе под нос: "Детеныш! Это ж надо до такого додуматься! Детеныш! Да сам ты детеныш, нахал ушастый!"

— Эк тебя угораздило! — отсмеявшись, я похлопала удивленного эльфа по плечу. — Степка век тебе этого не забудет. Так что, не хочу тебя пугать, но теперь жди от него всяческих пакостей.

— Я не понял, я что такое сказал-то? — испуганно переспросил Ал.

— Ну как же? — лукаво ответил Радош. — Обозвал матерого котяру, грозу всех крыс и кошек Синедолии, детенышем! У вас что, совсем нет кошек?

Ал покачал головой.

— Хвала Священному лесу, таких — нет! А что, у вас они все… вот как этот?!

— Нет, — успокоила я остроухого красавчика, — наш — единственный в своём роде.

— Да уж, не повезло вам…. А что это вы опять хохочете?

— Нет, нам повезло, — захихикала я, — уж так повезло! Да ладно, Жыж с ним, с этим Степкой. Ты мне лучше вот что скажи: как это ты ухитрился за одну ночь так восстановить своё здоровье? Ты же, вроде, пока мы с тобою скучали в тюрьме, рассказывал, что у вас, эльфов, магии нет?

— Магии нет, — согласно кивнул Аллардиэль, дожевывая печеную земляную грушу. — То есть, среди нас больше не существует тех, кто может наколдовать грозу, или заговорить меч, или создать огненный боевой шар. Но каждый эльф от рождения обладает способностью говорить с растениями. Любой из нас способен за три дня вырастить из семечка яблоню и собрать хороший урожай. Так же мы чувствуем все целебные или ядовитые травки, так что в лесу я с легкостью могу залечить любую рану. А, кроме того, мне несказанно повезло. Вот это — эльф благоговейно указал на серебристый кустик, в котором провел минувшую ночь, — дрожалка малая, которую ещё называют дыханием эльфов. Кстати, совершенно справедливо называют. Это необыкновенное растение, на которое мне посчастливилось набрести, щедро поделилось со мною своими силами, сок его листьев зарубцевал мои раны, а плоды (видишь крохотные белые горошинки на кончиках веток?) помогли срастить сломанные ребра и вылечить внутренние ушибы. Нет, Веслава, не стоит так жадно на него смотреть. Я вовсе не уверен, что оно таким же образом действует и на людей. Кроме того, его нельзя хранить. Повезет — найдешь в лесу и вылечишься, нет — что ж, попробуешь что-нибудь ещё.

— Слушай, — я алчно уставилась на Аллардиэля, — а как бы мне побольше узнать о ваших травах?

— Нет ничего проще, — охотно кивнул эльф и вдруг встал. Церемонно поклонившись изумленной мне, он торжественно провозгласил: — Благородная Веслава, позволь сопроводить тебя и твоих благородных друзей под сень Священных Деревьев, на земли эльфов!

Ох! Ну, снова ушастого потянуло в его излюбленные "благородные" дебри! Честное слово, если его и впредь будет так заносить, то я долго не выдержу! Или же он не переживет моей реакции…

Однако не это поразило меня больше всего.

— Ал, а ты, часом не рехнулся? — я очень невежливо покрутила пальцем у виска. Что поделаешь, стресс, тут уж не до поклонов! — Вспомни, как ты сам меня чуть не разорвал, едва узнав, что я — человек? Тогда меня спасло только то, что ты сидел на цепи, словно Тузик на веревочке. И после этого ты всерьез предлагаешь мне добровольно явиться на земли эльфов? Да от меня там даже мокрого места не останется! Шкуру спустят и на барабан натянут. Или я что-то упускаю? Тогда в чем тогда соль шутки-то? — в недоумении я обернулась к Радошу. Оборотень, которого я посвятила во все подробности нашего с Алом знакомства, выглядел не менее ошарашенным.

На эльфа моя тирада не произвела никакого впечатления. Он невозмутимо повел ушами и сказал — на этот раз своим нормальным голосом, без подвываний:

— Ты глубоко ошибаешься. Впрочем, это вполне объяснимо — ведь ты человек и не знаешь наших обычаев. Дело в том, что эльфов после войны Старших народов с людьми осталось очень-очень мало. Да, мы живем долго, болеем редко, а большинство ран для нас неопасны. Но если прежде эльфийки за свою жизнь рождали трех, иногда даже четырех детей, то теперь — не более одного, редко двух, а последнее время отчего-то всё чаще и вовсе остаются бездетными. Поэтому жизнь каждого Перворожденного драгоценна. Пойми, с каждым десятилетием эльфов становится всё меньше и меньше. Некоторые кланы уже практически полностью вымерли…. Поэтому мы считаем себя в неоплатном долгу перед каждым, кто спас жизнь хоть одному из нас. Теперь не только я являюсь твоим пожизненным должником, но и весь народ эльфов! Ни один волосок не упадет с твоей головы в наших лесах, хотя ты и человек! Ну, а с истинными оборотнями мы вроде никогда и не враждовали, — Ал ещё раз неуверенно поклонился, на этот раз в сторону Радоша.

Я ошеломленно молчала, переваривая услышанное. Но тут подал голос молчавший до сих пор оборотень.

— Всё это, конечно, здорово! Но беда в том, что, строго говоря, Веслава больше не человек. Точнее сказать, не совсем человек.

— Не совсем человек? — слегка приподнял идеальные брови эльф. — А тогда кто же?

— Видишь ли, вчера ее едва не обратили в змеевиху (Ал при этих словах передернулся, а я нахмурилась: мне вовсе не хотелось лишний раз об этом вспоминать и тем более — говорить). Обряд не был завершен, поскольку сперва сама Веслава отказалась тебя убивать, а затем и мне посчастливилось вмешаться. Однако мы не можем закрыть глаза на то, что обряд был инициирован, и, что самое главное и неприятное, Ягира успела напитать тело Славки своим ядом. То есть, надо понимать, что змеевихой она не является ("Пока не является", пробормотала я), однако вторая сущность уже в ней обосновалась — и прочно.

Эльф недоверчиво хлопал глазами.

— Короче, — резче, чем мне хотелось бы, перебила я оборотня, — эта дрянь засела во мне. Ни я, ни Радош не знаем, что она собирается делать и как от нее избавиться. В какой-то момент она может попробовать одолеть меня — уже пыталась. А при определенных… кхм… условиях обращение может совершиться, и я стану полноценной змеевихой. Как тебе этот вариант? Всё еще хочешь пригласить меня в гости? — Я вызывающе улыбнулась, оскалив зубы. Змеюка внутри меня довольно зашипела — похоже, ей нравилось моё растущее раздражение. Да и против сочного питательного эльфа она совсем не возражала…

Неожиданно Аллардиэль беспечно рассмеялся.

— И это всё? Ты что, и вправду считаешь, будто это что-либо меняет? — с совершенно искренним недоумением спросил он.

— Считаю! — твердо кивнула я. Радош осторожно пожал плечами. — Считаю, что если ты приведешь с собою человека со второй сущностью змеевихи, пусть даже и скрытой, то вряд ли твои соплеменники станут вспоминать о том, кто там кого и когда спасал!

— Ах, Веслава, — укоризненно покачал головой Ал, — ты не имеешь представления, о чем говоришь! И, кстати, твои слова очень обидны! Я ведь уже сказал, что мой народ примет в свою семью любого, кто спасет жизнь эльфа, и будет с благодарностью выплачивать ему долг вечной признательности. Даже если бы на твоем месте была сама повелительница змей!

Я с сомнением пожала плечами и отвернулась. В то, что говорил Аллардиэль, было сложно поверить. Между тем, эльф вкрадчиво продолжил:

— Кроме того, к большинству ядов возможно подобрать противоядие…. Как знать — может, наши целители сумеют тебе помочь?

— Слав, а он ведь дело предлагает, — задумчиво заметил Радош. — Собственно, что тебе терять-то? У эльфов ты будешь в большей безопасности, нежели в неизвестной горной пещере. Заодно пообщаешься с ними, заведешь новых друзей. Я же смогу спокойно, не дергаясь, разыскать Дара, и мы за тобой придем. И думаю, не только мы, — многозначительно сверля меня глазами, добавил он.

Ну, конечно, хмуро подумала я, примчатся, ясное дело, если не за мной, так к эльфам!

— Слав, немедленно перестань думать всякие глупости, — тут же предостерег меня чересчур проницательный оборотень. — Хвост даю на отсечение, что Дар полетит за тобою даже в ледяную пустыню! А я ему помогу найти дорогу, в конце-то концов, кицунэ я или нет?!

— И что это такое интересное вы тут без меня обсуждаете? — вынырнувший из-за куста Степан обвел нас подозрительным взглядом. Самое интересное, что я ничуть не сомневаюсь, что серый негодник и не отходил от нас дальше, чем на десяток шагов — подслушивал. Однако сыграно было мастерски — так отчего ж не уважить исполнителя?

— Да вот, Степушка, Ал приглашает меня посетить земли эльфов.

— Тебя одну? — сощурился кот.

— Да нет, отчего ж одну? Всех приглашает. Но Радошу нужно срочно попасть в Синедолию.

— А тебе что, не нужно? — удивился Степка.

— Да как тебе сказать… нужно, конечно, но не так сразу. Попозже. Когда Радош за мной вернется. Ты же волен выбирать, остаться со мною или нынче же отправиться домой.

Кошак выгнул спину и гневно зафыркал. Его совершенно точно не смущала моя вторая сущность, которую, по идее, должны люто ненавидеть все животные.

— Да прям щас! И отпустить тебя вдвоем с этим ушастым охальником?! Так он же к тебе всю дорогу приставать будет!

Несчастный эльф, непривычный к Степкиным выходкам, побагровел до самых кончиков пальцев.

— Да не буду я, не буду, — сбивчиво забормотал он, но кот его тут же перебил.

— Будешь-будешь! — "утешил" он разволновавшегося Ала и задумчиво добавил: — Все вы только об одном и думаете. Да я и сам такой…

К вечеру третьего дня мы распрощались с Радошем, который проводил нас подальше от тех мест, где ещё могли повстречаться змеевихи. Под охраной оборотня мы спустились далеко вниз по берегу всё той же самой Сухони (так называлась та самая речка, к которой на прошлой седмице нас со Степкой вывел лесной ручей). Огибая обширный, поросший лесом невысокий кряж, река сильно отклонилась к югу, стала немного шире, но при этом заметно обмелела.

После Калинова дня, ближе к середине месяца зарева, обложные дожди сменились ровным сухим теплом, которое, однако, уже содержало в себе намек на близкую осень. Несмотря на дневную жару, ночи оставались холодными, и всё чаще глаз выхватывал из плотной зеленой массы леса то рано пожелтевшие листья березы или бука, то пестро-малиновый вяз.

Шли мы быстро. Всем хотелось как можно скорее покинуть здешние места, а особенно — Алу, который всё рвался к некому броду, перейдя по которому на другой берег Сухони, мы бы очутились в аккурат перед устьем глубокой расщелины, насквозь рассекающей кряж — в самом начале дороги к землям эльфов. К ночи мы падали почти замертво, едва сжевав наскоро приготовленный ужин, так что о посиделках у костра можно было даже не мечтать. Несмотря на то, что от змеевих нас прикрывал Радош, я всё же постоянно поддерживала минимальный охранный контур и вообще была настороже — кто его знает, что там ещё может выскочить на нас из лесной чащи в следующий момент. Отчего-то чары день от дня давались мне всё с большим трудом: неутомимость и взвинченность первого дня нашего совместного путешествия прошли, и теперь я, к своему огромному удивлению, даже не успевала полностью восстанавливаться за ночь. Волшбе сильно мешала и поселившаяся внутри меня змеиная сущность. Едва я хоть немного усиливала заклинание, как зверюга в моей груди тоже оживлялась и принималась настойчиво рваться наружу, науськивая меня то на эльфа, то на оборотня, а то хоть на кота. Мне приходилось тратить уйму сил на то, чтобы держать злобную тварь в узде.

Хвала Богам, хоть о пище мне теперь не приходилось заботиться! Увешанный с ног до головы оружием Аллардиэль (он каждое утро прилежно нацеплял на себя всю свою сбрую: меч-полуторник в гладких кожаных ножнах; второй меч, покороче, скорее даже не меч, а длинный кинжал; два ножа-засапожника; на обоих предплечьях по серебряному клинку в наручных ножнах; легкий лук, тул со стрелами, кожаный чехол с полудюжиной сулиц… уфф! и как он это всё тащил?!) оказался прекрасным стрелком. Да и Радош не отставал от остроухого нелюдя. Большую часть пути он проводил то в облике волка, то — лиса, что неплохо сказывалось на наших обедах и ужинах. Степка, кажется, ревновал к их охотничьей славе, но виду старался не показывать.

Расставаясь с Радошем, я к своему стыду не сумела сдержаться и снова разревелась у него на плече. Мне не только приходилось прощаться с другом, едва встреченным после долгой разлуки. Он возвращался домой, где его ждали любимые мною люди, дорога к которым была для меня закрыта надолго, если не навсегда.

И там был Дар, которого, несмотря ни на что, я по-прежнему любила так, что когда думала о нем, то у меня темнело в глазах и начинало замирать сердце…

Переправившись через реку, мы с Аллардиэлем и Степкой углубились в ущелье, узкое и извилистое, с отвесными стенами и неровным каменистым дном — будто неведомый великан подхватил холм и разломил его пополам, словно краюху хлеба, рассыпал крошки, а затем передумал ее есть и просто положил обе половинки рядом.

Идти стало намного тяжелее. Хотя эльф неплохо знал эти места, а, может, именно поэтому, мне пришлось усилить защитный контур и не убирать его ни на миг: если верить его словам, в лесах по обе стороны кряжа водилось огромное количество разного хищного зверья, в том числе и такого, о котором обычно пишут в книгах вроде "Ста магических животных нашего мира". Хорошо, если Жар-Птица навстречу выпорхнет? А если пещерная химера или болотная гарпия сиганет на голову с обрыва?! Чик-чирик! На ночь я вообще накрыла место нашего привала двойным охранным куполом, усиленным отпугивающими чарами. Как выяснилось, не напрасно: утром в какой-то полусотне локтей от костра Ал наткнулся на очччень неприятные следы. Что ж, паре росомах и одинокому волкодлаку пришлось поискать себе ужин в другом месте.

В течение первой половины следующего дня нам дважды пришлось делать привалы, чтобы я хоть как-то могла восстановиться, вбирая силы своей стихии. Во второй половине — уже трижды. Правда, змея и тут не дремала! С каждым разом мне становилось всё труднее устанавливать магическую связь с землей, и без того покрытой россыпью мелких серых камней. Гадкая тварь и сама была бы не прочь попользоваться той энергией, которую я впитывала в себя. Постоянная борьба с моей второй сущностью невыносимо злила и донельзя изматывала. Я чувствовала, как раздражение распирает меня изнутри, словно изголодавшегося медведя-шатуна. Казалось, воздух вокруг меня сгущается и начинает потрескивать, когда я в очередной раз стискивала зубы, стараясь не завизжать во весь голос. В такие моменты даже бесцеремонный Степка держался от меня подальше и переставал подкалывать настороженного эльфа.

Ночевать нам снова пришлось в ущелье, а назавтра незадолго до полудня его стены наконец-то расступились, и мы вышли на широкую, заросшую цветущей лапчаткой поляну. Перед нами сплошной стеной стоял густой лес. Лес! Лес!!! Наше настроение сразу улучшилось: что ни говори, а узкая каменная расщелина, в которую почти не попадал солнечный свет, действовала на нервы не только мне.

Идти стало веселее. Мне по-прежнему приходилось делать незапланированные остановки, чтобы восстановить подозрительно быстро убывающие силы, но змеюка слегка попритихла, и я без особого труда справлялась со вспышками раздражения. Аллардиэль тоже немного расслабился и большую часть пути развлекал нас со Степкой смешными байками. Попутно он то и дело отщипывал то листочек, то веточку, то молодой побег, то ягодку с разных кустиков-травок и распихивал всё это добро по карманам (я с жадным любопытством следила за ним). Пару раз я принималась его расспрашивать о жизни в лесу эльфов, но нелюдь отвечал не очень охотно, и я не стала настаивать — скоро и сама всё увижу.

Еще не начало смеркаться, когда мы вышли к берегу неширокой быстрой речки со смешным названием Тойра. Дальше было решено не идти — хотелось, наконец, как следует отдохнуть и выспаться. Пока пеклись добытые эльфом утки, я не отказала себе в удовольствии хорошенько вымыться в чистой студеной воде — со дна Тойры били ледяные ключи. После купания и ужина я немедленно начала клевать носом, и Аллардиэль галантно предложил мне не мучиться, а ложиться спать на приготовленную им лежанку из лапника и лещины. Что я и сделала. Спокойной ночи.

Под утро мне приснился Дар. К моему огромному сожалению, он очень редко приходил ко мне в сновиденьях. И каждый раз я просыпалась в слезах: во снах мой любимый чародей уходил от меня, он терялся в тумане, или в густых лесных зарослях, или звал меня откуда-то из пустоты, и я всё старалась догнать его, спотыкаясь о корни и камни, разбивая в кровь колени, звала, кричала… но всё впустую…

На этот раз Дар никуда не исчезал. Он стоял на противоположной стороне пестроцветного луга и, слегка улыбаясь, ласково смотрел на меня своими серебристо-серыми глазами, протягивал ко мне руки. Я неуверенно окликнула его и сделала осторожный шаг, затем другой, опасаясь, что снова, как и в прежних снах, буду бежать на одном месте, не в силах приблизиться к любимому ни на пядь. Но на этот раз всё было иначе.

Дар сам пошел мне навстречу, затем побежал. Подхватив на руки, он крепко прижал меня к своей груди, а потом поцеловал — так, что я едва не потеряла сознание от счастья. Очень бережно чародей опустил меня на теплую шелковистую траву и склонился над моим лицом. Засмеявшись, я сама обняла его, с наслаждением погрузила пальцы в мягкие густые волосы и зажмурилась от удовольствия, отдавая себя его ласкам. Горячие твердые губы всё настойчивее целовали меня, руки нежно и сильно гладили и сжимали мои плечи, и на целом свете не существовало ничего, что сумело бы оторвать нас друг от друга. "Только никуда больше не уходи, не оставляй меня!" — умоляюще бормотала я, дрожа от возбуждения и всем телом прижимаясь к возлюбленному. "Нет, нет, не бойся, моя любимая, я всегда буду рядом!" — между поцелуями шептал мне он.

Внезапно всё изменилось. День померк; стало холодно, очень холодно. Сочная трава и луговые цветы прямо на моих глазах ссохлись, почернели и рассыпались в прах. Вдруг я поняла, что мы лежим не на лугу, а на мертвом болоте, и с каждым движением медленно погружаемся в бурую вонючую топь. От ужаса у меня перехватило дыхание. Я попыталась поползти к краю трясины, но Дар лишь крепче обнял меня, не давая сдвинуться с места. "Милый, ну пожалуйста, пожалуйста, нам надо скорее отсюда уходить!" — молила его я, но он настойчиво продолжал целовать моё лицо и шею, загадочно улыбаясь и повторяя: "Не бойся, любимая, мы с тобой теперь всегда будем рядом!"

Забившись, я попробовала оторвать от себя руки чародея, но безуспешно. Сыто чавкнув, болото поглотило нас, и губы Дара заглушили мой последний крик…

Задыхаясь, я распахнула невидящие глаза и попыталась сесть, однако не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. Мой сон продолжался наяву, но только к мягкой подстилке меня нежно прижимал вовсе и не Дар. И губы, покрывавшие поцелуями моё лицо, и руки, настойчиво обнимавшие моё тело, были не его. И глаза, сиявшие передо мной в сумеречном предрассветном мареве, были совсем не серебристо-серые, а синие, напоминавшие в отсвете костра мокрый шелк…

С шипением я втянула в себя воздух. Эльф, тварь длинноухая, чтоб его!!

Ярость вскипела внутри меня с такой сокрушительной силой, что на какой-то миг мне показалось: вот-вот она затопит весь лес, воспламенит его и спалит дотла. Мгла неожиданно расступилась, и вокруг стало светло, почти как днем. Я могла видеть каждую травинку на полянке, каждую иголку на растущих вокруг соснах, каждую самую крошечную трещинку на камнях и коре деревьев. Я с интересом наблюдала, как в ужасе расширились глаза Аллардиэля — наглые синие глаза, в которых мне без малейшего труда удавалось рассмотреть каждую черточку и точку, — а по его виску вдруг потекла большая мутная капля пота. Сердце эльфа заколотилось с удвоенной, нет, утроенной скоростью — я слышала это, а моих ноздрей коснулся самый лучший запах на свете — запах всепоглощающего страха.

Лютая ненависть захлестнула меня с головой. Всё, что я теперь могла ощущать — это несокрушимое желание вцепиться в горло трясущемуся передо мною существу и рвать его плоть до тех пор, пока в ней останется хоть капелька жизни. Я зашипела и медленно подалась вперед, намеренно оттягивая тот сладкий момент, когда на моих клыках запенится горячая кровь. Боль от промедления доставляла мне некое извращенное удовольствие.

— Славка! Славка, ты что? Очнись! Приди в себя, ну?! — раздался истерический вопль. Орал кто-то очень знакомый — настолько знакомый, что я даже решила не торопиться убивать эльфа и слегка повернула голову, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть такой смелый?

Степан, выгнув спину и распушив свою шерсть так, что стал похож на перепуганного ежа, рассерженно смотрел на меня огромными желтыми глазами. В них я не обнаружила ни капли страха, что было весьма удивительно — ведь я ненавидела всё вокруг, и его тоже. Я даже сделала едва приметное движение в его сторону, но вместо того, чтобы благоразумно бежать, зверек возмущенно и протяжно мяукнул, подскочил ко мне, смачно грызанул за ногу, отпрыгнул назад и что было силы гаркнул:

— Не смей!!

От боли я дернулась и ощутила, как яростно забилась внутри меня змеища, но ее время было упущено. Пелена ненависти поблекла и истончилась, а расступившаяся мгла снова сгустилась в плотные предрассветные сумерки. Сморгнув, я из последних сил обернулась к растерянному эльфу и от всей души впечатала кулак в его идеально вылепленную скулу.

— Ох, ты меня и напугала! — в который раз повторил Степка, устроившийся рядом со мною на подстилке из лапника. — Так напугала, так напугала! Это ж надо же было такую зверскую рожу скроить! Ты сам-то видел этот ужас? — это уже эльфу, жалко сгорбившемуся по другую сторону костра. Кот уже всласть сплясал на костях поверженного и деморализованного противника и теперь позволял себе продемонстрировать чуточку великодушия и снисходительности.

Уже совсем рассвело. Всё это время я пролежала ничком, никак не реагируя на приставания Степки и не отвечая Аллардиэлю, который несколько раз пытался со мною заговорить. Во мне не осталось ничего — ни боли, ни ужаса, ни стыда, лишь сосущая пустота и безразличие. В отличие от кота я прекрасно понимала, что со мною произошло. Моя вторая сущность терпеливо выждала и, застав меня врасплох, нанесла почти безупречный удар. Ещё немного — и моё перевоплощение было бы завершено, а глупенький эльф, решивший скрасить неблизкий путь небольшим романтическим приключением, всё-таки стал бы той самой жертвой, без которой я до сих пор ухитрялась оставаться человеком — почти человеком. Происшедшее со мною ясно показало: мне нет пути домой, но так же мне нет дороги туда, где я могу повстречать других разумных существ. Моя вторая сущность вынуждала меня к абсолютному одиночеству. Что ж — значит надо с этим смириться, принять свою новую жизнь, какой бы она ни была. Я молча поднялась с подстилки, на которой лежала, и, не обращая внимания на моих встрепенувшихся спутников — пока ещё спутников, — пошла к реке. Зайдя за разросшуюся иву, я разделась, а затем долго плавала в холодной прозрачной воде. Потом, окончательно придя в себя, вернулась к костру, на ходу отжимая намокшую косу и вытряхивая из башмака забившийся туда камешек.

— Завтракать будешь? — как ни в чем не бывало поинтересовался кот. Я кивнула, снимая с рогатины берестяной котелок со вчерашним остывшим травяным настоем. Ал, упорно смотрящий куда-то в сторону, протянул мне кусок холодной дичи. Под левым глазом эльфа созревал роскошный фингал — вмазала я ему точно от всей души!

— Ты бы себя только видела! — между тем вернулся к теме дня Степан. — Я так и не понял, как ты такую мерзкую харю умудрилась слепить? Нос плоский, глаза горят жутким пламенем, зрачки-щелочки… Славка, а как это ты сумела сделать глаза, прямо как у меня, а?

Не отвечая растрещавшемуся коту, я пристально посмотрела на Аллардиэля и сурово спросила:

— Ты хоть понял, что я могла убить тебя?

Эльф поднял на меня испуганные и несчастные глаза. Мне показалось, что передо мной сидит маленький растерянный мальчик, даром что я ему едва доставала макушкой до подбородка.

— Есть ли у меня хоть какой-нибудь шанс заслужить твоё прощение?

Я вздохнула. Ну при чем тут теперь разговоры о моём прощении? Похоже, остроухий так и не понял, что сегодня "благодаря" ему у меня уже началась внешняя трансформация…

— Ал, ты, конечно, повел себя гнусно. Но сейчас я не могу и не хочу об этом говорить. Я чуть не убила тебя и не обратилась сама. Ты что, настолько легкомысленный, что успел позабыть о моей второй сущности? И о том, что она рвется наружу? А ты к тому же решил ей немного помочь, да?

— Ты позвала меня, — опустив глаза, пробормотал эльф.

— Прости, что?!

— Ты позвала меня во сне…

— Знаешь, ты уж не обижайся, друг мой, — насмешливо сощурилась я, — но если я кого-то и звала, то вовсе не тебя!!

— Ты несколько раз звала меня, — упрямо повторил Аллардиэль, — и я пришел, не мог не придти, тем более что уже не первый день думал о тебе.

Мы со Степкой переглянулись и захохотали, я — уныло, а кот — издевательски.

— Что, мальчика на любофф потянуло? — ехидно спросил он, а я вдруг заинтересовалась:

— Ал, а тебе вообще-то сколько лет?

Ушастый нелюдь понурился. Помявшись, он буркнул

— Восемьдесят один.

От удивления я выронила пустой котелок, который бойко покатился в огонь. Судя по тому, как эльф произнес это, ему явно хотелось иметь возможность назвать другое число. Откинув ногой берестяную посудину, решившую храбро погибнуть в муках, я с подозрением уточнила:

— А это много или мало?

— Достаточно! — Аллардиэль с вызовом посмотрел на меня. — Я воин и охотник.

Ага. Понятненько.

— Ну да, ну да, — тут же влез неугомонный кот. — А сколько тогда лет остальным охотникам и воинам твоего народа?

— По-разному, — промямлил Ал. — Кому сколько.

— Что ж, поставим вопрос по-другому, — продолжил резвиться Степан, который уже, несомненно, догадался, что наш эльф был крайне юн — по меркам своих соплеменников, конечно. — А сколько лет, скажем, вашему правителю?

Эльф порозовел.

— Он довольно молод. Минувшей зимой сравнялось сто пятьдесят три…

Я поперхнулась и закашлялась. Степка осклабился, придумываю новую подковырку. Несчастный Ал! Вредный кошак ему теперь проходу не даст! Ну, точно!

— А ты вообще-то совершеннолетний? — невинно поинтересовался кот, заставив Аллардиэля вспыхнуть до самых корней волос. — Вот, Славка, а ты в свои неполные двадцать всё переживаешь, что старость не за горами! (врун, ох врун бессовестный!! когда это я переживала-то?!)

Я сочувственно посмотрела на пунцового эльфа. Бедный парень! Теперь мне стала понятна та куча железа, которой он обвешивался с ног до головы. Впрочем, это не помогло ему избежать плена.

— Ал, — я решила, что пришла пора сменить тему, — ты на меня не обижайся, но дальше наши с тобою пути расходятся, — и, глядя на вытянувшееся лицо эльфа, пояснила: — Совсем расходятся. Ты отправляйся домой, а я вернусь назад и пойду к горам. Там и подожду Радоша.

— Ты что, ты что? — забормотал ошеломленный Аллардиэль. — Это всё из-за меня, да?! Ну, прости, прости, пожалуйста! Клянусь, что больше это не повторится!!

— Ал, да верю я тебе, верю, — я постаралась звучать как можно убедительнее. — Но это ничего не меняет. Я просто должна оставаться в одиночестве. Понимаешь?

— Нет! — решительно замотал головой нелюдь. — Не понимаю. Тем более что, даже если ты откажешься идти к Священным Деревьям эльфов, я всё равно последую за тобой. Ты уже дважды спасла мою жизнь и ещё два раза не убила, несмотря на зов твоей второй сущности. Мой долг — защищать тебя от любых напастей, которые могут повстречаться на твоем пути!

— Даже против моей воли? — обреченно уточнила я, предвидя ответ.

— Даже против твоей воли, — торжественно сообщил приободрившийся Аллардиэль.

— А если я освобожу тебя от твоего долга?

— Это невозможно! — радостно ответил ушастый. Быстрым движением он выхватил из-за голенища обоюдоострый нож, небрежно чиркнул лезвием по своей ладони и, вытянув руку так, чтобы кровь густыми каплями падала в костер, проговорил: — Веслава, кровью Перворожденного клянусь, что никогда не обижу тебя словом или делом, и буду защищать от любого врага! Огонь и земля тому свидетели!

Я ошеломленно молчала, уставившись на эльфа, который с довольным видом снова уселся напротив меня. Он сделал это! Остроухий паршивец привязал себя ко мне практически такой же клятвой, которая позволила Радошу одолеть змеевих. Судя по всему, хотя содержание обетов и различалось, их суть от этого не менялась: против того, кто осмеливался нарушить своё слово, восставали не только призванные в свидетели духи земли и огня, но и собственная кровь, буквально вскипавшая в жилах клятвопреступника.

Общее мнение выразил, как всегда, Степка. Покрутив остроухой головой, он протянул:

— Ну ты, Славка, и вляпалась же по самые уши в кое-чью… ммм… благодарность!!

— А ты бы вообще помалкивал, умник! — огрызнулась я, очень недовольная. — Тоже мне, страж! И под каким кустом ты минувшей ночью дрых, когда нашего ушастика на подвиги потянуло?

— Ну я же извинился, — обиженно проныл эльф, приматывающий к порезу мясистый лист трипутника. Но я не сдавалась.

— И что с того?! Что, если я снова выйду из себя, и проклятая змеюка всё-таки возьмет верх? А если это случится, когда я буду среди эльфов? Ты об этом подумал, а?

— Подумал, — серьезно ответил парень. — Не случится. Я точно никогда больше не обижу тебя — я принес клятву! А дома наши целители и старейшины обязательно найдут противоядие от этой дряни. Если потребуется, то я лично оправлюсь за ним хоть на край света!

— А я больше глаз с тебя не спущу, — с готовностью пообещал Степка, которому совершенно не улыбалась перспектива в отсутствие Радоша снова пересекать земли змей-оборотней. Погрозил Алу лапой и посулил: — Вот я тебя, охальник! У-у-у!!!

— Веслава, — несмело заглянул мне в глаза эльф, — пожалуйста, не прогоняй меня!

— Ладно, — сдалась я, устав пререкаться. — Но чтобы никто больше не расслаблялся. Запомните оба: как только я теряю или хотя бы немного ослабляю самоконтроль, моя змеиная сущность тотчас же становится сильнее. Если вы поможете сдерживать мой новоявленный норов, то, может, нам и удастся добраться живыми до ваших старейшин. Ал, иди-ка сюда, дай я тебе хоть синяк под глазом заговорю.

— Да не надо, — беспечно махнул рукой повеселевший Аллардиэль. — Сейчас по дороге нужную травку найду, приложу, и до вечера всё пройдет. А вообще, на нас, эльфах, всё и так быстро заживает.

— Это я уже заметила. Но зачем же ждать? Тем более, я тебе этот фингал и поставила. Иди, не ломайся!

Эльф покорно подсел ко мне. Накрыв синяк рукой, я зажмурилась, сосредотачиваясь и направляя на него волну своей силы. И забормотала заговор, один из моих любимых. Сколько раз я с его помощью себе самой следы от ушибов сводила! Дочитав заклинание до конца, я удовлетворенно потянулась и открыла глаза. Первое, что я увидала, была Степкина счастливая мордаха. С выражением искреннего восторга кот любовался свежевылеченным Алом…

Ох! Неужели же на эльфов именно эти чары действуют иначе, чем на людей?! Я снова зажмурилась — на этот раз от ужаса.

Синяк-то, конечно, прошел — в том смысле, что прошел под глазом. Вместо него идеальное лицо Аллардиэля было сплошь покрыто некрупными сине-фиолетовыми пятнышками….

Я почувствовала себя полностью, ну просто совершенно отомщенной!..

— Всё в порядке? — между тем поинтересовался ничего не подозревающий эльф, ощупывая свою переставшую болеть скулу без малейших признаков отека. — Как я теперь выгляжу?

Я критически оценила результат своего труда и честно ответила:

— Как смерть в горошек!

Следующие два дня прошли без особых приключений. Никто никого не загрыз, никто ни на чью честь больше не покушался. Обещанные магические животные, которых я старательно повсюду высматривала, не появлялись. Обычного зверья было сколько угодно, но сытый месяц зарев не располагал хищников к желанию поохотиться на самоуверенную и хорошо вооруженную дичь. Ведомые Аллардиэлем, мы стремились поскорее добраться до некоего урочища Каменных Великанов, пройдя которое, мы окажемся всего в полутора дневных переходах от земель эльфов.

Что меня поражало, так это почти полное отсутствие в этих краях нежити — словно мы и не покидали земли змеевих, которые, как я теперь знала, внушали нечистикам и зверью ужас. В Синедолии сложно найти лес без лешего, или овраг, не приютивший волкодлака, или речку без водяного и русалок, или болото без кикимор и крыкс, или село, за околицей которого не крутились бы упыри, а на ночных улицах не резвились шуликуны. В ответ на мой вопрос Ал насмешливо пожал плечами:

— Ну, а что ты хочешь? Вокруг вас, людей, всегда разводятся тучи нежити. Сама посуди: то покойника похоронят не по обряду, то младенца в лес вынесут, то девица полоумная от несчастной любви в омут бросится, то умник-чародей слегка поэкспериментирует над каким-нибудь зверьем, чтобы сотворить чудище пострашнее, или проклянет кого, или просто того самого мертвеца неупокоенного поднимет. А потом этот процесс уже так просто и не остановить. Русалка не угомонится, пока не перетопит всех встречных-поперечных мужчин, мавка будет выпивать чужие души, волкодлак постарается сожрать всех в округе, а кого не сожрет, того покусает, и вот тебе новые обращенные.

— А у вас что, не так?

— Не так. Ни один старший народ, будь то эльфы, или гномы, или кентавры, или орки никогда не позволит себе такого безответственного поведения, которое может привести к появлению обращенной нежити, — назидательно сообщил нелюдь. — Хотя, — немного померк он, — последнее время на земли и гномов, и орков, и даже кентавров повадилась нападать какая-то удивительно организованная нечисть. То упыри вдруг объявятся — стаей, представляешь? То волкодлаки, то ещё какая гадость. Невесть откуда вынырнет, а потом исчезнет без следа. Прям как наваждение какое!

— И на эльфов тоже нападает? — дотошно уточнила я.

— Нет, — помотал головой Аллардиэль, — через наши приграничные пущи никакая нежить не пробьется. Стражникам, правда, порой достается.

— А лешие, водяные? Домовые, полевики, болотники? Их у вас что, тоже нет?

— Отчего же? Есть, как не быть! Это же духи места, нежить природная, стихийная. Просто они не хотят показываться тебе на глаза. Ты им кто? Правильно, никто! Но их и не обижаешь. Вот они и прячутся! А, может, змеевиху в тебе чуют.

Пятнистый Ал гаденько ухмыльнулся — он всё ещё дулся на меня за свою боевую раскраску, но в основном делал это молча, про себя. Судя по всему, он потихоньку считал, что я разукрасила его нарочно, однако не решался прямо высказать мне всё, что думает по поводу моей мстительности. Но кто ж знал-то, что такое простенькое заклинание окажет на эльфа столь красочное воздействие?! К нашему со Степкой восторгу, свести последствия моего "лечения" не удавалось ничем. Похоже, после неудачного вмешательства, синяки твердо решили отработать всю положенную программу без каких-либо сокращений. Пока они только набирали цвет, к утру третьего дня приобретя неповторимый оттенок грозовой тучки, украдкой подбирающейся к полю с подсолнухами. Каждый маленький синячок явно ощущал себя частью большого целого и в точности повторял глубокие фиолетово-багровые переливы соседей. Степка любовался и млел.

Колдовать мне стало совсем трудно. Глубоко внутри себя я постоянно слышала голос змеи, не умолкавший ни на мгновение, и с каждым днем, да что там — с каждой пройденной верстой он становился всё отчетливее. Это было на уровне инстинктов. Едва я активировала простейший защитный контур или даже зажигала самый обычный светлячок, как тварь немедленно оживлялась. В такие моменты, стоило мне хоть на волосок ослабить напряжение разума и воли, которым я сдерживала змеюку, как мир вокруг тут же начинал приобретать противоестественную четкость и глубину, его краски, напротив, блекли, и становилось понятно: я снова балансировала на самой грани трансформации. Одно радовало: вспышки раздражения мне теперь раз за разом удавалось давить на корню. Но сколько это забирало сил…. Едва мы делали привал, я в полном изнеможении падала на землю и виновато наблюдала, как Аллардиэль, который даже после дневного перехода оставался свеж и бодр, словно малиновка, собирает хворост, разжигает костер и готовит ужин и ночлег.

Мы бы ни за что их не обнаружили, если бы они буквально не свалились нам на голову.

На третий день к обеду зарядил дождь, до того резвый и плотный, что вынудил нас сделать незапланированный привал. Выбрав зрелый, но ещё вовсе не старый вяз, Аллардиэль уткнулся лбом в его ствол и, поглаживая ладонями кору, что-то зашептал себе под нос. К моему восторгу, ветви дерева тут же начали сдвигаться на одну сторону и переплетаться между собой. Часть побегов прямо на наших глазах стала удлиняться и заветвилась, образуя над нами обширный густой навес из листьев, не пропускавший сквозь себя ни капли. Одновременно в гуще разволновавшейся кроны что-то завозилось, пискнуло, затрещало, и оттуда прямо к нашим ногам съехала небольшая плотно сбитая фигурка. Она ловко приземлилась на четвереньки, но сразу же вскочила на ноги, и на нас уставились круглые светло-карие глаза. Маленький, примерно мне по пояс, человечек настороженно перевёл глаза с меня на Ала, затем скользнул взглядом по взъерошенному Степке, гордой, но пугливой птицей взметнувшемуся ко мне на руки, а потом снова на Ала.

Коротышка громко засопел.

— Дядя, — спросил он низким сиплым голосом, в котором я не услышала ни малейшего страха, только осторожный интерес, — а ты что, эльф?

Маленькая коренастая фигурка подобралась. Казалось, что она вот-вот сорвется с места и исчезнет в густых зарослях. Неожиданно для себя я внутренне напряглась, вспомнив трогательную девушку, на деле оказавшуюся коварной нежитью, и потихоньку сложила пальцы правой руки щепотью, готовясь в случае чего залепить оборонным заклинанием — ну, или бросить ловчую сеть, это уж как придется. Но вдруг Ал широко улыбнулся и ласково промурлыкал:

— Ну, конечно же, малышка, я эльф! Меня зовут Аллардиэль. А это — Веслава. А у нее на руках — Стёпа. Не бойся, тебя никто не обидит. Ты как здесь очутилась — так далеко от дома? Кто тебя сопровождает?

Малышка?! Это что, ребенок? Девочка? Ох, ты…

— Я не малышка, — сурово нахмурилось дитя. — Я взрослая!

— Конечно же, взрослая, — всё так же нежно проворковал эльф, смешно морща нос. — Присаживайся и расскажи нам, как тебя зовут, и куда же ты держишь путь?

Ага, прям щас. Малютка пропустила вопросы мимо ушей и недоверчиво сощурилась.

— А если ты эльф, то тогда почему ты такой… синий?

Степка обрадованно осклабился; Ал укоризненно покосился в мою сторону и слегка порозовел.

— Ну… это… синяк неудачно свели…

Не убедил. Ребенок снова шмыгнул носом, а затем строго припечатал:

— Докажи!

Аллардиэль растерянно хлопнул глазами — ну как, спрашивается, эльфу доказать, что он эльф?! Но тут в разговор встрял Степка, которому надоело, что он снова оказался не в центре внимания. Кот мягко спрыгнул с моих рук, вальяжной походкой приблизился к Алу, задрал голову и невинным голосом посоветовал:

— А ты ушами пошевели!

Ух, ты! Я неоднократно видела, какое яркое и незабываемое впечатление на неподготовленную публику производит говорящий кот. На этот раз номер тоже удался: девчушка подскочила на месте, заверещала басом, а затем резвой белочкой взлетела по гладкому стволу дерева и мгновенно скрылась к его густой кроне.

— Тьфу ты! — с досадой сплюнул эльф. — Стёпа, ты что, не мог помолчать?! Ну и как, скажи на милость, мне ее теперь оттуда снимать?

— Ал, — я тихонько подергала парня за рукав, — а это, вообще, кто? Ну, что за ребенок? Откуда он здесь взялся — посреди леса-то? Может, нежить какая? — с некоторых пор я настороженно относилась к слабым трогательным созданиям, невесть как оказавшимся на моём пути. Тем более, как я успела убедиться на личном опыте, аура нежити далеко не всегда имеет специфический тусклый оттенок — те же змеевихи, к примеру, ее прекрасно маскируют. Прощупать же поглубже с помощью магии свалившееся нам на голову существо я не могла — моя вторая сущность и так уже нехорошо оживилась. Видно, сочла его вкусной и здоровой пищей…

— Да какая нежить? — рассеянно отмахнулся эльф, разглядывая густую листву, в которой укрылась беглянка. — Ах, да, ты ведь никогда их не встречала. Это девочка из народа лесных гномов. Совершенно точно. Даже думаю, что знаю, откуда именно. Эй! — вдруг заорал он, — ты из клана Ганд-а-Скрунд, да? Я угадал? Спускайся! Вождь Тромм — друг моего отца! Три седмицы назад вождь Тромм приезжал в наши земли договариваться о покупке овса и винограда, верно?

Ветви вяза зашевелились, и мне на голову, изящно кружась, спланировало с полдюжины листьев. Больше оттуда никто не появился.

— Теперь ее оттуда не достанешь, — скривился Ал.

— А… зачем доставать? — осторожно спросила я. — Может, она вовсе этого и не хочет. Ребенок, может, за грибами пошел, а тут дядька незнакомый, в крапинку. Я бы тоже слиняла…

— Веслава, ну какие грибы? — возмутился эльф. Он упорно продолжал использовать исключительно моё полное имя, не опускаясь до фамильярных сокращений. Наверное, пытался вот таким замысловатым образом пробудить во мне совесть. Совершенно напрасно — я не собиралась каждый раз ломать язык о его заковыристое имя. — Земли лесных гномов совсем не близко. До них же не меньше четырех-пяти дневных переходов!

— А давай я заберусь на дерево и убежу… нет, убедю… нет, всё-таки убеждю… в общем, уговорю эту трусливую девочку спуститься! — вылез с предложением довольный Степка. Вредный кошак очень любил, когда кто-нибудь его пугался.

— Да ты уж молчал бы! — хором рявкнули мы с Алом, а эльф уныло добавил: — К ней сейчас полезешь, так она верхами, по деревьям удерет — ловкие они, эти лесные гномы, просто жуть!

— Слушай, — наконец-то сообразила я, — но раз земли гномов далеко, значит, малышка была с кем-то из взрослых и потерялась! Бедняжка! Надо взять ее с собой, а потом и домой переправить.

— Я не малышка, не трусливая и не потерялась! — послышался прямо надо мною знакомый басок. Мы дружно задрали головы: над нашими головами на толстой ветке удобно лежала ловкая беглянка и недовольно сверлила нас глазами. — И домой не пойду!!

При виде девчушки Аллардиэль немедленно расплылся в ослепительной улыбке (которая смотрелась на его пятнистом личике, скажем прямо, жутковато) и энергично зашевелил ушами. Видно, Степкин совет всё-таки пришелся ко двору…. Малявка удивленно посмотрела на эльфа, но попыток спуститься на землю не предприняла. Мы с Алом стали судорожно соображать, что бы ещё такого сказать убедительного.

В это время листва неподалеку от девочки зашуршала, и оттуда осторожно выглянула ухмыляющаяся кошачья морда — поганец Степка воспользовался тем, что мы отвлеклись, и всё-таки решил провести переговоры самостоятельно. Не подходя близко к насторожившейся гномихе, кот уселся на соседний сук, несколько раз лизнул лапу, потер ею нос — умылся, — искоса глянул на малышку и бархатно мурлыкнул:

— Ты есть хочешь?

О-о-о! Можно было бы считать, что Степан только что изобрел новое заклинание, если бы я с успехом не применяла его уже не первый год — по отношению к самому "изобретателю". Круглые глазенки девчушки радостно вспыхнули, она радостно крикнула что-то на незнакомом мне гортанном языке, а потом лихо соскользнула по стволу на землю и нетерпеливо завертелась вокруг нас:

— Где? Ну, где же?! А что у вас есть?

Не мудрствуя лукаво, Ал тут же вывернул прямо на землю свою сумку, в которую утром хозяйственно припрятал остатки нашего завтрака, и, бормоча себе под нос что-то вроде "Эх, как это я сам не догадался-то?", начал выбирать из кучи вытряхнутого барахла свертки с едой. Малявка жадно цапнула печеный корешок дикого хлеба, сунула его в рот, довольно зажмурилась, а затем, задрав взъерошенную головенку, снова что-то крикнула — на этот раз довольно невнятно. Проследив глазами за направлением ее взгляда, мы с Алом остолбенели.

С дерева на нас испуганно таращилась ещё одна пара глаз, на этот раз темно-карих. В комплекте к ним шла вторая точно такая же круглая физиономия, вздернутый нос и бровки серпиками.

— Юка, слезай! — радостно помахала рукой наша находка номер один, вгрызаясь в холодную утиную ногу (как удачно, что теперь Ал старался настрелять и нажарить дичи с запасом: наблюдательный эльф заметил, что на сытый желудок я легче справлялась со змеюкой, и время от времени подкармливал меня прямо на ходу, не дожидаясь привала).

Но находка номер два молча помотала головой. То ли меньше есть хотела, то ли больше боялась. Немного понаблюдав за нею, я склонилась ко второму варианту: сидя на нижней ветке, ребенок голодными глазами провожал каждый кусок, исчезавший во рту его подружки. Я выбрала пару корней дикого хлеба и наклонилась к прожорливой гномихе.

— Отнеси своей… своему… кто это, твой друг или подружка? — определить половую принадлежность второго найденыша я не сумела.

— Это Юка, — с упреком посмотрела на меня малявка: дескать, таких простых вещей ты, тётя, не знаешь! — моя сестра. Младшая сестра, — с удовольствием подчеркнула девчушка и уточнила: — Это она маленькая и трусливая.

Похоже, она была не прочь ещё поговорить на эту приятную во всех отношениях тему, но, увидев, что я сурово нахмурилась, спохватилась, ловко цапнула у меня из рук куски еды и нехотя полезла на дерево.

Но её опередил Степка, зорко наблюдавший сверху за развитием событий. Вынырнув из листвы, он спокойно приблизился к сжавшейся в комок крохе и мечтательно предложил:

— Пойдем! Может, и мне за компанию что-нибудь обломится…

Как ни странно, говорящий кот произвел на Юку гораздо меньше впечатления, нежели на ее "смелую" сестрицу. Наверное, она успела рассмотреть необычную зверюшку, прячась среди ветвей. Как бы то ни было, она совершенно спокойно отнеслась к тому, что хитрый кошак потерся о ее плечо, и — о чудо! — и правда начала осторожно спускаться на землю. Девочка аккуратно съехала по стволу и в нерешительности остановилась, исподлобья рассматривая нас с Алом. Убедившись, что старшая сестра успела запихать в рот всё, что ей дали для Юки, я вздохнула и потянулась за остатками утятины.

— Дети у гномов очень быстро растут и постоянно хотят есть, — негромко пробормотал Аллардиэль, выкладывая последние съедобные коренья на чистый лист лопуха. — Эй, погоди-ка! Положи обратно, а то твоей сестре ничего не останется!

— А что, больше ничего нет? — непритворно удивилась старшая гномиха.

— Потерпи, и мы ещё приготовим, — строго ответила я, подсушивая и зажигая заклинанием сложенный горкой валежины. — Ты, кстати, ещё не сказала, как тебя зовут.

— Кадри, — небрежно буркнула мелкая, уставившись на весело горящий костерок. — Ух, ты! Никогда такого не видела! Это что, ваша орочья магия? Я один раз видела орка! Нет, два раза. А что ты ещё умеешь? Ты меня научишь?

Сказать, что у меня отвисла челюсть — это не сказать ничего. Мне показалось, что я больше никогда не сумею закрыть разинутый от изумления рот. Нет, я, конечно, понимала, что после плена у змеевих и почти целой седмицы, проведенной в пути, я выгляжу далеко не лучшим образом, и никакие чары мне тут не помогут. Но чтобы меня приняли за орчанку?! В книжке, которую мне подсунул Дар, было несколько красочных иллюстраций, изображающих представителей этого, вне всякого сомнения, достойного народа….

Мда…. Вот уж не думала, что у меня отросли клыки! А это, надо заметить, ещё далеко не самая отталкивающая черта внешности орков. Машинально ощупывая нижнюю челюсть, я растерянно посмотрела на Ала, на котором как назло тяготы путешествия ничуть не сказались. Неужели всё и впрямь так запущено?..

Сперва эльф с недоумением изучал мою перекошенную физиономию, но вдруг на его губах заиграла гаденькая улыбочка. Еще миг — и он уже просто лучился от счастья. По-моему, теперь настал его черед чувствовать себя полностью отмщенным. Некоторое время Аллардиэль искренне наслаждался моим мрачным ликом, но потом всё-таки решил проявить великодушие.

— Пожалуй, я не ошибусь, если предположу, что ты никогда не видела живых орков, — елейным голосом пропел он, — только их изображения в книгах, да? Полностью с тобою согласен: это совершенно незабываемое зрелище!

Я молча кивнула. Точно. Видела. В книге. Там ещё на развороте нарисован один из их вождей в полном боевом облачении и с ритуальным оружием. Я попыталась проглотить застрявший в горле комок. Та картинка и впрямь производила очень сильное впечатление…

— Ну ладно, — наконец-то сжалился гадко хихикающий Ал, — так и быть, можешь не страдать. Понимаешь, всё дело в том, что в книгах-то помещают только портреты вождей. Или старейшин… до тебя так и не дошло? Ты же видела, как выглядят только очень немолодые орки, причем мужчины! Хотя старухи-орчанки ещё страшнее…. Но вот молодые орки очень даже ничего. Не эльфы, конечно, но…. А уж юные орчаночки… хм-м-м… да!

Эльф говорил неторопливо, посмеиваясь и явно наслаждаясь моментом, но вместе с тем очень тихо, так, что кроме меня его слова никто не слышал. Да никто, надо заметить, и не слушал. Девчушки увлеченно догрызали последние утиные косточки, Степка вертелся вокруг них. Слегка придя в себя, я наклонилась к усевшемуся рядом со мною длинноухому нелюдю и негромко спросила:

— Лесные гномы, говоришь? А что, бывают ещё какие-нибудь?

Аллардиэль согласно кивнул:

— Ещё бывают горные. Как и следует из названия, одни селятся в лесах, другие — в горах. Горные гномы — прекрасные рудознатцы, рудокопы и кузнецы. Кстати, среди них есть кланы, занимающиеся исключительно добычей и огранкой драгоценных камней. Живут они в Скалистых Горах, это примерно во-о-он там, — эльф махнул рукой в ту сторону, где, по моим прикидкам, должна была находиться дорога в Синедолию — должно быть, так здесь именовались Восточные Горы. — Лесные же гномы — близкая родня горным. Летописи говорят, что после войны с людьми несколько гномьих кланов решило, что жить в Скалистых Горах стало небезопасно.

— Постой, постой! Кланов? Гномьих кланов? Гномов до сих пор так много?

— Ну да, — удивленно хлопнул ресницами Ал. — А что тебя, собственно, так удивляет?

— Да нет, ничего… просто, знаешь, я слыхала, что после войны старших народов почти не осталось. А ты говоришь — целые кланы!

— Ну конечно, — сухо усмехнулся эльф. — Это люди как всегда выдают желаемое за действительное. На самом деле, почти не осталось троллей, великанов и природных оборотней. Эльфы и кентавры пострадали очень сильно. А вот гномы как жили, так себе и живут, хотя перессорились и разделились на две ветви. Ну и, конечно, орки. Почти все их воины сложили тогда свои головы, однако орочьи племена всегда были (да и есть!) очень многочисленными. Оставшиеся в живых быстро скумекали, чем дело пахнет, подхватились, загрузили свои кибитки и откочевали на восток, подальше от кровожадных людей, где обитают и по сей день. Да, Веслава, кровожадных людей, и нечего хихикать! Кстати, эльфам и прочим народам ещё повезло: воинственность орков с гибелью огромного количества воинов сильно упала, так что теперь мы совершенно спокойно и мирно живем неподалеку от их степей. Мы с ними торгуем зерном, фруктами, овощами, мясом…

— Так, ты давай-ка, не отвлекайся, — посоветовала я. Обзор эльфийских торговых связей мы, пожалуй, оставим "на потом". — И что же гномы?

— Так вот, лесные гномы…. Уйдя на восток, они обосновались в дебрях лесистого древнего кряжа наподобие того, что мы с тобой прошли насквозь. Там нет особых залежей руды, но переселенцев это не смутило. Они занялись охотой, разведением скота — по большей части коз и овец, а их кузнецы давно превзошли в своём искусстве горных сородичей. Также лесные гномы добывают и обрабатывают строительный камень — ну, и, соответственно, возводят из него разные постройки. Кроме того, они известны прекрасными изделиями из дерева, — тут эльф отчего-то нахмурился и неодобрительно поджал губы.

— И что же, горные и лесные кланы между собой общаются?

— Не угадала. Практически нет, хотя вообще-то родственные связи у гномов очень сильны, гораздо сильнее, нежели у нас, эльфов. Но так уж вышло, что расставались они не по-хорошему. Одни не желали уходить, другие — оставаться, и в результате и те, и другие напрямую обвинили друг дружку в трусости.

— Что ж, кого-то больше страшит неизвестная опасность, а кого-то — известная, — философски заметила я, засовывая в жар корни лопуха и дикого хлеба. Ал хмыкнул:

— Это уж точно! Как бы то ни было, кланы почти не поддерживают между собой отношения.

— Почти?

— Последний раз горные и лесные гномы встречались между собой лет двенадцать тому назад, когда одна влюбленная пара решила наплевать на старинную рознь и сбежала.

— И что из этого вышло? — заинтересовалась я. Что ни говори, а романтическая история — это всегда увлекательно, даже если она произошла давно и между гномами.

Аллардиэль пожал плечами.

— Да, в общем-то, ничего особенного. Родители парочки передрались между собой, причем абсолютного преимущества не добилась ни одна из воюющих сторон, — эльф старался говорить как можно серьезнее, но в синих глазах прыгали отчаянные бесенята. — Отец девушки сломал нос своему сопернику, но его супруга лишилась половины прически — ужасное оскорбление!

— Ну, а молодые? — давясь от смеха, спросила я.

— А что молодые? — беззаботно ответил Ал. — Как сбежали в орочью степь, так и живут там по сей день. Четверо детишек. Юрта из вышитого войлока. Жить можно — хорошие ремесленники всем нужны. А орки и так никого не прогоняют. У них испокон веков все беглецы скрываются.

— Умные, — с уважением протянула я.

— Неужели? — суховато удивился эльф. — В чем же, позволь спросить? В том, что традиций не чтят?

— В том, что чужих традиций не чтят, — уточнила я. — Молодцы, привечают умелые руки и умные головы.

— Как бы то ни было, хорошо, что девчушки сочли тебя орчанкой.

— А тебя — эльфом, эту орчанку умыкающим?

— Было бы гораздо хуже, — Ал пропустил мимо ушей моё игривое замечание, однако мстительно сощурился, — если бы они поняли, что ты — человек. Видишь ли, гномы людьми своих непослушных детишек пугают! Так что, ловили бы мы сейчас этих крошек по всему лесу.

Я ошеломленно уставилась на довольного эльфа. Оказывается, знать о вражде, которую старшие народы испытывают по отношению к людям — это одно, и совсем другое — услыхать, что расшалившихся гномиков пугают не лешим, не шишигой, не каким-нибудь там бабайкой, как это принято среди людей, а самими людьми…

— Что, хочешь сказать, что не сможешь догнать двух малявок? — мне не хотелось, чтобы вредный нелюдь понял, насколько меня задели его слова, и я уцепилась за возможность уйти от неприятной темы, а заодно подколоть эльфа.

Будто мне это удалось! Аллардиэль посмотрел на меня так, словно услышал неуместную шутку. А затем с преувеличенным сочувствием пожал мне локоть.

— Я все забываю, что ты совсем-совсем ничего не знаешь о старших народах…. Конечно же, догоню — на земле. Но вот по воздуху…

— Что?!! — вытаращилась я. — Ты что же, хочешь, чтобы я поверила, что гномы летают?!

— Летают?! — Ал откровенно наслаждался ситуацией. — Кто летает, гномы? Что, как птички? Надо же, какая извращенная фантазия — и чего только не придет тебе в голову! Да не летают, а прыгают!

— Кто прыгает? Куда?! — окончательно обалдела я.

— Точно-точно, куда и откуда? — веселился противный эльф. — Ну, ладно, — он сделал вид, что сжалился надо мною, — так и быть, расскажу. Лесные гномы научились великолепно передвигаться по лесу, не касаясь земли. Ну, по деревьям, с ветки на ветку. Как белочки. Я же тебе уже говорил, что они ловкие до жути!

Я живо представила себе лес, полный таких вот увесистых "белочек" и содрогнулась. Не приведи-то боги, соответствующий "орешек" на голову уронят!.. Ал между тем пробормотал:

— Как бы нам половчее разузнать, что они тут делают — одни и так далеко от дома? Их явно никто не сопровождает.

— Сбежали из дома в поисках приключений? — предположила я, вспомнив, как когда-то, давным-давно, мы с соседским Стенькой тоже решили слинять из захолустного Запутья в стольную Преславицу — поступать в княжескую дружину. Тщательно подготовившись (полмешка сухарей и стибренный топорик), мы дождались ночки потемнее и отправились в путешествие. Правда, закончилось оно быстро и бесславно: у околицы мы нос к носу столкнулись с отцом Стеньки, старостой Мироном. Толстяк сильно разгневался на детей, оторвавших его от какого-то лакомого и не совсем благовидного времяпрепровождения. Словом, сухари и топор были конфискованы, уши несостоявшихся вояк — крепко надраны, а сами вояки — отконвоированы домой и помещены под арест.

Внезапно щеки Аллардиэля слегка порозовели.

— Слушай, — вдруг запоздало заинтересовалась я, — а ты-то сам что делал в землях змеевих? "Один и так далеко от дома", а?

В ответ Ал побагровел до кончиков ушей. Цветом лица он стал напоминать некую весьма экзотическую рептилию. А точнее — красного скального дракона, который, как я недавно имела возможность убедиться, вовсе не чисто-красный, а в такую мелкую багровую крапинку…. Ох, только не говорите мне, что восьмидесятилетний эльф сбежал из родного дома за приключениями, подобно гномьим малолеткам! Как интересно! Что ж, пожалею парня, не буду вредничать. Ну, то есть, пока не буду. Память у меня хорошая!

Я стала задумчиво разглядывать девчушек. Надо же, гномихи! Никогда бы не подумала. Ну, низенькие, ну, коренастые, коротконогие и круглолицые. И что? Мало ли таких в Синедолии? Ничего общего с привычным образом сказочного гнома! Где, спрашивается, борода до колен, где мохнатый колпак с кисточкой?! Впрочем, какая такая ещё борода? Это ж девочки! Хотя, по-моему, у старшей на подбородке что-то там такое пробивается… хм!

Тем временем Степка, которому голодные прожорливые малявки не отжалили ни кусочка мяса, посчитал себя несправедливо обиженным и решил мстить. Усевшись на безопасном расстоянии, он скорчил самую противную физиономию из своего богатого репертуара и заявил:

— Я давно знал, что все девчонки — трусихи!

Облыжно оговоренные гномихи возмущенно заголосили. Они смелые, отчаянные и вовсе бедовые; сам бес им не брат! И пусть убоятся всякие там некоторые ставить под сомнение их отвагу! Уж они-то, будущие легендарные воительницы Кадри и Юка, живо покажут этим сомневающимся, где раки зимуют!

Ну, точно, "ветер странствий поманил за собой", как я и предполагала!

— Ха! — кот ничуть не впечатлился прочувствованной речью оскорбленных девчонок. — А что же тогда вы, смелые, от нас на дереве попрятались-то? От храбрости?

Воинственная Кадри сжала кулаки и угрожающе засопела, сверля обидчика глазами. А маленькая Юка, не меньше сестры уязвленная Степкиными словами, укоризненно посмотрела на кота своими темными круглыми глазами и вздохнула:

— Так ведь мы ж не от вас прятались!

— Да? — хохотнул кошак, — а от кого же? От мышек? Вот я и говорю: все девчонки — трусихи, даже мышей боятся!! И лягушек, ля-ля-ля! У-тю-тю!

— И не от мышек вовсе! — запальчиво крикнула Юка, пока ее сестрица медленно, но верно наливалась гневом. — Не от мышек, а от свинок!

— От поросяток, что ли? — продолжал резвиться Степка. — Полосатеньких таких!

— Там были никакие не поросятки! Большу-у-ущие такие свинки, черные, зубастые-презубастые!

Ох! Ничего себе! Конечно, взрослого кабана испугаться немудрено. Здоровенный, морда мрачная, клыки торчком. Хотя с чего бы кабанам сейчас нападать? Вообще-то, поросята уже подросли, корма полно. Не нападает кабан на человека (и нечеловека) в конце лета — если его не трогать, ясное дело. Но ребенку, конечно, страшно.

Рядом звучно лязгнули зубы. Я удивленно покосилась на Аллардиэля, который заинтересованно прислушивался к перебранке — и остолбенела. За считанные мгновения лицо эльфа приобрело отчетливый оттенок молодой травки (в яркую такую крапинку). Выпученные глаза и гримаса ужаса дополняли картину.

— Э-ээ, — проблеял Ал, — Кадри, Юка? А какого роста были те свинки?

— А ты встань, — сипло пробасила старшая гномиха. — Ну, вот на пару ладоней повыше тебя и были. С лохматым горбом.

Тут пришел мой черед зеленеть. "Свинка" ростом в добрую княжью сажень?!! Что за чудо такое?! Может, просто у страха глаза велики?

— А зубки? — продолжал расспросы эльф, нисколько не подвергая сомнению слова правдивой девочки и бойко заталкивая в сумку рассыпавшееся барахлишко. — Зубок много?

— Много, — вздохнула Юка, — очень много. У них и пасть от зубок не закрывалась. Острые, желтые, вот такущие, — малышка развела ладошки вершка на два.

— А клыки — во! — Кадри решила не отставать от сестры и махнула руками где-то на пол-локтя. Ну-ну. Быть им обеим рыбачками, вон как складно заливают. А что это Ал так посерел-то? Ой!

— Веслава, быстро, — вскочивший эльф резко дернул меня за руку, — собираемся и уходим отсюда! Кадри, Юка, бегом!

— Ал, ты что? — изумленно уставилась на него я. — Кабан к огню не пойдет.

— Кабан — нет, — сквозь зубы ответил Аллардиэль, ловко туша костерок, — не пойдет. Но вот кабан из Преисподней — запросто.