Самозванец приближался, и войско его росло, как на дрожжах, а между тем дела с присягой на Книге Друидов в лагере короля Леона шли туго.

С Роем из графства Эрде все вышло удачно, как и предсказывал Барабин. Сам Истребитель Народов в мостовой башне не появился, но когда король сказал Рою, будто он убежден, что удержать мост смогут только воины, давшие клятву на Книге, бывший тридцать третий граф Эрде сразу понял, к чему его величество клонит.

Во всем войске на тот момент был только один отряд, давший такую клятву. И состоял он из рабынь, опозоривших себя потерей королевского меча.

Стерпеть даже намек на возможность замены его отряда презренными рабынями гордый Рой не мог. Это напоминало ему о том, что он сам потерял свой именной меч, а такие мысли заставляли его скрежетать зубами и кидаться на стенки.

А особенно бесило Роя то, что рядом с королем стоял барон Бекар — тот самый, который еще на «Торванге» попрекал его потерей меча, но теперь почему-то не отказал в верности дону Леону, на глазах которого враги похитили клинок его отца.

Правда, в этом не было ничего странного. Ведь свой собственный меч Флегарн дон Леон сохранил в неприкосновенности, а значит, сохранил с ним и рыцарскую честь, и королевское достоинство.

Рой из графства Эрде находился в другом положении и не мог даже бросить в лицо королю обвинения, которые все шире распространялись по замку и лагерю.

Рыцари говорили между собой, что не может править королевством принц, по вине которого пропал отцовский меч. Но кшатрий не мог повторить такие слова безнаказанно.

И хотя меньше всего на свете он хотел связывать себя клятвой верности королю Леону, другого выхода у него просто не было.

Отказаться от клятвы означало признать себя виновным в измене или как минимум в намерении изменить.

Эта дилемма и невозможность решить ее в свою пользу, а в особенности наглый вид королевских гейш, готовых зарубить его за измену по первому знаку его величества — все это настолько разозлило Роя, что он вырвал тяжелую Книгу Друидов у служительниц храма и прокричал дону Леону в лицо:

— Клянусь, что буду верен королю моему Леону пока жив и не предам его, даже если небо упадет на землю. Не перейду на сторону врагов короля моего, даже если родной его брат позовет меня под свое знамя.

Но королю было мало этого, и он продиктовал продолжение клятвы:

— Клянусь, что пока жив, не допущу, чтобы войска короля моего вошли в черный замок через главные ворота, и не позволю отряду моему отступить, изменить или сдаться.

Пришлось Рою повторить и эти слова, после чего к присяге были приведены все воины его отряда.

А дальше начались осложнения.

Рыцари не хотели давать клятву, потому что им порукой рыцарская честь, а оруженосцы, янычары и рабыни отказывались присягать без приказа или согласия хозяев.

Без возражений присягнули только рабыни меча Флегарна и королевские янычары — но от них это как раз не очень-то и требовалось. Они подчинялись дону Леону не как королю, а как хозяину и нанимателю соответственно, и вряд ли могли изменить даже без всякой клятвы.

Кшатрии Кипруса Лонга после некоторых колебаний согласились дать клятву, немного изменив ее текст. Они поклялись хранить верность королю Леону на время боев за черный замок.

Королевские янычары, рабыни Флегарна и кшатрии Кипруса Лонга представляли собой грозную силу. А после того, как майордом Грус заставил своих вассалов привести к присяге их оруженосцев, наемников и рабынь, у дона Леона заметно прибавилось уверенности в себе. Настолько, что он даже решился объявить всему войску:

— С тех пор, как недостойный брат мой учинил измену в королевстве, измена поселилась и в войске. Дабы пресечь ее, я требую, чтобы все, кто верен мне и славному дому королевы Тадеи, дали клятву на Книге Друидов, что не покинут меня, пока мятеж не будет подавлен. И поскольку многие рыцари не только сами отказываются присягнуть, но и запрещают делать это своим вассалам, слугам и рабыням, мне ничего не остается, кроме как считать их пособниками самозванца и распространителями измены.

По рядам войска, собравшегося перед крепостью Беркат на склоне, ведущем в долину Кинд, побежал глухой нарастающий ропот. Но король, повысив голос, перекричал шум.

— Сегодня я отдал приказ моим гейшам и отряду дона бар-Рабина, барона Дорсета, закрыть ворота крепости Беркат с обеих сторон и не выпускать никого из долины Кинд, пока измена не будет подавлена и клятва не будет дана.

Вассалы майордома со своей свитой сомкнулись вокруг короля. Рабыни меча Флегарна шеренгами встали перед воротами заговоренной крепости, а рабыни меча Турдевана закрыли тяжелые ворота изнутри.

Барабин стоял на крепостной стене и напряженно ждал реакции войска. Если тех, кто внутренне готов изменить Леону уже сейчас, не зная ничего о судьбе Турдевана, окажется слишком много, то они вполне могут пойти на штурм.

Но нет. Войско не двинулось с места. Главные смутьяны успели уйти раньше — вместе с графом Белгаоном или сами по себе.

«Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», — подумал Роман, довольный, что на этот раз пронесло.

Теперь под страхом смерти за измену присягать стали даже рыцари, но процесс продвигался медленно. Книга Друидов была одна, а воинов — много.

Время было упущено, и Родерик явился под стены заговоренной крепости раньше, чем успела дать присягу хотя бы половина королевского войска. И в той половине, которая не присягнула, остались многие из тех, кто категорически не хотел этого делать.

Слухи, что Турдеван — в руке у мятежного принца, поползли по лагерю где-то за день до того, как Родерик прошел через Таугас. Утечка информации случилась сравнительно поздно — но все-таки случилась и вызвала новое брожение в войске.

В последние сутки продолжение присяги было фактически сорвано. Барабин попытался арестовать наиболее активных противников клятвы, но силы были практически равны, и войско раскололось.

Мятежники пошли на штурм крепости Беркат со стороны долины Кинд как раз в тот самый момент, когда на высокой скале по другую сторону крепости появился принц Родерик в красном плаще и с обнаженным мечом в руке.

Что это за меч, с такого расстояния не было видно, но королевские рабыни на стенах Берката не сомневались, что это может быть только один клинок. Тот самый Турдеван, который они поклялись отбить или умереть.

Барабину стоило большого труда удержать гейш от самоубийственного броска.

— Что толку в этом мече, если самозванец захватит замок и короля?! — кричал он, но гейшам плевать было на замок и короля.

Их интересовал только меч Турдеван, и это большое счастье, что хоть какие-то проблески разума сохранялись в их головах.

Рабынь удалось убедить, что их поголовная гибель при попытке снять Родерика со скалы, не приведет к возвращению меча, а это противоречит духу клятвы.

А потом гейшам стало уже не до этих мыслей.

Мятежники атаковали крепость со стороны Кинда, воины Родерика наступали по горной дороге с другой стороны, и чтобы дожить до главного боя за королевский меч, рабыням Турдевана приходилось яростно отбиваться по всем фронтам.