«Марксизм отличается от анархизма тем, что признает необходимость государства и государственной власти в революционный период вообще, в эпоху перехода от капитализма к социализму в частности. Замена полиции народной милицией – есть преобразование, вытекшее из всего хода революции и проводимое теперь в жизнь в большинстве мест России. Мы должны разъяснять массам, что в большинстве буржуазных революций обычного типа такое преобразование оказывалось крайне недолговечным, и буржуазия, даже самая демократическая и республиканская, восстановляла полицию старого, царистского типа, отделенную от народа, находящуюся под командой буржуа, способную всячески угнетать народ. Чтобы не дать восстановить полицию, есть только одно средство: создание всенародной милиции, слияние ее с армией (замена постоянной армии всеобщим вооружением народа). В такой милиции должны участвовать поголовно все граждане и гражданки от 15 до 65 лет.

Мы должны называться коммунистической партией, – как называли себя Маркс и Энгельс. Название “социал-демократия” научно неверно, как показал Маркс. <…> От капитализма человечество может перейти непосредственно только к социализму, т.е. к общему владению средствами производства и распределению продуктов по мере работы каждого. Наша партия смотрит дальше: социализм неизбежно должен постепенно перерасти в коммунизм, на знамени которого стоит: “каждый по способностям, каждому по потребностям”. Научно неправильна и вторая часть названия нашей партии (социал-демократы). Демократия есть одна из форм государства. Между тем мы, марксисты, противники всякого государства.

Жизнь создала, революция создала уже на деле у нас, хотя и в слабой, зачаточной форме, именно новое “государство”, не являющееся государством в собственном смысле слова. Государство в собственном смысле есть командование над массами со стороны отрядов вооруженных людей, отделенных от народа. Наше рождающееся, новое государство есть тоже государство, ибо нам необходимы отряды вооруженных людей, необходим строжайший порядок, необходимо беспощадное подавление насилием всяких попыток контрреволюции и царистской, и гучковски-буржуазной. Но наше рождающееся, новое государство не есть уже государство в собственном смысле слова, ибо в ряде мест России эти отряды вооруженных людей есть сама масса, весь народ, а не кто-либо над ним поставленный, от него отделенный, привилегированный, практически несменяемый. Надо смотреть вперед к рождающейся новой демократии, которая уже перестает быть демократией, ибо демократия есть государство народа, а сам вооруженный народ не может над собой господствовать» (Ленин. Задачи пролетариата в нашей революции).

«А что такое государство? Это организация господствующего класса, – например, в Германии юнкеров и капиталистов. <…> Ну, а попробуйте-ка поставить вместо юнкерски-капиталистического, вместо помещичьи-капиталистического государства государство революционно-демократическое, т.е. революционно разрушающее всякие привилегии, не боящееся революционно осуществлять самый полный демократизм? Вы увидите, что государственно-монополистический капитализм при действительно революционнодемократическом государстве неминуемо, неизбежно означает шаг и шаги к социализму! Ибо если крупнейшее капиталистическое предприятие становится монополией, значит, оно обслуживает весь народ. Если оно стало государственной монополией, значит государство (т.е. вооруженная организация населения, рабочих и крестьян, в первую голову, при условии революционного демократизма) <…> направляет все предприятие в интересах революционной демократии; тогда это и есть шаг к социализму. Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией.

Всеобщая трудовая повинность, вводимая, регулируемая, направляемая Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, это еще не социализм, но это уже не капитализм. Это – громадный шаг к социализму. Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей. И отношение пролетариата к крестьянству в такой момент подтверждает – соответственно видоизменяя ее – старую большевистскую постановку: вырвать крестьянство из-под влияния буржуазии» (Ленин. Грозящая катастрофа и как с ней бороться).

Теперь, после чтения трудов, мы знаем, что по воле людей «ввести», якобы, социализм нельзя, однако он, вопреки теории, «вводится» сам по себе в процессе революции в результате захвата власти «пролетариатом» и ликвидации частной собственности на средства производства (как «социализм в обычном словоупотреблении», по Ленину). Ленин, будучи прожженным политиком и пылким агитатором, в своих статьях и выступлениях не гнушается преувеличений и откровенной лжи. Так он, например, преувеличенно описывает «демократические свободы» в Советской России или «процветание» истерзанного крестьянства после победы революции. «Советы – непосредственная организация самих трудящихся и эксплуатируемых масс, облегчающая им возможность самим устраивать государство и управлять им всячески, как только можно. Именно авангард трудящихся и эксплуатируемых, городской пролетариат, получает то преимущество при этом, что он лучше объединен крупными предприятиями; ему всего легче выбирать и следить за выборными. Автоматически советская организация облегчает объединение всех трудящихся и эксплуатируемых вокруг их авангарда, пролетариата. Старый буржуазный аппарат – чиновничество, привилегии богатства, буржуазного образования, связей и проч. (эти фактические привилегии тем разнообразнее, чем развитее буржуазная демократия), – все это при советской организации отпадает. Свобода печати перестает быть лицемерием, ибо типографии и бумага отбираются у буржуазии. То же самое с лучшими зданиями, дворцами, особняками, помещичьими домами. Советская власть многие и многие тысячи этих лучших зданий отняла сразу у эксплуататоров и таким образом сделала в миллион раз более «демократичным» право собраний для масс, – то право собраний, без которого демократия есть обман.

Есть ли хоть одна страна в мире, из числа наиболее демократических буржуазных стран, в которой средний, массовый рабочий, средний, массовый батрак или деревенский полупролетарий вообще (т.е. представитель угнетенной массы, громадного большинства населения) пользовался хоть приблизительно такой свободой иметь для выражения своих идей, для защиты своих интересов крупнейшие типографии и лучшие склады бумаги, такой свободой выдвигать именно людей своего класса на управление государством и на “устраивание” государства, как в Советской России» (Ленин. Пролетарская революция и ренегат Каутский).

Интересно, кто, где, когда в социалистической России пользовался такой свободой слова, собраний и тем более печати? И в какие же это времена коммунистическая партия позволяла «трудящимся массам самим устраивать государство и управлять им всячески, как только можно»?!

«Крестьянин голодал в России при помещиках и капиталистах. Крестьянин никогда еще, в течение долгих веков нашей истории, не имел возможности работать на себя: он голодал, отдавая сотни миллионов пудов хлеба капиталистам, в города и за границу. Впервые при диктатуре пролетариата крестьянин работал на себя и питался лучше горожанина. Впервые крестьянин увидал свободу на деле: свободу есть свой хлеб, свободу от голода. Равенство при распределении земли установилось, как известно, максимальное: в громадном большинстве случаев крестьяне делят земли “по едокам”» (Ленин. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата).

Как видим, можно с умным видом говорить о «счастливом крестьянине», который «работает на себя и питается лучше горожанина» в то время, когда военный коммунизм и продразверстка после революции привели к гибели миллионов крестьян от голода.

«С фронта и из деревень притекают ежедневно и ежечасно сообщения о поддержке подавляющим большинством солдат в окопах и крестьян в уездах нового правительства и его законов о предложении мира и о немедленной передаче земли крестьянам. Победа революции рабочих и крестьян обеспечена, ибо за нее встало уже большинство народа. Ни один человек не лишается нами имущества без особого государственного закона о национализации банков и синдикатов. Этот закон подготовляется. Ни один трудящийся и работник не потеряет ни копейки; напротив, ему будет оказана помощь. Кроме строжайшего учета и контроля, кроме взимания налогов, установленных раньше, никаких других мер правительство вводить не хочет. Во имя этих справедливых требований громадное большинство народа сплотилось вокруг временного рабочего и крестьянского правительства» (Ленин. К населению).

«Война не на жизнь, а на смерть богатым и их прихлебателям, буржуазным интеллигентам, война жуликам, тунеядцам и хулиганам. Те и другие, первые и последние – родные братья, дети капитализма, сынки барского и буржуазного общества, общества, в котором кучка грабила народ и издевалась над народом, – общества, в котором нужда и нищета выбрасывала тысячи и тысячи на путь хулиганства, продажности, жульничества, забвения человеческого образа. Это разгильдяйство, небрежность, неряшливость, неаккуратность, нервная торопливость, склонность заменять дело дискуссией, работу – разговорами, склонность за все на свете браться и ничего не доводить до конца есть одно из свойств “образованных людей”, вытекающих вовсе не из их дурной природы, тем менее из злостности, а из всех привычек жизни, из обстановки их труда, из переутомления, из ненормального отделения умственного труда от физического и так далее и тому подобное» (Ленин. Как организовать соревнование). В общем, «в огороде бузина, а в Киеве дядька», а вывод один – дави интеллигенцию!

«В наших Советах еще масса грубого, недоделанного, <…> но что в них важно, – это то, что здесь создан новый тип государства. В Парижской Коммуне это было на несколько недель, в одном городе, без сознания того, что делали. <…> Советская власть есть новый тип государства без бюрократии, без полиции, без постоянной армии, с заменой буржуазной демократии новой демократией, – демократией, которая выдвигает авангард трудящихся масс, делая из них и законодателя, и исполнителя, и военную охрану, и создает аппарат, который может перевоспитать массы. <…> Советская власть есть аппарат для того, чтобы масса начала немедленно учиться управлению государством и организации производства в общенациональном масштабе, <…> нам надо судить самим. Граждане должны участвовать поголовно в суде и в управлении страны. И для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это – гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство – партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами. Напрасно приписывают нам то, что мы хотим насильно ввести социализм. Мы будем справедливо делить землю, с точки зрения преимущественно мелкого хозяйства. При этом мы даем предпочтение коммунам и крупным рабочим артелям. Мы поддерживаем монополизацию торговли хлебом» (Ленин. Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии 8 марта (вечером). Седьмой съезд РКП(б) 6 – 8 марта 1918 г.).

«Без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта переход к социализму невозможен, ибо социализм требует сознательного и массового движения вперед к высшей производительности труда по сравнению с капитализмом и на базе достигнутого капитализмом. <…> Но лучшие организаторы и крупнейшие специалисты могут быть использованы государством либо по-старому, по-буржуазному (то есть за высокую плату), либо по-новому, по-пролетарски (то есть созданием той обстановки всенародного учета и контроля снизу, которая неизбежно и сама собою подчинила и привлекла бы специалистов). Нам пришлось теперь прибегнуть к старому, буржуазному средству и согласиться на очень высокую оплату “услуг” крупнейших из буржуазных специалистов. Ясно, что такая мера есть компромисс, отступление от принципов Парижской Коммуны и всякой пролетарской власти, требующих сведение жалований к уровню платы среднему рабочему. Развращающее влияние высоких жалований неоспоримо – и на Советскую власть (тем более что при быстроте переворота к этой власти не могло не примкнуть известное количество авантюристов и жуликов, которые вместе с бездарными или бессовестными из разных комиссаров не прочь попасть в “звезды” <…> казнокрадства) и на рабочую массу. Целью нашей является бесплатное выполнение государственных обязанностей каждым трудящимся, по отбытии 8-часового “урока” производительной работы: переход к этому особенно труден, но только в этом переходе залог окончательного упрочения социализма» (Ленин. Очередные задачи Советской власти).

До сих пор непонятно, как Ленин представлял себе «обстановку всенародного учета и контроля снизу», которая «сама собою» привлекает к работе специалистов. Более того, «без руководства специалистов различных отраслей знания, техники, опыта переход к социализму невозможен». А как же тогда при коммунизме с упразднением разделения труда и ликвидацией института узких специалистов сама собой будет достигнута наивысшая производительность труда?! Абсурд, да и только! А как вам нравится «всеобщая трудовая повинность» и «бесплатное выполнение государственных обязанностей по отбытии 8-часового урока»? В здоровую голову такая идея прийти не может! Эта последняя фраза, кроме того, наталкивает на предположение, что в социалистической республике государственные обязанности – вещь чрезвычайно пустяковая.

На VII съезде РКП(б) в марте 1918 года в Резолюции о войне и мире и в Докладе о пересмотре программы и изменении названия партии Ленин декларирует: «Съезд видит надежнейшую гарантию закрепления социалистической революции, победившей в России, только в превращении ее в международную рабочую революцию. <…> Социалистический пролетариат России будет всеми силами и всеми находящимися в его распоряжении средствами поддерживать братское революционное движение пролетариата всех стран.

Мы только что сделали первые шаги, чтобы капитализм совсем стряхнуть и переход к социализму начать. Сколько еще этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем (Несколько переходных периодов – очередное важное дополнение марксизма. — Прим. Ю.А.). Это зависит от того, когда начнется в настоящем масштабе европейская социалистическая революция. Советская власть есть новый тип государства без бюрократии, без полиции, без постоянной армии, с заменой буржуазного демократизма новой демократией, – демократией, которая выдвигает авангард трудящихся масс, делая из них и законодателя, и исполнителя, и военную охрану, и создает аппарат, который может перевоспитать массы. Государство есть аппарат для подавления. Надо подавлять эксплуататоров, но их нельзя подавлять полицией, их может подавлять только сама масса, аппарат должен быть связан с массами, должен ее представлять, как Советы».

«Государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего положения дел в нашей Советской республике. Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм» (Ленин. О «левом» ребячестве и мелкобуржуазности).

«Все, что мы знали, что нам точно указывали лучшие знатоки капиталистического общества, наиболее крупные умы, предвидевшие развитие его, это то, что преобразование должно исторически неизбежно произойти по такой-то крупной линии, что частная собственность на средства производства осуждена историей, что она лопнет, что эксплуататоры неизбежно будут экспроприированы. Это было установлено с научной точностью (Ну, и где же здесь наука? — Прим. Ю.А.). И мы это знали, когда мы брали в свои руки знамя социализма, когда мы объявляли себя социалистами, когда основывали социалистические партии, когда мы преобразовывали общество. Это мы знали, когда брали власть для того, чтобы приступить к социалистической реорганизации. Но ни форм преобразования, ни темпа быстроты развития конкретной реорганизации мы знать не могли. Только коллективный опыт, только опыт миллионов может дать в этом отношении решающие указания именно потому, что для нашего дела, для дела строительства социализма недостаточно опыта сотен и сотен тысяч тех верхних слоев, которые делали историю до сих пор и в обществе помещичьем и в обществе капиталистическом. Мы не можем так делать именно потому, что мы рассчитываем на совместный опыт, на опыт миллионов трудящихся» (Ленин. Речь на I съезде Советов народного хозяйства 26 мая 1918 года).

Кто, когда в нашей стране по-настоящему интересовался опытом миллионов трудящихся? Очевидно, что именно законы экономического и общественного развития должны были со временем показать, какими путями пойдет переустройство общества, а не безбашенная революция черни. То, что большевики не знали и не понимали путей достижения цели в социалистическом строительстве, говорит только об авантюризме всего движения и не оправдывает невероятную жестокость и тяжесть потерь трудового народа.

«Не может быть равенства между эксплуататорами, которые в течение долгих поколений выделялись и образованием, и условиями богатой жизни, и навыками, – и эксплуатируемыми, масса коих даже в самых передовых и наиболее демократических буржуазных республиках забита, темна, невежественна, запугана, разрозненна. Эксплуататоры на долгое время после переворота сохраняют неизбежно ряд громадных фактических преимуществ: у них остаются деньги (уничтожить деньги сразу нельзя), кое-какое движимое имущество, часто значительное, остаются связи, навыки организации и управления, знание всех “тайн” (обычаев, приемов, средств, возможностей) управления, остается более высокое образование, близость к технически высшему (по-буржуазному живущему и мыслящему) персоналу, остается неизмеримо больший навык в военном деле (это очень важно) и так далее и так далее.

Ренегатство Каутского становится еще более наглядным, когда он от одобрения тактики мелкобуржуазных националистов <…> переходит к критике большевистской тактики. Вот эта критика: “Большевистская революция была построена на предположении, что она послужит исходным пунктом для всеобщей европейской революции; что смелая инициатива России побудит пролетариев всей Европы подняться. При таком предположении было, разумеется, безразлично, какие формы примет русский сепаратный мир, какие тяжести и потери территории принесет он русскому народу, какое истолкование самоопределения наций он даст. Тогда безразлично было также, способна Россия защищаться или нет. Европейская революция, по этому взгляду, составляла наилучшую защиту русской революции, она должна была принести всем народам на прежней российской территории полное и настоящее самоопределение. Революция в Европе, которая принесла бы там социализм и укрепила его, должна была также стать средством для устранения тех помех, которые ставились в России осуществлению социалистического производства экономической отсталостью страны. Все это было очень логично и хорошо обосновано, если только допустить основное предположение: что русская революция неминуемо должна развязать европейскую. <…> До сих пор это предположение не оправдалось”» (Ленин. Пролетарская революция и ренегат Каутский).

«Ренегат Каутский» дал потрясающе точную характеристику ленинской тактике. А поскольку в большевистской партии никто не смог преодолеть революционный оптимизм вождя, то в конечном счете «коллективный опыт пролетарской партии» складывался из кровопролитной гражданской войны и неизмеримых бедствий тех масс, которые большевики усиленно вели к счастливой жизни. И очень скоро начинаются отступление и попытки оправдать крушение надежд.

«Мы можем построить коммунизм лишь тогда, когда средствами буржуазной науки и техники сделаем его более доступным массам. Иначе построить коммунистическое общество нельзя. А чтобы построить его таким образом, надо взять аппарат от буржуазии, надо привлечь к работе всех этих специалистов (Зачем же начинали с разрушения и уничтожения? — Прим. Ю.А.). Нам надо сейчас же, не ожидая поддержки от других стран, немедленно и сейчас же поднять производительные силы. Сделать это без буржуазных специалистов нельзя. <…> Служащие в других областях управления – более заскорузлые чиновники – бюрократы. Тут задача труднее. Жить без этого аппарата мы не можем, всякие отрасли управления создают потребность в таком аппарате. <…> Бороться с бюрократизмом до конца, до полной победы над ним можно лишь тогда, когда все население будет участвовать в управлении (Откровенная утопия! — Прим. Ю.А.). <…> Самые лучшие буржуазные республики, как бы демократичны они ни были, имеют тысячи законодательных помех, которые препятствуют участию трудящихся в управлении. Мы сделали то, что этих помех у нас не осталось, но до сих пор мы не достигли того, чтобы трудящиеся массы могли участвовать в управлении, – кроме закона, есть еще культурный уровень, который никакому закону не подчинишь» (Ленин. VIII съезд РКП(б) 18 – 23 марта 1919 г.).

«Мы далеки от того, чтобы даже закончить переходный период от капитализма к социализму. Мы никогда не обольщали себя надеждой на то, что сможем докончить его без помощи международного пролетариата. Мы никогда не заблуждались на этот счет и знали, как трудна дорога, ведущая от капитализма к социализму, но мы обязаны сказать, что наша республика Советов есть социалистическая, потому что мы на этот путь вступили, и слова эти не будут пустыми словами» (Ленин. Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 10 – 18 (23 – 31) января 1918 г.).

«При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частнокапиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т.е. рабочему классу (То есть – никому. — Прим. Ю.А.). Перед нами являются две главные задачи, составляющие эпоху. Это – задача переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи. Вторая задача состоит в культурной работе для крестьянства. А эта культурная работа, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. <…> Для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база» (Ленин. О кооперации).

Как известно, основное образование и культуру крестьянам прививали в колхозах и ГУЛАГе.

«Почему же мы делаем глупости? Это понятно: во-первых, мы – отсталая страна, во-вторых, образование в нашей стране минимальное, в-третьих, мы не получаем помощи. Ни одно цивилизованное государство нам не помогает, напротив, они все работают против нас. В-четвертых, по вине нашего государственного аппарата. Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас» (Ленин. IV конгресс Коммунистического Интернационала 5 ноября – 5 декабря 1922 г.). «Аппарат остался у нас старый, и наша задача теперь заключается в том, чтобы его переделать на новый лад. Мы переделать этого сразу не можем, но нам нужно поставить дело так, чтобы те коммунисты, которые у нас есть, были правильно размещены» (Ленин. Речь на пленуме Московского Совета 20 ноября 1922 г.).

«5 мая 1918 года бюрократизм в поле нашего зрения не стоит. Проходит еще год. На VIII съезде РКП, 18 – 23 марта 1919 года, принимается новая программа партии, и в этой программе мы говорим “о частичном возрождении бюрократизма внутри советского строя”. <…> У нас другой экономический корень бюрократизма: раздробленность, распыленность мелкого производителя, его нищета, некультурность, бездорожье, неграмотность, отсутствие оборота между земледелием и промышленностью, отсутствие связи и взаимодействия между ними. <…> Все должно быть пущено в ход для того, чтобы оживить оборот промышленности и земледелия во что бы то ни стало. Кто достигнет в этой области наибольших результатов, хотя бы путем частнохозяйственного капитализма, хотя бы даже без кооперации, без прямого превращения этого капитализма в государственный капитализм, тот больше пользы принесет делу всероссийского социалистического строительства, чем тот, кто будет “думать” о чистоте коммунизма, писать регламенты, правила, инструкции государственному капитализму и кооперации, но практически оборота не двигать» (Ленин. О продовольственном налоге).

В бюрократизме виноват, конечно, не «другой экономический корень», а нелепости социалистических преобразований. Разве можно запустить оборот промышленности и земледелия в приказном порядке? Главное, очнулись только через пять лет после переворота, доведя страну до последней черты. И при всем при этом беспримерная готовность идти на новые жертвы во имя мировой революции!

«Пролетарский интернационализм требует, во-первых, подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; во-вторых, требует способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала. По отношению к государствам и нациям более отсталым, с преобладанием феодальных или патриархальных и патриархально-крестьянских отношений, надо в особенности иметь в виду: во-первых, необходимость помощи всех компартий буржуазно-демократическому освободительному движению в этих странах; в первую голову обязанность оказывать самую активную помощь ложится на рабочих той страны, от которой отсталая нация зависит в колониальном или финансовом отношении; во-вторых, необходимость борьбы с духовенством и прочими реакционными и средневековыми элементами, имеющим влияние в отсталых странах; в-третьих, необходимость борьбы с панисламизмом и подобными течениями, пытающимися соединить освободительное движение против европейского и американского империализма с укреплением позиции ханов, помещиков, мулл и т.п.; в-четвертых, необходимость поддерживать специально крестьянское движение в отсталых странах против помещиков, против крупного землевладения, против всяких проявлений или остатков феодализма, и стараться придать крестьянскому движению наиболее революционный характер» (Ленин. Первоначальный набросок тезисов по национальному и колониальному вопросам).

«Тот не социалист, кто не понимает, что ради победы над буржуазией, ради перехода власти к рабочим, ради начала международной пролетарской революции, можно и должно не останавливаться ни перед какими жертвами, в том числе перед жертвой частью территории, перед жертвой тяжелых поражений от империализма» (Ленин. Письмо к американским рабочим).