Но вернемся опять в тот солнечный денек, когда профессор Алектор и доцент Петел шествовали в редакцию газеты «Курям».

– Самое печальное, – продолжал профессор со вздохом, – если я вдруг прав…

– Прав – в чем? – живо поинтересовался Петел.

– В том, что… Эти вот Лег и Аям… Ну хорошо, если они по молодости лет друг друга клюют и царапают. А если… Если только потому, что один – абсолютно, до мозга костей – черный, а другой – такой белый, что в глазах солнечные курята прыгают. Каково, если так? Если подлинная причина драки – цвет перьев?

– Опять-таки не понимаю вашей вселенской тоски, – пожал плечами доцент. – Вы же постоянный член президиума нашего центра «Куриные мозги» – парламента, выражаясь бройлерным языком. И что вы видите со своего президиумного насеста? А? Все окольцовецские фракции сформированы по родовому признаку: плимутроки занимают свою жердочку, леггорны – свою… Не говоря уж о фракции кур-тизанок.

– Фракция – это гудрон! – резко оборвал собеседника Алектор.

А сам подумал: «И как это я раньше, старый, тертый и стреляный петух, не обращал внимания на такую, хм, закономерность? Жердочки и узко-жердочные интересы – вот тайный механизм управления Кур-Щавелем!»

И к появлению в палате «Куриных мозгов» жердочки кур-тизанок он, профессор, говоря по совести, тоже приложил свою четырехпалую лапу. Он, известный своей приверженностью семейным ценностям и святости брака! Конечно, оппоненты издевались над престарелым ученым, говоря: «Легко тебе слыть сторонником крепкой да нерушимой тюрь… то есть, семьи, ты же никогда не хлебал домашних щей, не ведаешь, как они порой бывают горьки!

А с курами-тизанками случай вышел такой. Как-то они целой ватагой ввалились на заседание палаты «Куриных мозгов», и даже охранник Брама, начальник ОПа, который был столь огромен и силен, что мог в одиночку повалить с десяток петухов, не говоря уж о курочках, не смог остановить этот демарш кур-тизанок.

Предводительшу курочек тизанской породы, мамашу Коко, в шутку называли даже не жилистой, а «мужилистой» теткой. И клиентами ее были обычно либо петушки «с отклонениями», которых, по сути, и петушками-то назвать было бы срамно, или… Симметрично «отклоненные» куры. И тех и других в Кур-Щавеле было так мало, что они не заслужили даже особого статуса, права называться «меньшинствами».

Не добившись успеха и благосостояния на «трудовом фронте», Коко резво принялась за администраторскую работу. И благодаря своей мужилистости быстренько привела кур-тизанок к повиновению. Благо рассчитывать на заступничество ОПа таковые асоциальные элементы, как куры Тизанской породы, не могли.

Ввалившись с толпой кур-тизанок в палату «Куриные мозги», мамаша Коко в ультимативном тоне потребовала предоставить ей и ее «цыпочкам» свою собственную жердочку в национальном мыслительном центре.

– Ну, это уж ни в какой курятник не лезет! – прикрикнул на зарвавшихся кур-тизанок Премудрый Плимутрок. – Ваш, сударыни, образ жизни просто не позволяет вам находиться в представительном органе государства честных кур и…

Премудрый Плимутрок поперхнулся, но все же договорил:

– …и порядочных петухов.

Кое-где по углам «Ума палаты» послышались сдержанные смешки, и Премудрый, стушевавшись, занял свое место в президиуме.

– Нет, зачем же? Договаривайте! – вскинулись куры-тизанки. – Вы намекаете на то, что мы не трудящийся элемент? Да?

– А хотя бы и так, – важно задрал хохолок Мазокур.

– Эх, Мазокурушка ты наш миленький, и ты – не с нами, – скорбно пропела мамаша Коко.

И подала сигнал своим «цыпочкам».

Те, смеясь и игриво подкудахтывая, выволокли Мазокура с насеста на всеобщее обозрение, окружили его кольцом и завели плясовой хоровод, да с песней:

– Цыц! Замолчать! – возгласил секретарь собрания Лег. – Песня запрещена специальным указом «Куриных мозгов» еще в… в…

Он не смог вспомнить. Он лишь беспомощно тыкал крылом в длинный баннер, висящий на стене собрания: «Вечный позор Петьке Рябому!»

Между тем в круг повыскакивали со своих насестов наиболее горячие петушки-окольцовцы, начали приплясывать вместе с Тизанками, подкукарекивать.

Тизанки грянули уже всеми своими глотками, а кое-кто – и зобом, дрожащим контральто:

– Ну и довольно, – тихо рек Премудрый Плимутрок, и все почему-то сразу успокоились, принялись протирать взмокшие гребешки, рассаживаться по насестам. Угрюмо поплелся на свое место и поклеванный любвеобильными курами-Тизанками художник Мазокур.

Мамаша Коко снова воспользовалась паузой:

– Тогда я хочу спросить профессора Алектора – надеюсь, с его мнением здесь все хоть сколько-нибудь считаются, верно?

– Верно! – заквохтало собрание. – Вмажь им, уважаемый Алектор, коли уж Мазок не вмазал!

Профессор поднялся с насеста президиума, почему-то волнуясь. Очевидно, многоопытный ученый уже заранее предчувствовал какой-то подквох со стороны мамаши Коко.

– Ну, – только и сказал Алектор, избегая смотреть в подведенные глазки кур-тизанок, хотя уж он-то никогда в жизни не топтался с ними.

– Скажите, профессор – какая работа самая трудная, самая важная и самая долгая? – подбоченясь, выкрикнула Коко.

– Работа над самим собой, – твердо, как непреложную истину, возгласил Алектор.

– Правильно! О, Ратор, правильно! – подхватили нестройные голоса нескольких окольцовцев.

– А вы, доцент Петел? Вы, как ученый, тоже так считаете? – повернулась к своему давнему приятелю мамаша Коко.

– Ну да, разумеется, в этом вопросе я вынужден проявить солидарность с профессором, – как можно развязнее прокудахтал Петел.

– Вот видите! – торжествующе обвела всех взглядом самовыдвиженка. – А теперь я скажу вам, что никто другой, как мы, куры Тизанской породы, не работает над собой столь усердно, кропотливо и ежечасно! Вы, окольцовцы-петухи, посмотрите на нас и сравните то, что видите, с обликом ваших жен! А вы, клуши, признайтесь хоть самим себе: разве не мечтаете вы смотреться так, как мы? Пожить хоть недельку нашей жизнью?

Заранее подготовленные «цыпочки» хором возгласили:

– Куры-тизанки – это истинное лицо всей прекрасной половины населения Кур-Щавеля! Кур-Тизанок – в окольцовки палаты «Куриные мозги»!

По жердочкам прокатился одобрительный шепоток:

– А они вовсе даже не дуры, эти самые тизанские куры!

И тут подала голос председательствующая на собрании рябая курочка Глаша, которая вечно что-то вязала на своих коленях даже во время самых бурных дебатов:

– Но вы, милочки, простите… Не несете яиц, не увеличиваете народонаселение Кур-Щавеля!

Однако мамаша Коко уже почувствовала кураж, глядя, как алые «бородушки» окольцовцев-петухов становятся все более масляными, а гребешки прямо-таки золотятся от похотливого пота.

– Ой-ой-ой, уважаемая председатель! – Коко распахнула крылья в полупоклоне. – Совсем вас не заметно что-то. Оно и понятно: добродетельную курицу обычно издали заметишь по ее выводку. Так где же ваши курята, благочестивая Глафира? Глаша-мамаша! Ну, кроме оболтуса Рябчика, сыночка вашего первого, что уже вырос и постоянно является нашим клиентом.

– Мы ему даже скидочку за это предоставили, – хихикнула курица-Тизанка Хи-Хи.

– Мы зовем его Рябчик-Жерябчик, – томно повела подведенными бровями кура-Тизанка Ку-Ку. – Его-то я никогда не кидаю, уж больно резвый Жерябчик…

– Глаша-мамаша! Где ваш папаша? – загалдели все «цыпочки» разом, как по команде.

В наступившей тишине председательствующая встала с насеста, шмыгнула ноздрями и пошла прочь, к выходу, путаясь ногами в своем вязаньи.

– Для кого вяжем-то? – крикнула ей вслед мамаша Коко.

На нее тут же со всех сторон зацыкали: это было уже слишком, перебор…

Председательский насест временно занял, со всеобщего одобрения, профессор Алектор – все прекрасно понимали, что, пожалуй, только он один из всех присутствующих окольцовцев мог быть абсолютно беспристрастен в отношении кур Тизанской породы.

Профессор поднялся, долго протирал пенсне, тщательно отсморкался.

– Ну, учитывая весьма и весьма убедительный довод присутствующих здесь кур Тизанской породы… Это я насчет их постоянной работы над самосовершенствованием…

– Ставьте на голосование, уважаемый Алектор! – донеслись возбужденные петушиные голоса, которые уже не чаяли, как бы поскорее выбраться отсюда, взяв под крылышко какую-нибудь цыпочку.

– Ставлю на голосование, – кивнул профессор.

В результате подсчета голосов куры-Тизанки получили сразу три серебряных колечка в палате «Куриные мозги». Первое, естественно, досталось мамаше Коко, второе – миниатюрной Хи-Хи, а третье – вальяжной Ку-Ку. Так ее прозвали за то, что она здорово наблатыкалась «кидать» петухов, строивших ей «куры» и предлагавших шуры-муры.

Пшено и червей эта курица-Тизанка брала вперед, авансом, а потом говорила: «Ку-ку!», взмахивала крылышком и ловко смывалась с места предполагаемого «топтанья».

Посему-то ее и считали умнейшей из всех кур-Тизанок, а это, согласитесь, как раз то самое качество, которое столь необходимо в собрании «Куриных мозгов».

– А яиц мы вам еще принесем столько… Ого-го! Выше резного петуха на крыше, – квохтали счастливые и мокрые от слез радости куры-Тизанки, новые избранницы палаты. – Вот увидите! Мы все теперь быстренько повыходим замуж, окольцовки все-таки! Мы – солидная партия, в смысле… не политики, а женитьбы. А на наше место придут другие труженицы над собой, над своим совершенствованием!

Так профессор Алектор вольно или невольно «протащил» кур Тизанской породы в «Ума палату».

– Целых три, кто бы мог подумать! – сокрушался в тот день старый околпаченный петух. – Безмозглый я каплун! Это ж целая фракция!

– Фракция, уважаемый профессор, это гудрон, – назидательно молвила ему на прощанье мамаша Коко и нежданно-негаданно, ласково так, клюнула ученого в поседевшую грудь.

И что-то в этой старческой груди ёкнуло, шевельнулось…

Во всяком случае, в дальнейшем ни он сам, ни другие «мозги» нации ни разу не пожалели, что в окольцованных рядах появились куры-Тизанки. Их патриотизм, прагматизм и неожиданная логика многократно повергали собрание в восторг и срывали шквал оваций в палате «Куриных мозгов». По любому вопросу, кстати говоря.

Уж они-то умели считать каждое зернышко бюджета, хотя и позволяли себе порой безответственные заявления:

– Зачем мы вагонами отправляем бройлерам пшено? Они скоро опять нападут на нас, сольют гудрон с летучего пузыря!

– Но, дорогие тизанушки, – возражали неспешные, основательные окольцовцы, – слить гудрон они могут разве что на полоску, где за стеклом растут лютики! Дальше им по небу не продвинуться!

– Лютики – это тоже наше достояние, – хихикала Хи-хи. – Это винтажно! Это символ любви – прекрасной и опасной… Как и от лютиков, от любви тоже можно кое-чем заразиться. Так что же, вы будете голосовать против любви?

– А, кстати, зачем нам гудрон? – подал голос медлительный и вальяжный Брахмапутра.

На него зашипели, захлопали крыльями:

– Не втягивайте «Куриные мозги» в ненужную дискуссию! Гудрон, о длиннохвостый, – это вопрос ментальный! И точка.

– Согласен, точка, – не унимался почтенный Брахмапутра. – Но зачем им столько пшена? У них его куры не клюют!

– Потому что у них ни кур, ни петухов нет! – заржал Конь-Кур, редактор газеты «Курям».

– Поддерживаю вопрос, – тягуче проклокотал Премудрый Плимутрок. – И сам же готов на него ответить. Когда бройлеры скупят у нас достаточное количество зерна, их печатные издания – газеты «Грейдер», «Вестник Гудрона» и журнал «Стальной панцирь» тут же развяжут на своих страницах кампанию о якобы грядущем глобальном похолодании. И, соответственно, падении урожайности на нивах Кур-Щавеля.

– И что? И что дальше? – встрепенулись «куриные мозги».

– А то, – веско кукарекнул Премудрый, – что цены на пшено резко подскочат вверх. И теперь уже не мы им, а они нам будут втридорога продавать наше с вами зерно.

– Причем, – добавил профессор Алектор, – не за их гудрон, который нам уже некуда девать, а…

– А за что же? – вспетушились окольцовцы.

– За территорию! – каркнул Алектор. – Для начала – за ту полосу, что ими же злостно засеяна лютиками. Мы использовать эти земли уже не можем, они это прекрасно понимают… И мы, скорее всего, согласимся уступить им эту никчемную полосу, которая уже и так вроде как нейтральная. А они, как правильно было сказано, зальют ее гудроном, и вот – на тебе, пожалуйста! Готов плацдарм для вторжения и захвата Кур-Щавеля.

В «Ума палате» возникло тягостное молчание. Куриные мозги переваривали столь чудовищную информацию чудовищно медленно.

Секретарь Лег подмигнул мамаше Коко: мол, перемени тему… Та поняла и тут же выдала такое…

– У меня еще один вопрос. Почему в Империи Бройлеров целых три печатных издания, а у нас – только одно?

Редактор газеты «Курям» окольцовец Конь-Кур заерзал на жердочке. Он ревниво охранял монопольное право своего издания называться единственным в стране рупором общественного мнения.

Конь-Кур решительно привстал с насеста.

– Потому, что их больше, чем нас, – пояснил он. – Бройлеров в этом мире всегда больше, чем… гм… нормальных кур и петухов. Поэтому львиная доля средств массовой информации работают на них, на бройлеров. Ориентированы на такого рода читателей.

Таким вот образом вопрос о поставках пшена в Империю Гройлеров в обмен на ненужный гудрон сам собой рассосался и даже не был поставлен на голосование.

Но чаще всего куры-Тизанки добивались положительного решения своих окольцовецких запросов.

– Что это за баннер такой срамной протянут через всю стену в палате курьего ума? «Вечный позор Петьке Рябому!!!» Целых три восклицательных знака, во как! Это что, от непомерного ума? А кто такой этот Петька-Рябой?

Мамаша Коко, Хи-Хи и Ку-Ку так и сыпали вопросы, словно в кормушку – просо.

– А правда, кто это – Петька Рябой? За что Кур-Щавель его проклял? – раздались отовсюду выкрики молодых депутатов – да и представителей среднего поколения, кстати, тоже. – Висит, мозолит нам глаза куриными мозолями этот паршивый плакат, а мы даже не знаем, про кого это!

Председательствующая на сей раз, как обычно, Рябая Карлица Глаша совершенно уткнулась в свое вязание и лишь часто-часто вздрагивала.

– Как это – кто такой Петька Рябой? – возопил Премудрый Плимутрок. – Это же… Это… Государственный секрет!

– От окольцовцев – секрет? – единым квохтом выдохнула фракция Тизанских кур. – Такого в этих стенах быть не должно!

И баннер – который, прямо сказать, действительно был довольно странный, просто на него уже давно никто не обращал внимания, – так вот, несерьезный в столь ответственном помещении баннер был снят без всякого голосования.

Главным же проком от появления в народном собрании кур-тизанок стало увеличение явки «окольцовцев» на все без исключения насесты в палате «Куриные мозги»: с ними, с тизанками-окольцовками, стало весело, интересно и очень деловито.

Петухи-окольцовцы (коих, разумеется, было подавляющее большинство) с появлением в их рядах кур-тизанок под столь благовидным предлогом (я на заседание!) спешили из своих многодетных курятников в мыслительный центр. Ну, эти-то – по вполне объяснимым причинам; а вот курочки-окольцовки? Почему они-то активизировали свою работу в «Ума палате» с появлением своих извечных соперниц и разлучниц?

Очень просто: потому что надеялись перенять у Тизанок какой-нибудь новый фасон укладки перьев, начес хохолка, цвет лака на аккуратно постриженных коготках…

– Кво! Кво-о-рум! – всякий раз возглашал секретарь собрания Лег.

И при этом неизменно поворачивался к жердочке, занимаемой фракцией мамаши Коко, подмигивал двусмысленно (или недвусмысленно?):

– Я крыс топтал! И хорьков топтал! – гнул он свои корявые пальцы.

– И я! И я! – выпячивали свои грудки петухи всех мастей.

В общем, с новыми окольцовками в собрании «Куриных мозгов» на какое-то время воцарились сплоченность и единодушие.

– Вот что значит впрыснуть новую бобровую струю, – назидательно говорил Премудрый Плимутрок.

Но самое большое и невиданное доселе новшество куры-Тизанки ввели в практику окольцовецских собраний, неожиданно продемонстрировав свою техническую подкованность.

– Да вы похлеще наших препов с технического факультета! – восхищался горячий Аям.

– Бери выше! – подхватывал его заклятый друг Лег. – Похлеще наших летных инструкторов!

– А что? – удивлялись Тизанки, выслушивая таковые комплименты от горячих, почти что жареных петухов. – Техника – это наш профессиональный конек, уж вам-то, уважаемые, да об этом не знать!

– И всякие технические приспособления – тоже, – хихикала Хи-Хи. – Вспомните-ка подвешенную корзинку без дна и резинки для шпор, на которых мы раскачиваем всех желающих потоптаться экзотично!

И дамские угодники всякий раз сконфуженно ретировались…

А новшество было вот какого рода.

– Мы поняли, почему работа мыслительного центра идет так медленно, вопросы встают так вяло, будто… ну, в общем, как у старого, жесткого петуха, – заявила как-то окольцованная серебром Коко.

– Интересно, – с иронией вскинул клюв доцент Петел. – Тут вообще-то лучшие куриные мозги собраны…

– Дело не в мозгах, а в фантазии, – мягко возразила мужилистая Коко. – У нас, курочек свободного выпаса, ее, увы, побольше наберется.

– Уважаемая Коко, пройдите к столу президиума, встаньте и скажите всем, – торжественно рек секретарь Лег.

Мамаша Коко элегантно слетела с насеста фракции кур-Тизанок и ловко приземлилась рядом с секретарем, обдав зал цветочными благовониями.

– Вся беда в том, что все мы закисли на одних и тех же жердочках, засидели их, как мухи, – говорила мамаша. – Движения нет, понимаете? А без движения…

– … нет уско-ко-рения, – кукарекнул Кука-Петел.

– Но мы вдохнем жизнь в наши собрания! – вспетушилась Коко. – Жердочки, которые сейчас намертво прикреплены к столбам и стенам, следует сделать… наподобие качелей! Подвесить под потолком на веревках!

– Зачем это? – недовольно проквохтали маститые возрастом «окольцовцы», привыкшие дремать на заседаниях.

– Чтобы в этих стенах всегда был мозговой шторм! То есть – штурм! Представьте: вопрос ставится на голосование. И вместо долгих прений, от которых преет и ноет задница, а у петухов-окольцовцев страдает мужская функция, так вот, мы предлагаем…

– Что? Что? – взвыл в ажитации зал.

– Каждая жердочка с единомышленниками отрывается от привязи, подвешивается на веревках и – туда-сюда! Блоки окольцовцев начинают раскачиваться на своих качелях. Кто поддерживает – качается на своей жердочке в одну и ту же сторону, кто против – летает взад-вперед навстречу оппонентам. А секретарь подсчитывает голоса!

Большинству окольцовцев это предложение показалось забавным и деловым одновременно. К тому же, катаясь на качелях рядом с курами-окольцовками (особенно – Тизанской породы), предоставляется удобный случай ущипнуть их за ляжку, а то и за окорок…

Уже следующее заседание проходило точь-в-точь по предложенному Тизанками сценарию. До чего же упоительной стала работа «Куриных мозгов»! Смех, кукареки, возмущенные, а то и кокетливые квохи – и это вместо скучных пауз, перемежаемых отдельными и не слишком-то умными репликами!

– Наш мыслительный центр, друзья, превратился в маятник истории! – пафосно прокукарекал доцент Петел и все шумно захлопали крыльями в знак одобрения.

«Пожалуй, с помощью этих кур-тизанок я еще стану заместителем председателя», – думал довольный Петел.

– Неплохо бы приказать подавать прохладительные напитки, – внесла предложение одна из возбужденных голосованием «окольцовок», обмахиваясь крылом.

Это была, как ни странно, домовитая прежде жена Кур-Раша, который с недавних пор сам сидел сиднем с курятами.

И предложение это было с восторгом принято.

А вскоре по Кур-Щавелю уже множились расклеенные объявления: «Срочно требуется няня для ухода за курятами».

Собрания «Куриных мозгов», которые теперь проходили чуть ли не ежедневно, превратились в сплошной нескончаемый куртаг…

Правда, борьба за голоса стала по-настоящему нешуточной. Бывало, две синхронно раскачивающиеся жердочки, перемигнувшись, на лету подхватывали жердочку встречную, пролетавшую мимо них посередине. Желание-то было самым что ни на есть благим: перетянуть противостоящую жердочку на свою сторону. Однако при этом случались болезненные падения, ушибы, переломы…

– Что ж, законотворчество совершается через боль и страдания, – говорил на это Премудрый Плимутрок.

Ему-то самому никогда не приходилось участвовать в столь рискованном голосовании: он вместе с профессором Алектором, Рябой Карлицей Глашей и почтенным, всклокоченным Кочетом неизменно сидел на неподвижном и удаленном от кипения страстей насесте президиума…

А профессор Алектор с тех пор, вспоминая сладостное прикосновение клюва мамаши Коко к его дряхлой груди, при слове «фракция» презрительно фыркал: «Фракция – это гудрон, уважаемый. А у нас – собрание «мозгов». Да-с».

Правда, с некоторых пор кое-кто стал подмечать, что от престарелого профессора нет-нет да и почуется сладковатый душок цветочных натираний. И даже иногда – запах натертого хрена и чеснока, который обычно применяли для ухода за своими тушками куры Тизанской породы.