Инга оказалась по соседству с Любой Добродеевой совершенно случайно. Просто они обе наблюдали за происходящим с халявных мест у самого ринга, а этих мест было не так уж много.

Инга была одета в спортивный халат, хотя в подсобке у нее была и повседневная одежда, и несколько костюмов для выступлений. Она просто не захотела идти в подсобку, опасаясь упустить самое интересное. Не в соревнованиях, конечно, поскольку соревнования волновали ее мало, а в действиях киллера Бориса.

Инге ужасно хотелось узнать, кого он собирается убить и удастся ему это или нет.

От ее взгляда не укрылось движение киллера, когда он целился в кого-то авторучкой, но момент выстрела она все-таки пропустила. А потом началась суматоха, связанная со смертью собаки, и Инга не сразу поняла, что Борис имеет к этой смерти самое прямое отношение.

До нее дошло, когда собаку уже унесли и представление участников продолжилось, – и тут Инга ужаснулась. Только теперь она окончательно осознала, что Борис – действительно киллер, а это значит, что ей грозит прямая и непосредственная опасность. Даже несмотря на заверения, что он никогда и никого не убивает бесплатно.

Инга аж подпрыгнула, когда киллер бесшумно подошел к ней сзади и тихо произнес, накрыв ладонями рельефно выступающие под халатиком груди:

– Слава Богу, я тебя нашел.

Смятение, наверное, очень отчетливо отразилось на ее лице. Инга была готова обратиться в паническое бегство и наверняка не преминула бы сделать это, если бы Борис не прижал ее к себе своими мощными руками, из которых было не так-то просто вырваться.

Не обращая внимания на толпу вокруг, он повернул Ингу к себе лицом и поцеловал ее, а она ответила на поцелуй, дрожа то ли от страха, то ли от возбуждения, а скорее – от того и другого вместе.

– Ты пришел меня задушить? – спросила она, но голос перехватило на полуфразе, и она получилась далеко не такой шутливой и задорной, как ей хотелось.

– А ты этого хочешь? – спросил в свою очередь киллер.

– Только если не до смерти, – ответила Инга, хотя в голове вертелась мысль о том, что она сумасшедшая и такими неосторожными словами может подписать себе смертный приговор.

– Об этом не беспокойся, – громко сказал Борис ей на ухо. Громко, потому что иначе ничего нельзя было услышать в двух шагах от ринга, где чем-то похожие друг на друга японец и киргиз готовились начать первый бой соревнований, проходящих по олимпийской системе с выбыванием.

– Ямагучи! Ямагучи! – на пределе голосовых возможностей вопила Люба Добродеева прямо над левым ухом Инги, а в правом она слышала голос Бориса:

– Я решил больше никого не убивать. Надоело. Слишком много риска и никакого удовольствия.

– Правда? – удивилась Инга. – А почему ты решил это только теперь?

– Мне стало жалко собаку, – ответил Борис.

– Значит так, да?! – возмутилась Инга. – Собачку тебе жалко, а людей нет?

– Ты ничего не понимаешь. Люди – это привычное, а собака – в первый раз. И до того тошно, что и людей убивать больше не хочу. И вообще ничего больше не хочу. Хочу любить женщин и рожать детей.

– Прямо сам?

– Да нет, я в том смысле, что надо восполнить урон, который я нанес народонаселению.

– Я не согласна! – решительно заявила Инга. – Никогда не мечтала стать матерью-героиней.

– Да я и не настаиваю. Детей можно рожать от разных женщин.

– Ну ты даешь! – воскликнула Инга. – Ты что, действительно решил восполнять ущерб таким способом?

– А почему нет?

– Да потому что с такими мыслями ты можешь запросто загреметь в психушку. Если ты киллер, значит, и вообще-то псих, а теперь крыша у тебя, похоже, совсем не на месте.

– Может быть, – не стал спорить Борис.

Он и сам не понимал, что с ним происходит. Ведь еще сегодня утром подобные мысли не могли даже прийти ему в голову.

«Наверно, я схожу с ума, – думал Борис, не подозревая о том, что причина странных мыслей – это инопланетный Наблюдатель, засевший у него в мозгу. – Девчонка права: этой работой нельзя заниматься без вреда для психики. Так что все верно – надо бросать, пока я не свихнулся окончательно».

А тем временем сэнсэй Ясука Кусака, только что незаметно для самого себя счастливо избежавший смерти, даже не подозревал, что его подстерегает новая опасность.

А может быть, и подозревал, только никому об этом не говорил.