Гибель полковника Маркина вызвала замешательство во властных структурах города и множество самых разных домыслов. И хотя в том ночном бою с шуваловскими головорезами принимало участие много сотрудников ФСБ и милиции, однако картина получалась туманная и путанная.

 Никто не мог толком объяснить, что же в действительности произошло в том урочище? Ни оперативные действия по горячим следам, ни облавы, ни прочесывание местности ясности не внесли. Боевики подорвали свой джип и успели уйти горными тропами. В течении первых шести часов с момента гибели начальника УФСБ было задержано более ста человек, но это мало что дало. Уже на следующий день большую часть подозреваемых отпустили под подписку о невыезде, так как было ясно, что никакого отношения к делу они не имели.

 Трудно сказать, чем бы закончилось расследование, если бы из Края не было постоянных окриков и «ценных указаний». Сыграла свою роль и комиссия, уже к обеду следующего дня прибывшая из Краевого центра. Поняв, что с поимкой действительно причастных к совершению дерзкого преступления заметного прогресса пока нет, начали искать крайних.

 Естественно, что таким крайним должен быть Василий Шувалов, глава «Легиона». Группа захвата при поддержке сотрудников ФСБ и милиции устроила на его вилле натуральную облаву. И хотя достаточных законных оснований для такого вторжения не было, Прокуратура охотно дала все необходимые санкции.

 Однако ничего кроме злости и досады эта акция не дала: Шувалова не было дома. И как выяснилось — не было его и в стране. Еще неделю назад он вместе с женой улетел во Францию, где у его супруги были родственники.

 В полной мере не удалось сорвать зло и на сотрудниках охраны и других людях, живших при вилле. Тут же появилась целая свора натасканных адвокатов за компанию с журналистами. А как известно, власти не любят, когда журналистская братия освещает их действия, тем более, когда власти сами, мягко говоря, не очень придерживаются буквы закона. И ладно бы, если все журналисты были местными — с ними можно если не договориться по–хорошему, то одернуть. Но за компанию с местными оказались и из Краевого центра, и даже из столицы.

 Неважно, кто из «Легиона» так оперативно подсуетился, но иметь дело с прожженными журналюгами из Москвы — удовольствие не только ниже среднего, но и сомнительное. Они потом такого понапишут в своих пасквилях, что и за год не отмоешься.

 Даже арест, наложенный на роскошное жилище владельца «Легиона», продержался недолго. На следующий день в Прокуратуру, Администрацию города и в Управление ФСБ по факсу пришли протесты, подписанные одним из советников Французского посольства в Москве. К вечеру такие же протесты пришли и из МИДа Франции. Оказалось, что шикарная вилла принадлежит гражданину Франции, брату жены Шувалова.

 Властям просто ничего не оставалось, как арестовать кого–то из ближайших помощников Шувалова. В противном случае, они, как говорят китайцы, потеряли бы лицо и расписались в своем бессилии перед организованной преступностью. Из всех кандидатов на роль «козла отпущения» больше всего подходил Вадим Свиридов. Потому что именно Свиридов курировал нелегальные операции Корпорации, ему же подчинялась большая часть служб безопасности и охраны. Его не сразу удалось найти, но как только оперативные службы ФСБ установили его местонахождение, Свиридов был арестован.

 Вел он себя спокойно, но заявил, что не будет отвечать ни на какие вопросы, пока не появятся его адвокаты. Промучившись с ним два дня, полковник госбезопасности, возглавляющий комиссию из Края, зло пообещал на прощание:  - Да и хрен с тобой! Обойдемся без твоих показаний. За организацию убийства начальника Управления ФСБ полковника Маркина ты получишь высшую меру наказания — расстрел… Правда, в одном тебе крупно повезло: на смертную казнь наложен мораторий. Поэтому пока сядешь лет на пятнадцать… А если мораторий отменят, то уже не досидишь свой срок. Будь моя воля, я бы тебя прямо сейчас расстрелял! Для таких как ты, у нас слишком гуманные законы…

 

 Поздно вечером, подполковник Мельников еще находился в своем кабинете, когда зазвонил внутренний телефон. Это был капитан Хопров, который сегодня заступил на дежурство по Управлению:  - Шеф, тут такое дело… К Свиридову пришла жена. Ей уже объяснили, что, во–первых, ночь, а во–вторых, он находится под следствием. Поэтому свидания запрещены. Но она ничего не хочет слушать. Стоит под дверью и плачет… Не знаю, что делать…

 - Впусти ее, Хопер, и проведи в следственный изолятор. Я сейчас спущусь.

 - Понял, шеф! Но как бы нам не нарваться на неприятности. Комиссия еще не убралась в Край.

 - Вот и сделай всё по уму. Лишних проблем нам не надо.

 - А что делать со жратвой?

 - Какой жратвой? — не понял Мельников.

 - Она притащила с собой целую сумку еды, взвод накормить можно.

 - Проверь, чтобы не было запрещенных вещей…

 Минут через пять Мельников встретил в подвале Управления Оксану Свиридову в сопровождении сержанта. Тот тащил за ней тяжелую сумку. Подполковник открыл дверь в камеру, пропустил вперед женщину, но сам остался в дверях.

 Вадим Свиридов, когда увидел Оксану, растерялся. Вскочил с нар, но застыл посреди камеры: он бы кинулся навстречу жене, если бы не Мельников, маячивший позади нее. Оксану же сразу бросилась мужу на грудь и разрыдалась. Глотая слезы, она что–то говорила, быстро и невнятно… Свиридов снова посмотрел на подполковника, но тот так и остался стоять в дверях. Только отвернулся, с кем–то разговаривая.

 Вадим украдкой поцеловал жену:  - Ну, хватит, милая… Не плачь! Всё хорошо, я жив и здоров…

 Ответом были безудержные рыдания. Оксана прижималась к нему и заглядывала в глаза. Слезы бежали из ее глаз, она захлебывалась от слов и рыданий. Но быстро пришла в себя, метнулась к дверям и затащила в камеру сумку с едой.

 Следом зашел Мельников. И пока жена Свиридова утирала слезы, выкладывая на стол свертки и банки, сказал:  - У меня к вам маленькая просьба, Вадим Григорьевич. — Об этом свидании никто знать не должен. Вы же понимаете, что передачи вам запрещены. Свидания — тем более.

 Свиридов снова растерялся. Во–первых, Мельников оказался единственным человеком, который за последние два дня назвал его по–человечески. По имени, а не преступником или, и это в лучшем случае − подозреваемым. Во–вторых — подполковник был именно тем человеком, который за последние два года столько крови попортил и «Корпорации» в целом, и ему лично — в частности. И, в–третьих, он явно нарушил служебные инструкции и позволил свидание с женой. Было от чего растеряться: он не мог понять причину такой лояльности.

 - Безусловно. Спасибо, Александр Ефимович.

 - Я вас оставлю на часок. Кто знает, когда вы увидитесь вновь… — Про себя же закончил фразу: «…Если вообще увидитесь. А если лет через пятнадцать и увидитесь, то она тебя всё равно не дождется. Слишком уж молодую и красивую жену ты себе выбрал».

 Вслух же Мельников добавил:  - Можете оставить себе несколько пачек сигарет и столько продуктов, сколько сможете съесть до утра. Остальное отдайте жене или человеку, который находится в коридоре.

 Вернувшись в свой кабинет, подполковник подумал: «В конце концов, полковника Маркина повесят на Свиридова. Он попался под горячую руку — он теперь и крайний. Получается, что я его должник, хотя Свиридов об этом даже не подозревает. Неблагодарной свиньей я никогда не был, пусть хоть с женой попрощается и напоследок поест по–человечески. Вот и всё, что я могу для него сделать. Немного, конечно, но чем богаты…»

 Мельников выпил стопочку коньяка и, не закусывая, задымил своим «Ротмансом».

 «Да, черт возьми, закручивает жизнь сюжеты! — вернулся он в мыслях к теме дня, которая казалась ему абсурдной и парадоксальной. — Скажи мне кто об этом месяц назад, наверное, долго бы смеялся. Ведь он мой заклятый враг, а я — его. Но он, как и Шувалов, противник достойный. А достойных противников я привык уважать. Так нас учили… Вон, как–то в Чечне был случай. Боевики зажали наших солдат в подвале: те не могут прорваться, а эти не могут их выкурить оттуда. Неделю отстреливались. Кончилась у них еда, так чеченцы стали им хлеб бросать. Надо понимать, что они их зауважали. Потом, так и не дождавшись, когда они сдадутся, всё же забросали подвал ручными гранатами… У войны свои законы: либо они нас, либо мы их. Но и на войне не надо превращаться в скотов».

 Через час Мельников снова был в камере. Сержант уже увел Оксану, и они остались с ближайшим помощником Шувалова наедине.

 - Спасибо вам, Александр Ефимович, — еще раз поблагодарил Свиридов и замолчал.

 Молчал и Мельников, явно думая о чем–то своем. Потом сказал:  - Я не знаю, сколько вас здесь продержат. Но, думаю, недолго: может быть, еще с неделю, а потом переведут в Край. Кстати, кто из сотрудников Управления производил ваше задержание и арест?

 Свиридов назвал несколько фамилий и подполковник снова задумался: «Странно. Никакого отношения к борьбе с организованной преступностью они не имеют. Зато имеют отношение к Маркину: это его люди. При захвате виллы Шувалова никто из сотрудников моего отдела участия тоже не принимал. Отсюда и «ляп»: я–то знал, кто является номинальным владельцем особняка, а они — нет».

 Разговор у них явно не клеился, и обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, Мельников сказал:  - Я тут книжку прихватил — кто–то из наших «постояльцев» забыл — возьмите, почитаете. Заняться вам всё равно нечем.

 Когда Свиридов остался один, он раскрыл книгу в сильно потертом переплете и горько усмехнулся про себя: «Достоевский… «Преступление и наказание».

 

 Дежурный по Управлению капитан Хопров дождался, когда последние сотрудники покинут здание, вытащил из–за шкафа вместительную сумку и сказал своему помощнику:  - Ну–ка, ну–ка… Посмотрим, что бог послал по случаю нашего дежурства. Чем это там питаются наши вражины–буржуины, что мы никак одолеть их не можем…

 Он выложил содержимое на стол. Куча получилась внушительная: разные сорта сыра и ветчины, фрукты, шоколад, сервелат, копченый палтус, консервные банки с иностранными надписями, балык из осетрины, банки с черной и красной икрой, сёмга, половина торта, много всякой мелкой вкуснятины и даже целый ананас.

 - Да, — протянул Хопёр и непроизвольно облизнулся. — Правильно говорят: бандиты живут хорошо…

 - …Но недолго, — поддержал его сержант.

 - Теперь понятно, почему мы два года не можем разобраться с этими «легионерами».

 - И почему же? А, Хопёр? — с интересом спросил сержант, зная по опыту, что тот сейчас что–то сморозит.

 - У нас разные нормы довольствия, — серьезно пояснил капитан. — Чтобы победить мафию, или нас нужно перевести ни их норму довольствия, или их — на нашу. Но лучше — нас. — Он потер руки. — С чего бы начать? Аж глаза разбегаются…

 - А шеф и наши ребята? — напомнил помощник.

 - Шеф отказался. А ребятам останется… Мы же не сможем всё слопать?

 - Ага, не сможем! Ты это кому–нибудь скажи… А кто этой зимой в Шали умял полбарана?

 - Да разве то баран был? — простодушно удивился Хопер, сооружая громадный бутерброд из ветчины, сыра и заморского паштета. — Так, ягненок…

 

 Утром на Свиридова надели наручники, и, подгоняя стволами автоматов, повели по длинному коридору. Во внутреннем дворе, перед тем как за ним закроется глухая дверь «автозака» — машины для перевозки заключенных, он остановился и посмотрел на небо. Оно было чистым и голубым: день обещал быть солнечным и тихим.

 - Залазь, давай! Нечего на небо пялиться, — ткнул его автоматом под ребра один из конвоиров.

 - Да, ладно, — не согласился второй, — пусть последний раз посмотрит. Теперь ему пятнадцать лет видеть небо в клетку.

 - Это в лучшем случае, — злорадно согласился первый и с противным скрипом закрыл дверь «автозака».