Макс Игрунов долго не мог решиться на убийство. Одно дело — по пьянке забить человека насмерть, да не в одиночку, а в компании друзей, когда никто не может точно сказать, кем был нанесен роковой удар. И совсем другое — убить кого-то умышленно, на трезвую голову, заранее все спланировав и подготовив. Макс колебался до тех пор, пока лейтенант Цыганенко не явился к Ларисе Бабушкиной домой. И даже после этого продолжал колебаться, но Пашка Качуркин непрерывно капал ему на мозги. Пашка все отчетливее понимал, что если Цыганенко раздобудет доказательства и передаст их генералу Игрунову, а тот с уликами в руках спросит сына, что бы это значило — Макс сразу сдаст всех друзей-соучастников, даже если Цыганенко не узнает их имена и не определит степень их вины раньше. Макса следовало нейтрализовать, и как можно скорее — и Пашка не мог придумать способа лучше убийства. Разумеется, сам он вовсе не собирался убивать Макса.

Наоборот, это Макс должен был убить лейтенанта Цыганенко — после чего длинный язык станет для генеральского сына опасен, как никогда. Ведь в этом случае Макс уже не сможет свалить вину на друзей, и генерал не сможет замять дело, найдя другого козла отпущения. Поначалу Макс сам рвался убивать — причем не только лейтенанта Цыганенко, но и Ларису, и ее нового мужика заодно. Но как только настала пора от слов и планов перейти к делу, он откровенно струсил. Однако он был туп, а Пашка Качуркин — умен и хитер. И капанье на мозги постепенно стало приносить плоды. Максу все явственнее казалось, что главную опасность для него представляет именно лейтенант Цыганенко. Пока адъютант генерала Игрунова жив, велика вероятность того, что он, Макс Игрунов, может оказаться не только там, куда зашлет его в наказание отец, но и в тюрьме, под следствием и судом, а потом — на зоне. Лет на десять, а то и больше. А если Цыганенко умрет, то все, что он накопал, уйдет в могилу вместе с ним. Так говорил Пашка, и Макс ему верил.

— Не бойся, на тебя никто не подумает, — твердил Павел, излагая план убийства. — Надо изобразить обыкновенный грабеж. Он ведь ходит через парк, возвращается домой поздно, почти всегда один. Запросто можно подловить его там, выскочить из-за дерева и шарахнуть по голове чем-нибудь тяжелым. Потом ошмонаешь карманы, заберешь все ценное, документы, кошелек, оружие, если есть. И все. Мало ли таких случаев сейчас. Никто особо и расследовать не будет.

— Ага! Сам попробовал бы… — реагировал на эти инструкции Макс.

— А зачем мне? Это не моя проблема. У меня вообще алиби. Если даже вы все скажете, что я был с вами, другие десять человек скажут, что я в это время был с ними за городом, пил водку и трахал баб.

— А может мне тоже устроить это… Алиби.

— Тебе это не поможет. Это для суда алиби годится, а тут ведь дело не в суде, а в бате твоем… Паша противоречил сам себе, пугая Макса то тюрьмой, то отцовским гневом — но Макс не замечал этих противоречий, зато нервничал все больше и постепенно созревал для убийства. И наконец созрел.