Закрытый нудистский пляж в лесопарке на окраине города был ко всему прочему еще и платным. Впрочем, вход стоил недорого, а за счет этих денег оплачивались услуги не только охраны, но и уборщиков. Поэтому пляж был по-европейски чист и уютен, а стражи ворот. – вежливы и улыбчивы.

Смешней всего, однако, было то, что пляж имел ограждение только при входе. Если пройти дальше лесом, то можно было проникнуть на территорию нудистской обители совершенно беспрепятственно. Однако за порядком на берегу бдительно следили добровольные дружинники и дружинницы, которые помимо форменных костюмов Адама и Евы имели еще и красные повязки на руках.

Дружинники внимательно наблюдали, у всех ли загорающих имеются на шее входные жетоны и нет ли среди присутствующих каких-либо подозрительных личностей, чье поведение явным образом выдает недобрые намерения.

Особенно хозяева пляжа опасались разного рода маньяков-педофилов, поскольку среди взрослых нудистов без малейшего стеснения лежали, бегали и плавали голенькие дети обоего пола в возрасте от нуля до восемнадцати лет.

Это обстоятельство было одной из причин многочисленных придирок всевозможных контролирующих организаций, которые никак не могли забыть старый свод комментариев к Уголовному кодексу, где еще в советские времена было написано, что одной из форм развращения малолетних является циничное обнажение в их присутствии.

Нудисты отговаривались тем, что их обнажение совсем не циничное, и изо всех сил старались собственноручно изгонять с пляжа людей, чье поведение не соответствовало идеалам натуризма и здорового образа жизни.

Таких людей (преимущественно мужчин) выбрасывали за границу пляжа даже в том случае, если они заплатили за вход и пришли, как и положено по правилам, вместе с девушкой.

Что касается тех, кто за вход не платил и пробрался на пляж лесом, то таких выгоняли даже в том случае, если их поведение соответствовало идеалам натуризма в полной мере и без малейших отклонений. Впрочем, красивым девушкам и тут делались поблажки. Их просто просили заплатить, а если не было денег, то добрые дружинники могли выдать бирку и так.

С мужчинами поступали иначе. У них запоздалую плату не принимали и просили немедленно удалиться. А тех, кто не удалился, выводили под руки. Если же персона нон грата оказывала сопротивление, дружинники звали охрану, а охранники на время переставали быть вежливыми и улыбчивыми.

Костя Найденов и влюбленная в него медсестра Анжела прошли на пляж законно, уплатив охраннику на входе. Их предупредили, что на берегу не следует слишком долго оставаться одетыми, иначе это вызовет подозрение у дружинников, но Анжела здорово стеснялась, потому что одно дело вешаться голышом перед зеркалом или открывать дверь любимому мужчине и совсем другое – предстать в том же виде перед толпой людей, среди которых половина – мужчины.

Костя Найденов тоже стеснялся – главным образом потому, что обнаженные женщины стаями произвели неизгладимое впечатление на его организм. На организм других мужчин они такого впечатления почему-то не производили, наверное, сказывалась привычка, нечто вроде иммунитета. А Костя оного иммунитета еще не имел и очень от этого страдал.

Заметив его страдания, Анжела поощрительно улыбнулась и шепнула юноше на ухо:

– А ты залезь в воду. Все сразу и пройдет.

Костик решил послушаться доброго совета и полез в воду в плавках. Это не укрылось от взгляда юной Дружинницы в красной повязке, чье строгое личико не вязалось с ее соблазнительной фигуркой, открытой всем ветрам, и она уже собиралась направиться к нарушителю с намерением то ли объявить выговор, то ли удалить Костика с поля. Но тут Костик, окунувшись в воду по шею, поднял над головой свои плавки, демонстрируя их дружиннице лично.

Инопланетный Наблюдатель тоже положил на дружинницу глаз, поскольку давно мечтал переселиться обратно в женщину. Наслаждение от любви в теле мужчины с каждым разом становилось все слабее, и это угнетало Наблюдателя, который и без того был до крайности подавлен надвигающимся судебным процессом и все более явственной угрозой высшей меры наказания.

Между тем на пляже и в воде были и другие достойные объекты для вселения, которые запросто могли заткнуть дружинницу за пояс, если бы он у них был. Сам Наблюдатель неплохо разбирался в женской красоте, но он пользовался в качестве критерия отбора вкусами Носителя, а Костик Найденов разбирался в обнаженной натуре очень хорошо.

Костя уделял чрезмерно много внимания прелестям нагих купальщиц, но искусно это скрывал, и потому дружинники не имели к нему претензий.

Прохладная вода сделала свое дело, и, когда Костик, замерзнув, решил выходить на берег, главная проблема была решена. Второстепенная, правда, осталась: он все равно стеснялся ходить голым, но с каждым шагом шугался все меньше, а потом и вовсе забыл обо всем, поскольку увидел незабываемое зрелище.

Девушка не то чтобы очень красивая, но удивительно гибкая и раскованная, под ритмичную латиноамериканскую мелодию, льющуюся из магнитофона, танцевала стриптиз и делала это так, что на нее, забыв о приличиях, устремили взгляды многие из присутствующих мужчин.

Заметив, что он не один такой, Костик перестал украдкой бросать на стриптизерку мимолетные взгляды и нацелился на нее широко открытыми глазами. А Наблюдатель в его мозгу интерпретировал новые эмоции Носителя по-своему и решил, что эта девушка и есть самый лучший объект для вселения.

Сделав такой вывод, Наблюдатель в чреве микробота плавно выскользнул наружу через ушную раковину Носителя и, пролетев всего с десяток метров, юркнул в ухо Инги Расторгуевой, которая как раз в этот момент сбросила с себя последний предмет одежды и закончила танец под бурные аплодисменты благодарной публики.