— Миссис Коллуэй?

Когда в дверях появилась медсестра, в комнате для ожидающих собралось большинство членов семьи, но каждый сразу же понял, какой именно госпоже Коллуэй адресовался вопрос. Карина встала, уставившись в лицо женщины.

— Да?

— Вы можете повидать вашего мужа.

Карину била такая дрожь, что она с трудом

держалась на ногах.

— Благодарю вас.

Она быстро взглянула на Коула и Эллисон, Камерона и Джэнин, тетушку Летти и Альфонсо. Кто теплым словом, кто кивком головы — все старались подбодрить ее. Карина храбро последовала за медсестрой.

Они миновали коридор, пару вращающихся дверей с надписью «Вход воспрещен» и вскоре очутились в палате.

Карина медленно подошла к койке и взглянула на Коди. Пришлось собрать в кулак все свое самообладание. Все оказалось хуже, чем она даже предполагала. Коди лежал такой беспомощный, с совершенно обескровленным лицом. Если бы не монотонное жужжание окружавших его аппаратов, Карина бы решила, что он мертв. На ослепительной белизне подушки лишь волосы выделялись ярким пятном. Всюду провода и трубки. Из опасения что-нибудь нарушить, Карина даже боялась прикоснуться к мужу.

Совершенно оробев, она подняла его руку и поднесла к своим губам.

— Я люблю тебя, Коди, — сами собой прошептали губы.

Он не шевельнулся. Собственно, Карина и не ожидала никакого ответа. Просто ей хотелось что-то сказать ему.

Он спас жизнь её брату, заслонил его собой. Что бы там ни случилось, он знал, как много значит для нее Альфонс. И все-таки пожертвовал своей собственной жизнью, чтобы спасти ее брата. Неужели в эту минуту он не подумал, как дорог ей самой?

— Всем сердцем надеюсь, что теперь наступил конец твоей работе в Мексике, — прошептала она. — Я становлюсь безумно эгоистичной, мой дорогой, и собираюсь настоять на том, чтобы ты уделял мне больше времени. Ты страшно нужен мне, милый.

Через несколько минут возвратилась медсестра, и Карина удалилась. Ушла неохотно, постоянно оглядываясь, а в душе было твердое намерение приходить сюда как можно чаще.

Этот человек ей дорог, она его любит и сделает все возможное и невозможное для сохранения их отношений.

Очнувшись, Коди почувствовал, будто по нему прошло стадо слонов. Разъяренных слонов. Один из них, похоже, наступил ему на грудь и пришпилил к земле.

Коди застонал и попытался перевернуться на бок, но это едва уловимое движение отдалось острой болью в бедре и во всей ноге.

Глаза застлало алой пеленой, в мозгу застучали тысячи молоточков. Именно в этот момент кто-то взял его руку и потер ею обо что-то мягкое и теплое. Коли с огромным трудом разлепил ресницы.

Где это он?

Прямо на него глядели черные глаза Карины. Он улыбнулся или попытался улыбнуться. Ничего не получилось. Лицо опухшее и безжизненное. Он молча наблюдал, как она целует его пальцы, а в мозгу сверлила одна мысль — все это наяву, все то, о чем он только что грезил…

Карина.

Она так часто царила в его мыслях, что он не нашел ничего необычного в том, что видит ее сейчас рядом с собой. Ведь всего несколько секунд до этого ему снился такой сон…

— Привет… — Хотелось сказать многое, но пересохшее горло отказало. Облизал губы и попробовал еще раз: — Где мы?

— В госпитале в Сан-Антонио.

От этой вести лицо его омрачилось. Сан-Антонио? Чего он там забыл? Последнее, что он помнил, было… Что? Где? Закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться.

— Доктор говорит, что ты ведешь себя молодцом. Он вполне удовлетворен твоими успехами и уверен, что выкарабкаешься.

Доктору виднее. О каких таких успехах он говорит?

— Что ты здесь делаешь? — открывая глаза, спросил он.

— Сижу рядом с тобой.

— А почему… не на работе?

— Взяла небольшой отпуск.

— Понятно…

Его взгляд медленно заскользил по просторной комнате. Никогда в жизни он не был в госпитале в качестве пациента. Лежать пластом на спине — малоприятное занятие.

Стараясь не думать о боли, крепко зажмурил глаза. Что-то важное просилось — то ли сделать, то ли сказать…

— Карина?

— Да, дорогой.

Он должен был произнести это имя вслух. Улыбнулся — и погрузился в беспамятство.

Когда Коди пришел в себя, в комнате было темно, светилась только ночная лампа. Карина сидела рядом. На лице ее блуждала легкая улыбка. Она выглядела… Он поискал подходящее слово, удивляясь неповоротливости своего ума. Она выглядела… счастливой… пожалуй, это самое верное слово. Счастливой и удовлетворенной, словно исполнилась ее самая заветная мечта.

— Как я здесь оказался?

— Ты помнишь, что с тобой случилось? После короткого раздумья Коди ответил:

— Нет. Попал в аварию?

— Не совсем так.

— Тогда что?

— Думаю, что на официальном языке это называется «ранен при исполнении долга».

— При исполнении долга… — Коди задумался, картина недавнего прошлого начала понемногу проясняться. После продолжительного молчания вздохнул с облегчением: — Ах, да. Исполнение долга.

Оглядел комнату, избегая ее взгляда.

— Кто-нибудь еще пострадал?

— Нет.

Коди удовлетворенно закрыл глаза.

— Это хорошо, — пробормотал он и снова потерял сознание.

Когда же опять открыл глаза, комнату заливал яркий свет. И рядом с его койкой сидела Карина.

— Ты что, никогда не уходишь? — грубовато спросил он.

Она читала журнал. При его словах подняла голову и улыбнулась;

— Иногда. А что?

— Так, полюбопытствовал.

Чуть подвинулся, стараясь найти более удобное положение.

— Как долго они собираются держать меня здесь?

— Пока не поправишься настолько, чтобы идти домой.

— И когда же это случится?

— Врачи не говорят.

Карина взяла стакан с водой и поднесла соломинку к его губам. Коди с жадностью стал пить, наслаждаясь холодной, освежающей жидкостью. И вдруг во все глаза уставился на нее:

— Твои волосы! Что ты сделала с ними? Прежде чем ответить, она легонько тряхнула головой.

— Подстригла.

— Сам вижу, черт побери! Зачем?

— Тебе не нравится? — глядя ему в глаза, спокойно спросила она.

— Карина, мне всегда нравились твои длинные волосы. И как только ты решилась? Даже не верится… И ни, словом не обмолвилась.

Он походил на обидевшегося ребенка, и сам знал об этом. Проклятая беспомощность! До чего противно лежать на этой койке, когда каждое движение требует столько сил, а от былой энергии не осталось и следа…

— Я отращу их снова, если ты хочешь, — чуть помедлив, пообещала Карина.

— Не имеет значения, — сморщился Коди. — У тебя своя собственная жизнь. Я не имею права на замечания. — На самом деле его обуревали совсем другие чувства.

Помолчали. Потом он сменил тему.

— Как с работой?

— Как обычно, — ответила Карина.

— Неправда. Как много бы ты ни делал, всегда хочется достичь большего.

— Это и есть то самое, что удерживало тебя на работе?

Брови Коди медленно поползли вверх.

— На какой работе?

— На работе секретного агента.

— Откуда тебе известно об этом?

— От Альфонсо.

Он посмотрел на нее, стараясь по выражению лица догадаться об ее настроении, но Карина оставалась бесстрастной.

— Ты говорила с Альфонсо?

— Конечно.

— Когда?

— После того, как он привез тебя сюда. Он все время находился тут, пока ты был в реанимации, а потом возвратился домой.

— Ты простила его за то, что он принудил тебя выйти за меня замуж?

— Да.

Он широко улыбнулся.

— Ну, теперь у него гора с плеч.

— У меня такое ощущение, что ты простил его много раньше.

Коди собрался было пожать плечами, но тотчас поморщился. Потрогал забинтованную грудь, и лицо исказила гримаса.

— Просто мне не нравилось, как он повел себя, вот и все.

— Почему ты не сказал, что вы работали заодно?

— Потому что не мог. Кроме того, в течение долгого времени я не знал, что он на нашей стороне, считал его одним из тех. И со временем мне предстояло арестовать своего шурина. Мой босс излишне темнил!

— Теперь о твоем боссе — я говорила с ним, когда он приезжал сюда навестить тебя. Он сказал, что ты решил уйти в отставку, как только проведешь необходимые аресты.

— И что из этого следует?

— Выходит, что ты теперь безработный.

Он обдумал такой поворот дела и улыбнулся. Мысль Карины пришлась ему по душе. Очень славно!

— Что ж, похоже на то, полагаю, что смогу теперь подольше побыть с тобой. — Взгляд его стал неуверенным. — Конечно, если ты пожелаешь, чтобы я приехал. — Он посмотрел на ее руку и испытал радость оттого, что увидел — обручальное кольцо было на своем месте.

Коди зажмурился, стараясь подавить чувство, которое всегда ощущал в ее присутствии… Желание настолько сильное, что после часами испытывал боль.

— Тебе не придется далеко ехать. Глаза Коди распахнулись.

— Что ты хочешь сказать?

— Я оставила работу. Два дня назад заявила об этом руководству. И оно уже подыскивает замену, которая может сразу приступить к делу. Похоже, я теперь тоже безработная.

Чертовски ноет грудь. Попробовал приподняться на локтях, но не смог сладить с грудными мышцами.

— У тебя не было причин оставлять свою работу из-за того, что случилось со мной. Мне не нужно, чтобы…

— Я и не думала уходить из клиники из-за тебя. Это решение родилось, по меньшей мере, четыре недели назад. Решила преподнести тебе сюрприз по случаю годовщины.

— Годовщины?

Она улыбнулась.

— Вот именно. Через несколько недель наша годовщина. К тому времени, когда закончится лечение бедра и груди, я надеюсь, ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы покинуть госпиталь и помочь мне отпраздновать это событие.

Коди чувствовал, как уходит давняя боль в груди. Нет, не от пулевого ранения, а та, что он носил с того самого дня, как увидел ее идущей через университетский двор в обнимку с парнем по имени Чед.

— Ты действительно этого хочешь?

— Больше всего на свете, — ответила она, улыбаясь, а потом неожиданно залилась слезами.

Несколько недель спустя Коди шел по госпитальному коридору к выходу. Наконец-то врачи уведомили его о полном выздоровлении. Иногда грудь давала о себе знать, и он все еще слегка прихрамывал, но доктор заверил его, что если он не будет перенапрягаться, то никаких проблем не возникнет, а после соответствующих упражнений исчезнет и хромота.

В течение последних двух недель они с Кариной ежедневно переговаривались по телефону. Она вернулась в Чикаго, чтобы упаковать вещи и отправить их на ранчо. Их жилище она препоручила заботам компании по продаже недвижимости и уладила все прочие дела. Затем отправилась в обратный путь и вчера прибыла домой, чтобы этим утром встретить его после выписки.

Коди остановился в дверях, вдыхая полной грудью свежий воздух и радуясь избавлению от больничной обстановки. Он мог бы выписаться еще раньше, но его босс и доктора настойчиво рекомендовали хорошенько отдохнуть и набраться сил. Он так давно ждал этого момента, и именно тогда, когда, наконец, он наступил, все силы, казалось, оставили его.

Он не хотел сознаваться, что доктора были правы. Уже давно не чувствовал он себя так хорошо, очень давно. Частично благодаря тому, что должен увидеться с Кариной. Разлука с ней всегда тяготила, а эти две недели показались вечностью. Никогда не позволит он себе снова пройти через пытку прожить целый год без нее! В остановившемся у подъезда автомобиле Коди узнал машину Карины. Улыбнулся и стал спускаться по ступеням. Дверца машины открылась, и Карина ступила на землю. Коди затаил дыхание, не в силах отвести от нее взгляда.

На ней было ярко-красное платье, подчеркивающее стройную фигуру, и туфли на таких высоких каблуках, что при ходьбе ее бедра слегка покачивались из стороны в сторону. На тротуаре трое мужчин остановились и засмотрелись на нее, а один автомобилист, с жутким скрежетом тормознув в последний момент, чудом не врезался в переднюю машину, чей водитель высунулся в надежде еще раз ухватить мельком ее удаляющиеся формы.

Да, это была совсем не та женщина, которая практически жила в госпитале, пока он валялся там, — в простых джинсах и без какой-либо косметики. Сейчас на ней были темные очки, скрывающие верхнюю часть лица и высвечивающие очаровательный ротик.

Медленно Коди двинулся ей навстречу, гадая, знает ли она о том, что представляет опасность для движения транспорта. По выражению ее лица можно было судить, что ни о чем она не ведает, кроме его присутствия.

Карина опустила очки на нос и посмотрела поверх их темного ободка. Затем поднялась на носки и поцеловала в губы — сама нежность. Спросила с улыбкой:

— Хочешь, я поведу?

Мужчины с другой стороны улицы стрельнули по нему серией взглядов, в которых были и восхищение, и досада, и зависть. Коди мог понять их реакцию.

— Душечка, что за чудо-платье ты откопала! Оно же способно спровоцировать нарушение общественного порядка.

Она рассмеялась.

— Я купила его специально для этого случая — надо же отметить. Тебе в самом деле нравится?

— Не будь мы на глазах у публики, я показал бы тебе, до чего оно мне нравится, — ответил Коди глухим голосом. Он обнял ее за талию, и они направились к машине.

Усадив Коди на место для пассажира, Карина поспешила за руль. Едва она открыла дверцу, как Коди услышал ревущий вой проносящегося мимо мотоцикла и вздрогнул. Только тогда он понял, что Карина сидит рядом в своем коротком облегающем платьице.

— Знаешь, это чертовски хорошо, что у меня крепкое сердце, моя дорогая. В противном случае мне бы несдобровать, — сказал он, любуясь ее обнаженной ножкой.

— Ты о моем платье? — спросила Карина, заводя мотор.

— Ага, частично. Его как-то не очень много, не так ли? Я имею в виду… не слишком ли оно коротко?

— Ну, Коди… Это же модно.

— Гм. Интересно, что подумала бы твоя матушка.

Она поправила очки и, не высказывая своего мнения на этот счет, тронулась со стоянки. Коди наблюдал, как проворно ее ручки справляются с переключением передач, потом его взгляд скользнул выше и остановился на лице.

— Спасибо, что помогла мне выбраться из госпиталя. Еще один день, и я бы полез на стену.

— Я уверила докторов, что тебе будет обеспечен круглосуточный присмотр и внимание, если они разрешат взять тебя домой.

— А что они сказали? — с улыбкой спросил он.

Карина глянула на него краешком глаза.

— Ты точно хочешь знать?

Слабый румянец коснулся ее щек, который он счел довольно интригующим.

— Угу.

— Счастливый парень, — сказала она безучастно.

Откинув голову назад, он рассмеялся и тотчас схватился за грудь.

— Тебе больно?

— Знаешь, боль боли рознь. Мы едем на ранчо?

— Да, то есть, нет. Коул предложил нам погостить на их семейной вилле на Южном острове. Так как отсюда это будет почти триста миль, то я подумала, что мы спокойно пообедаем, переночуем в какой-нибудь гостинице, а завтра продолжим путь. Нас никто не торопит, и это так славно.

— Кажется, неплохой план.

Она одарила его мимолетной улыбкой, немного нервной, как ему показалось. Любопытно, что она задумала?

Несколько часов спустя они сидели в тускло освещенном ресторане и пили кофе. И снова Коди показалось, что Карина чем-то взволнована. Не потому ли, что скоро им надо отправляться назад, в гостиницу?

Насколько он ее знал, то мог с большой долей уверенности вообразить, что у его маленькой прелестной жены есть на его счет определенные намерения… весьма обольстительные намерения.

Они покончили с кофе, и какие-то доли мгновения Коди с восхищением наблюдал, как свет свечи ласкает контуры ее лица. Она взяла свою сумочку и поиграла защелкой. Наконец взглянула на него из-под густых темных ресниц:

— Ты готов ехать?

— Как только ты прикажешь, моя королева, — ответил он с улыбкой, что, несомненно, польстило ей.

Коди положил деньги на поднос рядом со счетом и поднялся. Помог встать Карине и предложил пройти вперед. На стоянке он открыл дверцу салона, терпеливо подождал, пока она сядет, и захлопнул дверь. Сам с трудом протиснулся на место водителя. Посетовал:

— Знаешь, девочка, эта твоя «глаз не оторвешь» спецовка… У меня с ней одна проблема — количество жадных глаз. В ресторане, когда ты проходила мимо, некоторые типы едва не попадали со стульев. Я что хочу сказать, мне нравятся короткие юбки в обтяжку, но я не совсем уверен, что мне также нравятся другие мужчины, следящие за моей женой, одетой в такую юбку.

— Я должна понимать так, что ты против того, чтобы я носила это платье? — спросила Карина. Выражение ее глаз заставило его не торопиться с ответом. И он на минуту задумался.

— Нет, мадам, я не против. Мое высказывание — это просто констатация предпочтения одних вещей другим. Что тебе носить — абсолютно твое личное дело.

Никто из них не сказал больше ни слова. Когда приехали в гостиницу, Коди отдал ключи от машины дежурному по стоянке и проводил Карину в здание.

Сегодняшний моцион его вполне устраивал, но вместе с тем он сознавал, что силы еще не восстановились полностью, и это его огорчало. Чувствовалась усталость, что тоже не нравилось. Совсем не нравилось — при данных обстоятельствах. Он был наедине со своей женой и имел определенные намерения относительно программы вечера, что могло потребовать и энергии, и выносливости. Как-то отрешенно Коди поскреб грудь и вздохнул.

Войдя в номер, Карина извинилась и удалилась в ванную. Коди добрел до окна и посмотрел вниз, на реку, которая, извиваясь, пересекала деловую часть города.

Спустя пару минут он прошел в спальню. Из ванной слышалось журчание воды, и он решил, что она, должно быть, купается и что это займет некоторое время. Присел на краешек кровати, снял обувь, затем, избавившись от остальной одежды и укрывшись по грудь простыней, блаженно растянулся на постели.

После всех неудовольствий, связанных с пребыванием в госпитале, он не мог не согласиться, что иногда постель оказывалась весьма полезной штукой. Да, этого нельзя отрицать.

Включив телевизор с помощью дистанционного управления, прошелся по разным каналам. Нет, он не собирался смотреть что-либо конкретное, но знал, что и ко сну совершенно не готов. Что же еще остается делать?

Шум воды прекратился. Коди теперь мог различать звуки мягких, пластичных движений и ясно представлял Карину в большой ванне. Подмывало желание составить ей компанию. В конце концов, это был бы уже не первый случай, когда они купались вместе. Но он вовремя вспомнил о своих едва подживших ранах и решил подождать еще несколько недель, прежде чем позволить себе предаваться этому удовольствию.

А покуда оставалось смотреть телевизор и вспоминать о проведенном вместе времени, что не способствовало ни умиротворению души, ни успокоению истомившегося тела.

Немного погодя услышал, как открылась дверь ванной, но не поспешил тотчас обернуться. Упрекнув себя в трусости, перевел взгляд от экрана только для того, чтобы убедиться, что она еще не вышла из ванной.

Запах духов дразняще ударил в нос, и он вспомнил про флакон, который подарил ей в одну из своих поездок в Чикаго. Вспомнился и тот день, когда они вместе выбрали стимулирующие духи, и тот вечер, когда он провел наглядную демонстрацию на различных точках тела, где духи могут применяться с превосходными результатами.

Коди сквозь зубы застонал. Проверил еще три канала и остановился на коммерческой передаче. Наконец она вышла.

— О, мой Бог, — прошептал он, не будучи уверенным, было ли это молитвой о помощи или же вознесением хвалы за представшее перед ним видение.

Он привык к ее белым хлопчатобумажным сорочкам, всегда находил их милыми и возбуждающими.

Одеяние, в котором она появилась сейчас, можно было назвать как угодно, кроме, пожалуй, скромного. Сработанное из материи настолько прозрачной, что ее трудно заметить человеческому глазу, оно было, как и ее глаза, мерцающе-черного цвета. Сквозь кружевную отделку проглядывали кораллового цвета соски.

Ниже талии сорочка распахивалась на обе стороны, открывая длину стройных бедер.

— Это и есть то, в чем ты теперь спишь? — спросил Коди хрипловатым голосом. — Удивляюсь, как ты не подхватила воспаление легких.

Карина пошла к нему — внешне безразличная к его замечанию. Подойдя, нырнула под покрывало и растянулась у него под боком.

— Никто никогда не увидит меня в этом, кроме тебя, Коди.

Ему пришлось сделать глотательное движение, прежде чем он смог выговорить:

— Надеюсь. Мне чертовски не хотелось бы убивать кого-либо на этом этапе моей жизни.

Она повернулась к нему лицом, опершись на локоть.

— Я хотела, чтобы ты нашел меня сексуальной.

— Если я найду тебя чуточку более сексуальной, я взорвусь.

Сказанное действительно было недалеко от истины. Коди не был уверен, что сможет сладить с такого рода стимуляцией — после целого года вынужденного воздержания. Напомнив себе, что совсем недавно вышел из госпиталя, он легонько притянул ее к себе и потерся носом об ее подбородок.

— Мы будем смотреть телевизор? — игриво справилась Карина.

Не глядя, Коди ткнул в кнопку пульта дистанционного управления и припал губами к ее шее. Услышав ее неровное дыхание, почувствовал, как она коснулась его. Это прикосновение воспламенило его.

Он положил свою дрожащую руку ей на бедро и ощутил тонкую ткань — единственное, что разделяло их в этот момент.

И снова кончики ее пальцев забегали по его разгоряченному телу.

— Где ты научилась этому? — спросил он, припоминая, какой стыдливой она была раньше.

Карина взглянула на него из-под длинных ресниц.

— Прочла об этом в одной книжке — что нужно делать для получения удовольствия и как доставить приятное другому.

— Тебе нравится касаться меня?

Заметив, как краска стыда залила ее лицо, он улыбнулся. Несмотря на продолжительную разлуку, она совсем не изменилась.

Наблюдая за ним широко открытыми глазами, она кивнула головой. Коди ответил долгим взглядом и сказал:

— Похвально. Ну-ну. Давай. — С этими словами он энергично притянул ее к себе.

В ее глазах блеснул испуг.

— Покажи мне, чему еще научила тебя книжка, — улыбаясь, попросил он.

Улыбка тотчас оставила его, когда она, точно следуя его инструкциям, приступила к чудодейству.

— Ох, Карина, дорогая. Я не могу этого вынести. Я так давно ждал и… о!..

Позже он не мог вспомнить, когда Карина невесомо опустилась на него, не причинив ни малейшего беспокойства его ранам. Она парила над ним, как бабочка. Он забыл обо всем, кроме того, что они снова вместе. Никаких мыслей — только страсть властвовала над ними. Испытанное им блаженство не поддавалось сравнению.

Не будучи дольше в состоянии сдерживать себя, он будто одеревенел и исторгнул крик, чувствуя, как ее ритмичные движения иссушают его.

— Что с тобой? — с тревогой спросила Карина. — Тебе больно? Мы сделали что-то…

И не было сил рассмеяться.

— М-да. Я бы сказал — мы сделали что-то необыкновенное. — Отдышавшись, добавил: — Моя нежная женушка в постели обернулась тигрицей.

Бочком-бочком она отодвинулась от него и вытянулась рядом.

— Хорошо было?

— О, любимая… прелесть моя, это, в самом деле было неплохо!

На следующее утро Коди проснулся от бившего в лицо яркого солнечного света. С трудом поднялся, задернул шторы и вернулся в постель.

Смутно припомнил, что спать почти не пришлось, а если быть точным, то и совсем не довелось, потому что небо уже посветлело, когда он, опустошенный, собрался отдыхать, обняв рукой теплое тело Карины.

Она не пошевелилась — ни когда он вставал, ни когда, вернувшись, снова лег. Приподнявшись на локте, Коди стал смотреть на нее.

Они снова вместе, и на этот раз он твердо решил больше не разлучаться. Жена оставила свою работу, которая, по его мнению, много для нее значила. Предстояло обсудить, как быть дальше.

Еще в госпитале он спросил как-то Коула и Камерона, что они думают об открытии в Сан-Антонио клиники речевой терапии. Братья решительно поддержали эту идею. Таким образом, к их годовщине у него будет свой подарок.

Открыв глаза и увидев, что он наблюдает за ней, Карина улыбнулась. Нет, более красивой женщины он никогда еще не видел.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Превосходно. В полном согласии с окружающим миром. А ты?

— Так же. Я имела в виду твои раны.

— Несмотря на нашу активность прошлой ночью, я чувствую себя на редкость хорошо отдохнувшим. — Он зевнул и опустился на подушку. Играя с ее локоном, проговорил: — Я наблюдал за тобой, когда ты спала, и думал о том, как ты дорога мне и как я боялся в прошлом году потерять тебя. Слава Богу, ты предпочла остаться верной брачной клятве, хотя ее пришлось давать против воли.

— Коди! Это же не так! Я рассердилась на Альфонсо за то, что он силой принудил тебя жениться на мне. Я надеялась, что когда-нибудь ты, возможно, сделаешь мне предложение, но хотела, чтобы ты сам решился на это. Я понимала, что ты чувствовал себя как в ловушке, что ты никогда не думал обо мне в этом плане, но жениться на мне при тех обстоятельствах было благородно с твоей стороны.

Коди взял ее за руку и привлек к себе. — Хочу рассказать тебе одну историю, — сказал он, целуя ее пальчик с обручальным кольцом. — Когда убили моих родителей, все, чем я жил, весь мой мир — все разлетелось в прах. Я обозлился на всех и каждого, а сделать ничего не мог. Особенно памятна мне одна ночь. Тетя Летти зашла в мою комнату очень поздно, много позже после того, как все ушли спать. Не пойму, как она узнала, что я еще не сплю. Иногда я начинал верить, что ее глаза, подобно рентгеновским лучам, способны видеть сквозь стены и за многие мили. Эта леди почти никогда не ошибалась. — Он поцеловал Карину в носик. — Оглядываясь назад, я понимаю, что она, вероятно, проверяла меня каждую ночь, а я об этом ничего не знал.

Я сидел на подоконнике и, глядя на звезды, думал, что две из них могли быть моей матерью и отцом. У меня не было четкого представления, где находятся небеса и как люди попадают туда. Я ожидал, что вот сейчас она велит мне ложиться в постель, скажет, что завтра надо идти в школу и прочее. А вместо этого она подтащила стул, села и повела рассказ.

Даже теперь я не перестаю удивляться ее словам, потому что, как ты хорошо знаешь, Летиция Коллуэй самый несентиментальный человек в мире. Начала с того, как встретились мои мать и отец. Она поведала их историю, которая разворачивалась на ее глазах, — как ее брат по уши влюбился и как он ухаживал за красивой молодой девушкой. Рассказала мне и о том, как однажды брат пришел домой вне себя от радости и заявил, что его любимая согласилась выйти за него замуж.

Потом она опустила руку в карман и достала какой-то предмет. Было слишком темно, чтобы разглядеть его. Не отрывая глаз от раскрытой ладони, она говорила:

«Твой отец купил твоей матери изумительное кольцо, украшенное драгоценными камнями, а она сказала, что хотя и находит кольцо очень красивым, но не будет чувствовать себя уютно, если станет носить его. У нее были маленькие, изящные ручки. Тогда он пошел и купил ей вот это».

С этими словами тетушка протянула мне руку. Я ощутил, как что-то упало в мою ладонь. Это было золотое филигранное колечко. По сей день помню, и как я смотрел на него, и как остро защемило в груди. Последний раз я видел его на маминой руке. Она никогда не расставалась с ним. Тетя Летти сказала также, что хочет, чтобы кольцо напоминало мне об удивительной любви моих родителей друг к другу и к нам троим. Помню слово в слово, что она сказала:

«Коул и Камерон старше тебя на несколько лет, им легче сохранить память о родителях, Коди. Для тебя нужно что-то более реальное. Поэтому храни это кольцо как самое дорогое на свете».

Ладонью Коди коснулся щеки Карины.

— Даже в десять лет я понимал, какой замечательный подарок вручила мне в ту ночь тетя Летти. Она возвратила мне веру в жизнь и в будущее, вручила символ прекрасной любви. Я носил это кольцо с собой до того самого дня, когда надел его на твою руку.

Большим пальцем он нежно смахнул слезу с ее щеки, но на смену ей тут же набежала другая.

— Даже тогда, когда я еще не совсем разобрался в своих чувствах, я считал правильным, что носишь его ты. — Он поднял ее руку и снова расцеловал тонкие пальчики. — Для меня это кольцо всегда служило символом вечной любви, а ты стала ее олицетворением. Долгое время я боялся сознаться в этом, да, я был большим трусом.

— Коди, ты можешь называть себя кем угодно, но только не трусом.

Он покачал головой.

— Тетя Летти с первой минуты, как увидела тебя, знала о моих подлинных чувствах к тебе. Она все поняла, потому что на твоем пальчике увидела это кольцо. А еще поняла, что я обязан дать тебе свободу, иначе вместе никому из нас не суждено стать счастливым.

Карина засмеялась.

— Настоящая женщина, не так ли?

— Да, такие не часто встречаются. Вымирающее поколение. Неприступная как скала, но для тебя готова пойти на все. Для нее семья превыше всего.

— Семья много значит и для меня, Коди.

— Знаю, дорогая. Вот почему я так рад, что вы с Альфонсо помирились.

— Я имела в виду… мою собственную семью. Вот почему я так глубоко переживала потерю ребенка.

— Я не сказал, как тот случай тронул меня, потому что я был… я ужасно переживал из-за ребенка и сожалею, что тебе одной пришлось пройти через весь этот кошмар. И я намерен провести оставшуюся жизнь так, чтобы восполнить те тоскливые годы, когда мы были в разлуке.

— Будь осторожнее с обещаниями, любимый. Я ведь могу так занять тебя воспитанием детей, что ты будешь мечтать о днях, проведенных в одиночестве.

Он прижался к ее губам и оторвался только для того, чтобы прошептать:

— На это не рассчитывай.