Глава 1. ТАЙНА КОДОРСКОГО ПЕРЕВАЛА  

 Подполковник ФСБ Мельников, высунувшись из заляпанного грязью по самые верхние люки бронетранспортера, внимательно читал редкие дорожные указатели. Где–то здесь был дислоцирован автомобильный батальон.

 Наконец, слева мелькнула самодельная табличка: «Хозяйство Кутикова» и БТР свернул на вдрызг разбитую грунтовую дорогу. Триста метров лесной дороги нелегко дались даже для бронетранспортера: это было сплошное месиво вязкой грязи, скрывающее колдобины и глубокие ямы. Во множестве попадались измочаленные жерди, доски и стволы деревьев. Кое–где выступающие большие камни были похоже на рифы, которые и стали причиной сухопутных «кораблекрушений». Жертвы «кораблекрушений» тоже были: по обе стороны этого месива ржавели остовы автомашин. Хотя правильнее — брошены они были на дороге, просто сама дорога обходила их теперь стороной.

 Заместителем по технической части батальона оказался невысокий коренастый майор с веснушками на лице. Мельников представился, потом сказал:  - Слушай, майор. Выручи! Вот так надо, — он провел ребром ладони по горлу. — Ночью чечены напали, чтоб им… Обстреляли наш блокпост и гранатометом своротили задний мост у «КамАЗа».

 Майор, не смотря на свой простецкий вид, хитро прищурился и, заметив совсем новую камуфляжную форму подполковника, спросил:  - Ты же только из России? Так?

 Мельников в подтверждение кивнул, не понимая, куда тот клонит.

 - Ну, значит, не пустой идешь…

 - Наверное, — согласился Мельников.

 - Спирт или водка есть? Сигареты? Жратва?

 - Найдем, майор. Только помоги поставить «КамАЗ» на копыта.

 Мельников чем–то понравился зампотеху: хоть старше по званию да еще и «эфэсбэшник», но держится просто, не задается и на горло не берет.

 Словно оценив его платежеспособность, майор спросил:  - Канистру спирта найдешь?

 - Без проблем.

 - Ладненько, — майор взъерошил свои короткие, рыжеватые волосы. — Через два дня можешь забирать своего железного коня.

 - А если быстрее? Дело у меня срочное, не могу ждать…

 - Без проблем, — в тон ему ответил зампотех. — Если нужно послезавтра — то две канистры.

 - А если завтра утром?

 - Завтра утром? — зампотех задумчиво поскреб плохо выбритый подбородок. — Это сложнее, ребятам придется всю ночь пахать. Но можно: три канистры по «прейскуранту», сигарет, кофе или чаю. И каких–нибудь консервов. Но не тушенки… Не поверишь — в глотку уже не лезет.

 - Верю, майор. Пол–ящика скумбрии в томате и десять банок растворимого кофе. Еще пять блоков сигарет с фильтром и пять двойных — «Примы».

 - Погоди, погоди, подполковник… Ты же говорил, что из ФСБ? — Мельников утвердительно кивнул. — А больше смахиваешь на интенданта. Вот говорила же мне мама: «Сынок, иди в военное училище, где на снабженцев учат. Всегда будешь сыт, пьян и нос в табаке…» Не послушал… Хрен меня понес в автобат!

 - Ну, наверное, тоже неплохо, — не согласился Мельников, окинув взором большое хозяйство майора.

 В одном углу ангара ставили двигатель на «Урал», в другом красили краскопультом кузов «КрАЗа», в закутке работала электросварка — оттуда выбивали яркие голубые сполохи. Тут и там были видны наполовину собранные «КамАЗы», «ЗИЛы», «УАЗы»… К тому же, вокруг ангара он видел остовы автомобилей и горы разных узлов и агрегатов, автопокрышек и железного хлама.

 - С командиром у тебя проблем не будет? — спросил подполковник. — У меня есть бумаги на все случаи жизни.

 - Не, никаких проблем, — заверил зампотех. — С командиром мне повезло…

 - Хороший мужик, твой Кутиков?

 - Еще лучше, — усмехнулся майор. — Третий месяц не просыхает. Вот отнесу ему канистру — и еще неделю или две без проблем. У меня тоже есть средство на все случаи жизни.

 

 Вечером в ремонтном ангаре стоял изувеченный «КамАЗ», вокруг которого деловито сновали ремонтники в замасленных комбинезонах. В углу ангара стоял высокий штабель опломбированных ящиков защитного цвета, выгруженных из того же «КамАЗа» и прикрытых сверху брезентом. Около них медленно прохаживался часовой.

 В противоположном углу ангара, на ободранном столе стояли вспоротые штык–ножом банки с консервами, несколько растерзанных буханок хлеба со следами масляных пальцев и кружки с остатками кофе.

 Мельников, капитан Хопров и прапорщик Куницын сидели в чистой конторке зампотеха и держали в руках кружки. Но не с кофе. Майор с капитаном налегали на водку, подполковник остался верен себе и пил коньяк. Куницын, обычно неразговорчивый, успел изрядно хлебнуть и того, и другого, и теперь время от времени вклинивался в разговор.

 - Не, подполковник, — размахивая вилкой, убежденно говорил майор, — знал бы, что в «гэбэ» такие парни служат, поступил бы в другое училище. Ей–богу! А то тут как–то из «бригады» наскочил особист, тоже майор, как и я… Не поверишь, но он меня достал! Полдня мозги парил… Ох, и гонору в нем, как в слоне дерьма. А потом оказалось, что ему приглянулся движок от джипа «Чероки». И как усмотрел, стервец? Отличный, доложу, движок, почти новый… Ну, сказал бы прямо… Так нет: полдня вышивал по ангару, пока мне прапор не подсказал, чего ему нужно.

 - А откуда у тебя движки от «Чероки»? — пьяно спросил Куницын.

 - У меня?! — удивился зампотех. — Знаешь, сколько здесь по дорогам и лесам брошенной техники? До фига, и даже больше! Тут бартер налажен в полный рост. Скажем, нужен кому–то, вот как вам, задний мост от «КамАЗа», а спирта нет. Вот и волокут то, что есть. Я всё принимаю… Кто движок припрет, кто коробку передач… Всё, что хочешь. С аккумуляторами только напряг — их местные архаровцы сходу откручивают.

 - А зачем им аккумуляторы? — снова спросил Куницын.

 - Как это зачем? К аккумулятору можно лампу от машины приладить — будет свет в доме, или приемник подключить. Провода постоянно обрывают, если свет дадут на час или два, то хорошо. Телевизор тут вообще не показывает. Здесь не Россия. Вон, видишь, стоит «Урал»? Собрали из трех один. Вам не нужен? А то сменяю на что–нибудь.

 - Дорого, наверно? — на всякий случай поинтересовался Мельников.

 - Не, — замахал вилкой майор, — дешево! — Лучше отдать задешево, чем за так. Тут много любителей халявы: по тылам начальства разного ошивается — без счета. Бочка спирта — разве это дорого? Но можно сигаретами, кофе, чаем, консервами…

 - Недорого, — согласился Мельников. Помолчал, а потом добавил: — Тут еще такое дело, майор — В том «КамАЗе» была столитровая бочка с какой–то химией. Мне сейчас везти ее не с руки. Можно у тебя пока оставить? А на обратном пути заберем…

 - Без проблем! Щас! — он высунулся из конторки и кому–то свистнул.

 - Только запри ее где–нибудь, чтобы под замком стояла.

 - Что, секретная та химия? — понимающе спросил майор.

 - Нет. Ядовитая. Сам знаешь, если оставить на виду, всегда найдется какой–нибудь придурок, который решит ее попробовать.

 - Это точно. Пьют всё, что горит! Сделаем.

 Через пять минут бочка с нарисованным черепом и надписью красной краской: «Токсично! Огнеопасно!», перекочевала из штабеля на склад, где майор держал мелкие и дефицитные запчасти.

 Сабантуйчик продолжался до двух ночи. Потом Мельников ушел спать в вагончик майора, остальные — в казарму.

 

 Колонна из двух бронетранспортеров и тяжело груженого «КамАЗа», надсадно завывая двигателями, поднималась по разбитой, местами перепаханной снарядами и минами горной дороге. Справа были скалы, а слева, яростно вскипая на порогах и перекатах, в узкой теснине неистово билась вода. Высоко в небе, расправив сильные крылья, парил орел.

 Как и сотни лет назад, здесь проходил древний караванный путь, ведущий через Старый Кодорский перевал в Закавказье. Как и тогда, путь этот был опасным. С той лишь разницей, что боевики, промышляющие здесь, были гораздо лучше вооружены. И теперь путников могли поджидать в засаде не абреки с кремниевыми ружьями, а чеченцы, вооруженные автоматами или гранатометами. Но необязательно чеченцы: можно налететь на осетинов, грузинов и, бог знает, кого еще. Здесь давно всё перемешалось, а мятежная Чечня находилась совсем рядом — ее можно было видеть отсюда и без бинокля. Там шла война, но на сотни километров вокруг было неспокойно.

 Колонна продвигалась на юг вторые сутки. Из всей сводной группы, под командованием подполковника Мельникова, только шестеро были чекистами, остальные были прикомандированными мотострелками из отдельного батальона, расположенного под Аргуном. И только два человека знали, что везли в опломбированных ящиках под брезентом в «КамАЗе»: сам Мельников и капитан Хопров.

 - Вода закипает, товарищ прапорщик, — с беспокойством доложил сержант, бывший за рулем «КамАЗа», и кивнул головой на щиток приборов.

 - Вижу. До перевала всего километра два. Видишь сколько сгоревших машин у дороги? Моли бога, чтоб не встали — здесь самое опасное место. Включи печку!

 - Мы же запаримся в кабине…

 - Лучше запариться, чем живьем зажариться, — ответил прапорщик Куницын, которому уже приходилось бывать в этих горах. — Пар костей не ломит. — Он передернул затвор автомата, перевел планку переключателя огня на стрельбу очередями и поставил его между ног.

 Солнце клонилось к вершине горы. Орел, который полдня кружил над перевалом, куда–то пропал. Вечера в горах короткие: только зайдет солнце — и уже ночь. Звездная, ясная и звонкая или туманная, вязкая и гулкая, но одинаково холодная. Когда грузовик вывернул из–за очередного поворота, низкое солнце уже наполовину скрылось за отвесной скалой и теперь безжалостно слепило глаза.

 - Ну, зараза! — обеспокоено выматерился прапорщик, щурясь и прикрывая глаза ладонью. — Этого только не хватало! Мало того, что оказались в самом гиблом месте, так теперь еще ничего не видим. — Он нервно сжал правой рукой свой автомат. — Смотри в оба, Костя!

 - Ага, тут увидишь! — огрызнулся тот, шаря одной рукой за спинкой сиденья. Он ловко выудил десантный, без приклада АКМ и положил его на колени.

 Справа надвигалась грязно–бурая скала, у подножья которой ярко зеленели кусты дикого кизила, а прямо по ходу движения — чудом зацепившийся на самом краю пропасти БТР, сгоревший еще прошлой зимой.

 Куницын знал, что дальше, за грудой искореженного железа, подъем кончается. Там, дальше, начинался участок, неудобный для засад: слева отвесный обрыв, а справа широкая, плоская скала, уходящая вверх метров на двести.

 «Ну, давай! — мысленно подгонял он грузовик. — Еще чуть–чуть. Еще тридцать метров…

 Это были его последние метры и последние мысли. Из–под бурой скалы вырвался чудовищный шквал огня, который смёл с дороги тяжелый грузовик, словно спичечный коробок. Обгоняя взрывную волну, вперед и вверх вырвался большой протуберанец странного голубоватого цвета. Он сгорел в воздухе без остатка, быстро и без копоти. Клубы пыли и дыма заволокли дорогу, закрывая последние лучи заходящего солнца. Сверху плотным дождем посыпались камни, барабаня по броне и с шумом скатываясь в ущелье.

 Сзади и спереди затрещали длинные автоматные очереди, затем к ним присоединилась басовитая и размеренная очередь из крупнокалиберного пулемета головного БТРа. Откуда–то сверху раздались ответные автоматные очереди. И следом, с небольшим интервалом — два выстрела из гранатомета. Но больше ответных очередей слышно не было: боевики, устроившие засаду, не приняли боя.

 Далеко внизу, у вскипающей белой пеной быстрой речки, горели два больших костра и множество мелких — всё, что осталось от нового «КамАЗа». Черный дым от них стлался над водой и медленно уходил на север.

 Подполковник Мельников выбрался из замыкающего «бэтээра». В руках он держал автомат.

 - Суки! — грязно и зло выругался он и потряс головой. Звон в ушах не проходил.

 Как и все, кто находился в этом «бэтээре», он был контужен и теперь плохо слышал. Слабый ветер относил рваное облако пыли все дальше и дальше от них. Но кисловатый запах от взрыва чувствовался пронзительно остро. Следом из машины вывалился армейский прапорщик — командир БТР.

 - Какого хрена молчал пулемет? — раздраженно спросил его Мельников, нервно стряхивая с одежды пыль.

 - Не могу знать, товарищ подполковник! — громко крикнул тот. — Заклинило…

 Со стороны головной машины, обходя воронку и крупные камни, подошел капитан Хопров:  - Вот, твари! Фугас подорвали… Ишаки карабарские, — он тоже грязно и длинно выматерился. Потом снял фуражку. — Погибли ребята…

 Остальные последовали примеру и с минуту молчали.

 Мельников уже оправился от неожиданной вылазки чеченцев. Он еще потряс головой и надел фуражку. Потом горестно вздохнул:  - Ребят уже не вернешь. Но это наши люди… Пока совсем не стемнело, возьми всех солдат — оставь только по одному на каждой машине — и попробуй спуститься вниз. Нужно найти тела.

 - Темнеет, шеф. Скоро вообще ничего не будет видно…

 - Знаю, Хопёр. И всё же попытайтесь. Мы не можем их здесь оставить, как не можем здесь сделать привал.

 С брони соскользнул командир «бэтээра»:  - Товарищ подполковник! Осколком заклинило пулемет… Вот! — он подал искореженный кусок металла.

 Мельников взял его, повертел в руках и хотел уже зашвырнуть в пропасть, но передумал: «Похоже на сплющенный затвор… — и бросил его внутрь бронетранспортера. — Потом разберемся».

 Полтора часа поисков почти ничего не дали. Ручные фонари помогали мало: слишком крутой обрыв, усыпанный камнями и крупными обломками скал. Смогли найти только кисть левой руки сержанта — ее опознали по часам. Два солдата сами едва не сорвались вниз. Поиски пришлось прекратить, и вскоре два «бэтээра», выпуская клубы едкого дыма пересекли границу с Грузией.

 

 

 

 Глава 2. ДВОЙНАЯ СДАЧА  

 В квартире раздался дребезжащий звонок и старый архивариус, отложив книгу в потертом кожаном переплете, пошел открывать дверь. На пороге стоял сосед по лестничной площадке, Яков Давиденко.

 Но не это удивило Донцова. Если раньше его сосед, невысокий лысоватый мужчина лет 35–ти, редко удостаивал его вниманием, то теперь он разительно переменился. Он интересовался его здоровьем и рассыпался в извинениях, что потревожил такого уважаемого и занятого человека. Несколько минут Донцов вообще не мог понять, чего от него хотят.

 Давиденко же тем временем проскользнул в квартиру, спиной закрыл дверь и продолжил более внятно:  - Я вот почему побеспокоил вас, Петр Иванович. Последнее время я вижу, что вы стали с палочкой ходить…

 Донцов слушал с явным недоумением: какое дело высокомерному соседу до его здоровья? С палочкой он ходит или без?

 - Оно хоть и считается, что живем мы на четвертом этаже, но на самом деле это даже выше, чем на последнем этаже в обычной пятиэтажке. Потолки–то у нас — о–го–го! Четыре двадцать — теперь такие квартиры не строят. Вот я и подумал: чего вам мучаться? Лифта–то у нас нет… Я же вижу, как вам тяжело подниматься на четвертый этаж.

 Донцов хотел возразить, но Давиденко, доверительно обняв его за плечи, продолжал:  - Один мой знакомый давно ищет вариант обмена. У него отличная квартира, тоже в «сталинском доме», рядом с нашим, и тоже трехкомнатная. Квартира на втором этаже, тихая — окна выходят в наш двор. Всё хорошо и только одно плохо…

 Старик с некоторым интересом посмотрел на соседа: что же может быть плохого, если квартира на втором этаже, а окна выходят в тихий, тенистый двор?

 - Да, Петр Иванович, одно плохо: он страдает аллергией на цветение акации. А весь наш двор как раз акациями и засажен, поэтому каждую весну он сильно мучается и страдает. Но и переезжать из этого района не хочет. По две недели бюллетенит, а не хочет. Сами понимаете: центр города, рядом пляж и два парка… Вот потому–то он давно подыскивает подходящий вариант обмена: на равноценную квартиру в этом же районе, можно даже выше этажом, только бы без акаций. Ваша квартира ему подойдет.

 - Что–то я не понял, Яков Ильич, — с некоторым недоумением возразил Донцов. Двор–то у нас общий. И в нем много акаций…

 - Ах, Петр Иванович, Петр Иванович, — вкрадчиво и мягко перебил Давиденко. — Вот не помню, кто сказал, что все ученые люди очень рассеяны, — он рукой показал на книги, которые попадались в гостиной повсюду, даже в самых неожиданных местах. — Это в окна его квартиры лезет запах от цветущих акаций, ваши–то окна выходят на улицу! А вы видели на нашей улице акации?

 - Затрудняюсь ответить, Яков Ильич, — растерянно сказал Донцов. — Не обращал внимания…

 - А вы выгляньте в окно, Петр Иванович, выгляньте!

 Донцову стало даже неудобно перед соседом: тот живет здесь всего полтора года, а знает где что растет. Сам же архивариус живет в этом доме уже шестнадцать лет.

 Сосед тем временем подошел к приоткрытому окну и распахнул его настежь:  - Прошу, Петр Иванович!

 Хозяин квартиры выглянул наружу. Действительно, никаких акаций на улице не было, только вязы.

 - Вот видите, я же говорил, что ваша квартира ему подойдет. К тому же будете жить на втором этаже, окна — во двор… Лучше не придумать!

 Донцов начал проявлять интерес к предлагаемому варианту, но у него появились сомнения:  - Второй этаж для меня, старика, конечно, лучше. Но ваш знакомый, наверное, попросит доплату…

 - Сказать вам, Петр Иванович, по секрету? Он на дорогие лекарства давно потратил больше, чем может получить в виде доплаты. У вас какая жилая площадь? — Донцов по инерции ответил. — Вот видите! — обрадовался он. — А у него на полтора метра меньше. — Так что можно договориться без всяких доплат. У него этаж лучше и окна во двор, а у вас площадь больше и акаций нет. Равноценный вариант!

 - Ну, может быть, — продолжал сомневаться Донцов. — Но знаете, Яков Ильич, обмен это очень хлопотное дело. Сколько бумаг надо собрать, сколько контор обойти… Везде очереди, везде нужно платить деньги.

 - Вам везет, уважаемый сосед. Везет необычайно! Тот мой знакомый в свое время оказал мне важную услугу, и я до сих пор его должник. И вот теперь я, наконец, верну ему долг. — Старик окончательно запутался и только хлопал глазами. — Вы знаете, где я работаю?

 - Нет, не знаю.

 - Я работаю в агентстве недвижимости! Поэтому никуда вам бегать не надо, в очередях стоять — тем более. Я всё оформлю! И даже бесплатно: ничего не возьму за хлопоты ни с вас, Петр Иванович, ни с моего знакомого Березина. Вы должны дать только согласие, если вам понравится его квартира, и подписать бумаги у нотариуса. Обмен оформим за три дня. И всё! Можете переезжать…

 Заметив, что хозяин квартиры всё еще колеблется, Давиденко добавил:  - И с переездом поможем. Дома–то в одном дворе — одной «бригадой» грузчиков обойдемся. Ну, дадите им на водку, и все дела!

 Вариант был крайне соблазнительный, но Донцов сказал:  - Может быть, всё так и будет, как вы говорите, Яков Ильич, но я не видел квартиры вашего знакомого… э… Березина. Может, она требует ремонта или еще что–нибудь…

 - Ах, Петр Иванович, дорогой вы наш! За кого ж вы меня принимаете? Квартира после ремонта, в хорошем состоянии. А если хотите взглянуть, то в любое время: он живет в соседнем доме.

 

 После ухода соседа Донцов задумался: «Второй этаж, конечно, лучше, чем четвертый. Ноги уже давно не те… И окна во двор — это замечательно! Мне акации нравятся, а Сана вообще любит растения… Вот приедет на каникулы, а я ей сюрприз! Пожалуйте в новую квартиру, с цветущей акацией под окном. Ей понравится. Надо бы спросить и ее мнение — все же это и ее квартира, но если всё так, как говорит сосед, то она возражать не станет».

 В эту квартиру Донцов въехал тоже в результате обмена. Шестнадцать лет назад у него была другая, обычная двухкомнатная, и не в центре. А его сын, военный летчик, зарабатывал в те годы очень хорошо. Даже слишком. Правда, дома бывал редко, всё больше в командировках. Служил несколько лет и за границей: на Кубе, в Анголе — обучал тамошних летчиков летать на боевых «МиГах».

 Сначала у сына была тесная однокомнатная квартира, а когда родилась Оксана, он с доплатой обменял ее на двухкомнатную. Это была его идея: обменять две обычных двухкомнатных квартиры на одну большую в самом лучшем районе. Он постоянно бывал в отъездах, малышка часто болела, и жене трудно было одной без помощи стариков. Сын и нашел эту трехкомнатную квартиру, в которой сейчас жил Донцов.

 И всё было хорошо: большая и дружная семья отлично уживалась, но дальше пошла полоса несчастий. Сначала от рака умерла жена архивариуса, а спустя год, при родах умирает сноха, совсем еще молодая женщина. Ребенка тоже не удалось спасти. Так в квартире осталось всего трое жильцов: старик Донцов, его сын и внучка.

 Две смерти подряд подкосили мужчин: Донцов–старший замкнулся в себе, а младший начал прикладываться к рюмке. Потом вроде бы жизнь стала налаживаться, но началась война в Афганистане. Сын погиб в бою, сгорел в самолете, осталось несколько альбомов с его фотографиями да множество боевых наград. И Оксана — его единственная дочь. Сейчас Оксана училась в Ростовском университете и каждый год приезжала на каникулы к деду, в их старую квартиру. Впрочем, другой квартиры она не помнила — во время последнего переезда ей было всего четыре года.

 

 На следующий день Донцов отправился смотреть квартиру Березина. И она ему понравилась. Были, правда, кое–какие несуразности, но Давиденко развеял его сомнения и толково пояснил, как это можно исправить. Проблема заключалась в том, что две из трех комнат оказались проходными.

 - Петр Иванович, дорогой, — объяснял Давиденко, в то время как хозяин квартиры больше молчал и кивал головой, — разве это проблема? Вот идите сюда, — он распахнул перед ним дверь кладовки. — Видите, какая большая? Если ее убрать, то можно легко прорубить во вторую комнату новый вход. И тогда две комнаты станут изолированными, как и в вашей квартире. К тому же, здесь есть еще одна кладовка, поменьше.

 Донцов внимательно осмотрел обе кладовки, кухню, ванную, туалет, прихожую, балкон и комнаты: всё было так, как и говорил его сосед. Он долго ходил по квартире, в которой было много старой мебели, заглядывал во все углы и всё трогал руками. Известно ведь, старый человек пока не пощупает всё своими руками — будет сомневаться.

 Давиденко, видя его колебания, заливался соловьем и расписывал преимущества предлагаемого обмена. Для убедительности притащил рулетку и замерил высоту потолков — она оказалась такой же, как и в квартире Донцова. Пожалуй, единственный серьезный недостаток, если не считать грядущей эпопеи с прорубанием новой двери, заключался в том, что в двух комнатах был паркет, а в впервой почему–то — линолеум. И это тем более бросалось в глаза, так как комнаты были смежными.

 - Петр Иванович, дорогой вы наш, — умасливал его Давиденко, — не бывает квартир без недостатков. Поверьте мне, я на этом собаку съел! Думаете, в вашей квартире нет недостатков? Ничего подобного! Надо быть реалистом…

 - Позвольте спросить, уважаемый Яков Ильич, — обиделся Донцов, — какие же недостатки есть в моей квартире?

 - Поверьте мне, они есть всегда. В вашей квартире, например, вода не идет днем и ночью, как здесь, и согласитесь, это довольно существенный недостаток.

 Довод оказался веским, и старик признал справедливость замечания по поводу недостатков.

 Давиденко отвел старика в сторонку, чтобы не слышал Березин, и негромко сказал:  - В принципе, вы правы, Петр Иванович: замена полов — удовольствие не из дешевых. Поэтому я поговорю с Березиным, думаю, что он вам доплатит за хлопоты с ремонтом плюс стоимость паркета и работ.

 Такая доверительность несколько удивила Донцова: ведь Давиденко знакомый Березина, к тому же чем–то ему обязанный. Но спорить не стал. В конце концов, с него ничего не требуют доплату, наоборот — предлагают деньги.

 

 Два дня Донцов пребывал в нерешительности и сомнениях. Как–никак, а в своей квартире он прожил шестнадцать лет. За это время он привык к ней, всё казалось ему родным и близким. Но четвертый этаж…

 На третий день он решился. Советоваться с внучкой не стал: сюрприз — значит, сюрприз! В таких сложных вещах, как обмен жилья, старик разбирался слабо, чего нельзя было сказать о его соседе. Два дня Давиденко возил Донцова на своей «Мазде» по разным конторам и учреждениям и нигде, ни разу они не стояли в очередях. Всюду, где они появлялись, Якова Давиденко хорошо знали, здоровались за руку и тут же давали нужные справки, ставили визы, печати и подписи. Всё оказалось в точности так, как и обещал Давиденко: никаких проблем и никаких очередей, нервотрепок и обивания порогов.

 Всё оказалось настолько легко и просто, что Донцов даже усмехнулся в душе, вспоминая рассказы своих знакомых о мытарствах, связанных с обменом: «Просто надо знать с какого края заходить. Вот и все хитрости…»

 Перед последним и самым важным шагом — подписанием документов у нотариуса — старик изъявил желание еще раз осмотреть квартиру Березина. Яков Давиденко этого не ожидал и на секунду растерялся. Он вытащил носовой платок, промокнул бисеринки пота, выступившие на лбу, и что–то пробормотал по поводу слишком теплого мая в этом году.

 - Петр Иванович, — отговаривал он Донцова, с трудом сохраняя прежнюю доброжелательность, — вы же всё видели своими глазами. Мы обо всем договорились. Зачем же беспокоить человека лишний раз? Никуда та квартира от вас не денется: потолок в ней не рухнет, полы не провалятся. У Березина сейчас хлопот полон рот. Надо паковать вещи, готовить мебель к переезду. И вам нужно собираться — грузчики ждать не будут.

 Но старик проявил непонятное упрямство и Давиденко, плюнув, сказал:  - Ну, хорошо. Будь по–вашему! Я сейчас позвоню ему на работу, и предупрежу о нашем визите. А вечером сходим вместе, раз уж вам так хочется еще раз посмотреть квартиру.

 С этими словами Давиденко зашел в свою квартиру и закрыл за собой дверь. Он схватил телефон и зашептал в трубку, словно сосед мог его услышать через стену:  - Лёва, этот старый осел хочет еще раз взглянуть на твою квартиру! — На том конце провода наступило полное замешательство. — Да не дрейфь ты! Я знаю, что делать.

 - Может, пока не поздно, дать задний ход, — трусливо предложил Березин. — Как бы нам не сгореть на этом деле.

 - Не гони волну, всё под контролем. Ты думал, жилплощадь с неба упадет? Придется еще попыхтеть… Черт бы побрал этого старого идиота! Не может денек потерпеть.

 - Но что делать, Яша? Что? Это катастрофа! Если его впустить в квартиру — нам конец!

 - Чего ты паникуешь? «Конец! Катастрофа!» Ни черта он не поймет. Короче, Лёва, я сейчас приду, и за час мы устроим новые декорации.

 Вечером Донцов в сопровождении своего бессменного гида позвонил в квартиру Березина. Тот открыл с недовольным видом. Внутри был невообразимый беспорядок: в кухне было полно ящиков и коробок, в которые хозяин паковал кухонную утварь и посуду. Первая комната под потолок была забита мебелью.

 - Вот видите, Петр Иванович, — с легким упреком сказал Давиденко, — человек занят делом, готовится к переезду. А мы только мешаем… Вы сами–то уже собрались?

 Пристыженный старик замялся. Потом извинился и ретировался. «Действительно, — подумал он, — надо вещи паковать, а не по гостям ходить. Ну что там могло случиться за неделю? Ничего. Ну, может, обои где ободрали, пока мебель стаскивали в первую комнату. Так их всё равно переклеивать придется — Сана забракует те, что есть… Она прошлый раз меня замучила, пока выбирала. Я не такой привередливый: обои они и есть обои. Главное, чтоб не ободранные и без пятен…»

 

 На следующий день Яков Давиденко зашел в кабинет нотариуса, которого давно знал, и предупредил:  - Через два часа я приеду со своими клиентами. Жора, я тебя умоляю! Не вникай в эти дела. Оно тебе надо? Твое дело сторона: владелец большей квартиры переезжает в меньшую, при этом получает доплату. Пусть хоть на комнату в коммуналке меняется — это его право.

 - Но подпись–то моя будет стоять. Я нотариус, а не ты.

 - Правильно, ты нотариус. Но что ты заверяешь? Сделку по обмену недвижимости. Причем оформляешь грамотно, по закону. Всё, что от тебя требуется — это отвернуться на пять секунд.

 - Умный ты, Яша! А куда твой лох побежит на следующий день? Сюда, ко мне и прибежит. Устроит тут такую истерику — хоть контору закрывай!

 - Знаешь, Жора, если бы мне за полчаса истерики платили такие деньги — я бы к тебе помощником пошел. Да пусть орет, сколько влезет. Смотреть надо, что подписываешь! Вот твоя доля…

 

 Как и обещал Давиденко, нотариус их принял без очереди. И Донцов даже с каким–то несвойственным ему чувством превосходства проследовал в кабинет мимо небольшой очереди, томившейся под дверью.

 Важный нотариус внимательно проверил паспорта Донцова и Березина, потом сказал:  - Надеюсь, что все здесь присутствующие понимают, что сделки такого рода влекут за собой гражданские последствия в отношении недвижимости каждой из сторон…

 Он еще какое–то время говорил общие фразы, а затем перешел к делу: проверил правильность оформления документов, пробубнил адреса, по которым расположены квартиры и что–то еще — с того места, где сидел Донцов, он не всё разобрал. Потом сказал:  - Прошу внимательно прочесть документы.

 Донцов самым внимательным образом прочитал все экземпляры. Всё было правильно и точно. Березин быстро пробежал их глазами, пролистал и вернул нотариусу. Тот еще раз их бегло просмотрел и положил на стол, как раз посредине между собой и Давиденко, сидевшим напротив него.

 - В договоре указана сумма доплаты, — напомнил нотариус. — Пожалуйста, произведите в моем присутствии все денежные расчеты.

 На этом пункте настаивал сам Донцов. Давиденко же его охотно поддержал, похвалив за предусмотрительность. Поэтому сейчас Березин отсчитал указанную в договоре сумму и передал Донцову. Тот не хотел пересчитывать деньги, тем более, что Березин считал их у него на глазах.

 Но вмешался Давиденко:  - Нет, уважаемый Петр Иванович, деньги счет любят. Пересчитайте!

 Пока Донцов пересчитывал мелкие купюры, а Березин, облокотившись на стол с тревогой в глазах смотрел на него, Давиденко, незаметно поменял одни документы на другие. Нотариус в этот момент был занят тем, что поднимал с пола упавшую со стола ручку. Спрятав первый вариант договора в свою папку, Давиденко обменялся с хозяином кабинета красноречивым взглядом.

 Когда денежные расчеты были закончены, нотариус передвинул по столу документы и сказал:  - А теперь поставьте свои подписи…

 Первый подписал Березин и теперь показывал Донцову, где нужно поставить подписи. При этом он быстро переворачивал листы, не давая тому сосредоточиться.

 Когда бумаги вновь оказались в руках у нотариуса, он принялся ставить на них необходимые штампы, печати и подписи. Делал он это уверенно, не торопясь, как и подобает нотариусу.

 Донцов внимательно наблюдал за всеми его действиями и удовлетворенно думал: «Ну, вот и всё. Три дня на сборы и переезжаю на второй этаж…»

 Когда все формальности были улажены и все трое находилась на улице, Давиденко предложил отпраздновать это важное событие. Старик сначала отказывался, но они его уговорили и вскоре сидели в каком–то кафе.

 - Нельзя же так, — укорял Давиденко. — Такое дело сделали — грех не пропустить по рюмочке. Если вас, Петр Иванович, беспокоят новые расходы, то напрасно. Я готовил этот обмен, я и угощаю!

 

 На следующее утро Донцов чувствовал себя отвратительно: он давно не пил, да еще в таком количестве. Он проснулся в своей старой квартире, на своей кровати и первым делом хватился документов и денег. Документы и деньги были на месте — они лежали на столике рядом с кроватью. Успокоившись, охая и ахая, старик поплелся на кухню ставить чайник. Единственно, чего он никак не мог найти — это очки.

 «Сколько дел еще нужно успеть сделать, — озабоченно соображал он тяжелой головой, допивая третью чашку чая. — Упаковать вещи, посуду… За шестнадцать лет тут столько всякого хлама скопилось…»

 

 

 

 

 

 Глава 3. КРОВЬ, ПОТ И СЛЕЗЫ  

 Граница с Грузией была условной: никаких постов ни с той, ни с другой стороны давно не было. Среди ярко–зеленой молодой травы ржавыми островками возвышались несколько покореженных остовов грузовиков и одного автобуса. От некогда стоящих здесь зданий, остались только закопченные, полуразрушенные стены и свернутый набок шлагбаум.

 Миновав неохраняемую границу и проехав еще километра три, колонна свернула с наезженной дороги. По едва угадываемой в густой траве тропе бронетранспортеры поднимались по отлогому склону вверх, где угадывалась какая–то темная громада. Это оказались развалины старинной крепости. Расчет Мельникова был правильным: устраивать ночлег на перевале было нельзя. Ночью вполне могли появиться боевики с той или другой стороны.

 Пока подгоняли машины вплотную к пролому в каменной стене, за которой собирались устроиться на ночлег, откуда–то из темноты появился старик в черной бурке. Вместе с ним была собака, лохматая кавказская овчарка. По–русски он не говорил и подполковник не сразу понял, чего он хочет. Потом, поторговавшись для приличия, он кивнул головой. Старик тут же исчез.

 Но вскоре вернулся, волоча на веревке молодого барашка и держа на плече большой бурдюк с вином. Обмен состоялся: капитан Хопров отсчитал причитающиеся тому блоки сигарет «Примы» и заставил выпить кружку вина. Угрюмый старик молча выпил и снова пропал в темноте.

 Через десять минут уже жарили на углях куски баранины и вскоре вся сводная команда, кроме часовых, с аппетитом ела плохо прожаренное мясо. Тем самым подтверждая народный афоризм: «Горячее — сырое не бывает!» Сухое вино из бурдюка разливал по кружкам Хопров.

 Сначала помянули погибших товарищей, после чего Мельников с тревогой сказал:  - Слушайте внимательно. Привал нам пришлось сделать у черта в пасти, потому что завтра нам надо вернуться и найти тела наших товарищей. Охранение удвоить! Это приказ. Лучше недоспать, чем не проснуться. На посту ушами не хлопать, иначе можно запросто остаться не только без ушей, но и без голов. Подходы к развалинам заминировать! На всякий случай… — зло и многозначительно добавил он, но уточнять ничего не стал. — Отсюда — ни на шаг! Иначе налетите на растяжки. Разрешаю выпить еще по кружке — и отбой. Снимаемся рано утром, на рассвете…

 Среди ночи раздался близкий взрыв, и разорванное в клочья эхо беспорядочно заметалось в вязкой, холодной темноте. В секунду все были на ногах. Заклацали затворы автоматов и ручных пулеметов, группа занимала круговую оборону — было пока неясно, с какой стороны напали боевики.

 Часовые на верху развалин открыли беспорядочную стрельбу, в гулкую ночь полетели трассирующие пули и осветительные ракеты.

 Не дожидаясь команды, группа поддержала их интенсивным, но неприцельным огнем. Стреляли наудачу: еще во время ужина опустился туман, сейчас же он был густым, как молоко. Ответного огня не было, и вскоре стрельба прекратилась. Невидимый дым от сгоревшего пороха наполнил развалины острым, кисловатым запахом и теперь медленно перемешивался с чистым, холодным воздухом высокогорья. В ушах стоял звон.

 - Ишаки карабарские, — со злостью плюнул Хопров и закутался в свой потертый бушлат. — Такой сон снился… — Он немного повозился и затих. Похоже, ночная вылазка боевиков не произвела на него особого впечатления, и он еще надеялся досмотреть интересный сон.

 И действительно, вскоре капитан Хопров как ни в чем не бывало похрапывал у стены, сжимая в руке автомат. Остальные быстро уснуть не смогли. Мельников с завистью прислушивался к трелям, которые выводил его верный товарищ, и долго ворочался в своем углу. Сна не было ни в одном глазу, зато снова появились вопросы, на которые он не знал ответов. Уснул он часа через два.

 На рассвете его разбудил Хопров:  - Шеф, там ночью какой–то абрек налетел на растяжку. Был вооружен. Вот, — он показал трофейный автомат АКМ. — И собаку убило.

 Мельников вышел из крепости. Шагах в двадцати лежал труп молодого чеченца, одетого в залитую кровью камуфляжную куртку и посеченные осколками спортивные штаны. Он лежал на боку, неестественно вывернув правую руку. Его открытые глаза слепо смотрели на восток, где разгоралась багровая заря. Рядом с ним валялась овчарка, с которой вчера приходил угрюмый старик.

 - А с этим что делать? — спросил капитан, ткнув носком ботинка в мертвое тело.

 - То не наша забота. Кто ему дал наводку, тот пусть его и хоронит. Вот чертов старик! — ругнулся Мельников. — Наверное, думал, что мы нажремся вина и нас можно будет взять голыми руками…

 Через час снова были у того места, где подорвался «КамАЗ». Утреннее солнце разогнало остатки ночного тумана: снизу всё еще поднимались тонкие струйки сизого дыма.

 На этот раз поиски оказались более успешными. После такого взрыва, Мельников не надеялся, что тела удастся найти целиком. Так и вышло: через два часа на плащ–палатки сложили то, что удалось найти. У останков прапорщика не хватало половины головы и обеих ног, у сержанта — руки и правой ступни. Молодых солдат, которые участвовали в поисках, рвало и выворачивало наизнанку. Завязанные в плащ–палатки останки пристроили в углу «бэтээра» и небольшая колонна двинулась в обратный путь.

 Дороги в горах вещь своеобразная: часто, чтобы преодолеть три километра по карте, приходилось делать тридцать и более километров по сильно пересеченной местности, следуя за прихотливыми изгибами горных ущелий или рек. Солнце палило не по–весеннему: броня раскалялась до такой степени, что нельзя было прикоснуться рукой. Изнуряющая духота мучила людей с восхода и до заката, а мелкая, въедливая пыль еще и ночью. На пропитанном потом камуфляже солдат и офицеров белыми разводами проступала соль. Вода была рядом — в теснинах с шумом бежала холодная, чистая речка — но никто даже не мечтал искупаться: это было слишком опасно. В горах уже появилась «зеленка», а в окрестных лесах хватало и обычных боевиков, и снайперов.

 Теперь колонна держала путь на Ботлих, а оттуда — на Аргун. Обычных разговоров и шуток на обратном пути слышно не было — смерть наводила на мрачные размышления. Каждый понимал, что мог оказаться на месте погибших товарищей.

 

 Вечером, в конторке ремонтного ангара, сидела та же компания, что и три дня назад. Только вместо прапорщика Куницына на столе стояли две солдатские кружки, накрытые кусками серого хлеба.

 - …Вот, гады, — имея в виду боевиков, выматерился зампотех и поднял свою кружку. — Давайте помянем погибших. Сержанта я не знал, — он тяжело вздохнул, — а с прапором мы за этим столом пили водку. Хороший был парень.

 Выпили не чокаясь, закусили молча. Каждый думал о своем.

 Первым нарушил затянувшееся молчание Мельников:  - Майор, ты не поможешь с цинковыми гробами? Не довезем мы их — тепло уже…

 - Конечно, помогу… Груз «двести», последний долг живых перед мертвыми.

 Он покрутил ручку полевого телефона и долго ждал, пока искали какого–то капитана Стрельцова. Потом закончил недлинный разговор и тихо положил трубку.

 - Сейчас привезут… — сказал он и снова замолчал.

 - Ты еще не загнал свой «Урал»? — спросил Мельников.

 - Стоит… Вон, в углу, под брезентом.

 - Чтоб не пылился?

 - Нет, чтобы ноги ему не приделали. Ведь почти даром отдаю, так нет — всё норовят на халяву урвать. Вчера тут вертелся майор из саперного полка. Увидал тот «Урал», и тут же с ножом к горлу. Дай его нам, говорит, у нас боевики спалили две машины… Я тебе, мол, бумагу от своего полкана принесу, что реквизировали по военной надобности. А на кой черт мне его бумаги? — зло спросил майор. — Дай спирту или жратвы, может, и договоримся…

 - Я бы взял тот «Урал», — задумчиво сказал Мельников, — но бочки спирта у меня уже нету. В том подорванном «КамАЗе» сгорела. Двести литров чистого спирта…

 - Вот гады! — снова выматерился майор. — Ни себе, ни людям… — Потом спросил: — А сколько есть?

 - Сто литров осталось… «Энзэ» — неприкосновенный запас, — ответил Мельников и тяжело вздохнул, снова вспомнив и о погибших людях, и о подорванном на фугасе грузовике, и о бочке дефицитного спирта.

 - Забирай! — неожиданно согласился майор и, порывшись в ящике стола, нашел ключи. — Только аккумулятора нет. Так, поставили дохлый от «Волги», чтоб искра была, но со стартера уже не заведешь: только с буксира. Будешь в наших краях — довезешь должок. Ну а не случится — значит, не судьба.

 Подполковник взял ключи от «Урала» и сказал:  - Через месяц или полтора, я сам или кто–то из моих людей снова будет здесь проездом. Тогда и верну.

 - Годится, — согласился майор. Подполковник производил впечатление надежного человека — и он ему сразу поверил. — Да, — спохватился он, — химию свою не забудь!

 - Да нет, майор. Это я тебе оставлю.

 - Мне–то она зачем? — удивился зампотех.

 - Пойдем, объясню.

 Теряясь в догадках, майор отпер свой склад. Мельников подошел к бочке и пнул ее ногой. Судя по звуку, она была полной.

 - Открой крышу, — распорядился подполковник.

 Когда зампотех сорвал свинцовую пломбу и скрутил крышку, Мельников добавил:  - А теперь понюхай! Чем пахнет?

 Майор нагнулся к горловине и осторожно потянул носом:  - Спирт! — с удивлением доложил он. — Точно спирт!

 - Именно. В бочке сто литров. Чистый медицинский — можно пить без опаски.

 - А чего же тогда на ней написано? — недоуменно спросил майор.

 - Ну да, — мрачно усмехнулся подполковник. — Еще бы написать: «Спирт–ректификат». Сам знаешь — и замок бы не помог…

 

 Хмурым майским утром небольшая колонна из двух «бэтээров» и «Урала» выехала за ворота «Хозяйства Кутикова» и взяла курс на север.

 Вдоль дорог, по которым они продвигались, попадались сожженные грузовики, автозаправщики, автобусы и легковые машины. Кое–где встречались искореженные бронетранспортеры и танки. В поселках и аулах во множестве попадались дома, которые стояли без крыш, окон и дверей. Пустыми глазницами они слепо смотрели на все четыре стороны света. В этом Мельников чувствовал какой–то укор. Война в Чечне шла второй год, и повсюду было заметно ее алчное и ненасытное дыхание, которое опаляло землю и души людей. Местные жители молча и настороженно провожали глазами их небольшую колонну.

 «Заварили кашу политики, — с осуждением думал Мельников, поглядывая из кабины «Урала» на закопченные стены разоренных домов, взорванные пролеты мостов и поваленные столбы линий электропередач, на хмурые лица женщин и подростков. — Стратеги хреновы! Хотя бы «букварь» взяли в руки и почитали бы о Кавказских войнах. Тут еще при царе–батюшке чуть не век воевали с этими горцами… Нашелся же лихой вояка: «Да мне одного десантного полка хватит, чтобы взять Грозный!» Ну и как? Взял?.. Не надорвался? Генеральских звезд на погоны нахватал, а как был раздолбаем, так им и остался. Полтора года идет война, Грозный выглядит хуже, чем Сталинград в сорок третьем, а толку? Днем власть у федералов, а ночью у боевиков… В свое время Сталин за трое суток решил чеченскую проблему: взял да и вывез всех в Казахстан. Так, не так, но проблему решил. Ну а нашим обалдуям теперь и трех лет не хватит, чтобы расхлебать эту кашу…»

 

 Где–то там, на севере, где небо было затянуто сплошными серыми тучами, их уже дожидались два «КамАЗа», входивших в их караван. Еще дальше, в приморском городе N, мучаясь неизвестностью и прислушиваясь к ночным шорохам, их караван ждали матери и жены. Но не все дождутся сына, мужа или отца. В кузове «Урала» стояли два цинковых гроба — печально известный «груз 200».

 

 

 

 Глава 4. ТРЕХКОМНАТНЫЙ МИРАЖ  

 Три дня, отпущенные Донцову на подготовку к переезду, пролетели незаметно. И мебели, и вещей в старой квартире было много, но еще больше — книг. Даже сам архивариус не мог точно сказать, сколько их у него. Но не меньше полутора тысяч томов — он ни разу не смог довести свою инвентаризацию до конца. Всегда что–то мешало.

 Теперь он увязывал книги в стопки и аккуратно складывал их вдоль стены. Пирамида получилась пестрая и внушительная. Закончив с книгами он вновь вернулся к другим вещам, время от времени поглядывая на часы.

 «Правильно говорят, — думал старик, укладывая последние узлы в прихожей, — один пожар приравнивается к трем переездам. Если не к двум… Ну, ничего, как–нибудь справлюсь. Приедет Сана, то–то порадуется…»

 Его мысли прервал звонок в дверь. Это был Березин:  - Как? Вы еще не собрались? Там уже грузчики пришли, грозятся за простой считать в двойном размере. И еще говорят, что если до шести не успеют, то мы сами — то есть мы с вами — будем таскать мебель по лестницам.

 - Да, всё, всё… — торопливо оправдывался Донцов. — Готов я, готов!

 Не дав ему опомниться, в квартиру ввалились грузчики:  - Куда таскать, мы знаем. Показывай, хозяин, с чего начинать!

 Следующие два часа Донцов не мог даже присесть: за всем нужен хозяйский глаз. Он показывал, какие вещи брать — кряжистые мужики брали, кряхтели и топали с ними к выходу. На обратном пути они заносили вещи Березина. Наконец, с последними узлами и коробками старик добрался до своей новой квартиры и не узнал ее:  - Эй! Вы что ж наделали, варнаки! — крикнул он вдогонку грузчикам. — Зачем свалили всё в одной комнате?

 - Откуда нам знать, куда чего ставить? Сам разберешь, хозяин! — крикнул один из них уже снизу лестницы и хлопнул дверью.

  Ну, варнаки! — неумело ругался Донцов, поглядывая на гору вещей, упиравшихся в потолок. — Всё в кучу свалили! Двери, и той не видать…

 Но сил у него уже не оставалось и он, наскоро соорудив ложе из узлов с одеждой, завалился спать. «Утро вечера мудренее, — подумал он, засыпая, — завтра начну потихоньку разбирать».

 

 Утром он столкнулся с новой проблемой, о которой не подумал. Чтобы разобрать такую гору вещей, нужно было место. А вот места в квартире практически не оставалось: повсюду он натыкался на стулья, узлы, чемоданы, коробки и стопки книг.

 «М–да, — озадаченно чесал он темя с редкими седыми волосками, — тут теперь и до вечера не разберешь…»

 Кляня в душе грузчиков, которые словно нарочно свалили всю мебель и вещи в первой комнате, Донцов начал разбирать завалы на подступах к шкафу, закрывающего вход в другие комнаты. Ему потребовалось почти три часа, чтобы кое–как расчистить пол перед громоздким платяным шкафом. И еще четверть часа, чтобы отдышаться после тяжелой и бестолковой работы.

 - Варнаки… Как есть варнаки! — ворчал он, сидя на краешке комода, который небольшим рифом возвышался среди моря вещей. — И как я не догадался пригласить Кузьмича? — говорил он сам с собой. — Он хоть с костылем ходит, но показывал бы этим обормотам, куда чего ставить. Так, не так — потом бы разобрались. А теперь что? Открой окно, и вещи на улицу посыплются. Тьфу! Понадеялся на Березина: мол, за вещи не переживайте — ничего не пропадет… Вещи–то на месте, мне бы не пропасть, пока разберу эти горы!

 Когда он, упираясь изо всех сил, всё же сдвинул тяжелый шкаф, то не поверил своим глазам: двери не было! В полном недоумении, он дрожащими руками ощупывал то место, где должна быть дверь. Но ее не было! Старик снова и снова ощупывал стену и тряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Но морок не проходил — двери не было!

  Наверное, я сошел с ума! — ошеломленно и в сильнейшем волнении твердил он. — Но здесь же была дверь! Была… Я точно помню! Вот здесь была… — Он со злостью ударил кулаком по стене. — Но раз нет дверей, то нет и комнат! — этот простенький вывод поверг его сначала в шок, а потом в полную прострацию.

  Это какая–то ошибка, — лихорадочно бормотал он, нервным галопом пересекая двор. — Сейчас всё объяснится!

 Он долго звонил в свою бывшую квартиру, но ничего не добился: из–за двери не доносилось ни звука. Он позвонил в квартиру Давиденко — тот же самый результат. Нервничая всё больше, он забарабанил в свою старую квартиру руками и ногами.

 На шум открылась соседняя квартира:  - Что тут происходит? — сердито спросила женщина, не сразу признав Донцова. — А, так это вы, Петр Иванович! Что случилось?

 Но старик уже впал в истерику.

 - Квартира! — кричал он. — Меня обокрали! Где Березин? Открывай, я знаю, что ты там! — колотил он в дверь. — Жулик! Открывай, ворюга! И Давиденко твой ворюга! — Он начал пинать ногами соседнюю дверь. — Аферисты! — вопил он на весь дом, поочередно пиная то одну, то другую дверь. По его щекам катились слезы, но Донцов этого не замечал.

 На шум стали открываться двери на нижних этажах, но оттащить старика от двери своей бывшей квартиры оказалось непросто. От пережитого волнения Донцов был не в себе. Кто–то вызвал милицию, и вскоре наряд во главе с капитаном пытался разобраться с этим скандалом. Но безуспешно: старик был в шоке. Наконец, кто–то догадался дать Донцову валерьянки, и тот начал сбивчиво и нервно рассказывать о том, как его подло надули.

 - Ничего не понимаю, — сказал капитан. — Мистика какая–то! — Он начал стучать в квартиру: — Откройте, милиция!

 - Да нет там никого, — заметила соседка. — Полчаса уже колотят…

 Однако дверь открылась, и появился заспанный хозяин.

 - Вы кто будете, гражданин? — строго спросил капитан.

 - Я? Я — Березин, новый владелец этой квартиры. Вот с этим гражданином, — он показал на Донцова, — мы обменялись квартирами. Всё по закону. У меня есть документы, сейчас принесу…

 Через минуту он действительно предъявил документы, заверенные нотариальной конторой.

 Капитан посмотрел их и покачал головой:  - Всё правильно, владелец этой квартиры гражданин Березин. — Он повернулся в Донцову: — По какому праву вы ломитесь в чужую квартиру?

 - Это была моя квартира!

 - Это я понял. Дальше что?

 - Он украл у меня две комнаты!

 - Что он несет? — с видимым недоумением спросил Березин. — Он сменял свою трехкомнатную на мою однокомнатную. С доплатой. А теперь передумал, наверное…

 - Там было три комнаты, а теперь одна! — рыдал Донцов и кидался на Березина. Соседи с трудом удерживали старика.

 - Ничего не понимаю! — развел руками капитан. — Так сколько комнат там было? Давайте, гражданин Донцов, пройдем в вашу новую квартиру.

 Не дожидаясь приглашения, заинтригованные соседи толпой хлынули к злополучной квартире Љ 5. Комнат в ней, действительно, было всего одна.

 - У меня тоже есть документы, — истерично кричал Донцов. Перешагивая через коробки, чемоданы и узлы, он добрался до комода и схватил документы. — Вот! — потрясал бумагами старик, пробираясь к дверям.

 - Так чем вы, черт возьми, недовольны? — разозлился капитан. — Вы сменяли свою трехкомнатную на однокомнатную с доплатой. Ну так и живите в ней!

 Когда Донцов прочел свой экземпляр, с ним стало плохо: там черным по белому было написано, что квартира гражданина Березина однокомнатная…

 Хватаясь за сердце, он упрямо твердил:  - Они обманули меня! Обманули! Здесь было три комнаты и в договоре было написано: «трехкомнатная»! Сначала здесь было три комнаты…

 - Что за чушь? — вмешалась соседка. — Я знаю эту квартиру — она однокомнатная. И все над ней — такие же. Я здесь живу двадцать лет. Мне ли не знать?

 - Совершенно верно, — подтвердила другая женщина. — Я живу этажом выше в однокомнатной, как раз над пятой квартирой…

 - Может, он сошел с ума? — предположил Березин и многим этот диагноз показался правильным. — Допился до чертиков, вот и несет теперь полную ахинею.

 - Похоже на то, — согласился капитан и озабоченно поскреб затылок. — Вызовите «Скорую», пусть с ним медики разбираются.

 - Это вам нужно вызвать «Скорую помощь»! — взвился Донцов в последней надежде доказать свою правоту. — Это вы все сошли с ума! — вопил он. — Они украли две комнаты! Украли! Средь бела дня!..

 Он снова кинулся на обидчика, но его перехватил сержант милиции и умело заломил ему руку за спину.

 - Все ясно: «белая горячка»!

 

 

 Глава 5. НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА  

 Самолет оторвался от взлетной полосы и начал быстро набирать высоту. Настолько быстро, что у большинства пассажиров заложило уши. Вадим Свиридов был пассажиром со стажем: он несколько раз сглотнул и почти сразу избавился от неприятных ощущений.

 Однако больше его занимали не перепады давления, а молодая красивая девушка, сидевшая на два ряда впереди по другую сторону прохода. По этой причине он даже поменялся местами с одним из своих телохранителей, уступив ему свое место около иллюминатора. У незнакомки были роскошные волосы и стройная фигура — это он отметил еще при посадке в самолет. Не было в ней заметно развязности и вульгарности — это тоже импонировало Вадиму. И вообще, она ему очень нравилась…

 Поэтому он ломал голову над другой актуальной проблемой: как завязать с ней знакомство? Не придумав ничего лучшего, он дождался, когда стюардесса проходила по проходу, остановил ее и тихо, на ухо, изложил свою просьбы. Та сначала не соглашалась, но Вадим знал как улаживать такие дела. Он незаметно сунул ей две купюры, и стюардесса сменила гнев на милость. Вскоре стюардесса что–то долго объясняла соседке прекрасной незнакомки, и спустя несколько минут соседом красивой девушки стал Свиридов. Дошла вторая купюра до полной женщины, которая сидела теперь на его прежнем месте, или нет — он не знал. Да это его и не интересовало. Он уже рассказывал девушке что–то веселое, а она сдержанно улыбалась…

 В аэропорту Свиридов заверил Оксану, что его встречают, и он с удовольствием подвезет ее до дома. Он не соврал, но сильно озадачил девушку: прямо перед выходом из здания аэропорта их дожидались две машины. Одна из которых оказалась сверкающим черным лаком «Мерседесом». Кроме двух крепких парней, которые следовали за ними от самого самолета, из серой «Девятки» появились еще двое.

 До города N доехали с комфортом: в машине приглушенно звучала со вкусом подобранная музыка, а сам Свиридов на правах хозяина предлагал Оксане различные охлажденные напитки из встроенного бара. Но она выпила только стакан вишневого сока.

 Во дворе старого четырехэтажного дома, наполненного запахом цветущих акаций, «Мерседес» остановился. Свиридов забрал у водителя дорожную сумку Оксаны и вызвался донести ее багаж до квартиры на четвертом этаже. Сначала девушка отказывалась, уверяя, что сумка совсем легкая. В действительности, она не хотела, чтобы ее дед в первый же вечер видел ее с новым поклонником. Она знала, что он потом будет долго ворчать. Но кавалер настоял на своем и проводил ее до самых дверей.

 - Идите, Вадим. Давайте сумку… Спасибо, что проводили — я уже дома.

 - Еще нет, — не согласился Свиридов. — А вдруг вашего деда нет дома? — с затаенной надеждой спросил он. Ему чертовски хотелось, чтобы так и оказалось.

 - Куда же он денется? Он домосед… — Оксана нажала кнопку звонка и слегка удивилась: вместо знакомого дребезжанья послышались соловьиные трели.

 - Кто там? — послышался из–за двери мужской голос, и девушка удивилась еще больше: голос был незнаком.

 - Это я, Оксана. А где дед?

 - Какой еще дед?

 - Петр Иванович. Петр Иванович Донцов, — с заметной тревогой повторила Оксана.

 - Он здесь больше не живет, — послышался тот же голос. — Поменял квартиру. Теперь живет в соседнем доме. В пятой квартире. — За дверью послышались удаляющиеся шаги и всё стихло.

 - Ничего не понимаю, — обескуражено прошептала Оксана. — Дед ничего не писал ни о каких обменах…

 - Ничего страшного, — успокоил ее Вадим. — Сейчас всё выяснится.

 Через несколько минут Оксана нажала кнопку звонка квартиры Љ 5… и ничего не услышала. Звонок не работал. Пришлось долго стучать. На шум открылась соседняя дверь:  - А, это ты, Оксаночка… Тут такое горе, такое горе… Нет там никого — не стучи!

 - Что с дедом? — побледнела Оксана. — Что случилось?

 - В больнице он, уже три дня, — сочувственно сказала женщина. — Тут такое было! Такое! И милицию вызывали, и скорую помощь…

 Соседка вкратце пересказала небывалый скандал и добавила:  - В психиатрическом отделении он, вроде, как с «белой горячкой». А ключи от квартиры у меня. Сейчас принесу.

 Оксана плакала, уткнувшись в плечо Свиридова, а тот как мог успокаивал ее. Как–то незаметно они перешли на «ты».

 - А твой дед сильно выпивал?

 - Нет, — всхлипывала девушка, — можно сказать, вообще не пил. Только в праздник рюмочку или две. — Она снова разрыдалась.

 Соседка принесла ключи и Свиридов отпер дверь.

 Внутри квартира представляло собой странное зрелище: комната и кухня оказались завалены мебелью, стопками книг и как попало сваленными вещами. И мебели, и вещей для однокомнатной квартиры было слишком много.

 - Он поменялся на однокомнатную квартиру? — с сильным удивлением спросила соседку Оксана.

 - Даже не знаю, что и сказать… — растерянно ответила та. — Квартира это однокомнатная, но Петр Иванович кричал, что там было три комнаты. И что его обманули и украли две комнаты.

 - Украли две комнаты?! — с изумлением повторил Свиридов.

 - Ну, я не знаю… Но он кричал, что украли. И обзывал старого хозяина ворюгой и аферистом. А Березин сказал, что у старика «белая горячка».

 - Березин — это прежний владелец?

 - Да. Звать Лёвой, отчества не знаю. Жил один.

 - Вы еще говорили, что он обзывал их ворюгами и аферистами. Кого он еще имел в виду?

 - Своего соседа по старой квартире, Давиденко, кажется. Но я его плохо знаю — он недавно переехал сюда.

 - Я знаю его, — сказала Оксана. — Давиденко Яков Ильич. — И снова начала плакать.

 Свиридов поблагодарил соседку и закрыл дверь. Потом сказал:  - Не плачь, Оксана. Похоже, он стал жертвой какой–то аферы. Разберемся. Еще не вечер!

 На глаза ему попался договор обмена. Он внимательно его прочитал и помрачнел. Потом вытащил из кармана сотовый телефон — вещь по тому времени редкую и дорогую — и набрал номер:  - Это Свиридов. Мне нужны полная информация на Давиденко и Березина… — он продиктовал установочные данные. — Срочно! Далее, — он взглянул на свои часы: было половина седьмого, — вышлите машину за заведующим психиатрическим отделением Горбольницы и вежливо привезите его на работу. Приедешь вместе с ним, инструкции получишь на месте. Держи связь. Жду!

 Оксана даже перестала всхлипывать, настолько ее удивила и манера разговора Вадима и то, что она услышала:  - А разве ты, Вадим, работаешь в милиции? Ты же говорил, что директор сети магазинов?

 - Говорил. Всё верно. Но в моем подчинении служба охраны и некоторые другие тоже. Возьми что–нибудь из одежды своего деда, мы сейчас едем в больницу.

 Пока Оксана рылась в вещах, Свиридов заметил, что к шкафу, стоящего у стены ведет плохо расчищенная дорожка. Переступая узлы, коробки и ящики, он добрался да этого шкафа и заглянул за него. Там была глухая стена, обклеенная невзрачными обоями. «Странно, что старик мог тут искать? Зачем он разбирал подступы к шкафу? Может быть, здесь была дверь, ведущая в другие комнаты?»

 Он снова набрал номер:  - Группу экспертов на выезд, адрес… Результаты предварительной экспертизы доложить мне лично!

 Слово «экспертиза» произвела магическое действие. Оксана окончательно перестала всхлипывать и начала верить, что ее новому знакомому удастся разобраться с этой запутанной историей.

 Уже по дороге в больницу телефоны и рации в «Мерседесе» звонили и пищали каждые несколько минут. Свиридов внимательно слушал, коротко отдавал новые распоряжения, а в паузах успокаивал Оксану.

 Она пила кофе с коньяком — в машине оказался не только бар, но и автоматическая кофеварка — и удивлялась. Как прихотлива и непредсказуема жизнь: вот, что бы она сейчас делала, если не случайное знакомство? Сидела бы на узлах и ревела в три ручья… Вадим ей нравился: он старше ее, но выглядит отлично: подтянут, строен, собран. И очень уверен в себе. Было видно, что он привык распоряжаться многими людьми. А они привыкли выполнять его приказы. Ей почему–то казалось, что власть Вадима над людьми далеко выходит за пределы чисто служебных отношений.

 Когда черный «Мерседес» в сопровождении двух «Девяток» подъехал к старому, обветшалому зданию психиатрического отделения, там уже было полно машин и людей. Оксана осталась в машине и через стекло видела, как к Вадиму подходили люди, что–то говорили ему и получали новые распоряжения. Минут через двадцать появился ее дед в сопровождении мужчины в белом халате, и она выскочила ему навстречу…

 Вскоре «Мерседес» со своим постоянным эскортом уже несся по улицам вечернего города. По дороге Донцов сбивчиво рассказал свою историю и тем самым восстановил неясные моменты. Да, за шкафом была дверь, а в договоре было написано «трехкомнатная квартира».

 - Я сам был в тех комнатах, сам! И на балконе был… Всё видел собственными глазами, — сокрушался старик. — А мне никто не верит. В дурдом определили…

 - Вы стали жертвой аферы, Петр Иванович, — подвел черту Свиридов. — Но обещаю, что приложу все силы, чтобы вы получили обратно свою квартиру, а жулики, причастные к этой истории — по заслугам.

 - На их стороне закон, — вздохнул Донцов. — Не могу понять, как в договоре оказалось совсем другое — я ведь внимательно читал его.

 - Разберемся, Петр Иванович, еще не вечер! Я отвезу вас в гостиницу. В той квартире жить пока нельзя, там слишком много вещей.

 Но старик уперся насмерть: потеряв одну квартиру, он панически боялся оставить без присмотра и другую.

 - Ну, хорошо, — не стал с ним спорить Свиридов. — Я дам вам в помощь четырех человек, и за час–другой они помогут разобрать вещи и мебель. Всё лишнее пока свезут на склад, на хранение.

 Этот вариант сразу понравился Донцову. Но, спохватившись, он спросил:  - А Оксана?

 - Поживет пока в гостинице, — ответил Свиридов. — Как вы будете жить в одной комнате? Там и трех дней не хватит, чтобы привести квартиру в нормальный вид.

 Доставив Донцова в злосчастную квартиру, Оксана и Свиридов снова оказались в машине. Еще по дороге он сделал пару звонков, поэтому, когда их у входа в гостиницу снова встречали какие–то люди, Оксана уже не очень сильно удивлялась. Хотя, конечно, было приятно, что их встречали и ловили каждое слово Вадима.

 Проводив ее в номер, Свиридов сказал администратору и горничной, которые сопровождали их:  - Молодая леди хочет принять ванну. Холодный ужин подадите в номер. Она моя гостья… — Потом добавил: — Отдыхай, Оксана. Увидимся завтра!

 Когда Оксана, в махровом халате цвета морской волны вышла из ванной комнаты, ее поджидал сюрприз. На столе, в хрустальной вазе, стоял шикарный букет алых роз. На том же столе ее дожидался великолепный холодный ужин. В благоухающих цветах она нашла конвертик с визиткой Свиридова внутри и припиской: «Не знаю, кого благодарить за нашу нечаянную встречу — Бога или «Аэрофлот» — но я благодарен судьбе. И верю, что наша встреча не случайна…»

 «Как хорошо быть леди, — думала Оксана, намазывая какой–то необычайно вкусный паштет на ломтик французской булки. — Но еще лучше, когда рядом с тобой настоящий джентльмен».

 

 

 Глава 6. ГЛАВНЫЙ АРХИТЕКТОР ПРОЕКТА  

 Яков Давиденко, вдохновитель и организатор блестяще проведенной квартирной аферы, валялся на мягком удобном диване в своей гостиной и ел шоколад. Он подводил промежуточные итоги и не без повода гордился собой.

 «Зря Лёва мандражировал, — удовлетворенно и расслабленно думал он. — Всё прошло как по нотам. Ну, понятно, что этот идиот примчится в свою старую квартиру. Куда же ему еще бежать? Разбираться с Березиным… Но это я предвидел еще неделю назад, когда мой подельничек снова начал пускать пузыри. Потому и сказал ему: «Прибежит Донцов права качать — дверь не открывай. Нету, мол, никого. И пусть старый идиот орет, сколько хочет. Это даже хорошо, что он устроит скандал на весь подъезд. А когда соберется толпа и приедут менты, вот тогда можешь выйти и с законным возмущением спросить: «А в чем, собственно, дело? Я законный владелец этой квартиры. Вот документы!» Что тогда будет делать Донцов? Или рыдать, или как последний псих орать, что его обманули… А в чем же обман, граждане хорошие? Если он сам поменял свою трехкомнатную на однокомнатную с доплатой? Хозяин — барин… Той доплаты не хватит и на десять метров паркета, но это неважно. Важно — что с доплатой».

 «Еще спасибо бы сказал, что не оказался в коммуналке или вообще на улице, − усмехнулся Давиденко. − Живи и радуйся, так нет — надо еще скандал устроить. Да и вообще, зачем ему такая большая квартира? Один ведь живет. Устроил в ней какую–то избу–читальню: стула не найдешь свободного, везде умные книжки валяются. Ну, прочитал он тыщу самых ученых книг, и что? Поумнел? Обули как последнего неграмотного лоха».

 Общая задумка аферы зародилась в голове Давиденко еще полгода назад. Квартира его соседа вызывала у него жгучее чувство зависти. Ну почему одинокий старик живет в такой большой квартире, а он с семьей ютится в двухкомнатной? Хотя нельзя сказать, что семья Давиденко жила в тесноте: на четыре человека приходилось 38 квадратных метров. Это жилой площади. Плюс большая прихожая, просторная кухня, балкон, кладовка… Но всё равно завидовал.

 Полгода назад он заметил, что его сосед стал иногда ходить с палочкой. С трудом старик поднимался и по лестнице. Вот тогда он и начал изобретать мыслимые и немыслимые способы. Он прикидывал десятки вариантов, включал в сценарий не только свою квартиру, но и те, что проходили по сделкам обмена в его агентстве, квартиры своих многочисленных знакомых, но пока безуспешно.

 И только в конце зимы он натолкнулся на свежую идею. Об этом оригинальном трюке он вычитал на популярном среди риэлтеров сайте «ODK». Идея ему понравилась чрезвычайно, и он только удивлялся наивности автора публикации в Интернете: «Определенно, у того журналюги в башке не хватает шариков. Пронюхал про такой оригинальный способ, так и сиди молча! Зачем же трубить об этом на весь мир? Патент за это не получишь, но идею можно использовать для решения собственного квартирного вопроса. Или, на худой конец, продай рецепт тому, кто сможет воплотить его в жизнь. Любой парень с мозгами, который не побоится рискнуть, отвалит тебе за такую идею полштуки баксов. Я бы отстегнул не глядя. Это же твоя зарплата за три месяца! Ан нет! Лучше я за так растрезвоню об этом и прославлюсь на всю страну. Дебил с дипломом журфака!»

 Яша пошуршал оберткой от шоколадки и снисходительно заметил вслух:  − Правильно говорят: «Умом дебилов не понять!» Потому как ума у них нету. Или вот другой случай, вычитал в журнале… Какой–то младший научный сотрудник по вечерам, от нечего делать, ставил в своей лаборатории научные эксперименты. Работал в каком–то институте редких сплавов, ну и сплавлял из любопытства индий с чем–то еще. И доэкспериментировался: сплав оказался похож на золото! Мало того, что похож, так и экспертиза только с третьего раза разобралась, что это всё–таки не золото. Да и то — с помощью спектрографа. По всем параметрам — натуральное золото: по цвету, по весу, по блеску, не окисляется на воздухе и даже кислота не берет…

 − Вот спрашивается, какого рожна ему еще было надо? — Давиденко с недоумением покрутил пальцем у виска. — Открыл способ, как делать золото из недорогого сырья — ну так и делай! Плавь втихаря в своей лаборатории, там того индия центнер в кладовке валяется — никому не нужен. Как бы не так! Статейку тиснул в журнале «Изобретатель и рационализатор», чтобы все знали, какой он умный и что станет еще умнее, когда допишет кандидатскую. А я так прикидываю, что он кретин. Причем — безнадежный. За полкило золота тебе напишут любую диссертацию: хочешь — кандидатскую, а хочешь — докторскую. А за пару килограмм примут даже в члены–корреспонденты Академии Наук…

 − Ну это же надо! — искренне изумлялся Яша. — Тыщи лет корпели алхимики над своими ретортами, чтобы получить хотя бы серебро… Этому идиоту выпала неслыханная удача — получил золото. И как он распорядился шансом, который не выпадает даже раз в тысячу лет? На полную катушку: получил копеечный гонорар за свою статейку!

 Идея с увеличением жилплощади была оригинальной и чем–то смахивала на трюк помощников Воланда из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Только там превращают в огромный дворец обычную коммунальную квартиру с помощью волшебства, а здесь можно было обойтись без всякой мистики. Давиденко твердо поверил в успех небывалой аферы и начал всерьез прорабатывать детали мошенничества.

 Он охотно обошелся бы и без участия своего приятеля Березина, но Донцов прекрасно знал планировку соседней квартиры. И при всем желании Давиденко не смог бы «пристроить» к своему жилью лишнюю комнату. Другое дело Березин — тот жил в соседнем доме. Полтора месяца Давиденко наблюдал из окон своей квартиры за двором и пришел к выводу, что в соседнем доме у Донцова нет родственников или приятелей. Он не видел, чтобы старик хотя бы раз зашел в соседний дом, где жил Березин. Отсюда следовало, что Донцов не знаком с планировкой квартир в том доме.

 Как риэлтер со стажем, Давиденко хорошо знал свой район. Он даже вел свою картотеку на перспективное жилье и, соответственно, их владельцев. С жилищной конторой этого района у него были прекрасные отношения и часть важной информации он получал оттуда. Тем более, что это обходилось ему почти даром: плитка шоколада, коробка конфет или флакончик недорогих духов. О квартире за стеной Березина Давиденко знал давно, еще года три назад. Там жила одинокая вредная старуха. Он пробовал подкатиться к ней с другого бока — заключить с ней договор о пожизненном содержании с правом наследования ее жилья. Но вздорная старуха и слышать об этом не хотела. Да и зачем ей это, если у нее есть сын, который не забывает о матери, помогает. Ее сын с семьей почти постоянно проживал за границей — он был торговым представителем крупной компании, занимающейся экспортом лесоматериалов. Было у него и собственное жилье — двухэтажный особняк почти в центре города.

 Но весной старая ведьма померла, и Давиденко еще на похоронах поспешил познакомиться с сыном покойной старухи. Он помогал ему с оформлением наследства, а заодно уговорил его сдать квартиру в аренду. Хозяин согласился: нельзя без присмотра оставлять жилье. А так, и деньги платят, и бомжи не поселятся, пока нет хозяев. К маю появились все недостающие элементы для хитроумной аферы.

 Давиденко вспомнил, с каким серьезным видом Донцов читал документы у нотариуса, и злорадно усмехнулся:  − Грамотей выискался! Ты, может, первый раз в жизни такие бумаги читаешь, а сколько их прошло через мои руки, знаешь? Сотни… Прочитал от корки до корки, а в чем подвох не понял.

 «А подвох был очень простой, − продолжил Яков про себя, − документики–то были подготовлены в двойном комплекте. В одном договоре указана «трехкомнатная квартира» — вот его–то ты и читал, да еще так внимательно. А в другом — «однокомнатная квартира», ты его даже не пролистал. Зато потом подписал… Замечательный фокус, если нотариус свой человек и если он любит деньги!»

 Яша Давиденко продемонстрировал характерный жест: потер большой и указательный палец друг о друга.

 − Подпись свою поставил? − вслух изгалялся Давиденко над наивным стариком. − Поставил. Нотариус заверил? Заверил. Был в здравом уме и твердой памяти? Был.

 − Это уже потом крыша поехала… − В подтверждение своих слов Давиденко снова покрутил пальцем у виска. − Так в чем проблемы? Какие претензии к Березину? Или, может быть, есть претензии к нотариусу? Или ко мне?

 − Накось, выкуси! − Яша соорудил дулю и пошевелил зажатым большим пальцем. − Всё по закону! Шиш тебе с маслом, а не квартира. − Он убежденно поводил дулей из стороны в сторону. − Куда хочешь жалуйся — ни один, даже самый ушлый адвокат за такое дело не возьмется. Потому что случай абсолютно безнадежный. Ни одной зацепки, чтобы признать сделку незаконной. Случай безнадежный!

 Давиденко притащил из холодильника бутылку холодной «Фанты» и новую плитку шоколада. Потом опять устроился на диване и вернулся к своим рассуждениям.

 − Ну, пусть даже найдется такой юрист, который возьмется за это дохлое дело, − с ухмылкой предположил он. − И что он представит в суд? Вопли Донцова, что сначала было три комнаты, а потом только одна?

 Давиденко довольно покачал головой и осклабился:  − Сильный аргумент! Так она там всегда одна была, с тех пор, как дом построили. В том подъезде еще три таких квартиры — мне и свидетелей искать не надо. Любой под присягой подтвердит, что квартира была и есть однокомнатная. А начнешь настаивать, что всё–таки было три комнаты, то легко можешь угодить в дурдом. Что и произошло на самом деле.

 Давиденко пожал плечами:  − Я, правда, такой вариант в расчет не брал — тут не угадаешь — но в целом видел. Так еще лучше: раз Донцов псих, то причем тут я или Березин? Натурально, не при чём. Допился старикан до зеленых чертиков, вот и привиделось…

 Если бы на стадии подготовки, всплыла история с «перепланировкой» квартиры Березина, то это ничем серьезным не грозило. Ну, скандал, ну погрозят пальцем — и только. Это Яшу Давиденко не пугало. Гораздо более рискованным представлялась обратная операция: из трех комнат снова сделать одну. Проблема была в том, что после того, как старый дурак осмотрит «трехкомнатную квартиру», ее нужно быстро вернуть в свой первоначальный вид. Цементный раствор не обои — за день не высохнет.

 Техническая сторона «звездного проекта» доставила организатору массу проблем. Никого из строителей привлекать было нельзя. Если они пронюхают или догадаются, для чего все эти хитрости, то в лучшем случае можно нарваться на вымогательство. В худшем — могут совсем завалить дело. Пришлось осваивать строительные специальности. По вечерам и выходным Давиденко и Березин, стараясь не шуметь, проделывали вход из смежной двухкомнатной квартиры. Потом заделывали ненужный проем и перетаскивали дверную коробку на новое место, штукатурили стены и откосы, переклеивали обои. Через две недели Березин стал «владельцем» шикарной квартиры.

 − Первый этап прошел чисто, — удовлетворенно констатировал Давиденко, приканчивая вторую плитку шоколада. — Со вторым тем более проблем не будет. Дальше дело техники. Меняемся хатами с Лёвой: у меня оказывается старая квартира Донцова, а у Лёвы — моя. Все довольны, а Березин еще доплатит мне за улучшение своих жилищных условий. И с переноской телефонов никаких проблем не будет — Лёва снова поможет. Он же в ГТС работает, не я. Вот пусть и старается…

 − Но вообще, смотрю я на этого чокнутого архивариуса и удивляюсь, − усмехался Яша. − До какой же степени нужно быть доверчивым простачком? Ведь полтора года назад, когда я выменял эту квартиру, я же его и оставил без телефона. Не было свободных телефонных пар в этом доме. Не было — и всё тут! Лёва помог провести маленькую комбинацию, и пара появилась.

 − У старого идиота эта самая пара, естественно, пропала, − ухмыльнулся Давиденко. − А Донцов так и не понял, кто замутил воду с отключением его телефона. Ну и хорошо, что не понял. Да и зачем ему телефон? «Скорую» вызывать? Так он теперь в дурдоме живет — там полно врачей. Нет, с его квартирой получилось отлично. Доведем это дело до конца и поищем других наивных идиотов, живущих в хороших квартирах. Забудется скандал, можно попробовать повторить этот неслабый трюк. Получилось один раз, получится и еще.

 

 

 

 Глава 7. МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ  

 Около раскрытого окна стоял высокий, подтянутый мужчина лет сорока пяти. В коротких волосах проглядывала заметная седина, на висках же она проступала серебристым инеем. Его классический, почти медальный профиль несколько портили резкие складки, залегшие по краям упрямо сжатого рта. Синеватый рубец неровного шрама на правой щеке придавал его лицу излишнюю жесткость. В его взгляде чувствовалась решительность, твердость характера и незаурядный ум. Если к этому добавить опыт, проницательность, осторожность и привычку скрывать свои чувства за внешне невозмутимым выражением лица, то станет понятным, что человек наделенный такими качествами — опасный противник.

 Бронзовые настольные часы пробили одиннадцать раз. Хозяин кабинета опустил жалюзи и вернулся в свое массивное кресло у громоздкого стола. Кроме бумаг на краю этого стола одиноко стояла бутылка марочного армянского коньяка. В позолоченной серебряной стопочке с затейливым орнаментом янтарным цветом поблескивал благородный напиток. На серебряной тарелочке из того же комплекта лежало несколько тонко нарезанных ломтиков лимона.

 Подполковник Мельников не любил ни джина, ни рома, ни тем более виски, и считал пижонами всех, кто предпочитал какую–нибудь новомодную дрянь в красивых бутылках. Из целого моря иностранных спиртных напитков он делал только два исключения. Это касалось настоящей русской водки, пусть изготовленной и за рубежом, и настоящего французского коньяка. Все остальное спиртное многообразие он не признавал. Он мог выпить пива, если жарко, или шампанского, если к случаю, но настоящего удовольствия в этом не находил.

 Над последним изобретением западных мурководов — безалкогольным пивом — он от души потешался и издевался как мог: «Ну, в самом деле, какой сивухой нужно опиться, чтобы додуматься до такого бреда?! Пиво? Это я понять могу, многие любят побаловаться, особенно с таранкой или раками. Вода? Да хоть залейся! «Фанта», «Ситро», минеральная вода, наконец, для язвенников и трезвенников. Но чтобы накачивать брюхо безалкогольным пивом, это уже за пределами здравого смысла! Ведь почему люди пьют алкогольные напитки? Крепкие или слабые — то лишь дело вкуса… Но ведь, пьют? И уж наверное, не потому, что их мучит жажда».

 «У алкоголя есть уникальные свойства, — продолжал размышлять над темой, которая ему была далеко небезразлична, Мельников, — которые известны как минимум пять тысяч лет — еще древние египтяне варили пиво. Спиртное хорошо снимает нервное напряжение, стрессы и усталость, помогает расслабиться, сблизиться с человеком. Настоящее общение в любой компании и начинается–то после третьей стопки. Кто этого не замечал хотя бы на собственном опыте? Другое дело, что не все меру знают… Так что ж с того? Даже самое целебное лекарство, если его глотать литрами, пойдет во вред. А ведь алкоголь это тоже лекарство. Значит, и принимать его нужно осмотрительно и с умом. Не пей всякую дрянь, что горит, и тем более — ведрами, тогда и проблем таких не будет. Между прочим, на всем известной эмблеме медицины изображена рюмка спирта, а не морковного сока. Ну еще змея в виде закуски — тоже не лишнее напоминание. Это моя версия. Найдутся, конечно, умники, которые скажут, что в той рюмке змеиный яд. Может быть… Да только змеиный яд–то откуда берется? А все от того же змия и берется! Того самого, Зеленого. Версия вполне обоснованная. Если доживу до пенсии, может, даже книжонку по этому поводу напишу, поделюсь собственным опытом. Название тоже есть: «Как пить и не опохмеляться». Доходчиво, научно и актуально… И вообще, если тех же медиков поставить перед жестким выбором — из всех известных лекарств выбрать только одно — что бы они оставили? Спирт бы и оставили, как самое универсально средство. А не какой–то занюханный пенициллин, к которому бациллы с вирусами быстро привыкают и начинают трескать его вместо витаминов».

 «Это же надо додуматься: безалкогольное пиво! — издевался Мельников над отступниками и «извращенцами». — Нет, это определенно для безнадежных недоумков. И как обычно, вся эта «ересь» идет из Штатов. Там полно идиотов и полудурков, которые свято верят рекламе, верят даже больше, чем маме родной. Только подайте рекламу позаковыристей, да упакуйте новый товарец покрасивше — они и не такое дерьмо схавают! Хрускают же они свои хот–доги из крахмала и жутко полезные для здоровья хлопья из овса, которым раньше лошадей кормили? Запивают всю эту научно сбалансированную мерзость эрзац–кофе без кофеина? Хрускают и запивают! Но при этом почему–то до крайности обеспокоены собственным здоровьем. Одно слово — наивные дурачки!

 В жизни не так много хорошего, как хотелось бы… Зачем же лишать себя маленьких радостей? Пусть я проживу на десять лет меньше, но зато в свое удовольствие поем свиных отбивных, вяленого балычка, домашней колбасы или пельменей. И, само собой, под марочный коньячок и в компании с моим неразлучным товарищем «Ротмансом». И плевать я хотел, сколько холестерина содержится в зернистой икре, печени трески или карбонате из молодого кабанчика! А они пусть едят свою безвкусную обезжиренную дрянь, по каждому чиху обращаются к врачу, а каждую неделю бегают консультироваться со своим психоаналитиком. Что–то там не то им приснилось в ночь с четверга на пятницу, не по графику…»

 «Ну хорошо, − великодушно предположил подполковник, − дотянут они на своем овсе без холестерина до ста лет — и что? Ведь и вспомнить–то им будет нечего. Всю свою жизнь прожили как подопытные кролики, сжевав по два комплекта искусственных зубов на своем безвкусном комбикорме и хваленых диролах без сахара. Зачем же небо коптить?»

 Мельников закурил и подвел черту под дурацким, с его точки зрения, изобретением: «В России идея с безалкогольным пивом обречена на полный провал. В чем, в чем, а уж в этом деле русских с толку не собьешь. Слишком велик стаж и алкоголь у нас давно уже в крови, наряду со всякими, там, белыми и красными кровяными тельцами. Хотел бы я посмотреть как бородатые мужики хлещут безалкогольный самогон граненными стаканами, крякая от удовольствия и закусывая его солеными огурцами…» — Картина получилась настолько дикая, что он улыбнулся.

 Подполковник Мельников не спеша, мелкими глотками выпил коньяк и задумчиво пожевал дольку лимона.

 Потом откинулся на высокую спинку кресла и вернулся к своим служебным проблемам: «Еще пару лет назад наше ведомство не занималось делами, связанными с организованной преступностью, но после известного указа, к этому подключили и чекистов, словно у нас нет других забот… Вот кому это было нужно? Есть для этого менты, вот и занимались бы своими мафиозниками… А то сначала всем уши прожужжали, что никакой организованной преступности у нас нет и быть не может, пустили всё на самотек, а потом спохватились: «Караул! Мафия рвется к власти!» — А что же вы хотели? Чтобы они по–прежнему занимались мелким рэкетом? Они хоть и бандиты, но не идиоты: понимают, что чем ближе к власти, тем больше денег…»

 Самое неприятное было в том, что именно его, Мельникова, бросили на этот безнадежно запущенный участок работы. Он был хорошим, кадровым профессионалом, в отличии от многих выскочек, и начинал свою службу в КГБ простым водителем. Прошел по всем ступеням служебной лестницы и вот — дослужился! Опытный разведчик против доморощенной мафии. Всех, кого бросали на этот участок работы, за глаза называли «штрафниками», так как было понятно, что это означало оказаться между двумя огнями. Уйти из этого кабинета без ущерба для собственного послужного списка на другой участок работы или на пенсию считалось удачей.

 Неприятности по службе начались примерно год назад, когда с таким трудом налаженные связи вдруг начали рушиться, а четко отлаженная схема стала давать сбои. Сначала это посчитали случайностью, но неудачи случались всё чаще, а ущерб от них становился всё больше. Неделю назад произошел самый крупный провал. Погибло два сотрудника Управления, а материальный ущерб выражался очень солидной цифрой. Серьезно пострадала и репутация Управления ФСБ как надежного партнера в опасном, но весьма доходном бизнесе. Лично для Мельникова всё это осложнялось тем, что в двух последних неудачах именно он был старшим офицером, отвечавшим за проведение нелегальных операций…

 О причинах последней неудачи подполковник думал много. Но чем больше он ломал над этим голову, тем больше у него возникало каких–то неясных сомнений. Десятки раз, шаг за шагом, прокручивал он в своей памяти последовательность событий. Но каждый раз не мог отделаться от ощущения, что что–то ускользает от его внимания. Какая–то мелочь, незначительная деталь… В чем он ошибся? Почему операция закончилась провалом? Пока понять это не удавалось и это его беспокоило.

 - …Видишь ли, подполковник, ты здорово подмочил свою репутацию. Особенно в последнем случае, — сказал вчера Мельникову начальник Управления с глазу на глаз. — Как ты намерен разбираться с этими проклятым «Легионом» — дело твое. Но в любом случае, ущерб должен быть возмещен. И помни: времени у тебя немного и это твой последний шанс…

 В переводе на нормальный язык это означало: «Или ты сравняешь их с землей, или я сравняю тебя с дерьмом». Своего начальника, полковника Маркина, Мельников изучил хорошо и в душе презирал его. Полковник был злопамятен, мелочен и завистлив. Чужие ошибки не прощал, свои же никогда не признавал, всегда находя для этого «козлов отпущения».

 Если бы речь шла о какой–нибудь другой группировке, например, Князя или Армена, то с этими он смог бы разобраться. Остальные более мелкие и слабые группировки Мельников всерьез не воспринимал. За исключением, пожалуй, «Белого дома», или, как она официально значилась — «организованная преступная группа городской элиты».

 «Белая мафия», как он для краткости ее окрестил, была довольно многочисленна, но рыхла и аморфна. Сюда входили тем или иным краем многие чиновники и начальники, занимающие видные, доходные или влиятельные должности. Внутренние связи в этой «Белой мафии» были сильно запутаны: здесь и родственные связи, и круговая порука, и совместный бизнес… «Белая мафия» не занималась грабежами или разбоями. Она преуспевала на другом поприще: финансовые аферы, махинации с бюджетными средствами, откровенное казнокрадство, всевозможные поборы, фиктивные подряды, махинации с жилым фондом и земельными участками… И многое другое.

 Вообще–то, «мафией» это можно было назвать с очень большой натяжкой. Больше это было похоже на разномастных ядовитых змей, которые сплелись в какой–то мерзкий, шипящий клубок. Разбираться с такой «мафией» это то же, что пытаться выхватить змею из клубка голой рукой — тут же в руку впиваются несколько других.

 - Гадюшник какой–то, а не мафия, — усмехнулся Мельников. — Как они еще друг друга не перекусали? Иммунитет, наверное…

 Мельников еще выпил стопочку и в точности повторил весь ритуал.

 Мысли его вновь вернулись к злополучному «Легиону»: «Наказал бог черепаху! Из всех этих доморощенных мафиози разбираться нужно именно с Шуваловым. Противник серьезный, я бы даже сказал — достойный…»

 «Корпорация «Легион», или группировка Шувалова, что одно и то же, была самой крупной, мощной и хорошо организованной. По сравнению с остальными, «Легион» выглядел как боевой фрегат на фоне кое–как оснащенных шхун, барж и прочих посудин. И в чем–то это сравнение было справедливым: в «Легионе», как и на любом боевом корабле, были службы, несущие свою вахту круглые сутки, в любую погоду и при любых условиях.

 Команда на том «фрегате» подобралась тоже что надо. Сам Шувалов — личность весьма загадочная, но и его ближайшее окружение — тоже люди заслуживающие самого пристального внимания. Один Свиридов чего стоит. В недалеком прошлом офицер КГБ… Всего пять или семь лет назад они работали или служили здесь же в городе, в разных конторах и в воинских частях, в милиции и в КГБ. На некоторых из них сохранились служебные досье, но сколько Мельников ни читал эти досье, он так и не смог понять, по какому принципу Шувалов подбирает людей. В группировку входили и люди с уголовным прошлым, но их было немного.

 Была в этой корпорации одна очень неудобная для ФСБ особенность. Не смотря на многочисленные попытки внедрить своих людей в «Легион» или завербовать его сотрудников, это практически ничего не давало. Собственная служба безопасности неизменно пресекала такие попытки. И если честно признаться, она оказалась более эффективна, чем соответствующие службы Управления ФСБ. Факты — вещь упрямая и Мельников был вынужден признать, что имеет дело с командой профессионалов.

 Технические способы получения информации тоже оказались малоэффективными. Пресловутая служба безопасности быстро обнаруживала и обезвреживала с таким трудом установленные «жучки» и не давала никакой возможности подсоединиться к внутренним линиям связи или компьютерным сетям. Война на невидимом фронте закончилась тем, что в «Легионе» была создана специальная служба информационной безопасности, а внутренний режим принял беспрецедентно жесткий характер. Словно это был не офис частной компании, а штаб–квартира ФБР.

 К этому следует добавить хорошо подготовленную, многочисленную охрану и сложные системы внутреннего и наружного теленаблюдения. Кроме того, главный офис был автономен: имелись собственные системы электро–и водоснабжения, отопления, вентиляции и даже канализации. Имелись также радиоцентр, собственный телефонный коммутатор и станция спутниковой связи.

 «В лоб» задача не решалась и Мельников стал прикидывать, как исподволь подобраться к этому «монстру». Весь его немалый опыт профессионального разведчика подсказывал, что борьба будет трудной и затяжной.

 Внутренняя структура корпорации ставила в тупик видавших виды экспертов и аналитиков. «Тоже загадка… — размышлял Мельников. — Официально, «Корпорация «Легион» это холдинговая компания, причем даже не одна, и все входящие в нее фирмы формально были самостоятельными. Фактически же, они были зависимы и легко управлялись из единого центра. Получалось, что по закону невозможно было не только одновременно заблокировать деятельность всей Корпорации, но даже ее небольшую часть. К тому же мгновенно следует обратная реакция как по официальным, так и по другим каналам… Такие ситуации уже бывали. На проверяющих тут же спускалась целая свора специально натасканных адвокатов, которые буквально за десять минут засыпали протестами, жалобами и исками все судебные и надзирающие органы, чем сильно осложняли такие проверки. Собственные службы безопасности и охраны лезли из кожи вон, чтобы подольше задержать непрошеных ревизоров на каждом пороге. А так как порогов в Корпорации много, то вся эта катавасия неизменно повторялась у каждой двери и на каждом этаже.

 Вместо проверки получалась затяжная нервотрепка. Властей в городе много и их всегда можно столкнуть лбами, чем очень умело и пользовались шуваловские умники. Ревизии превращались в фарс, и охотников проверять этот не в меру независимый «Легион» сильно поубавилось: здоровье оказалось дороже. Да и что могли дать эти проверки? Несомненно, они знали о них заранее, их собственные службы безопасности работали четко и оперативно. И информаторов своих имели во всех государственных структурах, включая и Управление ФСБ…»

 Подполковник был уверен, что в резерве у «Легиона» были и нелегальные способы давления. Слухов и легенд об этой корпорации по городу ходило больше, чем достаточно. А связываться с мафией ни рядовым сотрудникам, ни высокопоставленным чиновникам определенно не хотелось: за прямыми и недвусмысленными угрозами вполне могли последовать и прямые действия. Свой имидж корпорация поддерживала всеми силами и средствами. В конце концов в общественном мнении сложился такой стереотип: «Соваться в дела «Легиона» — опасно для здоровья!»

 Мельников сделал глоток коньяка и подумал: «Наподобие того, как пишут на пачках сигарет: «Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья!»

 Он взял со стола бутылку и внимательно рассмотрел этикетку. Никаких предупреждений Минздрава о вреде алкоголя он не нашел и удовлетворенно заметил: «Раз уж медицина не усматривают вреда в коньяке, то я — тем более. — Потом вернулся с основной теме: — Если бы мне нужно было разобраться с группировкой Князя, то я сделал бы это… Тоже не подарок, но всё же обычный уголовник. И банда у него соответствующая, людей без судимостей немного».

 …Князь, он же — Клим Копылов, был в большом авторитете среди местного преступного мира. Авторитет был заслуженным: он почти половину своей жизни провел в тюрьмах и лагерях. В деле имелось много фотографий Князя. Внешность была под стать: жесткое волевое лицо, тяжелый подбородок и глубоко посаженные глаза. Взгляд Князя был уверенным и холодным — это было хорошо видно даже на фото. Это был взгляд безжалостного и матерого волка, знающего цену себе и другим.

 Отсидев свой последний срок, Князь с запущенной формой туберкулеза оказался на воле. Туберкулез он вылечил, но с тюрьмой решил повременить. Сколотив небольшую группу из бывших молодых зеков, он начал готовить свой первый «выход в свет». К тому времени на Центральном рынке уже было несколько групп рэкетиров, и просто так уступать свою долю ему никто не собирался. Тем более, что рынок был самым жирным куском в городе.

 За одну ночь Князь со своей небольшой группой провел дерзкую, хотя и не очень хорошо подготовленную и продуманную операцию. Главарь рэкетиров по кличке Чума оттягивался со своей командой на одной из дач в пригороде и, как водится, к полуночи все перепились вдрызг. Князь со своими немногочисленными подельниками легко повязали всю банду. Сопротивление оказал лишь Чума и его ближайший кореш. Скорее для острастки, чем по необходимости, их избили до полусмерти, а потом погрузили в багажники их же автомашин и увезли в неизвестном направлении.

 Утром соседи Чумы увидели в его доме жуткую картину: сам главарь и его верный дружок плавали в луже крови и сжимали в руках финки. Пол был усеян осколками посуды и бутылками, а в комнате были хорошо заметны следы борьбы.

 В материалах уголовного дела было много неувязок. Но следствие закрыло на них глаза, посчитало, что они убили друг друга в пьяной драке, и сдало дело в архив. В конце концов, на два известных бандита стало меньше, а кто тут еще руку приложил — не столь важно.

 Через два дня после кровавых разборок, Князь со своей увеличившейся командой — к нему примкнуло пять человек из бывшей «бригады» Чумы — объявился на рынке и заявил свои права на территорию и бизнес Чумы. Спорить с новым главарем никто не стал: остальных рыночных «бригад» это прямо пока не касалось. Какое–то время он вел себя довольно тихо и даже миролюбиво по отношению к конкурентам. Хуже обстояли дела с главарями — те чувствовали его волчью натуру и держались настороже. Поняв, что добровольно они не уступят кусок своего пирога даже в обмен на привилегированное положение в его «бригаде», Князь начал готовить новую операцию по устранению конкурентов.

 В один из погожих осенних дней на городском кладбище было необыкновенно много народу: хоронили обоих его несговорчивых конкурентов. Два дня назад один из главарей со своими ближайшими подельниками взлетели на воздух вместе с машиной. В тот же день другой его конкурент погиб в огне на своей даче.

 Оставшись без паханов, «осиротевшие» рэкетиры безоговорочно признали Князя своим непререкаемым авторитетом. Князь же перетасовал свою колоду и прочно воцарился в своей вотчине, которой был теперь уже весь рынок. Благо, ни характера, ни опыта для этого ему было не занимать: он был по жизни прирожденным лидером.

 С тех пор прошло несколько лет, империя Князя заметно расширилась, и он уже контролировал не только рынок, но и часть центра города. Было у него и несколько собственных заведений и предприятий, но душа к этому у него никогда не лежала…

 Часы пробили два часа ночи. Мельников собрал со стола бумаги, запер их в сейф и вызвал служебную машину.

 «Будет день, будет и пища, — подумал он, спускаясь по лестнице. — Никуда эта мафия от меня не денется и завтра. Впрочем, так же как и я от нее…»

 

 

 Глава 8. ЧАСТНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ  

 Когда Свиридов ознакомился с данными экспертизы, он понял техническую сторону аферы. В старой квартире Березина, за тем шкафом, что стоял у стены, обнаружили недавно заложенный кирпичом дверной проем. Под обоями оказались газеты за прошлый год. Рядом стена была обклеена газетами конца семидесятых. Штукатурка была свежая, еще не до конца высохшая и к тому же на ней не было слоев побелки, как на остальных участках стен. То же самое оказалось и с обратной стороны стены.

 Люди Свиридов без труда открыли смежную пустующую квартиру и обследовали ее самым тщательным образом. Нашли они и много микрочастиц цемента, кирпича, обойного клея… То есть тех строительных материалов, которые были использованы для ремонта. Нашлись и неопровержимые улики мошенничества: кирпич, которым оказался заложен дверной проем между квартирами оказался совсем другого сорта и качества. То же можно сказать и о штукатурке.

 Сложнее оказалось понять, какую роль в этой афере играл Давиденко. Только ли как случайный посредник? Или как участник или организатор всего этого свинства? Судя по собранным досье на обоих фигурантов, именно Давиденко должен был играть главную роль. И по опыту сделок с недвижимостью, и по складу характера. Но здесь возможны и варианты: не ясно, как старика смогли облапошить у нотариуса, если сам Донцов, по его словам, видел в договоре совсем другое, чем потом оказалось. Был ли в сговоре с мошенниками нотариус? Были и другие вопросы. Почему квартира за стеной пустовала? Почему нынешний владелец не сдал ее, например, в аренду? И у кого есть ключи от той квартиры, если эксперты утверждают, что замки открывались «родными» ключами, а не отмычками, как это сделали люди Свиридова?

 Прослушивание телефонов Березина и Давиденко быстро внесли ясность по многим вопросам. Главную роль в афере принадлежала Якову Давиденко, владельцу агентства недвижимости «Старый город». При негласном обыске в его квартире обнаружили и комплект ключей от квартиры за стеной.

 Несколько туманных фраз Давиденко по поводу переноса его телефона в старую квартиру Донцова, наводили на размышления, что оба фигуранта уже участвовали в какой–то давней телефонной афере.

 Разговор с архивариусом прояснил ситуацию. Полтора года назад, когда Давиденко выменял квартиру по соседству с Донцовым, там не было телефона. Однако после того, как у старика телефон отключили за неуплату неизвестно чьих междугородных и международных разговоров, у нового соседа телефон появился…

 

 Яков Давиденко последнее время был в приподнятом настроении, и у него были для этого причины. Он мотался по городу на своей новой «Мазде», осматривал предлагаемые к продаже или обмену квартиры и дома, заключал сделки и часто бывал в различных конторах. В зеркало же заднего вида смотрел редко. И напрасно: за ним уже несколько дней было установлено круглосуточное наблюдение. Но еще хуже было другое — за его «хвостами» тоже было установлено скрытное наблюдение. В такой странной связке они и кружили по городу. Службы наружного наблюдения «Легиона» с близкой дистанции «пасли» Давиденко, а какие–то неброские машины, с максимальной дистанции «пасли» самих «легионеров» и их объект. И те, и другие вели скрытую фотосъемку, прослушивали телефоны и быстро собирали материалы для своих досье.

 

 В среду после обильного обеда в ресторане «Грааль», Яша Давиденко вышел на тротуар, сытно рыгнул и направился к своей машине. Однако дойти до нее не удалось. Его перехватили какие–то крепкие ребята, бесцеремонно втолкнули в черную машину и захлопнули за ним дверцу. Такой неожиданный оборот сильно напугал и озадачил владельца риэлтерской конторы: он не сразу понял, с кем имеет дело.

 Разговор с человеком на заднем сидении был не очень длинным, но страху он натерпелся. Больше всего его пугал холодный и пронзительный взгляд его «собеседника», хотя говорил тот спокойно и не повышая тона. Но лучше бы — если повышал! В его спокойных словах явно сквозило какое–то равнодушие и презрение. От этого тона у Давиденко поползли мурашки по спине, он чувствовал себя как кролик перед удавом. И это пугало еще больше. Но еще хуже оказался компромат, собранный на него самого. Его ознакомили с кучей фотографий, стенограмм его телефонных разговоров с Березиным, и даже — что его больше всего озадачило — с заключениями экспертов. Все эти материалы прямо или косвенно уличали его в организации мошенничества.

 Яша с ужасом вжался в мягкое кожаное сиденье «Мерседеса». А он–то считал, что афера прошла чисто!

 Мысли его метались и путались: «Но почему в это дело встрял «Легион»? Почему из–за какого–то старого идиота вмешались бандиты?»

 - Да, Яша, тебе крупно не повезло, — словно отгадав его мысли, сказал незнакомец. — Ты не того «обул».

 - Почему не того? — не удержался Давиденко.

 - А потому, что Донцов родной дед моей невесты. Но я еще не решил, как тебя наказать. То ли выдрать тебе гланды через задницу, то ли просто размазать по асфальту. Чтоб не мучился…

 В действительности, Оксана еще ничего не знала о планах Свиридова — они об этом не говорили. Слишком мало времени прошло с начала их знакомства. Но то, что Вадим явно неравнодушен к ней, она поняла сразу. Такие вещи женщины чувствуют моментально, и обычно задолго до объяснений и признаний. Женская интуиция — штука загадочная и непостижимая. А если к этому добавить, что он начал за ней ухаживать, что ж тут для красивой девушки непонятного? Поэтому слова Свиридова были недалеки от истины.

 «Проклятье! — с сильным страхом и беспокойством лихорадочно соображал Давиденко. — Я не знаю этого бандита, но судя по машине и замашкам, он в «Легионе» не последний человек. И размажет, у него дури хватит! Вот это я попал! И хорошо еще — если только на бабки. Налетел на мафию! Да еще на какую! Эти опасней, чем группировка Князя…» — Вслух же выдавил из себя:  - Я всё исправлю… Всё сделаю, как было…

 - А куда ж ты денешься? — с презрением усмехнулся Свиридов. — Конечно, исправишь. И очень быстро. Времени у тебя только до конца недели. И чтоб завтра твоего урода не было в квартире Донцова. Остальное тебе и ему объяснят позже. Всё понял?

 - Всё… — удрученно ответил Давиденко.

 - Пока живи!

 Не чувствуя под собой ног, Яша добрался до своей машины, завел двигатель и так рванул с места, что из–под протекторов повалил дым. Пролетев с десяток кварталов он начал приходить в себя. Остановился у телефона–автомата и позвонил по нескольким номерам.

 Страх начал отпускать его и у него появились сомнения: «А может я паникую раньше времени? Ну, подумаешь, фотографии и записи разговоров — это не прямые улики, а косвенные. Может, они просто берут на понт? А я сразу задергался: «Всё исправлю! Всё верну!» Может, не всё потеряно?»

 Спустя пятнадцать минут он уже был в служебном кабинете своего дальнего родственника. Его родственник тоже носил фамилию Давиденко, но был старше, опытнее и много умнее. В городе он был человеком известным и занимал солидный пост управляющего Городским отделением Госбанка.

 Давиденко–старший недолюбливал своего родственника. И не столько за хитрость или жадность — эти качества он не считал большим грехом — сколько за его непомерные амбиции. Всех, кого удавалось обхитрить или обжулить, Яша за людей не считал. Зато самого себя считал на голову выше всех других… Это было тем более нелепым, если учесть, что ни ростом, ни чином его родственник не вышел. Всего лишь владелец небольшой риэлтерской конторы, которых в городе десятка два.

 Яша вкратце рассказал о сделке по обмену и о неожиданном продолжении. О подлоге он, естественно, не упоминал. По его версии, выживший из ума старик решил обменять свою большую квартиру на меньшую с доплатой. По закону всё чисто и правильно, но тут не кстати вмешался бандитский «Легион».

 Давиденко–старший не мешал ему излагать версию, которая наводила на многие вопросы. Но и спрашивать ничего не стал, сделав вид, что никаких сомнений рассказываемая история у него не вызывает. Он хорошо знал и характер своего родственника, и его амбиции. Понимал он и другое: из–за просто неравноценного обмена «Легион» не стал бы «наезжать». Видимо, без жульничества там не обошлось.

 - Вот что, Яша… — начал Борис Павлович. — Я не раз предупреждал тебя по–свойски, что когда–нибудь ты доиграешься. Нашел же с кем в игры свои играть — с людьми Шувалова! Что–нибудь попроще не мог выбрать?

 - Откуда же я знал, что Донцов окажется под покровительством бандитов?

 - Знаешь, есть люди, которые никогда не проигрывают в карты… Представь себе: за всю жизнь ни одного проигрыша! Как ты думаешь, Яша, почему они не проигрывают?

 Неожиданный пассаж сбил с толку Давиденко–младшего, и он неуверенно ответил:  - Ну, может быть, какие–то карточные приемы хорошо знают. Трюки, там, всякие…

 - Ничего другого от тебя я и не ожидал услышать. Трюки, шулерские приемы… Ах, Яша, Яша! Не проигрывают они потому, что никогда не играют в карты! Понятно тебе?

 - А причем здесь карты? Я–то в них не играю!

 - В карты ты, действительно, не играешь. Зато постоянно играешь в свои дурацкие игры и, как правило — с кем попало.

 Давиденко–старший достал из кармана золотую зажигалку, красиво украшенную цветной эмалью, не спеша прикурил сигарету и сказал:  - Группировка Шувалова — самая опасная в городе. Хуже того, на верху этой группировки стоят очень неглупые люди. И если ты еще думаешь, что имеешь дело с обычной бандой уголовников, то сильно ошибаешься. От «Легиона» пострадало уже немало видных людей. И насколько мне известно, еще никому не удалось от них отвертеться. Были попытки отбиться от них силой, но все они кончались весьма плачевно. После таких разборок влияние «Легиона» только увеличивалось. Насколько я знаю, этой корпорации прямо или косвенно принадлежит чуть ли не десятая часть города. Это означает, что Шувалов располагает очень солидными денежными ресурсами. А деньги — это сила. Это я тебе говорю как специалист. Власти города также обеспокоены таким положением, но сделать пока ничего не могут.

 На Давиденко–младшего было жалко смотреть: ненадолго вернувшаяся к нему уверенность снова пропала. Он был сильно расстроен и подавлен.

 - Но можешь не сомневаться, — продолжал Борис Павлович, — они уже в курсе твоих финансовых возможностей. Я это к тому говорю, что если в твою светлую голову придет не менее светлая идея поторговаться с ними, то лучше выкинь ее из головы немедленно. Ничем хорошим это не кончится. Совать свою голову в петлю, уж извини, я не собираюсь. Поэтому помочь тебе я не смогу. Впрочем, если хочешь, могу дать совет…

 Яша перестал ёрзать на стуле и поспешно кивнул головой, стараясь не пропустить ни одного слова.

 - Не знаю, какую «контрибуцию» они на тебя наложат в виде штрафа за твои художества… Зато знаю другое: заплати «по счетам» и не пытайся с ними играть. Это, может быть, и дорогостоящий, но наиболее надежный способ, если хочешь, чтобы они от тебя отвязались.

 - А не получится так, что они и после этого будут меня шантажировать и опять требовать денег или еще чего–нибудь? — резонно спросил Яша.

 - Не думаю… − Давиденко–старший озабоченно пожевал нижнюю губу. − Они не предъявляют к оплате свои «счета» дважды. Во всяком случае, таких прецедентов пока не было. Они всеми силами стараются поддерживать свой имидж этаких «робин гудов» с большой дороги… И последнее. Дома у меня пока не появляйся. Проблемы с «Легионом» мне не нужны.

 

 Закрывшись в маленьком кабинетике своей конторы, Яша Давиденко тихонько тянул из темной бутылки приторный ликер и клял свою судьбу: «Этот Свиридов оказался хитрой сволочью. И что за фамилия такая, откуда взялась? Мол, пока не придумал, каким образом поиметь меня, но то, что поимею — можешь не сомневаться. И поимеет… Вот только как именно? Черт его знает, что он придумает. Борис Павлович говорил, что Свиридов мастак по части придумывания пакостей. А мне что делать? Мучиться и ждать, пока их «бухгалтерия» обсчитает моральный и материальный ущерб и выставит неустойку? Ну, то, что накрылась квартира Донцова — это понятно. А если он вышвырнет меня из моей собственной? Что тогда? Куда бежать за помощью и защитой? В милицию? Если Свиридов сольет им компромат, то можно схлопотать судимость».

 «В лучшем случае — условную, — мрачно уточнил владелец риэлторской конторы и тяжело вздохнул. — Это от лохов отмазаться просто, хотя и недешево: в крайнем случае дам на лапу судье, и дело безнадежно зависнет. Но Свиридов–то, сукин сын, знает эти «фокусы» не хуже меня… «Поговорит по душам» с нужными людьми, отстегнет им вдвое больше, и те не только подберут мне статью из Уголовного кодекса, но и в самом деле посадят. Но даже если и не посадят, а дадут условный срок, мне от этого не легче… Конкуренты, понятно, воспользуются ситуацией и раздуют из мухи слона, чтобы выпихнуть из доходного бизнеса».

 «А там еще «светит» конфискация имущества, — внес он еще одно уточнение, — по статье о мошенничестве это обычный «довесок» к приговору. Какой же ненормальный обратится к риэлтору, осужденному по такой статье? Налаженный бизнес придется бросить, контору закрыть и искать какой–то другой способ добывания хлеба насущного».

  Ну и влип! — вполголоса чертыхался Давиденко. — Вот где и когда он успел познакомиться с Оксаной? Никогда в нашем дворе я его не видел и даже не подозревал о его существовании… В нормальных странах, в газетах печатают светскую хронику: кто там из видных людей женился, развелся или отдал богу душу. Кто с кем шуры–муры завел, кто у кого родился и по какому поводу намечается скандал или торжество… А у нас? У нас всё втихаря: кто там, с кем… Лучше бы печатали: по крайней мере было бы понятно, кого обходить пятой дорогой.

 Он снова тяжело вздохнул.

 - Почти полгода я угробил на подготовку отлично задуманной и блестяще проведенной комбинации. И ведь всё получилось, с неба упало две комнаты… А теперь выясняется, что упало на голову. Сволочь этот Свиридов! Что, не мог дать объявление в газету о помолвке? Как в цивилизованных странах? Я бы тут же внес изменения в своей картотеке и перевел Донцова из категории «перспективные варианты» в категорию «полный облом».

 

 

 Глава 9. ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ: КАЖДЫЙ ПЛАТИТ ЗА СЕБЯ  

 Счет от «Легиона» пришел в тот же день. Яша Давиденко плевался и матерился как сапожник, но ничего другого ему не оставалось. Придется оплатить. Неизвестно, как там считал Свиридов, но Яша пострадал больше, чем Березин. Оба должны меблировать две комнаты в квартире Донцова. Похоже, Свиридов, не мудрствуя лукаво, рассудил так: раз вы хотели оттяпать две комнаты, то вы их и обставите. Березину досталась спальня, а Яше — гостиная.

 Помянув еще раз всех чертей, Яша всё же признал некоторую справедливость такой «контрибуции».

 − Он же меня считает организатором аферы, − уныло бормотал Давиденко, − потому мне и досталась гостиная — самая большая комната в квартире. Вообще–то, еще по–божески: могло быть и хуже. Но влетит мне это в копеечку. Вот, пожалуйста, и списочек с указанием артикулов и цен прилагается. Так же как прилагается и адрес магазина. Это, наверное, чтобы не возникало соблазнов сжульничать и купить где–нибудь подешевле.

 Он внимательно прочитал адрес магазина и снова чертыхнулся:  - Ну, конечно, это же магазин бандитского «Легион», и магазин не из дешевых. Тьфу, зараза! Поимел нас Свиридов по принципу «полезное с приятным»! Поимел…

 

 Яша Давиденко уже почти свыкся с мыслью, что придется на свои денежки обставить гостиную этого чертова старика — именно так он стал называть Донцова про себя — как случась новая беда. К своей запоздалой досаде он как–то упустил это из виду.

 Еще в школе Лёва отличался странными взбрыками необъяснимого упрямства. Если в такой момент что–то чужое попадало ему в руки — будь то даже простой карандаш или фломастер — то получить это обратно было не просто. По этой причине Яша никогда не занимал ему денег — не хотелось потом ходить за ним целый месяц. Но здесь–то речь шла не о фломастере или сотне баксов, речь шла о квартире! Березин вцепился в квартиру Донцова мертвой хваткой. Моя по закону, и всё тут! Не отдам! И сколько Давиденко его не отговаривал от этого безумства, тот стоял на своем.

  Крыша у него поехала, что ли? — с досадой бурчал Давиденко, сидя в своем офисе. — Опять за старое взялся, идиот! Скажи еще спасибо, что отделался всего лишь спальней. Из той квартиры они его вышвырнут в любом случае, но зачем же их злить и искать на свою задницу новых приключений? Мы еще за старые не расплатились. Вот же упрямый осел!

 − Но с другой стороны, — озабоченно уточнял Давиденко, — получается, что лажанулся я по–крупному. Если у него сорвало башню, и он бросает вызов «Легиону», то как бы я сам выгонял его из той квартиры? Я–то не могу на него сильно давить — иначе сам сгорю, за компанию с этим упрямым ослом. Вот это он отмочил! Выходит, что он меня просто кинул бы внагляк. Уперся бы копытами, и всё! Хрен сдвинешь! Послал бог напарничка… Не понос, так золотуха!

 

 Ответные действия «Легиона» не заставили себя ждать. Уже на следующий вечер какой–то незнакомый женский голос сказал по телефону, что Лев Березин просит Якова Давиденко, чтобы он срочно приехал в больницу. Никаких дополнительных деталей у этой женщины выведать не удалось. Это была медсестра, которая звонила по просьбе Березина.

 Рабочий день уже закончился. Пришлось плюнуть на собственные планы и вместо того, чтобы ехать домой, отправиться в Городскую больницу.

  Нет, надо было еще вчера начистить ему нюх, — раздраженно шипел Давиденко, въезжая на территорию Горбольницы. — В школе такой способ помогал. Он настолько же упрям, как и труслив. Может быть, у него и расклинило бы в башке. Вот же идиот, нашел перед кем свое ослиное упрямство показывать!

 Перед входом в больничный корпус Давиденко остановили два крепких парня. Но это оказалась не служба охраны — в больнице вообще никакой охраны не было — это опять были бандиты из «Легиона». Они ему передали новый счет. Взамен старого, который еще не был оплачен. И добавили на словах:  - Ты бы, Яша, провел воспитательную беседу со своим подельником. У него, похоже, крыша поехала… Поговори по душам — может, прояснится в его тупой башке. Чтобы не пришлось еще раз счета переделывать…

 Яша бегло пробежал бумагу глазами, сплюнул себе под ноги и яростно прошептал:   Ох и урод! Сам доигрался, так и меня за компанию втянул. Упрямый осел! Мало тебе было спальни, а мне гостиной? Пожалуйста! Теперь придется обставлять новой мебелью всю квартиру. Идиот безмозглый! И не только жилые комнаты, добавились прихожая, кухня, ванная… Даже сортир не забыли внести в счет! Это же вдвое дороже, чем было! Лучше бы я тебя вчера придушил! За дохлых ослов Свиридов счетов присылать бы не стал. Может, еще скостил бы долг…

 Березина он нашел в палате травматологии. Лёва лежал на специальной кровати, одна нога его была подвешена на растяжке, голова была забинтована. Большинство смятых постелей были пусты — видимо, ходячие больные бродили где–то по больнице или смотрели телевизор — и они могли поговорить более–менее свободно.

 Еще по дороге сюда, до встречи с бандитами, Яша Давиденко заготовил небольшую, минут на десять, «приветственную речь», составленную в лучших традициях живого, разговорного языка. Однако сначала незапланированная встреча, а потом и жалкий вид своего одноклассника, изменили его намерения. Он решил пока отложить разборки и послушать, что скажет Березин.

 - Ну что, Лёва, доигрался? — вместо приветствия зло спросил Давиденко и присел на край кровати.

 - Это из–за тебя, Яша, я попал в больницу, — прошепелявил Березин тихим голосом.

 - Ты?! Из–за меня?! — подскочил Давиденко от такой неслыханной наглости. — Это я из–за твоего идиотской выходки влетел по второму кругу! Свинота упрямая!

 - Посмотри, что они со мной сделали, — трагическим свистящим шепотом сказал Березин. — Перелом голени, правой ключицы, три передних зуба потерял и едва уха не лишился. Хорошо, хоть сотрясения мозга нет.

 - Они что, избили тебя прямо на улице? — содрогнулся в душе Давиденко.

 - Плохо ты их знаешь, — криво усмехнулся больной. — Это тебе не просто уголовники — это мафия! Я чувствовал, что наша афера не кончится ничем хорошим. Чувствовал! Долго не соглашался…

 - Да расскажешь ты толком? — разозлился Яша. — Или они тебе и память отшибли?

 - Вчера вечером, когда я выносил мусор, меня окружили бандиты из шуваловского «Легиона». Мол, тебе дали срок до вечера, почему ты еще в чужой квартире? Тебе что, жить надоело? Не знаю, что на меня нашло, но я им сказал, что квартиру не отдам. Она моя по закону. И вообще, если будете угрожать, то напишу заявление в прокуратуру…

 - А они что?

 - Они? «Можешь писать, куда хочешь! Нам это до лампочки! Чтобы через два часа тут и духу твоего не было. Пока тебе кости не пересчитали!» Ничего не боятся, как будто бы законы для них не писаны…

 - Ты бы это, законы оставил в покое! — перебил его Давиденко. — Что дальше было?

 Больной помолчал немного и продолжил:  - Тогда я решил не выходить из квартиры. Дверь они ломать не станут, побоятся соседей. Ну не могу я своими руками отдать ее бандитам! Понимаешь? Не могу! Квартира стоит больших денег и по закону она моя. Мы столько трудов вложили, столько пота пролили, пока ее получили. Я позвонил шефу домой, чтобы взять отгулы и отсидеться в квартире…

 - Как это позвонил? — удивился Давиденко. — Если из квартиры не выходил?

 - Сразу после переезда я переключил свою пару на старую линию Донцова: два дома подключены через один и тот же распределительный шкаф…

 «Этого только не хватало! — с беспокойством подумал Давиденко. — Если всплывет давняя афера с телефоном Донцова, то проблем прибавится. Свиридов еще добавит пунктик в свой свинский счет. Вот же осел! И ничего не сказал, звонил мне только с работы». — Вслух же спросил:  - Что было дальше?

 - А мой шеф, чтоб у него снова грыжа вылезла, отгулы не дал. Работы, говорит, много, никаких отгулов. Приспичило ему…

 - Ты долго еще будешь кота за хвост тянуть? — снова разозлился Давиденко.

 - Утром я поехал на своей «Хонде» на работу. На первом же крутом повороте отказывают тормоза, и машина врезается в столб. «Хонда» — вдребезги, ну, а меня — сюда… — наконец, закончил свою историю Березин.

 - Бандиты больше не появлялись?

 - Как бы не так! Сегодня днем один из них зашел прямо сюда и спросил: «Ну что, поумнел уже? Или повторить курс лечения?»

 - Ну, а ты?

 - А что я? Я ему сказал, что все это им с рук не сойдет, и я уже написал заявление в милицию и прокуратуру.

 - Ну, и?..

 - Что ты всё «нукаешь»? — прошипел Лёва. — Я тебе не лошадь! Заладил одно и то же: «Ну, ну!»

 «Конечно, не лошадь, ты осёл безмозглый!» — внутренне согласился приятель, но вслух спросил:  - Ты что–то говорил насчет заявления… Ты его действительно написал?

 - Я уже два заявления написал. Одно — в прокуратуру, а другое — в милицию, — прошепелявил Березин. — Должны же эти негодяи понести наказание…

 - Да–а, — задумчиво протянул Давиденко, — похоже, ты все–таки получил сотрясение мозга при аварии. Иначе не заварил бы эту кашу. А свои дурацкие заявления лучше бы отнес в больничный сортир — там от них толку было бы больше!

 - Этого я им никогда не прощу! С тобой бы так обошлись… Я бы посмотрел, что ты делал на моем месте!

 - Я уже был на твоем месте, Лёва, и как видишь, все кости пока целы, — не без злорадства ответил Давиденко и пересказал своими словами все, что ему было известно от Бориса Павловича о группировке Шувалова.

 - Выходит, я вел себя как последний дурак? — спросил упавшим голосом больной.

 - Определенно, у тебя проблемы с головой. Если ты и дальше будешь вести себя как упрямый осел, то тебя отсюда выпишут досрочно.

 - Почему досрочно? — не понял мрачного намека Березин  - Чтобы открутить тебе голову, им не надо ждать, когда у тебя срастутся кости.

 - Ты считаешь, что они могут пойти даже на такое? — еле слышно прошептал больной и заметно побледнел. На его лбу выступила испарина.

 Приятель налил ему сока из бутылки, стоящей на тумбочке, и подождал, пока тот допьет до конца. Потом продолжил:  - Я не знаю, до какой степени они решат разобраться с тобой. Но в одном я уверен: они не отстанут, пока не вышвырнут тебя из квартиры Донцова. И пока не оплатишь свою часть меблировки. Тебе мало было одной спальни? Пожалуйста! — Давиденко зло сплюнул на пол. — Вот новый счет! Если ты хочешь сдохнуть в той квартире — это твое личное дело. Но я–то почему должен доплачивать за твое идиотское желание? Из–за твоего ослиного упрямства я по второму разу попал на крупные бабки. Ты чего добиваешься? Чтобы они еще счетчик включили? Они включат — им это как два пальца обслюнить. Я с этими головорезами уже сталкивался, — нервно сказал Яша и коротко описал свои злоключения.

 Рассказ произвел на больного мрачное впечатление. Новый счет от «Легиона» веселья тоже не добавлял.

 - Что же мне делать? — простонал Березин, в его голосе чувствовалась сильная тревога.

 - У тебя совсем крыша съехала? — вскипел Давиденко. — Ты в самом деле не въезжаешь или придуриваешься? Хочешь сдохнуть — сдыхай! Но не надейся, что тебя как фараона похоронят в той квартире. Борис Павлович дал мне хороший совет — и я ему последую. Лучше потерять деньги, чем здоровье. Хотя было бы справедливо, чтобы ты вернул часть денег, которые я, считай, уже потерял из–за твоего идиотского желания сохранить квартиру Донцова.

 Судя по виду Березина, тот не считает такие претензии справедливыми.

 - Я знал, знал, что всё плохо кончится, — снова застонал Лёва.

 Давиденко с неподдельным изумлением взирал на своего приятеля и подельника:  - Я понял, от чего ты помрешь. Бандитам даже не надо ничего придумывать… — Березин перестал стонать и уставился на Яшу. — Жаба тебя окончательно задавит, от жадности ты и сдохнешь. Да пойми ж ты, идиот безмозглый, что этот чертов старикан оказался дедом невесты Свиридова! Дошло до тебя или нет?! А он один из самых опасных главарей «Легиона». Понятно? Свиридов сначала выдерет тебе гланды через задницу, а потом размажет по асфальту. Чтоб не мучился! — Давиденко вскочил с кровати и зло сплюнул.

 - Куда ты?

 - Заказать тебе веночек. С надписью: «Самому тупому жмоту от одноклассника». Если заказывать заранее, то дают скидку. Тебе понравится! — выкрикнул в бешенстве Яша с порога и так хлопнул дверью, что со стены свалилась застекленная рамка с перечнем больничного инвентаря.

 

 Новый счет от «Легиона» заметно спутал планы Яши Давиденко. Чтобы оплатить его, у него не хватало наличных денег. А завтра была уже суббота — последний срок для погашения долга. Свиридов добавил ему всего один день. Но испытывать судьбу Яша не хотел: «Хватит с меня и тех счетов, что уже есть! Надо завтра же всё оплатить, плюнуть на всё и забыть об этом кошмаре навсегда!»

 Часа два Давиденко–младший как угорелый мотался на своей «Мазде» по знакомым и родственникам, но недостающие деньги всё же успел собрать почти в нужном количестве. Дальше он начал натыкаться на вежливый, но твердый отказ: слухи о постигшем его несчастье обогнали его. Продолжать гонки уже не имело смысла: слухи такого рода распространяются с непостижимой скоростью. У Бориса Павловича занять денег Яша не пытался с самого начала. Он знал, что тот не займет ни рубля. В глазах Бориса Павловича, акции фирмы «Яков Давиденко и компания» и раньше котировались невысоко, теперь же они, можно сказать, ничего не стоили.

 Еще мотаясь по городу, Давиденко заметил за собой «хвост» — «Девятку» цвета мокрый асфальт, которая повторяла за ним весь его замысловатый маршрут. Сейчас за его спиной по–прежнему маячила та же самая «Девятка». То, что за ним установят наблюдение, он ожидал, гораздо больше его занимало другое: почему они не меняют машину и держатся так близко? Немного поразмыслив, он понял, что это не слежка, а скорее, сопровождение, своего рода «почетный эскорт». Если бы он был более наблюдательным, то мог бы заметить на приличном расстоянии за собой еще один «хвост» — неприметный зеленый «Москвич». Но он был озабочен совсем другими проблемами.

 К десяти часам вечера Давиденко добрался до своего дома с вполне естественным желанием — поесть и завалиться спать. Но его планам было суждено осуществиться только наполовину. Не успел он доесть вторую куриную ногу, как появилась жена, бывшая у своей подруги в соседнем подъезде. Вывалив на него целый ворох разнообразнейших новостей, она подала ему конверт без каких–либо надписей.

 От нехороших предчувствий сердце у Яши сжалось. Перестав жевать, он тупо уставился на конверт.

 - От Бориса Павловича передали, — пояснила жена, заметив его странную реакцию.

 - Чтоб тебя!.. — зло пробормотал глава семейства, зашвырнул наполовину обглоданную куриную ногу в сковороду и заперся в ванной.

 Все эти конспиративные штучки сильно ему не нравились. В конверте оказалась записка:  

 Жду тебя на своей даче, сегодня в 11 часов вечера. Машину оставь подальше от дома и жди у задней калитки. Записку сожги.

 

 - Да чтоб вам всем сквозь землю провалиться, с вашими мутными тайнами и секретами! — сквозь зубы матерился Давиденко, сидя на краю ванны с замоченным бельем. Он разорвал записку на мелкие клочки, бросил в унитаз и спустил воду. — И этот — туда же! — с сильным раздражением бормотал Яша, мрачно наблюдая, как мелкие обрывки бумаги исчезают в небольшом водовороте чешского унитаза. — Не мог по–людски написать, без дурацких загадок и идиотских намеков!

 

 «Мало мне было разборок с бандитами, так теперь и вовсе какие–то шпионские страсти начинаются… Явки, записочки, конспирация… Паролей только не хватает для полного счастья», — озабоченно думал Яша Давиденко, запирая дверь своей квартиры.

 Проходя мимо двери соседа, он со злостью плюнул на коврик Донцова и неожиданно подумал: «Нет, пока не поздно, надо убираться из этого подъезда, дома и квартала! Этот старикан, определенно, приносит неприятности…»

 «Ну, Лёва, черт бы тебя побрал! Подозреваю, что тут без твоего участия снова не обошлось. Что ты еще успел отмочить? — перескочили его мысли на «накатанную колею». — На костылях приковылял в квартиру Донцова? Или приковал себя цепью к его двери? У тебя ума хватит! А я–то было обрадовался, что почти выпутался из этой паршивой истории. Похоже, еще нет… Опять что–то стряслось! И уж как водится — свинство крупное. Мелкими ты у нас не занимаешься… Я всё же набью тебе морду, когда с тебя снимут гипс. Точно набью! Свинота упрямая! Не посмотрю, что еще со школы тебя знаю… За такие пакостные штучки, Лёва, тебе даже не один раз морду нужно будет бить, а два! Это — самое малое…»

 С такими беспокойными мыслями Яша Давиденко распахнул тяжелую дверь подъезда и шагнул в густую южную ночь, напоенную ароматом цветущих акаций. Но он этого не замечал, ночь, казалась ему, таила в себе опасности и неприятные сюрпризы.

 

 

 

 Глава 10. ТРУДНО ПЛЫТЬ В СОЛЯНОЙ КИСЛОТЕ  

 Было совсем темно. Пробираясь по узкой, заросшей высокой травой тропинке к задней калитке дачи своего родственника, Яша Давиденко вспомнил, что калитка всегда заперта на ключ, которого у него, естественно, не было. Можно было бы перелезть через забор, но кроме колючей проволоки по верху ограды можно налететь на пару здоровенных волкодавов с очень скверным и злобным характером. Это ему тоже было известно.

 - Конспираторы двинутые, — пробормотал он около калитки и подергал за ручку. Калитка оказалась заперта.

 - Кто? — донеслось до него из–за калитки.

 Это было настолько неожиданно, что Яша резко отдернул руку, словно его ударило током.

 - Конь в пальто! — зло ответил он первое, что пришло на ум. И уже более спокойно добавил: — Давиденко!

 Негромко щелкнул замок, калитка приоткрылась, и поздний гость проскользнул в сад. До самого дома, стоящего в глубине обширного участка, его сопровождал какой–то неразговорчивый тип, который шел впереди него по узкой бетонной дорожке. Собаки в саду им не встретились, по–видимому, хозяин дачи запер их в сарае: оттуда слышалось приглушенное рычание.

 В большой и со вкусом обставленной комнате трехэтажной дачи Давиденко–старшего, за восьмигранным ломберным столом сидели четыре человека весьма респектабельной наружности и играли в карты. Во что именно они играли Давиденко–младший не знал да и знать не хотел. Еще в молодости его здорово «нагрели» залетные шулера, и с тех пор он твердо следовал принципу: «не умеешь играть — не садись». Поэтому он устроился в полумраке на мягком, удобном диване в углу гостиной и потягивал прямо из бутылки холодную кока–колу.

 Рядом с ломберным столом стояла блестящая никелированная тележка, заставленная бутылками с яркими этикетками, тарелочками с холодными закусками, вазами с фруктами и конфетами. Прислуживала игрокам молодая женщина в белом передничке и кружевной наколке на голове, и видом, и манерами похожая на официантку. Свои обязанности, как и вкусы гостей, она знала хорошо, так как работала совершенно молча. Наполняла рюмки и бокалы, меняла пепельницы, тарелочки с закуской, и делала это уверенно, без суеты.

 Яша Давиденко мысленно сравнил ее со своей женой. Сравнение оказалось не в пользу его дражайшей половины. И не только внешне. Его жена была болтлива, слова из нее сыпались в несусветном количестве и по любому поводу. Отсутствие повода ее тоже не сильно смущало. Даже полное отсутствие слушателей не всегда могло ее остановить: часто она начинала напевать какую–либо песенку. Справедливости ради, надо отдать ей должное: у нее был приятный голос и хороший слух. Чего, правда, нельзя сказать о ее «репертуаре», в котором главное место занимали модные песенки–однодневки.

 «А как хорошо бы иметь вот такую молчаливую жену! — мечтал Яша, удобно устроившись в углу роскошного дивана. — А еще б лучше — и вовсе немую! Ну для чего ей язык? Чтобы молоть вздор с утра до ночи? Не хочется обсуждать творение божье — не нашего это ума дело — но, похоже, чего–то намудрил Бог, когда создавал жену для Адама. В те допотопные времена, Адам, праотец наш, бродил по кущам Эдемского рая, пожевывал сочные бананы, ананасы или дыни и безмерно скучал: поговорить ему, видите ли, было не с кем… Лучше бы уж попугая себе завел и научил его говорить. Того хоть известно как «выключать…» Накинул на клетку кусок ткани, устроил болтливому попугаю «ночь» — и всё, молчит голубчик! А если я, к примеру, что–нибудь накину на голову своей жены, то два дня придется у знакомых ночевать. А потом еще с неделю выслушивать ее обиженную и бестолковую трескотню. Нет у нее «выключателя», не предусмотрено это в их конструкции…»

 Он немного ослабил узел галстука, закинул ногу за ногу и продолжил свои мечтания: «…Чтобы Адаму было веселее, Бог сотворил для него женщину. И так ему впоследствии стало весело с молодой женой, что и из Рая их выперли с треском. Из–за Евы, конечно, из–за кого же еще? А «приговор» оказался на редкость суровым: Ева должна была рожать в муках и болезни, а Адам — добывать хлеб насущный в поте лица своего… Получается, что Адам пострадал больше: женщины хоть и рожают в муках, но ведь не каждый год даже, а есть хочется почему–то всегда. Да еще три раза в день… Вот и маются с тех пор мужики, хлеб тот добывая, вкалывая и изворачиваясь. Приговор–то оказался не только пожизненным, но и наследственным. Так и передается: от отца к сыну, от сына к внуку. Обжалованию — не подлежит, амнистий тоже не предвидится. А всё потому, что Ева оказалась не только болтливой — нечего было с незнакомым Змеем разговаривать — но и не в меру любопытной и легковерной. Ведь говорил же им Бог: «Ешьте любые плоды, кроме тех яблок». Так нет же — яблоки ей подавай, иначе цинга у нее начнется! Сотни разных плодов променять на какие–то яблоки, пусть даже с древа познания Добра и Зла. Ну? Как ее после этого назвать?! Не знали до этого наши прародители всех этих премудростей — и ничего! Жили вполне счастливо, в мире и согласии, и никаких проблем у них не было. Вот же женская натура! Тьфу!»

 Яша окончательно ослабил галстук и снова вернулся к занятной теме: «Змей там тоже подсуетился с советами своими лукавыми: «Откушай румяного яблочка! Ты не умрешь, но познаешь Добро и Зло…» А зачем им это было знать? От добра добра не ищут. Зла — тем более… Адама охмурить не удалось, так Змей за Еву взялся. Быстро он нашел слабое звено… Оно, конечно, попробуйте из одного–единственного ребра сотворить целую женщину! Что у вас получится при таком дефиците материала?! Вряд ли что–нибудь стоящее: внешность одна и видимость. Ну а внутри — и вовсе всё от лукавого: хитрость, глупость, коварство, болтливость и прочее, и прочее… И поныне дочери Евы расчетливы и коварны. А хитрые какие! Поймать на крючок мужичка для них — раз плюнуть, а точнее — пару раз вильнуть хвостом! Не успел отдышаться и штаны надеть — хлоп! — уже печать в паспорте, в разделе о семейном положении. А кто на шевеление хвоста слабо реагирует, того на домашнюю еду приваживают: «неизќменно превосходный результат!» По части охмурения и соблазнения мужчин — равных им нет. Эти таланты у них в крови, от рождения: «Прокатился на саночках? Правда ведь здорово и дух захватывает?! А теперь, милый, вези–ка эти саночки в гору и завтра, и каждый день… Да не забудь о хлебе насущном: это же твоя обязанность!»

 Он вздохнул: «Определенно, в конструкции мужчин тоже есть существенный дефект. Как только начинает «дух захватывать», так начисто перестает соображать голова. И ведут себя мужики в таких ситуациях как самые бестолковые бараны. В этот момент накинуть им веревочку на шею ничего не стоит. Их уже ведут на этой самой веревочке, а они только от счастья млеют: «Я люблю тебя, дорогая… Ты самая красивая, и вообще, единственная и неповторимая на всём белом свете!» Это Ева была единственной: Бог создал ее для Адама в единственном экземпляре. А сейчас выбор есть, женщин вокруг много — их даже больше, чем мужчин. Но только все они одного роду–племени… Не будь у нас этого досадного дефекта, то не мы бы гонялись за юбками, а как раз наоборот: женщинам пришлось бы немало потрудится, чтобы заслужить доверие мужчин и занять свое скромное место у ног своих повелителей. Как, например, в арабских странах… Вот там мужчины держат своих жен в ежовых рукавицах. Те рта раскрыть или сесть за стол рядом с мужем не смеют без особого разрешения. И между прочим, в парандже ходят, чтоб посторонние не пялились. Очень разумная традиция… А так, конечно…»

 Яша снова вздохнул: «Дали им волю, совсем от рук отбились и вертят теперь мужиками как хотят. Впрочем, по нашей жизни не всегда угадаешь, кто перед тобой: мужик или баба? То в штанах шастают, то чуть не наголо обреются, то кольцо в нос вставят, то матерятся как сапожники… Пойди разберись: кто из них кто? То мазохистки, то лесбиянки, а то и того хуже — феминистки проклятые! У тех с гормонами бардак, а у этих, вообще, сдвиг по фазе идет. Всё права качают и пыжатся доказать, что они ни в чём не уступают мужчинам. А чего тут доказывать? Разденься и встань перед зеркалом! Только слепые и не увидят различий. Уж так им хочется сравняться с мужиками, так хочется! До того договорились, что скоро и рожать будем по очереди: одного ребенка — баба, а второго — мужик. Зато полное равноправие. Радуйтесь, что женщинами родиться сподобились… Куда там! Все плачут: не всегда им место уступают, редко комплименты говорят и еще реже цветы дарят. Большие проблемы! Нам, между прочим, цветы если и дарят, то раз в году — на День рождения. Ну, а чтобы вы место уступили в троллейбусе — это только если мужик сознание потеряет и грохнется прямо на пол. Да и то вряд ли: посчитают, что пьяный…»

 В гостиной появилась молчаливая женщина, и Давиденко снова принялся ее разглядывать. Определенно, у нее была неплохая фигура: не худая и не толстая, в самом соку и всё при ней — такой тип женщин ему нравился:  «Соблазнительная дамочка…  оценивал он ее.  Но все же это самый дорогой и быстро преходящий вид удовольствия. За пять минут сомнительного блаженства, мужчина будет до самой своей смерти в должниках числится. Вот что значит основной инстинкт. Никакие доводы тут не помогут….Лучше бы уж почковались или делились как инфузории. Не так досадно бы было: все одинаковые и никаких половинок по жизни искать не надо. Пришло время, дозрел до кондиции — вот вам два маленьких, новых Давиденки вместо одного, большого и старого. И при этом никаких измен, ревности, семейных сцен и скандалов, чужих детей и пресловутых «треугольников». Всё пополам и всё по–честному! И сама собой осуществилась бы заветная мечта о вечной жизни: мы только раздваивались и множили свои точные копии, но не умирали. Правда, эти бесконечные раздвоение личности чем–то смахивают на обыкновенную шизофрению, но в принципе, вечная жизнь обеспечена. Только не понятно, где будет копия, а где оригинал…»

 В комнате появилась та же официантка и принялась исполнять свои обязанности, по–прежнему, не раскрывая рта. В гостиной было тихо, в углу негромко отсчитывали время большие напольные часы красного дерева, и только изредка игроки обменивались репликами. Давиденко–младший со своего дивана следил за молчаливой женщиной: кокетливо завязанный бантик от передника на ее талии привлекал его мужское внимание. Форма бедер у нее была довольно пышная и все эти бантики–завязочки только подчеркивали соблазнительность ее фигуры.

 «Кучеряво живет мой родственник, ничего не скажешь, — с завистью думал Яша. — И скромную виллу в три этажа себе отгрохал, и официанточку с хорошей фигурой завел. Умеют устраиваться некоторые… Одним словом, всё лучшее — боссам! Но всё же интересно: где он раскопал эту женщину, которая за целый час слова не проронила? Такие, вообще, одна на тысячу встречаются. Может быть, и в самом деле, немая? Вот на такой мне нужно было жениться…»

 Увлекшись своими мечтаниями, он на время упустил из виду симпатичную ему официантку. И неожиданно получил из ее рук чашку чая с куском бисквитного торта…

 «Фантастика! — заметил про себя Давиденко–младший. — И самое удивительное, что и на этот раз она обошлась без слов! Нет, если и существует в природе идеальная женщина, то только вот в таком, «бессловесном исполнении». И не смотря на то, что одним нравятся блондинки, другим — шатенки или брюнетки, но в одном все мужчины были бы солидарны: чем меньше слышишь от них слов — тем лучше и тем ближе к идеалу!»

 Часы пробили половину первого ночи, игроки, наконец, закончили свою партию и стали расходиться. Вскоре остался только хозяин дома и высокий незнакомец со шрамом на сухощавом, волевом лице. Все перешли в малую гостиную и устроились в мягких креслах вокруг низкого столика. Молчаливая служанка подала черный кофе и, вильнув бедрами, исчезла за плотно закрытой дверью.

 - Александр Ефимович Мельников, ответственный работник ФСБ, подполковник и мой хороший знакомый; Яков Ильич Давиденко, мой дальний родственник, — представил их друг другу Давиденко–старший и оставил наедине, посчитав свою миссию выполненной.

 Такого поворота Яша Давиденко никак не ожидал, и даже самые худшие его опасения оказались недостаточно плохими по сравнению с действительностью. Это не милиция или прокуратура, это было значительно хуже и, соответственно, опаснее.

 «Чекистам–то чего от меня надо?» — со страхом и беспокойством думал Яша. — Я что, и этим дорогу перешел? Если еще и Мельников окажется каким–нибудь племянником Донцова, то мне конец. Тут уж мебелью не откупишься. Вот черт! Похоже и в самом деле, мы не того «обули». Сначала шуваловская мафия, а теперь и того чище — ФСБ… Что–то в нем есть опасное, надо быть начеку».

 - Собственно говоря, — начал ответственный работник ФСБ, — эта встреча была устроена по моей личной просьбе. У нашего ведомства есть к вам кое–какой интерес…

 - Помилуйте, Александр Ефимович! — едва не подскочил на своем кресле Давиденко. — Я человек маленький и в такие опасные дела никогда не был замешан. Даже фильмы про шпионов — и те не люблю смотреть, — приврал он на всякий случай. — Не знаю уж, что вам там наговорил про меня Борис Павлович, но к делам вашего ведомства я никогда не имел и не имею никакого отношения, — запинаясь, выдавил из себя Давиденко–младший.

 - Борис Павлович здесь не причем. Вы сами, совершенно самостоятельно, попали в поле зрения нашей службы оперативного наблюдения. Может — по глупости, а может — и нет, — с этими словами он вытащил из кармана пачку фотографий и веером рассыпал их по столу перед опешившем Давиденко.

 Противный и липкий страх снова накатил на владельца риэлтерской конторы — этого он уж никак не ожидал. На фото были запечатлены некоторые моменты его слишком бурной в последние дни жизни. И самое скверное, что все они так или иначе были связаны с той злополучной квартирной аферой. Вот он едет на «Мазде» в больницу, вот бандиты передают ему новый счет у входа в отделение травматологии, а вот и сцена на улице, рядом с черным «Мерседесом»…

 Такого опасного поворота он не мог себе представить даже в самом кошмарном сне. Ладони рук мгновенно стали мокрыми, а правое веко непроизвольно задергалось.

 «Если от бандитов почти удалось откупиться — осталось завтра оплатить их новый счет, то от чекистов так просто не отмажешься. Трех часов не прошло, как я приезжал в больницу, а фотографии уже готовы…» — лихорадочно соображал Яша, но мысли его уже начали путаться.

 - Собственно говоря, я даже выписал на ваше имя повестку на допрос. Пока — в качестве свидетеля, — с заметным нажимом на слове «пока» сказал Мельников и положил перед ошалевшим Давиденко казенный бланк, заполненный по всей форме: имя, адрес, печать, подпись…

 Мысли окончательно спутались в голове у Давиденко–младшего и он тупо таращил глаза на зловещий листок бумаги. Ошибки не было: имя и адрес были указаны правильно.

 - Но поскольку, вы являетесь родственником Бориса Павловича, — продолжал подполковник, — разговор наш происходит на его даче, а не в следственном изоляторе ФСБ.

 - Большое сп–спасибо, — заикаясь, выдавил из себя Яша. — Но только я не знаю никаких секретов: ни государственных, ни военных. Вообще никаких… Человек я маленький, жизнь веду тихую, а работа у меня самая обычная и несекретная…

 - Ну–ну! Бедненьким и глупеньким решил прикинуться… Я не я и лошадь не моя! Вспомни еще, как макулатуру в пионерском отряде собирал и писал заметки в школьную стенгазету. Авось зачтется! Только со мной этот дешевый спектакль не пройдет. И не надейся! — резко переменил тон Мельников, и теперь в его голосе слышалась угроза.

 - Твои махинации с квартирами нас интересуют постольку–поскольку — у нас не та контора. Могу, конечно, передать материал на тебя в милицию и лично похлопотать в прокуратуре, чтобы твой лагерь оказался усиленного режима и поближе к Полярному кругу. А могу и до суда определить в самую вонючую камеру городской тюрьмы с отпетыми уголовниками–рецидивистами. Чтобы они тебе мозги вправили…

 − Чем, а главное, через какое место они тебе мозги прочистят, знаешь? — усиливал Мельников натиск на парализованного от страха свидетеля–подозреваемого. — Даже если отсидишь свой срок, всё равно человеком оттуда не выйдешь. Останешься опущенным «петухом» на всю оставшуюся жизнь. Мне ничего не стоит поломать твою никчемную жизнь… Ты понял, с кем имеешь дело, или сначала тебе надо мозги прочистить?

 Давиденко смертельно побледнел и затравленно молчал.

 Мельников продолжил «воспитательную беседу»:  - Жена твоя, утешится с другим, дети от тебя отрекутся, и сдохнешь ты на какой–нибудь помойке как шелудивая, старая собака. Но это если ты не сдохнешь в лагере — там таких не любят. И не всегда за свои «услуги» ты будешь получать полпайки хлеба или кусочек сахару. Приготовься, что трахать тебя будет всякая лагерная шушера и по большей части — бесплатно. Ну? Так как? Хочешь испробовать все эти прелести на собственной заднице? Или уже поумнел?

 На этом месте подполковник был вынужден остановиться: Давиденко от такой жуткой перспективы стало совсем плохо, он был на грани шока и как рыба хватал воздух открытым ртом. Опытный в таких делах Мельников напичкал его валидолом и влил в него фужер коньяка. Потом довольно долго возился с ним, пока владелец риэлтерской конторы не пришел в более–менее вменяемое состояние. Но выглядел Давиденко скверно.

 Поняв, что сопротивление сломлено, Мельников снова поменял тактику:  - Собственно говоря, нас интересуешь не ты, а человек по фамилии Свиридов. Да и некоторые другие — тоже. Ты с этим Свиридовым встречался, имел с ним разговор, поэтому и попал в поле нашего зрения…

 - Честное слово, я ничего не знаю о нем, — слабо возразил Яша. — А до этого случая даже не подозревал о его существовании…

 - Может и так, но выбора у тебя нет. Или ты будешь с нами сотрудничать, и тогда мы закроем глаза на твои махинации, или пойдешь по делу об организованной преступной группе как пособник и соучастник преступлений. А это уже не аферы с квартирами — можешь и «червонец» схлопотать.

 - Я не хочу в тюрьму… У меня семья, дети… — едва слышно, выдавил из себя насмерть перепуганный Давиденко. Его душил страх и колотила нервная дрожь.

 - Вот и хорошо! В тюрьму ты всегда успеешь, — вполне миролюбиво, но не без садистского юмора заметил Мельников. Ни сочувствия, ни сострадания в его голосе не было. — Подпиши вот эту бумагу, и на сегодня, пожалуй, хватит.

 Тот не глядя подмахнул казенный бланк и залпом выпил еще один фужер коньяка. Было слышно, как его зубы выбивают о край хрустального бокала неровную, лихорадочную дробь…

 Как в ту ночь он попал домой, Яша помнил смутно. Помнил только, что вез его в его же машине какой–то мужик. Он же и доставил его на себе до двери квартиры. От пережитых волнений, нервных потрясений и выпитого коньяка новый внештатный сотрудник ФСБ «отключался» и засыпал в любом положении, даже стоя.

 

 До обеда Давиденко–младший провалялся в постели. Потом проклиная всё и вся, кое–как оделся и отправился тратить свои и чужие деньги на благоустройство ненавистной квартиры Донцова. Бандитам наплевать, что вчера вечером его едва до инфаркта не довели. Не заплатишь вовремя — могут на счетчик поставить или еще какую–нибудь гадость придумать…

 После встречи с подполковником Мельниковым у Давиденко начисто пропал аппетит, а во сне его стали донимать кошмары. И почти всегда ему снился один и тот же сон: в зековской одежде он лежит у самой стены под какими–то вонючими нарами, а уголовники–рецидивисты пытаются выгнать его из последнего убежища. Примерно так, как злой хозяин палкой выгоняет из–под дивана несчастную собаку, а та только скулит и еще плотнее втискивается в самый дальний угол. А главарь рецидивистов почему–то был похож на Мельникова и тоже имел шрам на лице…

 Жена сильно переживала по поводу его неожиданно расстроившегося здоровья, но на третий день он оклемался и вышел на работу.

 Внешне Давиденко тоже несколько изменился: стал подозрительным и неразговорчивым, часто задумывался и надолго уходил в себя. Каждое утро он теперь мысленно начинал с отборных проклятий не только в адрес бандитского «Легиона», но и своего нового, не в пример более опасного врага — подполковника Мельникова. Не забывал он и Лёву Березина, но теперь в его «табели о рангах» он занимал всего лишь третье место.

 С такими же мыслями он и засыпал. Но и во сне его донимали кошмары. Тогда он просыпался в холодном поту и едва слышно, чтобы не разбудить жену, выдавливал сквозь зубы:  - Черт бы вас всех побрал! Мало мне было заморочек с бандитами, так еще и Мельников едва до инфаркта не довел. Накинул мне петлю на шею и усмехается теперь, садист проклятый! Даже во сне покоя не дает…

 

 

 Глава 11. РУССКИЙ ДЕТСКИЙ ФОНД  

 За несколько месяцев до описанных событий, в самом начале холодного и ветреного февраля, в одном старом небольшом доме на окраине города раздался телефонный звонок. Хозяин дома, кутавшийся в старое одеяло, заменявшее ему плед, снял телефонную трубку. Незнакомый мужской голос назвал его по имени–отчеству и спросил:  - Не могли бы мы встретится и поговорить об одном важном деле?

 Василий Иванович Макаров слегка удивился просьбе незнакомца, но ответил просто:  - Да ради бога! Времени у меня много, я, знаете ли, на пенсии… — человек на другом конце провода поблагодарил и повесил трубку.

 Макаров пожал плечами — он забыл назвать свой адрес и спросить имя звонившего — и тоже повесил трубку. Подбросив в печь несколько поленьев, старик протянул над плитой свои озябшие пальцы — в комнате было холодно.

 Через четверть часа во дворе залаяла собака и Макаров, накинув на плечи старый полушубок, вышел во двор. Около покосившейся деревянной калитки стояла большая черная машина, а рядом с ней — молодой человек в длинном черном пальто строгого покроя. Кутаясь в полушубок, хозяин открыл калитку и пригласил его в дом.

 - Вадим Григорьевич Свиридов, — представился гость, потом подошел к выбеленной известью печи и протянул свои руки над чугунной плитой. — А знаете, Василий Иванович, я люблю тепло от таких печей. Главное, чтобы дровами топилась. Может, я и не прав, но тепло от водяного отопления или электрических каминов какое–то неживое. Не знаю, как объяснить, но разница все же есть.

 - Согласен, но только хлопотное это дело — топить дровами. А в такую погоду топи, не топи, а все равно холодно. Ветер все выдувает. Да и старуха меня постоянно пилит: все люди как люди, давно газ провели… Одни мы и остались во всем квартале. — Словно спохватившись, хозяин добавил: — А мы сейчас чайку горячего! С вареньем. Очень приятно в такую собачью погоду, — и занялся новыми хлопотами.

 Свиридов спорить не стал, снял пальто и присел к старомодному круглому столу, покрытому белой скатертью с ручной вышивкой.

 - Вот какое у меня к вам, Василий Иванович, дело, — начал Свиридов, поглядывая на хозяина, разливавшего кипяток по чашкам. — Вы ведь всю свою жизнь проработали в школе, с детьми, преподавали русский язык и литературу. Не так ли?

 - Верно! Но откуда вы это знаете?

 - Слухом земля полнится, — уклончиво ответил гость и продолжил: — Так вот, как вы относитесь к благотворительности?

 Хозяин дома удивился неожиданному вопросу — меньше всего Свиридов был похож на просителя — и по инерции повторил:  - Как я отношусь? Хорошо отношусь. Дело нужное, если хотите — богоугодное. Чем смогу, помогу… Но сами понимаете: и я, и моя жена — оба на пенсии. А какие пенсии у учителей, наверно, объяснять не надо.

 - Вы меня не так поняли. Я хотел бы предложить вам возглавить благотворительный фонд, то есть быть его распорядителем. Как глава фонда вы будете распределять среди нуждающихся продукты, одежду, деньги, ну и так далее. В первую очередь детям из бедных семей и сиротам… Как вам такое предложение?

 - Честно говоря, вы застали меня врасплох… Неожиданно это очень. Хотя… я — за. Да только откуда появятся эти самые продукты, деньги, вещи? Не с неба же упадут?

 - Почти угадали. Все это будет сваливаться на вас не с неба, конечно, но почти. Вам нужно будет справедливо распределять эти «дары небесные» среди действительно нуждающихся, — Свиридов сделал паузу и озадачил хозяина новым неожиданным вопросом: — Вам никогда не приходилось бывать в комиссионных магазинах, торгующих конфискатами?

 - Чем торгующими? — переспросил Макаров.

 - Вещами, которые поступают на продажу по приговору суда. Другими словами, это конфискованные у преступников вещи.

 - Это что же, вы предлагаете открыть комиссионку по продаже ворованных вещей? — хмуро спросил Макаров и отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.

 - Боже упаси, вы меня неправильно поняли! Речь идет о создании благотворительного фонда, а не о комиссионном магазине. Вот представьте, к вам приходит человек и говорит: «Я вор или даже бандит… Хочу перечислить в ваш фонд деньги, которые вы сможете потратить на сирот». Вы ему откажете в просьбе?

 - Ну, не знаю. Скорее всего — нет. Почему я ему должен отказывать? Бог ему судья, не я. Если он хочет свои, пусть и неправедные, деньги отдать на богоугодное дело, то, думаю, не стоит ему отказывать. Не отказывает же Церковь в своем внимании и участии закоренелым преступникам, погрязшим в грехах и преступлениях? Не отказывает. И по большому счету, Церковь права: всегда есть надежда, что человек отвратится от неправедной жизни и раскается в своих грехах или злодеяниях.

 - Я тоже так думаю. Значит, вы согласны? — спросил Свиридов.

 - Согласен. Но при одном условии: деньги, продукты или вещи будут поступать только для благотворительных целей. Никакой коммерцией я заниматься не буду.

 - Вот и прекрасно! Ничего другого от вас и не требуется. Ваша задача — возглавить фонд и справедливо распределять эти блага… Впрочем, я это уже говорил. Но у меня тоже есть условия.

 - Какие, позвольте полюбопытствовать? — настороженно спросил Макаров и вновь отставил свою чашку.

 - Во–первых, фонд будет называться так: «Русский детский фонд». У вас есть возражения?

 - Нет. Хорошее название. Значит ли это, что Фонд будет помогать детям русской национальности?

 - Именно так! Первоочередная задача Фонда это помощь детям славянских национальностей. Во–вторых, этот фонд юридически не будет ни от кого зависеть или кому–то подчинятся. Это означает, что и вы, как директор–распорядитель, тоже не будете ни от кого зависеть и не будете никому подчиняться. Вы будете руководствоваться только своей совестью, действующими законами и здравым смыслом. В случае каких–либо трений с властями или сторонними организациями, вы можете рассчитывать на нашу помощь и защиту. Ваша единственная задача это помощь детям, причем прямая, адресная и конкретная. По принципу: от двери к двери и без всяких посредников.

 - Не совсем ясно. А справлюсь ли я один с такими хлопотами? Мне ведь не сорок и даже не пятьдесят лет…

 - Почему же один? Вы можете принимать на работу столько людей, сколько сочтете нужным. Я имел в виду посредников, а не сотрудников Фонда.

 Макаров допил вторую чашку чая, немного помолчал, а потом спросил:  - Извините, Вадим Григорьевич, все время вертится на языке… Почему для этой роли вы выбрали именно меня?

 - Если вы еще не догадались, то я объясню. Мы просмотрели немало личных дел людей, которые могли бы подойти на эту должность, но остановились на вашей кандидатуре. Почему? Все очень просто. Вы проработали в школе почти сорок лет и у вас безупречная репутация. И дело даже не в том, что вы Заслуженный учитель — часто такие звания ни о чем не говорят. Важно другое: вы были и остались честным человеком. Поэтому не разбогатели и прожили всю свою жизнь в этом скромном домике с печным отоплением. Мы наводили справки. О вас прекрасно отзываются ваши бывшие коллеги по работе, соседи и знакомые. Поверьте мне, Василий Иванович, лучших рекомендаций просто не бывает. Вы исключительно честный и порядочный человек.

 Старик едва не прослезился от столь высокой оценки собственных достоинств. Чтобы скрыть свое замешательство, он заторопился на кухню в поисках какого–то необычайно вкусного вишневого варенья.

 - Теперь можно перейти к техническим вопросам, — продолжил Свиридов, когда хозяин дома вернулся в комнату. — Вы человек далекий от таких вещей, как организация Фонда, поэтому в помощь вам будет выделен опытный юрист, который поможет оформить все необходимые документы. И еще… Как директор–распорядитель, вы будете нанимать работников и устанавливать им и себе, кстати тоже, зарплату…

 - Это что же, я сам себе буду устанавливать жалование? — искренне удивился Макаров. — А если я положу себе слишком высокую зарплату? Скажем, как у директора школы? — с интересом спросил хозяин дома.

 - Вы можете устанавливать себе любую зарплату, это вопрос исключительно вашей совести. А что касается зарплаты директора школы, то это не бог весть какие деньги.

 - Дела… — задумчиво протянул Макаров и добавил: — Вообще–то все ясно, хотя и очень неожиданно. Пожалуй, единственная проблема это моя хозяйка.

 - Она против благотворительности?

 - Она не против. Тут другое. Она не может меня второй месяц отправить в Горгаз с проектом на отопление дома. Все что–то мешает, то одно, то другое… А этот Фонд много времени заберет, жена меня живьем съест, — виновато добавил Макаров.

 - Проект у вас далеко? — деловито осведомился Свиридов.

 Старик полез в комод, вытащил оттуда тоненькую картонную папку и передал ее своему странному гостю. Тот бегло пролистал ее и сказал:  - Если это единственная проблема, то дня через два ваша хозяйка будет жарить пирожки на новой газовой плите.

 - Шутите, Вадим Григорьевич! Это хлопотное дело. Так быстро нельзя провести газ… У вас, наверное, в Горгазе есть хороший знакомый?

 - У нас везде есть хорошие знакомые. Спорить я с вами не буду, но тем не менее, через пару дней все будет подключено. А эту папочку, с вашего разрешения, я возьму с собой.

 - Ради бога, берите! — с сомнением сказал старик. И немного помолчав, добавил: — Лучше ей пока ничего не говорить: не дай бог что–то не получится, тогда она меня совсем «запилит».

 - Как скажите, Василий Иванович…

 

 Через два дня дом был газифицирован, а через неделю в городе появилась новая некоммерческая организация под названием «Русский детский фонд».

 На второй день после открытия счета в отделении Государственного банка свежеиспеченный директор–распорядитель самолично пришел узнать, нет ли денежных поступлений на счет Фонда.

 Молоденькая девица, сидящая за стойкой, легкомысленно покачала головой и бесцеремонно заявила:  - Уж больно вы прыткие! Вчера открыли счет, а сегодня деньги ждете. Так не бывает…

 - Вы все же проверьте, — настаивал Макаров.

 Оказалось, что к немалому удивлению самоуверенной работницы деньги уже поступили.

 - Вот, видите, а говорили «не бывает»! — радостно заметил по этому поводу новый клиент банка и отправился подыскивать помещение под офис и склад Фонда.

 Не успел новый директор Фонда приколотить у дверей своей конторы скромную табличку с названием, как тут же начал звонить телефон. Звонившие интересовались, где именно расположен «Русский детский фонд» и в какие часы он принимает посетителей.

 В конце недели стала поступать и корреспонденция. Среди обычных писем, телеграфных и почтовых денежных переводов, посылок и бандеролей иногда попадались письма, доставленные нарочными из нотариальных контор, в которых директора–распорядителя приглашали для оформления имущественных прав на весьма разношерстную собственность щедрых дарителей. Среди крупных дарений уже в течении первых месяцев оказались два автомобиля, недостроенная дача и даже небольшая квартира почти в центре города. Несколько раз подъезжали грузовики и сгружали на склад продукты питания, медикаменты и носильные вещи.

 Заведующая операционным отделом банка, женщина весьма многоопытная, терялась в догадках: на счет «Русского детского фонда» деньги сыпались как из рога изобилия. Всего за несколько месяцев этот фонд стал одной из самых видных и богатых организаций такого рода. Щедрые благодетели едва не в очередь выстраивались, чтобы перечислить свои деньги именно в этот фонд, словно никаких других в городе не было. Правда, вид у этих благодетелей — из тех, что имели свои счета в этом же банке — был почему–то хмурым, а сами они отличались крайней неразговорчивостью.

 Сам же Макаров, когда его спросили, где он размещает рекламу и кто является спонсором Фонда, недоуменно и простодушно ответил:  - Да не давал я никакой рекламы! Наверное, им нравится название Фонда, вот и перечисляют деньги для детей и сирот. А спонсоров у нашего фонда вообще нет — не сподобил Бог.

 Своим ответом он поверг банковских работников в полное недоумение: более удивительного и странного клиента в банке никогда не было.

 

 

 

 

 Глава 12. РЕКРУТ НЕВИДИМОГО ФРОНТА  

 Третья встреча Давиденко–младшего с подполковником Мельниковым была назначена на одной из конспиративных квартир ФСБ. От всех этих шпионских штучек Яшу Давиденко определенно мутило, но что он мог сделать? Недоверчивый по своей природе, он теперь в каждом видел врага. Уж если его родственник не захотел ему помочь, более того, заманил в западню, то чего ждать от такого страшного и безжалостного человека как Мельников?

 Теперь он видел, как умело была приготовлена ему ловушка и как глупо он попался. Если бы тогда, на даче, у него хватило бы мужества не подписывать ту зловещую бумагу, то, пожалуй, он смог бы выйти из этой грязной игры. Аферы с квартирами? Так это еще доказать надо! В крайнем случае — прикрыл бы свою лавочку. А теперь он трепыхался как глупый карась на крючке, леску от которого крепко держит в своих грязных лапах Мельников. Сорваться с такого крючка было по меньшей мере нереально, но именно это и было теперь пределом его мечтаний.

 Определенно, Мельников затевает какую–то игру, где его, Давиденко, используют втемную: как пешку, разменную монету или, хуже того, как живца. Живцом ему хотелось быть меньше всего, но и остальные варианты оптимизма не добавляли. Будь его воля, он держался бы от всех этих опасных игр как можно дальше… Теперь, пожалуй, он готов был обставить мебелью еще одну квартиру, только чтобы никогда не знать ни подполковника Мельникова, ни его зловещей конторы.

 Этот человек внушал ему безотчетный страх. Временами ему казалось, что Мельников не офицер госбезопасности, а капитан пиратов или атаман шайки разбойников. Во всяком случае, Давиденко нисколько не сомневался, что родись Мельников на несколько веков раньше, то без труда мог бы стать тем или другим. И никаких повязок на глаз ему не нужно: достаточно шрама на щеке.

 С тяжелым вздохом он отпер входную дверь конспиративной квартиры ключом, который ему дал Мельников. За ней оказалось еще одна — стальная, с кодовым замком. Агент набрал комбинацию из шести цифр и оказался в прихожей.

 Он пришел на встречу раньше срока и теперь сидел на низкой тахте, предаваясь мрачным и тоскливым размышлениям по поводу своей несчастной судьбы. При этой встрече Давиденко должен был передать Мельникову письменный отчет по прошлому своему заданию. На этот первый в его жизни шпионский отчет, подписанный его новой агентурной кличкой «Черный», он потратил немало времени, но донесение получилось куцым и корявым.

 Сначала во всей этой отвратительной истории Давиденко нашел для себя только два положительных момента. Во–первых, хотя ему и не нравилась его агентурная кличка, но пусть уж будет агент Черный — это все же лучше, чем Голубой или Лысый. Во–вторых, Свиридов не стал его лишать права заниматься риэлтерской деятельностью. А мог… После того, как они с Березиным «кинули» Донцова, этого вполне можно ожидать. Почему Свиридов не прикрыл его агентство — не ясно. Но и за это спасибо. Не раскрылась пока и давняя афера с телефоном Донцова.

 «Вот говорили же тебе, Яша: не пакости, где живешь! А я все же насвинячил прямо у порога своей квартиры. Да еще дважды. Пронюхает Свиридов про телефон, он мне напомнит эту поговорку, — вздохнул Давиденко. — Как пить дать напомнит».

 Телефонная тема беспокоила хозяина риэтерской конторы и по другой причине. И Мельникову, и Свиридову было много известно о последней квартирной афере, а тот же Свиридов даже продемонстрировал стенограммы телефонных разговоров Давиденко с Березиным. Отсюда вывод: рабочий телефон прослушивался. А домашний?

 Вопрос был актуальный. На другой день после вербовки Давиденко аккуратно исследовал телефонный аппарат, проводку и разъемы. Наихудшие его подозрения полностью подтвердились: он обнаружил два электронных «жучка», один — в аппарате, а другой — в разъеме на стене. А ведь монтеров ни он сам, ни жена не вызывали. Это означало только одно: «жучки» установили без ведома хозяев. Новейшие замки не оказались для них непреодолимой преградой.

 Яша припомнил, как он тогда вышел в прихожую и долго, с явной досадой и тревогой, смотрел на два японских замка, которые он поставил, как только переехал в эту квартиру.

 - «Десять миллионов комбинаций!.. — передразнил он продавца. — Замки запатентованы во всех цивилизованных странах Европы и Америки: невозможно открыть ни отмычками, ни подбором ключей…» Но открыли же, черт побери! И уж наверное, не неделю они под дверью ключами звякали… Во жизнь настала — никому верить нельзя! Кругом одни жулики и проходимцы.

 После тех крайне неприятных открытий, он до позднего вечера провалялся в постели, зарывшись под одеяло с головой и проклиная свою жестокую судьбу. В принципе, от Мельникова следовало ожидать подобной пакости… Но было в этом что–то неясное и тревожное. Зачем нужно было устанавливать два «жучка»? Агент Черный был всего лишь пешкой в чужой игре, зачем же тратить на него два дорогостоящих подслушивающих устройства?

 Что–то здесь не стыковалось, и Яша еще раз, уже более спокойно и внимательно исследовал телефонный разъем. Он не был специалистом в этой области, но понял: второй «жучок» был предназначен для прослушивания соседнего помещение за стеной. На это указывал способ крепления: «жучок» имел миниатюрную присоску, которая была приклеена к стене. Сопоставив эти факты, секретный агент пришел к вполне логичному заключению: один «жучок» будет прослушивать его телефон и, может быть, его квартиру, а второй — квартиру соседа. Ведь не случайно же Мельников так интересуется Свиридовым. А Свиридов часто бывает у соседей…

 В свое время Яша зачитывался детективами и шпионскими романами. Ему нравилось самому угадывать логику поведения книжных героев. Иногда это ему удавалось, иногда — нет. Теперь же из стороннего наблюдателя он вдруг превратился в реального участника. Поэтому агент Черный ломал голову над своей неразрешимой проблемой не за страх, а за совесть. Любая его глупость или оплошность могли привести к непредсказуемым последствиям. Всего несколько дней назад он считал, что положение его хуже некуда. Теперь же, спокойно всё обдумав, он пришел к выводу, что в любой момент оно может стать еще хуже.

 Одна вещь его беспокоила даже больше, чем «жучки». В конце концов, эти «зловредные насекомые» тем и опасны, что о них не подозревают и говорят то, чего говорить не следует. Мельников занимает ответственный пост в Управлении ФСБ, а кто такой сам Яков Давиденко? Рядовой, начинающий агент, которых у подполковника десятки или сотни. Тогда почему он с ним работает напрямую, минуя своих подчиненных? Что за этим кроется?..

 Давиденко вздрогнул и вскочил с тахты: он настолько задумался, что прозевал появление в комнате Мельникова.

 Подполковник устроился в кресле, закурил и сразу приступил к делу. Прочитав и спрятав писанину секретного агента в карман, он сказал с деланным энтузиазмом:  - Ну что ж, неплохо для начала. И не надо на меня смотреть как на врага народа. Дело — есть дело, а твои личные переживания меня не интересуют.

 «Хрена ли тебе переживать! — с острасткой подумал Давиденко, следуя единственно правильной тактике — держать язык за зубами. — То чуть до инфаркта не довел, то агентом сделал. Наверное, еще какую–нибудь мерзость придумал… У, сволочь хитрая! С тебя станется…»

 - Мы теперь в одной команде, а своих людей мы в обиду не даем. Помогаем им и морально, и материально…

 «Да–а уж, — неприязненно подумал агент, — Родина меня не забудет. Может, даже медальку какую даст. Жаль только, что посмертно».

 Далее разговор перешел на его соседей. Мельникова интересовала внучка Донцова, которая приехала к деду на каникулы. Агент Черный тут же получил выговор за невнимательность и нерасторопность: внучка жила у деда вторую неделю, как только Донцов перебрался в свою старую квартиру, а обнаружилось это лишь на днях. В действительности, службы наблюдения ФСБ отметили появление в городе внучки Донцова в первый же день, как она прилетела из Ростова. Это было зафиксировано на фотоснимках, которые сделала группа, ведущее скрытое наблюдение за вторым человеком в «Легионе» — Свиридовым. Но делиться с агентом такого рода информации Мельников не счел нужным. Агенты сами должны добывать интересные сведения.

 - Я же сквозь стены не вижу, — оправдывался Яша. — Я ведь говорил вам, что даже детективы читать не люблю. Какой из меня агент, Александр Ефимович? Да еще секретный? Нет у меня к этому никаких способностей… Скорее всего, по своему недомыслию я вообще чего–нибудь напортачу в такой сложной работе. Нет у меня призвания к такому тонкому ремеслу! Да и Донцов теперь меня на дух не выносит… Ну какой вам прок от такого бездарного агента? А, Александр Ефимович? — с затаенной надеждой канючил Давиденко.

 - Ну–ну… Этакий простачок с красным дипломом института! — быстро раскусил его игру Мельников. — Кончай валять дурочку и выбрось это из головы! С нашей службы уйти на покой можно, но это еще заслужить надо. Правда, могу уволить по болезни: если у тебя окончательно крыша съедет или, там, паралич разобьет. Все остальные варианты тебе понравятся еще меньше. Я понятно излагаю?

 - Простите, Александр Ефимович, — подавленно пробормотал агент. Что может быть хуже паралича, он уточнять не стал: и без того по ночам донимают кошмары.

 - Вот так–то лучше, — более миролюбиво продолжил подполковник. — Правительство России в лице нашего ведомства оказало тебе высокую честь быть бойцом невидимого фронта. Ты должен ценить и всемерно оправдывать оказанное тебе доверие.

 Давиденко обреченно кивнул головой, словно гладиатор, которому выпала неслыханная честь сражаться на арене Колизея со стаей диких львов на потеху божественному императору Августу, благородным патрициям и прочим гражданам Великого Рима. Но про себя добавил: «Для меня было бы гораздо лучше дезертировать с этого самого фронта до начала военных действий или даже сдаться в плен. Вот только в какую сторону бежать и кому сдаваться? Фронт–то, черт бы его побрал, действительно, невидимый…» — это последнее обстоятельство сильно осложняло выполнение его тайного желания.

 - В связи с изменившимися обстоятельствами ты получаешь новое задание. Тебе нужно установить дружеские отношения с Донцовым и его внучкой. Это очень важно, — продолжал подполковник.

 - Помилуйте, Александр Ефимович! Этот старик меня и раньше не жаловал, а теперь, после скандала с обменом квартир, он меня возненавидел! Какие уж тут дружеские отношения?! — с искренним удивлением возразил агент.

 - А ты хотел, чтобы после того, как ты его кинул с квартирой, он тебя по вечерам в гости приглашал? На чай с пирогами? Скажи спасибо, что он отходчивый старик. Другой бы давно огрел тебя по башке чем–нибудь тяжелым… Иллюзионист хренов! Тебе б не в риэлтерской конторе работать, а в цирке. Твой трюк похлеще будет, чем распиливание бабы в ящике. Про кроликов в цилиндре я уж не говорю…

 В действительности, Мельников, конечно, знал, что агент в своих отношениях с соседями вряд ли продвинется. Слишком уж подмочил свою репутацию. Поэтому оставался только один вариант его использования: как засвеченного агента ФСБ. Поэтому подполковник и давал ему практически невыполнимое задание.

 - …В этом и заключается сложность нашей работы. Тут нужен правильный подход. Каждый человек имеет слабости. Если бы этих слабостей, предположим, не было, это очень сильно осложнило нашу работу. Но они всегда есть: нужно только их найти и правильно ими пользоваться, — продолжил свои наставления опытный чекист.

 «Здесь он прав, — внутренне согласился Яша. — черта лысого ты бы получил, если бы не сыграл на моем страхе. Неплохо бы узнать и твои слабости: это помогло бы мне выпутаться из липкой паутины».

 - Это не так сложно, как кажется, — продолжал Мельников. — И хотя отношения между вами натянутые, если не сказать еще хуже, но дело это поправимое. Во–первых, придумай какой–нибудь подходящий повод для разговора. И желательно — на его территории. Вы ведь соседи, а это значительно облегчает твою задачу.

 «Ни хрена себе! — удивлялся про себя агент Черный. — Если я теперь появлюсь в его квартире, то он точно огреет меня чем–нибудь. Утюгом или гантелей… В лучшем случае — шваброй. А если еще налечу на Свиридова, то пересчитаю все ступеньки на нашей лестнице…»

 - Во–вторых, постарайся сделать ему что–нибудь приятное… У таких интеллигентов обычно есть какое–то увлечение или хобби. Ну, там… марки, книги, дохлые бабочки или еще какая дребедень. Выясни этот момент и прояви участие. А еще лучше — сделай ему какой–нибудь презентик для его коллекции. Это потрафит если не его коллекции — а он наверняка собирает какой–нибудь хлам, то — его самолюбию. Что касается презентов, то здесь я помогу.

 − В разумных пределах, конечно, — поправился на всякий случай подполковник, заметив некоторое оживление на мрачном лице агента. — Но я не думаю, что он собирает старинные иконы или ювелирные украшения — это для него слишком дорогое удовольствие. Ну а в остальном тебе предоставляется свобода действий. В–третьих, и это самое главное, ты должен вывернуться наизнанку, но установить хорошие отношения с его внучкой. Пусть она считает тебя старым козлом или влюбленным придурком — это не важно…

 «Сам ты козел! — с раздражением заметил про себя «герой–любовник». — И методы у тебя козлиные! Не важно ему… А я теперь должен изображать из себя влюбленного идиота и лысого ловеласа! Если жена пронюхает про это амурное спецзадание, то выцарапает мне глаза и отправит спать на диван, в ссылку. Это в лучшем случае… А уж чего я наслушаюсь потом, и представлять не хочу!»

 - Важно другое: чтобы она не боялась говорить с тобой. Еще лучше — если тебе удастся установить с ней теплые, доверительные отношения…

 «Угу, — комментировал про себя Давиденко, — если дед шваброй огуляет, то внучка рожу расцарапает! Вот и все отношения».

 - …Женщины, как ты уже должен заметить хотя бы из личного опыта, существа болтливые. Иногда их так и распирает от желания поделиться своими или чужими секретами. Здесь не зевай и прояви участие: они любят благодарных слушателей. Свои донесения будешь сдавать мне лично. И не экономь бумагу — мне нужны подробности. Задание, как я же говорил, важное, расходы оплачиваются…

 Мельников еще минут пять входил в тонкости и особенности человеческой психологии, а потом оставил на столе неполную пачку денег в разодранной банковской упаковке и ушел из конспиративной квартиры первым.

 Давиденко пересчитал оставленные деньги: не бог весть какая сумма, но всё же лучше, чем ничего.

 «Мог бы и целую пачку оставить, — с неприязнью подумал секретный агент, — наверняка, отщипнул для себя большую часть. Платежные ведомости в вашей мутной конторе не в ходу. Пойди теперь разберись, сколько он на самом деле якобы потратил на свои секретные операции. Себя–то уж точно не обделил…»

 По инструкции агенту полагалось пробыть в квартире еще минут 20. Первым делом он вытряхнул из пепельницы окурки: сам он не курил и запах окурков его раздражал. Затем вымыл ее на кухне под краном и заодно проверил содержимое холодильника. Тот оказался заполнен замороженной едой, консервами и разными бутылками. Секретный агент внимательно рассмотрел этикетки: пара бутылок оказались с десертным сладким вином.

 «Занятно, — подумал он. — Зачем Мельников держит в холодильнике такое вино? Такие сорта предпочитают дамы… Неплохо он устроился! Поди, приводит сюда своих подружек… А почему нет? Квартира конспиративная — значит, про нее никто не знает, тахта — двуспальная, холодильник полон еды, вина и водки. Даже телевизор есть. Водит сюда баб и развлекается в свое удовольствие. Или инструктаж со своими молодыми агентками проводит. Тахта — самое что ни на есть подходящее место для таких «инструктажей»: места хватит, чтобы поделиться своим богатым опытом. А его контора еще и счета оплачивает…»

 Тема оплаты счетов с недавнего времени стала для Давиденко болезненной. Он грустно покачал головой и продолжил свои размышления: «Борис Павлович тоже хорошо устроился − завел себе личную официанточку… И уж, наверное, она не только тарелками занимается на его скромной трехэтажной дачке. Этот же конспиратор казенную квартиру превратил в публичный дом. Живут себе и радуются. Никаких проблем! И только у меня одного этих проблем как у дурака махорки. В какой карман не залезешь — сразу горсть выгребешь…»

 Водку и вино он трогать поостерегся, а из прохладительных напитков была только пепси–кола. За неимением минералки Яша выпил почти две бутылки пепси, хотя не любил этот слишком газированный напиток. Окна в квартире, похоже, никогда не открывались, и кроме духоты всё оставшееся до ухода время его донимали газы в желудке.

 - На халяву — и уксус сладкий, — справедливо заметил агент Черный, через силу допил вторую бутылку и покинул конспиративную квартиру.

 

 

 Глава 13. СОБАКА НА ЗАБОРЕ  

 Яков Давиденко сидел в гостиной, перед включенным телевизором, но мысли его были далеко. Какой–то столичный мурковод с завидным оптимизмом вещал на всю страну, что этот год обязательно станет переломным и народ, наконец, забудет о невзгодах и лишениях и сполна вкусит блага рыночной экономики.

 «Эту песню вы уже лет пять поете, — заметил про себя Яша, — но только без припева. А припев у нее очень простой: «Первые сто лет будет трудно, а потом привыкнете!»

 В своих постоянных размышлениях на тему, как сорваться с крючка ФСБ, он додумался до одной идеи, которая ему показалась и дикой, и перспективной. Идея заключалось в том, что он является личным агентом подполковника Мельникова, а вовсе не ФСБ.

 «Где произошла вербовка? На даче. Кто про это знает? Только Мельников. И все последующие встречи происходили без свидетелей, — пытался он разобраться с запутанной ситуацией. — В управлении ФСБ я ни разу не был… Получается, что об агенте Черном знает только один человек — сам Мельников. Это очень плохо и опасно для меня: потому что он может использовать меня в своей грязной игре так, как ему захочется. А если в этой игре мне отвернут голову, то при чем здесь подполковник Мельников? Ему ведь достаточно уничтожить несколько листков бумаги — и он чист, как новорожденный младенец. Нет и никогда не было никакого агента Черного! Хитрая сволочь…»

 Он озабоченно покачал головой: «Моя расписка — это козырной туз в его крапленой колоде, а что я имею на него? Ничего! Прежде чем с ним играть, надо запастись козырями: иначе он в два счета свернет мне шею. И не поморщится при этом. Ему бы не в госбезопасности служить, а во МХАТе играть! Давно бы был заслуженным артистом, а может — и народным… Большой специалист по части мерзких инсценировок. Как он тогда разыграл «спектакль» на даче Бориса Павловича? Ведь блефовал же по–черному, а едва до инфаркта не довел. И ни один мускул не дрогнул на его чекистской роже!»

 Давиденко знал, что многие чиновники в городе используют свое служебное положение в личных целях. «Не корысти ради, а токмо волей пославшей мя жены!» — привел он по памяти подходящую цитату из известной книжки. — Как же, вы все чистенькие, один я вор и хапуга! Да я по сравнению с вами почти ангел! Ну, разве что без крыльев… Мельников далеко не дурак, и, скорее всего, тоже занимается какими–нибудь темными делами. В свободное от поимки шпионов время. Это только курица от себя гребет, потому что мозгов у нее нет, а этот чекист хитер как дьявол. Кто посмеет сунуться с проверками в ФСБ? Таких ненормальных нет. Делись с начальством и проворачивай свои делишки. Во всех конторах этим промышляют, а чем ФСБ хуже? Дураков там нет… Во всяком случае, раньше их туда не брали. И Мельников тоже, поди, живет не на одну зарплату…»

 Постепенно в его голове начал складываться план действий, столь необычный и рискованный, что уже сейчас по коже бегали мурашки. Это была отчаянная авантюра, но которую при других обстоятельствах он ни за что бы не отважился. Но другого выхода он не видел.

 

 Почти неделю агент Черный потратил на подготовку к своему отчаянному плану. Теоретически он довольно хорошо представлял себе технологию слежки, благо книг на эту тему он перечитал немало. Но в действительности он сразу же столкнулся с проблемами. Близко подходить к своему злейшему врагу страшно и очень опасно: Мельников ведь не лох какой–нибудь, а матерый волк. По сравнению с ним, Яша Давиденко это даже не слепой щенок, а щенок, который еще не родился на свет божий. Если же следить издалека, то что можно увидеть? Нужен бинокль.

 Бинокль у него был — он висел под барометром на стене в гостиной.

 «Теперь транспорт, — двигался шаг за шагом агент в своих размышлениях. — Надо быть законченным идиотом, чтобы следить за опытным в таких делах чекистом, используя свою машину. Начни Мельников тянуть за эту ниточку, он в момент выйдет на меня. То–то он обрадуется! И еще какую–нибудь пакость придумает… С него станется: обвинит в шпионаже, а потом доказывай, что не верблюд. Кроме того, всегда найдется какой–нибудь любопытный кретин, который что–то видел. Да и номер могут запомнить…»

 Яша вздохнул: «Номера — это тоже проблема. Снять — рискованно, ГАИ начнет цепляться… Нет, проще всего одолжить машину и немного заляпать цифры номеров грязью. — Ему не раз приходилось выручать своих приятелей, когда у тех возникали проблемы с ГАИ: брат его жены служит там лейтенантом. Поэтому он полагал, что одолжить раз–другой машину он сможет. — Но самое важное это компромат. Бегать за Мельниковым просто так — в этом нет смысла. Нужно всё фиксировать на пленку…»

 Здесь проблем у агента Черного не было: в тесной кладовке у него давно была оборудована неплохая фотолаборатория. Фотоаппарат у него был, а телеобъектив можно одолжить на время.

 С транспортом, номерами, биноклем и фотосъемкой всё было более или менее ясно. Но как быть, если придется вести пешую слежку? Пока он в машине, то и запоминают в лучшем случае машину. Но как только он начнет следить за Мельниковым во дворах, парках или пляжах — а куда его понесет, никто не знает — то тогда описывать будут уже его самого.

 «А внешность у меня приметная, — с досадой подумал Яша и провел рукой по голове. — Еще нет тридцати пяти, а плешь уже приличная. Придется от нее избавиться, не дожидаясь изобретения патентованного средства для отращивания волос. Можно позаимствовать у жены один из париков — у нее их штуки три… Вот зачем женщинам нужны парики? Они ведь не лысеют? …Но придется постричь его покороче: иначе могут принять за педика».

 Он снова вздохнул: как всё просто в книгах или фильмах! На деле же куча проблем, и каждая из них требует самого серьезного внимания.

 «Переодеться бы в женщину, — неожиданно подумал он, — вот это был бы класс! …Переодеться–то можно, − расстроено вздохнул Яша, − но тогда проблема с правами и, следовательно, с ГАИ. Не рисовать же теперь липовые права?»

 И тут его осенило: «Ну, не болван ли?! Ведь жена еще шесть лет назад получила права, но после того, как попала в аварию, за руль не садится. Так ее права и валяются где–то в шкатулке».

 «А ведь это хорошая идея: один раз быть в мужской одежде, а другой — в женской, − с оптимизмом прикидывал он. − Получается, вроде, как два человека — не так быстро примелькаюсь. Женских шмоток два шкафа, здесь «ноу проблем», хуже — с обувью. Ходить в женских туфлях, да еще на каблуках? Ну уж нет! Это только в кино красиво, а на деле я буду себя чувствовать как собака на заборе… Как они вообще ходят на каблуках и не вывихивают себе ноги? Тоже загадка природы….А ведь вполне может случится, что придется лазить и по заборам, и по крышам. Кроссовки и джинсы я надену свои, а блузку, куртку и парик — жены, так будет гораздо практичнее».

 Давиденко нашел на антресолях старый парик, который жена давно забросила и не носила и, закрывшись в ванной, примерил его. Синеватые щеки и подбородок как–то не вязались с рыжим цветом парика.

 - Этого только не хватало! — негромко пробормотал он. — Точно за педика примут! Придется еще и технику макияжа осваивать. А с носом что делать? — спросил он сам себя, наклонился вплотную к зеркалу и потрогал нос кончиками пальцев. — Меньше его не сделаешь… Придется оставить как есть, только припудрить слегка. Слабовато, конечно, но если держаться в сторонке, то, пожалуй, сойдет. Даже — днем.

 Следующая проблема заключалась в его жене. Посвящать ее в такие дела это то же самое, что дать объявление в газету. Никакие секреты она не может хранить дольше минуты. Именно столько времени ей требуется, чтобы поделиться ими по телефону со своими многочисленными родственницами, подругами, приятельницами и просто знакомыми. А телефон — черт бы побрал этого Мельникова! — прослушивается. И если, не дай бог, всплывет история с переодеваниями и макияжем, то вообще трудно представить, что она может вообразить. Скандал будет грандиозный! И чтобы убедить ее в том, что он не «голубой» и не бисексуал, ничего другого не останется, как посвятить ее в свои планы. Но тогда слежка кончится полным крахом: при ее болтливости это гарантированный результат.

 − Проще подождать, когда она поедет с детьми к своей мамочке, — прошептал Яша. — Та уже пару раз звонила и интересовалась, когда она привезет внуков на дачу. Но торопить ее с отъездом нельзя: если она что–нибудь заподозрит, то тогда ее отсюда бульдозером не вытолкнешь.

 Чего в его жене было больше: упрямства, ревности или болтливости, он так и не смог решить за двенадцать лет совместной супружеской жизни.

 Разобравшись с «реквизитом» и женой, агент Черный перешел к другой актуальной проблеме, и она казалась ему не менее сложной. Если следить просто так, то на это уйдет бог знает сколько времени, а результат может быть нулевым. Нужна была какая–то система или хотя бы идея. Где живет Мельников, Давиденко не знал. Так же как не знал, есть ли у него семья, машина или дача.

 Немного поразмыслив над этим, он пришел к простому выводу: Мельников большой начальник, и, скорее всего, имеет квартиру в ведомственном доме, недалеко от их Управления. Служебная машина у него есть наверняка, а что касается всего остального, это пока оставалось неясным.

 Он хлопнул себя по лбу и прошипел:  - Ну что стоило мне тогда, на конспиративной квартире, выглянуть в окно? Не на такси же он приезжал? Теперь одним вопросом было бы меньше. Так нет, полез холодильник проверять…

 Он вспомнил тот трижды злополучный вечер на даче Бориса Павловича и у него свело скулы, словно он откусил от лимона порядочный кусок: «Они там в картишки играли и коньячок потягивали, а я как последний идиот примчался туда, чтобы сунуть свою голову в петлю! Как же–с! Сам Борис Павлович меня пригласил! Иуда…»

 Давиденко надолго задумался.

 «А ведь это зацепка! − осенило его. − Все заядлые картежники собираются где–нибудь в спокойном месте, чтобы им не мешали. И делают они это обычно регулярно».

 «Тогда была пятница… Это уже кое–что, — повеселел секретный агент. — Может быть, слежка что–то и даст! Но главное, где Мельников держит мою расписку? Скорее всего, на службе, в сейфе. Надежнее места просто не придумать».

 «До его сейфа мне никогда не добраться, — обреченно вздохнул агент Черный. — Не могу же я совершить кражу со взломом в Управлении ФСБ? Это нереально. − Он покачал головой. − Надо искать другие пути… А эти пути можно найти, если следить за Мельниковым. Ничего другого просто не остается. Дорого бы я сейчас дал за свой собственный автограф!»

 Давиденко сидел на кухне, пил давно остывший чай и посматривал в окно. Время было позднее, но спать ему не хотелось. Да и какой сон от таких мыслей?

 «Хорошо бы немного потренироваться, чтобы привыкнуть к женской одежде, — озабоченно подумал он. — Выходить на улицу в таком маскараде рискованно…»

 Внутри Яши Давиденко, когда он долго над чем–то думал, всегда было как бы два Я. Одно Я спрашивало, другое — отвечало, или одно — нападало, тогда другое — защищалось.

 В этот раз второе Я беззастенчиво его подначивало: «Так в чем же дело? Ты же у нас геройский парень! Все спят. Нацепи парик, накрась рожу — и вперед, на улицу! Что, слабо?! Тогда попробуй по крыше полазить: самое время, кроме котов там никого нет! — А вот мы сейчас посмотрим, — разозлился он на свое второе Я, — слабо ли не слабо?»

 Яша заглянул в спальню: жена давно спала, уронив журнал поверх одеяла. Затем вышел в коридор, тихо снял в вешалки куртку жены и заперся в ванной комнате. Через минуту зеркало отразило его дикий вид: на него смотрела какая–то носатая рыжая баба с синеватыми щеками…

 - Тьфу, зараза! — не удержался он от комментариев в собственный адрес. — Ну и рожа! Если в таком непотребном виде появиться на улице — точно проблемы возникнут.

 Макияж секретный агент решил не делать и начать тренировку с крыши дома. Он обулся в старые кроссовки, прихватил бинокль и тихонько покинул квартиру.

 Выход на крышу был не заперт, и через минуту он уже вдыхал свежий воздух.

 Давиденко стоял около вентиляционной панели и прикидывал, с какого края начать. Тут до него дошло, что если и дальше он будет стоять столбом, то его самого смогут заметить. Желтая куртка выделялась светлым пятном. Это была первая ошибка агента: нельзя надевать светлые вещи, если не хочешь привлекать к себе внимание. Он спрятался за невысоким, не сплошным парапетом и начал рассматривать в бинокль окна дома, стоящего через дорогу.

 Яша не спеша прошелся взглядом по третьему и четвертому этажам, потом бегло по пятому, и перескочил на крышу. Там никого не было, даже — котов.

 Он снова начал рассматривать пятый этаж и примерно напротив себя заметил в темном окне силуэт человека. Кто–то сидел у окна, облокотившись на подоконник. Этот человек щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, и Давиденко едва не выронил свой бинокль: прямо за подоконником он успел увидеть мощный телеобъектив! Кроме того, он успел заметить и бинокль, стоящий на подоконнике.

 Затем из глубины комнаты появился еще один человек… и в этот момент выглянула луна. Секретный агент увидел в отраженном лунном свете двух мужчин и один из них, как ему показалось, смотрел прямо на него. Вдруг человек замер и схватил с подоконника бинокль — Яшу словно ветром сдуло!

 - Ни фига себе, тренировочка! — ошеломленно прошептал секретный агент, прячась за кирпичным парапетом. Сердце его колотилось. — Оказывается, не я один тут шпионю! Надо немедленно уходить…

 Яша Давиденко сидел на теплой крыше, прислонившись спиной к парапету, и никак не мог успокоиться. Для полной уверенности надо бы поменять позицию и еще раз рассмотреть то окно. Но с другой стороны, одна оплошность еще могла сойти с рук — его не успели толком рассмотреть, тем более без бинокля. Если же засекут второй раз, то это могло плохо кончиться.

 - Дьявол их знает, кто они такие! — тихо ругался он, передвигаясь на четвереньках к спасительной лестнице. — Может, мафия, а может, это люди Мельникова наблюдают за квартирой Донцова: его окна как раз выходят на эту сторону. Но в любом случае, встревать в такие дела опасно…

 Добравшись до своей квартиры, секретный агент тихонько закрыл входную дверь, запер ее на все замки, накинул цепочку и только после этого перевел дух.

 «Как хорошо было раньше! — тоскливо думал он, расшнуровывая кроссовки. — Сидел в своем агентстве и ничего не знал ни об этом проклятом «Легионе», ни о Мельникове и его конторе. Я их не трогал и ко мне никто не цеплялся…»

 Шнурки затянулись в узел и Давиденко снова начал нервничать, пытаясь его развязать.

 «Дня теперь не проходит без приключений. Скучно тебе было раньше, не хватало острых ощущений в жизни? Всё шпионские романы и детективы почитывал? Радуйся: теперь этого добра завались! Конца краю этому «веселью» не видно. Адреналин, наверное, литрами стал вырабатываться… Если я когда–нибудь выпутаюсь из этой истории, то, точно — поменяю все свои детективы и шпионские романы на книги о животных. Родной дядя Лёвы Березина давно предлагает такой обмен. Ему досталась в наследство целая библиотека о животных, а он, как и я, детективы любит. Вот пусть и читает, а с меня — хватит!»

 Давиденко раздраженно зашвырнул снятую кроссовку и принялся расшнуровывать вторую.

 «Сыт я этим дерьмом по горло! Буду лучше читать «Жизнь животных» Брема: не в пример более спокойное и полезное занятие. Ведь если вдуматься, то самый что ни на есть кровожадный аллигатор или даже бенгальский тигр–людоед это агнец божий по сравнению с Мельниковым…»

 Он нашел в углу прихожей первую кроссовку и аккуратно поставил пару на низкую полку для обуви.

 − Может, тигр и сожрет кого–то с голодухи, − с сомнением прошептал Яша, − но ведь до инфаркта доводить или издеваться над своей жертвой не станет… Нет более подлого, коварного и алчного вида животных, чем сами люди. Нет и никогда не было!

 

 

 

 Глава 14. ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ  

 Подполковник ФСБ Александр Ефимович Мельников попеременно то включал, то выключал настольный вентилятор. Как только лопасти вентилятора останавливались, он щелкал одной из клавиш и снова до него докатывалась волна влажного и теплого воздуха — день был жарким и душным.

 На столе лежала открытая папка, в которой были собраны материалы об организованной группе Армена, или как они себя сами называли — «бригаде» Армена. Армену было 44 года, у него было уголовное прошлое и, соответственно, несколько судимостей. У этой «бригады» было несколько направлений «бизнеса». Самым важным источником доходов был Морской вокзал: именно туда прибывали многочисленные челноки со своими неподъемными чувалами из Турции или Греции. Они исправно платили более или менее терпимые «пошлины», которыми Армен облагал их товары. Эта же группировка контролировала и авторынок.

 В последние годы «бригада» Армена стала весьма активно приторговывать наркотиками. Но эта ниша на черном рынке была занята: большую часть этого бизнеса контролировал Князь. По этому поводу между их группировками уже возникали серьезные разборки, в том числе и с применением оружия…

 Мельников щелкал выключателем вентилятора и продолжал свои невеселые размышления. Если бы ему нужно было разобраться с «бригадой» Армена, то это он смог бы сделать. С Князем, к примеру, тоже можно было попробовать разобраться. Но тут легкой победы не предвиделось: группировка была достаточно мощная и опасная. Но проклятый «Легион» был крепким орешком, у Шувалова было больше и людей, и средств. Впутывать же в такие разборки сторонние силовые структуры было рискованным — могли вскрыться собственные нелегальные операции.

 Положение было сложным. С одной стороны, Маркин жаждет крови Шувалова. С другой — Шувалов со своим непотопляемым «Легионом»… Противник весьма опасный. А под танк бросают его, Мельникова. Здесь, как минимум, требуется особый подход. Самое правильное это попытаться сначала ослабить и обескровить мощную группировку. И, по возможности, не своими руками. Шуваловский «айсберг» просто так не потопишь. Да и на внезапность такой акции рассчитывать не приходиться. Спецслужбы «Легиона» не даром хлеб едят — свое дело они знают.

 При таком варианте развития событий сам Шувалов и его боевые группы уйдут в подполье и станут практически недосягаемы для Управления. Им, к примеру, вполне по силам разобраться если не со всем Управлением, то по крайней мере с каким–то подполковником. Чихать они хотели на звания и должности! Если их загнать в угол, они на это не посмотрят. И смысл в такой тактике есть: должность должностью, а голова у человека все же одна, будь он хоть подполковник, хоть генерал. Поэтому следующий человек, который займет освободившуюся должность, сильно призадумается, прежде чем начинать делать резкие телодвижения…

 «ФСБ это уже давно не КГБ, — с неудовольствием думал Мельников. — Денег отпускают все меньше, задерживают жалование. Вот какой умник додумался экономить на госбезопасности? Нам что, как шахтерам объявить забастовку и стучать фуражками с синими околышами по асфальту у «Белого дома»? Или, может быть, объявить мораторий на отлов шпионов и террористов, пока не выплатят жалованье? А ведь когда–то Комитет был самой влиятельной структурой. Это было своего рода государство в государстве. Название — и то поменяли! Можно, конечно, переименовать КГБ в ФСБ, да ведь не в названии же дело? «Не важно какого цвета кошка — главное, чтобы она ловила мышей».

 Мельников с досадой затушил окурок в переполненной пепельнице, захлопнул папку и процитировал вслух строчку из мультфильма:  - Нормальные герои всегда идут в обход.

 Фраза имела для него несколько иной смысл, чем для прочих штатских, ибо она, по странному совпадению, довольно точно отражала специфику его учреждения.

 «Лобовые атаки и отчаянные кавалерийские наскоки это не по нашему профилю, — подумал он. — Здесь нужно действовать с головой и очень осторожно… Для начала нужно столкнуть лбами этих доморощенных «мафиози» — пусть они сами себе кровь пускают и вцепляются друг другу в глотки. И чем больше они ослабят друг друга, тем лучше. А моя задача — подливать масла в огонь. Чтоб лучше горело. Нужна междоусобная война и, по возможности, кровопролитная…»

 Мельников почти час обдумывал эту идею и пришел к выводу, что это довольно перспективное дело. Интересы группировок Шувалова, Князя и Армена местами пересекались  это давало шанс стравить их между собой.

 Между Князем и Арменом уже возникали стычки из–за наркоты. Отношения Князя с Шуваловым были еще хуже: у них была общая территория и они никак не могли поделить центр города. Вялотекущая вражда, вообще–то, не прекращалась между ними никогда. Но пока удача сопутствовала «Легиону».

 «Фортуна, она же Удача — дама без определенного места жительства и весьма капризная во всех отношениях, — заметил про себя умудренный жизнью Мельников. — Сегодня она на твоей стороне, мило улыбается, строит тебе глазки и посылает воздушные поцелуи… А завтра вполне может показать одно место, что пониже спины… Войну нужно спровоцировать любой ценой и повод для нее должен быть серьезным. Здесь есть, над чем подумать, вариантов много».

 Подполковник вытащил из сейфа стенограммы прослушивания и сводки группы наружного наблюдения и принялся в который раз их перечитывать. «Жучок», установленный у Давиденко, прослушивал только часть квартиры Донцова. Качество записи было неважным — в стенограмме было много пробелов, но в целом, ничего интересного не было. Тоже самое можно было сказать и о лазерной аппаратуре прослушивания, расположенной в доме через дорогу.

 Из стенограммы разговоров Донцова можно было сделать только один полезный вывод: ничего лишнего он не говорит. Технически, лазерная аппаратура позволяла прослушивать все основные помещения квартиры Донцова. Однако как только там появлялся Свиридов, так тут же на запись накладывалась громкая музыка, которая сильно мешала. Видимо, Свиридов быстро понял, что за квартирой Донцова установлено наблюдение и уже успел принять дополнительные контрмеры: заменил обычную входную дверь на стальную с мудреными замочками и установил сигнализацию. Так, на всякий случай. Да только Свиридов просто так ничего не делает. В свое время прошел отличную школу: в КГБ он дослужился до капитана. Если бы не уволился, был бы уже майором или даже подполковником. Парень очень способный.

 Кроме того, он очень неплохой психолог. Что, правда, и неудивительно: этот парень учился на факультете психологии МГУ. И хотя учился он весьма посредственно, а пару раз и вообще едва не вылетел из университета, диплом всё же получил. В юности был оболтусом и шалопаем каких мало, а вот сумел стать незаменимым человеком в Корпорации.

 «А по мне, — усмехнулся про себя Мельников, — лучше бы он закончил свой университет с красным дипломом, как Давиденко–младший, или Высшую школу с отличием, как Маркин. С такими умниками у меня обычно проблем не возникает и логику их поступков понять намного проще. Вот тот же Давиденко, его вполне можно использовать в игре с «Легионом». Во–первых, он уже имел контакт со Свиридовым, что важно. Во–вторых, он случайно оказался соседом Донцова, а тот постоянно общается с тем же Свиридовым. Это хотя и тонкая, но все же ниточка. Ведь именно Свиридов курирует в «Легионе» нелегальные операции. Кроме того, он близкий друг Шувалова. Теперь еще зачастил в дом Донцова. Но здесь его интерес понять несложно: Оксаны красивая девица, вот он и вьется вокруг нее. Но надо заметить, у него хороший вкус».

 Подполковник еще раз перечитал оперативную сводку. Надежды на то, что с помощью прослушивания квартиры Донцова, удастся получить важную информацию было немного. Но и убирать «жучки» было пока преждевременно.

 «Они знают, что мы знаем, а мы знаем, что они знают… Еще неизвестно кто кого переиграет в эту старую игру, — подумал Мельников и вновь вернулся к оперативным донесениям.

 Был там один неясный момент, который никак не хотел укладываться в общую схему: «В 23.10 на крыше дома Донцова, за парапетом, была замечена чья–то рыжая, лохматая голова. Этот человек, мужчина или женщина — точно установить не удалось, вел наблюдение в бинокль за противоположным домом. Как только появилась луна, голова почти сразу исчезла за парапетом. Фотоснимок сделать не удалось…»

 «Только мне психов не хватало, которые сидят на крыше с биноклями и наблюдают за какой–нибудь не слишком осторожной бабенкой, когда та в чем мать родила шастает по своей квартире, — недовольно подумал подполковник. — На людей Шувалова это совсем не похоже. Скорее всего, действительно, псих с эротическим сдвигом по фазе. Такие тоже встречаются. Как–то был в порту еще более занятный случай. Какой–то молодой парень по ночам подкрадывался к проходной на причале, а там в ВОХРе работали женщины, снимал с себя штаны и демонстрировал обалдевшим охранницам свое мужское достоинство. Чем и пугал их до полусмерти. Его долго не могли поймать, а хитрые менты обратились в нашу контору: «Может быть он специально отвлекает внимание охраны — там ведь режимная территория — и помогает кому–то незаметно пробраться на иностранное судно? Это по вашему профилю, доблестные чекисты! Вам и заниматься этим шпионским делом». Отловили того «стриптизера», оказалось — просто псих, у него даже справка была… Не помню, как та болезнь называется, но кроме тяги к публичному стриптизу больше она ни в чем не проявляется. А к женщинам такие психи сами боятся подходить слишком близко. В общем, они считаются вполне безобидными, поэтому в дурдоме их не держат».

 Хозяин кабинета подошел к окну, без всякого любопытства взглянул на фигурки людей, прогуливающихся по соседнему скверу, и вернулся к своим размышлениям:  «С Давиденко получилось неплохо, похоже, его и сейчас трясет от страха. Ничего, пусть походит в шкуре Джеймса Бонда, узнает почем фунт лиха. Тоже мне, умник выискался: «Да какой из меня тайный агент?! Я и детективы или шпионские романы никогда не читаю. Ничего, мол, в этом не смыслю…» Вот только в своей квартире держит два книжных шкафа с этими самыми детективами: не иначе как его жена перед сном читает…»

 Была у Мельникова и еще одна тема для размышлений, которая словно заноза сидела в его сознании. Ему не давал покоя провал последней нелегальной операции с переброской оружия на Кавказ: «Последняя партия перевозилась на трех военных «КамАЗах» и сначала всё шло хорошо. Первую часть партии автоматов передали получателю без проблем. Второй «КамАЗ» ночью попал в засаду и был обстрелян чеченскими боевиками. После ожесточенной перестрелки чеченцы отошли, но серьезного ущерба не нанесли. В конечном итоге и эту часть доставили заказчику. Люди «Легиона» прямого участия в нападении не принимали. А вот «слить информацию» о передвижении колонны с оружием какой–нибудь чеченской группировке они могли. Оружие для чеченцев самая желанная добыча, охотников долго искать не надо. Маркин прав: без «Легиона» здесь не обошлось. Боевики знали о маршруте, боевом охранении и времени операции — поэтому место для засады выбрали правильно. Единственное, чего они не знали, так это то, что за час до нападения старший группы приказал усилить боевое охранение вдвое. Это и не позволило боевикам захватить наших людей врасплох. В тот раз обошлось без потерь, если не считать двух легкораненых».

 Мельников закурил сигарету и вернулся к своим воспоминаниям: «Но последний «КамАЗ»… Оно, конечно, на войне как на войне: минируют дороги, устраивают засады… Но что–то тут не стыкуется. Тяжелый грузовик подорвался на фугасе и слетел с горной дороги в глубокое ущелье. Водитель сержант и прапорщик погибли на месте…»

 Подполковник вздохнул: «Хорошие были ребята. Всего лишь год назад я гулял на свадьбе у прапорщика и даже обещал быть крестным отцом, если у него родится пацан. Такой был уговор… А теперь осталась его вдова… Да еще, как выяснилось уже после похорон — в положении. Ее муж об этом не знал, я — тем более. И теперь уже неважно, кто родится — пацан или девка — крестным мне быть в любом случае. Эта смерть на моей совести. Выплатили вдове пособие, оформили пенсию да еще собрали по Управлению немного денег, кто сколько мог — вот пока и вся помощь. Шеф обещал помочь ей с жильем, да только когда это будет…»

 Мельников с сомнением покачал головой.

 «Сержант женат не был, совсем молодой был парень. Это тоже на моей совести… Взрыв был такой силы, словно взорвали не обычный снаряд или противотанковую мину, а килограмм пятьдесят тротила — восемь человек в бронетранспортере получили контузии… Странно, что головной БТР проскочил тот участок, а грузовик подорвался. Но фугас мог быть и управляемым — поди, теперь разберись. Партия оружия в том «КамАЗе» на девять десятых состояла из новейших автоматов АК–74Н с подствольными гранатометами и ночными прицелами, поэтому и стоимость уничтоженного оружия почти равнялась стоимости оружия в двух первых «КамАЗах». При взрыве пострадал замыкающий БТР — ему осколком заклинило крупнокалиберный пулемет. Здесь еще одна загадка: этим осколком оказался ржавый затвор от автомата. Экспертиза только запутала суть дела: номер затвора соответствовал автомату Калашникову АК–47… семьдесят третьего года выпуска. Откуда там взялся «чермет», который по документам когда–то принадлежал одной из войсковых частей, дислоцированной в Армавире?»

 Об этих странных обстоятельствах Мельников не стал информировать полковника Маркина, решив сначала сам разобраться с этой запутанной историей. Поэтому еще неделю назад он в тайне от Маркина отправил в то ущелье трех своих надежных товарищей, которым он полностью доверял. Старшим группы был Хопёр, его старый друг и опытный в таких делах офицер. Задание у них было сложным и опасным: они должны скрытно обследовать участок горного ущелья, где подорвался «КамАЗ» и по возможности найти какие–либо доказательства, подтверждающие или опровергающие его смутные догадки.

 «Не сходятся в этой истории концы с концами. Если чеченцы действовали по чьей–то наводке, то зачем они взорвали грузовик? — размышлял Мельников. — Для них более естественным было бы уничтожить бронетранспортеры и захватить в качестве трофея десять тонн оружия. Они могли, конечно, ничего не знать о партии оружия и просто взорвать то, что посчитали нужным… В этой истории есть три странных момента. Первый: взорван грузовик, бывший в середине колонны, а не головной или замыкающий бронетранспортер, как они обычно делают. Второе: взрыв был слишком мощным. Ни от «КамАЗа», ни от партии оружия практически ничего не осталось. И наконец, третье: откуда там взялся тот проклятый затвор от давно списанного автомата? Маловероятно, что эту железяку прикрутили к фугасу для увеличения поражающей силы — там и без того осталась в скале воронка в три метра глубиной. Слишком много в этой истории загадок. Может, кто–то хотел меня подставить? Но зачем?..»

 Хрюкнул селектор внутренней связи и скрипучий голос Маркина произнес:  - Зайди ко мне! Ты мне нужен.

 «Можно подумать, что ты иногда зовешь меня просто так, кофейку попить», — огрызнулся про себя Мельников и стал убирать служебные бумаги со своего стола.

 

 

 

 

 Глава 15. ТОЛЬКО СМЕРТЬ РАЗЛУЧИТ НАС  

 Роман с Оксаной Донцовой развивался бурно и сначала это даже пугало Свиридова. Он довольно быстро понял, что в девушке сочетаются качества сами по себе нередкие, но редкость как раз и заключалась в их сочетании. Она красива, стройна, достаточно умна, но скромна, порядочна и даже застенчива. Кроме того, как он заметил еще в их первую встречу, она не была вульгарна и развязна. Не было в ней заметно и излишней меркантильности. Но именно отсутствие вульгарности, развязности и циничной меркантильности, оказались решающими факторами для Свиридова. И он влюбился, чего с ним давно уже не случалось.

 Всё ему нравилось в Оксане: и фигура, и походка, и лицо, и волосы, и голос. И ее манера поворачивать голову, улыбаться, говорить или молчать. И как она доверчиво заглядывала ему в лицо, а он тонул в ее больших, зеленоватых глазах редкого миндалевидного разреза. Тонул словно в бездонном омуте… Или как она умела заразительно и звонко смеяться. Ему нравился ее переливчатый, мягкий смех. Ему нравились ее роскошные каштановые волосы, отливающие медью. Нравился запах ее бархатистой кожи, слегка тронутой загаром… Он понимал, что не бывает людей без недостатков, но он их пока не видел.

 Даже ее имя, и то ему нравилось. А в этом отношении у него были какие–то непонятные комплексы, которые он даже не знал, чем и объяснить. Видимо, это было связано с какими–то забытыми эпизодами из его детства или юности. Он не мог объяснить, почему такие женские имена как Лидия, Алла, Эмма и даже Ирина всегда вызывали у него какую–то настороженную, негативную реакцию. Странно, но из всего многообразия женских имен только немногие с самого начала несли в себе внутреннюю симпатию, теплоту и доверие. Имя Оксана входило в этот привилегированный список. В целом же, Вадим был довольно привередлив по отношению к женщинам. Они это чувствовали, но никакие их ухищрения не смогли всерьез и надолго завоевать его сердце. Он никогда не был женат.

 Уже при первой встрече Оксана произвела на Свиридова сильное впечатление. Но чем ближе он ее узнавал, тем всё сильнее проникался к ней не только любовью, но и уважением. Она оказалась не только не глупа и не легкомысленна, но и начитана. С ней можно было говорить на разные темы, и всегда Вадим открывал в ней какие–то новые стороны и грани ее многочисленных достоинств. Но, пожалуй, самым удивительным ее качеством была способность к дружбе. Что для девушки ее возраста и внешности крайне редкое явление. Свиридов чувствовал, что для нее их роман был больше чем роман: эта была прелюдия к более серьезным и глубоким чувствам. Он был старше ее на пятнадцать лет, но ни его, ни ее эта разница в возрасте не смущала.

 Вместе они смотрелись просто потрясающе: элегантный, спортивный и уверенный в себе мужчина и обворожительно красивая, грациозная и стройная молодая женщина. Где бы они не появлялись, сразу приковывали к себе внимание людей. И мужчин, и женщин. Но если Вадим не без превосходства ловил на себе завистливые взгляды знакомых и незнакомых мужчин, то Оксане не нравилось, что женщины холодно и надменно ее рассматривали и шушукались за спиной.

 По этому поводу между ними даже возникали мелкие размолвки, когда она не хотела идти в ночной клуб, ресторан или казино. На театры это не распространялось. Видимо, потому, что когда тушили свет в зале, то ее оставляли в покое завистливые взгляды женщин и бесцеремонные — мужчин. Вадиму сначала казалось, что светская жизнь вскружит ей голову и она бросится в этот мир удовольствий и развлечений. Но он не угадал. Новизна ощущений быстро прошла, а потом это ее начало тяготить.

 - Знаешь, Вадим, — говорила она, — не нравятся мне эти люди. Они какие–то ненастоящие. Женщины всё время притворяются, сплетничают за спиной. Мужчины говорят комплименты, а сами раздевают глазами — я же чувствую. После этих раутов я по часу отмываюсь в ванной. Мне кажется, что их липкие взгляды приклеились к моей коже.

 Свиридов во многом был с ней согласен. Ему тоже эти великосветские рауты особого удовольствия не доставляли.

 - Хорошо, моя любовь, больше не будем ходить по этим сборищам. Если тебе больше нравится гулять по лесу, или бродить по горам — и того, и другого здесь хватает. Но можно выйти на яхте в море, загорать на частном пляже, ловить рыбу, играть в теннис… Да мало ли чем можно еще заняться?

 - А у тебя есть настоящая яхта?

 - У меня нет. А у моего друга есть. Он разрешает мне ей пользоваться. Если хочешь, можем даже отправиться в круиз. В Грецию или Италию.

 - Хочу! Давай устроим свадебное путешествие! — загорелась Оксана новой идеей и обвила изящными руками крепкую, загоревшую шею Вадима.

 Две недели она серьезно и самозабвенно готовилась к свадьбе. Заказывала ткани и наряды, много часов проводила на примерках и в салонах красоты. Тщательно и придирчиво составляла меню праздничного обеда и программу развлечений. Вникала во все мелочи и тонкости убранства особняка, заказывала цветы, гирлянды, китайские фонарики и много всякой всячины.

 Свиридов не мешал ей и по–своему понимал: ведь свадьба для невесты является самым ответственным и судьбоносным событием. Если, конечно, не считать будущего рождения ребенка. Он со стороны наблюдал, как она радуется каждому доставленному в особняк заказу, и радовался вместе с ней. Он был не столь эмоционален, как она, и в чем–то даже завидовал ей. Как мало ей было нужно, чтобы искренне радоваться жизни: будь то ваза для цветов, белые шелковые перчатки или подаренный сиамский котенок. Она радовалась всему с такой подкупающей непосредственностью, как могут радоваться только дети.

 «Как хорошо, — думал Свиридов, — что она не знает изнанки нашего мира. Не знает боли, крови, грязи и нищеты. Не знает подлости, насилия, несправедливости. И хорошо, что не знает. Может быть, хоть одного человека, любимого человека, мне удастся оградить от жестокости внешнего мира».

 В целом, Оксана не была слишком настойчивой или привередливой — здесь ей да своего будущего мужа было далеко — но в отношении самой свадьбы проявила непонятное упрямство. Против венчания в церкви Свиридов ничего не имел, ему нравился торжественный и красивый обряд венчания, а вот по поводу количества гостей они разошлись диаметрально. Вадим хотел закатить пир на весь мир, а Оксана хотела, чтобы на свадьбе присутствовали только самые близкие родственники и друзья. Жених хотел пригласить на свадьбу человек двести, а невеста — человек пятнадцать. И сколько Вадим не доказывал, что свадьба это праздник, Оксана осталась при своем мнении: свадьба это сугубо семейное торжество. Единственную уступку, которую удалось выторговать — это увеличение числа гостей до двадцати двух человек.

 - Но почему именно двадцать два человека? — недоумевал Свиридов. — Почему не двадцать пять или двадцать девять?

 - А потому, милый, что двадцать два и жених с невестой будет как раз двадцать четыре. То есть — две дюжины. Очень хорошее, счастливое число.

 - А тридцать шесть чем хуже? — допытывался Вадим, когда с удивлением обнаружил, что его невеста ужасно суеверна.

 - Нечетное число дюжин. Плохая примета…

 - Ну, ладно. А сорок восемь? — зашел жених с другого края. — Чем не нравится? Чет, четыре дюжины…

 - Это уже будет не семейное торжество, а народное гуляние.

 - Саночка, милая, но как же я объясню твои вздорные суеверия своим друзьям? Я же не смогу их пригласить на свадьбу, и они всерьез на меня обидятся.

 - Ты хочешь сказать, что у тебя сто человек настоящих друзей?

 Этот вопрос смутил Свиридова, он не сразу нашелся, что ответить:  - Ну не все они друзья… Есть же еще приятели, знакомые…

 - Так в чем проблема, милый? — несокрушимо стояла на своем невеста. — Пригласи их на мальчишник. Хоть сто, хоть двести человек. На них приметы не распространяются.

 После этого разговора Свиридов долго сидел около бассейна и задумчиво смотрел на неподвижную голубую воду: «Кто мог подумать, что она до такой степени суеверна? Никогда не замечал в ней чрезмерного упрямства, а тут как подменили. Двадцать два человека — и точка! Вот что хочешь делай, а она будет стоять на своем. С ее стороны будет всего шесть человек, значит моя «квота» — шестнадцать. Да, Шувалов сильно удивится, и не только он один… Ладно, раз уж это так важно для нее, пусть будет, как она хочет. Тут точно не обошлось без мистики и женской интуиции. А потому любые здравые доводы здесь бесполезны».

 

 Свадьба состоялась, и на ней присутствовало всего двадцать четыре человека, включая жениха и невесту. Но несмотря на небольшое число гостей, она прошла весело и ярко. Венчание в храме прошло торжественно, но Оксана снова его удивила. Она была так серьезна, так ответственна и строга, что Вадиму даже стало неловко за себя. Он воспринимал пышную церемонию как традиционный обряд, она же — как роковую черту, за которой возврата назад уже не будет. Похоже, слова «только смерть разлучит нас» она понимала буквально.

 Еще через два дня молодожены отправились в свадебное путешествие. Но еще до отплытия Оксана опять удивила мужа. И нельзя сказать, что это удивление было приятным. Она оказалась невероятно ревнивой. Даже взгляд, мельком брошенный в сторону какой–нибудь более или менее симпатичной женщины, не оставался незамеченный со стороны жены. Она это мгновенно замечала, и на ее лице тут же появлялось такое выражение, как будто бы муж согрешил прямо на ее глазах.

 «Ничего удивительного, — без особого энтузиазма думал по этому поводу Свиридов, — если в ней столько достоинств, то должны быть и недостатки. Два недостатка уже проявились — суеверие и ревность. Будем надеяться, что к ним добавится всего один или два…»

 

 Белоснежная яхта «Lucky Star» под всеми парусами гордо рассекала лазурные воды, лавируя среди многочисленных островов и островков Эгейского моря. Яхта редко приставала к берегу и большую часть времени молодожены проводили на ее борту. В память о незабываемом круизе Оксана подарила мужу странный подарок — нить, туго сплетенную из шелка белого, красного и черного цвета.

 - Это убережет тебя от несчастий, — сказала она Вадиму и через голову надела на него талисман. — Я сама ее сплела и в ней нет ни одного узелка. — Потом крепко прижалась к нему всем телом, закрыла глаза и серьезно сказала: — Теперь ты мой навеки! А я — твоя. Ведь счастье и означает быть частью другого… — И едва слышно прошептала: — Только смерть разлучит нас. — Но этих слов ее муж не разобрал.

 «Опять какие–то женские суеверия», — подумал Вадим, но вслух ничего не сказал. Он нежно поцеловал жену, и они долго стояли обнявшись на верхней палубе. Легкий ветер трепал их одежду и волосы, и им казалось, что счастье их безмерно как это ласковое море.

 Но их безмятежное счастье длилось всего две недели. Потом пришла шифрованная радиограмма от Шувалова. Чета Свиридовых прервала свое путешествие и самолетом вернулась в Россию. Происходящие в городе N события требовали личного присутствия Вадима Свиридова.

 

 

 

 Глава 16. ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ  

 Семен Ветвицкий, полный мужчина лет 55–ти, занимал важную должность в Городской телефонной сети. Проще говоря, он заведовал в своем царстве телефонными номерами и именно от него зависело, кто и когда получит свой заветный номер. Над ним, конечно, было начальство, но все, что оно подписывало, оно получало из его пухлых рук.

 Кроме общей очереди на установку телефона, было еще несколько льготных и «специальных». Непосвященному человеку было трудно понять сам принцип продвижения очередников по той или иной очереди. Одни получали заветный телефон через три года, другие — через два месяца. Много было очередников, которые «стояли» в этой пресловутой очереди 10, 15 и даже более лет. Встречались и рекордсмены, которые не иначе как задались целью попасть в знаменитую Книгу рекордов Гиннесса, в раздел «самая длинная очередь на установку телефона». Если, конечно, такой раздел в той книге появится, а очередники успеют получить телефон еще при жизни. Но были и отдельные счастливцы, которые снимали трубку со своего домашнего телефона уже через несколько недель или даже дней, и вовсе не для того, чтобы лишний раз удостоверится в мертвой тишине. Совсем нет — телефоны их исправно работали.

 Если бы никаких льготных и особых очередей не существовало и очередь была всего одна, то и в этом случае должность Ветвицкого оставалась бы важной и доходной. Давно замечено, что чем сложнее и запутаннее правила, тем легче из этой путаницы извлечь ощутимую выгоду или пользу. Надо только очень захотеть и все получится…

 Семен Вениаминович как раз и был тем кудесником, который легко и просто извлекал эту самую выгоду. Причем делал он это виртуозно. Если бы ему в голову пришла блажь демонстрировать свое искусство публично, так, как это делают, например, иллюзионисты в цирке, то благодарные зрители просто бы визжали от восторга, а пресловутые «наперсточники», определенно, зеленели бы от зависти. Попробуйте накрыть телефон, ну скажем, ведерком и быстро поменять его местами с точно такими же, но пустыми ведерками. Вряд ли вам удастся кого–нибудь надуть: телефон не шарик, его так просто из–под ведерка не умыкнешь.

 У Ветвицкого же техника таких манипуляций была отработана до совершенства, и никакие стаканчики или ведерки ему для этого не требовались. В его ловких руках телефонные номера, как карты в руках фокусника, то появлялись ниоткуда, то исчезали неизвестно куда. Появлялись в одной очереди и исчезали из другой. Очень простой фокус. Были в его репертуаре и куда более сложные трюки: исчезали номера из нескольких очередей сразу и уже нигде не появлялись вовсе: терялись где–то в неведомых безднах виртуальной реальности. Мог он сделать и наоборот, но зачем? От обратных манипуляций никакой выгоды не было. А облагодетельствовать людей просто так, за красивые глаза, он считал непростительной глупостью и дурным тоном.

 

 Был чудный летний полдень и легкий морской бриз нежно шевелил редкие седеющие волосы Ветвицкого. Семен Вениаминович расположился в удобном легком шезлонге в тени старого развесистого дерева, с задней стороны своего загородного трехэтажного дома. Была суббота, и он наслаждался в своем саду заслуженным отдыхом. Его жена уехала в город на своем «Фольксвагене», а дети и внуки еще с утра отправились на море.

 Сам хозяин морских процедур не любил, и вовсе не потому, что живот его достиг весьма солидных размеров. Он не любил морскую воду именно потому, что она была морской, то есть — соленой. После купания от такой воды образовывался очень тонкий налет соли, который раздражал и стягивал его нежную белую кожу. Против пресной воды он ничего не имел. Поэтому время от времени барахтался в построенном на американский манер бассейне, облицованном зеленоватой, с прожилками, мраморной плиткой. В бассейн вела удобная лестница и он без особых проблем выбирался из него в спасительную тень. Заходить же в море и выбираться из него на берег было сущим наказанием: вся прибрежная полоса была усеяна скользкими от водорослей камнями. Поэтому, хотя море и плескалось всего в сотне метров от его дома, он никогда в нем не купался. Выходить из моря как собака на четвереньках, а потом еще и чесаться — это было не для него. В своем саду он чувствовал себя намного комфортнее и уютнее. К его услугам плавательный бассейн с теплой водой, шезлонг и даже небольшой телевизор, стоящий на стуле в тени старой черешни.

 Подошел крупный черный дог по кличке Мальчик и положил свою большую голову на колени хозяину. Ветвицкий почесал его за ушами, слегка потрепал за слюнявую щеку и выделил со стола для своего любимца кусок сырокопченой колбасы. Есть колбасу дог однако не стал и утащил ее за угол дома, где для него была устроена летняя лежанка.

 Семен Вениаминович смотрел выпуск новостей и качал головой: если верить дикторам, то в стране вообще ничего интересного и заслуживающего внимания не происходит. Так, мелочь одна, если не считать шахтеров, которые опять бузят, и очередного самолета, разбившегося где–то на Дальнем Востоке.

 - «Ту–сто–четыре» — самый быстрый самолет, «Ту–сто–четыре» никогда не подведет…» — медленно и тягуче пропел он на мотив популярного похоронного марша крамольный куплетик тридцатилетней давности.

 Через три недели у него начинался отпуск, а он так и не решил, где его провести.

 «Но самолетом я не полечу, — подумал он. — Уж больно часто они стали падать. Чуть не каждую неделю… Прямо как в «Бермудском треугольнике». Лучше — поездом, в спальном вагоне. И удобней, и надежней…» — За спиной он услышал какие–то шорохи и сопение.

 - Это ты, Мальчик? — спросил хозяин умиротворенно и лениво.

 - Да уж точно не девочка! — совершенно неожиданно услышал он в ответ чей–то низкий хрипловатый голос.

 Удивиться он не успел: в следующую секунду чьи–то сильные и грубые руки залепили ему рот липкой лентой, накинули на голову мешок из темной ткани и скрутили руки и ноги той же липкой лентой. Затем его вытряхнули из шезлонга и куда–то потащили.

 Ветвицкий, наконец, опомнился, стал мычать и отбиваться от неведомых похитителей. Но сделать уже ничего не мог — его крепко держали. Он попытался еще раз освободиться, но получил столь болезненный удар по копчику, что глухо взвыл и прекратил свои бесполезные попытки.

 - Тяжелый боров, — среди дружного сопения услышал он над своей головой, — центнер с гаком, не меньше! — и понял, что его куда–то грубо запихивают. Затем он почувствовал спиной твердую поверхность, и чужие руки оставили его в покое.

 «Я в машине!» — догадался он по слабому специфическому запаху и колебаниям жесткого пола под его спиной и только теперь он испугался по–настоящему. Мысли беспокойным вихрем метались в его голове: «Зачем они меня похитили? Что им нужно? Кто они такие?»

 Он перестал дергаться, это было бесполезным занятием, и лихорадочно припоминал позавчерашний разговор в его собственном кабинете.

 Случилось это как раз в обеденный перерыв, когда все служащие разбрелись по своим делам, и он оставался один. Когда в его служебном кабинете появилось сразу четыре негра, он сначала опешил от удивления, но быстро сообразил, что негров с белыми руками не бывает. Просто на головах у всех бандитов были натянуты черные капроновые чулки. Как только они вошли, они тотчас же заперли дверь.

 Начали они с предупреждения, чтобы вел себя смирно. Иначе им придется сделать ему очень болезненную «ваву», что на сегодня не входит в их обязательную программу визита. Но они могут сделать исключение и начать с программы показательной. Если этого хочет их клиент. Ветвицкий не хотел и благоразумно считал, что в данной ситуации звать на помощь было бы не самым лучшим решением.

 Тему для разговора они выбрали крайне неприятную для хозяина кабинета: их интересовали детали махинаций с телефонными номерами и еще кое–какие вещи, о которых он не хотел и вспоминать. Кричать и звать на помощь он боялся: кто знает, что на уме у этих отъявленных головорезов? А если действительно заедут по уху или, того хуже, пырнут ножом? Поэтому он тянул время и прикидывался дурачком: на все вопросы отвечал, что не знает, о чем это они…

 - Может быть, ты и Лёву Березина не знаешь? — с издевкой спросил главарь.

 - Не знаю я никакого Лёву, — продолжал отпираться по инерции Ветвицкий, но вовремя спохватился: стол Березина стоял в соседней комнате. — Как вы сказали? Лев Березин? Ну как же, его я знаю — это мой подчиненный, — быстро поправился он, похолодев. «Что он успел наговорить этим бандитам? — с тревогой думал Ветвицкий. — Лёва в курсе некоторых дел. Кроме того, он на редкость недалекий и упрямый человек…»

 Дальнейший разговор, как выражаются дипломаты, носил неконструктивный характер, стороны никак не могли прийти к консенсусу.

 - Ну, что ж, Семен Вениаминович, тем хуже для тебя, — с явной угрозой закруглил «дружескую беседу» бандит и добавил с каким–то непонятным злорадством: — Мы не прощаемся. Думаю, скоро увидимся вновь…

 После их ухода Ветвицкий вздохнул с облегчением и схватился за телефон. Но передумал и медленно положил трубку. Своей охраны в здании не было, а звонить в милицию не имело смысла. Пока приедет наряд, можно еще десять раз спокойно войти и выйти из здания. Еще немного поразмыслив, хозяин сделал только один короткий телефонный звонок.

 

 Ветвицкий покинул свой кабинет и через десять минут имел частный разговор с первым заместителем прокурора Ефимом Семеновичем Лесневским.

 - Ну, чем я могу помочь, Семен? Можно, конечно, написать заявление, но это вряд ли что даст. Ты не можешь даже описать их внешность. Кого искать? Четверых бандитов с черными чулками на головах? Вряд ли они разгуливают по городу в таком экзотическом наряде…

 - Но кто они такие? — спросил Ветвицкий с некоторой надеждой.

 - А дьявол их разберет! Наверное, рэкетиры из какой–нибудь организованной или не очень, но преступной группировки. Их у нас несколько. Это крупных, а сколько мелких — точно никто не знает. Вот они постепенно и прибирают к рукам доходные предприятия.

 - Но ведь ГТС — не частная лавочка!

 - Им это без разницы… Главное, чтобы денежки водились. А ведь твоя контора по сути дела является монополистом в нашем городе. Установка телефонов это, надо полагать, весьма доходное дело, не так ли?

 Ветвицкий не счел нужным отвечать на каверзный вопрос и недовольно молчал.

 - Кстати, одно заявление касательно угроз и шантажа со стороны неустановленных пока лиц поступило от одного из работников ГТС. От гражданина… — Лесневский полистал перекидной календарь. — Ага, вот! …Березина. Ты его должен знать. — Ветвицкий удрученно кивнул головой. — Он сейчас в больнице, попал в автомобильную аварию при весьма сомнительных обстоятельствах… Но потом прислал свою мать и она забрала заявление. Вообще–то, копий таких заявлений только у меня целая пачка, но обычно сами пострадавшие забирают свои заявления на второй или третий день… Так вот, если это были обычные рэкетиры, то их, как правило, интересуют деньги или какие–то материальные ценности…

 - А что, есть еще какие–то другие? Необычные? — с досадой и удивлением перебил Ветвицкий заместителя прокурора.

 - Есть. Если это были люди из шуваловской группировки — а на Березина, по его словам, «наехали» именно они — то эта история может принять очень скверный характер. Деньги их интересуют постольку поскольку, гораздо чаще они преследуют какие–то свои интересы. На эту группировку поступает много жалоб и заявлений от пострадавших. Нередко заявители приводят описание внешности преступников, а иногда даже их фамилии или адреса. Но толку от этого пока никакого. А заявления, как я уже говорил, обычно забирают обратно. Ни прокуратура, ни милиция, как правило, этому не препятствуют. Если всем таким заявлениям давать официальный ход, то это только множит количество нераскрытых дел. Ну а за это, сам понимаешь, нас по головке не гладят.

 - И что, ни милиция, ни прокуратура ничего не могут сделать с обнаглевшими бандитами?

 - Против них нет прямых улик, а косвенные ничего не дают в плане доказательств вины подозреваемых. Если же случайно оказываются свидетели, которые могут опознать подозреваемых, то эти свидетели очень скоро начинают вести себя точно так же, как и сами потерпевшие. Преступники просто запугивают их или их родственников, и они отказываются от своих собственных показаний. «Мол, не уверен, темно или далеко было… Те, вроде, повыше или пониже ростом были…» Ну и так далее. Короче, Федот, да не тот. А вот если бы граждане твердо отстаивали свою гражданскую позицию, активно и добросовестно помогали правоохранительным органам в борьбе с преступными элементами, то давно бы было покончено с преступным валом и безнаказанностью.

 «Тебя послушать, — с раздражением думал Ветвицкий, — так граждане во всем и виноваты. «Гражданская позиция… активно… добросовестно…» Я вот тебе не чужой, а помочь ты мне не можешь. Потому они и забирают свои заявления, что не надеются на защиту государства. К каждому свидетелю или потерпевшему милиционера не приставишь… А вот разобраться с каждым отдельным человеком этим бандитам вполне по силам». — И добавил вслух:  - Мы же не на собрании, Ефим! Что ты мне политграмоту читаешь? Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушкой!

 Все эти воспоминания мелькали в голове Ветвицкого, пока похитители везли его в неизвестном направлении. И только теперь он с ужасом осознал смысл этого избитого выражения: «Я ведь даже не знаю, куда меня везут…»

 

 

 

 Глава 17. ЗАПЛЕЧНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА  

 …Машина, наконец, остановилась и Ветвицкого грубо выволокли наружу. Потом распутали ноги и куда–то повели. Они прошли по нескольким лестницам, последняя и самая длинная вела вниз.

 Когда ему освободили руки и сняли с головы ненавистный мешок, Ветвицкий испытал сильнейшее психическое потрясение. Какое–то время он только дико таращил глаза, вертел по сторонам взлохмаченной головой и щурился от яркого света. Дыхание стало частым и неровным, язык безнадежно прилип к гортани, вместо слов он издавал невнятное мычание.

 Он сидел на краю массивного, грубо сколоченного стола в центре большого помещения с высоким сводчатым потолком, покрытом копотью и сажей, а вдоль трех стен были расставлены жуткие средневековые орудия пыток! Он еще раз протер глаза — наваждение не исчезало… Он, ответственный и уважаемый работник, сидел на дубовом столе посреди настоящего пыточного застенка! В это невозможно было поверить!

 Однако поверить пришлось: здесь была и дыба с цепями, и кузнечный горн с раскаленными до бела клещами и какими–то железными крючьями жуткой, устрашающей формы, и небрежно оструганный, покрытый какими–то бурыми потеками острозаточенный кол, забетонированный нижним концом в пол… Были и другие, не менее ужасающие приспособления, названия которых Ветвицкий не знал. Большие и малые, стоящие вдоль стен и лежащие на грубых столах, но с одним и тем же зловещим назначением — это были орудия пыток.

 Редкие волосы шевелились на его голове, а животный, панический страх сжимал стальным обручем быстро бьющееся сердце. Он снова застонал и схватился руками за голову: дьявольское наваждение не пропадало! Хуже того, перед ним появился и палач в капюшоне с прорезями для глаз и рта, одетый в красный драный балахон, подпоясанный замызганной веревкой. Палач молча стоял возле массивной плахи, опираясь на длинную ручку топора, и внимательно изучал свою жертву. Все это было настолько дико, страшно и нереально, что Ветвицкий ущипнул себя за руку. Но и это не помогло — жуткое видение не исчезало.

 Коротко размахнувшись, палач вонзил топор в плаху. Потом подошел к горну, и, выхватив из него раскаленные клещи, приблизился к своей жертве.

 - Хорошо прогрелись, — вслух заметил он низким хрипловатым голосом. — Пожалуй, можно начинать. Итак, Семен Вениаминович, в прошлый раз ты валял дурака и жаловался на свою память. Тебе невероятно повезло: ты попал к лучшему специалисту в этой области. Здесь есть много средств, которые очень хорошо помогают от склероза. «Неизменно превосходный результат!» У нас большой выбор и мы даже идем навстречу пожеланиям своих клиентов. Если тебе, к примеру, не нравятся средневековые орудия пыток, то у нас найдется кое–что и посовременней. Специально для привередливых клиентов с утонченным вкусом.

 В голосе палача явно слышались злорадство и сарказм, и только теперь Ветвицкий начал понимать, что предвещали те же мрачные интонации в разговоре с бандитами в его собственном кабинете в обеденный перерыв.

 - Есть допотопная бормашина, от воя которой некоторые слабонервные люди почему–то теряют сознание, — продолжал нагонять страх заплечных дел мастер в средневековом костюме. — Или вот, гидравлический пресс, который шутя дробит кости и раскалывает черепа как гнилые орехи, — с гордостью добавил он и указал рукой на громоздкое сооружение в углу комнаты. — Есть даже микроволновая печь, изготовленная по спецзаказу. Если ты настоящий гурман, то сможешь испытать на собственной шкуре, что должен чувствовать цыпленок, когда его поджаривают изнутри. Золотистой корочки, правда, не обещаю — это не всегда получается, но все остальное ты испытаешь в полной мере.

 - Есть у нас кое–что и для любителей водных процедур… Ты ведь любишь понежиться в бассейне с теплой водой, не так ли? У нас найдется чан с кипятком, в котором можно сварить заживо. А можно сварить и в кипящей смоле… — изощрялся палач. — Дело вкуса, конечно, но лично мне смола не нравится: слишком много от нее копоти, — он показал клещами на закопченный потолок. — Но что делать? Приходится идти навстречу пожеланиям клиентов. Ибо клиент всегда прав, — усмехнулся он и добавил: — Даже когда он совсем не прав!

 Этот жизнерадостный монолог произвел на Ветвицкого тягостное впечатление. Он подавленно сидел на своем месте, уставившись в пол, чтобы не видеть всех тех жутких орудий пыток, о которых ему так интересно и со знанием дела рассказывали.

 - Ну, так как? Будешь и дальше валять дурочку и симулировать склероз? — не унимался разговорчивый палач. — Или, может, ты хочешь стать мучеником и умереть за идею? Лично мне фанатики нравятся… С ними приятно работать: за идею человек идет на дыбу и принимает смертные мучения, не за деньги. В высшей степени похвально и достойно уважения! Я, знаешь ли, неисправимый либерал и свято уважаю чужие взгляды и принципы, даже если не разделяю их. И представь себе, готов отдать за них жизнь. Правда, не свою!

 Палач рассмеялся собственной мрачной шутке, и от этого смеха Ветвицкого явственно продрало морозцем по спине.

 - У тебя есть такая идея, за которую ты готов пойти на плаху? Нету? Очень жаль! Я с большим удовольствием раздробил бы тебе все кости, а потом отрубил бы сначала правую руку, затем — левую, потом — ноги, и только в самом конце — голову. Ибо зачем человеку такая дурная голова, которая не уберегла собственные руки и ноги? Не для вшей же? — изгалялся мучитель над своей жертвой.

 - Кстати, Семен Вениаминович, вон тем топором, — палач мотнул головой в сторону плахи, — очень легко избавить человека от перхоти. Причем, навсегда. Гарантия — сто процентов! — С чудовищным сарказмом и несколько театрально воскликнул неисправимый либерал. — И заметь, это не рекламный трюк какой–нибудь компании, пропихивающей на рынок свой шампунь «Вошь энд блохас». Это, действительно, стопроцентная гарантия!

 Настежь распахнулась тяжелая, обитая железными полосами дверь, и двое подручных палача втащили за ноги свою окровавленную и истерзанную жертву. Это был совсем молодой парень в разодранной рубахе. На его лице и теле были видны следы свежей крови и жестоких пыток.

 - Чего вы его опять приперли? — недовольно повернулся палач в сторону своих помощников. — Что, снова у него приступ склероза? Второй день таскаете его туда–сюда… Работнички!

 - Ну, чего ты взъелся? Мы–то здесь причем? Здесь он разговорчивый, а у следователя молчит как партизан. То ли крыша у него съехала, то ли он в самом деле решил сдохнуть под пытками. Дефективный какой–то…

 Этот разговор, как и вид истерзанного тела, привел Ветвицкого в ужас, и без того слабое его сопротивление было окончательно сломлено.

 Он едва слышно шептал, слегка заикаясь:  - Н–не надо пыток… Я все с–скажу…

 - Ха! Хотел бы я видеть хотя бы одного такого неразговорчивого клиента. Обычно, как раз наоборот: так орут, что уши закладывает. Жаль… Я как раз придумал новый способ одной очень старой и изощренной византийской пытки, — разочарованно протянул палач. — Тебе бы понравилось… Слезай со стола, сейчас тобой займется следователь!

 В комнате, куда привели Ветвицкого никаких орудий пыток, слава богу, не было. За обычным письменным столом сидел человек, лица которого было нельзя разобрать из–за слепящей глаза мощной настольной лампы. На столе лежали хорошо знакомые Ветвицкому вещи: его записные книжки, которые он держал в своем служебном сейфе, и несколько ежедневников.

 Палач грубо усадил свою ускользнувшую жертву на жесткий табурет и доложил:  - Похоже, память у него начала восстанавливаться. Но если снова начнет прикидываться шлангом, дай мне знать. Через пять минут он будет похож на бифштекс. Тебе, шеф, как больше нравится: с кровью или хорошо прожаренный? — спросил закоренелый садист и довольно заржал. — Можно оформить в любом варианте. Это мы могём. Дверь закрывать не буду: крикни, если понадоблюсь!

 - Иди–иди! Тебе бы только шкуры живьем сдирать.

 Ветвицкому удачный каламбур с бифштексом смешным вовсе не казался. У него противно похолодело в животе, ноги начали мелко дрожать. Он уже не сомневался, что обещанные кулинарные изыски могут стать жуткой реальностью. Ему даже почудился тошнотворный запах горелого мяса…

 Через полчаса Ветвицкий выложил многое из того, что знал. Но о некоторых важных вещах он все же умолчал. Из пыточного застенка время от времени доносились то стоны, то душераздирающие крики, от которых у «подследственного» стыла кровь в жилах и противно дрожали колени. Кроме того, из коридора потянуло запахом горелого мяса и паленых волос, от которого у Ветвицкого начинались непроизвольные спазмы в желудке.

 - Какого черта вы его сунули в пресс?! Опять мозги по всему полу! — донесся хрипловатый голос старшего палача. — Тащите его отсюда, он уже ничего не скажет! И чтоб убрали все за собой, я проверю. Работнички! Ничего поручить нельзя…

 За открытой дверью послышалась какая–то возня, двое подручных за ноги проволокли по коридору изувеченное тело своей жертвы. Голова и грудь парня были прикрыты окровавленной тряпкой, от которой на светлом кафельном полу оставались зловещие кровавые полосы.

 Увиденное потрясло Ветвицкого до глубины души, от всей этой чудовищной мерзости его начало тошнить и выворачивать наизнанку. Воспользовавшись новым психическим шоком, следователь без особого труда получил от Ветвицкого сведения о связях с ФСБ, об их осведомителях, о телефонах, которые они прослушивают и о многом другом, что ему было известно по долгу службы. Те расписки о неразглашении секретов, которые он давал офицеру ФСБ, не шли ни в какое сравнение даже с обычной дыбой. Не говоря уж о других страшных вещах, увиденных Ветвицким в этом жутком подземелье.

 После допроса его закрыли в какой–то вонючей камере с крысами, не забыв на прощание бросить избитую, дурацкую шутку: «Никуда не уходи!» и часа на три оставили в покое. Забравшись с ногами, он сидел на прикрытом тряпьем деревянном топчане и размышлял о страшном ударе судьбы, так внезапно его постигшем…

 Где–то над ним, этажом выше, весело ржали его недавние мучители, подтрунивая над своей мнимой жертвой с «раздавленной в прессе головой». Парень в разодранной рубахе смывал с себя бутафорскую кровь и следы увечий. На полу стоял высококлассный магнитофон, но теперь он воспроизводил не ужасные стоны и душераздирающие крики, а какую–то песню группы «ДДТ».

 

 …В коридоре раздались шаги, лязгнул засов и дверь в камеру узника открылась. На пороге стояли двое подручных палача в своих неизменных капюшонах:  - На выход с вещами!

 Вещей у Ветвицкого не было, но он молча встал и подчинился приказу. Пока они шли по длинному гулкому коридору, он ломал себе голову над новым актуальным вопросом: «Что они еще придумали? Вряд ли они ведут меня на выход из этого подвала… Впрочем, пока они скрывают свои лица, такой шанс остается». Набравшись смелости, он все же робко спросил:  - Что со мной будет?

 Полученный ответ не внушал оптимизма:  - После ознакомительной экскурсии по нашему славному заведению имени Малюты Скуратова тебя ждет Трибунал. Потом приговор и, возможно, еще одна экскурсия. Но уже не ознакомительная.

 «Вот, выродки, — со страхом думал Ветвицкий, — совсем свихнулись в своем подвале! Этого только не хватало… Что это за трибунал? Что они задумали? У них дури хватит: вынесут смертный приговор, и сдохну я в страшных мучениях на колу или дыбе. Дьявольщина какая–то! Чтоб вам самим захлебнуться кипящей смолой! Прав был Ефим: это не обычные бандиты, а конченные психи, которым место даже не в тюрьме, а в психбольнице. В отделении для особо буйных параноиков…»

 Помещение, куда его привели, действительно напоминало зал судебных заседаний, но было небольшого размера. Ветвицкий сидел на массивной дубовой лавке, в тон остальной мебели, и с ужасом думал об обещанном приговоре.

 Открылась неприметная боковая дверь, и на свои места прошли члены трибунала, лица которых, в отличие от палачей, были скрыты белыми капюшонами с прорезями для глаз и рта. Возгласа «Суд идет!» не последовало, но подручные палача грубо сдернули его со скамьи и поставили на ноги. Всю процедуру трибунала Ветвицкий простоял на ватных ногах, саму же процедуру помнил довольно смутно. Ему зачитали перечень обвинений, но никаких ссылок на действующий Уголовный кодекс не было. Как не было потом и сакраментальных слов: «Именем Российской Федерации…»

 Подсудимый испытывал какое–то двойственное чувство. С одной стороны, всё это сильно смахивало на фарс из жизни «Ку–клус–клана», а с другой — ему было очень страшно только от одних воспоминаний о комнате пыток.

 Председатель трибунала зачитал приговор:  - Подсудимый Ветвицкий Семен Вениаминович признан Особым трибуналом виновным по всем пунктам предъявленного обвинения и приговаривается к следующему наказанию:  Пункт первый. Возместить материальный ущерб жертвам своих телефонных махинаций в виде безвозмездного возврата им средств связи (действующих домашних телефонов), согласно прилагаемого списка и солидарно с другими соучастниками мошенничества;  Пункт второй. Принадлежащее ему домовладение по адресу… подлежит отчуждению в пользу «Русского детского фонда» в виде компенсации за моральный ущерб, причиненный действиями осужденного пострадавшим гражданам и городу в целом. Остальным своим имуществом и денежными средствами, оставшимися после полного, добросовестного и своевременного исполнения приговора в пунктах один и два, осужденный вправе распоряжаться по своему усмотрению;  Пункт третий. В качестве дополнительной меры наказания Ветвицкий С.В. приговаривается к высылке за пределы Края сроком на пять лет с отсрочкой исполнения наказания, предусмотренного в настоящем пункте в течении одного месяца со дня вынесения приговора.

 Приговор вступает в силу немедленно и обжалованию не подлежит!

 

 Оглушенный приговором, осужденный плохо понимал, куда его волокут по гулкому коридору. Оказавшись снова в той же самой вонючей камере с крысами, он облегченно вздохнул. За время его отсутствия принесли ужин: кружку с остывшим бледным чаем и кусок серого хлеба. Хлеб он есть не стал, а чай жадно выпил — его уже давно мучила жажда. Через пять минут он почувствовал, что теряет сознание.

 «Отравили! — мелькнуло в его затуманенной голове. — Но этого не было в приговоре!.. — хотел он крикнуть, но язык уже не слушался. Последним усилием воли он цеплялся руками за край топчана и сползал на грязный пол.

 Здоровенная крыса внимательно следила за агонией узника и не спускала с него своих блестящих глаз–бусинок. В отличие от человека, крыса терпеливо дожидалась трагической развязки, и только время от времени плотоядно потирала лапкой свою мерзкую пасть.

 Ужас близкой смерти охватил Ветвицкого, он упал на пол и провалился в забытье. Крыса осторожно приблизилась и начала обнюхивать его лицо. Из темных углов появились и другие хвостатые обитатели, камера наполнилась противным писком…

 

 

 

 

 Глава 18. РЫЖАЯ «БРЮНЕТКА»  

 Агент Черный третий час обливался потом и проклинал свой собственный хитроумный план. Он сидел на самом солнцепеке в бежевом, одолженном у приятеля «Москвиче», и носовым платком украдкой вытирал шею и лысину, которую он так опрометчиво замаскировал рыжим париком. Совсем недалеко от него была густая спасительная тень, но ставить туда машину было нельзя: оттуда плохо просматривались ворота, за которыми он наблюдал.

 Когда он в одном из тихих переулков неумело делал первый в своей жизни макияж, он использовал для этого первую попавшую под руку косметику, которую позаимствовал из запасов своей жены. Теперь же он в этом горько раскаивался. Тушь для ресниц оказалась далеко не французского происхождения, и время от времени ему приходилось вытирать черные потеки под глазами. Это его злило и раздражало.

 - Проклятье! — бормотал он в раскаленном салоне «Москвича», который казался ему печью крематория. — Ну, есть же какая–то несмываемая тушь для ресниц? Конечно, есть! Я где–то об этом слышал… А меня угораздило накраситься какой–то растворимой дрянью…

 Яша с ненавистью прочёл на флакончике туши:  − «New York — London — Paris». Как же, из самого Парижу! Поди, готовят эту мерзость из печной сажи где–нибудь в Турции или Польше, а потом продают доверчивым идиоткам под видом какой–нибудь известной марки. Только этикетки разные клеят: хочешь — «Лореаль», а хочешь — «Нина Ричи»… Какие проблемы? Наша сажа — как хотим, так и назовем! Между прочим, очень неплохие деньги на этом зарабатывают. Если считать по весу, то килограмм этой дряни будет стоить дороже паюсной икры. Икру из сажи делать еще никто не додумался, а эти умельцы нашли золотую жилу: варят свою «французскую» тушь в асфальтовом чане и, знай себе, ухмыляются…

 До ворот, за которыми наблюдал агент Черный, было не меньше двухсот метров. Но ближе подбираться он не рискнул, решив, что пусть лучше будет плохо видно, зато не так опасно. Впрочем, и на этой дистанции он не чувствовал себя в безопасности и часто вздрагивал от неожиданных звуков. Опасности подстерегали его со всех сторон. Что, если Мельников направится по этой улице в его сторону? Попадаться ему на глаза совсем не входило в планы секретного агента. И хотя в таком наряде его и жена родная вряд ли узнает, но лучше судьбу не испытывать. Хорошим актером он себя никогда не считал, и еще не известно, как пройдет его дебют в заглавной женской роли.

 Иногда он подносил к глазам бинокль и внимательно рассматривал машины, выезжавшие со двора Управления ФСБ. Машины Мельникова пока не было и это его раздражало.

 - Ну, а что ты хотел? — начал Яков Давиденко очередной внутренний диалог с самим собой. — Чтобы он через пять минут появился и сегодня же привел тебя к тайнику, где он держит твою злосчастную расписку? Размечтался! Сиди вот и не дергайся.

 - Сидеть–то я и так сижу, хотя чувствую себя как цыпленок в духовке. Был бы с этих мучений толк. Он может просидеть в своем кабинете с кондиционером еще бог знает сколько — к тому времени у меня точно появится вкусная золотистая корочка… — жалел он сам себя.

 - Главное — терпение. Это и есть твое главное оружие. А мозгами нужно шевелить до, а не после. Поставил машину на солнцепеке, вот и мучайся. Может в следующий раз умнее будешь. Если в этот раз от жары мозги не усохнут и не покроются золотистой корочкой, — ехидничал внутренний голос…

 Глухие металлические ворота открылись и выпустили белую «Волгу» старой модели — «ГАЗ–24». Давиденко схватил бинокль и увидел за рулем своего заклятого врага — это была машина Мельникова. Теперь от теории нужно было переходить к практике: белая «Волга» быстро удалялась. Агент Черный запустил двигатель и заметил, что руки его заметно дрожат. Но он справился с волнением, поправил свой ненавистный парик и выехал со своей «тропической» стоянки.

 Далеко впереди он видел белую «Волгу», но была ли это машина Мельникова, с уверенностью сказать не мог. Пришлось подобраться поближе. Это была та самая машина, Давиденко благоразумно отстал и держался теперь метров в ста пятидесяти. Ближе он приближаться боялся, а если отстать еще дальше, то объект можно легко потерять: на этой улице было несколько светофоров.

 Агент Черный не мог знать, куда приведет его слежка, и вообще, чем этот маскарад может закончиться, поэтому подготовился серьезно и основательно. На заднем сиденье лежала женская соломенная шляпа и стояла большая дорожная сумка, в которую он сложил вещи, что могли ему понадобиться. Там была мужская и женская одежда, косметичка, небольшая женская сумка, электрический фонарь, нитяные перчатки, фотоаппарат, солнцезащитные очки и множество других мелких, но полезных вещей. Был даже кухонный топорик–секач, который заменял оружие.

 Имелся в той сумке и увесистый кусок вареной колбасы, нарезанный крупными кусками. Колбаса нужна была вовсе не для ужина — для этого имелся термос с кофе, картофельные чипсы и бутерброды с сыром. Сегодня была пятница, и как предполагал Давиденко, Мельников, скорее всего, отправится на дачу его родственника, чтобы перекинуться в картишки со своими постоянными партнерами. Собаки, охранявшие дачу Бориса Павловича, немного знали Давиденко–младшего, но гораздо лучше и безопаснее приготовить им небольшой презент в виде докторской колбасы.

 Несколько беспокоило агента Черного то, что вареная колбаса плохо переносит жару и быстро портится.

 - Будем надеяться, — бормотал агент, — что собаки у Бориса Павловича не такие привередливые гурманы, как он сам, и не откажутся от слегка подпорченного угощения. Не «Педигрипалом» же их кормить! Завел каких–то чернобыльских мутантов, каждый ростом с теленка, не меньше. Пасти — как у крокодилов. Им и по ведру будет мало… Собака Баскервилей его псам и в подметки не годится. Этим морды фосфором мазать не нужно: встретишься в саду с такой псиной — и привет! Если умрешь от разрыва сердца, значит, счастливчик — долго не мучился.

 Пока все шло по плану, белая «Волга» направлялась в сторону Веселой Балки. Яша увеличил дистанцию метров до трехсот: дорога здесь была одна и теперь он не боялся потерять своего врага из виду. Промелькнули последние кварталы города и шоссе петляло теперь среди виноградников, то спускаясь вниз, то поднимаясь на очередной пологий перевал.

 Агент Черный окончательно успокоился и даже включил магнитофон, но музыкой наслаждался недолго. Когда его «Москвич» преодолел очередной подъем и выскочил на ровный участок дороги, он забеспокоился: белой «Волги» не было видно даже на расстоянии километра.

 - Вот дьявол! Куда он делся? Не сквозь землю же провалился?! — недоумевал Давиденко.

 По обеим сторонам шоссе росли деревья и густые кустарники, ни впереди, ни на обочине машины Мельникова не было… Он включил нейтральную передачу и теперь «Москвич» катился по инерции, заметно теряя скорость. Его начали обгонять задние машины, сигналя и мигая фарами. В этом месте была сплошная осевая разметка и таким незатейливым манером попутные водители как бы спрашивали: «Ну, какого лешего тянешься как на похоронах?! Не хочешь ехать — вали на обочину и не мешай другим!» Заметив, что за рулем «Москвича» женщина, большинство водителей–мужчин отпускало в ее адрес весьма хлесткие и обидные замечания, типа: «Женщина за рулем — что обезьяна с гранатой!» — Но ему было не до остряков, спешащих к заветному пляжу.

 Справа примыкала дорога, ведущая через небольшой лесок к дачному поселку, и если Мельников не провалился в тартарары, то свернуть он мог только туда. Бежевый «Москвич» миновал этот съезд и вскоре съехал на обочину. В этом дачном поселке Давиденко приходилось бывать раньше, но ехать туда за Мельниковым — это авантюра. Поселок — не город, и этот матерый волк сразу заметит хвост. Но зачем его беспокойный объект туда свернул? Ведь до дачи Бориса Павловича еще километров шесть и не направо, а прямо…

 Собравшись с духом, агент Черный развернул машину, проехал с полкилометра и свернул налево: здесь начиналась старая дорога, ведущая в тот же самый поселок. Машину нещадно трясло на колдобинах, но Яша Давиденко не роптал на свою судьбу. Лучше тащиться на второй передаче, но твердо знать, что на этой разбитой дороге не встретишься нос к носу со своим врагом.

 …Нужную машину он обнаружил на дальней улице. Она стояла на обочине, в тени старого орехового дерева. Агент медленно проехал мимо, стараясь запомнить как можно больше важных деталей. Белая «Волга» стояла у запертого гаража, это означало, что хозяин не собирается здесь долго оставаться. Это давало шансы продолжить слежку. К задней стороне этой улицы примыкала низина, может быть, ручей или сухая балка. Закончив рекогносцировку местности, секретный агент спрятал свою машину на поляне, которую он приметил перед въездом в поселок. Затем, бросив в женскую сумку нужные вещи, отправился на разведку пешком.

 Он без особых приключений добрался до нужной улицы и быстро нашел протоптанную тропинку, ведущую вниз через заросли колючего кустарника. В низине, в зарослях травы и кустарника, действительно, оказался небольшой, почти пересохший ручей. Агент Черный не сразу нашел нужный участок, но зато занял очень удобную и выгодную позицию. Через сетчатый забор хорошо был виден почти весь участок, его же в этих зарослях трудно было заметить даже с двух шагов. Он вытащил фотоаппарат и сделал несколько снимков дачного домика. Худо–бедно, но это были первые снимки для досье на его злейшего врага.

 Примерно через полчаса появился во дворе и сам Мельников, набрал под деревьями яблок, помыл их в металлическом бассейне и снова исчез в доме. Агент не зевал и успел сделать еще несколько снимков «на память». Следующего появления хозяина дачи — а Давиденко теперь не сомневался, что эта дача принадлежит его врагу — пришлось ждать довольно долго.

 Все это время секретный агент матерился сквозь зубы и отбивался от комаров, которых вблизи воды было несметное количество. Когда же Мельников снова появился во дворе, он больше не стал собирать яблок, а направился по бетонной дорожке к неприметному, но совершенно необходимому строению, где и пробыл какое–то время. Потом он опять скрылся в доме и следующие полчаса Яша яростно сражался с комарами, которые успели порядком подпортить его макияж, а также искусать руки и шею.

 - Чтоб вам, кровососам, подавиться! — сквозь зубы шипел он, прихлопывая очередного «мессершмитта». — Совсем озверели: дай вам волю, так живьем сожрете!

 От этой беспощадной войны его отвлекло очередное появление хозяина дачи. В этот раз Мельников запер входную дверь, сунул ключи в карман и, немного постоял на крыльце. Давиденко даже показалось, что тот усмехнулся своим мыслям − секретный агент наблюдал за своим врагом через мощную оптику телеобъектива. Затем Мельников отправился в сторону дощатой уборной. Но пробыл там совсем недолго. Потом, прихватив ведро яблок, скрылся за домом.

 Через минуту послышался звук отъехавшей машины.

 Агент Черный покинул свою засаду, добрался до ручья и с облегчением умылся. Было около семи часов вечера. Выждав еще минут двадцать, он осторожно перелез через забор и начал более тщательно исследовать территорию своего врага.

 Дача как дача, ничего особенного. Он осмотрел дом: на окнах были металлические ставни, запиравшиеся изнутри, входная дверь была тоже железной и была заперта на два замка. Один навесной, а другой — внутренний. На соседних участках не было слышно людей, и это давало какие–то неясные шансы на более тщательную «инспекцию». Но как попасть в дом? Замки были надежные, а один, и вообще — гаражный.

 Давиденко вздохнул: открыть такие замки ему не под силу. Он сорвал несколько спелых красных яблок с ближайшей яблони, сполоснул их в бассейне и устроился на скамейке с задней стороны дома.

 - С паршивой овцы — хоть шерсти клок! — мстительно заметил он, доедая третье яблоко.

 Прямо напротив него был виден деревянный туалет. Давиденко какое–то время смотрел на это незатейливое сооружение и собрался уже пополнить запас вражеских яблок, как вдруг у него мелькнула невероятная догадка:   А ведь была какая–то странность в поведении Мельникова… Он же сидел в сортире, и сидел довольно долго, не меньше пяти минут. Тогда зачем он еще раз заходил в туалет спустя всего полчаса? И после этого сразу уехал… Что у него, понос приключился от яблок?

 Яша погладил себя по животу и прислушался к внутренним ощущениям — ни малейших признаков расстройства пищеварения он не чувствовал.

 - Нет, господин чекист, что–то тут не сходятся концы с концами…

 Он настежь открыл легкую дощатую дверь дачного туалета и принялся исследовать его сантиметр за сантиметром. Вскоре он нащупал за внутренней обшивкой из старого линолеума какой–то звякнувший предмет. Сердце у него забилось быстрее…

 - Неужели нашел? — радостно пробормотал секретный агент.

 Осторожно, боясь спугнуть неожиданную удачу, он отогнул край обшивки: на гвоздике висел комплект из двух ключей. Один из них был гаражный…

 

 

 

 

 Глава 19. ШИШКИ ВЕДОМСТВЕННОГО ЛЕСА  

 Подполковник Мельников остановил свою белую «Волгу» перед светофором и пока горел красный свет, не спеша прикурил очередную сигарету. Последнее время он стал много курить — одной пачки уже давно не хватало. То, что шеф его постоянно подгоняет и требует сиюминутных результатов, это еще полбеды, это он переживет. Выскочка и горлопан, в системе без года неделя, а вот, поди ж ты: он его начальник, а не наоборот…

 «Странно все же устроена жизнь, — думал подполковник. — Чем выше пост, тем с большей вероятностью его занимает какой–нибудь болтун или хуже того — дурак с инициативой. Известно ведь, что дурак с инициативой самая опасная дурацкая разновидность. За эту самую инициативу будут потом расплачиваться тысячи или даже миллионы людей, это зависит только от поста, который тот кретин занимает. Взять хотя бы наше недавнее прошлое… Один шибко грамотный умник вдруг ни с того ни с сего ввел сухой закон и всю страну начало тошнить как бабу на сносях…»

 Уже горел зеленый, задние машины начали сигналить, и Мельников поспешно включил передачу. «…Взрослый же мужик, не пацан зеленый, неужели у него самого никогда не болела голова с похмелья? Зачем же такие эксперименты?! Да еще в масштабе всей страны? Если бы с пьянством можно было бороться указами, то давно бы уже сжили со свету зеленого змия. В некоторых странах принимали и куда более крутые меры, вплоть до смертной казни, «а воз и ныне там». Да и где ж ему быть, этому «возу»? Люди пили, пьют и будут пить, и никакими указами–приказами этого не изменить. Куда там! Штатные умники, всякие там профессора и академики, поди, нашептали в высокопоставленные уши: «Ты подмахни, Михал Сергеич, своей царственной ручкой исторический указ и с понедельника весь Союз перейдет на томатный сок». Винные магазины позакрывали, виноградники сдуру повырубали… Завтра вся страна протрезвеет и умилится от радости!

 Страна проснулась злой и хмурой — кто же ждал такого свинства? — первым делом вылакала дешевую парфюмерию и начала принюхиваться к бытовой химии. Потом уверенно перешла на самогон, брагу, бормотуху и прочую косорыловку. Часть алкашей, правда, передохла, изобретая немыслимые способы перегонки клея БФ–2 и аэрозольных антистатиков. Но на смену этим безымянным первопроходцам пришли орды токсикоманов и наркоманов. «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!..» Пьянство это плохо, пусть так, а наркомания — хорошо? Алкашей хоть известно чем и как лечить, и не все из них потерянные люди. А что делать с наркоманами, это ведь конченная публика? Об этом кто–нибудь из ушлых советчиков подумал? А во сколько миллиардов эта авантюра обошлась стране, кто–нибудь считал?»

 Мельников проводил тогда отпуск в Союзе и попал под тот дурацкий указ. Такого свинства он не ожидал даже от ЦРУ. А ведь сколько оно ему крови попортило… Знал бы об этом заранее, отдыхал бы по месту службы в благополучной в этом отношении ГДР. Пьянство немцы тоже не приветствуют, но и такими идиотскими методами с ним не борются. Он помнил, как телевидение, радио и газеты взахлеб хвалили и славили новый курс великого реформатора и главного «архитектора перестройки».

 «…И ведь хватило наглости этому «архитектору» объявиться на президентских выборах! — мстительно припоминал Мельников. — «Дорогие россияне, я уже прошел испытание властью и вы меня хорошо знаете…» Как же! Век тебя не забудем, потому и получил ты на выборах полный отлуп. Пописывай теперь свои книжонки и почитывай свои пустопорожние лекции лопоухим американцам. Они таких любят. Толпами, небось, сбегаются, чтоб поглазеть на такое чудо в перьях. Профукать такую страну! Это же суметь надо. Столько лет ЦРУ пупок надрывало и мозги вывихивало, чтобы если не развалить, то хотя бы ослабить Союз. Но ничего особо путного так и не смогли придумать».

 Мельников недоуменно покачал головой: «А там у них сидят умные ребята, не чета нашим экономистам, политологам и прочим бормотологам. Не халам–балам: лауреаты Нобелевских премий! И вот один выскочка и недоучка, который так и не научился правильно говорить по–русски, за шесть лет развалил страну. Да не просто страну — Сверхдержаву! Дяде Сэму даже не пришлось на это тратиться: он получил куда больше, чем виделось в самом радужном сне. Халява, плиз! Хотя за такое дело он без сожаления отслюнил бы половину золотого запаса США. И еще считал бы при этом, что необыкновенно выгодно и толково потратил денежки своих налогоплательщиков. Поди, до сих пор трет глаза и дергает себя за козлиную бородку. Уж не приснилось ли ему все это? Не мираж ли какой? Ни Мата Хари, ни пресловутый Джеймс Бонд или наш доморощенный Штирлиц даже в подметки не годятся этому косноязычному Суперагенту! Уж не знаю, какой ему там за все его подвиги номер присвоили: ноль–ноль–один, ноль–ноль–два или просто два ноля? В знак признания особых заслуг перед Западом? По идее, они должны ему отлить памятник размером так, со статую Свободы. Но только не из бронзы, а как минимум, из чистого серебра и с надписью, выложенной самыми крупными бриллиантами: «Самому большому другу США от благодарного американского народа». А так как народ тот далеко не бедный, то можно обойтись без сокращения и написать название страны полностью. Наверное, брилликов на это хватит».

 Водитель белой «Волги» часто посматривал в зеркало заднего вида, но ничего подозрительного не видел. Тогда откуда эта странная тревога? Ему почему–то казалось, что кто–то все же следит за ним. Мистика, да и только… Хотя с другой стороны, такое чувство было ему хорошо знакомо и редко обманывало.

 «Ладно, пусть это ложная тревога, — пытался проанализировать ситуацию Мельников. — Кто может позволить себе такую роскошь? Только у двух человек есть мотивы следить за мной. Во–первых, это Шувалов со своим «Легионом». Он у меня в печенках сидит, да и я у него — тоже. У него, действительно, есть серьезные причины для этого. Есть у него и возможности для такого хлопотного и дорогостоящего «хобби». У этого сукина сына, вообще, есть всё, в отличие от нашей доблестной конторы. Во–вторых, это могут быть мои коллеги, если мой шеф сдуру решит устроить мне проверку. Хотя, это вряд ли… Какой в этом смысл? Никакого. Во всяком случае, я в этом смысла пока не вижу. Ну а Маркин у нас светлым умом не блещет. Тем не менее, звезд на погоны успел нахватать. Он не любит напрягать свою голову — ему дай поорать. Вот это по нём, и уж тут он большой специалист: минут пять может крыть отборным матом и ни разу не повториться.

 Скорее всего, это «Легион». Я ведь давно пасу этих умников, а они чем хуже? Тоже решили поиграть в эти игры. Ведь фактически мы с ним не только враги, но и конкуренты. Или, скорее, наоборот: потому и враги, что конкуренты. Нелегальная торговля оружием — серьезный и очень доходный бизнес… А где замешаны большие деньги, там всегда будет смертельная вражда. Нагрел нас проклятый «Легион» на очень крупную сумму, вот Маркин и роет теперь копытом землю. Очень ему хочется содрать шкуру с Шувалова, за его счет поправить свои дела и достойно выглядеть в глазах начальства. Но только и Шувалов не лыком шит. Он скорее окажет нашему Управлению гуманитарную помощь — ну, там, продуктами или деньгами — но никогда не уступит свою долю на черном рынке оружия. Во всяком случае, добровольно…»

 Мельников посмотрел в зеркало: метрах в трехстах позади него ехал бежевый «Москвич». Ему показалось, что он уже видел его в городе. Но было слишком далеко и он не был в этом уверен.

 «Сейчас мы это проверим. Так, на всякий случай», — подумал опытный чекист и вскоре свернул на дорогу, ведущую к его даче.

 За первым же поворотом лесной дороги он вышел из машины и осторожно выглянул из–за кустов. Отсюда хорошо просматривалось шоссе, и вскоре он увидел бежевый «Москвич», неторопливо проехавший в сторону Веселой Балки. Кто сидел за рулем, он толком не разобрал — ему мешало заходящее солнце, но вроде, рыжая женщина. Он еще пару минут наблюдал за шоссе, но ни одна машина не свернула на дачную дорогу.

 «Значит, показалось, — разочаровано подумал Мельников и добавил: — Последнее время что–то много чего казаться стало. То какой–то неустановленный псих с биноклем на крыше, то слежка. Нервишки стали шалить. Отпуск что ли взять и погреться на солнышке где–нибудь в Болгарии или Греции?»

 «Маркин отпуск не даст, — подполковник вздохнул. — Он теперь с меня, с живого не слезет, пока я не разберусь с проклятым «Легионом». А это надолго…»

 Мельников сел в машину и направился к своей даче.

 Отперев свой дачный домик, он первым делом проверил контрольный волосок на внутренней двери — волосок был на месте. Достав из старенького холодильника початую бутылку коньяка и кое–какую закуску, он расположился в первой комнате, решив немного расслабиться и ни о чем серьезном не думать.

 Но незаметно для себя вернулся к своим служебным проблемам: «Большегрузные автокараваны шуваловского «Легиона» бороздят по городам и весям всей страны, часто уходят и за кордон. Возят туда–сюда всякие товары, купцы новоявленные. Внешне всё нормально, обычные коммерческие перевозки: туда рыбу, консервы, оттуда телевизоры или холодильники. Проще перечислить, чего они не возят. Однако не всё так просто. В действительности, это лишь легальное прикрытие для нелегальной торговли оружием. На Кавказе, и не только на нем одном, такой товар в хорошей цене… Нужно готовить операцию по перехвату каравана с оружием. Если уж не удастся прижать с поличным видных подельников Шувалова, то по крайней мере удастся захватить крупную партию оружия, чтобы заткнуть рот шефу. Пусть хоть на время отвяжется. Под такую операцию шеф выделит и силы, и средства, это понятно. Хуже другое: он наверняка захочет покомандовать и «поруководить». Таких людей, вообще, медом не корми — только дай порулить. Словечко–то какое выдумали: «ру–ко–во–дить»!

 Хозяин дачи чертыхнулся и взял из полупустой пачки новую сигарету.

 − «Руководить» и означает «водить руками», а вовсе не управлять, как многие думают, − вслух заметил Мельников, так как эта тема не имела отношения к секретным операциям. − Этих руководителей у нас развелось сверх всякой меры… Плюнуть скоро будет некуда, чтобы не попасть в большого или малого, но руководителя с руководящей папочкой или руководящим телефончиком. Вот они и водят своими руководящими руками, а результат известен заранее: полный бардак.

 − Воров и бандитов распустили… — перескочил он на другую тему. — Эти, как обожравшиеся тараканы на кухне, не торопясь шествуют, солидно. На рысь уже не переходят — жир мешает. А теперь вы, доблестные чекисты, ройте носом землю, но чтоб через месяц, к светлому празднику, с организованной преступностью было покончено раз и навсегда! Вот вам на всё про всё медный грош, и ни в чем себе не отказывайте. Большие мастера чужими руками жар загребать, ничего не скажешь.

 Подполковник затушил в пепельнице окурок и вернулся к своим мыслям: «Шефа к таким делам подпускать — это то же самое, что доверить сантехнику вырезать гланды. Он, понятно, выдерет гланды в рекордный срок и без наркоза. Но, скорее всего, через задницу. А потом с этими гландами в красивой баночке помчится докладывать по начальству: «Вашвысокобродь, не извольте беспокоиться: все оформлено в лучшем виде! Что мне за это полагается, звездочка или должность?» И ведь получают, дармоеды, и новые звездочки на погоны, и высокие должности! А потом вот мельниковы, петровы и сидоровы будут долго расхлебывать кашу, которую так лихо «наруководил» всего лишь один болтун, лизоблюд или просто дурак. Все придется начинать с самого начала… Но горе–руководитель уже в новом кресле и теперь мыслит своим куцым умишком в масштабах Края или, не дай бог, страны. Правильно сказал какой–то остряк: «Лучший способ избавиться от бездарного начальника — это повысить его в должности». Другого способа спихнуть их задницы с насиженного места, наверное, нет».

 «…Нужно будет создать Маркину видимость руководства — пусть потешится. Контролировать операцию перехвата каравана с оружием придется самому. А уж называть шефу место и время это полный идиотизм: через два часа об этом будет знать Шувалов. С такими деньгами это, вообще–то, нетрудно. Попробовал бы кто из его подельников сунуться в КГБ с такими предложениями лет десять назад. Мигом бы узнал, что такое Колыма, что такое Сибирь! А сейчас большая часть людей сменилась, из старой гвардии осталось немного. Зато карьеристов и лизоблюдов — пруд пруди! Эти за доллары родную мать продадут, завернут в целлофан, прицепят бантик и доставят заказчику. Ни идеалов, ни чести, ни совести — вообще ничего. Все на деньги переводят, на них и молятся».

 Мельников погрузился в воспоминания.

 − Андропова на них нет, − с неудовольствием сказал он. − Вот это был мужик с понятием, наш был человек. Не для себя старался — он ведь тогда уже был смертельно болен и знал об этом — понимал, что такое Держава. Потому ни себя, ни других не щадил. Как начал трясти всю ту зажравшуюся шушеру, только перья во все стороны летели, те не знали где пятый угол искать. И за кордон не слиняешь — шалишь! Занавес–то не зря называли железным…

 Мельников злорадно усмехнулся:  − Тогда сразу все забегали, засуетились, как будто скипидаром их сбрызнули. За полтора года он им такого холода нагнал в одно место, что они еще долго после его смерти запорами страдали и ночными кошмарами мучились. Упокой его грешную душу, пусть земля ему будет пухом!

 Мельников опрокинул стопочку целиком.

 «Переиграть «Легион» на их поле — дело малоперспективное, − вернулся он к своим мыслям. − Звучит, может, и дико, но на сегодня у них козырей больше. Более удачный вариант это втянуть их в игру по нашим правилам: тогда рано или поздно, но они неизбежно ошибутся. А чтобы они побыстрее ошиблись, им нужно помочь. Например, с помощью дезинформации, которую они, естественно, должны считать ценной и важной информацией. Вот тогда можно будет если не загнать в угол этот проклятый «Легион», то, по крайней мере, пощипать ему перья».

 Подполковник пододвинул поближе к старому креслу стул и сложил на него ноги. Устроившись поудобнее, он неприязненно заметил самому себе:  − И десяти лет не прошло, а как всё изменилось. Из всемогущего КГБ мы превратились в почти такое же обычное ведомство, как ГАИ или Налоговая инспекция. Еще опасаются, но уже не боятся. А уважали нас — потому что боялись. Само слово «КГБ», я уж не говорю об «НКВД», произносили с большой опаской и только шепотом. А теперь? Показываешь корочки какому–нибудь упакованному «толстолобику», а он смотрит на тебя как баран на новые ворота и пять минут не может расшифровать, что ж такое означает «ФСБ»? То ли Федеральный сберегательный банк, то ли Федерация спортсменов–байдарочников… Дожили!

 Мельников плюнул с досады и вернулся к основной теме размышлений: «Нужен канал дезинформации. Канал–то есть, к примеру, тот же Давиденко, он же агент Черный. Только кто ему поверит? Откуда у него может быть такая важная и секретная информация? Где ее источник? Момент второй: откуда можно организовать «утечку» важной информации? Не считая УФСБ, только из Горпрокуратуры или ГУВД. Если действовать через них, то умники из «Легиона» быстро все перепроверят и, естественно, выйдут на нашу контору. В «Легионе» засели совсем не дураки, почуют подвох и тогда из всей этой затеи выйдет пшик. Они скорее клюнут, если информация пойдет от нас напрямую. Во всяком случае, при таком раскладе управлять всей операцией будет значительно легче: меньше народа — больше кислорода. Организовать утечку это дело техники, тут тьма вариантов, гораздо сложнее заставить того же Свиридова поверить, что это утечка, а не ловушка».

 Мельников несколько изменил позу, положил затекшую правую ногу поверх левой и, пожевав дольку лимона, продолжил свои размышления, давно забыв данное себе обещание не думать сегодня о серьезных вещах: «В целом, агент Черный подходит на роль канала дезинформации. Он зол на меня, как три цепных собаки, и при случае сдаст меня с превеликим удовольствием. Это можно использовать для блага нашего дела. Мотив у Давиденко, во всяком случае, подходящий. Если его использовать втемную, то может получиться. В целом, план вполне реальный.

 Есть, правда, и недостаток: если операция провалится, то все шишки посыплются на мою голову. Примерно как в том мультике: «Лес чей? Мой. Значит и шишки в лесу — мои!» И хотя этот ведомственный лес не мой, а того же Маркина, большая часть шишек достанется все–таки мне, а не ему. А если учесть, что сначала придется скормить «Легиону» действительно секретную информацию, то в случае провала с меня вполне могут снять голову. Шеф–то отмажется и, как водится, всех собак повесит на меня».

 Мельников едва заметно покачал головой: «Но и тянуть кота за хвост до своей весьма призрачной пенсии я не могу. Этот номер определенно не прорежет: в этом случае мне открутит голову кое–кто из Краевого управления ФСБ. Должок–то на мне висит, и не малый. Если по суду платить, то «алиментов» лет на двести выплачивать хватит … Да и то — если в генералы выйду. Но при таком шефе про генеральские лампасы можно забыть сразу: хорошо бы не растерять и тех звезд на погонах, что есть».

 Подполковник посмотрел на часы: без пяти семь. Пора ехать к Давиденко–старшему. Если начнут расписывать пулю без него, то потом придется долго ждать, пока доиграют. А ждать и догонять — не самое лучшее занятие.

 Мельников быстро убрал со стола, установил контрольный волосок и запер входную дверь.

 «Хорошие замки, — подумал он, стоя на крыльце, — но ключи… Почти как от ворот нашего славного города: никакие карманы не выдерживают. А футляры для ключей я не люблю, хотя и сам не знаю почему. Не люблю и все тут! С собой таскать неудобно, в машине оставлять — тоже не дело. Впрочем, можно оставить в тайничке. Место достаточно надежное, — он слегка усмехнулся, — если, конечно, с металлодетектором не искать. К тому же ночевать я буду здесь: завтра собирался поработать в саду».

 

 

 

 

 Глава 20. ЗЛОЙ ГУРОН НА ТРОПЕ ВОЙНЫ  

 Удача, выпавшая на долю слегка ошалевшего от радости агента Черного, была невероятной. Найти ключи от дачи своего врага — об этом он и мечтать не смел.

  Только не напороть бы чего от радости! — осадил себя Яша, немного успокоился и снова вернулся на лавочку за домом. — Надо все хорошенько обдумать и взвесить. Стоит ли вообще соваться в это волчье логово?  озабоченно шептал он.  А если хозяин застукает меня в доме? Что он тогда со мной сделает? Ну, убить — не убьет: пока, вроде, не за что. Но нюх начистит — это без вариантов. Кому ж такое понравится? Да только сволочь он, каких мало: наверняка еще какую–нибудь пакость придумает. Уж он–то своего не упустит.

 Яша Давиденко сорвал для пробы пару спелых и душистых яблок с другого дерева, и, откусив от одного из них порядочный кусок, не удержался от комплимента:  - Вот дьявол! А эти еще вкуснее! Яблоки — моя слабость, и, похоже, есть в них что–то такое, что стимулирует работу мозга и способствует открытиям. На голову Ньютона как–то упало яблоко, которое он потом съел, и он сразу же что–то открыл. Закон какой–то. А сиди, он, например, под грушей или сливой, что бы он открыл? Ничего. Груша она и есть груша, всего лишь жалкий яблочный мутант или, может быть, гибрид — в ботанике я слабо разбираюсь. Отличные у него яблоки.

 − Может, понадкусывать их все, которые не смогу съесть или забрать с собой? То–то он будет потом плеваться! — ценитель яблок мстительно усмехнулся. — Нет, не стоит этого делать: начнет вычислять вредителя, а мне это не к чему. Лучше его не злить, пусть подавится своими яблоками!

 Доев последнее яблоко и зашвырнув огрызок в густую траву, Давиденко злорадно добавил:   Ну–с, Александр Ефимыч, не ошибся ли ты с выбором агента? За наивного дурачка меня, наверное, держишь. Не пришлось бы тебе пожалеть об этом… Если удастся найти свою расписку, то, пожалуй, я смогу выйти из грязной игры. И тогда с этим затянувшимся кошмаром будет, наконец, покончено.

 Прежняя и спокойная жизнь казалась ему теперь чем–то вроде безмятежной идиллии. Как же было хорошо и спокойно!

 - Теперь самое главное не вляпаться в какую–нибудь хитрую ловушку…  с острасткой напомнил Яша самому себе.  А такие штучки вполне могут быть. Мельников опытный чекист, может, даже настоящий разведчик… Кто его знает… А меня хоть и сделали секретным агентом — причем, заметьте, граждане судьи, без моего согласия, но путем подлого шантажа,  с издевкой уточнил Давиденко, — однако в спецшколе я не учился. Даже заочно.

 Агент внимательно осмотрелся и прислушался: все было тихо. Затем надел перчатки и принес ключи. Но прежде, чем отпереть дверь, он ее внимательно осмотрел.

 Ничего подозрительного он не обнаружил и уже через минуту был внутри небольшого коридора. А вот дверь, ведущая в комнату, показалась подозрительной — она оказалась плотно прикрыта. Он осторожно включил свет и внимательно осмотрел вторую дверь. Беспокоился он не напрасно: в 20–ти сантиметрах от пола оказался тонкий волосок, приклеенный микроскопическими кусочками жвачки. Это был своего рода индикатор на непрошеных гостей.

 Теперь Яша Давиденко был твердо уверен в своей удаче: просто так волоски на дверь не приклеивают! Он аккуратно освободил один конец волоска и осторожно открыл вторую дверь. Обстановка комнат его разочаровала: внутри оказалась самая обычная старая мебель. Ковров, паласов, бронзы, хрусталя и прочих престижных или дорогих вещей не было и в помине.

 Все–таки жутковатое это дело, шарить в чужом доме! Бр–р–р! Хотя и безумно увлекательное. Агент Черный выглянул наружу и перевел дух: все по–прежнему было спокойно.

 Азарт пересилил страх, он вернулся в дом и начал поспешный обыск со второй, дальней комнаты. Он обшарил все выдвижные ящики, не забывая аккуратно возвращать все вещи на свои места. Осмотрел всю мебель, внутри и снаружи, прощупал подушки и матрацы, даже кое–где простучал стены, но ни тайника, ни тем более своей расписки, не нашел.

 От каждого шороха он поминутно вздрагивал и замирал, сдерживая дыхание и обливаясь потом. И каждый раз агент был готов сорваться с места и бежать сломя голову до той самой поляны, где оставил машину. Но переборов страх, принимался за свое опасное дело.

 В первой комнате он тоже ничего интересного не нашел, но обнаружил лаз на чердак. С удвоенной энергией он обыскал чердак, но и там кроме старого, забытого хлама ничего заслуживающего внимания не оказалось.

 Секретный агент спустился в комнату вне себя от злости и досады.

 - Но ведь что–то он здесь прячет? − шипел он. − Иначе на кой черт все эти шпионские штучки? Ему что, больше делать нечего, как устанавливать контрольные волоски? Если он приклеил волосок на дверь, значит, не просто так. Здесь где–то должен быть тайник… Должен!

 Он растерянно взглянул в большое мутноватое зеркало, висевшее на стене и оторопел: оттуда на него смотрела какая–то злющая баба в мятой грязной блузке и в сбившемся на бок парике, в волосах которого запутались травинки и паутина. После недавнего умывания в ручье, тушь оказалась размазана по всему лицу.

 - Тьфу, зараза! Ну и рожа! Если б сейчас кто увидел меня в таком макияже — точно бы инфаркт заработал. Ведьма, та, по сравнению со мной, просто снегурочка! — выругался секретный агент и подошел к столу, на котором стоял старомодный стеклянный кувшин с водой.

 Но едва он поднял кувшин, как тот вдруг выскользнул из рук и, ударившись о край стола, начал падать! С большим трудом Давиденко удалось подхватить его почти у самого пола. Воды в нем осталось на дне, зато на деревянном крашеном полу образовалась здоровенная лужа. Агент еще раз смачно выругался, допил оставшуюся воду прямо через край и поплелся в коридор искать тряпку.

  Все из–за этих перчаток! — с досадой бормотал он. — А если бы кувшин разбился? Что тогда? Перчатки должны быть кожаными, а не тряпочными. Нашел на чем экономить! — сделал он правильный вывод из собственного неприятного опыта.

 Давиденко нашел тряпку и вернулся в комнату. Какое–то время он тупо смотрел на пролитую воду: лужа стала вдвое меньше!

 - Что за чудеса! — недоумевал агент. — Куда же делась остальная вода?!

 Он опустился на колени и внимательно осмотрел пол. Никаких сомнений! Часть воды успела просочиться сквозь тонкие щели.

 - Вот теперь ты попался, господин чекист, или как вы там друг друга называете… Вот где твой тайник!

 Лезвием ножа он осторожно приподнял несколько соединенных между собой коротких половиц и открыл лаз в подполье. Первое, что он увидел в полумраке, была приставная лестница. Дрожащей рукой агент включил электрический фонарь и начал спускаться по узким перекладинам. Внизу он бегло огляделся и перевел дыхание.

 Подполье было большим, примерно три на четыре метра. С одной стороны был устроен стеллаж, заставленный пустыми, пыльными банками. Противоположную сторону подвала занимал целый штабель темно–зеленых деревянных ящиков с ручками по бокам, но попадались среди них и другого типа ящики и коробки.

 - Мама родная! Да тут целый склад! — радовался секретный агент своей богатой добыче. — Не пустую же тару он здесь держит? Конечно, нет! — ответил он на свой же вопрос, нетерпеливо открывая ближайший к нему деревянный ящик.

 Он терялся в догадках — что же все–таки здесь хранит его заклятый враг? То, что он увидел, не оправдало его заветных ожиданий, удивило и напугало. В ящике оказались армейские автоматы с откидными прикладами, их вороненые стволы тускло поблескивали под слоем заводской смазки. Сам того не желая, он проник в опасную тайну.

 Находка оказалась зловещей, и Яша не на шутку струхнул. По спине снова поползли противные ручейки, а руки стали предательски подрагивать мелкой, нервной дрожью. Оказаться замешанным в такую скверную историю было не просто рисковано, а смертельно опасно. Тут уж побитой мордой не отделаешься. За такое любопытство вполне можно схлопотать пулю из такого или другого автомата, какая разница? Но и отступать теперь было слишком поздно. То незавидное положение, в котором он находился уже несколько недель, и которое он сам считал невыносимым, показалось ему едва ли не спасительным и безопасным.

 Агент Черный лихорадочно открывал ящики: пистолеты, снова автоматы, карабины, ручные гранатометы, бронежилеты, гранаты и какие–то непонятные штуки… Почти во всех ящиках было оружие. В других ящиках и коробках оказались патроны разных калибров, какие–то блестящие длинные штучки размером с палец, толстые шнуры разного цвета и множество непонятных и незнакомых для него вещей. Нижние ящики он не стал трогать — и так все ясно.

 Давиденко обреченно присел на один из ящиков и попытался собраться с мыслями.

 − Сюда–то я зачем забрался? − озадаченно бормотал он. − Собирать компромат? Ну, так собирай — этого добра тут навалом!

 Он притащил фотоаппарат и отщелкал почти всю кассету. Во время этих съемок секретный агент наткнулся еще на один предмет, которого сначала не заметил. Под приставной лестницей стоял черный кейс большого размера, скорее, чемодан, прикрытый куском тонкого брезента. Он осторожно вытащил его на середину подвала, положил на пол и открыл крышку. Решив ничему не удивляться, даже если в чемодане окажется его трижды злополучная расписка.

 Расписки там не было, но волосы под его париком непроизвольно зашевелились. В чемодане, в специальных углублениях, хранилась в разобранном виде настоящая снайперская винтовка с оптическим прицелом и глушителем! Пораженный последним открытием, агент Черный неподвижно сидел на корточках подле чемодана и прерывисто дышал. Пот тонкими струйками вытекал из–под парика и капал на цементный пол, но он этого не замечал…

 Снова выбравшись на крыльцо, Давиденко старался дышать размеренно и глубоко, чтобы упокоить бешено колотящееся сердце. Но все же ему потребовалось минут пять, пока мысли перестали путаться в голове. Больше всего на свете ему хотелось убежать куда–нибудь подальше от этой дачи и всех ее жутких тайн, от которых его бросало то в жар, то в холод. Вот только куда убежишь от Мельникова? Пришлось вернуться и закончить начатое дело.

 Яша дощелкал пленку и внимательно рассмотрел смертоносное оружие. Винтовка была неновой, на прикладе было несколько глубоких и множество мелких царапин. Значит, она уже использовалась своим хозяином, и уж, наверное, он с ней не на зайцев ходил… Он разобрал клеймо: «Сделано в Германии».

 В армии Давиденко не служил по причине «слабого здоровья», поэтому в оружии не разбирался. В свое время его отец приложил немало сил, чтобы уберечь любимое чадо от грубой солдафонской жизни, которая могла нанести непоправимый ущерб его возвышенной душе. И вот теперь он оказался в ситуации, когда знание военного дела могло бы помочь. Он нисколько не сомневался, что если Мельников захочет его устранить, то, скорее всего, именно из этой снайперской винтовки и вылетит та роковая пуля… Впрочем, это не имело особого значения: у его врага был огромный выбор оружия.

 От таких мыслей агенту стало не по себе, он снова почувствовал себя беззащитной жертвой.

 - Нет уж, господин чекист… — с издевкой бормотал Яша, — пожалуй, я прихвачу себе на память небольшой сувенир из вашего домашнего арсенальчика. Так, на всякий случай! А заодно исправлю вашу оплошность: в агенты меня произвели, а оружия не выдали, — начал ерничать Давиденко, несколько освоясь со своим необычным положением.

 Сначала он хотел прихватить небольшого размера автомат с откидным прикладом, но поразмыслив, решил, что это не лучший выбор. Оружие все же достаточно громоздкое, чтобы его незаметно носить с собой, да и как с ним обращаться, он толком не знал. Карабин ему тоже ни к чему. А вот пистолет системы Макарова — то, что нужно.

 Яша Давиденко вернулся к ящикам с оружием. В основном, оружие было уложено четкими, правильными рядами, но попадались ящики, где оно было сложено как попало. Именно из такого ящика агент и выбрал для себя пистолет Макарова. Приятная тяжесть оружия его успокоила: по крайней мере, он уже не чувствовал себя обреченно, как кролик перед удавом.

 Порывшись в других коробках, он нашел несколько пустых обойм и подходящие по калибру патроны. Тут же, как умел, снарядил магазин и лихо вогнал его в рукоять. Затем он передернул затвор рукой… и в этот момент услышал звук подъехавшей машины. Давиденко смертельно побледнел и машинально взглянул на часы. Они показывали половину одиннадцатого!

 Он в панике заметался в своей западне…

  Если это Мельников, мне конец! Он меня просто пристрелит… — лихорадочно шептал он, обливаясь потом.

 Яша мигом вылетел из подвала, перелетая через ступени лестницы. У входной двери остановился и никак не мог успокоить дыхание. Секунда медленно тянулась за секундой, а шагов у двери слышно не было. Через пять минут, не выдержав этой пытки, агент осторожно выглянул наружу, но почти ничего не увидел: наступила ночь! Переборов свой страх, он тихо подкрался к забору и выглянул на улицу. Почти напротив, у соседней дачи, стояла какая–то темная машина. С души у него свалился огромный камень — то была другая машина! Но страх его не отпускал: в любую минуту мог появится Мельников…

 Следующие десять минут секретный агент метался по дому как ошпаренный. Побросав в спешке свои вещи и захваченные у врага трофеи в женскую сумку, он быстро закрывал ящики с оружием и боеприпасами. Чемодан со зловещей винтовкой он засунул на место и внимательно оглядел подвал: нельзя было оставлять никаких следов своего пребывания.

 Закончив с подвалом, он занялся комнатами и еще несколько минут лихорадочно метался по дому, расставляя вещи по своим местам. Потом забрал свою сумку, плотно закрыл дверь и прилепил волосок на место.

 - Кажется, все… — выдохнул он с облегчением, повесил ключи на место и перемахнул через забор.

 Больше он не мог себя заставить задержаться на территории своего врага хотя бы лишнюю минуту. Да и зачем? Теперь нужно было быстро уносить ноги, голову и все остальное от этого опасного места.

 Когда агент Черный добрался до заветной поляны, его поджидал новый неприятный сюрприз. Около машины возились два великовозрастных балбеса и пытались открыть дверцу «Москвича». Давиденко спохватился, что забросил заряженный пистолет в сумку, и лихорадочно пытался найти его теперь на ощупь. Ему попадалось под руку все, что угодно, только не то, что нужно. Первым подходящим предметом, который он нащупал в своей сумке, оказался кухонный топорик–секач.

 Придуркам удалось открыть водительскую дверцу машины… Нужно было что–то немедленно предпринять, иначе ехать будет не на чем. Размахивая над головой топориком, агент выскочил из–за кустов с душераздирающим воплем:  - Убью!!! Стоять на месте!! А–а–а!..

 Пораженные нечеловечески злобным криком, оба взломщика повернулись в его сторону и от страха на секунду застыли на месте. Один из них продолжал светить своим мощным фонарем прямо в лицо нападавшему. Картина была ужасающей! Дикими, неровными скачками прямо на них несся озверевший патлатый мужик с перекошенной от ярости рожей, измазанной черной краской, и размахивающий над головой блестящим топором! В отраженном свете глаза его сверкали пугающим красноватым оттенком…

 Эффект оказался потрясающим и прямо противоположным отданной команде! Пацаны подскочили на метр и с жалобным воплем: «Ма–м–а–а–а!» ломанулись прямо через заросли, не разбирая дороги! Из леса еще какое–то время доносился треск ломаемых веток, топот и отчаянные вопли.

 В панике они бросили все, что у них было в руках, и теперь агент Черный собирал в траве законные трофеи. В качестве таковых ему достался мощный электрический фонарь, связка ключей, длинная металлическая линейка и надкусанный «Твикс».

 - Долбаная парочка! — злобно прошипел он и пинком зашвырнул печенье в кусты. Остальные вещи он сложил в свою большую черную сумку, найдя их полезными для своего теперешнего положения секретного агента.

  У, акселераты прыщавые! Наверное, уже по девкам бегают, а в башке по полторы извилины, и те не в ту сторону загнуты, — никак не мог он успокоиться, выруливая с поляны на дорогу.

 При выезде на шоссе он потушил габариты, вышел из машины и осторожно осмотрелся. Со стороны Веселой Балки быстро приближалась одинокая машина, которая свернула в дачный поселок. Была ли это машина Мельникова, он не знал, да и знать не хотел: на эту фамилию у него уже начало развиваться что–то вроде аллергии.

 Давиденко выехал на асфальтированное шоссе, включил габариты и дальний свет фар. Он очень устал от слишком большого количества пережитых острых ощущений и теперь мечтал только об одном: поскорее добраться до своей постели и завалиться спать. И только одна беспокойная мысль гвоздем сидела в его голове: он никак не мог вспомнить, налил ли он воду в кувшин или нет?

 Замелькали городские кварталы, агент Черный предусмотрительно поправил свой ненавистный парик и благоразумно сбросил скорость. Лимит на приключения был исчерпан на год вперед, и разборки с гаишниками в его планы не входили.

 Лихорадочное напряжение последних часов сменилось смертельной усталостью и апатией. Он чувствовал себя как шахтер, отпахавший три смены подряд, хотя никогда в своей жизни в шахте не был и, тем более, в ней не работал. В отличие от легендарного агента 007, у Давиденко не было ни малейшего желания продолжить сейчас свои подвиги с какой–нибудь длинноногой красоткой.

 «Врут все эти фильмы и книги, — устало и безразлично думал он. — После таких дел, хорошо, если хватит сил раздеться, прежде чем упасть в кровать и забыться беспробудным сном. А еще машину надо вернуть…»

 

 

 

 Глава 21. ЖЕРТВЫ МИСТИФИКАЦИЙ  

 

 К вечеру следующего дня в психиатрическое отделение Городской больницы привезли двух братьев погодков, пятнадцати и шестнадцати лет, со странными симптомами душевного расстройства. Оба были сильно напуганы и подавлены. Кроме того, они заметно заикались, хотя, по утверждению их матери, до вчерашнего вечера никаких проблем с речью у них не было.

 Но самое странное в их истории было другое: оба они в один голос утверждали, что вчера вечером около 11–ти часов, недалеко от их дачного поселка, на них напал злобный индеец. Он был двухметрового роста, с длинными рыжими волосами, с лицом, раскрашенным темной краской и с блестящим томагавком в руках. Одет был обыкновенно: в джинсы и рубашку. Но своим жутким криком и боевой раскраской он напугал их до полусмерти и едва не проломил обоим головы своим страшным оружием.

 - И на каком же языке орал тот индеец в боевой раскраске? — полюбопытствовал врач, привыкший по роду своей работы ничему не удивляться и не спорить с пациентами.

 - М–местами к–крыл нас м–матом по–русски, а остальное орал на своем индейском языке, — ломающимся баском ответил тот, что был постарше.

 - Понятно, — задумчиво сказал врач и спросил: — А что вы делали в лесу?

 Братья немного помялись, но потом признались, что нашли в зарослях старый «Москвич» и хотели на нем покататься…

 - А тот рыжий индеец, он тоже хотел покататься?

 - Н–нет, — в один голос ответили братья, — это ок–казалась его ма–ма–шина… Он чуть не зарубил нас, к–когда у–у–видел, что мы открыли д–дверцу!

 - А тот индеец, он какого был племени? Из могикан или, может быть, из племени сиу?

 - Не знаем, м–может гурон к–какой…

 - Почему гурон?

 - Злобный уж очень… Т–точно, гурон!

 Врач рассеянно грыз конец шариковой ручки и думал об этом странном случае. С одной стороны, оба одинаково и практически одними и теми же словами описывали случившиеся, и сколько он их не путал, расспрашивая поодиночке, упорно держались своей версии. Не расходились даже в мелких деталях. А проблемы с головой, если и случаются у двух человек разом, то всё же по–разному.

 С другой стороны, откуда в пригороде вдруг появился индеец с томагавком? Да еще на старом «Москвиче»? Это уже ни в какие ворота не лезло. Вот если бы на «Форде» или, там, «Плимуте», тогда другое дело… Может, и в самом деле, отбился от своей группы и заблудился в лесу… А озвереть у нас не долго — здесь же не Америка.

 Врач вздохнул, написал по–латыни в истории болезни предварительный диагноз и негромко сказал:  − Жалко ребят, совсем еще пацаны. Встречу с индейцем они пережили, переживут ли назначенное лечение?

 

 В тот же вечер, когда совсем стемнело, на территорию Горбольницы был доставлен еще один пациент. Какие–то молчаливые люди вытащили его из микроавтобуса и перенесли в глухой, буйно заросший кустарником и одичавшими фруктовыми деревьями закуток, примыкавший к психиатрическому отделению больницы. Человек был без сознания.

 Семен Ветвицкий пришел в себя через два часа. Была тихая, ясная ночь и сквозь густые кроны деревьев кое–где над ним были видны звезды. Он с трудом встал на ноги и долго не мог понять, где находится.

 Вяло махнув рукой, он нетвердой походкой поплелся вдоль глухого забора, за которым угадывалась дорога: он слышал шум машин. Память медленно возвращалась к нему, в голове стоял туман, во всем теле чувствовалась предательская слабость.

 - Может, я напился? Что со мной произошло? Где я? Или это какой–то кошмарный сон? — спрашивал он сам себя и тут же получил ответ на последний вопрос: в темноте он налетел на массивную скамью и больно ударился коленом.

 Прихрамывая, Ветвицкий нашел открытые ворота, выбрался на дорогу и стал ловить такси. Редкие машины сбавляли скорость, но объезжали его стороной, как чумного или пьяного.

 На ночных улицах можно увидеть всякое, но этот кандидат в пассажиры выглядел чересчур уж экстравагантно: у края дороги стоял босой мужик в розовых шортах и махровом халате какой–то ямайской расцветки. Почти все пуговицы на халате были оборваны, и когда он поднимал руку, его внушительный живот трясся как холодец.

 Одна машина все же остановилась.

 - Куда ехать–то, дядя? — с явной иронией спросил владелец голубых «Жигулей». Он с любопытством разглядывал босого, нетвердо стоящего на ногах мужика.

 Тот мучительно что–то вспоминал и, видимо, так и не вспомнив, задал совсем уж оригинальный вопрос:  - Какой это город?

 Водитель покрутил пальцем у виска, присвистнул и сказал на прощание:  - Закусывать надо!

 - Да погоди ты! Я вообще не пью… Со мной несчастье случилось! — зачастил Ветвицкий. — Вспомнил! Зеленый Мыс! Там мой дом!

 Водитель с большим сомнением покачал головой: это было в пригороде, а ехать нужно было в обратную сторону.

 - Ладно, — сжалился он, — десять баксов, но деньги сразу!

 - Хорошо, хорошо, — засуетился Ветвицкий и начал лихорадочно проверять свои карманы. Но кроме каких–то бумажек ничего не нашел.

 - Тогда извини, ничего не выйдет, — разочарованно протянул водитель и добавил с иронией: — У меня договор с банком, — он махнул головой в сторону шикарно отделанного входа в банк, видневшемуся метрах в ста. — Я не выдаю кредитов, а они не занимаются извозом. Пока, дядя!

 - Я могу заплатить дома… Даже двадцать долларов! — удвоил ставку Ветвицкий. — Я же не босяк какой–то, а уважаемый человек. У меня большой дом, семья… — начал он уламывать несговорчивого водителя.

 Тот вышел из машины, с сомнением посмотрел на босые ноги мужика, который не был босяком, и уже хотел было уехать, но заметил на руке кольцо:  - Тогда так: дома заплатишь двадцать баксов, а пока отдашь кольцо. Как залог.

 - Договорились! — сказал повеселевший пассажир и устроился на переднем сидении.

 Прохладный ветерок приятно освежал лицо, и вскоре последние пробелы в его памяти исчезли.

 - Боже мой, — сказал он вслух трагическим голосом и схватился за голову обеими руками. — Так, значит, все это правда?

 Водитель покосился на своего экзотического пассажира, промолчал и подумал: «Ну–ну… Тоже мне, трезвенник выискался. Хотя перегаром от него не несет… Наверное, успел проспаться. Тогда почему он босой и в каком–то дурацком халате? Поди, нажрался с какими–то молодыми смазливыми телками — из тех, что без комплексов… А дружки тех стерв дали ему по жбану и все с него сняли. Моли бога, что еще легко отделался: могли ведь и голову проломить. Теперь и в милицию не станешь заявлять: уж жена–то не забудет поинтересоваться, где носило ее муженька, и с кем он так весело провел время. Кроме грандиозного скандала, который она ему закатит, еще и в вендиспансер может отправить. За справкой, что никакой заразы у него нету».

 Водитель сочувственно покачал головой: «Самое лучшее — это сочинить убедительную легенду по поводу борзых грабителей. А об остальном скромно помалкивать в тряпочку…»

 Минут через двадцать голубые «Жигули» остановились около нового трехэтажного дома, некоторые окна которого, не смотря на позднее время, светились.

 Тут же выскочила растрепанная женщина в длинном шелковом халате и запричитала:  - Что случилось, Сёма?! Как ты нас всех перепугал! Я места себе не нахожу…

 Получив обещанные деньги, водитель вернул кольцо и уехал, не дожидаясь окончания трогательной сцены с возвращением подгулявшего мужа.

 Хозяин дома, однако, не спешил отвечать на вопросы и заперся в ванной комнате, решив принять душ в два часа ночи.

 - Мерзавцы! — шептал он со всей силой ненависти, на которую был способен. — Едва до инфаркта не довели… Палачи и садисты! — Он вспомнил вынесенный ему приговор и снова застонал от ужаса и бессильной злобы.

 Когда Ветвицкий вышел из ванной, за дверью его поджидала расстроенная жена.

 - Что это у тебя? — упавшим голосом спросила она.

 Тот не понял вопроса, но интонация его озадачила. Он вернулся в ванную и протер запотевшее зеркало: над левым виском появилась совершенно седая прядь.

 

 

 

 Глава 22. ХАРАКИРИ ТУПЫМ НОЖОМ  

 

 Уже на следующее утро Ветвицкий был в палате Березина. Вместо приветствия он обругал своего подчиненного и обвинил его в том, что именно из–за него он, уважаемый и солидный человек, попал в жуткую историю.

 Лёва Березин как мог отбивался от незаслуженных, по его мнению, обвинений:  - Почему я здесь лежу, Семен Вениаминыч? Думаете, авария была случайной? Как бы не так! Это все проклятый «Легион» подстроил… Я уже расплатился за свои дела — между прочим, и своим здоровьем — тоже. Теперь они за вас взялись… Это страшные и безжалостные люди, — он понизил голос и трагически добавил: — Это мафия!

 - Если ты, Лёва, думаешь, что уже никому ничего не должен, то сильно ошибаешься, — со злостью заметил Ветвицкий и швырнул на больничное одеяло копию своего приговора.

 Березин с трудом читал этот зловещий документ — строчки прыгали в глазах. К концу этого занятия его глаза готовы были вывалиться из орбит. Он сильно испугался, хотя о нем там ничего не было сказано.

 - Откуда эта странная бумага? — едва слышно выдавил он из себя.

 Когда Ветвицкий вкратце рассказал, что это за бумага и как она к нему попала, цвет лица у несчастного Березина стал почти неотличим от серой больничной наволочки.

 - Не может быть, — застонал больной и бледный его лоб покрылся испариной. — Я же расплатился сполна!..

 - Это ты так думаешь, — жестко заметил Ветвицкий и процитировал по памяти: — «Возместить материальный ущерб жертвам своих телефонных махинаций в виде безвозмездного возврата им средств связи (действующих домашних телефонов), согласно прилагаемого списка и солидарно с другими соучастниками мошенничества». Ты понимаешь, что означает слово «солидарно»? Нет? Так я объясню… Ты получал со всех этих дел десять процентов, значит, и твоя доля в возмещении ущерба составит десять процентов. Остальное тебя не касается!

 - М–минуточку, Семен Вениаминович! — слегка заикаясь от такой беспардонной наглости, перебил его Березин. — С чего это вы взяли десять?.. Моя доля была пять процентов!

 - А разве я сказал «десять»? — с деланным удивлением спросил начальник. — Но ты ведь получал и другие халтурки и поблажки по службе. Не так ли? Все в целом вполне можно оценить в десять процентов…

 - Не надо на меня вешать чужие грехи, у меня и своих достаточно! Пять процентов я признаю и заплачу, а остальное, как вы и сказали, меня не касается. Где список?

 Ветвицкий вытащил из кармана злополучный список и передал его Березину. И в тот же момент мысленно обругал себя последними словами и хотел забрать его обратно, но Березин отвел свою руку в сторону.

 «Идиот! — раздосадовано думал Ветвицкий. — Никто же не мешал мне дописать в этот список побольше фамилий. Тогда доля этого кретина была бы больше, а моя — меньше! Когда они вытрясли из меня полный список пострадавших, то в нем было почти вдвое больше фамилий. Почему они оставили только половину, я не знаю. На этом можно было легко сыграть, просто и красиво! А теперь этот упрямый осел перепишет итог и подсчитает свою долю. Надо же так досадно ошибиться! Можно сказать — на ровном месте! Сам себя наказал, сам. И что на меня только нашло? Затмение какое–то… Наверное, это от их укола», — он непроизвольно потер запястье своей левой руки, где он еще вчера обнаружил след от иглы.

 Словно в подтверждение его мыслей, Лёва Березин, беззвучно шевеля губами, неуклюже нацарапал левой рукой общий итог в своем блокноте.

 Он хорошо знал своего шефа и правильно оценил его дерганье: «Опять придумал какую–нибудь умную пакость, как выкрутиться за чужой счет. Но на меня можешь не рассчитывать: я не такой дурак, как ты думаешь. Хочешь поиграть с этими бандитами — поиграй. А я — пас! Уже наигрался. Эти слишком дорогое удовольствие. Мошенничество с квартирой Донцова мне обошлась в кругленькую сумму, афера с телефонами — тоже влетит в копеечку… Но подставлять его всё же не стоит, хотя он и порядочная свинья: хотел на меня лишних пять процентов повесить. Как–никак, а он мой начальник и будет им еще почти месяц. Еще неизвестно, кто займет его место… А если его родственник? Тогда я запросто могу потерять хорошую и выгодную работу. Хотя какая теперь, к черту, выгода? Кости переломали, машину изуродовали, бабки скачали…»

 - Эта история, — удрученно выдавил из себя Березин, — началась с Донцова, соседа по лестничной площадке моего одноклассника Яши Давиденко. Донцов лишился своего домашнего телефона года полтора назад, когда Давиденко выменял в том доме себе квартиру. Квартира была без телефона, а в доме не оказалось свободных телефонных пар… Ну, а вести новый кабель, сами знаете, дело дорогое и хлопотное. Я и помог Яше с телефоном… Кто же мог знать, что Донцов окажется под покровительством мафии?

 О крахе аферы с квартирой архивариуса Донцова Березин, понятно, распространятся не стал, полагая, что Ветвицкий не в курсе этой истории.

 - Похоже, старик успел им нажаловаться… — продолжал он. — Сначала от бандитов пострадал я, потом Давиденко, а теперь они добрались до вас. Яша пытался поиграть с этими людьми в хитрые игры, но они быстро поставили его на место и наказали на довольно крупную сумму… — Березин ловко спихнул свою вину на партнера. — Я хорошо помню, какой он имел бледный вид и что говорил: «Лёва, не играй с этими опасными людьми ни в какие игры. Единственно надежный способ от них отвязаться это отдать им то, что они требуют». Кстати, этот совет он получил от Бориса Павловича, его родственника.

 - Бориса Павловича? Давиденко? — переспросил Ветвицкий. Он его знал, хотя и не близко.

 Ветвицкий взял у Березина телефон Давиденко–младшего и вышел из палаты. Уже отъехав на своем серебристом «Опеле» два или три квартала, он заметил за собой «хвост». «Девятка» цвета мокрый асфальт неотступно следовала за ним, в точности повторяя его маршрут. Был ли за ним «хвост» до приезда в больницу, он не заметил.

 «У, сволочи, уже обложили флажками, — неприязненно подумал Ветвицкий. — Боятся, чтобы не пропал, не расплатившись по счетам».

 Серая «Девятка» держалась вызывающе близко, не отставая и не обгоняя его. Это действовало на нервы и Ветвицкий утопил педаль газа почти до пола. Двигатель взвыл и новый «Опель» стал быстро набирать скорость, отрываясь он ненавистного «хвоста».

 Увлекшись гонкой, он не сразу среагировал на вой сирены — сзади быстро приближалась машина ГАИ. Пришлось остановиться и долго извиняться за превышении скорости. Штраф, понятное дело, пришлось заплатить. Снова сев в машину, водитель серебристого «Опеля» видел в зеркало, как гаишник направился к серой «Девятке».

  Придется тебе, дружок, тоже заплатить штраф, — злорадно заметил Ветвицкий. — Мелочь, конечно, но приятно.

 Но был разочарован: гаишник подошел к «Девятке» со стороны водителя, отдал честь и невозмутимо вернулся в свою машину.

 - Вот сволочь! — взорвался Ветвицкий, — что же ты с них штраф не слупил?! Они ведь ехали с такой же скоростью! С меня, значит, штраф, а им ручкой под козырек? Мент продажный!

 Он даже хотел выйти в горячке из машины и «покачать права», но быстро остыл. Борзых или скандальных нарушителей гаишники не жаловали: вполне могли закатать пару баллов в свой свинский компьютер или права забрать. Ходи потом за ними, получай обратно. Или доказывай, что не верблюд, если совсем дурак. У нас прав тот, у кого больше прав. Ну, а прав у гаишников — выше фуражки. Так что, спорить с ними не по делу — себе дороже.

  Угораздило же задеть интересы этой бандитской группировки! — нервничал Ветвицкий, поглядывая на спидометр и стараясь не превышать скорость. — Не знал их сто лет и еще не знать столько же. Играть с ними, действительно, опасно. Но ведь и платить по предъявленному счету — форменное безумие. Какие деньги выбросить на ветер! А главное, дом жалко. Совсем новый, только обставил, а теперь все псу под хвост! …А Мальчик, дог породистый с родословной до десятого колена? Где он был? Даже не гавкнул ни разу, паразит! Только колбасу жрать и умеет, дармоед неблагодарный! С сегодняшнего дня — на хлеб и воду! Будет знать в другой раз, что хозяина своего должен охранять и днем и ночью. Прохлопал ушами, так и получи, что заслужил. А в дом пусть даже не пытается сунуть свою слюнявую морду, во дворе теперь будет жить. Не зима — не обморозится!

 Ветвицкий тихо выругался и вернулся к основной теме:   А участок? — он застонал как от зубной боли. — В лучшем пригородном районе, рядом с морем… Там только земля вдвое дороже стоит, чем в центре города. Ни шума, ни пыли: дыши чистым воздухом и радуйся жизни. Так ведь нет! Нашлись два гения, Лёвка с Яшкой, и отключили телефон Донцову, словно других лохов в городе нет. Дебилы безнадежные! Вот же влип по чужой дурости! Добровольно отдать новый дом — это безумие, а если не отдавать — то, похоже, самоубийство. Богатый выбор… Чтоб вам всем сдохнуть в этом месяце! Должен же быть какой–то выход?!

 Но сколько он не ломал голову, выход не находился. Ветвицкий только еще больше раздражался и злился.

 «Надо все же поговорить с приятелем Березина,  тревожно думал водитель серебристого «Опеля».  Он уже имел дело с этими проклятыми уголовниками, может, удастся выведать у него что–то полезного».

 «Опель» остановился у телефона–автомата и Ветвицкий позвонил на работу Давиденко–младшему. Тот долго не мог взять в толк, чего от него хотят, и упорно отнекивался. Встретиться где–либо на улице, на своей работе или у себя дома он отказался наотрез. С большим трудом удалось уговорить его приехать к Ветвицкому домой, где бы они смогли поговорить без помех.

 Встреча состоялась в тот же день, но мало что дала. Каждое слово из Давиденко приходилось тянуть клещами. Не смотря на то, что Яша полностью оплатил свою часть счета, «Легион» не оставил его в покое. Свиридов всё же докопался до старой телефонной аферы и хотел лишить Давиденко телефона в пользу Донцова. Но кто–то помешал — скорее всего, Мельников — и тогда телефона лишился Березин.

 Яша Давиденко предпочитал держать язык за зубами: не хватало еще лишиться квартирного телефона… Твердо уверен он был только в одном: если шуваловские бандиты решают получить со своей жертвы по счетам, то они умеют выколачивать такие долги в полной мере. Играть или хитрить с ними — дело опасное и рискованное. До сих пор не было еще примеров, когда кому–то удалось от них отвертеться. Во всяком случае, ему такие примеры известны не были.

 - «Колхоз — дело добровольное… — с горькой усмешкой изрек Давиденко начало старого народного афоризма, с болезненным любопытством поглядывая на хозяина роскошного особняка. Закончил же совсем мрачно и не без злорадства: — …Хочешь — вступай, хочешь — нет, а корову веди!» В противном случае, — пояснил он, — неаккуратный должник отдаст две коровы, если ему было жалко отдать с самого начала одну и в срок. Вот такие они сволочи!

 После ухода гостя Ветвицкий долго сидел в мягком глубоком кресле и напряженно думал: «Свою долю по возврату телефонов придется внести. Что будет делать начальник со своей долей — то его проблемы. Мое дело — предупредить его о возможных последствиях, а там пусть поступает как знает… Возврат телефонов влетит мне в копеечку, но тут уж ничего не попишешь. Здесь лучше не хитрить и не создавать себе новых проблем. Хорошо бы разобраться со старыми! Задачка, определенно, не из легких: как спасти свой дом и при этом не потерять собственную голову? Отдать дом — безумие, а не отдавать — что–то вроде харакири тупым ножом. Выбор замечательный, слов нет: одни буквы и те нецензурные».

 «Русский детский фонд» — это всего лишь подставная контора для отмывания грязных денег, − мрачно размышлял он. − Дураку понятно: пропустят деньги от продажи моего дома через несколько подставных фирм по каким–нибудь фиктивным сделкам или даже через одну фирму–однодневку, и концов потом не найдешь».

 «Сложит мои денежки какой–нибудь директор Тяпкин в навороченный кейс с сигнализацией и уйдет в туман, − лицо Ветвицкого перекосило от бессильной злобы. − По–английски, забыв попрощаться… А потом окажется, что имущества у фирмы «Тяпкин, Ляпкин и подельники» всего–ничего: поломанный компьютер да плакатик на стене. Всё остальное взяли в аренду на пару дней. И ищи ветра в поле на каком–нибудь острове Кипр: господин Тяпкин, он же Ляпкин, он же Сяпкин отбыли в очередной вояж и в спешке забыли оставить свой адрес. В конечном итоге, деньги так или иначе всплывут в «Легионе», но уже чистые и без малейших признаков вымогательства…»

 Ветвицкий выпил чашку горячего черного кофе, закурил «Кэмел» и вернулся к своим размышлениям: «Похоже, прав Ефим Лесневский: против такой хорошо организованной мафиозной группировки прокуратура или милиция практически бессильны. И тем, и другим нужны улики, а вот их шуваловские бандиты оставлять не собираются — это не их стиль».

 «Дьявольщина какая–то! − матерился про себя Ветвицкий. − Что же это получается? Что на них вообще управы нет? Так не бывает… Должны у них быть враги, должны. Как же без врагов? И они у них есть, надо только найти их. А, как известно, враг моего врага — мой друг. Что еще осталось в городе? «Белый дом», городские власти? Эти в такое дело не полезут, их мало волнуют мои проблемы. Пусть даже родной брат Ефима, мой родственник и тезка Семен, и зам главы администрации. Не у него же дом вымогают? Ну, посочувствует, конечно, а что толку? Кто еще остался? Комитет? Этим по силам разобраться с кем угодно… Только им это не по профилю, их дело — госбезопасность…»

 «Секундочку! − Ветвицкий в возбуждении шлепнул ладонью по подлокотнику. − А кто их обязал бороться с организованной преступностью? Если не ошибаюсь, был по этому поводу Указ. А «Легион» и есть самая что ни на есть организованная преступная группировка. Тогда получается, что если кто и может им руки укоротить, так это Управление ФСБ…»

 «Гм… − он обхватил голову руками. − Так–то оно так, но только и обращаться за помощью к чекистам — дело рискованное. Из просителя можно легко превратиться в свидетеля или, не дай бог, в подозреваемого. Но ведь и другого выхода я пока не вижу. Ну, допустим, обращусь я в ФСБ… И что дальше? А дальше я услышу все тот же припев: нет на этих сукиных сынов прямых улик. Одни косвенные. Иначе давно бы отправили всю эту банду куда–нибудь в Заполярье, лес валить…»

 Ветвицкий нервно закурил очередную сигарету и сделал пару глубоких затяжек: «Уже теплее! Найти хороший контакт с ФСБ и придумать план, согласно которому эти прямые улики должны появиться. Если я смогу придумать такой план, то тогда эти бандиты сами окажутся в западне. И даже если удастся прищучить всего несколько человек из их группировки, то и в этом случае они поостерегутся и оставят меня в покое. Уж больно умными себя считают… Загнали меня в ловушку и посматривают, что я буду делать: отгрызу себе лапу или сдохну в том капкане?»

 «Не оказались бы сами в таком положении, − зло усмехнулся он. − А уж я приложу все силы, что бы придумать для вас самую хитрую ловушку. Буду думать день и ночь, мозги себе вывихну, но я придумаю для вас невиданную пакость. Тем более время у меня еще есть…»

 Зазвонил телефон. Хозяин дома снял трубку и услышал всего одну короткую фразу: «Осталось двадцать девять дней!»

 - Издеваются, сволочи! — едва слышно прошипел Ветвицкий и бросил трубку. — Ничего, мы еще посмотрим, кто кого… Игра только началась!

 Он посмотрел на старинные напольные часы в корпусе из черного мореного дуба. Мерные звуки маятника, которые раньше так его успокаивали, теперь стали раздражать и напоминать тиканье бомбы с часовым механизмом.

 

 

 

 Глава 23. МУТНАЯ ВОЙНА  

 Провинциальный город N продолжал жить своей обычной жизнью: днем — напряженной и размеренной, а с наступлением темноты — бесшабашной и веселой. Так происходило каждое лето, и казалось, ничто не сможет изменить этого устоявшегося порядка. Однако события, которые случились в конце июня, одних сильно напугали и обеспокоили, а других — озадачили и удивили. Между организованными группировками началась война. Но самое странное было в том, что события начались неожиданно и для самих криминальных авторитетов.

 Первыми пострадали два человека из «бригады» Князя, их сильно избили. Чтобы не оставалось никаких сомнений, нападавшие сказали напоследок своим жертвам: «Эта часть города принадлежит «Легиону». Потому конкурентов будем отстреливать как бешеных собак!»

 На следующий день события приняли еще более угрожающий характер: из засады были расстреляны две автомашины, принадлежащие той же «бригаде». При этом, два человека получили ранения, а еще трое — ожоги. Нападавшие скрылись на двух «Девятках» цвета «серый асфальт» с номерными знаками, принадлежащими одной из дочерних компаний «Корпорации «Легион».

 Естественно, в это дело вцепилась Городская прокуратура. Но больше Князя злило другое. Пострадали люди из его группировки, но именно на них, похоже, всё и хотят повесить: в одной из брошенных машин подоспевший наряд милиции обнаружил оружие и наркотики. Вторая же благополучно сгорела дотла.

 В тот же вечер боевики Князя подловили одну из машин «Легиона» и обстреляли ее из автомата. Успели выпустить по ней целый магазин, но как ни странно, той «Девятке» удалось уйти. Со стороны картина была впечатляющая: впереди несется серая «Лада», а за ней два черных «БМВ». И трассирующие автоматные очереди прямо на улицах города… От шальных пуль пострадали случайные прохожие, но слава богу, обошлось без жертв. На виражах «Девятка» тоже огрызалась автоматными очередями: одной преследующей машине прошили ветровое стекло, а другой разнесли фару и пробили радиатор. В конечном итоге, боевикам Князя самим пришлось уносить ноги: к месту перестрелки устремились машины не только милиции, но и боевые группы «Легиона»…

 По городу стали устраивать облавы и засады, вступили в действие заранее согласованные общегородские операции «Заслон» и «Перехват». Усиленные наряды милиции и ОМОНа в бронежилетах, касках и с автоматами в руках не пропускали без досмотра ни одной автомашины марки «БМВ» или «ВАЗ–2109». Доставалось от них, как водится, и другим машинам, не подходивших под это описание. Но внезапно вспыхнувшую войну это уже не могло остановить. Каждый следующий день, и особенно — ночь, пополняли список городских происшествий.

 Совершенно неожиданно в свару вмешалась еще одна группировка. Нескольких уличных торговцев наркотиками жестоко избили, отобрали все деньги и товар. Все это косвенно указывало на группировку Армена: с ним и раньше случались стычки по этому поводу, правда, не столь наглые. Пока Князь был занят войной с «Легионом», Армен мог увеличить свою долю на рынке наркоты. Во всяком случае, было похоже, что именно Армен старается вытеснить людей Князя с улиц.

 По приказу Князя его боевики сожгли несколько магазинов Корпорации и наносили ей ущерб везде, где только могли. Хуже всего было то, что Князю приходилось сражаться сразу на двух фронтах: и с «Легионом», и с группировкой Армена. А в самые последние дни у него появился еще один противник — банда Шакала…

 

 Клим Копылов, более известный в криминальной среде как крупный авторитет по кличке Князь, сидел в своем отдельном кабинете ресторана «Звездная пыль» и глушил водку. Многочисленные блюда, горячие и холодные, были практически не тронуты. Рядом с ним, по обе стороны широкого стола, сидели два человека из его ближайшего окружения. Они с опаской поглядывали на хозяина: выпить он мог много, но обычно не пьянел, а скорее — зверел и стервенился. Тогда он становился опасным даже для своих. Филин и Беглый это знали, поэтому сидели молча и мрачно пили водку, которую Князь самолично наливал им в фужеры.

 - Может, телок позвать, — осторожно предложил Беглый, чтобы как–то заполнить слишком длинную паузу. — Только скажи… Там в зале уже нарисовались Маринка с Розкой. Клевые биксы — ноги чуть не от ушей растут. Дело свое знают, учить не надо…

 - Они, может, и знают свое дело, а вот вы, в натуре, фуфло стали гнать! — зло оборвал его сипловатым голосом Князь и грохнул кулаком по столу — посуда жалобно звякнула.

 Возражать было опасно, и оба подельника угрюмо молчали. Есть тоже не хотелось: хозяин подавлял их своим скверным настроением, аппетит пропал даже у Беглого. В такие моменты лучше держаться от него подальше, но он не торопился их отпускать.

 - За одну неделю мы потеряли четыре тачки, двух братанов замочили и еще девять раненых… Три магазина и восемь киосков сгорели дотла… — Князь скрипнул зубами. — Наши торговцы дурью боятся выходить на улицу… Под этим кто подпишется? Ты? — прорычал он и медленно перевел свой тяжелый взгляд на Филина. — Или, может, ты?

 На лице его появилась нехорошая усмешка, которая больше походила на волчий оскал. В молодости именно из–за этой жутковатой усмешки он получил свою первую кличку — Лютый. И некоторые его старые кенты по лагерям и тюрьмам помнили об этом. Волчий оскал был плохой приметой в перемене его настроения — это было известно и его близким подельникам, сидящих сейчас рядом с ним за столом. Но ни Филин, ни Беглый не были его старыми корешами и не знали о его прежней кличке. Клички обычно не меняются, хотя исключения из этого правила встречаются. Во время третьей ходки Копылов получил новую кличку — Князь, что означает «вор–рецидивист».

 - Ну так как, — зло спросил Князь, еще раз скрипнув зубами, — и дальше порожняк гнать будете?

 Филин и Беглый молча крутили на скатерти свои фужеры, стараясь не встречаться с ним взглядом — никто из них не хотел принимать вызов. Снова повисла тягостная тишина.

 - Ты же знаешь, Князь, мы рогом упираемся, чтобы достать этих борзых фраеров. Наше дело — исполнять, что сказано. Ну, не все получается, как было задумано… — нехотя и осторожно начал Беглый. — Но ведь и этот долбаный «Легион», в натуре, не кодла Шакала. У них и людей больше, и стволов… Я сам не могу врубиться… Не первый год мы делим с ними центр города, были и раньше разборки или наезды. Случался шухер и со стрельбой, всё было. Но ведь войны–то никогда не было! А тут, в натуре, настоящая война: палим друг в друга из автоматов, скоро окопы рыть начнем…

 - И что ты предлагаешь? — спросил Князь и опрокинул в рот фужер смирновской водки.

 - А что я могу предложить? Это не по моей части… Ты потому и в авторитете, что башка варит. Мое дело — исполнять…

 - Ну а ты что споешь? — в упор уставился Князь тяжелым взглядом на помалкивающего Филина.

 - Я так кумекаю, что Беглый попал в цвет. Мутная это война… Ни с того ни с сего — трах! бах! и понеслось! Если так дальше пойдет, то, в натуре, дойдет до бронетранспортеров. У нас их нету, а у Шувалова, глядишь, и найдутся. У него тяму хватит по случаю прикупить пару списанных «бэтээров». Ну, а вооружить — для него не проблема, сам знаешь… А может, ему и покупать не надо… Помнишь, Князь, как по весне кто–то у вояк танк увел? Прямо из стойла? Если не залетные отморозки — то Шувалова работа! Гадом буду — больше некому! Последнее время мы их не трогали, да и они нас — тоже. Ну, разъезжали по нашей территории, но ведь в дела наши не лезли? Не лезли. И мы в их дела не встревали.

 Филин покосился на пахана − тот внимательно слушал и зло кривил лицо, время от времени появлялся волчий оскал, которого так опасались его подельники.

 − Ни нам, ни им это война не нужна, − осторожно продолжал Филин. − Да и не похоже это, в натуре, на «Легион». Если они чего придумывают, то крепко все обмозговывают. Считают на три хода вперед и всегда у них в одной колоде семь тузов… А здесь все в одну кучу свалили. Слишком все быстро и просто. Ну, прикинь сам! Если бы бойцы Шувалова решили пустить в расход те две «Бэхи» с нашей братвой… Я уж не спрашиваю, за каким хреном это им вообще потребовалось? …Неужто они бы всё так и обтяпали? Нет, Князь! Они взяли бы парочку гранатометов и от тех «Бэх» остались бы одни обгорелые куски железа, которые менты собирали потом с соседних крыш. И свидетелей оставлять они бы не стали. Зачем оставлять? Чтобы мы знали, кто нам ту подлянку устроил? В натуре, этой мазью они не мажутся.

 Князь надолго задумался. В словах Филина было доля правды. Мутная была эта война… Три дня назад кто–то надыбал его тайный склад и он лишился большей части запасов наркоты. Какие–то отморозки устроили настоящий налет на хорошо оборудованный склад в подвале частного дома. Два человека были убиты на месте, один тяжело ранен. Налетчики в масках выгребли весь запас наркоты, а сам дом спалили. Склад был секретным, о нем знало всего несколько надежных и проверенных его людей. Тогда кто и как смог надыбать этот склад?

 Дальше — больше: на улицах появились торговцы дурью, работавшие на Шакала. Откуда у него наркота? Его кодла отличалась борзостью и жестокостью, пара человек были и вовсе «отмороженые».

 Война идет всего неделю, а потери уже ощутимые. И словно все с цепи сорвались: и Шувалов со своим «Легионом», и Армен со своей «бригадой». Теперь вот Шакал решил под этот шухер урвать себе долю пожирнее. Ну, с Шакалом–то он разберется, раз слов не понимает. Это без базара. Но сейчас не до него. Сражаться на три фронта он не может — людей не хватало и на два… Братве вся эта мутная война была сильно не по кайфу: появились убитые и раненые, а конца этому странному шухеру не видно. А тут еще менты достают… Шувалову тоже приходится сражаться на два фронта. Он–то чего с Арменом не поделил? Вчера прогремело два взрыва: одним разнесло полмагазина, который принадлежал Армену, а от второго — сильно пострадал большой магазин Шувалова.

 Не хватало только партизанской войны с минированием ларьков и магазинов… Кому это было выгодно? Ему? Шувалову? Армену? Нет! Трем главным авторитетам это было не в жилу. Может, Шакал и урвал себе долю под этот шухер, но не он же его начал?! В такую лажу Князь не верил, да и никто не поверит. Любая из группировок вполне может размазать всю ту шакалью свору по асфальту, так, что ложками потом придется собирать их мозги.

 Вот, если бы он, Князь, решил начать войну, то сначала все крепко обмозговал, подготовил. Но при любом раскладе, он не стал бы затевать войну даже на два фронта. Надо быть последним отморозком или тупорылым бакланом, чтобы по своей воле начинать такие разборки. Кроме того, война должна быть короткой: самое большее — несколько дней, а еще лучше — несколько часов. Если за это время не удастся обломать рога своим врагам, то война становится затяжной. Короче, бессмысленной… А кому нужны бессмысленные войны? Никому.

 В дверь постучали условным стуком, Беглый подошел, отпер ее и на какое–то время исчез из отдельного кабинета Князя.

 Но вскоре появился вновь и доложил:  - Там какой–то фраерок от Шувалова нарисовался. Хочет с тобой, Князь, потолковать. Вроде, по делу.

 - Да ну, — недобро усмехнулся Князь, — неужто со мной? А с тобой или Филином ему западло перетереть?

 - А я что говорю? Не в меру борзый фраерок приканал! Может тому козлу сразу роги поотшибать? А? За кого они нас держат? Что скажешь, Князь? — спросил Беглый, вытащил из подплечной кобуры «Магнум» калибра 45 и крутанул барабан левой рукой. В оружии он понимал толк, поэтому таскал с собой фирменный убойный «Магнум».

 - Пушкой надо на улице махать! — осадил его Князь. — Обшмонай и волоки его сюда. Послушаем, что он споет…

 Через пару минут вернулся Беглый, подталкивая стволом револьвера молодого парня, одетого в рубашку с коротким рукавом и светлые брюки свободного покроя. Князь долго рассматривал незваного гостя своим немигающим взглядом желтоватых глаз. Все молчали.

 - Падай в трюм! — сказал, наконец, хозяин и добавил, обращаясь к Филину: — Налей–ка ему водяры… Пусть сначала вмажет.

 Парень присел на край стула, молча выпил большой фужер водки и слегка закусил сыром.

 - Кто ты и что у тебя за дело ко мне? — спросил Князь.

 - Я человек Шувалова, зовут Борисом. Кликухи у меня нет: срок не мотал, по фене не ботаю…

 - Значит, ты из фраеров. Верно?

 - Выходит, так.

 - Ты знаешь, кто я?

 - Знаю. Ты — Князь, а это Филин и Беглый.

 - А ты, в натуре, много знаешь. А я вот, что–то никак тебя не срисую… Не могу вспомнить, хотя всех видных подельников твоего пахана я знаю в лицо. Стало быть, ты — фраерок, не из верхушки?

 - Правильно. По–вашему — валет или, может, пацан.

 - Ну вот, а говоришь, не ботаешь. Ты пей, пей. Может это последний раз в твоей жизни, — ласково сказал Князь, но взгляд его оставался жестким и холодным. — Ты все же борзый фраер: вот так, внагляк завалиться к Князю… А ведь я тебя не звал.

 Борис выпил второй фужер водки, быстро закусил тем же сыром и ответил:  - Я, Князь, человек маленький, но пришел по делу. А за хлеб–соль — спасибо. Может, и действительно, в последний раз водку пью.

 - Ладно, давай о деле, — сказал Князь и повернулся к Беглому: — Что при нем было?

 Тот положил на край стола большой конверт из плотной бумаги и добавил:  - Только вот это. Ни ствола, ни ксивы…

 - Ну, давай колись! Горбатого лепить и втирать по ушам не надо: здесь фраеров нет!

 - Шувалов велел передать на словах, что «Легион» войну не начинал. Скорее всего кто–то просто стравил все заметные группировки и столкнул их лбами. Найти две серых «Девятки» с затонированными стеклами, посадить туда боевиков с автоматами — это ведь нетрудно. А подумают потом на Шувалова: мол, его были люди.

 - Так–так… Шувалову, в натуре, самое время перевести стрелки. Кто ж тогда начал шухер?

 - Он считает, что эту кашу заварили чекисты. В Управлении ФСБ есть отдел по борьбе с организованной преступностью. Скорее всего, это их работа. Есть возможность это проверить, хотя шансов здесь немного. В том конверте, — парень кивнул головой на край стола, — фотографии людей, имеющих отношение к тому отделу. В первый день войны пострадали ваши люди, возможно, они смогут кого–то опознать по фотографиям.

 Князь расчистил край стола, высыпал фотографии и разложил их несколькими рядами. Потом начал их внимательно рассматривать.

 - Кому ты веришь, Князь?! Параша все это! В натуре, они задвигают нам фуфло, как последним лохам…

 - Ша! — оборвал Князь Беглого на полуслове. — Засохни! С тобой я попозже потолкую… Филин, возьми эти портреты и быстро в больничку. Расчухай насчет рисовок. Может, и в цвет. Давай в темпе!

 Хозяин закурил новую сигарету и спросил «парламентера»:  - Почему в наши дела стала встревать эта контора?

 - Трудно сказать, мутное это дело. Мой шеф считает, что чекисты спецом стравливают группировки, чтобы мы вцепились друг другу в глотки. И чем больше прольется крови, тем лучше. Потому что, с одной стороны, такие разборки ослабляют группировки, а с другой — мы сами себя под статьи подводим. Стрельба, взрывы, поджоги — это же явный криминал и на вас, и на нас. В это дело уже вцепились менты с прокуратурой и получается, что уже целую неделю они не успевают оформлять протоколы и заводить уголовные дела. А раз дела заводят, то на кого–то их примерят, а потом и повесят. Не себе же они их на память оставят? Есть и третий вариант…

 - Складно поешь, давай дальше!

 - Возможно, Управление ФСБ задумало операцию против какой–нибудь группировки. И прежде чем спалить ее — так это, кажется, называется по–вашему — решили сначала пригасить и обескровить. Причем сделать это не своими руками, — язык у посланца начал заплетаться.

 Князь выпил водки, слегка поковырял вилкой в тарелке и сказал:

 - Может, твой пахан и прав. Он хоть и фраер, но не из тупорылых. А что ты можешь сказать о складе наркоты, который прихватили какие–то борзые отморозки в масках? Это тоже Комитет? Что по этому поводу думает ушлый Шувалов? Я так прикидываю, он в курсе этого дела.

 - В курсе. Ты же знаешь, «Легион» никогда наркотой не занимался, — Князь слегка кивнул. — Поэтому, ты, скорее всего, подумаешь на кого–нибудь еще. А если при этом на улицах появятся и новые торговцы наркотой, то тогда уж ты точно будешь знать, кто здесь наварился… Сложнее, если к этому делу имеет отношение Армен — он ведь давно приторговывает дурью… Кто теперь разберет, чьей он наркотой торгует, своей или прихваченной на твоем складе? Тем не менее, мой шеф считает, что и к этому случаю гэбисты тоже могли иметь отношение…

 - Не гони пургу! Чтобы волки из Комитета расстреляли охрану, прихватили наркоту, а потом спалили хату? На такое фуфло я не куплюсь!

 - А я и не говорю, — не совсем твердо возразил Борис. — Зачем чекистам светится, если у них, к примеру, была возможность обтяпать то дельце чужими руками?

 - Ну–ка сдай назад, что–то я не въехал!

 - Это только прикидка, но возможно, что примерно так и было. Шувалов считает, что комитетчики просто выпасли твоих гонцов с партией наркоты и накололи склад. А дальше могли просто передать наколку какой–нибудь заинтересованной группировке. Вот потому налетчики и были в масках. Оставлять свидетелей — вряд ли входило в их планы…

 Появился Филин и что–то долго шептал Князю на ухо.

 Тот молча выслушал и спросил без всякого перехода:

 - Что предлагает твой пахан?

 - Окончить войну и прекратить ненужные разборки. Предлагает два варианта: можно устроить встречу на более высоком уровне, но это потребует времени на согласование… Ну, там, время, место… — язык Бориса заметно заплетался, особенно на длинных словах. — А можно прекратить войну прямо сейчас, без всяких переговоров. Выбор за тобой, Князь, а Шувалова устраивает любой вариант, — закончил свою трудную и опасную миссию «парламентер».

 Он выпил еще один фужер водки и принялся основательно закусывать. Князь надолго задумался, все остальные молча ждали. Снова наступила пауза.

 Первым не выдержал Беглый:

 - Неплохо бы попридержать этого фраерка до окончания шухера. Если все это лажа, то я с большим удовольствием перережу ему глотку!

 Князь докурил сигарету, затушил ее в пепельнице и сказал:  - Шухер нужно кончать немедля. От переговоров, один хрен, толку не будет — только лишняя грызня. Передай Шувалову, что войну кончаем. Заметано. Повоевали и хватит!

 - И ты, Князь, позволишь ему вот так просто слинять? — подскочил на своем месте Беглый. — Сколько наших людей подпалилось! В той машине…

 - Ша! — оборвал его на полуслове Князь, — не впрягайся! Не твоего ума дело… Филин, проводи гонца! Этот фраерок должен добраться до своих без заморочек, пока его совсем не развезло.

 После того, как Филин с Борисом покинули кабинет, Князь повернулся к Беглому:  - Ближе к ночи соберешь всю свою группу. Если не хватит быков, возьми еще сколько надо. Найди и замочи шакалью кодлу! Это он прихватил со своими отморозками наш склад. Его работа, без базара. Выверни их наизнанку, но наркоту верни! С этими беспредельщиками пора кончать. Что до остальных, то об этом мы еще потолкуем… Действуй!

 У Князя вдруг появился аппетит и он придвинул к себе блюдо с давно остывшей паровой стерлядью. Волчья ухмылка исчезла с его лица, но этого уже никто не видел.

 

 

 

 Глава 24. СТАРЫЙ ЛИС  

 Всю неделю Семен Ветвицкий посвятил решению очень сложной проблемы: как выскочить из капкана без потерь? Или, в крайнем случае — с минимальными потерями? Свою долю в махинациях с телефонами он погасил полностью, также как и Лев Березин, его бестолковый подчиненный. Денег было, конечно, жаль, но ничего другого ему просто не оставалось: прямо по курсу на него неумолимо надвигались куда более серьезные проблемы.

 Кроме потерянных денег был и моральный ущерб. За неделю ему пришлось много чего выслушать от своих в недавнем прошлом благодарных клиентов, которые вдруг лишились своих телефонных номеров. Все деньги, полученные в свое время с этих «льготных очередников», понятно, пришлось вернуть. Без скандалов такие дела обходились редко, и он вдоволь наслушался упреков в своей низости и непорядочности.

 …Когда по городу прокатилась необычная акция с бесплатным подключением сотен телефонов, то в местную газету начали звонить благодарные ветераны и пенсионеры, которые просили передать огромное спасибо руководству ГТС за столь гуманную акцию.

 Какой–то дотошный журналист появился в его кабинете и долго задавал дурацкие вопросы о таком нужном и благородном начинании. С большим трудом Семену Ветвицкому удалось отговорить его от написания очерка под уже придуманным названием: «Благородная акция ГТС». Пришлось даже сослаться на то, что благотворительностью занимаются не из желания прославиться, а из чисто человеческих побуждений души. Главное здесь — скромность… «Если этот очерк появится в газете, то на этом гуманная акция и закончится», — твердо и с плохо скрываемым раздражением пообещал ему Ветвицкий.

 Корреспондент был до глубины души поражен невиданной скромностью и бескорыстностью высокого телефонного начальства и, в конце концов, согласился на маленькую заметку без фото и фамилий героев дня.

 Знай тот простодушный журналист об истинной подоплеке «гуманной акции», то без труда написал бы сенсационный репортаж на целую полосу с хлестким заголовком типа: «Как украсть телефоны у стариков» или «Телефонные воры в высоких креслах». Поэтому Ветвицкому пришлось «благословить» его на написание скромной заметки.

 Она была напечатана и прошла вполне незаметно. Во всяком случае, вездесущие журналисты ему больше не досаждали.

 

 Семен Ветвицкий сидел у себя дома в мягком кожаном кресле и третий час ломал голову над каверзными деталями своего хитроумного плана.

 В общих чертах план был готов. Но теперь он столкнулся с другой не менее сложной проблемой: для исполнения этого дьявольски хитрого плана был нужен умный, опытный и сильный партнер. Такой человек у него на примете был, вот только удастся ли с ним договориться? Он подходил по всем статьям, но именно в этом и заключалась реальная опасность для самого Ветвицкого. Слишком уж много было темных моментов в той злополучной телефонной афере, сути или деталей которой он не мог доверить никому из посторонних. Но и в одиночку ему никак не выпутаться. Было от чего прийти в отчаяние…

 Вчера Ветвицкому удалось с глазу на глаз поговорить с Давиденко–старшим в его служебном кабинете на втором этаже Госбанка. Но разговор, который он начал, сразу насторожил управляющего банком, ибо если разговор и имел отношение к ГТС, то только косвенное.

 Сначала Ветвицкий долго ходил вокруг и около и как бы невзначай напомнил хозяину кабинета, что мир тесен, а долг, стало быть, платежом красен. В свое время он помог с быстрой установкой телефонов на загородной вилле управляющего, и теперь, похоже, рассчитывал на какую–то встречную услугу. Давиденко с интересом наблюдал за сложными дипломатическими маневрами и не мешал гостю излагать свою историю.

 «Так или иначе, — думал хозяин кабинета, постукивая пальцами по краю стола, — но затянувшееся предисловие закончится и старый лис перейдет, наконец, к делу. Может быть, его появление как–то связано с той историей, от которой уже пострадал мой родственник вместе со своим приятелем… Кстати говоря, Березин из его конторы. Давай–давай, — подбадривал он про себя Ветвицкого, — ныряй, там глубоко!»

 - Я знаю, что у вас, Борис Павлович, широкий круг знакомых среди весьма уважаемых и влиятельных людей нашего города.

 - Допустим. И что из того?

 - Я бы очень был вам признателен, если бы вы свели меня с одним из ваших старых знакомых. Одно дело, когда приходит незнакомый человек и заявляет с порога: «Здравствуйте, у меня к вам дело!» и совсем другое, если меня представит его хороший знакомый. Отношение будет совершенно иным. Я не прав?

 - Ну, почему же… Это я понимаю: так сказать, нужен деликатный подход…

 - Совершенно верно, Борис Павлович. Вы очень точно подобрали слово: именно деликатный подход. И дело у меня также весьма деликатное.

 Хозяин кабинета закурил и дал понять гостю, что тот тоже может курить, если хочет.

 Гость последовал примеру и продолжил:  - Мне бы хотелось встретиться с Александром Ефимовичем Мельниковым. По частному делу.

 Неожиданная просьба удивила Давиденко:  - А вы случайно не ошиблись с выбором? Вы хотя бы знаете, где он служит?

 - Знаю. У меня хорошие связи в прокуратуре.

 - Александр Ефимович, действительно, мой не очень старый, но хороший знакомый. Но вам–то он зачем понадобился? Обычно люди стараются держаться подальше от его ведомства. Что–то я не припоминаю других «добровольцев» кроме вас. Странное все же желание, вы не находите? — с иронией спросил Давиденко.

 Он с интересом посмотрел на Ветвицкого и подумал: «Все же тебе придется приоткрыть свои карты. Послушаем, как ты обоснуешь свою просьбу…»

 Но в ответ ему пришлось выслушать весьма запутанную и туманную историю, которая была больше похоже на специально подготовленную для этого случая легенду.

 - Поймите меня правильно, Семен Вениаминович, но и мне не хочется оказаться в глупом положении. Допустим, я сведу вас с Мельниковым, а потом окажется, что ваше так называемое деликатное дело не стоит выеденного яйца. И Мельников не только напрасно потеряет время — а он, смею вас заверить, человек занятой — но и меня будет считать причастным к этой глупой истории. Вы говорите, что история ваша деликатная… Пусть так, но в самом общем виде, без имен или цифр, вы можете обрисовать ситуацию?

 Ветвицкий понял, что Давиденко его перехитрил и поставил перед выбором: или он что–то расскажет, или пусть ищет подход к Мельникову через кого–нибудь другого.

 «Как же, боится он оказаться в глупом положении, — раздраженно думал Ветвицкий. — Хитрая бестия! Просто хочет вытянуть из меня побольше информации…» — Но вслух сказал:  - Одна весьма опасная группа аферистов вымогает у меня крупную сумму денег. Угрозы, ну, и все такое прочее. Милиция или прокуратура не может им ничего противопоставить. Это ловкие и осторожные преступники, против них нет достаточных прямых улик…

 - И что же, эти ловкие вымогатели подкинули вам в почтовый ящик записку с угрозами? Типа: «Заверни в газету десять тысяч долларов мелкими купюрами и в полночь положи под мусорный бак, что стоит во дворе дома. Иначе хуже будет?..» — спросил Давиденко с дальним прицелом: как среагирует на сумму и способ его гость?

 - Если бы, — расстроено вздохнул Ветвицкий. — Тогда любой участковый поймал бы их с поличным. К сожалению, это очень осторожные и изобретательные преступники. Они придумали очень оригинальный способ: я должен передать деньги в один детский фонд. В том–то и проблема…

 «Так–так, — подумал хозяин кабинета, постукивая пальцами по краю стола. — На десять тысяч он никак не среагировал — значит, сумма значительно больше. А что касается детского фонда, то это подозрительно похоже на «Русский детский фонд». С этим Фондом уже не раз возникали серьезные проблемы и у меня самого, как управляющего городским отделением Госбанка, и у властей».

 «Во–первых, − продолжал Давиденко, − именно в этот новоявленный фонд многочисленные «благодетели и меценаты», часть которых определенно принадлежат к криминальным группировкам, прямо–таки в очередь выстраиваются, чтобы перечислить свои грязные деньги. Во–вторых, личность распорядителя Фонда Макарова весьма колоритна и загадочна, хотя с виду он прикидывается этаким простачком. Похоже, он не только Заслуженный учитель России, но и большой артист, как минимум — тоже Заслуженный. Кто стоит за этим фондом, тоже известно: «Корпорация «Легион». То есть — Шувалов, один из самых опасных местных авторитетов».

 Хозяин кабинета вскользь взглянул на своего гостя: тот терпеливо ждал ответа.

 «Понятно, что вся эта гениальная задумка с благотворительным фондом всего лишь ширма для отмывания грязных денег. − Давиденко задумчиво крутил в руках свою зажигалку и продолжал свои прикидки. − Шуваловские бандиты умело вышибают деньги со своих «должников», а те без комментариев перечисляют их на счет Фонда. Непонятно другое: каким образом уже отмытые деньги возвращаются к Шувалову? Именно по этой причине было проведено несколько ревизий финансово–хозяйственной деятельности Фонда. Результат оказался прямо–таки фантастическим: никаких нарушений обнаружено не было! Ни одного рубля не ушло на сторону… Каково? Специально натасканные ревизоры проводили тщательные, в том числе и встречные проверки, но результат был тем же самым — чистый ноль!»

 Давиденко был опытным управляющим и хорошо знал сотни всевозможных способов по части отмывания, утаивания денег или обхождению действующих законов. В данном случае было задето и его профессиональное самолюбие. Хитрецы из «Легиона» придумали какой–то совершенно новый, 501–ый способ, разгадать которой он пока не смог.

 - Если речь идет о «Русском детском фонде», то мне хорошо знаком и тот фонд, и его распорядитель — их расчетный счет в моем банке. Соответственно, я узнаю и точную денежную сумму, — прищурясь, добавил управляющий и пристально посмотрел на посетителя.

 Это смутило Ветвицкого, он быстро прикидывал в уме: «Хитрая бестия! Все же загнал меня в угол. Придется что–то рассказать, иначе он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь в этом проклятом деле…»

 Визитер непритворно вздохнул:  - В этом и проблема. Я уже наводил справки: проверки фонда ничего не дают. Значит, мои деньги бесследно исчезнут в этой «черной дыре». В общем, Борис Павлович, если говорить начистоту, то речь идет о моем новом загородном доме. А он стоит, как вы сами понимаете, немалых денег. В конечном итоге, я останусь без своего дома, а вымогатели останутся на свободе. Против них нет прямых улик…

 - Да, дело, действительно, серьезное и деликатное, — задумчиво сказал Давиденко. — Я сведу вас с Мельниковым.

 После ухода Ветвицкого он закурил новую сигарету и задумался: «Этот хитрый лис больше ничего интересного не скажет. Но в целом, все ясно…. Дельце непростое и вполне может заинтересовать Мельникова… Тем более, у него уже, вроде, были какие–то проблемы с Шуваловым. Нужно будет сегодня же встретится с Мельниковым и поговорить по этому поводу. Скорее всего, он проявит интерес к этой истории. Лично я не буду иметь с этого ничего, но, возможно, окажу подполковнику неплохую услугу. А по нашей жизни, вовремя оказанная услуга может стоить больших денег. Кто знает, может, и он когда окажет мне важную услугу. Он ведь один из самых информированных людей в городе, особенно в вопросах, что связаны с организованной преступностью — он же курирует этот сектор работы».

 Управляющий банком постучал кончиками пальцев по столу: «И он далеко не глупый человек, хотя и держится в тени… А может, потому и держится в тени, что умен и острожен. Ведомство у них еще то! Комитет — он и есть Комитет, какую вывеску у дверей не прибей. Начальник его, полковник Маркин, то ягода совсем другого поля: умным назвать его, при всем моем уважении, трудно…»

 − Впрочем, − открыто усмехнулся Давиденко, − чем бы эта история не закончилась, я об этом узнаю. Не только ведь у Ветвицкого есть связи в прокуратуре. А Семена Лесневского я знаю не хуже, чем он, да и многих других — тоже… Похоже, старый лис угодил в капкан. А из шуваловских капканов, насколько я знаю, еще никому выскочить не удавалось. Что ж, посмотрим, как он будет выпутываться».

 

 

 

 Глава 25. РАЗБОРКИ ПО ПОНЯТИЯМ  

 Странная война закончилась так же внезапно, как и началась: без видимых причин и особых достижений какой–либо из конфликтующих сторон. В последний вечер военных действий наступило непонятное затишье. Все участвующие в конфликте организованные группировки по–прежнему оставались в состоянии боевой готовности, но никаких активных действий не предпринимали. Словно сговорившись, все перешли к глухой обороне. По городу еще мотались многочисленные милицейские машины, на главных перекрестках и выездах из города по–прежнему стояли усиленные наряды. Но проходил час за часом, а ни взрывов, ни стрельбы больше не было.

 Первыми уловили изменение ситуации оперативные дежурные. За последнюю неделю вдвое сократилось количество обычных уличных преступлений, таких как разбои, грабежи, кражи, изнасилования, случаи хулиганства… Угоны машин практически свелись к нулю. Что и понятно: зачем угонять чужую машину, если и на своей собственной по городу не проедешь — кругом усиленные посты и заслоны. Но это уменьшение с лихвой компенсировалось многочисленными перестрелками, взрывами, умышленными поджогами.

 Начиная с шести часов вечера, оперативные дежурные смогли немного расслабиться и спокойно попить чайку или кофейку. Телефоны, наконец, смолкли, в эфире тоже наступило относительное затишье.

 Такая идиллия продолжалась примерно до 11–ти вечера. Количество патрульных машин на улицах заметно сократилось. Многие, наконец–то, смогли отправиться домой, чтобы отоспаться за несколько последних дней беспокойной службы. Оставшиеся патрульные машины больше не носились по городу с включенными мигалками и сиренами, а просто стояли на своих излюбленных, «прикормленных» местах.

 Большинство милиционеров сбивались в небольшие группки около своих машин, не спеша курили и обстоятельно спорили: что бы это значило? Самые молодые и горячие доказывали, что война между группировками закончилась — это и ежу понятно. Те, кто побольше прослужил, напротив, говорили, что здесь что–то не так: как–то уж очень просто и быстро все закончилось.

 Споры были еще в полном разгаре, как откуда–то из центра города докатилось эхо взрыва. Ночь была тихая и безветренная, но определить точное место, где прогремел неожиданный взрыв было трудно. Споры мгновенно прекратились и все придвинулись поближе к своим рациям.

 Несколько минут ничего интересного в эфире не было слышно и вдруг рации ожили. Сначала подтвердили действие операций «Перехват» и «Заслон», а потом ввели операции «Блокада — центр» и «Аврал». Два последних кодовых названия применялись очень редко. Код «Блокада — центр» означал, что совершена диверсия или террористический акт, соответственно, в центре города, а «Аврал» — что поднята на ноги вся милиция.

 Тихую ночь вновь разорвали сирены автомобилей… Жители многих улиц могли видеть из своих окон необычную картину: в направлении центра города, одна за другой, проносились милицейские машины с включенными мигалками. Немного погодя в том же направлении промчались пожарные машины, потом машины скорой помощи и, наконец, военные грузовики темно–зеленого цвета.

 Все прибывающие машины занимали позиции на ближних подступах к зданию Управления ФСБ. Пожарные машины выключили свои мощные сирены и стояли вокруг здания, готовые в любой момент приступить к тушению пожара. Но пока никаких признаков пожара видно не было.

 Зато было видно другое: на уровне четвертого этажа в бетонной стене зияла воронка, отколовшая приличный кусок оконного откоса. Стекол во многих окнах не было — видимо, они вдребезги разлетелись от взрыва. Весь асфальт около главного входа был усеян мелкими осколками стекла и битой штукатуркой.

 Милицию, однако, не пустили не только внутрь здания, но даже и за глухой бетонный забор, за исключением начальника ГУВД. Но и он пробыл там недолго.

 Вскоре Гаврилов появился обратно, злой и хмурый, и начал отдавать команды резким недовольным голосом:  - Ищите место, откуда был произведен выстрел! Похоже, стреляли из ручного гранатомета. Оцепите прилегающие кварталы и прочешите дворы и прилегающий парк! Займитесь свидетелями, здесь рядом несколько жилых домов…

 Между милицией и госбезопасностью всегда были прохладные отношения. Чекисты весьма снисходительно отзывались об умственных способностях милиционеров, ну, а те, в свою очередь, считали их чистоплюями и хитрыми болтунами. Черной работы гэбисты всегда избегали, а занимались ли они какой–либо другой — неизвестно. Перед милицией они не отчитывались.

 Кроме того у чекистов была еще одна очень дурная привычка: они всегда наводили тень на плетень. Любое, даже самое заурядное происшествие покрывалось с их помощью таким густым туманом секретности, что работать вместе с ними не было никакой возможности. Да и охоты — тоже.

 По эфиру несколько раз прошла ориентировка: «Угнан грузовой автомобиль «ЗИЛ–130», защитного цвета, номерные знаки…» Но искать угнанную автомашину было некому: почти все силы милиции были брошены на поиск террористов. Тем не менее, через полчаса угнанная машина все же была найдена. По–видимому, она с самого начала стояла метрах в ста от здания Управления ФСБ и на нее просто не обратили никакого внимания в этой всеобщей суматохе. Скорее всего, ее приняли за машину внутренних войск или еще каких вояк. И тех, и других здесь собралось предостаточно, а по цвету она ничем не отличалась. В кузове того грузовика и был найден брошенный ручной гранатомет.

 С террористами дела обстояли сложнее. Прочесали парк и прилегающие кварталы, но кроме нескольких бродяг и пьяных никого не нашли. Вообще–то, людей в парке было больше, но остальные успели разбрестись и разбежаться от греха подальше. На террористов задержанные никак не тянули. Двое вообще еле стояли на ногах, от них несло какой–то сивухой, от запаха которой нормального человека начинало мутить. Остальные трое только дико таращили глаза и несли полную ахинею. Но воняло от них еще сильнее: по–видимому, последний раз они мылись еще весной, но не неизвестно — в каком году.

 Начальник милиции по рации доложил о результатах облавы и спросил, что делать с задержанными: самим их допрашивать или передать чекистам? В ответ он услышал обычную трескотню о государственной тайне и категорический приказ: немедленно доставить их в Управление ФСБ! Дело государственной важности и т. д. и т. п. Злопамятный начальник милиции подозвал одного из офицеров и что–то сказал ему негромко.

 Тот с пониманием хмыкнул и ответил:  - Сделаем в лучшем виде, Пал Семеныч! Пусть сами разбираются с этим дерьмом собачьим.

 Потом построил бомжей и алкашей в колонну по полтора — некоторые из них не могли передвигаться без поддержки — и погнал перед собой это стадо, старясь держаться в стороне от фарватера специфического коктейля из запахов перегара и давно не мытых тел…

 Расчет Гаврилова был прост: раз дело идет о государственных интересах, то пусть ушлые работнички ФСБ сами допрашивают подозреваемых. А если они не признаются в совершении террористического акта, то милиция здесь не при чем. Всех кого задержали, они передали, а там пусть сами разбираются. Кто из них террорист, кто резидент, а кто просто погулять вышел, да уснул на лавочке в парке «от передозировки» какого–нибудь дешевого пойла.

 Вскоре пришла команда об отбое операций в отношении «Блокада — центр» и «Аврал». Через полчаса в этой части города оставалось только несколько милицейских и пожарных машин.

 Совершенно неожиданно для всех раздались два близких взрыва, на этот раз где–то за зданием УФСБ. Оставшиеся наряды милиции растерялись: непонятно было, откуда теперь ждать нападения. Послышались клацанье автоматных затворов, в небо взлетели сигнальные и осветительные ракеты. Потом, не дожидаясь подкрепления, стали короткими перебежками обходить здание. Из–за бетонного глухого забора уже поднимались в небо языки багрового пламени: горели машины на внутренней автостоянке…

 Снова душераздирающе завыли пожарные сирены, хотя ехать им было от силы метров сто. На этот раз чекисты снизошли до понимания ситуации, открыли глухие ворота и пожарным не пришлось тянуть свои рукава поверх бетонного забора. Через десять минут пожар был потушен: две машины ВАЗ–2109 полностью сгорели, несколько стоящих поблизости от них тоже пострадали от огня.

 Все прилегающие улицы вновь заполнились милицейскими машинами, армейскими грузовиками и машинами «Скорой помощи». Большинство этих машин не успели добраться до своих подразделений и вернулись прямо с дороги. Не смотря на недавний обстрел из гранатомета, два взрыва на автостоянке и пожар, жертв и особых разрушений не было. Не было даже пострадавших, если не считать выловленных в парке бомжей и алкашей.

 Последние события заметно сбили с чекистов спесь: свет в окнах здания не горел, а сами чекисты даже снизошли до разговоров с офицерами милиции и пожарными. Впрочем, как только пожар был потушен, они закрыли ворота и выпроводили всех «гостей». С отбоем операции на этот раз не спешили, масса машин оставалась вблизи невезучего здания УФСБ.

 Повторное прочесывание прилегающей территории ничего не дало: даже если в парке и оставалась парочка потенциальных террористов, не выловленных в прошлый раз, то теперь и они предпочли убраться куда–нибудь в более спокойное место. Люди, ночующие в парке — клиенты крайне неприхотливые. Но и они посчитали, что место для ночлега выбрали неудачно: то взрывы, то пожар, то вой сирен, то ракеты в небе, как на Новый год. Поэтому после первой облавы они покинули «прифронтовую полосу», не дожидаясь продолжения военных действий, танковой атаки или налета штурмовой авиации.

 Гаврилов сидел на переднем сидении «Волги», курил и раздраженно думал о неожиданном продолжении событий этой суматошной ночи: «Никаких новых приказов от чекистов пока нет. Что теперь искать, было неясно. Ну, а что касается того, где искать — то здесь, наоборот, все было яснее ясного: во дворе и ищите. А так как двор ваш секретный — сами и ищите! Нам чужих секретов не надо. Так что, флаг вам в руки!»

 «Спалили вам две тачки, — не без злорадства замечал начальник милиции, — вот теперь и ищите, кому вы на хвост наступили. На случайность это будет трудно списать. Даже для таких ушлых ребят, как вы. Ну а мы будем торчать здесь, пока вы не дадите отбой».

 Большинство людей снова пристроилось кто где, а самые толстокожие уже потихоньку начали кемарить, не участвуя в общих спорах и обсуждениях событий бурной ночи.

 Гаврилов закрывал на это глаза: «В конце концов, если нас используют втемную, то нечего ждать, что мы будем тут наизнанку выворачиваться, ловя каких–то мифических террористов. Скорее всего, никаких террористов не было и нет… Все это сильно смахивает на мутные разборки с какой–нибудь местной организованной группировкой. Что–то там не смогли поделить более цивилизованным способом, вот теперь и объясняются с помощью гранатомета и подложенных бомб».

 Отдохнуть удалось часика полтора и вновь ожили рации: в пяти кварталах от них, в кафе «Платан», слышали стрельбу. Кроме того, там начался пожар.

 - Хорошо, хоть без взрывов, — недовольно поморщился Гаврилов и отдал соответствующую команду.

 Три «УАЗа» включили сирены, мигалки и помчались вслед за пожарными машинами, третий раз за эту ночь будоража жителей города.

 В подвальном помещении кафе «Платан» действительно бушевал пожар, и понабилось почти час, чтобы справится с огнем. Когда, наконец, пожар был потушен, пришлось откачивать воду из подвала. Иначе в том подвале можно было передвигаться или на лодках, или в специальных сапогах–забродах. Ни того, ни другого у милиции не оказалось, поэтому пришлось ждать, когда откачают воду. Да и спешить было особо некуда: покойники, если они там есть, никуда не убегут — второго выхода из подвала не было.

 Когда оперативники спустились в подвал, их поджидал неприятный сюрприз — там было полно покойников. В общей сложности насчитали шесть трупов. Из них трое сбились в общую кучу, и их пришлось растаскивать. Во время тушения пожара в подвале собралось много воды, вот они и плавали, пока не сцепились своими руками–ногами. Причины смерти не вызывали сомнений: у всех были огнестрельные ранения. Кроме того, у всех было и по лишней дырке в голове: видимо, следы от контрольных выстрелов.

 Видавшие виды оперативники только плевались и посылали свою работу так далеко, как им позволяла фантазия и правила разговорного языка. Такого свинства они все же не ожидали: шесть явно криминальных трупов! А после пожара и потопа, какие, к черту, следы?! Железный «глухарь»! Некоторые тела обгорели, другие были, если так можно сказать, вполне приличные. У троих нашли документы, а один и вовсе был им хорошо знаком. При своей буйной жизни он был известен под кличкой Шакал.

 Для оперативников дело осложнялось тем, что убрать отсюда трупы нужно было до наступления утра. Пока не набежали зеваки и «свидетели», которые ничего не видели, но будут путаться под ногами и рассказывать небылицы. В таких делах если свидетели и бывают, то они предпочитают держать язык за зубами.

 - Во, невезуха! — сокрушался молодой оперативник. — Мало мне этой веселой ночки, так к утру и вовсе подарочек. Шесть трупов! Ну, не свинство?!

 Лейтенант еще не видел своего начальства, но точно знал, что утром скажет капитан:  - Шесть трупов?! Вот это парень! Орел… Другие за полгода столько собрать не могут, а этот — за ночь! Крути дырочку под орден… Только не забудь раскрыть это дело, Шерлок Холмс хренов! Делиться жмуриками не надо: ты нашел, значит, все твои. Чтоб тебя!.. — Дальше будет длинный список самых искренних пожеланий: куда, чем и за что.

 

 Это были последние жертвы семидневной войны, и вскоре жизнь в городе N вошла в свою обычную колею. Если не считать невероятных историй, которые ходили по городу, с каждым днем обрастая всё более жуткими подробностями.

 Наиболее популярная версия ночных событий была такая: «Чеченцы высадились на парашютах в центре города, заминировали парк и захватили здание ФСБ. Милиция и войска выбивали их оттуда всю ночь, а когда разминировали прилегающий парк, то на штурм пошла морская пехота. Но хитрые чечены ушли по канализации и засели в подвале кафе «Платан». Там их все же прищучили и был настоящий бой. А когда у наших кончились патроны, то они затопили подвал водой. Трупы плыли прямо по улице, до самого моря… В морге они не уместились — их было больше сотни — и пришлось их штабелями складывать в городском холодильнике, там, где хранят мороженую рыбу…»

 Так это было или нет — никаких опровержений по этому поводу власти не давали. Но многим казалось, что не случайно власти отмалчиваются в своей обычной манере: дыма без огня не бывает. И как бы там ни было, но спрос на треску и минтай резко упал. Привередливые покупатели долго принюхивались и приглядывались к рыбьим хвостам: нет ли здесь чего–нибудь подозрительного? Не хранилась ли эта мороженая рыба по соседству с мертвыми террористами?

 Впрочем, бывалые торгаши быстро нашли выход из положения. На ценниках они писали для особо подозрительных, что вся рыба только сегодня поступила из других городов и областей. В витринах магазинов появились любопытные ценники:  

 «Камбала черноморская, свежемороженая… г. Мурманск»; «Филе из катрана… г. Волгоград».

 

 На каверзные вопросы самых дотошных покупателей: «Как же это черноморскую камбалу смогли выловить в Мурманске?! Сами, поди, пишете, что попало на своих ценниках!», ушлые продавцы каждого такого занудного покупателя злорадно тыкали носом в витрину. Там красовалась целая гора рыбных консервов с не менее занятными этикетками:  

 «Кильки каспийские, обжаренные, в томатном соусе. Рыболовецкий колхоз «Рассвет», г. Темрюк».

 

 После этого покупателям крыть было нечем. Красочные этикетки были выполнены типографским способом, консервы эти продавались во всех магазинах, а город Темрюк, действительно, находился на берегу Азовского, а не Каспийского моря.

 

 

 

 

 Глава 26. МАРЛЕЗОНСКИЙ БАЛЕТ  

 Ветвицкий выключил телевизор и посмотрел на старинные часы: пора было ехать на конспиративную встречу с подполковником Мельниковым. Сегодня вечером, когда он садился в свой «Опель», проходивший мимо человек незаметно бросил в салон машины свернутую в маленькую трубочку короткую записку и исчез, ничего не сказав.

 В записке было всего несколько строк:  

 «В 21.00 жду вас на даче нашего общего знакомого Д. У задней калитки вас встретит мой человек. Машину припаркуйте не ближе двух кварталов, соблюдайте предельную осторожность. Обязательно избавьтесь от «хвоста» — за вами установлено наблюдение. Записку сожгите.

 М».

 

 От такой записки Ветвицкого бросило сначала в жар, а потом в холод. Однако поразмыслив, он успокоился. Мельников был прав: здесь нужна предельная осторожность. Противник, действительно, был хитер и коварен.

 От «хвоста» Ветвицкий решил избавиться самим простым и безотказным способом — то есть оставить его дома. Сразу, как приехал со службы, он с подробными инструкциями отправил сына к своему давнему знакомому, который жил в трех кварталах от его особняка. Вскоре тот приятель незаметно прошел в его сад через заднюю калитку, а потом и в дом.

 Не посвящая его в детали, Ветвицкий попросил своего приятеля одолжить ему на вечер машину, сославшись на поломку своего «Опеля» и чрезвычайно важное дело. Старый знакомый не стал задавать дурацких вопросов по поводу машины жены, проявив мужскую солидарность и решив, что в дело замешана какая–то женщина. Хозяин дома, со своей стороны, не стал его в этом разубеждать, и они быстро договорились.

 Поэтому, когда Ветвицкий выскользнул через заднюю калитку, его постоянный «хвост» в виде серой «Девятки» остался на улице метрах в 50–ти от главного входа в полной уверенности, что объект находится дома.

 Около девяти вечера Ветвицкий, наконец, отыскал калитку, о которой сообщалось в записке. Встретивший его человек оказался тем же самым, что подбросил днем записку. Сам хозяин виллы сухо поздоровался с гостем и без разговоров проводил в дальнюю комнату, где его уже поджидал Мельников. Представив их друг другу, Давиденко исчез, оставив их, как говорят французы, «тет–а–тет».

 Ветвицкий коротко обрисовал ситуацию, впрочем, опустив кое–какие важные детали, имеющие отношение к делу. А именно: из–за чего на него «наезжают» люди Шувалова. Мельников, со своей стороны, отметил этот момент, но дипломатично промолчал, что также не осталось незамеченным со стороны служащего ГТС.

 «Вероятно, — подумал Ветвицкий, — у него есть какой–то свой интерес в этой истории. Он курирует в своем ведомстве сектор или отдел — не суть важно, как это у них называется — по борьбе с организованной преступностью. Если у них каким–то краем совпадают интересы и враг у них общий, то это облегчает мою задачу и пойдет на пользу дела. Во всяком случае, неудобных вопросов он пока не задает, а это очень хороший знак».

 Мельников ему даже понравился: он с первого взгляда производил впечатление опытного и уверенного в себе человека. Именно такой человек был ему нужен для того, чтобы привести в исполнение свой хитроумный план.

 - Я так понимаю, Семен Вениаминович, что у вас уже есть какой–то более или менее конкретный план. План этот, может быть, и очень хорош, но без посторонней помощи вам вряд ли удастся довести его до конца. Тем более, что против вас играют не какие–то обычные уголовники, а люди умные и осторожные. И это отнюдь не комплимент Шувалову — это трезвая оценка, можете поверить мне на слово. Поэтому вы и искали встречи со мной. Я прав в своих предположениях? — деликатно поинтересовался Мельников, ловко обходя острые углы и неудобные вопросы.

 - Абсолютно! Остается только восхищаться вашей проницательностью, Александр Ефимович, — ответил Ветвицкий. В данном случае он не кривил душой: его собеседник, действительно, был проницательным человеком.

 - Ну что ж, я рад, что мы хорошо понимаем друг друга. Не надо меня боятся. Я всего лишь живой человек, а не чугунный памятник с карающим мечом в руке. Но все же я должен выяснить один важный для вас, — он сделал ударение на слове «вас», — момент. Какой вариант для вас более приемлем? Тот, где я буду официальным представителем известной вам организации, или другой, не столь официальный?

 Вопрос был задан тонко и умело, но требовал конкретного ответа. У Ветвицкого вспотели ладони, однако он пересилил свой страх, посчитав дипломатичный подход Мельникова хорошим знаком.

 - С вашего позволения, я бы предпочел менее официальный вариант. А если бы у меня был выбор, то я остановился бы, так сказать, на частном случае, — очень осторожно ответил Ветвицкий и с тревогой ждал ответного хода.

 - Другими словами, вы бы предпочли мою помощь как полуофициального или даже частного лица, — то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес подполковник.

 Его собеседник слегка кивнул головой и замер в ожидании: переговоры быстро двигались в нужном направлении.

 Мельников закурил и вполне миролюбиво продолжил:  - Это возможно. Более того, в этом случае я оставлю без внимания кое–какие моменты, которые могут показаться вам неудобными… — он сделал паузу, — по тем или иным причинам. Думаю, как частное лицо, я могу себе позволить некоторую рассеянность.

 - Должен заметить, Александр Ефимович, что вы очень деликатный человек, — сказал Ветвицкий и вздохнул с видимым облегчением.

 Опасный рубеж был пройден, оба это понимали. Дальше никаких принципиальных проблем не просматривалось, а что касается «технических», то здесь всегда можно договориться.

 - Очень хорошо, Семен Вениаминович. Вы человек неглупый и должны понимать, что и в частном варианте не обойтись без помощи, поддержки и прикрытия нашего ведомства. А это требует расходов… — Мельников выдержал многозначительную паузу, — и не малых.

 - Конечно–конечно! — торопливо согласился Ветвицкий. — Я все понимаю: никаких проблем с этим не будет.

 - Позвольте полюбопытствовать: какой именно дом у вас вымогают?

 - Речь идет о моем новом доме на Зеленом Мысе. Стоимость его около ста пятидесяти тысяч долларов, — ответил Ветвицкий, сильно занизив оценку своего особняка.

 - Понятно. Тогда необходимо договориться о сумме моего гонорара. Я говорю «моего гонорара», но имеется в виду, что в него будут входить все накладные и прочие издержки, связанные с подготовкой и осуществлением предстоящей операции. «Легион» это не банда тупых уголовников — в этом вы уже должны убедиться на собственном опыте — и просто так они добычу из своих лап не выпустят. Вы согласны со мной?

 - Совершенно согласен, Александр Ефимович! О какой сумме идет речь? — спросил Ветвицкий, надеясь в душе, что Мельников назовет конкретную цену за свою помощь.

 - В таких делах гонорар принято называть в процентах от общей стоимости сделки, — разрушил его слабую надежду подполковник. — Думаю, мы можем поладить на десяти–пятнадцати процентах.

 Он умышленно оставил разброс, так как был уверен, что Ветвицкий начнет торговаться. И теперь ему придется считать за благо, если сойдутся на 11–ти или 12–ти процентах.

 Мельников не ошибся. Ветвицкий, действительно, начал торговаться и героически сражаться за каждый процент. Он умел и любил торговаться, но в данном случае ему было очень трудно это делать: он ни на секунду не забывал, с кем имеет дело. Позиция его была много слабее, чем хотелось бы. Дойдя до 12–ти процентов, полуобреченный домовладелец решил остановится и не испытывать судьбу. Цифра была вполне приемлема. Кроме того, он оставил себе значительную фору, оценив свой шикарный особняк всего лишь в 150 тысяч…

 - Ну что ж, по первому пункту мы договорились, Семен Вениаминович, — двенадцать процентов, — подвел итог торгу Мельников.

 Ни один мускул на его лице не дрогнул, чекист по–прежнему сохранял спокойствие и доброжелательность.

 - Совершенно верно, договорились, — подтвердил Ветвицкий, вытер носовым платком испарину со лба и перевел дух.

 «В конце концов, не так и плохо, — подумал он. — Не десять процентов, как хотелось бы, но всё же… Три тысячи баксов на дороге не валяются, но ведь и восемнадцать тысяч за выход из безнадежной ситуации, это, можно сказать, подарок судьбы. Заломи он сначала процентов двадцать, и я считал бы за счастье, если удалось сторговаться на пятнадцати. Выбора–то у меня нет…»

 - Переходим ко второму отделению нашего «Марлезонского балета», — прервал его мысли Мельников и Ветвицкий замер от недоброго предчувствия.

 «Какой еще, к дьяволу, «Марлезонский балет»?! — лихорадочно соображал служащий ГТС, ерзая в своем кресле. — При чем здесь балет? И почему «Марлезонский»? В этой фразе есть какой–то скрытый смысл…»

 - Необходимо, Семен Вениаминович, уточнить реальную стоимость вашего дома, — с едва заметной иронией продолжил подполковник.

 Сердце у его собеседника ухнуло куда–то вниз, ниже поясного ремня, хотя по причине своего солидного живота он предпочитал носить подтяжки.

 Мельников достал из папки целую пачку фотографий, кучу копий проекта, по которому строился дом, и веером разложил все это перед опешившим от неожиданности Ветвицким. Здесь были планы этажей, главный и боковые фасады дома и многое другое… Владелец ускользающей виллы почувствовал, что его снова переиграли. Он с тревогой ждал продолжения «Марлезонского балета», чертыхаясь в душе по поводу невиданной расторопности своего партнера.

 - Ваше домовладение оценивается независимыми экспертами с некоторым разбросом: от трехсот до трехсот сорока тысяч долларов. Вот их оценки, — продолжил Мельников и с видом фокусника веером разложил перед окончательно ошарашенным Ветвицким сразу три заключения от экспертов по недвижимости.

 Семен Вениаминович прерывисто дышал, утирая пот с лица и проклиная в душе коварного эфэсбэшника: «Ох, и каналья! Когда же он успел все это собрать?! Трех дней ведь не прошло, как я разговаривал с Борисом Павловичем… Ну и хват — на ходу подметки режет!»

 Выпив холодной воды и несколько успокоившись, он подумал: «Если кто и сможет разобраться с шуваловскими бандитами, то именно такой человек. Мельникову в рот палец не клади — сходу оттяпает всю руку! Ох, и каналья…»

 - Я не эксперт в оценке недвижимости, пусть ваш великолепный особняк стоит триста двадцать тысяч долларов. Надеюсь, вы не обидитесь, если я немного занизил его стоимость? — невозмутимо спросил подполковник.

 - Да бог с вами, Александр Ефимович! Какие уж тут обиды, — удрученно ответил Ветвицкий с некоторым даже облегчением: хорошо хоть не 340 тысяч.

 - Прекрасно! Двенадцать процентов от трехсот двадцати тысяч, это будет… Это будет… — Мельников начал перемножать цифры в столбик.

 - Тридцать восемь тысяч четыреста долларов, — угрюмо подсказал Ветвицкий, легко проделав эту арифметическую операцию в уме.

 - Именно, — удовлетворенно заметил подполковник, закончив свои вычисления и жирно подчеркнув пятизначную цифру. — Возражения есть?

 Возражений не было — «народ безмолвствовал».

 Выйдя, наконец, из оцепенения, Ветвицкий довольно толково изложил свой хитроумный план, над которым он работал последнее время. В целом, план Мельникову понравился, и он даже похвалил автора идеи за необыкновенную изобретательность.

 Обсудив и уточнив многие важные детали, подполковник заметил, что риск, пусть и небольшой, все же есть. Партнер с этим согласился, справедливо заметив, что сто процентов гарантии может дать только Господь Бог. Кроме того, такой опытный человек, как Мельников, сможет свести неизбежный риск практически к нулю. Подполковник согласился с таким мнением и, в свою очередь, обещал продумать специальные меры безопасности, а также представить более детальный план действий против вымогателей из «Легиона».

 В самом конце встречи Мельников указал еще на один очень важный момент: для исполнения хитроумного плана потребуется собрать, пусть и на короткое время, огромную сумму наличных денег.

 - Тебе, Семен Вениаминович, нужно будет собрать даже не триста, а триста пятьдесят, если не четыреста тысяч долларов. Сумма внушительная, взять же ее на время в Госбанке нельзя. Иначе вся эта история получит официальную огласку, а тебе такой поворот событий, насколько я понимаю, ни к чему.

 - Почему триста пятьдесят или даже четыреста тысяч? — озабоченно спросил Ветвицкий.

 - Еще большой вопрос, клюнут ли они на эту аппетитную наживку, — пояснил чекист. — Они вполне могут выдвинуть встречные условия, и к этому нужно быть готовым. К тому же часть гонорара, скажем двадцать тысяч, я должен получить до начала операции: предстоит много расходов по подготовке…

 Ветвицкого, однако, это не сильно смутило, и он заверил своего партнера, что сможет одолжить на день такую сумму. С гонораром никаких проблем не будет и хоть завтра он готов передать двадцать тысяч долларов.

 На этом они расстались, в целом, вполне довольные друг другом. У каждого из них были на это свои причины, о которых они вслух не распространялись.

 - Да черт с ним, с этим гонораром! — с оптимизмом шептал по дороге домой Ветвицкий. — Лучше потерять часть, чем все, а тем более — голову. Моли бога, что так легко отделаешься… Лишь бы у этого хитроумного плана, или как его назвал Мельников — «Марлезонского балета», не оказалось непредвиденных сценарием отделений. Но надо отдать должное «режиссеру»: он, несомненно, большой специалист по постановке таких кордебалетов. Ну, и имечко он придумал! Хотя не в этом дело: главное, чтобы «премьера» прошла успешно. Но все же любопытно, где он раскопал такое название?

 

 

 

 

 Глава 27. ФЕРЗЕВЫЙ ГАМБИТ  

 В густой тени огромного вяза стояла белая «Волга» подполковника Мельникова. Сам же Мельников сидел около двух своих удочек и со слабой надеждой посматривал на неподвижные поплавки. Было около одиннадцати утра, и рыба почти перестала клевать.

 Чтобы скрасить затянувшееся ожидание, подполковник закурил. Потом сделал глоток коньяка из небольшой плоской фляжки. Он приехал на это озеро, чтобы немного отдохнуть, однако все чаще и чаще его мысли возвращались к его служебным делам и заботам.

 Долго и тщательно готовившаяся операция по переброске крупной партии оружия в «горячую точку» на юге России прошла исключительно успешно и без потерь. Мельников отвечал за проведение этой операции и лично вылетал на юг. «Легион» в то время был занят разборками с другими группировками, что в конечном итоге упрощало дело. Учитывая свой собственный печальный опыт, в этот раз подполковник проявил максимум осторожности и предусмотрительности.

 Да и как иначе, если к тому времени он уже имел неопровержимые доказательства того, что диверсия не была случайностью. Группа капитана Хопрова, посланная им в то роковое ущелье, вернулась не с пустыми руками. Рискуя собственной жизнью, они смогли найти в радиусе двухсот метров от эпицентра взрыва, и особенно на дне того ущелья с полсотни искореженных обломков автоматического оружия — в основном, стволов и затворов. А также — один сильно поврежденный деревянный ящик, в котором перевозилось оружие. В том ящике чудом сохранился порядочный кусок обыкновенного белого кирпича. Обломки и осколки таких кирпичей на дне ущелья встречались повсеместно.

 Эти находки подтверждали смутные подозрения Мельникова: ни один из найденных стволов и затворов не соответствовал типу автоматов АК–74Н калибра 5,45. Все эти металлические обломки раньше были автоматами АК–47 калибра 7,62 мм, изготовленные до 1974 года. Что касается силикатного кирпича, то Мельников был уверен, что он был использован как балласт, чтобы вес ящиков без оружия не отличался от ящиков с оружием.

 Отсюда следовали крайне неприятные выводы. Во–первых, к взрыву «КамАЗа» причастен кто–то из Управления ФСБ. Это как минимум. Во–вторых, истинная цель диверсии неизвестных пока организаторов было не уничтожение грузовика как военной цели, а сокрытие следов подмены дорогостоящей партии современного оружия кирпичом и ржавым хламом. В–третьих, получалось, что «Легион» к этому эпизоду отношения не имел.

 Были и другие вопросы, которые сильно беспокоили подполковника. На каком этапе операции произошла подмена оружия? И, наконец, кто стоит за этим темным делом?

 Думал Мельников и о той семидневной войне, для разжигания которой он приложил столько сил и стараний, но так и не смог достичь своей главной цели. По его замыслу война должна была стать затяжной, и чем больше в ней будет жертв со стороны участвующих преступных группировок, тем лучше. Лучше для него самого и для общего дела. Но война, вопреки его коварным планам, закончилась слишком быстро. И что самое неприятное — он сам едва не стал ее жертвой… Четыре последних дня из той недели, что продолжалась война, он был задействован в нелегальной операции с перевозкой оружия на Кавказ. Будь Мельников в городе, возможно, он сумел бы исправить допущенные его людьми ошибки и, быть может, война продолжалась бы и поныне.

 В тот злополучный вечер он только что вернулся из служебной командировки и находился в своем кабинете, где его почти настиг разрыв осколочной гранаты. Выстрел из гранатомета явно предназначался лично ему, но стрелок немного промахнулся и засыпал кабинет битым стеклом и щепками от оконной рамы… Если бы граната влетела в комнату, то вряд ли бы он отделался легкой контузией: два дня у него звенело в ушах, но потом это прошло.

 Две взорванных «Девятки» на внутренней стоянке Управления недвусмысленно показывали, что его игру раскусили и признали его авторство во всей этой истории. Это было серьезным проколом, по сути дела, провалом неплохо задуманной, но наспех подготовленной операции. Все это, конечно, уязвляло профессиональное самолюбие Мельникова и еще раз подтверждало, что он имеет дело с опытным и умным противником.

 Шефу он представил дело несколько иначе: из гранатомета по Управлению выстрелил или какой–то конченный псих, или обкурившийся до глюков наркоман, которому это оружие попало в руки случайно. Маркин был человеком недалеким, но ведь не полным же кретином, чтобы поверить в маловразумительные объяснения? Воронка в стене была рядом с окном подполковника, а не какого–нибудь капитана Хрумкина.

 Однако Мельников и это объяснял простой случайностью: в момент выстрела светилось всего несколько окон, в том числе — и его. В действительности же, теперь и сам Мельников не был уверен, кому он все–таки обязан персональным выстрелом из гранатомета. Формально, такой мотив был у любой из преступных группировок, которые он втянул в междоусобные разборки. Во всяком случае, у той из них, кто смог понять его роль в семидневной войне. Мотив понятен — месть. Или, в лучшем случае — предостережение.

 Но нельзя полностью исключать и другой, гораздо более опасный для него вариант. Благодаря негласно проведенному расследованию, он обладал чрезвычайно опасными уликами против пока неизвестного врага внутри Управления. Этот человек, а скорее — группа людей, пошли на прямое предательство общих интересов Управления ради личной наживы. Четверть миллиона долларов — хорошая цена за предательство, потому и неизбежная смерть двух человек в «КамАЗе» особой роли не играла. А где уже есть два трупа, третий или четвертый погоды не делает. И если, не дай бог, изменники пронюхают про улики, которые удалось найти в том проклятом ущелье, то и он сам, и три его лучших товарища — стопроцентные покойники.

 По этой причине Мельников еще раз предупредил своих людей, что любая утечка информации о секретном расследовании будет стоить и ему, и им жизни. Однако посвящать их в детали — почему именно эта информация смертельно опасна — он, по своему обыкновению, не стал. По этой же причине он передумал проводить и негласную экспертизу обломков кирпича, хотя это могло помочь в расследовании. Установление завода, на котором был изготовлен силикатный кирпич, могло прояснить ситуацию с моментом подмены оружия, а могло — и нет. Однако сам факт такой экспертизы, если о нем станет известно предателям, мгновенно позволит им понять, что в их секреты посвящены другие люди.

 «Хватит с меня и экспертизы того затвора, которым заклинило пулемет, — удрученно подумал Мельников. — Кто же мог знать, что это подлое предательство, а не случайный подрыв на фугасе? Хорошо, что хватило ума провести ту экспертизу в частном порядке. Будем надеяться, что про то никто не пронюхает. Но если даже и узнают, это еще не смертный приговор: один ржавый затвор серьезной угрозы для них не представляет. В худшем случае, просто насторожатся…»

 Плохо обстояли дела и с двумя уничтоженными новенькими «Девятками». Тут уж шеф повесил на Мельникова всех собак: именно с подачи подполковника машины были приобретены для специальных оперативных разработок. Деталей этих разработок Маркин не знал. Он старался не обременять себя всякими деталями, ибо по его разумению для этого у него были заместители.

 Но ведь совсем нетрудно сопоставить тип сожженных машин с теми, на которых разъезжают боевики Шувалова. Правда, в одном Мельникову все же повезло: «Мерседес» его шефа не пострадал — за час до диверсии Маркин благополучно покинул Управление. Если бы за компанию с «Девятками» сгорел новенький «Мерс» начальника, то неприятности по службе могли бы иметь еще более неприятный характер.

 Но с другой стороны, успешная операция с переброской оружия смягчила для него последствия провала операции с междоусобной войной. В противном случае Маркин не ограничился бы только тем, что полчаса орал на подполковника. Да и то в основном из–за сгоревших машин. Впрочем — не только. По некоторым показателям работа Управления оценивалась как худшая в Крае. Во всяком случае, управления ФСБ в других городах из гранатометов пока не обстреливали, а значит, тамошние начальники держали ситуацию под лучшим контролем.

 Что же касается успешного завершения кавказской операции, то шеф сквозь зубы поблагодарил подполковника и списал с него часть долга. Но чтобы списать весь долг, Мельникову нужно было провести таких крупных операций не две и не три…

 Намеченный план действия с использованием агента Черного начал приобретать более конкретные черты. Однако неудачная попытка втянуть «Легион» в междоусобную войну с группировками Князя и Армена вынуждала Мельникова действовать исключительно осторожно.

 Были у Мельникова и другие заботы. Тот же Ветвицкий со своим хитроумным планом… До этого, конечно, нужно додуматься! Голова у него соображает… Одно плохо: слишком сложен план и успех его будет зависеть от множества второстепенных причин. По своему личному опыту подполковник хорошо знал, что меньше всего неожиданных «сюрпризов» и проколов бывает при простых операциях. Чем проще план, тем легче его довести до конца — это общее правило. Но в данном случае простой план еще нужно придумать, а сколько не ломал себе голову профессиональный разведчик, ничего гениально простого придумать не смог.

 В предстоящей операции ни сам Мельников, ни его люди практически ничем не рискуют. Выгорит это дельце — «заказчик» сохранит свой скромный теремок в три этажа, с мраморным бассейном и с участком земли чуть ли не в полгектара, кое–кто из людей Шувалова окажется за решеткой, а сам Мельников получит еще и остаток гонорара. Кроме того, это зачтется по службе, как успешно проведенная операция против организованной преступной группы. Не выгорит — тоже не смертельно: двадцать тысяч он уже получил, а этот план предложил не он, а Ветвицкий. Значит, он, Ветвицкий, несет и ответственность за риск предстоящей операции как главный придумщик. Дело же Мельникова — грамотно и умело провести сложную и необычную операцию.

 Правда, этот скользкий тип много чего не договаривает… Но это уже его проблемы: не хочет говорить — не надо. Мельников на этом не настаивал, к тому же это ему было выгодно. Если операция сорвется и всплывут кое–какие детали, о которых «заказчик» был обязан уведомить «генподрядчика», но тем не менее умолчал об этом, то основная вина ляжет на Ветвицкого. Какие тогда претензии к исполнителю? В конце концов, те 300 или даже 400 тысяч долларов, которые они поставят на кон, принадлежат Ветвицкому.

 Вообще, довольно странная игра: сам Мельников, как партнер и исполнитель, уже получил часть своего гонорара и фактически ничем не рискует при любом раскладе… Ну не пристрелят же его боевики Шувалова? В это он не верил. Если уж они и решатся на такой крайне опасный для них самих вариант, то сделают это более тонко и умно, без глупых декораций, многочисленных зевак и свидетелей. Зачем им такие опасные и рискованные авантюры?

 Правда, они один раз уже шарахнули в него из гранатомета… Чем, надо сказать, не столько напугали его, сколько озадачили: это совершенно не было похоже на их почерк. Машины на стоянке Управления сожгли боевики Шувалова — здесь никаких сомнений у Мельникова не было. Способ исполнения, логика такого решения, да и сам почерк определенно указывали на «Легион». Но чтобы из гранатомета — по окну кабинета? Это совсем не похоже на обычно хорошо продуманные и спланированные акции Свиридова. Может быть, кто–то из его людей самостоятельно провел эту акцию устрашения? Или даже возмездия? В горячке или сдуру… Пока это оставалось темным и загадочным моментом.

 Странная игра: Ветвицкий ставит на кон кучу денег, но фактически ничего не выигрывает. В лучшем случае он сохранит свой особняк, эти деньги и, наверное, надеется таким сложным путем выйти из игры. Что ж, пусть надеется: разубеждать его в обратном не входило в планы чекиста.

 Откуда он возьмет столь крупную сумму наличной валюты, Мельников если не знал наверняка, то догадывался. Жена Ветвицкого проходила пару лет назад по очень громкому и скандальному делу, связанному с крахом «Гоп–Инвеста», типичной финансовой пирамиды. Дело тогда закрыли, «строители пирамиды» остались на свободе, ну, а деньги, как водится, исчезли…

 Так что, в лучшем случае, Ветвицкий сохранит свой дом и деньги, взятые в долг либо свои собственные. А в худшем? В худшем случае он рискует потерять либо то, либо другое, а может быть, и все сразу. Разумеется, шанс потерять деньги, а уж тем более — особняк, практически равнялся нулю. Однако полностью исключить такой вариант было нельзя: от «Легиона» всего можно ожидать. Но только на этот раз Мельников приложит все усилия, чтобы опытные вымогатели попались в мышеловку. А уж кусочек сыра он им приготовил аппетитный — пальчики оближешь! Мечта, а не приманка: целый кейс наличной валюты.

 Что же касается его самого, то Мельников не стал бы играть на собственные денежки с ушлыми «легионерами». Не было ему известно примеров, чтобы кому–то хотя бы раз удалось по–крупному обыграть Шувалова. А на чужие деньги почему ж не сыграть? Любопытно будет посмотреть, как шуваловские умники будут умыкать «кусочек сыра», а заодно уносить свои хитрые задницы из умело расставленной западни. Если они клюнут на приманку, то будут обречены на неудачу. Чтобы выскочить из такой мышеловки, им придется прыгнуть выше своей головы. Прыгать через чужие они давно научились…

 Фактически, операция уже началась. После очередного назойливого напоминания о том, сколько дней ему осталось до погашения долга, Ветвицкий, с подачи Мельникова, заявил своему анонимному «доброжелателю» на другом конце провода, что у него есть другое предложение, которое, возможно, заинтересует их больше. Через два дня состоялась встреча с одним из вымогателей, и Ветвицкий изложил им свое контрпредложение. А именно: вместо того, чтобы передать имущественные права на свой новый дом, он предложил выплатить «неустойку» в размере полной стоимости дома, то есть 300.000 долларов. Наличными, естественно… Последовала долгая пауза — вот уже третий день от «Легиона» не было ни слуха, ни духа.

 Мельников не рассчитывал, что они обязательно согласятся со всеми условиями встречного предложения и тем более — сразу. Но все же они надолго призадумались: видимо, у них возникли какие–то серьезные сомнения или подозрения. Правда, и отказа от них пока тоже не поступало. Значит, они еще прикидывают или просчитывают возможные варианты и еще не пришли к окончательному решению. Торопить их ни в коем случае нельзя: пусть думают, сколько хотят, теперь их черед делать ответный ход.

 Похоже на игру в шахматы. Они с Ветвицким уже имели так называемые домашние заготовки. Их осторожные противники наверняка были заняты тем, что пытались разгадать эти опасные для них сюрпризы. В таких играх они не новички — на «детский мат» ни той, ни другой стороне рассчитывать не приходится. Игра обещает быть интересной и захватывающей.

 Мельников перекинул поплавок удочки на другое место, сделал глоток из фляжки и подумал: «Они ведь могут и отказаться играть этот «шахматный гамбит», что лично для меня было бы нежелательно. Во–первых, они лишат меня реального шанса взять вымогателей с поличным. Во–вторых, я лишусь удовольствия от интересной игры… Ну, а в–третьих, придется вернуть «аванс» прохвосту Ветвицкому. А что делать? Уговор дороже денег. Очень кстати подвернулся он со своими проблемами… С деньгами у меня всегда напряг, да и двадцать тысяч на дороге не валяются….Пусть эти ушлые ребята думают сколько хотят — мне–то спешить некуда. Подожду, мне не привыкать. Если они все же заглотнут наживку, то им будет уготовлена роль рыбы на крючке. Не такой мелкой и глупой, как в этом озере, но все же рыбы, а не рыбака…»

 Подполковник резко дернул леску правой удочки, и его удилище согнулось в дугу: на крючок попался здоровенный лещ! После азартной, захватывающей борьбы удалось подтащить его почти к самому берегу, но тут леска предательски лопнула, и лещ, взбаламутив мелководье, быстро ушел на глубину.

 - Твою мать!.. — незатейливо прокомментировал рыбак свою неудачу. — Безмозглая тварь, а все же оставила меня с носом. Один хороший лещ за все утро, и тот сорвался, стервец. На второй раз можно не рассчитывать, теперь ушел на глубину…

 Мельников привязал новый крючок, насадил крупного червя и закинул поплавок подальше в озеро. Потом приложился к заветной фляжке и сделал пару глотков.

 «Вот как сейчас, — он вытер губы тыльной стороной ладони и вернулся к своим размышлениям, — не всегда рыбаку удается подцепить рыбу на крючок, иногда и срывается. Тут уж ничего не попишешь: человек предполагает, а бог располагает. Главное, чтобы «Легион» заглотнул наживку, а там посмотрим, повезет ли им так же, как тому дурному лещу. И леску я надежную приготовил, и крючок с аппетитной наживкой, и подсак для крупной рыбы… — все готово. Теперь «ловись рыбка большая и маленькая». Но лучше большая — так значительно интереснее».

 - Ох, и наглец! — всё не мог успокоиться подполковник. — Сам с крючка сорвался и всю рыбу распугал. Так плюхнулся в воду, что волна, наверное, до другого берега дошла. Словно то не лещ был, а, по меньшей мере, крокодил…

 Мельников перекинул поплавок на прежнее место в слабой надежде на повторный заход дурного «крокодила». Но его надежды не оправдались: поплавки окончательно «сдохли» и больше не подавали ни малейших признаков клева. Словно, рыбы в этом озере нет, и никогда не было.

 

 

 

 

 

 Глава 28. КАМИКАДЗЕ В СОЛОМЕННОЙ ШЛЯПЕ  

 В воскресенье, ровно в 10 часов утра, Семен Ветвицкий вышел из своего дома. В руке он держал обычный черный кейс, в котором лежало 350 тысяч американских долларов крупными купюрами. Сумма была огромна, и он сильно нервничал.

 Вчера Семен Ветвицкий провел несколько часов на конспиративной квартире вместе с Мельниковым, где они долго обсуждали предстоящую операцию по задержанию вымогателей. Ветвицкий все же заикнулся по поводу подмены настоящих денег на поддельные, на что подполковник ему резонно заметил, что в случае такой подмены будет трудно доказать сам факт вымогательства. Поэтому не стоит создавать дополнительных проблем. Деньги должны быть настоящими и тогда преступникам не уйти от расплаты. Уточненный план учитывал любые известные варианты, к которым могли прибегнуть умники из «Легиона»: от самых простых и незатейливых, до самых сложных и изощренных.

 В операции было задействовано восемь автомашин, три мотоцикла, два скоростных катера пограничников и один военный вертолет. Кроме того, будут блокированы все выезды из города и выход из бухты. Сложнее было с подземными коммуникациями, но и здесь будут ждать засады в ключевых местах. Таким образом, вымогателям не удастся уйти от погони ни по суше, ни по морю, ни по воздуху…

 

 Ветвицкий на своем серебристом «Опеле» приближался к центру города, в зеркало заднего вида он видел две машины с людьми Мельникова. Впереди тоже двигались две машины сопровождения. Была также хорошо продумана система кодовых команд и сообщений. Это было нужно для того, чтобы не облегчать задачи вымогателей: они наверняка будут прослушивать эфир и перехватывать сообщения машин сопровождения. Пока все шло по плану, рации во всех машинах молчали.

 «Опель» остановился напротив парадного входа Главпочтамта. Четыре машины и два мотоцикла прикрытия заняли исходные позиции неподалеку. Еще две машины и мотоцикл были на соседней улице, а остальные пока в резерве. В некоторых автомашинах были операторы с видеокамерами, готовые в любой момент начать снимать развитие событий на пленку. Один катер пограничников был в районе Морского вокзала, второй — прикрывал выход их бухты, а вертолет пока еще находился на земле. Был также задействован радиоцентр ФСБ, но радиоперехват пока ничего не давал: на частотах, используемых «Легионом» была гробовая тишина.

 Мельников сидел в черной «Волге», метрах в 50–ти позади «Опеля» и внимательно наблюдал за главной лестницей здания Главпочтамта.

 - Странное они выбрали место, шеф, — скептически заметил капитан Хопров, — слишком людное и в самом центре города.

 - Почему же странное? — не согласился подполковник. — С их точки зрения, чем больше народа, тем легче смешаться с толпой и затеряться в ней.

 - Угу, легче… И на что они надеются? На черный ход Главпочтамта, через который можно попасть на задний двор? — с ухмылкой спросил капитан. — Переднего двора у этой конторы, правда, нет, но кто же не знает про тот вход? Это известно едва ли не каждому второму жителю города… — В предвкушении скорой развязки Хопров азартно потер руки.

 Подполковник не разделял оптимизма своего товарища. Он посмотрел на часы и озабоченно отметил:  - Ровно десять–тридцать. Никого…

 Еще задолго до начала операции шесть человек в штатском заняли свои позиции в здании Главпочтамта и ближайших дворах, но особых надежд на это Мельников не возлагал. Обычная формальность и мера предосторожности. Скорее всего, здесь будет место старта. Поэтому сама передача денег может произойти совсем в другом месте. Хотя возможны и варианты…

 В 10.40 к «Опелю» подошел мужчина в соломенной шляпе и солнцезащитных очках и сел в машину. Почти сразу «Опель» начал выруливать со своей стоянки. Мельников сказал по рации соответствующую кодовую фразу:  - Попытка ограбления на Западном районе порта!

 Кроме резервных, все машины двинулись в западном направлении.

 Итак, игра началась! Заднее стекло у «Опеля» было почти зеркальным и не было видно, что происходит внутри.

 «Тоже мне, пижон! — с раздражением подумал подполковник. — Вообще какая–то странная мода пошла на зеркальные стекла, и все более–менее заметное городское начальство, как и крутые ребята в городе, любили такие стекла. «Легион», Князь, Армен, теперь вот Ветвицкий — теплая компания!»

 «Опель» проехал с полкилометра до пересечения главных улиц и развернулся в обратную сторону. Задние машины сопровождения в точности повторили его маневр, передним же было сложнее: им приходилось угадывать направление движения.

 - Решили поводить нас по городу и посмотреть, какими силами мы располагаем, — заметил вслух Мельников, обращаясь к своим людям в «Волге». — Мы тоже посмотрим, чем они богаты.

 Следующие полчаса серебристый «Опель» выписывал довольно замысловатый маршрут, но каждый раз возвращался в центральную часть города. Попыток оторваться он не делал, другие машины к нему не приближались. Лишь на одном из перекрестков, когда горел красный свет, к «Опелю» близко притерся микроавтобус «Мерседес». Но ничего подозрительного не произошло, и больше тот микроавтобус на глаза не попадался.

 В это время в радиоцентре «Корпорации «Легион» работал оперативный штаб по координации всей операции, которая получила кодовое название «Нить Ариадны». Сюда же поступала и вся оперативная информация по телефону, рации или с нарочными. Через полчаса стало ясно, какие силы были задействованы со стороны ФСБ: шесть автомашин, два мотоцикла и два катера. Это не считая резервов, а они должны быть.

 Поступило важное донесение от команды специально оборудованного микроавтобуса «Мерседес»: уровень излучения, идущий от «Опеля», не превышает уровня обычного фона. Это означало, что деньги не были помечены радиоактивными изотопами. В противном случае вся операция теряла бы смысл и была бы немедленно переведена в один из вариантов ее прекращения. И наконец, был получен условный знак от человека в соломенной шляпе: деньги действительно находятся в «Опеле» и они являются настоящими. Многоходовая операция вступала в заключительную стадию…

 К Мельникову также поступала оперативная информация: «Легион» использовал в операции против чекистов четыре автомашины и два мотоцикла. И несомненно, что–то у них должно быть в резерве. Кроме того, радиоцентр ФСБ отмечал в дециметровом диапазоне работу маломощных передатчиков — по всей видимости, телевизионных. Однако преобразовать эти сигналы в нормальное изображение пока не удавалось — сигналы оказались кодированными. Всего таких передатчиков было зафиксировано шесть, из них три, судя по данным пеленга, были мобильные и передвигались по городу со скоростью до 60 километров в час.

 - Ну–ну! — усмехнулся Мельников, дослушав оперативное сообщение. — Передающие телекамеры на автомашинах установили. Прямо как на гонках «Формула один»! Ничего, это мы как–нибудь переживем. Посмотрим, что вы дальше будете делать …

 Гораздо более подполковника беспокоили «домашние заготовки» хитрых шуваловских ребят. Он не верил, что никаких сюрпризов по этому поводу они ему не заготовили. Телекамеры — не в счет. Наверняка, они уже приготовили какую–то пакость, и хорошо, если только одну.

 Когда же поступило оперативное сообщение службы радиоперехвата о том, что взлетная полоса готова, подполковник перестал усмехаться:  - Ну, сукины дети! Как чувствовал! Без финтов не могут… Для полного счастья мне только гонок в воздухе не хватает! Какая еще, к чертям собачьим, взлетная полоса в центре города?! Что они собираются делать с этой полосой? Взлетать с нее? Или, может, наоборот — садиться? Где искать теперь эту полосу и на чем именно они собираются уносить свои хитрые задницы? На дельтаплане, вертолете, спортивном самолете?

 Ответа никто не знал. Капитан Хопров давно перестал потирать руки и теперь напряженно следил взглядом за серебристым «Опелем».

 Мельников поднял в воздух вертолет и запросил данные о воздушных судах в районе города и на подлете к нему. Оба диспетчерских центра контроля полетов, военный и гражданский, доложили, что в пределах радиовидимости находятся только два гражданских рейсовых самолета и один военный вертолет над городом. Других бортов ни над городом, ни на подлете к нему не было.

 - Тогда причем здесь эта долбаная взлетная полоса?! — матерился подполковник в своей черной «Волге». — Для кого они ее готовят?

 - Может, шеф, это для отвода глаз? Чтобы сбить нас с толку? — пробовал угадать капитан Хопров.

 - Всё может быть, — неохотно согласился Мельников. — От этих хитрецов всего можно ожидать.

 Разгадыванию головоломки помешал рапорт с борта вертолета. Его пилот докладывал, что все чисто: никаких вертолетов, самолетов или дельтапланов над городом нет.

 Новый радиоперехват не внес никакой ясности. Скорее, наоборот: на одной из частот «Легиона» транслировалась старая песня о шофере…

 - Ну, конечно, — с всё возрастающей тревогой заметил Мельников, — самое время им теперь песенки в эфире крутить. Больше заняться нечем… Диск–жокеи двинутые! «Крепче за баранку держись, шофер!» — повторил он строчку из припева. — Наверняка, это кодовая команда. По идее, сейчас должен последовать какой–нибудь финт с переворотом. Домашняя заготовочка…

 Капитан Хопров от комментариев благоразумно воздержался: уже на этой стадии операции было понятно, что она развивается не так, как они рассчитывали.

 - Ну–ну, посмотрим, чего они там понапридумывали своими светлыми головами, — зло добавил Мельников. — Но чего бы не придумали, а за флажки не уйдут — ничего им не обломится! Уж об этом–то я позаботился заранее…

 Неожиданно «Опель» остановился. Соответственно, остановился и весь «почетный эскорт». Мельников насторожился и поднес микрофон ко рту, но «Опель» снова двинулся вперед и вскоре свернул на Набережную.

 - Интересно, сколько они нас собираются водить? Пока бензин не кончится? — злился подполковник, поглядывая на серебристую иномарку, которая маячила теперь метрах в ста впереди.

 Капитан Хопров неопределенно пожал плечами, но промолчал.

 Неожиданно пришло кодовое сообщение сразу от двух передних машин сопровождения: человек в соломенной шляпе пересел за руль «Опеля».

 Мельников среагировал мгновенно:  - Угон автобуса в центре города!

 Операция перешла в заключительную стадию, и теперь все машины ФСБ стали быстро подтягиваться к иномарке. Злополучный же «Опель» выкинул еще один фортель: совершенно неожиданно для всех свернул на мол и начал быстро набирать скорость!

 Мельников вышел в эфир открытым текстом:  - Всем на новый мол! Повторяю: все на мол! Немедленно блокировать район мола с суши и с моря! Вызываю на связь вертолет и катера…

 - Определенно, они что–то задумали… — с беспокойством добавил подполковник, все больше нервничая. — Но вот что именно — хоть убей, не пойму! Ну не рассчитывает же тот псих в соломенной шляпе перескочить по воздуху через бухту?! На это я не куплюсь!

 - Всё, шеф! Теперь им хана! — радостно потирал руки Хопёр. — Там тупик!

 - Тупик, — согласился Мельников. — Но только они об этом знают не хуже нас… Что–то они задумали…

 Мол был узким, одна его сторона была заставлена какими–то громадными бетонными блоками, и обогнать «Опель» не было никакой возможности. Но самое странное было даже не в этом. На что рассчитывает ненормальный угонщик? Мол — это не мост, через 700 метров он закончится и что тогда?

 Впереди на бешеной скорости, подскакивая на неровных стыках и колдобинах, несся серебристый «Опель», за ним — целая колонна машин и два мотоцикла. В третьей машине ехал Мельников, он довольно хорошо видел машину Ветвицкого.

 Хопров на глаз прикидывал расстояние до конца мола:  - Сто пятьдесят метров, шеф, сто… Если он сейчас не затормозит, то свалится в море! Точно, псих!

 «Опель» оторвался от бетонного мола и пролетел еще метров двадцать, прежде чем ударился носом об воду. Поднялся целый столб брызг и водяной пыли, и на доли секунды в нем вспыхнула радуга.

 - Быстро в воду! Вплавь! — орал Мельников, выскочив из машины. — Достать мне этого сукиного сына! Живее, пока эта сволочь не захлебнулась!

 Пока несколько человек доплыли до места катастрофы, «Опеля» уже не было видно. Снизу поднимались только пузыри воздуха и радужные масляные пятна. Ни водитель–камикадзе, ни Ветвицкий на поверхность не вынырнули. Сверху уже завис на небольшой высоте вертолет, нагоняя своим винтом мелкую рябь и запрашивая по рации инструкций. Оба катера были уже на подходе и быстро приближались к концу мола.

 - Какие инструкции?! — матерился по рации подполковник. — Этот шизанутый камикадзе сам гробанулся и владельца машины с собой прихватил! Сверху видно что–нибудь? Нет? Тогда поднимись повыше и будь наготове: может хоть один из этих козлов вынырнет…

 Потом переключился на другую частоту и начал вызывать катер с водолазным оборудованием.

 Катер обещали прислать, но не раньше, чем через час, и это окончательно взбесило Мельникова:  - Чтоб через полчаса катер был у мола! Тебе понятно или мне приехать и персонально тебе объяснить?! Я объясню — неделю в раскорячку ходить будешь! — бушевал подполковник.

 «Умники выискались, — зло думал Мельников, остывая. — Разболтались, дальше б, да некуда! Спасательный отряд называется! Да если вы кого и можете спасти, так это утопленников. И то — от крабов. В восемьдесят шестом году два дебила не смогли разъехаться в бухте шириной в несколько морских миль — один другого протаранил. Это же суметь надо! За семь минут потопить пассажирский пароход! Во время войны с немцами в такой норматив не смогла уложится ни одна подводная лодка! Спасатели тоже отличились: пока добрались до места катастрофы, то и спасать было уже некого. И это в нескольких милях от порта, в теплую и тихую погоду!»

 Все машины собрались на конце мола, люди курили и обсуждали случившееся. Такого финала не ожидал никто.

 Мельников сидел на капоте передней машины, нервно курил сигарету за сигаретой и смотрел в море. Метрах в трехстах от мола болтался какой–то грязный буксир. Было видно, как его команда собралась на корме и рассматривает их в бинокли. Подполковник уже собрался распорядиться, чтобы отогнали этот зачуханный буксир подальше от мола — чтоб не пялили зенки, но тот и сам не спеша начал уходить к другому берегу бухты.

 Минут через сорок прибыли водолазы и Мельников перебрался на их катер. После первого же погружения, на глубине около 15–ти метров водолазы нашли «Опель». Но ни людей, ни кейса с деньгами в нем не оказалось. Это ни на шутку встревожило подполковника, и он снова и снова посылал водолазов на поиски.

 Все последующие погружения ничего не дали, если не считать найденной соломенной шляпы, темных очков и мелких вещей из салона машины. К тому времени уже успели прочесать порядочную площадь, но смогли найти только пару стоптанных мужских туфель. Подполковник рвал и метал, он начал подозревать, что его все–таки обвели вокруг пальца. Единственно, чего он не понимал, так это, каким именно образом?

 Подогнали плавкран и вскоре «Опель» вытащили на берег. Внутри, как и следовало ожидать, ничего интересного не нашли, если не считать многочисленных отпечатков пальцев. Но только вряд ли это были «пальчики» того камикадзе. На такую удачу Мельников не надеялся даже в душе.

 При таких автокатастрофах была, конечно, вероятность того, что тела могло унести течением — обе передние двери «Опеля» были открытыми. Но уж очень странное здесь оказалось течение: два человека и кейс с деньгами исчезли бесследно, а вот соломенная шляпа, туфли и солнцезащитные очки остались. Нет, в это Мельников не верил: течение здесь не при чем…

 И тут он понял: «Тот грязный буксир, который болтался неподалеку от мола… Да будь я проклят, если не так! Вот где была их «домашняя заготовка»! Любой другой на его месте подошел бы поближе к молу, чтобы поглазеть и почесать языками. А тот буксир сделал свое дело и свалил тихонько в сторону…»

 Подполковник схватился за рацию, и команды посыпались одна за другой. Оба катера и вертолет кинулись в погоню за буксиром к другому берегу бухты. Четыре оперативные машины с включенными мигалками и сиренами помчались в объезд по короткой, но далеко не самой лучшей дороге.

 Катер с водолазами стал на якорь примерно на середине того расстояния до места стоянки буксира и уже через 10 минут догадка Мельникова подтвердилась: на дне моря, на камнях и водорослях, обнаружили следы троса.

 − Ну, проходимцы! — психовал подполковник. — Всё же обвели вокруг пальца! И, похоже, надули они нас гениально просто… Тогда всё сходится: «Опель» не случайно несся как сумасшедший…

 − Почему ты так считаешь, шеф? − спросил капитан Хопров.

 − А потому! Если бы он ехал медленно, то и свалился бы в воду рядом с молом, где не так глубоко. А на глубине в пятнадцать метров они могли не только портфель с деньгами утащить, но и сам «Опель» — только он им не нужен.

 − Всё равно непонятно…

 − Все очень просто, Хопер! Заранее протянули трос по дну моря и пара аквалангистов с запасными баллонами поджидали, когда машина нырнет в воду. А дальше дело техники: загубник в рот и держись за трос — лебедка подтащит к буксиру за пару минут. Буксир и высадил где–то на том берегу всю эту гоп–компанию. А затем они могли спокойно пересесть в катер или в машину, которая их дожидалась.

 − Да куда угодно могли пересесть, — Мельников посмотрел на свои часы, — время у них было. Ничего, сволочи, не боятся — даже с Комитетом решились поиграть в свои игры. А теперь ищи ветра в море… Да и чего им боятся, если они смогли придумать такой простой и остроумный способ уйти из–под плотной опеки? Кто же мог знать, что они додумаются до такого свинства?

 Капитан Хопров озадаченно скреб свою макушку, на его лице было заметно недоумение.

 − Двадцать к одному, что их план сработает — и он сработал! − плевался Мельников. − Маркин теперь это мне припомнит — он на память никогда не жаловался.

 − Да, шеф, год вспоминать будет при случае, − удрученно согласился старый товарищ. − Да и без особого повода — тоже, чтобы язык почесать и глотку подрать.

 С одного из пограничных катеров пришло по радио сообщение: «Нашли тот замызганный буксир, стоит на своей обычной стоянке. Команда — пьяная в ураган, до сих пор всех лежа качает. Вроде бы какой–то залетный мореман угостил их по случаю своего дня рождения. Больше никто ничего не помнит, даже — чем закусывали…»

 Мельников сплюнул с досады в море, зашвырнул туда же окурок и разразился грубой матерщиной, где упоминал своих людей во всех шести падежах русского языка. Минуты две он отводил таким способом душу, но потом начал выдыхаться.

 − Ох, и аферисты, — продолжал он злиться, — пробы негде ставить! Тьфу! Хапнули триста пятьдесят тысяч долларов — и концы в воду! Хоть в прямом, хоть в переносном смысле… А Ветвицкий всплывет, конечно: дерьмо в воде не тонет. Больше ничего интересного не будет. Этот проклятый «Легион» выполнил обе подготовленных для нас программы: и обязательную, и показательную. Примерно как в фигурном катании…

 − Это точно, шеф… − зло согласился Хопров. − Все оценки шесть целых, хрен десятых! А аплодисментов они дожидаться не стали. Зачем им дешевые аплодисменты? Такими комплексами они не страдают… Теперь, поди, пересчитывают бабки, ржут как кони и считают нас если не кретинами, то уж, как минимум, лохами. Прославились, сукины дети…

 − Ну, это же надо, − сокрушался Мельников, − кинуть Комитет как каких–то тупых уркаганов! Вот уж твари хитромудрые… Попадетесь вы мне в руки — душу из вас вытрясу!

 Подполковник еще раз наорал на своих людей, сел в «Волгу» и поехал в Управление. Ехал он в машине один, поэтому дал волю своим чувствам, которые переполняли его. Всю дорогу он злобно крыл «Легион» самыми хорошими словами, в три этажа и с переходами. Цензурными во всех его благих пожеланиях в адрес Шувалова и его подельников были только предлоги. Но и предлогами он не злоупотреблял и легко обходился всего тремя: «на», «в» и «к»…

 

 

 

 

 Глава 29. ЗДЕСЬ НЕ ГОЛЛИВУД!

 

 

 Семен Ветвицкий пришел в себя в чистой белой комнате, похожей на больничную палату. Только вместо окна были наклеены фотообои с каким–то красивым морским пейзажем. Несколько минут он рассматривал потолок и голые стены. Но кроме видеодвойки «Panasonic», сиротливо стоящей на тумбочке недалеко от его кровати, ничего примечательного не обнаружил.

 Память быстро возвращалась к нему, но голова отчаянно трещала. Кроме того, его донимала тошнота. Он осторожно ощупал голову и на лбу, выше правой брови, обнаружил свернутый в несколько раз кусок бинта, закрепленный пластырем. Было еще несколько порядочных шишек на голове и много свежих ссадин на лице и руках. Все кости были целы, но руки и ноги ныли, как будто по нему прошлось стадо слонов. В своих легких он ощущал неприятное покалывание, а во рту — солоноватый привкус.

 Он быстро припоминал последние события, которые мелькали в его затуманенном сознании как яркие картинки калейдоскопа и, наконец, вспомнил последние секунды самоубийственной гонки. Тот ненормальный псих — так Ветвицкий окрестил его про себя — сначала заставил его пристегнуть ремень безопасности, а потом неожиданно спросил: «Тормоза хорошие? — Н–нормальные, — слегка заикаясь, ответил он, — новая машина… — Сейчас проверим!» — загадочно усмехнулся бандит и утопил педаль газа до пола.

 «Опель» взвыл и как ошпаренный понесся по бетонному молу, будто за ним гналась тысяча чертей во главе с самим дьяволом. Метров за сто до конца мола Ветвицкий завопил не своим голосом: «Тормози!!! Разобьемся!» и вцепился в панель обеими руками. Но тот ненормальный крепко обхватил его за шею и дико заорал в самое ухо: «Банзай!»

 Потом был ужас свободного падения в бездну. Перед ним промелькнула вся его жизнь, которая оборвалась яркой вспышкой, и его сознание начало исчезать в вязкой и звенящей черноте. Удара он не почувствовал… Затем чудовищная боль, тысячами острых когтей раздиравших его легкие, на мгновение прояснило сознание и ни с чем не сравнимый ужас вновь переполнил его. В зеленой мгле он увидел над собой самого дьявола с растопыренными лапами и уродливой головой с единственным глазом, горящим ослепительным адским огнем…

 Больше он ничего вспомнить не мог.

 Ветвицкий позвал слабым голосом, которого сам не узнал:  - Александр Ефимович! Товарищ подполковник!

 Он прислушался — ответа не было. Затем осторожно спустил ноги с кровати и неуверенно встал на мягкий пушистый коврик. Несколько минут он нетвердо стоял, держась за спинку кровати и прислушиваясь к слабым звукам, доносившимся из коридора.

 Шаги приближались все ближе и ближе, потом замерли за его дверью. Щелкнул замок и ручка двери медленно повернулась. Дверь распахнулась, и в палату вошел уже знакомый ему человек. В красном капюшоне с прорезями для глаз…

 - Только не это! — застонал Ветвицкий и рухнул на кровать.

 - Ну почему же, Семен Вениаминович? — спросил его мучитель низким хрипловатым голосом. — Только не пытайтесь симулировать тяжелобольного: два часа назад вас осматривал врач. Ничего страшного с вами пока не случилось. Нам ведь есть о чем поговорить, не так ли? Или, может быть, вы предпочитаете пыточный застенок? Это устроить совсем нетрудно: он ближе, чем вы думаете…

 Ветвицкий затравленно молчал: животный страх парализовал его волю. Потребовалось несколько минут, прежде чем он пришел в более или менее нормальное состояние, но зубы по–прежнему выбивали частую дробь в ритме «Танца с саблями» Хачатуряна.

 - Вы нарушили договор. Вместо того, чтобы просто передать деньги — заметьте, мы приняли ваше встречное предложение — вы устроили нам коварную ловушку. Да еще впутали в наше сугубо частное дельце ФСБ. Кто вас об этом просил? Такого в нашем договоре не было. И как вы помните, мы не стали применять к вам пытки и даже предоставили вам отсрочку в исполнении приговора. Чтобы вы могли привести в порядок свои имущественные обязательства. А вместо этого вы привели за собой людей ФСБ. Очень даже непорядочно с вашей стороны. На что вы надеялись? Что Мельников поможет вам выпутаться из этой скверной истории? Так это зря. У нас и без того сложные отношения с чекистами, а теперь они порядком разозлились на нас. Эта самодеятельность вам будет дорого стоить. Очень дорого!

 - Я не знаю, о чем вы говорите, — слабо возразил Ветвицкий. — Никого я никуда не впутывал…

 - Возможно, это последствия легкого сотрясения мозга, — с явным сарказмом в голосе сказал человек в маске. — Но это дело поправимое. Сейчас вы все вспомните, — он вставил в видеоплейер кассету и нажал кнопку. — А если и после этого останутся пробелы в памяти, то вы ведь знаете, что у нас работают лучшие специалисты в области, так сказать, заплечной медицины. Не так ли, Семен Вениаминович?

 Ветвицкий с ужасом смотрел на экране телевизора уже смонтированный небольшой фильм. В главных ролях был он сам и подполковник Мельников. Фильм оказался даже озвученным: в некоторых местах были слышны кодовые фразы из радиоперехвата. Последние кадры были ужасны: летящий по воздуху серебристый «Опель», на переднем сидении он видел самого себя с неестественно бледным, как мел, пятном вместо лица… Качество последних кадров было неважным: похоже, снимали с большого расстояния и «Опель» дергался на экране.

 Отпираться было бессмысленно — Ветвицкий подавленно молчал и тяжело дышал.

 - Так вот, Семен Вениаминович, за вами остался должок. Я имею в виду ваш скромный особнячок, построенный на более чем скромную зарплату служащего. Наверное, вы необычайно бережливый человек. При ваших легальных доходах вам пришлось бы отказывать себе даже в самом необходимом лет сто, а вы ухитрились уложиться в пару лет. Если надумаете написать по этому поводу книжку, она станет бестселлером. А теперь вернемся к нашим делам: у вас осталось всего двенадцать дней, чтобы выполнить все условия по приговору трибунала. Вы человек далеко не глупый и должны, по крайней мере к этому времени, понять, что никаких поблажек или амнистий для вас не предвидится.

 - Но вы же получили триста пятьдесят тысяч долларов. Это даже больше, чем стоит мой дом, — с некоторой надеждой возразил больной, не поднимая головы и стараясь вообще не смотреть в сторону своего мучителя.

 - Вы не поверите, Семен Вениаминович, но постановка таких грандиозных шоу очень дорогое удовольствие. Заметьте, здесь не Голливуд: никаких картонных декораций, дешевых трюков и компьютерных эффектов. Всё без дураков и всё по–настоящему. А это, согласитесь, стоит больших денег: натурные съемки, в ролях занято много людей, машин. Даже боевой вертолет был задействован и два пограничных катера! О прочем я уж не говорю… Как же можно обойтись при съемке боевика без такого антуража? Жанр обязывает…

 Человек в капюшоне фыркнул.

 − А какие актеры в главных ролях! − продолжал измываться палач. − Один подполковник ФСБ во что нам обошелся. Причем настоящий, кадровый подполковник, а не какой–то там актеришка, который если и служил где, то в лучшем случае лейтенантом… Мы едва уложились в смету, потому и фильм получился такой короткий. − Он снова фыркнул. − Уж не взыщите: если вам захочется стать продюсером полнометражного боевика, то придется изрядно потратиться. Меньше чем за десять миллионов такой фильм не снимешь.

 Ветвицкий подавленно молчал.

 - У вас есть желание снять такой фильм? Нет? Даже если снова сниметесь в главной роли? Тоже нет? — допытывался «визитер», скрывая усмешку под капюшоном. Однако голос его выдавал. — Вот и чудненьно. Оставим это дело и не будем отбивать хлеб у профессиональных киношников. А потому вернемся к нашим баранам.

 − У вас осталось всего двенадцать дней, и если не уложитесь в этот срок, то уж не взыщите, − в голосе мучителя слышалась откровенная угроза. − Не всегда такие автокатастрофы кончаются столь благополучно. В этот раз вам крупно повезло! Другие ухитряются свернуть себе шею, упав с велосипеда, а вы слетели с мола на скорости сто двадцать километров в час — мы специально замеряли — и хоть бы хны. Шишки, синяки и ссадины. Не иначе как в рубашке родились. Но вновь испытывать судьбу не надо. Это не угроза, а всего лишь совет. Заметьте, это очень хороший совет и даю его вам по–дружески. Вы все поняли?

 - Да–а… — с трудом выдавил из себя обреченный домовладелец.

 Палач подошел к кровати, и Ветвицкий с ужасом увидел в его руке шприц с тонкой иглой. Больной зашелся в немой истерике и начал биться в судорогах.

 - Да полно вам, Семен Вениаминович! За кого вы нас принимаете? Это входит в вашу медицинскую страховку. За такие деньги вы, безусловно, имеете право на одноразовый шприц. Успокойтесь и не дергайтесь понапрасну. Уверяю, это не цианистый калий, — «успокоил» служащего ГТС человек в красном капюшоне.

 Окончательно сбитый с толку Ветвицкий с непередаваемым ужасом наблюдал, как бесцветная жидкость исчезает из прозрачного шприца.

 - Очнетесь вы где–нибудь на лавочке, в тихом и малолюдном месте… И хотя мы уже несколько превысили смету, карманные деньги вам все же оставим. Сможете доехать до дому на такси. — В голосе его мучителя слышалась насмешка.

 После укола комната в глазах Ветвицкого стала медленно вращаться. Потом все быстрее и быстрее, пока, наконец, все не слилось в блеклые цветные круги.

 «Какой был план… А теперь… Триста пятьдесят тысяч… Боже, мой новый дом… Крупно повезло… Будь вы прокляты… Бандиты… Какой план…» — мысли в голове тоже крутились и сливались в замкнутый круг.

 Вскоре сознание его покинуло, и он провалился в бархатную черноту.

 

 

 

 

 Глава 30. ПРЕДЕЛ МЕЧТАНИЙ  

 Мельников загнал свою черную «Волгу» в какой–то старый дворик, припарковал ее в дальнем углу и заглушил двигатель. До начала назначенной встречи оставалось минут двадцать, и он решил подождать здесь, чтобы раньше времени не мозолить глаза оперативным группам наблюдения «Легиона».

 Провал операции с перехватом серебристого «Опеля» добавил ему новых проблем. Прежде всего, начальник Управления ФСБ полковник Маркин целый час материл его, не стесняясь в выражениях.

 Мельникову пришлось терпеливо выслушивать гневную речь своего буйного шефа:  - Если я еще не выгнал тебя со службы, то не потому, что меня волнует твоя пенсия! На отставку можешь не рассчитывать, пока не рассчитаешься со своими долгами. Даже не мечтай! Я не Рокфеллер, чтобы платить за тебя… И если тебе дорога твоя глупая башка, ну, хотя бы как память о службе в госбезопасности, то тебе придется попотеть, чтобы она осталась на своем месте, в своем первоначальном виде! Кто мне рассказывал сказки о междоусобной войне, в которой мафиозники будут пускать себе кровь? Не ты? А кто готовил операцию? Тоже не ты? И что в конечном итоге получилось из всей этой затеи? Обстрел Управления из гранатомета и две взорванных машины под окнами моего кабинета?!

 Мельников только еще собирался что–то сказать в свое оправдание, как Маркин сходу пресек его попытку:  - Молчать! Эти две машины прибавишь к своему долгу. У меня уже в печенках сидят твои секретные операции, о которых знает полгорода. А история с Ветвицким? Это тоже секретная операция?! Тогда почему было столько зрителей? Скоро туристические агентства начнут продавать развлекательные туры в наш славный город… Этакий Диснейленд для взрослых, которым хочется пощекотать себе нервы.

 − Взрывы, поджоги, стрельба, затопленные подвалы с трупами, а теперь еще и летающие «Опели»?! — взорвался Маркин и грохнул кулаком по столу. — Кто дал тебе право позорить славное имя нашего ведомства? Сукин ты сын! — окончательно рассвирепел полковник и швырнул в лицо Мельникову пачку донесений внештатных осведомителей.

 Тот молча собрал с пола листы бумаги и положил их на край стола начальника, даже не пытаясь оправдываться. Да и как тут оправдываться, если шеф ни на секунду не закрывает рот?

 - И черт бы с ним, с этим быдлом — будут зубоскалить, пока самим не надоест! — Маркин скомкал верхний лист и швырнул его в урну. — Но начальству что прикажешь доложить? Что какая–то долбаная мафия нас за лохов считает?! — снова перешел он на крик. — С твоей помощью наше Управление превратилось в посмешище для всего Края! По всем показателям на последнем месте… Менты, и те над нами смеются… Я им, конечно, припомню тех пойманных в парке «террористов», но сначала я припомню кое–что тебе. Если ты и дальше будешь создавать мне проблемы или, не дай бог, пострадает моя карьера, то я отверну тебе голову! Как главному вдохновителю и организатору всех наших славных побед над организованной преступностью! Это я тебе твердо обещаю. Заруби себе на носу! Это сто первое и на этот раз последнее предупреждение! Меня второй раз вызывают на ковер к генералу и обрабатывают по полной программе.

 Мельников молчал. И хотя его обуревали совсем другие чувства, лицо по–прежнему оставалось озабоченным и спокойным.

 - Я что, похож на дешевую шлюху, которую можно трахать кому как захочется?! А трахают меня за твои геройства, сучий ты сын! — снова рассвирепел Маркин, лицо его пошло пятнами. — Следующей операцией против «Легиона» я буду командовать сам. Лично! А ты — раз такой умный — разработаешь детали! Всё понял? Тогда пошел вон, пока я не передумал!..

 Профессиональное самолюбие Мельникова было уязвлено. Его, кадрового разведчика, «кулибины» из этой треклятой корпорации обставили как желторотого стажера. Такого сокрушительного поражения он давно не испытывал.

 «Всё плохо, — думал подполковник, — там эти умники, похоже, до сих пор потешаются над ним, здесь начальник начал рыть землю. Целый час орал… Только что дым клубами из ноздрей не валил и паркет копытами не крушил. Неспроста он так нервничает и бесится… Наверное, тоже получил от генерала сто первое персональное предупреждение, вот и подыскивает теперь козла отпущения. Это вполне в его духе…»

 Мельников тяжело вздохнул и едва заметно покачал головой: «А если Маркин причастен к темной истории с третьим «КамАЗом»? Ведь он несколько лет назад проходил службу в Управлении ФСБ по городу Армавиру, а тот проклятый затвор от автомата оказался родом из того же города. Есть ли здесь связь? Если есть, то он становится для меня смертельно опасен. Не ровен час, действительно бросит под танк или попытается открутить мне голову каким–то другим способом».

 Подполковник озабоченно потер подбородок: «Если у него такой номер получится, то все свои грехи повесит на меня. С покойника какой спрос? Никакого. «Погиб при исполнении своего служебного долга, защищая граждан от преступных посягательств доморощенной мафии». Или, например, в Чечне, при наведении конституционного порядка… Венки, троекратный салют и последнее прости: «Вечная память тебе, наш боевой товарищ!»

 Он всерьез отнесся к угрозам шефа: в гневе люди часто говорят лишнее. Мельников, не смотря на крайнюю опасность, всё же продолжал свое тайное расследование о подмене партии оружия. Приходилось соблюдать максимальную осторожность, и не раз он сравнивал себя с сапером. Сапер, как известно, ошибается только раз, но и Мельников был не в лучшем положении. Любая ошибка может стоить ему и его людям жизни. И то «минное поле», на котором он оказался, ни сколько не лучше настоящего.

 Но еще хуже было другое: он понимал, что оказался в ситуации, в которой только два исхода. Либо он сможет вычислить внутренних врагов, и тогда у него появится шанс обезвредить их… Либо обезвредят его самого, если он ошибется. Ну а пока не произойдет того или иного, он постоянно рискует в какой–либо из будущих нелегальных операциях с оружием оказаться на месте тех погибших чекистов, от которых после взрыва осталось немного. Деньги людей развращают. Поэтому рано или поздно, но старая история повторится с какими–нибудь новыми вариациями.

 Понимая, как велик риск, если идти в расследовании напрямую, Мельников искал обходные пути. Следуя обычной логике, он пришел к простому выводу: если кто–то смог подменить партию оружия, то и арсенал стоимостью почти в четверть миллиона долго хранить не будут. При первом удобном случае оружие будет продано. Тем более, что нужные связи давно налажены, а о самом подлоге никто кроме них не знает.

 «Чего ж им ждать? По идее, пора разделить добычу и предаваться радостям жизни, — пробовал угадать их логику поведения Мельников. — Пустить эти деньги в оборот и под прикрытием Управления стричь уже личные купоны с контрабанды собственных партий оружия они не рискнут. Это слишком опасно… В той темной истории замешано всего несколько человек: даже четыре человека способны за несколько часов вручную разгрузить и снова загрузить «КамАЗ». Эти же четыре человека вполне могли успеть подготовить и «встречу» на горной дороге. Но это исполнители, а должны быть и организаторы. Думаю, посвященных в это дело не более пяти или шести человек. Поэтому наиболее безопасный для них вариант — деньги разделить. И если так, то эти деньги должны или перекочевать на счета в банках, или превратиться в какую–нибудь другую форму. Например, в новую квартиру, дорогую машину, ценные бумаги… Хуже — если в бриллианты, золото или прочие компактные ценности, это сложно отследить».

 Не было пока ответа на главный вопрос: кто стоит за этим преступлением? Как минимум, это кто–то из замов Маркина, а их у него шесть человек. Как максимум, это кто–то из Краевого управления. Ну и, наконец, как самый оптимальный вариант — это сам Маркин в сговоре с одним из замов либо без него. Все остальные участники по званию вряд ли выше капитана.

 Мельников зашвырнул окурок сигареты в какую–то клумбу с желтыми невзрачными цветочками и подвел итог под своими размышлениями: «Послать бы вас всех куда подальше и выращивать себе клубнику на даче! Вот только чтобы выйти на эту призрачную пенсию, сначала надо с долгами расплатиться и решить эту дьявольскую головоломку с исчезновением партии оружия. Хотя, правильнее, наоборот: долги могут подождать, а те мерзавцы ждать не будут…»

 «Дожился, нечего сказать… — Мельников криво усмехнулся. − Вот он предел мечтаний кадрового офицера: выйти из игры, стать пенсионером и выращивать цветочки на даче! Однако при сегодняшнем раскладе у меня в десять раз больше шансов стать мертвым героем, чем живым пенсионером».

 Подполковник посмотрел на часы, завел двигатель и выехал из тихого дворика на улицу. Не доезжая двух кварталов до места встречи, он заметил стоящий у обочины старый зеленый «Москвич», рядом с которым стояла 20–ти литровая канистра. Это был условный знак: за агентом Черным было установлено наружное наблюдение со стороны «Легиона». Это тоже входило в планы Мельникова, и было первой частью задуманной им операции «Глупый карась».

 

 

 

 Глава 31. ЛЕВЫЙ КОТ С ЗОЛОТОЙ ЦЕПЬЮ  

 

 Черная «Волга» остановилась на минуту под развесистой шелковицей. Яша Давиденко сухо поздоровался с Мельниковым и сунул свои складные удочки и старый рюкзак в багажник. Затем с постной физиономией устроился на переднем сидении.

 Вся эта мышиная возня вокруг него сильно ему не нравилась, так же как и затея с рыбалкой. Да и как это могло понравиться, если он чувствовал, что опять затевается какая–то игра, где его роль в лучшем случае будет незавидной. Мельников посвящать его в детали не собирался, и, видимо, решил использовать втемную.

 «Но ведь и так всё ясно, — озабоченно размышлял Давиденко. — Вернее, пока ничего не ясно: что он придумал на этот раз? Но приглашение на рыбалку, да еще и от самого Мельникова — это полный блеф! На это я не куплюсь… На самом деле он задумал совсем другую «рыбалку», где мне отвел роль наживки или живца. Кого он собирается ловить, тоже понято: шуваловских бандитов, конечно… Но когда ловят на живца, то живцом обычно жертвуют. Поэтому и задачи в этой мутной игре у нас, господин чекист, разные. Ты хочешь подцепить на крючок кое–кого из бандитского «Легиона», а мне хорошо бы остаться после такой «рыбалки» в своем первоначальном виде».

 Отказаться от такого «почетного приглашения» агент Черный не мог. Мельников не тот человек, от которого можно отмазаться, сославшись на нездоровье или еще какую–нибудь лажу.

 Давиденко украдкой покосился на синеватый шрам, украшавший правую щеку его врага, и боязливо подумал: «И как только с такой разбойничьей рожей он оказался в госбезопасности? Ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять, что приближаться к этому типу ближе, чем на пушечный выстрел — опасно. Серьгу в ухо вставить да кривой кинжал за пояс сунуть — натуральный пират получится!»

 Поэтому все, что оставалось делать секретному агенту, это стиснуть зубы, покорно играть отведенную ему роль и ждать, в каком отделении своей мутной пьесы Мельников выпихнет его на сцену пинком под зад. Чтобы он промямлил какую–нибудь заранее заготовленную идиотскую фразу, типа: «Кушать подано!» или «Волобуев, вот ваш меч!» Хочешь, не хочешь, а выходить на сцену придется…

 По дороге Мельников не донимал агента разговорами и был занят своими мыслями: «Строго говоря, операция подготовлена довольно слабо, на троечку, и сильно смахивает на дешевый экспромт. Версия шаткая, исполнение будет так себе… Но ведь не зря говорят, что и на старуху бывает проруха. В том смысле, что если сложные варианты с «Легионом» не проходят, то самое время поменять тактику и играть просто, без затей. Если им нравятся сложные гамбиты, пусть сами их и разыгрывают. Поэтому я сыграю просто: «е2 — е4». Начало неоригинальное, но если готовить операцию по всем правилом, то только на разработку потребуется не одна неделя. Это в лучшем случае. А вот времени у меня нет: Маркин икру мечет и подгоняет каждый день. Руки у него чешутся, не терпится ему покомандовать и поруководить операцией против «Легиона». Хочется ему отличиться обязательно до своего отпуска — ну, пусть попробует. Словно через месяц этот проклятый «Легион» провалится куда–нибудь в преисподнюю. Хорошо бы, если так…»

 Мельников посмотрел в зеркало: далеко позади за ними тащился один из «хвостов». Всё шло по плану — люди Шувалова вступили в игру.

 Потом вернулся к своим беспокойным мыслям: «Да черт с ним, с шефом! Он утвердил операцию? Утвердил! Пусть и командует парадом… А я всего лишь разработчик операции, хотя идея была моя. У Маркина с идеями вообще напряг — это не его профиль. Но если он провалит операцию, то вряд ли ему удастся всех собак повесить на меня. В этот раз он сам отвечает за успех или неуспех. Пусть попробует, может, и получится: дуракам, как известно, везет…»

 «Как ни странно, но сама судьба частенько старается уберечь придурков от всяческих неприятностей и роковых ошибок, — невесело усмехнулся про себя Мельников. — Вот кто может сказать, зачем она это делает? Считает, что умные и сами смогут о себе позаботиться? Или — чтобы нам служба медом не казалась? Чтоб над каждым не дураком обязательно было по одному безнадежному кретину? Но тогда судьба перестаралась: по жизни над каждым уже по два–три дурака сидят и, кстати говоря, дураком же и погоняют».

 Мельников снова бросил взгляд в зеркало: машина «Легиона» по–прежнему следовала за его «Волгой» на значительном удалении.

 «Одинаковых или стандартных дураков тоже не бывает, — уточнил чекист. — Какие у них могут быть стандарты? Если уж им законы не писаны, то и под общий стандарт их, тем более, не подгонишь. Вот к какой разновидности отнести Маркина? Умным его не назовешь даже при всём моем уважении к субординации, однако хитрости, дурости и инициативы в нем на троих хватит. Это привилегированная разновидность: примерно как буйные параноики по сравнению с прочими психами. Но не менее опасная. Но тем хоть справки выдают: мол, псих с таким–то сдвигом по фазе. А вот дураков со справками, я ни разу не встречал за всю свою службу, — снова усмехнулся Мельников. — Все без справок!»

 

 Через час можно было видеть мирную идиллию: два рыбака сидели около своих удочек на берегу озера и снимали с крючков крупных сазанов. После заката солнца в каждом из садков трепыхалось не менее десяти кило отборной рыбы. В глубоких сумерках клев как–то разом прекратился, и они принялись варить наваристую уху.

 Мельников принес из машины стаканы и непочатую бутылку армянского коньяка. Давиденко ничего не оставалось, как вытащить из рюкзака свои припасы: крупные розовые помидоры, охотничьи колбаски и бутылку коньяка, но не армянского. Они с аппетитом ели уху и вареную рыбу, при этом не забывая время от времени опрокинуть по стаканчику. Подполковник несколько отошел от своей традиции и наливал коньяк по полстакана, словно это была водка.

 За вечер Мельников уже опустошил свою плоскую фляжку, теперь же он всерьез приналег на спиртное и уже добрался до бутылки Давиденко. По–видимому, старый чекист имел неплохую подготовку в этом виде спорта и почти не пьянел. Соревноваться с ним агент Черный не собирался. И не потому, что не мог осилить полкило коньяка, а потому, что ни на секунду не забывал, кто сидит рядом с ним у небольшого костра.

 Время от времени, когда его враг отвлекался, агенту удавалось незаметно выплеснуть коньяк из своего стакана в траву. Выливать коньяк, да еще купленный за свои деньги, было жалко, но своя жизнь представлялась ему несравнимо дороже.

 - Интересно, почему такая дискриминация? — спросил Мельников, для разнообразия закусив коньяк колбасой. — Охотничьи колбаски бывают, а вот о рыбацких я что–то никогда не слыхал. Как думаешь, Давиденко?

 Яша Давиденко думал о другом: «Шел бы ты куда подальше со своими идиотскими вопросами! На них как не отвечай, а всё равно, если не в дураках, то в каком–нибудь дерьме окажешься. Знаю я твои свинские штучки, уже ученый…» — Но вслух осторожно произнес:  - Трудно сказать, Александр Ефимович… Я тоже никогда не встречал ни рыбацких колбасок, ни вообще какой–нибудь еды с рыбацкой тематикой. Кроме, пожалуй, «Ухи Азовской». Но то консервы, и, наверное, еще никому не пришло в голову брать с собой на рыбалку консервированную уху.

 Он еще хотел добавить, что «лучшая рыба — это колбаса», но вовремя прикусил язык. Этот народный афоризм имел рискованное продолжение: «…а лучшая колбаса — это чулок с деньгами!» С таким человеком лучше не говорить о деньгах и даже не давать ни малейшего повода для такой темы.

 - Ты бы еще о «Завтраке туриста» вспомнил! — усмехнулся Мельников. — Кстати, тоже непонятно: почему «Завтрак туриста» есть, а «Обеда…» или «Ужина…» — нету? Что скажешь? А, мудрый Давиденко?

 Яша никак не мог взять в толк, куда тот клонит и к чему эти дурацкие вопросы? В этих, с виду простых вопросах вполне мог оказаться какой–нибудь скрытый смысл или подвох. Но пока ни того, ни другого агент Черный уловить не смог.

 Пришлось полагаться на экспромт:  - Наверное, им некогда обедать днем, а вечером у них только и хватает сил, что добраться до спального мешка. А может, туристы перешли на трехразовое питание: по понедельникам, средам и субботам. По утрам, соответственно.

 - Хорошая версия, — великодушно похвалил его находчивость Мельников. — Но, думаю, ты не угадал.

 - Тогда почему? — не удержался Давиденко.

 - Да потому, что после того, как туристы позавтракают этими самими консервами, то до обеда, а тем более до ужина, они уже не доживают. Никто же не знает, из чего делают ту дрянь! — пояснил подполковник и рассмеялся своей шутке.

 Секретный агент тоже немного посмеялся за компанию: оказывается, у его хозяина было неплохое чувство юмора.

 - Очень может быть, — решил он поддержать безобидную тему. — Я как–то угостил такими консервами своего кота, так он со мной два дня не разговаривал!

 - А у тебя что, говорящий кот есть? — с неподдельным интересом спросил Мельников и перестал жевать охотничью колбаску. — Случайно не тот самый, что был ученым, всё ходил по цепи кругом и налево сказки говорил? А ходил–то он, между прочим, по золотой цепи! Он к тебе, наверное, вместе с цепью попал? — хитро прищурился подполковник, пристально посмотрев на агента.

 «Да чтоб ты подавился! — от всего сердца пожелал ему Давиденко про себя. — Как чувствовал: неспроста эта хитрая сволочь задает свои идиотские вопросы! Они только с виду дурацкие, а на самом деле в них скрытый подвох. Угораздило же меня сунуться со своим кастрированным котом… Там, в той сказке, еще и «Кощей над златом чахнет», и много чего другого — у Пушкина буйная фантазия была. Я что, за всех теперь отвечать должен? И Пушкин этот, тоже гусь лапчатый: «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…» Почему он сказки свои налево рассказывал, а не направо или, там, прямо?! Он нахреновертел со своими левыми котами и золотыми цепями, а мне теперь отдувайся! Мельников же не зря упомянул, что сказки у кота лукоморского были левыми… Вот что этот хитрый дьявол имел в виду?» — с сильным беспокойством соображал незадачливый владелец кота Альбертика.

 - Да нет, Александр Ефимович! Кот самый обыкновенный, неученый и блохастый. А «не разговаривал со мной» — ну, это в том смысле, что обиделся и два дня ко мне не подходил.

 - А цепи золотой у него, значит, нету? — не унимался Мельников.

 - Помилуйте! Александр Ефимович! — не на шутку всполошился Яша. — Откуда у меня золотые цепи?!

 - Ну–ну, — пригрозил ему недоеденной колбаской Мельников, — этакий бедненький Буратино! А если потрясти за ноги, то, наверное, чего–нибудь и звякнет? А, бедненький Давиденко?

 Определенно, разговор начал переходить в опасную плоскость, и агент Черный совершенно не знал, что теперь отвечать своему опасному и крайне коварному собеседнику. Про себя он обругал жену самыми последними словами: это ведь она положила ему на рыбалку злосчастные охотничьи колбаски. С них всё и началось… Но кто же мог знать, что в этой безобидной закуске таится такая опасность?

 Он отставил свой стакан и обиженно сказал:  - Меня и так уже «потрясли» на десять тысяч долларов и теперь я на мели. Одни долги остались, а вы о каком–то золоте…

 - Это когда ты хату Донцова итальянской мебелью обставлял? — едва сдерживая смех, спросил Мельников. — Помню, как же… Ушлый ты хлопец, Яша, но налетел на еще более ушлого — на Свиридова. Короче, пошел по шерсть, а вернулся стриженым! — Чекист снова стал серьезным и добавил: — Ну, ладно… Не мороси! Совсем одичал в шкуре агента ноль–ноль–семь, шуток не понимаешь…

 «Хороши шуточки, — зло подумал агент, — огнем в задницу ширять! Бенни Хилл из ФСБ… Ну, очень смешно, пупок надорвать можно! Контора ваша — садистская и юмор такой же!»

 - Нервишки у тебя пошаливать стали, — укоризненно продолжал подполковник, — а в нашем деле это может дорого стоить… — Он прикурил от тлеющей ветки сигарету и сказал: — Теперь о деле… Тебе нужно будет снова активизировать свои контакты с Донцовым и его внучкой. Другими словами, возвращаемся к тому старому заданию. Понятно?

 - Понятно–то понятно, но Донцов меня не выносит…

 - А ты думаешь, я от счастья млею, когда вижу твою постную рожу? — в голосе Мельников снова, как тогда на даче, послышался металл. — Однако сижу вот с тобой и пью коньяк… Ты не девка, чтобы всем нравиться. Работа есть работа, а все личное можешь оставить при себе. Может, мемуары напишешь о жизни секретного агента. Если, конечно, доживешь до пенсии…

 - Виноват, Александр Ефимович! Это, наверное, от коньяка…

 И добавил, но уже про себя: «На вашей мерзкой службе доживешь до пенсии, как же! Неизвестно, доживу ли до конца этого года. Тут ни одна гадалка или ясновидящая не угадает, что у этого хитреца на уме. Штирлиц, тот не в пример проще был. Высосал из пальца «информацию для размышления» — вот и размышлял над ней семнадцать серий. Ну, давал, там, своим агентам задания разные, однако не донимал их идиотскими намеками и каверзными вопросами… Джеймс Бонд по сравнению с Мельниковым — вообще наивный простак. Тот всё больше кулаками махал да блондинкам под юбки лазил. Шатенок и брюнеток тоже не пропускал — трахал всё, что шевелится! Имидж у него такой был: суперагент и половой гигант».

 Яша украдкой вздохнул: «Не повезло мне с хозяином — слишком уж опытен и хитер. Посмотрел бы я на того умненького Штирлица, если бы его начальником был не Шелленберг, а Мельников. Ему бы и сто семнадцать серий не хватило, чтобы разобраться с коварными штучками, на которые этот гэбист большая дока. Странно, что он еще не полковник. Сволочь все же редкостная и по–своему выдающаяся…»

 Разговор начал быстро угасать, как и их костер. Мельников, похоже, все–таки выполнил свою норму: язык у него заметно заплетался. Он докурил сигарету, с трудом поднялся и нетвердо направился к палатке.

 Уже откинув полог, он обернулся и сказал:  - Если не боишься храпа, то можешь спать в палатке… А не хочешь — ночуй в машине!

 Не успел агент помыть посуду, как из палатки стал доноситься громкий, размеренный храп.

 - Пусть пьяные ежики спят с тобой в одной палатке, — негромко пробормотал он. И добавил: — И те, если не оглохнут, то офигеют к утру от перегара. Придется в машине поднять все стекла, иначе не уснешь из–за его храпа… До утра теперь будет исполнять свои «самопальные арии» из оперы «Иван Сусанин из ФСБ»:  

 -…Куда ты завел нас, негодный старик?

 - А шли бы вы на фиг — я сам заблудился!

 

 Но спать секретному агенту не хотелось. Наоборот, его обуревали самые разные мысли и желания.

 - Я не знаю, что он задумал и зачем притащил меня сюда, — озабоченно шептал Давиденко, — но второй такой возможности у меня не будет никогда. Во–первых, нажрался как свинья и дрыхнет теперь без задних ног. Во–вторых, он приехал на служебной машине, и судя по всему, прямо с работы. В–третьих, в багажнике «Волги» я видел какой–то портфель… Вдруг удастся найти в нем что–нибудь интересное? Глупо отказываться от такой редкой возможности.

 Он озадаченно почесал остатки волос на голове и продолжил:  − Крайне опасно совать свой нос в такие дела, но кто об этом узнает? К тому же в моем рюкзаке есть кое–что именно для такого вот случая. Я тоже готовился к этой «рыбалке», а не только копал для него червей в ручье. Кто его знает, где он хранит мою расписку… А если в своем служебном дипломате? Маловероятно, конечно, но от него всего можно ожидать. Даже того, чего ожидать нельзя!

 

 

 

 

 Глава 32. ЧИЗБУРГЕР ПО–ЧЕКИСТСКИ  

 Яша Давиденко вытащил из рюкзака кожаные перчатки, электрический фонарь и приступил к тщательному досмотру мельниковской «Волги». Сначала он обследовал бардачок, но ничего интересного не нашел: складный стаканчик, старый номер журнала «Плэйбой», нераспечатанная пачка презервативов и прочая мелочь. С таким же успехом закончились поиски в салоне автомобиля.

 Затем агент Черный перешел к осмотру багажника и первым делом извлек из него потертый кожаный кейс с номерным замком. Он перетащил дипломат в салон и оглядел его более внимательно. Портфель оказался заперт.

 - Шифр я у него спрашивать не буду, — ехидно пробормотал Давиденко. — Как–нибудь разберусь: три цифры это всего лишь тысяча вариантов. Если на каждый вариант тратить две секунды, то потребуется… потребуется… около получаса. Не так и много.

 Он запомнил установленную Мельниковым комбинацию цифр, установил три ноля и начал спешно перебирать варианты: 001, 002, 003, 004, 005, 006… На шифре 007 замок щелкнул, и Давиденко осторожно поднял крышку.

 Яша не очень надеялся найти в служебном портфеле врага свою расписку, но всё же разочарование его было сильным. Кроме каких–то старых служебных инструкций с выдранными страницами, сильно потертого Уголовного кодекса и еще одной бутылки армянского коньяка, там ничего не было. Если не считать мелких вещей типа колоды карт с рисованными красотками, ручек, скрепок и прочей дребедени. Оружия тоже не было.

 - Ну, не сволочь?! — шипел и плевался секретный агент. — Вот какого черта он запер свой кейс? Чтоб не сперли бутылку коньяка?! Кроме нее, там ничего путного нет. Тьфу, зараза! Чтоб ты захлебнулся этим коньяком! С ума можно сойти от твоих идиотских шуток…

 Немного поостыв, он стал внимательно исследовать сам дипломат и простукивать его стенки. Стенки были самыми обычными, и тогда он принялся за откидную внутреннюю перегородку — она показалась ему несколько толстоватой. Несколько минут в машине было слышно только усердное сопение и невнятное бормотание…

 - Вот ты и попался! — торжествующе прошептал Яша. — Нашел–таки я твой тайничок, нашел. Додумался: устроить тайник в откидной перегородке! Что ж, посмотрим, что ты там прячешь. Надеюсь, не рецепт от врача–венеролога… − Он осуждающе покачал головой. − От тебя можно ожидать любой пакости!

 С этими словами Давиденко отогнул кайму из тонкой кожи, которая шла по краю перегородки, запустил в потайное отделение два пальца и очень осторожно извлек оттуда тонкие бумажные листы, сложенные вдвое. Он развернул их — в верхнем правом углу красовался гриф: «Совершенно секретно». Всего листков оказалось два, они были скреплены канцелярской скрепкой, под которую был подложен кусочек бумаги зеленоватого оттенка.

 Агент Черный нашел в своем рюкзаке фотоаппарат и сделал по несколько снимков с каждой страницы. Потом разложил всё по местам, запер портфель и установил на замке первоначальную комбинацию. Кроме того, снял оттиски с ключей от «Волги», хотя и сам не мог сказать, зачем они ему были нужны. Сильного страха в этот раз он почему–то не испытывал.

 Закончив свою шпионскую миссию, он разложил переднее сидение и долго ворочался на нем, пока, наконец, не заснул с чувством выполненного долга. В ту ночь никакие кошмары ему не снились, как не снилось сны вообще.

 Между тем, если бы он знал о двух вещах, имеющих к нему самое непосредственное отношение, то бессонница была бы ему гарантирована.

 Первое, о чем не знал агент Черный, это то, что и за ним самим, и за подполковником Мельниковым в тот вечер было установлено скрытое наружное наблюдение. Одинокая машина, ночевавшая на берегу озера метрах в трехстах от них, оказалась там не случайно.

 Вторая ошибка секретного агента была и вовсе непростительна для фотографа со стажем: кусочек бумаги под скрепкой, на который он не обратил внимания, был зеленоватого оттенка. Точно такой же цвет имеет обычная фотобумага. И этот кусочек бумаги был безнадежно засвечен…

 

 На следующее утро, в половине восьмого, черная «Волга» высадила Давиденко около его дома и тот, сгибаясь под тяжестью богатого улова, скрылся в подъезде старого дома.

 Однако добраться до своей квартиры без приключений не удалось: на площадке третьего этажа его поджидали двое молодых людей. Хуже того, они уже были ему знакомы: именно они в свое время остановили его на улице и втолкнули в машину Свиридова.

 - У, вот это да! — заметив полный садок рыбы, сказал один из шуваловских головорезов. — Яша, ты часом не рыбный магазин ограбил, а?

 - Какой еще магазин, — буркнул Давиденко, стараясь обойти бандитов. — На рыбалке я был… И вообще, я вам ничего не должен.

 - Ну, это как сказать, — не согласился с ним физически крепкий и накаченный парень, преградив дорогу. — У тебя какая–то прямо–таки феноменальная способность оказываться в неподходящее время в неподходящем месте. И насколько я знаю, люди с такими способностями не умирают… — он выдержал небольшую паузу, — своей смертью. Как говорят в народе: «Или в бане запарятся, или… подавятся. Чем–нибудь». Вот и сегодня ночью всё повторилось… Короче, разговор с тобой будет в другом месте, а пока дай–ка сюда свой рюкзачок!

 При этих словах Яша Давиденко побледнел и попятился.

 - Долго будешь дуриком прикидываться? — с угрозой поинтересовался второй бандит. — Сегодня специально для тебя покажут один очень интересный фильм. Но, боюсь, он тебе не понравится.

 При этих словах Давиденко побледнел еще больше и обреченно отдал рюкзак. А что он мог сделать? Засветить пленку или, может быть, проглотить кассету? Ни того, ни другого головорезы сделать не позволят. К тому же он как–то не подумал, что могут возникнуть такие непредвиденные и опасные ситуации, и потому не вытащил кассету из фотоаппарата заранее.

 «Идиот! — мысленно костерил он сам себя. — Я рисковал своей шкурой, выхватывая каштаны из огня, а эти бандиты спокойненько за мной наблюдали и не мешали мне… Да боже упаси, зачем мешать? Я же фактически на них работал, да еще и бесплатно!»

 Один из бандитов вытряхнул содержимое рюкзака прямо на пол и быстро осмотрел вещи. Перемотал и вытащил из фотоаппарата кассету, а также забрал оттиски с ключей от «Волги». Другой обыскал невезучего агента, но ничего не взял.

 - Не опоздай на работу, Яша! А то останешься без тринадцатой зарплаты, — усмехнулся он и вернул рюкзак с вещами. — Надеюсь, тебе не надо напоминать, что наша встреча носила исключительно конфиденциальный, хотя и дружеский характер?

 Давиденко угрюмо кивнул и потащил свой богатый улов на четвертый этаж. Тяжелый садок, полный отборной рыбы, волочился за ним, пересчитывая все ступени лестницы и оставляя на них мокрый след. В душе он клял всех и вся и только удивлялся, насколько жестока к нему судьба. Все его попытки выбраться из этого топкого болота приводили только к тому, что он еще глубже погружался в страшную и липкую топь. Еще немного и трясина окончательно его поглотит.

 Дома он с полчаса провел в ванной комнате в размышлениях о своей несчастной судьбе.

 − За что мне всё это? − шептал он, включая воду.

 Этот трюк он много раз видел в кино и считал такую меру предосторожности вполне оправданной, хотя «жучков» в ванной комнате он не смог обнаружить.

 − Ну, почему я снова оказался крайним? То Мельников достает со своими мутными играми, то опять бандиты объявились. Месяца два ничего не было о них слышно. И вот, пожалуйста, явились — не запылились. Фотопленку отобрали… Я, правда, не вникал, что там было на тех двух страничках, но теперь какая разница? Гриф–то я видел: «Совершенно секретно».

 Яша горестно вздохнул и прибавил напор воды:  - Если об этом станет известно Мельникову, то я, считай, покойник. Он мне такую статью подберет по своему затертому Кодексу, что не каждая тюрьма меня примет. Шпионаж — это как минимум, только не знаю, в пользу какой иностранной державы.

 Секретный агент обреченно покачал головой и шмыгнул носом:  - Но это даже еще хуже… Он мне такую державу подберет, по собственному выбору, что к обычному за такие дела «червонцу» суд добавит еще пару лет, от себя. Уж Мельников–то не упустит такой возможности. А может, в измене Родине обвинит или еще в чем–нибудь… Он мастак на подлые трюки, а тут и придумывать ничего не надо: листай Кодекс да выписывай статьи в столбик…

 - Чтоб вы все в аду сгорели! — с горечью и ненавистью воскликнул Давиденко. Но тут же перешел на свистящий шепот: — И ведь снова история повторяется. В прошлый раз я отдал почти десять тысяч баксов за меблировку квартиры, которая к тому времени была уже не моя. В этот раз на меня повесят шпионаж за съемку секретных документов, негативов которых у меня тоже уже нет. Ну? Не свинство ли это?!

 Он тяжело и безнадежно вздохнул:  - Нет, надо было в самом начале бежать из этой квартиры, этого дома и даже этого города, куда глаза глядят, как только этот чертов старик оказался под покровительством мафии. Работу было жалко бросать. Идиот! Нашел о чем жалеть… Зачем тебе работа, если жизнь твоя теперь гроша ломаного не стоит? — горевал он о себе почему–то во втором лице. — Что, думаешь после твоей смерти у входа в агентство «Старый город» прибьют мемориальную доску? Типа такой:  

 В этом здании в период с 1989 по 1996 год самозабвенно и творчески трудился Яков Ильич Давиденко, который был огульно обвинен и впоследствии осужден за шпионаж в пользу неустановленной иностранной державы. В 2006 году реабилитирован (посмертно). Является Почетным гражданином города N.

 

 Яша ужаснулся собственным прогнозам и побледнел. В довершение всех неприятностей у него начался нервный тик — левое веко непроизвольно дергалось.

 Он безнадежно махнул рукой и горестно добавил:  - Мельников мне такую табличку припасет, что не приведи господи! Что–нибудь совсем уж простенькое, написанное коряво и без затей, на жестянке или фанерке:  

 Давиденко Я.И. (Дело Љ такое–то)  Осужден по ст. ст. 64, 65 и 76 УК РФ.

 Расстрелян в июле 1996 года.

 

 Агент–неудачник снова зашмыгал носом.

 - Хотя и на такую табличку его ведомство тратиться не будет, — трагически бормотал он. — Они сантиментами не страдают. Шлепнут по–тихому в тюремном подвале и прикопают в каком–нибудь овраге, чтоб меньше возиться. Или, в лучшем случае, похоронят за счет муниципалитета на городском кладбище, в углу для бомжей и прочих бесхозных покойников. Тем ставят что–то вроде креста, который изготовил ученик плотника, когда был пьян в доску… А, скорее всего, судя по виду их шедевров — в штабель этих досок. Ну, а на поперечине напишут шариковой ручкой, и еще хорошо, если без ошибок:  

 Неизвестный мужчина, около 35 лет…

 

 Он тяжело вздохнул и горько усмехнулся:  - И всё… Ни венков, ни цветов. Только корявый крест с убогой надписью. Через год и креста не будет, останется только заросший травой невысокий холмик, а лет через пять и его не будет…

 - В их темных делах реклама не нужна, — невнятно и тоскливо бормотал Яша Давиденко, сидя на краю ванны. — Похоже, на этот раз я доигрался. Те поймают — поставят к стенке, эти поймают — тоже начнут душу частями вытаскивать. Впрочем, эти уже поймали…

 Нервный тик кончился так же неожиданно, как и начался. Агент Черный несколько минут напряженно всматривался в свое отражение в зеркале над умывальником, но тик не повторился.

 - Может, дали несколько часов, чтоб с семьей попрощался, — вернулся он к своим мрачным прогнозам. — А я как дурак сижу в ванной. Теперь сиди, не сиди, а только это ничего не меняет. Здесь не отсидишься и не спрячешься ни от «Легиона», ни от ФСБ.

 Давиденко, наконец, совладал с трагическими чувствами, захлестывающими его душу, умылся холодной водой и вытер лицо полотенцем.

 - Ну, это же надо, — горько усмехался секретный агент, — всего за пару месяцев нажить себе таких опаснейших врагов. Ведь если разобраться, то опаснее их и в городе–то нет!

 

 Когда Давиденко всё же приехал в свое агентство, там его снова поджидали гости дорогие. В том смысле, что визиты таких гостей ему дорого обходились. Но внутренне он был к этому готов.

 Минут через десять он уже сидел на заднем сидении роскошного «Мерседеса», припаркованного на одной из тихих улочек, и смотрел обещанный фильм. Кино ему сильно не понравилось: все его ночные подвиги и свершения в черной мельниковской «Волге» были сняты на пленку. Обычной и инфракрасной камерой. Во время просмотра его снова начал донимать нервный тик.

 «Если эти пленочки попадут к Мельникову, то тогда мне не жить. Во всяком случае — долго, — обреченно думал агент Черный. Особого страха он почему–то не испытывал, словно все это относилось не к нему, а кому–то другому. Страх начали вытеснять другие чувства — апатия и безмерная усталость. — Ну, и пожалуйста! — внутренне ожесточился Давиденко. — Передавайте эти пленки кому хотите! Хоть Мельникову, хоть самому дьяволу! Два раза все равно не расстреляют…»

 - Я думаю, ты и сам понимаешь, что снова полез туда, куда лезть было не нужно, — спокойным голосом сказал Свиридов. — Хуже того, ты оказался между двух огней. «Финит а ля комедия» — пора открывать карты, — он пристально взглянул на Давиденко.

 На лице последнего была заметна напряженная внутренняя борьба, его левое веко вновь начало усиленно дергаться. Это забавляло Свиридова: драматическая ситуация, в которой оказался Давиденко, представлялась ему трагикомической. Он не без труда подавил усмешку и с серьезным видом ждал ответа.

 Наконец, изобличенный агент выдавил из себя:  - Чего вы от меня хотите? В прошлый раз я выполнил все условия и больше ничего вам не должен.

 - А разве я что–то говорил о прошлом? — удивился Свиридов. — Разговор идет о настоящем. Мы, вообще–то, можем обойтись и без твоей помощи, а вот ты без нашей — точно нет! Ты настолько запутался в своих аферах и авантюрах, что любая твоя следующая ошибка может стоить тебе жизни. Это не угроза, нам твоя жизнь не нужна… Будем считать, что за свое прошлое свинство ты рассчитался сполна.

 Вадим Свиридов сделал паузу, внимательно посмотрел на Давиденко, но так как тот молчал, продолжил:  - Подозреваю, что Мельников имеет на тебя какой–то компромат, а может, что и похуже. Тем не менее, предлагаю тебе единственный реальный выход. Ты выкладываешь всё о Мельникове и своих отношениях с ним, а мы поможем тебе выпутаться из этой чрезвычайно опасной для тебя истории. Что скажешь?

 Давиденко напряженно думал. Но как ни прикидывал, а получалось, что Свиридов был прав: без помощи «Легиона» ему из этой «трясины» не выбраться. И он решился. Рассказал если не всё, то очень многое о Мельникове: о вербовке, о «жучках» в своей квартире, о заданиях, которые он получал…

 Умолчал только о тайном арсенале оружия на даче подполковника и украденном пистолете. Но это, по его мнению, к делу не относится. Да и рассказывать о дачном арсенале Мельникова это то же самое, что добровольно поменять десять лет тюрьмы на расстрел. Как поступит чекист, когда узнает, кто переснял его секретный документ, агент Черный представлял не очень ясно. Зато знал совершенно точно, что с ним будет, если Мельников пронюхает, кто сдал его секретный арсенал. Он держал в руках ту снайперскую винтовку, вот из нее он и получит свои девять граммов. Без вариантов…

 Подъехала серая «Девятка» и Свиридову передали большой конверт с фотографиями.

 Хозяин «Мерседеса» долго их рассматривал, а потом неожиданно спросил у Давиденко:  - У тебя хорошая зрительная память?

 - Не феноменальная, но не жалуюсь…

 - Посмотри на фотокопию первой страницы… Видишь этот кусочек бумаги под скрепкой? Почему он отсвечивает? Какого он был типа или цвета?

 - А хрен его знает! — исчерпывающе ответил одной фразой на все вопросы агент Черный. — Моя секретарша тоже подкладывает под скрепку кусочек бумажки. Что ж тут особенного? Ну, а отсвечивает… Может, свет так падал или бумага была мелованной… Не знаю. Не приглядывался я к ней. Бумажка как бумажка, ничего особенного.

 - Ну, ничего особенного, так ничего особенного, — задумчиво повторил Свиридов. Немного помолчал и добавил: — В общем, так, агент Черный, он же Яша Давиденко… Чтобы избавиться от порядком тебе надоевшей шкуры агента ноль–ноль–семь, придется тебе на какое–то время… примерить шкуру агента ноль–ноль–восемь! То есть стать двойным агентом, — пояснил он.

 «Ну, ни фига себе! Вот это он меня обрадовал, — ошарашено соображал агент 007/008. — И этот туда же! Как сговорились: все хотят иметь меня на своей поганой секретной службе! Свет клином на мне сошелся? Ну, какой, черт возьми, из меня агент? Да еще двойной?!» — недоумевал Давиденко, но вслух обреченно спросил:  - Тоже задания давать будете?

 - Зачем? Агент из тебя как из собачьего хвоста сито. Просто будешь нас держать в курсе дел подполковника Мельникова. Вот и все твои задания, — обнадежил его Свиридов.

 - Это… пожалуй… можно… — осторожно согласился вновь испеченный двойной агент. Он заметно воспрянул духом и с затаенной надеждой спросил: — А расписку мою сможете вернуть?

 - Обещать не могу — тут задачка со многими неизвестными, но попытаюсь. От тебя будет многое зависеть: будешь давать интересную информацию — это поможет загнать Мельникова в угол. Вот тогда с ним можно будет поторговаться. Судя по его активности, он сейчас занят подготовкой какой–то секретной операции. И если она провалится, то такой шанс появится.

 Яша хотел уже было спросить: «А сколько времени займет эта его секретная операция?» — но вовремя спохватился. Не задавай дурацких вопросов — не будешь получать дурацких ответов!

 

 

 

 

 Глава 33. ПИРОЖКИ С КОТЯТАМИ  

 Глубокой ночью колонна тяжелых «Супер–МАЗов» в сопровождении двух джипов стороной миновала Краевой центр и приближалась к конечному пункту своего маршрута — южному городу N. Головной джип неожиданно стал сбрасывать скорость, а потом и вовсе свернул с главного шоссе. Вся колонна кроме замыкающего джипа повторила этот маневр и вскоре остановилась на берегу небольшого пруда. Замыкающий джип занял позицию в густом кустарнике, откуда просматривалось часть трассы.

 Все попытки установить радиосвязь с «Легионом» ни к чему не привели — мешали горы. И не только горы. Мешал и телевизионный ретранслятор, забивающий сигнал радиоцентра «Легиона» побочными гармониками от работы своих мощных передатчиков. Он был слишком близко от стоянки каравана: его верхушка, угадываемая в темном небе по ярким красным фонарям, была отсюда хорошо видна.

 Вадим Свиридов нашел полузатопленный мостик и с видимым удовольствием умылся. Он пригладил пятерней мокрые волосы, надел рубашку и вернулся в штабной джип. Начальник службы безопасности «Легиона» редко сопровождал караваны с оружием лично. Люди, занятые в таких нелегальных операциях были хорошо подготовлены и имели достаточный опыт. Более десяти человек, входящих в состав вооруженной охраны, были в прошлом офицерами: десантных войск, спецназа, милиции и госбезопасности. Большинство из них имело не только боевой опыт, но и боевые награды за участие в Афганской и Чеченской войнах. Начальник колонны, Виктор Толстых, в прошлом профессиональный разведчик и майор КГБ, дело свое знал хорошо.

 В отношении этой нелегальной операции и у Свиридова, и у Толстых были сомнения. Причиной этих сомнений являлся секретный план ФСБ по перехвату нелегальных грузов.

 - Я всё же подозреваю, — продолжил Толстых прерванный разговор, когда Свиридов появился в штабном джипе, — что с этим планом перехвата не всё чисто. В двух предыдущих случаях они точно действовали по своему сценарию, и мы в те дни возили обычные коммерческие грузы. Но как они поведут себя дальше? Осталось всего две запланированные проверки. Где–то здесь следует ожидать от них сюрприза, каких–нибудь пирожков с котятами. Я знаю Мельникова — это кадровый разведчик, опытный и осторожный. Противник весьма опасный.

 - Но в операции с «Опелем» Ветвицкого мы всё же переиграли его…

 - Я не участвовал в том деле. Ну, пусть даже так… Это еще ни о чем не говорит: раз на раз не приходится. Недооценивать его — это ошибка, которая может обойтись слишком дорого. А если Мельникова оставили в дураках, то это для него дополнительный стимул взять реванш. Он честолюбив. Кроме того, подозреваю, что у него могли возникнуть проблемы с начальством.

 - Правильно, — подтвердил Свиридов. — По нашим оперативным данным, у него возникли серьезные трения с полковником Маркиным.

 - Тем более. Мое мнение: прежде чем соваться в город, нужно провести глубокую разведку. Береженого бог бережет.

 - А небереженого — конвой стережет… Согласен. Что ты предлагаешь?

 - Первое. Послать двух человек непосредственно к посту ГАИ, что на Волчьем перевале. Там самое удобное место для засады. Сейчас темно, и они смогут подойти вплотную. Пусть посмотрят, что там происходит. Если там западня, то они займут удобную позицию для наблюдения и будут держать нас в курсе оперативной обстановки. Для связи они будут использовать закрытый радиоканал. Здесь чуть более десяти километров, через полчаса мы уже будем знать точно: «встречают» нас или нет.

 Второе. Послать на разведку джип. Пусть проверят предыдущие съезды с шоссе. Вполне может оказаться, что мы проскочили их заслоны, которые отсиживались в засаде и ждали, когда пройдет наш караван. Если так, то теперь они должны занять свои позиции в непосредственной близости от трассы. В этом случае мобильная группа их обнаружит.

 Третье. Надо по возможности спутать им карты. Это оставит им меньше времени на оценку сложившейся обстановки. А значит, вероятность ошибок с их стороны возрастет. Поэтому часть сообщений по радио будет идти открытым текстом с использованием кодированных фраз.

 - Например?

 - Если ближайший от нас съезд с шоссе под контролем чекистов или ментов, то фраза будет звучать так: «Первый — да». Если свободен, то — «Первый — нет».

 - Разумно, — заметил Свиридов. — В целом, ситуация выглядит так. Если засада только на перевале, это плохо, но не смертельно… Мы сможем вернуться и поискать обходных путей, либо где–то отсидеться. Но если заслоны еще и позади нас — то это намного хуже: это западня. И ни отсидеться, ни уйти они нам не позволят. Плохо и то, что мы остались без связи с «Легионом».

 - Да, — согласился Толстых, — связи нет, хотя радист уже подключил выносную антенну. Можно еще попробовать связаться с базой, используя в качестве ретранслятора рацию первой разведгруппы. На Волчьем перевале они уже будут в зоне приема радиоцентра «Легиона». Если мы попали в западню, то нам придется несладко. Кроме того, нам сложно будет выпутаться самостоятельно, потребуется помощь «Легиона», чтобы замести следы и надежно укрыть груз. Тебе, Вадим, нужно будет покинуть нашу стоянку до начала заварухи. Не дело начальнику Службы безопасности участвовать в таких разборках. У нас достаточно подготовленных людей, которым уже приходилось участвовать в разных стычках.

 - Может быть, никакой западни и нет…

 - Всё может быть, — согласился начальник колонны. — Скоро узнаем…

 

 Вскоре из двух последних грузовиков выкатили по легкому мотоциклу «Ямаха». Молодые парни в черных кожаных куртках с пол–оборота завели их и исчезли в ночи. По виду они ничем не отличались от дорожных бродяг — рокеров. Замыкающий джип, стоящий у съезда с шоссе поменял номерные знаки, в значительной степени изменил цвет, тихо выехал на шоссе и направился в обратную от города сторону.

 Через четверть часа в штабной джип стали поступать первые доклады от разведгрупп. Наихудшие предположения Виктора Толстых подтвердились.

 - Грузовикам — изменить цвет, старшим машин — номерные знаки, документы и товарно–транспортные накладные. Конвою — обеспечить боевое охранение каравана на близких подступах. Добровольцев в группу боевого прикрытия — ко мне, — отдал приказы начальник колонны.

 Потом повернулся к Свиридову, сидящему за рулем мотоцикла: — Через пост ГАИ ехать не стоит. Они знают тебя в лицо. Лучше в объезд, Вадим! Здесь много тропинок… Это, конечно, не «Мерс», но для гор — вещь незаменимая.

 Через минуту всё пришло в движение: с боков фур уже отдирали широкие полосы липкой пленки — под ней оказались той же ширины ярко желтые или зеленые участки. Если раньше все рефрижераторы были серебристого цвета, то теперь преобладал желтый или зеленый цвет. Такие же метаморфозы произошли и с кабинами тягачей.

 Около штабного джипа начали собираться добровольцы в группу прикрытия. Задача этой боевой группы была наиболее трудной и опасной. Толстых лично отобрал шесть человек. Вскоре шесть отлично вооруженных, в полной экипировке спецназа, бойцов заняли свои места во втором джипе.

 

 В это время, на Волчьем перевале, недалеко от поста ГАИ, в окружении других машин стоял микроавтобус «УАЗ» защитного цвета. Внутри была оборудована станция радиоперехвата, и несколько человек в наушниках шарили в эфире в поисках возможных радиопереговоров. Несколько таких сообщений записали на пленку, но толку от этого не было никакого. Радиопередачи оказались шифрованными, и кроме какого–то бульканья ничего разобрать было нельзя.

 Кроме связистов, в том же штабном микроавтобусе сидел Мельников и мрачно посматривал на своего начальника, полковника Маркина.

 - Какого черта они свернули с дороги? — второй час донимал он Мельникова одними и теми же вопросами. — Чего они там забыли?

 - Трудно сказать, товарищ полковник. Может, дело у них там какое…

 - Какое дело? Что они забыли в лесу, да еще ночью?

 - Может быть, серьезная неисправность с тягачом, вот они и сошли с трассы…

 - Если бы неисправность, то они бы стали на обочине!

 - Можно и так, но часто съезжают с трассы, чтобы не привлекать к себе внимания. А излишнее внимание им не к чему, — более–менее правдоподобно объяснил Мельников.

 Полковник Маркин в который раз рассматривал подробную карту, водил по ней карандашом и думал: «В том месте, где они сошли с трассы, за лесом, станица, а дальше — урочище и тупик. Джипы, те и по горным тропам смогут уйти, но груженые «МАЗы» не пройдут. Такой номер у вас, ребята, не прорежет. По данным проверки ваших товарно–транспортных документов гаишниками соседнего района, вы везете мороженых кур. А по нашим оперативным данным, этих самых кур вы загрузили всего двадцать восемь тонн. Однако машины загружены под завязку. И совместная операция по перехвату нелегальных грузов силами милиции и ФСБ намечена на послезавтра, а не на сегодня — об этом вам тоже хорошо известно. Спрашивается: что же в действительности вы везете? Правильный ответ: более пятидесяти тонн оружия и боеприпасов! Вот потому мы не позволили тем гаишникам устроить вам доскональный шмон — слишком жирный кусок им обломится от чужого пирога. А хлопнем мы ваш караван сами и на своей территории, чтобы ни с кем не делиться захваченной добычей».

 Начальник Управления надменно поморщился: «Правда, кое–что придется засветить и официально оформить — иначе подозрений и скандалов не оберешься — но то мелочь. В итоге все будут довольны: и менты, и Прокуратура, и мэр, и генерал. Себя я тоже не обижу… Шувалову это будет дорого стоить. Считай уже, накрылся твой караван! И как бы твои подельники не крутили со своими маршрутами, но заслоны им не обойти. Долго отсидеться там тоже не удастся: с рассветом, подниму в воздух вертолет… Но почему они сошли с трассы? Так все хорошо шло, и — на тебе!»

 - Напланировал, сукин сын! — Маркин бросил карандаш на стол. — Если бы всё хорошо было спланировано, то они давно бы попались в мышеловку, а не отсиживались в лесочке. Значит, они что–то почувствовали… Ты же сам говорил, что они там не в меру хитрые. Говорил или нет?

 - Говорил, товарищ полковник: очень умный и осторожный противник.

 - Что–то я не припомню, чтобы кто–то из этих головорезов учились со мной в Высшей школе ФСБ. Вот там, действительно, умные люди учатся, настоящие профессионалы своего дела.

 «Сам себя не похвалишь, кто ж тебя похвалит? — неприязненно заметил про себя подполковник Мельников. — Карандашиком по карте водить — это ты умеешь, этому тебя в Высшей школе научили. Сам и разрабатывал бы операцию, если такой ученый! А я в «академиях» не учился, до всего доходил своим умом… И Толстых там не учился — это верно. Но он опытный и грамотный офицер, хотя и бывший. Впрочем, бывший — это по отношению к ФСБ. А по отношению к «Легиону» — настоящий… А куда теперь относить Свиридова? В нашей системе он дослужился до капитана, а в их — он занимает ключевую должность…» — Но вслух сказал:  - Деться им, товарищ полковник, некуда, с рассветом у них вообще шансов не будет. Может, перекрыть на всякий случай и дальние съезды с шоссе?

 - Ага, — презрительно бросил Маркин, — может, они как раз и ждут, когда мы растянемся на полсотни километров. Ближайшие съезды блокированы, и распылять силы я не буду.

 Радист передал ему бумажку, и полковник изменился в лице.

 Он бросил ее на стол и взорвался:  - А что ты на это скажешь? А? Я тебя спрашиваю!

 На листке было всего два слова:  

 «Первый — да».

 

 - Похоже на кодовую фразу, — спокойно ответил Мельников.

 - Это я и без дураков знаю! Ты скажи, что она означает?

 - Не могу знать, товарищ полковник!

 - А что ты вообще знаешь? — зло спросил Маркин. — Что не спрошу — всё не знаешь! Как операции проваливать, это ты знаешь. Но только заруби себе на носу, — прошипел он, — провалится эта операция, тебе конец!

 Подполковник покосился на связистов: слышали они последнюю фразу или нет? Скорее всего, нет: они в наушниках, а сказал начальник негромко.

 Мельников продолжал отвечать на всё новые и новые вопросы полковника, иногда невпопад. Но думал уже о другом: «Как же мне надоел этот спесивый ублюдок! Остается надеяться, что мне не так долго ждать, когда представится случай… Тем более, приговор себе ты уже подписал!»

 Всего лишь неделю назад Мельников не был так уверен в своих выводах. Круг подозреваемых в предательстве неумолимо сужался, но в дьявольской головоломке было еще много неясных моментов. И только три дня назад его тайное расследование привело к убедительным фактам причастности начальника Управления к преступлению на Старом Кодорском перевале.

 Группа капитана Хопрова смогла установить банк, который выдал Маркину первую часть ссуды в размере 30 тыясч долларов на строительство особняка. Однако общая сумма кредита составляла 100 тысяч долларов. Как и следовало ожидать, банк предоставил частному лицу такой крупный кредит не за красивые глаза, а под обеспечение в 100 тысч долларов, внесенной другой частной компанией… Ну, а та компания расщедрилась потому, что эту сумму ей передал… сам Маркин.

 Проще говоря, вся эта несложная схема отмывания денег потребовалась для того, чтобы не привлекать к новому застройщику ненужного внимания. Никакого наследства или иных солидных легальных источников доходов начальник УФСБ не получал и не имел. Время также совпадало: кредит был предоставлен через три недели после акции на Кодорском перевале.

 Чтобы получить такую ценную информацию, Мельникову пришлось подключить к расследованию всех своих надежных людей и все свои скромные резервы. Несколько месяцев его группа распутывала это непростое дело.

 Один раз его людям даже пришлось тайно забраться в архив Военной прокуратуры г. Армавира. И вовсе не потому, что Мельников не мог направить им официальный запрос. Он не знал внутреннего расклада ни в Военной прокуратуре, ни в Управлении ФСБ по г. Армавиру. Если там окажется хотя бы один человек, который проинформирует об этом запросе Маркина — а ведь у него остались там старые сослуживцы, то и сам Мельников, и все его люди, участвующие в тайном расследовании — стопроцентные покойники. Полковник Маркин сразу поймет, чем это ему грозит. И у него останется только одна возможность избежать разоблачения: физически уничтожить чекистов, проникших в его секреты. Ситуация осложнялась также тем, что остальных предателей установить пока не удалось. А это давало им дополнительные преимущества.

 Риск оправдал ожидания: стволы и затворы, найденные в ущелье, полностью соответствовали номерам списанных автоматов, хранившихся на складе одной войсковой части, дислоцированной в том же Армавире. Этот металлический хлам после пресса должен пойти в переплавку. Однако полгода назад, при так до конца и не выясненных обстоятельствах, списанное оружие было со склада похищено.

 Уголовное дело о хищении оружия впоследствии было прекращено, так как и по документам, и фактически оружием это уже не являлось. Начальник склада был наказан административно и материально — ему пришлось возместить стоимость металлолома, но должность свою сохранил. Любопытно, но начальник того склада оказался давним знакомым полковника Маркина. 8 лет назад они служили в одном Управлении ФСБ…

 Радист передал новую бумажку.

 - «Первый — да, а второй — нет!» — взорвался Маркин. — Что всё это значит?! Я тебя спрашиваю, сукин ты сын! — его «красноречия» хватило всего на пару минут. Дальше он начал повторяться, чего с ним ранее никогда не случалось.

 - Думаю, они собираются принять какое–то решение. Скоро узнаем, какое именно, — как можно спокойнее ответил подполковник на вопрос, который прозвучал несколько минут назад.

 - А почему я не знаю, что они там собираются делать? — брызгал слюной полковник. — Операцию он готовил! Завтра я поручу тебе единственную операцию, которую ты не сможешь провалить — операцию по уборке территории Управления! — злорадно пообещал Маркин и стал по рации запрашивать обстановку на других постах и заслонах.

 Пока все было тихо, и полковник несколько успокоился.

 - Разрешите отлучиться на несколько минут? — тут же воспользовался Мельников переменой в настроении шефа.

 - Что, понос перед боем? — не забыл поинтересоваться Маркин. — Сходи–сходи, может, полегчает…

 Мельников вышел из штабного микроавтобуса, прикурил и жадно затянулся.

 «Не знаю, что они там придумали, но, по идее, должна последовать какая–то развязка. До рассвета менее трех часов и они этого не могут не понимать. Нужно быть готовым ко всяким неожиданностям… — думал он, пуская дым. — Хорошо бы выяснить у связистов пеленги этих двух открытых радиопередач, может, это что и прояснило бы. Возможно, передачи шли с разных точек. Но сейчас это все равно, что махать красной тряпкой перед мордой едва успокоившегося быка — снова начнется «коррида». А мне порядком осточертела роль безоружного тореадора…»

 Мельников подошел к «УАЗу», порылся в машине и нашел свою старую сумку. Из нее он вытащил бинокль, индивидуальную аптечку и хорошо пристрелянный наган. После того, как его команда сумела найти неопровержимые доказательства причастности полковника Маркина к уничтожению партии оружия и гибели чекистов на Кодорском перевале, Мельников с наганом не расставался.

 Приговор полковнику был вынесен, нужно было дождаться только удобного случая для приведения его в исполнение. Впрочем, никто из его команды не знал, как решил поступить их шеф. Ситуация оставалась по–прежнему опасной и непредсказуемой, а риск — чрезмерно велик. Были и другие причины, по которым подполковник предпочитал рассчитаться с предателем в одиночку…

 «От шуваловских орлов всего можно ожидать, — обеспокоено думал Мельников, рассовывая вещи по карманам. — Всё–то у них не по–людски, без финтов не могут. Насмотрелся я уже на ваши свинские фокусы. Но и о твоих фокусах, Маркин, я тоже знаю не понаслышке. Только уж слишком они подлые, с души воротит. Убивать из–за денег это самое последнее дело… Индюк самодовольный: на боевую операцию вырядился, словно на штабные учения, — припомнил он начальнику и этот мелкий «грех», который его сильно раздражал. — Полевой формой побрезговал и на «Волге» прикатил…»

 Он вернулся к машине и выбрал для себя бронежилет, каску, сумку с противогазом и автомат АКМ калибра 7,62. Прибавил к снаряжению подсумок с тремя магазинами и нашел, что экипирован достаточно хорошо.

 «Не знаю, полковник, почему ты так уверен, что твоему беспредельному хамству предела нет и не будет. Не думаю, что этому тебя научили в «академии». Это вряд ли: там учат куда более нужным вещам. Например, таким: не ищи себе врагов — их и без того много. Не испытывай их терпение — это опасно. Даже если они не знают о твоих подлостях. Но я–то знаю… А потому считал и считаю: за предательство, смерть чекистов и за оскорбления ты ответишь.

 Будет тебе предел, обещаю: теперь это для меня не только долг или необходимость, но и дело чести. Чести в моем понимании, которая не измеряется деньгами. Ну, а пока момент расплаты не настал, придется сносить твое хамство и издевательства. Достал ты меня, начальник, ох, достал! А насколько я себя знаю, это чревато последствиями…»

 Обычная выдержка изменила Мельникову всего лишь на секунду. Но за этот краткий миг тщательно скрываемые страсти столь ясно отразились на лице, что любой человек поразился бы опасности, исходившей от него. На волевом лице мелькнула непреклонная решительность, в обжигающем взгляде — смертельная угроза.

 

 

 

 

 Глава 34. ШАЛЬНАЯ ПУЛЯ  

 Когда Мельников при полной выкладке вновь появился в штабном микроавтобусе, Маркин это отметил сразу:  - Вот это парень! Рембо, мать его так, собственной персоной! Пулеметные ленты еще на шею повесь!

 Мельников проигнорировал хамство, поставил автомат в угол и подумал: «Ну что с дурака возьмешь? Звездочки зарабатывал на паркете, из пистолета стрелял только в тире, да и то, поди, «в молоко». Приехал покомандовать и поруководить. Само собой, при галстучке. В автобусе от французского одеколона не продохнуть… Перчатки еще белые надень, причесочку поправь и можно будет в кино снимать. А кино они нам, похоже, приготовили. Скоро увидим…»

 Еще минут двадцать Мельников как мог отвечал на всё те же идиотские вопросы своего начальника. И уже собирался снова отлучится на пять минут, чтобы спокойно покурить — Маркин никому не разрешал курить в своем присутствии — как вдруг снаружи раздались автоматные очереди. Полковник так и застыл с раскрытым ртом.

 - Узнать в чем дело и доложить обстановку! — распорядился он, словно и в самом деле находился на учениях.

 Мельников подхватил свой автомат и мигом выскочил наружу: Было светло почти как днем: в небе кроме полной луны висели осветительные ракеты. И это освещение было выгодно боевикам: чекисты оказались как на ладони. Позицию же нападавших скрывала листва прилегающего к шоссе небольшого леса.

 - Всем в укрытие! Занять оборону!

 Но большая часть людей и без его подсказки заняла позицию в кювете и за несколькими большими камнями на обочине. В ночном бою со стороны шуваловских головорезов участвовало человек пять или шесть. Но эти люди были хорошо подготовлены: после коротких очередей они тут же меняли позицию. И пока чекисты поливали плотным огнем то место, где они только что видели вспышки автоматных выстрелов, вспышки появлялись уже в другом месте. Огонь нападавших был сосредоточен по колесам микроавтобуса и через минуту он осел на одну сторону. Потом огонь был перенесен по колесам остального транспорта.

 Вскоре в кювете появился и Маркин, но головы не высовывал, а только матерился и отдавал противоречивые команды.

 - Ну, сволочи! — шипел он. — Пулемет сюда! Живо! — отдал он новую команду и вот уже рядом с ним длинными очередями стрелял ручной пулемет. Вскоре все люди ФСБ ввязались в ночной бой и палили по близкому лесочку из автоматов. Патронов не жалели.

 Гаишники оказались хитрее. В самом начале стрельбы они успели вывести из–под огня свои машины, хорошо понимая, что «Жигули», даже с надписью «ГАИ», всё же не бронетранспортер. Поэтому они вызывали по рации полковника Маркина, но в бой ввязываться не спешили. Если б стрельбу открыли из какой–нибудь проезжавшей машины, тогда другое дело — это их работа. А воевать в лесу с какими–то шизанутыми «партизанами» — не их профиль.

 Между тем нападавшие изменили тактику. Зазвучали резкие хлопки выстрелов из гранатометов, и через две минуты на обочине горело семь костров. Чекисты остались без транспорта. Других потерь пока не было, если не считать несколько легкораненых. Пришлось поменять и позицию: жар от горящих автомашин был нестерпимым.

 Мельников прекратил бессмысленную стрельбу, отполз подальше от пулемета и стал в бинокль рассматривать лесочек, где засели шуваловские головорезы.

 «Начни они с обстрела из гранатометов, то положили бы половину наших людей, — подумал подполковник. — Но и за это спасибо…»

 Стрельба понемногу затихала и вскоре прекратилась совсем. Было слышно, как взвыл двигатель автомашины, и звук этот начал удаляться. К этому времени подтянулось подкрепление: кроме чекистов появилась и милиция. Маркин взял на себя командование общими силами и отдал приказ: «Всем преследовать бандитов!»

 «Приказ не самый толковый», — подумал Мельников, но вслух ничего не сказал.

 Все погрузились на два грузовика, пару «Жигулей», которые реквизировали у гаишников, и кинулись в погоню. Ночь была лунная, стрельбы больше не было, и вся колонна быстро продвигалась за едва видимым впереди джипом.

 Одно только смущало Мельникова: бандиты не слишком торопились. За то время, пока шла суматоха с погрузкой и организацией людей, они могли уехать значительно дальше. Но может быть, у них были какие–то неполадки с машиной — могли зацепить шальной пулей. Патронов–то не жалели и палили в белый свет, как в копеечку.

 - Если и дальше двигаться в этом направлении, мы упремся в озеро, — сказал полковник Маркин, сидящий на заднем сидении «Жигулей» и рассматривающий карту района. — Если джип, как и «Опель», окажется летающим или плавающим, я отверну тебе голову.

 - Не думаю, — коротко ответил Мельников с переднего сидения.

 - Тогда куда их несет? Здесь не Сибирь — в тайге не спрячешься.

 - Не могу знать, — ответил подполковник, отвернулся и стал смотреть вперед.

 Джип тем временем свернул направо и теперь они ехали параллельно главной автомагистрали. Минут через двадцать джип еще раз повернул направо, стал понемногу отрываться и уходить в сторону шоссе.

 Маркин схватился за рацию:  - Немедленно перекрыть выезд на магистраль в квадрате В–6!

 - Они переиграли нас, — неожиданно сказал Мельников.

 - Почему переиграли? — не согласился Маркин. — Там поблизости две наши машины, они перекроют им выезд на шоссе.

 - Две машины — это максимум десять человек. Они не смогут их остановить, даже если успеют за пять минут отрыть окопы в полный профиль. Шуваловские боевики очень хорошо натасканы и вооружены. Разобраться с десятком неопытных, плохо подготовленных ментов — для них не проблема. Они добились своего и втянули нас в игру. В игру по их правилам.

 - Почему ты так считаешь? — обеспокоено спросил Маркин без обычного хамства.

 - Наша главная задача — захватить караван с оружием, а не гоняться за джипом сопровождения. Где сейчас шесть «Супер–МАЗов» и еще один джип? Мы не знаем. Они нас специально спровоцировали, чтобы мы за ними гонялись. Вот мы и гоняемся…

 - Ты преувеличиваешь. Часа через два рассветет, и вертолет быстро обнаружит их караван. А этот джип на выезде встретят с десяток автоматов — они из них решето сделают.

 - Дай–то бог, — сказал Мельников и про себя закончил фразу: «…нашему теляти ихнего волка съисти».

 Впереди полыхнули ослепительно яркие вспышки белого света. Потом послышались приглушенные взрывы и короткие автоматные очереди.

 Когда их машина добралась до шоссе, они увидели странную картину: около автомашин с простреленными шинами корчились на земле милиционеры. Трое матерились и выли от боли, остальные пятеро были без сознания. Земля около них была заблевана, а в воздухе чувствовался запах какой–то дряни, от которой начинало першить в горле. Колонна остановилась на несколько секунд, два человека спрыгнули с грузовика для оказания помощи и погоня снова продолжилась.

 Джип промчался по шоссе с полкилометра, а потом свернул налево и начал продираться по старой, сильно заросшей кустарником, горной дороге.

 - Теперь нам их не догнать, — сказал Мельников. — На таких дорогах джип незаменим.

 - Посмотрим, — огрызнулся Маркин.

 «Жигули» бросили на обочине, пересели в грузовики, и погоня продолжилась.

 Полковник Маркин нашел на карте старую дорогу и сказал:  - Там брошенный карьер и тупик. Если у них не окажется там спрятанного вертолета, им конец.

 Мельников так не думал: «Они могут бросить джип и уйти пешком. К рассвету они будут далеко, а населенных пунктов и тропинок здесь с избытком. Быстро такой большой район нельзя блокировать, прочесать — тем более».

 Минут через двадцать, когда они довольно далеко забрались в горы, дорога круто поворачивала. Перед самым поворотом их встретили автоматные очереди. Люди выскочили из кузовов машин и заняли позицию вдоль дороги. Наученные горьким опытом, оба грузовика сразу отогнали назад. Шуваловские боевики снова поменяли тактику: стали стрелять одиночными выстрелами, но довольно метко: через десять минут было уже пятеро раненых. Убитых пока не было, тяжелораненых — тоже.

 В паузах между стрельбой иногда был слышен вой стартера.

 - Обойти этих тварей с двух сторон! — командовал Маркин из–за большого камня.

 - Товарищ полковник, они же положат всех наших людей! — вмешался Мельников.

 - А ты вообще заткнись! Если утром караван не найдут — ты покойник! — орал Маркин, размахивая пистолетом. Но его было плохо слышно из–за интенсивной стрельбы. — Ты уже достал меня своими идиотскими операциями… Из–за тебя мы остались без транспорта и связи… Ты слышал приказ?! Вперед, в атаку! Пока я тебя не пристрелил прямо здесь за неисполнение боевого приказа…

 Мельников выбрался из–за камня, переполз дорогу и огляделся. Впереди шел бой, сзади оставался один Маркин, раненые были где–то около машин. Он отполз еще шагов на десять в заросли кустарника и оглянулся: из–за камня виднелась голова полковника. Лучшего момента для сведения счетов вряд ли когда представится.

 Мельников занял удобную позицию за корявым деревом. Потом поймал голову Маркина на мушку и плавно начал нажимать на курок. И только в самый последний момент остановился: «Черт! Я же не знаю, чей это автомат! Взял из машины первый попавшийся…»

 Мельников отложил автомат и вытащил из кармана наган. До полковника было не более пятнадцати метров. Он прицелился и в этот момент Маркин повернул голову в его сторону… На мгновение показалось, что они встретились взглядом. Но, скорее всего, показалось — позиция стрелка была в глубокой тени. Мельников мягко нажал спусковой крючок… Выстрела не было! Наган дал осечку! Нервничая, он провернул барабан и снова прицелился. И снова Маркин повернулся в его сторону… На этот раз осечки не было.

 Мельников был уверен в своем выстреле. Он, вообще, очень хорошо стрелял, а промахнуться с пятнадцати метров да по такой сволочи?! Быть того не может! Он перебрался к своим людям в цепи и пострелял для вида из автомата.

 Потом укрылся за камнем и подозвал к себе ближайшего стрелка:  - Ползи к полковнику! Скажи, что они хорошо пристреляли наши позиции. Они нас тут всех переколошматят, может, другой приказ будет…

 Вскоре связной вернулся и слегка заикаясь, доложил, что полковник Маркин убит.

 Мельников, как старший по званию, дал команду отходить и пополз вместе с другими к большому камню. Маркин лежал навзничь, нелепо подогнув ноги. Подполковник сразу понял, что его начальник мертв. Он много раз видел смерть вблизи, к тому же почти точно между глаз было видно входное пулевое отверстие. С такими ранениями в живых не остаются.

 Стрельба сама по себе затихла, никто сейчас не стрелял ни с той, ни с другой стороны.

 Но затишье оказалось недолгим: сзади, со стороны оставленных грузовиков неожиданно раздался взрыв. Мельников обернулся: перед передней машиной полыхнул еще один взрыв. Раненые в спешке отходили от грузовиков.

 - Сейчас они их сожгут, — заметил он и не ошибся.

 Следующие два выстрела были прицельными, оба грузовика загорелись, и вскоре на их месте было два больших костра. Затем послышались одиночные беспорядочные выстрелы, но это рвались в огне боеприпасы.

 Не успела команда Мельников занять новую позицию, как снова раздался взрыв, но он был гораздо сильнее, чем предыдущие. Из–за поворота дороги поднялся огненный столб, а следом высоко в небо взметнулись языки багрового пламени.

 «Они подорвали свой джип и теперь будут уходить пешком, — равнодушно подумал подполковник. Никакого азарта он не испытывал. — И черт с ними, пусть уходят. Гоняться ночью по лесу за вооруженными людьми — это безумие. Стрелять они умеют, хотя и избегают ненужной крови…»

 Мельников пересчитал оставшиеся патроны: в последнем магазине АКМ их оставалось всего четыре. У остальных дела с боеприпасами обстояли примерно так же:  - Будем ждать подкрепления! Можно перекурить «в рукав». Всем понятно?

 Все согласно закивали головой — единственный нормальный приказ за последние несколько часов — и вскоре с наслаждением затягивались дымом от сигарет.

 Мельников сидел на склоне горы, прислонившись спиной к стволу большого дерева. Он тоже курил, но курил открыто. Майор, сидевший недалеко от него, показывал ему жестами, что огонек сигареты могут заметить.

 - Пустое, майор! Если бы они захотели, то мало кто из нас ушел бы отсюда живым. Думаю, что стрельбы больше не будет.

 - Но полковника же убили!

 - Что ж с того? На войне как на войне: бывают и убитые, и раненые. Пока у нас девять раненых и один убитый. Не повезло полковнику Маркину… Шальная пуля, наверное. А пуля — она ведь в знаках различия не разбирается, потому и дура. Тут уж кому что на роду написано. От судьбы не уйдешь. Хоть за камнем прячься, хоть в бункере сиди, а в свой час смерть тебя найдет, — начал впадать в философию Мельников.

 Но почему бы не пофилософствовать, если такая крайне опасная, неподготовленная и, можно сказать, «стихийная акция» по ликвидации полковника Маркина прошла успешно.

 «Неглупый он мужик, — заметил про себя майор. — Но вряд ли его назначат вместо Маркина. Пришлют какого–нибудь горлопана Муркина или, там, Нюркина… А по мне — лучше бы Мельникова. Жесткий он очень, но не дурак. И под танк нас бросать не будет, во всяком случае, без крайней необходимости. А то этот Маркин раскомандовался: «Ура! Шашки наголо!» Мы же не за пьяным мужиком по лесу гоняемся. Понимать должен… Какое там! Всё на горло брал. А тут выигрывает не тот, кто громче орет, а кто лучше думает. Вон, как они с тем заслоном разобрались, в шесть секунд: и не живые, и не мертвые. А ведь боевикам ничего не стоило прошить ментов автоматной очередью. И если эти крутые ребята всерьез решат с нами посчитаться, то уж точно: мало нам не покажется!»

 

 

 

 

 Глава 35. НЕБО В КЛЕТКУ  

 Гибель полковника Маркина вызвала замешательство во властных структурах города и множество самых разных домыслов. И хотя в том ночном бою с шуваловскими головорезами принимало участие много сотрудников ФСБ и милиции, однако картина получалась туманная и путанная.

 Никто не мог толком объяснить, что же в действительности произошло в том урочище? Ни оперативные действия по горячим следам, ни облавы, ни прочесывание местности ясности не внесли. Боевики подорвали свой джип и успели уйти горными тропами. В течении первых шести часов с момента гибели начальника УФСБ было задержано более ста человек, но это мало что дало. Уже на следующий день большую часть подозреваемых отпустили под подписку о невыезде, так как было ясно, что никакого отношения к делу они не имели.

 Трудно сказать, чем бы закончилось расследование, если бы из Края не было постоянных окриков и «ценных указаний». Сыграла свою роль и комиссия, уже к обеду следующего дня прибывшая из Краевого центра. Поняв, что с поимкой действительно причастных к совершению дерзкого преступления заметного прогресса пока нет, начали искать крайних.

 Естественно, что таким крайним должен быть Василий Шувалов, глава «Легиона». Группа захвата при поддержке сотрудников ФСБ и милиции устроила на его вилле натуральную облаву. И хотя достаточных законных оснований для такого вторжения не было, Прокуратура охотно дала все необходимые санкции.

 Однако ничего кроме злости и досады эта акция не дала: Шувалова не было дома. И как выяснилось — не было его и в стране. Еще неделю назад он вместе с женой улетел во Францию, где у его супруги были родственники.

 В полной мере не удалось сорвать зло и на сотрудниках охраны и других людях, живших при вилле. Тут же появилась целая свора натасканных адвокатов за компанию с журналистами. А как известно, власти не любят, когда журналистская братия освещает их действия, тем более, когда власти сами, мягко говоря, не очень придерживаются буквы закона. И ладно бы, если все журналисты были местными — с ними можно если не договориться по–хорошему, то одернуть. Но за компанию с местными оказались и из Краевого центра, и даже из столицы.

 Неважно, кто из «Легиона» так оперативно подсуетился, но иметь дело с прожженными журналюгами из Москвы — удовольствие не только ниже среднего, но и сомнительное. Они потом такого понапишут в своих пасквилях, что и за год не отмоешься.

 Даже арест, наложенный на роскошное жилище владельца «Легиона», продержался недолго. На следующий день в Прокуратуру, Администрацию города и в Управление ФСБ по факсу пришли протесты, подписанные одним из советников Французского посольства в Москве. К вечеру такие же протесты пришли и из МИДа Франции. Оказалось, что шикарная вилла принадлежит гражданину Франции, брату жены Шувалова.

 Властям просто ничего не оставалось, как арестовать кого–то из ближайших помощников Шувалова. В противном случае, они, как говорят китайцы, потеряли бы лицо и расписались в своем бессилии перед организованной преступностью. Из всех кандидатов на роль «козла отпущения» больше всего подходил Вадим Свиридов. Потому что именно Свиридов курировал нелегальные операции Корпорации, ему же подчинялась большая часть служб безопасности и охраны. Его не сразу удалось найти, но как только оперативные службы ФСБ установили его местонахождение, Свиридов был арестован.

 Вел он себя спокойно, но заявил, что не будет отвечать ни на какие вопросы, пока не появятся его адвокаты. Промучившись с ним два дня, полковник госбезопасности, возглавляющий комиссию из Края, зло пообещал на прощание:  - Да и хрен с тобой! Обойдемся без твоих показаний. За организацию убийства начальника Управления ФСБ полковника Маркина ты получишь высшую меру наказания — расстрел… Правда, в одном тебе крупно повезло: на смертную казнь наложен мораторий. Поэтому пока сядешь лет на пятнадцать… А если мораторий отменят, то уже не досидишь свой срок. Будь моя воля, я бы тебя прямо сейчас расстрелял! Для таких как ты, у нас слишком гуманные законы…

 

 Поздно вечером, подполковник Мельников еще находился в своем кабинете, когда зазвонил внутренний телефон. Это был капитан Хопров, который сегодня заступил на дежурство по Управлению:  - Шеф, тут такое дело… К Свиридову пришла жена. Ей уже объяснили, что, во–первых, ночь, а во–вторых, он находится под следствием. Поэтому свидания запрещены. Но она ничего не хочет слушать. Стоит под дверью и плачет… Не знаю, что делать…

 - Впусти ее, Хопер, и проведи в следственный изолятор. Я сейчас спущусь.

 - Понял, шеф! Но как бы нам не нарваться на неприятности. Комиссия еще не убралась в Край.

 - Вот и сделай всё по уму. Лишних проблем нам не надо.

 - А что делать со жратвой?

 - Какой жратвой? — не понял Мельников.

 - Она притащила с собой целую сумку еды, взвод накормить можно.

 - Проверь, чтобы не было запрещенных вещей…

 Минут через пять Мельников встретил в подвале Управления Оксану Свиридову в сопровождении сержанта. Тот тащил за ней тяжелую сумку. Подполковник открыл дверь в камеру, пропустил вперед женщину, но сам остался в дверях.

 Вадим Свиридов, когда увидел Оксану, растерялся. Вскочил с нар, но застыл посреди камеры: он бы кинулся навстречу жене, если бы не Мельников, маячивший позади нее. Оксану же сразу бросилась мужу на грудь и разрыдалась. Глотая слезы, она что–то говорила, быстро и невнятно… Свиридов снова посмотрел на подполковника, но тот так и остался стоять в дверях. Только отвернулся, с кем–то разговаривая.

 Вадим украдкой поцеловал жену:  - Ну, хватит, милая… Не плачь! Всё хорошо, я жив и здоров…

 Ответом были безудержные рыдания. Оксана прижималась к нему и заглядывала в глаза. Слезы бежали из ее глаз, она захлебывалась от слов и рыданий. Но быстро пришла в себя, метнулась к дверям и затащила в камеру сумку с едой.

 Следом зашел Мельников. И пока жена Свиридова утирала слезы, выкладывая на стол свертки и банки, сказал:  - У меня к вам маленькая просьба, Вадим Григорьевич. — Об этом свидании никто знать не должен. Вы же понимаете, что передачи вам запрещены. Свидания — тем более.

 Свиридов снова растерялся. Во–первых, Мельников оказался единственным человеком, который за последние два дня назвал его по–человечески. По имени, а не преступником или, и это в лучшем случае − подозреваемым. Во–вторых — подполковник был именно тем человеком, который за последние два года столько крови попортил и «Корпорации» в целом, и ему лично — в частности. И, в–третьих, он явно нарушил служебные инструкции и позволил свидание с женой. Было от чего растеряться: он не мог понять причину такой лояльности.

 - Безусловно. Спасибо, Александр Ефимович.

 - Я вас оставлю на часок. Кто знает, когда вы увидитесь вновь… — Про себя же закончил фразу: «…Если вообще увидитесь. А если лет через пятнадцать и увидитесь, то она тебя всё равно не дождется. Слишком уж молодую и красивую жену ты себе выбрал».

 Вслух же Мельников добавил:  - Можете оставить себе несколько пачек сигарет и столько продуктов, сколько сможете съесть до утра. Остальное отдайте жене или человеку, который находится в коридоре.

 Вернувшись в свой кабинет, подполковник подумал: «В конце концов, полковника Маркина повесят на Свиридова. Он попался под горячую руку — он теперь и крайний. Получается, что я его должник, хотя Свиридов об этом даже не подозревает. Неблагодарной свиньей я никогда не был, пусть хоть с женой попрощается и напоследок поест по–человечески. Вот и всё, что я могу для него сделать. Немного, конечно, но чем богаты…»

 Мельников выпил стопочку коньяка и, не закусывая, задымил своим «Ротмансом».

 «Да, черт возьми, закручивает жизнь сюжеты! — вернулся он в мыслях к теме дня, которая казалась ему абсурдной и парадоксальной. — Скажи мне кто об этом месяц назад, наверное, долго бы смеялся. Ведь он мой заклятый враг, а я — его. Но он, как и Шувалов, противник достойный. А достойных противников я привык уважать. Так нас учили… Вон, как–то в Чечне был случай. Боевики зажали наших солдат в подвале: те не могут прорваться, а эти не могут их выкурить оттуда. Неделю отстреливались. Кончилась у них еда, так чеченцы стали им хлеб бросать. Надо понимать, что они их зауважали. Потом, так и не дождавшись, когда они сдадутся, всё же забросали подвал ручными гранатами… У войны свои законы: либо они нас, либо мы их. Но и на войне не надо превращаться в скотов».

 Через час Мельников снова был в камере. Сержант уже увел Оксану, и они остались с ближайшим помощником Шувалова наедине.

 - Спасибо вам, Александр Ефимович, — еще раз поблагодарил Свиридов и замолчал.

 Молчал и Мельников, явно думая о чем–то своем. Потом сказал:  - Я не знаю, сколько вас здесь продержат. Но, думаю, недолго: может быть, еще с неделю, а потом переведут в Край. Кстати, кто из сотрудников Управления производил ваше задержание и арест?

 Свиридов назвал несколько фамилий и подполковник снова задумался: «Странно. Никакого отношения к борьбе с организованной преступностью они не имеют. Зато имеют отношение к Маркину: это его люди. При захвате виллы Шувалова никто из сотрудников моего отдела участия тоже не принимал. Отсюда и «ляп»: я–то знал, кто является номинальным владельцем особняка, а они — нет».

 Разговор у них явно не клеился, и обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, Мельников сказал:  - Я тут книжку прихватил — кто–то из наших «постояльцев» забыл — возьмите, почитаете. Заняться вам всё равно нечем.

 Когда Свиридов остался один, он раскрыл книгу в сильно потертом переплете и горько усмехнулся про себя: «Достоевский… «Преступление и наказание».

 

 Дежурный по Управлению капитан Хопров дождался, когда последние сотрудники покинут здание, вытащил из–за шкафа вместительную сумку и сказал своему помощнику:  - Ну–ка, ну–ка… Посмотрим, что бог послал по случаю нашего дежурства. Чем это там питаются наши вражины–буржуины, что мы никак одолеть их не можем…

 Он выложил содержимое на стол. Куча получилась внушительная: разные сорта сыра и ветчины, фрукты, шоколад, сервелат, копченый палтус, консервные банки с иностранными надписями, балык из осетрины, банки с черной и красной икрой, сёмга, половина торта, много всякой мелкой вкуснятины и даже целый ананас.

 - Да, — протянул Хопёр и непроизвольно облизнулся. — Правильно говорят: бандиты живут хорошо…

 - …Но недолго, — поддержал его сержант.

 - Теперь понятно, почему мы два года не можем разобраться с этими «легионерами».

 - И почему же? А, Хопёр? — с интересом спросил сержант, зная по опыту, что тот сейчас что–то сморозит.

 - У нас разные нормы довольствия, — серьезно пояснил капитан. — Чтобы победить мафию, или нас нужно перевести ни их норму довольствия, или их — на нашу. Но лучше — нас. — Он потер руки. — С чего бы начать? Аж глаза разбегаются…

 - А шеф и наши ребята? — напомнил помощник.

 - Шеф отказался. А ребятам останется… Мы же не сможем всё слопать?

 - Ага, не сможем! Ты это кому–нибудь скажи… А кто этой зимой в Шали умял полбарана?

 - Да разве то баран был? — простодушно удивился Хопер, сооружая громадный бутерброд из ветчины, сыра и заморского паштета. — Так, ягненок…

 

 Утром на Свиридова надели наручники, и, подгоняя стволами автоматов, повели по длинному коридору. Во внутреннем дворе, перед тем как за ним закроется глухая дверь «автозака» — машины для перевозки заключенных, он остановился и посмотрел на небо. Оно было чистым и голубым: день обещал быть солнечным и тихим.

 - Залазь, давай! Нечего на небо пялиться, — ткнул его автоматом под ребра один из конвоиров.

 - Да, ладно, — не согласился второй, — пусть последний раз посмотрит. Теперь ему пятнадцать лет видеть небо в клетку.

 - Это в лучшем случае, — злорадно согласился первый и с противным скрипом закрыл дверь «автозака».

 

 

 

 

 Глава 36. КАЖДОМУ − СВОЁ  

 Вечером, после похорон полковника Маркина, Мельников и Хопров сидели в прокуренном кабинете подполковника, выпивали и не спеша делились впечатлениями.

 - Да, шеф, последние несколько дней в Управлении чем–то напоминают генеральную уборку в дурдоме. Силами самих психов: буйными и прочими… — поделился своими наблюдениями капитан Хопров.

 «Гостить» в дурдоме Мельникову не приходилось, но сталкиваться с их постоянными обитателями по долгу службы случалось. Поэтому и сравнение своего старого товарища он посчитал уместным. И еще вопрос: где больше настоящих психов, а тем более — буйных?

 - Угу, — охотно согласился Мельников, — одного такого буйного сегодня схоронили. Всё как положено: с военным оркестром, траурными венками и прощальным салютом. Если верить многочисленным ораторам на кладбище, то «вся прогрессивная общественность Края…» — а по словам одного из них — «и всё прогрессивное человечество, понесло невосполнимую утрату».

 - Это точно, шеф, тварью он оказался редкостной! Восполнить такую утрату будет непросто….Ну, а «наше доблестное ведомство лишилось стойкого, пламенного и бескомпромиссного борца за идеалы демократии!» — мстительно привел Хопров еще один перл из прозвучавших на кладбище траурных речей. — Два месяца мы пасли этого «пламенного борца», а он этого даже не почувствовал, — довольно ухмыльнулся капитан.

 - И хорошо, что не почувствовал: иначе всем этим траурным почестям удостоились бы мы сами. Шансов уцелеть у нас было немного…

 Мельников сделал глоток конька и заметил про себя: «О некоторых твоих подлых делишках, полковник, я бы тоже мог кое–что поведать «прогрессивной общественности». Но только мусор за порог я никогда не выметал, и выметать не собираюсь. Уж как–нибудь разберусь с предателями без дешевой демагогии и показухи. Старым, проверенным способом…»

 - Еще неизвестно, как повернулось бы дело, — с сомнением заметил капитан, — если бы наш карабарский ишак не словил шальную пулю. Как ни крути, а мы сильно обязаны шуваловским боевикам…

 - Обязаны, Хопер, — невозмутимо согласился Мельников, — и крупно.

 - Думаешь, что полковник Маркин сумел бы отмазаться, если бы мы передали добытые улики? Например — в Краевое управление или в прокуратуру?

 - Трудно сказать… — задумчиво ответил подполковник. — Расклад сложный… Однако считаю, что действовать легально — то есть передать собранные улики — вариант сомнительный. У Маркина были хорошие отношения с начальником Краевого Управления ФСБ и с Прокуратурой военного округа… Не забывай, Хопер, что полковник Маркин нес основную ответственность за организацию нелегальных операций с оружием. И потому сложно просчитать, как повел бы себя генерал, тем более, если тут крутятся большие деньги.

 Старый товарищ молчал, на его лице были заметны сомнения. Мельников сделал глоток коньяка и продолжил:  - О городских властях можно и не говорить: с прокурором он постоянно перекидывался в преферанс, а с мэром ездил на охоту. Поэтому и с этой стороны наша инициатива поддержки бы не нашла.

 - Это почему же? Ведь он оказался причастным к убийству чекистов… Мы смогли бы это доказать.

 - Мэру и его команде до этого дела нет — их это мало занимает.

 - Почему?

 - Полковник Маркин был их человеком. Он был их ставленником и, похоже, они давно прикрывали его, а он — их. Во всяком случае, Сухарев оказывал ему всемерную поддержку, где чисто административная составляющая была далеко не самой затратной «статьей расходов».

 Капитан Хопров озадаченно почесал свою макушку.

 Мельников в своих предположениях был недалек от истины: если бы он пошел на такой рискованный и фактически самоубийственный шаг, то и в этом случае ничего бы не добился. Однако давать реальную оценку не считал нужным, и потому представлял дело не столь мрачно и безнадежно.

 - Видишь ли, Хопер… Допустим, мы передали бы собранные улики, допустим даже, что возбудят уголовное дело… А что дальше?

 - Посадили бы его, шеф — вот что дальше. Я так думаю, лет десять получил бы, это в лучшем случае.

 - А я так не думаю, — Мельников покачал головой. — Дело могли бы прикрыть и спустить на тормозах. Такой исход весьма вероятен… А вот о нас самих Маркин бы не забыл. И, сам понимаешь, начальник Управления нашел бы способ, как заставить нас замолчать. Замолчать навсегда… В таких раскладах, Хопер, ничьей не бывает.

 - Если бы он оказался под следствием, как бы он разбирался с нашей командой?

 - Не обольщайся… Здесь много вариантов, но все они для нас опасны. Само следствие может надолго затянуться или, наоборот, быстро его оправдать. Это раз. Не забывай также, что мы не можем его прямо обвинить в убийстве чекистов, а только — в организации такого убийства, что не одно и тоже. Однако все собранные нами улики подтверждают его вину только косвенно. Это два. У нас нет ни прямых улик, ни показаний свидетелей, ни тем более — исполнителей преступления. И если мы даже сможем вычислить хотя бы одного его подельника, то на его признательные показания рассчитывать тоже не приходится — он будет молчать. В противном случае его ждет возмездие со стороны остальных участников преступления. Но это в теории. На практике же вычислить его пособников пока не удалось. Это три и четыре…

 Капитан Хопров внимательно слушал, его лицо становилось всё более озабоченным.

 - Но есть еще и пять, и шесть, и семь… Например, полковник Маркин мог реализовать свои связи, и на время следствия сохранить за собой не только свободу, но и кресло начальника Управления. И, следовательно — все легальные и нелегальные возможности разобраться с возмутителями спокойствия — то есть с нашей командой. А таких возможностей у начальника Управления более чем достаточно. Как тебе такой вариант?

 Хопров только дернул головой и невнятно выругался.

 - Или вот еще: все его подельники не только на свободе, но и занимают исключительно удобную позицию. Мы с ними сталкиваемся каждый день: на планерках, совещаниях или просто в коридорах… Но кто они такие — не знаем. Следовательно, мы не знаем, от кого нам ждать выстрела из–за угла либо какой–то другой подлости с таким же исходом.

 - Тогда на кой черт мы занимались расследованием, если трогать этого ишака — себе дороже? — зло спросил капитан и в недоумении уставился на Мельникова.

 - О своих врагах нужно знать как можно больше. Это общее правило разведки, — уклонился от прямого ответа подполковник. — К тому же все кончилось для нас очень удачно.

 - Повезло, — согласился Хопров, — схлопотал он шальную пулю…

 - Да, — не стал его разубеждать Мельников, — повезло. Теперь Маркин для нас неопасен. И начинать сомнительную канитель с привлечением его к суду тоже не нужно. Ухайдокали его шуваловские головорезы — пусть теперь его подельники с «Легионом» и разбираются. А мы не при делах… — едва заметно ухмыльнулся подполковник.

 Вскоре капитан Хопров ушел. Хозяин же кабинета еще долго предавался размышлениям и воспоминаниям.

 К мертвым Мельников относился сдержанно и невозмутимо: он их не боялся, не опасался и не испытывал перед ними суеверного страха. Вспоминал о них редко и неохотно. Но Маркин, пока был жив, создал ему столько проблем, что обойти его своим вниманием подполковник не мог.

 Он сделал глоток коньяка и невесело усмехнулся: «Опасаться нужно живых, а не мертвых. А покойники — они потому так и называются, что окончательно успокоились и уже никакого вреда живым причинить не могут. Во всяком случае — большого, — суеверно поправился Мельников. — Спи спокойно, Маркин — больше я тебя доставать не буду. Но надеюсь на взаимность: чтоб и ты меня не доставал с того света и не являлся в виде призрака или еще какой–нибудь чертовщины. В мистику я не верю, но всё же… Ну, а мы здесь еще немного пошустрим, в силу своих способностей и возможностей».

 С покойниками всё было в порядке, хуже обстояли дела с живыми. Понаехало начальства, членов разных комиссий, и закрутилась бумажная круговерть: рапорты, объяснительные, сопроводительные, справки, прошения, приказы, протоколы… А также разносы, вправление мозгов, вставление пистонов, клизм и прочего «специнвентаря» на начальственном ковре под общим лозунгом: «Я тебя научу Родину любить!» А там еще планерки, совещания, собрания… По большей части, все такие мероприятия начинались с душевного приветствия начальства, которое уже стало привычным: «Растуды вашу мать!..» Встречались, конечно, и более интеллигентные варианты этой крылатой фразы, но смысл был тем же.

 «Интересно, что они собираются делать со всеми своими бумагами? — размышлял Мельников над другой не менее любопытной и актуальной темой. — Прямо как советские пионеры в эпоху застоя: собирают бумажки и в стопочки связывают… Но пионеры–то, понятно, сдавали все это добро в макулатуру по двадцать копеек за кило. А эти что будут делать со своими «материалами»? Такое впечатление, что интересует их не качество, а количество, как будто и сдавать их они собираются тоже по весу. Даже поговорку придумали: «Чем больше бумаг — тем чище задница!» Набрала комиссия пять кило бумаг — значит, хорошо потрудилась. А если только три — то извиняйте! Чем это вы там занимались? Водку, поди, пьянствовали да баб щупали?!»

 Мельников повторил ритуал с коньяком и подумал с раздражением: «Достали вы со своими комиссиями… Знаю я эти игры — ученый. Однажды попал под раздачу — долго потом в капитанах ходил. Пока чужой грех не сняли за удачную операцию в Лейпциге. Думаете, не знаю, как вас генерал напутствовал перед дорогой? Знаю: «Немедленно найти виновных!» Или крайних — это уж как получится. С виновными вам не светит, взялись за крайних. Ничего другого вам не остается: иначе сами крайними станете».

 Подполковник усмехнулся: «Так что не надо ездить по ушам: «Члены комиссии − опытные люди, они во всем разберутся…» Конечно, разберутся! Тем более, что один «виновный» уже есть… А вообще, назвали их правильно: члены и есть. Всё по ранжиру: одни большие, а другие — поменьше, в соответствии с должностью или званием. Очень удачное название! К ним обращаются: «Уважаемые члены… комиссии…», а те надувают щеки от важности. Маркин тоже любил председательствовать в комиссиях и прочих представительных сборищах − член был еще тот».

 Мельников вспомнил, как когда–то в школе, на уроке алгебры, молодая учительница объявила тему урока: «Одночлены и многочлены». То–то было смеху, минут пятнадцать не могли успокоиться! Бедную училку в краску вогнали. Ну, одночлен это еще куда ни шло, хотя тоже смешно. Но многочлен?! Это уже ни в какие ворота не лезло! И посыпались шуточки: «Эй, Мишка–многочлен! Много — это сколько? Больше трех? Штаны–то не жмут?!» Пришлось директору класс успокаивать. А только он чуть отвернется, кто–нибудь глядь на доску — а там тема урока написана… И стоит одному оболтусу хрюкнуть в чернильницу — тут же цепная реакция по всему классу: снова пырсканье и смех! Но директор был поумнее той училки: взял и стер надпись. Посмеялись и хватит, пора с иксами разбираться…»

 «Ладно, — вернулся подполковник из воспоминаний о далекой школьной поре на грешную землю, — пережил я Маркина, какой–нибудь переживу и вашу комиссию. Мне не привыкать… Хотя по мне, лучше бы наоборот: пусть бы комиссия убралась отсюда на четвертый день, а Свиридов хоть три месяца сидел бы в камере. Мне–то он теперь не мешает…»

 

 

 

 * * *

 

 Когда Яша Давиденко узнал об аресте Свиридова, он сначала обрадовался и даже отметил это событие в ресторане «Грааль». Причем — изрядно. Но на следующий день вместе с похмельем улетучилась и радость: ситуация оказалась двусмысленной. Хорошо, конечно, что замели его врага Љ 2, но, с другой стороны, он сам от этого ничего не выигрывал. Потерянных денег не вернуть, квартиры Донцова — тем более.

 Но был еще один момент, который вызывал у него тревогу. Свиридов обещал вернуть его распроклятую расписку, а как же теперь он будет ее возвращать, если упекли его надолго? Что ж теперь, ему быть двойным агентом десять или пятнадцать лет? Эта перспектива не только не добавляла оптимизма, но и внушала серьезные опасения. Враг–то Љ 1 — подполковник Мельников — жив и здоров и будет теперь использовать своего агента так долго, как сочтет нужным.

 К этому времени Давиденко уже понял, что самостоятельно выбраться из липкой паутины не сможет. Когда он это осознал в полной мере, то снова напился. На этот раз — от безысходности и беспросветного мрака впереди.

 И только на следующий день, он, наконец, сделал правильный вывод из запутанной ситуации. Мельников его завербовал не потому, что он был способным или ценным агентом, а потому, что он оказался соседом Донцова, у которого часто бывал Свиридов. Ну, а раз Свиридова замели, то и агент Черный остался не у дел. Зачем он теперь Мельникову? Сколько бы там не просидел Свиридов, но пока он не окажется на свободе, то в отношении самого Давиденко действует что–то вроде условно–досрочного освобождения от обязанностей секретного агента. И то, что Мельников уже две недели не давал ему никаких заданий, только укрепляло его в своих предположениях.

 Не забыл Давиденко и своего давнего обещания по поводу Березина. Когда его одноклассника выписали из больницы, они крупно повздорили. И так как Лёва снова проявил свое ослиное упрямство и не собирался возвращать Давиденко хотя бы часть из тех пяти тысяч долларов, что он потерял из–за его идиотской выходки с квартирой Донцова, то Яша всё же набил ему морду.

 Бланш под глазом получился знатным: в течение недели он каждый день менял свою окраску, пока не прошел всё гамму оттенков от темно–синего до желто–зеленого. Однако это никак не отразилось на настроении Березина. Скорее наоборот: похоже, он был доволен, что вместо пяти тысяч баксов, отделался всего лишь синяком.

 

 

 * * *

 

 Оксана Свиридова целыми днями слонялась по старой квартире и не находила себе места. Арест мужа выбил ее из колеи. Она часто плакала, уткнувшись в подушку: «Ну почему наше счастье было таким коротким? Всего несколько месяцев… И столько лет разлуки…»

 Наревевшись вдоволь, она утирала слёзы и шептала сама себе:  - Но всё равно ты мой, а я — твоя. Ты живешь в моем сердце. Пока ты жив, я буду ждать… Я люблю тебя, и только смерть разлучит нас.

 А иногда с печалью добавляла:  - Это я говорила, когда мы еще были вместе и были счастливы. Но это же я повторила бы и сейчас, если бы ты мог меня услышать: только смерть разлучит нас!

 

 * * *

 

 Спокойно проанализировав замысловатую череду произошедших событий, подполковник Мельников, пришел к выводу, что, в целом, всё кончилось хорошо.

 Во–первых, он и его старые соратники смогли избежать смерти.

 Во–вторых, ему удалось избавиться от опасного врага и предателя.

 В–третьих, ему удалось запутать следы и отвести от себя подозрения в причастности к гибели полковника Маркина. Правда, крайним в этом раскладе оказался Свиридов, но сам Мельников прямого отношения к этому не имел.

 В четвертых, как только комиссия закончит свою работу и уберется из города, можно будет отправиться в отпуск. Последние несколько месяцев выдались для него на редкость трудными и напряженными.

 - Август — лучшее время для отпусков, — удовлетворенно констатировал подполковник, потягивая из серебряной стопочки благородный напиток. — Через недельку всё устаканится, и можно будет отправиться к теплому морю. Отдыхать и набираться сил. Ну, не бывает же так, чтобы в одну и ту же воронку попал еще один снаряд? Во всяком случае — так быстро? — суеверно поправился он.

 Мельников даже прислушался, словно, кто–то мог подтвердить или опровергнуть давно укоренившийся в сознании людей предрассудок. Но никакого ответа, конечно, не получил.

 - Не бывает! — сделал он оптимистичный, но ни на ничем не основанный вывод. — Нет, не бывает, — повторил он и переключился на более приятные мысли, связанные с предстоящим ничегонеделаньем.