Стихотворения 1906-1915 годов

Анненский Иннокентий

 

* * *

Пусть для ваших открытых сердец До сих пор это — светлая фея С упоительной лирой Орфея, Для меня это — старый мудрец.
Палицу его тяжко проходит Бороздой Вековая Мечта, И для мира немые уста Только бледной улыбкой поводит.

 

Villa nazionale

Смычка заслушавшись, тоскливо Волна горит, а луч померк, И в тени душные залива Вот-вот ворвется фейерверк.
Но в мутном чаяньи испуга, В истоме прерванного сна, Не угадать Царице юга Тот миг шальной, когда она
Развяжет, разоймет, расщиплет Золотоцветный свой букет И звезды робкие рассыплет Огнями дерзкими ракет.

 

Август

 

ХРИЗАНТЕМА

Облака плывут так низко, Но в тумане все нежней Пламя пурпурного диска Без лучей и без теней.
Тихо траурные кони Подвигают яркий гнет, Что-то чуткое в короне То померкнет, то блеснет…
…Это было поздним летом Меж ракит и на песке, Перед бледно-желтым цветом В увядающем венке,
И казалось мне, что нежной Хризантема головой Припадает безнадежно К яркой крышке гробовой…
И что два ее свитые Лепестка на сходнях дрог Это кольца золотые Ею сброшенных серег.

 

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СЕЕТ В АЛЛЕЕ

О, не зови меня, не мучь! Скользя бесцельно, утомленно, Зачем у ночи вырвал луч, Засыпав блеском, ветку клена?
Ее пьянит зеленый чад, И дум ей жаль разоблаченных, И слезы осени дрожат В ее листах раззолоченных,
А свод так сладостно дремуч, Так миротворно слиты звенья… И сна, и мрака, и забвенья… О, не зови меня, не мучь!

 

Бессонницы

 

1

БЕССОННИЦА РЕБЕНКА

От душной копоти земли Погасла точка огневая, И плавно тени потекли, Контуры странные сливая
И знал, что спать я не могу Пока уста мои молились, Те, неотвязные, в мозгу Опять слова зашевелились.
И я лежал, а тени шли, Наверно зная и скрывая, Как гриб выходит из земля И ходит стрелка часовая.

 

2

ПАРКИ — БАБЬЕ ЛЕПЕТАНЬЕ

Сонет

Я ночи знал. Мечта и труд Их наполняли трепетаньем, Туда, к надлунным очертаньям Бывало, мысль они зовут.
Томя и нежа ожиданьем, Они, бывало, промелькнут, Как цепи розовых минут Между запиской и свиданье
Но мая белого ночей Давно страницы пожелтели… Теперь я слышу у постели
Веретено, — и, как ручей, Задавлен камнями обвала, Оно уж лепет обрывало…

 

3

ДАЛЕКО… ДАЛЕКО…

Когда умирает для уха Железа мучительный гром, Мне тихо по коже старуха Водить начинает пером.
Перо ее так бородато, Так плотно засело в руке… . . . . . . Не им ли я кляксу когда-то На розовом сделал листке?
Я помню — слеза в ней блистала, Другая ползла по лицу: Давно под часами усталый Стихи выводил я отцу…
. . . . . .
Но жаркая стынет подушка, Окно начинает белеть… Пора и в дорогу, старушка, Под утро душна эта клеть.
Мы тронулись… Тройка плетется, Никак не найдет колеи, А сердце… бубенчиком бьется Так тихо у потной шлеи…

 

Декорация

Это — лунная ночь невозможного сна, Так уныла, желта и больна В облаках театральных луна, Свет полос запыленно — зеленых На бумажных колеблется кленах.
Это — лунная ночь невозможной мечты Но недвижны и странны черты: — Это маска твоя или ты? Вот чуть-чуть шевельнулись ресницы… Дальше… вырваны дальше страницы.

 

Еще один

Я пылок был, и грозен День, И в знамя верил голубое, Но ночь припала, и нежно тень Берет усталого без боя.
Как мало их! Еще один В лучах слабеющей Надежды Уходит гордый паладин: От золотой его одежды
Осталась бурая кайма, Да горький чад… воспоминанья . . . . . . . . . Как обгорелого письма Неповторимое признанье

1903

 

Июль

 

1

Сонет

Когда весь день свои костры Июль палит над рожью спелой, Не свежий лес с своей капелла Нас тешат демонской игры
За тучей разом потемнелой Раскатно-гулкие шары, И то оранжевый, то белый Лишь миг живущие миры;
И цвета старого червонца Пары сгоняющее солнце С небес омыто-голубых.
И для ожившего дыханья Возможность пить благоуханья Из чаши ливней золотых.

 

2

Палимая огнем недвижного светила, Проклятый свой урок отлязгала кирьга И спящих грабаров с землею сколотила Как ливень черные, осенние стога.
Каких-то диких сил последнее решенье Луча отвесного неслышный людям зов, И абрис ног худых меж чадного смешенья Всклокоченных бород и рваных картузов.
Не страшно ль иногда становится на свете? Не хочется ль бежать, укрыться поскорей? Подумай: на руках у матерей Все это были розовые дети.

1900

 

Идеал

Тупые звуки вспышек газа Над мертвой яркостью голов, И скуки черная зараза От покидаемых столов,
И там, среди зеленолицых, Тоску привычки затая, Решать на выцветших страницах Постылый ребус бытия.

 

Конец осенней сказки

Сонет

Неустанно ночи длинной Сказка черная лилась, И багровый над долиной Загорелся поздно глаз;
Видит: радуг паутина Почернела, порвалась, В малахиты только тина Пышно так разубралась.
Видит: пар белесоватый И ползет, и вьется ватой, Да из черного куста
Там и сям сочатся грозди И краснеют… точно гвозди После снятого Христа.

 

Лилии

 

1

Второй мучительный сонет

Не мастер Тира иль Багдата, Лишь девы нежные персты Сумели вырезать когда-то Лилеи нежные листы,
С тех пор в отраве аромата Живут, таинственно слиты, Обетованье и утрата Неразделенной красоты,
Живут любовью без забвенья Незаполнимые мгновенья… И если чуткий сон аллей
Встревожит месяц сребролукий, Всю ночь потам уста лилей Там дышат ладаном разлуки.

 

2

ЗИМНИЕ ЛИЛИИ

Зимней ночи путь так долог, Зимней ночью мне не спится: Из углов и с книжных полок Сквозь ее тяжелый полог Сумрак розовый струится.
Серебристые фиалы Опрокинув в воздух сонный, Льют лилеи небывалый Мне напиток благовонный,
И из кубка их живого В поэтической оправе Рад я сладостной отраве Напряженья мозгового…
В белой чаше тают звенья Из цепей воспоминанья, И от яду на мгновенье Знаньем кажется незнанье.

 

3

Падение лилий

Уж черной Ночи бледный День Свой факел отдал, улетая: Темнеет в небе хлопьев стая, Но, веселя немую сень, В камине вьется золотая Змея, змеей перевитая. Гляжу в огонь — работать лень: Пускай по стенам, вырастая, Дрожа, колеблясь или тая, За тенью исчезает тень, А сердцу снится тень иная, И сердце плачет, вспоминая. Сейчас последние, светлей Златисто-розовых углей, Падут минутные строенья: С могил далеких и полей И из серебряных аллей Услышу мрака дуновенье… В постель скорее!.. Там теплей, А ты, волшебница, налей Мне капель чуткого забвенья, Чтоб ночью вянущих лилей Мне ярче слышать со стеблей Сухой и странный звук паденья.

3 февраля 1901

 

Листы

На белом небе все тусклей Златится горняя лампада, И в доцветании аллей Дрожат зигзаги листопада.
Кружатся нежные листы И не хотят коснуться праха… О, неужели это ты, Все то же наше чувство страха?
Иль над обманом бытия Творца веленье не звучало. И нет конца и нет начала Тебе, тоскующее я?

 

Май

Так нежно небо зацвело, А майский день уж тихо тает, И только тусклое стекло Пожаром запада блистает.
К нему прильнув из полутьмы, В минутном млеет позлащеньи Тот мир, которым были мы… Иль будем, в вечном превращеньи?
И разлучить не можешь глаз Ты с пыльно-зыбкой позолотой, Но в гамму вечера влилась Она тоскующею нотой
Над миром, что, златим огнем, Сейчас умрет, не понимая, Что счастье искрилось не в нем, А в золотом обмане мая.
Что безвозвратно синева, Его златившая, поблекла… Что только зарево едва Коробит розовые стекла.

 

Молот и искры

Молот жизни, на плечах мне камни дробя, Так мучительно груб и тяжел, А ведь, кажется, месяц еще не прошел, Что я сказками тешил себя…
Те, скажи мне, завянуть успели ль цветы, Что уста целовали, любя, Или, их обогнав, улетели мечты, Те цветы… Я не знаю: тебя
Я люблю или нет… Не горит ореол И горит — это ты и не ты, Молот жизни мучительно, адски тяжел, И ни искры под ним… красоты… А ведь, кажется, месяц еще не прошел.

1901

 

На пороге

(Тринадцать строк)

Дыханье дав моим устам, Она на факел свой дохнула. И целый мир на Здесь и Там В тот миг безумья разомкнула, Ушла, — и холодом пахнуло По древожизненным листам.
С тех пор Незримая, года Мои сжигая без следа, Желанье жить все ярче будит, Но нас никто и никогда Не примирит и не рассудит, И верю: вновь за мной когда Она придет — меня не будет.

 

На воде

То луга ли, скажи, облака ли, вода ль Околдована желтой луною: Серебристая гладь, серебристая даль Надо мной, предо мною, за мною…
Ни о чем не жалеть… Ничего не желать… Только б маска колдуньи светилась Да клубком ее сказка катилась В серебристую даль, на сребристую гладь.

1900

 

Ноябрь

Сонет

Как тускло пурпурное пламя, Как мертвы желтые утра! Как сеть ветвей в оконной раме Все та ж сегодня, что вчера…
Одна утеха, что местами Налет белил и серебра Мягчит пушистыми чертами Работу тонкую пера…
В тумане солнце, как в неволе… Скорей бы сани, сумрак, поле, Следить круженье облаков,
Да, упиваясь медным свистом В безбрежной зыбкости снегов Скользить по линиям волнистым…

 

Опять в дороге

Когда высоко под дугою Звенело солнце для меня, Я жил унылою мечтою, Минуты светлые гоня…
Они пугливо отлетали, Но вот прибился мой звонок: И где же вы, златые дали? В тумане — юг, погас восток…
А там стена, к закату ближе, Такая страшная на взгляд… Она все выше… Мы все ниже… «Постой-ка, дядя!» — «Не велят».

 

Параллели

 

1

Под грозные речи небес Рыдают косматые волны, А в чаще, презрения полный, Хохочет над бурею бес.
Но утро зажжет небеса, Волна золотится и плещет, А в чаще холодной роса Слезою завистливой блещет.

 

2

Золотя заката розы, Клонит солнце лик усталый, И глядятся туберозы В позлащенные кристаллы.
Но не надо сердцу алых, Сердце просит роз поблеклых, Гиацинтов небывалых, Лилий, плачущих на стеклах.

1901

 

Первый фортепьянный сонет

Есть книга чудная, где с каждою страницей Галлюцинации таинственно свиты: Там полон старый сад луной и небылицей, Там клен бумажные заворожил листы,
Там в очертаниях тревожной пустоты, Упившись чарами луны зеленолицей, Менады белою мятутся вереницей, И десять реет их по клавишам мечты,
Но, изумрудами запястий залитая, Меня волнует дев мучительная стая: Кристально чистые так бешено горды.
И я порвать хочу серебряные звенья… Но нет разлуки нам, ни мира, ни забвенья, И режут сердце мне их узкие следы…

 

Под зеленым абажуром

Короли, и валеты, и тройки! Вы так ласково тешите ум: От уверенно-зыбкой постройки До тоскливо замедленных дум Вы так ласково тешите ум, Короли, и валеты, и тройки!
В вашей смене, дразнящей сердца, В вашем быстро мелькающем крапе Счастье дочери, имя отца, Слово чести, поставленной на-пе, В вашем быстро мелькающем крапе, В вашей смене, дразнящей сердца…
Золотые сулили вы дали За узором двойных королей, Когда вами невестам гадали Там, в глуши, за снегами полей, За узором двойных королей Золотые сулили вы дали…
А теперь, из потемок на свет Безнадежно ложася рядами, Равнодушное да или нет Повторять суждено вам годами, Безнадежно ложася рядами Из зеленых потемок на свет

 

Рождение и смерть поэта

(Кантата)

Баян

Над Москвою старой златоглавою Не звезда в полуночи затеплилась, Над ее садочками зелеными, Ой зелеными садочками кудрявыми Молодая зорька разгоралася. Не Вольга — богатырь нарождается, Нарождается надежа — молодой певец, Удалая головушка кудрявая. Да не златая трубочка вострубила, Молодой запел душа — соловьюшка, Пословечно соловей да выговаривал (Тут не рыбы-то по заводям хоронятся, Да не птицы-то уходят во поднебесье, Во темных лесах не звери затулилися), Как услышали соловьюшку малешенького, Все-то птичушки в садочках приуслушались, Малы детушки по зыбкам разыгралися, Молодые-то с крылечек улыбаются, А и старые по кельям пригорюнились.

Один голос

Рыданье струн седых развей, О нет, Баян, не соловей, Певец волшебно-сладострастный, Нас жег в безмолвии ночей Тоскою нежной и напрасной. И не душистую сирень Судьба дала ему, а цепи, Снега забытых деревень, Неволей выжженные степи. Но бог любовью окрылил Его пленительные грезы, И в чистый жемчуг перелил Поэт свои немые слезы.

Хор

Среди измен, среди могил Он, улыбаясь, сыпал розы, И в чистый жемчуг перелил Поэт свои немые слезы.

Другой голос

О, свиток печальный! Безумные строки, Как гость на пиру В небрачной одежде, Читаю и плачу… Там ночи туманной Холодные звезды, Там вещего сердца Трехдневные муки, Там в тяжком бреду Томительный призрак Свой черный вуаль, Вуаль донны Анны, К его изголовью Склоняя, смеется…

Мужской хор

Но в поле колдунья ему Последние цепи сварила И тихо в немую тюрьму Ворота за ним затворила.

Женский хор

Творцу волшебных песнопений Не надо ваших слез и пеней: Над ним горит бессмертный день В огнях лазури и кристалла, И окровавленная тень Там тенью розовою стала, А здесь печальной чередою Все ночь над нами стелет сень, О тень, о сладостная тень, Стань вифлеемскою звездою, Алмазом на ее груди И к дому бога нас веди!

Общий хор

С немого поля, Где без ненастья, Дрожа, повисли Тоски туманы, Туда, где воля, Туда, где счастье, Туда, где мысли Простор желанный!

3 апреля 1899

 

С балкона

Полюбила солнце апреля Молодая и нежная ива. Не прошла и Святая неделя, Распустилась бледная ива В жаркой ласке солнца апреля.
Но недвижны старые клены: Их не греет солнце апреля, Только иве дивятся зеленой, Только шепчут под небом апреля Обнаженные мшистые клены:
«Не на радость, о бледная ива, Полюбила ты солнце апреля: Безнадежно больное ревниво И сожжет тебя солнце апреля. Чтоб другим не досталась ты, ива»

 

С четырех сторон чаши

Нежным баловнем мамаши То большиться, то шалить… И рассеянно из чащи. Пену пить, а влагу лить…
Сил и дней гордясь избытком, Мимоходом, на лету Хмельно-розовым напитком Усыплять свою мечту.
Увидав, что невозможно Ни вернуться, ни забыть… Пить поспешно, пить тревожно Рядом с сыном, может быть,
Под наплывом лет согнуться, Но, забыв и вкус вина… По привычке все тянуться К чаше, выпитой до дна.

 

Сентябрь

Раззолоченные, но чахлые сады С соблазном пурпура на медленных недугах, И солнца поздний пыл в его коротких дугах, Невластный вылиться в душистые плоды.
И желтый шелк ковров, и грубые следы, И понятая ложь последнего свиданья, И парков черные, бездонные пруды, Давно готовые для спелого страданья…
Но сердцу чудится лишь красота утрат, Лишь упоение в завороженной силе; И тех, которые уж лотоса вкусили, Волнует вкрадчивый осенний аромат.

 

Среди нахлынувших воспоминаний

 

1

ПЕРЕД ЗАКАТОМ

Гаснет небо голубое, На губах застыло слово; Каждым нервом жду отбоя Тихой музыки былого.
Но помедли, день, врачуя Это сердце от разлада! Все глазами взять хочу я Из темнеющего сада…
Щетку желтую газона, На гряде цветок забытый, Разоренного балкона Остов, зеленью увитый.
Топора обиды злые, Все, чего уже не стало… Чтобы сердце, сны былые Узнавая, трепетало…

 

2

ПОД НОВОЙ КРЫШЕЙ

Сквозь листву просвет оконный Синью жгучею залит, И тихонько ветер сонный Волоса мне шевелит…
Не доделан новый кокон, Точно трудные стихи: Ни дверей, ни даже окон Нет у пасынка стихий,
Но зато по клетям сруба В темной зелени садов Сапожищи жизни грубо Не оставили следов,
И жилец докучным шумом Мшистых стен не осквернил: Хорошо здесь тихим думам Литься в капельки чернил.
. . . . . . .
Схоронили пепелище Лунной ночью в забытье… Здравствуй, правнуков жилище, И мое, и не мое!

 

Свечка гаснет

В темном пламени свечи Зароившись как живые, Мигом гибнут огневые Брызги в трепетной ночи, Но с мольбою голубые Долго теплятся лучи В темном пламени свечи.
Эх, заснуть бы спозаранья, Да старашат набеги сна, Как безумного желанья Тихий берег умиранья Захлестнувшая волна. Свечка гаснет. Ночь душна… Эх, заснуть бы спозаранья…

 

Там

Ровно в полночь гонг унылый Свел их тени в черной зале, Где белел Эрот бескрылый Меж искусственных азалий.
Там, качаяся, лампады Пламя трепетное лили, Душным ладаном услады Там кадили чаши лилий.
Тварь единая живая Там тянула к брашну жало Там отрава огневая В кубки медные бежала.
На оскала смех застылый Тени ночи наползали, Бесконечный и унылый Длился ужин в черной зале.

 

Тоска

По бледно-розовым овалам, Туманом утра облиты, Свились букетом небывалым Стального колера цветы.
И мух кочующих соблазны, Отраву в глянце затая, Пестрят, назойливы и праздны Нагие грани бытия.
Но, лихорадкою томимый, Когда неделями лежишь, В однообразьи их таимый Поймешь ты сладостный гашиш,
Поймешь, на глянце центифолий Считая бережно мазки… И строя ромбы поневоле Между этапами Тоски.

 

Тоска возврата

Уже лазурь златить устала Цветные вырезки стекла, Уж буря светлая хорала Под темным сводом замерла;
Немые тени вереницей Идут чрез cеверный портал, Но ангел Ночи бледнолицый Еще кафизмы не читал…
В луче прощальном, запыленном Своим грехом неотмоленным Томится День пережитой.
Как серафим у Боттичелли, Рассыпав локон золотой… На гриф умолкшей виолончели.

 

Трактир жизни

Вкруг белеющей Психеи Те же фикусы торчат, Те же грустные лакеи, Тот же гам и тот же чад…
Муть вина, нагие кости, Пепел стынущих сигар, На губах — отрава злости, В сердце — скуки перегар…
Ночь давно снега одела, Но уйти ты не спешишь; Как в кошмаре, то и дело: «Алкоголь или гашиш?»
А в сенях, поди, не жарко: Там, поднявши воротник, У плывущего огарка Счеты сводит гробовщик.

 

Третий мучительный сонет

Строфы

Нет, им не суждены краса и просветленье; Я повторяю их на память в полусне, Они — минуты праздного томленья, Перегоревшие на медленном огне.
Но все мне дорого — туман их появленья, Их нарастание в тревожной тишине, Без плана, вспышками идущее сцепленье: Мое мучение и мой восторг оне.
Кто знает, сколько раз без этого запоя, Труда кошмарного над грудою листов, Я духом пасть, увы! я плакать был готов,
Среди неравного изнемогая, боя; Но я люблю стихи — и чувства нет святей: Так любит только мать, и лишь больных детей.

 

Утро

Эта ночь бесконечна была, Я не смел, я боялся уснуть: Два мучительно-черных крыла Тяжело мне ложились на грудь.
На призывы ж тех крыльев в ответ Трепетал, замирая, птенец, И не знал я, придет ли рассвет, Или это уж полный конец…
О, смелее… Кошмар позади, Его страшное царство прошло; Вещих птиц на груди и в груди Отшумело до завтра крыло…
Облака еще плачут, гудя, Но светлеет и нехотя тень, И банальный, за сетью дождя, Улыбнуться попробовал День.

 

Желание

Когда к ночи усталой рукой Допашу я свою полосу, Я хотел бы уйти на покой В монастырь, но в далеком лесу,
Где бы каждому был я слуга И творенью господнему друг, И чтоб сосны шумели вокруг, А на соснах лежали снега…
А когда надо мной зазвонит Медный зов в беспросветной ночи, Уронить на холодный гранит Талый воск догоревшей свечи.

 

В дороге

Перестал холодный дождь, Сизый пар по небу вьется, Но на пятна нив и рощ Точно блеск молочный льется.
В этом чаяньи утра И предчувствии мороза Как у черного костра Мертвы линии обоза!
Жеребячий дробный бег, Пробы первых свистов птичьих И кошмары снов мужичьих Под рогожами телег.
Тошно сердцу моему От одних намеков шума: Все бы молча в полутьму Уводила думу дума.
Не сошла и тень с земли, Уж в дыму овины тонут, И с бадьями журавли, Выпрямляясь, тихо стонут.
Дед идет с сумой и бос, Нищета заводит повесть: О, мучительный вопрос! Наша совесть… Наша совесть…

 

В открытые окна

Бывает час в преддверьи сна, Когда беседа умолкает, Нас тянет сердца глубина, А голос собственный пугает,
И в нарастающей тени Через отворенные окна, Как жерла, светятся одни, Свиваясь, рыжие волокна.
Не Скуки ль там Циклоп залег От золотого зноя хмелен, Что, розовея, уголек В закрытый глаз его нацелен?

 

Ванька-ключник в тюрьме

Крутясь-мутясь да сбилися Желты пески с волной, Часочек мы любилися, Да с мужнею женой.
Ой, цветики садовые Да некому полить! Ой, прянички медовые! Да с кем же вас делить.
А уж на что уважены: Проси — не улечу, У стеночки посажены, Да не плечо к плечу.
Цепочечку позванивать Продели у ноги, Позванивать, подманивать «А ну-тка, убеги!»
А мимо птицей мечется Злодей — моя тоска… Такая-то добытчица, Да не найти крюка?!

 

Ветер

Люблю его, когда сердит, Он поле ржи задернет флером Иль нежным летом бороздит Волну по розовым озерам;
Когда грозит он кораблю И паруса свивает в жгутья; И шум зеленый я люблю, И облаков люблю лоскутья…
Но мне милей в глуши садов Тот ветер теплый и игривый, Что хлещет жгучею крапивой По шапкам розовым дедов.

 

Второй фортепьянный сонет

Над ризой белою, как уголь волоса, Рядами стройными невольницы плясали, Без слов кристальные сливались голоса, И кастаньетами их пальцы потрясали…
Горели синие над ними небеса, И осы жадные плясуний донимали, Но слез не выжали им муки из эмали, Неопалимою сияла их краса.
На страсти, на призыв, на трепет вдохновенья Браслетов золотых звучали мерно звенья, Но, непонятною не трогаясь мольбой,
Своим властителям лишь улыбались девы, И с пляской чуткою, под чашей голубой, Их равнодушные сливалися напевы.

 

Девиз Таинственной похож…

Девиз Таинственной похож На опрокинутое 8: Она — отраднейшая ложь Из всех, что мы в сознаньи носим.
В кругу эмалевых минут Ее свершаются обеты, А в сумрак звездами блеснут Иль ветром полночи пропеты.
Но где светил погасших лик Остановил для нас теченье, Там Бесконечность — только миг, Дробимый молнией мученья.

 

Двойник

Не я, и не он, и не ты, И то же, что я, и не то же: Так были мы где-то похожи, Что наши смешались черты.
В сомненьи кипит еще спор, Но, слиты незримой четою, Одной мы живем и мечтою, Мечтою разлуки с тех пор.
Горячешный сон волновал Обманом вторых очертаний, Но чем я глядел неустанней, Тем ярче себя ж узнавал.
Лишь полога ночи немой Порой отразит колыханье Мое и другое дыханье, Бой сердца и мой и не мой…
И в мутном круженьи годин Все чаще вопрос меня мучит: Когда наконец нас разлучат, Каким же я буду один?

 

Который?

Когда на бессонное ложе Рассыплются бреда цветы, Какая отвага, о боже, Какие победы мечты!..
Откинув докучную маску, Не чувствуя уз бытия, В какую волшебную сказку Вольется свободное я!
Там все, что на сердце годами Пугливо таил я от всех, Рассыплется ярко звездами, Прорвется, как дерзостный смех…
Там в дымных топазах запястий Так тихо мне Ночь говорит; Нездешней мучительной страсти Огнем она черным горит…
Но я… безучастен пред нею И нем, и недвижим лежу… . . . . . . . . На сердце ее я, бледнея, За розовой раной слежу,
За розовой раной тумана, И, пьяный от призраков взор Читает там дерзость обмана И сдавшейся мысли позор. . . . . . . .
О царь Недоступного Света, Отец моего бытия, Открой же хоть сердцу поэта, Которое создал ты я.

 

Мухи как мысли

(Памяти Апухтина)

Я устал от бессонниц и снов, На глаза мои пряди нависли: Я хотел бы отравой стихов Одурманить несносные мысли.
Я хотел бы распутать узлы… Неужели там только ошибки? Поздней осенью мухи так злы, Их холодные крылья так липки.
Мухи-мысли ползут, как во сне, Вот бумагу покрыли, чернея… О, как, мертвые, гадки оне… Разорви их, сожги их скорее.

 

Ненужные строфы

Сонет

Нет, не жемчужины, рожденные страданьем, Из жерла черного метала глубина: Тем до рожденья их отверженным созданьям Мне одному, увы! известна лишь цена…
Как чахлая листва, пестрима увяданьем И безнадежностью небес позлащена, Они полны еще нелепым ожиданьем, Но погребальная свеча уж зажжена.
Без лиц и без речей разыгранная драма: Огонь под розами мучительно храним, И светозарный бог из черной ниши храма…
Он улыбается, он руки тянет к ним, И дети бледные Сомненья и Тревоги Идут к нему приять пурпуровые тоги.

 

Поэзия

Над высью пламенной Синая Любить туман Ее лучей, Молиться Ей, Ее не зная, Тем безнадежно горячей,
Но из лазури фимиама, От лилий праздного венца, Бежать… презрев гордыню храма И славословие жреца,
Чтоб в океане мутных далей, В безумном чаяньи святынь, Искать следов Ее сандалий Между заносами пустынь.

 

У гроба

В квартире прибрано. Белеют зеркала. Как конь попоною, одет рояль забытый: На консультации вчера здесь Смерть была И дверь после себя оставила открытой.
Давно с календаря не обрывались дни, Но тикают еще часы его с комода, А из угла глядит, свидетель агоний, С рожком для синих губ подушка кислорода.
В недоумении открыл я мертвеца… Сказать, что это я… весь этот ужас тела… Иль Тайна бытия уж населить успела Приют покинутый всем чуждого лица?

Содержание