Валентин Антипенко
Пётр Миронович Машеров. Дорога в бессмертие
К 100-летию со дня рождения
О самом популярном руководителе советской Белоруссии П.М.Машерове говорят сегодня мало, хотя написано о нём достаточно.
К столетнему юбилею четвёртый раз переиздаётся обновлённое издание Славомира Антоновича «Пётр Машеров».
В Москве издан толстый сборник воспоминаний о Машерове «Сын белорусского народа», экземпляр которого мне подарил один из составителей, любимчик Петра Мироновича, наш знаменитый поэт и общественный деятель Геннадий Буравкин.
Не раз к его образу приходилось возвращаться и автору этих строк.
Знакомясь с воспоминаниями и новыми публикациями о Машерове, всегда находишь что-то новое, и он вновь и вновь предстаёт перед нами с обезоруживающей улыбкой, умиротворявшей даже недругов.
Нам, партийным работникам машеровского времени, довелось работать под его руководством, видеть его в деле и предавать его тело земле.
Машеров возглавлял нашу страну целых пятнадцать с половиной лет (1965—1980 гг.), и этот период смело можно назвать самым продуктивным и самым обнадёживающим.
Могут упрекнуть: «Вы так говорите потому, что это было время вашей молодости». И это правда.
Но есть и другая правда — именно в те годы создавался мощный народно-хозяйственный комплекс республики, а партактив был нацелен прежде всего видеть проблемы человека, а потом уж свои. Потому-то мы, как и наш учитель, остались бессребрениками на всю жизнь, и не жалеем об этом.
Нет смысла воспроизводить подробности машеровской биографии, так как читателям доступны десятки публикаций, которые дают подробное описание его деятельности с ранних и юношеских лет.
Но в 100-летний юбилей главное отметить всё же стоит.
Потомок оставшегося на территории Сенненского уезда солдата отступавшей наполеоновской армии Машеро, Пётр Миронович не был потомком «белой кости», однако его облик выдавал наличие в нём осколков другой породы.
В крестьянской семье Мирона и Дарьи Машеровых родилось восемь детей, из которых выжили пятеро: три девочки и два брата, названных библейскими именами — Павел и Пётр.
Путь до Мушканской школы (18 км туда и обратно) Пётр зимой преодолевал на лыжах, потому стремительность и легкость в его движениях остались на всю жизнь.
В 1935 году Петр Машеров поступает на первый курс физико-математического факультета Витебского педагогического института им. С.М.Кирова. Учится хорошо.
Машеров в числе студентов Витебского педагогического института им. С.М.Кирова.
В декабре 1937 года в родительский дом постучалась беда — отца по доносу забрали и увезли люди в форме НКВД. Позднее будет выяснено, что его арестовали «за активную сектантскую деятельность», Через полгода мытарств он скончался — не выдержало больное сердце.
Первую свою награду — именные наручные часы — Машеров получил за успешное выступление на соревнованиях созданной им команды лыжников пединститута, занявшей первое место в республиканском смотре.
После окончания в 1939 году вуза Машеров преподавал физику и математику в старших классах Россонской средней школы. Здесь для мальчиков он организовал предметные кружки, а для девочек — танцевальный и драматический. Причем режиссером и даже актером нередко был сам.
Несколько учеников Машерова перед войной поступили в технические вузы Ленинграда, Москвы и других больших городов, несмотря на большие конкурсы.
Все планы перечеркнула война. Вместо аспирантуры Машеров подал заявление в военкомат с просьбой направить на фронт.
В Россонах из нескольких сотен добровольцев создается истребительный батальон, куда направили и его.
23 июля 1941 года в окрестностях местечка Пустошки Калининской области Петр с отступавшей группой бойцов попадает в плен.
Путь в 70 километров он с товарищами преодолел пешком. Убежать по дороге им не удалось.
На станции всех пленных погрузили в товарные вагоны с зарешёченными окнами и повезли на запад.
Машеров с попутчиками нашёл выход — крепкие ребята выломали решётку в вагонном окне и, улучив момент, на всём ходу выпрыгнули из вагона. Пётр прыгнул первым.
Хотя плен длился всего четыре дня, но потом не раз создавал ему проблемы.
5 августа 1941 года Машеров добрался до родительского дома.
В Россонах хозяйничали немцы, однако колхоз продолжал функционировать под названием «община».
Пётр устроился работать счетоводом и учительствовал в школе.
В Россонах он организует комсомольско-молодежное подполье из своих выпускников и учителей.
Среди активистов-подпольщиков оказалась бежавшая из плена стоматолог окружённой воинской части Полина Галанова, и судьба объединила их на всю жизнь.
С апреля 1942 года Машеров — командир партизанского отряда имени Н.А. Щорса.
Партизаны провели ряд удачных операций, в том числе взрыв моста через р.Дрисса на железной дороге Витебск—Рига в августе 1942 года.
Немцы пришли в бешенство. В сентябре 1942 года они арестовали, подвергли пыткам и расстреляли его мать.
Пётр Миронович потом всю жизнь винил себя в том, что не смог спасти её от расправы.
Бывая в Витебской области, он постоянно навещал могилу матери на сельском кладбище и просил у неё прощения.
С марта 1943 года Машеров — комиссар партизанской бригады имени К.К.Рокоссовского, а в сентябре 1943 года назначается первым секретарём Вилейского подпольного обкома ЛКСМ Белоруссии.
В 1944 году он был удостоен звания Героя Советского Союза.
Вот что написано в его представлении за подписью 1-го секретаря ЦК ЛКСМБ Михаила Зимянина:
«...организатор партизанского движения в Россонском районе Витебской области, которое в дальнейшем выросло во всенародное восстание и создало огромный партизанский край в 10 тысяч квадратных километров, полностью сбросивший немецкое иго и восстановивший Советскую власть.
Дважды раненый, товарищ Машеров за время двухлетней борьбы с немецкими захватчиками проявил личное мужество и отвагу, отдавая все свои силы, знания и способности этой борьбе и не жалея своей жизни».
Для того чтобы внести ясность о той опасности, которая ходила рядом с Машеровым в военные и послевоенные годы, приведу всего лишь одну небольшую и весьма откровенную цитату из журнальной статьи «Гибель Машерова»:
«В Белоруссии, как и в другой республике, оккупированной немцами, было немало тех, кто переходил на сторону врага.
Кроме того партизанское и подпольное движение контролировалось НКВД и ГБ, и «кураторы» от советских органов безопасности были едва ли не более подозрительны, чем гестапо и немецкая военная разведка — чуть что, неудачливый руководитель подполья или командир партизанского отряда исчезал бесследно, а его подвиги приписывались другим».
В той мясорубке Пётр Миронович выжил.
После освобождения республики от немецко-фашистских захватчиков карьера Машерова пошла на взлёт.
В июле 1944 года он избирается первым секретарем Молодечненского обкома комсомола, а ровно через два года — секретарем ЦК ЛКСМБ.
В октябре 1947 года он становится первым секретарем Центрального Комитета комсомола Белоруссии.
Судя по документам, хранящимся в Национальном архиве республики, вопрос о кратковременном нахождении Машерова в плену неоднократно проверялся Москвой.
Вот выдержки из докладной, представленной в Москву за подписью секретаря ЦК компартии Белоруссии Н.Гусарова.
Документ так и именуется: «О товарище Машерове П.М».
«ЦК КП(б)Б проведена дополнительная проверка по вопросу о поведении секретаря ЦК ЛКСМ Белоруссии тов. Машерова П.М. в период Великой Отечественной войны...
Тов. Машеров сообщил партийным органам факты ареста его отца органами НКВД в 1937 году, задержания его, Машерова, немцами в 1941 году и обстоятельства его работы в Россонах в 1941-1942 году...
ЦК КП(б)Б считает, что нет оснований подвергать сомнению поведение тов. Машерова в период Великой Отечественной войны».
Под документом стоит дата — 6 мая 1949 года.
Почти 7 лет Машеров успешно руководил комсомолом республики.
В июле 1954 года он переходит на партийную работу — избран вторым секретарем Минского обкома партии, а через год назначен первым секретарем Брестского обкома партии вместо назначенного секретарём ЦК КПБ Т.Я.Киселёва.
За почти четыре года пребывания в этой должности он настолько успешно проявил себя, что в апреле 1959 года его избирают секретарем ЦК Компартии Беларуси, а с декабря 1962 года — вторым секретарем ЦК.
В марте 1965 года Машеров избирается первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии.
В этой должности он проработал четверть своей короткой, но яркой человеческой жизни, ровно относясь к своему главному завистнику — председателю Совета Министров Т.Я.Киселёву, претендовавшему на пост первого.
Эта неприязнь Киселёва имела начало с тех пор, когда Мазурова перевели на работу в Москву, и Киселев как Председатель Совмина претендовал на кресло первого.
Проводить пленум ЦК КПБ в Минск приехал Мазуров и сначала собрал секретарей обкомов.
Все они высказались в пользу Машерова. А вот на Бюро ЦК голоса разделились поровну.
Решающим стал голос отсутствовавшего по болезни легендарного партизанского комбрига, а тогда — Председателя Президиума Верховного Совета БССР Василя Козлова. Посетившим его на квартире он сказал: «Я за Машерова».
Василий Иванович Козлов с Михаилом Зимяниным.
Киселев затаил обиду. Иногда она прорывалась в кругу друзей, когда он называл конкурента «мастером покрасоваться на трибуне, выступать с пафосными речами и брать новые высокие рубежи».
Так продолжалось много лет, пока Киселева не перевели в Москву заместителем Председателя Совета Министров СССР.
В 80-м пошли разговоры: Машеров едет в Кремль на место Косыгина, а Киселев вернется в Минск.
Киселев вернулся, а Машерова не стало.
О том, что сделано было в стране под руководством Машерова, сведений хватает.
В период с 1965-го по 1980 год в несколько раз вырос национальный доход, высокими темпами развивалась промышленность и сельское хозяйство.
С его именем связано создание мемориальных комплексов «Брестская крепость-герой» и «Хатынь», открытие Кургана Славы, мемориального комплекса «Прорыв».
Известна и настойчивость по привлечению к ответственности фашистских пособников и предателей родины из числа националистов.
Если оценить итог его усилий двумя словами, то это «процветание и достоинство».
Это было время, когда Белоруссия стала самодостаточной и не получала бюджетных дотаций из союзного бюджета.
В силу доступности многих материалов хочется в большей степени поделиться воспоминаниями о «машеровском» времени.
Во время работы в обкоме комсомола окна нашего кабинета смотрели в сторону бокового выхода из здания ЦК, и нам доводилось наблюдать, как Пётр Миронович вместе с охранником идёт шагает домой обедать и здоровается с идущими навстречу соседями.
Мы тоже выходили на улицу, стараясь попасться ему на глаза и поздороваться.
По нашим комсомольским значкам и костюмам он, конечно же, узнавал, кто мы такие, и, улыбаясь, кивал головой.
Увидеть Машерова в действии мне довелось во время работы в горкоме партии, так как довелось присутствовать на многих республиканских и городских мероприятиях с его участием.
Его поведение на людях было располагающим, а выступления всегда тщательно готовились. Он не имел привычки читать, не отрываясь, кем-то написанный текст, а работал с ним так, что при чтении казалось — он знает его почти наизусть.
Рассказывали, что отработкой дикции и манеры изложения Машеров занимался с профессионалами. Недаром выступления на пленумах ЦК КПСС и других общесоюзных мероприятиях сделали его признанным мастером слова, вызывая зависть партийной бюрократии.
В этой связи показателен случай, как Брежнев в 1971 году во Франции рискнул выступить без бумажки, узнав, что французы не любят шпаргалочников.
Выступая, он путался, пропускал слова. Слава богу, молодой переводчик выучил текст речи генсека, и французы ничего не заметили.
Своё понимание ситуации Машеров всегда озвучивал, предварительно знакомясь с мнением специалистов.
Каждодневно занимаясь народно-хозяйственными проблемами, он не упускал из поля зрения вопросы повышения уровня знаний партийных и хозяйственных кадров.
Это преимущество белорусов стало очевидным во второй половине 70-х годов, когда в Москве постаревшее руководство страны занялось интригами вокруг стареющего и больного Брежнева и свело на нет работу по переподготовке кадров.
В Белоруссии было по-другому.
Машеров регулярно проводил республиканские семинары по разнообразным проблемам народнохозяйственной деятельности, на которых каждый из участников имел возможность проявить себя и поделиться опытом.
Перед пропагандистским активом выступали очень подготовленные члены лекторской группы ЦК, в которой выделялся военный журналист, друг лидера немецких коммунистов Эриха Хонеккера полковник Бейдин.
Его выступления всегда отличались новизной материалов и умелой их подачей. Не боялся он откровенно отвечать и на вопросы присутствующих, в шутку прикладывая палец к губам — «скажу по секрету».
Машерову претили кумовство и протекционизм. Он не тащил во власть своих детей и родню, запрещая это делать другим.
На памяти рассказ моего коллеги по горкому Валерия Микулича о неприятных беседах в ЦК с его отцом — первым секретарём Минского обкома партии, после того, когда сына взяли в аппарат столичного горкома.
Ситуацию с трудом удалось разрулить, поскольку в то время ни для кого не было секретом соперничество аппаратов Минского обкома и горкома партии.
«Телефонному управлению» Машеров предпочитал живую работу с людьми и требовал от кадров того же.
Мы, молодые партийные работники, постоянно бывали на предприятиях, изучали проблемы, мешающие работе трудовых коллективов, чтобы потом воплотить отразить увиденное и осознанное в проектах постановлений партийных органов.
Мне самому не раз доводилось помогать секретарям парткомов курируемых мной Фрунзенского и Московского районов столицы в подготовке их выступлений и докладов, так как с их же помощью я неплохо владел ситуацией не хуже их самих.
Машерова, мечтавшего в молодости об аспирантуре, привлекало наукоёмкое производство.
Он постоянно контактировал с учёными, бывал в Академии наук и интересовался перспективными разработками, поддерживал тёплые отношения с Президентом АН БССР академиком Н.А.Борисевичем и многими другими видными учёными.
Особенно его привлекали институты, чьи научные разработки были заточены на внедрение в производство.
Мой друг, д.т.н. профессор Ж.А.Мрочек, работавший в то время заместителем директора Физико-технического института АН БССР, рассказывал о беседе с Машеровым, когда городские архитекторы вызвались показать ему, как разворачивается стройка в Академгородке в Уручье.
Заехав в Физико-технический институт, Машеров с ходу стал расспрашивать учёных о новейших разработках и, в особенности, об электроэрозионной обработке стали, которой занималась лаборатория Мрочека.
П.М.Машеров в ФТИ АН БССР, слева — Ж.А.Мрочек
Все присутствующие были поражены, насколько быстро Пётр Миронович вник в суть вопросов, и, после некоторых уточнений, вдруг стал перечислять области применения новых технологий.
Учёные вряд ли были в курсе, что Машеров — физик по образованию, постоянно интересуется новейшими достижениями в этой и смежных областях знаний. Не догадывались они и о том, что, выезжая на места, Пётр Миронович тщательно готовится.
Когда архитекторы всё же улучили момент и поинтересовались его впечатлением от построенного здания Физтеха, занятый мыслями Машеров ответил им одним словом — «элеватор».
Архитекторы растерялись, а учёные с улыбкой отвернулись, не желая тех обидеть.
Их удивила точность, с которой Пётр Миронович охарактеризовал сооружение, действительно напоминающее по архитектуре место доведения зерна до нужных кондиций.
Машеров никогда не строил из себя большого начальника, хотя на бюро ЦК провинившимся доставалось.
Как вспоминает бывший заведующий отделом ЦК КПБ И.И.Антонович, он даже отчитывал провинившихся с улыбкой на лице.
Его прилёты на поля и фермы были неожиданными и не готовились заранее.
Припоминаю рассказы работников колхоза «Правда» на моей родине, как Машеров зачастил в Вилейский район и, однажды, посадив вертолёт на лужайке около реки Вилия, переобулся в резиновые сапоги и пошёл по мелиорированному лугу в сторону косарей поинтересоваться, есть ли толк от проведенных работ.
Люди высказали ему всё, что думали — тогда никто никого не боялся. А вот районное начальство в который раз сокрушалось по поводу того, что никак не могло спрогнозировать определить, где встречать 1-го секретаря ЦК, чтобы вставить свои пять копеек.
Бывая в регионах, Машеров не возил с собой свиты начальников и не игнорировал приглашения отобедать с местными руководителями сельскохозяйственного производств, а порой и с простыми работягами.
Бывая в Могилёвской области, он с улыбкой интересовался у моей родни, будет ли хозяйка потчевать гостя толстыми мучными блинами, которые в прошлый приезд ему очень понравились.
Продолжая разговор о работе за обедом, он вполне терпимо относился к возражениям и спорил, понимая, что именно всестороннее осмысление проблемы позволяет пытаясь найти правильное решение.
Допуская просчёты, он очень переживал, но не пытался свалить вину на подчинённых, потому что знал — им исправлять его не просчитанные до конца решения.
В своих воспоминаниях заведующий отделом культуры ЦК КПБ А. Петрашкевич на вопрос, был ли счастлив Машеров, очень точно ответил:
«Сомневаюсь. На таких властных высотах счастливыми могут быть лишь люди, не обремененные высоким интеллектом».
И действительно, счастье руководителя — палка о двух концах.
Радость от того, что Петру Мироновичу удалось выхлопотать у центра большие деньги на осушение Полесья, сменилась осмыслением негатива вмешательства человека в природу, и он корил себя за то, что не прислушался к тем специалистам, которые выступили против тотальной мелиорации.
Да и остановить огромную, насыщенную мелиоративной техникой машину, получившую крупные ассигнования, было непросто: за этим стояли тысячи людей, а за ними — их семьи.
Однако позитива было больше, и это давало Машерову право рассчитывать, что народ расположен к нему, а потому он должен отстаивать прежде всего его интересы.
Много разговоров ходило в те времена вокруг взаимоотношений Машерова с Брежневым.
Следует отметить, что многое здесь — плод воображения.
Брежнев долгие годы хорошо относился к Машерову, приглашал его на отдых, дарил охотничьи принадлежности.
Именно он, несмотря на возражения Госплана СССР, поддержал предложение Машерова о строительстве в столице советской Белоруссии метро.
Аналогичная ситуация была и с присвоением Минску звания «Город-герой», против чего категорически возражал Председатель Президиума Верховного Совета СССР, член Политбюро ЦК КПСС Н. Подгорный.
Когда волынка надоела, Машеров предпринял манёвр и поручил белорусским кинематографистам снять фильм «Руины стреляют в упор» по документальной повести собственного корреспондента «Правды» по Белоруссии И. Новикова.
Однако фильм в прокат не пустили.
Тогда на одном из заседаний Политбюро Машеров обратился лично к Л. Брежневу с просьбой ознакомиться с этой документальной лентой.
Брежнев улыбнулся и предложил членам Политбюро посмотреть фильм всем вместе.
После просмотра Машеров встал и опять обратился к Брежневу, напомнив ему о том, что у него на столе давно лежит проект Указа о присвоении Минску звания «Города-герой».
Генсек спросил у членов Политбюро, есть ли возражения. Все, в том числе и Подгорный, промолчали.
«Тогда будем считать, что решение принято», — сказал Брежнев и, пожав руку Машерову, добавил, что указ будет обнародован накануне 30-летия освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков.
Так и произошло, однако вручение награды состоялось только через четыре года.
Брежнев закрепляет на городском знамени Золотую звезду и орден Ленина.
Мне приходилось заниматься вопросами подготовки к приезду Брежнева в Минск 25 июня 1978 года, видеть его на расстоянии протянутой руки и наблюдать за поведением понаехавшей свиты.
По жёлтому уставшему лицу и старческой походке генсека было видно, что он нездоров, устал. Зато камарилья почувствовала себя вольготно.
Особенно Брежнева впечатлила речь первого секретаря Минского горкома КПБ Г.Г.Бартошевича, которую мы подготовили с работавшим тогда в горкоме будущим первым Министром иностранных дел Беларуси Петром Кравченко.
Брежневу очень понравилась манера выступления с трибуны Бартошевича, в молодости работавшего диктором на белорусском телевидении.
Он умел своим зычным и приятным раскатистым голосом воспроизводить текст так, что казалось — говорит без бумажки.
Повернувшись к Устинову, Брежнев при включённых микрофонах заметил: «Вот это первый секретарь!»
Зал онемел, поскольку воспринял эту фразу не в прямом, а в переносном смысле.
Тогда и пошли досужие разговоры о возможной замене Машерова, хотя реальной почвы под ними тогда не было.
Если бы сплетники видели, как уставший Брежнев по-приятельски обнимал Машерова на вокзале, то всё бы поняли.
Подарок Брежневу.
Отъезд Брежнева из Минска.
Период борьбы Петра Мироновича за личное присутствие Генерального секретаря ЦК КПСС на торжественном мероприятии был связан с цепью интриг, которую затеяли против него сначала идеолог партии М.Суслов, а потом председатель КГБ Ю. Андропов с целью не допустить продвижения Машерова в аппарат ЦК КПСС.
Суслов, узнав о возможном продвижении Машерова ему на замену, воспользовался тем, что Пётр Миронович в ходе дискуссии на XXIV съезде КПСС резко выступил против платформы «еврокоммунизма», обронив фразу: «Мы не допустим того, чтобы идеи коммунизма были растасканы по национальным квартирам».
На это заявление особенно болезненно отреагировал секретарь французской компартии Жорж Марше, порывавшийся даже уехать.
Тогда скандал задержал появление Машерова в Кремле.
Повторная попытка была связана с продвижением Машерова на пост Председателя Совета Министров СССР вместо просившегося на отдых А.Н.Косыгина.
Однако неожиданная гибель Петра Мироновича нарушила все планы, вынашивавшиеся рационально мыслящими людьми в ЦК КПСС.
Драма 4 октября 1980 года свалилась на наши головы, как гром с ясного неба.
В этот день меня не было на рабочем месте, но что-то заставило в конце рабочего дня позвонить по городскому телефону в горком.
— Погиб Машеров. Срочно приезжай на работу, — услышал я растерянный голос Валерия Микулича на другом конце провода.
В тот роковой день Машеров выехал в сторону Жодино ознакомиться с ходом уборки картошки. За Смолевичами, у поворота на местную птицефабрику, в «Чайку» Машерова неожиданно врезался грузовик, груженый картошкой. Машеров, его водитель и охранник погибли на месте...
С этого момента и до ритуала самых похорон мы находились на работе, лишь по крайней необходимости появляясь дома на несколько минут.
Как и в ситуации с похоронами погибшего в похожей ситуации Ф.А.Сурганова, созданная правительственная комиссия переадресовала решение всех организационных вопросов столичному горкому партии.
Поначалу мы попробовали разыскать в Совете Министров сценарий недавних похорон Председателя президиума Верховного Совета БССР Ф.А.Сурганова, но он где-то затерялся.
Тогда вечером вызвали коменданта города и с ним стали прорабатывать комбинированную гражданскую процедуру с элементами воинских почестей.
На следующий день меня отправили согласовывать сценарий в ЦК.
В длинных коридорах не было ни души. У себя в кабинете находился лишь заместитель заведующего организационным отделом С.Т.Моховиков.
Пока он читал бумаги, в кабинет зашли несколько крупных деятелей. Среди них были председатель Комитета народного контроля БССР М.И.Лагир и член ревизионной комиссии ЦК И.Ф.Климов.
Мы с Моховиковым приподнялись, но кто-то махнул рукой — сидеть.
Подойдя к окну, начальство повернулось к нам спиной и начало неспешную беседу.
— Говорил же я ему: «Петя, убери этого старика-водителя». Так нет же, держал его до последнего, — бубнил Климов. Остальные кивали головами и смотрели в окно, думая о своём.
На удивление никто не поинтересовался, как же всё будет происходить на похоронах.
Моховиков претензий к сценарию не имел и завизировал его, не спросив пояснений.
Синие точечки на его лице говорили о том, что оно когда-то пострадало от пороха.
6 октября Правительственная комиссия сообщила трудящимся, что гроб с телом Петра Мироновича Машерова будет установлен в Доме правительства, и похороны состоятся 8 октября в 16 часов на кладбище по Московскому шоссе.
Что творилось на похоронах — трудно передать словами.
Народ повалил к Машерову напролом. Напор людей был таким, что наши работники и милиция еле справлялись.
Отвечавший за порядок Виктор Чикин (тот, что в середине 90-х стал 1-м секретарём восстановленного ЦК восстановленной компартии Беларуси) бегал как угорелый, раздавая команды силовикам, которые, сдерживая и разделяя потоки людей, каким-то чудом не довели дело до Ходынки.
Мне было поручено отвечать за формирование групп почётного караула и запускать их через положенный интервал времени, поэтому всё, что происходило у гроба, видел как на ладони.
Разных накладок было много, но мы не суетились. Даже когда к гробу подошли пожилые женщины и стали с молитвами и плачем посыпать подножье какими-то, как у нас называют, «зёлками», мы не стали этому препятствовать — верующих в такой момент обижать нельзя.
Всем начальникам хотелось вставить свои пять копеек: то не так, это не этак... Но когда один уважаемый начальник стал нагнетать обстановку угрозами, нам ничего не оставалось, как проинформировать своё начальство — Г.Г.Бартошевича.
Тот ответил:
— Если и дальше будут лезть не в своё дело — всех посылайте на х... и скажите, что это я сказал.
Какие бы мы ни были расторопные, всё предусмотреть было невозможно.
После прощальных речей, перед Домом правительства стала формироваться колонна к движению по Ленинскому проспекту в сторону Площади Победы.
Полковники забегали, раздавая команды своим подчинённым, но не предусмотрели одного — огромные и тяжёлые венки в голове колонны было поручено нести лучшим офицерам, а эти лучшие — разного роста, да и не такие здоровяки, чтобы выдержать путь от Дома правительства до площади Победы. К тому же один обронил, что у него — язва.
Пришлось, не имея на то полномочий, подстраховать — пристроиться за венценосцами впереди колонны и поставить им в затылок ещё четырёх военных, которые по мере движения по моей команде подменяли обессиленных несущих.
Встретившись на площади Победы, мы с заместителем заведующего организационным отделом горкома Вячеславом Кузнецовым (будущим замом Шушкевича, а потом — послом в Китае) срочно выехали к Московскому кладбищу, чтобы посмотреть, всё ли там подготовлено к прибытию похоронной процессии.
Волосы встали дыбом, когда нас встретила огромная и никем не управляемая толпа народа — вся милиция была стянута в город.
На сей раз выручили чёрные кожаные пальто с траурными повязками, которые делали нас похожими на чекистов.
Понимая, что уговорами с толпой не справишься, мы буквально накинулись на людей, требуя расчистить коридор достаточной ширины для проезда автомобилей к кладбищу.
Наша решимость была оплачена покорностью народной — люди пришли в движение и распределились по обе стороны проезжей части, сжимая в руках цветы.
Мы были настолько измотаны, что валились с ног и еле дожили до последних минут прощания с Петром Мироновичем.
Запомнились не прощальные речи, а огромная гора цветов, которая возвышалась над могилой Машерова. И это была только какая-то часть, потому что людей попросили возложить их на могилу народного любимца после того, как закончится официальная церемония и начальство уедет.
На следующий день всем нам было тяжко на душе, так как горкомовцы, как никто другой, были насквозь пронизаны многотысячной народной скорбью.
Нам казалось, что безмолвные плачущие люди кричали нам в лицо: «Ну как же вы не уберегли его! Что теперь будет?»
Зябко было и потому, что все мы в ряде ситуаций превысили свои полномочия и, ликвидируя организационные прорехи, буквально бросались на амбразуру, не думая о возможных последствиях. Но молодости в те времена море было по колено.
Памятник Первому секретарю ЦК КП Белоруссии Петру Машерову.
Вновь и вновь возвращаясь к памяти Машерова, хочется продолжить размышления над тем, что происходило в то время и как бы распорядилась судьба, оставь она Петра Мироновича живым.
В воспоминаниях одного из его соратников верно подмечено:
«Рядом с больными, немощными и засыпающими на ответственных заседаниях членами Политбюро ЦК КПСС Машеров выглядел непростительно молодым».
Просочились сведения, что один влиятельный журнал опросил американских конгрессменов: кто из зарубежных лидеров мог бы стать президентом США и кого видят они на месте Брежнева?
Многие ответили неожиданно — Машерова.
Для Кремля это была пугающая информация, потому от СМИ и общественности её скрыли.
На самом же деле игра была гораздо сложнее.
Машеров, являясь кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, конечно же, был в курсе того, что происходило, и не мог остаться в стороне от закулисных игр после назначения председателем КГБ «тёмной лошадки» — Юрия Андропова.
Хотя некоторые не соглашаются с мнением дочери Петра Мироновича, Татьяной, но она, на мой взгляд, вполне резонно заметила в одном из интервью:
«Отец не дожил до Пленума ЦК КПСС меньше двух недель. Всё было решено. Он шёл на место Косыгина. Я понимаю, что отец мешал многим. Именно тогда, в октябре 1980 года, «взошла звезда» Горбачёва».
Связь гибели Машерова со складывающейся политической ситуацией усматривает и его выдвиженец — Вячеслав Кебич.
Он и многие другие свидетели, а также исследователи партийных интриг того периода вполне резонно связывали происшедшее с происками Андропова.
Логика в этом есть, да и Машерову, конечно же, было известно, что вокруг отживающего свой век Брежнева развернулась борьба трёх группировок в ЦК.
Не только он, но другие были озадачены смертью почти десятка членов ЦК, которые относились к группе «стариков» и маршала Устинова. Причём, тех, кто примкнул к группировке Суслова-Андропова, эта «эпидемия» не коснулась.
Попытка ликвидации Машерова была, но не на трассе в районе Смолевич. Об этом поговорим несколько позднее.
Вряд ли кто станет возражать, что в брежневском престарелом кругу при любом стечении обстоятельств интриги бы плелись вокруг молодых и «слегка поседевших», вроде Машерова.
Пётр Миронович был серьёзным претендентом, поскольку имел поддержку у влиятельных членов ЦК, правительства и силовиков.
Брежнев вручает в ЦК КПБ звезду Героя Социалистического Труда П.М.Машерову.
Ответ на вопрос, к кому тяготел Машеров, часто ищут в связке со сторонниками и противниками Сталина в руководстве партии.
Это, по меньшей мере, глупо, так как открытые сторонники и почитатели «отца народов» были отсеяны Хрущёвым и не возвращены к активной деятельности Брежневым.
К тому же память о судьбе собственного отца, да и нахождение под колпаком в 50-х не давали Машерову повода примыкать к ортодоксам.
Он отдавал должное Сталину, но никогда не возвышал его, отчётливо понимая, что возврата к прошлому, включая экономический блок вопросов, нет и быть не может.
Наоборот, Машеров всегда искал новые подходы и стремился упреждать события, что подмечал его «заклятый друг», Т.Я.Киселёв, называя Машерова в ближнем кругу «краснобаем» и «выскочкой».
По большому счёту Пётра Мироновича беспокоила не столько возня пауков в кремлёвской банке, сколько перспектива развития СССР в тех условиях, которые сложились к тому времени.
Он был сторонником реализации и углубления приторможенных косыгинских реформ, о чём говорит его последняя телефонная беседа с Косыгиным, позвонившим ему и сказавшим, что в нём видит своего преемника.
Этим он и был опасен.
Есть свидетельства о том, что Машерова пытались ликвидировать, но его чудом спас случившийся с ним в Москве сердечный приступ.
Судя по всему, Машеров, проанализировав ситуацию, пришёл к выводу, что за ним началась охота, а это побуждало к действию.
Свои опасения он аргументированно изложил в тайной беседе с полковником госбезопасности Сазонкиным, с которым у него сложились ровные отношения, и которому он доверял.
Машеров понимал, что он идёт ва-банк, но выхода другого не было.
Следующим его рискованным шагом стала встреча с авторитетнейшим членом Политбюро, маршалом Советского Союза Д.Ф.Устиновым, которому он изложил своё видение ситуации, пояснив, что в случае успешной его ликвидации Андропов постарается на Октябрьском пленуме ЦК КПСС протащить в Политбюро Горбачёва.
Однако ситуация сама по себе приняла желаемый для Андропова оборот.
Что было потом — всем известно. Пауки в банке получили преимущество и развалили великий и могучий Советский Союз.
Тот, кто воплотил этот замысел, вовсе не был выброшен на помойку, а здравствует до сих пор. Презираемый, но живой.
В этой связи мне вспоминаются слова моей покойной матери, которая объясняла похожие ситуации высказыванием Н.А.Некрасова: «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает».
Белорусский народ не может похвастаться удачливостью, так как по какому-то злому року всегда теряет своих лучших людей. В самую неподходящую минуту.
Однако в народной памяти их образ и дела живы. Они вселяют веру в лучшее будущее.
Как наказ грядущим поколениям звучит запись в машеровском дневнике:
«Самоотверженность в труде и скромность в жизни, деятельная доброта и демократичность — вот нормы существования человека.
Это фундамент, на котором выявляются таланты и способности каждого.
Жить во имя других, не быть рабом денег, сохранить свободу мыслей и высоких идейных убеждений, ради которых стоит жить и трудиться...»
Справедливость этих слов подтверждается каждым днём нашей жизни.