Евгений Ватопедский

Когда монастырь Ватопед был ещё идиоритмическим, там жил старец Евгений. Он был монахом с тайной духовной жизнью и совершал великие подвиги. Во всю свою жизнь, как свидетельствуют некоторые, он не вкушал молока и сыра. Это достойно ещё большего внимания, если учесть, что старец нёс послушание келаря. Он был очень милостивым и постоянно давал всем всё, что они просили. Через много лет после его кончины, когда братья вошли в его келию, они почувствовали тонкое благоухание.

Евдоким, из ватопедского скита, духовник

Иеромонах Евдоким-духовник из ватопедского скита сказал: «Применение священных канонов зависит от рассуждения духовника и от покаяния исповедующегося».

Евлогий, из келии Фанеромену

Проигумен иеромонах Гавриил Маккавос, протопсалт, рассказывал: «Когда мой отец привёз меня маленьким ребёнком на Святую Гору, на повороте к келии святого Иоанна Златоуста, недалеко от келии Тригона мы встретили одного очень почтенного старого монаха с длинной бородой. Мы с отцом сидели на лошади: отец впереди, а я за ним. Отец поприветствовал старца. Удивительное дело: несмотря на то что старец видел нас впервые, он, словно мы были давно знакомы, спросил отца: „Куда ты везёшь ребёнка? К отцу Харалампию?“ – „Да“, – ответил отец. – „Ну, давайте, с Богом, с Богом“, – проговорил старец. Прошло много лет, и я стал монахом в келии отца Харалампия. Тогда я снова увидел этого старчика и узнал, что это был ученик старца Хаджи-Георгия старец Евлогий из келии Фанеромену. Этот старец обладал даром прозорливости».

Евсевий, из монастыря святого Павла, игумен

Отец Евсевий из монастыря святого Павла (впоследствии игумен), став монахом, очень много подвизался и жил аскетично. Его пищей на всю неделю мог быть один сухарь. Когда он нёс послушание лесника в горах, то падал в обморок от голодного истощения. Лесорубы находили его без сознания и, размочив сухарь, давали ему немного поесть, чтобы он смог стать на ноги. Отец Евсевий прожил в горах много лет. Он относил лесорубам угощения, лукум и другие сладости, но сам ничего из этого не вкушал. Он мог обойтись одним стаканчиком вина, одним сухарём и двумя маслинками. Это было его пищей и после, когда он жил в монастыре.

Отец Евсевий был чрезвычайно нестяжателен. Его келия была совсем пустой. У него в келии был только маленький сундучок, в котором лежало четыре майки, на стене висела вышитая картина, которую он привёз из Иерусалима, а в углу стоял небольшой кувшинчик с водой. Старец спал на железной солдатской койке, где вместо матраса лежали доски, а укрывался он овечьей буркой. Больше в келии ничего не было: ни часов, ни ботинок, ни книг, ни икон, ни святых мощей, несмотря на то что старец 60 лет прожил в монастыре и несколько лет нёс послушание игумена.

Когда старца избрали игуменом, то он продолжил свою строгую аскезу, в которой братия за ним не поспевала. Старец не знал, что такое снисхождение. Однажды врач монастыря отец Демоклит вырезал у старца Нектария огромный гнойник на спине и попросил игумена, чтобы старцу Нектарию дали немного оливкового масла. «Брат мой, но ведь сегодня пятница», – ответил игумен. Из-за этого вопроса и строгого отношения к посту он ушёл с игуменства.

После того, как патриарх Афинагор упразднил анафемы против католиков, отец Евсевий соблазнился, прекратил поминать патриарха и перестал приходить в храм, за исключением отпевания кого-то из братии. Когда он был зилотом, то однажды пришёл в келию старца Давида и стал разговаривать с ним о вере, о Православии и на другие любимые зилотами темы. Выслушав его, старец Давид ответил: «Послушай-ка меня, отец Евсевий, то, что ты говоришь, мне неизвестно. Я хочу пойти туда, куда пошли наши старцы и бывшие перед нами отцы. Если ты считаешь, что они пошли в адскую муку, то пусть и я пойду в адскую муку. Меня не интересует то, что ты говоришь. Я хочу оказаться там, где находятся наши усопшие отцы». Услышав это, отец Евсевий, если можно так выразиться, устыдился и больше не говорил на зилотские темы с отцом Давидом. А поскольку старец имел смирение, то за четыре года до своей кончины он полностью вернулся в братство.

Отец Евсевий говорил: «Лучше пусть у тебя в братстве будет пять хороших монахов, чем двадцать пять кое-каких. Потому что и пять матросов, если между ними есть взаимопонимание, могут привести корабль к конечной цели».

Когда отец Евсевий состарился, однажды, возвращаясь из Нового скита, он встретил на тропинке одного врача, грека из Америки, который шёл в скит святой Анны. Они поприветствовали друг друга, и врач, увидев, что старец выглядит весьма почтенно и очень истончён постом, попросил: «Геронда, перекрести меня, потому что я 30 лет мучаюсь от головной боли, и не знаю, была ли у апостола Павла такая боль, как у меня. Ты не можешь себе представить, как я мучаюсь». – «Брат мой, – ответил старец, – Бог и Пресвятая Богородица да исцелят тебя. Кого нам ещё просить об исцелении?» Сказав это, старец перекрестил голову врача и осенил себя крестным знамением, глядя в небеса. На его лице было выражение смирения – от невозможности исцелить человека собственной силой. Они попрощались, и каждый пошёл своей дорогой. На следующий год врач приехал в монастырь святого Павла поблагодарить старца и сообщить ему о том, что он выздоровел и головная боль его больше не мучает. Он привёз старцу подарки, однако живым его уже не застал. Врач просил отцов: «Когда вы будете извлекать его останки из могилы, известите меня, чтобы я приехал и взял в благословение косточку его пальца. Этот человек меня спас».

Когда старец Евсевий ушёл с игуменства, он остался в обители и занимался тем, что расчищал тропинки вокруг монастыря. Для этого у него была небольшая пила и топорик. Однажды он пилил сук на дереве, упал и сильно ударился. После этого старец слёг и уже не вставал с койки. В Крестопоклонную Неделю иеромонах Софроний причастил его, и после Божественной Литургии в присутствии собравшихся отцов старец закрыл глаза; его лицо исказила какая-то гримаса, которая показывала, что из него что-то выходит. После этого старец мирно испустил дух и почил о Господе.

Евстратий, из скита святого Предтечи

В румынском скиту Честного Предтечи в прежние времена жил один монах по имени Евстратий, который мог поститься 40 дней, не вкушая абсолютно ничего.

Евфимий, из пещеры святого Нила, духовник

В прежние времена в пещере святого Нила подвизался один аскет по имени Евфимий, родом из Коницы. В миру он был женат. Он жил в сырой пещере и был великим подвижником. Его пищей были бобы, одного мешка бобов ему хватало на год.

Иеромонах Евфимий-духовник сначала подвизался в пещере святого Афанасия. Однако туда к нему приводили кандидатов в священники, чтобы он подписал им ставленическую грамоту. Отец Евфимий не хотел такой ответственности, поэтому оставил пещеру святого Афанасия и переселился в пещеру святого Нила.

Старец построил внутри пещеры небольшую перегородку, а сам спал в могиле святого Нила. Потом у него появился послушник, и старец назвал его Матфием. Когда отец Евфимий состарился, один из его соседей старец Мефодий брал его на спину и нёс в горы до келии Успения Пресвятой Богородицы, чтобы тот смог отслужить там Литургию. У Евфимия-духовника была грыжа размером с небольшую дыню, он очень страдал и стонал, когда отец Мефодий нёс его за спиной, и просил его: «Потихоньку, сынок, потихоньку».

Евфимий Дионисиатский

Насельник монастыря Дионисиат старец Евфимий, родом понтиец, имел в миру два высших образования: врача и бухгалтера. Он был очень умным и талантливым человеком. Его приглашали в Священный Кинот, когда там были затруднения в связи с отчуждением монастырских земель и с денежными вопросами. Благодаря своему уму, таланту и опыту старец Евфимий помог распутать клубок трудностей. Отец Евфимий был и хорошим певчим, но пел не по нотам, а просто.

В 1956 году старец, находясь в монастырской больнице, вдруг начал петь тропарь «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…» Больничар спросил его:

– Отец Евфимий, с чего это вдруг тебе захотелось попеть?

– Ну а что мне делать, у меня ведь больше не будет возможности.

– Почему это?

– Потому что сейчас я ухожу.

– Откуда ты это знаешь?

– Знаю.

За шесть месяцев до этого старец увидел во сне нечто поразившее его: он находился на какой-то равнине, там были толпы людей, которые закричали: «Монах! Сюда идёт монах!» Потом кто-то отвёл его в сторонку и сказал: «Возвращайся-ка ты пока назад. Но такого-то числа в такой-то день и час (он назвал ему конкретное время) будь готов. Твоя жизнь подходит к концу, я приду тебя забрать». Старец после этого знал день своей кончины. Он приготовился, как ему было сказано, и в тот самый час, во вторник в полдень, отошёл ко Господу в возрасте 115 лет, исполненный дней.

Евфимий, из келии Эставромену, духовник

Старец Макарий рассказывал о своём старце иеромонахе Евфимии-духовнике из келии Эставромену: «Мой старец был очень милостивым, он совершал по ночам всенощное бдение, был человеком молитвы. Он прожил богоугодную жизнь, вся она была подвижнической и очень строгой. Когда останки моего старца доставали из могилы, они благоухали. Достали последнюю доску, и я почувствовал очень сильную волну благоухания. Этот аромат я чувствовал и ночью, когда мы молились об упокоении старца, и потом благоухание снова пришло само, когда я работал в винограднике ниже его могилы. Но я не хотел никому рассказывать об этом, чтобы не прославлять своего старца как святого – ведь он же был мой старец. Если Бог хочет, пусть Он Сам его прославит».

Евфимий Репанас, иеродиакон

Старец иеродиакон Евфимий Репанас пришёл на Святую Гору в 18-летнем возрасте и 70 лет прожил монахом в саду Пресвятой Богородицы. Старец обладал очень важной добродетелью: он никого не осуждал. Однажды на престольном празднике в кутлумушском скиту святого великомученика Пантелеимона отцы во время угощения разговаривали на разные темы. Когда разговор склонился к сплетням, связанным с осуждением, старец Евфимий, явно показав своё нежелание продолжать разговор, поднялся и ушёл.

Енох-румын

Старец Енох-румын стал монахом, исполняя обет Пресвятой Богородице. Он был солдатом на войне, и в одном сражении погибли все, кроме него. Тогда старец дал обет и попросил Пресвятую Богородицу, чтобы Она, если его спасёт, помогла ему стать монахом на Святой Афонской Горе.

Когда старец был юным монахом в Румынии, то на какое-то время уединился в пещере для больших подвигов. Однажды к нему в пещеру пришёл некий монах и спросил, можно ли ему остаться, чтобы подвизаться вдвоём. Отец Енох согласился и предложил вместе помолиться и прочитать акафист Пресвятой Богородице. Старец Енох начал читать акафист и попросил гостя повторять слова «Радуйся, Невесто Неневестная», но тот молчал. Когда отец Енох стал настаивать, лжемонах растворился в воздухе прямо перед ним, из чего старец понял, что это был диавол.

После этого старец приехал на Святую Афонскую Гору. Он сменил много келий и в итоге поселился в Кариес, в полуразрушенной хиландарской келии, где не было ни дверей, ни окон. Одной из немногих вещей старца были чётки-трёхсотница, во многих местах разорванные и соединённые булавками.

Старец Енох говорил: «Когда мы принимаем святое крещение, Бог даёт нам ангела, и он находится справа от нас. Затем появляется и бес, который находится слева. Бес держит счётную книгу, в которую он записывает наши грехи. Однако если мы их исповедуем, то ангел тайно берёт эту книгу и стирает наши грехи».

«Бог дал человеку свободу как возможность выбрать, с кем ему идти в путь: с Богом или с диаволом. Но мы ведь созданы Богом! С диаволом нам не по пути».

«Для того чтобы отдать свой голос за кого-то при избрании его в игумены, надо съесть с ним пуд соли».

Старец Енох, подвизавшись много лет на Капсале и в других местах Святой Афонской Горы, в конце жизни переселился в монастырь Ставроникита, где братия за ним ухаживали и покоили его старость. Незадолго до смерти старца отцы видели, как он, устремив свой взор в небо, говорит с кем-то невидимым, что-то шепчет, но слова были непонятны. При этом по щеке старца скатилась одинокая слеза, он закрыл свои глаза и почил 13 октября 1979 года.

Ефрем Григориатский

Насельник монастыря Григориат старец Ефрем, будучи юным монахом, имел определённые трудности в своей монашеской жизни. Он пошёл к игумену отцу Афанасию и исповедовал ему их. Ночью во сне отец Ефрем увидел игумена, облачённого в яркую игуменскую мантию и стоящего на коленях перед иконой Христа. Игумен громко просил: «Господи, спаси Твое чадо!» Это сновидение привело в умиление монаха Ефрема и помогло ему превозмочь духовные трудности.

Отец Ефрем Григориатский в юности

Отец Ефрем обладал даром обильных слёз. Игумен монастыря и отцы специально ставили его чтецом во время трапезы, потому что, читая, он приходил в умиление, плакал, и отцы получали от этого пользу. Отец Ефрем приходил в огромное умиление, когда читал житие святого Иоанна Кущника, поскольку и сам он тоже тайно ушёл из своего дома, а родные искали его.

В Прощёное воскресенье, когда все отцы поют по очереди на трапезе тропари, старец Ефрем пел «Множества содеянных мною лютых…» с глубоким умилением, и по его щекам текли обильные слёзы.

Старец просил отцов, чтобы они не публиковали о нём никаких воспоминаний, когда он скончается, потому что он видел, что в монастырском журнале «Преподобный Григорий» печатают много воспоминаний об ушедших старцах.

Старец молился по молитвослову издания Симонова. От постоянного использования этот молитвослов пришёл в негодность. Старец читал его целый день и плакал.

Ефрем Катунакский

Старец Ефрем Катунакский ещё в миру отличался необыкновенной чистотой. Он не знал, что такое плотской грех и как он осуществляется. Девушки в миру дразнили его «бесполым».

В юности отец Ефрем очень любил свою мать. Когда он сказал своему отцу, что хочет стать монахом, тот его проклял. «Да будут с тобой проклятия трёхсот восемнадцати богоносных отцов Первого Вселенского Собора!» – заявил ему отец. Через много лет отец сам приехал на Святую Афонскую Гору, стал монахом в братстве старца Ефрема, и отец Ефрем упокоил его старость.

Когда отец Ефрем был послушником, старец послал его отнести в монастырь святого Павла рукоделие. По дороге он творил молитву Иисусову и чувствовал очень хорошее духовное состояние, которое становилось всё сильнее и сильнее. По пути до монастыря отец Ефрем совершил 30 трёхсотниц. Однако в монастыре он увидел одну неприятную сцену и внутренне осудил одного монаха. На этом-то он и споткнулся! Благодать начала очень быстро исчезать, и на обратной дороге он творил молитву Иисусову с огромным трудом. Он едва смог совершить четыре чётки-трёхсотницы. «Я тогда был молодым, – рассказывал старец, – и не знал, как противостоять помыслам. Представьте себе, в каком состоянии я шёл туда, а в каком – обратно».

Когда старец отца Ефрема решил рукоположить его в иеромонахи, они направились в Дафни для того, чтобы выехать в мир на хиротонию. Подходя к Дафни, они увидели, что корабль на полных парах пытается отойти от причала, но не может сдвинуться с места. Отец Ефрем начал молиться, чтобы они не успели и хиротония отменилась, потому что по смирению не хотел принимать сан. Однако, как только они добежали до корабля и поднялись на борт, корабль тотчас тронулся с места, словно поджидал именно их.

Старец Ефрем видел, насколько духовную жизнь ведёт тот или иной священник. Видя священника через открытые диаконские двери, старец понимал, сколько у него благодати.

Отец Ефрем 42 года прожил в послушании у очень жёсткого и строгого старца – отца Никифора. Благодать он приял через послушание. Отец Ефрем много раз собирался уйти, так как за все эти годы не слышал от старца ни одного монашеского слова, но терпел и не уходил. В конце жизни он говорил: «Если бы я тогда ушёл, то не спасся бы».

Старец рассказывал, что однажды в их келию пришёл некий подвижник с Карули и попросил у его духовного брата, отца Прокопия, одну луковицу. Тот дал ему, не спросив старца Никифора. Узнав об этом, старец послал отца Прокопия в келию этого подвижника забрать назад луковицу, естественно, желая таким образом научить своего послушника акривии послушания.

Старец отца Ефрема иеромонах Никифор в конце жизни трижды попросил у него прощения словами: «Ты прощаешь меня, сынок?» А другим сказал про отца Ефрема: «Он – ангел».

В келии отца Никифора был котёнок, который однажды что-то натворил. Старец строго наказал котёнка: связал его и оставил голодным. Котёнок непрерывно мяукал, и отец Ефрем, который к тому времени был уже иеромонахом, жалел его и просил у старца разрешения развязать котёнка. Но старец строго запрещал это делать. Тогда отец Ефрем сказал своему старцу: «Завтра ты причащаться не будешь!» – поскольку он, хотя и находился в послушании, был духовником своего старца. На что старец Никифор ответил: «А ты тогда не будешь служить Литургию во веки веков!» Да, как старец келии отец Никифор имел такую власть над своим послушником! Отцу Ефрему оставалось только одно: смириться и положить поклон старцу. Тогда отец Никифор сказал: «Ну ладно, ладно… И ты послужишь, и я причащусь».

Старец Никифор и его послушники: Прокопий, Ефрем Катунакский и Иов

В те годы на Святой Горе жил один монах по имени Максим, который обладал даром необыкновенно умилительного пения. Он пел настолько сладко, что отцы плакали, а Пресвятая Богородица, если можно так выразиться, воздавала ему – и во время его пения раскачивались лампады. Например, многие видели это в Великой Лавре на празднике в честь иконы Пресвятой Богородицы «Экономисса». Об отце Максиме по Афону пошёл слух как о святом монахе, и отец Ефрем захотел с ним встретиться. Он отправился с Катунак в Великую Лавру и по пути начал беседовать с собой так:

– Послушай, разве старец Иосиф недосказал тебе что-то, и поэтому ты должен идти и спрашивать у другого старца?

– Конечно, нет. Старец Иосиф не оставил никаких пустот.

– Тогда зачем ты идёшь к отцу Максиму? Чтобы сравнивать его со своим старцем?

Отец Ефрем тут же повернулся и пошёл обратно на Катунаки в свою келию и потом говорил: «Оказывайте послушание и спрашивайте того старца, к которому вас привёл Бог. Не ищите никого другого».

Старец Ефрем был очень большим понудителем себя в духовной жизни. На внутренней стороне двери своей келии, он написал: «Неподкупный Судия». Каждый вечер он садился на скамеечку перед этой надписью и от получаса до 45 минут и судил свои деяния, полагая намерение не впадать снова в те же самые прегрешения.

Старец отличался акривией по отношению к себе. Благословения (вещи и продукты, которые ему приносили) он «переводил» в деньги и «расплачивался» за эти приношения молитвой по чёткам за благодетелей. Он определил такую «духовную цену»: одна чётка-трёхсотница «стоит» 25 драхм. Если, например, что-то стоило 250 драхм, то старец совершал за дарителей 10 чёток-трёхсотниц и поминал их на Божественных Литургиях, которые совершал каждый день.

Иеромонах Дионисий из Малого скита святой Анны рассказывал, что отец Ефрем очень редко выезжал в мир. После каждого выезда он только через три или четыре месяца вновь приходил в то состояние, в котором находился до поездки. Однажды, вернувшись из мира, отец Ефрем был настолько огорчён потерей своего прежнего состояния, что попросил отца Дионисия дать ему на время частицу мощей святителя Нектария Эгинского и усердно молил святителя помочь ему вернуться в прежнее устроение.

Старец Ефрем Катунакский однажды отправился в келию отца Герасима Песнописца. Отцы келии вдруг увидели, как старец внезапно свернул с тропинки и направился к церковке святых Дионисия и Митрофана. Поднявшись в келию старца Герасима, отец Ефрем со слезами рассказал им: «Идя к вам, я внезапно почувствовал неизреченное благоухание, которое исходило из пещеры и из церкви святых Дионисия и Митрофана, поэтому я вернулся, чтобы зайти в эту пещеру и поклониться святым».

Очи старца источали много слёз. Один монах встретил его на дороге из скита святой Анны. Старец шёл, плакал и вытирал слёзы платком.

Занимаясь рукоделием, старец под рукой имел тряпку, которой вытирал слёзы. Он надевал тёмные очки, чтобы слёзы не были заметны другим.

Каждый день братство старца держало девятый час. Во вторник, четверг и субботу утром братии дозволялось выпить лишь немного кофе. Они не устанавливали строгих многодневных постов, совсем воздерживаясь от пищи и воды, но на трапезе ели не досыта. Однажды по пути в скит святой Анны старец сорвал с росшей у тропинки смоковницы одну смокву. Как только он съел её, то подумал: «Ну и что ты сделал? Разве отцы в келии вкушают пищу в такой ранний час?» После этого старец сунул в рот палец и вызвал у себя рвоту.

Старец Ефрем говорил: «Ты видел монаха, который не задаёт вопросов? Он впадёт в прелесть. Чтобы избежать прелести, необходимо спрашивать».

«Отцы утвердили монашескую жизнь на фундаменте послушания».

«Монах, если не совершает монашеского правила, то разоружает сам себя».

«Я говорю своим монахам: „В пределах нашей келии вы можете передвигаться свободно. Однако если вам нужно выйти за калитку, обязательно берите на это благословение“».

«Ты видел монаха, который не говорит: „Прости и благослови“? – Не жди, что он преуспеет».

«Знаешь, какой силой обладает „прости и благослови“? Эти два слова сокрушают рога диавола».

«Хочешь слёз? Ты обретешь их через послушание, а не через молитву».

«Отец мой, мне не нужна ни твоя молитва, ни твои труды. Мне нужно твоё послушание».

«Основа молитвы Иисусовой – послушание».

«Послушание – это всё. Мы пришли в монастырь за послушанием. Истинным послушанием мы научаемся истинной молитве».

«Нас не спасает ни благоговение, ни что-либо другое, но лишь одно – послушание».

«Я говорю это из опыта. Не делай упор на рукоделие, не делай упор на молитву – я передаю вам следующее: „Да будет благословенно“, – вот за что держитесь обеими руками. „Да будет благословенно“ вас освятит. Помните, что и Бог ответил Своему Отцу „да будет благословенно“. Он сказал: Я пришёл сотворить не Свою волю, но волю пославшего Меня Отца. Однако и Утешитель не говорит то, что хочет, но то, что скажет Ему Иной. Вот видите, каков Источник послушания».

«Строгий старец – святые послушники».

«Старец-аскет из пустыни однажды послал своего послушника в Лавру по одному делу, дав ему чёткую заповедь до вечера вернуться в каливу. Старец Спиридон Камбанаос, врач, увидел, что идёт дождь, и не дал послушнику уйти, чтобы тот не промок. За это старец отца Спиридона наложил на него епитимью не причащаться целый месяц».

«Хотите освятиться? Хотите благоухать? Вот представь: твой старец или брат тебе что-то говорит. Отвечай: „Да будет благословенно“. Не рассуждай, нравится тебе это или не нравится. „Да будет благословенно“ – и всё».

«Один монах был рукоположен во священника, а через год оставил священство по собственной воле. Когда он скончался и после положенного времени его кости достали из могилы, то главу отнесли иконописцу для того, чтобы он написал на лбу имя почившего иеромонаха. Когда иконописец выводил: „Аверкий иеромонах, из каливы…“ – вдруг всю иконописную мастерскую наполнило необыкновенное благоухание, которое исходило от главы. Иконописец закричал: „Отцы, бегите сюда! Ваш старец благоухает!“ Если останки монаха благоухают, это значит, что он не только спасся, но и приблизился к святости».

«Благодать Божия туне подаётся. А вот вера, которую ты имеешь к своему старцу, нудится».

«Я говорю вам из своего горького опыта: только „да будет благословенно“ вас освятит и вас спасёт. Нравится ли нам или не нравится то, что говорит старец, мы должны ответить ему: „Да будет благословенно“».

«Если монах, совершив какую-то ошибку, скажет „прости и благослови“, то это и будет его наказанием. Епитимью надо накладывать на провинившегося, если он не скажет „прости и благослови“, если у него нет искреннего покаяния».

«Я однажды спросил старца и учителя (отца Иосифа): „Геронда, что особенного ты сделал, так что Пресвятая Богородица трижды поцеловала тебя в уста?“ И он мне ответил: „Я глубоко погружался в «познай самого себя»“».

«Однажды старец Иосиф сказал мне: „Сынок, ты так подвизаешься, что и сам смог бы обрести благодать. Но без помощи старца ты не научился бы её удерживать“. Я тогда не спросил его, как удерживается благодать. Впоследствии я понял, что благодать мы удерживаем смирением и благодарностью».

Когда кто-то спросил отца Ефрема, как зрится божественная благодать, он ответил: «У новоначальных – как облако, у преуспевших – как огнь, а у совершенных – как свет».

«Ты имеешь право на такую меру благодати, насколько большое искушение ты можешь выдержать с благодарением».

Старец часто говорил: «Христе мой, Твои пряники очень сладкие, но Ты продаёшь их очень дорого», имея в виду стяжание благодати.

«В соответствии с верой и благоговением, которые ты имеешь к кому-то, ты получаешь пользу и приемлешь благодать».

«Благодать приходит и остаётся с человеком до трёх часов. Потом она идёт на убыль».

«Благодать не утверждается на смехе и веселье. На скорбях и испытаниях утверждается благодать».

«Весь труд заключается в том, чтобы не огорчить благодать, которую мы получили в святом крещении – ни тайным помыслом, ни нерадением к духовным обязанностям. От этого охладевает теплота, угасает ревность к духовному, и в результате мы сами себя разоружаем».

«Слово, которое исходит от благодати и опыта, имеет силу».

«Да не судит послушник заповедь старца своего».

«Когда я был послушником, я был орлом, а сейчас, когда стал старцем целого братства – превратился в черепаху».

«Послушник подобен бумаге, на которой ничего не написано. Когда он оказывает послушание, то сам не держит ответа перед Богом, за него отвечает старец».

«Диавол знает, что такое послушник. Хорошего послушника он боится».

«Послушник не должен вынуждать своего старца дать ему благословение поступать по своей воле».

«Связь между послушником и старцем – связь священная, и послушнику её уразуметь трудно. Послушник не может полюбить старца настолько, насколько старец любит послушника. Любовь старца к послушнику велика, но послушник не всегда её ощущает».

«Если ты судишь старца, то ты не послушник».

Когда к старцу пришёл один брат из общежительного монастыря, старец спросил его:

– Ну, как идёт духовная борьба у вас в обители?

– Какая там духовная борьба, геронда? Мы бегаем туда-сюда и не успеваем даже своё монашеское правило выполнить!

– Ты из-за этого не расстраивайся. Монаху так и надо жить. Пусть не столько он молится, сколько хочет, – главное, чтобы, возвращаясь в келию на молитву, он стремился к ней, как жаждущий олень к источникам вод. Монах должен молиться, молиться – и не насыщаться Господом».

«Молитвы никогда не идут впустую, даже если вначале нам кажется, что они напрасны и Бог нас не слышит».

«У старца Паисия, видимо, было особое дарование от Бога. Вот я, например, от разговоров с людьми устаю, и молитва моя становится слабой. Да, Бог точно даёт старцу Паисию какое-то особенное благословение».

Один человек спросил отца Ефрема о своих усопших родителях, в каком состоянии они находятся. Старец помолился и сказал: «Твоя мать спаслась, а твой отец-священник освятился».

Один брат из общежительного монастыря сказал старцу Ефрему, что к ним в обитель приходит много паломников, которые шумят, и он иногда на них раздражается. Старец ответил: «Не раздражайся, потому что ваше поколение спасётся через это. Сегодня люди мирские бегут в монастыри, потому что нигде больше их душа не находит упокоения. Они приходят к вам и обретают мир. За каждую душу, которой вы доставляете покой, вы получаете от Бога мзду. И, возможно, вы не успеваете совершать много молитв, но ваш малый подвиг приумножает Бог. Даже если некоторые из этих людей приезжают ради любопытства, тем не менее, каждый из них получает от Бога что-то своё. Ведь и отцы говорят, что если ты один раз нальёшь в сосуд миро, то благоухание будет оставаться в нём даже тогда, когда он опустеет. То же самое происходит и с людьми, которые к вам приезжают. То немногое, что они забирают с собой со Святой Афонской Горы, Бог, когда придёт час, использует для их спасения. И ваша мзда в этом случае будет великой».

Однажды на Великом входе старец увидел себя идущим по воздуху и почувствовал, что ступает по пламенным языкам. Когда старец дошёл до центра храма и остановился под паникадилом, он произнёс в себе: «Пресвятая Богородица! Христе мой!» – и потихоньку вошёл в Царские врата. Тогда он понял, что значит выражение псалмопевца: Творя́й ангелы Своя́ ду́хи, и слуги́ Своя́ пла́мень огненный.

Однажды старец Ефрем увидел нетварный Свет. Он описывал это видение следующим образом:

«Этот Свет, который я видел в себе, разрешал мои недоумения, наставлял, учил меня. Я видел все свои внутренности. Старец Иосиф после этого сказал мне:

– Батюшка, я тебя боюсь.

– Почему, геронда?

– Потому что есть люди, которые живут в монашестве тридцать-сорок лет и не достигают того, чего ты достиг за три-четыре года. Я боюсь, как бы ты не поскользнулся, не упал и не остался в падшем состоянии.

И действительно, всё случилось так, как сказал старец. Прошло столько лет, и я больше ни разу не созерцал этот Свет в себе. Только однажды во сне я увидел его и испытал радость. Ко мне тогда пришла такая молитва!»

Однажды старец четыре часа пребывал в созерцании.

«Когда человек говорит, он износит наружу своё духовное состояние».

«Человек может понять того, кто находится в духовном состоянии ниже его, однако не может вполне понять того, кто находится в более высоком духовном состоянии».

«Хочешь приобрести духовное устроение? Понуждай себя сначала к послушанию, затем к молитве Иисусовой и ко всему остальному».

«Духовное чтение для монаха – это всё равно что второе Божественное Причащение. Чтение духовных книг обладает такой силой, что ты, если позволительно так выразиться, причащаешься».

«По терпению скорбей можно распознать тех, кто любит Бога».

«Когда Бог хочет помочь душе, которая мучается, Он не освобождает её от скорбей, но дарует терпение».

«Все святые были испытаны в скорби, а не в радости. И Христос в заповедях блаженства назвал блаженной скорбь, а не радость».

«С 1933 года, когда я приехал на Святую Афонскую Гору для того, чтобы стать монахом, я всего три года ощущал себя счастливым. Я был настолько счастлив, что говорил сам себе, что часто восклицал: „Я самый счастливый человек на свете!“ Но остальные годы монашеской жизни я был погружён в скорби. Я стал думать, что я самый несчастный человек на свете. Много раз я говорил: „Бог меня оставил“. Но опыт, горький опыт научил меня тому, чтобы и в радости не расслабляться, и в горе не отчаиваться. Бог знает, что делает: Он хочет меня спасти».

«Будем молиться, чтобы Бог даровал нам терпение, а не о том, чтобы Он избавил нас от страданий, ведь именно они приводят нас в рай».

«Человек испытывается муками, скорбями, болезнями и злостраданием. От них ты получишь свою мзду. Лёжа на боку и предаваясь сну, ничего не получишь».

Одному человеку старец Ефрем рассказывал: «Я никогда не служил Божественную Литургию без слёз, и часто меня осенял нетварный Свет».

«Святой Дух следит за сердцем человека и видит помыслы. Если монах принимает злые помыслы, если он рассеивается, то Дух Святой не приходит и не вселяется в него».

«Между умом и Богом не должно быть пустоты, чтобы её не заполняли чуждые помыслы».

«Помыслы приходят и уходят, а мудрования остаются».

«Мы приходим на Божественную Литургию и причащаемся Святых Христовых Таин, а потом, оставаясь на угощение, часто впадаем в пустословие и осуждение. Так мы всё равно что изблёвываем святыню, которую в себя прияли».

«Милостыню нужно „отрабатывать“. Милостыня отрабатывается молитвами и поминовением за Божественной Литургией».

«Чем лучше ты готовишься к Божественной Литургии, ко Святому Причащению, тем в большей степени ты их ощущаешь».

«Молитве Иисусовой необходим затвор, а не шатание туда-сюда».

Часто молитва Иисусова сама горела в старце, даже когда он спал. Он просыпался и говорил: «Ну вот, я уже совершил службу. Что служить её заново?»

Старец был противником различных технических приёмов и удерживания дыхания для стяжания молитвы Иисусовой. Он говорил: «В место сердечное, а не в стук сердца».

«У молитвы Иисусовой есть степени. Молитва Иисусова приносит слёзы. Но слёзы от слёз отличаются. Есть слёзы, которые иссушают человека; от них человек становится кожа да кости – это слёзы покаяния. Есть слёзы радости. А есть слёзы благодарности Богу. Есть ещё слёзы божественного рачения. Старцу Иосифу, когда он переживал божественное рачение, были дарованы такие слёзы, и он вытирал их платком. А потом его платок благоухал так сильно, что можно было подумать, будто этот платок вобрал в себя все благоухания мира!»

«Молитва Иисусова имеет стадии. До какого-то момента ты творишь молитву Иисусову, ощущаешь слёзы радости, слёзы божественного рачения, слёзы исступлённого рачения, но при этом ты ещё можешь руководить самим собой. Ты можешь что-то делать в это время. Часто, когда я служил Божественную Литургию, для того чтобы остановить слёзы, я сознательно привносил в мой ум что-то неподобающее. От обилия слёз, от радости я не мог служить Божественную Литургию в Малом скиту святой Анны. Но в определённый момент наступает другое состояние, выше прежнего, и в этом состоянии ты уже не творишь молитву Иисусову. Не то чтобы совсем её не творишь: ты её не слышишь. Это, если можно так выразиться, исступлённое божественное рачение. Ты сидишь и наслаждаешься этой сладостью. Не знаю, как это происходит. Нужен духовный язык, чтобы рассказывать. О, если бы душа могла заговорить! Когда апостол Павел пришёл в себя, то он не мог поведать о том, что видел на Небе, ихже не леть есть человеку глаго́лати. Потом, когда это состояние чуть угасало, я приходил в стадию ниже исступления и снова начинал слышать своё сердце, которое говорило: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя“. А после опять переставал слышать молитву. Причина же того, что молитва приходит в более низкое состояние, – сам человек».

«Восхищением обоживается главным образом мыслительная часть души, а исступлением обоживаются все три части души. Исступление охватывает всего человека, оно более всеобъемлющее, чем восхищение».

«Ты видел много дарований? Там – много смирения».

«Того, кто живёт один и по своей воле, никто не смиряет. И поэтому его мучает плотская брань».

«В покое и комфорте человек ничему не учится. Именно поэтому Бог и попустил людям искушения. Искушения учат человека. Благодать не учит человека столько, сколько учат его искушения».

«Если мы пользуемся вещами, которые нам необходимы, то мы не подпадаем под осуждение. Если же можем без какой-то вещи обойтись, а ведём себя так, словно она нам необходима, то мы достойны порицания».

«Если ты нерадив в малом, то неужели думаешь, что преуспеешь в великом?»

«Однажды два монаха поужинали, совершили повечерие, и один предложил: „Давай выпьем по стаканчику вина, чтобы рот промыть“. А другой, более духовный, ответил: „Выпив по стаканчику, мы «промоем» не рот, а повечерие“».

«В Иерусалиме – святые места. Здесь, на Афонской Горе, должна быть святой наша жизнь».

«Из уст, то есть от пищи, происходит и здоровье и немощь тела».

«Люди слушают тебя, если ты говоришь им то, что согласно с их собственными мыслями. Если же ты говоришь им что-то несогласное с их собственными мыслями, они перестают тебя слушать».

«Сюда приходят разные люди, но я не могу угодить всем. Однажды пришёл один профессор университета и начал рассказывать, что у него проблемы с женой. Когда я сказал: „В этих проблемах виноват ты, потому что не любишь её по-настоящему“, он соблазнился и ушёл. Он ждал, что я стану на его сторону и скажу, что он прав».

«Одна женщина прислала мне письмо. Я собирался его открыть, как вдруг оно завоняло. Я понял, что эта женщина ходила к колдунам».

Ефрем Лавриот

Насельник Великой Лавры старец Ефрем рассказывал, что в прежние времена один из монастырских эпитропов велел келарю, вопреки традиции, на престольный праздник в честь святого Афанасия не давать подвижникам в благословение масло, потому что его было мало и могло не хватить для монастыря. Тогда келарь осенил себя крестным знамением, дал всем подвижникам масло, а в сосуде оно всё равно осталось.