Артуру казалось, что только до трапа они добирались чуть не полчаса. И это при том, что им все-таки старались уступить дорогу: еще бы, парализованный инвалид на коляске, которую толкает полутораметровый карлик. Однако после того, как они съехали на берег, дело пошло веселее. Через пару минут они подкатили к черному фургону, с которого уже была опущена платформа для загрузки инвалидной коляски. По ней Нико и завез Артура в салон.

– Минут сорок пять, баронет, и мы на месте, – весело сказал карлик. – А там и встреча с подругой, и обещаный антидот. Будете, как новенький. – И он хрипло засмеялся.

Почти всю дорогу МакГрегор проспал – наверное, потому, что упрямо боролся с действием миорелаксантов: пытался держать глаза открытыми, пробовал шевелить губами, кистями рук, ступнями. Все это было бесполезно, к тому же порядком его вымотало. Да и смотреть по сторонам не получалось: все стекла, кроме лобового и двух передних боковых, были закрашены черной краской. Артуру оставалось подремывать под шорох автомобильных шин.

Когда фургон затормозил, МакГрегор проснулся. Он почувствовал, что машина движется едва-едва, преодолевая метр за метром, услышал, как водитель перебросился с кем-то парой фраз, потом фургон снова поехал живее – и через пару минут остановился. Кто-то открыл боковую дверь, с жужжанием выдвинулась платформа для коляски, и Нико выкатил Артура на белый свет.

Лекарство немного отпустило его, по крайней мере, он мог поворачивать голову. Артур увидел двор внушительных размеров, окруженный забором метра в два с половиной высотой, двухэтажный дом с плоской крышей, ворота, рядом с которыми стояли несколько вооруженных охранников – и в глубине двора конусообразную насыпь, похожую на террикон шахты, с той разницей, что высотой она была не выше забора, окружавшего двор. По центру насыпи виден был вход и часть вымощеной деревянными балками дороги, ведшей внутрь и вниз. Туда Нико и направил коляску.

По этой дороге они проехали недолго, с полсотни ярдов, как на глаз оценил Артур. Карлик остановил коляску у открытого лифта, который был больше похож на шахтерскую клеть для спуска в забой. Они заехали внутрь, и Нико нажал какую-то кнопку. Лифт медленно поехал вниз.

МакГрегор видел, что лифт движется внутри винтообразной лестницы, ступени которой были вырублены в цилиндрической стене, уходившей глубоко вниз. Насколько глубоко – оценить было трудно. Лифт остановился на дне этой вертикальной шахты, и Нико тут же выкатил коляску на утрамбованный земляной пол и направил ее к вымощенной балками дороге, такой же, как наверху, но шедшей параллельно земляному полу и ведшей куда-то вглубь.

Проехав каких-то пару десятков ярдов, они оказались в помещении весьма внушительных размеров. Артуру стало не по себе, когда он осмотрелся вокруг. Стены охватывали этот подземный зал кольцом, а освещался он светом факелов, укрепленных вдоль стен метрах в двух друг от друга. Мрачность атмосферы усугублялась черепами людей и животных, которые скалились со стен, уставив пустые глазницы в центр этой пугающей пещеры.

Декорации в центре состояли из помоста, на котором было устроено низкое ложе в восточном стиле, с длинным валиком вместо подушки. Помост был задернут прозрачной блестящей тканью, на которой играли отражения пламени факелов. Напротив помоста, у стены, стоял ряд старинных кресел темного дерева. В одно из них Нико и усадил Артура, легко подняв его с инвалидной каталки. Усадил – и пристегнул руки и ноги кожаными ремнями. И только после этого, закатав рукав МакГрегора, ввел иглу шприца в вену и надавил на плунжер.

– Антидот, баронет, – коротко сообщил он.

– А… зааа… – Артур внезапно обнаружил, что почти способен говорить. Препарат работал на удивление быстро.

– Зачем ремни, вы хотели спросить? Через пару минут ваше тело обретет способность двигаться. А вы человек, способный преподнести сюрпризы разного рода. Так вот, чтобы этого не случилось…

– А… Ма. ссс. тер? – МакГрегор уже говорил почти внятно.

– Мастер появится, на этот счет не волнуйтесь. Сегодня самый главный день для нас, для вас и для него. Сегодня все – и участники, и зрители – будут в полном составе.

– Арти!

МакГрегор повернулся на голос. Вдоль ряда кресел к нему торопливо шла Эли. Наклонившись над Артуром, она прижала его голову к своей груди.

– Арти, родной! Ты жив!

– Как вам и было обещано, мисс Бернажу, – с поклоном произнес Нико.

– Что… ззз. десь… – выдавил из себя МакГрегор. С уголка его губ стекала струйка слюны.

Эли вытерла его лицо платочком и вопросительно посмотрела на карлика. Тот пожал плечами:

– Какие уж теперь тайны…

– Сегодня состоится ритуал, Арти. Ритуал зачатия, – пояснила Эли.

– За-чатия? – Он произнес это слово, почти не сбиваясь. – Зача-тия кого?

– Антихриста, баронет, – ответил за нее карлик.

– И кто же? – он говорил медленно, но уже вполне отчетливо. – И как же?

– На все главные вопросы ответит Мастер, – отрезал Нико.

– Эли, они знают, кто такой этот их Мастер? – спросил Артур.

– Они знают, что он из колена Дана, дорогой. Для них это главное.

– Ну сядь же рядом со мной, – потребовал Артур. – Что они с тобой делали, чем угрожали?

Эли села, но отвела взгляд.

– Со мной не делали ничего плохого. Обращались вполне хорошо, даже предупредительно. И сам Мастер…

– Эли, что ты говоришь? – воскликнул Артур. – Какой он для тебя Мастер?!

– Арти, дорогой мой, ты еще очень многого не знаешь. И, пожалуйста, постарайся держать себя в руках. Что бы ты ни увидел, сдерживай себя. Не говори лишнего. Будь бесстрастным зрителем. Тогда у нас будет шанс.

– А иначе? – нахмурившись, поинтересовался МакГрегор.

– А иначе, – вмешался стоявший неподалеку Нико, – замолчать вас заставит вот этот мистер Боуи. – И он повертел в руке широкий сверкающий нож.

– И как же это сочетается с «не убий»? – не унимался Артур.

– Я вам сказал еще на теплоходе: когда-то я нарушил эту заповедь. С тех пор для меня нет разницы: убить еще один раз, или десять. Прощения мне ждать не приходится.

В глубине подземного зала возник темнокожий юноша, одетый в лохмотья. Под мышкой он нес тамбурин. Подойдя к рядам кресел, он устроился на одном из них, поставив барабан между ног.

– Эй, Тони, – поприветствовал вновь прибывшего Нико.

– Кстати, господин не-бандит, – обратился к нему Артур, – что за странная у вас манера одеваться: или веками не стиранные комбинезоны, или лохмотья…

– Обет бедности, баронет. И презрения к благам земным. Вам, думаю, не понять.

Огни факелов внезапно задрожали, причем одновременно. Тони трижды ударил ладонью по коже барабана.

Эли поднялась с кресла, Нико застыл, глядя на дорожку и вход в подземелье. На краю дорожки показались две фигуры: одна огромная, другая тоненькая и крошечная, доходившая великану едва ли до груди. Обе фигуры шагнули внутрь, в круг света – и Артур едва слышно скрипнул зубами. Высокой фигурой оказался – МакГрегор, впрочем, так и предполагал – Мастер, он же Марк Айнштайн, он же Отто Рашер. Девушка рядом с Рашером была Артуру незнакома. На вид лет двадцати с небольшим, она поражала какой-то неземной, эльфийской хрупкостью и красотой. Марк-Отто вел ее, положив свою тяжеленную лапу ей на плечо.

Он подошел к Эли и, церемонно поцеловав ей ручку, поинтересовался:

– Вы готовы, прелесть моя?

– Я да, – ответила Эли, – но не уверена, что все готово для ритуала.

Марк коротко кивнул Артуру и снова обратился к Эли:

– В чем проблема?

– Мастер, у нас не достает одного ключа.

– Опять? Которого же на этот раз? – Он осмотрелся по сторонам и гневно рыкнул: – Кто-нибудь, подайте же мне стул!

Нико бросился к стене, выхватил из ряда одно кресло и поставил его между помостом и «зрителями» – лицом к Эли и к Артуру. Айнштайн тяжело опустился на бархатное сиденье. Девушка-эльф встала рядом с ним и положила ему руку на плечо.

– Икону! – коротко приказал Марк.

Двое невесть откуда возникших оборванцев, явно членов «Братства», принесли икону и поставили ее на стул рядом с «троном» Мастера, оперев доску иконы о спинку. Артур вздрогнул. Это была та самая икона, которую они с Эли разыскали по наводке Лонгдейла – и которая стоила жизни его другу, Джорджу Митчеллу. Сейчас на иконе были вычищены все двенадцать клейм. Прости, Джордж. Артур склонил голову. Если б я только знал…

– Дорогой сэр Артур, – внезапно обратился Айнштайн к МакГрегору. Тот встрепенулся и посмотрел на старика ненавидящим взглядом. – Право, ну что же вы так? Лично вам я еще не успел сделать ничего плохого.

МакГрегор краем глаза уловил умоляющий взгляд Эли и усилием воли взял себя в руки.

– «Сэр Артур», – повторил он слова Айнштайна. – Мне кажется, мы были на «ты», и звали друг друга просто по именам.

– Не сегодня, дражайший баронет. Сегодня титулы – обязательны. Ритуал требует того.

– И каков же ваш титул, позвольте узнать?

– Мастер. Предтеча. Зачинатель. Любой – по вашему выбору.

– А как насчет «Отто Рашер»? – сквозь зубы процедил Артур. – Для вас это имя или титул?

Айнштайн-Рашер некоторое время сидел молча, барабаня пальцами по колену. Потом улыбнулся натянутой улыбкой.

– Н-да, сэр Артур, вы, оказывается, знаете больше, чем я думал. – Он снова умолк и потом добавил: – И кому еще это известно? Кроме, конечно, патмосского святоши, который вам и открыл мое прежнее имя?

* * *

Маринатос, спрыгнув на землю и не дожидаясь, пока лопасти вертолета остановятся, вжав голову в плечи и согнув ноги в коленях, почти бегом направился к столу, за которым, опустив седую голову на руки, сидел старик-настоятель. Подойдя к священнику вплотную, Маринатос положил руку ему на плечо. Старик вздрогнул и поднял голову.

– Подполковник?

– Полковник, геронда. Уже с пол-месяца как полковник.

– Что ж, поздравляю, сын мой. А ведь я тебя ждал.

– С чем же, отче?

– С исповедью.

Маринатос помотал головой.

– Я не понимаю, геронда. Вы хотели бы исповедовать меня?

– Нет. Я должен исповедоваться тебе. В страшном грехе укрывательства Зверя.

– Значит, мы не ошиблись, – негромко произнес полковник. – Вы знали Айнштайна.

– Знал ли я Айнштайна? – воскликнул старик, воздев руки. – Да я вижу его каждый день в маленьком зеркальце над умывальником! Я вижу его во время утренней и вечерней молитвы! И каждую ночь я вижу его во сне, каждую, каждую!

– Кто же он? И где он, геронда?

– Кто он? Он перед вами, полковник. – Старик развел руками. – Вот он я. Айнштайн. Марк Айнштайн. Брат невинно убиенного Соломона Айнштайна.

Полковник Маринатос вытер лоб. Он летел на Патмос почти вслепую, наудачу – проверить информацию, поступившую из Интерпола: вдруг старик-священник знал своего израильского гостя? А тут выясняется, что Айнштайн – это сам отец настоятель.

– Погодите, геронда. Так вы утверждаете, что Марк Айнштайн – это вы? – спросил полковник.

– Да, – коротко ответил старик.

– Значит, ваше имя не Иоанн? Для чего вы прикрылись этим именем?

– Мое имя Иоанн. Меня назвали Марком при рождении. Моего брата-близнеца назвали Соломоном. Но брат мой жил и умер с этим именем. Я же получил имя Иоанн во время второго своего рождения, крестившись в Православную веру.

– Сложно, но в целом понятно, – кивнул полковник. – А теперь главное: кем был человек, приезжавший сюда с баронетом МакГрегором? Высокий старик, называвший себя Марком Айнтштайном?

– Кем он был? Всю свою жизнь он был исчадием Ада. Не думаю, что он хоть на йоту изменился.

– «Исчадие Ада» – звучит пугающе, геронда, но мне нужны его имя и фамилия. Настоящие.

– Отто Рашер, – едва слышно произнес священник. – Палач и сын палача.

– И как давно вы это знали, отец Иоанн? – сухо произнес Маринатос.

– Я знал его как Отто Рашера с первого своего дня в Дахау.

Полковник нахмурился.

– Почему же вы уступили ему свое имя? Почему не выдали Рашера оккупационным властям?

– Он сначала хотел взять имя моего брата, Шломо. Убитого им Шломо. Но потом решил, что это было бы опасно: можно было нарваться на кого-то, кто знал, что Шломо мертв. И тогда он сказал: «Я беру твое имя». Он знал, что я тайно крестился в лагере – и получил новое имя. Иоанн. Тогда же он заставил меня поклясться Именем Божьим и бессмертием души моей, что я никогда, никогда не выдам его тайны.

– Но почему он смог вас заставить молчать?

Старый священник поднялся со скамьи, и сейчас стоял, опустив руки вдоль тела. Лицо его было смертельно бледным.

– Потому что я был его помощником в сатанинских его экспериментах. В одном из которых погиб и мой брат.

– Вы помогали ему по доброй воле? – изумленно спросил полковник.

– Конечно, нет. Но что это меняет? Разве трусость перестала быть грехом? Да и потом молчал я все из того же страха за собственную шкуру.

– Что же изменилось с тех пор… отец Иоанн? – Чувстовалось, что последние два слова дались полковнику с трудом.

– Череда смертей, в которых он был повинен, не прервалась с его бегством из Дахау. Смерти множатся и ныне. Страшнейшим грехом было бы покрывать его и далее. – Он помолчал. – Полковник…

– Да?

– Прошу, не зовите меня отцом Иоанном. Я исповедовался перед его Преосвященством епископом, прося у него не отпущения грехов, но лишь разрешения сложить с себя сан и уединиться в беднейшем из монастырей простым монахом. Владыка дал на это свое соизволение. Так что в церкви этой я доживаю последние дни. Вот-вот должен прибыть новый настоятель.

Полковник Маринатос молчал. Долго. Потом, не поднимая глаз, спросил:

– Геронда… Согласны ли вы будете указать на самозванца, взявшего ваше имя, как на Отто Рашера, одного из самых разыскиваемых нацистских преступников?

– В суде?

– Да.

– Конечно, – и старик коротко, решительно кивнул.

* * *

– Вы ошибаетесь, герр Рашер, – возразил Артур. – Ваше истиное имя открыл нам вовсе не старый священник с острова Патмос, а ваш бывший союзник и соратник покойный профессор Лонгдейл. Который явно не испытывал к вам особого доверия.

– Как? – изумился Марк-Отто. – Он впрямую, вслух назвал вам мое имя?!

– Не совсем вслух и не совсем впрямую. Просто подбросил небольшой и не слишком сложный ребус. Но имя всплыло, не сразу, зато без ошибок.

– Подлец, подлец, трижды подлец! – взревел седой гигант.

– О! – с наигранным удивлением воскликнул МакГрегор. – Могущественный Мастер, Предтеча Антихриста боится, что его истинное имя станет известно миру? Или хотя бы полиции?

– Нет, баронет, – Рашер взял себя в руки. – Страх мне неведом. Как неведом он и моим последователям. Я прав, Нико? Сусанна? – Он поднял голову, чтобы посмотреть в лицо девушке-эльфу.

– Конечно, мастер, – вразнобой ответили Сусанна и Нико.

– Мне просто не хотелось бы, сэр Артур, чтобы кто-нибудь помешал сегодняшнему великому событию и всему, что должно последовать. Посему вернемся к делам насущным. У нас, кажется, проблема с недостающим ключом? Видите ли, сэр Артур, – он повернулся к МакГрегору, – ключи-заклинания для обряда сегодняшнего зачатия должны прозвучать в абсолютно четкой последовательности, в соответствии с клеймами на иконе. Клейма обрамляют центральный образ, но повествуют они не о жизни Иоанна Богослова, а об истории Елены, матери императора Константина, открывшей под языческим храмом Гроб Господень, как называют его последователи Распятого.

Далее, история царицы Елены изображена не в последовательности событий, а вразброс. Но выстраивая историю хронологически, мы стыкуем ее с ключами-заклинаниями. Скажем, событие номер семь изображено на месте десятого клейма. Что значит: седьмой ключ, седьмое заклинание должно читаться десятым по очереди. Это, кстати, великолепная разработка Лонгдейла, надо отдать ему должное. Энохианская магия не допускает простых шпаргалок типа бумажки с последовательностью заклинаний. Это профанация. Наказуемая профанация. Смертельно опасная. А использовать для зачатия Антихриста икону христианского святого – о, это был гениальный ход.

– Еще более гениальным ходом было решение Лонгдейла сдать вас и вашу затею с потрохами, – хмыкнул Артур.

– Да, он был болезненно самолюбив, – согласился Мастер. – Но все-таки Лонгдейл был слишком заинтересован в том, чтобы ритуал состоялся. Разногласия возникали лишь относительно того, кто станет воспитателем ребенка. Вы, надеюсь, понимаете, о каком ребенке идет речь?

МакГрегор едва заметно кивнул.

– В роли воспитателя, а позднее советника, визиря, если угодно, – Мастер басовито хохотнул, – профессор видел себя и только себя. Мы довольно серьезно повздорили, и я думаю, тогда-то он и стал побаиваться меня и моих меньших братьев. Отсюда и выход на вас, мудреный, зашифрованный выход – и донос на меня. На случай если… Однако случай судил иначе. Ирония ситуации была в том, что прикончили амбициозного профессора вовсе не мы, а его идейные противники из ватиканской мафии. Но, как я понял со слов дражайшей Эли, Лонгдейл даже из могилы вставляет нам палки в колеса.

– То есть? – не понял Артур.

– Во времена тесного нашего сотрудничества он разработал схему с привязкой заклинаний к клеймам заказанной им иконы. Двенадцать клейм – двенадцать ключей-заклинаний. Со второго по тринадцатый. Почему не с первого? Он долго упирался, придумывал какие-то нелепые объяснения, но все-таки проболтался. Первое заклинание произносится всегда, при любом ритуале. Поэтому оно и не входит в счет. А добыть… кожаные листы с остальными ключами не составляло проблемы.

– Кожаные, то есть, срезанные со спин людей? – побелевшими губами произнес МакГрегор. – Что и было сделано на Патмосе?

– Дорогой баронет, – благодушно пробасил старик, – ведь это была не просто кожа. На спине каждого из двенадцати была татуировка. Полный текст одного из энохианских ключей. А ключи-заклинания имеют силу, лишь будучи нанесенными на тело живого человека. И будучи снятыми с живого тела.

– Ваши сторонники могли не возражать против татуировки, – Артур даже дернулся, забыв о том, что пристегнут к креслу, – но неужели они добровольно пошли на то, чтобы с них живьем сдирали кожу? Кстати, – МакГрегор бросил гневный взгляд на Нико, – бьюсь об заклад, что свежевали своих товарищей вы, господин не-бандит!

– Вы проиграли бы заклад, баронет, – раздался нежный голосок девушки-эльфа.

* * *

Мастер снова рассмеялся и погладил Сусанну по голове.

– Это была превосходная работа моей лучшей ученицы. Сначала она убедила остальных в том, что их ждет небесная награда и безусловное спасение при Втором Пришествии этого… – Марк-Отто ткнул ладонью куда-то вверх. – Потом продемонстрировала татуировку на собственной спине, сказав, что сама она станет последней из них. Ну, а далее – ее бесценный опыт хирургической медсестры.

– И все двенадцать безропотно согласились на эту ужасную экзекуцию? – мрачно процедил МакГрегор.

– Представьте себе, баронет. Вера движет горами, – ухмыльнулся Мастер.

– И все же я пытаюсь понять: при чем здесь икона святого Иоанна Богослова, точнее, не икона даже, а полдесятка икон: похищенных, разрубленных, изуродованных? – с искренним любопытством спросил МакГрегор.

– Ох, ох, ох… – покачал головой седой старец. – Нет предела любознательности человеческой. Даже стоя на пороге… Кгм… Вы ведь догадываетесь, баронет, на пороге чего вы стоите? И даже на этом пороге вам хочется знать: почему? почему? почему? А разве не сказал Екклесиаст-Проповедник, он же царь Мирный: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»? Но тайна икон – тайна, по правде говоря, невеликая. И занимала она разве что неуемного профессора, которому не терпелось нанести ненавистной Церкви жестокий, даже смертельный удар. Признаюсь, я и сам не прочь был бы это сделать, но для меня это все-таки было вторично. Главным было и остается: впустить в этот мир Мстителя – Мстителя за всех, пострадавших от равнодушия Распятого. Ну и кроме того, иконы, возникавшие то там, то сям, разрубленные, распиленные, украденные уводили в сторону от главной цели. Этакий ложный след. Хотя сам Лонгдейл свято верил, что в одной из них он найдет этот свой «Крифиос» – и тогда Церкви конец. Хотя у меня есть подозрение, что он сам не слишком хорошо знал, что будет представлять собой этот «Крифиос». Все указания на него были косвенными, кто-то написал кому-то, какой-то святой требовал «Крифиос» сжечь, дабы не смущать умы, и так далее. Но, как я и сказал: для меня все это было чисто интеллектуальной игрой. Меня куда больше занимала игра реальная, космическая, если угодно.

– Но Патмос? – прервал его Артур. – Почему Патмос?

– Баронет, – укоризненно покачал головой Отто. – Я полагал, этот момент вам уже понятен. Почему наш ритуал будет здесь, под местом, где Он был распят?

При этих словах МакГрегор напрягся, скрипнув зубами.

– Почему Патмос? – продолжал Отто. – Почему заклинания, увязанные с клеймами иконы? Да ведь это все то же издевательство, плевок в Его лицо. «Смотри, мы у тебя под самым носом творим то, что унижает и ниспровергает тебя!» – Рашер вскинул кулаки вверх и заорал: – И ты ничего не можешь! Ты бессилен! Ты будешь отвергнут и забыт, всеми теми, кто тебе в слепоте своей поклонялся!

МакГрегор, нахмурившись, опустил голову.

– Я знаю, о чем вы подумали, баронет. О том, что я добиваюсь того, что уже давно достигнуто. Да, уже само Имя Распятого запрещено произносить там, где Оно некогда служило основанием царств. Да, Церковь повсеместно превращается в средоточие похоти, ненасытности, жажды тщеславия и власти – либо же, напротив, снова загоняется в катакомбы…

– «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них…» – не поднимая головы, глухо произнес Артур.

– Да, да, да! – рассмеялся Рашер. – Вот и останется вас, двое, или от силы трое во имя Его… Верно, всё это уже почти достигнуто. Но мне этого мало. Людей убедили отвернуться от Него – половина победы. Теперь нужно, дабы отвернувшиеся поклонились Противнику Его, тому, который будет зачат ныне – и здесь!

Он опустился на свой «трон», откинув со лба прядь волос. Сусанна осталась рядом со стариком, положив ему руку на плечо. Рашер откашлялся и продолжал:

– Итак, мы получили двенадцать требуемых ключей. С номера два до номера тринадцать. И только неудержимое хвастовство Лонгдейла – и бдительность вашей подруги, мадемуазель Бернажу – позволили нам узнать, что без ключа номер один не может быть реализован ни один ритуал. Но с этим ключом возникла проблема. Брат Эндрю был одним из первых в «Братстве Предтечи». Больше того, он привел за собой едва ли не два десятка сторонников. – Айнштайну-Рашеру, похоже, доставляло удовольствие делиться историями о том, как он дошел до того, чтобы на равных бросить вызов Господу. – Я знал, что они преследуют иную цель, нежели я, но главным было то, что на данном отрезке цели наши совпадали. Так вот, Брат Эндрю стал первым носителем энохианского ключа. На его спине был вытатуирован ключ номер один. Но позднее он решил, что его помощь в телесном явлении в мир Антихриста будет грехом, который не искупит никакое приближение Второго пришествия. В бездну этого заблуждения он увлек с собой несколько соратников. К счастью, ни один из них – за исключением самого Эндрю – не был носителем ключа. Но так или иначе, а с экранов радаров Эндрю исчез. И тем, что исчезнуть окончательно ему не удалось, мы обязаны самому твердому из наших воинов, бесстрашному Нико.

Карлик сделал шаг вперед и отвесил Мастеру глубокий поклон.

– Нико разыскал его в городских джунглях Белфаста, в Северной Ирландии. И силой увез оттуда же. А страницу с ключом Нико изготовил уже здесь, в пещере. Кстати, баронет, знаете ли вы, где сейчас находитесь? Что там, – Мастер сделал жест рукой вверх, – наверху?

Артур после секундной задержки хмуро мотнул головой.

– Я так и думал. Мы находимся внутри Голгофы, баронет. Но! Не той «Голгофы», куда на поклонение восходят миллионы паломников, а Голгофы настоящей! – И словно в подтверждение своих слов, он ударил рукой по подлокотнику кресла.

МакГрегор побледнел. Неужели они знают? Но откуда? Ведь прежде, чем вынести кейс из гостинички, он вынул из него все опасные бумаги, включая желтый конверт?

– Лонгдейл, конечно, был редкостным негодяем. Но единожды вцепившись в проблему, зубов он уже не разжимал. И добыл неопровержимые доказательства того, что настоящей Голгофой была так называемая Кальвария Гордона, скалистый холм к северу от Дамасских ворот Иерусалима. В результате и родилась идея космической насмешки над Владыкой Вселенной: зачатие Антихриста в недрах горы, на которой пролилась кровь Его Единородного Сына! Конечно, баронет, – продолжал Мастер, посерьезнев, – дело было не только в насмешке. Ведь это придавало бы всему акту поистине космическую завершенность и мощь. Вы согласны со мной?

Артур пожал плечами, стараясь не разразиться торжествующим смехом. Да они же ни черта не знают – ни о Голгофе, ни об Иерусалиме!

– Дальнейшее было делом техники, – продолжал Марк-Отто. – Я купил большой участок земли на дерех Шхем, почти у самого подножия скалы, огородил его забором, нагнал людей и технику – якобы под предлогом строительства дома – и рыл, рыл, рыл: вглубь и вниз. Пока не вышел сюда. Где мы сейчас и располагаемся. Точнехонько под тем местом, где стоял крест вашего Спасителя.

– А как же ваш адрес в Хайфе? – спросил Артур.

– Но, баронет, мне же надо было где-то жить, пока шли работы. Кроме того, из Хайфы мне проще было добираться на землю предков.

– То есть?

– Я, дорогой баронет, потомок Дана, отпрыск одного из исчезнувших колен Израильских.

– И как же вы пришли к такому выводу? – фыркнул МакГрегор.

– Вы напрасно смеетесь. Мой старший друг, штандартенфюрер Иоахим Пайпер, рассказал мне о том, кем были мои родители. Они были киприотами. Арийцами-киприотами. Светловолосыми и голубоглазыми. Именно они – и Лонгдейл доказал это – и являлись потомками Дана.

– Но почему это так важно – вести свою родословную именно от Дана? – не унимался Артур.

– Вы плохо знакомы с церковным преданием, уважаемый эрудит. Большинство так называемых святых отцов было уверено, что Антихрист будет происходить именно из колена Дана. У вас есть еще вопросы?

Артур мотнул головой.

– Мастер… – робко произнесла Эли.

– Да, дорогая мадемуазель, я помню. Вы сказали, что нам недостает одного ключа? Какого же? И почему он необходим?

– У нас есть первый, с которого должно начать ритуал. Есть двенадцать подшитых листов в нужной последовательности. Но нам нужен последний из энохианских ключей – девятнадцатый.

– Сначала первый, теперь девятнадцатый? – изумился Мастер.

– Указание на это было на последней странице рукописи Лонгдейла. Той, которую он уничтожил.

– Он не хотел, чтобы ритуал состоялся? При всей его ненависти к Распятому?

– Хотел, безусловно. Но думаю, он хотел, чтобы в ритуале непременно приняла участие я. – Голос ее задрожал. – Вы знаете, Мастер, что я не могу сейчас противиться вам. Не могу вам помешать. Но Лонгдейл хотел большего.

– Он хотел повязать тебя грехом, Эли, – раздался четкий и жесткий голос МакГрегора. – И ты можешь отказаться от всей этой мерзости. Ни Рашер, ни Лонгдейл не могут лишить тебя свободы воли.

– Да ну? – брови Отто издевательски выгнулись. – Дорогой баронет, механизм такого влияния прост и даже материалистичен. Банальный, хотя и профессионально проведенный сеанс гипноза. Глубокое погружение. С последующим внушением: «Когда прозвучит такая-то фраза, вы делаете то-то и то-то». Никаких потусторонних штучек.

– И вы произнесли кодовую фразу?

– Как только мадемуазель Бернажу была доставлена в мой особняк. – И он хихикнул, страшно довольный собой. – Ну так что же с девятнадцатым ключом, дорогие мои?

– Мастер, – произнесла Сусанна слабым голосом, – мне что-то не по себе. Вы позволите мне удалиться на полчасика? К началу ритуала я вернусь, обещаю вам.

Она попыталась было сделать шаг, но Рашер вцепился в ее руку своей огромной ладонью и притянул к себе. Затем рванул тонкую ткань туники, обнажив спину девушки. И стал читать по слогам:

– Мадариатца дас перифа Таh-Eh-атц каhиса микаолазода саанире… Впрочем, я думаю, что одного упоминания духа Таh-Eh-атц вполне достаточно. На спине нашей принцессы девятнадцатый ключ. Тот самый. Недостающий.

Сусанна внезапно рванулась с бешеной силой – и вырвалась из рук Рашера, оставив в его лапе лишь разодранную тунику. Девушка тут же побежала к проходу, ведшему в лифтовый колодец.

Однако карлик Нико оказался быстрее. Он бросился вслед за Сусанной, и уже минуту спустя притащил ее назад, бросив к ногам Рашера. Тот укоризненно покачал головой:

– Сусанна, о Сусанна… Неужели вера твоя так слаба? Разве ты не хотела бы стать жертвой – но и воительницей – в деле, святом для всех вас?

Тело девушки содрогалось от рыданий.

– Мастер… Мастер… Умоляю… Ведь я столько сделала… Я принесла двенадцать листов с ключами… Я….

– Именно, дитя мое. И ведь все двенадцать, пожертвовавших собой, повели себя как пристало членам святого воинства. Неужели ты окажешься менее достойной?

Артур, наблюдавший эту сцену, почувствовал, что испытывает жалость к этой запутавшейся девице, подсадной утке, безжалостной убийце. Брезгливость – но и жалость тоже.

– Нико, – обратился Рашер к карлику. – Сколько времени тебе нужно на изготовление девятнадцатого ключа?

– Если подшивать к тем двенадцати…

– Нет. Сделать как и первый, натянув на рамку.

– Тогда, Мастер, не более получаса.

– Отлично. Забирай Сусанну и приступай.

Когда карлик, схватив девушку за руку, поволок ее по полу к боковым дверям, ведшим в какое-то помещение, она издала даже не вопль, а жуткий предсмертный вой, от которого у всех присутствующих – кроме, пожалуй, Рашера – застыла кровь в жилах.

* * *

Вскоре однако наступила тишина. Артур встрепенулся:

– Он убил ее?

– Ну что вы, – протянул Рашер. – Убивать ни в коем случае нельзя. Ключи должно снимать с живого человека. Думаю, она просто в глубоком обмороке. От страха.

– Интересно, и кто же теперь будет выступать в роли матери будущего Зверя? Сусанна, как я понял, вне игры.

– В этой игре она никогда и не была, – раздался женский голос слева от рядов кресел. Все головы повернулись в том направлении. Артур не мог поверить своим глазам. Выйдя из-за скалистого выступа в стене пещеры, к ним приближалась… Лилит. Подойдя к Мастеру, она наклонилась и впилась в его губы жадным поцелуем. Бывшая служанка МакГрегора была почти обнаженной. На ней была лишь прозрачная повязка, шедшая от талии до верхней части бедер. На повязке черными и золотыми нитками была вышита надпись на иврите: המלך ל ישראל. МакГрегор вопросительно взглянул на Эли. Рашер с отеческой улыбкой произнес:

– Ну что же вы, дорогая? Сегодня у нас от баронета секретов нет. Пусть же он полностью насытит свою любознательность. Вы видите, что надпись идет по лону очаровательной Лилит – и чуть выше, там, где находится чрево, которое… Впрочем, к делу: вам ведь хочется знать, что эта надпись означает? – И он прочитал вслух: – «hа-Мелех ле-Исраэль». Мадемуазель Бернажу, поможете с переводом?

Эли, не поднимая глаз на Артура, проговорила:

– «Царь Израиля».

– Верно! – воскликнул старик. Глаза его сверкали. Он положил гигантскую лапу на нижнюю часть живота Лилит. – Здесь! Здесь будет выношен будущий царь! Но дорогая Эли, вы упустили из виду еще один момент: гематрию. В древнееврейском алфавите каждая буква…

– Слушайте, Рашер, что такое гематрия я знал уже тогда, когда вы приторговывали награбленным в Дахау добром! Каждая буква имела числовое значение. Позднее такая же система была принята в ряде других алфавитов. Хватит лекций. Что вы хотели сказать?

– Я хотел просить нашу очаровательную мадемуазель Бернажу подсчитать численное значение этой фразы: «המלך ל ישראל».

Эли, по-прежнему не поднимая глаз, глухо забубнила:

– 5, и 40, и 30, и 20, и 30, и 10, и 300, и 200, и 1, и 30.

– Достаточно, – резко произнес Артур. – Подсчитали. Шестьсот шестьдесят шесть. Число Зверя.

– Согласитесь, баронет, ведь как элегантно все завернуто. И нашим, и – он сделал жест в сторону иконы Иоанна Богослова – вашим. Как автор Апокалипсиса и предрекал. Как там у него? «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

– Но почему именно Лилит? – МакГрегор старался не смотреть в сторону своей бывшей горничной.

– Для этого зачатия нужна блудница из блудниц, но такая, которую считают невинной овечкой, или хотя бы девушкой, невинно пострадавшей. И еще она должна быть отцеубийцей, а еще лучше, если она была бы убийцей и отца, и матери.

– Да, Лилит убила отца, но защищаясь. До того он убил ее мать.

Горничная подошла вплотную к Артуру и, взяв его за подбородок, подняла голову, заставив посмотреть себе в глаза.

– МакГрегор, вы как были слепым дурачком, так им и остались. Выбросили кучу денег, чтобы доказать мою невиновность. Но у вас не хватило ума нанять дотошного детектива, который выяснил бы, что мать во время ссоры убила я, да, я, а вовсе не отец. Отца я убила, когда он выскочил на кухню, услышав крики и хрип матери. Так что они оба сдохли там, от моей руки. Ну да туда им и дорога. Я бы сделала это снова, и снова, и снова…

– О Лилит… – только и смог произнести Артур.

– «О Лилит», – передразнила она. – Молите Мастера, чтобы после ритуала он не отдал вас мне. О, как бы я хотела посчитаться с вами за все унижения…

– Унижения? – Артур оторопело посмотрел на нее. – О чем вы?

– О том, что мне приходилось убирать дерьмо за ничтожеством, только потому, что это ничтожество лопалось от денет! И самое гнусное было в том, что изо дня в день мне приходилось терпеть снисходительность этого ничтожества!!!

– Довольно, довольно, – Рашер поднял ладонь. – После ритуала, дорогая Лилит, вам необходимо будет полежать. Но будьте покойны, Нико сделает с баронетом все, что вы пожелаете.

Лилит, склонившись, поцеловала руку Мастера.