Огибая Гринвич Маркет, они повернули направо с Нельсон Роуд, оказавшись в какой-то сотне ярдов от сухого дока, в котором стояла «Катти Сарк». Эли ахнула.
– Хороша? – поинтересовался Артур.
– Она просто великолепна! – отозвалась Эли.
– А теперь представь ее с поднятыми парусами в открытом море, – мечтательно произнес МакГрегор. – Рассекающей волны и словно летящей над ними…
– На паркинг, сэр? – спросил Джеймс.
– Конечно. Мы же не знаем, сколько времени там пробудем.
Поставив «Роллс-Ройс» на платную стоянку, Артур и Эли двинулись к красавцу-клиперу. Джеймс, которого Артур звал с собой, отказался, вполне разумно заметив, что кому-то надо покараулить машину, чтобы под нее не сунули какую-нибудь гадость.
– Красавица наша не очень везуча, – заметил Артур, медленно шагая к сухому доку.
– Почему? – поинтересовалась Эли.
– В мае 2007 она едва не сгорела. Пожар был серьезный. Восстанавливали ее целых пять лет. Я был на торжественном открытии обновленной Нэнни в 2012-м году. И в октябре прошлого года – снова пожар, но на сей раз меньшего масштаба. Удалось и погасить быстро, и подремонтировать там и сям. Однако для посещения публики клипер пока закрыт.
– Я полагаю, к члену Палаты лордов, виконту Кобэму, это не относится?
– Конечно, нет, – улыбнулся МакГрегор. – Равно как и к его секретарше.
Эли толкнула его локтем в бок.
– Шутки шутками, но у тебя в сумочке найдется чем писать и на чем писать?
– Безусловно.
Они подошли к трапу, у которого стоял один из смотрителей музея в форме лейтенанта-командора королевского флота. Артур, махнув волшебной корочкой, поведал смотрителю, что он, виконт Кобэм, состоит в парламентской комиссии по охране памятников истории и культуры. И ему хотелось бы убедиться в том, что «Катти Сарк» сможет вскоре – и, кстати, когда это «вскоре» наступит – снова принимать гостей.
Офицер сделал приглашающий жест рукой, и «виконт» с «секретаршей» шагнули на трап клипера. Смотритель, идя чуть позади, объяснял причины последнего пожара, уверяя высокого гостя, что повреждения были весьма незначительны.
Эли, наклонив голову к Артуру, спросила:
– И которая из этих мачт «грот»?
– Эта, – он указал рукой, – самая большая. Ведь я не ошибся, офицер?
– Так точно, сэр. Это грот-мачта.
– Может быть, вы знаете, каков диаметр ее основания? В той части, что уже над палубой?
– Секунду, сэр, – лейтенант-командор нырнул в шкафчик у правого борта и достал небольшую книжечку.
– Мисс Браун, мне бы хотелось иметь эти цифры, – давая понять Эли, что ей пора достать из сумочки записную книжку и авторучку.
Смотритель-офицер листал буклет. Артур неспешным шагом подошел к основанию грот-мачты. Что-то есть. Цифры, нанесенные несмываемым тонким маркером. Он наклонился.
– Три… – прочитал он вслух. – Девять. Еще раз девять.
– О нет, сэр, – возразил смотритель. У меня совсем другие данные…
– Я о другом, лейтенант-командор. Мисс Браун, вы записали?
– Да, – едва сдерживая смех, отозвалась Эли. – Это все?
– Думаю, да. – Артур обошел грот мачту со всех сторон. – Да, это все. С мачтой, я имею в виду.
Для приличия они еще минут пятнадцать побродили по палубе, слушая объяснения смотрителя: что горело, что удалось погасить сразу, что выгорело и подлежало ремонту. Сделав круг по кораблю, они снова оказались у трапа. Артур протянул смотрителю руку:
– Благодарю вас, командор.
– Пока лишь лейтенант-командор, – смущенно улыбаясь, ответил тот, пожимая руку МакГрегора. – Надеюсь, вы получили представление о ситуации в целом.
– Безусловно. И доложу обо всем нашей комиссии. Удачи вам.
Они сошли на берег. Оказавшись вне зоны слышимости, Эли позволила себе рассмеяться:
– Ваша фантазия, сэр, просто поражает. «Мисс Браун»… Почему не «Смит»?
– Потому что «Смит» уже был, – спокойно ответствовал Артур. – Смитом был я при втором посещении профессора Коэна.
– Вы серьезно? – Эли едва не расхохоталась.
– Абсолютно. Он представил меня своему аспиранту как «профессора Смита».
– Джеймс, – обратилась она к Робертсону, который уже открывал пассажирскую дверцу, – вы знакомы с профессором Смитом?
– По правде говоря, нет, мэм. Но с одним Смитом я однажды выходил на ринг. Не думаю, что он был профессором. Да и бойцом тот Смит был, честно говоря, слабоватым.
Когда все трое уже сидели в машине, Артур поинтересовался:
– Что ж, Джеймс, никто не пытался присобачить к днищу магнитную мину?
– Полагаю, я бы заметил это, сэр.
– Что ж, тогда… – Артур сделал паузу и скомандовал: – Аэропорт Хитроу, терминал номер один.
– Слушаюсь, сэр, – отозвался Робертсон.
* * *
МакГрегор и Эли подошли к дверям камеры хранения. Охранник-контролер спросил у них номер ячейки. Артур, заглянув в бумажку, сообщил ему номер. Контролер набрал его на компьютере и проинформировал МакГрегора, что багаж находится в ячейке уже неделю, следовательно оплата составит сорок пять фунтов: пятнадцать за первые сутки и по пять за остальные шесть. Артур сначала достал кредитку, но, задумавшись на момент, снова спрятал ее в бумажник, вынув требуемую сумму наличными купюрами. Эли едва заметно кивнула, одобряя этот вариант.
Они прошли к ячейкам, отыскав нужную.
– Набираем?
Эли продиктовала ему последовательность цифр.
– И три последних, свеженьких…
– Помню, – отозвался Артур. – Три, девять, девять.
Замок щелкнул. Дверца открылась.
– Пакет, – хором произнесли они.
Действительно, это был приличных размеров плоский предмет, завернутый в плотную светло-коричневую оберточную бумагу. Артур вытащил его.
– Весит неплохо. Фунтов под десять, я бы сказал.
– Вскроем, я думаю, дома?
– Конечно, не здесь, дорогая. Тем более, что…
– Что, Артур?
– У меня такое чувство, что за нами следят.
Они оба начали осторожно озираться, но не заметили никого и ничего подозрительного.
Выйдя к «Роллс-Ройсу», они снова осмотрелись. Сели в машину.
– Предваряя ваш вопрос, сэр, – сказал Джеймс, захлопнув за ними дверцу и садясь на водительское сиденье, – не видел никого и ничего. Группка кришнаитов и лютеранский священник. И ни черного «Смарта», ни бандитов в черном.
– Тогда домой, – скомандовал МакГрегор. – Подъедешь с Тревор Сквер, сзади.
– Разумеется, – ответил дворецкий.
* * *
Они уже сворачивали на Тревор, когда Джеймс резко ударил по тормозам и выругался. Их подрезал черный фургон с темными стеклами, подставив лимузину правый бок. С другой стороны фургона, десантировавшись, очевидно, из левой двери, выскочили четверо одетых в черное головорезов, которых МакГрегор мгновенно узнал. С ними он уже имел дело в подвале. В руках у троих из них были пистолеты с чрезмерно длинными стволами. Длинными их делали навинченные на стволы глушители. Робертсон начал сдавать назад, когда черный фургон внезапно вздыбился и двинулся в их сторону боком, сбив одного из бандитов, который оказался к нему ближе всего.
– Что за чертовщина… – Артур и впрямь ничего не мог понять.
А произошло вот что: мусоровоз, стоявший у контейнеров на Тревор, тоже на задней скорости врезался в фургон своим тяжеленным кузовом. Из кабины и с бортов мусоровоза спрыгивали люди в серых комбинезонах с бейсбольными битами в руках, сразу бросаясь к вооруженным типам. Артур невольно поморщился, когда увидел, как бита обрушивается на черный рукав с пистолетом, оружие летит на асфальт, а предплечье бандита изгибается почти под прямым углом. Ему даже показалось, что он услышал хруст ломающихся костей. Но то, что он – как и все прочие – услышал хорошо, был дикий вой раненного киллера.
– Что это?.. – недоумевающе вопрошала Эли, поднявшаяся с пола, куда она нырнула сразу же, как только увидела черный фургон.
Понять, что происходит, было непросто. Биты «мусорщиков», или кем там были эти парни в серых комбинезонах, гуляли вовсю: по рукам, спинам и даже головам растерявшихся «воинов» Ватикана. Но кто-то из них все же успел выстрелить, однако не в направлении «Роллс-Ройса», а в «мусорщиков», один из которых выронил биту и схватился за правое плечо. Раненый – кстати, именно он сломал руку «черному» киллеру – производил очень странное впечатление: очень низкорослый, почти карлик, но с невероятно широкими плечами. И, несмотря на полученную рану, лицо его не выражало ни боли, ни страдания.
– Ritirare! – скомандовал тот из «черных», что выскочил из фургона невооруженным. И весь черный авангард, помогая двоим раненым, мгновенно скрылся в своем фургоне, который, сдав пару метров назад, тут же рванул вдоль по Тревор Сквер, обогнув машину странных мусорщиков, которые тоже молниеносно загрузились на свой мусоровоз и исчезли в опустившемся на город тумане.
* * *
Артур положил пакет на стол в библиотеке и плюхнулся в кресло.
– Не торопишься открывать? – полюбопытствовала Эли.
– Дай перевести дух, дорогая. У меня голова идет кругом. Что все это было? Что за ангелы-хранители от мусорного бизнеса?
– Не факт, – заметила Эли, садясь в кресло у книжного стеллажа.
– В каком смысле «не факт»? – удивленно спросил Артур.
– В том смысле, что они могли и не быть твоими ангелами-хранителями. Они могли просто быть врагами «черных» киллеров.
– Что делает их – в той или иной степени – нашими союзниками, – кивнул МакГрегор.
– Связаться с которыми мы пока не умеем, – заметила Эли. – Не зная о них ничего.
– Не так уж и «ничего». Мы знаем, что опасности для нас они не представляют.
– Возможно. Пока.
– Вы неисправимая пессимистка, мадемуазель, – со вздохом проговорил Артур, вставая с кресла. Взяв на полке стеллажа нож для резки бумаги, он направился к столу, на котором лежал пакет. Аккуратно надрезал обертку по периметру и открыл ее, как обложку книги.
– Что за… – пробормотал он.
– Икона, – произнесла Эли, уже вставшая рядом с ним. – И очень, очень старинная.
Они принялись внимательно рассматривать ее. В центре был изображен старец с Евангелием в левой руке. Ладонью правой руки он закрывал себе рот. Артур прочитал сперва надпись слева на греческом: «απόστολος», и чуть ниже «Iω» со значком-тильдой над двумя буквами, означавшим, что это акроним, сокращенное написание имени «Ἰωάννης».
– Апостол Иоанн, – произнес Артур, переводя взгляд на надпись справа от фигуры, три коротеньких строчки: «ο θεο», «λό», «γος». – Теологос. Богослов.
– Автор четвертого Евангелия, – полувопросительно произнесла Эли.
– И Откровения, то есть, Апокалипсиса, – добавил МакГрегор.
– Но отчего же рука, заграждающая рот? Он призывает к молчанию – или сдерживает себя, дабы не проговориться в чем-то? – недоумевала Эли.
– Хотелось бы мне это знать, – задумчиво проговорил Артур.
– И эта картинка в углу, – Эли прикоснулась пальцем к правому нижнему углу иконы.
– Это клеймо, – пояснил Артур.
– Какое же это клеймо? Это картинка, причем совершенно не потемневшая.
– Такие картинки, расположенные на полях иконы, называются клеймами, Эли.
– Но все остальные абсолютно темные. И что на них?
– Обычно клейма последовательно, начиная с предпоследнего снизу, описывают житие святого, изображенного на иконе. Здесь, мне кажется, не тот случай.
– Почему?
– Потому что последнее должно было бы изображать его кончину или положение во гроб, то есть, завершение жизненного пути. А что видим мы?
Оба снова наклонились над иконой. На последнем из клейм была изображена коленопреклоненная женщина в короне, склонившаяся над лежащим на земле деревянным крестом на фоне скалы с пещерой. Эта миниатюрная картинка была выписана очень тщательно, вплоть до крошечных точек на короне женщины, которые должны были изображать драгоценные камни.
– Ну, господин эрудит? – настаивала Эли. – И что же мы видим?
– Во-первых, то, что это клеймо не имеет отношения к апостолу Иоанну. Согласны?
– Похоже на правду, – согласилась Эли.
– Во-вторых, это несомненно царица Елена, мать императора Константина. Хорошо известно, что именно она нашла крест, на котором был распят Спаситель. А было это в четвертом веке. Иоанн, как известно, был долгожителем, имеются записи его современников о том, что он прожил сто и даже сто двадцать лет, но уж никак не три столетия. Значит, клейма, которых мы пока, увы, не в состоянии рассмотреть, рассказывают не его историю, а историю чего-то или кого-то другого.
– Елена… – задумчиво произнесла Эли. – Не та ли, о которой говорил профессор Коэн? Карта Елены?
– Именно та, – подтвердил МакГрегор. Он, раздвинув пальцы, измерил ими размер клейма и начал прикладывать раздвинутые пальцы к краю иконы, постепенно двигаясь от нижнего клейма вверх.
– Четыре, – сказал он. – Значит, и слева тоже четыре.
Теперь он откладывал то же расстояние по нижнему краю.
– Снова четыре. Что значит, два. То же и по верхнему краю. Хм… Что в сумме дает двенадцать.
– Четыре раза по четыре до сих пор было шестнадцать, виконт, – съязвила Эли.
– Это во французской таблице умножения, дорогая. Из тех четырех клейм, что внизу и вверху, крайние мы уже отнесли к боковым клеймам. И посчитали их. Не будем же мы дважды включать их в счет? Значит, вверху и внизу – по два клейма. Итого, как ни странно, двенадцать.
– Четыре, четыре, и два раза по два, – бубнила себе под нос мадемуазель Бернажу. – Ну да, двенадцать, не спорю. Но что на них?
– Хороший вопрос. Слава Богу, есть человек, который может помочь нам с ответом.
Он снял трубку радиотелефона, стоявшего на полке с книгами, и, не заглядывая ни в какие записные книжки, по памяти набрал номер.
– Будьте добры, Джорджа Митчелла, – попросил он. – Джордж! Прости, сразу не узнал твой голос. – МакГрегор хохотнул. – Это Артур, Артур МакГрегор. Как поживаешь? Как дела в целом? О, у меня всё окей. Лучше быть не может.
Эли, услышав последнюю фразу, грустно хмыкнула.
– Джордж, есть работа. Знаю, знаю, ты занят всегда, но это… Это очень срочная работа. И ты же понимаешь, что за срочность полагается прилично накинуть. – Артур, услышав ответ собеседника, рассмеялся. – Ты прав, главное, чтобы я это понимал. Так вот, Джордж, дорогой, я очень хорошо понимаю. О чем идет речь? Старинная икона, потемневшая до состояния полной неразборчивости клейм.
– Объясни ему, что такое клейма, – прошептала Эли.
– Кому? Реставратору Британского музея? – прикрыв трубку рукой, отреагировал Артур и продолжил общение с Митчеллом: – Да. Сейчас… – Он бросил взгляд на настенные часы. – Начало седьмого. Ну, до восьми мы поспеем с гарантией. До встречи, старина.
Он нажал кнопку отбоя и поставил трубку радиотелефона на место.
– Думаю, повезем в этой же обертке. Сейчас прихвачу скотчем ее верхний край, и…
– И тебе не приходило в голову посмотреть, нет ли в пакете чего-нибудь еще, кроме иконы? – удивленно спросила Эли.
МакГрегор хлопнул себя по лбу.
– Старею, милая, старею. Мозги уже не те. Да и их каждый день норовят вышибить.
Осторожно взяв икону за края, он вынул ее из бумажного ложа и, держа на весу, пробормотал:
– Будь я проклят.
Он водрузил икону на камин и, вернувшись к столу, воззрился на небольшой конверт, лежавший точнехонько по центру пакета.
– Будешь читать сквозь бумагу, или все-таки вскроешь конверт?
– Откуда в таком нежном возрасте столько язвительности? – вздохнул Артур и, взяв конвертик, вскрыл его тем же ножом, которым вспарывал обертку пакета. Из конвертика он достал небольшой прямоугольник плотной белой бумаги размером в две визитные карточки. Повертел в руках, продемонстрировал Эли с двух сторон.
– Здесь картинка. А здесь текст. Опять: картинка – текст. Картинка – текст.
– Хватит дурачиться, Артур. Давай, наконец, посмотрим.
Он положил бумажку на стол картинкой вверх. Рисунок тушью. Летящий по небу невероятно пузатый бородач с древним молотом в левой руке, который он для удобства примостил на левое же плечо. В правой летящий пузан держал перевязанную подарочной лентой коробочку. В нижнем углу рисунка было изображено нечто вроде купола собора святого Петра в Риме.
– Х-ха! – МакГрегор потер руки. – Очередной ребус профессора Лонгдейла. Кстати, рисовал он неплохо.
– Может быть, не такой уж и ребус. Может, ответ в тексте на обороте. – Эли перевернула картинку. Текст на оборотной стороне карточки гласил:
E=mc 2
Первый – Einstein (?) Mark (E=mc 2 ≡≡mc 2 =E) (!)
«Зеркало» активировать только по завершении ритуала!
972-4-555-1276
– И что бы это значило? – хмыкнула Эли. – Знаменитая формула Эйнштейна. И ниже – его фамилия, правда, с именем «Марк» вместо «Альберт». И что значит, «первый»? Да еще и вопросительный знак? Первый?.. Эйнштейн?.. И после имени зеркальное написание формулы. Ну, и что все это должно значить?
– Вероятно, то, что, столкнувшись с непреодолимыми трудностями, либо же оказавшись в экстренной ситуации – а это как раз наш случай – первый, кому нужно позвонить – некий Марк Айнштайн (по-немецки и на идиш эта фамилия произносится именно так), проживающий на берегу Средиземного моря в городе Хайфа, что в Израиле.
– И как ты все это вычислил – море, Хайфу…
– Телефонный номер, дорогая фройляйн. 972 – код Израиля. 4 – код Хайфы и ее окрестностей.
– А формула? Зеркальность? – не унималась Эли. – Рисунок?
– Формула несомненно увязана со всем этим, но до встречи с господином Айнтштайном я не стал бы гадать, каким именно образом. Хотя некоторые соображения на сей счет у меня есть. Впрочем, «зеркальность» мне пока не ясна. Как неясно и то, о каком ритуале идет речь. Нет соображений на сей счет?
Эли, нахмурившись, мотнула головой.
– Ну, а рисунок – это ария из несколько иной оперы. А теперь помоги мне упаковать икону, окей? Джеймс! Экипаж к парадному подъезду! Отставить! Подать со двора.