Володя Востоков не ушел с Гариным во время его поспешного бегства из Москвы. Он предпочел и дальше оставаться в гуще событий и наблюдать, как творится история.

Тем более, что ему самому вроде бы ничто не угрожало. Представитель «революционного студенчества» нужен был Казакову, чтобы его правительство окончательно не потеряло лицо.

Востоков давно понял, что его используют, чтобы разбавить слишком уж полицейский имидж нового руководства, и больше никакой роли у него в этом правительстве нет – однако Володя был не тот человек, которого это могло смутить. Он считал себя в первую очередь ученым и уже начинал догадываться о том, чего все остальные даже не подозревали. Он замечал некоторые интересные закономерности там, где все остальные видели только нагромождение случайностей.

И чтобы иметь возможность наблюдать развитие событий без помех, лучше было носить в кармане удостоверение члена правительства, а не волчий билет.

Однако у генерала Казакова были другие планы. Востоков доставлял все больше беспокойства. Пользуясь своим положением, он печатал в «Российской газете», которая теперь выходила только раз в неделю и то не всегда, статьи, идущие вразрез с генеральной линией. И в частности, рассуждал на тему возвращения к натуральному хозяйству и стилю жизни доиндустриальной эпохи.

Все, что он писал, было чистой правдой. Дачники, осевшие за городом, действительно жили подобно крестьянам далекого прошлого. Да и городская жизнь без света, воды и машин, бегущих по улицам, ничем не напоминала двадцатый век, не говоря уже о двадцать первом.

Но генерал Казаков строил свою пропаганду на том, что жизнь день ото дня становится все лучше, проблемы успешно решаются, геологи ищут нефть, лесорубы рубят лес, и скоро в домах вновь появится свет, заработают предприятия и народ заживет не хуже чем до катастрофы.

Понятно, что Казакова не устраивали выступления революционного студента Востокова в единственной и последней газете Москвы. Но с этим справиться было просто – запретить публикацию и дело с концом.

Но была и другая беда. Востоков вздумал протестовать. И не только против ущемления своей личной свободы слова, но и против нарушения прав человека вообще. В частности, против расстрелов без суда и следствия.

– Да я тебя самого расстреляю без суда и следствия! – кипятился Казаков, но Востоков знал, что на это чекисты вряд ли пойдут. Власть уходила у них из рук.

Мафия перехватывала контроль над городом.

Табориты и дачники пока что враждовали с бандитами, но желание свалить полицейское правительство могло оказаться сильнее взаимной неприязни. И репрессии в отношении Востокова и других статистов как раз могли послужить для таборитов толчком к объединению с Варягом.

Но терпеть Востокова рядом с собой генерал тоже больше не мог. Это было выше его сил. А устроить его побег в Табор, как это было сделано с Гариным, означало усилить правительство Экумены. Как никак, Востоков значился вице-премьером, а если премьер и вице-премьер «революционного правительства» сойдутся вместе, то может оказаться, что таборный кабинет легитимнее кремлевского, где останутся только два других вице-премьера.

И решил Казаков спрятать Востокова в лефортовской одиночке, а народу сообщить, что он заболел. В случае чего вице-премьера всегда можно будет предъявить общественности, а в остальное время он не будет путаться под ногами.

Утром генерал вызвал Востокова к себе и сказал деловым тоном:

– Поедешь со мной.

– Куда? – поинтересовался вице-премьер.

– На встречу, – неопределенно ответил Казаков.

– С кем? – не успокаивался Востоков.

– С криминальными авторитетами.

Востоков продолжал задавать вопросы, но Казаков отвечал все так же односложно и непонятно. Вице-премьер понял так, что они едут договариваться о разделе сфер влияния в столице, и решил поехать – опять же ради научного интереса, чтобы быть в гуще событий.

Они погрузились в президентскую машину и на большой скорости покинули Кремль.

– Куда мы едем? – снова задал вопрос Востоков.

– Прямо, – буркнул генерал, явно давая понять, что больше не собирается разговаривать на эту тему.

Однако весь предыдущий разговор Востоков принял за чистую монету. И не очень обеспокоился даже, когда машина, почти не сбавляя скорости, въехала во двор Лефортовской тюрьмы. Мало ли – может Казаков решил выпустить на свободу каких-то перевербованных авторитетов. Или наоборот, с помощью Востокова завербовать кого-то, чтобы потом использовать для разложения или разобщения криминальной среды.

Но Востокова ожидало большое разочарование. На входе в тюремный корпус ему заломали руки, быстро и профессионально обыскали и объявили:

– Вы арестованы!

– По какому обвинению? – пытался качать права вице-премьер, теперь уже бывший.

– По подозрению в государственной измене, – огорошили его чекисты, и Востоков счел за благо заткнуться.

Государственная измена – это серьезно. По такому подозрению его и правда могли расстрелять без суда и следствия. Так что лефортовская одиночка – это вовсе не худший вариант.