Надпись на ножнах Робера о’Нифта стояла у Барабина перед глазами, когда в лицо ему полыхнул огонь.

Исходил он из светящегося шара, по которому Вор ударил рукой и как будто разбил его, выпустив на свободу сконцентрированный в нем свет.

Вихрь холодного пламени охватил Вора и Веронику и винтом ушел вверх, втянулся обратно в шар, не оставив от двух человек даже следа.

Барабин стрелой пролетел мимо охранников в черном, отшатнувшихся от волны огня, и на полном ходу врезался в стену.

Реакция спецназовца не подвела его и на этот раз. Он развернулся раньше, чем опомнились самураи.

Шар, похожий на цветок, венчающий упругую ветку, был теперь прямо над его головой, но он потускнел, и удар по нему рукой не привел ни к какому эффекту.

Совершить этот эксперимент Роману помогли рабыни, которые отвлекли на себя внимание самурайствующих молодчиков. Но взглянув на зал с того места, где только что стоял Ночной Вор, Барабин понял, что в азарте безумного броска преувеличил успех Тассименше в деле мобилизации невольниц на бой.

— Вы что, не хотите свободы?! — кричала она, но, судя по всему, обнаженная толпа делилась на две части.

Некоторые рабыни вообще не поднялись с колен или поднялись только для того, чтобы не оказаться под ногами других. А некоторые уже были сбиты с ног и лежа пытались отползти туда, где безопаснее.

И все они, похоже, не хотели даже думать о свободе, особенно если она порождает подобный хаос.

А другая часть рабынь бессмысленно металась по залу, всем своим поведением отвечая на риторический вопрос Тассименше примерно так:

— Хотеть-то мы хотим, но что нам с этой свободой делать?!

За Барабиным и Тассименше пошла только меньшая часть рабынь, да и то лишь потому, что они увидели в атакующих силу, способную победить.

Ночной Вор терпел поражение и бежал, а Барабин и его спутница представляли собой авангард победоносного баргаутского войска. Вот невольницы и переметнулись на сторону победителей.

А еще рабыни слишком сильно ненавидели Ночного Вора и особенно его подручных. Вцепиться им в глотку были рады даже те девушки, которые случайно угодили в волну, несущую их прямо на самурайские заслоны.

Но так или иначе, свое дело они сделали. Если бы Роману удалось отбить у Вора Веронику, никто не помешал бы ему уйти в ближайший проход.

А теперь он понятия не имел, что делать. И путь свободен — да смысла идти по нему нет.

Где теперь искать Веронику, Барабин даже теоретически не мог себе представить. Он догадывался, что огненный шар не испепелил ее вместе с Вором без следа, не оставив даже пепла, а переместил куда-то подобно колдовским воротам. да только что толку от этих догадок.

Барабин бросился к ближайшему самураю, которого накрыла куча мала из рабынь. Судя по тому, как дергались его ноги, ниндзя был еще жив, но общее настроение голых гейш наводило на мысль, что долго он не протянет.

Раскидать озверевших девиц Роману стоило едва ли не большего труда, чем сразиться с таким же числом вооруженных ниндзя, но он все-таки не дал безумным бабам разорвать самурая на части.

Эпитет «человек в черном» подходил к этому воину лишь с большой натяжкой, поскольку его кимоно усилиями женщин превратилось в лохмотья, но сам он был цел (хоть и исцарапан, как будто дрался с леопардом) и даже мог говорить.

— Говори правду, а то отдам тебя им! — прорычал Барабин, не давая самураю ни секунды передышки. — Где теперь Ночной Вор? Где мне его искать?

— Да кто ж его знает! — в отчаянии крикнул самурай в ответ. — Гиантрей большой!

Барабин и сам понимал, что Гиантрей большой. Не знал он только одного: что же это все-таки такое — Гиантрей.

Слово «Фадзероаль» ему удалось расшифровать довольно быстро и по всем признакам правильно. А вот с Гиантреем вышла загвоздка. И разрешилась она только теперь, когда исцарапанный самурай в ужасе перед перспективой снова попасть в лапы нагих разъяренных фурий, всеми силами старался втолковать Барабину, что Гиантрей не просто большой, а очень большой.

Ради этого ниндзя вспомнил все синонимы слова «большой», какие только были в местном языке, и среди них мелькнуло одно, которое Барабин, в силу ограниченного знания английского языка, не знал, не знал — да и забыл.

— Гиантрей ис вери-вери гиант! — восклицал битый самурай, и в таком контексте нетрудно было понять, что слово «гиант» означает «гигантский» или «огромный».

А отсюда недалеко было и до полной расшифровки.

Гиантрей — это на самом деле «giant tree».

Гигантское дерево.

И что-то подсказывало Барабину, что он находится где-то внутри этого дерево. Недаром стены этих странных пещер напоминают то ли кору, то ли просто древесную ткань.

Может, эти пещеры — что-то вроде дупла. Или того интереснее — червоточины в древесном стволе.

От последней мысли Барабину сделалось не по себе. Он представил себе червяков, которые могли проесть дыры такого размера, и встречаться с ними ему не хотелось категорически.

Так что возглас Тассименше со стороны прохода, в котором еще до большого рывка скрылся отряд черных гоблинов, прозвучал как нельзя кстати.

— Здесь колдовские ворота! — крикнула она, и Барабин, бросив избитого самурая, кинулся на ее зов с затаенной надеждой, что эти ворота ведут туда же, куда переместился Ночной Вор вместе с самой ценной из своих рабынь.