Черная «Волга» остановилась на минуту под развесистой шелковицей. Яша Давиденко сухо поздоровался с Мельниковым и сунул свои складные удочки и старый рюкзак в багажник. Затем с постной физиономией устроился на переднем сидении.

 Вся эта мышиная возня вокруг него сильно ему не нравилась, так же как и затея с рыбалкой. Да и как это могло понравиться, если он чувствовал, что опять затевается какая–то игра, где его роль в лучшем случае будет незавидной. Мельников посвящать его в детали не собирался, и, видимо, решил использовать втемную.

 «Но ведь и так всё ясно, — озабоченно размышлял Давиденко. — Вернее, пока ничего не ясно: что он придумал на этот раз? Но приглашение на рыбалку, да еще и от самого Мельникова — это полный блеф! На это я не куплюсь… На самом деле он задумал совсем другую «рыбалку», где мне отвел роль наживки или живца. Кого он собирается ловить, тоже понято: шуваловских бандитов, конечно… Но когда ловят на живца, то живцом обычно жертвуют. Поэтому и задачи в этой мутной игре у нас, господин чекист, разные. Ты хочешь подцепить на крючок кое–кого из бандитского «Легиона», а мне хорошо бы остаться после такой «рыбалки» в своем первоначальном виде».

 Отказаться от такого «почетного приглашения» агент Черный не мог. Мельников не тот человек, от которого можно отмазаться, сославшись на нездоровье или еще какую–нибудь лажу.

 Давиденко украдкой покосился на синеватый шрам, украшавший правую щеку его врага, и боязливо подумал: «И как только с такой разбойничьей рожей он оказался в госбезопасности? Ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять, что приближаться к этому типу ближе, чем на пушечный выстрел — опасно. Серьгу в ухо вставить да кривой кинжал за пояс сунуть — натуральный пират получится!»

 Поэтому все, что оставалось делать секретному агенту, это стиснуть зубы, покорно играть отведенную ему роль и ждать, в каком отделении своей мутной пьесы Мельников выпихнет его на сцену пинком под зад. Чтобы он промямлил какую–нибудь заранее заготовленную идиотскую фразу, типа: «Кушать подано!» или «Волобуев, вот ваш меч!» Хочешь, не хочешь, а выходить на сцену придется…

 По дороге Мельников не донимал агента разговорами и был занят своими мыслями: «Строго говоря, операция подготовлена довольно слабо, на троечку, и сильно смахивает на дешевый экспромт. Версия шаткая, исполнение будет так себе… Но ведь не зря говорят, что и на старуху бывает проруха. В том смысле, что если сложные варианты с «Легионом» не проходят, то самое время поменять тактику и играть просто, без затей. Если им нравятся сложные гамбиты, пусть сами их и разыгрывают. Поэтому я сыграю просто: «е2 — е4». Начало неоригинальное, но если готовить операцию по всем правилом, то только на разработку потребуется не одна неделя. Это в лучшем случае. А вот времени у меня нет: Маркин икру мечет и подгоняет каждый день. Руки у него чешутся, не терпится ему покомандовать и поруководить операцией против «Легиона». Хочется ему отличиться обязательно до своего отпуска — ну, пусть попробует. Словно через месяц этот проклятый «Легион» провалится куда–нибудь в преисподнюю. Хорошо бы, если так…»

 Мельников посмотрел в зеркало: далеко позади за ними тащился один из «хвостов». Всё шло по плану — люди Шувалова вступили в игру.

 Потом вернулся к своим беспокойным мыслям: «Да черт с ним, с шефом! Он утвердил операцию? Утвердил! Пусть и командует парадом… А я всего лишь разработчик операции, хотя идея была моя. У Маркина с идеями вообще напряг — это не его профиль. Но если он провалит операцию, то вряд ли ему удастся всех собак повесить на меня. В этот раз он сам отвечает за успех или неуспех. Пусть попробует, может, и получится: дуракам, как известно, везет…»

 «Как ни странно, но сама судьба частенько старается уберечь придурков от всяческих неприятностей и роковых ошибок, — невесело усмехнулся про себя Мельников. — Вот кто может сказать, зачем она это делает? Считает, что умные и сами смогут о себе позаботиться? Или — чтобы нам служба медом не казалась? Чтоб над каждым не дураком обязательно было по одному безнадежному кретину? Но тогда судьба перестаралась: по жизни над каждым уже по два–три дурака сидят и, кстати говоря, дураком же и погоняют».

 Мельников снова бросил взгляд в зеркало: машина «Легиона» по–прежнему следовала за его «Волгой» на значительном удалении.

 «Одинаковых или стандартных дураков тоже не бывает, — уточнил чекист. — Какие у них могут быть стандарты? Если уж им законы не писаны, то и под общий стандарт их, тем более, не подгонишь. Вот к какой разновидности отнести Маркина? Умным его не назовешь даже при всём моем уважении к субординации, однако хитрости, дурости и инициативы в нем на троих хватит. Это привилегированная разновидность: примерно как буйные параноики по сравнению с прочими психами. Но не менее опасная. Но тем хоть справки выдают: мол, псих с таким–то сдвигом по фазе. А вот дураков со справками, я ни разу не встречал за всю свою службу, — снова усмехнулся Мельников. — Все без справок!»

 

 Через час можно было видеть мирную идиллию: два рыбака сидели около своих удочек на берегу озера и снимали с крючков крупных сазанов. После заката солнца в каждом из садков трепыхалось не менее десяти кило отборной рыбы. В глубоких сумерках клев как–то разом прекратился, и они принялись варить наваристую уху.

 Мельников принес из машины стаканы и непочатую бутылку армянского коньяка. Давиденко ничего не оставалось, как вытащить из рюкзака свои припасы: крупные розовые помидоры, охотничьи колбаски и бутылку коньяка, но не армянского. Они с аппетитом ели уху и вареную рыбу, при этом не забывая время от времени опрокинуть по стаканчику. Подполковник несколько отошел от своей традиции и наливал коньяк по полстакана, словно это была водка.

 За вечер Мельников уже опустошил свою плоскую фляжку, теперь же он всерьез приналег на спиртное и уже добрался до бутылки Давиденко. По–видимому, старый чекист имел неплохую подготовку в этом виде спорта и почти не пьянел. Соревноваться с ним агент Черный не собирался. И не потому, что не мог осилить полкило коньяка, а потому, что ни на секунду не забывал, кто сидит рядом с ним у небольшого костра.

 Время от времени, когда его враг отвлекался, агенту удавалось незаметно выплеснуть коньяк из своего стакана в траву. Выливать коньяк, да еще купленный за свои деньги, было жалко, но своя жизнь представлялась ему несравнимо дороже.

 - Интересно, почему такая дискриминация? — спросил Мельников, для разнообразия закусив коньяк колбасой. — Охотничьи колбаски бывают, а вот о рыбацких я что–то никогда не слыхал. Как думаешь, Давиденко?

 Яша Давиденко думал о другом: «Шел бы ты куда подальше со своими идиотскими вопросами! На них как не отвечай, а всё равно, если не в дураках, то в каком–нибудь дерьме окажешься. Знаю я твои свинские штучки, уже ученый…» — Но вслух осторожно произнес:  - Трудно сказать, Александр Ефимович… Я тоже никогда не встречал ни рыбацких колбасок, ни вообще какой–нибудь еды с рыбацкой тематикой. Кроме, пожалуй, «Ухи Азовской». Но то консервы, и, наверное, еще никому не пришло в голову брать с собой на рыбалку консервированную уху.

 Он еще хотел добавить, что «лучшая рыба — это колбаса», но вовремя прикусил язык. Этот народный афоризм имел рискованное продолжение: «…а лучшая колбаса — это чулок с деньгами!» С таким человеком лучше не говорить о деньгах и даже не давать ни малейшего повода для такой темы.

 - Ты бы еще о «Завтраке туриста» вспомнил! — усмехнулся Мельников. — Кстати, тоже непонятно: почему «Завтрак туриста» есть, а «Обеда…» или «Ужина…» — нету? Что скажешь? А, мудрый Давиденко?

 Яша никак не мог взять в толк, куда тот клонит и к чему эти дурацкие вопросы? В этих, с виду простых вопросах вполне мог оказаться какой–нибудь скрытый смысл или подвох. Но пока ни того, ни другого агент Черный уловить не смог.

 Пришлось полагаться на экспромт:  - Наверное, им некогда обедать днем, а вечером у них только и хватает сил, что добраться до спального мешка. А может, туристы перешли на трехразовое питание: по понедельникам, средам и субботам. По утрам, соответственно.

 - Хорошая версия, — великодушно похвалил его находчивость Мельников. — Но, думаю, ты не угадал.

 - Тогда почему? — не удержался Давиденко.

 - Да потому, что после того, как туристы позавтракают этими самими консервами, то до обеда, а тем более до ужина, они уже не доживают. Никто же не знает, из чего делают ту дрянь! — пояснил подполковник и рассмеялся своей шутке.

 Секретный агент тоже немного посмеялся за компанию: оказывается, у его хозяина было неплохое чувство юмора.

 - Очень может быть, — решил он поддержать безобидную тему. — Я как–то угостил такими консервами своего кота, так он со мной два дня не разговаривал!

 - А у тебя что, говорящий кот есть? — с неподдельным интересом спросил Мельников и перестал жевать охотничью колбаску. — Случайно не тот самый, что был ученым, всё ходил по цепи кругом и налево сказки говорил? А ходил–то он, между прочим, по золотой цепи! Он к тебе, наверное, вместе с цепью попал? — хитро прищурился подполковник, пристально посмотрев на агента.

 «Да чтоб ты подавился! — от всего сердца пожелал ему Давиденко про себя. — Как чувствовал: неспроста эта хитрая сволочь задает свои идиотские вопросы! Они только с виду дурацкие, а на самом деле в них скрытый подвох. Угораздило же меня сунуться со своим кастрированным котом… Там, в той сказке, еще и «Кощей над златом чахнет», и много чего другого — у Пушкина буйная фантазия была. Я что, за всех теперь отвечать должен? И Пушкин этот, тоже гусь лапчатый: «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…» Почему он сказки свои налево рассказывал, а не направо или, там, прямо?! Он нахреновертел со своими левыми котами и золотыми цепями, а мне теперь отдувайся! Мельников же не зря упомянул, что сказки у кота лукоморского были левыми… Вот что этот хитрый дьявол имел в виду?» — с сильным беспокойством соображал незадачливый владелец кота Альбертика.

 - Да нет, Александр Ефимович! Кот самый обыкновенный, неученый и блохастый. А «не разговаривал со мной» — ну, это в том смысле, что обиделся и два дня ко мне не подходил.

 - А цепи золотой у него, значит, нету? — не унимался Мельников.

 - Помилуйте! Александр Ефимович! — не на шутку всполошился Яша. — Откуда у меня золотые цепи?!

 - Ну–ну, — пригрозил ему недоеденной колбаской Мельников, — этакий бедненький Буратино! А если потрясти за ноги, то, наверное, чего–нибудь и звякнет? А, бедненький Давиденко?

 Определенно, разговор начал переходить в опасную плоскость, и агент Черный совершенно не знал, что теперь отвечать своему опасному и крайне коварному собеседнику. Про себя он обругал жену самыми последними словами: это ведь она положила ему на рыбалку злосчастные охотничьи колбаски. С них всё и началось… Но кто же мог знать, что в этой безобидной закуске таится такая опасность?

 Он отставил свой стакан и обиженно сказал:  - Меня и так уже «потрясли» на десять тысяч долларов и теперь я на мели. Одни долги остались, а вы о каком–то золоте…

 - Это когда ты хату Донцова итальянской мебелью обставлял? — едва сдерживая смех, спросил Мельников. — Помню, как же… Ушлый ты хлопец, Яша, но налетел на еще более ушлого — на Свиридова. Короче, пошел по шерсть, а вернулся стриженым! — Чекист снова стал серьезным и добавил: — Ну, ладно… Не мороси! Совсем одичал в шкуре агента ноль–ноль–семь, шуток не понимаешь…

 «Хороши шуточки, — зло подумал агент, — огнем в задницу ширять! Бенни Хилл из ФСБ… Ну, очень смешно, пупок надорвать можно! Контора ваша — садистская и юмор такой же!»

 - Нервишки у тебя пошаливать стали, — укоризненно продолжал подполковник, — а в нашем деле это может дорого стоить… — Он прикурил от тлеющей ветки сигарету и сказал: — Теперь о деле… Тебе нужно будет снова активизировать свои контакты с Донцовым и его внучкой. Другими словами, возвращаемся к тому старому заданию. Понятно?

 - Понятно–то понятно, но Донцов меня не выносит…

 - А ты думаешь, я от счастья млею, когда вижу твою постную рожу? — в голосе Мельников снова, как тогда на даче, послышался металл. — Однако сижу вот с тобой и пью коньяк… Ты не девка, чтобы всем нравиться. Работа есть работа, а все личное можешь оставить при себе. Может, мемуары напишешь о жизни секретного агента. Если, конечно, доживешь до пенсии…

 - Виноват, Александр Ефимович! Это, наверное, от коньяка…

 И добавил, но уже про себя: «На вашей мерзкой службе доживешь до пенсии, как же! Неизвестно, доживу ли до конца этого года. Тут ни одна гадалка или ясновидящая не угадает, что у этого хитреца на уме. Штирлиц, тот не в пример проще был. Высосал из пальца «информацию для размышления» — вот и размышлял над ней семнадцать серий. Ну, давал, там, своим агентам задания разные, однако не донимал их идиотскими намеками и каверзными вопросами… Джеймс Бонд по сравнению с Мельниковым — вообще наивный простак. Тот всё больше кулаками махал да блондинкам под юбки лазил. Шатенок и брюнеток тоже не пропускал — трахал всё, что шевелится! Имидж у него такой был: суперагент и половой гигант».

 Яша украдкой вздохнул: «Не повезло мне с хозяином — слишком уж опытен и хитер. Посмотрел бы я на того умненького Штирлица, если бы его начальником был не Шелленберг, а Мельников. Ему бы и сто семнадцать серий не хватило, чтобы разобраться с коварными штучками, на которые этот гэбист большая дока. Странно, что он еще не полковник. Сволочь все же редкостная и по–своему выдающаяся…»

 Разговор начал быстро угасать, как и их костер. Мельников, похоже, все–таки выполнил свою норму: язык у него заметно заплетался. Он докурил сигарету, с трудом поднялся и нетвердо направился к палатке.

 Уже откинув полог, он обернулся и сказал:  - Если не боишься храпа, то можешь спать в палатке… А не хочешь — ночуй в машине!

 Не успел агент помыть посуду, как из палатки стал доноситься громкий, размеренный храп.

 - Пусть пьяные ежики спят с тобой в одной палатке, — негромко пробормотал он. И добавил: — И те, если не оглохнут, то офигеют к утру от перегара. Придется в машине поднять все стекла, иначе не уснешь из–за его храпа… До утра теперь будет исполнять свои «самопальные арии» из оперы «Иван Сусанин из ФСБ»:  

 -…Куда ты завел нас, негодный старик?

 - А шли бы вы на фиг — я сам заблудился!

 

 Но спать секретному агенту не хотелось. Наоборот, его обуревали самые разные мысли и желания.

 - Я не знаю, что он задумал и зачем притащил меня сюда, — озабоченно шептал Давиденко, — но второй такой возможности у меня не будет никогда. Во–первых, нажрался как свинья и дрыхнет теперь без задних ног. Во–вторых, он приехал на служебной машине, и судя по всему, прямо с работы. В–третьих, в багажнике «Волги» я видел какой–то портфель… Вдруг удастся найти в нем что–нибудь интересное? Глупо отказываться от такой редкой возможности.

 Он озадаченно почесал остатки волос на голове и продолжил:  − Крайне опасно совать свой нос в такие дела, но кто об этом узнает? К тому же в моем рюкзаке есть кое–что именно для такого вот случая. Я тоже готовился к этой «рыбалке», а не только копал для него червей в ручье. Кто его знает, где он хранит мою расписку… А если в своем служебном дипломате? Маловероятно, конечно, но от него всего можно ожидать. Даже того, чего ожидать нельзя!