Путь от Полоцка до Киева в летнюю пору недалек, но труден. Скоро поднялись по Двине до реки Ловати. Её прошли на веслах. А от Ловати до Днепра начался тяжелый волок, да он привычен был. Но князю Владимиру некогда было смотреть, как тянут-катят ладьи посуху. Встретив в пути Добрыню с конной дружиной, он сам пересел на коня, Рогнеду посадил в кибитку, которую ещё воины Святослава добыли у печенегов и подарили Владимиру-отроку. С той поры князь берег этот подарок, из Киева в Новгород с собой увез. Теперь катил кибитку обратно в Киев, а в ней сидела красавица Рогнеда.

За время пути по рекам Владимир и Рогнеда обрели душевную привязанность. У шестнадцатилетней княгини уже не было желания упрекать Владимира за «худую» родословную. Да и какое ей было дело до всего прошлого, если в настоящем Владимир открывался для Рогнеды каждый час и день неким новым и ещё более желанным, чем вчера. Он был неутомим в ласках и богатырски силен в любовных утехах. Правда, Рогнеда порой уставала от его бурлящей силы, но усталость проходила легко, и она снова отдавалась наслаждениям.

Он же, молодой, ещё не испорченный языческими пороками, искренне полюбил Рогнеду. Он увидел, что она умеет платить за добро добром и была покладистого нрава. Дитя природы, она близко принимала беды других, всегда готовая на самопожертвование. Ещё она была горазда на выдумки и умела толковать сны. Однажды, когда до Киева было рукой подать, Рогнеда рассказала Владимиру свой сон и назвала его вещим, чем удивила и озадачила супруга.

Он пришел к ней в кибитку, уселся рядом, и Рогнеда тихо начала:

- Ноне во сне тебя и Ярополка видела. Будто идете вы чистым полем да через веси, несете в руках по кувшину и землю из них поливаете. Где капля из кувшина Ярополка упадет, там пламя, дым, чернота, а где твой кувшин изливается - дети появляются, птицы солнце славят, зелень и разные цветы прорастают. Ещё каменные грады по окоему встают. И разошлись ваши пути, пришли вы разными дорогами к Киеву-граду. Ярополк в Днепр кувшин опрокинул - льдом река покрылась, люди во льдах застыли, чайки взлететь не могут. Сам Ярополк по реке пошел, ан близ горы Щековицы льда не было, он последнюю каплю из кувшина вылил, река и загорелась…

- А что с Ярополком? - обеспокоенно спросил Владимир.

Рогнеда не ответила на вопрос мужа, продолжила:

- Ты же свой кувшин на челнок у торгового человека променял, сел в него и уплыл в Византию.

- Что же дальше?

- Сие за дымкой и за окоемом. Да скоро дымка рассеется, и ты все узришь. Думай о кувшинах, что у вас.

Рогнеда загадочно-ведовски посмотрела в глаза своему господину. Князю Владимиру, однако, думать было некогда. Пришла пора ратных дел. Ещё ранним утром третьего июня прибыл в стан новгородцев боярский сын Стас Косарь. На заставе его остановили.

- Откуда? Кто? - спросил десятский.

- Воевода Добрыня нужен. Отведите к нему, - попросил Стас.

В войске Владимира имя Добрыни было почитаемо выше прочих имен. Привели Косаря к Добрыне. Он велел стражам уйти.

- Верил тебе и не ошибся, - начал Добрыня. - Ну говори, много ли увидел в нашу пользу.

- Скажу мало: спешите в Киев. Рати у Ярополка в Киеве нет, и самого князя - тоже.

- Куда он пропал?

- Ушел в низовья Днепра с воями. Ноне сидит в устье Роси, ждет помощи от печенегов.

- Почему от-печенегов?

- Боярский сын Варяжко ходил к ним. Они сказали: пусть Ярополк сам придет к ним и попросит помощи. И встречу на берегу Роси определили. Печенеги медлят; знать, не все вернулись из Таврии. Потому поспешите в стольный град. Войдут туда печенеги, и вам их не одолеть. Они ноне сильны. Вот и все, батюшка-воевода.

Стас замолчал. Добрыня долго о чем-то думал, наконец спросил:

- Ас боярином Блудом ты ладишь?

- Был днями боярин у моего батюшки. Слышал, сетует на Ярополка, говорит, волю большую дал варягам, мытарям жадным.

- Они что?

- Грабят у горожан что ни попадя. Последнее брашно отнимают. Ещё дев бесчестят, по ночам из домов умыкают.

- Много ли разбойных варягов?

- Больше тысячи сбежалось в Киев за последний год. Все они сошлись с теми, кои от Святославовой дружины остались, что под Свенельдом была.

- Укорот дадим, как придем в Киев. - Добрыня подумал, что нет нужды снова посылать Косаря в стольный град, молвил: - Побудешь в дружине. Иди моим именем к Путяте и передай, чтобы при себе держал.

- Нет, батюшка-воевода, сам это скажи, - не согласился Стас. - Или своего человека пошли…

- Да ты, вижу, с норовом, - улыбнулся Добрыня. - Ан верно заметил. Ну идем.

Добрыня проводил Косаря до Путяты, сам отправился в шатер князя Владимира.

Новгородская дружина стояла от Киева в двух днях пути. Но Владимир медлил сделать последний бросок на город, и никому не было ведомо почему. Ио явился Добрыня и побудил князя к движению:

- Пришел час подниматься в седло, князь-батюшка. Вести из Киева получены добрые.

Добрыне показалось, что Владимир ждал этих слов. Он встал с ложа, прошелся по шатру и твердо произнес:

- Идем же! И не минуем стольного града!

- Однако выслушай, княже, то, что тебе знать надобно.

- Говори, дядюшка.

- Ярополка в Киеве нет. Он сидит на реке Роси и ждет печенегов.

- Сие вельми плохо, дядюшка. Нельзя допустить их встречу.

- Не ведаю, княже, успеем ли упредить. Но в стольный град нужно войти. Ярополк не пойдет на нас, коль в нем встанем.

- Так поднимай дружину! И будет так: я иду с новгородцами в Киев, ты с варягами - на Рось. Даст бог, опередишь печенегов.

Благодаря воеводе Добрыне, который хорошо усвоил уроки князя Святослава, дружина в сей же день покинула стоянку на берегу Днепра. Конные тысячи на рысях ушли к Киеву, а все пешие заполонили ладьи, и полноводный Днепр понес их на своих плечах. Эта водная рать не остановилась под Киевом, но пролетела, словно на крыльях, мимо и умчала к устью Роси, чтобы там попытаться встать между Ярополком и печенегами, а ещё овладеть городком Родней или осадить его, если Ярополк закроется в нем.

Князь Ярополк уже давно знал о движении Владимира. Его уведомлял каждый день воевода Блуд. Сей воевода имел свой глаз до самого Полоцка, и понимал Ярополк из слов боярина Игнатия Блуда, что ему нет спасения. Бедой обернулось для него все то, что случилось на древлянской земле. С той поры, как он стал причиной смерти своего брата Олега, воля его была парализована. Он то во всем был послушен воеводе Игнатию Блуду и вовсе избегал встреч с воеводой Свенельдом, то сам что-то делал вопреки здравому смыслу. Неведомо почему он не прислушивался к советам Игнатия Блуда, который настойчиво пытался склонить Ярополка к миру с Владимиром и сулил ему спокойную жизнь:

- У тебя, князь-батюшка, нет сил сражаться с Владимиром. Он уже, поди, в Киеве со своей ратью. Иди к нему, и милостью обернется твой шаг. Зачем нам междоусобие?

- Междоусобия не будет. Свенельд подойдет из Чернигова, и мы сомнем Владимира.

- Но Свенельд один раз уже предал тебя. Помни, что ныне за Владимиром вся русская земля и не проломить тебе головой каменную стену.

Не принимая советов Блуда, Ярополк, однако, не отрицал, что ему нельзя вставать на путь раздоров с Владимиром. И Свенельд впрямь его вновь предаст, и печенеги не помогут. После долгих и мучительных раздумий на берегу Роси Ярополк почти согласился на то, чтобы пойти к Владимиру с повинной головой и просить себе милости. Но каково было сделать сие человеку, в жилах которого текла угорская кровь! Гордыня не позволяла склонить голову, согнуть выю. Да перевесило то, что в Киеве он оставил жену. Не желая ей судьбы Рогнеды, Ярополк ответил Игнатию:

- Да будет все по твоему совету! Возьму то, что уступит мне брат.

Ярополк отказался от помощи печенегов и не стал ждать их на реке Роси. В сопровождении воеводы Блуда и боярского сына Варяжко он уехал с малой дружиной в Киев.

Ярополк уже знал, что в Полоцке убиты князь Рогволод и его сыновья. Но ему было ведомо и то, что вины князя Владимира в том нет, сами, ослепленные местью, нашли смерть. И с Олегом так было. Ни словом он не приневоливал воеводу Свенельда погубить своего сына. Сам Свенельд принес его в жертву, а потом вынудил послать дружину на древлянскую землю. И Ярополк счел, что во всем виновата языческая вера: она требует жертв. О, как завидовал Ярополк бабушке Ольге, принявшей христианство!

Теперь Ярополк признавался себе, что всегда завидовал и Владимиру, которого бабушка согревала своей верой. Позже, когда Владимир сидел на уделе в Новгороде, Ярополк испытывал зависть к брату как к державному мужу. Новгородцы чтили Владимира как истинного князя, любили его и поклонялись ему. Он же, Ярополк, выше киевского посадника не поднялся, хотя и старался показать княжескую стать, особенно последние три года, когда провозгласил себя великим князем. Нет, киевляне никак не хотели признавать его великим князем. У него была только видимость великого княжения, а вся власть была в руках воеводы Свенельда. За прошедшие годы он даже не мог собрать сильную дружину, способную защитить его. Он не заслужил любви ни горожан, ни смердов.

Ярополк ехал в Киев и не верил, что ему оставят жизнь, дадут хотя бы малый удел. Он же теперь смирился бы с малым, лишь бы ему дали какую-нибудь область, куда бы он мог уехать со своей несравненной Гонорией-гречанкой, отданной ему в награду отцом: тот полонил её в монастыре под Босфором.

Сходились два брата к Киеву медленно и боялись встречи меж собой. У Ярополка причина была явная: сила у Владимира, и днём раньше или позже он достанет брата и решит его судьбу. Потому и оттягивал Ярополк крайний день, дабы видеть солнце, свет, воды, травы, свою княгиню, своего вороного коня, Перуна и Велеса - богов, отвернувшихся от него, - все, что составляло жизнь, которая была такой короткой - всего девятнадцать лет.

Ярополк успел вернуться в Киев до подхода к городу дружины Владимира. Он затворил ворота и сидел в княжеском дворце тихо-мирно, не думая защищать город или выходить в чистое поле на битву. Вечерами он уходил в опочивальню к семеюшке Гонории, садился возле ложа и негромко пел былины, которые слышал детстве от матери Владимира Малуши:

Гонория смотрела на мужа грустно: знала, что бегут-катятся под горку последние денечки жизни сего молодого князя. Она не говорила Ярополку этого, потому как тайну Божию, открытую монахине, никому нельзя отдавать. Приходил к Гонории человек от воеводы Свенельда и сказал, чтобы она покинула город. Так и жили в эти денечки Гонория и Ярополк - безучастными к своей судьбе.

Владимир не спешил в Киев по иной причине. Он не пугался встречи с Ярополком, ведал, что в стольном граде и охнуть не успеют, как он вломится туда со своей великой силой. Но князь не хотел таранить ворота города, а ждал боя, жаждал честной битвы за великокняжеский престол. Он помнил о главном - о мести брату за смерть младшего брата, но в открытом сражении, дабы Ярополк защищался от него всеми своими силами. Пусть ему, Владимиру, не будет удачи, пусть Ярополк разобьет его дружину, но Владимир не желал быть великим князем, добыв себе престол разбоем. Великокняжеский трон достоин сражения по чести и не Щадя живота. Потому-то и ждал Владимир, когда Ярополк соберется с силами, когда воевода Свенельд подойдет из Чернигова ему на помощь. Однако, чтобы Ярополк не застал его, Владимира, врасплох, он возводил между посадами Дорогожичем и Капичем под стенами Киева земляную крепость, копал там ров, поднимал валы три дня и три ночи.

А Ярополк по-прежнему бездействовал, не собирал рать, не слал гонцов в Чернигов к Свенельду - ничего не делал. Может быть, ему мешало то, что в Киеве в эти дни шла некая игра, которая захватила всех городских старцев, бояр, княжьих мужей, иных вельмож. Всеми управлял боярин Игнатий Блуд. Убедившись, что ни Ярополк, ни Владимир не решаются начать между собой единоборство, воевода собрал именитых мужей и послал их к воротам, дабы вызвать на переговоры мужей Владимира. Сам Игнатий Блуд в этот час поспешил в княжеский дворец, чтобы сказать Ярополку, что мужи города отправились на переговоры с мужами Владимира.

- Они и ворота откроют, и выдадут тебя, князь-батюшка, потому как ты сам не желаешь идти на поклон к сильному брату.

Князь Ярополк слушал воеводу Блуда без возражений. Ни к чему у него не было желания, какая-то пустота зияла в груди. Той же ночью после беседы с Игнатием Ярополк согласился покинуть Киев с Гонорией. Она не отважилась убежать от мужа. Глубокой ночью князь и княгиня в сопровождении нескольких рынд оставили дворец, тайным ходом вышли из Киева и ускакали в сторону городка Родни, в свой милый уголок на Роси при её впадении в Днепр.

Странные события происходили в эти летние дни под Киевом.

Когда Ярополк со своим малым отрядом прискакал к Родне, городок был уже в осаде. Устье Роси, Днепр заполонили ладьи, челны, долбленки, всякие другие суда речной дружины Владимира. Увидев чужих ратников, Ярополк растерялся. Но путь в Родню был открыт. Никто не остановил князя, не спросил, кто такой, куда едет. Все это было сделано по воле воеводы Добрыни: он не велел трогать князя Ярополка и его приближенных.

Ярополк благополучно вошел в крепость, в свой терем, спустя сутки в Родню пришла часть конной дружины Ярополка - сотен пять воинов, которых привел Игнатий Блуд, их Добрыня тоже пропустил без помех через вой заставы. Все это Ярополку показалось загадочным, и пройдет немало времени, когда к загадке найдется разгадка.

Началось сидение в Родне, потому как из городка никого не выпускали, только впускали в него. Вскоре Ярополку стало ясно, что долго им в Родне не продержаться: скудные запасы корма кончались. Пополнить х удавалось с трудом. Надо было идти на поклон к Добрыне.

Ярополк страдал. Боярский сын Варяжко звал его мять ночью ряды осаждающих и уйти в степи к печенегам. Князь и на этот шаг не решился, но к советам воеводы Игнатия Блуда снова начал прислушиваться.

- Видишь, княже, сколько воинов у твоего брата. Киев обложил, и здесь все обложено. Нам и с печенегами Владимира не победить, - твердил своё воевода. - Нужно смириться с судьбой. Брат твой благороден, он не желает тебе зла, но пойдет на мир, ежели узнает всю правду о происках Свенельда. А ежели будем в Родне сидеть, то пропадем с голоду, мором изойдем, - бил и бил в одно место Игнатий.

Однако Ярополк стал подозревать, что вокруг него плетется некая ловушка: уж слишком рьяно боярин Блуд давал советы смириться перед судьбой и Владимиром. Да, Ярополк видел, что Владимир вел себя благородно, не преследовал его, ждал честной битвы. Но он чувствовал и другое: его первый воевода Игнатий Блуд вел себя неискренне и корыстно, кому-то пытался сыграть на руку. Зачем он зовет искать мира путем унижения перед Владимиром? Если бы Владимир сам желал сего, то нашел бы возможность встретиться с ним, Ярополком. «Нет, Владимир явно хочет отнять у меня Киев, потому как красные сапоги затмили ему разум», - Размышлял Ярополк.

Последнее доверие к воеводе Блуду исчезло у Ярополка, когда он проведал, что боярин тайно встречается с лазутчиками-пролазами Добрыни. Ярополку не важно было знать, какие игры вел Блуд за его спиной, главное, что эти игры были. Однажды, когда Блуд в какой раз попытался убедить Ярополка идти на поклон к Владимиру, князь прогневался и повелел заточить воеводу в каменный подвал под домом, поставив к дверям стражей.

- Ты, боярин, ищешь мне гибели, но не славы. Игнатий принял гнев Ярополка стойко, лишь коротко отозвался:

- Князь-батюшка, ты волен казнить и миловать.

- В любой час успею казнить. Ведай другое: ежели мой Перун позволит мне вернуться в Киев и я займу свой трон, то буду за него биться, пока не погибну с честью или не одолею Владимира.

Заточив боярина Блуда, Ярополк оставил в Родне сотню воинов для охраны княгини Гонории, сам распахнул ворота крепости и повел пять сотен воинов под Киев. И опять воины Владимира пропустили Ярополка без помех, лишь впереди него поскакали в Киев гонцы Добрыни, дабы Владимир знал о движении брата.

Племянник Добрыни князь Владимир пока исполнял волю своего дядюшки старательно. Было так: как только Ярополк сбежал из Киева и укрылся в Родне, Добрыня примчал под стольный град, возник перед князем в шатре между Дорогожичем и Капичем и сказал, словно повелел:

- Ты, князь-батюшка, поднимай сейчас дружину. Хватит сидеть в земляной крепости. Веди воев по Боричевой дороге и гору Щековицу не обойди, но поднимись в великокняжеские терема.

- Зачем спешить? - спросил Владимир. - Битвы жду.

- Битвы не будет. Ярополк снова в Родне укрылся и оставил дружину в сиротстве. Пришло время дозревший плод снять. Свенельд из Чернигова уже не придет. Последние дни доживает: Перун призывает его. Помни, что Ярополк бежал от престола твоего отца. Тебе им и владеть!

Князь Владимир до этой минуты сидел, но тут же встал, облик его изменился, появилась великокняжеская властность:

- Ты, дядя, сказал своё. Я выслушал: разум твой светел. Внял твоим советам. Да отныне последнее слово за мной. Престол займу сегодня же. Буду править! Запомнил?

- Запомнил, князь-батюшка, - ещё не понимая, куда клонит Владимир, ответил воевода.

- Запомни и то: как придет Ярополк под Киев, так повелю ему идти в Искоростень. Там ему сидеть, потому как видеть его не желаю в стольном граде. Ты его туда и проводишь.

- Исполню, князь-батюшка.

Воевода хорошо понял молодого князя. И хотя голос у него ещё не прорезался до великокняжеского, но булат в нем уже звенел. Взойдет на великое княжение и будет говорить-повелевать только своё. Своей волей поведет Русь, а куда, Добрыня пока не знал. Да и боги, поди, того не ведали.

Одно уяснил в этот час мудрый воевода: Владимир и Ярополк больше не соперники. Не стоять им друг против друга открыто, но тайную войну Ярополк станет вести всю жизнь, ежели прежде не лишится живота. И подумал Добрыня, что в Искоростень надо слать своих людей. Пусть Ярополк живет под недреманным оком - так-то державе будет спокойнее. Как только Ярополк покинул городок Родню, ратники тот час освободили своего воеводу из каменного подвала. А он, не мешкая, на рысях помчал в Киев. В пути сумел тайно обойти Ярополка и появился в стольном граде раньше «своего» князя. В Киеве он перво-наперво встретился с Добрыней. Дядюшка Владимира был ласков и деловит.

- Знаю твою верную службу князю новгородскому, и за сие почтят тебя честью до скончания века, - сказал при встрече Добрыня. - Теперь последнюю важную просьбу исполни: найди место, где разложить кострище, приведи коней из Ярополковой конюшни - жертву Перуну принести ради тишины на Руси.

- Тебе, свет-Добрыня, готов служить покорно. Будет приношение Перуну да и кострище великое. - Потоптавшись на месте, Блуд попросил Добрыню о своём: - Отроку моему ноне тринадцатый год пошел, так ты бы взял его поближе к князю свет-Владимиру.

- К великому князю, - поправил с улыбкой Добрыня и похлопал Игнатия по плечу:

- Приводи своего Числавку в гридницу после кострища.

Боярин Блуд раскланялся и спешно покинул покои Добрыни. Двое воевод хорошо поняли друг друга… Было же дальше так: «И говорил Блуд Ярополку: «Поди к брату своему и скажи ему: «Что ты мне дашь, то и приму». А Варяжко говорил ему: «Не ходи, князь, убьют тебя; беги к печенегам и приведешь воинов». Не послушал его Ярополк и пошел к Владимиру». Блуд затворил за ним двери. Варяжко придержал, потеснил крепкой грудью вон из покоя. А как захлопнулись двери длинных сеней, которыми прошел Ярополк, как открыл он в их конце другие двери, так возникли перед ним два воина-варяга с мечами. Подняли они князя под ребра, унесли, лишенного жизни, в сырой подвал. И не было свидетелей этому злодеянию, и кто прислал варягов во дворец великого князя - все это осталось тайной.

Владимир сидел в эту пору в тронном покое, ждал брата, которого все-таки захотел увидеть, и не дождался. Он не узнал, что Ярополк был убит помимо его, Владимира, воли, снесен в подвал и завернут в овчинный полог. Куда потом отнесли его ночной порой, может быть, на гору Хоривицу и там предали огню по обычаю предков, - никому в окружении князя Владимира было не ведомо.

Поздним вечером 11 июня 980 года князь Владимир увидел, как на горе Хоривице запылал кострище, и спросил Добрыню:

- Дядя, зачем огонь гуляет на дворе, где жертвенник?

- Это приношение всемогущему Перуну, которое он потребовал от Ярополка. То духи уносят пепел его коней в Перуновы рощи. Все исполнено моим словом.

Поклонившись Владимиру, Добрыня решительно покинул тронный зал и великокняжеский дворец.

Князь Владимир в этот час все-таки почувствовал беду: ведь Ярополк так и не появился перед ним. У молодого новгородского князя на глаза навернулись слезы, но они были по-мужски скупые и последние. Новгородский князь ушел и явился великий князь Киевский и всея Руси.

* * *

В эту ночь новоявленный великий князь Владимир не уснул. Он долго сидел молча у открытого окна и мужал в думах. Понял он, какая тяжелая ноша легла на его ещё не окрепшие плечи. Отныне, в свои двадцать лет, он государь великой державы, которая раскинулась на пол-Европы и включает в себя многие племена и народы. Владимир вспомнил отца Святослава и бабушку Ольгу и подумал, что они порадовались бы тому, что Русь вновь едина. Его не мучили угрызения совести за смерть брата Ярополка. Потом он скажет: «Не я ведь начал убивать братьев, но он».

В полночь к Владимиру пришла Рогнеда. Она была в легких белых одеждах, её прелестное лицо отсвечивало печалью. Рогнеда сказала Владимиру: «Теперь я навсегда твоя, потому как нет надо мной теней прошлого». Она погасила печаль, и лицо её осветилось радостью. Она увлекла князя в свою опочивальню и там сняла с него и с себя одежды. Затем принесла таз с водой и вымыла князю ноги. Она растерла его и себя византийскими благоуханными маслами и стала ласкать мужа. Постепенно у него улетучились все печали, улетели думы о будущем, он проснулся к настоящей жизни, и эта жизнь была рядом в образе прекрасной россиянки.

Рогнеда нашла его губы и из уст в уста начала шептать ему горячие слова, которые наполняли Владимира гордостью. Как много пообещала ему Рогнеда! И он верил, что все сбудется.

- Любый, ноне мы зачнем наше первое дитя, потому как ты вдохнул в меня силы небесные.

- Мы родим с тобой сына, - ответил Владимир блаженно.

- Любый, у нас будет много сыновей. Я вижу их. И первенца мы назовем…

Рогнеда знала, как его назвать, но не сказала, а дала эту радость Владимиру.

- Он будет Изяславом.

- И ещё родится сын…

- Коего мы назовем Ярославом.

- Потом родится…

- Мстислав.

- Наш четвертый сын возьмет имя… Рогнеда была в восторге от доброты Владимира и уже с нетерпением ждала его слова, пребывая в полном согласии с ним. И Владимир сказал:

- Четвертого мы назовем Всеволодом.

- И ещё будут у нас три дочери.

- И ты дашь им свои имена.

- Да, любый. Первую я назову Предславой, вторую - Марией, а третью - Прекрасной.

- Ты богиня плодородия, моя любая!

- Да, любый!

И они отдались таинству супружеской близости.

Днём князь Владимир не вышел из своих покоев. И никто его не беспокоил, даже Добрыня. А у воеводы были очень важные новости, требующие княжеского слова и дела. Даже малая новость о том, что боярский сын Варяжко убежал к печенегам, беспокоила Добрыв1о. И не напрасно. Варяжко скоро мог появиться с печенегами, кои уже табунились на берегах порубежной реки Трубеж. Но та беда надвигалась не сию минуту. Ноне нужно было отвратить нагрянувшую беду. Минувшей ночью дружина варягов до тысячи человек сошлась с дружиной Варяжко в пятьсот человек, и общими силами они начали грабить горожан. Чуть свет Добрыню известили об этом, и он выставил в городе сотни русичей-гридней, дабы остановить разбойников. Да куда там! Бывший воевода Ярополка Стемид сказал Добрыне:

- Не лезь в наше дело!

Прозвучало это зло и высокомерно.

- Ты моих братьев и сестер грабишь! - возразил Добрыня. - Зачем же я позволю тебе разбой!

Разговор шел на городской площади близ церкви Святого Ильи. Когда сошлись Стемид и Добрыня, то рядом никого не было, а сейчас глянул русич-воевода - его уже окружили варяги, смотрят грозно, каждый взгляд прокалывает, и руки на мечи положены. У Стемида голос звучит, как по металлу.

- Это наш город, мы отошли от Ярополка и мечами добыли его. Нам в нем и кормиться. Зови князя, и ему скажу! - потребовал Стемид. - Не придет, пусть пеняет на себя.

Понял Добрыня, что варягов ему не остудить и даже кровью не остановить от разбоев, только хитростью их можно взять.

- Ноне великий князь в думах пребывает, - начал Добрыня плести речь. - Завтра он скажет своё слово. А пока пусть твои воины меды пьют. Дам им вволю Ярополковых медов.

Добрыня двинулся на стену варягов. Они расступились.

На княжеском дворе Добрыня распорядился выкатить из подвалов бочки с хмельной медовухой, сам ушел во дверец и стал ждать появления Владимира. В эти часы ожидания Добрыня много размышлял, все о своём племяннике, да пришел к пониманию, что Владимир отныне не дрогнет перед варягами, которых он не нанимал грабить державу, и покажет себя истинным государем великой Руси, сильным и уверенным в себе. Так все и вышло, как Добрыня разложил. Но в этот день воевода не дождался князя.

Он появился лишь ранним утром 13 июня и позвал Добрыню. Был немного смущен.

- Прости, дядюшка, что вчера дал волю лени. Что в великом русском княжестве, все ли спокойно?

Князь сидел в трапезной за столом на главном месте, где сиживал Ярополк, а до него их отец, но чаще всего бабушка Ольга. Рядом с князем по левую руку сидела Рогнеда. Она казалась усталой, под очами залегли глубокие тени, но держалась она гордо.

- Неспокойно в твоей державе, князь-батюшка. Варяги чинят разбой в стольном граде. Нужен укорот им. Ещё боярский сын Варяжко к печенегам ушел. Знать, приведет их скоро под Киев.

Воевода сел к столу справа от князя, так же, как было в прежние времена. Владимир счел сие достойным дяди.

- Варяжко не враз обернется. Пошли в печенежский стан своих послов, - рассудил Владимир. - А вот с дружиной Стемида нам выпало сойтись впритык. Вижу, чего ищет Стемид, да получит иное.

- Ищет, - согласился Добрыня. - Вчера я пытался урезонить и медами ублажал. Ан напились медов и снова за разбой взялись. Стонут-плачут горожане, князь-батюшка.

После трапезы Добрыня ушел и вернулся не скоро. Гридни, которых он послал за Стемидом, с трудом отыскали его в палатах боярина Василия Косаря. Стемид захватил их и устроил там пир. Был воевода хмелен, гридней, которые пришли за ним, повыгоняли дубьем его сподручные. Но не забыл воевода, что зван князем Владимиром, пришел к полуденной трапезе. Сопровождали Стемида более сотни вооружённых воинов-варягов.

На княжеском дворе Стемид увидел много бояр, купцов, ремесленников, иных горожан, которых грабили его сподвижники. Городские старцы здесь же были. Они пришли напомнить Владимиру и варягам, коих надеялись увидеть пред лицом великого князя, о русских законах. Было у старцев такое требование к варягам: родственники убитых при грабежах должны получить удовлетворение от варягов и лишить убийц жизни. Горожане, которых ограбили варяги, тоже требовали смерти воров - все по закону. Они же, горожане, подсчитали удары вражеских мечей и копий, за что имели право получить денежную пеню.

- Наши законы милосердны, - размышляли вслух старцы, ожидая появления Владимира, - ежели варяги клятвой заверят, что больше не будут чинить зло и что им нечем заплатить за украденное, то хищники могут быть помилованы.

Однако у великого князя Владимира к тому часу, как встретиться с воеводой Стемидом, вызрел свой план. «Нет нужды мне казнить одних варягов и вызывать ненависть других. Должен я избавиться от всех разбойников разом, потому как звали их на Русь не грабить и убивать, а защищать землю отцов наших», - размышлял великий князь.

Когда наконец воевода Стемид появился на княжеском дворе в окружении своих воинов, Владимир велел позвать его, а с ним и сотских в гридницу. Воинов же отроки Владимира придержали во дворе. В гриднице великий князь сел на устроенное место. Стемид тоже сел. Такой порядок был заведен ещё при князе Святославе, но на сей раз Стемиду не удалось посидеть напротив Владимира.

- Встань, воевода Стемид, потому как отныне мы с тобою недруги, а им я запрещаю сидеть предо мной.

Стемид не встал, но оглянулся и увидел, что к нему идут два отрока с обнажёнными мечами. Воевода понял, что его вольность может обернуться бедой, встал и сказал весомо:

- Ты великий князь по моей воле. Добрыня с ним не согласился, но Владимир ответил:

- Знаю, воевода Стемид, ты и твои воины храбры и много сделали, чтобы я сел на великое княжение в стольном граде. Но зачем же вы моих подданных россиян грабите и убиваете?

- Мы стоим в городе, покоренном нами, и вольны жить в нем по нашим законам - законам победителей.

- Неверно говоришь, Стемид. Ты стоишь в стольном граде Руси. Он не покорен, но мудростью народной встал под мою руку.

- Нет, покорен! - твердо заявил гордый варяг. - И всех горожан мы облагаем данью. Запомни сие, великий князь, - данью, и каждый горожанин заплатит нам по гривне. Ежели город не выполнит нашу волю, мы разорим его и уйдем в греческую землю. Там знают нам цену. И ты, государь, ищи с нами согласия и пошли своих мытарей за данью.

Все, что говорил Стемид, было выслушано Владимиром молча, с опущенной головой. Он словно бы соглашался со Стемидом, да и сказал так, что в гриднице все пришли в удивление, особенно городские старцы. Голос князя прозвучал миролюбиво, убаюкивающе:

- Знаю тебя, Стемид, за сговорчивого человека. Будет тебе и дружине дань щедрее, чем требуешь. Однако дай мне месяц сроку, дабы старательно выполнить твое условие.

Городские старцы и княжьи мужи рты раскрыли, чтобы выдохнуть единым духом: «В жертву бросает нас Святославов отпрыск-рабич!» - да не выразили сего вслух, побоялись прогневить великого князя. Но старший из градских, почтенный Драгомил-жрец, почувствовал в ответе князя иное. Произнесенное Владимиром показалось служителю Перуна ловушкой, какие ставят на хищного зверя.

Воевода Стемид посмотрел на своих спутников. Те, похоже, были согласны с предложением великого князя. Стемид милостиво согласился ждать месяц:

- Пусть будет по-твоему, великий князь. Но Владимир сказал не все.

- Старцы градские тут о законах российских вспомнили. Такоже и ты, воевода Стемид, не обходи их. Помни: кто из твоих за сей месяц учинит разбой, или лишит горожанина жизни, или украдет что, договор наш распадется. А что дальше надвинется, сам думай.

Добрыня стоял сбоку от князя Владимира и удивлялся твердости его голоса, невозмутимому спокойствию: «Ой, далеко пойдет Володимир, дальше, чем дедушка и батюшка».

Хмельной Стемид и его малые воеводы - тоже хмельные - отнеслись к сказанному без должного внимания: дескать, тебе говорить, а нам слушать или нет - дело наше, но своего мы не упустим.

Они пожалеют потом, что забыли княжеский наказ.

Проводив варягов со двора, Владимир побеседовал со старцами и боярами:

- Готовьте сыновей и внуков к битве с ворогами. Вижу, что не избежать её. Как время придет, так и крикну ваших воев. Нам ли себя в обиду давать?

Городские старцы и все лучшие мужи уходили от Владимира ободренные, согретые вниманием князя. «А то, что совета у нас не спросил, говорит о сильном корне», - размышляли они, уходя.

Вскоре и князь Владимир покинул гридницу, ушел с Добрыней в палаты. Там они вдвоем посидели, тайно побеседовали. Из покоя через открытое окно виделся могучий Днепр, то синий, то отдающий голубизной под ярким солнцем, полюбовались им. Стольник принес братину с медовухой, кубки. Добрыня наполнил их, поднял свой:

- Мужаешь ты, князь-батюшка. Радуюсь. Он выпил медовуху. Владимир к своему кубку не притронулся: не было у него тяги к хмельному.

- Ты мне о сладком, а я тебе о горьком, дядюшка-воевода, - начал князь. - Ищи послов в греческую землю. Скоро нужны будут. А мыслю я вот о чем: месяц мы у варягов взяли, да не для того, чтобы гривны у россиян изымать. Крепкую русскую дружину будем собирать, дабы по варягам ударить в нужный час.

- Низкий поклон тебе, князь-батюшка. Разумна твоя мысль. Мы их звали служить по чести, а не разбой чинить, - вставая от стола и поклонившись Владимиру, сказал Добрыня.

- Будет у нас крепкая дружина, а не рать с бору по сосенке. И вольно мне ноне взяться за неё.

С тем Добрыня и покинул покой великого князя. Был он скор на любое действо, но и осторожен. Взял он себе в помощники воеводу Фёдора Волчий Хвост, восемь лет отслужившего верой и правдой Владимиру в Новгороде, умного славянина из Смоленска. Теперь он охотно пошел с Добрыней собирать дружину против варягов. Вместе они отобрали несколько воинов из младшей княжеской дружины и покинули Киев. За городом Добрыня распорядился и разослал всех - кого в Белгород, кого в Любеч, а кого в Чернигов, - наказывая им:

- Именем великого князя Владимира говорите всем посадникам, чтобы сбивали малые дружины умелых воинов и во главе с сотскими отправляли в Вышгород под начало воеводы Фёдора Волчий Хвост.

Когда отроки умчали в степь, Добрыня дал наказ Фёдору:

- Тебе собрать пять-шесть сотен воев в древлянской земле да не медля сесть в Вышгороде. А на двадцать девятый день от нонешнего придешь ночью под Киев и засядешь в крепости меж Дорогожичем и Капичем. Там и жди нужный час к выступлению.

- Как велено, так и сделаю, - ответил Фёдор.

Боевые друзья расстались. Добрыня в сопровождении двух гридней уехал в Берестово, где отдыхали две сотни новгородских воинов.

Все шло, как задумал Владимир. Он терпеливо ждал Добрыню с дружиной и ежедневно выслушивал своих бояр и воевод о том, как ведет себя в Киеве дружина Стемида. И выходило по словам очевидцев, что варяги чуть ли не каждый день и каждую ночь нарушают условия и чинят разбои.

- Да не прощу им это зло! - негодовал Владимир. В этот первый месяц великого княжения и сам князь, того не ведая, совершил непростительный грех. После убийства князя Ярополка воевода Игнатий Блуд приставил в городке Родне к княгине Гонории стражу. А через несколько дней Игнатий явился перед Владимиром и сказал:

- Князь-батюшка, в Родне осталась прекрасная гречанка монахиня Гонория. Как с нею быть?

- Но она не монахиня, - возразил князь. - Это жена Ярополка.

Владимир знал о ней, но видеть её не доводилось. Слышал он, что она и правда хороша, и, чтобы увидеть её, он в ту же ночь ускакал с Игнатием из Киева в Родню.

Князь Святослав увел Гонорию в плен ещё отроковицей. Она была послушницей монастыря, но не монахиней, однако её так прозвали. Когда прекрасный цветок распустился, Ярополк по завещанию отца женился на Гонории. Они не прожили вместе и года. И вот Гонория-вдова стала супружницей или наложницей князя Владимира - женой он её не называл. Красота Гонории покорила князя Владимира. Он зрел подобный лик на византийской иконе в опочивальне бабушки Ольги. Божественное начало не смутило Владимира: как только он увидел Гонорию, то забыл все каноны нравственности и овладел ею. Потом князь много раз грешил с Гонорией по ночам в Родне, куда наезжал при любом удобном случае, что не мешало ему проводить время в утехах с Рогнедой. Сын Гонории Святополк и сын Рогнеды Изяслав родились в один и тот же месяц, с разницей в несколько дней. Позже князь Владимир будет долго маяться над загадкой, порожденной грехом: чей же сын Святополк - Ярополка или его, Владимира.

Приблизился день, когда варяжские воеводы, тысяцкие и сотские во главе со Стемидом в полдень явились на княжеский двор к Владимиру за данью со стольного града. Варяги вели себя как истинные завоеватели. За спиной Стемида стояли сотни воинов. Ещё больше осталось их за стенами княжеского двора. Ничто им пока не предвещало грозы.

Князь Владимир наблюдал за варягами из окна и ждал, когда придет миг дать укорот разбойникам. В руках он держал грамоту, в которой были описаны все преступления варягов за минувший месяц. Сей миг настал. Стемид и с десяток его приближенных воинов двинулись к красному крыльцу княжеских палат. В то же время князь Владимир вышел на красное крыльцо и поднял руку. Это был условный знак Добрыне. Тотчас из всех помещений большого княжеского подворья, через распахнутые двери и ворота хлынула дружина русичей, которую собрали из многих мест русской земли Добрыня и Фёдор. В мгновение ока варяги были окружены.

Увидев силу дружины Владимира, варяги дрогнули, сбились в кучу и обнажили мечи. А в это время ратники Добрыни пропустили в ворота гонца варягов, прискакавшего из стана, где стояла дружина Стемида. Гонец спешился, подбежал к Стемиду и выкрикнул, что вся варяжская дружина полонена княжескими воинами.

- Их тьма, они навалились лавиной! - прокричал гонец.

Стемид побагровел. Он выхватил меч и рванулся к красному крыльцу, чтобы достать Владимира.

- Ты потерял честь! Я убью тебя! - задыхаясь от ярости, прохрипел Стемид. - Освободи моих воинов!

Князь Владимир не шелохнулся. Отроки из личной охраны князя уже встали перед Стемидом, и он чуть не напоролся на их мечи. К князю подошли бояре, городские старцы, другие мужи, и Владимир, подняв руку, обратился к Стемиду:

- Ты волен говорить, что я нарушил слово и не собрал дани. Но вот кияне вели счет вашим злодействам. - И Владимир поднял грамоту. - Многажды твои воины преступали законы державы, тебе же было сказано: ответишь за разбой! Как же я могу обидеть своих братьев, матерей и детей, не защитив их очагов от лютых ворогов?! Нет моей измены пред тобой и твоими воинами, Стемид. Вас позвали на Русь для честного служения, вам честно платили деньги, но вы взялись за разбой. За то и получите мою плату, да выберите из двух ту, какая вам по душе: или уходите в греческую землю, куда вы рветесь, или же здесь сложите головы. Я сказал все. Теперь говори.

Гордый Стемид не склонил головы. Он повернулся к своим воеводам и воинам и крикнул:

- Витязи, уйдем ноне из Киева! Но сей князь будет плакать от нас. - Резко повернувшись к Владимиру, он бросил: - Запомни: мы ещё встретимся!

- Иди без угроз к ромеям, Стемид, пока открыты ворота, - предупредил Владимир.

- Ты пожалеешь, что выгнал нас! - без всякой почтительности кричал Стемид. - Мы ещё вернемся в Киев, рабич! - гневно кинул бранное слово варяг и двинулся к воротам.

Лицо Владимира исказил гнев. Он выхватил меч, но в сей же миг на его руку легла тяжелая рука Добрыни.

- Стерпи сию дерзость и брань, князь-батюшка. Он никогда больше не вернется в Киев, не увидит его. Поверь мне, - успокоил князя Добрыня.

- Стерплю, дядюшка. Да ноне же шли послов в Царьград к императору Василию. Пусть он их в хомут возьмет. Грамота от меня будет.

Владимир пошел с крыльца в палаты. Добрыня последовал за князем и сказал:

- Вместе нам надо обговорить грамоту. Вот как провожу недругов, так и посидим над словом к императору.

- Нет нужды тянуть время, - стоял на своём Владимир. - Без тебя варягов проводят.

Пока воины Стемида, которых согнали большой силой на берег Днепра, готовили ладьи и челны в дальний путь, Владимир и Добрыня принялись обговаривать грамоту. А как завершили, до прихода писца, Добрыня молвил своё, чем маялся многие годы:

- Послушай меня, князь-батюшка, со вниманием. Как скончаться твоей незабвенной бабушке Ольге, завещала она своему сыну Святославу, чтобы породнил Русь с Византией, и на тебя указала, ты это помнишь. Так что же ты завет великой княгини не исполняешь? Вот теперь и накажи послам засватать тебе царевну. Молодой князь нахмурился, сказал сурово: - Не по душе мне твое понукание, дядюшка. Не пекись о моём супружестве с царевной. Я уже вырос. Есть у меня Рогнеда, есть…

Владимир ходил по покою, нервничал. Видно было, что трудно дается ему разговор с любимым дядюшкой, который был за отца родного, но понимал, что пора обрести самостоятельность. Да и не нужна ему византийская царевна. Есть у него россиянка, есть гречанка, равных которым не сыщешь. К тому же с Византией какой год в мире жили. К чему же это породнение? Правда, Владимира больно укололо напоминание о любимой бабушке. Мудрая и ясновидящая, она далеко видела. И судьбу своего внука, выходит, ведала. А он пренебрег её завещанием…

Добрыня стоял перед Владимиром, словно кряж, и не спускал с него осуждающего взгляда. И понял великий князь, что ни к чему ему ссориться с заботливым дядей, хранителем его чести и совести. Остановившись перед Добрыней, Владимир миролюбиво произнес:

- Одолел ты меня, дядюшка. Зови писца, будем излагать грамоту византийскому василевсу.

И вот уже сыновья воевод Косаря и Путяты, Стас и Борис, с десятью гриднями умчали верхами правобережьем Днепра в сторону Черного моря, чтобы достичь Царьграда раньше дружины Стемида. Им было велено вручить императору Василию Второму послание великого князя Владимира. А в нем было сказано: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают такого же зла, как и в Киеве, но рассели их по разным местам». И лишь в конце грамоты было приписано, что князь Владимир жаждет породниться с Византией и просит отдать ему в жёны царевну Анну.

Когда же варяги покинули берег Днепра и последняя ладья скрылась за водным окоемом, в Киеве вспыхнуло торжество. Оно охватило весь город. Купцы и богатые люди выставляли на улицы вино, брагу, медовуху, угощение - все, что нужно было для веселья, что могло порадовать горожан. И киевляне радовались оттого, что избавились от страха насилия над жизнью, от грабежей и бесчестья жён и дочерей. Ещё возносили здравицы в честь молодого великого князя Владимира, хвалили его. В церкви Святого Ильи прозвучал христианский молебен. Многое из сказанного и сделанного в честь князя дошло до него. Он принял все с благодарностью и заверил всех, кто был рядом с ним:

- Отныне не быть наемникам на Руси. Россияне сами умеют крепко держать оружие, и храбрее их не знаю воинов.

И в княжеском теремном дворце в эти дни лились хмельные меды и виноградные вина из Корсуня Таврического. Но не только хмельным утешались князь Владимир и его бояре. За очищение земли от варягов-насильников возносили они слова благодарные своим языческим богам, готовили им жертвоприношения.