Весной 1990 года состоялся Учредительный съезд Коммунистической партии РСФСР. Однако антигорбачевского центра внутри КПСС, за что боролась Коммунистическая инициатива, из этой партии не получилось. Основная масса делегатов съезда представляла не рабочих и крестьян, не низовые партийные организации России, а руководство обкомов, крайкомов партии, высший командный состав Армии и Флота, творческую интеллигенцию. И хотя многие делегаты уже разочаровались в Горбачеве (сам он, скрипя зубами, принял участие в работе съезда, и с кислой физиономией просидел в президиуме, даже не выступая), они с надеждой посматривали в сторону опального Ельцина. Московская делегация на съезде была представлена махровыми антисоветчиками, типа Лепицкого, и, не скрываясь, выражала интересы банкиров, хозяйничающих в мировой экономике «свободного рынка». Только один пример. Алексей Брячихин, первый секретарь Солневского, а затем и Черемушкинского райкома Москвы, был избран в состав Политбюро ЦУ КП РСФСР. Он же в это самое время лоббировал интересы таких международных корпораций как «Кока Кола» и «Макдональдс», благодаря чему они получили земельные участки для своих производств в районе Солнцево.
Первым секретарем ЦК КП РСФСР был избран Иван Кузьмич Полозков. На съезде Полозков выступил против очернительства советской истории, и этого было достаточно, чтобы осататанешая свора московской прессы начала травить его днем и ночью,до тех пор, пока Полозков сам не подал в отставку. После него, за несколько недель до антисоветского переворота в августе 1991 года, пост первого секретаря ЦК Компартии РСФСР занял Валентин Купцов, открыто заявлявший о своей поддержке горбачевской перестройки. Хотя тот же Полозков, в своем выступлении на Учредительном съезде, заявил о поддержке курса на рыночную экономику, что в переводе с языка перевертышей означало согласие с курсом на капитализацию России.
Немногочисленные представители Коммунистической инициативы, которым удалось избраться делегатами от первичных партийных организаций и выступить на съезде – Михаил Попов и Виктор Тюлькин –(? проверь!) (Ленинград), Михаил Золотов (город Горький), Иван Болтовский (Москва) – предупредили коммунистов России о том, что курс на рыночную экономику угрожает самому существованию советского государства и ставит страну в зависимость от мирового капитала. Борьба на съезде обострилась во время выборов председателя Центральной контрольной комиссии Компартии. Наши предложили съезду избрать на этот пост рабочего из Нижнего Новгорода товарища Бандужу. Наш кандидат открыто заявил съезду, что смысл своей деятельности на данном посту видит в защите интересов рабочего класса, в защите Советской власти от любых посягательств. На провокационный вопрос из зала, что он собирается защищать, если классовых интересов как таковых не существует, а есть интересы людей, Бандужа спокойно ответил, что классовых интересов не бывает только в стае обезьян, но как только обезьяна спустится с деревьев на землю и перестанет ходить на четвереньках, у нее пробуждается классовый интерес. «Демократы» московской делегации долго, на показ. хохотали после ответа рабочего и поддержали самовыдвиженца на пост председателя ЦКК – полковника Столярова. Этот, в отличие от рабочего Бандужи говорил долго и ни о чем, и закончил свою речь в духе Горбачева: «Для меня нет ничего выше общечеловеческих интересов, вот их –то я и собираюсь защищать на посту председателя Ц КК». Деклассированный горбачевский подхалим набрал гораздо больше голосов, чем рядовой коммунист из рабочих, был избран на высокий пост председателя ЦКК Компартии РСФСР, тут же получил повышение в звании и генеральские погоны. На посту председателя ЦКК генерал Столяров бездействовал, а после августа 1991 года окончательно перебежал на сторону разрушителей СССР.
Мне лично не довелось быть делегатом Учредительного съезда Компартии РСФСР. Но в качестве гостя мне удалось установить рекорд по количеству выступлений от микрофона с балкона Большого кремлевского Дворца съездов. Помог опыт бескомпромиссной, жестокой борьбы с «демократами» за слово с трибуны Моссовета, депутатом последней сессии которого я был избран. Понимая, что исход глобальной схватки между трудом и капиталом, развернувшей на просторах России, будет зависеть, в конечном итоге, от идеологической битвы, от борьбы за умы и сердца миллионов людей, я предлагал съезду поскорее выбирать стойких ленинцев в состав ЦК, чтобы, затем, не теряя ни одного дня, приступить к созданию собственных каналов телевидения и радио, собственных газет Коммунистической партии России.
Тогда съезд поддержал те предложения аплодисментами, но практических действий избранного ЦК в направлении борьбы за собственные СМИ коммунистов не последовало.У меня же по месту работы отношения с начальством вконец испортились. Мои выступления на съезде Компартии РСФСР, где я представлялся не только как депутат Моссовета, но и как комментатор Гостелерадио СССР, вызвали взрыв негодования: «Кто тебя уполномочил на такие выступления?!». Из всех коллег меня открыто поддержали только Анатолий Максимович Черняк да Анатолий Александрович Трусов. Секретарь партийной организации, он же заведующий отделом радиовещания на Чили Геннадий Сперский советовал не лезть на рожон, быть похитрее: «все еще образуется». «Не лезть на рожон», для меня означало, воспользоваться мандатом депутата Моссовета ( депутата не имели права уволить с работы) и ничего не делать, так как писать гадости о собственной стране я бы не смог и под пыткой, а писать то, что я думал, мне уже не позволяли. Главный редактор Косичев все чаще и чаще стал намекать на возможность расстаться «по собственному желанию». Впослдествии я и напи сал заявление «по собственному желанию», но до этого я успел учредить и наладить регулярный выпуск газеты для рабочих «Молния», впоследствии печатного органа «Трудовой России».
Своим названием наша газета обязана замечательной традиции советских рабочих – выпускать по месту работы небольшие настенные сатирические листки, которые оперативно сообщали о героях социалистического соревнования, а также высмеивали лодырей, пьяниц и бюрократов. Такие листки назывались «Молния». Был соблазн повторить название ленинской «Искры». Но слишком разнились исторически условия начала и конца XX века: Ленин «разжигал из искры пламя» пролетарской революции, а для того, чтобы остановить зарвавшуюся контру в конце века, нужна была молния, которая бы била предателей в лоб, несла бы людям свет большевистской правды. Газета «Правда» в то время занимала прогорбачевскую позицию. «Советская Россия» вынуждена была писать эзоповским, не всегда понятным широким массам читателей языком. В условиях, когда все каналы центрального телевидения оказались в руках котрреволюции и ежедневно разносили ложь и клевету на Советскую власть по умам сотен миллионов людей, даже небольшая, но до предела откровенная газета, могла сделать большое дело.
Правда, у меня был уже печальный опыт неадекватного восприятия жесткой, без прикрасм, правды коммунимстами. Членами КПСС. Однажды еще до Учредительного съезда Компартии РСФСР, меня пригласили выступить перед ветеранами Дзержинского райкома партии. В этом районном комитете на учете стояли все коммунисты, сотрудники Комитета Государственной безопасности СССР. Как мне потом объяснил первый секретарь райкома, мне пришлось выступать перед ветеранами советской внешней разведки. Я начал выступление с очевидных фактов: антикоммунистическая истерия в средствах массовой информации, межнациональные конфликты в Закавказье, нечистоплотная спекуляция на «жертвах сталинских репрессий», взрыв национализма в Прибалтике… Рассказал о том, что премьер Великобритании Маргарет Тэтчер благоволила Горбачеву еще со времен его первого официального визита в Англию, когда он был секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству и успешно провалил Продовольственную программу. Впервые Горбачев приехал в Лондон со своей женой Раисой Максимовнойи неожиданно для англичан попросил вместо традиционного посещения могилы Маркса дать ему время походить по магазинам и приобрести «сувениры на память». Английская пресса подсчитала, что тогда чета Горбачевых приобрела «сувениров» на 60 тысяч долларов. «Это наш человек!» - отреагировала на информацию спецслужб Маргарет Тэтчер. Я сообщил ветеранам о том, что главный идеолог КПСС, член Политбюро академик Яковлев личной телеграммой поддержал учредительный съезд ультранационалистического движения «Саюдис» в Прибалтике.
И когда я уже делал вывод о том, что в высшем штабе партии – в Политбюро ЦК КПСС окопались предатели и враги нашего государства, из первого ряда поднялся ветеран-орденоносец с тяжелой тростью в руках: «Слушай, сопляк! А ты в атаку на фронте ходил? А ты сам писал перед боем: «Прошу считать меня коммунистом»? Да как ты смеешь клеветать на руководство партии?! Вот как дам тебе костылем между глаз, чтоб в другой раз неповадно было искать врагов не там, где нужно!» Старик с высоко поднятой тростью двинул на меня, но его задержали другие ветераны, подоспел первый секретарь райкома… Словом, за жесткую, без прикрас правду можно жестко поплатиться и от своих.
Однако, молча наблюдать за действиями предателей коммунизма и врагов Отчества было больнее побоев. С планом создания газеты, твердо стоящей на позициях защиты власти трудящихся и привлечения к ответственности антисоветского отребья из числа партгосноменклатуры, я пришел в ЦК Компартии РСФСР. Меня принял инструктор идеологического отдела Виктор Черемных, выслушал и сказал, что дело создания собственных С МИ для партии настолько важно, что нужно добиваться встречи с самим Зюгановым. Я знал, что Зюганов длительное время работал в идеологическом отделе ЦК КПСС под началом Александра Яковлева, но затем опубликовал в «Советской России» две или три статьи против своего шефа: «Архитектор на развалинах» «Уж сколько гневались, а репа не растет». Отбросив автоматическое предубеждение ко всякому человеку, имевшему дело с Яковлевым, я согласился на встречу.
Через неделю я входил в затемненный, с кондиционированным воздухом кабинет члена Политбюро Коммунистической партии РСФСР Геннадия Зюганова. Он сидел за большим столом, в высоком кожаном кресле и, как мне показалось, очень внимательно выслушал меня, одобрительно кивая лобастой головой в тех местах, когда я увлеченно излагал цель планируемой газеты: «Время «Молнии» не должно быть долгим,- объяснял я Зюганову. - Пусть маленькая, экономически недорогая газета взломает взращенный «демократами» лед антикоммунизма, чтобы затем в освободившееся пространство «по чистой воде» вошли большие корабли коммунистической печати – «Правда» и «Советская Россия». А «Молния» пусть погибнет в бою, но скажет народу и коммунистам всю правду, назовет предателей поименно». Зюганов еще раз одобрительно боднул воздух своего кабинета головой, торжественно поднялся из своего кресла и пожал мне руку: «План неплохой. Но надо действовать с умом. Приходите ко мне через недельку, обсудим все спокойно и без эмоций». В точности через недельку , но уже без внутреннего трепета, я опять предстал в кабинете Зюганова: «Мы тут посовещались и решили направить вас к Антоновичу. В нашем Политбюро именно он курирует вопросы укрепления партийной печати».
Ивана Ивановича Антоновича, впоследствии, после разрушения СССР, ставшего министром иностранных дел правительства Белоруссии, я к тому времени не только слышал, но и имел неудовольствие полемизировать с ним, если не ошибаюсь, на встрече читателей «Советской России» в Кунцевском райкоме партии Москвы. Выступая на той встрече, Антонович заявил себя стопроцентным эпигоном идеи Горбачева о примате общечеловеческих ценностей над классовыми. Мы переживаем глобальный информационный взрыв, и партийная печать, уверял Антонович, не имеет права стоять на узкоклассовых позициях, а должна учитывать интересы различных слоев населения, включая интересы религиозно настроенных граждан. Пришлось напомнить Антоновичу известные слова Ленина о том, что партийная печать не может быть «складом различных идей и мнений», иначе она превратится в вонючую идеологическую свалку, которая
отпугнет своим дурным запахом не только рабочий класс, но и всякого мало-мальски грамотного человека.
Член Политбюро ЦК Компартии РСФСР Иван Иванович Антонович встретил меня как давнего приятеля с распростертыми объятиями. Пришлось, хотя уже совсем без энтузиазма, повторить ему то, что уже слушал Зюганов. Иван Иванович слушал меня не менее внимательно, чем Геннадий Андреевич, а под конец повторил Зюганова почти слово в слово: «Создание новой газеты – дело архиважное! Здесь надо действовать без лишних эмоций. Лучше семь раз отмерить, чем один раз запороть начатое дело. Приходите через недельку, мы проведем оперативное совещание ответственных работников отдела по этому вопросу». И Антонович начал крупно писать в своем перекидном календаре, так, чтобы я видел: «Анпилов. Газета «Молния». Оперативное совещание».
На оперативное совещание в кабинете Антоновича, не считая меня, собралось человек двенадцать. Каждый «ответственный работник» внес существенный вклад в обсуждение представленного мною проекта: где взять финансы и как обустроить материальную базу будущей газеты, где найти штатных работников и кого из известных авторов следует привлечь на общественных началах... Я слушал функционеров, а в памяти почему-то без конца повторялись слова монолога Гамлета:
… Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет
Хиреет под налетом мысли бледным,
И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия…
После того совещания я прекратил посещения ЦК Компартии РСФСР, но от проекта «Молния» не отказался. Действуя не в ущерб семейному бюджету, я занял в кассе взаимопомощи Гостеларадио СССР 500 рублей (в те времена это был месячный заработок с гонораром хорошо работающего корреспондента) и с помощью директора книжного издательства «Советская Россия» Виктора Ивановича Смирнова купил два рулона газетной бумаги для многотиражки. Затем корреспондент ТАСС Наталья Иванова познакомила меня с товарищем Шелудяковым, первым секретарем Александровского городского комитета КПСС Владимирской. Шелудяков гарантировал набор и печать первого ном ера «Молнии» в типографии своего города. В течение трех дней удалось собрать основные материалы для первого номера Молнии».
В передовой для первого номера газеты (См. фотокопию полного текста на стр. ) говорилось: «Молния» - за экономические интересы трудящихся. Однако главная наша цель – борьба за политические права рабочего класса. Сегодня люди труда вытеснены из «демократических» Советов, отодвинуты от политической власти. В этом - главный источник напряженности и кризиса в обществе. Только с восстановлением политических прав трудового народа общество вернется к гармонии, к творческому созиданию». Спустя двенадцать лет мне приятно повторить эти слова. Как учредитель и главный редактор «Молнии» я горжусь, что газета оставалась верна своему кредо.
В первом же номере «Молнии» член ЦК КПСС , доктор экономических наук А.А.Сергеев предупреждал читателей о том, что «Программа «500 дней» академика Шаталина, равно как и президентская программа «Основные направления стабилизации экономики и перехода к рынку» берут курс на реставрацию капитализма через легализацию теневого капитала и допущение эксплуатации человека человеком». Здесь же профессор Сергеев делился с читателями интереснейшими, и как окажется впоследствии, прозорливыми наблюдениями за коммунистическим движением в стране: «Хочу сказать, что идет процесс стриптизации отцов экономической перестройки. Они политически оголяются перед партией, перед народом. А наша главная беда заключается в том, что у нас в партийных аппаратах, к сожалению, очень мало людей, готовых рисковать ради коммунистической идеи, а не ради собственной карьеры».
В первом номере были опубликованы статьи рабочего ЗИЛа Василия Шишкарева об опыте борьбы рабочкома цеха МСК-2 за право рабочих участвовать в распределении прибыли предприятия, научного сотрудника НПО «Пластик» А.Коломак «Зри в корень», разоблачавшую миф буржуазной пропаганды о том, что «только собственник может по-хозяйски вести дело».
«Именно гласность в первую очередь обеспечила каждому из нас право бесцензурно и по любому поводу, на любом углу заявлять: «Подайте Христа ради!» И ради этого стоит претерпеть кое-какие временные экономические неурядицы». Такой краткой иронией начиналась рубрика «Телебаты», которую вот уже 12 лет безвозмездно ведет один из лучших современных сатириков России, мой однокурсник и верный друг по факультету журналистики МГУ Виктор Шарков.
«Гражданская поэзия» - еще одна постоянная рубрика, открытая первым номером «Молнии» и привившаяся впоследствии практически во всех оппозиционных газетах России. В первом номере нашей газеты были опубликованы стихи малоизвестного поэта Виктора Кочеткова «Да чтож мы, русские, молчим?!»:
Да что ж мы, русские, молчим,
В каком-то горестном смущенье,
Когда уже неотличим
Высокий суд от поношенья,
Когда насмешке отданы
Не обветшалые кумиры,
А мужество во дни войны
И дружество в годины мира,
Когда, крепчая на ветру
Средь нестихающего ора,
Как по бикфордофу шнуру
Бежит сухой огонь раздора.
Открывали рубрику «Гражданская поэзия» стихи одного из лучших революционных поэтов конца ХХ века Бориса Гунько «К тебе, Ильич!»:
Как было бы легко меня надуть
И в душу влить сомнения заразу,
Но ленинизм – надежный мой редут –
Спасает и оттачивает разум.
И пусть сегодня горя не объять
И не измерить черной вражьей силы,
Свети, Ильич! Уже поднялась рать,
Уже набат грохочет над Россией!
Уже вершится всенародный суд,
Уже родятся новые герои,
И снова в бой за Родину идут
Корчагины, Матросовы и Зои!
Им нет числа! Они и тут, и там!
Их не купить ни золотом ни рентой!
И в судный час по праведным счетам
Оплатит нам Иуда все проценты.
И за позор всех этих черных лет,
За души превращенные в помойку,
За клевету – они дадут ответ –
Лицом у лицу! Не со страниц газет! –
Кровавые прорабы перестройки.
Мы победим! И зорко будем впредь
С тобой, Ильич, сверять походный компас.
Мы победим! Свобода или смерть!
На том стоим! И в том тебе клянемся!
Как бы ни складывались впоследствии наши личные отношения с Борисом Гунько, он всегда оставался желанным автором на страницах «Молнии». В рубрике «Гражданская поэзия» печатались и продолжают печататься стихи самых честных, самых искренних и чистых поэтов России: Феликса Чуева, Ивана Савельева, Валентина Нефедова, Бориса Губаря, ветеран великой Отечественной войны Ивана Куликова … Последнего по праву можно назвать символом стойкости и верности коммуниста партийному слову. В преклонном возрасте, уже ослепнув, Иван Куликов печатал на своей фронтовой машинке сатирические стихи, косившие «в лоб, а не пятясь» мразь, захватившую власть в России.
Не знаю, хорошо это или плохо, но начиная с первого номера «Молнии», мне приходилось писать в каждый номер по несколько статей сразу. Мои литературные псевдонимы: В.Алов, В.Белоглинец, Правдолюб, Обозреватель, В.Иванов… Доходило до курьезов. Однажды секретарь Ц К РКРП Виктор Тюлькин говорит мне: «Слушай, у тебя в «Молнии» идут очень хорошие статьи за подписью Белоглинца. Ты познакомься с ним поближе и привлеки к партийной работе!».
Для первого номера «Молнии» я написал передовую статью, полемические заметки «Взгляд на «Взгляд», статью о поддержке Ельцина литовскими сепаратистами из «Саюдиса» и комментарий по поводу присуждения Михаилу Горбачеву Нобелевской премии мира, который подписал номером моего партийного билета – 00122122.
Когда директор типографии города Александрова ознакомился с содержанием текстов статей для первого номера «Молнии», он напрочь отказался печатать тираж в своей типографии, несмотря на все просьбы и заклинания первого секретаря горкома Шелудякова. Первый номер «Молнии» набирался подпольно по ночам в крошечной типографии Александровского радиозавода, там же был отпечатан первый тираж газета – 5 тысяч экземпляров. Рано утром 7 ноября 1990 года весь тираж был доставлен на мою квартиру, я загрузил в туристский рюкзак две пачки по 500 экземпляров и пошел с ними на манифестацию в честь 73-й годовщины Октября, где она и увидела свет, разлетевшись среди манифестантов в считанные минуты.
Второй номер газеты предложил отпечатать в Щигровском районе Курской области первый секретарь местного райкома КПСС Александр Николаевич Михайлов.Я приехал с материалами очередного номера «Молнии» в Щигры, но Михайлова вызвали в Курский обком КПСС, и пока я ждал его возвращения, не скрою, с большим удовольствием слушал, как работники местного Совета вслух читают «Открытое письмо рядового коммуниста Генсеку, «Нобелевская! За Что?», подписанное моим партийным билетом № 00122122: «Куда ведет советский народ Ваша перестройка. Михаил Сергеевич? В лагерь мироедов или в лагерь беспощадно эксплуатируемых? Мне представляется, что Вы надеетесь оказаться в лагере первых. По крайней мере, идейное стремление – налицо. Но даже этого достаточно, чтобы народы прокляли нас и ввергли цивилизацию в бесконечную череду региональных конфликтов, подобных возникшему в Персидском заливе в год присуждения Вам Нобелевской премии мира.
И наконец, самое главное. Мира нет и в нашей собственной стране. За время перестройки в результате межнациональных конфликтов уже погибло около тысячи человек, ранено около 9 тысяч, количество беженцев приблизилось к миллиону. Советское общество приведено в состояние озлобленной нервозности, подозрительности друг к другу. Не сегодня – завтра может вспыхнуть гражданская война. Все это произошло в то время, когда Вы, Михаил Сергеевич, занимаете высшие руководящие посты советского государства и КПСС.
Считаю, что комитет по Нобелевским премиям нагло вмешивается во внутренние дела СССР, стимулируя посредством присуждения Вам престижной премии в сотни тысяч долларов дальнейший распад Советского государства, основанного Владимиром Ильичом Лениным».
А вообще с Горбачевым я часто пикировался в прессе, он меня называл «горлопаном с красной тряпкой», я его – «иудой без стыда и совести», но лицом к лицу мы встретились всего один раз. Это было, если не ошибаюсь, в 1997 году во время празднования Дня Победы в Волгограде. Я выехал в Город-герой Сталинград вместе с американским журналистом из Всемирной рабочей партии Биллом Доурисом. Утром 9 мая, пока мы вместе со сторонниками «Трудовой России» ждали своей очереди, чтобы возложить цветы к памятнику борцам за Советскую власть и павшим защитникам Сталинграда, по огромной очереди пронесся слух: «Гобачев! Горбачев приехал!». Трудороссы сплотили свои ряды, взялись за руки и, скандируя тут же родившийся клич: «Лучший немец уходи!»,- раздвигая очередь, пошли к Вечному огню, чтобы оттеснить от него предателя. Горбачев быстро ретировался с площади Борцов. После возложения цветов нас с Биллом на легковой машине повезли к Мамаеву кургану, где договорились обождать других товарищей, добиравшихся туда общественным транспортом. Стоим мы у подножия гигантской лестницы, которой начинается мемориал, Билл Доурис увлеченно снимает с разных углов надпись на маршах лестницы, сделанную непокоренными коммунистами города: «За Родину! За Сталина!» - как вдруг подкатил кортеж авто, высыпали журналисты с кинокамерами, впереди – опять Горбачев, идет прямо на меня, за ним журналисты. Михаил Сергеевич подал мне руку и, хотя и покусывал нервно нижнюю губу, начал с места в карьер: «Виктор Иванович, вот вы везде кричите: предали, нас предали! А кто предал, позвольте вас спросить?» «Как кто предал?! – возмутился я.- Михаил Сергшеевич, побойтесь бога! Вы и предали! Предали партию, предали государство, предали красное знамя» … Раиса Максимовна начала теребить мужа за рукав: «Да что ты с ним разговариваешь! Ему лишь бы поскандалить. Пойдем! Пойдем отсюда!». Но тут к подножию Мамаева кургана подоспели сторонники «Трудовой России» и тон встречи тут же соскочил с рельсов вежливости: «Иуда! Предатель!» - кричала толпа. Горбачев съежился и отчаянно крутил головой в поисках выхода из кольца народа. «Да что вы с ним разговариваете! - возмутилась пожилая женщина с орденами Великой Отечественной войны на костюме – Гоните его из нашего города!»
Кто-то бросил в Горбачева кожурой от банана и угодил ему точно в голову. «Лучший немец» бежал под улюлюканье деястков людей. Больше я с ним никогда не встречался…
Михайлов вернулся из Курска поздно и в плохом настроении: в обкоме посоветовали не связываться с газетой «маргиналов из Коммунистической инициативы», чтобы избежать неприятностей. Михайлов позвонил в соседний Горшечный район, где местным Советом руководил несгибаемый бесстрашный коммунист. Его звали Иван Филиппович. Фамилию, к сожалению, я запамятовал. «Я читал первый номер «Молнии»,- сказал Иван Филиппович при встрече, - Надеюсь, второй будет не хуже первого». Весь коллектив типографии Горшечного без слов остался работать в ночь. И пока Михайлов, Иван Филиппович и я до третьих петухов с тревогой говорили о грядущей судьбе России, газета была сделана, упакована и готова к отправке в Москву.
В конце ноября 1990 года я успел выпустить еще один тираж. Третий номер «Молнии» печатался в Тольятти, в типографии Волжского автомобильного завода. Директором ВАЗа был Каданников, народный депутат СССР, член Межрегиональной депутатской группы, в которую входил и Ельцин. Рассчитывать на понимание директора с сомнительной политической подкладкой было бесполезно. Директор типографии, ветеран Великой Отечественной войны, дал распоряжение набрать и отпечатать газету за одну ночь, чтобы до начала утренней смены и появления на заводе Каданникова вывезти тираж с территории завода. В полночь ко мне подошел дежурный мастер типографии: «Я подобрал шрифт для названия газеты, по моему так будет лучше, - он протянул мне на ладони шесть крупных деревянных литер – «МОЛНИЯ» - в стиле большевистской печати начала 19-го века. – Это подарок газете от рабочих нашей типографии за статью «Долой команду Горбачева!» Советую вам снять с первой полосы две второстепенные информации, и дать статью крупным шрифтом. Такие статьи – событие».
Действительно после этой статьи популярность «Молнии» быстро начала набирать обороты, на мизерный по сути тираж (10 тысяч) мы стали получать массу писем в поддержку нашей позиции. Напомню читателями, что статья «Долой команду Горбачева!» была написана в 1990 году, когда высшая партийная и государственная власть в стране, пусть и формально, принадлежала Горбачеву. Вот выводы, которые делались в статье, после обобщения сообщений с мест о требованиях отставки Горбачева: «Межрегионалы пошли ва-банк. Они готовы принести в жертву идола, которого сами себе сотворили и при поддержке которого проводили антинародную политику. Вспомним! Разве не М.С.Горбачев еще на I съезде народных депутатов СССР дал Г. Попову неограниченное время для изложения плана капитализации нашей экономики и при этом поощрял его, находя в каждом постулате тогда еще скрытого, а теперь уже откровенного антикоммуниста и антисоветчика «немало конструктивного»? А разве не Горбачев сконфуженно молчал, когда Афанасьев упивался вульгарным поносительством Ленина с трибуны съезда? Нет таким примерам числа…
А потому коммунистов сегодня не устраивают никакие реверансы в сторону М.С. Горбачева, имеющего «большие заслуги в развертывании перестройки». Кровью, страданиями, угрозой массового голода и войны обернулись для советских людей эти «заслуги». И не только Горбачев повинен6 в этом. Народ видел и знает поименно тех, кто играет в команде Горбачева.
Образно говоря, если Михаил Сергеевич разыгрывающий, то Борис Николаевич – главный забойщик. С помощью Ельцина Горбачев смело идет на изменение общественно-политического строя страны.
Выдающуюся роль в этой команде, безусловно, играет А.Яковлев, разрабатывающий хитроумные операции по ликвидации КПСС, выхолащиванию ее классового, идейного содержания. В той же команде играет А.Собчак, в один из самых критических моментов ловко подставивший мозг и язык для спасения провалившихся выборов Президента на II съезде народных депутатов СССР. Здесь же и Шеварднадзе, выражающий с трибуны ООН и других форумов готовность послать наших солдат воевать против Ирака безо всякого на то согласия народа.
Бунич, Попов, Шаталин, Коротич, Шатров, Заславская… - вся президентская рать обнажила свою антинародную сущность. Дело не в одной или двух личностях. Надо менять команду».
Третий номер «Молнии» с этой статьей готовился специально к открытию отчетно-выборной конференции Московской партийной организации КПСС. Как депутат Моссовета я был в числе приглашенных гостей и к началу регистрации делегатов конференции уде развернул в холле Дома политпросвета на Цветном бульваре пахнущую свежей типографской краской «Молнию». Что тут началось! Газету буквально рвали из рук, и, продавая каждый номер по 20 копеек, не успевал отсчитывать сдачи. 200 экземпляров испарились среди делегатов партконференции в считанные минуты. Ко мне «подлетел» депутат Моссовета, бывший первый секретарь элитного Куйбышевского райкома КПСС Николай Николаевич Гончар: «Слушай, старик, попридержи газетку. Говорят сюда едет Горбачев, хорошо бы ему вручить номерок». Узнав, что у меня на руках не осталось ни одного экземпляра, Гончар тут же распорядился выделить мне свою персональную «Волгу» и я помчался из центра Москвы в Солнцево, чтобы забрать из квартиры еще 500 экземпляров, 200 из которых, по моему возвращению на партконференцию, забрал в свой Перовский район Валерий Шанцев, активно способствовавший распространению «Молнии», начиная с ее первого номера, но затем отошедший от коммунистического движения и, в конце-концов, подставивший в качестве вице-мэра Москвы свой недюжинный интеллект Лужкову.
К сожалению, Горбачев на ту конференцию так и не приехал. Зато прибыл Яковлев, которому я и вручил самую популярную газету Московской отчетно-выборной конференции. Первый секретарь МГК КПСС Анатолий Прокофьев вынужден был оправдываться перед Яковлевым: «Московский комитет партии не имеет никакого отношения к этой газете, а тем более к этой статье»
Но дело было сделано, и представьте мою неописуемую радость, когда через несколько дней член Политбюро ЦК КПСС и министр иностранных дел СССР Шеварднадзе поднялся на трибуну IV съезда народных депутатов СССР с «Молнией» в руках и забился в истерике: «Вы посмотрите, что они пишут! Какие выражения: «Долой клику Горбачева! Там еще добавляют Шеварнадзе и еще несколько фамилий». В нашей публикации Шеварнадзе совершенно справедливо заменил нейтральное слово «команда» на более точное «клика» и напуганный до неприличия грядущим неминуемым возмездием за принадлежность к этой самой клике Горбачева, подал в отставку.