Бледнеет даль. Уж вот он — день разлуки, Я звал его, а сердцу все грустней… Что видел здесь я, кроме зла и муки, Но все простил я тихости теней.

Все небесам в холодном их разливе, Лазури их прозрачной, как недуг, И той меж ив седой и чахлой иве Товарищам непоправимых мук.

И грустно мне, не потому, что беден Наш пыльный сад, что выжжены листы, Что вечер здесь так утомленно бледен, Так мертвы безуханные цветы,

А потому, что море плещет с шумом, И синевой бездонны небеса, Что будет там моим закатным думам Невмоготу их властная краса…

Простимся, море… В путь пора. И ты не то уж: все короче Твои жемчужные утра, Длинней тоскующие ночи,

Все дольше тает твой туман, Где все белей и выше гребни, Но далей красочный обман Не будет, он уж был волшебней.

И тщетно вихри по тебе Роятся с яростью звериной, Все безучастней к их борьбе Твои тяжелые глубины.

Тоска ли там или любовь, Но бурям чуждые безмолвны И к нам из емких берегов Уйти твои не властны волны.

Суровым отблеском ножа Сверкнешь ли, пеной обдавая, Нет! Ты не символ мятежа, Ты — Смерти чаша пировая.

Ни белой дерзостью палат на высотах, С орлами яркими в узорных воротах, Ни женской прихотью арабских очертаний Не мог бы сердца я лелеять неустанней. Но в пятнах розовых по силуэтам скал Напрасно я души, своей души искал… Я с нею встретился в картинном запустеньи Сгоревшего дворца — где нежное цветенье Бежит по мрамору разбитых ступеней, Где в полночь старый сад печальней и темней, А синие лучи струятся невозбранно По блеклости панно и забытью фонтана. Я будто чувствовал, что там ее найду, С косматым лебедем играющей в пруду, И что поделимся мы ветхою скамьею Близ корня дерева, что поднялся змеею, Дорогой на скалу, где грезит крест литой Над просветленною страданьем красотой.