Великий и мудрый Царь Востока возвращался в священный город Ксанаду по Москве-реке, и его ладья уже рассекала носом воды нижнего течения.

По обоим берегам лежали старые владения Соломона Ксанадеви, и здесь его встречали со всеми почестями.

У берегов по колено в воде стояли красивейшие девы, украшенные венками и гирляндами, и кидали в воду цветы.

Царь Востока мог поманить любую из них, и она поплыла бы к ладье, даже не умея плавать.

Но Соломон Ксанадеви не смотрел на девушек.

Он разговаривал со своими приближенными.

Наместники докладывали ему обо всем, что случилось в землях Великого Востока за время его отсутствия – но он не так долго отсутствовал, чтобы здесь могло произойти что-то важное.

С тех пор, как угасли последние очаги восстания рабов, Великий Восток превратился в образец стабильности. Возвращаясь домой, царь Соломон видел вокруг ту же самую картину, которая провожала его по пути отсюда.

Безумное мельтешение, в одночасье меняющее облик мира, осталось позади. Но царь никак не мог забыть о западных делах.

– Что слышно о Заратустре? – спросил он.

– Ничего, как обычно, – ответили ему. – Но с тех пор, как загорелась Москва, его ни разу не видели на востоке.

– Я тоже слышал, что его теперь больше увлекает запад, – кивнул царь. – Говорят даже, будто бы он задумал стать императором Запада.

– Не слишком ли много претендентов? – удивились приближенные.

– Не слишком, – ответил Соломон Ксанадеви. – Реальных всего трое. Он, Гарин и Лев. А значит, для начала он должен устранить Гарина. А потом, когда Лев окончательно достанет всех своим крестовым походом, он явится, как освободитель, и слово «добро» на его мече будет сиять во сто крат ярче, чем «зло».

– Но как он устранит Гарина? У президента Экумены надежная охрана.

– У лидера люберецких тоже была хорошая охрана. Даже я сомневался и не спешил посылать к нему ассассинов. А Заратустра прошел, как нож сквозь масло. И убил всех.

– Тарзан остался жив.

– Только потому, что он так захотел. Кстати, я слышал, Тарзан теперь задумался об искуплении грехов и примкнул к крестоносному войску. И я опасаюсь в связи с этим некоторых осложнений.

– Каких осложнений?

Царь Востока помедлил с ответом и сказал без обычной уверенности в голосе:

– Перехватить власть обычно проще тому, кто находится в шаге от нее. Конечно, никто никогда не видел лица Заратустры, и его трудно узнать случайно. Но чем черт не шутит.

И было трудно понять по его словам, опасается царь, что Заратустру случайно узнают, или втайне желает этого.

– И что, мы ничем не поможем Гарину? – решился спросить один из приближенных.

– А почему мы должны ему помогать? – сварливо вмешался другой. – Заратустра – наш учитель, а Гарин если не враг, то, во всяком случае, и не друг.

Кажется это был главный казначей секты маздаев – некто Балуев, рабовладелец с самым большим стажем в Экумене.

– Есть мнение, что Гарин мой друг, – мягко поправил его царь.

«Есть также мнение, что Заратустра – это Никита Данилович Таратута, 1966 года рождения, рост 164 сантиметра, волосы темные, глаза карие, обладает специальной боевой подготовкой, особо опасен при задержании», – добавил он про себя.

Названный Таратута считался погибшим во время восстания рабов, но чем дальше в прошлое уходила история, тем больше было у Востокова сомнений.

Он очень хотел бы ошибиться – ведь объективные сведения о нем Царь Востока почерпнул из розыскной ориентировки, которая начиналась со слов: «За неоднократные зверские убийства и другие тяжкие преступления разыскивается член организованной преступной группировки Олега Воронова по кличке Варяг…»

Составленная уже после Катастрофы, но еще до полного развала правоохранительных органов, ориентировка завершалась традиционной для того времени фразой: «В случае поимки подлежит уничтожению на месте».

У Таратуты тоже была своя кличка, однако, если не врут информаторы, он, похоже, давно ее сменил. Но остался верен своей привычке – все его имена, начиная с имени отца Данилы, заканчивались на «а». Как и Заратустра.

– Не удивлюсь, если в следующий раз он назовется Малютой, – заметил однажды Царь Востока.

А Малютой, если кто не помнит, звали придворного палача Ивана Грозного.

Право же, не такого человека Соломон Ксанадеви хотел бы назвать своим учителем.

Но увы, получилось так, что сначала Царь Востока бросил в толпу лозунг: «Заратустра наш учитель!» – а уже потом Заратустра явился во плоти.

В те времена, когда Востоков встречался с Таратутой, он показался будущему царю маньяком, который способен думать только об убийстве в навязчивом стремлении истребить все живое.

Он наверняка понравился бы демониадам.

А Заратустра был умен и больше того – весьма разумен. А если и безумен, то в его безумии была своя система.

И если он подарил Царю Востока бесчисленное воинство маздаев, почему не предположить, что другое такое же воинство есть и у него самого.

Армия, которую он может послать в бой одним мановением руки и тремя словами:

– Так говорит Заратустра!

Армия с которой ему не составит труда заполучить трон Императора Запада.

И если его безумие подчиняется логике, то первым шагом на этом пути должно стать устранение Гарина.

А Царю Востока очень не хотелось бы, чтобы его друга убил такой человек.

– Гарин предупрежден и вооружен, – произнес Соломон Ксанадеви вслух. – Но он не слышит предупреждений и не видит очевидного. И стихия разрушения неизбежно поглотит его самого. А если так, то мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ему прозреть.