Мистер Гройль длинно потянулся, оглушительно захрустев всеми своими двумя сотнями хрящей, и подошел к окну. Его роскошный Канцелярский пентхаус располагался на 166-м, самом верхнем этаже Имперского Небоскреба.

Но даже с такой невероятной высоты можно было различить надписи на полотнищах, растянутых вдоль крыш небоскребов ростиком поменьше, чем Имперский. «Распетушим Куростан!», «Всех кур – в ощип!», «Куры – дуры, петухи – лопухи!», «Лупцуй курозадых до последнего птенца, без конца, без конца!», «Гройлеры – будущее Вселенной!». И, особняком: «Все – на ударное производство гудрона!»

Конечно же, все это были придумки главного школьного учителя и агитатора Империи мистера Гр. Что ж, вовсе даже не куриные мозги у этого пожилого, старательного гройлера. Жаль, буковку очередную ему присвоить никак не получается – трехбуквенное имя уже занято шефом силовиков, угрюмым Гро. А пора бы потрафить этому трудяге-учителю, не то обидится верный соратник. Хотя, в самом-то деле, на что ему обижаться? Для него мистер Гройль делал все, что мог.

– Ну что это за имечко у меня, господин Старший Канцеляр? – ныл просветитель, буквально наступая на шпоры мистеру Гройлю. – Гр. Это же сокращенно – гражданин, или – гройлер, так пишут все поголовно в своих сочинениях и прошениях. «От гр. Джи-122». А я ведь все-таки далеко не среднестатистический гройлер…

В итоге этих нудных приставаний, а также за исключительную личную преданность Старшему Канцеляру Гройлю, к учительскому имени Гр добавилось еще одно «р». Букв, действительно, стало больше, аж целых (вожделенных!) три, да только вот на слух звучание имени совсем испохабилось. Гррррр… Тут хоть сколько хошь этих «р» прибавляй, а будет только мерзее.

И, по умолчанию (а главным образом – личному секретному распоряжению милостивого Старшего Канцеляра), этого идио… гм… идеолога, этого алчного до наград гройлерного мозгоправа стали величать Гыр-Быр. И – надо же! – проповедник был на вершине счастья: как-никак, единственное двойное имя на просторах империи… А ведь, надо же, именно он придумал слоган: «Петухи – лопухи!» Уж сам-то, действительно – лопух так лопух!

Кстати, это ведь еще один ляп в гройлерной пропаганде: обыватели давным-давно забыли, как выглядит лопух и что это вообще такое. Сколько хватало взгляда с высоты пентхауса главного небоскреба, залитая гудроном Имперская площадь и простирающиеся за ней гудронные территории, утыканные гудронными небоскребами, были сплошь черны, и лишь кое-где для оживляжа торчали пластмассовые деревца.

А тут вдруг на самом видном месте, на здоровенном плакате, такое вредоносное понятие – «лопухи»…

Или это: «Лупцуй курозадых!»

– Можно подумать, гройлерный зад чем-то отличается от куриного, – буркнул мистер Гройль. – Разве что тем, что мы вообще с голым задом расхаживаем. А в остальном…

Н-да, в таком ответственном деле, как воспитание гройлерной молодежи, нужен глаз да глаз, око недреманное. С этим у Гыр-Быра явно наблюдались нелады.

И мистер Гройль скосил свои самые недреманные во всей империи очи к длиннющему баннеру с начертанным на нем грозным призывом: «Увидел травинку – уничтожь ее!» За случайно обнаруженную, пробившуюся сквозь слой гудрона, и сданную властям травинку полагалась приличная премия: целый час покачивания в проволочном гамаке.

А снизу, многократно усиленное акустическим эхом главной имперской площади, продолжал звучать гимн. Мистер Гройль пригляделся.

Штук пятьдесят малюсеньких цыплят-клонов принимали посвящение в гройлеры. Они натужно вытягивали свои тощие шеи с повязанными бурыми бантами. Будущие полновесные гройлеры выстроились ровным пятиугольником у подножия Великой Стелы, а дирижировал ими, разумеется, главный вожатый, учитель и агитатор Гыр-Быр.

«Кстати, – подумал мистер Гройль, – надо бы отнять у него звание главного вожатого империи и забрать этот титул себе. И приказать писать его с больших букв: Главный Вожатый Империи. Есть в этом словосочетании что-то мистическое. И вообще… Этот Гыр-Быр… Он тебе и учитель, и агитатор. Многовато для двух-с-половиной буквенного гройлера, хотя бы даже и с двойным именем! Неофициально двойным, между прочим…

И короткие стальные цапалки мистера Грр (Гыр-Быра) рассекали воздух в такт рифмам:

Мы гройлеры могучие, Мы химию едим. И всех врагов, до кучи, Мы скоро победим!

Вот это хорошо! То, что нужно! Только вот… «До кучи…» Несолидно как-то. Молодежный, цыплячий сленг, даже не сленг, а самый что ни на есть – писк. И что значит – «скоропобедим»? Уже много лет подряд население империи слышит эти хвастливые обещания, которые больше смахивают на некие заклинания, камлания… А врагам – плевать. Им тоже – до кучи.

Положительно, сегодня утром Старший Канцеляр великой империи был недоволен абсолютно всем на свете!

Но вот и припев, исполняемый нежно, лирично. Дирижер вытянулся на цыпочках, его стальные цапалки зависли в воздухе, сладостно подрагивая:

Курица – не птица, Гройлеры царят! Рухнули границы, Гройлеры парят!

«И миру свою волю говорят», – с удовлетворением, хоть и довольно нескладно пропел отсебятину мистер Гройль. Но по выражению его вислощекой ряшки определенно было видно, что именно это четверостишие гимна ему больше всего по душе.

Ибо оно, сие четверостишие, уже куда ближе к истине, ближе! Несмотря что это лишь коротенькая цитата из гимна. Но что такое гимн вообще? Он ведь, по определению, возглашает нечто этакое… недостижимое…

Летать гройлеры, знамо дело, не научились. Да и как, скажите на милость, научиться, если нет у них ни крыльев, ни даже перьев? Сразу после выхода из инкубатора новоявленный гройленок подвергался такой санитарной обработке, после которой перья у него уже расти не могли. Зато шкура впоследствии все больше и больше дубела и толстела, становилась подобной панцирю, как о том, собственно, и пелось в первых строчках торжественного песнопения. Достижению столь потрясающего эффекта способствовала и периодическая «прожарка» – по достижении очередного срока каждый гройлер заново пропекался в особой, неопасной для жизни микроволновой печи.

Но! Насчет полетов. Главный химик, технолог и косметолог империи мистер Грой исхитрился построить дирижабль – брюхатый, короткохвостый и с распластанными в небе стабилизаторами, внешне напоминающими окорочка. Ну прямо летающий супер-гройлер!

Один был существенный недостаток у «небесного гройлера» – он был неуправляем, этот огромный, черный, продолговатый пузырь из гудрона, надутый горячим воздухом. И потому крепился к лебедке с длинным-предлинным тросом, позволявшей в любой момент притянуть дирижабль обратно, на базу. Длина троса была такой, что при попутном ветерке в верхних слоях атмосферы мистер Гройль-Длинные-Грабли со своей охраной мог зависнуть над любой точкой империи – благо размерами была она не слишком пространна. Пытались было перемахнуть на дирижабле за горный хребет, попугать жителей соседнего Куростана – без присутствия на борту мистера Гройля, разумеется. Однако Старший Канцеляр поопасился, что порывом ветра дорогостоящий гудронный пузырь может здорово шибануть о скалы…

Но вот биологическую войну против презренного курино-петушиного племени провести удалось – с подачи главного силовика мистера Гро. Выждав попутного ветра, дирижабль подлетел к хребту вплотную, и гройлеры из личной охраны Старшего Канцеляра пустили по воздуху бесчисленное количество семян страшного для соседей лютика-курослепа. Эти зловредные семена хранились в запасниках с давних времен, когда территория империи еще не была сплошь загудронирована. «Пусть их всех до одного поразит куриная слепота!» – бушевал мистер Гройль.

И часть семян приземлилась-таки на территории враждебной страны…

Базировался дирижабль с немудреным названием «Эйр Гройлер» на крыше Имперского Небоскреба, прямо над пентхаусом мистера Гройля. В последний момент постройки цеппелина Старший Канцеляр лично посетил верфь и распорядился, чтобы головной отсек летательного аппарата, предназначенный для единственного пассажира, надувался отдельно от прочей туши аэростата. И в итоге снаружи голова воздухоплавательного аппарата выделялась более высоким потолком, чем у остальной оболочки. Экипаж и охрана, а также, иногда – прочие высокопоставленные пассажиры – располагались в просторной гондоле, в подбрюшье «Эйр Гройлер».

И простые, рядовые гройлеры, взирающие на ползущий в небе громадный черный балон с раскоряченными гудронными окороками, качали вдавленными в плечи головами, вздыхали снизу восхищенно: «Ай да Старший Канцеляр у нас, вот так сверхгройлер! Даже не помещается в гондоле, во какой откормленный! Отдельный салон ему надобен».

Заметим, что Старший Канцеляр Гройль очень редко появлялся на публике, придавая таким образом своей личности нечто мистическое, незагудроненное, недоступное взорам и умам толпы…

Имидж правителя, граждане, занятие кропотливое, что ни говори!

Взять хотя бы ту же Великую Стелу. Пятигранный гудронный столп так высок, что никто во всей империи не в состоянии разглядеть – а что же там, на самом верху стелы? КТО там? ЧЕЙ памятник ее венчает? А?

На гудронном постаменте, с которого Великая Стела уходит в небо, выплавлено золочеными буквами: «Гениальный основатель Империи Гройлеров». И все. И – больше ни слова об этой таинственной личности – ни в гимне, ни в школьных пособиях и учебниках о способах увеличения веса тушки…

Никто и никогда из живущих ныне рядовых гройлеров не видел своими водянистыми глазками ТОГО, кому он покланяется – слепо, не ведая ни имени, ни звания, ни… даже количества жира под его священной шкурой!

«Самая прекрасная и великая легенда – это легенда об умершем герое», – изрек как-то мистер Гройль.

Хорошо сказал. Правильно.

Так, может быть, все это выдумка – некий основатель империи, да еще и самый гениальный из всех земных существ, а ныне вознесенный гудронной стелой под самые небеса?

О, как хотелось бы Старшему Канцеляру, чтобы так оно и было! Чтобы тот, чья бронзовая фигура заслоняет ему солнечный свет – был просто мифом, плодом воображения, пропагандистским фантомом!

Но нет. Был, был основатель империи гройлеров. Окна пентхауса мистера Гройля располагались так высоко, что лишь один он во всей империи мог лицезреть ТО, что находилось на самой макушке Великой Стелы. А точнее – ЭТО располагалось прямо напротив его окон. Откроешь створку, и кажется – дотянешься цапалкой.

Если откроешь, конечно… Но столь кошмарная мысль (даже не кощунственная, а именно кошмарная!) приводила мистера Гройля в морозное содрогание. Не только распахнуть створку окна, но даже взглянуть на фигуру Создателя Империи он не мог себя заставить – скашивал всякий раз свои глазки в сторону и вниз.

Ибо ТО, что венчало Великую Стелу, было настолько ужасающим, что рядовой гройлер, скорее всего, тут же умер бы от разрыва своего ожиревшего сердца, едва взглянул бы на фигуру «Идола и Кумира Всея Империи». А кто случайно выжил бы, – тот всяко выжил бы из ума, из последних его остатков. Эта страшная правда лишила бы рассудка, убила последний, чахлый гройлерный интеллект.

«Ну уж нет! – со страхом подумал мистер Гройль. – Одно дело – управлять империей безмозглых, это забавно и приятно; и совсем другое дело – управлять империей безумных, вернее – толпой безумцев, непредсказуемых и бесчисленных».

Тут мистер Гройль, до сей поры не слишком-то внимательно слушавший порядком обрыдший гимн, вдруг напрягся, вытянулся во весь свой рост, взор его стал совсем даже не гройлерным, а прямо-таки орлиным, а глянцевый клюв непроизвольно распахнулся от овладевшего Старшим Канцеляром экстаза.

Десятки юных, новоиспеченных гройлеров, стоявших рядами у Великой Стелы, грянули что есть мочи:

Гройлерный порядок — Вот закон для всех! Эй, долой наряды — Перышки и мех!

По золотисто-палевой шкуре мистера Гройля от удовольствия прокатилась волна мурашек. И только при последнем слове – «мех» – Старший Канцеляр все-таки поежился – уже не от удовольствия, а … от страха. Дерзко сказано, это верно. Однако не слишком ли дерзко?

Мех носили главные враги всех гройлеров (да и кур с петухами, кстати сказать): крысы, хорьки, опоссумы… Все те хищные зубастики, что объединились на соседнем острове под властью Великого Хоря – самого отвратительного и грозного тирана на всем белом свете. Надо полагать, Великому Хорю, конечно же, доложили содержание гимна Империи Гройлеров, но пока что «директатор» Княжества Хищных Зубастиков дипломатично молчал, не присылал ноту протеста.

А куры и петухи, о непримиримой вражде с которыми вещали бесчисленные плакаты по всей Империи? Об истреблении которых пелось в гимне, проповедовалось на школьных уроках?

Их государство, как уже говорилось, раскинулось на том же острове, что и Империя Гройлеров, а естественной границей между странами был горный хребет, рассекший клочок земли посреди моря на две неравные половины (большая часть, разумеется, принадлежала гройлерам). Для клонов-мутантов, по большому счету, куриный род был врагом идейным. Потому что именно близкие по своему происхождению создания склонны почему-то соперничать друг с другом вплоть до ненависти.

Впрочем, куры – существа безобидные и миролюбивые, они реально никогда не причиняли вреда Империи Гройлеров. И не угрожали ничем. Щиплют себе травку, клюют по зернышку пшено, а по праздникам – червячков, и тем сыты бывают. На мировое господство уж никак не претендуют, это мистеру Гройлю следовало бы признать хотя бы наедине с самим собой.

Куростан был необходимым и, скажем честно, придуманным врагом гройлерной империи, потому что образ жизни обитателей страны вольных кур и петухов ну просто ни в какую не подходил для гройлеров, шел вразрез с истинными гройлерными ценностями.

В Куростане петушки и курочки влюблялись и женились, потом носились со своими яйцами, уложенными в писаные торбы, высиживали их, выводили курят и чинно гуляли всем своим выводком, раскланиваясь с соседями. И при этом прославляли семейные традиции как самое главное в жизни. Вот она, реальная угроза для монолитной Империи Гройлеров со стороны своевольного Куростана! Недаром имперские средства массовой информации уничижительно именовали противных соседей «чикен-фри». На слух звучало обидно, однако мало кто в Империи Гройлеров понимал, что чикен-фри – это свободные куры и петушки, выросшие под открытым небом, в родной семье, а не в инкубаторе, и живущие посреди буйной природы возле кормушек с золотистым пшеном.

Этот образ жизни соседей тщательно скрывался от населения Империи Гройлеров, ибо исходила от такого примера немалая угроза гудронному городу.

И в чем же, скажите на милость, заключалась эта угроза?

Да вот в чем. А вдруг кое-кто из скудоумных гройлеров окажется не таким уж скудоумным? Возьмет да и начнет задумываться о смысле жизни, о (страшно сказать!) взаимной любви и заботе о детях? О цветастых перьевых нарядах, моде, красоте? Вдруг кто-то захочет щипать траву, «клевать клевер» да зернышки вместо ежедневных инъекций антибиотиков и жирообразующих порошков?

Ну, один – это еще пустяки, свернуть ему шею хромированной цапалкой – и дело с концом. И хорь с ним… А если массово? Тогда это будет конец империи, торжество чиккенов и… и просто – курам на смех! И еще. Вот возьмут эти пернатые да и поддержат бунтарей пшеном! Или каким-то образом десантируются в империю гройлеров, наглядно демонстрируя свой, куриный, образ жизни? Впрочем, этому не бывать – ведь тупая, а, значит, самая главная сила – мускульно-жировая – на стороне гройлеров. И так будет всегда!

Мистер Гройль вновь самодовольно оглядел себя в зеркале трюмо. Он стоял в чем мать… то есть, конечно же, не мать, откуда у гройлера может взяться мать или отец? Стоял мистер Гройль, в чем инкубатор родил. Его мать, как у всех гройлеров – это уютная, теплая и просторная колба, а отец – «живой» поток биологических лучей.

И наряд мистера Гройля, как и всего его народа – единственно прекрасный в мире, потому что – откровенный, честный, без лицемерия. И – одинаковый для всех, унифицированный. Юнисекс, так сказать. Голая шкура, лоснящаяся от жира и благовоний – вот естественный и самый подходящий облик для всех без исключения гройлеров. А в будущем – и не только для гройлеров! Да-да, гройлерный порядок – это наивысшее благо для всех, хотя почему-то все этого никак не хотят понять по недалекости своей…

И никаких вам, гр-раждане, половых признаков – ни первичных, ни вторичных. Так что стесняться своей наготы гройлеру незачем. У гройлеров нет мужского и женского рода, они бесполые. Они – само совершенство. Потому-то никто из подрастающего поколения гройлеров и ведать не ведает о чувствах, которые лишь отвлекают от непрерывного производства гудрона и накопления веса тушки! Таких вредоносных чувствах, как любовь, забота о детях, милосердие. И даже – дружба, ибо на какой основе могут возникнуть приятельские отношения между совершено одинаковыми, тиражированными в инкубаторе особями, а? Ну-ка, скажите на милость!

«Именно мы, гройлеры, осуществили вековую мечту: стерли различия между полами, исключили из жизни дискриминацию и предпочтения по видовому и гендерному признаку. Это пускай себе старомодные петухи галантно ухаживают за курочками, сохнут от любви, в буквальном смысле худеют и теряют в весе. А мы будем толстеть и набираться сил!» – внушал себе мистер Гройль идею величия своей миссии.

И он загнусавил с хрипотцой, подхватывая гимн:

Гройлер – не червонец, Нравится не всем. Солнце к речке клонится, Я все ем и ем!

«Единственный смысл бытия каждого гройлера, помимо, конечно, жизненно необходимого производства гудрона – это увеличение веса своей тушки, а, значит, усиление мощи всей империи! Хороший гройлер – толстый гройлер! Единственное правильное государственное устройство – гройлерная империя!»

Так мыслил мистер Гройль, Старший Канцеляр Империи Гройлеров.

И даже небольшая неувязочка в тексте гимна не царапнула куриной лапой его изощренный слух. А была неувязочка, была… «Солнце к речке клонится…» Никакой речки в Империи Гройлеров отродясь не бывало – разве что реки расплавленного гудрона текли из печей в формовочный цех.

Но речка-невеличка текла в соседнем, захребетном Куростане – такая маленькая речушка, что кое-где ее куры пешком вброд переходили. И все-таки это была речка: с хрустальной горной водицей, с искрящимся в ее брызгах солнышком…

Как же появилась эта самая «речка» в гимне Империи Гройлеров, сочиненном Старшим Канцеляром? Видимо, это объясняется не чем иным, как разве что… генетической памятью. И мистер Гройль, представитель самого первого поколения гройлеров, сохранил эту память, по-видимому, лучше других.

Эти смутные, дожизненные воспоминания обычно активизировались, когда он тайком поедал контрабандную травку, пшено, червячков…

А снизу грянул заключительный рефрен гимна:

ИМПЕРИЯ! ИМПЕРИЯ! ИМПЕРИЯ!

Мистер Гройль удовлетворенно нахлобучил на свою тщательно ощипанную голову золотой шлем – скорее, не шлем, а каску, цвет которой почти сливался с навощенной кремами шкурой.

Такие металлические каски-колпачки носили все особи Империи Гройлеров – чтоб никто не вздумал выделяться шляпой, бейсболкой, декоративным пластиковым ирокезом.

«Империя! Империя!» – неслось отовсюду, изо всех распахнутых окон.

Могучая Империя Гройлеров просыпалась, как отдохнувший гигант.

Мистер Гройль замешкался. Идти ли прямо сейчас на утренние процедуры или все-таки сначала… Он долго уже откладывал запланированный визит, но сегодня решился. Видимо, злость, копившаяся в нем с самого пробуждения, придала Старшему Канцеляру смелости и решимости.

Он подошел к неприметной дверце в углу своей спальни, выставил вперед цапалку. Защелкали шарниры, подчиняясь мысленной команде своего хозяина, и вот уже на конце хромированного манипулятора возник хитроумный, многогранный инструмент – этакая странная, непонятно для какого винта предназначенная отвертка.

Это был ключ от самой секретной двери во всей империи.

Мистер Гройль с лязгом вставил ключ в скважину, обругал себя «куриным сердцем» и «трусливой клушей» и повернул манипулятор в замке.

Сейчас он войдет и увидит ТО… Да за один лишь взгляд на ТАКОЕ любому другому гройлеру империи полагалась бы незамедлительная смертная казнь. Путем медленного, в течении аж трех дней, мучительного сожжения в микроволновой печи.

«Империя! Империя! Империя!» – продолжали исступленно орать голые цыплята под управлением Гыр-Быра.

Их только что посвятили в гройлеры.